I'm falling to pieces  (гет)

Мне было трудно дышать. Этот воздух, такой тяжелый и такой холодный, сковал мои легкие, что теперь я находилась в его ловушке. Очередной приступ. Так случается каждый раз, когда я поворачиваю свой выключатель, и всё начинает работать, но одновременно разбиваться, рушиться, погибать. Мне хочется сбежать из этого замка, который я по-прежнему считаю своим единственным домом. Бессмыслица. Но я хочу бежать и чувствовать, что прошлое ускользает от меня навеки, я хочу всё забыть, а это так и не приходит, поэтому мне приходится терпеть, кусая губы до крови. Моей грязной маггловской крови.

Я думаю, что ненавижу себя, но правда в том, что я ненавижу всё, что меня окружает. Как будто произошло отторжение, как будто я отделилась от всего и вся. Но ведь так и есть. Однажды у меня отняли всё, за что я боролась, ради чего терпела каждый день этой непрекращающейся войны. И вот теперь ей положен конец, но я не чувствую той свободы. Я не могу даже вздохнуть, потому что этот воздух отравляет меня.

Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я выжила, но я не могу дышать, потому что мне до сих пор больно.

Мы всегда чем-то жертвуем. Я так думала. Просто думала и не осознавала, что в реальности это может оказаться почти невыносимо. Я потеряла свою семью. Мой враг забрал их у меня, потому что только так я могла окончательно покинуть поле боя, даже не успев нанести первый удар. И в тот момент, когда ноги подогнулись, и я не могла встать, чувствуя, как мои руки скованы и опущены к земле, в тот момент, когда пожиратель направил на меня палочку, из которой вот-вот готов был вырваться зелёный свет... В тот момент я думала о них. О том, как мать заплетала мне косы, а отец смотрел на нас, держа в руках утреннюю газету, и давал советы юной леди, как суметь постоять за себя.

В тот момент я знала, что умру без каких-либо сожалений о том, что упускаю свое будущее. Меня его лишили, и я могла уйти без колебаний.

Я выжила. По непонятной мне причине нашелся человек, который решил, что мне еще рано умирать. Каждый раз, когда я вспоминаю ту ночь, я вижу его напуганный мальчишеский взгляд, я вижу его борьбу с самим собой, его дрожащие руки, в которых он держит свою палочку. А потом приходит яркий свет, ослепляющий мои глаза, и я теряю сознание с последней мыслью о том, что Драко Малфой спас мне жизнь.

Я по-прежнему стою в коридоре шестого этажа и пытаюсь выровнять дыхание, чтобы идти дальше. Я хочу найти его и накричать за то, что лишил меня права выбора. Я даже не хотела знать причину, по которой он жертвовал собой ради спасения моей никчемной жизни. Может быть, он сам верил, что погибнет в том бою? Ведь так было легче для всех нас. Просто уйти и больше ни о чем не думать, ни о чем не сожалеть, а чувствовать лишь пустоту, освобождаясь от этого тяжелого бремени потерь и утрат.

Нам дали еще один год. «Второй последний год обучения, который вы заслуживали, если бы не война» как выразились они. Министерство до сих пор делает вид, что желает нам добра. Хоть что-то не меняется.

— Гермиона?

Голос вырывает меня из раздумий. Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Гарри. Он один из немногих, кто видит, что в любой момент я готова сорваться и со всем покончить. Поэтому, не спрашивая больше, он осторожно берет меня под руку и уводит обратно в гостиную Гриффиндора. Сейчас где-то около пяти часов утра. Сегодня моя ночная прогулка слегка затянулась. Даже странно как мысли могут завладеть твоим сознанием, что ты начинаешь терять счет времени. Начинаешь невольно ощущать себя Луной Лавгуд.

Мы доходим до гостиной, и Гарри отпускает мою руку, но я чувствую его страх. Он боится, что таким образом только теряет меня еще больше. Я киваю и поднимаюсь в свою спальню, где меня ждет очередной кошмар, в котором на моих глазах погибают родители. Крепко закутавшись в одеяло, я позволяю сделать себе глубокий вдох. Всё не так как раньше. Все неправильно, чуждо. Не понимаю, что движет мной и заставляет держаться до сих пор на плаву.

Я закрываю глаза и вижу его лицо. Оно всегда наполнено безысходностью и отчаянием. И я ненавижу это. Потому что в глубине души я знаю, что живу до тех пор, пока жив он.

Я сижу в кабинете трансфигурации, перебирая пряди волос, и отстраненно смотрю в сторону окна, за которым моросит осенний дождь. Октябрь всегда был одним из моих нелюбимых месяцев. Вечные дожди, грозы и туман. И этот душный запах сырости, пропитывающий тебя от и до, что хочется немедленно отправиться куда угодно, только бы почувствовать ощущение сухого тепла на своей коже, и яркий солнечный свет, слепящий глаза до слёз. Словом, всё противоположное тому, что поймало тебя здесь в ловушку.

К счастью, большую часть моего пребывания в Хогвартсе проблема времяпровождения в стенах замка никогда меня не волновала. Рядом были друзья, готовые в любой момент наполнить жизнь дружеской поддержкой, весельем и беспечной радостью. Мои верные, самые настоящие друзья. Гарри и Рон. Мысли о последнем заставляют сердце сжаться, а к горлу уже подступает ком, но я быстро подавляю в себе это, как и прежде.

Конечно, были и трудности. С каждым годом мы понимали то положение, в котором оказались, что нам предстоит пережить. Уже тогда я пыталась настроить себя на всевозможный финал, но всё было тщетно. Я, лучшая ученица школы, всегда знающая ответ на любой вопрос, столкнулась с реальной жизнью и впервые потерпела неудачу. Вот так и начинаешь чувствовать себя никчемной всезнайкой. Поначалу даже злишься, но смирение приходит быстро, потому что тебя начинает постепенно заполонять равнодушие.

Но я никогда не могла представить, что это породит во мне столько ненависти. Когда не знаешь, что принесет тебе следующий день,— найдешь ли ты своих друзей в списках погибших или самолично увидишь произошедшее, земля невольно уходит из под ног, а всё вокруг кажется дурным сном. Чувство пробуждения приходит с первой смертью, случившейся на твоих глазах. Я так и не узнала имя того на вид третьекурсника, который получил смертельное заклятие за какую-то жалкую долю секунды от одного из пожирателей во время нашей, тогда еще первой, битвы в Хогсмиде. Все произошло слишком быстро. Мы думали, что сможем подобраться к замку ближе для поиска крестража, к тому же были рождественские каникулы, и вероятность встретить кого-то из знакомых сравнивалась к сотым процента. И вот тогда мы и попались. Я почувствовала, как зеленая вспышка пролетела в полуметре от меня, ударяясь в стену дома, а затем обернулась и увидела их. Трое пожирателей в масках как будто уже ждали нас. Мы отступали к Визжащей Хижине, ближе к лесу, чтобы иметь преимущество скрыться, как этот темноволосый мальчик вдруг оказался не в том месте и в ненужное время. Когда я с ужасом смотрела на его лицо, из глаз которого перед смертью успело вытечь несколько слезинок, уже тогда я чувствовала, что получила это заклятие и сама.

Во мне словно что-то умерло, но одновременно возродилось. Такое доселе незнакомое чувство, заполоняющее здравый смысл, когда телом движут одни инстинкты и эмоции, что-то близкое по духу истерике, но жесткое и непоколебимое. Желание мстить. Мстить и убивать, пока последний пожиратель не испустит свой дух. Я знала, что они должны заплатить за всё. За смерть этого мальчика, за тот ужас, который навели на всех волшебников, заставив их бояться и каждый день испытывать чувство последнего прожитого дня. Поэтому в последней битве я полностью ощущала себя оружием, способным на убийство во имя блага. А потом потеряла Рона.

Руки самопроизвольно начинают трястись, ведь я опять пришла к тому, от чего пыталась сбежать. Я знаю, что если буду и дальше думать о нем, придет следующая вспышка воспоминаний, которая просто напросто еще больше уничтожит меня. Я тяжело сглатываю и снова обращаю внимание на профессора Макгонагалл, которая, я уверена, тоже не спускает с меня глаз. Почему они так заботятся о других, когда сами повреждены не меньше? Почему им по-прежнему не всё равно? Или они просто делают вид, играют свою роль? Я мрачно усмехнулась. Теперь мне было сложнее понять эти, очевидные на первый взгляд, вещи. Я сломана и не подлежу починке, потому что какая-то важнейшая деталь была навсегда утеряна, а я даже и не заметила, когда её лишилась.

Я резко поднимаюсь со своего места и направляюсь к выходу из класса, даже не взяв учебники и сумку, чувствуя за спиной десятки взглядов. Ну и пусть, сейчас уже не время сожалеть.

Я уже знаю, куда ведут меня ноги. Астрономическая башня. Единственное место, где Гарри не сможет меня найти, а значит, я могу побыть одна без какого либо постороннего вмешательства. Медленно опускаюсь на ступени и достаю из кармана блокнот и палочку. Смотрю на пустой лист какое-то время, потом делаю взмах, и на бумаге начинают появляться первые очертания моего возможного дома. Я часто так рисую, каждый раз добавляя что-то новое. Сегодня это чайки, потому что мой дом рядом с побережьем, воздух морской, и он в избытке. То, что я мечтаю почувствовать, но никогда не смогу. Так я постепенно ухожу в свой мир, чувствуя небольшую принадлежность к тому месту, которое перед моими глазами.

За это время я быстро научилась определять чье либо присутствие рядом. Поэтому мне хватает секунды поднять взгляд и увидеть его, стоящего на несколько ступеней ниже. Я понимаю, что он реален, и что это не мое подсознание, хотя первое время меня одолевают сомнения, и я сопоставляю два образа. Отличие в том, что в моих мыслях на его лице нет маски равнодушия. Там есть всё.

— Что ты здесь делаешь? — я сама не верю тому, что первая задаю этот вопрос, поэтому сразу опускаю взгляд к своему рисунку. Все внутри начинает трястись, и я опять борюсь сама с собой.

Он молчит какое-то время, а затем резко вдыхает воздух.

— Это тебя не касается, Грейнджер. И я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Быстро.

Отлично. Меня немного удивляет тон его голоса, так как он скорее не повелевающий, а... умоляющий?

— Ты здесь, потому что до сих пор чувствуешь себя привязанным к этому месту? После того, что случилось с Дамблдором и...

— Ты ничего не знаешь об этом, поэтому просто заткнись и уходи.

Он не дает мне договорить, и я понимаю его. Непросто слышать такие вещи от такой, как Гермиона Грейнджер. Наверное, даже неправильно, потому что это ведь мы. Он и я. Слизеринский принц и гриффиндорская заучка. Вот как нелепо всё выглядит, не учитывая пару обстоятельств.

— Знаешь, ты не должен винить себя, — я встаю со ступеней, придерживая в руках блокнот с палочкой, и теперь смотрю прямо на него. — Просто отпусти это.

Он смотрит по сторонам, нервно проводит рукой по лицу, а затем что-то будто внутри него щелкает.

— Ты сама не можешь отпустить, Грейнджер. Не тебе давать мне советы как бороться с кошмарами, — его голос становится ровным, и в нём больше нет раздражения, словно ему на замену пришла многовековая усталость.

Я спускаюсь к нему навстречу, ничего не отвечая, пока не оказываюсь совсем близко к его лицу. Он неотрывно смотрит в мои глаза и наверняка пытается прочесть в них что-то, но всё безуспешно. Обойдя слизеринца сбоку, я склоняюсь к его уху и сквозь зубы шепчу:

— А я и не пытаюсь. Потому что больше не могу, Малфой. Не могу.

Почему-то я чувствую, что его тело дрожит. Такое знакомое ощущение, такое близкое. Резко встряхиваю головой, освобождаясь от ненужных раздумий, и продолжаю свой путь вниз, оставляя моего спутника стоять в полной тишине.

Но когда я спускаюсь к двери и уже собираюсь выйти, я слышу его хриплый голос:

— Ты слабая, Грейнджер. Ты такая слабая, что скорее сдохнешь, чем решишься посмотреть правде в глаза.

И он уходит, поднимаясь выше на самый верх башни. Мне хочется ударить кулаком в стену, куда угодно, лишь бы подавить нарастающий гнев, говорящий о том, что он прав. Он, чёрт возьми, прав, а я просто должна принять это и жить, мучаясь со своими страхами дальше.