I'm falling to pieces  (гет)

Я сижу в кабинете трансфигурации, перебирая пряди волос, и отстраненно смотрю в сторону окна, за которым моросит осенний дождь. Октябрь всегда был одним из моих нелюбимых месяцев. Вечные дожди, грозы и туман. И этот душный запах сырости, пропитывающий тебя от и до, что хочется немедленно отправиться куда угодно, только бы почувствовать ощущение сухого тепла на своей коже, и яркий солнечный свет, слепящий глаза до слёз. Словом, всё противоположное тому, что поймало тебя здесь в ловушку.

К счастью, большую часть моего пребывания в Хогвартсе проблема времяпровождения в стенах замка никогда меня не волновала. Рядом были друзья, готовые в любой момент наполнить жизнь дружеской поддержкой, весельем и беспечной радостью. Мои верные, самые настоящие друзья. Гарри и Рон. Мысли о последнем заставляют сердце сжаться, а к горлу уже подступает ком, но я быстро подавляю в себе это, как и прежде.

Конечно, были и трудности. С каждым годом мы понимали то положение, в котором оказались, что нам предстоит пережить. Уже тогда я пыталась настроить себя на всевозможный финал, но всё было тщетно. Я, лучшая ученица школы, всегда знающая ответ на любой вопрос, столкнулась с реальной жизнью и впервые потерпела неудачу. Вот так и начинаешь чувствовать себя никчемной всезнайкой. Поначалу даже злишься, но смирение приходит быстро, потому что тебя начинает постепенно заполонять равнодушие.

Но я никогда не могла представить, что это породит во мне столько ненависти. Когда не знаешь, что принесет тебе следующий день,— найдешь ли ты своих друзей в списках погибших или самолично увидишь произошедшее, земля невольно уходит из под ног, а всё вокруг кажется дурным сном. Чувство пробуждения приходит с первой смертью, случившейся на твоих глазах. Я так и не узнала имя того на вид третьекурсника, который получил смертельное заклятие за какую-то жалкую долю секунды от одного из пожирателей во время нашей, тогда еще первой, битвы в Хогсмиде. Все произошло слишком быстро. Мы думали, что сможем подобраться к замку ближе для поиска крестража, к тому же были рождественские каникулы, и вероятность встретить кого-то из знакомых сравнивалась к сотым процента. И вот тогда мы и попались. Я почувствовала, как зеленая вспышка пролетела в полуметре от меня, ударяясь в стену дома, а затем обернулась и увидела их. Трое пожирателей в масках как будто уже ждали нас. Мы отступали к Визжащей Хижине, ближе к лесу, чтобы иметь преимущество скрыться, как этот темноволосый мальчик вдруг оказался не в том месте и в ненужное время. Когда я с ужасом смотрела на его лицо, из глаз которого перед смертью успело вытечь несколько слезинок, уже тогда я чувствовала, что получила это заклятие и сама.

Во мне словно что-то умерло, но одновременно возродилось. Такое доселе незнакомое чувство, заполоняющее здравый смысл, когда телом движут одни инстинкты и эмоции, что-то близкое по духу истерике, но жесткое и непоколебимое. Желание мстить. Мстить и убивать, пока последний пожиратель не испустит свой дух. Я знала, что они должны заплатить за всё. За смерть этого мальчика, за тот ужас, который навели на всех волшебников, заставив их бояться и каждый день испытывать чувство последнего прожитого дня. Поэтому в последней битве я полностью ощущала себя оружием, способным на убийство во имя блага. А потом потеряла Рона.

Руки самопроизвольно начинают трястись, ведь я опять пришла к тому, от чего пыталась сбежать. Я знаю, что если буду и дальше думать о нем, придет следующая вспышка воспоминаний, которая просто напросто еще больше уничтожит меня. Я тяжело сглатываю и снова обращаю внимание на профессора Макгонагалл, которая, я уверена, тоже не спускает с меня глаз. Почему они так заботятся о других, когда сами повреждены не меньше? Почему им по-прежнему не всё равно? Или они просто делают вид, играют свою роль? Я мрачно усмехнулась. Теперь мне было сложнее понять эти, очевидные на первый взгляд, вещи. Я сломана и не подлежу починке, потому что какая-то важнейшая деталь была навсегда утеряна, а я даже и не заметила, когда её лишилась.

Я резко поднимаюсь со своего места и направляюсь к выходу из класса, даже не взяв учебники и сумку, чувствуя за спиной десятки взглядов. Ну и пусть, сейчас уже не время сожалеть.

Я уже знаю, куда ведут меня ноги. Астрономическая башня. Единственное место, где Гарри не сможет меня найти, а значит, я могу побыть одна без какого либо постороннего вмешательства. Медленно опускаюсь на ступени и достаю из кармана блокнот и палочку. Смотрю на пустой лист какое-то время, потом делаю взмах, и на бумаге начинают появляться первые очертания моего возможного дома. Я часто так рисую, каждый раз добавляя что-то новое. Сегодня это чайки, потому что мой дом рядом с побережьем, воздух морской, и он в избытке. То, что я мечтаю почувствовать, но никогда не смогу. Так я постепенно ухожу в свой мир, чувствуя небольшую принадлежность к тому месту, которое перед моими глазами.

За это время я быстро научилась определять чье либо присутствие рядом. Поэтому мне хватает секунды поднять взгляд и увидеть его, стоящего на несколько ступеней ниже. Я понимаю, что он реален, и что это не мое подсознание, хотя первое время меня одолевают сомнения, и я сопоставляю два образа. Отличие в том, что в моих мыслях на его лице нет маски равнодушия. Там есть всё.

— Что ты здесь делаешь? — я сама не верю тому, что первая задаю этот вопрос, поэтому сразу опускаю взгляд к своему рисунку. Все внутри начинает трястись, и я опять борюсь сама с собой.

Он молчит какое-то время, а затем резко вдыхает воздух.

— Это тебя не касается, Грейнджер. И я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Быстро.

Отлично. Меня немного удивляет тон его голоса, так как он скорее не повелевающий, а... умоляющий?

— Ты здесь, потому что до сих пор чувствуешь себя привязанным к этому месту? После того, что случилось с Дамблдором и...

— Ты ничего не знаешь об этом, поэтому просто заткнись и уходи.

Он не дает мне договорить, и я понимаю его. Непросто слышать такие вещи от такой, как Гермиона Грейнджер. Наверное, даже неправильно, потому что это ведь мы. Он и я. Слизеринский принц и гриффиндорская заучка. Вот как нелепо всё выглядит, не учитывая пару обстоятельств.

— Знаешь, ты не должен винить себя, — я встаю со ступеней, придерживая в руках блокнот с палочкой, и теперь смотрю прямо на него. — Просто отпусти это.

Он смотрит по сторонам, нервно проводит рукой по лицу, а затем что-то будто внутри него щелкает.

— Ты сама не можешь отпустить, Грейнджер. Не тебе давать мне советы как бороться с кошмарами, — его голос становится ровным, и в нём больше нет раздражения, словно ему на замену пришла многовековая усталость.

Я спускаюсь к нему навстречу, ничего не отвечая, пока не оказываюсь совсем близко к его лицу. Он неотрывно смотрит в мои глаза и наверняка пытается прочесть в них что-то, но всё безуспешно. Обойдя слизеринца сбоку, я склоняюсь к его уху и сквозь зубы шепчу:

— А я и не пытаюсь. Потому что больше не могу, Малфой. Не могу.

Почему-то я чувствую, что его тело дрожит. Такое знакомое ощущение, такое близкое. Резко встряхиваю головой, освобождаясь от ненужных раздумий, и продолжаю свой путь вниз, оставляя моего спутника стоять в полной тишине.

Но когда я спускаюсь к двери и уже собираюсь выйти, я слышу его хриплый голос:

— Ты слабая, Грейнджер. Ты такая слабая, что скорее сдохнешь, чем решишься посмотреть правде в глаза.

И он уходит, поднимаясь выше на самый верх башни. Мне хочется ударить кулаком в стену, куда угодно, лишь бы подавить нарастающий гнев, говорящий о том, что он прав. Он, чёрт возьми, прав, а я просто должна принять это и жить, мучаясь со своими страхами дальше.