Мотылёк  (гет)

Акт третий: Замкнутый круг

* * *

Ее пальцы скользят по моей щеке, лаская кожу, обещая, увещевая, уговаривая. Я почти верю этим карим глазам, этой нежности. Она просит меня остаться. Мне нужно лишь кивнуть головой в знак согласия. Но где-то далеко, на краю сознания продолжает звучать голос той, другой, которая поверила мне. Поверила в меня. «Возвращайся, Северус, возвращайся. Ты нужен мне», — шепчет Гермиона.

— Останься.

* * *

— Гермиона… Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил я.

— Сижу, — безмятежная улыбка коснулась ее губ.

Абсурд. Она не может быть здесь! Во время взрыва Грейнджер сидела в другом конце класса. Я это точно знаю. Внимательно глядя на девушку, я медленно обошел стол и сел на противоположную скамью, лицом к ней.

— Ты устал, — не спросила, а заявила она.

— Какая невероятная наблюдательность, мисс Грейнджер, — язвительно произнес я, скрещивая руки на груди. Сомневаюсь, что это настоящая Гермиона.

Она никак не отреагировала на мое замечание. Чуть подавшись вперед, девушка облокотилась на стол и положила подбородок на переплетенные пальцы рук. Весь ее вид выражал крайнюю степень заинтересованности.

— Ты уже познакомился с Совестью? — поинтересовалась она.

— С кем?

— Совестью, внутренним голосом… Он же — занудный дядя, обожающий поучать всех и каждого.

— Совесть, говоришь, — повторил я. — Чья?

— Что за глупый вопрос? Твоя, разумеется. О! Так ты не знаешь, — кивнув своим мыслям, Гермиона нахмурилась.

— Чего не знаю? — мой голос звучал обманчиво мягко. Я был зол, очень зол.

Откинувшись на обвитую плющом стенку беседки, девушка объяснила:

— Ты оказался замкнутым в своем сознании, Северус. Нет! Не перебивай! — воскликнула она, заметив, как я открываю рот. — Я точно не знаю, что случилось в реальном мире. Наверное, несчастный случай или травма. В любом случае, там ты, Северус, оказался в оцепенении и перенесся сюда.

Я провел пальцами по подбородку и нахмурился. Странная история, но она, признаюсь, не лишена смысла.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю. Я знаю, — ответила Грейнджер. — Это место создал ты. Бескрайнее зеленое поле — твое подсознание, твой мир, куда ты каждый раз попадаешь во сне. Я и Совесть живем здесь. А теперь и ты.

— Почему поле? — задал я первый пришедший в голову вопрос.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Раньше здесь было ущелье с водопадом. А еще до моего появления — выжженный клочок земли в окружении непроглядной тьмы. Совесть говорит, что декорации меняются в зависимости от твоего эмоционального состояния.

— Я сошел с ума, — подытожил я.

— Не факт, — возразила псевдо-Гермиона, вставая из-за стола. Приблизившись ко мне, она протянула мне руку и прошептала:

— Пошли.

— Куда?

— Увидишь, — ответила она, лукаво глядя мне в глаза.

Я поднялся на ноги, сжав узкую ладошку.

— Мне нужны ответы, Гермиона.

— Разумеется, — шепнула девушка, увлекая меня за собой.

* * *

Выйдя из беседки, мы оказались на знакомом поле, поросшем зеленой травой. В воздухе витал нежный цветочный аромат. Ветер лениво шевелил тонкие стебли, пригибая их до земли. А вокруг стояла тишина: звонкая, вязкая, чарующая. И жуткая.

Оглянувшись, я посмотрел на Гермиону. Поймав мой взгляд, она сказала:

— Надо идти, пока не стемнело.

— Боишься темноты? — я насмешливо посмотрел на нее.

— Нет, не в этом дело.

— А в чем?

— Ты не сможешь идти ночью. Они не пустят.

— Они? — переспросил я. — Ты же говорила, что здесь живете только ты с Совестью.

— Я не могу этого объяснить. Не сейчас, — произнесла девушка, не глядя на меня.

Отпустив мою руку, она сделала несколько шагов вперед и, подняв ладошку вверх, резко сжала кулачок. Миг — и в ее руке с легким хлопком материализовался белоснежный зонтик. Раскрыв его и покрепче сжав в руке, Гермиона пошла вперед, не оглядываясь. Я последовал за ней, удивленно рассматривая предмет. Зачем он ей в солнечную погоду?

— Чтобы защитить лицо от солнечных лучей, — ответила на мой мысленный вопрос девушка.

— Я не спрашивал тебя, — заметил, продолжая идти за ней.

— Спрашивал.

— Нет.

— Да. Ты мысленно задал мне вопрос. Я ответила, — пояснила Гермиона. Голос звучал беспечно, в нем проскальзывали скучающие нотки. Наверняка, она сейчас закусила нижнюю губу, напряженно ожидая моего ответа. По крайней мере, настоящая мисс Грейнджер поступила бы именно так.

Я ничего не сказал, предпочитая молчание. Мне нужно о многом подумать.

* * *

Мы шли долго. Вокруг была все та же тишина. Сейчас она мне кажется все более давящей, зловещей. Странное место.

— Это мысли у тебя странные, а место нормальное, — вырвал меня из размышлений мелодичный голос.

— Ты читаешь мои мысли? — поинтересовался я, в два шага оказавшись рядом с ней и пытливо заглядывая в глаза.

— Неудачная формулировка. Мысли не читают.

— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил я, продолжая смотреть на нее.

Гермиона раздраженно тряхнула волосами.

— Северус, это твое подсознание. Твои мысли и эмоции создали это бескрайнее поле, небо, ветер, меня. Не имеет значения, думаешь ты или говоришь. Мы тебя в любом случае поймем. Нам не нужны объяснения и пустые слова. У нас с тобой одна дорога, одна горечь на двоих. Понимаешь?

Отступив на несколько шагов назад, я скрестил руки на груди. Глупо пытаться понять это существо. Но теперь я точно знаю, что она — не Гермиона. Моя девочка никогда бы не стала меня убеждать в том, что она понимает меня лучше, чем я сам себя.

Проигнорировав ее вопрос, я спросил:

— Нам еще долго идти?

— Мы уже пришли, — ответила она, указывая рукой на что-то за моей спиной.

Оглянувшись, я увидел возвышающуюся скалу и арку, тянувшуюся черным тоннелем вдаль. Я могу поклясться, что еще минуту назад ее там не было. Тишина стала менее давящей. Вместо этого в воздухе повисло ожидание. Мрачное, скользкое, горько пахнущее полынью ожидание.

— Иди, — подтолкнула меня рукой Гермиона.

— А ты?

— Я тебя здесь подожду, — робко улыбнувшись, девушка сложила зонтик. А потом с хлопком исчезла, распавшись на сотни белоснежных мотыльков. Взмыв в небо, бабочки закружились в воздухе и растворились, мягко шурша крылышками. Я стоял на месте, ошеломленно глядя в небо. Что ж, становится все интересней и интересней.

Путь к арке не занял много времени. Ровно сорок два шага. Точность никогда не бывает лишней. Кто знает, что меня ждет по ту сторону? Перед входом я замер, внимательно осматривая искусную резьбу на камне. Клинок, увитый плющом, выглядел устрашающе. Казалось — протяни руку и сможешь ощутить его тяжесть и холод металла. Криво усмехнувшись, я сделал шаг вперед, навстречу ….

* * *

— … неизвестности. Ее я боюсь больше всего, — подойдя к окну, я продолжила говорить Северусу, неподвижно лежащему на больничной кровати. — Уже прошел месяц. Знаю, я давно тебя не навещала, но… Впрочем, мне нет оправдания.

Горький смешок сорвался с моих губ. Как же тяжело приходить сюда и видеть его таким беспомощным. Он всегда был сильным. Всегда.

— В субботу был прощальный ужин перед отъездом. В своей речи профессор МакГонагалл поблагодарила нас, выпускников, за проявленное мужество и стойкость. Она сказала, что эту войну выиграли дети, и что волшебники не имеют право забывать о цене, уплаченной за победу. Хорошие слова, правда? — оглянувшись, я внимательно посмотрела на бледное лицо, покрытое тонкой сеткой шрамов. — Знаешь, мне показалось, что ты пошевелился.

Сглотнув горький комок, вставший поперёк горла, я села в кресло, стоявшее возле кровати.

— В тот день, на зельеварении, я думала о нас. О том, есть ли у нас будущее. Признаюсь, что сомневалась в нем, сомневалась в нас. Наверное, ты бы сейчас поджал губы и с каменным лицом сказал: «Ты свободна. Я тебя никогда ни к чему не обязывал и никогда ничего не просил». А следовало бы! Тогда бы мне не пришло в голову сомневаться в твоих чувствах.

Я наклонилась вперед, опершись локтями на колени, и закрыла ладонями лицо. Лучше не стало. Но я по крайней мере перестала видеть его неподвижное тело. Как же я в этот момент ненавидела себя! Моя слабость переросла в эгоизм. Все это время я думала о себе, о своей репутации и образовании. Боялась, что друзья и знакомые осудят меня за мой выбор. Зря. Теперь я понимаю, что была не права, что запуталась и не смогла вовремя остановиться.

Вздохнув, я продолжила говорить:

— Я всегда говорила тебе, чего хочу, но никогда не спрашивала, чего хочешь ты. Несправедливо, правда? А ты никогда не заострял на этом внимания, ты просто жил и любил меня. Любил так, как можешь только ты: сильно, нежно, отчаянно, терпеливо снося все мои капризы. Нас было двое, но ты никогда не разделял нас. Для тебя, Северус, мы были едины, — отняв руки от лица, я вновь посмотрела на зельевара. Он оставался неподвижным. — Мне страшно. Я боюсь, что ты никогда не проснешься. Не хочу об этом думать. Я решила, что поеду учиться в Сорбонну. Так будет лучше для нас обоих, и… — недоговорив, я рассмеялась — громким, истерическим смехом.

Вжавшись в спинку кресла, я прекратила смеяться и прошептала:

— Глупая, кого я обманываю? — сделав короткую паузу в своем монологе, я повернула голову в сторону окна. Там, за стеклом, было солнечно, тепло — не то, что здесь.

— Северус, я верю в то, что ты сможешь вернуться к нам. Ты всегда был сильным. Я буду навещать тебя, обещаю. И кто знает, возможно, однажды ты откроешь глаза и скажешь: «Здравствуй, Гермиона!».

Акт четвертый: Разговор

* * *

Три шага разделяют нас с тобой. Я не хочу их делать. Дистанция необходима, чтобы сохранить остатки гордости. Чьей? Не знаю. Но это важно. А ты в растерянности стоишь перед порталом и не можешь поверить, что я ухожу. Не хочешь. Да и зачем? Куда проще себя обманывать. Кто ты, Мотылек? Выдумка, иллюзия, фантом. Тебя не существует. Ты лишь плод моего воображения. Но я люблю тебя. Это единственное, что здесь реально, и единственное, чего я никогда не смогу тебе сказать.

* * *

Пройдя сквозь арку, я оказался в просторном зале. Мраморные колонны подпирали потолок, выложенный разноцветными кусочками стекла. Лучи света, проникая сквозь них, причудливым образом изламывались и искажали пространство. Игра света и теней была красивой, завораживающей. Сделав несколько шагов вперед, я замер, и стал осторожно рассматривать зал. С момента прибытия меня никак не покидало ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Это жутко раздражало.

— Кто здесь? — прервал я тишину и покрепче сжал в руке палочку.

Мой голос разнесся по залу и, отражаясь от голых каменных стен, эхом вернулся ко мне.

— …о здесь, есь, есть… — издевательски протянуло оно.

Я не стал повторять свой вопрос. Встав в центре, под разноцветными лучами, я замер. Меня здесь ждали — об этом свидетельствовали стол и два витых стула. На столе лежало блюдо с фруктами и стояли два бокала, наполненные прозрачной жидкостью. Я сел на ближайший стул и сложил руки на коленях, здраво рассудив, что если бы на меня хотели напасть, то я уже был бы мертв.

Услышав шорох, я повернул голову. Из-за колонны появилась высокая фигура, закутанная в черный балахон с капюшоном, под которым было не видно лица. Я нахмурился: мне не нравится, когда люди прячут свое лицо и отраженные на нем эмоции. Это значит, что им есть что скрывать. Приблизившись ко мне, человек сел на свободный стул. Он не спешил нарушать тишину. Я тоже, несмотря на то, что у меня в голове роились сотни вопросов.

Свет и тень причудливо переплетались, создавая невероятные образы. Иногда они были смешные, иногда страшные. Мне нравилось наблюдать за их игрой. Она успокаивала и снимала напряжение от присутствия незнакомца.

Первым нарушил тишину он, поинтересовавшись:

— Ты долго будешь молчать?

Одарив его холодной усмешкой, я, в свою очередь, задал вопрос:

— Кто вы?

— Я ведь уже представлялся, Северус. Неужели у тебя такая короткая память?

Протянув руку с длинными паучьими пальцами, мой собеседник взял с подноса персик и стал вертеть его в руках. Я напрягся. Эта рука может принадлежать только…

— … Вольдеморту? — закончил он мою мысль.

— Да, — сглотнув, ответил я.

Волшебная палочка в руке создавала лишь иллюзию защиты. Но даже эта иллюзия была сейчас мне необходима.

— Северус, я не твой бывший хозяин.

— Тогда кто?

— Совесть, — ответил он. — Разве Мотылек тебе не говорила?

— Кто? — переспросил я.

— Девушка, которую ты по ошибке принял за Гермиону, — пояснил он.

— Говорила. Но почему ты принял облик Темного Лорда? — спросил я, не замечая, как от волнения перешел на «ты».

— А кого ты хочешь перед собой видеть? Дамблдора?

— Нет, — я покачал головой. — Настоящий образ.

Последние слова прозвучали твердо, почти требовательно. Пожав плечами, Совесть положил персик на поднос. Миг — и вместо фигуры в балахоне появился черноволосый мальчик в старой поношенной одежде. Его длинный нос и черные, глубоко посаженные глаза смотрелись на бледном лице неорганично. Он выглядел неопрятно, а из-за сурового выражения лица — отталкивающе.

— Ну как, нравится? — спросил Совесть.

— Да, так намного лучше, — признался я. И не столь важно, что передо мной сидела моя десятилетняя копия. Теперь можно было задать вопросы и получить на них честные ответы. Ведь врать самому себе — дело неблагодарное.

— Что это за место? — я решил начать с самого простого.

— Твое подсознание. Мир, который ты, Северус, создал в своих мечтах и снах. Я бы назвал его идеальным, — протянул мальчик, и вновь взял с подноса персик.

— Ты считаешь, что предел моих мечтаний — бескрайнее зеленое поле?

— А почему бы и нет? — задал он риторический вопрос. — Может, тебе зелени в жизни не хватает? Вон какой бледный сидишь. Наверное, солнце раз в году видишь, и то по праздникам.

— И все же?

— Северус, этот мир не ограничивается, как ты выразился, «полем». Здесь есть и моря, и водопады, и скалы, и леса. Тут также живут разумные существа.

— Хорошо. Здесь действует магия?

Я продолжал сжимать в руках палочку, смутно подозревая, что в этом месте она совершенно бесполезна.

— Нет, — подтвердил мои подозрения Совесть.

— Как я сюда попал?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Обычно ты сюда переносишься во сне. Можно предположить, что там, в реальном мире, ты спишь.

Я внимательно посмотрел на мальчишку сверху вниз, выражая тем самым свое отношение к этой гениальной мысли. Раздраженно взглянув на меня, Совесть сказал:

— Северус, я не знаю, что там случилось. В любом случае, ты жив.

— Почему ты так думаешь?

— Если бы ты умер, то я и этот мир тоже бы исчезли.

Я спрятал палочку и задумчиво провел пальцами по губам. Пока что слова Совести были вполне логичны и не лишены здравого смысла. Поэтому я решил задать ему самый главный вопрос:

— Как мне отсюда выбраться?

— Проснуться.

— Как?

— Я не знаю. Северус, я всего лишь твой внутренний голос. Тот, с кем ты разговариваешь в своих мыслях. Я не могу знать всего, — ответил мальчик, откусив кусочек персика. Пока он жевал, я обдумывал свой следующий вопрос.

— Как долго я здесь находился в прошлый раз?

— Минут пятнадцать, а что?

— Да так, есть некоторые предположения, — я усмехнулся, увидев на его лице любопытство. — Если я нахожусь здесь так долго, это значит, что я уснул не по собственной воле. Скорее всего, на меня воздействовали магией. Последнее, что я помню, перед тем, как оказаться здесь — это взорвавшийся котел мистера Уизли. Возможно, сейчас я нахожусь под влиянием его зелья, а это значит…

— … что ты не сможешь сам проснутся, — закончил он за меня предложение.

— Да уж, весьма любопытная ситуация, — скривившись, заметил я. — И что же мне теперь делать?

— Ждать.

— Ты так считаешь?

— Да, Северус. Ни ты, ни я не можем ничего сделать, чтобы как-то изменить события в реальном мире и быстрее тебя туда вернуть. Поэтому вот какой совет я могу тебе дать: расслабься и наслаждайся сном. Прогуляйся по полю раздумий, искупайся в море сомнений, взберись на горы сарказма…. Это мир удивительный, в нем много тайн. Поверь, Северус, время, проведенное здесь, будет не самым худшим в твоей жизни.

— Возможно, — проговорил я, глядя в его чересчур мудрые для ребенка глаза. — Спасибо за ответы, Совесть.

Встав со стула, я не оглядываясь пошел к выходу. Я не прощался, потому что знал — это отнюдь не последняя наша встреча.

* * *

Выйдя из арки, я увидел Гермиону, которая рассматривала что-то в небе. Она держала в руках все тот же белый зонтик, который закрывал половину ее лица. Каштановые волосы мягкой волной лежали на ее плечах, обволакивая хрупкую фигурку. Я украдкой любовался Гермионой.

«Нет, не Гермионой. Мотыльком!», — поправил я себя мысленно.

Не спеша подойдя к ней, я поинтересовался:

— На что ты смотришь?

— На небо. Оно прекрасно, — раздался тихий ответ.

Я тоже посмотрел на небосвод, окрашенный в розовые и пурпурные цвета; возле самого горизонта он был ярко-красным, с легкой сиреневатой дымкой у самой земли. Странное сочетание красок, но, признаюсь, красивое.

Солнце садилось, а мы все продолжали смотреть на небо. Тишину нарушало лишь наше дыхание да едва заметный ветер, шуршащий по траве. На душе у меня было хорошо и спокойно. Несмотря на всю эту нелепую ситуацию, я впервые за долгое время наслаждался тишиной. Рядом со мной была прекрасная девушка. И пускай она всего лишь копия Гермионы. Сейчас мне необходимо ее присутствие и эта иллюзия.

— Северус, посмотри, какое яркое солнце! Правда, красиво? — неожиданно спросила она, поворачиваясь ко мне. Край зонтика больно задел плечо. К тому же, он мешал прикоснуться рукой к ее волосам.

— Да, очаровательно. Только убери, наконец, этот проклятый зонт!

Девушка в ответ беспечно засмеялась, запрокинув голову. Сильный порыв ветра вырвал зонтик из ее рук, подхватил его и унёс. Но сейчас это совершенно не имеет значения. Ведь она смеется. Она счастлива. И я счастлив вместе с ней. Поддаваясь порыву, я провожу рукой по ее мягким волосам. Девушка довольно жмурит глаза и прижимается ко мне спиной. Я ее, однако, не обнимаю, да она и не жалуется.

Так мы стоим неподвижно, наслаждаясь закатом и обществом друг друга. А потом Мотылек отстраняется. В блеклых солнечных лучах она прекрасна. Не той обжигающей, волевой красотой, как Гермиона. Нет! Она мягкая, податливая, нежная. И это замечательно. Глядя на нее, я ловлю себя на постыдной мысли, что, если соединить ее и Гермиону, получится идеальная женщина.

— Северус, нам нужно идти! — говорит Мотылек. И я замечаю в ее глазах беспокойство.

— Что случилось? — спрашиваю я, чуть нахмурившись. Она напугана, и я никак не могу понять причину этого внезапного страха.

— Нужно идти! Они скоро будут здесь.

— Кто? — интересуюсь я и успокаивающе опускаю ладонь ей на плечо. Она дрожит. Что же могло так напугать Мотылька?

— Тени, — тихо отвечает она.