Слабости (джен)

Два месяца спустя.

Дни тянулись бесконечной сонной вереницей, потихоньку приближая очередной вынужденный визит к Снейпу. Это уже прочно вошло в ежемесячное расписание Люпина. С каждым разом их встречи были все короче, а общение становилось все более немногословным и бессодержательным. В последний раз ему даже показалось, что Снейп будто что-то пытается скрыть, не позволив ему даже зайти внутрь и пытаясь как можно скорее закончить и без того короткий разговор. Да и вид у него был странный — какой-то растрепанный и несобранный, что для Снейпа большая редкость. Вопрос в том, что именно он там прятал, и прятал ли вообще. Хотя какое это имело значение — у Люпина не было ни малейшего желания вести с ним долгие пустые беседы, и чаще всего он и сам был рад тому, что все так быстро заканчивается.

После их первой встречи пару месяцев назад у него начисто пропало всякое желание хоть как-то пытаться поддерживать более-менее дружеские отношения. Не мог Снейп просто взять и измениться. Люпин сам не понимал, как он только умудрился увидеть в расчетливом желании Снейпа скинуть пару десятков галлеонов намек на возможное товарищество. Было самому противно от этого.

Спиннерс Энд в ноябре был особенно уродлив — все эти пожухлые листья, путающиеся под ногами, старые, неухоженные дома с облупившейся краской. Бесконечно сонное и угнетающее место.

Уже без привычного волнения Люпин подходил к дому Снейпа, рассчитывая как обычно на короткий и исключительно деловой разговор. Все это постепенно входило в привычку, и казалось, что не может быть по-другому. Он в очередной раз поднялся по хлипкой лестнице и постучал в дверь.

Обычно Снейп открывал ему сразу, чаще всего даже еще до того, как он постучит, но в этот раз все пошло как-то не так.

— Войдите, — послышался хриплый голос из-за двери.

«Войдите? С каких пор он ко мне на «Вы» обращается», — подумал Люпин, как только первая порция сомнений и нехорошего предчувствия обрушилась на него.

Он осторожно приоткрыл скрипучую дверь, и та ударилась о какую-то склянку, валявшуюся на полу.

— Северус? — недоверчиво прозвучало в тишине. Но никто не отозвался.

В коридоре было темно, поэтому приходилось наощупь пробираться через разбросанные вещи. Так, стоп. Откуда у Снейпа, махрового педанта и блюстителя порядка во всех делах, разбросанные вещи?

Короткий коридор переходил в гостиную, в которой тоже было темно. Все это как-то настораживало и заставляло быть готовым к любому повороту событий.

Люпин был готов, казалось, к чему угодно — и к тому, что Снейп окончательно погряз в своей зельеварческой работе, напрочь позабыв все на свете, и даже к такой невообразимой глупости, как если бы Снейп вдруг решил заняться проявкой старых маггловских фотографий. Но он никак не ожидал увидеть то, что там было на самом деле.

В углу гостиной, за столом, среди ни то колб и флаконов, ни то бутылок сидел Снейп, подперев голову руками. Кажется, он даже не заметил, как Люпин вошел в комнату.

— Северус..? — едва заметно вжав голову в плечи и чуть прищурившись, обратился к нему Люпин.

Чертыхаясь в сердцах, он медленно подошел ближе.

Глаза привыкли к темноте и полностью разглядеть обстановку уже не составляло большого труда. На полу красовалась темная лужица вперемешку с осколками разных размеров. Растекшаяся жидкость насквозь промочила несколько листов пергамента, разбросанных по полу. Окно было плотно зашторено, и лишь тусклый луч дневного света пробивался сквозь щели между портьер, высвечивая часть стола, на котором было доброе количество всяких бутылок, книг, стопок бумаги. Полный раздрай, и посреди всего этого — Снейп. Нет, не тот Снейп, который всегда выдержан и бескомпромиссно прям, а тот, какого Люпин увидел впервые: абсолютно поникший, осунувшийся, без привычной точности в движениях. Он выглядел так, будто что-то надломилось в нем, и Люпин не мог смотреть на это без жалости, перебиваемой отчетливым презрением.

— Что здесь происходит? — спросил Люпин, растерянно поглядывая то на Снейпа, то на обстановку в комнате.

— Люпин, — хриплым полушепотом отозвался Снейп, чуть было не опрокинув бутылку, но вовремя удержав ее. — Что ты здесь забыл?

Тот опешил.

— Вообще -то уже… Я пришел за зельем, — ответил Люпин, уже успевший тихо усомниться в собственной вменяемости.

— А? Что ты имеешь ввиду? — переспросил Снейп так, что едва можно было разобрать слова.

Люпин немного отстранился.

— Что ты несешь? Вот деньги, все как обычно.

Снейп только шумно вздохнул.

— И не говори мне, что ничего не готово.

Конечно же, он уже успел понять, что, скорее всего, придется выкручиваться самому. Но зачем-то все равно решил спросить.

Снейп поднял на него глаза, и Люпин отшатнулся: никогда прежде он не читал на лице Снейпа такой несосредоточенности и растерянности.

— Я забыл.

Показалось даже, что искра раскаяния мелькнула в его глазах.

Но тут что-то щелкнуло у Ремуса в голове, и он в один миг изменился в лице.

— Мерлин, ты в своем уме?! От тебя я мог ожидать чего угодно, но только не банальной забывчивости, понятно, по какой причине, — он окинул укоризненным взглядом стол.

— Не твое дело, по какой причине.

— Да, ты прав, это меня не волнует. Не волнует, что с тобой происходит и почему, — он осекся, будто испугался собственных слов. — Через три дня наступит полнолуние, и что тогда? А? Что тогда?

Снейп в ответ пробормотал что-то невнятное.

Последняя капля.

— Мать твою, Северус! Я имел глупость на тебя понадеяться, а сейчас ты выкидываешь такое! Какого дьявола?!

Тут он поднял голову:

— Не ты будешь мне указывать. Я ничего не обещал.

— Мне кажется, в первую очередь ты должен был думать о последствиях, и я, черт возьми, был уверен, что ты всегда именно так и поступаешь! Ты меня просто разочаровываешь, хотя дальше уже некуда. Что с тобой происходит, ты посмотри, до чего ты докатился, посмотри!

Люпин с силой пнул валявшуюся на полу пустую бутылку, и она отлетела к стене, разбившись вдребезги.

Кажется, Снейп не ожидал от него ничего подобного. Да что там, Люпин сам от себя этого не ожидал.

— Успокойся.

— Я спокоен! Я не могу понять, что на тебя нашло?! Я просто не узнаю тебя.

— Люпин, сядь и заткнись.

После небольшой паузы тот продолжал свою речь уже спокойным голосом:

— Я дал шанс тебе, себе, нам, наконец. И что из этого вышло? Почему я должен питать ложные надежды относительно того, чего нет и, похоже, никогда и не было?

Снейп вопросительно на него посмотрел.

— Я хотел, как лучше. Ты знаешь, чего мне это стоило? — продолжал Люпин. — Чего мне стоило придти к тебе тем сентябрьским вечером? — он снова перешел на повышенный тон. — Ты не знаешь, конечно. Все что ты можешь — это разрушать, разрушать все то хорошее, все доброе, что я так долго пытался донести до тебя, разрушать чужую и свою жизни, самого себя!

— Ты идиот, Люпин. — Снейп выглядел чуть более сосредоточенным. — Я столько лет только и делал, что прикрывал чужие задницы, совершенно не заботясь о собственной.

— Вот только не нужно мне об этом рассказывать!

— И что я получил за выслугу лет? — смотрел он на взмыленного Люпина. — Необходимость разбираться с последствиями ошибок всех тех, кто давал мне хоть какой-то повод жить и наполнял мое существование хоть каким-то смыслом? Сомнительное удовольствие.

— Нет, Северус. Сомнительным удовольствием было ходить по лезвию ножа, молча смотря на то, что Джеймс, Сириус и Питер вытворяли с тобой в школьные годы. Сомнительным удовольствием было искать пути, как к тебе подступиться. Сомнительным удовольствием было получать в ответ неприкрытую неприязнь и откровенную подлость.

Снейп смотрел перед собой, глубоко дышал, сжимая руку в кулак. Прикрыв глаза, он пугающе спокойным голосом обратился к Люпину.

— Уйди, Ремус.

Но тот даже не шевельнулся, будто и не слышал ничего.

— Убирайся!