Потерянные (джен)

Гриффиндор. Арти

Он точно не знал что, но что-то случилось. Наверное, если бы это было в его силах, он бы остановил бегущее время, остановил бы все вокруг себя, чтобы найти ее.

Сара.

Все эти глупые шутки, его слова, что он с ней не дружит — он знал, не обижали ее, смешили — но сейчас казались такими дурацкими, что хотелось только кричать. Ее просто нигде нет, успокаивал он себя, но тут же снова паниковал. Еще больше.

Ее. Нигде. Нет.

Это же Хогвартс, подбадривал себя Арти, заворачивая за очередной угол или толкая скрипучую дверь. Это же школа, добавлял он. Ничего не могло случиться, просто..

Вот что — просто? Просто она проигнорировала их встречу на кухне? Вот просто так взяла и не пришла? Нет, нет и еще раз нет. Ее не было в гостиной к отбою, но это оттого, что ушла она незадолго до него. Ушла, напомнив им о том, что через час после отбоя они собирались на кухню. Ушла, договорившись встретится с ними уже там.

Арти остановился, вслушиваясь в тишину ночного замка. Где-то тут бродит завхоз, мерзкий тип, и если он не пьян — от него не спастись. Надеяться, что тот выпил за наступление выходных? Да, можно. Он выпил и спит в своем чулане. А Сара..

Может, стоит вернуться в гостиную? Минт должен был отослать записку, если она вернется, но мало ли что с запиской станет — не долетит, попадет кому-нибудь в руки, угодит прямо в факел. Никогда не подводило их это немое средство связи, но вдруг..?

Арти свернул, приоткрыл дверь и стал подниматься по лестнице. Может, стоило оставить Минта на кухне? Или самому там остаться, а не носиться по замку в поисках подруги? Но они пришли, а там — никого, эльфы спят тихо-мирно. Может не стоило сразу паниковать? Минт предположил, что Сара варит зелье с Ноттом. Арти поморщился от этой мысли, но почему-то решил успокаивать себя именно ею. Если это так, то с ней все в порядке. Или не все. Это же Слизерин!

Арти толкнул дверь и оказался почти у самого входа в их гостиную. Он сделал всего несколько шагов и увидел у проема скрюченную фигурку друга.

— Не приходила?

Минт замотал головой, отчаянно схвативший за свои светло-русые волосы.

— Скажи мне, — прохрипел он. — Арти, скажи, почему мы так паникуем?

Арти только пожал плечами. Почти незаметно, прикрыв глаза.

— Она где-то. Тут. А мы паникуем, — Минт поднялся. — Я никогда бы не стал паниковать вот так, — он растерянно поднял руки. — Но.. я не понимаю. Что-то не так.

Если бы только Сара прислала им летающую записку — неужели так сложно? Простое заклинание — и никакой тревоги, никакой паники. Никогда, никогда он еще так не переживал за нее. Да и не за кого вообще он так не переживал.

— Может, проверим кухню еще раз? — Арти, прищурившись, смотрел на друга. Такого потрепанного, словно Сара пропала ужасно давно, а не пару часов назад. Хотя даже эти часы, что они не видели подруги, казались бесконечно долгими.

— Только..а если она вернется? Пойдет спать, а мы тут так и будем с ума сходить?

— Оставим ей..Минт! — он шлепнул себя по лбу огромной ладошкой. — Минт, мы идиоты! Мы же можем просто послать ей летающую записку, чтобы отследить..!

Минт вздрогнул и мотнул головой.

— Ко мне уже семь вернулось. Восьмой ожидается.

Арти ударил кулаком в стену. Не сильно, но боль почувствовал. Сара не хочет, чтобы ее нашли? Вот так все просто — не хочет? Ей не до них? Варит зелья с подлыми слизеринцами? Да чтобы они все..

— Да причем тут Нотт? — наморщился Минт, а Арти одарил его непонимающим взглядом. — Ты думаешь вслух, — пояснил друг, чуть улыбнувшись, но тут же продолжил: — Он нормальный, хватит его пилить. Просто..слизеринец. А записки наши..может, двери мешают? Хотя..

— Не возвращались бы, — закончил за друга Арти. — И как скоро они?

— Почти сразу. Кружат где-то и, — он сделал какое-то странное движение, — в руки.

— А восьмой? — насторожился Арти.

— У..улетел, — как-то приободрившись, ответил Минт.

Арти вынул из брюк палочку, сотворил в воздухе пергамент, свернул и послал в него невербальным желтоватым лучом. Пергамент качнулся, словно на волнах, оттолкнулся от чего-то невидимого и поплыл вперед, но, не долетев даже до лестницы, с которой пришел Арти, развернулся и шлепнулся в ноги обалдевших гриффиндорцев.

— Не хочет..Слушай, идем спать, — Арти тряхнул своей шевелюрой и, обращаясь к хрупкой девочке на картине, сказал: — Отборочные уже завтра в одиннадцать.

— Входите, — чуть улыбнувшись, отозвалась девушка.

— С ума сошел? Паникуешь тут, как я не знаю кто, а теперь — спать?

Арти прошел в полумрак прохода, что вел прямо в уютную гостиную Гриффиндора.

— Арти.. — прохрипел Минт. — Арти, а если бы Эмма пропала?

Парень вздрогнул. Он вдруг очень четко увидел сжатые кулаки Минта, когда только подходил ко входу в гостиную, его растерянность и непонимание, что делать. Паниковать ведь начал именно Арти, Минт бы сам не стал. Но теперь от того исходила волна какого-то всепоглощающего страха за Сару. Мерлин великий, неужели?!

Арти проклял ту минуту, когда какое-то странное чувство окутало его, словно что-то случилось. И он все это время отгонял его, списывая все на недосыпание, потом на общение Сары со Слизерином, после просто на то, что подруга не могла не прийти, не предупредив об этом. А теперь, понимая, что заставил Минта переживать за Сару, словно ту похитили и пытают, он корил себя за это навязанное подсознанием беспокойство. Потому что Минт сходил с ума.

— Уил, идем, — он схватил друга за рукав и потащил прочь, к лестнице, к кухне. Куда-нибудь, где могла быть Сара.

— Не надо..по имени, — глухо отозвался Минт, следуя за ним.

— Нашло что-то, — ответил ему Арти и открыл дверь на лестницу.

Здесь было темно и неуютно — обшарпанные стены с редкими каракулями на них, маленькие окна, едва освещавшие ступени, и только две двери — наверху у гостиной и на четвертом этаже у статуя рыцаря.

Они вышли, прикрыли едва заметную дверку за этим убогим ржавым рыцарем и оказались под высокими сводами широкого коридора. Здесь было пустынно и немного свистел ветер.

— Где происходит дружба факультетов? — спросил Арти, оборачиваясь к другу.

— Чего? — не понял тот.

— Где Сара зелья варит?

— А.. в подземельях?

— Идем.

— Ты разве не проверял? — обеспокоенно переспросил Минт. — Ты же должен был!

— Я кабинеты обходил, — буркнул Арти. — Тут, которые не внизу.

Они перешли коридор и направились вдоль левой его стены.

— Нет погоди, я же не знаю где именно, — Минт дернул Арти за рукав свитера.

— Пойдем на запах, — немного нервно улыбнулся Арти.

— Я не думаю..

Минт не договорил. Там, где коридор резко поворачивал, они налетели на кого-то, едва различимого в этой темноте. Он отступил, потер плечо и, прищурившись, смотрел на них.

— Нотт, ты не видел Сару? — тут же спросил Минт.

Арти заметил, как тот, удивившись, качает головой.

— Она пошла к вам. Довольно давно.

И вот тут паника, что пульсировала это недолгое время внутри него, вспыхнула с новой силой, словно зажегся огонь в камине. И стало трудно дышать, и смотреть в глаза Минту, медленно опускающемуся по стене вниз. И хотелось накричать на Нотта, что тот отпустил девушку посреди ночи куда-то одну, но сил не было. Если кто и виноват, что Сара пропала, то определенно это были они. Нечего отпускать ее перед отбоем неизвестно куда и договариваться о встрече неизвестно где.

— Где еще не искали? — приглушенный голос Нотта заставил Арти вздрогнуть.

— Я проверил все кабинеты и коридоры до четвертого этажа. А Минт, соответственно, выше.

Ненадолго они замолчали, после чего Арти вдруг судорожно стал оборачиваться. Он же должен был проверить четыре этажа, и закончить, соответственно, на четвертом. Там, где они сейчас были, а не там, где он действительно закончил.

— Я идиот, — едва слышно пробормотал Арти. — Я..не заметил..Чертовы лестницы, которые меняют направление!

— Который? — одними губами спросил Нотт.

— Понятия не имею, — отозвался Арти. — Первый точно смотрел.

— На втором есть кладовки, — прошептал Минт. — Арти, ты заглядывал хоть в одну кладовку?

— Н-нет.

— Идиот.

Минт вскочил и бросился к лестнице, к которой они и так шли, чтобы попасть в подземелья. Но подземелья, видимо, подождут, подумал Арти. Для начала второй этаж, который он, вероятно пропустил. Как?! Как он мог не заметить? Задумался?

— Вы всегда такие паникеры? — спросил Нотт, пока они спускались по лестнице.

— По-моему первый раз за все время.

Минта уже не было видно.

— Предчувствие?

— Жуткое.

Нотт кивнул, словно соглашаясь с ним. Они вышли в коридор с такими же сводами, где только что были, но не такой широкий. Да, здесь он не был. Он просто пропустил второй этаж. Нотт снова кивнул, как будто бы понимая, о чем Арти думает.

Впереди был виден Минт, отчего-то затормозивший перед открытой дверцей одной из многочисленных здесь кладовок. Оба — и слизеринец, и грифииндорец, — пустились в бег.

— Что.. о.. — Арти словно потерял дар речи. Перед ним стояла Эмма, слегка раздраженная, повернувшаяся к нему спиной. Она как будто бы застыла тут, словно ржавый рыцарь в своей нише. И не замечала их, а может только делала вид.

Арти взглянул в полумрак кладовки и увидел там Сару и одного из студентов пятого факультета.

— Сара, — выдавил Минт. — Ты..

И снова повисло молчание. Нотт выглядывал из-за спины Арти, сжимая кулак у самого носа, словно размышляя о чем-то. Минт как-то обреченно смотрел на застывших в немом ужасе ребят в кладовке, которые словно кричали, не издавая ни звука — "уйдите!"

Арти не знал о чем думать. О том, что он в двадцати сантиметрах от Эммы, о том, что Сара нашлась, или о том, почему она застыла и не говорит ни слова.

Вся эта немая сцены могла продолжаться бесконечно долго, но Нотт вдруг вздрогнул и, в очередной раз выглянув из-за спины Арти, бросил:

— Я рад, что все хорошо. Спокойной ночи.

И он ушел. Не торопясь, не шаркая — беззвучно, с опущенными плечами.

Но все вновь застыло. Арти постарался не думать, и тут же уловил запах еловых веток совсем близко с собой. Он впервые так близко рассматривал волосы Эммы, казавшиеся сейчас какими-то бледно-золотистыми, и замечал в них маленькие веточки, листочки и хвою. Неужели она бродила по лесу, по Запретному лесу?

И тут она вдруг вздрогнула. Как будто бы..

— Если не хотите попасться завхозу, — она медленно обернулась, убирая за ухо волосы, — убирайтесь.

Но Арти не смел даже дышать, когда она вот так смотрела не него. Он считал секунды.

— Если..

Минт зашел в кладовку и поманил их рукой. Арти заметил, как Эмма едва заметно улыбнулась и прошла внутрь. Арти прикрыл за собой дверь.

Здесь было тесно и пыльно. Сара по-прежнему сидела, в упор глядя на парня, который, однако, смотрел куда-то в сторону. Минт прислонился к стене, ровно дыша. Успокоился, подумал Арти. Эмма растерянно убирала за ухо прядку, которая все время вылезала обратно.

Паники больше не было. Была только тишина и непонимание, легкость и приятное тепло от одной мысли, что в шаге от него стоит Эмма. Как они тут оказались? Почему? Зачем?

За дверью послышалось сопение завхоза. И как Эмма поняла, что он скоро придет?

— Мы, конечно, можем тут бесконечно сидеть, — начала Эмма тихим шепотом, — но может быть..

— Я Арти, — выдохнул он, протягивая ладонь.

— Эмма, — в замешательстве кивнула девушка, пожимая своей крохотной рукой его руку.

— Минт, — представился друг, не отходя от стены.

Повисло молчание. Все ждали от этих двоих, единственных сидящих, хотя бы слово. Но те словно оцепенели.

— Это Сара, — шепотом, нависая над ухом Эммы, сказал Арти.

— А это Льюис, — таким же шепотом, чуть подняв к нему лицо, ответила Эмма.

— Давно они так? — просипел Минт.

Эмма пожала плечами и снова убрала за ухо прядку. Может быть, она так успокаивается, подумал Арти.

И снова было молчание. Как будто бы нужное, чтобы только не разрушить что-то такое, зарождавшееся в этой темноте и пыли. И мысль, последняя мысль перед тем, как заговорила Сара, была о том, что ведь они могут дружить. Все вместе.

Гриффиндор. Минт

Каморка. Полночь. И они с двумя представителями странного факультета. Что здесь происходит и откуда это тягостное молчание?

Дышать было трудно — то ли от пыли, то ли от странного ощущения нереальности происходящего. Кто бы мог подумать, что они будут делить тесную кладовку с двумя с того факультета. Кто бы мог подумать, что Сара будет о чем-то молчать вместе в этим странным Льюисом. Сара, которая вечно напоминала Арти о том, с какого факультета Эмма.

Минт с улыбкой подумал, что как же все-таки хорошо, что Сара нашлась. Червячок в голове шуршал, грызя что-то, и сопел: "Эх ты, Минт, друга обманываешь!" Парень мысленно ответил червячку, что это во благо — иначе бы спал Арти сейчас на своей постели и не думал ни о чем. Да и не обманывал он — просто вовремя напомнил про Эмму. Плохо, что ли?

Минт посмотрел на Сару, которая все так же сидела, глядя не то на этого Люьиса, не то мимо него. Взгляд ее словно и не замечал никого из друзей, блуждал где-то, при этом совершенно не двигаясь. Смешные кудряшки облепляли ее бледное лицо, но улыбку не вызывали, а делали Сару какой-то совсем беззащитной.

— Как это — убит? — одними губами прошептала Сара, чуть приподнимая взгляд.

Льюис поднялся, отряхнулся и отошел на шаг. Минт видел, как сжимаются его кулаки. Кто убит? — спросил себя Минт, следя за ребятами.

— Это же просто немыслимо! — прошептала Сара.

Льюис сделал шаг обратно к девушке на сломанном стуле и тут же его ноги словно подкосились. Минт успел схватить его за руку прежде, чем тот рухнул.

— Что с ним? — спросил Арти, когда Эмма бросилась к другу.

— Эми..

Льюис все-таки упал на колени, схватившись за голову. Минт недоумевал. Кто-то убит, а Сара из-за этого сама не своя. Сильная, способная за себя постоять, она казалась совершенно беспомощной. Губы ее дрожали, словно она все еще что-то шептала, а пальцы теребили мантию, как перед экзаменом.

— Льюис..

Эмма держала лицо друга в своих руках, но тот корчился от боли. Казалось, та мучает все его тело — иначе чего это он? Минт хотел подойти к Саре, увести ее, но эти двое странных, еще более странных, чем он мог себе представить, заняли проход к сломанному стулу.

Рука Льюиса с силой оттолкнула коленку Сары, а Эмма вдруг грозно прошептала:

— Уведите ее!

Минт, прижимаясь к стене, подошел к двери, а Арти, поддерживая подругу, подвел ее к выходу:

— Пойдем, ты все нам расскажешь, пойдем..

Минт с силой толкнул дверь, выпуская себя и друзей из этого странного замкнутого пространства в прохладный коридор. Здесь не было пыли и тесноты, да и тишины как будто бы тоже не было. Эхо от их негромких шагов улетало под своды и растворялось.

— Давайте сюда, — Арти толкнул дверь уборной для девочек и помог Саре подойти к раковине. — Сара, что случилось?

— Убит, — одними губами ответила девушка, глядя в зеркало. Она вдруг резко отшатнулась и развернулась, с ошалелым выражением на лице глядя на друзей. Было в ее взгляде что-то совершенно чужое, непривычное и немного подозрительное. Сара нащупала раковину рукой и оперлась о нее.

— Сара, все в порядке? — Арти нахмурился.

— Он ничего с тобой не сделал? — спросил Минт.

Они же, пятые эти, совершенно им неизвестны. Мало ли что.. Темная магия или чего хуже. Его воображение готово было подкинуть любую страшную картину, но разум подсказывал — ничего похожего на то, о чем он читал, не было. Никаких признаков проклятий, только этот ее странный взгляд..

— К..ка..о Мерлин! — Сара снова повернулась к зеркалу, включила струю холодной воды и засунула под нее лицо. Вода намочила волосы и потекла по шее.

— Что там произошло? — Арти, казалось, снова паниковал. Или не снова, а все еще?

Минт поймал растерянный взгляд Сары в зеркале, не зная, что думать. Как будто бы не узнает или, чего хуже, узнает, но не верит своим глазам. Мерлин, что они с ней сделали?

— Я..его отец был убит, — Сара закрыла глаза. — Она.. — девушка запнулась, снова опустила голову под воду, а после вынырнула: — Я не понимаю, — она снова закрыла глаза, как будто прислушивалась к чему-то, — не думала, что в мирное время такое может случаться.

Сара снова оказалась под водой.

— Это вполне нормально. Смерть на дуэли.. — Минт чуть нахмурился, не понимая, что так удивило подругу. Нет, понятно, она не была готова к тому факту, что люди могут вот так просто погибать, но.. Она же читала историю? Тот небольшой учебник Брайна Поттера? Или остатки Истории Магии Батильды Бегшот, что сохранились в каких-то штучных экземплярах, разве что неполных? Там же были упоминания о великих дуэлях.. — Сара, ты так переживаешь о его отце?

Злость. Он увидел эту непередаваемую злость в ее глазах и отшатнулся. Вот это точно была не Сара.

— Минт, ты чего? — Арти остановил спину одной рукой. — Сара, а ты? Да чего сегодня за день такой?!

Либо это не Сара, либо этот странный тип вправил ей мозги. Нет, не вправил, а научил чему-то совершенно не характерному для Сары — злиться. Не в шутку, не с улыбкой, а именно с этим странным блеском в глазах. Не могла же она так измениться только из-за того, что узнала, что люди могут друг друга убивать?

— Как пройти в библиотеку? — Минт нащупывал в кармане палочку. — Сара, как пройти в библиотеку?

Растерянность. Самая настоящая растерянность на ее лице, секундное замешательство и закрытые глаза. Мерлин, что тут происходит? Эта бешеная паника Арти, когда Сара пропала, эта нервозность, окутавшая его самого, жуткая боль того типа, Льюиса, видимо из-за нахождения с Сарой в одной каморке, ее злость и вот теперь — растерянность в ответ на их любимый шутливый вопрос.

— Три бутылки сливочного пива..

Дальше Минт не слушал. Рука отпустила палочку и он позволил себе вздох облегчения. Значит, ему просто показалось. И слава Мерлину, хватит ему на сегодняшний вечер приключений.

— Идемте спать, — он махнул рукой в сторону выхода. — Завтра отборочные еще, вам обоим надо выспаться.

И снова — легкая растерянность на ее лице, снова закрытые глаза. А может не показалось? Может все-таки тут что-то не так? Не даром же этих пятых боятся. Должна же быть причина их отшельничества? Не зря же?

— Отвечай на вопросы быстро, — Минт достал палочку и приставил ее к горлу подруги. Все внутри сжалось, как ежик, кололось и сопело. О великий и всемогущий, я приставляю палочку к горлу своей подруги, с которой учился целоваться в двенадцать лет! — Имя?

— Минт, ты ошалел?!

— Сара.

— Не мешай. Настоящее?

— Что? — Сара прикрыла глаза.

— Имя. Не закрывай глаза!

— Кэтлин.

— Братья-сестры есть?

Пауза. Растерянность. И закрывающиеся глаза.

— Не закрывай глаза, — нервным шепотом попросил Минт. — Не моргай, умоляю!

— МИНТ? — Сара с ужасом посмотрела на палочку у своего горла. — МИНТ?

— Минт, что с ней? Что с тобой? — Арти сгибал и разгибал пальцы на руках, одергивал рукава свитера. — Что это было?

— П-почему у моего горла палочка? Минт, родной, что случилось?

— Ты.. — почти одновременно опомнились друзья. -..не знаешь?

— Я..мы..нет, — не слишком уверенно отозвалась Сара. — Это типа допрос?

— Давай сначала, — он убрал палочку. — Имя?

— Сара.

— Настоящее?

— Кэтлин.

— Братья-сестры?

— Старший брат, двадцать лет, не женат.

Минт выдохнул. Облегченно и на этот раз уверенный, что все в порядке. А эта ее забывчивость и закрывающиеся глаза — это все стресс. Узнала о смерти человека на дуэли — и вот. Просто нервозность. Не более.

— Идем спать, — Арти открыл дверь из уборной. — Нагулялись на сегодня.

Они брели медленно и молча. Все случившееся казалось чем-то непонятным, оставившим неприятный осадок и заставляющим как-то серьезней относиться к пятому факультету. Пока тех не было в их жизни все было в порядке. Не было таких вот допросов, паники и шныряний по замку в поисках друг друга. Сара никогда не опаздывала на встречи, не думала, прежде чем ответить на дурацкие вопросы, и не была такой растерянной.

— А почему ты не пришла на кухню? — спросил Арти, когда они уже шли по унылой лестнице, спрятанной за ржавым рыцарем.

— Я пришла, — возмутилась Сара. — Вас не было.

— Мы были вовремя, — Арти даже остановился. — Пришли — тебя нет.

— Я пришла вовремя, — с нажимом повторила девушка. — И встретила там Льюиса.

— Через час после отбоя?

— Через час, — подтвердила Сара.

Минт подошел, взял руку подруги и одернул мантию. На тоненькой ручке блестели часики.

— М-м, — Минт задумчиво поднес ее руку к маленькому окошку. — Часы твои такие точные.

— А разве нет? — нахмурилась девушка.

— Сравни с часами в гостиной, а то придешь завтра на отборочные, а там никого.

Сара только пожала плечами, продолжая путь наверх, в башню. А Минт решил для себя, что иметь дело с пятыми все же не стоит. Слишком уж много проблем сразу.

Гриффиндор. Сара

Сара, не очень уверенная в том, что она это она, прикрыла дверь в спальню девочек шестого курса и оперлась на нее, тяжело дыша. Что было несколько часов назад? Теплая гостиная, эссе и друзья. А потом взгляд в окно, чтобы заметить Роберта, неуверенно выползающего из леса. Хотелось сесть на метлу, вылететь в окно и, притормозив около слизеринца, закричать: "Что ты там делал?" Но почему-то она сразу поняла, что он там делал. Искал этот несчастный водянистый клевер.

— Слизеринец, а такой же идиот, — прошептала девушка, отрываясь от двери.

Все внутри болело, даже не столько от общей усталости после тяжелой недели, а сколько от какой-то внутренней боли. И вроде бы не очень-то ее боли. То, что она почувствовала, услышав о смерти отца не очень знакомого ей мальчика, отступило, предоставив место более сильной боли, заставляющей ее вздрагивать.

Что это было?

Боль стала четче, появились какие-то неясные образы, но однозначно не из ее воспоминаний. Все внутри словно потеснилось и стало трудно дышать.

Ты совсем не боишься?

Сара устало легла на кровать, не расстилая ее. Расстегнула мантию и раскинула в стороны руки. Бояться? Нет, она не боялась. Она никогда не сталкивалась с врагами, кроме как над квиддичным полем. Ну, подумаешь, враг залез в нее. Интересно ведь.

Да я не враг.

Ну и здорово.

Сара прикрыла глаза, а образы стали четче, чьи-то крики доносились как сквозь толстую стену. Нет, страшно немного, потому что там, в этих образах, кто-то умирает.

Так и что это было?

Кто-то внутри нее засмеялся. Спокойно, совершенно не причиняя неудобства ей, Саре. Добрый ты или злой? Наверное добрый. Иначе бы голос у тебя был не такой, другой, как у Флинта. Нет, Флинт не злой, просто.. Ты так просил, как будто бы задыхался.

Говори обо мне в другом роде, умоляю.

Сара улыбнулась. И та, внутри, тоже немого улыбнулась. Как будто бы сквозь боль. Сара вдруг вспомнила о Льюисе и улыбка тут же исчезла. Отец. Погиб. Сражаясь. Разве так бывает? Разве бывает, чтобы в мирное время умирали не от старости?

А сейчас мирное время?

Вполне. Уже семьдесят лет, как война закончилась.

А какой год?

Большой. Сара приподнялась, стягивая мантию, и снова упала на кровать. Сказал бы ей кто, почему внутри нее еще кто-то, не знающий какой сейчас год. И откуда он, точнее она, а лучше вообще — оно — там взялось?

Давай по очереди. Какой год?

Десятый. Двадцать четвертого века. Сара поймала себя на мысли, что говорить самой с собой — это болезнь, но почему-то только улыбнулась.

Не предполагала я так..

А как предполагали? Нет, — Сара повернулась на бок, — лучше скажите, кто вы, откуда и что вам надо?

Не слишком ли много вопросов?

Сойдет.

Будет глупо говорить, что я из прошлого, да? Да, не отвечай, сама знаю, да и это не совсем так. Мой медальон, полагаю, на тебе?

Сара нащупала на груди под рубашкой медальон. Небольшой, почти невесомый. Передавался по наследству, но, за отсутствием в роду девочек, валялся среди прочих драгоценных безделушек очень долго. А ей, как первой за пару веков девочке, был вручен отцом на одиннадцатилетие.

Странно, что.. Подожди, как тебя зовут?

А тебе ли не знать? Покопалась у меня в памяти без разрешения, — Сара сжала медальон, — а теперь спрашиваясь, как меня зовут? Знаешь же.

Только два имени, которые мне ничего не дают.

Друзья зовут меня Сарой. Но это второе имя. Так, вообще-то, я Кэтлин Сара Поттер.

Поттер.

Внутри стало теплее и пропали неясные образы. Сара все теребила медальон, не зная, что спросить у той, что внутри. Это было так странно и по телу скользило какое-то волнительное напряжение. Наверное, раз ее медальон у Сары, то они родственники. Только откуда она вообще взялась, особенно в ее теле? Там, внутри, откуда?

Вот тут, кстати, можно начинать бояться.

Почему? Не будет она бояться, нет сил. Хочется спать, но и узнать о том, что так нагло влезло к ней в тело, а после и в память, пытаясь ответить на вопросы друзей, тоже хочется. Не меньше.

Просто это довольно темная магия..

Вы были темной волшебницей? Почему вы не отвечаете на вопросы?

Не знаю, с чего начать.

Хотя бы с того, причем тут медальон, который, я так поняла, был ваш. А теперь мой. Вы же тоже были Поттер? Вы не могли ей не быть, но.. Фамилия ведь передается от отца?

Со мной вполне можно на ты.

А сколько вам лет? Нет, подождите, вы же не человек. Были когда-то, но теперь же вы во мне, а мне — шестнадцать.

Я давно умерла.

Как давно? Сара снова почувствовала боль, далекую, не ее, но все-таки сильную. И снова крики и неясные образы.

Когда ведьм на кострах сжигали.

Ведьм сжигали тогда же, когда и книги.

Ты любишь книги?

Старые. От которых пахнет временем. Знаете, это самый чудесный запах. Нет, не тот, который такой пыльный и затхлый, а тот, что от книжек, сохранившихся в единственных экземплярах.

Я тоже любила книги.

Так, когда сжигали ведьм? Подождите, вас что, сожгли на костре? Нет, этого же не может быть. Вы же..во мне?

Душа, а не тело. Тело..сожгли.

Сара почувствовала запах костра, словно ее соседки по комнате решили устроить прямо тут пикник. И снова боль, прошедшая иголочками по телу.

Прости, я стараюсь сдерживать воспоминания, но это сложно.

Да ничего. Поделитесь, вам же больно. Больно одной все переживать. Поделитесь, я всегда так делаю. Хотя у меня случаев особо не представлялось.

Моя боль слишком сильная. Ты не выдержишь. Твой друг не выдерживал.

Который? Когда? Я что-то не помню. А я должна помнить, я все помню, что происходило, хоть вы и заставили меня соврать.

Ради твоего же блага.

Так, подождите, кто? Кто не выдержал вашей боли? Вы что, еще в кого-то..вселялись? Вы же в меня вселились? Такое ведь бывает? Я нигде не читала.

Там, в кладовке. Коротко стриженный.

А, Льюис. Он же не друг, вы не поняли? Он просто плакал.. Я всегда старюсь поделиться болью, вот и он, мне показалось, должен был. Он поделился, но меня вдруг..Как Ступефаем. Знаете как это?

Прекрасно.

Так подождите, как это он не выдерживал вашей боли? Вы..откуда вы вообще взялись? И причем тут медальон?

Мне кажется, тебе и без меня весело в своей голове.

Отвечать на вопросы будете?

Моя душа была в медальоне.

Здорово. А зачем? Вас туда насильно запихнули? Или нет, вы говорили про темную магию. Значит, вы все-таки темная волшебница? Ну, были. Вы сами, да? Это как будто бы бессмертие — тело сожгли, а душа выжила. Но вы же не захватите мое тело?

Вполне могу. Как там, в туалете.

Ну, вы просто отходили от шока. Да? Вы так долго томились в медальоне, а теперь вдруг вышли. Кстати, как это у вас получилось? Вы ведь в любой момент могли выйти.. нет?

Из-за тебя. Или из-за этого..Льюиса.

Я вас выпустила? Подождите-подождите, я ничего не делала. И вы все так же не отвечаете на вопросы!

Может ты хочешь спать?

А вы можете управлять моим телом? Можете, я помню. Нет, вот теперь я боюсь. А вдруг вы.. Вы же этого не сделаете?

Нет. Но у тебя нет причин мне доверять.

Сара села, убирая со лба волосы. Спать хотелось, но было отчего-то невероятно страшно отдавать свое тело в руки темной волшебницы. И пусть смех у нее добрый, и боль она сдерживает, чтобы ее защитить, да только..

Не снимай медальон. Я в него вернусь, мне не сложно. И спи ты уже. Квиддич же завтра.

Сара нащупала под рубашкой медальон. Вот тебе и семейная реликвия с чьей-то запертой внутри душой. Боль, крики и все неясные образы в миг исчезли, оставляя непонятную пустоту и непонимание, как в мирное время могут умирать люди. Глаза закрывались.

Она уснула почти внезапно и проснулась почти также внезапно. В окно уже светило солнце, кто-то рядом шевелился в поисках одежды, а на часах было время завтрака.

Эй, ты здесь? — спросила у себя Сара, но никто не ответил. Она вытащила медальон, то ли золотой, то ли позолоченный, покрутила его в руках, но тот был такой же, как и все предыдущие годы. Обычный. Уснула она там, что ли?!

Девушка накинула мантию и, приглаживая по пути волосы, отправилась на завтрак. Хотелось говорить самой с собой, а вернее с той, что была сожжена много лет назад на костре. Как же ее так? Бедная. Внутри была пустота из-за десятка вопросов без ответов, которые оставила после себя незнакомка. Где она? Как ее пробудить и заставить вселиться в себя? Мерлин, какое же нелепое слово — вселиться. Разделить голову, потому что вдвоем веселее. А на уроках-то как, должно быть, с ней здорово!

— Выспалась? — спросил, нагоняя ее, Арти. — Возьмешь меня в команду?

Сара кивнула, не расслышав слов друга. Она не понимала, почему раньше эта запертая в вещи душа не освобождалась? Да и что ее, собственно, освободило?

— Что-то мне подсказывает, что это наглая ложь..

Что такого вчера было особенного? Разговор с Льюисом? Дело в нем? Хотя ведь не сразу она почувствовала, что не одна в своем теле. Совсем не сразу.

— Сара-Сара, знаешь что?

Девушка кивнула своим мыслям и, прикрывая ладонью зевающий рот, вошла в Большой Зал.

Слизерин. Мартин Флинт

Солнечное утро предполагало солнечный день, но туман пришел за ними из леса, как будто бы был принесен в кармане вместе с водянистым клевером. После вчерашних блужданий по лесу сегодняшние были особенно странными — ни зеленой нити, не гладкого дерева, зато воды и клевера в ней так много, что даже жутко становилось.

Флинт сидел на ступеньке почти у самой земли, прислонившись спиной к деревянным строениям, гордо именуемым трибунами. Впереди, в неприятном тумане, на высоте пары метров парили гриффиндорцы.

— Я сказала УЙДИТЕ! — заорала Сара, разгоняя, видимо, младшие курсы. Флинт улыбнулся — каждый год одно и то же. Придет малышня, жаждущая славы и давай под ногами топтаться. А сами еле на метлах сидят — их сильно посланный квоффл вообще убьет, чего уж говорить о бладжерах. Впрочем, вся гриффиндорская команда как на подбор — щупленькая и низкорослая. Разве что Саре это не вредит, но она же ловец..Флинт, поймав себя на мыслях о чертовой гриффиндорке, замотал головой.

Гриффиндорцы шумно спорили о чем-то и постоянно взмывали вверх и опускались. Сара летала вокруг и наблюдала. Внизу, где тумана словно и не было, топтался ее дружок.

— Эй, Поттер, освободите поле! — Флинт заметил в тумане фигуру, которую не узнать не мог — брат. Выше самого Мартина на пол головы и шире в плечах.

— Прости, Флинт, у нас время до обеда, — Сара смело, слишком смело, смотрела на него. Так смело даже Мартин никогда не смотрел, знал, что может не поздоровиться.

— Не хочу тебя расстраивать, Поттер, но у нас с двенадцати, — он протянул ей свиток и победно сложил руки на груди.

Мартин протянул руку и взял лежащую рядом метлу. Сейчас начнется их бесполезный просмотр кандидатов.

— Тогда у нас еще есть полчаса, — девушка одернула спортивную мантию и показала пальчиком на часы. — Так что уйдете вы.

Мартин опустился обратно на ступеньку и отложил метлу. Брат пришел на полчаса раньше? И не заметил этого? Нет, определенно, что-то тут было не так.

— Арти, давай ты, — крикнула Сара.

Странно, почему этот бугай все еще не в команде. Мало того, что Сара капитан и его друг, так он еще и больше их всех. Флинт прищурился, чтобы разглядеть, что происходит над полем, но из-за тумана было сложно что-то увидеть. Красные мантии мелькали, да и только. А потом замелькали зеленые и Флинт вскочил.

— Нечестно, Поттер, ты играешь, — орал его брат. — Где ваша хваленая гриффиндорская честность?

— Прости, Флинт, в башне оставила, — смеясь, ответила Сара, пролетев в метре от земли. В тумане что-то блеснуло, мелкие завизжали, а Сара слезла с метлы и побежала к раздевалкам, махая раздраженному слизеринцу.

— Мартин, где тебя носит?

Флинт опомнился. Гриффиндорцев как будто бы смыло, остались только свои — команда в зеленых мантиях и кандидаты в чем попало. Он шел, держа метлу в руке, пока не заметил на белой полоске поля медальон. Цепочка исчезала в траве, а сам медальон блестел, как снитч под солнцем. Странно, ведь солнца не было...

— Не спи, давай, Мартин!

Флинт наклонился, подобрал безделушку и сунул ее в карман. Взмыл в небо и попытался хоть что-то разглядеть. Полтора часа прошли незаметно — никого достойного даже для запасного состава, а одна пятикурсница сломала руку. Брат его ругался, команда негодовала, а сам Мартин плелся в самом конце, пытаясь припомнить, был ли кто-нибудь из гриффиндорских девушек, кроме Сары, на поле. Конечно был, твердил про себя Флинт, но никто особо не вспоминался. Да у них же там две охотницы, припоминал он, но их образы совсем не вязались с медальоном на тонкой цепочке. Или ему только хотелось так думать?..

Флинт остановился, послал Сару ко всем тварям, которые смог вспомнить, и продолжил движение к раздевалке. Кажется, думать о ней — заразно. Это все Нотт! Это он виноват — нашел с кем зелья варить.

Он сам не знал, копается он специально или потому как задумался, но когда ушел его товарищ-загонщик, последний из команды, Флинт достал из кармана медальон. Тот был маленький даже для девушки, выпуклый, словно сумка, куда запихали всякого барахла, и граненный. На обратной стороне когда-то, видимо, были буквы, но их было не различить. Сколько же ему лет-то?

Мартин попытался вскрыть его — но не получалось. А может он вообще не вскрывается? Да нет же, у матери был похожий и вскрывался. Значит и этот должен. Флинт достал палочку и прошептал "Алохомора". Как банально — выпуклая часть отошла и там показалась свернутая много раз записка.

Приятное чувство какого-то открытия заставляло руки подрагивать, отчего он чуть не порвал пергамент. Флинт закусил губу и развернул записку, которая оказалась неподвижной фотографией. На него смотрел молодой человек с серо-голубыми глазами и русыми волосами, не сильно, но старше его самого. Лет так двадцати. На обратной стороне косым мелким почерком было написано несколько строк, прочитать которые, казалось, невозможно. Мартин расправил пергамент, положив его на скамейку, и стал читать:

Дорогой Фред!

Прости, что исчезаю так внезапно. Не знаю, хорошо я поступила или плохо, но находиться в Англии больше не могу. Не пиши мне, сова вернется. И не держи на меня зла. На обратной стороне..............

Мама.

12.12.2057

Мартин перечитал несколько раз, пока не убедился окончательно — письмо было невероятно старым. Да у них таких старых книг в библиотеке-то не было. Кусочек чьего-то прошлого лежал около его коленки неподвижно. Интересно, открывали этот медальон когда-нибудь или нет? Открывал ли его этот Фред, которому адресовано письмо? Наверное открывал, потому что последние слова были нагло зачеркнуты.

Флинт перевернул фотографию и еще раз посмотрел на молодого человека — никаких общих черт с Сарой у него не было. Так значит это все же не ее? Тогда чей? А впрочем, почему они обязательно должны быть похожи — Сара и этот молодой человек?

Он аккуратно сложил записку, положил ее внутрь — медальон с щелчком закрылся, а Флинт побрел на обед. Эльфы обещали подать его любимый суп, а может быть снова обманули — в прошлую субботу они подали его нелюбимые котлеты.

В замке было даже прохладней, чем на улице. Большой Зал почти опустел, но, Флинт заметил, Сара еще ела. Одной рукой она держала ложку в супе, а второй вытирала шею, словно.. Неужели это все-таки ее медальон? Флинт непроизвольно улыбнулся. Было приятное чувство из-за того, что Сара расстроена пропажей своей вещицы, а воображение зачем-то рисовало сцены, как он отдает ей ее медальон. Мерлин, нет, что с ним?

Мартин отложил ложку и посмотрел на гриффндорку, повторяя про себя, что он ее ненавидит. Она отнимает у него единственного человека, с которым он мог бы дружить.

— Обновили состав? — рядом присел Нотт.

— Как и ожидалось — нет, — ответил ему Флинт.

— Ну и правильно.

Есть отчего-то совсем не хотелось. Нотт жевал яблоко, Сара все так же водила ложкой в супе, а солнце из тумана не выходило. Последние выходные сентября не радовали.

— Ты чего? — спросил Нотт. — Смотришь в одну точку..

— Ты историю как, знаешь? — неожиданно поинтересовался Флинт.

— Ту, которую нам читали, разумеется знаю.

— А нам рассказывали что-нибудь про середину двадцать первого века?

Нотт замер, не смея кусать яблоко, с открытым ртом. Закрыл его, убрав руку с фруктом, и, наклонившись, переспросил:

— Середину двадцать первого?

— Я сказал что-то страшное? — не понял Флинт.

— Слушай, это не страшное, просто.. — Нотт задумчиво покрутил остатки яблока в руках. — Было там много печального. А как много, не знает даже учебник.

— Стой, там войны были, что ли? — Флинт попытался вспомнить, что он знает о том времени, но информация, полученная на третьем курсе, словно испарилась. А может ее и вовсе не было.

— Да войны всегда были. Но ты же знаешь, что наше знание истории — просто смешное.

— Ну да, это всем известно.

Нотт снова покрутил яблоко.

— В середине двадцать первого, если верить учебнику, и началось все это, — Роберт обвел рукой пространство вокруг. — Началось уничтожение книг, типографий, разрушения.. Да и то, я не знаю, можно ли верить учебнику..

— Отчего же нельзя?

— Там словно нету кусков.. Как..Знаешь, если с утра попытаться вспоминать сон?

— Частично помнишь, а где-то пропущено, как будто вырезали? — Флинт задумчиво кивнул, тут же пытаясь вспомнить, что ему сегодня снилось. — И чего, получается и в том учебнике не все?

— По моим ощущениям, эти рукописи восстанавливали. Потому как и они тоже горели в свое время. Все горело. Все, что мы знаем, на самом-то деле, это несколько глав из старых учебников, что-то вроде пятнадцатого века или около того, также времена Основателей, а еще немного знаем о середине двадцатого. А вот все, что после — тут не знаешь, кому верить. Одни писали, что мир сошел с ума, но это, мне кажется, они сошли. Другие, что войны не прекращались и воевали все — и магглы, и маги, и дети со стариками. Похоже на правду, но тоже сомнительно — тогда бы даже того, что осталось, не было. У Брайна Поттера был список дат, до его смерти, разумеется, в которые происходили особо крупные сражения, но и он, кажется, не дошел до нас.

Нотт говорил, медленно водя рукой с почти уже огрызком зеленого яблока. Говорил шепотом с какой-то отстраненной грустью. Флинт подумал, что, наверное, многие их предки умирали на войнах с середины двадцать первого. Его отрывочные знания могли воссоздать только одну с половиной картину — осаду начала двадцать третьего века, когда от Хогвартса почти ничего не осталось, и войну, закончившуюся только в сороковом году. Войну, в которой погиб его прапрадед. От этих времен оставались воспоминания, какие-то семейные истории, а выжившие и современники могли сохранить и передать их. Двадцать второй же век был словно потерянным, хотя это может только в голове Флинта. А о двадцать первом он как-то ничего не знал, только записка из медальона могла передать настроение того времени — женщина бежала из Англии, оставляя в ней сына. Флинт был уверен — она не могла больше там находиться, а все из-за чего? Война, крутилось у него в голове, война.

— Там Фрэнк с Равенкло толкает пиво, не хочешь? — донесся до него голос Нотта.

Флинт, сжав в кармане медальон, кивнул.

Слизерин. Роберт Нотт

Отец часто говорил, что пить пиво не позволительно для наследника старой фамилии. А Роберт каждый раз, услышав об этом, шел в поисках бутылочки. У пива из Хогсмида был очень приятный вкус, настолько приятный, что никак было не остановиться. А охмелеть с него было так же невозможно, как и с тыквенного сока, потому как пивом оно только называлось.

— Когда окончу школу, буду пиво варить, — сказал он, допив вторую бутылку.

— А папочка тебя по головке поглядит, — усмехнулся Флинт.

Роберт его проигнорировал. К вечным преградам на пути он уже привык, так что и эту обойдет. Не лежит у него душа к банковским махинациям, не лежит, что же делать?

Эльфы их не беспокоили, хотя обычно прибегали постоянно, спрашивая, не нужно ли чего господам студентам. На столе стояли еще четыре бутылки пива и тарелка с лепешками.

— Как ваше зелье?

Флинт смотрел на него сквозь бледно-желтую бутылку и почему-то походил на пьяного маггла. Глаза его косили, в том, как он держал бутылку, не было и капли привычного аристократизма, привитого им всем в раннем детстве, а волосы были словно мокрые.

— Сара обещала сегодня начать варить.

Мартин кивнул, ударившись лбом о бутылку. А Нотт поймал себя на мысли, что, наверное, Фрэнк добавил что-то в пиво, ибо никогда раньше они не пьянели. Он попытался встать и сделать пару шагов, но тут же сел, осознав, что действительно малость пьян.

— Сара молоде-е-ец.

Флинт улыбнулся, словно хищник, и допил содержимое бутылки. Чуть подумав, он потянулся к бутылке на столе, но Нотт его опередил, пододвинув все к себе.

— Думаю, больше не стоит, — попытался трезво рассуждать Нотт.

— Думаю, стоит продолжить, — щелкнув пальцами, ответил ему Флинт.

— Думаю..

— А ты не думай!

Мартин-таки дотянулся и выхватил одну из бутылок. Открыл и как последний пьяница начал лакать. Нотт невольно сморщился.

— Флинт, прекращай.

— Я только начал, — в конец опьяневшим голосом ответил ему Мартин. — Давай за войну, а? Ох нет, зачем за? За то, чтобы больше ее не было! — он сделал огромный глоток. — Чтобы матери не кидали своих сыновей, вот, Роберт, ты чего не пьешь?

— Причем тут матери, которые кидают своих сыновей?

Нотт убрал со стола бутылки и стал жевать лепешки. Быть пьяной свиньей ему не хотелось, а добраться до Сары и попросить сварить отрезвляющее зелье — нет, он не доберется, легче есть лепешки. Может лучше станет?

— А вот я чего нашел, — Флинт полез в карман и достал из него медальон. — Видел когда-нибудь его?

— Нет, — ответил Роберт, продолжая следить за действиями товарища. Тот достал палочку, прочистил горло и, как мог трезвее, произнес заклинание. Медальон открылся.

— Открывай осторожнее.

Нотт достал сложенный пергамент, затаил дыхание и стал разворачивать. Через несколько секунд перед ним была записка, написанная невероятно косым почерком. Слова он прочитать на смог, зато осознал дату — середина двадцать первого века. Он перевернул записку и стал вглядываться в лицо парня на фотографии. Лицо было знакомо, да только он никак не мог осознать, отчего.

— Чье это?

— Сары, — буркнул Флинт.

Сколько секунд нужно слизеринцу, чтобы принять решение? Ровно четыре и еще две, чтобы вытащить палочку. Оглушенный Флинт упал на пол, а Нотт стал складывать записку и убирать ее обратно в медальон. Он сунул его в карман, навел палочку на Флинта:

— Обливиэйт.

Внутри что-то неприятно укололо, но он отогнал это ощущение — все-таки не зря он учится на Слизерине. Нотт взял две бутылки с пивом и, не оборачиваясь, вышел из кухни. Флинт ему помог, сходил за клевером, но.. Но нет, не может он вот так просто смотреть, как эта пьяная свинья держит у себя в кармане медальон Сары. Он, наверное, не менее пьяная свинья, раз осмелился изменить память Флинту, но это как-то не трогало.

Что делать с медальоном? Отдать Саре? Или, для начала, еще разок перечитать, что там написано и попробовать узнать человека с фотографии?

— Человек с фотографии жил не позже две тысячи пятьдесят седьмого..Откуда я могу его знать? — прошептал Нотт, поднимаясь по лестнице.

Он шел почти наугад, но, остановившись около библиотеки, понял, что сюда как раз и шел. Он открыл дверь и, не смотря на библиотекаршу, скрылся за стеллажами. Дольше обычного искал нужный ему, а когда нашел, то наткнулся на приятеля Сары у того же стеллажа.

— Привет гриффидорцам!

Тот смерил его странным взглядом, но кивнул в ответ. Бутылки в карманах позвякивали вместе с медальоном, но Нотт решительно не обращал на это внимания. Он выудил одну из немногочисленных книжек по истории, уселся за стол к этому гриффиндорцу и принялся листать.

— Может, помощь нужна? — осторожно спросил его сосед по столу.

— Если только ты шаришь в истории, — шепотом ответил Нотт. — Мне бы узнать, чего было в дветыщипясятседмом?

— Каком?! — переспросил тот.

— Два-ноль-пять-семь, — как можно четче ответил Роберт.

— Оу, — отозвался гриффиндорец, — если верить..

— А можно коротко? — не удержался Нотт, чувствуя, как его опьяневшая голова склоняется к поверхности стола.

— Можно коротко. Окончание войны.

— Окончание?

— Это так Брайн Поттер считал, но в его же учебнике этого нету.

— Откуда же ты тогда это знаешь? — подозрительно спросил Нотт.

— В одном из его трудов видел, — расплылся в улыбке гриффиндорец и продолжил: — Он занимался поисками спрятанных книг и восстановлением тех кусочков истории, которые к тому моменту уже были потеряны. У него есть список дат..

— Я знаю! — неожиданно трезво встрял Нотт. — Только думал, что он не дошел до нас.

— Дошел. Так же как и список книг.

— Мерлин, это же здорово! А какие еще даты? — Нотт жадно подался вперед.

— Два-один-пять-семь, ее ты должен помнить из курса истории, — ответил тот и задумался о чем-то. — Забавно, между ними сто лет, никогда об этом не думал, — он улыбнулся и продолжил: — Два-один-два-один, вот тут я понятия не имею, что было. А еще была какая-то битва в начале века. Там дата неопределенная, он тогда был совсем ребенком, а позже, он пишет, выяснилось, что этих битв было столько, что никто не знал, какая из них была основной. У него в списке значится просто два-один-ноль-ноль-тире-два-один-один-ноль, но с припиской, что битв там было много-много. И из дат двадцать первого века есть упоминание, что война, окончание которой фиксируется пятьдесят седьмым, начинается в сорок девятом.

Нотт пытался осознать все услышанное, но выпитое пиво с чем-то подмешанным, просто не давало этого сделать. Окончание войны он запомнил, битву в середине двадцать второго — вспомнил, а остальное не желало укладываться в голове. Создавалось ощущение, что этот Сарин приятель перечитал все книги на свете по истории, да только и это не давало представления о том, что происходило в мире в то время. Ему захотелось достать медальон и перечитать записку, чтобы разобрать в ней хоть слово, да только сидящий рядом гриффиндорец следил за ним, не отрывая глаз.

Все его представления о том, что в середине двадцать первого что-то начало твориться, что книги стали сжигаться, а здания рушиться, не вязалось с датой окончания войны — два-ноль-пять-семь. Если война кончилась, то и все эти разрушения должны были прекратиться, но нет же! Тогда что? Дата не точная? Или, может, это начало войны? А этот Брайн Поттер все перепутал? А что же тогда было в сорок девятом? Конец какой-то другой войны, еще более ранней?

Мысли путались, хотелось спать и вскоре он перестал сопротивляться, уснув на раскрытой книге.

Пятый факультет. Джодо

Эмма вошла в гостиную сразу за Нау. Выглядела она немного рассеянной, но даже в таком вот состоянии услышать ее мысли было невозможно. Забавный, но абсолютно бесполезный в их узком кругу дар проявился у него в возрасте пяти лет, когда в их поместье были какие-то чиновники с обвинениями против отца. Джодо тогда сидел тихо за сервантом, никого не трогал, пока, от неожиданности, чуть не задохнулся воздухом. Он очень четко слышал все, о чем думал отец — и о тайнике под поместьем, и о их с матерью безопасности, и о том, что пора было покидать Англию еще летом. Страшно было и неловко, да и вычислили его чиновники те из-за судорожного вздоха, а мать наказала — чтобы не подслушивал больше.

— Лост пришел в себя, — доложил Нау. — Все нормально.

Джодо перевел взгляд с Нау на о чем-то думающего Роджера. Вот если бы он мог читать мысли всех — вот это был бы дар, а так, когда услышать что-то приходилось не чаще раза в полгода, да и то обычно от тех же друзей, благосклонно позволяющих узнать, о чем они думают.. Нет, это просто насмешка судьбы. Отец часто твердил — про особенность, про предназначение, про то, что если не было надо, то и не было бы их.. Да только верить в это Джодо не верил. Хотя повторять за отцом повторял, ни раз и ни два.

— Кто это была? Поттер? — спросил Роджер и видимо получил кивок в ответ. — Тоже мне открытая гриффиндорская душа, чуть не убила..

— Да не убила бы, — спокойной отозвался Джодо. — Лишила бы сознания, но это не смертельно.

— Мне кажется, ему надо учится с этим справляться, — подал голос Нау. — Джодо, это тебе с мыслями проще.. А чувства, эмоции — другое.

— Все равно не смертельно, — усмехнулся Джодо, но, заметив укоризненный взгляд подруги, умолк.

— Это не просто услышать мысли, хотя я даже это представляю с трудом, — признался Нау и продолжил: — Когда чувствуешь — то тебя поглощают те же эмоции.

— Что же такого она чувствовала, что он чуть сознания не лишился? — озвучил Роджер вопрос Джодо.

В повисшем молчании, Джодо пытался уловить хоть что-то от прежней безмятежности, царившей в их гостиной эти несколько лет, за которые они стали одной большой семьей. Сложно было разобраться, кто есть кто в этой их семье, но однозначно было только одно — они с Эммой как брат и сестра. С того самого первого дня в поезде, с того самого распределения, когда вышедшая к табурету со шляпой пухленькая девочка с двумя косичками была отправлена сюда, в эту самую гостиную с ее приятным желтым светом и теплым камином.

Он, Джодо, не хотел сомневаться в словах отца об их особенности, но маленькое чудо с биркой на желтеньком рюкзачке, на которой корявыми буквами было выведено "ЭММА", совершенно спокойно относилась и к пятому факультету, и к нему самому, и, в этом Джодо не сомневался, попади она куда-нибудь на другой факультет, не прошла бы мимо, не сказав "Привет". Было в этом что-то особенное.

А Роджер всегда был отцом, а может даже старшим братом. Лучше всего ему подходило, разумеется, быть "главарем", но называть так друга язык не поворачивался. Он был словно капитан корабля, на самом-то деле, тонущего. Мальчишка с глазами, которые меняли цвет от серого до прозрачно-зеленого, странными словами о том, что они такие же люди как и все и тоже имеют право ЖИТЬ, и дурацкими волосами неприятного бледно-коричневого цвета, стал для них словно соединяющим звеном. Он собрал их всех — весь набор того года — в первый же день и сказал, как это здорово — дружить. Спорить ни у кого сил не было.

— Тогда нам нужны книги..хотя где мы найдем пособие по тому, как справляться с сомнительным даром? — прошептал Нау, отвлекая Джодо от воспоминаний.

— Давно хотел предложить, — раздался голос Роджера, а Джодо заметил, как засверкали его глаза. — У нас тут — четыре этажа, так?

— Наблюдательный ты, однако, — усмехнулась где-то в стороне Эмма. — Думаешь, не спрятано ли чего в нашей башенке?

— Под ней, — вяло отозвался Джодо.

— В голову влезать нечестно, — буркнул Роджер. — Ну да, под ней. Хотя бы подземелье там должно быть.

— Причем тут книги? — таинственным шепотом спросил Нау. — И кстати, Джодо не услышит тебя, если ты сам не откроешь сознание.

— Ага, это он тебе так сказал, — Роджер по-удобнее уселся в кресле. От его вчерашнего недуга ничего на осталось.

— Под нами вполне могут быть книги..закопали если, — пробормотала Эмма. — Вполне могли..это было бы совершенно разумно!

Несколько секунд тишины, а после что-то зашуршало-загремело. Роджер поднялся, подбирая с пола куртку, Эмма накинула мантию, Нау затолкал под диван свои записи, а Джодо вяло, слишком вяло, потянулся.

— Ну, и снова на дело, — с отстраненной радостью заявил Джодо.

— Раз уж с нами нету Льюиса, — заметила Эмма, когда они спустились в круглый холл, — Нау, у тебя особое задание — увидишь если что пощекотать, постучать или погладить — либо сам, либо толкай кого.

— Да справлюсь, не маленький, — улыбнулся тот.

Они стояли в холле, оглядываясь. Четыре года они бывали тут по несколько раз в день, а иногда и ночью, но никогда не обращали внимание ни на что, кроме дверей, ведущих в гостиную. На полу лежал ковер непонятного цвета с едва заметной бахромой по кругу. Роджер рассудительно заметил, что можно было бы ковер-то и поднять — мало ли чего под ним.

Эмма и Джодо отошли к стене и, наклонившись, стали закатывать ковер во что-то наподобие трубы.

— Не лезет, — выдохнула Эмма, когда они дошли до середины. — Ну, чего там? — чуть громче спросила она у Роджера.

Послышался невнятный ответ и заклинания.

— Так, на первый взгляд — ничего, — ответил ей Джодо. — Точно так же, как и когда ковер лежал.

— Вредный ты какой-то, — улыбнулась подруга. — Серьезно тебе говорю!

— Я не вредный, просто.. Глупо вот так вчетвером под коврами лазать.

— Ну да, ты еще скажи, что нельзя намеренно искать, что без случайностей никуда, так как это очень важно.

— Важно.

Роджер отрицательно покачал головой и они расстелили ковер обратно. Перешли в противоположную от центра сторону и стали закатывать там, чтобы проверить вторую половину круглого холла. Джодо вдруг вспомнил, что закатывать ковер можно было и с помощью магии..

— Нету тут ничего, — выдохнул Нау.

— Давайте обратно, — скомандовал Роджер.

Эмма отряхнула руки и спрятала их в мантию. Волосы, как всегда, вылезали из-за уха и тянулись к глазам, но девушка не обращала внимания. Совершенно незаметно для них же самих, они покинули круглый холл, оказавшись в полутемном коридоре, ведущем на улицу.

— Может, разделимся? — предложил-таки Джодо. — Смотри, — он обратился к Роджеру, — есть этот коридор, есть, на самом деле, пространства за лестницами, так? Еще точно надо проверить оба хода в замок.

— И как делиться будем? По два или по одному?

— По два, — смутившись, ответил Нау. — Я сам вряд ли чего найду.

— Тогда, видимо, понятно как, — улыбнулся Роджер. — Давайте вы тут, а мы — ходы.

Ребята прошли по коридору и исчезли за хлопнувшей дверью, оставляя Эмму и Джодо в приятном полумраке.

— Ну, давай, что ли, искать? — предложила Эмма.

Джодо расплылся в улыбке.

— Да откуда в тебе это? — не выдержала Эмма. — Ну, Джодо, нашел и не поделился, да?

— Почти.

— Отец? — одними губами спросила Эмма.

Джодо кивнул. Отец. Снова приходили к ним эти чертовы министерские зверюги, на этот раз — с почти что указом об аресте. И снова он был рядом, и снова слышал..

— Сентябрь кончается, а ты молчал!

— Эм? — Джодо прислонился к стене. — Вот честное слово, чего ты дуешься? Я просто не могу так сразу..

— У него опять...проблемы? Джодо, скажи если так — мама поможет. Ты же знаешь..

— Да не надо.

Он махнул рукой и попытался вспомнить те отрывки из сознания отца, за которые успел зацепиться.

— Не знаешь — не войдешь, — процитировал он. — Я только вот несколько минут назад понял, о чем он. Наш вход в гостиную.

— Если не знаешь, что можно войти..то и не войдешь..

Эмма вышла в холл, оглядываясь. Четыре двери, как всегда, предоставляли полную свободу действий — иди куда душе угодно.

— И в какую?

— Знаешь, я ловлю себя на том, что отец и не знал ничего толком..

— Думаешь? Это может быть просто какой-нибудь старой легендой, да?..

— Так и похоже, — они прошли сквозь одну из дверей и оказались на винтовой лестнице. Джодо перелез через ограждение и ступил на хрустящий мелкими песчинками пол.

— Люмос, — Эмма, перебравшись вслед за ним, осветила все вокруг. — Ну, мы там, куда не войдешь, не зная, а дальше?

Джодо вспоминал мысли отца, которые тогда принял за бред отчаявшегося человека. Кто будет перед арестом вспоминать старые легенды? Уж точно не человек здравомыслящий.. Джодо не воспринял тогда эти слова никак — просто они все крутились в голове и крутились:

Нет защиты лучше в мире,

чем белый камень на могиле.

Нет сильнее в мире страха,

чем одной идти на плаху.

Нет правды в мире — только ложь.

Но коль не знаешь — не войдешь.

— Да ничего дальше, — Джодо осматривался. Он пересказал ей эту почти песенку, хотя в мыслях отца оно было больше похоже на последние вздохи перед смертью.

— Ты сделал какое-то совершенно нелогичное..нет, логичное, но невероятно дурацкое предположение. Если твой отец вспоминал не детский стишок, — Эмма заметила, как изогнулась бровь товарища, — а что-то более..жизненное, то, даже тогда, Джодо, ты обратил внимание только на последнюю строчку.

— Давай искать белый камень, — проигнорировав подругу, сказал Джодо и тоже зажег волшебную палочку.

Сверху доносился голос из гостиной и даже немного света, под ногами скрипел песок, а белых камней — не было. Были темные, почти черные, серовато-желтые, багровые какие-то, а белых не было. Под песком лежали каменные плиты, а под самой лестницей валялся старый пергамент с исправленной работой.

— Мне кажется, белый камень не при чем, — решительно заявила Эмма, разгребая песок на полу одной ногой. — Даже если предположить, что наши спальни находятся над чьей-то могилой..

Ее нога за что-то зацепилась и девушка замолчала. Джодо опустился рядом и помог руками убрать песок в сторону. На каменной плите красовалась железная петля, видимо, изображавшая из себя ручку.

— А может не такое уж дурацкое предположение, — бросила Эмма и ее щеки немного порозовели.

Джодо попытался поднять каменную плиту, но она не поддалась.

— Ох, Джо-о-одо, — Эмма взмахнула палочкой, пробурчав что-то подозрительно похожее на "Вингардиум Левиоса". Каменная плита стала отходить в сторону, открываясь, как дверь, и, повинуясь палочке Эммы, мягко опустилась на засыпанный песком пол.

Он посветил и обнаружил ступени, уходящие далеко вниз. Пожалев в который раз, что он не может транслировать свои мысли друзьям, Джодо залез в люк.

Пятый факультет. Роджер

Они совершенно без пользы изучали коридор, в котором гуляли сквозняки и освобождались от листвы последние кусты цветов. Роджер понимал, что затея их — совершенно дурацкая, ибо как говорил Джодо: случайности делают свое дело. Если не искать, оно как-то лучше находится. Да только как найти неизвестно что в их небольшой башенке, не ища этого?

— Можно, конечно, кусты выдергивать, — задумчиво протянул Нау. — Но это вряд ли, да?

Роджер кивнул, осмотрел последнюю клумбу и отряхнул руки. Теперь еще проверить нижний коридор и, видимо, возвращаться в гостиную. Право, залезть на Астрономическую башню было легче, чем копаться с каменными плитами и серыми клумбами.

— Может перекусим? — Нау вытер лоб рукавом. — Пару сэндвичей и в подземелья.

Они покинули проход и оказались в мрачном замке. Высокие своды, портреты, холод — полная противоположность их небольшой пристройке. Других учеников почти не было, а те, что были, не обращали на них внимания. Они уже были у самой кухни, когда проем за картиной открылся и из него вывалился кто-то огромный и ругающийся. Роджер отошел в сторону, Нау в другую.

— Окружаете? — подозрительно прищурившись, спросил парень. Роджер узнал в нем одного из Флинтов. — Гады.

Флинт еле держался на ногах, балансировал с помощью бледно-желтой бутылки в левой руке и постоянно моргал. Он определенно был пьян. Роджер скривился, когда тот дыхнул на него, но Флинт, кажется, только обрадовался. Раздался сильный удар — Флинт закрыл проход в кухню. Потом он торжественно поднял бутылку и, шатаясь, пошел в сторону Слизеринских подземелий.

— Ох.

Роджер перевел взгляд на друга. Тот сидел около упавшей на пол картины с потрескавшейся рамой. Дверь на кухню, представлявшая из себя только тоненькие очертания на камне, была закрыта.

— Вот и перекусили, — усмехнулся Роджер, присаживаясь рядом с другом. — Повесить ее надо, наверное? — указал он на картину.

Нау неопределенно пожал плечами. Они взяли картину и попытались поднять, но рама, и без того немного сломанная, надломилась сильнее. Холст, словно вода, вытек из рамы и обозначился на полу небольшой лужицей из ткани.

— Словно живой, — прошептал Нау и потянулся к нему.

Роджер представил, как холст подпрыгивает на месте, виляет хвостом и кусается. Он засмеялся, заставив руки Нау дрогнуть.

— Да бери его, — бросил Роджер, вставая.

Он следил, как друг поднимает холст и разворачивает его. Картина осталась на месте — все тот же нелепо нарисованный натюрморт с угловатым кувшином, занавесками с бледными полосками, как у них в гостиной, тарелка с синей полосочкой и фрукты, среди которых огромная желто-зеленая груша. Только небольшие волны, складки и загнутые Нау углы.

— Тут написано..чего-то, — промямлил Нау, разворачиваясь к нему спиной.

На обратной стороне холста, коричневой и с пятнами от краски, почти в самом нижнем правом углу можно было видеть несколько строк, подпись и дату. Роджер наклонился и стал читать:

— Нет защиты лучше в мире, чем белый камень на могиле, — он представил почему-то могилу отца Лоста с небольшим камешком и сразу же задался вопросом, почему это камень на могиле — лучшая защита? Роджер помедлил, но после снова продолжил чтение: — Нет сильнее в мире страха, чем одной идти на плаху, — тут он согласился с автором сомнительного произведения искусства, больше похожего на какую-то загадку. — Нет правды в мире — только ложь. Но коль не знаешь — не войдешь.

Последние строчки ненадолго выбили его из колеи и он не сразу понял, что Нау чего-то пытается сказать, даже почти крикнуть.

— Питер, гиппогриф тебя, да ПОСМОТРИ ТЫ НА ИМЯ!

Роджер скривился, услышав свое имя, но промолчал. Взгляд его опустился ниже строчек и уткнулся в хорошо знакомую фамилию и практически незнакомое имя. Практически..

— Мерлин мой! Нау, Сэм, это же..Ты, ты же...

— Очнулся, — усмехнулся Нау и сощурился, чтобы, видимо, разглядеть дату. — Сороковой, однако.

— Подожди, Нау, подожди, он — твой родственник? НАУ! — Роджер толкнул друга в бок. — Генри Томас — твой родственник, да?

Нау кивнул, задумался о чем-то, и почти неслышно пробормотал:

— Деда назвали в его честь. И у нас с отцом вторые имена тоже — Генри.. Дед говорил, что Генри Томас — великий человек и все такое, но никогда не говорил, чем он так велик.

— Он его знал? — спросил Роджер, хотя и так понимал — конечно же знал, раз говорил про величие. Было бы смешно, если бы..

— Нет. Дед родился в сорок первом.

Роджер на секунду оторопел, а потом все-таки соизволил взглянуть на дату — 25 ноября 2040. Такая до боли знакомая дата.. А дед Сэма, значит, родился в сорок первом..

— Великий человек? — спросил Роджер. — Слушай, Нау, а чего он..может, герой войны?

— Ну а как еще? — удивился Нау, сворачивая картину в трубочку. — Как еще можно было отличиться в то время? Только непонятно, почему дед никогда не говорил об этом — просто, великий человек и все тут. Без комментариев и подробностей.

Роджер пожал плечами, пытаясь вспомнить это нелепое стихотворение, которое так походило на загадку. А загадку ведь надо разгадывать? Да, они этим займутся. Но, раз поесть не получилось, нужно проверить коридор в подземельях. Они молча кивнули друг другу и отправились ниже на пол этажа, чтобы попасть в мрачный, как все подземелья, ход к их гостиной. На его взгляд было глупо делать подобный ход — ведь любой, совершенно любой, мог пройти к их башенке, заглянуть в их холл, освещенный желтоватым светом, и даже подняться в гостиную. Причем — беспрепятственно! Как хорошо, что никто не знал об этой дурацкой особенности их гостиной..

— Напомни мне, зачем нам картина? — вдруг спросил Нау, когда они толкнули небольшую дверь.

Роджер пытался поймать ускользающую мысль и только махнул рукой на вопрос друга. Что-то такое, лежащее на поверхности, вдруг скрылось под водой, а он все никак не мог понять — что именно? Они зажгли огоньки на концах палочек и стали исследовать холодные стены и пол..

Пятый факультет. Нау

Картина в руке была невероятно мягкой и чуть ли не ускользала из вспотевших ладоней. Нау не понимал зачем она нужна им, но почему-то это было так правильно — стащить картину с грушей, оставив на полу у холодной стены сломанную раму. Это было забавно и ново — никогда они еще не тырили картины, тем более обозначавшие вход куда-то.. Ему вдруг очень захотелось пойти и снять с законных мест еще пару-тройку картин — просто так. Для себя, для веселья. Повесить их в гостиной — чтоб были.

Имя далекого предка, великого человека, в честь которого назвали его деда, написанное прямыми, не сильно опрятными буквами, делало холст с корявым натюрмортом какой-то безумно важной вещью. Хотелось узнать, откуда оно взялось на обратной стороне неумелой картины, откуда там же нелепые строчки с таким количеством слова «нет», а еще почему там дата стоит, такая знакомая — день окончания последней магической войны? Хотелось знать, чем же так велик Генри Томас и зачем он решил податься в поэты, да еще и место такое выбрал для своих стихов — куда никто не заглянет. А может и не стихи это вовсе? А загадки?..

— На-у! — Роджер снова усмехнулся. — Идем в гостиную, остальных искать. Да еще Лоста проверить надо.

Нау вдруг осознал, что они прошли весь ход, оставив на пыльных стенах следы своих рук, постучали палочками по бешеному числу камней и протоптали дорожку по светло-серому полу. Поднявшись по небольшой лестнице, они толкнули дверь и оказались в узком коридоре, а через несколько шагов уже свернули в холл. Поспешно открыли одну из четырех дверей, взобрались по лестнице в гостиную и..не обнаружили никого из друзей.

— В спальню, — бросил Роджер, исчезая в проеме, и Нау поспешил за ним. Картина в руке была приятно прохладной.

Толкнув плечом дверь, Роджер зашел в полукруглую комнату с четырьмя кроватями, на одной из которых валялся Лост. Одеяло было скинуто на пол, а рука с палочкой то и дело взмывала вверх, заставляя перо подпрыгивать, или точнее барахтаться в воздушной яме.

— И года не прошло, — просопел Лост, обиженно шмыгнув носом.

— А Джодо..где? — недоуменно спросил Нау, усаживаясь на свою кровать.

— А я откуда знаю?! — Лост поднялся на локтях, прищурился и откинулся обратно на подушку. — Лежу тут, лежу — вас все нет и нет.

— А Эмма? — подал голос Роджер. — Заходила?

— Говорю же — нет вас и нет.

Ребята переглянулись. Значит, Джодо и Эмма еще не вернулись? Но где же они — в коридоре их не было, разве что под лестницами, но там было тихо и вроде бы пусто..

— Что случилось? — Лост снова приподнялся на локтях. — Чего вы..это что, картина?!

Нау кинул взгляд на свернутый холст около себя, который немножечко развернулся, и кивнул. Лост покрутил пальцем у виска и засмеялся:

— Ну вы даете! Чего хоть это?

— Бывший вход на кухню, — довольно сообщил Роджер. — Причем там сзади — прикольное послание.

Нау развернул холст и продекламировал Лосту содержание строк, не забыв упомянуть имя и дату.. Льюис сидел, неопределенно водил рукой по своим коротким волосам и недоуменно посматривал на грушу, лежащую на тарелочке.

— А как же теперь...есть? — спросил он, состроив такую несчастную мину, словно без кухни он бы не выжил. — Вы не могли раму, я не знаю, с помощью «Репаро» собрать? Нет? Надо было спереть натюрморт!

Роджер пожал плечами, старательно пытаясь не засмеяться. Лост перестал кривляться и снова упал на постель. Нау еще раз перечитывал строки, пытаясь осознать — загадка это или просто милый стишок? Но что-то подсказывало, что «великий человек» не будет в день окончания войны писать на полотнах милые стишки, особенно если он умрет, умрет..

— Генри Томас умер двадцать пятого ноября. Сорокового.

Повисла неловкая пауза. До Роджера, кажется, доходило. Он то широко открывал глаза, в которых блестели зеленые искры, то щурился, вчитываясь в написанное на холсте. Лост размеренно дышал, чесал щеку у самого уха и молча поглядывал на них и на картину, которую когда-то нашел..

— Я думал, что это загадка. Теперь — уверен, — сообщил Роджер и добавил: — Это что-то важное, раз он.. перед смертью..

— Это тайна, — донеслось с кровати Лоста. — Если бы не было тайной — он бы просто надиктовал кому-нибудь, первому попавшемуся. А так — сохранил, но не раскрыл.

— Осталось понять, о чем оно, — Нау кивнул на полотно. — И Джодо найти с Эммой.

— Проверим пространство под лестницами?

— А чего им там делать? — Лост снова поднялся. — И чего вы делали все это время?

Роджер улыбнулся и попытался быстро пересказать, чего они затеяли. Лост не то расстроился, что не мог пойти с ними, не то посчитал их за идиотов, но промолчал.

— Как ты, кстати? — спросил Нау.

— Живой, — буркнул Лост.

— Чего ты почувствовал-то тогда? — Роджер подался чуть вперед.

— Боль, — отозвался Льюис. — Дикую боль.

— Физическую?

— Да нет. Просто боль — вроде бы от потери, только намного сильнее, чем я когда-то..чувствовал свою. Кэтлин эта и так слишком уж открытая, а потом словно..как вода из крана. Такой водоворот дикой боли, которая для меня стала почти физической.

Роджер, как показалось Нау, чуть не пообещал убить эту Поттер. Но вовремя закрыл рот и только сказал, что им надо найти Джодо и Эмму. Оставив друга с картиной в спальне, они вернулись в гостиную, оказались на лестнице и перелезли на истоптанный пол. Обойдя пространство по кругу пару раз, они не нашли друзей — только их следы, как свидетельство того, что они тут были.

— И где они? — уперев руки в бока, как вредная мамаша, поинтересовался Роджер.

— Как думаешь, на каком расстоянии ловит Джодо? — Нау прикрыл глаза и попытался сосредоточиться. Чтобы закрывать разум — особого ума не нужно было, а вот открывать, да еще передавать что-то — было слегка затруднительно. Концентрация, ощущение распахнутых дверей и всего одно предложение: «Возвращайтесь, мы вас потеряли!»

Пятый факультет. Эмма

Казалось, что эта лестница, уходящая глубоко под землю, никогда не закончится. Они все шли и шли, освещая ступени тусклым «Люмосом», а конца все не было и не было. Словно она и впрямь — бесконечная. Ни двери, ни комнаты какой — ничего. Только слегка ненадежный туннель, со свисающими с потолка клочками земли, и уводящие вниз желтоватые ступени.

Джодо вдруг остановился и обернулся к ней. Лицо его, с тенями и желтыми пятнами от света в руке, нахмурилось.

— Они нас потеряли, — хрипло сказал он, освещая убогие стены. — Только вот странно, что я это услышал.

— Мы идем уже Мерлин знает сколько, — Эмма пожала плечами. Слышать сейчас о странностях ей не хотелось — хватало и бесконечного туннеля.

— Предлагаешь возвращаться?

Эмма довольно улыбнулась и повернула в обратную сторону. Идти наверх было гораздо труднее и уже через несколько десятков ступеней, она устало опустилась на холодный камень.

— Отдохнем? — спросила девушка, пододвигаясь чуть в сторону, чтобы Джодо тоже мог присесть.

Он опустился рядом, задев ее плечом, и погасил свет на конце палочки. Стало практически темно, несмотря на ее «Люмос», и если бы не бесконечная цепочка ступеней, Эмма бы тоже погасила палочку, дабы посидеть спокойно в темноте. Они любили так делать — можно было говорить о чем-то важном, улыбаться, не видя ответной улыбки, утыкаться лбом друг другу в плечо и шептать что-нибудь почти неразборчиво. Наверное только сидя в такой вот дружеской тишине, Джодо смел рассказывать ей об отце. О последнем визите министерских он поведать еще не успел, но Эмма не гасила свет, а значит Джодо будет молча выравнивать дыхание после трудного подъема.

— Пойдем, нам еще идти и идти, — Джодо зажег свет и сразу стало необычайно ярко.

Они поплелись наверх — впереди Эмма, за ней, отставая на шаг, Джодо. Ноги еле передвигали их, грозясь отвалиться немедленно, и Эмма мысленно просила их потерпеть. Ну, еще чуть-чуть и мы придем. Еще чуть-чуть и мы придем. Еще чуть-чуть и..

— Джодо, я не могу больше! — она уселась, уперла локти в колени, а лицо — в ладони, и, сдувая светлые прядки с лица, насупилась. — Не то чтобы я жалуюсь, просто не могу я больше!

Джодо уселся рядом, почти сразу же погас свет у него в руках. Он обнял ее за плечи, уткнувшись подбородком в светлую макушку. Эмма погасила огонек на конце палочки, оказавшись в абсолютной темноте, а перед глазами еще долго прыгали светлые пятна .

— А почему наверху не видно света? То есть открытый люк он..

Она вдруг осеклась, представив, что будет если люк закрыт. И что-то подсказывало, что так оно и есть, и что заперты они здесь надолго. Эмма вздохнула. Быть заживо погребенной под собственной гостиной — нет-нет, ей не хочется. Да и вряд ли кто захотел быть..

— Джо! — Эмма отстранилась. — Еще раз этот..стишок?

— Нет защиты лучше в мире, чем белый камень на могиле. Нет..

— О чем это, как думаешь? — она преодолела желание зажечь свет, чтобы видеть лицо друга, и только вернулась обратно, уткнувшись ему куда-то в плечо.

— О том, что могила — отличное место для..не знаю, для тайников каких-нибудь. Мы кстати ищем неизвестно что — не то тайную подземную комнату, о которой грезит Роджер, не то запрятанные книги, не то то, о чем в этом...стишке. И непонятно ведь, о чем он.

Джодо замолчал, но Эмма не спешила отвечать. Она убрала за ухо прядку, закрыла глаза, словно от этого что-то изменилось вокруг, и только после озвучила идею:

— А что, если защита — это не совсем защита. Скорее — охрана, а?

— А разница?

— Ну, нет, плохо сказала, — она снова отстранилась. — Если человека погребают заживо, то могильный камень защищает его. Не в смысле защищает, да и не совсем камень, а еще гроб там, слои земли — они гарантируют его невозможность освободиться...

Джодо вроде как кивнул, но в абсолютной темноте Эмма не увидела этого. Идеи про заживо погребенных людей навязчиво прыгали на поверхности сознания, которое и без того предоставляло ей жуткие картины. Оказаться навсегда запертыми тут — не хотелось, а что делать — неизвестно. Идти наверх не было сил.

— Даже если ты права — что тогда?

— Ничего. Сидеть нам тут вечность, — отозвалась Эмма и тут же почувствовала теплую ладонь друга на плече.

— А люк-то действительно закрыт, — задумчиво протянул Джодо. — А как думаешь, может он паролем открывается?

— Будешь перебирать все, что придумается?

— Да нет же, — Джодо осветил ее лицо «Люмосом», поднялся, небрежно облокотился на неровную стену и с выражением прочитал стишок из отцовских мыслей. Эмма уже даже представила, что вот сейчас наверху откроется люк, они взбегут по ступенькам и окажутся на воле. Вот сейчас.. Но ничего не происходило. Джодо недовольно погасил свет, уселся на ступеньку и выругался. Видимо он искренне верил, что люк откроется. Впрочем, сама она тоже верила.

— Можно еще надеяться, что они будут нас искать, — неуверенно пробормотала Эмма. — Джодо, мне кажется, от нас уже ничего не зависит.

— Не унывай, — резко прервал ее Джодо. Она снова почувствовала его ладони.

— Ну а что мы можем? Идти? Я — не могу, — Эмма виновато посмотрела туда, где должно было быть его лицо. В темноте видно не было, но он, казалось, качает головой.

— Не вини себя, Эм. Если кто виноват, так это я.

Эмма помотала головой, но, сообразив, что ее не видно, прошептала:

— Ты тоже себя не вини!

— Вообразил себе что-то..он же больной.

— И отца не вини. Джодо, это все — обстоятельства, случайности. Как ты любишь.

— Такие не люблю, — выдохнул он.

Они замолчали. Сидеть на ступенях было холодно, отчего Эмма несколько раз вставала и пыталась согреть их заклинанием, но то словно развеивалось. Джодо — Эмма узнавала этот его жест даже в темноте, — проводил растопыренными пальцами сквозь волосы. И это было отчаяние, но он молчал. Когда она в очередной раз попыталась согреть ступеньку заклинанием, Джодо, распрямив ноги, усадил ее на себя, обхватив тоненькую, хоть и не идеальную, талию левой рукой. Эмма усмехнулась, но не сопротивлялась. Он убирал прядки волос ей за уши, а она положила руку ему на шею, настукивая по ней пальцами забавные мелодии из детства. И словно не было бесконечных ступеней, не было темноты, не было немого отчаяния.

— А если мы тут умрем? — тихо-тихо спросила Эмма.

— Ты же в это не веришь, — отозвался Джодо и она почувствовала, как теплый поток окатил ее щеку.

Джодо был близко и даже в ожидании дурацкой смерти это было безумием. Так близко — это невероятно. Они ездили в одном купе, бродили вместе по лесу, грабили кухню, прячась под одноразовой мантией-невидимкой когда-то на втором курсе, прятались от завхоза в одной кладовке, но так — никогда. Поддаваясь необъяснимому порыву, она провела рукой по его щеке. Та не была мягкой, но и колючей, как у отца, не была. Его пальцы на ее талии чуть дрогнули и Эмма тут же одернула руку. Что она делает? Они же как брат и сестра!

— Все нормально, — сдавленным голосом на ее резкое движение ответил Джодо. — Просто внезапно.

— Ты же любишь внезапность? — удивленно переспросила Эмма. — То есть я не то..

Они засмеялись одновременно и Эмма немного расслабилась. Нет, все нормально — они просто брат и сестра, и этот ее жест — просто дружеский.

Эмма напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь отыскать там лицо друга. Но была только темнота, как туман, и лишь дыхание Джодо, согревающее ее щеку, говорило о том, что он там. Хотелось снова провести рукой по его лицу, хотелось знать, что он рядом, и верить хотелось, что их найдут. Ну не могут же их не найти! Не могут же их не искать, в конце-то концов!

Она вспомнила о том, что никто из друзей не в состоянии почувствовать их движение или мысли, и это немного поубавило ее оптимизм. Разве что Лост сможет что-нибудь почувствовать, да только он в спальне, спит себе, силы восстанавливает..

— Джодо, а Льюис совсем не может нас почувствовать, да?

— Говорит — мы закрытые, — друг усмехнулся, но как-то невесело.

— А открыться можем? — шепотом спросила Эмма, ощущая дыхание Джодо. Ее воображение уже подсказывало, что может помочь. Было, правда, немного страшно.

— Наверняка. Он же говорил, ты не помнишь? Несколько раз чувствовал, — он вдруг замолчал и спустя, наверное, минуту добавил: — В критических ситуациях.

Эмма поджала губы — вот критическая ситуация, а друзей все нет. Может, все же.. Она закрывала и открывала глаза, а сердце вдруг стало бешено колотиться. В предвкушении.

— Эм, что с тобой? — прошептал Джодо. — Тебя так колотит..

— Все в порядке, — еле скрывая улыбку, ответила Эмма. Ей сейчас хотелось в голос смеяться. Ведь от одной мысли о том, каким образом она решила «открыться», сердце застучало. Эмма закусила губу и уставилась невидящим взглядом вперед. Какая разница, если их не найдут и им придется умереть? А если благодаря ее безбашенному поступку они выберутся отсюда.. Эмма подалась вперед. Как глупо!

— Точно все хорошо? — недоверчиво переспросил Джодо, а Эмма поняла — вот он, рядом. Она зажмурилась.

— Отлично.

И преодолела это дурацкое расстояние между ними. Нос коснулся его щеки и Эмма чуть ли не завопила от возмущения — этот негодяй посмел повернуться. Ей хотелось провалиться на месте, щеки ее загорелись, а Джодо только рассмеялся. Вот негодяй!

— Прости, но ты иногда такая.. — ее рука нашла его щеку и он замолчал. — Эм, я..

— Мысли мои услышал, да? — с грустью спросила Эмма. Внезапно не получилось.

— Думаю, если Лост был рядом — он уже почувствовал. Если уж и мысли твои самопроизвольно..

— Дурак, — она отстранилась, но улыбнулась. — Ладно, прости. Если ты не хочешь..

— Эм, ты же знаешь — мы как брат и сестра.

Эмма мысленно согласилась, да только такое близкое нахождение друга сводило ее с ума. Это было ново и необычно. И хотелось дотянуться не до щеки, а чуть левее, хотя бы до уголочка губ. Мать всегда так целовала отца..

— Ты ничего такого не думай, — буркнула она. — Знаешь, просто..

— Я так близко и свожу тебя с ума, — довольный собой ответил Джодо.

— Вот именно, — обиженно отозвалась Эмма.

Джодо снова рассмеялся и она улыбнулась.

— Я никогда не целовалась, — бросила Эмма, чуть отворачиваясь.

— Я знаю, — спокойно ответил ей друг.

— А ты?

Джодо замялся, а ей вдруг стало обидно, что она не знает о нем этого простого факта. Никогда они не говорили об этом, никогда.

— Да как-то я не знаю — да или нет. Мне было семь.

Эмма расслабилась. Джодо рассказал ей трогательную историю о девочке, гостившей у них в поместье, о том, как он ее преследовал и еще о том, что с большой натяжкой можно было назвать поцелуем.

Они все так же сидели, обнимая друг друга совсем чуть-чуть и перешептываясь, пока в нескольких ступенях от них не появился проем и свет не упал на их удивленные лица. В проем свешивался Льюис, недоверчиво поглядывая на них, после чего раздраженно бросил:

— Чтоб вас!

Где-то там за его спиной облегченно выдохнул Нау, а Роджер нахально поинтересовался, не нашли ли они чего.

Пятый факультет. Лост

Лост нашел друзей под лестницами. Они отчаянно пинали песок и бродили какие-то нервные. Значит, так и не нашли. Где же их носит?По лесу шатаются?

— Если они где-то недалеко, то может услышали мои мысли, — поведал Нау.

— Если недалеко, — повторил Роджер. — А может они в лес ушли?

Льюис согласно кивнул. Могли ведь — Джодо ни дня не проживает, чтобы не прогуляться по Запретной территории. А с другой стороны — ушли бы они куда-то, если договаривались искать здесь неизвестно что? Вот именно, подумал Лост, неизвестно что. Как вообще можно искать то, в существовании чего не уверен? Ладно там груши щекотать — это бессмысленно, но хотя бы ненамеренно, случайно, из любопытства. Джодо так любит. А тут какие-то поиски — не для Джодо это.

— Да вряд ли в лес, — ответил Нау. — Так, надо еще разок попробовать..

— А вдруг они слышат, просто не могут..выбраться? — предложил Лост. — Нету тут потайных дверей каких?

— Нету, мы уже проверили.

— Да и как это не могут выбраться — Алохомора и все.

Лост прошелся вдоль стены, ведя по ней рукой. Ему послышался какой-то странный звук, как щелчок, но друзья не услышали. Он прошел вдоль стены еще раз — щелчка не было. Могло и послышаться. Он обошел под лестницами все пространство раза три-четыре — Нау и Роджер сидели на песке и крутили в руках палочки. Ничего «такого» не было — пол в песке, камни всевозможных оттенков, свет из гостиной.

Лост еще чувствовал небольшую слабость после вчерашнего общения с гриффиндоркой. От воспоминаний о той боли, что прошла сквозь него, Льюис вздрагивал. Ему до сих пор казалось, что он слышал чей-то крик в той тишине, чей-то отчаянный вопль. И еще плач. И все это накатило так внезапно, что затмило тот маленький комочек сострадания, который он чувствовал ранее. Словно эта волна была и не ее вовсе — да только вот исходила именно от нее, этой сумасшедшей Сары. Или Кэтлин. Как ее правильнее?

На секунду ему показалось, что он что-то почувствовал, но оно тут же пропало. Словно кто-то неуверенно выглянул из-за угла и снова скрылся..

— Они тут, — прошептал Льюис. — Я кого-то из них почувствовал.

— Кого?

Льюис сделал несколько шагов назад, потом в сторону, вернулся, оказался под лестницей, подошел к стене, где слышал щелчок.. Ничего. Пропало, растворилось. Может и правда показалось?

— Не знаю.

Он ходил, изредка останавливаясь. Если почувствовал — значит что-то серьезное. Иначе с чего бы?..

— Ну, Лост, остановись, — Нау взял его за рукав. — Упадешь тут еще без сознания.

Льюис уселся на песок. В любом случае, если что — почувствует. Он долго сидел, смотря в одну точку, пока вдруг его не накрыло волной безумной нежности. Откуда тут нежность-то? Волна исчезла прежде, чем Лост успел подняться. Он уже было расстроился, что снова упустил их, как очередная волна окатила его с ног до головы и так же исчезла. Что же это такое? Где они? И причем тут нежность?

— Чувствуешь? — осторожно спросил Роджер.

Льюис не ответил — сделал несколько шагов и остановился, прислушиваясь к ощущениям. Сначала ничего, а потом — опять эта проклятая нежность. Теплая и чуть более ощутимая, чем там, у стены. Если бы они были в опасности, паниковали — он почувствовал бы страх, разве нет? В прошлые разы, когда случалось такое и он вдруг ощущал друзей, это была именно паника, резкая, как острие ножа, и тут же исчезающая. Они ведь все очень закрытые. Но тут была нежность и он не знал, что и думать. Сделав еще пару шагов, он вдруг замер. Где-то внизу.

— Тут, — шепнул он друзьям.

Роджер в два шага приблизился к нему, сел и стал разгребать песок. Каменная плита была такой же, как и остальные, кроме одного — у самого ее края была железная петля.

— Отлично вы все проверили, — не удержался Лост.

— Ее не было, — Нау тоже оказался рядом. — Я тебе говорю — не было ее!

Льюис вытащил палочку и, прошептав заклинание, отодвинул плиту в сторону. На ступенях сидели Джодо и Эмма, уставшие и удивленные. Он заметил руку подруги на шее Джодо и понял, откуда взялась эта проклятая нежность.

— Чтоб вас, — выдохнул он с облегчением, но получилось немного раздраженно. Нашли где миловаться!

— Ну, нашли чего? Или так просто тут..сидите? — Роджер усмехнулся, помогая Эмме вылезти. Щеки ее немного порозовели.

— Бесконечную лестницу только нашли.

Роджер нахмурился, не поняв, а Эмма уже перелезла через перила и оказалась на лестнице. Все как-то потихоньку потянулись за ней. Льюис шел последним и, уже перелезая, он бросил взгляд на люк — они его закрыли, но песком не покрывали. А тот.. Льюис вернулся обратно, разгреб песок и не нашел ручки. Магия?

Закрыв дверь в спальню и рассевшись по кроватям, они по очереди рассказывали, чем закончились их поиски. Ничем как таковым они не закончились, но Роджер вспомнил про картину и вскоре полотно было развернуто и положено натюрмортом вниз.

— Ме-е-ерлин, — протянула Эмма. — Джодо?

Джодо был бледен, даже бледнее обычного. Он растерянно пропускал волосы сквозь пальцы и недоуменно поглядывал на строчки в углу полотна. Не успел Льюис спросить, что случилось, как Джодо принялся рассказывать. И продекламировал строчки наизусть.

— Интересно, откуда твой отец их знает? — в пустоту бросил Нау. — Может, он видел это полотно? Запомнил?

— И картину на место вернул? — усмехнулся Джодо. — Нет, вряд ли.

— А что если не только на этой картине был этот стишок, а? — задумчиво спросила Эмма, обводя всех взглядом. — Что если была еще картина, а отец Джодо..

— Надпись здесь сделана Генри Томасом, — Нау ткнул в строчки в углу, — в день его смерти. И если в то, что он успел что-то написать на одной картине, поверить можно, но чтобы на двух..

— Так может он умирать не собирался? — настаивала на своем Эмма. — Может его уже после..убили?

— Да это же день последнего сражения! — вмешался Роджер. — Война заканчивалась. И либо это было написано уже после ее окончания, либо до.

— И если до, — продолжил Джодо, — то ему что, делать нечего было? А если после — то почему он умер?

— И в обоих случаях сделать хотя бы еще одну надпись было бы просто безумством! — подвел итог Нау.

Но Эмму они, кажется, не убедили. Она демонстративно схватила с кровати мантию, немного грязную после поисков, проверила, на месте ли палочка, улыбнулась, убрала волосы за уши и, насмешливо вздернув брови, удалилась из спальни. Льюис, внимательно следивший за ней, вздохнул — она снова закрытая. Пока Нау сворачивал картину в трубочку, Джодо хмурился, а Роджер внимательно смотрел в окно, Льюис вскочил со своей не заправленной постели и бросился догонять подругу.