Потерянные (джен)

Гриффиндор. Арти

В библиотеке было душно. Вроде не весна, не вечер перед экзаменом, а все равно — душно. Деревянные стеллажи с аккуратными корешками книг уходили высоко, под самый свод просторного помещения, что, казалось, нету у них пыли на самом верху. Бесконечное море книг, ярких, темных, с пометками и без. Чей-то рай, но не его.

Арти довел последнее предложение своего сочинения до конца и поставил жирную точку. Закатал рукава синего, как море, свитера и осмотрелся. За горкой толстеньких фолиантов светлела голова Минта. Книжный червь, с улыбкой подумал Арти.

— Ты там скоро? — устало поинтересовался он.

— Скоро, — буркнул, не отвлекаясь от письма, Минт.

Арти покачал головой. Скоро, конечно. Часа два. Вообще-то нет, Минт не зануда. Есть у него необходимость копаться в библиотеке, водить пером по желтоватой бумаге и с жадностью поглощать содержимое, спрятанное за обложками, но так, вообще — не зануда.

Арти не любил библиотеки. Там, как сегодня, обычно бывало душно. Наверное, это от книг, думал Арти. Они же тоже — дышат, а тут их столько, что, естественно, людям воздуха не остается. Не любил, но против ничего не имел. Ходил, как сегодня, с Минтом за компанию, делал домашки. Хотя списывать, конечно, приятней. Сядешь в удобное кресло, положишь загибающийся свиток на колени, расправишь, и, наслаждаясь аккуратненькими буковками товарища, начнешь переписывать.

— Арти, пойдем пить чай? — послышался голос Минта.

— Пойдем, — вскочил Арти.

Минт сидел, быстренько водя пером над пергаментом. Странно, что с какой бы скоростью тот не писал, буковки получались всегда одинаково аккуратными, ровными. Не то, что у Арти.

— Отнеси, а? — задрав нахальную физиономию, попросил Минт. Улыбнулся, опустил голову и продолжил писать.

Арти взял четыре фолианта и пошел вдоль стеллажей. Отыскал крохотный по своей ширине и единственный во всей библиотеке стеллаж с надписью "История" и поставил книги на место. Странно, что Минт выбрал историю. Ее, как предмета, почти не существовало — только коротенький курс на третьем году обучения, и то, когда это было? Странно, что в списке тем для сочинений темы по истории вообще были. Странно.

Арти вернулся к столу, взял еще четыре книги и потопал обратно к стеллажу "История". Вот он, Арти, нормальный — взял Трансфигурацию, пусть сложную, запутанную, но, по крайней мере, существующую. По-настоящему. Хотя где-то глубоко внутри он понимал, что с его сочинением конкурс не выиграть. Но, если подумать, кому нужен этот их конкурс? Да никому и не нужен. Просто лишний повод затащить студентов в библиотеку.

— Идем пить чай, — радостно возвестил Минт, вешая другу на плечо сумку.

Они протиснулись через узенький проход между стеллажами с художественной литературой, вышли в главный проход, застеленный длинным бардовым ковром и, попрощавшись с библиотекаршей с кривыми пальцами, вышли в прохладный коридор осеннего Хогвартса. Здесь гуляли сквозняки, утром и вечером, отсыревали подоконники и частые дожди стучали по окнам.

— Чего ты нашел в этой истории? — спросил вдруг Арти, толкая дверь, коридор за которой вел к ближайшей лестнице.

— Интересно, — пожал плечами Минт.

— Нет, серьезно, Минт. Вот Трансфигурация — это дело..

— Трансфигурация твоя — ерунда, — отрезал Минт. — Ну что в ней есть загадочного? Непонятного? А?

Арти не ответил. Он спускался вниз, держась за перила.

— Вот именно — ничего, — продолжил Минт. — Там все четко, понятно. Формулы. Унылая ерунда.

— Это увлекательно! — Арти повернулся, тряхнув довольно длинными для мальчика волосами. — Превращение воды в огонь, например. Не изучено как следует.

— Изучено, просто никто об этом не знает.

— Изучено и не никто не знает? Не смеши!

Они подошли к картине с фруктами и остановились. Арти, чуть помедлив, протянул руку и пощекотал грушу. Здесь, за этой замаскированной дверью, часто бывали студенты. Кто-то заглядывал перекусить между обедом и ужином, кто-то таскал пирожные для вечеринок, а кто-то, как они с Минтом, ходили пить чай после долгих вечеров в библиотеке или квиддичных матчей на морозном воздухе.

— Я не смешу, — Минт прикрыл за собой дверь и прошел к покосившемуся столику в самом углу. — Вот тут-то и нужна история, понимаешь? В любой науке нужно опираться на историю.

Появившейся около ребят эльф быстренько принял заказ и растворился в воздухе.

— Хочешь сказать, превращение воды в огонь изучено, да? И кем же? Когда?

Минт замялся. Протянул руку к появившейся вазочке с конфетами, развернул одну и начал жевать.

— Ха, нечего тебе сказать, не-че-го! — Арти откинулся на скрипучем стуле назад.

— Ещчего, — отозвался Минт. — Пгди.

Он прожевал, свернул шуршащий фантик и кинул его обратно в вазочку. Арти налил чая в фарфоровую чашку с цветами и накидал туда немереное количество сахара.

— Историки середины позапрошлого века изучали записи Джона Томаса, погибшего в битве две тысячи сто пятьдесят седьмого года, и выяснили, тут должны быть твои аплодисменты и барабанная дробь, что он, как один из защитников книг в целом и магических книг в частности, перепрятал часть Хогвартской библиотеки конца двадцать первого века.

— Можно я уточню? — вмешался Арти. — Он украл книги из Хогвартса?

— Перепрятал, — ответил Минт. — Была война, он сохранял историю.

— Украл, — чуть сощурившись, буркнул Арти. — Ладно, давай про огонь и воду.

— Так вот, — Минт отпил чая. — Прятал он их повсюду, как я понял, а места, где это делал — не указал.

— И?

— Дослушаешь? — улыбнулся Минт. — Историки, в том числе автор нашего учебника по истории, который мы изучали, был немного того, фанатиком своего дела. Он пишет, что наткнулся в записях Томаса на упоминание, сейчас вспомню, кажется Казахстана. Но я не уверен. В общем, после нескольких лет поисков, этот Брайн Поттер откопал несколько сотен книг в братском захоронении магглов. И, внимание, насколько я помню перечень этих книг, там был томик по Высшей Трансфигурации, который так и назывался: "Невозможно возможно, или как превратить воду в огонь".

Арти молчал. Он держал фарфоровую чашку с безобразными цветами в руке, бил ее ногтем мизинца и соображал. Получается, что тогда, давно, в двадцать втором веке, некий Брайн Поттер, учебник которого он изредка читал на третьем курсе, держал в руках книгу о превращении воды в огонь. Казалось бы, что абсолютно бессмысленно превращение одной стихии в другую, но Арти так не считал. Да, воду можно создать из ничего. Огонь можно получить из ничего. Но вот то, как перевести одно в другое, вот что увлекало юного гриффиндорца. Необычайное явление, когда одна стихия в момент превращается в другую. Вот что было увлекательно и необычно, а не история, мертвая наука. Умершая когда-то тогда, когда люди умели превращать одну стихию в другую. Но почему, почему сейчас нету этого умения? Где та книжка по Трансфигурации, которую нашел сумасшедший историк? Почему ее не вернули в Хогвартс? Почему в учебниках по его любимой Трансфигурации нету ни слова? Может, те ученые не опирались на историю? Не интересовались ею? Может ли такое быть, что Минт прав, что, не сумев по достоинству оценить значение истории, они, просто напросто, потеряли что-то очень важное? Упустили, не заметили.

— Сделай лицо попроще, — попросил Минт.

Арти кивнул. Где-то ведь должен быть этот томик? Где-то ведь он хранится? Или нет? Сожжен? Уничтожен? Потерян? Перепрятан?..

— Слушай, а где сейчас эти книги? Ну, которые тот Поттер нашел?

Минт закрыл глаза. Наверное, он влюблен в эту свою историю, подумал Арти, раз так реагирует. Видно же, что расстроен. Мерлин, но и он сам сейчас расстроен пропажей книг!

— Неизвестно. Перечень их есть в одном из трудов Брайна Поттера, копия хранится в специальном отделе министерства, насколько я знаю. Несколько книг есть у нас, в Запретной секции. Оригиналы, в смысле. Переписанные есть в общем доступе, я сам видел.

— А это невозможное возможно?

— Я думаю, что ей не повезло, как и многим другим. Наверняка были тут, но сгорели во время осады.

— Начала двадцать третьего? — с грустью переспросил Арти.

— Ну, да, — отозвался Минт.

Арти налил себе еще чаю. Он был вкусным, необычайно вкусным, эльфийским чаем, а пах сиренью и росой на траве. Облачко пара зависло ненадолго над чашкой, но растворилось, как только он поднес ее к губам.

— Как сестра? — спросил Минт, отчего Арти вздрогнул немного.

— Как обычно, — он пожал плечами, сделал глоток и вернул чашку на столик. — Сидит дома, жрет конфеты.

— На следующий год уже в Хог?

Арти кивнул, улыбаясь. Его маленькая сестренка наконец-таки станет взрослой, хоть чуть-чуть. Перестанет заваливать его письмами, но будет вечно за ним гоняться. От этой мысли он поморщился, представляя в какой ад превратится его жизнь, когда он станет нянькой.

— Не хочешь с ней нянчиться? — понял Минт. — Думаю и не придется.

— Найдет себе друзей и забудет про меня?

— Конечно. По себе знаю.

Арти открыл, было, рот, чтобы что-то ответить, но дверь скрипнула, пропуская в приятный полумрак кухни светловолосую Эмму.

Гриффиндор. Минт

Минт поднял глаза и заметил вошедшую девушку. Видеть ее в одиночестве было настолько непривычно, что он даже удивленно поднял брови. Девушка прошла вперед, наклонилась к одному из эльфов, колдующих у большого котла, и что-то попросила. Эльф пропал из виду и вернулся с кружкой, от которой шел пар. Эмма взяла ее, кивнула старику-эльфу и удалилась, даже не посмотрев на ребят.

— Не заметила? — к нему обернулся Арти.

— Привычка, — ответил Минт.

Он оперся локтями о их любимый покосившейся столик и, щурясь, смотрел на Арти. Странный он. Густые волосы темно-медного цвета свисали и лезли в глаза, прятали от посторонних его уши и зарывались за ворот рубашки, торчащей из-под этого его свитера, синего-синего. Арти крутил в руках конфету и думал о чем-то. Не о чем-то, а о ней, вошедшей сюда с полминуты назад. Как же, Арти не мог о ней не думать. Минт был уверен — думает.

Это началось в конце прошлого года. Нет, ладно бы это была Сара, все-таки дружат с первого курса, или хоть кто другой с их факультета. Да даже если с какого другого, только не с того.

— Сделай лицо попроще, — услышал Минт и улыбнулся.

— Это моя фраза.

— Обойдешься.

Арти отложил конфету. Минт не понимал друга. Эмма просто девушка, которую он видит изредка в Большом Зале. Она ему ни слова не сказала, он ей — тем более. Светленькая, обычная. Ничем не примечательная, кроме одного — она с того факультета. Могло ли это заинтересовать друга? Навряд ли. Тогда что?

— Попроще, Минт, ты знаешь как это?

Она никогда, вот если не считать ее захода на кухню несколько минут назад, не бывала одна. Их всегда было пятеро. С одного факультета, нерушимый кулак. Они появились на год позже их, Арти, Сары и Минта, дружные, веселые, но такие далекие от остальных. Впрочем, так было со всеми с того факультета.

— Минт, ты оглох? — Арти поднялся и задвинул стул. — Пойдем найдем Сару?

— Зачем? — не понял Минт.

— Как зачем? Должен же я хоть в этом году попасть в команду по квиддичу?

— Думаешь, Сара по-дружески возьмет тебя? — Минт усмехнулся. Арти каждый год ходил пробоваться на место охотника, но еще ни разу его не взяли. Ни разу.

— А что, не возьмет? — искренне удивился Арти.

Они вышли, закрыли дверь и поплелись наверх. Во всей этой их гриффиндорской жизни определенно был один огромный минус — гостиная фиг знает где, в такой дали от кухни.

— Обязательно возьмет, — пробормотал Арти.

Минт мог сказать, что Сара-то друг другом, но прекрасно знает, как он играет. Впрочем, Арти не так уж плохо летал, но квоффл кидал — просто отвратительно. Сильно и не в руки.

Минт не любил квиддич. Ходил на матчи, болел за Сару, но так, чтобы любить — нет. Это был их дружеский жест — он ходит на квиддич, Арти — в библиотеку, а Сара помогает устраивать вечеринки в гостиной. Это они придумали еще на третьем курсе, когда Сару взяли в команду, а потом они отмечали первую победу Гриффиндора впервые за четыре года.

Арти резко затормозил, и Минт врезался в него, угодив носом прямо в синий свитер друга. Арти был почти на голову выше него.

— Я не помню пароль, — признался тот, оборачиваюсь к Минту. — Слушай, вообще никак не помню!

Дверь в гостиную Гриффиндора скрывалась за огромным портретом с худенькой девочкой на нем. Минт узнавал, раньше тут висела Полная Дама, но то ли после осады начала двадцать третьего, то ли гораздо раньше, портрет пропал. Скорее всего — сожжен. Худенькая девочка, метавшая заклятия в несуществующих врагов, была одета в порванную мантию и частенько пряталась за кустарником на заднем плане.

Пока Арти чесал затылок, а Минт любовался юной колдуньей, проход открылся и в нем появилась Сара.

— О нет, нет, Арти, — Сара замотала руками и зажмурилась. — Не проси!

Арти приуныл.

— Ну хоть на отборочные его пусти, — шепотом попросил Минт. — Бедненький, он же..

— Убью, Минт, — Арти протиснулся между друзьями и исчез в проходе.

— Чего это он? — Сара вышла, закрывая за собой.

— Эмму увидел, — развел руками Минт.

— О боже, снова Эмма. Слушай, ты объясни, что ничего ему не светит с ней. Она же..

— Да он знает, — Минт махнул рукой. — Ты куда?

— Бедный и несчастный Роберт Нотт зовет на помощь, — девушка поджала губы. Ее волосы, темные, чуточку кудрявые, лезли ей в глаза, но она смотрела прямо на Минта. Он знал, чего она ждет. Замечаний, что это же Слизерин, будь аккуратней и не поворачивайся спиной. Но Минт прекрасно понимал, что и без этого, если Саре будет надо, она кого хочешь на место поставит.

Сара, подождав еще чуть-чуть, кивнула и побрела по коридору прочь от гостиной Гриффиндора. Минт долго провожал ее взглядом, после чего устало опустился на холодный камень. Он тоже не мог вспомнить пароль.

Странно, все было очень странно. Был Арти, бездельник, самый настоящий бездельник, таскавшийся в библиотеку только из-за их уговора и за компанию, но сходивший с ума от Трансфигурации. Минт видел, как загорелись его глаза, когда он вспомнил про "Невозможное возможно". И это был все тот же Арти, просыпавшийся среди ночи, будивший его, Минта, и предлагавший планы похищения Эммы, чтобы рассказать ей о своих чувствах. Это был Арти, из года в год приходивший на отборочные в команду по квиддичу.

Была Сара. Темноволосая, умная, сходившая с ума от квиддича даже побольше, чем Арти, летавшая воскресными утрами вместо того, чтобы спать. Сара, чьей усидчивости иногда даже Минт мог позавидовать, честная и отдающая все, до последнего кната, когда за нее кто-нибудь смеет платить в Хогсмиде. И эта же Сара спокойно общалась со Слизерином, не воспринимая общественное мнение о их подлости, но совершенно как все относилась к Эмме и ее факультету. Пятому факультету школы чародейства и волшебства.

А пятый факультет это было еще страннее, чем вся их жизнь. Минт не мог не искать о нем в книгах — ведь было четыре факультета, имевших названия, гостиные которых располагались в замке. И был пятый. Без названия. Просто — пятый факультет. С гостиной в пристройке из светлого камня. Когда он появился? Кто его основал? Зачем? Минт не знал, не знали и многочисленные книги.

Единственное упоминание за две тысячи сто шестьдесят пятый из учебника Брайна Поттера: "На пятый факультет были впервые приняты трое учеников". Значит, к шестьдесят пятому он уже был? Существовал, но не было учеников? Но зачем? Ведь четыре факультета отлично должны были вмещать всех — храбрых, умных, трусливых, подлых, глупых, честных.. Каждому должно было быть место, но, раз появился пятый факультет, не было? Значит, были те, кому не было места в магическом сообществе? Минт понимал это так, смотрел на пятый факультет и думал — им нет места в нашем мире. Иногда он корил себя за эти мысли — нельзя так, они же тоже люди, дети, такие же как он, как Арти, как Сара. Чем они хуже? Чем они хуже подлых слизеринцев?

Не хуже, думал Минт, просто другие. Не такие. А чем, чем не такие? Минт не знал, не знали и остальные. Наверное, знали студенты самого пятого факультета, но их никто не спрашивал. Их боялись. Не принимали. Так было уже полтора века, но никто, кажется, не знал причины. Она была, Минт был уверен, причина была. Просто забылась, потерялась в круговороте жизни, оставив только глупые предрассудки. А глупые ли? Если причина была, значит есть, значит и правильно все происходит — правильно, что никто не общается с пятыми? С лишними.

Странно это было, странно. Минт не мог подобрать другого слова — странно и все тут.

Гриффиндор. Сара

Сара заглянула в класс и сразу же увидела Нотта. Он стол у окна, высокий, как Арти, и худой, как Минт. Да, она всех сравнивала с ними, что, наверное, глупо.

— Привет, — она закрыла за собой дверь. — Что-то срочное?

— Нет, — он пригласил ее к парте и присел. — Насчет нашей работы.

Сара кивнула.

— Смотри, я нашел растение со свойством, которое было нужно для нашего зелья, — он перевернул лежащую на парте книгу и указал на яркую картинку, еще блестящую после типографии. Сара ненавидела новые книги. Они пахли свежестью, типографией, чернилами, а не временем. Ей нравился запах времени, такой редкий, почти не существующий.

— Слушай, так получается..

— Да, — Нотт позволил себе перебить ее. — Не будет никаких последствий.

Сара снова кивнула. Растение, нарисованное рядом с человеческой ногой, еле-еле доставало до щиколотки.

— Его надо найти? — уточнила девушка.

— Не беспокойся, мне кажется, я знаю, где.

Роберт Нотт. Необычный слизеринец, а может, и не слизеринец вовсе. Ей иногда казалось, что его место на Равенкло или, от этих мыслей она морщилась, на пятом факультете. Необычный. Не такой. Вот Флинт — слизеринец, такой, про которого вечно твердит Арти. А Нотт — нет, Нотт другой.

— Тогда ты ищешь, а я варю.

— По рукам.

Сара поднялась, оправила мантию. Нотт тоже поднялся, захлопнул книгу. Девушка улыбнулась ему, чуть поджав губы, и вышла из класса.

Завтра отборочные, вспомнила Сара. Арти снова придет. От этих мыслей стало немного грустно — ведь придется, скорее всего, отказать ему. Вряд ли он научился нормально кидать квоффл за лето. Вряд ли.

Она поднималась наверх, когда вспомнила про ужин. Точно, ужин ведь вот-вот должен быть. Сара зажмурилась, развернулась и побрела обратно. Она вечно забывала какие-то такие мелочи, вроде ужина. Иногда это совсем не волновало, иногда — бесило. В прошлом году она забыла про Рождество.

— Я с тобой не дружу, — шепнул ей на ухо чей-то голос. Арти.

Молодой человек обогнал ее, обернулся, улыбнулся во все свои двадцать семь зубов и поспешил вниз. Сара была бесконечно рада их дружбе. Она. Арти. Минт.

Ей хотелось верить, что это навсегда, что, окончив школу в следующем году, они не расстанутся, продолжат общаться. Верить хотелось, но иногда не верилось. Минт, наверняка, с головой уйдет в историю. Куда еще? Он помешан, уж кто-кто, а Сара его понимает. Он тоже любит запах времени, не меньше ее. Может, даже больше. А Арти? Она не представляла, чем будет заниматься друг. Вполне бы мог — Трансфигурацией, но ему же наскучит. Он не такой, не может он быть усидчивым, а там без этого никак. Да и не его это — наука, только в качестве хобби. А сама она будет целителем. Обязательно будет. Может, конечно, квиддич, но это если позовут куда.

Сара присела за гриффиндорский стол. Длинный, как хвост дракона, шершавый, как страницы старых книг.

— Он уже сказал тебе, что не дружит? — уточнил присевший рядом Минт.

— По пути сюда, — ответила Сара.

— Как там Нотт?

Сара, положившая в рот вермишели, пожала плечами. Есть хотелось так, словно сегодня она забыла про обед. А может и правда забыла? Пытаясь припомнить, она не сразу заметила отстраненный взгляд Арти, сидящего напротив и чуть левее. Сара обернулась и замета ее — Эмму. Девушка как девушка.

— Арти, рот закрой, — шепнул Минт, наклоняясь вперед.

— Тсс, — ответил Арти. — Спугнешь.

Сара улыбнулась. Арти чуть нагибался, чтобы, видимо, получше рассмотреть Эмму. Кто она вообще такая? Девчонка! Обычная, маленькая. Нет, наверное, все же, необычная, раз с пятого факультета. Обычных там нет. Будь они обычными — учились бы на нормальном факультете. Не там.

— Их четверо, — вдруг подал голос Арти. — Смотрите, нету этого, ну..

— Вратаря, — Сара, обернувшись, быстро скользила взглядом по самому немногочисленному факультетскому столу. Уайта и правда не было.

— Заболел, наверное, — пожал плечами Минт. — Осень.

Сара поймала себя на мысли, что, раз они такие особенные, могли бы осенью и не болеть.

— Бульон, — выдал Арти. — Эмма..

— Ну, опять Эмма. Только и слышу — Эмма то, Эмма это, — закатила глаза Сара.

— ..ходила на кухню за бульоном! — закончил Арти.

Минт кивнул, соглашаясь, а Сара, еще раз обернувшись на стол пятого факультета, задумалась. Что же в них такого особенного? Ходят за бульоном вместо того, чтобы отвести однокурсника в больничное крыло? Да, необычно. Ни с кем не заговаривают? Уже нормально, для них-то. Иногда на их факультет никто не поступает? Удивительно, но не то.

— Сара, лицо попроще, — шепнул ей на ухо Минт.

Как же хорошо, что она — нормальная. Они все — нормальные. Сара. Арти. Минт. Интересно, а эти, с того факультета, считают себя нормальными? Или наоборот? Ставят себя выше? Или же их самооценка занижена? Какие они? Сара закрыла глаза — вот бы узнать их! Впервые, наверное, она заинтересовалась пятыми. По-настоящему. Не их тактикой в квиддиче, не новыми загонщиками, не удивительно юрким ловцом, с которым ей приходится тягаться. Ими самими. Почему бы не познакомиться с кем-нибудь? Да хоть бы с этой Эммой. Или нет, лучше не с ней. Она же никогда не бывает одна.

— Идешь? — к ее уху наклонился Минт.

— Иду, — обреченно ответила Сара.

Ребята шли быстрее и Саре приходилось за ними поспевать. В самых дверях она налетела на широкоплечего парня. Флинт. Сара сдержанно улыбнулась. Тот тоже.

— Опять Слизерин, — пробурчал Арти. — Сара-Сара, знаешь что?

— Знаю, — ответила Сара, поправляя мантию. — Ты со мной не дружишь.

— Совершенно точно, — отозвался Арти, чуть повернув к ней голову.

Девушка едва заметно улыбнулась. Арти. Этим все сказано.

Слизерин. Мартин Флинт

Он спешил на ужин. Опаздывал, одергивал рукава рубашки, смотрел себе под ноги и не заметил, как налетел на нее. Сара. Мартин Флинт ненавидел Сару, но улыбался, исправно улыбался при каждой встречи.

Он часто ловил себя на мысли, что Сару звали вовсе на Сарой, а Кэтрин или как-то так. Ловил и тут же прогонял прочь все мысли о ней. Еще чего!

— Где был? — Роберт уже доедал свой ужин, запивая соком.

— Обсуждали, нужны ли нам отборочные.

— Нужны?

Мартин кивнул. Вообще-то он считал, что и так у них в команде все хорошо. Но его брат, будучи капитаном, настаивал на изменении состава. Ну и пусть — ему, Мартину, совершенно все равно.

— Слушай, не в моих правилах просить помощь, — Нотт нагнулся над своей пустой тарелкой и, озираясь, продолжил: — Но наше с Сарой зелье..

— С Сарой? — Флинт проглотил тоненький кусочек шницеля. — Вот с Сарой работаешь в паре, с ней и..работай.

Роберт выпрямился, допил сок и поднялся:

— Я думал, мы друзья.

— Я думал, друзья вместе работают.

Нотт только засунул руки в карманы и поспешил прочь. С ума он сошел с этой Сарой? Вот точно, свихнулся.

Мартин отодвинул тарелку. Есть не хотелось. Он вылез из-за стола и побрел, глядя под ноги, к выходу. Позже он еще пожалеет об этом, но тогда можно будет заглянуть на кухню.

Кухня. Ему ее показал Роберт, а тому — Сара. Давно, курсе на четвертом. Нотт пришел тогда в подземелья, прижимая к себе кексы и фрукты, ужасно довольный. Потому что Сара, повторял каждый раз Флинт, не он, а Сара была его другом. Он же — просто однокурсник, сосед по комнате.

Флинт вышел на улицу, сразу оказавшись под теплым сентябрьским солнцем. Впереди, далеко-далеко, чернел Запретный Лес, а к светлому четырехэтажному зданию за теплицами спешили они — студенты пятого факультета. Мартина удивляло, что ходили они через улицу — их гостиная и спальни были соединены аж двумя коридорами с Хогвартсом. Один в подземельях, поднимающийся наверх только к площадки у входа в гостиную, второй — вдоль теплиц, сам почти теплица, с цветами в горшках и огромными о-образными окнами. Но студенты, казалось, даже в дождь и снег пойдут через улицу. Одним словом — другие.

Флинт дошел до Озера и присел на одинокую скамейку. Здесь было здорово. Не красиво, не уютно — просто здорово. Появлялось ощущение спокойствия, нереальности, отчуждения. Здесь не вспоминалась Сара, не вспоминались занятия. Мысли словно исчезали вовсе.

Весной он сидел тут часа по полтора, зимой выходи на пару минут. Осенью — как получится. Пока не насытится вечерним воздухом, не отдохнет, как следует.

Флинт опомнился. По берегу Озера двигалась закутанная в плащ фигура Роберта и шел он, по-видимому, к Лесу. Далекому, Запретному Лесу. Мартин вспомнил слова друга о помощи и поднялся с любимой скамейки. Наверное, Нотту действительно нужна была помощь. Иначе, стал бы он просить? Нет, не стал.

Мартин догнал его не скоро, когда тот уже подходил к лесу, озираясь. Озирался — значит собирался внутрь, в Лес.

— Правила нарушаешь? — спросил он, положив Нотту руку на плечо. Тот вздрогнул, обернулся и кивнул. Из-за Сары, подумал Флинт. Из-за нее нарушает.

Они подошли к самой-самой кромке леса, за которую заступить — выгон из школы. Флинт никогда за ней не был и, вообще-то, никогда и не собирался бывать. Но отпускать Роберта одного — нет. Не сможет.

— Со мной? — спросил тот, а Флинт кивнул. — Ну, тогда давай, вроде никто не смотрит.

Они боком зашли в лес и сразу же исчезли за густыми деревьями. Тут было прохладно, даже холодно, и совершенно не ощущалось солнце, садившееся сейчас где-то, неизвестно даже где.

— Мне нужна вода. Река или озеро. Даже болото сойдет.

Флинт кивнул и они двинулись вглубь. Шли не быстро, палочек не доставали и не разговаривали. Что-то под их ногами постоянно хрустело, но тропинка вроде была и они по ней, кажется, шли.

— Что ищем-то?

— Маленький сорняк.

— Водянистый клевер?

Роберт кивнул, улыбнувшись. Да, наверное это он до него додумался, не Сара же. Флинт снова поймал себя на мыслях о гриффиндорке и плюнул на корень необъятного дерева.

— Слышишь? — Нотт остановился и достал палочку. Флинт тоже прислушался. Где-то в стороне хрустели ветки.

— Кентавры? — то ли шутя, то ли испугавшись, предположил он.

— Говорят..Слышишь, говорят?

Флинт напряг слух, но кроме хруста ничего не мог расслышать. Они стояли, замерев, выставив правые уши чуть вперед.

— Думаю, он скоро поправится, — произнес девчачий голос совсем близко и ребята переглянулись. — Просто нечего было летать ночью.

— Это же Роджер. Что с него взять? — ответил второй голос, а кусты, что были прямо за необъятным деревом, пошевелились.

— Шарф мог одеть, я не знаю. Вот ты, Джодо, одел шарф?

— Нет, — со смехом ответил парень, а ветки затрещали еще сильнее.

Нотт, кажется, стал что-то понимать. Он замахал руками, покрутил у виска пальцем, но, заметив непонимающий вид товарища, прекратил цирк.

— А зря, — отозвалась девушка.

Кусты раздвинулись и из них вышло двое — светловолосая девочка и почти такой же светловолосый парень. Оба немного растрепанные, но при этом совершенно спокойные. Флинт вопросительно поднял бровь.

Повисла неловкая пауза. Девушка убрала за уши волосы, посмотрела на спутника и уверенно зашагала дальше, пройдя между Ноттом и Флинтом.

— Зря не одел, — продолжила она разговор с товарищем. — Мог заболеть.

Парень обошел ребят, догнал подругу и они, отодвигая низкие ветки, исчезли.

— Оу, — выдавил Флинт. — Я.. это..

Нотт кивнул. В никуда, просто так кивнул, развернулся и пошел дальше по тропинке, на ходу убирая палочку обратно в карман.

Они шли, а вместе с ними шло время. А речки никакой все не было, да и болот — тоже. Были кусты, деревья, заросли и тропинки. А опушек с хотя бы подобием влажных луж — не было. Влаги как будто бы вообще не существовало в этом месте.

— Не хочу паниковать, но мы не заблудимся? — спросил вдруг Мартин. — Просто идем, идем..

— Мы, может, уже, — Нотт чуть улыбнулся, но за этой его улыбкой скрывалась легкая паника. Легкая только потому, наверное, что отбой был не скоро.

— Давай искать.

Флинт уже давно освещал путь палочкой. Иначе бы тут была почти непроглядная тьма, в которой легко можно было пропустить воду. Вода. Где же она? Не может же ее не быть, просто не может. А вдруг стоило свернуть с этой сомнительной тропы? Чуть левее? Чуть правее?

— Слушай, как думаешь, чего они тут делали? — Мартин остановился и раздвинул кусты.

— Гуляли? — предположил Нотт.

— Отличное место для прогулок. Тут же.. — Флинт осекся. Он вдруг вспомнил — звери. Тут не было никаких зверей. Были, скорее всего, но отчего-то не попадались.

— Ни одного животного, — согласился Нотт. — Странно, да?

— Странно, — согласился Флинт и поежился. — Может, ну его? Пойдем?

— А клевер? Уйдем, чтобы завтра опять тащиться в эту..это жуткое место?

— Дался тебе этот клевер, — Флинт прислонился к одному из деревьев. — Наверняка же есть что-то более доступное.

— Ну мы же хотим превосходно получить, а не удовлетворительно.

Флинт закрыл глаза. Палочка его в опущенной левой руке чуть подрагивала.

— Разворачиваться все равно скоро придется, давай еще чуть-чуть пройдем.

Флинт оттолкнулся от дерева. Палочка его слегка задела ствол, выпустив сноп искр. В школе бы он не заметил — подумаешь, искры, — но Запретный Лес приводил его мысли к каким-то странным логическим выводам.

— Нотт, стой, — Флинт присел на корточки рядом с деревом. Обычное, как большинство деревьев вокруг. Разве что слишком гладкое — он провел рукой по стволу.

— Не хочешь идти так и скажи!

— Нотт! Иди сюда.

Роберт подошел и, следуя кивку товарища, дотронулся до дерева. Идеально гладкое. Идеальнее не бывает — даже парты в классах не такие.

— Искусственное? — не поверил Нотт. — В чаще леса?

— Может его как-нибудь..того? — Флинт неуверенно сжимал в руках палочку. — Есть идеи?

Идей не было. Ни у него, ни у Нотта.

Слизерин. Роберт Нотт

Если бы кто сказал ему, что в Запретном Лесу есть деревья с абсолютно гладкими стволами, не найти ни следа луж, звери не попадаются в течении часа блужданий, а где-то недалеко от кромки ходят пятикурсники, словно это их лес, он бы не поверил. Ни-за-что! Потому как это было немыслимо. Нет луж после целой недели дождей? Все звери затаились от страха перед ними? Нет-нет, это было бы не нормально.

Но оно было. Вот же — гладкое дерево. Словно колонна какая прям посреди зарослей. Что она тут делает? Зачем? И не было идей. Ни зачем, ни откуда, ни как его убрать. Зачем убрать? Роберт не мог объяснить зачем, но понимал — надо. Словно поставили его тут для того, чтобы кто-то его убрал. Хотя, это может только у него так в жизни? Может только у него вечно какие-то препятствия на пути, появляющиеся совсем не сами по себе?

— Рубить будем? — спросил Флинт, отходя на пару шагов. — Или ну его?

Рубить? Нет же, зачем рубить? Магия, нужна магия. Уменьшить?

— Давай уменьшим его, а?

— Зачем?

Зачем? Нотт не знал. Чувствовал — надо что-то такое сделать. Ведь не спроста же тут это дерево?

— Давай постучим по нему палочкой?

— Стучи, — Флинт улыбнулся. Гаденько так.

Роберт подошел к дереву, поднял палочку и, зажмурившись, постучал по нему. Небольшой сноп желтоватых искр вылетел из его палочки, но ничего более.

— Давай..

— Пойдем в замок? — закончил за него Флинт.

Нет, в замок было рано. Не было клевера для зелья, не было ответов на вопросы, откуда и зачем тут дерево, зато было время до отбоя.

— Ну же, мы должны узнать, — Нотт поплотнее закутался в мантию. — Зачем здесь стоит..это?

— А клевер? Уже ну его?

Нотт махнул рукой. В конце концов, за клевером можно придти и завтра, и послезавтра, и даже в понедельник. А дерево это найти во второй раз уже проблема.

— Может это столб?

— Фонарный?

— Что?

Флинт хмурился. Конечно, он же не общается с Сарой. Он же чистокровный, аристократ — чего ему фонарные столбы? Ни-че-го.

— Может там ход какой подземный?

— Алохомора, — Нотт направил палочку на несчастное дерево, но ничего не произошло. — Либо не ход, либо открывается не так.

— Паролем каким-нибудь.

— Дурацким.

Они замолчали. Идей — не было. Отбой — приближался. Надо было искать выход из леса.

— Ладно, идем.

— Стой.

Флинт подошел к дереву и прошептал что-то невнятное.

— Идем.

Они побрели обратно по тропинке. Нотт освещал путь своей палочкой, а за палочкой Флинта тянулся светло-зеленый поводок, ниточка, крепко связанная с деревом.

Тропинка виляла, сужалась и расширялась, выводя, — Нотт только надеялся на это, — их к опушке перед замком. А там еще надо набраться смелости будет и выйти, а после еще идти и идти вдоль Озера. Далеко идти.

Если бы он достал клевер, то завтра бы Сара начала варить зелье. Но он не справился, значит, скорее всего, начнет она не раньше вечера воскресения. И увидятся они тогда не раньше.

Нотт вздохнул. Сара. Почти родная — и по духу, и по крови. С ней ему легко, свободно, кроме постоянной мысли о том, что они не друзья. Приятели какие-то, но не друзья. У нее есть друзья, свои, гриффиндорские, а он — не в их числе.

Хорошо, что я хоть слизеринец, частенько думает Нотт. Хорошо, что шляпа не была так уверена, что меня стоит отправить туда, на пятый факультет. Факультет отшельников, изгоев. Лишних.

А ведь он мог, мог там учиться. Что было бы тогда? Неизвестно. Известно только то, чего не было бы. Сары. Потому что она как все. Плохо это или хорошо? Это печально. Это даже печальнее их довольно-таки близкого родства.

Ему иногда очень хочется поговорить об этом — что было бы, если б я был один из них? Один из этих отрезанных от общей массы студентов? Не было бы Сары, а кроме? Были бы у него друзья? Потому что Флинт — не друг. Товарищ, сосед, но не друг. На Слизерине как-то сложно с друзьями. Можно сколько угодно говорить "друг", но другом тот от этого не станет.

Впереди вдруг появился яркий свет. Тусклый, конечно, но яркий. Они подошли к самой границе леса и выглянули.

— Чисто. Вроде.

Нотт вышел из леса. Бочком. Флинт оставил на одном из деревьев зеленую нитку, убрал палочку, поплелся позади.

Наверное, если бы шляпа отправила его на пятый факультет, он был и не переживал. Ведь не было бы тогда Сары, но он и не знал бы о том, что она могла быть. Не было бы Флинта, что, впрочем, не самое грустное. Было бы одиночество — возможно — или же наоборот — неизвестно. Ведь непонятно, как там? Веселятся до упада? Корпят над домашним заданием? Пьют? Равнодушно глядят в потолок? Как? Непонятно. И не спросить. Неудобно.

Замок с распростертыми объятиями принял припозднившихся студентов, повел их по своим коридорам, окутывая теплым воздухом. А далеко-далеко в Запретном Лесу, Джодо, прислонившись к одному из многовековых деревьев, лениво затягивал зеленую нить в свою палочку.

Пятый факультет. Джодо

День не заладился с самого начала. Нау, спеша вниз по лестнице, навернулся, а значит идти летать им оставалось только вдвоем. Потом в попытке незаметно выбраться из гостиной, они чуть не столкнулись с Эммой. Секунда-другая, одно неверное движение — и им бы спать в своих постелях вместо полетов. Но тут повезло.

Под утро, вернувшись с гонок над Запретным Лесом, Роджер не смог говорить и слег с высокой температурой. И в больничное крыло, по понятным причинам, не пошел.

— Ты идешь? — к нему подошла Эмма. — Закроют дверь и лезть нам с тобой по стене.

— Ты же знаешь, что есть более простые пути, — Джодо опустил палочку и последние сантиметры зеленой ниточки с шумом втянулись в нее.

— Но мы же не ищем легких путей?

Джодо едва заметно улыбнулся. Но она заметила, он был уверен, всегда замечала.

Дурацкий день не мог пройти спокойно. С них сняли баллы за драку — последствия падения Нау и царапины на щеке Джодо от еловых веток были признаны гениальным профессором Заклинаний за следы от драки.

А после, когда Лост и Нау не поделили чернила, его работа на конкурс оказалась залитой целым пузырьком темно-фиолетовых.

И, казалось бы, ну все, хватит. Но нет. Был ужин. Был вкусный, плотный ужин и несколько шагов вдоль гриффиндорского стола. Лучше бы не ходил, думал Джодо. Лучше бы сидел и ждал, пока все разойдутся. Но он пошел, они все пошли. И Джодо услышал то, что слышать ему было нельзя.

Мысли. Громким шепотом. Чьи-то мысли, он даже не понял чьи. Так и прошел, не озираясь. Кто-то думал о них — не боялся, а думал. Рассуждал.

— О чем задумался?

Эмма раздвигала ветки.

— О квиддиче, — сказал первое пришедшее в голову Джодо.

— Зачем ты врешь?

— Да я не.. — он махнул рукой и заметил выражение лица Эммы. Она не ругала его, нет. Не сердилась, просто не понимала. — Это неважно.

— Так лучше.

Они вышли из леса, не оглядываясь, не сжимаясь, подобно тем слизеринцам. Просто вышли, как из Большого Зала или из кабинета. И направились к их гостиной, где наверняка уже сидит выздоравливающий Роджер.

День подходил к концу, а Джодо все ждал от него чего-нибудь. Новой подставы, что ли. Все уже было не важно, потому как этот день его довел. Довел до подлости. А не впервые ли он занимался чем-то подобным? Не шуткой над кем-нибудь с их факультета, не розыгрышем друга, а подлостью?

Он же просто шел мимо. И услышал, второй раз за день услышал чьи-то мысли. С той лишь разницей, что теперь у него было всего два варианта, чьи они, и оба устраивали — эти двое зашли в их лес. Они зашли в его лес. Добрый, родной, загадочный. Его. Джодо знал лес, как не знал даже замок. Он ни один предмет в школе так не знал, как это место. Любимое, тихое. Его.

Этот день довел его, а может довели те двое, пришедшие что-то забрать из леса. Неважно. Он слышал, что нужна вода, и уже знал, что делать. Однажды они уже убирали из Леса всю воду, в конце прошлого года, когда Нау поспорил, что найдет лесное озерцо. Озеро действительно было, но Джодо решил, что убрать всю воду, даже лужи, будет не лишним.

— Быстрее, Джодо, быстрее. Две минуты.

Эмма бежала. Ее волосы, светлые, немного длинные, развевались за ее спиной. Эмма. Сколько всего было в этой маленькой девочке разного. Он помнил ее совсем еще ребенком, пухленьким, с двумя косичками. Она заглянула в его купе и тихо спросила:

— Можно?

А Джодо уже тогда был длинным, вытянутым, как будто бы взрослым. И прекрасно понимал, что нельзя. В его купе — нельзя. Потому что он это он. Уже тогда Джодо знал, где его место.

— Нет, — ответил он маленькой Эмме.

— А я все равно войду. Можно? — спросила тогда она, вызвав улыбку у Джодо.

— Лучше уйди. Я знаю, где буду учиться, — он расправил плечи и продолжил: — Я буду на пятом факультете, знаешь такой?

Эмма кивнула. Но не ушла.

— Мне все равно. Мне же просто негде сидеть.

— А знаешь, как к ним относятся? — Эмма снова кивнула. — Их боятся.

Но Эмма не боялась. Может, ей действительно было все равно, а может она тоже знала, где будет учиться. Но она прошла внутрь, пожав плечиками, и уселась с желтым портфельчиком на коленях.

Они вбежали в открытую еще пока дверь и прижались к холодным стенам, тяжело дыша. Здесь были факелы, вокруг которых плясали желтые круги, ступени и тишина.

— У..успели, — Эмма первая оттолкнулась от стены и поднялась по ступенькам.

Джодо поплелся за ней. Здесь был привычный узкий коридор, совершенно не было картин, а свет исходил все от тех факелов у входа. Через несколько шагов — поворот и круглый холл с четырьмя дверьми. Все двери вели в их гостиную, что располагалась прямо над холлом. По узкой винтовой лестнице за каждой из дверей можно было попасть в теплую круглую комнату с камином.

Сначала за ближайшей дверью исчезла Эмма, за ней — Джодо. Они в несколько шагов преодолели лестницу и вырвались в приятный желтоватый свет любимой гостиной.

— Явились, — услышал Джодо чуть хриплый голос Роджера.

Пятый факультет. Роджер

Горло ужасно болело. Он бы с удовольствием пошел спать, чтобы только не чувствовать этой проклятой боли, шершавой как неотесанные доски. Но спать не хотелось — весь день провалялся в постели.

Роджер отложил книгу на столик возле кресла и поглядел на проем, в котором появилась Эмма. Где же их всех сегодня носит?

— Явились, — напрягаясь изо всех, бросил он, когда заметил Джодо. — А где остальные?

Роджер весь вечер просидел в этом кресле, помогая первокурсникам. И второкурсникам. И даже одному третьекурснику, единственному на факультете. А друзья словно сговорились — бросили его наедине с этими любознательными и надоедливыми.

— Нау должен был сварить тебе зелье, — Эмма присела рядышком, кинув быстрый взгляд на книгу. — А Лост добыть ингредиенты, — добавила она прежде, чем Роджер успел спросить.

Джодо разлегся на диване. Измотанный. День у него не задался, что ли? Поругался с кем? Роджер тронул Эмму за локоть и кивком указал на друга. Девушка достала из внутреннего кармана палочку и стала в воздухе выводить буквы.

Они были серебряные и быстро исчезали, но Роджер успевал читать. Вот как, подумал он, посмеялся над Слизерином. Что они ему сделали? В лес зашли?

Роджер усмехнулся своим мыслям. Да, за лес Джодо даже его в свое время к стенке прижал. Собственник.

— Хватит меня обсуждать, — услышал он голос друга. — Я же слышу..

— Слышишь? — в один голос переспросили те.

— ..свист твоей палочки, Эм.

Эмма слегка покраснела. Или не слегка. И убрала палочку.

— Ничего, эти слизеринцы пойдут завтра и найдут свою воду, — Джодо громко вздохнул. — И надеюсь, после этого не захотят больше ходить в, — он, видимо, хотел сказать "мой" или "наш", но, запнувшись, закончил: — Лес.

— Нау-то ходит, — просипел Роджер. — А ты ему три часа наедине с лесом устроил.

— Так то Нау.

Роджер закрыл глаза, вспоминая, с каким ужасом в глазах вернулся из леса Нау, как он, хватая всех по очереди за руки, пытался поднять и отвести в лес.

— Гладкие дер-ре-евья-я-я, гла-а-адки-е-е-е!

Хорошее было время, веселое. С тех прошло всего-навсего одно лето и еще чуть-чуть, а что-то начало меняться. Было ли дело в Нау, немного отчужденном и печальном, или же в смерти отца Лоста, а может еще в чем, Роджер не знал. Их всегда было пятеро. Не так чтобы всегда они ходили впятером, но было какое-то ощущение сплоченности, всесторонней помощи и полного отсутствия секретов. Но что-то неуловимо менялось.

Им не было скучно вместе, нет. Но появились какие-то более-менее обособленные группы, общие для некоторых секреты, разные интересы. Лост, например, никогда не летал. Ну вообще никогда. Но раньше, почему-то, совсем из-за этого не переживал. Теперь же создавалось впечатление, по крайней мере у него, Роджера, что тот тянет Нау с руками и ногами к себе, пытаясь отобрать его у них с Джодо.

Дурак, думал Роджер, нас же пятеро. Не двое, не трое — пятеро. Ему всегда, с самого первого дня их знакомства, хотелось, чтобы так было всегда. Ведь они — здесь, на этом дурацком факультете, с его дурацкой обособленностью. Какие они? Обычные. Да, обычные! Такие же как остальные. Но кто-то говорил "нет". Джодо, с присущим ему аристократизмом, спокойно, с расстановкой говорил:

— Мы другие. Мы особенные. Если мы есть, значит оно не просто так, значит так надо. Ибо если бы не было надо, нас бы и не было вовсе. Мы есть. Вот они — мы.

Лост, аккуратно, с разницей в несколько секунд, ударял головой об стену, успевая что-то при этом шептать:

— Мы не особенные, мы — ненужные. Лишние. Отщепенцы, ясно? Почему шляпа отправила нас сюда, вы знаете? Я знаю, почему. Потому что мы не годны ни для одного факультета, не годны для этого мира. Будь ее воля, шляпа так и сказала мне, серьезно, она бы нас вообще никуда не отправляла. Выставила бы за дверь с чемоданами. Но у нее нет на это права и поэтому мы здесь. Чтобы просто были.

Нау, казалось Роджеру, поддерживал Лоста, но высказывал что-то похожее на мысли самого Роджера, и, если и говорил, то обращаясь, в основном к Джодо:

— Вот твой отец, Джодо, он особенный? Скажи мне на милость, ученик этого факультета в неизвестном поколении, что такого особенного сделал твой отец? А твой дед? А.. А! Не можешь! Потому что ни черта мы не особенные. Вся наша особенность лишь в том, что учимся мы здесь, на этом проклятом факультете. Вот Джодо, скажи, есть у твоего отца работа? Есть? И что, он ее не стыдится, нет? Насколько мне известно, те, кто учились здесь, никому потом не нужны. Их так же боятся там, в большом мире, как тут, в маленьком.

И только, кажется, Эмма, была действительно согласна с Роджером. Или же только делала вид — за четыре года знакомства с ней Роджер так и не понял:

— У нас столько же ног, столько же рук и прочего тоже. Мы обычные люди.

Иногда, если они говорили только вдвоем, она могла добавить:

— Просто нам немного не повезло.

В гостиную вошел Нау, держа в руках небольшой сосуд.

— Роджер, эй! — окликнул он друга. — Смотри чего мы сотворили.

Роджер поблагодарил Нау и принял сосуд с темно-красной жидкостью. Зажмурился и залпом выпил. Горло обожгло, но проклятая шершавость в миг пропала и стало легче дышать.

— Мерлин, как здорово! — Роджер прокашлялся. — Спасибо, вы лучшие.

Нау пожал плечами, дотянулся до одного из стеллажей между проемами, чтобы положить туда пустой сосуд.

— А чего Лост? Где?

Нау не ответил. Он плюхнулся на мягкий диван, убрал волосы со лба и прикрыл глаза.

Пятый факультет. Нау

Как же он устал, устал от всего этого! Почему нельзя было просто быть, самому по себе? Почему он кому-то что-то должен, всегда должен? Будь его воля, ушел бы отсюда раз и навсегда. Навсегда.

Если бы еще хоть что-то происходило в его жизни, отличное от варки зелий и полетов с друзьями. Но ничего, ведь ничего не происходило! Наверное, стоило быть благодарным кому-нибудь за то, что хоть друзья у него есть, есть, что вспомнить с первых трех, да даже трех с половиной курсов их жизни, общей для всех. Тогда еще что-то происходило, веселое, забавное.. Разное.

Но не сейчас. Полеты среди ночи, шахматы по вечерам, посиделки в библиотеки. Взрослеют? Да нет же, ничего они не взрослеют.

— Хэ-эй, Нау? Ты нас слышишь?

Слышит он. Конечно же слышит, зачем так кричать? Раньше — чем громче, тем лучше, чем опаснее, тем веселей. А сейчас? Пробраться в хранилище ингредиентов? Да Лост справляется с этим за двадцать три минуты ровно, совершенно не оставляя следов. Сварить зелье посреди ночи? Да он, Нау, сделает это без уговоров и проблем. Погулять по Запретному Лесу? Джодо кого хочешь отведет туда, незаметно, без малейшего намека на опасность или выгон из школы. Нужна книга из Запретной Секции? Эмма к вашим услугам — быстро, аккуратно, чисто.

Вот она скука. Ничего опасного, непредсказуемого. Только разве что Роджер все тот же безумец, готовый лезть на Астрономическую башню строго вверх по стене. У него ничего не бывает спокойно и как обычно, но и это не всегда спасает ситуацию. Потому что только он, кажется, и сохранил этот детский азарт.

— Он спит, кажется, ребят.

Ничего я не сплю, думает Нау. Эй, Джодо, услышь мои мысли! Слышишь?

— Он не спит, — смеясь, отозвался Джодо. — Да, Нау?

Да, Джодо. Только прости, мне сложно транслировать тебе свои мысли. Поэтому я все-таки сделаю вид, что сплю.

— Спокойной ночи, — пробормотал где-то недалеко Джодо.

Может, конечно, все не так уж плохо? Есть еще надежда вернуть то, что было? Но как? Нау не знал. Потому что Лост уже не будет тем безмятежным мальчиком, которого он впервые увидел за столом их факультета. Потому что у него больше нет отца, а матери — той давно уже нет. Остались только бабушка и дедушка. И сам Лост.

— Пойдешь летать? — послышался голос Роджера.

— Что, опять? — недовольно переспросила Эмма.

— Завтра, давай завтра, — ответил Джодо.

— Да вы с ума сошли!

— Эм, я одену шарф, и на него нацеплю, ты не переживай!

Нашлось бы хоть что-нибудь, что смогло бы их встряхнуть, что-нибудь из ряда вон выходящее. Поискать такое? Где? Неизвестно. Он никогда не был организатором веселых розыгрышей или шуток, затейщиком веселых походов и не генерировал гениальные идеи. Мог быть исполнителем, варя забавное зелье, но не тем, кто придумывает.

Нау никогда бы в жизни не додумался сделать из воды дерево. Джодо — додумался. Лазать в гостиную по стене? Это была идея Эммы. Найти потайной ход? Его нашел Роджер. И только Лост мог пощекотать грушу на картине.

Нау ничего этого не мог. Он был просто Нау, и даже это свое прозвище, с которым он теперь не разлучен, придумал не он. Ленивый мальчик Сэм в той компании первокурсников часто слышал: "Do it now!" Чуть позже, когда его лень стала раздражать всех настолько, что они даже начинали кричать, маленький Сэм жмурился от громких голосов своих друзей: " Do it. Now!" А в самом конце первого курса, готовясь к экзаменам, Джодо окликнул его почти по привычки: "Give me this book, Now!"

Наверное именно тогда от ленивого Сэма ничего не осталось. Он стал Нау.

Пятый факультет. Эмма

Ребята расходились. Первым в спальню ушел Роджер, поблагодарив еще раз Нау за зелье. Почти сразу после этого откланялся Джодо. Остались только они вдвоем.

— Где Льюис? — спросила Эмма. Голос ее осип от долгого молчания, а глаза немного слипались.

— Честно говоря, я видел его ровно минуту, пока он передавал мне ингредиенты, — отозвался Нау, не открывая глаз. Он все так же полулежал на диване, размышляя о чем-то.

— И ты не спросил, куда он собирался?

— Был уверен, что сюда.

Эмма поднялась, оправив мантию. Льюиса нету уже — она глянула на часы над камином — почти час после отбоя, а значит что-то случилось.

— Пойдешь его искать? — осведомился Нау.

— Пойду, разумеется, — она развернулась и почти сразу исчезла в одном из проемов.

Он же друг, они все ее друзья. Уже много лет. Но только она чувствовала, хоть и не ее это было — чувствовать, — что дружба уже не та. Они не говорили об этом, а жили, словно по инерции, не задумываясь. Но где-то глубоко внутри Эмма понимала, что в какой-то момент их славная пятерка, исправно таскающаяся вместе на уроки и приемы пищи, распадется. Как склеенная неумелым "Репаро" ваза.

С кем будет Эмма, если это случится? Ответ на ум приходил сразу же — конечно же с Джодо. Разве может она быть без него? Нет, конечно же нет. Но как же Роджер? Ведь без него вся их компания была бы просто кучкой придурков с одного факультета. Так когда-то сказал Льюис, а она и запомнила. Без Роджера даже с Джодо будет невесело. А Нау? Он же завянет без компании, его нельзя оставить одного. Но он же и не останется, думала Эмма, Льюис его не оставит. Льюис, который боится одиночества, который остался сиротой в свои пятнадцать лет.. Где же ты, Льюис?

Эмма шла по коридору с цветами, соединяющему их с замком. Здесь было прохладно из-за щелей и пахло только что политой землей. Ее любимый запах. Запах детства.

Девушка дошла до двери, за которой был слабо освещенный холл Хогвартса, и остановилась. Где искать Люьиса она не знала. Можно было проверить кухню, на всякий случай, потом проверить кладовки на втором этаже — Льюис обожал пыльные помещения, в которых можно было сходить с ума от горя. Такое началось у него только в этом году — раньше Льюис стремился не оставаться в одиночестве ни на минуту. Но теперь, когда его настроение меняется на глазах, от него можно было ожидать чего угодно.

Льюис. Лост. Потерянный, несчастный. Ему бы объяснить, что жизнь не закончилась, да он не слушает. Он все так же, чуть улыбаясь, бьется головой об стену, но Эмма видит, всегда видит, как больно ему находиться в этой привычной атмосфере спокойствия и безмятежности. Привычной, но уже не такой.

Ей кажется, что только Нау способен вернуть Льюиса к жизни, если только не будет лениться, если сам соберется. Да и Льюис должен это чувствовать, раз так ревниво борется за него с остальными.

Может, их никогда и не было? Не было той пятерки, о которой говорят, как о едином целом? Может, это только иллюзия? Может быть, это просто Роджер с его нежеланием примиряться с факультетом, на котором он учится, создал эту самую иллюзию?

Эмма вздрогнула, почувствовав движение. Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Уже через секунду она нырнула в нишу, пряча лицо за полой мантии, от которой еще пахло Лесом. И еловыми ветками.

По коридору проскользнул высокий молодой человек в нелепом свитере. Кажется, она его сегодня уже видела. В кухне. Да, точно, он пил чай с кем-то еще и смотрел прямо на нее, пока она ждала бульон. Они оба смотрели.

Эмма дождалась, пока парень отойдет подальше, словно опасалась, что тот сможет услышать ее шаги, и побрела проверять для начала кухню.

Когда она щекотала несчастную грушу на картине, которую уже много веков щекочут голодные студенты, она вдруг вспомнила тот день, когда Льюис открыл кухню. Это был вторник, она до сих пор помнит. Он ворвался, лысенький такой после лета, в их гостиную и, еле дыша, вещал:

— Там..такое..ребята! Вы не поверите, не поверите!

И они сорвались, побросав все на диване и креслах, побежали за ним, таким довольным и веселым. Его глаза блестели, по лбу катились капельки пота, а сам он сиял.

Эмма просунула голову внутрь и оглядела спящую кухню — никого. Даже эльфы, кажется, где-то затаились. Девушка прикрыла картину и побрела к кладовкам. Может быть, там.

Она заглянула в первую, самую ближайшую к лестнице, кладовку. В ней были метлы и статуя без головы, полая внутри. На потолке болталась люстра, с застрявшими в ней елочными шарами. Льюиса здесь не было.

Эмма прикрыла дверь и на секунду сосредоточилась, чтобы не пропустить старика-завхоза. Ходил он бесшумно, но для нее, Эммы, движение было чем-то более осязаемым, чем шаги.

Никого.

Девушка побрела дальше, засыпая на ходу. Да, ей действительно очень хотелось спать. Если бы не Лост, уже давно бы видела сны. Любимые сны о полетах среди звезд. Она остановилась, хмурясь. За дверью каморки было движение. Едва уловимое.

Эмма, надеясь, что никто, кроме Льюиса не сидит по кладовкам, толкнула дверь. Если бы кто-то ей сказал, что она сегодня после полуночи увидит, Эмма бы не поверила. Но вот пожалуйста — в тесной, маленькой, как сосуд для зелий, каморке сидели двое. Льюис с красными глазами и какая-то девушка. Не с их факультета.

Пятый факультет. Лост

Его, когда-то придуманное им самим, вымышленное имя очень точно характеризовало его настроение в эти дни. Месяцы. Всего-то аббревиатура, дурацкие первые буквы имени, второго имени, своей фамилии и фамилии умершей в его раннем детстве матери.

Л.О.С.Т.

Как будто бы судьба уже знала, что с ним будет. Сейчас. Когда он словно один во всем мире. Но он не один, хотелось верить, что не один. Но все это веселье Роджера, вечные улыбочки Джодо, спокойствие Эммы — раздражало. И только Нау понимал его, но все равно тянулся к ребятам.

Он сидел на полу в кухне и пил прохладный сок. Сколько он тут сидит? Сколько эльфов он мягко попросил его не беспокоить? Сколько шоколада он съел?

Льюис не знал. Он просто сидел, не думая о том, что надо бы вернуться в гостиную. Он вспоминал, в сотый раз вспоминал, как отец примчался в школу, узнав о том, куда поступил его сын. Как он прорывался в их гостиную, как спрашивал, беспокойно дергая его за рукав — не переживает ли Льюис? Как обещал, что все равно будет любить его и ни за что не оставит одного в трудную минуту. Подумаешь — пятый факультет.

А вот сейчас, в эту самую трудную минуту, где был его отец? Где был тот, кто обещал всегда быть рядом? Он лежал, погребенный под скромным камнем, с пучком цветущего мха в самых ногах. И Льюис не мог не сердиться, зная, отчего тот погиб. Не мог не сердиться на отца, такого вспыльчивого и кидающегося в бой, чтобы защитить своего сына. И не мог не сердиться на себя, за то, что допустил такое. Тот летний день просто не выходил из головы.

Льюис очнулся от воспоминаний, вытирая со щек слезы. Ну вот, опять. Как маленький мальчик.

Дверь скрипнула, пропуская в кухню девушку. Она прошла в его сторону и, остановившись, огляделась, кого-то ища. Льюис затаил дыхание — не дай Мерлин она его заметит! Но она заметила. И вопреки здравому смыслу, подошла и присела:

— Что-то случилось?

Случилось, подумал Льюис. Впервые с ним заговорил кто-то не с их факультета. Впервые. Но он не ответил, только отвел глаза.

— Что такое?

Льюис вскочил и, оправляя мантию, заторопился прочь. Он выбежал в коридор, пытаясь быстро, но не привлекая внимания, пробраться на второй этаж, чтобы в который раз за этот сентябрь просидеть там весь вечер. Если бы он мог ощущать движение, как Эмма, обязательно бы заметил, что за ним кто-то идет. Но он не заметил. Заскочил в каморку и, закрыв дверь, прошел внутрь.

Что на нее нашло, недоумевал парень, что она подошла к нему? Почему не испугалась? Он бы почувствовал страх, неприязнь или еще что-то такое. Но ничего такого и не было.

Дверь приоткрылась, пропуская внутрь свет и всю ту же девушку. Он сделал два шага навстречу и остановился, почувствовав. Забота, какая-то почти материнская, давно забытая. Страх. Но она не его боялась, а как будто бы за него. Тревога.

— Чего тебе нужно? — спросил Льюис, отстраняясь.

— Ты, кажется, плакал, — спокойно ответила та. — У тебя что-то случилось?

Льюис поморщился. От этого сюсюканья, которого у него не было никогда в жизни, его чуть ли не тошнило. Хотелось закричать что-то вроде "Я не маленький" или "Не твое дело", но было в ней что-то такое доброе, материнское, заставляющее его сильнее сжимать кулаки, чтобы не разрыдаться. Маленький, наверное он действительно маленький мальчик.

— Все в порядке, — выдавил он.

— Ну, конечно.

Девушка присела на сломанный стул. Льюис позволил себе рассмотреть ее и тут же узнал. Ловец Гриффиндора. Как бы он не был равнодушен к квиддичу, на матчах бывал. Редко, но достаточно для того, чтобы помнить того, кто вечно обходит Джодо.

— Я тебя знаю, — сказал он.

— А я тебя нет, — отозвалась девушка.

— Льюис, — он удивился своему имени, которое произносила разве что Эмма, да и то редко. Для всех он был Лостом.

— Сара, — ответила девушка.

— Нет, ты Кэтлин, — нахмурился он.

— Для своих — Сара.

Все внутри Льюиса просто заныло. Пару минут знакомы и уже свои? Не рано ли?

— Ты сумасшедшая? — не удержался Льюис.

— Немного, — кивнула та.

Льюис улыбнулся.

— Тогда я Лост. Ребята зовут меня так.

— Странное..имя.

— Аббревиатура.

— Все равно.

Они замолчали. Каморка была маленькая и совсем не предназначенная для такой тишины. Не было мыслей, шепота, всхлипов. Просто тишина.

— У меня все отлично, — сказал вдруг Льюис. Он чувствовал, что девушка все еще переживает, и от этого хотелось избавиться. Но у него не получалось. Она была совершенно не закрытой, как его друзья, она была даже слишком открытой — столько чувств выливалось наружу. И он задыхался, не в силах чувствовать тоже самое.

— Я так и поняла. Знаешь, я тоже всегда плачу, когда мне хорошо.

Он встал и отошел в самый-самый угол, надеясь, что там ее чувства и эмоции его не достанут. Но они как будто бы были везде в этой кладовке.

— У меня, — Льюис вернулся к ней и присел, — умер отец. Погиб. Сражаясь.

Ему не нужно было даже слов — он все чувствовал. Сострадание, понимание и желание помочь. Сорваться и бежать наказывать тех, кто загнал его отца в могилу. Сумасшедшая, подумал Льюис.

— Из-за меня. Это я виноват.

Он вытер глаза и взглянул на нее. Она молчала, не зная, что сказать, но тот комок чувств, переполнявший ее, говорил за нее.

Внезапный тусклый свет из приоткрытой двери ослепил его на мгновение, а потом он увидел удивленную Эмму.

Гриффиндор. Арти

Он точно не знал что, но что-то случилось. Наверное, если бы это было в его силах, он бы остановил бегущее время, остановил бы все вокруг себя, чтобы найти ее.

Сара.

Все эти глупые шутки, его слова, что он с ней не дружит — он знал, не обижали ее, смешили — но сейчас казались такими дурацкими, что хотелось только кричать. Ее просто нигде нет, успокаивал он себя, но тут же снова паниковал. Еще больше.

Ее. Нигде. Нет.

Это же Хогвартс, подбадривал себя Арти, заворачивая за очередной угол или толкая скрипучую дверь. Это же школа, добавлял он. Ничего не могло случиться, просто..

Вот что — просто? Просто она проигнорировала их встречу на кухне? Вот просто так взяла и не пришла? Нет, нет и еще раз нет. Ее не было в гостиной к отбою, но это оттого, что ушла она незадолго до него. Ушла, напомнив им о том, что через час после отбоя они собирались на кухню. Ушла, договорившись встретится с ними уже там.

Арти остановился, вслушиваясь в тишину ночного замка. Где-то тут бродит завхоз, мерзкий тип, и если он не пьян — от него не спастись. Надеяться, что тот выпил за наступление выходных? Да, можно. Он выпил и спит в своем чулане. А Сара..

Может, стоит вернуться в гостиную? Минт должен был отослать записку, если она вернется, но мало ли что с запиской станет — не долетит, попадет кому-нибудь в руки, угодит прямо в факел. Никогда не подводило их это немое средство связи, но вдруг..?

Арти свернул, приоткрыл дверь и стал подниматься по лестнице. Может, стоило оставить Минта на кухне? Или самому там остаться, а не носиться по замку в поисках подруги? Но они пришли, а там — никого, эльфы спят тихо-мирно. Может не стоило сразу паниковать? Минт предположил, что Сара варит зелье с Ноттом. Арти поморщился от этой мысли, но почему-то решил успокаивать себя именно ею. Если это так, то с ней все в порядке. Или не все. Это же Слизерин!

Арти толкнул дверь и оказался почти у самого входа в их гостиную. Он сделал всего несколько шагов и увидел у проема скрюченную фигурку друга.

— Не приходила?

Минт замотал головой, отчаянно схвативший за свои светло-русые волосы.

— Скажи мне, — прохрипел он. — Арти, скажи, почему мы так паникуем?

Арти только пожал плечами. Почти незаметно, прикрыв глаза.

— Она где-то. Тут. А мы паникуем, — Минт поднялся. — Я никогда бы не стал паниковать вот так, — он растерянно поднял руки. — Но.. я не понимаю. Что-то не так.

Если бы только Сара прислала им летающую записку — неужели так сложно? Простое заклинание — и никакой тревоги, никакой паники. Никогда, никогда он еще так не переживал за нее. Да и не за кого вообще он так не переживал.

— Может, проверим кухню еще раз? — Арти, прищурившись, смотрел на друга. Такого потрепанного, словно Сара пропала ужасно давно, а не пару часов назад. Хотя даже эти часы, что они не видели подруги, казались бесконечно долгими.

— Только..а если она вернется? Пойдет спать, а мы тут так и будем с ума сходить?

— Оставим ей..Минт! — он шлепнул себя по лбу огромной ладошкой. — Минт, мы идиоты! Мы же можем просто послать ей летающую записку, чтобы отследить..!

Минт вздрогнул и мотнул головой.

— Ко мне уже семь вернулось. Восьмой ожидается.

Арти ударил кулаком в стену. Не сильно, но боль почувствовал. Сара не хочет, чтобы ее нашли? Вот так все просто — не хочет? Ей не до них? Варит зелья с подлыми слизеринцами? Да чтобы они все..

— Да причем тут Нотт? — наморщился Минт, а Арти одарил его непонимающим взглядом. — Ты думаешь вслух, — пояснил друг, чуть улыбнувшись, но тут же продолжил: — Он нормальный, хватит его пилить. Просто..слизеринец. А записки наши..может, двери мешают? Хотя..

— Не возвращались бы, — закончил за друга Арти. — И как скоро они?

— Почти сразу. Кружат где-то и, — он сделал какое-то странное движение, — в руки.

— А восьмой? — насторожился Арти.

— У..улетел, — как-то приободрившись, ответил Минт.

Арти вынул из брюк палочку, сотворил в воздухе пергамент, свернул и послал в него невербальным желтоватым лучом. Пергамент качнулся, словно на волнах, оттолкнулся от чего-то невидимого и поплыл вперед, но, не долетев даже до лестницы, с которой пришел Арти, развернулся и шлепнулся в ноги обалдевших гриффиндорцев.

— Не хочет..Слушай, идем спать, — Арти тряхнул своей шевелюрой и, обращаясь к хрупкой девочке на картине, сказал: — Отборочные уже завтра в одиннадцать.

— Входите, — чуть улыбнувшись, отозвалась девушка.

— С ума сошел? Паникуешь тут, как я не знаю кто, а теперь — спать?

Арти прошел в полумрак прохода, что вел прямо в уютную гостиную Гриффиндора.

— Арти.. — прохрипел Минт. — Арти, а если бы Эмма пропала?

Парень вздрогнул. Он вдруг очень четко увидел сжатые кулаки Минта, когда только подходил ко входу в гостиную, его растерянность и непонимание, что делать. Паниковать ведь начал именно Арти, Минт бы сам не стал. Но теперь от того исходила волна какого-то всепоглощающего страха за Сару. Мерлин великий, неужели?!

Арти проклял ту минуту, когда какое-то странное чувство окутало его, словно что-то случилось. И он все это время отгонял его, списывая все на недосыпание, потом на общение Сары со Слизерином, после просто на то, что подруга не могла не прийти, не предупредив об этом. А теперь, понимая, что заставил Минта переживать за Сару, словно ту похитили и пытают, он корил себя за это навязанное подсознанием беспокойство. Потому что Минт сходил с ума.

— Уил, идем, — он схватил друга за рукав и потащил прочь, к лестнице, к кухне. Куда-нибудь, где могла быть Сара.

— Не надо..по имени, — глухо отозвался Минт, следуя за ним.

— Нашло что-то, — ответил ему Арти и открыл дверь на лестницу.

Здесь было темно и неуютно — обшарпанные стены с редкими каракулями на них, маленькие окна, едва освещавшие ступени, и только две двери — наверху у гостиной и на четвертом этаже у статуя рыцаря.

Они вышли, прикрыли едва заметную дверку за этим убогим ржавым рыцарем и оказались под высокими сводами широкого коридора. Здесь было пустынно и немного свистел ветер.

— Где происходит дружба факультетов? — спросил Арти, оборачиваясь к другу.

— Чего? — не понял тот.

— Где Сара зелья варит?

— А.. в подземельях?

— Идем.

— Ты разве не проверял? — обеспокоенно переспросил Минт. — Ты же должен был!

— Я кабинеты обходил, — буркнул Арти. — Тут, которые не внизу.

Они перешли коридор и направились вдоль левой его стены.

— Нет погоди, я же не знаю где именно, — Минт дернул Арти за рукав свитера.

— Пойдем на запах, — немного нервно улыбнулся Арти.

— Я не думаю..

Минт не договорил. Там, где коридор резко поворачивал, они налетели на кого-то, едва различимого в этой темноте. Он отступил, потер плечо и, прищурившись, смотрел на них.

— Нотт, ты не видел Сару? — тут же спросил Минт.

Арти заметил, как тот, удивившись, качает головой.

— Она пошла к вам. Довольно давно.

И вот тут паника, что пульсировала это недолгое время внутри него, вспыхнула с новой силой, словно зажегся огонь в камине. И стало трудно дышать, и смотреть в глаза Минту, медленно опускающемуся по стене вниз. И хотелось накричать на Нотта, что тот отпустил девушку посреди ночи куда-то одну, но сил не было. Если кто и виноват, что Сара пропала, то определенно это были они. Нечего отпускать ее перед отбоем неизвестно куда и договариваться о встрече неизвестно где.

— Где еще не искали? — приглушенный голос Нотта заставил Арти вздрогнуть.

— Я проверил все кабинеты и коридоры до четвертого этажа. А Минт, соответственно, выше.

Ненадолго они замолчали, после чего Арти вдруг судорожно стал оборачиваться. Он же должен был проверить четыре этажа, и закончить, соответственно, на четвертом. Там, где они сейчас были, а не там, где он действительно закончил.

— Я идиот, — едва слышно пробормотал Арти. — Я..не заметил..Чертовы лестницы, которые меняют направление!

— Который? — одними губами спросил Нотт.

— Понятия не имею, — отозвался Арти. — Первый точно смотрел.

— На втором есть кладовки, — прошептал Минт. — Арти, ты заглядывал хоть в одну кладовку?

— Н-нет.

— Идиот.

Минт вскочил и бросился к лестнице, к которой они и так шли, чтобы попасть в подземелья. Но подземелья, видимо, подождут, подумал Арти. Для начала второй этаж, который он, вероятно пропустил. Как?! Как он мог не заметить? Задумался?

— Вы всегда такие паникеры? — спросил Нотт, пока они спускались по лестнице.

— По-моему первый раз за все время.

Минта уже не было видно.

— Предчувствие?

— Жуткое.

Нотт кивнул, словно соглашаясь с ним. Они вышли в коридор с такими же сводами, где только что были, но не такой широкий. Да, здесь он не был. Он просто пропустил второй этаж. Нотт снова кивнул, как будто бы понимая, о чем Арти думает.

Впереди был виден Минт, отчего-то затормозивший перед открытой дверцей одной из многочисленных здесь кладовок. Оба — и слизеринец, и грифииндорец, — пустились в бег.

— Что.. о.. — Арти словно потерял дар речи. Перед ним стояла Эмма, слегка раздраженная, повернувшаяся к нему спиной. Она как будто бы застыла тут, словно ржавый рыцарь в своей нише. И не замечала их, а может только делала вид.

Арти взглянул в полумрак кладовки и увидел там Сару и одного из студентов пятого факультета.

— Сара, — выдавил Минт. — Ты..

И снова повисло молчание. Нотт выглядывал из-за спины Арти, сжимая кулак у самого носа, словно размышляя о чем-то. Минт как-то обреченно смотрел на застывших в немом ужасе ребят в кладовке, которые словно кричали, не издавая ни звука — "уйдите!"

Арти не знал о чем думать. О том, что он в двадцати сантиметрах от Эммы, о том, что Сара нашлась, или о том, почему она застыла и не говорит ни слова.

Вся эта немая сцены могла продолжаться бесконечно долго, но Нотт вдруг вздрогнул и, в очередной раз выглянув из-за спины Арти, бросил:

— Я рад, что все хорошо. Спокойной ночи.

И он ушел. Не торопясь, не шаркая — беззвучно, с опущенными плечами.

Но все вновь застыло. Арти постарался не думать, и тут же уловил запах еловых веток совсем близко с собой. Он впервые так близко рассматривал волосы Эммы, казавшиеся сейчас какими-то бледно-золотистыми, и замечал в них маленькие веточки, листочки и хвою. Неужели она бродила по лесу, по Запретному лесу?

И тут она вдруг вздрогнула. Как будто бы..

— Если не хотите попасться завхозу, — она медленно обернулась, убирая за ухо волосы, — убирайтесь.

Но Арти не смел даже дышать, когда она вот так смотрела не него. Он считал секунды.

— Если..

Минт зашел в кладовку и поманил их рукой. Арти заметил, как Эмма едва заметно улыбнулась и прошла внутрь. Арти прикрыл за собой дверь.

Здесь было тесно и пыльно. Сара по-прежнему сидела, в упор глядя на парня, который, однако, смотрел куда-то в сторону. Минт прислонился к стене, ровно дыша. Успокоился, подумал Арти. Эмма растерянно убирала за ухо прядку, которая все время вылезала обратно.

Паники больше не было. Была только тишина и непонимание, легкость и приятное тепло от одной мысли, что в шаге от него стоит Эмма. Как они тут оказались? Почему? Зачем?

За дверью послышалось сопение завхоза. И как Эмма поняла, что он скоро придет?

— Мы, конечно, можем тут бесконечно сидеть, — начала Эмма тихим шепотом, — но может быть..

— Я Арти, — выдохнул он, протягивая ладонь.

— Эмма, — в замешательстве кивнула девушка, пожимая своей крохотной рукой его руку.

— Минт, — представился друг, не отходя от стены.

Повисло молчание. Все ждали от этих двоих, единственных сидящих, хотя бы слово. Но те словно оцепенели.

— Это Сара, — шепотом, нависая над ухом Эммы, сказал Арти.

— А это Льюис, — таким же шепотом, чуть подняв к нему лицо, ответила Эмма.

— Давно они так? — просипел Минт.

Эмма пожала плечами и снова убрала за ухо прядку. Может быть, она так успокаивается, подумал Арти.

И снова было молчание. Как будто бы нужное, чтобы только не разрушить что-то такое, зарождавшееся в этой темноте и пыли. И мысль, последняя мысль перед тем, как заговорила Сара, была о том, что ведь они могут дружить. Все вместе.

Гриффиндор. Минт

Каморка. Полночь. И они с двумя представителями странного факультета. Что здесь происходит и откуда это тягостное молчание?

Дышать было трудно — то ли от пыли, то ли от странного ощущения нереальности происходящего. Кто бы мог подумать, что они будут делить тесную кладовку с двумя с того факультета. Кто бы мог подумать, что Сара будет о чем-то молчать вместе в этим странным Льюисом. Сара, которая вечно напоминала Арти о том, с какого факультета Эмма.

Минт с улыбкой подумал, что как же все-таки хорошо, что Сара нашлась. Червячок в голове шуршал, грызя что-то, и сопел: "Эх ты, Минт, друга обманываешь!" Парень мысленно ответил червячку, что это во благо — иначе бы спал Арти сейчас на своей постели и не думал ни о чем. Да и не обманывал он — просто вовремя напомнил про Эмму. Плохо, что ли?

Минт посмотрел на Сару, которая все так же сидела, глядя не то на этого Люьиса, не то мимо него. Взгляд ее словно и не замечал никого из друзей, блуждал где-то, при этом совершенно не двигаясь. Смешные кудряшки облепляли ее бледное лицо, но улыбку не вызывали, а делали Сару какой-то совсем беззащитной.

— Как это — убит? — одними губами прошептала Сара, чуть приподнимая взгляд.

Льюис поднялся, отряхнулся и отошел на шаг. Минт видел, как сжимаются его кулаки. Кто убит? — спросил себя Минт, следя за ребятами.

— Это же просто немыслимо! — прошептала Сара.

Льюис сделал шаг обратно к девушке на сломанном стуле и тут же его ноги словно подкосились. Минт успел схватить его за руку прежде, чем тот рухнул.

— Что с ним? — спросил Арти, когда Эмма бросилась к другу.

— Эми..

Льюис все-таки упал на колени, схватившись за голову. Минт недоумевал. Кто-то убит, а Сара из-за этого сама не своя. Сильная, способная за себя постоять, она казалась совершенно беспомощной. Губы ее дрожали, словно она все еще что-то шептала, а пальцы теребили мантию, как перед экзаменом.

— Льюис..

Эмма держала лицо друга в своих руках, но тот корчился от боли. Казалось, та мучает все его тело — иначе чего это он? Минт хотел подойти к Саре, увести ее, но эти двое странных, еще более странных, чем он мог себе представить, заняли проход к сломанному стулу.

Рука Льюиса с силой оттолкнула коленку Сары, а Эмма вдруг грозно прошептала:

— Уведите ее!

Минт, прижимаясь к стене, подошел к двери, а Арти, поддерживая подругу, подвел ее к выходу:

— Пойдем, ты все нам расскажешь, пойдем..

Минт с силой толкнул дверь, выпуская себя и друзей из этого странного замкнутого пространства в прохладный коридор. Здесь не было пыли и тесноты, да и тишины как будто бы тоже не было. Эхо от их негромких шагов улетало под своды и растворялось.

— Давайте сюда, — Арти толкнул дверь уборной для девочек и помог Саре подойти к раковине. — Сара, что случилось?

— Убит, — одними губами ответила девушка, глядя в зеркало. Она вдруг резко отшатнулась и развернулась, с ошалелым выражением на лице глядя на друзей. Было в ее взгляде что-то совершенно чужое, непривычное и немного подозрительное. Сара нащупала раковину рукой и оперлась о нее.

— Сара, все в порядке? — Арти нахмурился.

— Он ничего с тобой не сделал? — спросил Минт.

Они же, пятые эти, совершенно им неизвестны. Мало ли что.. Темная магия или чего хуже. Его воображение готово было подкинуть любую страшную картину, но разум подсказывал — ничего похожего на то, о чем он читал, не было. Никаких признаков проклятий, только этот ее странный взгляд..

— К..ка..о Мерлин! — Сара снова повернулась к зеркалу, включила струю холодной воды и засунула под нее лицо. Вода намочила волосы и потекла по шее.

— Что там произошло? — Арти, казалось, снова паниковал. Или не снова, а все еще?

Минт поймал растерянный взгляд Сары в зеркале, не зная, что думать. Как будто бы не узнает или, чего хуже, узнает, но не верит своим глазам. Мерлин, что они с ней сделали?

— Я..его отец был убит, — Сара закрыла глаза. — Она.. — девушка запнулась, снова опустила голову под воду, а после вынырнула: — Я не понимаю, — она снова закрыла глаза, как будто прислушивалась к чему-то, — не думала, что в мирное время такое может случаться.

Сара снова оказалась под водой.

— Это вполне нормально. Смерть на дуэли.. — Минт чуть нахмурился, не понимая, что так удивило подругу. Нет, понятно, она не была готова к тому факту, что люди могут вот так просто погибать, но.. Она же читала историю? Тот небольшой учебник Брайна Поттера? Или остатки Истории Магии Батильды Бегшот, что сохранились в каких-то штучных экземплярах, разве что неполных? Там же были упоминания о великих дуэлях.. — Сара, ты так переживаешь о его отце?

Злость. Он увидел эту непередаваемую злость в ее глазах и отшатнулся. Вот это точно была не Сара.

— Минт, ты чего? — Арти остановил спину одной рукой. — Сара, а ты? Да чего сегодня за день такой?!

Либо это не Сара, либо этот странный тип вправил ей мозги. Нет, не вправил, а научил чему-то совершенно не характерному для Сары — злиться. Не в шутку, не с улыбкой, а именно с этим странным блеском в глазах. Не могла же она так измениться только из-за того, что узнала, что люди могут друг друга убивать?

— Как пройти в библиотеку? — Минт нащупывал в кармане палочку. — Сара, как пройти в библиотеку?

Растерянность. Самая настоящая растерянность на ее лице, секундное замешательство и закрытые глаза. Мерлин, что тут происходит? Эта бешеная паника Арти, когда Сара пропала, эта нервозность, окутавшая его самого, жуткая боль того типа, Льюиса, видимо из-за нахождения с Сарой в одной каморке, ее злость и вот теперь — растерянность в ответ на их любимый шутливый вопрос.

— Три бутылки сливочного пива..

Дальше Минт не слушал. Рука отпустила палочку и он позволил себе вздох облегчения. Значит, ему просто показалось. И слава Мерлину, хватит ему на сегодняшний вечер приключений.

— Идемте спать, — он махнул рукой в сторону выхода. — Завтра отборочные еще, вам обоим надо выспаться.

И снова — легкая растерянность на ее лице, снова закрытые глаза. А может не показалось? Может все-таки тут что-то не так? Не даром же этих пятых боятся. Должна же быть причина их отшельничества? Не зря же?

— Отвечай на вопросы быстро, — Минт достал палочку и приставил ее к горлу подруги. Все внутри сжалось, как ежик, кололось и сопело. О великий и всемогущий, я приставляю палочку к горлу своей подруги, с которой учился целоваться в двенадцать лет! — Имя?

— Минт, ты ошалел?!

— Сара.

— Не мешай. Настоящее?

— Что? — Сара прикрыла глаза.

— Имя. Не закрывай глаза!

— Кэтлин.

— Братья-сестры есть?

Пауза. Растерянность. И закрывающиеся глаза.

— Не закрывай глаза, — нервным шепотом попросил Минт. — Не моргай, умоляю!

— МИНТ? — Сара с ужасом посмотрела на палочку у своего горла. — МИНТ?

— Минт, что с ней? Что с тобой? — Арти сгибал и разгибал пальцы на руках, одергивал рукава свитера. — Что это было?

— П-почему у моего горла палочка? Минт, родной, что случилось?

— Ты.. — почти одновременно опомнились друзья. -..не знаешь?

— Я..мы..нет, — не слишком уверенно отозвалась Сара. — Это типа допрос?

— Давай сначала, — он убрал палочку. — Имя?

— Сара.

— Настоящее?

— Кэтлин.

— Братья-сестры?

— Старший брат, двадцать лет, не женат.

Минт выдохнул. Облегченно и на этот раз уверенный, что все в порядке. А эта ее забывчивость и закрывающиеся глаза — это все стресс. Узнала о смерти человека на дуэли — и вот. Просто нервозность. Не более.

— Идем спать, — Арти открыл дверь из уборной. — Нагулялись на сегодня.

Они брели медленно и молча. Все случившееся казалось чем-то непонятным, оставившим неприятный осадок и заставляющим как-то серьезней относиться к пятому факультету. Пока тех не было в их жизни все было в порядке. Не было таких вот допросов, паники и шныряний по замку в поисках друг друга. Сара никогда не опаздывала на встречи, не думала, прежде чем ответить на дурацкие вопросы, и не была такой растерянной.

— А почему ты не пришла на кухню? — спросил Арти, когда они уже шли по унылой лестнице, спрятанной за ржавым рыцарем.

— Я пришла, — возмутилась Сара. — Вас не было.

— Мы были вовремя, — Арти даже остановился. — Пришли — тебя нет.

— Я пришла вовремя, — с нажимом повторила девушка. — И встретила там Льюиса.

— Через час после отбоя?

— Через час, — подтвердила Сара.

Минт подошел, взял руку подруги и одернул мантию. На тоненькой ручке блестели часики.

— М-м, — Минт задумчиво поднес ее руку к маленькому окошку. — Часы твои такие точные.

— А разве нет? — нахмурилась девушка.

— Сравни с часами в гостиной, а то придешь завтра на отборочные, а там никого.

Сара только пожала плечами, продолжая путь наверх, в башню. А Минт решил для себя, что иметь дело с пятыми все же не стоит. Слишком уж много проблем сразу.

Гриффиндор. Сара

Сара, не очень уверенная в том, что она это она, прикрыла дверь в спальню девочек шестого курса и оперлась на нее, тяжело дыша. Что было несколько часов назад? Теплая гостиная, эссе и друзья. А потом взгляд в окно, чтобы заметить Роберта, неуверенно выползающего из леса. Хотелось сесть на метлу, вылететь в окно и, притормозив около слизеринца, закричать: "Что ты там делал?" Но почему-то она сразу поняла, что он там делал. Искал этот несчастный водянистый клевер.

— Слизеринец, а такой же идиот, — прошептала девушка, отрываясь от двери.

Все внутри болело, даже не столько от общей усталости после тяжелой недели, а сколько от какой-то внутренней боли. И вроде бы не очень-то ее боли. То, что она почувствовала, услышав о смерти отца не очень знакомого ей мальчика, отступило, предоставив место более сильной боли, заставляющей ее вздрагивать.

Что это было?

Боль стала четче, появились какие-то неясные образы, но однозначно не из ее воспоминаний. Все внутри словно потеснилось и стало трудно дышать.

Ты совсем не боишься?

Сара устало легла на кровать, не расстилая ее. Расстегнула мантию и раскинула в стороны руки. Бояться? Нет, она не боялась. Она никогда не сталкивалась с врагами, кроме как над квиддичным полем. Ну, подумаешь, враг залез в нее. Интересно ведь.

Да я не враг.

Ну и здорово.

Сара прикрыла глаза, а образы стали четче, чьи-то крики доносились как сквозь толстую стену. Нет, страшно немного, потому что там, в этих образах, кто-то умирает.

Так и что это было?

Кто-то внутри нее засмеялся. Спокойно, совершенно не причиняя неудобства ей, Саре. Добрый ты или злой? Наверное добрый. Иначе бы голос у тебя был не такой, другой, как у Флинта. Нет, Флинт не злой, просто.. Ты так просил, как будто бы задыхался.

Говори обо мне в другом роде, умоляю.

Сара улыбнулась. И та, внутри, тоже немого улыбнулась. Как будто бы сквозь боль. Сара вдруг вспомнила о Льюисе и улыбка тут же исчезла. Отец. Погиб. Сражаясь. Разве так бывает? Разве бывает, чтобы в мирное время умирали не от старости?

А сейчас мирное время?

Вполне. Уже семьдесят лет, как война закончилась.

А какой год?

Большой. Сара приподнялась, стягивая мантию, и снова упала на кровать. Сказал бы ей кто, почему внутри нее еще кто-то, не знающий какой сейчас год. И откуда он, точнее она, а лучше вообще — оно — там взялось?

Давай по очереди. Какой год?

Десятый. Двадцать четвертого века. Сара поймала себя на мысли, что говорить самой с собой — это болезнь, но почему-то только улыбнулась.

Не предполагала я так..

А как предполагали? Нет, — Сара повернулась на бок, — лучше скажите, кто вы, откуда и что вам надо?

Не слишком ли много вопросов?

Сойдет.

Будет глупо говорить, что я из прошлого, да? Да, не отвечай, сама знаю, да и это не совсем так. Мой медальон, полагаю, на тебе?

Сара нащупала на груди под рубашкой медальон. Небольшой, почти невесомый. Передавался по наследству, но, за отсутствием в роду девочек, валялся среди прочих драгоценных безделушек очень долго. А ей, как первой за пару веков девочке, был вручен отцом на одиннадцатилетие.

Странно, что.. Подожди, как тебя зовут?

А тебе ли не знать? Покопалась у меня в памяти без разрешения, — Сара сжала медальон, — а теперь спрашиваясь, как меня зовут? Знаешь же.

Только два имени, которые мне ничего не дают.

Друзья зовут меня Сарой. Но это второе имя. Так, вообще-то, я Кэтлин Сара Поттер.

Поттер.

Внутри стало теплее и пропали неясные образы. Сара все теребила медальон, не зная, что спросить у той, что внутри. Это было так странно и по телу скользило какое-то волнительное напряжение. Наверное, раз ее медальон у Сары, то они родственники. Только откуда она вообще взялась, особенно в ее теле? Там, внутри, откуда?

Вот тут, кстати, можно начинать бояться.

Почему? Не будет она бояться, нет сил. Хочется спать, но и узнать о том, что так нагло влезло к ней в тело, а после и в память, пытаясь ответить на вопросы друзей, тоже хочется. Не меньше.

Просто это довольно темная магия..

Вы были темной волшебницей? Почему вы не отвечаете на вопросы?

Не знаю, с чего начать.

Хотя бы с того, причем тут медальон, который, я так поняла, был ваш. А теперь мой. Вы же тоже были Поттер? Вы не могли ей не быть, но.. Фамилия ведь передается от отца?

Со мной вполне можно на ты.

А сколько вам лет? Нет, подождите, вы же не человек. Были когда-то, но теперь же вы во мне, а мне — шестнадцать.

Я давно умерла.

Как давно? Сара снова почувствовала боль, далекую, не ее, но все-таки сильную. И снова крики и неясные образы.

Когда ведьм на кострах сжигали.

Ведьм сжигали тогда же, когда и книги.

Ты любишь книги?

Старые. От которых пахнет временем. Знаете, это самый чудесный запах. Нет, не тот, который такой пыльный и затхлый, а тот, что от книжек, сохранившихся в единственных экземплярах.

Я тоже любила книги.

Так, когда сжигали ведьм? Подождите, вас что, сожгли на костре? Нет, этого же не может быть. Вы же..во мне?

Душа, а не тело. Тело..сожгли.

Сара почувствовала запах костра, словно ее соседки по комнате решили устроить прямо тут пикник. И снова боль, прошедшая иголочками по телу.

Прости, я стараюсь сдерживать воспоминания, но это сложно.

Да ничего. Поделитесь, вам же больно. Больно одной все переживать. Поделитесь, я всегда так делаю. Хотя у меня случаев особо не представлялось.

Моя боль слишком сильная. Ты не выдержишь. Твой друг не выдерживал.

Который? Когда? Я что-то не помню. А я должна помнить, я все помню, что происходило, хоть вы и заставили меня соврать.

Ради твоего же блага.

Так, подождите, кто? Кто не выдержал вашей боли? Вы что, еще в кого-то..вселялись? Вы же в меня вселились? Такое ведь бывает? Я нигде не читала.

Там, в кладовке. Коротко стриженный.

А, Льюис. Он же не друг, вы не поняли? Он просто плакал.. Я всегда старюсь поделиться болью, вот и он, мне показалось, должен был. Он поделился, но меня вдруг..Как Ступефаем. Знаете как это?

Прекрасно.

Так подождите, как это он не выдерживал вашей боли? Вы..откуда вы вообще взялись? И причем тут медальон?

Мне кажется, тебе и без меня весело в своей голове.

Отвечать на вопросы будете?

Моя душа была в медальоне.

Здорово. А зачем? Вас туда насильно запихнули? Или нет, вы говорили про темную магию. Значит, вы все-таки темная волшебница? Ну, были. Вы сами, да? Это как будто бы бессмертие — тело сожгли, а душа выжила. Но вы же не захватите мое тело?

Вполне могу. Как там, в туалете.

Ну, вы просто отходили от шока. Да? Вы так долго томились в медальоне, а теперь вдруг вышли. Кстати, как это у вас получилось? Вы ведь в любой момент могли выйти.. нет?

Из-за тебя. Или из-за этого..Льюиса.

Я вас выпустила? Подождите-подождите, я ничего не делала. И вы все так же не отвечаете на вопросы!

Может ты хочешь спать?

А вы можете управлять моим телом? Можете, я помню. Нет, вот теперь я боюсь. А вдруг вы.. Вы же этого не сделаете?

Нет. Но у тебя нет причин мне доверять.

Сара села, убирая со лба волосы. Спать хотелось, но было отчего-то невероятно страшно отдавать свое тело в руки темной волшебницы. И пусть смех у нее добрый, и боль она сдерживает, чтобы ее защитить, да только..

Не снимай медальон. Я в него вернусь, мне не сложно. И спи ты уже. Квиддич же завтра.

Сара нащупала под рубашкой медальон. Вот тебе и семейная реликвия с чьей-то запертой внутри душой. Боль, крики и все неясные образы в миг исчезли, оставляя непонятную пустоту и непонимание, как в мирное время могут умирать люди. Глаза закрывались.

Она уснула почти внезапно и проснулась почти также внезапно. В окно уже светило солнце, кто-то рядом шевелился в поисках одежды, а на часах было время завтрака.

Эй, ты здесь? — спросила у себя Сара, но никто не ответил. Она вытащила медальон, то ли золотой, то ли позолоченный, покрутила его в руках, но тот был такой же, как и все предыдущие годы. Обычный. Уснула она там, что ли?!

Девушка накинула мантию и, приглаживая по пути волосы, отправилась на завтрак. Хотелось говорить самой с собой, а вернее с той, что была сожжена много лет назад на костре. Как же ее так? Бедная. Внутри была пустота из-за десятка вопросов без ответов, которые оставила после себя незнакомка. Где она? Как ее пробудить и заставить вселиться в себя? Мерлин, какое же нелепое слово — вселиться. Разделить голову, потому что вдвоем веселее. А на уроках-то как, должно быть, с ней здорово!

— Выспалась? — спросил, нагоняя ее, Арти. — Возьмешь меня в команду?

Сара кивнула, не расслышав слов друга. Она не понимала, почему раньше эта запертая в вещи душа не освобождалась? Да и что ее, собственно, освободило?

— Что-то мне подсказывает, что это наглая ложь..

Что такого вчера было особенного? Разговор с Льюисом? Дело в нем? Хотя ведь не сразу она почувствовала, что не одна в своем теле. Совсем не сразу.

— Сара-Сара, знаешь что?

Девушка кивнула своим мыслям и, прикрывая ладонью зевающий рот, вошла в Большой Зал.

Слизерин. Мартин Флинт

Солнечное утро предполагало солнечный день, но туман пришел за ними из леса, как будто бы был принесен в кармане вместе с водянистым клевером. После вчерашних блужданий по лесу сегодняшние были особенно странными — ни зеленой нити, не гладкого дерева, зато воды и клевера в ней так много, что даже жутко становилось.

Флинт сидел на ступеньке почти у самой земли, прислонившись спиной к деревянным строениям, гордо именуемым трибунами. Впереди, в неприятном тумане, на высоте пары метров парили гриффиндорцы.

— Я сказала УЙДИТЕ! — заорала Сара, разгоняя, видимо, младшие курсы. Флинт улыбнулся — каждый год одно и то же. Придет малышня, жаждущая славы и давай под ногами топтаться. А сами еле на метлах сидят — их сильно посланный квоффл вообще убьет, чего уж говорить о бладжерах. Впрочем, вся гриффиндорская команда как на подбор — щупленькая и низкорослая. Разве что Саре это не вредит, но она же ловец..Флинт, поймав себя на мыслях о чертовой гриффиндорке, замотал головой.

Гриффиндорцы шумно спорили о чем-то и постоянно взмывали вверх и опускались. Сара летала вокруг и наблюдала. Внизу, где тумана словно и не было, топтался ее дружок.

— Эй, Поттер, освободите поле! — Флинт заметил в тумане фигуру, которую не узнать не мог — брат. Выше самого Мартина на пол головы и шире в плечах.

— Прости, Флинт, у нас время до обеда, — Сара смело, слишком смело, смотрела на него. Так смело даже Мартин никогда не смотрел, знал, что может не поздоровиться.

— Не хочу тебя расстраивать, Поттер, но у нас с двенадцати, — он протянул ей свиток и победно сложил руки на груди.

Мартин протянул руку и взял лежащую рядом метлу. Сейчас начнется их бесполезный просмотр кандидатов.

— Тогда у нас еще есть полчаса, — девушка одернула спортивную мантию и показала пальчиком на часы. — Так что уйдете вы.

Мартин опустился обратно на ступеньку и отложил метлу. Брат пришел на полчаса раньше? И не заметил этого? Нет, определенно, что-то тут было не так.

— Арти, давай ты, — крикнула Сара.

Странно, почему этот бугай все еще не в команде. Мало того, что Сара капитан и его друг, так он еще и больше их всех. Флинт прищурился, чтобы разглядеть, что происходит над полем, но из-за тумана было сложно что-то увидеть. Красные мантии мелькали, да и только. А потом замелькали зеленые и Флинт вскочил.

— Нечестно, Поттер, ты играешь, — орал его брат. — Где ваша хваленая гриффиндорская честность?

— Прости, Флинт, в башне оставила, — смеясь, ответила Сара, пролетев в метре от земли. В тумане что-то блеснуло, мелкие завизжали, а Сара слезла с метлы и побежала к раздевалкам, махая раздраженному слизеринцу.

— Мартин, где тебя носит?

Флинт опомнился. Гриффиндорцев как будто бы смыло, остались только свои — команда в зеленых мантиях и кандидаты в чем попало. Он шел, держа метлу в руке, пока не заметил на белой полоске поля медальон. Цепочка исчезала в траве, а сам медальон блестел, как снитч под солнцем. Странно, ведь солнца не было...

— Не спи, давай, Мартин!

Флинт наклонился, подобрал безделушку и сунул ее в карман. Взмыл в небо и попытался хоть что-то разглядеть. Полтора часа прошли незаметно — никого достойного даже для запасного состава, а одна пятикурсница сломала руку. Брат его ругался, команда негодовала, а сам Мартин плелся в самом конце, пытаясь припомнить, был ли кто-нибудь из гриффиндорских девушек, кроме Сары, на поле. Конечно был, твердил про себя Флинт, но никто особо не вспоминался. Да у них же там две охотницы, припоминал он, но их образы совсем не вязались с медальоном на тонкой цепочке. Или ему только хотелось так думать?..

Флинт остановился, послал Сару ко всем тварям, которые смог вспомнить, и продолжил движение к раздевалке. Кажется, думать о ней — заразно. Это все Нотт! Это он виноват — нашел с кем зелья варить.

Он сам не знал, копается он специально или потому как задумался, но когда ушел его товарищ-загонщик, последний из команды, Флинт достал из кармана медальон. Тот был маленький даже для девушки, выпуклый, словно сумка, куда запихали всякого барахла, и граненный. На обратной стороне когда-то, видимо, были буквы, но их было не различить. Сколько же ему лет-то?

Мартин попытался вскрыть его — но не получалось. А может он вообще не вскрывается? Да нет же, у матери был похожий и вскрывался. Значит и этот должен. Флинт достал палочку и прошептал "Алохомора". Как банально — выпуклая часть отошла и там показалась свернутая много раз записка.

Приятное чувство какого-то открытия заставляло руки подрагивать, отчего он чуть не порвал пергамент. Флинт закусил губу и развернул записку, которая оказалась неподвижной фотографией. На него смотрел молодой человек с серо-голубыми глазами и русыми волосами, не сильно, но старше его самого. Лет так двадцати. На обратной стороне косым мелким почерком было написано несколько строк, прочитать которые, казалось, невозможно. Мартин расправил пергамент, положив его на скамейку, и стал читать:

Дорогой Фред!

Прости, что исчезаю так внезапно. Не знаю, хорошо я поступила или плохо, но находиться в Англии больше не могу. Не пиши мне, сова вернется. И не держи на меня зла. На обратной стороне..............

Мама.

12.12.2057

Мартин перечитал несколько раз, пока не убедился окончательно — письмо было невероятно старым. Да у них таких старых книг в библиотеке-то не было. Кусочек чьего-то прошлого лежал около его коленки неподвижно. Интересно, открывали этот медальон когда-нибудь или нет? Открывал ли его этот Фред, которому адресовано письмо? Наверное открывал, потому что последние слова были нагло зачеркнуты.

Флинт перевернул фотографию и еще раз посмотрел на молодого человека — никаких общих черт с Сарой у него не было. Так значит это все же не ее? Тогда чей? А впрочем, почему они обязательно должны быть похожи — Сара и этот молодой человек?

Он аккуратно сложил записку, положил ее внутрь — медальон с щелчком закрылся, а Флинт побрел на обед. Эльфы обещали подать его любимый суп, а может быть снова обманули — в прошлую субботу они подали его нелюбимые котлеты.

В замке было даже прохладней, чем на улице. Большой Зал почти опустел, но, Флинт заметил, Сара еще ела. Одной рукой она держала ложку в супе, а второй вытирала шею, словно.. Неужели это все-таки ее медальон? Флинт непроизвольно улыбнулся. Было приятное чувство из-за того, что Сара расстроена пропажей своей вещицы, а воображение зачем-то рисовало сцены, как он отдает ей ее медальон. Мерлин, нет, что с ним?

Мартин отложил ложку и посмотрел на гриффндорку, повторяя про себя, что он ее ненавидит. Она отнимает у него единственного человека, с которым он мог бы дружить.

— Обновили состав? — рядом присел Нотт.

— Как и ожидалось — нет, — ответил ему Флинт.

— Ну и правильно.

Есть отчего-то совсем не хотелось. Нотт жевал яблоко, Сара все так же водила ложкой в супе, а солнце из тумана не выходило. Последние выходные сентября не радовали.

— Ты чего? — спросил Нотт. — Смотришь в одну точку..

— Ты историю как, знаешь? — неожиданно поинтересовался Флинт.

— Ту, которую нам читали, разумеется знаю.

— А нам рассказывали что-нибудь про середину двадцать первого века?

Нотт замер, не смея кусать яблоко, с открытым ртом. Закрыл его, убрав руку с фруктом, и, наклонившись, переспросил:

— Середину двадцать первого?

— Я сказал что-то страшное? — не понял Флинт.

— Слушай, это не страшное, просто.. — Нотт задумчиво покрутил остатки яблока в руках. — Было там много печального. А как много, не знает даже учебник.

— Стой, там войны были, что ли? — Флинт попытался вспомнить, что он знает о том времени, но информация, полученная на третьем курсе, словно испарилась. А может ее и вовсе не было.

— Да войны всегда были. Но ты же знаешь, что наше знание истории — просто смешное.

— Ну да, это всем известно.

Нотт снова покрутил яблоко.

— В середине двадцать первого, если верить учебнику, и началось все это, — Роберт обвел рукой пространство вокруг. — Началось уничтожение книг, типографий, разрушения.. Да и то, я не знаю, можно ли верить учебнику..

— Отчего же нельзя?

— Там словно нету кусков.. Как..Знаешь, если с утра попытаться вспоминать сон?

— Частично помнишь, а где-то пропущено, как будто вырезали? — Флинт задумчиво кивнул, тут же пытаясь вспомнить, что ему сегодня снилось. — И чего, получается и в том учебнике не все?

— По моим ощущениям, эти рукописи восстанавливали. Потому как и они тоже горели в свое время. Все горело. Все, что мы знаем, на самом-то деле, это несколько глав из старых учебников, что-то вроде пятнадцатого века или около того, также времена Основателей, а еще немного знаем о середине двадцатого. А вот все, что после — тут не знаешь, кому верить. Одни писали, что мир сошел с ума, но это, мне кажется, они сошли. Другие, что войны не прекращались и воевали все — и магглы, и маги, и дети со стариками. Похоже на правду, но тоже сомнительно — тогда бы даже того, что осталось, не было. У Брайна Поттера был список дат, до его смерти, разумеется, в которые происходили особо крупные сражения, но и он, кажется, не дошел до нас.

Нотт говорил, медленно водя рукой с почти уже огрызком зеленого яблока. Говорил шепотом с какой-то отстраненной грустью. Флинт подумал, что, наверное, многие их предки умирали на войнах с середины двадцать первого. Его отрывочные знания могли воссоздать только одну с половиной картину — осаду начала двадцать третьего века, когда от Хогвартса почти ничего не осталось, и войну, закончившуюся только в сороковом году. Войну, в которой погиб его прапрадед. От этих времен оставались воспоминания, какие-то семейные истории, а выжившие и современники могли сохранить и передать их. Двадцать второй же век был словно потерянным, хотя это может только в голове Флинта. А о двадцать первом он как-то ничего не знал, только записка из медальона могла передать настроение того времени — женщина бежала из Англии, оставляя в ней сына. Флинт был уверен — она не могла больше там находиться, а все из-за чего? Война, крутилось у него в голове, война.

— Там Фрэнк с Равенкло толкает пиво, не хочешь? — донесся до него голос Нотта.

Флинт, сжав в кармане медальон, кивнул.

Слизерин. Роберт Нотт

Отец часто говорил, что пить пиво не позволительно для наследника старой фамилии. А Роберт каждый раз, услышав об этом, шел в поисках бутылочки. У пива из Хогсмида был очень приятный вкус, настолько приятный, что никак было не остановиться. А охмелеть с него было так же невозможно, как и с тыквенного сока, потому как пивом оно только называлось.

— Когда окончу школу, буду пиво варить, — сказал он, допив вторую бутылку.

— А папочка тебя по головке поглядит, — усмехнулся Флинт.

Роберт его проигнорировал. К вечным преградам на пути он уже привык, так что и эту обойдет. Не лежит у него душа к банковским махинациям, не лежит, что же делать?

Эльфы их не беспокоили, хотя обычно прибегали постоянно, спрашивая, не нужно ли чего господам студентам. На столе стояли еще четыре бутылки пива и тарелка с лепешками.

— Как ваше зелье?

Флинт смотрел на него сквозь бледно-желтую бутылку и почему-то походил на пьяного маггла. Глаза его косили, в том, как он держал бутылку, не было и капли привычного аристократизма, привитого им всем в раннем детстве, а волосы были словно мокрые.

— Сара обещала сегодня начать варить.

Мартин кивнул, ударившись лбом о бутылку. А Нотт поймал себя на мысли, что, наверное, Фрэнк добавил что-то в пиво, ибо никогда раньше они не пьянели. Он попытался встать и сделать пару шагов, но тут же сел, осознав, что действительно малость пьян.

— Сара молоде-е-ец.

Флинт улыбнулся, словно хищник, и допил содержимое бутылки. Чуть подумав, он потянулся к бутылке на столе, но Нотт его опередил, пододвинув все к себе.

— Думаю, больше не стоит, — попытался трезво рассуждать Нотт.

— Думаю, стоит продолжить, — щелкнув пальцами, ответил ему Флинт.

— Думаю..

— А ты не думай!

Мартин-таки дотянулся и выхватил одну из бутылок. Открыл и как последний пьяница начал лакать. Нотт невольно сморщился.

— Флинт, прекращай.

— Я только начал, — в конец опьяневшим голосом ответил ему Мартин. — Давай за войну, а? Ох нет, зачем за? За то, чтобы больше ее не было! — он сделал огромный глоток. — Чтобы матери не кидали своих сыновей, вот, Роберт, ты чего не пьешь?

— Причем тут матери, которые кидают своих сыновей?

Нотт убрал со стола бутылки и стал жевать лепешки. Быть пьяной свиньей ему не хотелось, а добраться до Сары и попросить сварить отрезвляющее зелье — нет, он не доберется, легче есть лепешки. Может лучше станет?

— А вот я чего нашел, — Флинт полез в карман и достал из него медальон. — Видел когда-нибудь его?

— Нет, — ответил Роберт, продолжая следить за действиями товарища. Тот достал палочку, прочистил горло и, как мог трезвее, произнес заклинание. Медальон открылся.

— Открывай осторожнее.

Нотт достал сложенный пергамент, затаил дыхание и стал разворачивать. Через несколько секунд перед ним была записка, написанная невероятно косым почерком. Слова он прочитать на смог, зато осознал дату — середина двадцать первого века. Он перевернул записку и стал вглядываться в лицо парня на фотографии. Лицо было знакомо, да только он никак не мог осознать, отчего.

— Чье это?

— Сары, — буркнул Флинт.

Сколько секунд нужно слизеринцу, чтобы принять решение? Ровно четыре и еще две, чтобы вытащить палочку. Оглушенный Флинт упал на пол, а Нотт стал складывать записку и убирать ее обратно в медальон. Он сунул его в карман, навел палочку на Флинта:

— Обливиэйт.

Внутри что-то неприятно укололо, но он отогнал это ощущение — все-таки не зря он учится на Слизерине. Нотт взял две бутылки с пивом и, не оборачиваясь, вышел из кухни. Флинт ему помог, сходил за клевером, но.. Но нет, не может он вот так просто смотреть, как эта пьяная свинья держит у себя в кармане медальон Сары. Он, наверное, не менее пьяная свинья, раз осмелился изменить память Флинту, но это как-то не трогало.

Что делать с медальоном? Отдать Саре? Или, для начала, еще разок перечитать, что там написано и попробовать узнать человека с фотографии?

— Человек с фотографии жил не позже две тысячи пятьдесят седьмого..Откуда я могу его знать? — прошептал Нотт, поднимаясь по лестнице.

Он шел почти наугад, но, остановившись около библиотеки, понял, что сюда как раз и шел. Он открыл дверь и, не смотря на библиотекаршу, скрылся за стеллажами. Дольше обычного искал нужный ему, а когда нашел, то наткнулся на приятеля Сары у того же стеллажа.

— Привет гриффидорцам!

Тот смерил его странным взглядом, но кивнул в ответ. Бутылки в карманах позвякивали вместе с медальоном, но Нотт решительно не обращал на это внимания. Он выудил одну из немногочисленных книжек по истории, уселся за стол к этому гриффиндорцу и принялся листать.

— Может, помощь нужна? — осторожно спросил его сосед по столу.

— Если только ты шаришь в истории, — шепотом ответил Нотт. — Мне бы узнать, чего было в дветыщипясятседмом?

— Каком?! — переспросил тот.

— Два-ноль-пять-семь, — как можно четче ответил Роберт.

— Оу, — отозвался гриффиндорец, — если верить..

— А можно коротко? — не удержался Нотт, чувствуя, как его опьяневшая голова склоняется к поверхности стола.

— Можно коротко. Окончание войны.

— Окончание?

— Это так Брайн Поттер считал, но в его же учебнике этого нету.

— Откуда же ты тогда это знаешь? — подозрительно спросил Нотт.

— В одном из его трудов видел, — расплылся в улыбке гриффиндорец и продолжил: — Он занимался поисками спрятанных книг и восстановлением тех кусочков истории, которые к тому моменту уже были потеряны. У него есть список дат..

— Я знаю! — неожиданно трезво встрял Нотт. — Только думал, что он не дошел до нас.

— Дошел. Так же как и список книг.

— Мерлин, это же здорово! А какие еще даты? — Нотт жадно подался вперед.

— Два-один-пять-семь, ее ты должен помнить из курса истории, — ответил тот и задумался о чем-то. — Забавно, между ними сто лет, никогда об этом не думал, — он улыбнулся и продолжил: — Два-один-два-один, вот тут я понятия не имею, что было. А еще была какая-то битва в начале века. Там дата неопределенная, он тогда был совсем ребенком, а позже, он пишет, выяснилось, что этих битв было столько, что никто не знал, какая из них была основной. У него в списке значится просто два-один-ноль-ноль-тире-два-один-один-ноль, но с припиской, что битв там было много-много. И из дат двадцать первого века есть упоминание, что война, окончание которой фиксируется пятьдесят седьмым, начинается в сорок девятом.

Нотт пытался осознать все услышанное, но выпитое пиво с чем-то подмешанным, просто не давало этого сделать. Окончание войны он запомнил, битву в середине двадцать второго — вспомнил, а остальное не желало укладываться в голове. Создавалось ощущение, что этот Сарин приятель перечитал все книги на свете по истории, да только и это не давало представления о том, что происходило в мире в то время. Ему захотелось достать медальон и перечитать записку, чтобы разобрать в ней хоть слово, да только сидящий рядом гриффиндорец следил за ним, не отрывая глаз.

Все его представления о том, что в середине двадцать первого что-то начало твориться, что книги стали сжигаться, а здания рушиться, не вязалось с датой окончания войны — два-ноль-пять-семь. Если война кончилась, то и все эти разрушения должны были прекратиться, но нет же! Тогда что? Дата не точная? Или, может, это начало войны? А этот Брайн Поттер все перепутал? А что же тогда было в сорок девятом? Конец какой-то другой войны, еще более ранней?

Мысли путались, хотелось спать и вскоре он перестал сопротивляться, уснув на раскрытой книге.

Пятый факультет. Джодо

Эмма вошла в гостиную сразу за Нау. Выглядела она немного рассеянной, но даже в таком вот состоянии услышать ее мысли было невозможно. Забавный, но абсолютно бесполезный в их узком кругу дар проявился у него в возрасте пяти лет, когда в их поместье были какие-то чиновники с обвинениями против отца. Джодо тогда сидел тихо за сервантом, никого не трогал, пока, от неожиданности, чуть не задохнулся воздухом. Он очень четко слышал все, о чем думал отец — и о тайнике под поместьем, и о их с матерью безопасности, и о том, что пора было покидать Англию еще летом. Страшно было и неловко, да и вычислили его чиновники те из-за судорожного вздоха, а мать наказала — чтобы не подслушивал больше.

— Лост пришел в себя, — доложил Нау. — Все нормально.

Джодо перевел взгляд с Нау на о чем-то думающего Роджера. Вот если бы он мог читать мысли всех — вот это был бы дар, а так, когда услышать что-то приходилось не чаще раза в полгода, да и то обычно от тех же друзей, благосклонно позволяющих узнать, о чем они думают.. Нет, это просто насмешка судьбы. Отец часто твердил — про особенность, про предназначение, про то, что если не было надо, то и не было бы их.. Да только верить в это Джодо не верил. Хотя повторять за отцом повторял, ни раз и ни два.

— Кто это была? Поттер? — спросил Роджер и видимо получил кивок в ответ. — Тоже мне открытая гриффиндорская душа, чуть не убила..

— Да не убила бы, — спокойной отозвался Джодо. — Лишила бы сознания, но это не смертельно.

— Мне кажется, ему надо учится с этим справляться, — подал голос Нау. — Джодо, это тебе с мыслями проще.. А чувства, эмоции — другое.

— Все равно не смертельно, — усмехнулся Джодо, но, заметив укоризненный взгляд подруги, умолк.

— Это не просто услышать мысли, хотя я даже это представляю с трудом, — признался Нау и продолжил: — Когда чувствуешь — то тебя поглощают те же эмоции.

— Что же такого она чувствовала, что он чуть сознания не лишился? — озвучил Роджер вопрос Джодо.

В повисшем молчании, Джодо пытался уловить хоть что-то от прежней безмятежности, царившей в их гостиной эти несколько лет, за которые они стали одной большой семьей. Сложно было разобраться, кто есть кто в этой их семье, но однозначно было только одно — они с Эммой как брат и сестра. С того самого первого дня в поезде, с того самого распределения, когда вышедшая к табурету со шляпой пухленькая девочка с двумя косичками была отправлена сюда, в эту самую гостиную с ее приятным желтым светом и теплым камином.

Он, Джодо, не хотел сомневаться в словах отца об их особенности, но маленькое чудо с биркой на желтеньком рюкзачке, на которой корявыми буквами было выведено "ЭММА", совершенно спокойно относилась и к пятому факультету, и к нему самому, и, в этом Джодо не сомневался, попади она куда-нибудь на другой факультет, не прошла бы мимо, не сказав "Привет". Было в этом что-то особенное.

А Роджер всегда был отцом, а может даже старшим братом. Лучше всего ему подходило, разумеется, быть "главарем", но называть так друга язык не поворачивался. Он был словно капитан корабля, на самом-то деле, тонущего. Мальчишка с глазами, которые меняли цвет от серого до прозрачно-зеленого, странными словами о том, что они такие же люди как и все и тоже имеют право ЖИТЬ, и дурацкими волосами неприятного бледно-коричневого цвета, стал для них словно соединяющим звеном. Он собрал их всех — весь набор того года — в первый же день и сказал, как это здорово — дружить. Спорить ни у кого сил не было.

— Тогда нам нужны книги..хотя где мы найдем пособие по тому, как справляться с сомнительным даром? — прошептал Нау, отвлекая Джодо от воспоминаний.

— Давно хотел предложить, — раздался голос Роджера, а Джодо заметил, как засверкали его глаза. — У нас тут — четыре этажа, так?

— Наблюдательный ты, однако, — усмехнулась где-то в стороне Эмма. — Думаешь, не спрятано ли чего в нашей башенке?

— Под ней, — вяло отозвался Джодо.

— В голову влезать нечестно, — буркнул Роджер. — Ну да, под ней. Хотя бы подземелье там должно быть.

— Причем тут книги? — таинственным шепотом спросил Нау. — И кстати, Джодо не услышит тебя, если ты сам не откроешь сознание.

— Ага, это он тебе так сказал, — Роджер по-удобнее уселся в кресле. От его вчерашнего недуга ничего на осталось.

— Под нами вполне могут быть книги..закопали если, — пробормотала Эмма. — Вполне могли..это было бы совершенно разумно!

Несколько секунд тишины, а после что-то зашуршало-загремело. Роджер поднялся, подбирая с пола куртку, Эмма накинула мантию, Нау затолкал под диван свои записи, а Джодо вяло, слишком вяло, потянулся.

— Ну, и снова на дело, — с отстраненной радостью заявил Джодо.

— Раз уж с нами нету Льюиса, — заметила Эмма, когда они спустились в круглый холл, — Нау, у тебя особое задание — увидишь если что пощекотать, постучать или погладить — либо сам, либо толкай кого.

— Да справлюсь, не маленький, — улыбнулся тот.

Они стояли в холле, оглядываясь. Четыре года они бывали тут по несколько раз в день, а иногда и ночью, но никогда не обращали внимание ни на что, кроме дверей, ведущих в гостиную. На полу лежал ковер непонятного цвета с едва заметной бахромой по кругу. Роджер рассудительно заметил, что можно было бы ковер-то и поднять — мало ли чего под ним.

Эмма и Джодо отошли к стене и, наклонившись, стали закатывать ковер во что-то наподобие трубы.

— Не лезет, — выдохнула Эмма, когда они дошли до середины. — Ну, чего там? — чуть громче спросила она у Роджера.

Послышался невнятный ответ и заклинания.

— Так, на первый взгляд — ничего, — ответил ей Джодо. — Точно так же, как и когда ковер лежал.

— Вредный ты какой-то, — улыбнулась подруга. — Серьезно тебе говорю!

— Я не вредный, просто.. Глупо вот так вчетвером под коврами лазать.

— Ну да, ты еще скажи, что нельзя намеренно искать, что без случайностей никуда, так как это очень важно.

— Важно.

Роджер отрицательно покачал головой и они расстелили ковер обратно. Перешли в противоположную от центра сторону и стали закатывать там, чтобы проверить вторую половину круглого холла. Джодо вдруг вспомнил, что закатывать ковер можно было и с помощью магии..

— Нету тут ничего, — выдохнул Нау.

— Давайте обратно, — скомандовал Роджер.

Эмма отряхнула руки и спрятала их в мантию. Волосы, как всегда, вылезали из-за уха и тянулись к глазам, но девушка не обращала внимания. Совершенно незаметно для них же самих, они покинули круглый холл, оказавшись в полутемном коридоре, ведущем на улицу.

— Может, разделимся? — предложил-таки Джодо. — Смотри, — он обратился к Роджеру, — есть этот коридор, есть, на самом деле, пространства за лестницами, так? Еще точно надо проверить оба хода в замок.

— И как делиться будем? По два или по одному?

— По два, — смутившись, ответил Нау. — Я сам вряд ли чего найду.

— Тогда, видимо, понятно как, — улыбнулся Роджер. — Давайте вы тут, а мы — ходы.

Ребята прошли по коридору и исчезли за хлопнувшей дверью, оставляя Эмму и Джодо в приятном полумраке.

— Ну, давай, что ли, искать? — предложила Эмма.

Джодо расплылся в улыбке.

— Да откуда в тебе это? — не выдержала Эмма. — Ну, Джодо, нашел и не поделился, да?

— Почти.

— Отец? — одними губами спросила Эмма.

Джодо кивнул. Отец. Снова приходили к ним эти чертовы министерские зверюги, на этот раз — с почти что указом об аресте. И снова он был рядом, и снова слышал..

— Сентябрь кончается, а ты молчал!

— Эм? — Джодо прислонился к стене. — Вот честное слово, чего ты дуешься? Я просто не могу так сразу..

— У него опять...проблемы? Джодо, скажи если так — мама поможет. Ты же знаешь..

— Да не надо.

Он махнул рукой и попытался вспомнить те отрывки из сознания отца, за которые успел зацепиться.

— Не знаешь — не войдешь, — процитировал он. — Я только вот несколько минут назад понял, о чем он. Наш вход в гостиную.

— Если не знаешь, что можно войти..то и не войдешь..

Эмма вышла в холл, оглядываясь. Четыре двери, как всегда, предоставляли полную свободу действий — иди куда душе угодно.

— И в какую?

— Знаешь, я ловлю себя на том, что отец и не знал ничего толком..

— Думаешь? Это может быть просто какой-нибудь старой легендой, да?..

— Так и похоже, — они прошли сквозь одну из дверей и оказались на винтовой лестнице. Джодо перелез через ограждение и ступил на хрустящий мелкими песчинками пол.

— Люмос, — Эмма, перебравшись вслед за ним, осветила все вокруг. — Ну, мы там, куда не войдешь, не зная, а дальше?

Джодо вспоминал мысли отца, которые тогда принял за бред отчаявшегося человека. Кто будет перед арестом вспоминать старые легенды? Уж точно не человек здравомыслящий.. Джодо не воспринял тогда эти слова никак — просто они все крутились в голове и крутились:

Нет защиты лучше в мире,

чем белый камень на могиле.

Нет сильнее в мире страха,

чем одной идти на плаху.

Нет правды в мире — только ложь.

Но коль не знаешь — не войдешь.

— Да ничего дальше, — Джодо осматривался. Он пересказал ей эту почти песенку, хотя в мыслях отца оно было больше похоже на последние вздохи перед смертью.

— Ты сделал какое-то совершенно нелогичное..нет, логичное, но невероятно дурацкое предположение. Если твой отец вспоминал не детский стишок, — Эмма заметила, как изогнулась бровь товарища, — а что-то более..жизненное, то, даже тогда, Джодо, ты обратил внимание только на последнюю строчку.

— Давай искать белый камень, — проигнорировав подругу, сказал Джодо и тоже зажег волшебную палочку.

Сверху доносился голос из гостиной и даже немного света, под ногами скрипел песок, а белых камней — не было. Были темные, почти черные, серовато-желтые, багровые какие-то, а белых не было. Под песком лежали каменные плиты, а под самой лестницей валялся старый пергамент с исправленной работой.

— Мне кажется, белый камень не при чем, — решительно заявила Эмма, разгребая песок на полу одной ногой. — Даже если предположить, что наши спальни находятся над чьей-то могилой..

Ее нога за что-то зацепилась и девушка замолчала. Джодо опустился рядом и помог руками убрать песок в сторону. На каменной плите красовалась железная петля, видимо, изображавшая из себя ручку.

— А может не такое уж дурацкое предположение, — бросила Эмма и ее щеки немного порозовели.

Джодо попытался поднять каменную плиту, но она не поддалась.

— Ох, Джо-о-одо, — Эмма взмахнула палочкой, пробурчав что-то подозрительно похожее на "Вингардиум Левиоса". Каменная плита стала отходить в сторону, открываясь, как дверь, и, повинуясь палочке Эммы, мягко опустилась на засыпанный песком пол.

Он посветил и обнаружил ступени, уходящие далеко вниз. Пожалев в который раз, что он не может транслировать свои мысли друзьям, Джодо залез в люк.

Пятый факультет. Роджер

Они совершенно без пользы изучали коридор, в котором гуляли сквозняки и освобождались от листвы последние кусты цветов. Роджер понимал, что затея их — совершенно дурацкая, ибо как говорил Джодо: случайности делают свое дело. Если не искать, оно как-то лучше находится. Да только как найти неизвестно что в их небольшой башенке, не ища этого?

— Можно, конечно, кусты выдергивать, — задумчиво протянул Нау. — Но это вряд ли, да?

Роджер кивнул, осмотрел последнюю клумбу и отряхнул руки. Теперь еще проверить нижний коридор и, видимо, возвращаться в гостиную. Право, залезть на Астрономическую башню было легче, чем копаться с каменными плитами и серыми клумбами.

— Может перекусим? — Нау вытер лоб рукавом. — Пару сэндвичей и в подземелья.

Они покинули проход и оказались в мрачном замке. Высокие своды, портреты, холод — полная противоположность их небольшой пристройке. Других учеников почти не было, а те, что были, не обращали на них внимания. Они уже были у самой кухни, когда проем за картиной открылся и из него вывалился кто-то огромный и ругающийся. Роджер отошел в сторону, Нау в другую.

— Окружаете? — подозрительно прищурившись, спросил парень. Роджер узнал в нем одного из Флинтов. — Гады.

Флинт еле держался на ногах, балансировал с помощью бледно-желтой бутылки в левой руке и постоянно моргал. Он определенно был пьян. Роджер скривился, когда тот дыхнул на него, но Флинт, кажется, только обрадовался. Раздался сильный удар — Флинт закрыл проход в кухню. Потом он торжественно поднял бутылку и, шатаясь, пошел в сторону Слизеринских подземелий.

— Ох.

Роджер перевел взгляд на друга. Тот сидел около упавшей на пол картины с потрескавшейся рамой. Дверь на кухню, представлявшая из себя только тоненькие очертания на камне, была закрыта.

— Вот и перекусили, — усмехнулся Роджер, присаживаясь рядом с другом. — Повесить ее надо, наверное? — указал он на картину.

Нау неопределенно пожал плечами. Они взяли картину и попытались поднять, но рама, и без того немного сломанная, надломилась сильнее. Холст, словно вода, вытек из рамы и обозначился на полу небольшой лужицей из ткани.

— Словно живой, — прошептал Нау и потянулся к нему.

Роджер представил, как холст подпрыгивает на месте, виляет хвостом и кусается. Он засмеялся, заставив руки Нау дрогнуть.

— Да бери его, — бросил Роджер, вставая.

Он следил, как друг поднимает холст и разворачивает его. Картина осталась на месте — все тот же нелепо нарисованный натюрморт с угловатым кувшином, занавесками с бледными полосками, как у них в гостиной, тарелка с синей полосочкой и фрукты, среди которых огромная желто-зеленая груша. Только небольшие волны, складки и загнутые Нау углы.

— Тут написано..чего-то, — промямлил Нау, разворачиваясь к нему спиной.

На обратной стороне холста, коричневой и с пятнами от краски, почти в самом нижнем правом углу можно было видеть несколько строк, подпись и дату. Роджер наклонился и стал читать:

— Нет защиты лучше в мире, чем белый камень на могиле, — он представил почему-то могилу отца Лоста с небольшим камешком и сразу же задался вопросом, почему это камень на могиле — лучшая защита? Роджер помедлил, но после снова продолжил чтение: — Нет сильнее в мире страха, чем одной идти на плаху, — тут он согласился с автором сомнительного произведения искусства, больше похожего на какую-то загадку. — Нет правды в мире — только ложь. Но коль не знаешь — не войдешь.

Последние строчки ненадолго выбили его из колеи и он не сразу понял, что Нау чего-то пытается сказать, даже почти крикнуть.

— Питер, гиппогриф тебя, да ПОСМОТРИ ТЫ НА ИМЯ!

Роджер скривился, услышав свое имя, но промолчал. Взгляд его опустился ниже строчек и уткнулся в хорошо знакомую фамилию и практически незнакомое имя. Практически..

— Мерлин мой! Нау, Сэм, это же..Ты, ты же...

— Очнулся, — усмехнулся Нау и сощурился, чтобы, видимо, разглядеть дату. — Сороковой, однако.

— Подожди, Нау, подожди, он — твой родственник? НАУ! — Роджер толкнул друга в бок. — Генри Томас — твой родственник, да?

Нау кивнул, задумался о чем-то, и почти неслышно пробормотал:

— Деда назвали в его честь. И у нас с отцом вторые имена тоже — Генри.. Дед говорил, что Генри Томас — великий человек и все такое, но никогда не говорил, чем он так велик.

— Он его знал? — спросил Роджер, хотя и так понимал — конечно же знал, раз говорил про величие. Было бы смешно, если бы..

— Нет. Дед родился в сорок первом.

Роджер на секунду оторопел, а потом все-таки соизволил взглянуть на дату — 25 ноября 2040. Такая до боли знакомая дата.. А дед Сэма, значит, родился в сорок первом..

— Великий человек? — спросил Роджер. — Слушай, Нау, а чего он..может, герой войны?

— Ну а как еще? — удивился Нау, сворачивая картину в трубочку. — Как еще можно было отличиться в то время? Только непонятно, почему дед никогда не говорил об этом — просто, великий человек и все тут. Без комментариев и подробностей.

Роджер пожал плечами, пытаясь вспомнить это нелепое стихотворение, которое так походило на загадку. А загадку ведь надо разгадывать? Да, они этим займутся. Но, раз поесть не получилось, нужно проверить коридор в подземельях. Они молча кивнули друг другу и отправились ниже на пол этажа, чтобы попасть в мрачный, как все подземелья, ход к их гостиной. На его взгляд было глупо делать подобный ход — ведь любой, совершенно любой, мог пройти к их башенке, заглянуть в их холл, освещенный желтоватым светом, и даже подняться в гостиную. Причем — беспрепятственно! Как хорошо, что никто не знал об этой дурацкой особенности их гостиной..

— Напомни мне, зачем нам картина? — вдруг спросил Нау, когда они толкнули небольшую дверь.

Роджер пытался поймать ускользающую мысль и только махнул рукой на вопрос друга. Что-то такое, лежащее на поверхности, вдруг скрылось под водой, а он все никак не мог понять — что именно? Они зажгли огоньки на концах палочек и стали исследовать холодные стены и пол..

Пятый факультет. Нау

Картина в руке была невероятно мягкой и чуть ли не ускользала из вспотевших ладоней. Нау не понимал зачем она нужна им, но почему-то это было так правильно — стащить картину с грушей, оставив на полу у холодной стены сломанную раму. Это было забавно и ново — никогда они еще не тырили картины, тем более обозначавшие вход куда-то.. Ему вдруг очень захотелось пойти и снять с законных мест еще пару-тройку картин — просто так. Для себя, для веселья. Повесить их в гостиной — чтоб были.

Имя далекого предка, великого человека, в честь которого назвали его деда, написанное прямыми, не сильно опрятными буквами, делало холст с корявым натюрмортом какой-то безумно важной вещью. Хотелось узнать, откуда оно взялось на обратной стороне неумелой картины, откуда там же нелепые строчки с таким количеством слова «нет», а еще почему там дата стоит, такая знакомая — день окончания последней магической войны? Хотелось знать, чем же так велик Генри Томас и зачем он решил податься в поэты, да еще и место такое выбрал для своих стихов — куда никто не заглянет. А может и не стихи это вовсе? А загадки?..

— На-у! — Роджер снова усмехнулся. — Идем в гостиную, остальных искать. Да еще Лоста проверить надо.

Нау вдруг осознал, что они прошли весь ход, оставив на пыльных стенах следы своих рук, постучали палочками по бешеному числу камней и протоптали дорожку по светло-серому полу. Поднявшись по небольшой лестнице, они толкнули дверь и оказались в узком коридоре, а через несколько шагов уже свернули в холл. Поспешно открыли одну из четырех дверей, взобрались по лестнице в гостиную и..не обнаружили никого из друзей.

— В спальню, — бросил Роджер, исчезая в проеме, и Нау поспешил за ним. Картина в руке была приятно прохладной.

Толкнув плечом дверь, Роджер зашел в полукруглую комнату с четырьмя кроватями, на одной из которых валялся Лост. Одеяло было скинуто на пол, а рука с палочкой то и дело взмывала вверх, заставляя перо подпрыгивать, или точнее барахтаться в воздушной яме.

— И года не прошло, — просопел Лост, обиженно шмыгнув носом.

— А Джодо..где? — недоуменно спросил Нау, усаживаясь на свою кровать.

— А я откуда знаю?! — Лост поднялся на локтях, прищурился и откинулся обратно на подушку. — Лежу тут, лежу — вас все нет и нет.

— А Эмма? — подал голос Роджер. — Заходила?

— Говорю же — нет вас и нет.

Ребята переглянулись. Значит, Джодо и Эмма еще не вернулись? Но где же они — в коридоре их не было, разве что под лестницами, но там было тихо и вроде бы пусто..

— Что случилось? — Лост снова приподнялся на локтях. — Чего вы..это что, картина?!

Нау кинул взгляд на свернутый холст около себя, который немножечко развернулся, и кивнул. Лост покрутил пальцем у виска и засмеялся:

— Ну вы даете! Чего хоть это?

— Бывший вход на кухню, — довольно сообщил Роджер. — Причем там сзади — прикольное послание.

Нау развернул холст и продекламировал Лосту содержание строк, не забыв упомянуть имя и дату.. Льюис сидел, неопределенно водил рукой по своим коротким волосам и недоуменно посматривал на грушу, лежащую на тарелочке.

— А как же теперь...есть? — спросил он, состроив такую несчастную мину, словно без кухни он бы не выжил. — Вы не могли раму, я не знаю, с помощью «Репаро» собрать? Нет? Надо было спереть натюрморт!

Роджер пожал плечами, старательно пытаясь не засмеяться. Лост перестал кривляться и снова упал на постель. Нау еще раз перечитывал строки, пытаясь осознать — загадка это или просто милый стишок? Но что-то подсказывало, что «великий человек» не будет в день окончания войны писать на полотнах милые стишки, особенно если он умрет, умрет..

— Генри Томас умер двадцать пятого ноября. Сорокового.

Повисла неловкая пауза. До Роджера, кажется, доходило. Он то широко открывал глаза, в которых блестели зеленые искры, то щурился, вчитываясь в написанное на холсте. Лост размеренно дышал, чесал щеку у самого уха и молча поглядывал на них и на картину, которую когда-то нашел..

— Я думал, что это загадка. Теперь — уверен, — сообщил Роджер и добавил: — Это что-то важное, раз он.. перед смертью..

— Это тайна, — донеслось с кровати Лоста. — Если бы не было тайной — он бы просто надиктовал кому-нибудь, первому попавшемуся. А так — сохранил, но не раскрыл.

— Осталось понять, о чем оно, — Нау кивнул на полотно. — И Джодо найти с Эммой.

— Проверим пространство под лестницами?

— А чего им там делать? — Лост снова поднялся. — И чего вы делали все это время?

Роджер улыбнулся и попытался быстро пересказать, чего они затеяли. Лост не то расстроился, что не мог пойти с ними, не то посчитал их за идиотов, но промолчал.

— Как ты, кстати? — спросил Нау.

— Живой, — буркнул Лост.

— Чего ты почувствовал-то тогда? — Роджер подался чуть вперед.

— Боль, — отозвался Льюис. — Дикую боль.

— Физическую?

— Да нет. Просто боль — вроде бы от потери, только намного сильнее, чем я когда-то..чувствовал свою. Кэтлин эта и так слишком уж открытая, а потом словно..как вода из крана. Такой водоворот дикой боли, которая для меня стала почти физической.

Роджер, как показалось Нау, чуть не пообещал убить эту Поттер. Но вовремя закрыл рот и только сказал, что им надо найти Джодо и Эмму. Оставив друга с картиной в спальне, они вернулись в гостиную, оказались на лестнице и перелезли на истоптанный пол. Обойдя пространство по кругу пару раз, они не нашли друзей — только их следы, как свидетельство того, что они тут были.

— И где они? — уперев руки в бока, как вредная мамаша, поинтересовался Роджер.

— Как думаешь, на каком расстоянии ловит Джодо? — Нау прикрыл глаза и попытался сосредоточиться. Чтобы закрывать разум — особого ума не нужно было, а вот открывать, да еще передавать что-то — было слегка затруднительно. Концентрация, ощущение распахнутых дверей и всего одно предложение: «Возвращайтесь, мы вас потеряли!»

Пятый факультет. Эмма

Казалось, что эта лестница, уходящая глубоко под землю, никогда не закончится. Они все шли и шли, освещая ступени тусклым «Люмосом», а конца все не было и не было. Словно она и впрямь — бесконечная. Ни двери, ни комнаты какой — ничего. Только слегка ненадежный туннель, со свисающими с потолка клочками земли, и уводящие вниз желтоватые ступени.

Джодо вдруг остановился и обернулся к ней. Лицо его, с тенями и желтыми пятнами от света в руке, нахмурилось.

— Они нас потеряли, — хрипло сказал он, освещая убогие стены. — Только вот странно, что я это услышал.

— Мы идем уже Мерлин знает сколько, — Эмма пожала плечами. Слышать сейчас о странностях ей не хотелось — хватало и бесконечного туннеля.

— Предлагаешь возвращаться?

Эмма довольно улыбнулась и повернула в обратную сторону. Идти наверх было гораздо труднее и уже через несколько десятков ступеней, она устало опустилась на холодный камень.

— Отдохнем? — спросила девушка, пододвигаясь чуть в сторону, чтобы Джодо тоже мог присесть.

Он опустился рядом, задев ее плечом, и погасил свет на конце палочки. Стало практически темно, несмотря на ее «Люмос», и если бы не бесконечная цепочка ступеней, Эмма бы тоже погасила палочку, дабы посидеть спокойно в темноте. Они любили так делать — можно было говорить о чем-то важном, улыбаться, не видя ответной улыбки, утыкаться лбом друг другу в плечо и шептать что-нибудь почти неразборчиво. Наверное только сидя в такой вот дружеской тишине, Джодо смел рассказывать ей об отце. О последнем визите министерских он поведать еще не успел, но Эмма не гасила свет, а значит Джодо будет молча выравнивать дыхание после трудного подъема.

— Пойдем, нам еще идти и идти, — Джодо зажег свет и сразу стало необычайно ярко.

Они поплелись наверх — впереди Эмма, за ней, отставая на шаг, Джодо. Ноги еле передвигали их, грозясь отвалиться немедленно, и Эмма мысленно просила их потерпеть. Ну, еще чуть-чуть и мы придем. Еще чуть-чуть и мы придем. Еще чуть-чуть и..

— Джодо, я не могу больше! — она уселась, уперла локти в колени, а лицо — в ладони, и, сдувая светлые прядки с лица, насупилась. — Не то чтобы я жалуюсь, просто не могу я больше!

Джодо уселся рядом, почти сразу же погас свет у него в руках. Он обнял ее за плечи, уткнувшись подбородком в светлую макушку. Эмма погасила огонек на конце палочки, оказавшись в абсолютной темноте, а перед глазами еще долго прыгали светлые пятна .

— А почему наверху не видно света? То есть открытый люк он..

Она вдруг осеклась, представив, что будет если люк закрыт. И что-то подсказывало, что так оно и есть, и что заперты они здесь надолго. Эмма вздохнула. Быть заживо погребенной под собственной гостиной — нет-нет, ей не хочется. Да и вряд ли кто захотел быть..

— Джо! — Эмма отстранилась. — Еще раз этот..стишок?

— Нет защиты лучше в мире, чем белый камень на могиле. Нет..

— О чем это, как думаешь? — она преодолела желание зажечь свет, чтобы видеть лицо друга, и только вернулась обратно, уткнувшись ему куда-то в плечо.

— О том, что могила — отличное место для..не знаю, для тайников каких-нибудь. Мы кстати ищем неизвестно что — не то тайную подземную комнату, о которой грезит Роджер, не то запрятанные книги, не то то, о чем в этом...стишке. И непонятно ведь, о чем он.

Джодо замолчал, но Эмма не спешила отвечать. Она убрала за ухо прядку, закрыла глаза, словно от этого что-то изменилось вокруг, и только после озвучила идею:

— А что, если защита — это не совсем защита. Скорее — охрана, а?

— А разница?

— Ну, нет, плохо сказала, — она снова отстранилась. — Если человека погребают заживо, то могильный камень защищает его. Не в смысле защищает, да и не совсем камень, а еще гроб там, слои земли — они гарантируют его невозможность освободиться...

Джодо вроде как кивнул, но в абсолютной темноте Эмма не увидела этого. Идеи про заживо погребенных людей навязчиво прыгали на поверхности сознания, которое и без того предоставляло ей жуткие картины. Оказаться навсегда запертыми тут — не хотелось, а что делать — неизвестно. Идти наверх не было сил.

— Даже если ты права — что тогда?

— Ничего. Сидеть нам тут вечность, — отозвалась Эмма и тут же почувствовала теплую ладонь друга на плече.

— А люк-то действительно закрыт, — задумчиво протянул Джодо. — А как думаешь, может он паролем открывается?

— Будешь перебирать все, что придумается?

— Да нет же, — Джодо осветил ее лицо «Люмосом», поднялся, небрежно облокотился на неровную стену и с выражением прочитал стишок из отцовских мыслей. Эмма уже даже представила, что вот сейчас наверху откроется люк, они взбегут по ступенькам и окажутся на воле. Вот сейчас.. Но ничего не происходило. Джодо недовольно погасил свет, уселся на ступеньку и выругался. Видимо он искренне верил, что люк откроется. Впрочем, сама она тоже верила.

— Можно еще надеяться, что они будут нас искать, — неуверенно пробормотала Эмма. — Джодо, мне кажется, от нас уже ничего не зависит.

— Не унывай, — резко прервал ее Джодо. Она снова почувствовала его ладони.

— Ну а что мы можем? Идти? Я — не могу, — Эмма виновато посмотрела туда, где должно было быть его лицо. В темноте видно не было, но он, казалось, качает головой.

— Не вини себя, Эм. Если кто виноват, так это я.

Эмма помотала головой, но, сообразив, что ее не видно, прошептала:

— Ты тоже себя не вини!

— Вообразил себе что-то..он же больной.

— И отца не вини. Джодо, это все — обстоятельства, случайности. Как ты любишь.

— Такие не люблю, — выдохнул он.

Они замолчали. Сидеть на ступенях было холодно, отчего Эмма несколько раз вставала и пыталась согреть их заклинанием, но то словно развеивалось. Джодо — Эмма узнавала этот его жест даже в темноте, — проводил растопыренными пальцами сквозь волосы. И это было отчаяние, но он молчал. Когда она в очередной раз попыталась согреть ступеньку заклинанием, Джодо, распрямив ноги, усадил ее на себя, обхватив тоненькую, хоть и не идеальную, талию левой рукой. Эмма усмехнулась, но не сопротивлялась. Он убирал прядки волос ей за уши, а она положила руку ему на шею, настукивая по ней пальцами забавные мелодии из детства. И словно не было бесконечных ступеней, не было темноты, не было немого отчаяния.

— А если мы тут умрем? — тихо-тихо спросила Эмма.

— Ты же в это не веришь, — отозвался Джодо и она почувствовала, как теплый поток окатил ее щеку.

Джодо был близко и даже в ожидании дурацкой смерти это было безумием. Так близко — это невероятно. Они ездили в одном купе, бродили вместе по лесу, грабили кухню, прячась под одноразовой мантией-невидимкой когда-то на втором курсе, прятались от завхоза в одной кладовке, но так — никогда. Поддаваясь необъяснимому порыву, она провела рукой по его щеке. Та не была мягкой, но и колючей, как у отца, не была. Его пальцы на ее талии чуть дрогнули и Эмма тут же одернула руку. Что она делает? Они же как брат и сестра!

— Все нормально, — сдавленным голосом на ее резкое движение ответил Джодо. — Просто внезапно.

— Ты же любишь внезапность? — удивленно переспросила Эмма. — То есть я не то..

Они засмеялись одновременно и Эмма немного расслабилась. Нет, все нормально — они просто брат и сестра, и этот ее жест — просто дружеский.

Эмма напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь отыскать там лицо друга. Но была только темнота, как туман, и лишь дыхание Джодо, согревающее ее щеку, говорило о том, что он там. Хотелось снова провести рукой по его лицу, хотелось знать, что он рядом, и верить хотелось, что их найдут. Ну не могут же их не найти! Не могут же их не искать, в конце-то концов!

Она вспомнила о том, что никто из друзей не в состоянии почувствовать их движение или мысли, и это немного поубавило ее оптимизм. Разве что Лост сможет что-нибудь почувствовать, да только он в спальне, спит себе, силы восстанавливает..

— Джодо, а Льюис совсем не может нас почувствовать, да?

— Говорит — мы закрытые, — друг усмехнулся, но как-то невесело.

— А открыться можем? — шепотом спросила Эмма, ощущая дыхание Джодо. Ее воображение уже подсказывало, что может помочь. Было, правда, немного страшно.

— Наверняка. Он же говорил, ты не помнишь? Несколько раз чувствовал, — он вдруг замолчал и спустя, наверное, минуту добавил: — В критических ситуациях.

Эмма поджала губы — вот критическая ситуация, а друзей все нет. Может, все же.. Она закрывала и открывала глаза, а сердце вдруг стало бешено колотиться. В предвкушении.

— Эм, что с тобой? — прошептал Джодо. — Тебя так колотит..

— Все в порядке, — еле скрывая улыбку, ответила Эмма. Ей сейчас хотелось в голос смеяться. Ведь от одной мысли о том, каким образом она решила «открыться», сердце застучало. Эмма закусила губу и уставилась невидящим взглядом вперед. Какая разница, если их не найдут и им придется умереть? А если благодаря ее безбашенному поступку они выберутся отсюда.. Эмма подалась вперед. Как глупо!

— Точно все хорошо? — недоверчиво переспросил Джодо, а Эмма поняла — вот он, рядом. Она зажмурилась.

— Отлично.

И преодолела это дурацкое расстояние между ними. Нос коснулся его щеки и Эмма чуть ли не завопила от возмущения — этот негодяй посмел повернуться. Ей хотелось провалиться на месте, щеки ее загорелись, а Джодо только рассмеялся. Вот негодяй!

— Прости, но ты иногда такая.. — ее рука нашла его щеку и он замолчал. — Эм, я..

— Мысли мои услышал, да? — с грустью спросила Эмма. Внезапно не получилось.

— Думаю, если Лост был рядом — он уже почувствовал. Если уж и мысли твои самопроизвольно..

— Дурак, — она отстранилась, но улыбнулась. — Ладно, прости. Если ты не хочешь..

— Эм, ты же знаешь — мы как брат и сестра.

Эмма мысленно согласилась, да только такое близкое нахождение друга сводило ее с ума. Это было ново и необычно. И хотелось дотянуться не до щеки, а чуть левее, хотя бы до уголочка губ. Мать всегда так целовала отца..

— Ты ничего такого не думай, — буркнула она. — Знаешь, просто..

— Я так близко и свожу тебя с ума, — довольный собой ответил Джодо.

— Вот именно, — обиженно отозвалась Эмма.

Джодо снова рассмеялся и она улыбнулась.

— Я никогда не целовалась, — бросила Эмма, чуть отворачиваясь.

— Я знаю, — спокойно ответил ей друг.

— А ты?

Джодо замялся, а ей вдруг стало обидно, что она не знает о нем этого простого факта. Никогда они не говорили об этом, никогда.

— Да как-то я не знаю — да или нет. Мне было семь.

Эмма расслабилась. Джодо рассказал ей трогательную историю о девочке, гостившей у них в поместье, о том, как он ее преследовал и еще о том, что с большой натяжкой можно было назвать поцелуем.

Они все так же сидели, обнимая друг друга совсем чуть-чуть и перешептываясь, пока в нескольких ступенях от них не появился проем и свет не упал на их удивленные лица. В проем свешивался Льюис, недоверчиво поглядывая на них, после чего раздраженно бросил:

— Чтоб вас!

Где-то там за его спиной облегченно выдохнул Нау, а Роджер нахально поинтересовался, не нашли ли они чего.

Пятый факультет. Лост

Лост нашел друзей под лестницами. Они отчаянно пинали песок и бродили какие-то нервные. Значит, так и не нашли. Где же их носит?По лесу шатаются?

— Если они где-то недалеко, то может услышали мои мысли, — поведал Нау.

— Если недалеко, — повторил Роджер. — А может они в лес ушли?

Льюис согласно кивнул. Могли ведь — Джодо ни дня не проживает, чтобы не прогуляться по Запретной территории. А с другой стороны — ушли бы они куда-то, если договаривались искать здесь неизвестно что? Вот именно, подумал Лост, неизвестно что. Как вообще можно искать то, в существовании чего не уверен? Ладно там груши щекотать — это бессмысленно, но хотя бы ненамеренно, случайно, из любопытства. Джодо так любит. А тут какие-то поиски — не для Джодо это.

— Да вряд ли в лес, — ответил Нау. — Так, надо еще разок попробовать..

— А вдруг они слышат, просто не могут..выбраться? — предложил Лост. — Нету тут потайных дверей каких?

— Нету, мы уже проверили.

— Да и как это не могут выбраться — Алохомора и все.

Лост прошелся вдоль стены, ведя по ней рукой. Ему послышался какой-то странный звук, как щелчок, но друзья не услышали. Он прошел вдоль стены еще раз — щелчка не было. Могло и послышаться. Он обошел под лестницами все пространство раза три-четыре — Нау и Роджер сидели на песке и крутили в руках палочки. Ничего «такого» не было — пол в песке, камни всевозможных оттенков, свет из гостиной.

Лост еще чувствовал небольшую слабость после вчерашнего общения с гриффиндоркой. От воспоминаний о той боли, что прошла сквозь него, Льюис вздрагивал. Ему до сих пор казалось, что он слышал чей-то крик в той тишине, чей-то отчаянный вопль. И еще плач. И все это накатило так внезапно, что затмило тот маленький комочек сострадания, который он чувствовал ранее. Словно эта волна была и не ее вовсе — да только вот исходила именно от нее, этой сумасшедшей Сары. Или Кэтлин. Как ее правильнее?

На секунду ему показалось, что он что-то почувствовал, но оно тут же пропало. Словно кто-то неуверенно выглянул из-за угла и снова скрылся..

— Они тут, — прошептал Льюис. — Я кого-то из них почувствовал.

— Кого?

Льюис сделал несколько шагов назад, потом в сторону, вернулся, оказался под лестницей, подошел к стене, где слышал щелчок.. Ничего. Пропало, растворилось. Может и правда показалось?

— Не знаю.

Он ходил, изредка останавливаясь. Если почувствовал — значит что-то серьезное. Иначе с чего бы?..

— Ну, Лост, остановись, — Нау взял его за рукав. — Упадешь тут еще без сознания.

Льюис уселся на песок. В любом случае, если что — почувствует. Он долго сидел, смотря в одну точку, пока вдруг его не накрыло волной безумной нежности. Откуда тут нежность-то? Волна исчезла прежде, чем Лост успел подняться. Он уже было расстроился, что снова упустил их, как очередная волна окатила его с ног до головы и так же исчезла. Что же это такое? Где они? И причем тут нежность?

— Чувствуешь? — осторожно спросил Роджер.

Льюис не ответил — сделал несколько шагов и остановился, прислушиваясь к ощущениям. Сначала ничего, а потом — опять эта проклятая нежность. Теплая и чуть более ощутимая, чем там, у стены. Если бы они были в опасности, паниковали — он почувствовал бы страх, разве нет? В прошлые разы, когда случалось такое и он вдруг ощущал друзей, это была именно паника, резкая, как острие ножа, и тут же исчезающая. Они ведь все очень закрытые. Но тут была нежность и он не знал, что и думать. Сделав еще пару шагов, он вдруг замер. Где-то внизу.

— Тут, — шепнул он друзьям.

Роджер в два шага приблизился к нему, сел и стал разгребать песок. Каменная плита была такой же, как и остальные, кроме одного — у самого ее края была железная петля.

— Отлично вы все проверили, — не удержался Лост.

— Ее не было, — Нау тоже оказался рядом. — Я тебе говорю — не было ее!

Льюис вытащил палочку и, прошептав заклинание, отодвинул плиту в сторону. На ступенях сидели Джодо и Эмма, уставшие и удивленные. Он заметил руку подруги на шее Джодо и понял, откуда взялась эта проклятая нежность.

— Чтоб вас, — выдохнул он с облегчением, но получилось немного раздраженно. Нашли где миловаться!

— Ну, нашли чего? Или так просто тут..сидите? — Роджер усмехнулся, помогая Эмме вылезти. Щеки ее немного порозовели.

— Бесконечную лестницу только нашли.

Роджер нахмурился, не поняв, а Эмма уже перелезла через перила и оказалась на лестнице. Все как-то потихоньку потянулись за ней. Льюис шел последним и, уже перелезая, он бросил взгляд на люк — они его закрыли, но песком не покрывали. А тот.. Льюис вернулся обратно, разгреб песок и не нашел ручки. Магия?

Закрыв дверь в спальню и рассевшись по кроватям, они по очереди рассказывали, чем закончились их поиски. Ничем как таковым они не закончились, но Роджер вспомнил про картину и вскоре полотно было развернуто и положено натюрмортом вниз.

— Ме-е-ерлин, — протянула Эмма. — Джодо?

Джодо был бледен, даже бледнее обычного. Он растерянно пропускал волосы сквозь пальцы и недоуменно поглядывал на строчки в углу полотна. Не успел Льюис спросить, что случилось, как Джодо принялся рассказывать. И продекламировал строчки наизусть.

— Интересно, откуда твой отец их знает? — в пустоту бросил Нау. — Может, он видел это полотно? Запомнил?

— И картину на место вернул? — усмехнулся Джодо. — Нет, вряд ли.

— А что если не только на этой картине был этот стишок, а? — задумчиво спросила Эмма, обводя всех взглядом. — Что если была еще картина, а отец Джодо..

— Надпись здесь сделана Генри Томасом, — Нау ткнул в строчки в углу, — в день его смерти. И если в то, что он успел что-то написать на одной картине, поверить можно, но чтобы на двух..

— Так может он умирать не собирался? — настаивала на своем Эмма. — Может его уже после..убили?

— Да это же день последнего сражения! — вмешался Роджер. — Война заканчивалась. И либо это было написано уже после ее окончания, либо до.

— И если до, — продолжил Джодо, — то ему что, делать нечего было? А если после — то почему он умер?

— И в обоих случаях сделать хотя бы еще одну надпись было бы просто безумством! — подвел итог Нау.

Но Эмму они, кажется, не убедили. Она демонстративно схватила с кровати мантию, немного грязную после поисков, проверила, на месте ли палочка, улыбнулась, убрала волосы за уши и, насмешливо вздернув брови, удалилась из спальни. Льюис, внимательно следивший за ней, вздохнул — она снова закрытая. Пока Нау сворачивал картину в трубочку, Джодо хмурился, а Роджер внимательно смотрел в окно, Льюис вскочил со своей не заправленной постели и бросился догонять подругу.

Гриффиндор. Арти

Если бы не потерянное лицо Сары, походившей на привидение, он бы обязательно прыгал от радости. Подумать только — он в команде! И это не шутка, и даже не сон — отныне он третий охотник Гриффиндорской команды. Смутное подозрение, что это все из-за прогнавших их с поля слизеринцев, не отпускало его, но радоваться не мешало. Да даже если Сара взяла его только потому, что больше никого не успела посмотреть — какая разница?!

Сара сидела мрачная и постоянно терла шею. Взъерошенная косичка, бледное лицо, печальный взгляд и ни тени улыбки. Что-то случилось, но на все попытки узнать, что именно, она неопределенно пожимала плечами.

— Медальон свой потеряла, — отозвалась Сара на очередную попытку, бросив беглый взгляд на друга и снова уставившись на огонь в камине.

Арти смутно припоминал ее медальон. Сара носила его под рубашкой, почти никогда не доставала, только золотистая цепочка указывала на то, что на ее шее что-то висит. У него, Арти, в семье ничего подобного не передавалось из поколения в поколение. Только какие-то нелепые легенды и волшебные палочки. Последние отчего-то было принято не класть в могилу, а оставлять в чулане. Благо никто не заставлял этими самыми палочками пользоваться.

— Пробовала призвать Манящими Чарами его?

Сара удивленно на него посмотрела, достала палочку и прошептала заклинание. Несколько секунд она вслушивалась, не рассекает ли медальон воздух, после чего опять погрустнела. Арти вспомнил о летающих записках, натыкающихся на двери, и решил, что и с медальоном могло произойти подобное. Валяется он где-нибудь.. И как его теперь искать?

— На поле смотрела? В Большом Зале? На лестнице за рыцарем?

— Да везде, — как-то безнадежно ответила девушка.

Арти, не зная, что делать, пожал плечами. Вчерашняя внезапная паника, волнение, выходившее за все мыслимые рамки, отчаянная необходимость найти подругу и удостовериться, что с ней все в порядке — никуда не делись. Только поутихли немного. Сейчас, когда Минт ушел в библиотеку, Арти стал невольно переживать за друга — а вдруг что случится? С чего бы, спрашивал он сам себя, но ответа не было. Как будто бы что-то происходило, а он это чувствовал. Да только вот дела — ничего не происходило, Хогвартс стоял на месте, друзья жили как обычно, у Сары только время на полчаса вперед. Но что-то отчаянно было не так, а Арти все никак не мог уловить эти изменения. У него никогда не было интуиции или шестого чувства, а впрочем, может, просто не было случая, когда им проявляться.

Все их пять лет в стенах этого замка не были скучными и однообразными, но и никаких особых приключений не случалось. Было около десятка дуэлей, между прочим, не только со Слизерином, были вылазки за едой на кухню среди ночи; бывали шумные вечеринки в гостиной, когда дело доходило до появления там декана, и танцы до упада в гостиной Хаффлпаффа.. Все это было забавно и весело, но даже когда появлялся директор, злобный завхоз или профессор Заклинаний со своими чересчур гениальными идеями, не было места волнению и панике. Все принималось как должное — повеселились, теперь наказание.

А сейчас.. Неясные опасения были еще летом, но он старательно отгонял их. Что может случиться? Потом долгое путешествие в поезде до школы, светловолосая голова Эммы в другом конце вагона, болтовня с Минтом.. И как-то забылось. А вчера ударило с новой силой. Появилась необходимость написать домой, узнать, все ли в порядке и не слиплось ли там чего у мелкой, которая только и делает, что конфеты ест.

Арти достал пергамент и быстренько набросал несколько строчек. Он, может, и взрослый, да только письма от родителей получать всегда приятно. Это Минт все морщится, когда ему приходят редкие записки в духе «Как успехи?» и «Приедешь на Рождество?». Правда, когда пишет брат, тот сразу же увлеченно строчит в ответ длиннющее письмо.

Скрутив пергамент в трубочку, Арти поднялся из кресла. Сара, сидящая напротив, упорно смотрела в книгу, ничего при этом, кажется, не замечая. Даже самой книги. Арти, извинившись, побрел в совятню. Нельзя оставлять Сару в таком состоянии, но и помочь он ей не поможет. Разве что на обратном пути еще попробует призвать медальон — вдруг получится?

Он довольно быстро добежал до совятни, отыскал взглядом свою пернатую подругу, мирно спящую в уголочке, разбудил ее, за что тут же был укушен за палец.

— Вредина, — бросил Арти, привязывая к лапке подруги письмо. — Давай, лети-ка домой.

Вредина ухнула, предприняв попытку укусить хозяина еще раз, но Арти одернул руку раньше. Встрепанное недоразумение всех оттенков коричневого взмыло вверх, покружило немного и вылетело на свободу.

Арти, не торопясь, поплелся обратно в гостиную, то и дело сворачивая в разные коридоры и приоткрывая двери. Манящие чары, однако, никакого медальона ему не приманили. Подойдя к портрету с милой девочкой, Арти, вместо того, чтобы сказать пароль, уставился на юную воительницу. Она была не старше их самих, но заклинания метала просто с невероятной скоростью. Наверное, перед ней были враги, но на картине этих самых врагов не было. И ответных лучей в девушку не летело, однако та все равно отскакивала и то и дело ныряла за куст. Чем-то она напоминала Сару — такая же маленькая, хрупкая и черноволосая. Только лицо у нее было совершенно другое, не бледное, а смуглое. Присмотревшись, Арти разглядел, что мантия у нее без знаков отличия, впрочем, от мантии там мало что осталось — одни лохмотья.

— Пароль скажешь? — усмехнулась девочка, опустившись на траву. Лучи заклинаний перестали лететь в невидимых противников, а юная воительница переводила дух.

— Обязательно, — заверил ее Арти. — А можно лучше спросить вас?

— О, джентльмен, — рассмеялась девочка, убирая со лба мокрые волосы. — Давай на ты.

— Давай, — охотно согласился Арти. — А чего ты заклинания мечешь, не переставая?

Девочка задумчиво и немного грустно улыбнулась. Зажатая в руке палочка вздрогнула, словно готовая снова ринуться в бой.

— Судьба такая, — пытаясь быть веселой, ответила девушка, — Ну, знаешь, от которой не уйдешь.

Арти недоверчиво посмотрел на девчонку. Сколько ей? Шестнадцать-то есть? Или пятнадцать? А то, может, и меньше.. А дерется так, словно всю жизнь на войне. Арти ухватил за хвост пришедшую мысль о войне. А ведь и правда, похоже на какое-то сражение. А что если это не чье-то воображение, а вполне реальная девочка на вполне имевшей место быть войне..

— Слушай! — Арти, не зная с чего начать, почесал затылок. — А как тебя зовут?

— Мэри, — отозвалась та, поднимаясь с травы. — А ты Артур, я знаю, — предупреждая его ответ, сказала она.

— А с кем ты сражаешься? — спросил Арти, чувствуя, что Мэри сейчас снова ринется в бой.

— С дураками, — зло процедила та и тут же полетели лучики заклинаний.

Арти молча следил за такими отработанными движениями, невольно восхищаясь девушкой. Впрочем, чего восхищаться — если война и правда настигла ее в столь раннем детстве и отправила на передовую, то тут можно только сочувствовать. Внезапно Мэри упала на траву, но тут же откатилась в сторону, словно уворачиваясь от заклинания.

— Все в порядке? — осторожно спросил Арти, глядя, как неподвижно лежит на истоптанной траве девушка.

— Пароль скажешь? — ровным голосом спросила Мэри.

— У меня было несколько вопросов.. — начал Арти, но девочка его прервала:

— Я не намерена на них отвечать.

Арти кивнул и пробубнил пароль. Проем в гостиную открылся и он привычно проскользнул в темноте, чтобы тут же оказаться в яркой гостиной. Чего это только нашло на нее? — спрашивал себя Арти, но никаких вразумительных ответов не находилось. Война, разве что, о которой он ей напомнил. А с другой стороны, она же целыми днями укладывает на землю невидимых врагов, когда успела забыть?

— Вы на обед идете? — спросил спустившийся из спальни Минт. Он же, кажется, еще после завтрака ушел в библиотеку?

Сара задумчиво кивнула, а Арти растерянно взглянул на часы над камином — обед еще не начался. Минт помахал перед подругой каким-то свитком и та опомнилась. Они вышли из гостиной и Арти кинул взгляд на Мэри — та отчаянно пускала лучи вперед и в стороны и ныряла за куст. Решив, что еще как-нибудь обязательно с ней поговорит, Арти поплелся на обед вслед за друзьямт.

Гриффиндор. Минт

Арти, несколько довольный собой, поделился с ним идеей о Мэри, девочке охранявшей вход в гостиную. Минт даже удивился, с чего это вдруг такой интерес к истории? А ведь он, Минт, никогда и не подумал бы поговорить с этой девочкой. Подумаешь, портрет. Единственное, что он хотел бы знать — это когда его повесили и что стало с Полной Дамой, охранявшей гостиную ранее? Да только как верно заметил Арти — сейчас вряд ли получится поговорить с Мэри. Она, гроза невидимых врагов-дураков, метала если не молнии, то невероятной силы Оглушающие заклинания, от которых, даже стоя перед портретом, хотелось уворачиваться. Видимо, глупые вопросы Арти ее чем-то расстроили или о чем-то напомнили..

Как всегда в таких случаях, Минт отправился в библиотеку. Если с утра он копался там в поисках чего-нибудь интересного для последнего абзаца своего сочинения, которое, между прочим, не позже завтра надо будет сдать, то сейчас ему хотелось в очередной раз пролистать немногочисленные учебники, дабы найти упоминания о Полной Даме. Просто чтобы представлять, когда же на ее место была пристроена юная Мэри. Ведь девушка, если она и вправду существовала, могла рассказать что-нибудь об одном из потерянных кусочков истории. Почему никто раньше не додумался до этого?

Когда было пролистано два с половиной фолианта и не найдено ни слова о Полной Даме, с ним поздоровался Нотт. Минт немного удивился такому слегка резкому поведению Сариного приятеля — он, казалось, вот-вот упадет, а книга у него в руках, страницы которой он бездумно листал, по всей видимости желала сбежать, из карманов доносился странный звон, а прическа была непривычно взъерошенной. Минт предложил помощь и чуть ли не отпрянул, когда почувствовал неслабый травяной запах. Нотт говорил загадочным шепотом и приходилось напрягать слух. Слизеринец задавал вопросы, Минт — отвечал. По всему складывалось ощущение, что если бы не этот чертов травяной запах и его немного пьяный взгляд, с Ноттом можно было бы вполне плодотворно побеседовать. Об истории.

Когда он закончил перечисление дат, стал ожидать новых вопросов, но Нотт только напряженно о чем-то думал. Минт успел пролистать пару глав, прежде чем его сосед по столу чуть ли не вырубился посреди своей мозговой деятельности. Минт усмехнулся, но будить не стал — пусть проспится, явно ведь пьян. И где же он только траву достал? Неужто этот Фрэнк с Равенкло не прекратил свою подпольную деятельность? А ходили слухи, будто бы его чуть не выгнали в прошлом году за распространение запрещенной травы..

Минт, пытаясь отогнать лишние мысли, сосредоточился на поисках чего-нибудь важного или хотя бы интересного. Прочитать он прочитал тут все по истории, запомнил столько, сколько мог, но какие-то вещи все равно ускользали. Да и перечитывать и находить явные нестыковки ему нравилось, хоть и расстраивало порядком. Некоторые вещи бросались в глаза, если хотя бы дважды перечитать учебник Брайна Поттера. Ну, честное слово, будто бы он нарочно это делал. Где-то пропускал, а где-то выдавал такие смешные нестыковки, что приходилось сверяться с другими источниками. Да только вот эти самые другие источники бывали еще более нелепыми.

Все это наводило на дурацкую мысль: «Что-то тут не так». Словно Поттер этот хотел что-то донести до них, но не мог. А почему не мог, собственно? А с другой стороны, может он тут и не причем — кто-то другой постарался? Да то же самое Министерство могло в каких-то только ему известных целях оградить их от какой-нибудь страшной правды! Какой только? Да и с чего бы?...

Минт и не заметил, как дошел до корешка книги. Там, в самом низу значилась печать Хогвартса поверх цены и года издания. Сорок первый, однако. Послевоенный томик! Минт тяжело вздохнул — все редкие и старые книги, пережившие последнюю войну, хранились в Запретной Секции, а получить туда доступ даже он не сможет — никто просто не выпишет пропуск, как бы он не просил. Потому что секция их, Запретная, не для глаз и не для рук студентов. Для них, обормотов, есть общий доступ с копиями или вот такими послевоенными изданиями, где уже вовсю понаписано о последней войне, о битве 25 ноября, о Статуте о Секретности, датируемом 3 января сорок первого...

Да только навязчивое подозрение, что в тех книгах есть что-то такое «другое», «старое» и «довоенное», чуть ли не с ума сводило. Попасть в Запретную Секцию он бы, может, даже под угрозой вылета из школы, решился, если бы были хоть малейшие шансы туда проникнуть. Да только вот проблема — нереально это. Секция охраняется и с этим ничего не поделать.

Минт отложил книгу. Про Полную Даму так ничего найдено не было, и он уже не мог вспомнить, где вообще в свое время нашел про нее упоминание. Поставив все взятое на место, он побрел к выходу. Библиотекарша, противная криворукая тетка с не менее кривыми ногтями, добродушно улыбнулась ему, но улыбка у нее вышла так себе. Минт чуть не усмехнулся той прямо в лицо и вынырнул в прохладный коридор. Надо было еще подумать, что делать с медальоном Сары — ведь не исчез же он, в самом деле! А везде, как сказала Сара, она уже посмотрела. Может, подобрал кто? Медальон ведь золотой.

Минт остановился, заметив слегка ошеломляющую картину. В довольно большой полукруглой части коридора стояли его вчерашние новые знакомые с пятого факультета. Эмма, заметив его еще до того, как он обратил на нее внимание, нервно улыбнулась. Льюис, или как его там, за ее спиной снимал со стены портрет очаровательной старушки с вязью в руках. Старушка недоуменно косилась на парня, но молчала, продолжая вязать. Льюис, поставив портрет на пол, присел и стал разглядывать заднюю часть.

— Ничего, — шепнул он Эмме.

Девушка кивнула, не отводя взгляд от Минта. Льюис, кажется, не обратил на него никакого внимания, только взмахнул палочкой, поднимая картину на нужную высоту. Старушка в раме молча пожала плечами, не переставая вязать. Когда картина оказалась на прежнем месте, Льюис наконец-таки повернулся в сторону застывшего Минта.

— Ты чего не предупредила? — спросил Льюис у Эммы, не отводя взгляд от Минта.

— А зачем? — слегка улыбнувшись, ответила девушка. — Привет, — обратилась она уже к Минту.

— Здравствуй, — неуверенно отозвался Минт, сделав несколько шагов навстречу. Он еще вчера решил, что к пятым подходить не стоит, а теперь вроде как даже здоровается с ними. Все-таки то, что он только что видел, слишком непонятно, чтобы пройти мимо. Захотелось узнать что, зачем и почему, но Льюис не был так спокоен, как Эмма, и на разговор настроен, кажется, тоже не был.

— Нам пора, — немного грубо сказал Льюис, а Эмма даже вздрогнула. Она так задумчиво и долго смотрела на друга, что тот вдруг кивнул и как-то усмехнулся. Минт заметил быстрый взгляд Льюиса на себе и решил ускорить процесс:

— Я пойду.

Он прошел мимо по направлению к ржавому рыцарю, за которым прятался самый быстрый путь к их гостиной. Все-таки какие-то не такие они, пятые эти. Вчера Эмма предупредила о приближающемся завхозе, хотя ходит тот вообще неслышно! А сейчас как будто бы знала, что кто-то должен вот-вот подойти. А Льюис этот, которого вчера скрючило от неизвестной боли? Разве это нормально? А то, что Эмма просила увести Сару? Нет, тут определенно что-то не так. И вот только что немного грубый тон Льюиса, который удивил Эмму. Наверное, он не бывает грубым, подумал Минт. А раз только что был, значит что-то опять было не так? И усмехнулся, и кивнул, и взглядом одарил беглым, как будто бы дал понять что-то Эмме. А ведь она поняла!

Минт не заметил, как остановился уже на убогой серой лестнице. Мерлин, как же ему было интересно узнать, что они забыли на картинах! Ведь это действительно походило на какие-то поиски чего-то вполне конкретного! Интересно, а портрет Мэри они тоже будут осматривать? А она их вообще подпустит к себе? А знают ли они, где гостиная Гриффиндора?...

Минт вдруг рассмеялся. Как-то все слишком резко у них теперь — то бегут искать Сару, то приставляют ей к горлу палочку. То вот он решает близко к пятым не подходить, а теперь вполне искренне желает если не помочь им в поисках, то хотя бы узнать, чего же они такое ищут. А заодно узнать про их такое непонятное поведение.

Он подошел к портрету худой отважной девочки и остановился, следя как она разносит в пух и прах несуществующих врагов.

— Мэри? — позвал Минт, привлекая к себе внимание.

Та вдруг так резко остановилась и с неподдельным ужасом уставилась на него, что ему стало не по себе. Он заметил, как она облегченно вздохнула и уселась на траву:

— А ты, кажется, Уильям.

Минта аж перекосило — как он ненавидел свое имя! Да он пауков больше любил, чем это дурацкое имя. В честь отца его назвали! Гордиться должен! Ха! Не может он гордиться, не может. По началу, в детстве, все так мило было — отец-герой, погибший в честном бою за свободу Англии... Красивая сказка, ничего не скажешь. И он ведь гордился, что носит имя человека, погибшего за их свободу, его свободу. Пока один добрый дядя, поселившийся в их доме и ставший ему отчимом, не заявил по пьяни, что отец его — настоящий преступник, бунтарь и революционер. Минт тогда чуть ли не из дома ушел — врали ему, видите ли, все эти годы, врали и не краснели! Мать обвинил во всех смертных грехах, а она сидит и не понимает. Поздно он сообразил, что она и сама ничего не знала. Тогда он первый раз волшебство применил, искренне желая, чтобы мама забыла этот разговор. Она и забыла. Да только легче не стало.

— Если можно, просто Минт.

— Разумеется, Минт, — отозвалась Мэри, готовая уже снова кидаться заклинаниями. — Пароль скажешь?

— А вопрос можно? — чуть прищурившись, спросил Минт.

— Нельзя вопрос, — прошипела в ответ Мэри, но тут же добавила милым голосом: — Пароль?

— Канарейки тоже живые, — устало отозвался Минт и уже через пару секунд очутился в темном проеме. И как же поговорить с этой Мэри?

Гриффиндор. Сара

Тот факт, что незнакомка в нее не возвращалась, а упрямо сидела в своем медальоне, понять еще можно было — ну, она сама сказала, что освободилась от его власти из-за кого-то из них — то ли самой Сары, то ли Льюиса. Но вот то, что на следующее же утро после ее странного освобождения, забавного, хоть и немного грустного разговора внутри исчез медальон — просто не укладывалось в голове. Наверное, это было просто совпадение, но Сара отчаянно искала логическую связь.

А столько вопросов, заданных ею и не заданных тоже, мучили уже пол дня. Там, в туалете, когда по щекам текли капельки ледяной воды, она ясно услышала молящий голос этой незнакомки. Не старый, не молодой, не добрый и не злой — какой-то отстраненный. Она просила притвориться, что Сара ничего не помнит, а потом обещала все рассказать. Как же, рассказала она! Сара до сих пор не понимала, что ее толкнуло так нагло и в лицо врать друзьям, но сейчас ей казалось, что для этой странной ведьмы, сожженной на костре, это было очень важно.

А боль, от которой та пыталась ее отгородить? Откуда только? Не от того же, что тело ее сожгли на костре? Нет, там было что-то более сильное, чем просто ожоги. Мерлин, ее же можно расспросить о том, что было! Когда она умерла? Когда ведьм на кострах сжигали, но не так давно.. Значит, двадцать второй век? Ох, как же Минт обрадуется, если узнает, что о какой-то части истории можно узнать от человека, жившего в то время!

Сара поморщилась. Для начала нужно найти медальон, а уже потом строить невероятные планы по изучению двадцать второго, а скорее всего и двадцать первого века. А где его искать? Где его искать, если нигде его просто-напросто нет? Ни на поле, ни в спальне, ни в гостиной, ни в раздевалках, ни в Большом зале.. Где? Развесить объявления о пропаже старинной золотой безделушки с куском чьей-то несчастной души? Ага, так ей и вернули пропавший медальон в коробочке с бантиком. Впрочем, можно напугать, что медальон имеет свойство овладевать телами..Нет, об этом лучше не упоминать. Заботливые профессора приберут к рукам, дабы изучить.. И тогда не болтать ей с незнакомкой в голове на уроках, не радоваться Минту открытиям..

— Как успехи? — рядом присел Минт, немного опечаленный и как будто обескураженный чем-то.

— Да никак, — отозвалась Сара.

Ей даже не нужен сам медальон — вполне сойдет только душа незнакомки. Интересно, хоть кто-нибудь знает, как это здорово — разговаривать с голосом внутри себя? Хоть кто-нибудь вообще этим занимался? И пусть заключить душу в медальон это Темная Магия, но ведь незнакомка отгораживала свою боль! Она не злая, это точно. Сара подумала, как это, наверное, наивно — полагать, что человек, владеющий Темными Искусствами, не причинит ей вреда, но тут же вспоминала голос незнакомки — молящий, задыхающийся, просящий.. Нет, не злая она, не темная волшебница. Определенно — нет. И пусть Арти высмеивает ее, такую наивную, общающуюся со слизеринцем, сколько угодно — Нотт отличный парень. И незнакомка — тоже хорошая.

— А Арти где? — раздался голос Минта. Сара вздрогнула.

— Смотрит отборочные Равенкло, — отозвалась она бесцветным голосом.

Минт понимающе кивнул — вообще это должна была делать она, но в таком вот состоянии совершенно бесполезно следить за отбором новичков, все равно ничего не уловить.

Найдется медальон до понедельника? Не найдется? Она же лекции записывать не сможет! Да вообще непонятно, как ей до сих пор удается спокойно сидеть, а не носиться по замку, прижимая к стене всех подряд и спрашивая, не видели ли они такой вот маленький выпуклый золотой медальон? Да кто же ей правду-то скажет!

Сара поймала себя на мысли, что можно было бы пойти и попробовать сварить Сыворотку Правды, подлить ее всем на ужин, а потом спросить, не находил ли кто ее безделушки? Она даже подпрыгнула от восторга и начала расхаживать по гостиной. Подлить — не сложно. Сложно потом объясниться с преподавателями.. А впрочем, чего объясняться? Можно ведь просто попросить директора спросить про ее медальон на ужине, и тогда к ней никакого внимания приковано не будет, а медальон найдется. А если нашедший не придет на ужин или придет не вовремя? А если профессор Зельеварения заметит, что все ученики под Сывороткой? Интересно, а это вообще заметно? А если медальон нашел не студент, а профессор?...

— Сара, ты чего? — с опаской спросил Минт, глядя, как она расхаживает по пушистому ковру взад-вперед.

— Думаю, — улыбнулась Сара впервые с тех пор, как обнаружила пропажу.

А Сыворотка ведь немного незаконна, да? Штраф взимается и несколько суток за решеткой... Да и сварить ее сложновато, да еще так, чтобы на всю школу хватило. Сара приуныла. А ведь такой план был! Может все же попробовать? Еще ведь вполне может просто не получиться сварить!

Сара достала палочку, наколдовала пергамент, написала пару строчек и, сложив его, пустила желтым невербальным лучом в полет. Тот полетел, но притормозил около закрытого проема. Девушка вскочила и открыла дверь, тут же осознав, что записка еще много раз по пути затормозит. Не долго думая, она отправилась за ней. Однако закрытых дверей на пути записки больше не встретилось вплоть до библиотеки. Сара подожгла записку и вошла внутрь.

Отыскать Нотта было довольно трудно. Уже отчаявшись и решив, что эти летающие пергаменты только их одних, гриффиндорцев, и находят, Сара обнаружила спящего на раскрытой книге слизеринца.

— Роберт, эй!

Нотт вздрогнул, поднял голову и раскосыми глазами уставился на нее. Было в нем что-то такое, не естественное...

— Ты пьян?!

— О! Я достал клевер! — сообщил Нотт радостно. Потом, видимо, смысл вопроса до него дошел и он потупил взгляд, словно его отчитывали. Хотя, наверное, этим Сара и пыталась заняться. — Да это недоразумение..

— Фрэнк? — усмехнулась она.

Нотт кивнул и попытался подняться на ноги. Получилось у него плохо. Сара невольно улыбнулась и помогла ему дойти до выхода из душного помещения.

— Ты чего-то хотела?

— Ах, да.

Надо было как-то объяснить, что она хочет сделать. Она не была уверена, что Нотт поддержит, но попытаться стоило — ни Арти, ни Минт в Зельях вообще не разбирались и помочь не могли. Нотт же вполне сносно варил и просто потрясающе умел находить нужные ингредиенты, удачно убирающие всякие там побочные эффекты, неприятный вкус и прочее... А ведь для Сыворотки еще и рецепт отыскать нужно — в учебниках его не дано.

— Мне бы очень помогла твоя помощь в приготовлении одного весьма необычного зелья.

— Какого? — довольно трезво спросил Нотт. Кажется, он уже был готов.

— Сыворотки Правды, — прошептала Сара, замечая, как изменяется лицо слизеринца.

Это было и удивление, и недоверие, и заинтересованность. Кажется, он тоже думал о том, что вчера ему высказала Сара, увидев его выходящим из Запретного Леса. А теперь она сама, Сара, хочет взяться за незаконное зелье. Мерлин, он же еще не знает, что подлить его она собирается всей школе! Подумать только — ВСЕЙ школе.

— Для чего, если не секрет?

Ох. Сара медленно втянула в себя воздух. Рассказать? Да, иначе просто нечестно будет.

— Я потеряла одну ценную вещь, которую мне вряд ли вернут просто так.

— Вот эту?

Сара удивленно смотрела на золотую цепочку, на выпуклый забавный орнамент, на такой знакомый восьмиугольник.. Откуда только? Нотт держал медальон на вытянутой руке и кажется сам от себя этого не ожидал. Он весьма странно косился на руку, отчего Сара даже задалась вопросом — знал он, чье это, или нет? А если знал, почему сразу не отдал? Мерлин, да какая разница! Вот он, золотой и родной, с запертой в нем душой.

— Спасибо, Роберт, спасибо, — она порывисто обняла слизеринца.

— Сыворотка еще нужна? — осторожно поинтересовался он.

— Да нет..Ты только скажи, где нашел?

— Да это не я, это Флинт..

Сара удивилась и понятней ей ничего не стало. Только вот фамилия Флинт четко ассоциировалось с квиддичем, а значит и потеряла медальон она где-то там, в окрестностях поля. А Флинт нашел, только зачем отдал Нотту? А может.. Нет, решительно ничего не понятно.

— А как он у тебя оказался?

Роберт замялся. После долгого молчания он тихо ответил:

— Ну, мы неплохо так выпили.. Так что я и сам не очень-то знаю.

Сара кивнула, еще раз поблагодарила его и напялила на себя медальон в ожидании, что сейчас-то точно незнакомка снова вернется. Но голоса внутри не было, как и запаха костра, криков и боли. Пустое умиротворение и легкая разочарованность. Ну, где же ты?!

— Кто? — удивился Нотт.

Сара опомнилась. Сказала вслух? Что сказала?

— Что? — не поняла Сара.

— Ты спросила: «Ну, где же ты?»

Она натянуто улыбнулась. Нет, Нотту не стоит знать. Минту — можно и нужно, Арти — с натягом, но тоже можно рассказать. А Нотт — нет, ему не нужно об этом знать. Совершенно незачем. Еще сумасшедшей ее посчитает.. Сара покачала головой:

— Я пойду?

— Иди.

Она сделала несколько шагов назад, развернулась и поспешила к гостиной. Почему же ее нет? Почему она не появляется, не теснится там, внутри? Что сейчас не так, как вчера? Что было вчера? Сара попыталась воспроизвести события — каморка, Льюис, его слова об отце.. Потом легкая растерянность, появление Эммы, чуть позже — Минта, Арти и, кажется, Нотта.. Потом? Молчание, кажется, и нарастающая боль внутри. А дальше все как будто не с ней — скрючившийся Льюис, руки Арти, прохладный коридор, зеркало, ледяная вода, разговор с друзьями.. Вот, когда все стало происходить словно бы и не с ней вовсе? Когда она почувствовала себя неспособной овладеть собственным телом? Почти тогда же, когда Льюис упал на пол.. А почему он упал?

Вспомнился голос в голове: «Моя боль слишком сильная. Ты не выдержишь. Твой друг не выдержал» Что же это получается, она была сначала в нем? Но как же? Ведь медальон-то был на ней, на Саре, а Льюис всего лишь был рядом.. Нет-нет-нет, она, незнакомка из медальона, сама ведь не знала, из-за чего выбралась из медальона! Не знала из-за кого точно — из-за нее, Сары, или из-за Льюиса. Как же так?

Сара остановилась, пытаясь дышать ровно. Логической цепочки на получалось, а спросить у очевидцев нет возможности. Разве что у Льюиса, но где его сейчас найти? Необъяснимое желание дойти до гостиной пятого факультета захватило ее целиком и она не заметила, как уже оказалась в светлом, продуваемом бесконечными сквозняками, проходе. Здесь росли цветы в клумбах, а из окон светило необычайно приветливое солнце. Вот где оно было, когда были отборочные?!

Сара толкнула дверь и оказалась в полумраке узкого коридора. Пройдя совсем немного, по правую руку она обнаружила круглый холл с четырьмя дверьми. Интересно, а которая из них нужная? Сара в нерешительности обходила холл по кругу, пытаясь осознать увиденное — никто, может, никогда и не был тут, кроме самих пятых. Может быть, никто больше и не решится, а ей вот приспичило. Только что теперь? Четыре двери, за которые все равно как-то неправильно заходить — там же чужая гостиная! Интересно, как у них там? Так же как в Гриффидоре — уютно, мягкие кресла и камин? Или же наоборот, что-нибудь противное..

От мыслей ее отвлек скрип одной из дверей. Сара обернулась и уперлась взглядом в хорошо известного ей, благодаря квиддичу, парня — Питер Уайт, вратарь. Он немного растерянно оглядывал ее, оправляя куртку. Вот странно — все люди как люди: ходят в мантиях. Кроме Арти, вечно напяливающего дурацкие свитера, и Уайта, предпочитающего нелепые куртки. Последний, наверное, будь его воля, даже в квиддич бы не в мантии играл.

— Чем обязаны? — холодно осведомился Уайт. Глаза его при этом подозрительно блестели.

— Мне бы хотелось поговорить с Льюисом, — ответила Сара.

Уайт вдруг сощурился. От блеска в глазах и следа не осталось.

— Даже не думай.

— Отчего же?

— Ты его.. — Уайт запнулся. Даже губу закусил, словно чуть не проговорился о чем-то.

Она? Что она? Если с ним что-то такое случилось, то виновата была не она, а медальон, точнее ее обитательница. Или может никто в Льюиса и не вселялся? Или он не сказал об этом друзьям? Но.. Совершенно непонятно!

— Мне нужно узнать кое-что. Очень важное.

Уайт удивился. Руки его были в карманах, а бледно-зеленые глаза подозрительно, но с интересом осматривали ее. Казалось, он хочет что-то такое спросить или сказать, но постоянно закусывает себе губу.

— Он там? — немного устало спросила Сара.

— Нет, — усмехнулся Уайт и тут же добавил, указывая на противоположную дверь: — Там.

Сара обернулась к точно такой же двери.

— А ты можешь его позвать?

— Нет, — снова усмехнулся Уайт.

В коридоре послышался шум и вскоре в холл вышла Эмма. Она была чем-то расстроена, но при этом старалась улыбаться в ответ на невнятное бормотание идущего рядом Льюиса. Так, неужели Уайт соврал? А впрочем неудивительно — его друга вчера скрючило от боли в ее присутствии. Хотя, если подумать, ну причем тут она?!

— Привет, — довольно любезно произнесла Эмма, хотя было видно, что особого счастья видеть тут Сару она не имеет. Девушка покосилась на Льюиса, но тот мотнул головой. О чем это они?

— Льюис, можно тебя на пару слов? — спросила Сара, уже мысленно готовясь к тому, что сейчас Эмма будет возражать.

Он кивнул и пошел обратно к узкому коридору, повернул направо и, открыв дверь на улицу, пропустил Сару вперед. Они отошли на пару шагов и остановились.

— Мне нужно кое-что знать, — начала Сара, стараясь не смотреть на собеседника. — Вчера, когда тебе стало плохо.. Из-за чего это было?

— К сожалению, — Льюис посмотрел на нее одним, как будто бы серебристым, глазом. — Я не могу тебе сказать.

— Почему?

— Тайна.

Сара стала еще меньше понимать, что происходило вчера. Ну почему же незнакомка не возвращается в нее? Что не так по сравнению с вчерашним вечером? Что изменилось?

— Льюис, это очень важно.

— Прости, — Льюис пожал плечами.

Сара натянуто улыбнулась. Что ж, не хочет говорить — не надо. Сыворотку Правды еще никто не отменял. Хмурясь от своих мыслей, Сара побежала к замку. Где там Нотт?

Слизерин. Мартин Флинт.

Кого благодарить — судьбу или Нотта — Мартин не знал, но целый пузырек Отрезвляющего одиноко стоял среди нескончаемого ряда других полезных зелий в тумбочке его соседа. Может и не по-честному лезть в чужую тумбочку, да только вот раскалывающаяся голова и провалы в памяти — дело жуткое. Хорошо еще он видел когда-то давно, какие заклинания и проклятия Нотт накладывает на свою тумбочку, вместе ведь творили, что теперь, однозначно, помогало снять их и достать этот маленький, почти крошечный пузырек со спасительной бледно-голубой жидкостью.

Голове сразу полегчало, но провалы никуда не исчезли. Словно все, что было после того, как пришел его брат на поле, и до того, как он очнулся в кухне, было качественно стерто и окутано пьяным туманом. Он что, пил в одиночестве? Да еще и пиво с подмешанной туда травой? Да быть такого не может! Отец строго-настрого запрещал распивать эту дешевую дрянь, так же, как и Нотту..Нотт!

Флинт ходил по пустой спальне, размахивая правой рукой, как будто бы так думалось легче. Пить он мог только с Ноттом — это раз. Других таких отступников от жестких аристократических правил у них на факультете нет, только они вдвоем. Да и то, это Нотт отступник, а он, Мартин, за компанию. Очнулся он в кухне один-одинешенек — это два. Ладно бы в спальне или в подземелье каком, или в компании с тем самым Ноттом, но нет же — один и в кухне. Значит повалился спать там же, где и пил, что довольно-таки странно. А еще провалы в памяти — это уже три. А Нотт, вроде как, говорил что-то такое про Обливиэйт сразу после лета..

Все это было совсем не похоже на шутку и уж тем более на Нотта. Не мог он, хоть и слизеринец, оставить пьяного товарища с потертой памятью. Хорошо если не им потертой, а кем-то посторонним, потому что если им..Нет, не похоже на Нотта. Да если у них там произошло чего, Роберт скорее бы по-маггловски врезал ему, а не память стирал. Было ведь такое.

На месте совершенно не сиделось. Была острая необходимость пойти отыскать Нотта и как следует расспросить, что к чему. И пусть он ему врежет, если тут не при чем! Пусть! Да и что могло случится? Что могло произойти, чтобы Роберт достал палочку и стер память? А ведь еще оглушил, раз Флинт очнулся на полу.. Что же они могли такое не поделить?

Ответ почему-то напрашивался только один и Мартин гнал его прочь из головы. Ибо нечего думать о чертовых гриффиндорках. Может, он по пьяни сказал чего? Плохое? Или наоборот — хорошее? Неизвестность пугала. Что же он мог сказать, да так, что Нотт не постеснялся достать палочку? Если бы Флинт..нет, решительно нет ничего такого, за что можно стереть память и оглушить, но нельзя набить морду старым верным способом.

Сара, какого лысого эльфа ты появилась в нашей жизни? Почему нельзя было быть как большинство и считать Слизерин змеиным питомником, в котором все такие подлые, хитрые и изворотливые? Зачем, ну скажи зачем ты морочишь голову Нотту? Он ведь с ума сошел, серьезно, только и есть у него в жизни, что зелья, Сара и зелья с Сарой. А мне остается только завидовать, что вы так легко находите общий язык, несмотря на бесконечную вражду факультетов. Хотя какая это вражда — квиддич, учеба и дуэли. Сара, скажи, зачем?!

Флинт маячил по комнате от двери к окну, от окна к кровати, от нее к тумбочке Нотта и обратно к двери. И мысли, превращающиеся в такую пронзительно искреннюю для него речь, словно резали внутри веревку с грузом. Сара. Кто она вообще такая? Девчонка! Наглая, дерзкая, самоуверенная.. Как бесстрашно смотрела она на его брата, как прибегала она по первому же зову Нотта, как рассекала воздух, оставляя ни с чем соперников. Смеялась с друзьями и упрямо доказывала профессорам свою правоту, поднимала в воздух несчастного мальчишку с Хаффлпаффа, оскорбившего ее, и бинтовала лапку противной серой кошки своей однокурсницы.. Такая разная. Откуда в ней все это, откуда только? Как может она быть такой открытой, а иногда немного хитрой, как может обводить вокруг пальца грозу всего факультета — Флинта-старшего, — и совершенно не мочь придумать отговорку, чтобы сбежать с урока?

Флинт резко остановился. Никакой Сары, хватит. Пусть Нотт сколько ему угодно сходит с ума и варит с ней зелья, ему, Мартину, это совершенно побоку. Она всего лишь какая-то там Поттер из сельской глуши и не стоит его внимания. А кто тогда стоит? Бутылки с пивом?

Мысли вернулись к тому, с чего начали — тумана, провалов и Нотта. И снова бесконечные вопросы, непонимание из-за чего тот мог так поступить. Только если что-то важное, подсказывало подсознание. Что-то такое, чего он не смог стерпеть.. Нет же, все равно проще врезать. Нотту — проще. Он никогда не был до конца слизеринцем, аристократом. Все у него было не так, как велел отец, все наперекор, по-своему. Непонятно только, как он здесь оказался, в Подземельях. Где угодно мог быть — только не здесь. Мог быть храбрым безрассудным идиотом, тихоней-добряком, умненьким мальчиком с Равенкло или даже ходить странным путем в отдельную четырехэтажную башенку. Но здесь — уму не постижимо. А если он все-таки применял этот проклятый Обливиэйт — не потому ли, что Слизерин не гнушается таким способом? Не потому ли, что, оглянувшись на свой факультет, он решил — ему тоже можно, раз тут пять лет провел? Не испортил ли его Слизерин?

Флинт вдруг остановился у небольшого зеркала, пристально вглядываясь в свое отражение. Он, Мартин, вполне мог бы стереть кому-нибудь память. Может, Нотту не смог бы — но это уже не так важно. В принципе, если владел бы таким заклинанием, использовать мог. Не потому, что слизеринец, нет. Потому что это отличный способ замести следы, например, убрать нежелательного свидетеля.. Он считал себя в праве достигать цели подобными методами, а Нотта таковым не считал. Образ товарища не сочетался с такой вот холодной расчетливостью.

Мир сошел с ума, если все его подозрения верны. Окончательно и бесповоротно.

Флинт решительно вышел из спальни. Проветриться нужно, погулять, посидеть у Озера. Иначе можно задохнуться. Он подходил уже к последнему повороту, за которым оставалась только массивная мраморная лестница, несколько пролетов уже светлого коридора и дверь из замка, когда услышал знакомый голос.

— Роберт!

Мартин остановился и прислонился к стене. Какой Роберт? Неужели тут где-то Нотт?

— Да? — отозвался Нотт.

— Мне все же нужна твоя помощь, — немного смущаясь, ответила Сара.

— Все в том же? — смеясь, уточнил Нотт.

— Ну, да.

— И зачем тебе на этот раз Сыворотка?

Флинт обмер. Действительно, зачем ей Сыворотка? Правды ведь, небось. А за это разве не сажают?...

— Нужно узнать нечто очень важное.

Нечто очень важное? Это что же такое важное, за что даже посидеть за решеткой не страшно? Гриффиндорка, тоже мне, усмехнулся Флинт.

— Договорились.

А Нотт что, не знает, что это не законно? Или все же законно? Но ему, кажется, все равно. Мартин прислонился к стене сильнее, потому что Нотт шел как раз сюда, за поворот. Две тени проплыли мимо него и завернули в другой рукав подземелий, направляясь, судя по всему, туда, где варили свои несчастные зелья.

Да на что ей Сыворотка...на этот раз? А как понимать «на этот раз»? Неужели они уже варили ее? Идиоты. Безбашенные гриффиндорцы. А если бы не он подслушал их, а кто другой? Кто-нибудь другой вполне мог и доложить куда надо. Он-то не будет.

Мартин не заметил, как оказался на свежем воздухе, которого так не хватало в спальне. Дошел до скамейки, опустился на нее, тут же прогоняя все постороннее. Здорово тут, невероятно здорово.

Слизерин. Роберт Нотт

Когда он добрался до Подземелий, голова уже почти прояснилась, а голос Сары, окликнувший его, по-прежнему казался чем-то невероятным, из больного воображения. Но он все равно развернулся, чтобы увидеть спускающуюся по ступеням девушку, которой снова нужна была Сыворотка. Интересно, что это за информация, которую так надо из кого-то вытянуть? Впрочем, спорить было незачем — он еще тогда согласился, недалеко от библиотеки, еле скрывая головную боль. Наверное, он согласился бы на что угодно, предложенное ей. Глупо, конечно.

Они дошли до их небольшой лаборатории и, прошептав пароль и в который раз заметив, что стоит его сменить, оказались в темном помещении. Сара зажгла свечи, а Нотт полез искать рецепт. Книг здесь было немного, в основном стащенные им из дома, но найти что-то более-менее тривиальное было можно. Сыворотка Правды не была такой уж тривиальной, но надежды отыскать ее все равно были. Нельзя же Сару разочаровать.

Послеобеденная пьянка уже почти выветрилась из головы вместе с медальоном, его содержимым и необдуманными действиями. Подумать только — оглушить Флинта, приняв решение за четыре секунды. Дожили. А с другой стороны — не сделай он этого, то пришлось бы потом наблюдать, как тот дразнит Сару медальоном.

— Нашел чего?

Нотт покачал головой, просматривая оглавление очередной книжечки. Все-таки как здорово, что он на Слизерине и у него в жизни есть Сара. Ну и не так уж и важно, что познакомились они будучи еще маленькими детьми, и то, что они какие-то там родственники, тоже неважно. Все ведь очень просто — варить с ней зелья и приезжать ненадолго в гости летом, большего и не надо. Довольно теплые приятельские отношения, даже ведь не дружеские — дружит она со своими гриффиндорцами.

— Смотри, кажется да.

Роберт открыл страницу двести один и принялся просматривать глазами список компонентов. Однако! Придется грабить если не кабинет Зельеварения, то хотя бы домашнюю лабораторию.. Благо есть уже шестнадцать и можно трансгрессировать.

— Откуда мы все это возьмем? У нас тут и трети компонентов нету.

— Ну, два варианта — либо к нашему милому Зельевару, либо ко мне домой..

Сара удивленно на него посмотрела. Видимо, она не подумала ни о том, ни о другом. Обычно ингредиенты им выдавали, но в этом случае.. Интересно, а что она выберет? Нотт почему-то голосует за свой дом, а Сара..

— Предлагаю сначала к нашему, милому.

Нотт засмеялся. Правильно, мнения разделились.

— И как же мы, позволь узнать, справимся с проникновением со взломом?

— Да никто там ничего не охраняет, — отмахнулась Сара.

Нотт не поверил. Кто-то в конце прошлого года жаловался, что не смог попасть в хранилище, да только кто? Какие-то сигнальные чары.. Нет, определенно, не просто туда попасть. Можно, правда, и во время урока проникнуть. Пока старый маразматик проверяет их котлы, вполне можно проникнуть внутрь, взять необходимое и.. Нельзя! Зельевар он на то и Зельевар — все у него точно, каким бы старым он не был. И поймет ведь по ингредиентам, для чего утащено.

— Не все так просто, — Нотт отложил книжку. — Придется, думаю, и туда, и сюда.

— Чтобы не восстановили, для чего ингредиенты?

Роберт кивнул, притянул к себе пергамент и стал переписывать необходимое для Сыворотки. Можно скомпоновать их так, чтобы получилось примерно то, что нужно для двух весьма обычных зелий. Например.. Но например ничего не придумывалось. Ингредиенты были сплошь и рядом какие-то особенные, редкие в использовании. Догадаются наверняка. Может, по почте заказать?

— Сара, неужели эту информацию нельзя так вытащить, без Сыворотки?

Девушка только пожала плечами, изучая способ приготовления. Волосы свисали, мешая читать слова на желтоватой бумаге, кулачок подпирал щеку, глаза внимательно бродили по строчкам от начала и до конца.. Нотт тряхнул головой, отгоняя какие-то лишние, совершенно ненужные мысли. Сконцентрироваться надо было на ингредиентах, но взгляд искал золотую цепочку на шее, улыбку, тонкие пальцы, упирающиеся в книжку.. Что же это такое?

— Я не уверена, если честно, что это хорошая мысль. В смысле, Сыворотка.

Теперь была очередь Нотта пожимать плечами. По-хорошему, он все равно готов помочь ей сварить Сыворотку Правды, даже если она никому не понадобится — просто для получения опыта. И для хорошего времяпрепровождения. А если после сия жидкость будет вылита в Озеро или в раковину — какая разница? Важен был сам процесс.

— А для кого она хоть?

Сара закусила губу, не удосужив его даже взглядом. Чего он о себе возомнил только? Не расскажет она ему ничего. А если самому подумать? Не для своих же гриффиндорцев ей понадобилась Сыворотка? Это было бы странно. Для него? Нотт усмехнулся. Почему-то эта идея ему даже понравилась, но показалась малость странной. Он же и так ей все по-правде скажет, разве нет? Тут же вспомнился медальон и почти что ложь. Стало неуютно. Неужели она решила его расспросить? Неужели не доверяет? А с чего бы ей доверять, раз он ее обманывает?

Но глупо было бы из-за какого-то медальона нарушать закон, варить запрещенное зелье, чтобы только узнать, как тот попал к нему. Нет, тут что-то другое. Сара же сказала — нечто очень важное. А это совсем неважное, глупое, ненужное. Нотт потер виски, пытаясь отделить мысли о Сыворотке от мыслей о медальоне. Не получалось, упорно ничего не получалось. Как будто одно и другое взаимосвязано, да только вот как, если медальон уже найден и больше не надо его искать... Да что же это за безделушка, ради которой можно законы нарушать? Что в ней есть кроме фотографии и коротенькой записки?

— Мне нужно узнать, что было вчера, — тихим шепотом отозвалась Сара на вопрос, заданный как будто бы целую вечность назад.

— А что было вчера? — удивился Нотт, вспоминая. Кажется он наткнулся на двух гриффиндорцев-паникеров, а после они нашли Сару в какой-то каморке с какими-то..А кто ж там был? Нотт их не знает. Неужели она это хочет узнать? Не помнит, что ли? Или было что-то еще?

Сара, обводя вокруг руками, пыталась что-то объяснить. При этом она молчала, широко открыв глаза, и, кажется, соображала, как об этом рассказывать. Создавалось ощущение, что она еще ни с кем не говорила о том, что ее так волнует. Да что ж там случилось? Сара не произносила ни звука, кусала губы и все так же водила руками.

— Я не знаю, как это объяснить, — призналась она, бессильно опускаясь на высокий стул около их стола.

— По порядку? — предположил Нотт.

— Да в том-то и дело, я не знаю! — воскликнула девушка, вставая.

— Не помнишь? — уточнил Нотт.

— Помню, — устало ответила Сара. — Просто..не могу восстановить цепь событий.

Интересно, как это можно помнить, но при этом не мочь восстановить цепь событий? Разве последнее не означает, что она чего-то не помнит? Или же она не может что-то объяснить? Не может логически объяснить случившееся — вот что могло так напрягать Сару. Если нет какой-то логики — нет спокойствия. Да только что там такое нелогично происходило? Уходил он — все было в порядке, только тишина.

— Роберт, обещай, что никому ничего не скажешь, — она посмотрела на него и, дождавшись кивка, продолжила: — Я просто не представляю, как это объяснить, как вообще об этом говорить, но вчера... Вчера, — она замялась, замотала головой. — Нет, не так. Этот медальон, — Сара вытащила его из-под рубашки, — не просто медальон. В нем кусочек души.

Сара замолчала, давая ему обдумать услышанное, или просто не зная, что говорить дальше. Нотт внимательно смотрел на золотую цепочку, на которой болтался золотой восьмиугольник. Кусочек души? Слов не было. Хотелось протянуть руку и оборвать цепочку на шее, отобрать у нее то, что может причинить вред.. Но ведь она носила его давным-давно? Вроде как всегда — только сам Роберт раньше видел только цепочку. Несколько лет носила опасный медальон на шее и оставалась самой собой? Это же Темная Магия! Так просто не должно было быть. А как она узнала про кусочек души? Неужели.. Да ведь что угодно могло произойти!

— Он овладел тобой? — едва слышно спросил Нотт, искренне надеясь на отрицательный ответ. Два года назад его крестный имел дело с подобной вещью и чуть не погубил сам себя. Облаву они устраивали куда-то, нашли часы со стрелками, висящими в воздухе над циферблатом. Довольно большие наручные часы, явно сделанные вручную, надев которые, крестный чуть ли не с ума сошел и руки на себя не наложил. Кто-то его избавил тогда от проклятых часов, которые, как рассказывал крестный, велено было передать в специальный отдел Министерства, дабы изучить их природу. Говорил еще, что там у них внутри как будто бы жизнь, словно чья-то душа живет. Только часы пропали и так и не оказались, где надо. А дело замяли.

— Ну, можно и так сказать, — робко ответила Сара.

И она еще собиралась Сыворотку всем в чай подмешивать, чтобы только отыскать этот проклятый медальон? Чтобы снова одеть на себя? Чтобы снова ей кто-то овладел? Нотт ужаснулся. Неужели она этого хочет?

— Ты сумасшедшая? — почти истерическим голос спросил Нотт. — Ты..сними это!

— Да нет же, — спокойно отозвалась Сара. — Все было нормально, она хорошая..

— Она? Хорошая?

Хотелось смеяться, громко-громко, сорвать с нее медальон, разбить его о стенку.. Как можно быть такой наивной! Темная магия — не шутки. Хорошая она, надо же! Нотт вдруг замер, пытаясь ухватить ускользающую мысль. Душа в медальоне вполне себе самостоятельная, овладеть может в любой момент. По крайней мере, это было бы логично. Но..она не овладевает? Почему? Не за этим ли Саре нужно узнать, что вчера произошло? Нужно выстроить логическую цепочку, чтобы понять, что было, дабы повторить? Какая-то последовательность действий привела к тому, что душа из медальона вырвалась, так? Что-то повлияло на этот кусочек души в медальоне и Саре нужно понять что? Но она же помнит! Зачем же тогда Сыворотка?

— Так а что вчера было? — спросил Нотт, не в силах придумывать сам, что же происходило.

— М-мы говорили. А потом пришла Эмма. Чуть позже Минт, за ним Арти и ты, вроде бы. А потом Льюису стало плохо и меня увели..

— Стоп, — Нотт даже вытянул руку вперед. — При чем здесь ты? То есть зачем увели тебя, если плохо было этому Льюису?

— Я не знаю, — прошептала Сара, закрывая лицо руками. — Я знаю только, что когда ее душа мной овладела, примерно тогда же Льюис упал на пол, — она отвела руки от лица и еще тише продолжила: — Я хотела узнать у него, не овладевала ли она им до меня..

— Медальон был на тебе.

— И что? — удивилась Сара. — Она сказала, что Льюис не выдержал ее боли.

Нотт немного удивленно посмотрел на нее, не зная, как так полегче выразиться. Это странное «она сказала» настолько шокировало, что он готов был даже покрутить пальцем у виска. И пусть он не специалист в Темной магии и не специалист по кусочкам душ в предметах, ему предельно ясно — никто, овладевший таким образом телом, не будет с тобой болтать. Скорее всего это просто невозможно, хотя, конечно, откуда ему знать? Крестный говорил, что сначала его как будто мучили изнутри, а после он уже не осознавал, что делает. Но никаких там разговоров уж точно не было. А они что, мило поболтали? И ради этого Сара восстанавливает события, чтобы еще раз поболтать с голосом внутри?

Нотт вдруг вспомнил тот факт, что висящий на девушке медальон никак на нее не влиял несколько лет, так что рядом с этим разговоры в голове казались чем-то смешным и вполне нормальным. Ну, может это и возможно, говорят же больные люди сами с собой? Так почему бы двум душам не поболтать? Или разумам?

— Как сложно, — выдохнул Роберт. — Я ничегошеньки не понимаю!

— Вот и я, — отозвалась Сара, немного улыбнувшись.

Пятый факультет. Джодо

Проклятая бесконечная лестница не выходила из головы. Сколько они шли вниз? А наверх? Вниз точно шли дольше, а потому было странно, что люк, открытый Лостом оказался всего в нескольких ступенях от них. Неужели так бывает? Не-е-ет, хрипел голосок внутри, не бывает. Хотелось снова податься в исследователи, снова спуститься вниз и посмотреть, что будет. А впрочем, что могло быть? Джодо не знал, даже не представлял, и от этого проверить хотелось все больше. Взять с собой Эмму или Льюиса, оставить наверху, а самому спуститься вниз. Уйти подальше, подождать пока люк закроется.. А вот что дальше, Джодо пока не придумал.

— Джо, ужинать идешь?

Эмма заглянула в спальню, где он уже около получаса сидел в одиночестве. Сначала Роджер решил найти ушедших за картинами и пропал. Чуть позже к Нау заглянул третьекурсник, отстающий в Зельеварении, и друг ушел с ним в гостиную. В пустой спальне думалось легче. Никто почему-то не был так заинтересован лестницей, как он. Всех интересовал только этот несчастный стишок, написанный на картине, который, к всеобщему удивлению, еще и его отец знал. Откуда только?

— А уже пора?

Джодо вдруг вспомнил про лес. Суббота подходит к концу, а он еще не прогулялся под старыми елями. Надо было это исправить, взять Эмму, пойти нарушать школьные правила.. Эмма. Что же такое на них нашло? Там, на холодных ступенях. Даже себе сейчас Джодо не мог объяснить, почему отвернулся, подставив ей щеку. Да, целоваться с лучшей подругой было как-то неправильно, но с другой стороны — его тогда самого словно разрядом молнии ударило. Неужели не такие уж они и друзья, а нечто большее?...

Он уловил, как Эмма пожала плечами, все так же стоя в проеме. Джодо поднялся, накинул на плечи темную мантию, которую уже успел немного почистить после поисков неизвестно чего, и подошел к подруге. Эмма привычным движением руки убрала за ухо выбивающуюся прядку и, развернувшись, побрела вниз. Нау в гостиной не было, Лоста и Роджера тоже. Джодо вдруг вспомнил про картины:

— Так вы чего-нибудь нашли?

— Пока нет, — ответила Эмма, пытаясь скрыть разочарование.

— А что, не все посмотрели? — Джодо нахмурился. Не так уж и много у них в замке картин, чтобы не успеть за это время все осмотреть.

— Мы встретились с Минтом, а Льюис после встречи с ним был не в силах..

— Гриффиндорец, что ли?

Эмма задумалась, но кивнула. Они быстро спустились по лестницам в холл, прошли по темному узенькому коридору и оказались в холодном переходе между их башенкой и замком. Эмма шла молча и близко к клумбам. Она обожала запах только что политой земли, цветов и леса. Она единственная понимала его увлечение далеким Запретным Лесом. Нет, все они ходили-бродили по его тропинкам, собирали для Нау ингредиенты, если тех не было в школьном хранилище или нужны были обязательно свежие, летали там иногда, прямо в лесу, где деревья были особенно высокими и не было кустов, сидели на полянах, поедая кексы и болтая о ерунде. Но только Эмма понимала всю красоту и необычайное свойство леса поднимать настроение. Только она могла вместе с ним обнимать вековые деревья.

— Как-то тут невесело, — заметила Эмма, когда они приближались к своему столу.

В Зале действительно было тихо, кто-то шепотом переговаривался, стучали вилки. Не было привычного шума гриффиндорцев, смеха Хаффлпаффа.. Джодо встретился с тревожным взглядом Лоста. Та-а-ак. Они сели, вопросительно глядя на друзей. Роджер кивнул на письмо около вазы с фруктами с надписанным на нем его именем. Писала мать. Джодо заметил, как Нау протянул Эмме газету, но это он потом почитает. Он развернул небольшой кусочек пергамента, оторванный откуда-то, что уже наводило на мысль — что-то случилось. На белоснежном клочке, словно мать торопилась, было выведено несколько предложений:

«Сын, отца арестовали. Поместье обыскивают. Я временно поживу у родителей. Береги себя и будь осторожен».

Джодо растерянно смотрел на материнский почерк, прыгающие буквы. Что же произошло? Что? Эмма положила перед ним газету и сжала его пальцы, так и продолжавшие держать письмо. Джодо смотрел на первую страницу, на фотографию у края страницы, где со связанными руками, гордо вздернув подбородок, стоял отец. Взгляд у него был совершенно безумный. Виновен? Или нет? Джодо углубился в статью:

«Сегодня днем, около двух часов, было совершено нападение на Отдел правопорядка и обеспечения безопасности, большинство сотрудников которого были на выездах в разных точках страны. Как предполагает глава Отдела мистер Грей, сигналы тревоги сразу в семи разных местах были ничем иным, как ловушкой. Почти сразу же после того, как около пятидесяти сотрудников Отдела покинули его здание, на него был совершен набег. Нападавшие устроили пожар на двух уровнях, разрушили магическое поле и уничтожили все слои охраны. В завязавшейся драке было убито трое и еще двадцать восемь ранено. Нападавшие скрылись перед самым возвращением отправившихся на задания, но слетевший капюшон помог точно установить личность одного из нападавших. Мистера Менелоса Т. Малфоя уже арестовали. Суд состоится во вторник. Количество и личности его сообщников установлены не были. Это первый случай с момента окончания Великой Войны, когда маг намеренно убил другого мага, что означает необходимость создания специальной тюрьмы..»

Джодо отбросил газету. Они издеваются? Да отец еле-еле справлялся с тем, чтобы поставить щит, когда они практиковали дуэли прошлым летом, а тут... Безумие. Не мог отец этого сделать, не мог! Джодо поднялся, растерянно глядя по сторонам, и поспешил прочь. В тишине Зала были слышны только удары вилок и его торопливые шаги, а потом кто-то на весь Зал крикнул «Арти, стой!». Джодо обернулся, чтобы увидеть, как от самого дальнего от выхода конца гриффиндорского стола несется некто «Арти», а за ним спешит его белобрысый однокурсник. Арти стремительно приближался к Джодо, сжимая в кулаках желтый пергамент. Он расслышал, как ойкнула Эмма и даже заметил, как она бросилась к нему. Но Арти был быстрее.

Джодо на несколько секунд потерял сознания, такой мощный был удар. Кровь текла и попадала прямо в рот, и жутко болел нос. Он лежал на холодном полу Большого Зала, и перед глазами расплывались светлые волосы лучшей подруги. Где-то над ее головой, сдерживаемый товарищем, орал Арти. Из всего, что он успел расслышать, его задело только одно слово — отец. И что же такое случилось с отцом этого громилы? Джодо боялся услышать самое худшее — он один из тех трех. Еще свежи были воспоминания о несчастном, просто убитом Лосте, стучащим в главную дверь поместья. Он шел пешком почти двадцать километров до его поместья, потерянный, с ошалевшими глазами. Он не мог выговорить ни слова, просто разводил руками, беспомощно глядя на друга.

Джодо снова почувствовал, как кровь течет по лицу. Теплая, липкая. Она текла вместо слез, которые он просто не мог себе позволить. Отец. Безумный, больной, с тоннами проблем на плечах, но все-таки отец. А теперь что? Джодо зажмурился, желая проснуться. Так не бывает. Нападение на Отдел правопорядка и обеспечения безопасности — словно насмешка. Его отец не умел так смеяться и, если уж совсем сошел с ума, пошел бы разбираться прямо с самим Министром. А нелепое нападение на обособленный Отдел, в котором почти все сотрудники не самые плохие бойцы — не могло такое придти отцу в голову. Не могло!

Джодо готов был кричать об этом на весь зал, на весь замок, на весь мир. Его отец не такой! Жалкий, несчастный, безумный. Но не убийца. В голове промелькнула мысль — могли ведь заставить его? Подчинить! Могли ведь..

Он сделал усилие над собой, отодвинул Эмму в сторону и поднялся. Ноги его не держали, гриффиндорцы слились в одно большое разноцветное пятно. Ему вдруг стало отчаянно необходимо узнать, что с отцом этого «Арти» все в порядке. Ему не хотелось выяснять, почему он его ударил, за что. Это было лишнее, ненужное, и так понятное. Лост тоже ударил. И Джодо бы тоже, если бы было кого. Он все же сделал шаг им навстречу и прохрипел:

— Что с твоим отцом?

Ответа он не услышал, потому как снова почувствовал удар, голова начала кружиться, ноги подкашиваться. Кто-то его поймал и аккуратно положил на пол. Все вокруг снова исчезло, послышались чьи-то крики, звук удара, а потом наступила тьма. И он уже ни о чем не думал — не мог. А когда очнулся, то лежал он уже не на холодном полу, а на теплом матрасе, над ним был белый потолок и пахло лекарствами. Джодо попытался подняться, но руки Эммы его остановили.

— Очнулся, — вздохнула она.

— Что с его отцом? — напрягаясь, спросил Джодо.

— В тяжелом состоянии, — прошептала Эмма. — Джо, тебе нужно поспать..

— Эми, — остановил он ее. — Со мной все в порядке.

— О, да, — насмешливо ответила подруга. — Ты бы себя видел.

— Помолчите!..пожалуйста.. — донеслось откуда-то справа и Джодо даже повернул голову. На соседней койке лежал никто иной, как Арти. Под самым ухом красовался синяк. Кто же его?..

— Тебя не спросили, — ответил ему знакомый голос.

— Роджер?! — Джодо даже приподнялся немного, но Эмма тут же вернула его на место.

— Да заткнитесь вы уже, — устало пробормотал кто-то.

Джодо закрыл глаза, пытаясь унять нарастающую боль в висках. Голова раскалывалась, но не думать не получалось. Роджер не подошел, но тут.. Тоже на койке лежит, что ли? А с ним-то чего? А с Арти этим? Уж не подрались ли они?

— Эм, чего произошло? — зашептал Джодо.

— Ты спи, мы потом расскажем, — отозвалась подруга и, протянув руку к тумбочке, поднесла ему пузырек с зельем. — Выпей.

Джодо проглотил приятную вязкую жидкость и тут же почувствовал, как веки закрываются, а голова перестает работать. Уже почти оставив реальность, он расслышал тихий шепот: «Ну наконец-то ты очнулся» и провалился в сон.

Пятый факультет. Роджер

Тишина в Большом зале была невыносимой. Они с Лостом пришли после небольшой прогулки вокруг замка даже до начала ужина, но уже обнаружили за столом Нау. Странно, за этот сентябрь, да даже за последнюю неделю, они все реже и реже ошиваются впятером. Что же происходит? Отчего они отдаляются? Догадок можно было насобирать целую корзину, как грибов, только кому оно надо? Казалось, что еще чуть-чуть и даже знание причины не остановит этот процесс распада. И даже загадка, появившаяся в их жизни, как вода в пустыне, ничего не спасет. Разгадают и пойдут дальше. В разные стороны.

— Совы? — изумился Льюис, оглядываясь по сторонам.

Действительно, Роджер как-то и не заметил, что в Большой Зал то и дело врываются еще птицы, а на столах кое-где уже и без того валяются газеты. Он заметил небольшую записку — письмом это было не назвать — для Джодо, оглянулся на растерянного Льюиса и оцепеневшего Нау. У последнего в руках — газета.

— Что произошло? — Роджер не выдержал этой тишины и шепота там и тут. Он оглядел соседний с ними гриффиндорский стол и их такие же растерянные лица. Что-то произошло и Роджер взял у третьекурсника, сидящего рядом, газету. Пробежал по строчкам невнимательным взглядом и сначала ничего не понял. Нау очень выразительно ткнул в знакомую фамилию. Вот оно что..

Они молчали. Льюис, закусив губу, читал письмо, хмурился и становился все более и более растерянным. Вокруг кто-то вздыхал, поминал Мерлина. Роджер отдал третьекурснику его газету, ткнул вилкой огромный шницель и заметил в дверях зала Эмму и Джодо. Он перехватил взгляд Льюиса и расслышал его еле слышный шепот «Эмма». Ребята приближались и становилось все тревожнее. Роджер указал другу на письмецо, а сам следил за Лостом. Эмма читала газету, бледнела и сжимала руку Джодо. Поддерживает, но Роджер был уверен — ей тоже нужна будет поддержка, если судить по Лосту. Неужели что-то с ее мамой?..

Джодо вскочил, а никто из них даже не знал, что сказать. Может быть Льюис знал, но он молчал, не решаясь протянуть Эмме письмо. Роджер вдруг понял, что искренне рад тому, что ему никто ничего не написал. Значит с ними все хорошо. Кто-то крикнул, послышались быстрые шаги, Эмма вскочила.. Роджер обернулся, чтобы увидеть, как Джодо падает на каменный пол после сильного удара. Надо бежать? Роджер вдруг растерялся — никогда они не сталкивались, не дрались с другими факультетами. Однажды после квиддича потасовку, правда, устроили, года два назад, но ничего такого — толчки, крики и пронзительный свисток. А тут — друга бьют. Надо бежать?

Все сидели на своих местах, только обезумевший гриффиндорец кричал что-то, другой держал его руки, но почти безуспешно. Роджер вскочил. Надо бежать? Мерлин!.. Он подскочил к другу, когда гриффиндорец вырвался и снова ударил уже поднявшегося Джодо. И понял — надо ответить. Это же дружба! Роджер, никогда никого не ударявший кулаком, кроме, разве что, квоффлов пару раз, врезал, как ему казалось, гриффиндорцу в нос. Промазал. Попал в ухо. Если бы не вся серьезность ситуации — первая драка, арестованный отец Джодо, трое убитых и двадцать восемь раненных, растерянный Лост, шепчущий «Эмма», обезумевший гриффиндорец(отчего только?), если бы не все это — он бы засмеялся. Удар не вышел и Роджер решил повторить. Он не был хлюпиком, но по сравнению с тем, кого он пытался наказать за обиду друга его и так можно было назвать. Он замахнулся еще раз, но получил неожиданный отпор — от стоящего рядом светловолосого парня. Кого тот пытался защитить — друга или все-таки Роджера от друга — он не понял. Только почувствовал, что плечо заныло.

— Не трогай его!

Роджер обернулся, чтобы увидеть, что Эмма больше не сидит рядом с Джодо. Она вытащила палочку и сделала два шага к гриффиндорцам. Подруга взмахнула палочкой только раз — светловолосый отлетел на пару метров и растянулся на полу. Эмма замахнулась палочкой второй раз, чтобы, видимо, отправить на холодный пол второго гриффиндорца, но палочка вырвалась из ее рук. С другой стороны гриффиндорского стола стояла Поттер, победно сжимая в руке трофей.

Роджеру казалось, что время ползет очень медленно — с тех пор, как он вскочил со своего места вряд ли прошла минута. Он потянулся к ноющему плечу и почувствовал, как его ударяют в правый бок. Чертовы гриффиндорцы!

— Арти, не надо! — крикнула Поттер и, перепрыгнув через стол, оказалась рядом с другом.

Эмма вклинилась между Роджером и гриффиндорцами, готовая, судя по всему, размахивать кулаками. Невероятная боль в боку заставлялся его сгибаться, а какие-то крики со стороны своего стола невероятно стучали по вискам. Льюис подскочил, чтобы заслонить собой Эмму. Поттер отводила в сторону друга. Потом откуда не возьмись появился злой Нау. И все они что-то кричали, кого-то обвиняли, а девушки безуспешно хватали друзей за руки.

Роджер почувствовал, что сидит на полу, а над ним снова кто-то махает кулаками. Он вдруг задался вопросом — где преподаватели? Закрыв глаза, он пытался припомнить, видел ли кого из них, заходя в зал, но боль в боку и немного в плече отвлекали. Нечеткие воспоминания плясали пятнами, тишина, еще недавно наполнявшая зал от пола и до потолка, тонула в чьих-то обвинениях, нескрываемой злости и ударах. Кого бьют?

Он приоткрыл глаза, чтобы увидеть, что над ним целая потасовка. Заметил зеленые цвета Слизерина, белые-белые волосы Эммы, вспышку чьего-то заклинания. Повернул голову в сторону преподавательского стола, снова ощутив невероятную боль. Мерлин, и это было всего-то два удара! А он уже еле соображает. Преподавательский стол отсюда виден был не весь, но тот его кусочек, что можно было увидеть, был пуст. Абсолютно! Где они все?

Рядом кто-то упал. Длинные черные волосы, струйка крови и судорожно сжимаемая в руке палочка. Поттер. Роджер вспомнил разговор с Лостом о том, что эта гриффиндорка пыталась узнать, что произошло прошлой ночью. Зачем ей только? Переживает? А еще Лост все твердит, что эмоции вроде как и не ее были. Да только чьи? Ведь она ушла и Лосту стало лучше..

— Что здесь происходит? — раздался усиленный заклинанием голос директора. Все сразу смолкло, даже вилки перестали касаться тарелок. Роджер лежал, чувствуя затылком скамейку гриффиндорского стола. Глаза закрывались от боли в боку и немного щипали. — Что здесь происходит?

Какие-то нити опутали все его тело и оторвали от пола. Роджер заметил, что рядом с ним Поттер также поднимается в воздух. Он плыл по воздуху мимо сердитой Эммы, которая сдерживала Лоста, мимо побитых гриффиндорцев и мимо добренького директора с козлиной бородкой. Возле старика припрыгивал профессор Заклинаний, шептавший «Я так и знал, что этим закончится», а Джодо на полу уже не было.

Это путешествие в невидимых путах длилось невероятно долго, пока наконец его не опустили на больничную койку и не влили в него противнейшее зелье. Боль в висках стала сильнее, когда двери Больничного крыла открылись и целая толпа людей вошла внутрь. Роджер не видел их, но громкие шаги, разбирательства и заверения противного профессора, что давно надо было их отослать к болотным тварям, говорили сами за себя. Целительница — молодая женщина с очаровательной улыбкой и стрижкой под мальчика, любимая всеми студентами, кроме них — осматривала всех по очереди, перемещаясь между койками невероятно быстро. Она знала свое дело, но только была также предвзята, как и большинство в этом замке. Они были пятыми и для мисс Кип это было важно. Роджер сжал зубы, когда понял, что внутри него сейчас что-то отчаянно происходит — кости сращиваются или наоборот. Чего от нее ожидать?

— Наказание всем, завтра. И меня не волнует, что вы будете после ночи в Больничном крыле. Я зайду утром. Выяснить, что за бойню вы устроили, — довольно громко говорил директор, прохаживаясь где-то рядом. — Мисс Кип, никого не отпускать без моего разрешения.

— Да, директор.

Дверь хлопнула. Роджер почувствовал, как боль пронизывает все его тело. Снова и снова. Засыпать с такой болью было невозможно и никто не стремился напоить его снотворным зельем. Напротив кто-то уже храпел, кто-то другой ходил, меряя Больничное крыло шагами, от которых голова раскалывалась еще больше. Надо было чем-то себя занять — подумать над чем-нибудь важным. Но мысли стремительно разбегались в стороны. Картина, нападение, арестованный отец друга. Шесть строчек, надпись, сделанная в день смерти великим человеком. Странная боль гриффиндорки и почти потерявший из-за нее сознание Лост. И еще что-то вроде бесконечной лестницы. И их дружба, расходящаяся по швам. Загадка, которая всплыла в двух разных местах, а значит — неслучайно. И снова нападение. И растерянный Лост с письмом в руке.

Роджер проснулся из-за шепота у другой стены. Говорила Эмма, а значит Джодо пришел в себя. Незнакомый голос довольно громко попросил помолчать и Роджер даже ответил. Вспомнились слова директора о наказании, а значит можно было позволить себе немного одернуть гриффиндорцев. Или кто там рядом с Джодо лежит.

— Он уснул, — рядом присела Эмма. — Как ты?

Роджер пожал плечами и не почувствовал боли. Однако. Мисс Кип можно даже поблагодарить — не убила. Он усмехнулся своим мыслям и, поймав удивленный взгляд подруги, ответил:

— Отлично все.

Эмма не успела ответить — двери громко открылись. Роджер поднялся, прислонил подушку к спинке кровати и сел. В дверях стоял директор — старик лет пятидесяти пяти с противной козлиной бородкой и добренькими черными глазками. Пышные усы, надутые щеки и низенький рост. Это был мистер Грегори Блэк, директор школы в течении последних тринадцати лет. Ходили слухи, что он в свое время прошел через маггловскую войну, помог какому-то барону вернуть свои земли и успел поразвлечься с Темными Искусствами. Мистер Блэк написал три книги по защите и не выносил ложь. И еще у него была внучка — милая девочка с Хаффлпаффа, имеющая необычайное умение появляться, где ее не ждут, и исчезать, когда ее заметят. Старик и сам заканчивал Хаффлпафф, если верить все тем же слухам, правда не был он тогда мистером Блэком. Да и никто не уверен, был ли он Грегори в то время. Зачем-то придумал себе псевдоним в молодости и так с ним и живет. Ходили слухи.. А впрочем, слухов ходило много.

— Итак, — старик засунул руки в карманы болотного цвета мантии и сделал пару шагов. — Кто нам объяснит, что же такое вчера произошло?

Роджер огляделся — всего их в Больничном крыле было двенадцать человек. Джодо спал, хмурясь во сне от боли, Эмма сидела рядом с Роджером. Лост лежал справа, ближе к выходу, с повязкой на руке. Нау сидел на табуретке в самом углу, у двери в кабинет мисс Кип. На соседней койке с Джодо валялся Арти, при виде которого Роджер едва заметно усмехнулся — красивый получился синяк под ухом. Правда у него еще плечо перебинтовано и рука, как у Лоста с повязкой.. Еще левее Арти сидела Поттер на кровати какого-то слизеринца — у него на тумбочке лежал зеленый галстук. Там же рядом сидел младший Флинт, опустив голову. А напротив Лоста и правее от Джодо лежал приятель Арти, видимо, спящий. И на самой ближней к дверям койке мирно спал какой-то мальчишка — первокурсник, что ли. Ну, и в дверях — директор. Мисс Кип не было.

Все молчали, переглядывались или опускали взгляд в пол. Роджер, снова обведя взглядом всех вокруг, уставился в потолок. Хотелось быть наглым и сорваться — лишь бы не сидеть на месте. Подходящих слов не было. Может, надо встать и пойти к Джодо — ему ведь нужна поддержка. Или быть рядом с Эммой, чтобы когда она прочитает письмо, пришедшее Лосту — а она еще не читала, Роджер был уверен — успокоить ее. А успокаивать, видимо, придется..

— Итак, — повторил директор.

Роджер посмотрел в упор на него. Интересно, а чего он ждет? Признания какого? Раскаяния в содеянном? Кто начал, кто виноват и зачем полезли все остальные? Неужели его внучка все не доложила любимому дедушке? Интересно..

— Ну что ж, — как-то излишне весело ответил сам себе мистер Блэк. — После обеда вы попадаете в распоряжение мистера Раббса на целый день, — он прищурился и добавил: — В полное его распоряжение.

Пятый факультет. Нау

Вчерашнее помутнение за ужином можно было списать на неожиданное нападение на Отдел правопорядка. Можно было, да только... Вот они идут, еле отошедшие от ночи с зельями, на наказание. Даже Джодо, который ничего, в общем-то, и не сделал — только попался под руку этому ненормальному. Эти несколько минут — две или три? — до сих пор стояли перед глазами. Так странно было — сидеть и не знать, что делать. Роджер отошел первым — сообразил, встал, подбежал... Нет, первой все же была Эмма, но неважно. Она же не драться бежала, а Джодо спасать. По-своему как-то. А они с Лостом, как два придурка, не сразу сообразили, что происходит. Еще переглядывались. Думали о чем-то. А потом было уже не остановить..

Бешеный гриффиндорец, кричавший что-то про отца, взаимная поддержка, которая была у обоих сторон, пошедшие в ход палочки и прибежавшие на помощь Гриффиндору слизеринцы. Хотя это было не самое неожиданное в тех нескольких минутах. Это не шло в сравнение с тем, что никто — просто никто — не решил их разнять. Не решил даже словом остановить — все сидели и просто смотрели, как они бьют заклятиями и кулаками, как сами себя разнимают и обвиняют во всем Мерлина. И преподавателей не было в зале — это Нау понял, только когда услышал голос директора со стороны двери. Где они были? Что делали?

— Вы у меня только до отбоя, так что поторопитесь, — завхоз гаденько улыбнулся и поманил их наверх по лестнице.

Толпа в десять человек послушно шла за уже выпившем — несмотря на всего лишь первую половину воскресения — завхозом. Он остановился около голой стены, провел пальцем с грязным ногтем по камням и усмехнулся.

— Значит-ся та-ак. Вы сейчас спускаетесь вниз, все, по очереди, и быстро отходите, — Раббс еще раз усмехнулся и отошел в сторону. — И смотрите ноги не попереломайте. Дамы вперед.

Эмма не успела сделать шаг вперед — Поттер ее опередила. Нау заметил, как девушка достает из кармана палочку и прячет ее в рукаве. Она оглянулась на завхоза, дотронулась рукой до гладкой стены и, помедлив секунду, взяла палочку левой рукой и шагнула сквозь стену. Ничего не было слышно и Раббс поторопил Эмму. Они исчезали все по очереди — Нау шел после Флинта. Он шагнул, держа в руках палочку, но не успел ничего подумать или сделать, как провалился словно в пропасть, на дне которой был мягкий матрас. Нау заметил Поттер с палочкой на изготовку, а потом резко опустился на грязный пол.

— Ну, в сторону, — поторопил его Роджер.

Нау отошел и заметил, как девушка взмахивает палочкой. Почти сразу сверху упал Лост, тоже, видимо, не успевший ничего сделать своей палочкой. Он завис почти над самым полом, а потом резко упал.

— Что это? — полюбопытствовал он.

— Ничего особенного, — Поттер убрала палочку и сложила на груди руки.

Не спустился только завхоз. Нау уставился наверх и заметил, как Раббс, а точнее его рука, появляется из стены. Тут должно было быть, по всей видимости, непроглядно темно, но кто-то держал зажженной палочку, так что по стенам ходили голубоватые и желтые тени, а завхоз тем временем спускался вниз. Спускался, держась за что-то невидимое на одной из стен.

— Так-с, — Раббс отряхнулся и пошел вперед по какому-то проходу, освещая его большим фонарем. — Я вот все никак справиться не могу, а профессора занятые люди.. — он остановился у огромного нагромождения камней. — А я так хочу иметь всегда возможность попасть в бар.

Завхоз потер руки в предвкушении и кивнул на груду камней. Тоннель, по которому они только что прошли, походил на какой-то старинный ход, очень широкий в этом месте, видимо, обвалился когда-то давно. Здесь рос мох, было невероятно сыро и на потолке сидели мошки и паучки. И сверху то и дело падала земля.

— Ну, вы поняли, — Раббс отошел в сторону. — Разобрать ход.

Раббс все так же потирал ручки и глазел на них, ожидая, что они начнут действовать. В полумраке потайного хода что-то происходило. Становилось душно, почти все стояли вдоль стен и что-то обдумывали. Каждый свое.

— Мистер Раббс, мы поняли, — Поттер отошла от стены и подошла к завалу. — Начинаем.

Раббс довольно улыбнулся, развернулся к ним спиной и ушел, пообещав прийти и проверить их. Фонарь он забрал, так что остался только свет «Люмоса».

Нау недоверчиво оглядел друзей и недругов. Лихорадочный блеск в глазах — вот что их объединяло. Роджер явно был рад тому, что сейчас будет разбирать потайной ход. Джодо прислонился у стене, закусив губу — наверное, ему еще было больно после вчерашней потасовки. Флинт был хмурый, даже какой-то озлобленный и у него единственного, наверное, не блестели в тусклом свете волшебных палочек глаза. Зато остальным не терпелось начать. Нау вдруг понял, что ведь ни одни они есть в этом замке — кто-то другой тоже изучает его закоулки, натыкается на разные потайные двери, груши щекочет в конце концов. Нау стоял почти в стороне. Поттер шепотом спрашивала что-то у Эммы, которая то и дело поглядывала на Люьиса, а тот мотал головой.

— Давайте по очереди, иначе устроим тут толкучку, — девушки отогнали всех от камней. — Готова?

Эмма кивнула и они с Поттер начали поднимать камни из-под потолка заклинанием. Мелкие камушки тут же отлетали куда-то за их спины, а потом девушки спустили два больших и устало отошли в сторону. После них Роджер и Льюис отослали к стене пять камней, предоставив место Флинту и Нотту. Те спустили четыре камня и отошли, когда к завалу подошел Арти. Он, невероятно довольный, достал палочку и начал уменьшать камни до размеров монет.

— Это гениально, — Джодо подошел к гриффиндорцу и начал делать тоже самое.

У Нау камни особо не уменьшались, он то и дело пытался понять, зачем же они все это делают. То есть понятно, проход разгребают, наказание отрабатывают.. Но завхоз, честное слово, мог и сам с этим всем справиться. А так — лишние десять человек будут знать о существовании этого хода. Или не будут?..

Льюис, Роджер и Нау уменьшали камни совсем немного, чтобы Флинт и Нотт без труда спускали их ниже, где Джодо и Арти делали их почти невесомыми, а девушки выкладывали вдоль стен. Минт — Нау наконец-то узнал как зовут гриффиндорца — помогал всем подряд и не мог стоять на месте. Свет исходил из палочек девушек, но все равно было невероятно темно и тени прыгали там и тут.

Время шло, а завал все оставался завалом, хоть они и пытались проложить путь дальше по ходу. Завхоз изредка наведывался, светил фонарем, убеждаясь, что они работают, и уходил. Душно было невероятно и каждый, то и дело, пускал легкий ветерок из палочки. Нау не мог чувствовать себя спокойно в этой огромной компании, где нельзя было расслабиться, как с друзьями. Надо было как-то ограничивать себя в разговорах, чтобы, не дай Мерлин, не сказать чего-то лишнего. Это было так странно — общаться с другими факультетами, шутить о чем-то. А еще страннее было то, что они дрались вчера, что отец Джодо арестован, отец Арти в больнице, а Лост так и не показал Эмме письмо от деда. И никому не показал.

— Ох, — Льюис замер, хмурясь и глядя на Нау.

— Ага, — Джодо вдруг закрыл глаза. — Ничего не понять, правда.

— И я, — испуганно ответила Эмма.

Нау заметил, что остальные остановились и внимательно их разглядывают — застывшего у самого завала Лоста, зажмурившегося Джодо, растерянную Эмму и их с Роджером все понимающих.

— И что это? — не понял Арти.

— Замолчи, — одернул его Роджер. — Джодо?

— Не понимаю, — отозвался Джодо.

— Очень приглушенно, — добавил Льюис.

— Далековато еще, — Эмма взмахнула палочкой и отправила горку мелких камней подальше, туда, откуда они пришли.

— Простите, а вы о чем? — Флинт сложил на груди руки. Он вообще был крайне агрессивным, все время всех сторонился и, судя по всему, жалел, что вообще ввязался вчера в драку.

Нау нахмурился. Если Льюис почувствовал эмоции, Джодо услышал мысли, а Эмма разобрала движение за завалом..что же там такое? Кто?..

— Давайте дальше, — махнул рукой Нотт и продолжил работу. Кому она, правда, нужна?

Следующий час прошел в напряженной тишине, потому что Льюис постоянно морщился, Джодо застывал, прислушиваясь, Флинт мерил их подозрительным взглядом, Арти недоверчиво косился, а остальные «чужие» о чем-то думали. Роджер хотел расспросить друзей, но при посторонних это было невозможно, а Эмма начала зачем-то приклеивать камни в стенам и ни с кем не контактировала.

Нау жутко хотел есть и по расстроенному лицу Льюиса понимал, что и тот тоже. Только вот картины с грушей больше нет, а значит и входа в кухню — тоже. И обед давно не радует их желудки..

— Может я схожу за едой? — предложил Арти, когда Джодо снова застыл.

— Вряд ли получится, — отозвался Роджер, усмехаясь. — Видишь ли, входа на кухню больше нет.

— ЧТО?!

Нау даже уши закрыл, так громко это было сказано, да еще и с нескольких сторон.

— Ну..

Пока Роджер объяснял, а точнее выдумывал, почему на кухню больше не попасть, Флинт и Нотт переглядывались. Нау не заметил как они куда-то пропали, а потом появились и как ни в чем не бывало продолжили заниматься еще более бестолковым делом, чем поиски невесть чего в их пристройке или под ней.

Раздался хлопок и посреди туннеля появился страшненький эльф с обгрызенными ушами. Он протягивал Флинту огромное блюдо с едой и пытался улыбнуться, но выходило не очень.

— Я хотел есть, думаю, вы тоже, — с намеком на доброжелательность произнес слизеринец, а эльф, поставив на пол блюдо, с хлопком исчез.

Нау схватил бутерброд и отошел туда, где стояли Льюис и Джодо. Они шептались и поглядывали на остальных.

— Ну, что там?

— Что-то живое, — усмехнулся Джодо.

— У него есть чувство вины, злость и мысли, разобрать которые Джодо не может.

— А движение почти неуловимое, — к ним подошла Эмма. — Почти не изменилось с тех пор, как я впервые почувствовала его.

— Это значит, оно далеко? — спросил Нау, но Эмма покачала головой. — Значит, почти не двигается?

— Видимо так. Ребята ведь давно его почувствовали.

— Ну знаешь, метра два назад, — Джодо притянул с блюда яблоко.

— Два с половиной, — важно заявил Лост.

Нау улыбнулся и отошел к другой стене, доставая палочку. Наверное, что-то такое и нужно им было, чтобы окончательно не сойти с ума со скуки и однообразия. Поиски чего-то, картины с надписями прошлого века, потайной ход, за завалом в котором сидит что-то живое... Только вот нападение — лишнее. А ведь если бы не оно, никто ни с кем в драку бы не полез и наказания бы не было. И не узнали бы они об этом потайном ходе.

Нау пожал плечами и уменьшил огромный валун до размеров кролика, откидывая его Арти под ноги. Тот отпрыгнул и за секунду превратил камень в плоскую гальку, похожую на монетку, какие он уже полчаса точно делал. Нау улыбнулся и направил палочку на очередной камень, когда заметил, что там что-то блестит. Он наклонился и взял в руку золотой галеон.

— Эт ты галеоны делаешь из булыжников? — спросил он у не менее потрясенного Арти.

Пятый факультет. Эмма

Эмма заметила удивление на лице друга и подошла к нему. На ладони у него лежал золотой галеон, а Арти недоверчиво на него смотрел, едва заметно мотая головой.

— Он настоящий? — спросил Нау.

— По крайней мере его не я сделал, — усмехнулся Арти.

— И не я, — к ним подошел Джодо.

— Может он тут давно лежит? — предположила Эмма.

Галеон по-прежнему лежал на ладони Нау и немного блестел в свете их палочек. Остальные как-то тоже подошли и обступили Нау.

— Можно посмотреть? — Нотт протянул руку и получил галеон. — Моя отец работает в банке, — пояснил он, разглядывая монету.

Эмма заметила, как изменилось выражение его лица, когда он повернул монету ребром, покрутил ее, а после отдал стоящему рядом Минту. Тот прищурился и стал поворачивать галеон..

— Что вы там увидели? — не выдержал Арти. — Минт?

— Там вместо номера — надпись, — пояснил Нотт. — Прочитаешь?

Минт кивнул и, прочистив горло, прочитал:

— Тут все записано слитно, — он посмотрел на остальных. — Двенадцать, точка, двенадцать, точка, двенадцать, Косая Аллея, не повторите прошлых ошибок, АЛ.

— Ал? — переспросил Роджер. — Это что?

— Имя? — предложил Льюис.

— А меня больше волнует другое, — Нотт посмотрел на Минта, а Эмма подумала, что он одним взглядом пытается что-то сказать. Она заметила, как Минт провел пальцем по цифрам, а слизеринец кивнул.

— Дата? — переспросила Эмма. 12.12.12. Двенадцатое декабря — очевидно. А год? Какого века? Может быть, Нотт как раз знает, да и Минт, раз тот на него так посмотрел..

— Это же не договор о встрече, да? — спросила Сара, ни к кому, собственно, не обращаясь. — Странно указывать год..

— А может это вовсе и не дата, — Минт непонимающе смотрел на Нотта. — Что ты знаешь?

— На договор похоже, — вмешался Арти. — С предупреждением, правда..

— Нотт? — настойчиво спросил Минт.

— Тремя числами уже более трех веков нумеруют ячейки в банке Гринготтс, — тихо-тихо ответил Нотт. — Так уж вышло, я знаю, чья это ячейка.

Он замолчал, притянув к себе взгляды всех в полутемном ходу. Эмме показалось, что он боится сказать, боится реакции.. Неужели это связано с кем-то из них? Чувство, что что-то неприятное сейчас высвободится наружу, не оставляло ее. Она обвела всех задумчивым взглядом и остановилась на Джодо. Бледный, бледнее обычного, по сравнению со стоящим рядом Нау — почти бесцветный. Мысли услышал, что ли? Слышал же он их мысли в лесу, кого-то из них — Нотта или Флинта — так почему не Нотта? Услышал мысли и испугался? За себя? За кого-то другого? Или просто так?

— Чья? — нарушил молчание нетерпеливый голос Нау.

Нотт опустил голову:

— Конкретно эту ячейку грабили за последние три века одиннадцать раз, — он снова посмотрел на Минта. — Банк часто оставался без охраны, часто восстанавливался, полвека жил без гоблинов, все это время шли войны, хотя обо всех мы и не знаем... — Нотт помолчал: — Но это единственная ячейка, в которую пробирались воры. На протяжении трех веков.

— Да чья она? — нетерпеливо перебил Роджер.

— Твоя, Роджер, — прохрипел Джодо.

Все удивленно посмотрели на Джодо — свои с капелькой осуждения, чужие с открытым недоумением. Джодо потупил взгляд и пробормотал какое-то ругательство. Эмма, чуть улыбнувшись, открыла ему свое сознание и, тихо рассмеявшись на уровне мыслей, кинула ему беззлобное «дурак». Джодо, как ей показалось, чуть не пошел к стене и не стал о нее биться в лучших традициях Лоста.

— Ты мысли мои прочитал? — удивленно спросил Нотт.

— Мысли нельзя прочитать, — почти одновременно откликнулись все пятеро друзей.

Эмма сдерживала рвущийся наружу хохот.

— Но ты...прочитал? — Арти чуть нахмурился.

— Нет конечно, — отмахнулся Джодо.

— Так что там с ячейкой 12.12.12? — Роджер попытался отвлечь слизеринца от Джодо. — Насколько я знаю, у нас в Гринготтсе нет ячеек.

— Она уже полтора века принадлежит Уайтам, — невозмутимо ответил Нотт, поглядывая на Джодо. — Я тебе даже больше скажу. Несмотря на дикое количество — не знаю удачных или нет — ограблений данного сейфа, в него все равно проникают.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Нау.

— Отец, — просто ответил тот. — Это самый охраняемый сейф, о нем пекутся хотя бы потому, что он портит всю репутацию банка.

— Но у нас нету ячеек в Гринготтсе! — возмутился Роджер. — Во-первых нам там просто нечего хранить, а во-вторых, если бы было — забрали.

Он поерзал под странными взглядами гриффиндорцев, под каким-то отвратительно пренебрегающим взглядом Флинта и под мягким, совершенно спокойным, взглядом Нотта. Эмма понимала, он не хотел этого говорить. Уайты небогаты, не признаны в обществе — некоторые в их семье заканчивали как раз пятый факультет. И Роджер был совершенно прав — забрали бы и ячейку, и все, что в ней, без всяких ограблений. Забрали бы и глазом не моргнули — но нет, берегут, охраняют, позор терпят. Зачем?

— Знаешь, я сейчас зря это скажу, но... — Нотт неуверенно посмотрел на Роджера, потом отвернулся к камням. Работа уже давно стояла. — Там лежит то, что хотят забрать, но самое отвратительное, что просто открыв сейф, банковские служащие увидят там совершеннейшую пустоту. Этот сейф словно создан для того, чтобы его грабили, — Нотт усмехнулся.

— Ты все это выдумал, — Арти сложил на груди руки и немного походил на скучающего Флинта.

— В этом есть смысл? — удивился, но довольно спокойно, Нотт. — По-моему смысл есть в другом. Номер ячейки, какая-то Аллея, наверняка это прошлое название Переулка Победы. И предупреждение от кого-то по имени Ал не повторять прошлых ошибок. В этом есть определенный смысл.

Минт согласно кивнул, а Роджер, видимо, решил, что аргумент «я не знаю об этом сейфе ничего» явно не подойдет, отчего вернулся к камням. Все как-то сами собой разошлись, но Нотт и Арти о чем-то спорили. Льюис прислонился к стене, сжимая голову руками. Эмма тут же нашла глазами Сару, но та совершенно спокойно левитировала мелкие камни-монетки на почтительном расстоянии от Льюиса. Эмма подошла к другу.

— Что случилось?

Льюис мотнул головой в сторону завала:

— У него периодами.

— А движение стабильно, — Эмма присела рядом. — Тебе вчера дедушка написал?

Друг замер, даже, кажется, не дышал. Сердце Эммы застучало, а Льюис только отшатнулся.

— Эми, эй, ты становишься чересчур открытой, ты знаешь? — он попытался улыбнуться, но не вышло.

— Лост, колись, чего случилось, — Эмма убрала светлую прядку за ухо.

— Ничего.

— Зачем ты врешь?

Льюис вытащил из внутреннего кармана письмо и протянул его Эмме. Девушка взяла пергамент и развернулся его. Красивые завитушки, круглые буквы. Эмма бежала глазами по строчкам, ловя каждое слово и не понимая, чего Лост такой расстроенный. Она остановилась на имени матери и затаила дыхание:

«..Льюис, Эмили пришла к нам сегодня во время обеда тяжело раненная. Она не успела ничего сказать — потеряла сознание, а меня тут же вызвали в больницу. Ты прочитаешь в газетах — нападение на ОПиОБ. Не знаем, что Эмили там делала и оттуда ли она пришла, но она еще не приходила в сознание с тех пор. Передай Эмме, что Эмили у нас и что мы будем держать ее в курсе. Только не распространяйтесь, на всякий случай. И поддержи друга...»

Эмма рассерженно посмотрела на друга и вскочила. Она ходила взад-вперед, а потом остановилась, в упор глядя на Льюиса. Откуда-то сзади доносился спор про какую-то чертову монетку.. Кого она вообще волнует?!

— Ты мог мне сразу сказать. Ты, — она развела руками. — Лост, ты понимаешь, что вместо того, чтобы быть с мамой, я сейчас тут какой-то проклятый проход разгребаю?

— Тебя бы не отпустили, — пробормотал Лост.

— Я бы нашла способ покинуть замок, ты это знаешь!

Эмма отошла в сторону, теребя непослушную прядку. Как же так вышло? Что происходит? Сначала отец Льюиса, погибший на дуэле. Теперь нападение на какой-то там Отдел, в котором винят отца Джодо. Ее мать, заявившаяся на порог дома Лоста, чей дедушка один из лучший врачей этого времени. Как она там оказалась? Трансгрессировала? Раненная? Что она вообще забыла в этом Отделе? А еще отец Арти в тяжелом состоянии.

А их волнует этот галеон с дурацким посланием! Мерлин! Хотя и ее, надо сказать, несколько минут назад волновал. Он ведь подкинул им очередную загадку, пусть Нотт и предложил ей объяснение, с которым как-то никто кроме Минта не согласился, галеон дал им что-то такое, что могло их снова вернуть в те беззаботные времена, когда они не задумывались особо ни о чем. Жили, веселились, зелья для отращивания бороды варили. И не было почти грустных посланий из дома, не было переживаний за близких, только разве что за отца Джодо, у которого вечные проблемы с разными Отделами. А с другой стороны, Эмма вряд ли бы согласилась пойти снимать картины пару лет назад. А теперь ей кажется это очень важным. Почему? Отчего? Кому оно надо? А кажется, что именно им и надо. Им, как единому целому, чтобы как-то держаться, не унывать, чтобы было чем жить. Вот сейчас они отвлеклись с этим наказанием от нападения, от проблем, даже от того, что Арти вчера за что-то ударил Джодо. За что только? Решил так отомстить за причиненную боль? Глупо. Она бы никогда..

— Эм, прости, а? Я просто вчера не успел, а сейчас не до того было, — он обвел взглядом ход.

Эмма пожала плечами и уселась рядом с другом. Кажется у остальных разгоралась ссора по поводу какой-то поддельной монетки. И им вроде было весело. Вместе. Она улыбнулась, поймав на себе взгляд Арти. А он отвернулся.

Джодо отошел от образовавшегося кружка и присел рядом с Эммой. Он задумчиво кивнул в сторону завала, которым уже почти полчаса никто не интересуется. Эмма напряглась, попробовала распахнуть сознание, как окна в доме, и спросила: «Что-нибудь разобрал из его мыслей?» Джодо отрицательно покачал головой и уставился в пол. Эмма чувствовала тепло его плеча и улыбалась. Все-таки хорошо, что в ее жизни есть Джодо. Романтик, немножечко аристократ, вылетающий в ночное небо на метле, любимый брат, заботливый, временами вредный. Хорошо, что он есть. И сколько бы он там ни говорил об их особенности, о предназначении, она все равно уверена в их обычности. Плевать на эти их способности, они — обычные. И имеют право — как говорил Роджер — жить.

— Голова не болит? — Эмма аккуратно потрепала друга по волосам.

— Нормально, — ответил Джодо.

Слизеринцы тоже отошли от кружка и продолжили уменьшать камни. Арти им помогал, превращая булыжники то в гальку, то в мелкие монетки без достоинства. Рукава темного свитера были закатаны, а справа он распускался, словно какой-то пес тянул его за этот край. Эмма почему-то подумала, что так и было. Но ведь откуда ей знать — есть ли у Арти пес? Она с ним даже два дня не знакома.

— Ты очень громко думаешь, — шепнул ей в самое ухо Джодо.

— А подслушивать нехорошо, — серьезно заявила Эмма.

— Ну тогда я не скажу тебе, о чем думал он, — Джодо откинулся назад и сложил руки в замок за головой.

Эмма поджала губы, не зная, что делать — расспросить друга, о чем же таком думал Арти, или просто пожать плечами, сделав вид, что ей все равно. Стоп! А почему ей надо делать вид? Ей же и так должно быть все равно!

— Мы тебя теряем, — Льюис поднялся. — Пойду я от вас. Ты после вчерашней посиделки слишком уж, ну просто слишком, — Льюис усмехнулся и подошел к слизеринцам.

— И как мне это контролировать? — Эмма посмотрела на Джодо. Кажется, тот еле-еле сдерживал смех.

— Никак, — очаровательно улыбнулся друг.

— Ладно Лост, но ты! — Эмма ткнула его пальцем в плечо. — Негодяй.

— Всем негодяям негодяй.

Джодо встал, отряхивая мантию, и подошел к камням. Эмма поднялась и подошла к кружку, где все еще обсуждали монетку. Довольно спокойно, но..

— Это все слишком..откуда это послание на ребре галеона?!

— Да сколько разных чар бывает..

— А кстати, мы что, в исследователи подались? — Нау обвел всех взглядом. — Нет серьезно, сначала потайные комнаты, потом картины, загадки..

— Какие загадки? — Минт открыл глаза.

— Никакие, — Роджер нахмурился.

— Потайные комнаты? — заинтересовалась Сара.

— А зачем вы снимали картины? — Минт посмотрел на Эмму.

Роджер открыто протестовал. Нау пожимал плечами, но видно было, что не хочет, чтобы другие узнали. Эмма не знала, отвечать или нет, а если да, то что. Вроде бы чужие, нельзя посвящать, а с другой стороны — что плохого? А если они отгадают загадку? А если кому еще расскажут? А ведь не похоже, что автор сего творчества хотел, чтобы кто-то лишний знал...

— Смотрите!

Флинт сидел на груде камней и светил в небольшое пространство между камнями и земляным потолком.

— Кто там? — почти одновременно спросили Эмма и Джодо.

— Никого, — растерянно ответил Флинт. — Никого не видно, — уточнил он.

Эмма напряглась, но почувствовала все то же странное едва уловимое движение. Там определенно кто-то был, но, может, чуть дальше. Ребята расширяли проход и через несколько минут все перелезли за камни. У всех в руках были палочки со светом, Роджер велел смотреть под ноги. Они шли, освещая камни в земляной стене, в потолке и бесконечно много на полу. Тут и там сидели паучки в паутинах, рос мох и капала вода. Эмма шла в самом конце рядом с Нау. Впереди кто-то вскрикнул.

— Что такое?

— Тут кто-то умер, — прошептала Сара.

Они обступили то, что когда-то было человеком. Кучка костей, проеденная кем-то одежда, нетронутый временем рюкзак, разбитое зеркало у стены, палочка там, где когда-то была рука, и какая-то книга, покрытая тряпкой и пылью, из которой торчало серое перо.

Сара потянулась к книге, но ее остановил Льюис:

— Не трогай!

Девушка одернула руку.

— Это невероятно, — Джодо подошел к Эмме и говорил ей на ухо: — Я отошел в обе стороны, шепот мыслей утихает. Оно здесь.

От такого заявления Эмма вздрогнула. То неуловимое движение сейчас не ощущалось совсем никак, скорее всего из-за их толпы. Льюис в ужасе смотрел на останки умершего, а Минт склонился над рюкзаком.

— Оно, — Льюис ткнул в когда-то левую руку трупа над книгой.

Джодо склонился и утвердительно закивал головой. Эмма присела рядом, наклонилась к книге под пыльной тряпкой, бывшей мантии, и напряглась, пытаясь разобрать движение — есть оно или нет? Роджер шикнул на остальных и те как-то перестали шептаться и двигаться. От книги — или не от нее — все так же исходило почти неуловимое движение.

— Что. Вы. Делаете? — раздраженно спросил Флинт и Эмма отстранилась от загадочной книги.

— Взять можно? — нетерпеливо спросила Сара.

— Лучше не надо, — Джодо нахмурился. — Но если ты смелая гриффиндорка..

Джодо не договорил. Сара спокойно взяла книгу и раскрыла. Страницы светились голубоватым светом, а девушка листала их с немного удивленным лицом.

— Что там? — спросил Минт, рассматривающий рюкзак, но не открывая его. — Сара?

— Похоже на записную книжку, — прошептала та. — Только пустую.

— Так открой, — усмехнулся Флинт. — В смысле, — он опустил палочку к странице, — Алохомора.

На голубоватых страничках стали появляться буквы. Эмма придвинулась ближе к гриффиндорке, внимательно следя за чернильными линиями. Буквы — английские, довольно красивые, только не складывающиеся в слова. Эмма заметила дату вверху страницы — три числа через точки: 03.08.67

— Бред какой-то, — прошептала Сара. — Роберт, посмотри.

Она протянула Нотту книгу, а сама быстро поднялась с холодных камней. Эмма заметила, что Минт открывает рюкзак, а Роджер держит палочку наготове. Интересно, почему время никак не отразилось на нем? Заклинания?

— Чего там? Вытаскивай, — Льюис перестал следить за книгой и присел рядом с рюкзаком.

Эмма перебралась к ним. Минт запустил внутрь руку и выудил оттуда чернильницу. Потом на землю легли четыре волшебные палочки, все примерно одинаковые, набор перьев, что-то непонятное, синего цвета, длинное и с кнопочкой на одном конце. Минт достал книгу, потрепанную и тоненькую, название которой было не прочесть, сушеные корешки неизвестно чего, пустой пергамент, пузырек с Оборотным зельем — его быстро определил Нау, — пузырьки с чернилами, мешочек с деньгами, фотографию красивой неподвижной женщины в переднике, фотокарточку с маленькой темноволосой девочкой, лежащей на зеленой траве, какие-то неволшебные монеты, карту Копенгагена. Потом из рюкзака был выужен пергамент, похожий на записку, которую Минт тут же развернул:

— Если ты еще жив, я найду тебя и убью. За нее.

Льюис хотел что-то сказать, но Минт остановил его жестом и снова запустил руку в рюкзак. К горке вещей на сырой земле присоединился справочник по Травологии, клетчатая тетрадь с рисунками и схемами, восемь пузырьков с сине-зеленой субстанцией, открывать которые они не решились, три выпуска «Ежедневного Пророка» за 2057, стопка писем, в которых буквы не складывались в слова примерно так же, как и в записной книге, которую Сара и Нотт все еще рассматривали. Рука у Минта устала и он протянул рюкзак Эмме.

Она улыбнулась и очень аккуратно запустила руку внутрь. Оказалось, это довольно страшно. Эмма вытащила на свет еще одну волшебную палочку, правда сломанную, веник сушеной травы, опознать которую даже Нау не смог, перевязанные лентой записки, прочесть которые так же не представлялось возможным, третий том по Защите от Темных Искусств двадцатого века, обрывки двигающихся фотографий довольно больших размеров, набор инструментов из серебра, уменьшенная метла и даже котелок. Когда она стала выуживать чистые мантии и рубашки, куртки, которые так любит Роджер, и сапоги, ей уже хотелось смеяться. Это действительно было весело. Сара и Нотт сели рядом, последний держал записную книгу раскрытой, готовясь что-то сказать. Все сидели вокруг горы вещей, чуть в стороне от костей. Только Флинт стоял, явно не впечатленный.

— Эм, давай я, — Роджер принял рюкзак, усмехнулся и запустил руку внутрь.

Горка вещей росла и росла и, казалось, нету ей конца. Арти предложил просто вытряхнуть содержимое, но они действительно получали удовольствие от вытаскивания вещей одной за другой. Это была частичка прошлого, удивительного прошлого.

Эмма посмотрела на записную книгу в руках Нотта. Ее страницы все так же светились голубоватым светом. Нотт, заметив ее взгляд, протянул ей книгу и указал на надпись на внутренней стороне обложки: «Лондон, издательство «Буква», 2024» Потом он ткнул в самую первую дату, под которой стояла самая первая запись — 25.06.24. Эмма кивнула, а Нотт открыл самую последнюю страницу и указал на последнюю дату — 21.11.07. Чернильные буквы заканчивались в самом низу внутренней стороны обложки, так, будто с концом записной книжки кончилась жизнь — последнее слово было оборвано на второй букве и начатой третьей.

— А текст зашифрован, да? — тихо спросила Эмма.

— Видимо да.

Эмма оглянулась на шум — Нау рыскал рукой в рюкзаке и, судя по всему, не находил, чего еще вытащить. Арти выхватил у него рюкзак и потряс — только песок и сухие травинки упали на целую гору вещей.

— Однако, — усмехнулся Минт.

— И где теперь мы ту записку найдем? — Льюис нахмурился. — Которая угроза.

— А тебя только она тут интересна?

— По-моему здесь все невероятно интересно, — Минт с жадностью скользил взглядом по страницам какой-то книги.

Эмма заметила Джодо, сидящего у стены с какой-то фотографией в руках. Она поднялась и подошла к другу. С фотокарточки ей улыбались двое — девушка с короткими каштановыми волосами, обрезанными как будто бы только что и кухонным ножом, голубоватыми глазами и веснушками по всему лицу, и молодой человек с взъерошенными светлыми волосами, ярко-красными полосками на щеках и в таком же красном шарфе.

— Кто это? — спросила Эмма, улавливая что-то знакомое в чертах молодого человека.

Джодо молча развернул карточку обратной стороной и протянул подруге. Эмма взяла ее в руки и прочитала небольшое послание:

«Дорогой Ал, дурак и зануда, сваливший от нас так быстро! Мы шлем тебе привет с матчей Лиги и надеемся еще хоть когда-то встретиться. Мы с Малфоем провернули небольшую шалость, так что теперь от нас отказались все. Ну, ты понимаешь, я на пороге Малфой-Менора, заявляющая о том, что отныне невеста Скора, и он на пороге Норы с букетиком для мамы, объявляющий себя моим женихом. Отец проклял его, так что у него теперь шрам на шее. Да, вот так, только по-серьезному про свадьбу мы не думаем. Ну, ты знаешь. Приезжай хоть на Рождество. Рози»

Пятый факультет. Лост

Льюис подошел к друзьям, уставился на фотокарточку в руках Эммы, прочел первые два слова и улыбнулся. А вот и тот АЛ с галеона. Он пробежал глазами остальной текст и, увидев знакомую фамилию, улыбнулся еще шире.

— Видимо про свадьбу они все-таки подумали, — Эмма вернула карточку Джодо.

Джодо кивнул и убрал фотографию в карман. Они оба посмотрели на него, когда рядом оказалась Сара. Мерлин, неужели они теперь всегда так будут?

— Хотите изучить? — гриффиндорка протягивала им записную книжку.

Лост засомневался, но книжку все-таки взял. И сразу почувствовал сильнее. Она была словно живая, как будто у нее тоже были эмоции. Тоже была душа. Иначе как объяснить, что он ее чувствует? Как объяснить вину, боль и злость, исходящие от нее? А как объяснить мысли, которые Джодо слышит? Пусть неразборчиво, непонятно, но все же слышит?

— Я не понимаю, — Лост повертел в руках книжку, открыл ее вновь пустые голубоватые страницы. — Почему они светятся? Алохомора!

На листах снова стали появляться даты и зашифрованные записи. Ни черная обложка, ни голубые светящиеся страницы не были повреждены временем. Словно только вчера в эту толстую тетрадь была сделана последняя запись. На обложке не было пятен, следов от пальцев, не было царапин и края не были ободраны. Как будто бы новая. Магия, понятно дело, но только столько лет — почти три века.

— Кто-нибудь умеет расшифровывать такие записи? — спросил Джодо, пока Лост листал страницы.

— Нам бы еще с тем стишком разобраться, — ответила ему Эмма. — Он хотя бы не такой зашифрованный.

Льюис кивнул, но продолжал листать страницы. Каждый день — запись, иногда разбитая на две или три. Коротенькие — в одно предложение, длинные — на пару страниц. Лост листал и листал, пока не наткнулся на просто ужасающий перерыв — почти в два месяца.

— Что могло произойти, чтобы человек два месяца ничего не писал в свою записную книжку? — шепотом спросил он.

— Потерять дневник, — предположила Эмма. — А потом найти.

Льюис промотал еще несколько страниц и снова уперся в перерыв — в одну неделю. Еще немного пролистал и снова — больше месяца перерыва.

— Либо он три раза его терял, либо что-то другое.

Десяток страниц — и очередной перерыв.

— Четыре раза.

— А может в его жизни тогда просто ничего не происходило? — Эмма чуть улыбнулась и Лост понял, что она не принимает этот дневник всерьез. Странно, почему это? Неужели с тех пор, как прочитала письмо его деда уже не радуется ничему? А впрочем, вот только что, как ребенок, выуживала вещи из рюкзака. Наверное, дело все-таки в Эмили.

Лост сразу же погрустнел. Как она там? Что с ней? Из-за чего? Эмили он знал с детства — даже маму он так не помнил, слишком рано она умерла. А Эмили часто бывала у них, вся такая молодая, бойкая, живая. Смеялась над ним, на метле катала, фокусы показывала. Добрая, милая. Только вот Льюис не знал, даже не подозревал, что у нее самой есть дочь. Не знал до лета после первого курса, когда Эмили привезла к ним Эмму. Это было так неожиданно, так странно. Они сидели на раскидистом дереве и болтали обо всем — о родителях, своих способностях, детстве, школе и новых вкусах драже. Тогда он в подробностях узнал о десяти годах ее жизни в Испании с отцом, когда Эмма не знала ничего о существовании матери, о том, что когда она получила приглашение обучаться в одной из Магических Академий, ее отец-маггл привез ее в Англию, нашел ее мать, а после, вопреки здравому смыслу, они прожили четыре счастливых года вместе, пока тот снова не вернулся в Испанию, оставив Эмму в Англии.

Эмили была для него лучшей подругой в детстве, прекрасным помощником для тренировок по отталкиванию чужих эмоций и могла бы заменить мать, если бы появлялась хоть чуточку чаще в их доме. Особенно тогда, в год перед первым курсом. Она так внезапно перестала появляться в их доме, что Льюис чуть с ума не сошел. Уже потом он понял — Эмма появилась в ее жизни. Но ревновать было бы глупо — одну лучшую подругу к другой.

— А кстати, — Джодо вытащил из кармана карточку. — Видимо владелец этого рюкзака, дневника и несметного количества палочек и есть некто Ал, чье послание было на том галеоне.

— Да, я тоже так решил, — отозвался Льюис, выныривая из воспоминаний.

— Может попробовать найти упоминание тут? — Эмма указала на дневник. — Серьезно, он не мог не упомянуть.

— Но как..

— Числа не шифруются, — перебил его Джодо. — Ищи 12.12.12.

— Думаешь, он оставил тут текст того, что было на монете? — Нау нахмурился. — Вряд ли. Да и зачем?

Льюис пожал плечами и продолжил листать книжку. Но только искал он теперь промежутки между записями. Казалось, пролистанных страниц было невероятно много, да только и тут была магия — он по-прежнему оставался в самом начале записной книжки. Видимо, она была еще больше, чем казалась снаружи.

Где-то там, где валялись горы вещей из рюкзака, лежала записка с угрозой, написанная другим почерком. Значит, адресованная этому Алу. Льюису она действительно была интереснее чуть ли не всего в этой куче вещей. Почему? Он не знал, только перед глазами вставала страшная картина дуэли, последней дуэли его отца. Он бы тоже хотел отомстить. За него. Да только кому от этого легче станет? Дедушке с бабушкой? Отцу в могиле? Ему самому? Да никому. Так, как раньше, уже не будет — мсти не мсти.

— А чего мы с этим всем делать будем? — раздался довольно громкий голос Арти. — А?

— Давайте соберем, — Нотт указал на рюкзак. — И сохраним.

— Где? — Роджер сложил на груди руки.

Лост подумал, что похоже это на какую-то дележку добычи. Они бы могли предложить оставить у себя в гостиной — там как раз есть стеллаж, забрать из которого может только тот, кто положил. Да только кто согласится? Можно было оставить тут, но тогда Раббс в свой первый же поход а бар найдет его. Можно было отдать гриффиндорцам, но тогда где гарантия, что вернут? А слизеринцы? Точнее, Флинт — его интересует тут хоть что-нибудь? Нотта интересует, но он заодно с гриффиндорцами.

— Эй, где вы? — раздался голос за завалом.

Вернулся Раббс. Все вдруг встревоженно покосились на гору вещей. Слизеринцы переглянулись, Минт начал быстро запихивать вещи обратно в рюкзак. Послышался звук удара камней друг о друга и в проеме появился завхоз.

— Обливиэйт, — прошептал Нотт, направляя на Раббса палочку, и оглянулся на Флинта. Тот только усмехнулся.

— Конфундус.

Раббс удивленно моргнул и повернулся в проеме спиной, а вслед ему полетел еще один «Обливиэйт» от Нотта. Когда шаги завхоза стихли, все снова уставились на рюкзак и Минта, набивающего его вещами. Поведение слизеринцев никто даже комментировать не стал, что убедило Льюиса в том, что все тут какие-то немного помешанные. На загадках ли, тайнах, старинных вещах или еще на чем-то — но помешанные.

— Так и что делать-то будем? — повторил Арти. — Меня оно, конечно, мало волнует, но Минт так просто не отступит.

— Спрячем где-нибудь, — Нау посмотрел на друзей. — На нейтральной территории.

— А может просто отдалим Минту? — подала голос Эмма.

— Эй! — Нотт махнул рукой. — Я тоже не прочь изучить его содержимое еще разок.

— А я дневник, — Льюис указал на книжку у себя в руках. — Может, расшифровать получится.

— Вы сначала с картинами закончите, — усмехнулся Роджер.

— Нам немного осталось, — ответила Эмма.

Все вдруг замолчали. Флинт недовольно смотрел в проем, где недавно исчез завхоз. Нотт помогал Минту убирать вещи обратно в рюкзак, Джодо сидел, закрыв глаза и запрокинув голову, рядом с Эммой. Роджер стоял около Арти, свысока глядя на горку вещей. Нау о чем-то думал, открывая и закрывая старую книгу, Сара нетерпеливо стучала по камням. Когда Минт забрал у Нау книгу и положил в рюкзак, молчание переросло в тишину. Душную и напряженную.

— Давайте нам рюкзак, а вам дневник, — Сара подняла голову.

— Очень равноценный обмен, — Эмма усмехнулась. — Но я согласна.

— Только если всегда можно будет изучить рюкзак, — добавил Роджер.

— Без проблем, — Нотт оглянулся на Сару. — Я правильно тебя понял?

— Думаю, да, — ответила та. — Пароль я скажу лично тебе, Питер, только давайте не частить туда.

— Куда? — почти одновременно спросили Минт и Арти. А Роджер непонимающе смотрел на гриффиндорку.

— Зови его Роджером, он иначе не соображает, — пояснила Эмма.

— Да, а дневник, если что, вы дадите? — Минт, не получив ответа от Сары, повернулся к Льюису.

— Без проблем, — ответил Льюис и даже хотел добавить, что к ним в гостиную всегда можно зайти, но удержался.

— Договорились? — Джодо поднялся.

— Вроде того, — ответил Нотт.

— А заканчивать с проходом нам, видимо, уже не надо? — спросил Нау. Нотт как-то виновато улыбнулся и покачал головой.

— Роджер? — Сара улыбнулась. — Пойдем тогда, покажу тебе, где будет рюкзак.

Они исчезли в проеме вместе с Ноттом и Минтом. Флинт, постояв немного, пошел за ними. Арти, не зная куда себя деть, тоже ушел.

— Узнаем, куда он ведет? — спросил Джодо, проходя чуть вперед.

— Пойдем, — Льюис закрыл дневник.

Он заметил, как Нау нагнулся и поднял палочку.

— Зачем тебе? — спросила Эмма, следя за тем, как Нау убирает ее в карман.

— Просто так, — отозвался он.

Они пошли вперед, освещая путь четырьмя палочками. Здесь ход был сильно уже, чем в начале, а мошек было больше. На пути то и дело встречались огромные камни или горки камней маленьких. Были лужи на земляном полу и много паутины. А потом перед ними появился очередной завал.

— Будем разбирать или ну его? — Нау устало опустился у стены.

— Нау, ну же, это ход в бар, — подбодрил его Джодо, уже принявшийся за уменьшение камней.

— О, да, это должно меня поднять и заставить что-то делать.

— Давай тогда хоть свети!

Вчетвером работалось как-то легче. Эмма смеялась Джодо в плечо, Нау гонял тени от двух палочек по камням, Лост прислушивался к ощущениям — в кармане лежал живой дневник. Нападение, жертвы, Эмили без сознания.. Как давно они об этом узнали? А сколько сейчас времени? Давно был обед или нет? А какая разница, ведь сытость от бутербродов, кусков пирога и фруктов с принесенного эльфом блюда никуда не делась.

Тут камней было сильно меньше, чем там, в том завале, так что справились они быстро — пролезли в проем и побрели дальше. Не было слов о произошедшем, не было сожалений и сочувствия. И Лосту не хотелось забиться в угол, не хотелось вспоминать отца, не хотелось снова винить себя во всем. Наказание оказалось довольно полезным — отвлекло, развлекло и подкинуло пару загадок. Когда они с Эммой ходили по коридорам, снимая картины? Когда они встретили Минта, которого просто захватывало любопытство? Когда ему хотелось сбежать от него, дабы ни в коем случае больше не связываться с гриффиндорцами? Мерлин, как давно это было — вчера! А теперь они делят добычу, изучают содержимое заколдованного рюкзака, спорят насчет монетки..

— А где тот галеон? — спохватился Лост.

Нау засунул руку в карман и вытащил золотую монету. Покрутил в руках и снова опустил в карман.

Они шли, а потом вдруг наткнулись на ступени, уходящие вверх. Они поднялись, Джодо толкнул крышку люка над головой, та с грохотом упала где-то рядом, а глазам пришлось жмуриться от яркого света.

Не успел Джодо вылезти, как какой-то мальчишка склонился над их головами, широко раскрыв глаза.

— А вы кто? — прошептал он.

Льюис заметил, как к мальчишке подошла девочка, чуть постарше, с длинной косой из темно-рыжих волос. Она внимательно смотрела на них, не решающихся вылезти из люка, а потом вдруг зашептала, опустившись на колени:

— Уходите, уходите, вас же ругать будут, — она оглянулась куда-то назад и Льюис понял, что находятся они в одном из залов кофейни в Хогсмиде. — Уходите, мы закроем люк, чтобы вас не ругали.

Джодо опустился чуть ниже, а Льюис заметил, что почти над их головами — стол. Девочка забралась под стол и стала закрывать крышку, но пока мальчишка ей не помог, у нее не получалось. Потом крышка с хлопком упала и на них посыпалась какая-то пыль и песок.

— Вот вам и бар, — засмеялся Нау и быстро спустился по лестнице вниз.

Гриффиндор. Арти

Часы в одном из коридоров третьего этажа показывали довольно убедительное время — шесть вечера. А это значило, что до ужина еще целый час. Но Арти понятия не имел, что можно делать все это время. Он видел, как Сара ведет остальных к лестнице в подземелья — показывать их с Ноттом лабораторию. Наверное, можно было упрекнуть ее в том, что они с Минтом за все эти пять лет знакомства так и не побывали там, хотя слизеринец обустроил ее как раз на первом курсе. Тогда еще на ней не было пароля, а Сара уходила туда всего пару раз. Почему они всегда вместе делали работы по Зельям? Как так вышло, что именно со слизеринцем?

Арти не вдавался в подробности. Просто не доверял он этим змеенышам и все тут. Сара, конечно, пару раз говорила, что Нотта с детства знает, но даже от этого было не легче. Даже как-то обиднее. Впрочем, тот на ее свободное время особо не претендовал — только Зелья.

Арти остановился у ржавого рыцаря. Почему Раббс еще не велел кому-нибудь его отполировать? Или его интересуют только ходы из замка? Вспомнилась последняя встреча с завхозом и доверия слизеринцам как-то поубавилось еще сильнее. Изменить память завхозу — это же надо додуматься! И зачем только? Чтобы тот дал спокойно доразбирать кучку вещей из старого рюкзака?

Хотя да, Минта бы такой ответ вполне устроил. Это же история! Ах, история. А что же тогда никто до них не спускался в этот ход? Неужели никто не думал там раскопки какие проводить? Или, может, они остановились у завала? Смешно.

Он с силой пнул дверь и вышел недалеко от гостиной. А еще этот галеон и дурацкое обоснование Нотта... Все равно Арти считает, что 12.12.12 это дата. Косая Аллея — очевидно, место встречи. После уже предупреждение, значит, о встрече договаривались не друзья. Странно, конечно, что дата идет с годом — не за пару же лет договор о встрече назначен — но это уже мелочи. Все равно такое объяснение лучше, чем какие-то легенды про таинственный сейф в банке. Зачем про него писать на ребре галеона? Непонятно. А впрочем, послание не ребре монеты в любом случае — странно.

Замок словно был пуст — никакие малыши под ноги не попадались, по углам никто не сидел. Не к добру. Арти остановился перед портретом Мэри. Девушка сидела в тени куста и терла ушибленное колено. Палочка спокойно лежала в траве рядом.

— Привет, Мэри.

— Привет, — не очень дружелюбно ответила девушка. — Пароль?

— А я не знаю, — честно признался Арти. — Я ночевал в Больничном крыле.

— Тогда тебе придется кого-нибудь подождать, — спокойно отозвалась Мэри и стала подниматься.

— А может поговоришь со мной? — неуверенно предложил Арти. Он ожидал, что девушка вот сейчас выпустит первый луч, потом нагнется, выпустит второй, скажет, что ей не до вопросов..

— Пожалуй, — она опустилась на траву и едва заметно пожала плечами. — За все это время со мной кроме как о паролях почти никто не говорил.

— Да ладно? И никто не спрашивал о том, кто ты такая?

— А зачем? — Мэри сорвала нарисованную травинку. — У всех дела, дела.. — она помахала травинкой в воздухе. — Знаешь, Артур, вообще-то нет. Со мной однажды говорил один приятный джентльмен. Он пришел, чтобы забрать меня отсюда.

— Для чего?

— Осада, — просто ответила та.

— Он спрятал твой портрет, да?

— Ага.

Арти мысленно пообещал себе, что дождется аплодисментов Минта. Он узнал уже очень много — портрет Мэри висел тут еще до осады двадцать третьего. Так-то.

— Мэри, а ты ведь жила когда-то, да? — он увидел, как помрачнело ее лицо. — То есть не все на портретах когда-то были живыми..

— Я поняла, — спокойно отозвалась Мэри. — Да, жила, — усмехнулась. — Недолго, правда.

— Лучше скажи когда.

Арти стоял перед портретом, глядя чуть-чуть выше своей головы — куст был на картине далеко, а значит и выше. Мэри, сгибаясь, сидела под ним и все так же рвала травинки. Арти заламывал руки, дергал рукава свитера и пристально следил за девушкой. Ждал — ответит или нет. Но на Мэри определенно что—то нашло — сегодня она не швырялась заклятиями, не злилась на его вопросы и даже отвечала.

— Я жила на рубеже веков, — довольно тихо ответила та. — Это было жуткое время. Знаешь там, ведьм сжигали, — совсем тихо добавила Мэри, а Арти вдруг испугался, что и ее сожгли. Мысленно он уже понимал, о каком периоде идет речь — еще на век раньше, чем осада. Влияние Минта, усмехнулся Арти и продолжил слушать. — Мама умерла сразу после моего рождения. Она не была волшебницей, но с детства жила в их мире. А отец был стариком, относительно, конечно. И еще немного сумасшедшим, — она грустно улыбнулась и замолчала, но Арти не спешил перебивать. — Знаешь, я ведь не училась в Хогвартсе. Мне было шесть, когда его закрыли.

— Хогвартс закрывали? — не удержался Арти.

— Ага, — отозвалась Мэри и вытянула ноги. — Это было опасно. Учиться тут, в смысле. Отец отправил нас с братом в Данию, к бабушке, сразу после закрытия школы. Брат мой уже успел тогда один год отучиться. Вот, мы приехали туда — языка не знаем, бабушку не знаем. Чужая страна. А там не лучше оказалось.

— Подожди, тебе было шесть — как ты все это помнишь?

— Знаешь, когда твоя жизнь не сильно дольше, вспомнишь и не такое, — Мэри снова выдернула из нарисованной земли нарисованную травинку. — Да и жизнь тогда была не сахар. Меньше, чем через год, умер дедушка и бабушка привезла нас обратно в Англию. В Дании все равно было не лучше, а тут, в Англии, хотя бы больше родственников. Бабушка обучала нас магии дома.

— Так, тебе тогда уже семь было? — уточнил Арти. — Ты в семь лет магии учиться стала?! — недоумевал он.

— Война, знаешь ли, — ответила Мэри. — Когда каждый день живешь под угрозой быть сожженной в собственном доме..

— Жутко.

— Ага. Знаешь, не особо весело было. Отец в разъездах был, книги по всему миру прятал от огня, бабушка, бывало, уйдет куда-нибудь, а вернется обязательно уставшая. Я тогда не сразу поняла, что она в этой войне погрязла, как я не знаю кто... Мелкие сражения были, Министра убили, развалили Аврорат..

— Что? — не понял Арти.

— Аврорат, — повторила Мэри. — Ну, там авроры, — добавила девушка, но Арти все равно не понял. — Господи, действительно развалили. Это такой Отдел Министерства был, типа.. Мерлин, не знаю как объяснить. Они бойцы, специально обученные.

Арти кивнул, начиная немного понимать. Видимо, это их ОПиОБ.

— Развалили, значит, — Мэри поджала губы. — Ладно. Так вот, а потом было сражение за Хогвартс. Он, видите ли, стратегически важен.

— В смысле?

— Замок ведь. Школа. Не знаю. Но наши защищали, а те..нападали.

— Подожди, а кто наши, а кто нет? — он как-то за все это время не понял, что за война. Минт говорил что-то про развал системы, про сжигание типографий, книг. Только с кем воевали-то?

— Наши это..наши, — Мэри даже удивилась. — Как объяснить, если смотришь и видно — наши? А нападали магглы в основном.

— Магглы?! — переспросил Арти. — Но Хогвартс...

— Артур, ты слушал меня? Они Аврорат развалили. Так что им Хогвартс? Какой-то там замок, пусть и древний.

— Но..ты сказала в основном магглы. Им помогали волшебники?

— Помогали, — Мэри протянула руку к своей палочке. — Немало их было, скажу я тебе.

— Подожди, ты с ними сражаешься? Сколько тебе на этой картине?

— А как думаешь? — немного смущенно спросила Мэри и даже улыбнулась, но за этой улыбкой все равно была грусть.

— Не знаю. Пятнадцать?

— Почти, ага, — она снова погрустнела. — Четырнадцать мне тут. Бабушка никогда не ставила Охранные чары на дом, когда уходила — в то время это было опасно. Чем больше чар, тем вероятность, что тебя найдут, больше. К нам тогда дядя зашел, просил моего брата при первом же намеке на опасность трансгрессировать куда подальше. Я услышала, как он сказал, что Хогвартс не выдерживает, а потом ушел. И я сделала первую и последнюю в своей жизни глупость — я отправилась в самую гущу сражения.

Мэри убрала со щеки слезу и посмотрела в упор на Арти.

— Я не могу сказать, что жалею — мы выиграли. Я положила столько людей, сколько, наверное, никто... Но... Я бы хотела еще пожить.

— Ты умерла там... А портрет?

— Ты не поверишь, — Мэри скрутила волосы и откинула их за спину. — Меня рисовали во время сражения.

— Кому-то было нечего делать? — не поверил Арти.

— Мой брат был художником. Несмотря на войну, на все это жуткое время он просто отпадно рисовал. Он отправился в Хогвартс, когда не нашел меня дома.

— Зачем? — Арти понимал, что почти не дышит. Мэри умерла в том сражении, а ее брат просто-напросто ее рисовал?!

— Он не умел сражаться, — как будто оправдывала его Мэри. — Он был бездарь в плане ведения боя. Медленный, невнимательный, неточный.. Зато он прекрасно рисовал. Он сказал мне, уже портрету, что знал, что я не уйду с поля добровольно. И он прекрасно понимал, что я не уйду оттуда живой. Он хотел дать мне хоть какую-то жизнь.

— Его не убили?

Мэри покачала головой.

— Ты же видишь, откуда ракурс, нет? Он сидел на дереве, невидимый. Знаешь, он сказал мне потом, уже портрету, что меня убили почти в тот же момент, как он закончил рисовать. Это, в основном, и означало жизнь на портрете.

— Не понял, — честно признался Арти.

— Когда художник рисует живого человека, портрет не сразу становится в той мере портретом, в каком мы привыкли его видеть. Чтобы тот перенял по-настоящему характер нарисованного, его мысли и прочее, нарисованный должен умереть. Чем меньше разница между этими двумя событиями, тем ближе к живому будет портрет. Знаешь же, наверное, что у Хогвартса есть своя магия, да? Так вот при смерти директора, замок сам предоставляет его портрет, сразу же. Во многих старинных домах та же магия.

— Это поэтому ты все время, — Арти помахал рукой. — Да?

— Наверное, — Мэри прикоснулась к палочке. — Я даже не поняла, что умерла. Кидаю заклинание — а врагов вдруг не стало. Только брат смотрит на меня.

— Мне жаль, — выдал Арти. — А где твой портрет был все то время?

— Отец спрятал. А потом один седовласый красавец нашел и притащил сюда. Мне показалось, он меня узнал. Хотя откуда? Это был пятьдесят восьмой, когда школу открывали.

— После битвы в пятьдесят седьмом, да? — уточнил Арти.

— Ага, — Мэри покрутила палочку. — В ней отец погиб. И брат тоже. Да много кто..

— Подожди, но брат твой..он же не умел сражаться?

— Он и не сражался. Отца рисовал, — Арти хотел спросить зачем, но Мэри продолжала сама: — Никто, кроме отца, не знал, где был мой портрет. А Дин хотел, чтобы я не под землей где лежала, а хотя бы над ней была. Вот он и поперся туда. Это мне уже его сын сказал. А там его убили, и отца тоже..

— И как же тебя нашли?

— У отца записи были оставлены. Вот тот седовласый как раз их нашел. Нашел и меня.. И сюда сам повесил. Добрый был старичок.

— Брайн Поттер, — прошептал Арти, понимая о каком старичке идет речь. — А твоего отца как звали? — Арти казалось, он слышал недавно историю о каких-то записях, битве пятьдесят седьмого... От Минта, не иначе.

— Джон. В честь его дяди, — ответила Мэри и добавила: — Джон Томас.

Арти хлопнул себя по лбу — ну, конечно. Позавчера дело было, как раз перед ужином. И еще это «Невозможное возможно», и Эмма зашла... Эмма. Два дня назад он мог только мельком наблюдать за ней. Очаровательная, смешная. А теперь он с ней даже говорил, он с ней познакомился и даже пожал ей руку! Как резко все вдруг меняется. Невероятно.

— Артур, а ты не забыл про ужин? — Мэри деликатно покашляла. — А то знаешь, после ночи в Больничном крыле и наказания у Раббса, про него забывать нельзя.

— Спасибо, Мэри, за все.

— Да не за что, — улыбнулась девушка на картине и, указав палочкой на мантию, чуть ее подлатала.

— Не унывай, мы с Минтом еще обязательно с тобой поболтаем.

Арти махнул ей рукой и поспешил вниз. Унылая лестница была все такой же унылой, ржавый рыцарь все таким же ржавым, пустые коридоры по-прежнему были немного пустынны, а в Большом Зале было..так же тихо как вчера. Арти не дышал, застыв у самого входа в зал. Негромкий шепот, удары вилок, пикирующие совы, шуршащие крыльями. Стало страшно. Вернулась пульсирующая внутри паника, вернулись воспоминания о вчерашнем ужине, о письме от матери, в котором говорилось, что отец в тяжелом состоянии доставлен в больницу Святого Патрика. Вернулся страх за друзей, за отца, за маленькую сладкоежку-сестру. Как она там? Арти выдохнул и снова задержал дыхание. Мимо него кто-то то и дело заходил внутрь, но Арти боялся пошевелиться. Боялся, что сев за длинный факультетский стол, он найдет письмо для себя, вновь печальное. Он боялся, что черный заголовок «Вестника» снова будет заставлять сердце колотиться.

— Привет, — мимо прошли пятые, только вчетвером. Уайта этого с ними не было. Они были спокойные, довольные, но, переступив порог зала, тоже как-то напряглись.

Арти кивнул им и все-таки пошел вперед. Он присел рядом с полненькой девочкой, сжимавшей вилку, и с удивлением обнаружил, что друзей все еще нет. Его однокурсник передал ему письмо, пожаловался, что сова Арти его укусила, и вернулся к разговору. Арти, затаив дыхание, распечатал конверт и прочел небольшое, но радостное послание:

«Арти, дорогой, папа пришел в себя. Состояние улучшается, так что к концу недели его отпустят домой. Очень тебя прошу, не ходи пока в Хогсмид — опасно. Мама»

Стало чуточку спокойнее. Арти оглянулся на стол пятого факультета — сегодня он к ним снова сел спиной — и понял, что они нервничают. Что-то произошло? Арти нашел глазами газету и, схватив, сразу же заметил один из заголовков: «Побег из-под стражи». Он пробежал глазами маленькую заметку, в которой мистер Грей очень сожалел, что были предприняты не самые жесткие меры, что вопрос о создании специальной тюрьмы уже рассматривается, а Менелос Т. Малфой объявлен в розыск.

Арти вдруг пожалел его сына. Вчера, когда мать написала про нападение, про то, что отца без сознания и с глубокими ранами и ожогами отправили в больницу, он сорвался. Арти не знал, зачем побежал за этим Малфоем, зачем ударил, зачем... Но стало легче. Сразу же стало легче и махать кулаками уже не очень-то хотелось. Только кричать. Потому что было больно, неприятно. Сейчас ему все это казалось глупостью. Он полдня работал вместе с Малфоем, он видел, как тот легко превращает булыжник в маленький плоский камешек. Видел, как тот переживает из-за отца. И он понимал его, ведь сам переживал.

Собственно, в чем тот виноват, если его отец что-то сделал? Да ни в чем. Правда, подобные выводы могут придти только в спокойном состоянии, когда в руке спокойное письмо, радостное, без плохих вестей. А преступник сбежал. Арти поморщился. Неприятно, конечно, но... Что он может сделать? Не может же он броситься бежать, разыскивать... Но нет, все-таки неприятно. Несправедливо. Преступник должен быть наказан.

Арти снова обернулся. За пятым столом, самым небольшим и немноголюдным, шептались. Кто-то стукнул кулаком по столу. Эмма схватила Малфоя за руку, но Арти только улыбнулся. Она говорила что-то, немного склоняясь к нему, прядки светлых волос свисали, закрывая половину лица. Невероятно красива.

Малфой одернул руку и встал. Он шел вдоль стола, как вчера. Только на этот раз за ним рванули все его друзья. Арти отщипнул немного от куриной ножки и проводил их взглядом. На выходе они встретились с Уайтом, Минтом, Сарой и Ноттом. Уайт ушел за друзьями из зала, так в него и не зайдя, Нотт отправился к слизеринскому столу, а гриффиндорцы поторопились к Арти.

— Что произошло? — Сара схватила газету. — О господи.. Льюис..

— При чем тут?.. — Арти выхватил у подруги газету и прочитал статью рядом с той, которую он изучал до этого. «Нападение на дом Скамандеров» гласило название, а на фотографии чуть ниже заголовка был виден двухэтажный дом с разбитыми стеклами и старик на пороге, не пускающий никого внутрь.

— Глава больницы Святого Патрика мистер Скамандер заявил, что не желает давать комментариев по поводу случившегося. Он подтвердил, что нападение было, и утверждает, что никто не пострадал, — прочитал Минт, видимо, свою газету. — Нам не удалось попасть внутрь, но мы видели его жену целой и невредимой. Как известно, их сын погиб этим летом, а внук учится в Хогвартсе, что подтверждает слова главного врача центральной больницы, — Минт пробежал глазами ниже и снова процитировал: — Мистер Грей, глава Отдела правопорядка и обеспечения безопасности, предполагает, что нападение дело рук сбежавшего утром заключенного Менелоса Т. Малфоя или его союзников.

— Что за, — Арти залпом опустошил стакан с соком. — Что вообще происходит?!

Минт пожал плечами, откладывая газету, а Сара уставилась в потолок. Арти отщипнул еще кусочек от куриной ножки и спросил себя, когда это Сара успела узнать фамилию Льюиса?

Вокруг было тихо, преподаватели сидели на местах, а подозрительный взгляд директора скользил над их головами. Проклятое чувство беспокойства захватило целиком и полностью.

Гриффиндор. Минт

Они спускались в подземелья за Сарой и Ноттом. Минт нес рюкзак, торжественно напевая про себя песенку, а Роджер — как просил называть себя Уайт — плелся рядом, немного скучая, но при этом бросая беглые взгляды по сторонам. Видимо, таким образом запоминал дорогу. Минт запоминать почти не старался — Сара, если что, покажет снова.

Путь оказался не таким уж и длинным — всего несколько поворотов. Они остановились у такой же голой стены, как и перед тем, как оказаться в потайном ходу. Слева висел факел, освещая темно-серые камни.

— Собственно тут, — Нотт указал на стену. — Пароль очень прост, — он наклонился к камню справа от нижней части факела и прошептал: — Зельеварениес.

Дверь приоткрылась, пропуская всех четверых в темное помещение. Сара тут же взмахнула палочкой, зажигая свечи. Здесь было довольно тесно, но при этом уютно — никакого беспорядка, три котла слева на полу, стеллаж с книгами, такой же с ингредиентами и несколько коробок под столом, возле которого стояли два высоких стула. В правом углу было кресло и маленький столик с открытой не ней книгой, а вдоль левой стены тянулась длинная столешница, на которой стояли весы, подсвечники с огарками свеч, еще несколько котлов, склянки — пустые и заполненные — и несколько коробочек. Под столешницей стояли две табуретки и корзина с травами.

— Забавно тут у вас, — Роджер огляделся. — Вы оставите рюкзак тут?

— Да, думаю, Минт, ты не против? — спросила Сара, повернувшись к нему.

— Мне тут нравится, — усмехнулся Минт. — Давно мечтал здесь побывать.

— Только прошу без толп народа, — Нотт залез на один из высоких стульев. — Если вдруг захотите покопаться в рюкзаке, заходи сам и лучше забирай.

— Э-э, — Минт повернулся к Нотту. — Может лучше пусть сюда приходят?

— Тут не проходной двор.

— Вы не парьтесь, вряд ли мы скоро заинтересуемся рюкзаком, — пообещал Роджер. — Хотя вы вполне можете упростить нам задачу, — он прищурился, но потом продолжил: — Если найдете какой стишок, скажите, а?

— Стишок? — переспросила Сара.

— Ну да, шесть строчек, — Роджер явно не хотел их просвещать.

Шесть строчек. Стишок. Вряд ли скоро заинтересуются... Минт вспомнил, как видел Эмму и Льюиса, снимающих картину. И кто-то сегодня спрашивал, не подались ли они в исследователи. Тайны...

— Вы его на картинах искали? — спросил Минт.

— Да о каких ты картинах? — к нему повернулась Сара.

— Я видел, как Эмма и Льюис снимали картину вчера. Только не понял, зачем.

— МЫ не искали. Это они, — заметил Роджер. — Эмма решила, — он осекся и помотал головой. — Ладно, не важно. Я понял, где, если что, вас искать и рюкзак. Лост пусть возится с дневником.

— Почему он Лост? — неожиданно спросил Минт.

— Аббревиатура, — ответила Сара. — Только я ничего кроме имени не знаю.

— А я только имя и фамилию, — усмехнулся Роджер. — У него на вещах было написано Л.О.С.Т. еще на первом курсе.

— И ты ни разу не узнал?

— Я честно не помню, — ответил Роджер. — Что он Скамандер — знаю, а вот второе имя или, тем более, фамилию матери..

Роджер развел руками и отошел от стола.

— Но если что, мы договорились, да? — Нотт закрыл книгу, что лежала на столе в тени какого-то непонятного предмета.

— Да, — подтвердил Роджер и дошел уже до двери, но вдруг остановился. — Слушайте, а вы любите загадки или интересуетесь историей?

— Загадки в истории, — почти одновременно с Минтом ответил Нотт. Сара усмехнулась и зацепила пальцем цепочку медальона на шее.

— Я ненавижу загадки, — Сара опустилась на один из стульев. — Роджер, серьезно, почему Льюис не может мне объяснить, что было вчера?

— А еще, — Нотт указал Роджеру на табуретку, которую призвал к столу, — твой друг ведь действительно прочел мои мысли.

— Джодо-то? — Роджер опустился на табуретку. — Но мысли нельзя прочесть.

— Услышал, значит, — подал голос Минт. — Это нельзя отрицать.

— Но можно я все-таки буду? — Роджер улыбнулся.

Нотт пожал плечами. Минт посмотрел на него — он уже подумал вчера, что с ним можно поболтать, но то, что им обоим интересны загадки в истории, да еще говорят они об этом синхронно... Забавно.

— А вам что? Загадки или история? — тем временем спросила Сара.

— Нам все, — Роджер посмотрел на них всех по очереди. — Знаете ведь, как с нами дело обстоит.

— И чего вы, загадки разгадываете?

— Да нет, — он пожал плечами. — Просто живем, — он помолчал, — стараемся жить. В силу некоторых обстоятельств, наша жизнь немного..не такая.

— Какая? — заинтересовалась Сара.

Минт подозрительно скосил глаза на подругу — еще недавно она не так относилась к пятым. Совсем не так. Даже не то чтобы не так заинтересованно, она их вообще ни во что не ставила.

— Другая, — Роджер, видимо, не знал, как объяснить. — Нам приходится жить самим по себе. Я не жалуюсь, наоборот. Но.. Мисс Кип, например. Нам к ней лучше лишний раз не соваться.

— А как же травмы там, болезни? — Нотт нахмурился. — Последствия дуэлей?

— Думаете вы одни зелья варите? — он посмотрел сначала на Нотта, потом на Сару. — Нау отлично справляется с тем, чтобы накануне матчей сварить нам Костероста.

— Нау это смуглый такой? — уточнил Минт, а Роджер кивнул.

— А ингредиенты? — Нотт и Сара вдруг переглянулись. Зельевары, чтоб их!

— Слушайте, я вас всего сутки знаю, — Роджер немного наигранно возмутился.

— Да нам просто нужно было кое-что, — Сара неуверенно посмотрела на Роджера и прикусила язык. Нотт громко вздохнул и спрятал лицо в руках.

— Сара ты сумасшедшая, — прошипел он.

Минт сидел, поглядывая на рюкзак. Вообще-то ему хотелось бы до ужина еще разок залезть внутрь. Там же столько всего! Там же, там же! В дневнике, конечно, явно больше всего полезного можно было найти с точки зрения знаний о двадцать первом веке, да только расшифровывать он не умел. А изучить рюкзак..

— Ты могла бы попросить Лоста, он мастер в добыче ингредиентов, — выдал-таки Роджер, а Минт заметил, как усмехнулся Нотт. Интересно, а для чего им ингредиенты-то нужны?

— Он их из хранилища берет?

— Ну да, — Роджер в который раз пожал плечами.

— Слушай, — Минт посмотрел на Роджера. Он вспомнил еще, что хотел узнать. — Там, в ходу, вы себя странно вели с дневником. Точнее, еще до него.

Роджер так вздрогнул, что Минту стало ясно — тот понял и без уточнения, о чем речь. Значит, ему все-таки не показалось. Они прислушивались к нему, как прислушиваются магглы, бьется ли сердце. Минт еще помнил то утро, когда они с братом не могли разбудить бабушку...

— Тебе показалось, — отмахнулся Роджер.

— Да мне тоже в таком случае.

Минт посмотрел на Нотта. Все-таки удивительный слизеринец.

— Присоединяюсь, — Сара подняла руку.

— Знаете что, — он поднялся и задвинул табуретку. — Не моя это тайна, не мне ее раскрывать.

— Так значит не показалось? — спросил ему вдогонку Минт. Роджер остановился и повернулся к ним, не скрывая улыбку.

— Ну и приставучие же вы.

— Это странно?

— Необычно, — он снова пожал плечами, выдвинул табуретку и уселся на нее, положив локти на стол. — Мало кто, кроме своих, хотя бы смотрит в нашу сторону. Опять же, я не жалуюсь. Я привык, хоть и мириться с этим было трудно. А теперь я просто не понимаю — в пятницу ты, — он посмотрел на Сару, — Льюиса..утешала. А сегодня, несмотря на то, что вчера мы все немного..подрались, мы тут болтаем с вами о жизни.

— Арти не хотел, — пробормотала Сара. — Просто его отец...

— Да я понимаю, — отмахнулся Роджер. — Но и вы должны понимать, что для тех, кто все время был в стороне, сложно привыкнуть к...вниманию, что ли. Вот ты пришла вчера к нам в башню, да? — он снова посмотрел на Сару. — Ты ожидала, я тут же тебе Лоста приведу? Или что он с радостью поделится.. — Роджер замолчал. — Ну, то есть на вопросы ответит? Это глупо.

— Ты тут сидишь и болтаешь, — напомнил Нотт. — Знаешь, немало наболтал.

Роджер нахмурился.

— Я-то это я.

— Чем ты лучше? — Сара подалась чуть вперед.

— Лучше? — Роджер поморщился. — Я не лучше.

— Хуже? — предположил Нотт.

— Я обычный.

— А они? — не выдержал Минт.

— Слушайте, дня мы не знакомы, — он поднял вверх палец и улыбнулся.

— Да мы уже это слышали, — усмехнулась Сара.

Минт не выдержал. Он положил на стол рюкзак, развязал завязки и протянул внутрь руку. Пусть болтают себе, ходят вокруг да около каких-то там тайн. У него есть невероятная вещь — рюкзак неизвестно какого века. Хотя вроде известно — двадцать первого. По крайней мере, дневник того времени, значит, наверное, и рюкзак должен быть примерно той же поры. Младше, скорее всего, но в рамках целого века это не так уж и важно.

Он вытащил пачку записок. К сожалению, они тоже были зашифрованы. Минт пролистал их — не больше двух предложений в каждой. Почти во всех — какие-то числа, иногда даты, иногда просто длинные наборы цифр. Минт заметил, что несколько писем начинались с одинаково непонятного слова из четырех букв, чуть меньше писем начинались с одного и того же предложения — это самое слово и еще два. А два были идентичные — даже цифры там были одни и те же: 30.09

Минт отложил стопку в сторону и полез в рюкзак. Наружу выкатился один из многочисленных сосудов с сине-зеленой субстанцией.

— Сара, не знаешь, что это? — Минт протянул подруге пузырек.

Сара откупорила пухлый сосуд и понюхала содержимое. Затем протянула Нотту и тот сделал то же самое. На лицах обоих застыло недоумение.

— Вообще даже на зелье не похоже, — выдохнула Сара, после повторного принюхивания.

— Только пальцы туда совать не надо, — предупредил Нотт, когда Роджер потянулся к сосуду.

— Почему нет? — удивился Роджер.

— Сара! — крикнул Нотт и Сара схватила Роджера за руку. — Это не похоже на зелье, Сара права. Не чувствуется никакого запаха, сам понюхай. А так почти не бывает.

— Да, обычно запах можно только смягчить, — добавила Сара. — И нос туда не опусти случайно.

Роджер изобразил на лице гримасу обиженного ребенка, но, опустившись над сосудом, носом туда не попал.

— Подумаешь, не пахнет.

— Но если не зелье, то что? — Минт вытащил из рюкзака еще три таких же пузырька. Всего он видел их восемь штук в прошлый раз. Очередной вытащенный сосуд — а Минт сейчас вытаскивал именно их — был красно-синего цвета, но при этом почти как предыдущий. Причем он был не фиолетовым, а именно двухцветным — как будто жидкости двух цветов смешались, но окончательно не перемешались. С сине-зелеными сосудами было тоже самое, но там не так заметно.

— Синий основа, — прошептал Нотт, изучая два пузырька. — Посмотри, там кажется еще были желто и черно-синие.

— Еще зеленый, — Минт вытащил очередной пузырек почти слизеринских цветов. Потом он достал свою палочку и стал призывать пузырьки сразу в руки, дабы не лазать по бескрайним просторам рюкзака. На стол перед Сарой легло два желто-синих пузырька, а тот, что черный с синим, отправился к Нотту.

— Ну можно я палец туда опущу, а? — Роджер умоляюще посмотрел на Нотта. Тот кинул ему пузырек с красно-синей субстанцией.

— Если умрешь, то я предупреждал, — заметил Нотт, изучая свой пузырек.

Минта передернуло от такого заявления, а Роджер уже откупорил сосуд.

— Слушай, не надо, а? — Сара умоляюще посмотрела на парня. — Ну, правда, зачем?

— Любопытно, — выдохнул Роджер и опустил мизинец в пухленький пузырек.

Минт не успел покачать головой — комнату пронзил истошный вопль Роджера. Он выдернул руку и еле-еле удержался на табуретке. Его словно бил озноб, руки дрожали, держась за стол. Губы в миг посинели, а на лбу появлялись капельки пота.

— М-мерлин в-великий, — прошептал он. — Ж-жесть.

Нотт замер, закупорил сине-зеленый пузырек и наклонился через стол. В глазах был ужас, словно он сам заставил Роджера засовывать палец внутрь.

— Я же просил, — выдохнул он и подлетел к склянкам на столешнице слева от двери. Отыскал нужную и, открыв, вылил содержимое в Роджера. Тот перестал трястись и более осмысленным взглядом уставился на сосуд.

— Никому такого не пожелаю, — пробормотал он, вытирая со лба пот.

— Что ты почувствовал? — спросила Сара, изучая свой желто-синий сосуд.

— Боль по всему телу. Ж-жуткую боль, — Роджер, достав палочку, взмахнул ею и до Минта долетел теплый воздух.

— Она сразу пропала или нет? — спросил Нотт.

— Не знаю, — ответил Роджер, снова взмахивая палочкой.

Минт, вытащив из рюкзака все пузырьки, которые там были, принялся их изучать. То есть он, конечно, просто отставил те, которые были пухлые, как эти, что Сара и Нотт нюхали, в сторону, отдельно поставил опознанный вчера сосуд с Оборотным Зельем и уставился на остальные. Глаза разбегались, а его знание Зелий оставляло желать лучшего.

— Дай-ка, — Сара потянулась к пузырьку, в который Роджер так неосмотрительно засунул палец и откупорила его.

— Ты что делаешь? — спросили одновременно Нотт и Минт.

— Эксперимент, — заявила Сара и вытянула тоненький мизинец.

— Сумасшедшая, — Нотт обогнул стол. — Сара, перестань. Ты видела, что с Роджером произошло?

— Роберт, — Сара отвлеклась от пузырька. — Именно поэтому.

— Потому что я не умер? — уточнил Роджер.

— Роберт, у меня идея, — Сара коснулась пальцами цепочки от медальона.

— Глупая идея.

Совершенно внезапно что-то застучало. Нотт потянулся к непонятному предмету на столе, который оказался часами, пробившими семь, а Сара в этот момент коснулась субстанции в сосуде. Она тихо вскрикнула и одернула руку. Потом вскрикнула еще раз, чуть громче, вся дрожа, и обнимая себя руками. При этом она совершенно глупо улыбалась, а по щеке у нее текла слеза. Нотт влил в нее зелье и Сара перестала дрожать.

— Сумасшедшая ты, — Нотт поставил пустой сосуд с зельем на стол, а Роджер выпустил из палочки теплый воздух.

— Зато получилось, — смущенно пробормотала та и закрыла глаза, немного хмурясь.

— Что получилось? — переспросил Роджер.

— Все, — прошептала Сара. — Мы почти забыли про ужин, — добавила она и поднялась.

Гриффиндор. Сара

Она сидела, уставившись в потолок, чувствуя одновременно и тепло, и холод. Приятно было снова оказаться в своей голове не одной, но тело словно до сих пор кололи мелкими иголками. А газетная статья, процитированная Минтом, заставляла дрожать. А мысленный разговор по пути в Большой Зал с незнакомкой из медальона вообще выбил из колеи. Почти первое, что та спросила — кто в мирное время разбрасывается Круциатусом? Сара понятия не имела, что это такое, но зато рассказала про странную субстанцию. Незнакомка долго молчала, пока не попросила показать ей потом эти пузырьки.

Скамандер..

Сара вздрогнула от этого шепота внутри. Вы знали Скамандеров?

Обоих.

А их было двое?

Незнакомка не ответила, только как будто бы кивнула. Сара решила, что ей, наверное, неприятно об этом говорить. Может быть.. Она запретила себе думать. Все, что она может подумать, услышит ни одна она.

Довольно предусмотрительно, кстати.

А вы, между прочим, так и не рассказали мне ничего. Обещали ведь. И кстати, я вот уверена, что Минт, да и Роберт тоже, просто мечтают вас тоже послушать.

Они обо мне уже знают?

Только Роберт. Я ведь сначала потеряла медальон и решила искать его весьма своеобразным образом. Ну, напоить всю школу Сывороткой, а потом спрашивать. А он оказался у него. А потом я не смогла до вас достучаться.. Кстати, как это сделать? Не каждый же раз пальцы в это проклятое зелье пихать? Так вот, я не смогла, и решила, что Льюис может мне помочь. Вдруг, вы в него вселялись? Но он мне ничего не сказал. И я снова..

Знаешь, мне легче было посмотреть твои воспоминания.

А я и забыла, что вы можете. Будете смотреть?

Не вижу нужды. Я и так поняла — ты рассказала некому Роберту про меня. Вероятно, совершенно случайно?

Да, я не хотела.

— Сара, ты идешь? — Минт и Арти уже стояли, а ее тарелка так и была почти полной.

Пойдем посмотрим эти ваши пузырьки. И возьми с собой что-нибудь поесть.

— Ага.

Они вышли из Большого Зала, свернули к мраморной лестнице и спустились по ней в подземелья. Арти шел, неуверенно оглядываясь по сторонам. Почти у самой лаборатории их догнал Нотт, тяжело дыша. Сара прошептала пароль и они оказались внутри, где свечи так и горели с момента их ухода.

Она сразу же подошла к пузырькам со странными субстанциями и указала пальцем на ту, до которой дотрагивалась. Сара присела на стул, позволяя незнакомке — хотя что она могла разобрать, сидя внутри? — опознать содержимое. Та сдавленно застонала.

Если я права, то ни в коем случае не касайтесь тех, что зеленые. И скажи остальным.

— Э-э, Роберт? — позвала она Нотта. Тот подошел и наклонился к ней. — Мне тут сказали, что касаться зеленых нельзя ни в коем случае.

Убьют.

— Убьют, — добавила Сара совсем тихо.

— Может быть ты нас познакомишь? — усмехнулся Нотт, складывая все зеленые в пустую коробку и надписывая на ней «Смертельно опасно».

— С чего ты взял? — Минт нахмурился.

— Сара? — Нотт повернулся к ней и сделал приглашающий жест.

Ха-ха, давай, объясняйся.

— Это сложно, — пробормотала Сара, чувствуя, как что-то внутри нее волнительно сжимается. — Медальон, — Сара постучала пальцем по мантии в том месте, где тот висел, — он как бы необычный. Ну, не совсем..

— И как ты на уроках отвечаешь? — Арти присел в кресло.

— Там душа, — выдала Сара и зажмурилась. — Чья-то. Кстати, я же так и не узнала, чья? — обратилась она все еще вслух, но уже к незнакомке.

Ты считаешь, что достаточно объяснила друзьям?

— Эй, как тебя зовут? — возмутилась Сара. — Она считает, — пояснила она недоуменному Минту, — что я вам плохо объяснила.

— Знаешь, а она права, — усмехнулся Арти. — Я ничего не понял. Кроме, наверное, того, что ты с кем-то там говоришь.

— В медальоне была заключена часть чьей-то души, — обратился к Арти Нотт. — Я до сих пор не понял почему, но два дня назад она как-то покинула его и..

— Вселилась в меня, — закончила Сара. Минт широко открыл глаза. — Да, вы допрашивали ее. Но она хорошая!

Спасибо.

— Но это Темные Искусства, — не забыл вставить Нотт, отчего Арти тут же нахмурился. — Но это же Сара, — добавил он.

— И все это время.. — начал Минт, но Сара тут же покачала головой.

— Только перед тем, как мы пошли на ужин, — объяснила Сара.

И я опять не очень понимаю почему, добавила она уже про себя.

Боль.

Так значит моя идея была верной? Сара нахмурилась. В этот раз — да, боль, но в прошлый?

Ты переживала за отца того мальчика. Ну, по крайней мере мне эта версия кажется правдоподобной.

И что? И кстати о мальчиках. Вы в него вселялись?

Нет конечно.

А как же вы говорили, что он не выдержал вашей боли? Что это значит?

— Нам кстати тоже очень интересно, о чем вы там шепчетесь, — пробормотал Минт, переставляя на столе пузырьки.

Мне показалось, он почувствовал мою боль.

Но так не бывает!

Но ты же чувствуешь?

— Но вы-то во мне! — возмутилась Сара уже вслух.

О, это очень просто исправить.

— Э-эй! — Сара хотела возмутиться, но тут все ее существо словно сжалось в комок. Честно говоря, она предполагала, что волшебница просто вернется в медальон, а не поменяется с ней местами. Сару словно оттолкнули к стене. Она все так же видела, слышала, только сделать сама ничего не могла. Телом она не управляла.

— Что происходит? — Арти вскочил с кресла.

— Привет, — ее тело улыбнулось и Сара это почувствовала. Она слышала свой голос, но сама сидела у несуществующей стены и молчала. — Меня зовут Лили.

— О, вы завладели ее телом? — Нотт сложил на груди руки. Немного нервно, но и в то же время словно довольный.

— Ты не переживай, я ей его верну в целости и сохранности, — непривычно покровительственно ответила Лили ее голосом. Сара отметила, что у нее самой такая фраза получилась бы более ироничной, что ли.

— Роберт Нотт, — представился Роберт, пока Сара сидела у своей стены, не зная что делать. Хотелось обиженно стучать ногами и бубнить этой Лили что-нибудь на ухо, но с другой стороны — забавно ведь.

— Нотт? — переспросила та. — Интересно. А вы? — она обернулась к Минту и Арти.

— Минт, — представился тот. — Без имени, — добавил он.

— Отчего же? — переспросила Лили.

— Не нравится.

Сара, обиженно стуча пальцами по несуществующей стене, услышала голос Лили. То есть не голос, а внутренний голос. Думала она не Сариным голосом, а тем, другим, не злым и не добрым, не старым и не молодым. Думала она, не залезть бы ему в голову.

Не надо никому в голову лезть, — прокомментировала Сара. — Я тебе и так скажу, что его назвали в честь отца, которого он презирает.

Спасибо, я как раз от тебя и хотела узнать это. Не люблю по пустякам в головы чужие лазать.

Только в тела, да? — усмехнулась Сара.

Ты же не против, — пробормотала Лили.

— А я Арти, — тем временем сказал друг.

— Арти это от Артура? — переспросила Лили, а Сара уловила, как та мысленно пробормотала «как дедушка».

Арти кивнул. Лили снова задумалась, но Сара, напевая песенку, не расслышала, что именно. Она только надеялась, что песенка мешает Лили.

— Уизли, нет? — спросила Лили.

— Уизли, да, — подозрительно ответил Арти.

Я ж просила никому в голову не лезть! — возмутилась Сара.

Да надо мне это, когда он вылитый Уизли!

Сара промолчала. Может быть Арти действительно похож на какого-нибудь Уизли из Лилиной жизни. Мало ли.

— А вы когда жили? — осторожно поинтересовался Минт.

— Видимо, давно, — ответила Лили. — В двадцать первом веке.

Не забудь сказать, что тебя сожгли. Ему это интересно будет.

— Тут ваша подруга передает, — Лили вдруг засмеялась, — чтобы я добавила, — она стала серьезной, — что меня сожгли.

— Сожгли? — тупо переспросил Минт. — Двадцать второй век уже, — добавил он очень тихо.

— Нет. То есть вам, конечно, виднее, но это был девяносто восьмой. Двадцать первого века.

— Ух ты, — Минт подскочил. — А..простите, сколько вам было?

— Простите, много, — улыбаясь, ответила та.

— То есть..вы что, можете рассказать нам про двадцать первый век, как очевидец? Вы..

— Вы помните войну в середине века? — осторожно спросил Нотт. — Знаете, у нас тут плохо с историей, только некоторые неточные даты, полтора учебника и вот этот рюкзак, — он кивнул на их находку.

Сара почувствовала, как сквозь стену, у которой она якобы сидит, просачиваются крики и боль. Крики, разрывающие сердце, и боль, проходящая по всему ее существу. Лили извинилась и как будто бы всхлипнула.

— А что вам рассказать? — устало поинтересовалась Лили. — Знаю, не знаю. Всего не знаю и не скажу, но что-нибудь..что вас интересует?

— Хотя бы даты, — первым спросил Нотт.

Сара, точнее Лили, кинула взгляд на Арти, опустившегося обратно в кресло с рюкзаком. Он вытащил оттуда что-то и рассматривал, в пол уха слушая, что происходит около стола. Сара подумала, что ему, наверное, не так интересно, но тот факт, что знакомы они уже давно, говорил точно об одном — Арти не терпится о чем-то рассказать. Возможно это желание засунуто куда-то глубоко, но оно есть.

— Когда началась, например, да? — спросила Лили. — В сорок девятом это было. Летом. С убийства министра Магии.

— А закончилась в пятьдесят седьмом? — уточнил Нотт.

Лили вздрогнула и сквозь стену снова что-то просочилось. На этот раз не крики — а только отголоски какого-то разговора. Потом все в миг исчезло, а Лили кивнула Сариной головой.

— А что это была за война? — Минт вертел в руках какую-то склянку. — За что? Кто с кем?

— Это был намеренный путь к развалу магического мира, — Лили грустно усмехнулась. — Был там один такой. И магглы его, — с отвращением добавила Лили.

— Магглы? — Арти аж в кресле подскочил. — Что..?! Простите, я не вовремя, но.. Я сегодня с Мэри поговорил, которая у нас при входе в гостиную висит. И она рассказала мне про войну на рубеже двадцать первого и второго веков..

— Мэри? — Лили обернулась к Арти. — Мэри?!

— Вы ее знаете?

— Мало ли Мэри, конечно, — Лили задумалась. — Темненькая такая, тощая, довольно красивая, — она запнулась, –..женщина?

— Девочка, — уточнил Минт. — Ей лет пятнадцать, не больше.

— Четырнадцать, — Арти приблизился к столу. — Она, нет?

— Нет, той было почти двадцать, когда я ее видела последний раз.. Так что она тебе сказала?

— Она рассказала, что в Англии в то время была война, что Министра убили, Аврорат какой-то развалили..

— Аврорат? — переспросила Лили и, дождавшись кивка, спрятала лицо в руках.

— Да, дома сжигали, ведьм тоже, и Хогвартс закрыли..

— Ме-е-ерлин, — протянула Лили, все так же пряча лицо в руках. — Какая же я идиотка.

— Так вот я чего, — Арти посмотрел на Сару. — Если почти через полвека магглы и некоторые волшебники разваливали..структуру, наверное, да?..то неужели в середине века то же самое происходило?

— Ты в чем-то прав, — прошептала Лили. Сара в очередной раз поморщилась от боли. — Только никто никого не сжигал. И Хогвартс не закрывали. И с Авроратом все хорошо было..

— А что тогда было..плохо? — удивился Арти.

— Люди погибали. И ты правильно сказал — магглы разрушали нашу структуру.

А как же чары, отталкивающие магглов? — Сара решила, что ей тоже можно задавать вопросы.

На то в их рядах и были волшебники, — невнятно ответила Лили.

Но..зачем?

Лили не ответила. Она — Сара снова почувствовала это — сдержала очередную волну боли и криков. Мерлин, как она сама-то терпит? Сара поудобнее устроилась у невидимой стены и постучала пальцами по несуществующим камням.

— А что-нибудь, кроме дат начала и окончания? Там были какие-нибудь крупные сражения? Переломные моменты? — спросил Нотт.

— Это был один большой переломный момент, — ответила Лили. — А сражения были на протяжении всех восьми с половиной лет.

— А финальное каким было? — задал свой вопрос Минт, а Сара поняла — зря.

Стена рухнула и на нее, такую маленькую и хрупкую, обрушились все эти камни, и ударили морские волны, и что-то очень сильно впилось в каждую клеточку. И это было тихо, почти беззвучно, пока воздух не разрезал на части дикий крик. У Сары перед глазами, словно яркие пятна, летали лучи заклинаний. Зеленые. Красные. Черные. Пролетел белый и вдруг все затихло. А потом снова — крик. И ее руки теребили чье-то бездыханное тело. Камни мостовой в крови и грязи, а под белым куполом, схватившись за голову, кто-то сидел. Ему на вид было лет тридцать, не больше, но Сара откуда-то знала — гораздо больше. Он чуть ли не плакал, сжимал светлые — седые? — волосы и шептал что-то. «Прости» и «Мерлин» — то, что слышала Сара четче всего. А молодой парень на мостовой уже был мертв. И она плакала, кричала. Пролетело заклинание где-то над ее головой. И еще одно — кто-то упал в грязь. Такой же бездыханный, как и этот парень. Такой же мертвый. И она снова кричала, она подползла к мужчине, рыжему, со шрамом на щеке. А тот седой — или все же светлый? — сидел, сжимая палочку. И Сара ненавидела его, она хотела его убить, но не могла. Сил что-либо делать не было. Двое очень дорогих ей людей лежали замертво в этой осенней — или весенней? — грязи. И ей не было дела, что и она может умереть. Сара знала — не умрет. Она сидела к другому живому спиной и плакала, убирая за уши длинные рыжие волосы.

А потом все вмиг исчезло, как призрачное воспоминание. И вот она уже стоит на белой-белой поляне, запорошенной снегом, и смотрит на еще более светлого — седого? — человека напротив. Он очень постарел, лет на двадцать. И палочка его опущена в снег, и плечи поникли. И они говорят друг другу какие-то громкие слова почти шепотом. И она плачет, сжимая палочку. Сара знает — та не подведет. Никого, кроме них двоих, нет на этой поляне. А потом зеленый луч, не встретив сопротивления, останавливает навсегда сердце седого мужчины. Он падает, расцепляя пальцы. И палочка, из которой сегодня так и не успел вырваться такой привычный для него зеленый луч, падает в седой снег.

Сара открыла глаза. Она именно сама их открыла и поняла — снова одна в своем теле.

— Что с тобой было? — Нотт наклонился к ней, лежащей на полу. — Лили? Сара? Кто?

— Я, — прохрипела Сара.

— Мы спросили про финальное сражения, а она.. или ты.. Что произошло? — Арти помог ей сесть в кресло. — Ты минуту точно была в отключке.

— А есть что-нибудь съесть?

Нотт притянул ей кусок пирога и вложил в руку. Сара, немного дрожа, откусила пирог и ей сразу же стало чуть легче. Она подумала, что друзьям, наверное, надо рассказать, что видела, только как объяснить, что именно она увидела? Что было на той мостовой? Финальное сражение? А там, на снежной поляне? А на мостовой она вообще сидела спиной к врагу. Так же не бывает. Или он не был врагом? Своим, но..предателем? И с ним потом разобрались на той поляне?..

— Она всегда сдерживала свою боль, но в этот раз нет. И я видела ее воспоминания, — Сара откусила еще чуть-чуть пирога. — То, о чем вы спросили. Или не то, я не поняла. Но это было больно.

Сара умоляюще посмотрела на Минта и тот кивнул, понимая, что Сара мало что сможет рассказать. Хотя бы потому, что сама ничего не поняла.

— А это что, кровь?! — донеслось до нее со стороны стола и, выглянув из-за Минта, она увидела Нотта, держащего в руках какую-то коробочку.

Слизерин. Мартин Флинт

Он не пошел за Ноттом и компанией только потому, что понимал — ему там делать нечего. Он шатался по замку, пугая редких младшекурсников и не знал, чем себя занять. Отвратительная суббота перетекла в отвратительное воскресение. Кто его просил лезть в эту..потасовку? Ну кто, кто?! Так нет же, он сорвался почти сразу за Ноттом, перепрыгнул подряд через четыре стола и ударил кого-то из тех.

Сам себе он повторял — слизеринец прикрывал слизеринца. Но где-то внутри понимал, что испугался за Сару, хоть и знал, что та кого хочешь на место поставит. Впрочем, тут у нее не очень-то получалось и в какой-то момент ее даже ноги подкосили.

Флинт в очередной раз проходил мимо часов на третьем этаже и все ждал ужина. Есть хотелось жутко, а вызывать второй раз за день эльфа из поместья не следует. На мантии то и дело находились паучки и он их просто-напросто взрывал.

Отвратительное воскресение. Мало того, что его вдруг потянуло на добрые дела — едой эльфийской всех угостить, в драку полезть — так еще и Нотт тут как тут со своим «Обливиэйтом». Когда он на него посмотрел в том полумраке, Мартин сразу понял — может. Может Нотт за несколько секунд решиться поднять палочку и поступить по-слизерински. От этих мыслей было противно.

Зато от других приятно: Нотт помнил, что у Мартина превосходный «Конфундус» выходит. Посмотрел на него и — как только он умел — одним взглядом договорился о дальнейших действиях. Флинт, заметив удаляющегося завхоза, решил, что «Конфундус» это как раз для Раббса. Надо будет еще попробовать, обязательно. А то все на однокурсниках, да на однокурсниках..

Вдруг впереди появился только что вспоминавшийся Раббс и Флинт тут же нырнул в ближайший коридор. Все-таки какие-то сомнения закрались — а вдруг плохо сработал? Вдруг развеялся быстро?.. Но завхоз, почесывая лысеющую уже третий год макушку, пролетел мимо коридора, в котором так и стоял Флинт.

Раббс, на самом-то деле, был не самым противным из старших в этой школе. С ним вполне могли сравниться и директор, и профессор Заклинаний. Последний был не то чудаком, не то дураком, но уважения точно не вызывал. Только мучительную улыбку в духе Хаффлпаффа. А директор..

Отец Нотта, когда однажды те гостили у Флинтов, рассказывал про старика Блэка. Родители пили за какую-то годовщину — а может за Рождество — и вспоминали школьных друзей и недругов. Тогда и выяснилось, что на одном курсе со старшим Ноттом учился некий Грегори, фамилию которого вспомнить не удалось. Он был из богатой аристократии того, послевоенного, времени — которой было не так много, — и еще меньше их осталось сейчас. Но после школы рассорился со всей семьей и ушел из дома, а появился спустя несколько лет уже Грегори Блэком. Отец Роберта как раз имел с ним дело по долгу службы, когда тот вернулся, тогда и узнал в будущем директоре Хогвартса своего однокурсника.

Тогда же, когда их отцы поднимали бокалы с дорогой дрянью, мистер Нотт жаловался, как плохо им жилось с этим хаффлпаффцем. Как доносил он на всех без разбора, как противно сверкал глазками и как ему удавалось избегать взбучек в темных коридорах. Наверное, думал Флинт, если б не был директор уже стариком, все так же собирал все про всех. И даже взбучек не приходилось бы избегать.

Мартин остановился под часами — вот и ужин скоро. Он спустился в тихий зал, уселся рядом с однокурсницами и принялся за еду. Если бы не воспитание и не слизеринцы по обе стороны, Флинт бы набросился на куриные ножки. Так есть хотелось! Над столом закружили птицы и прямо в руки Мартину упало письмо. От отца.

Отложив нож в сторону, Мартин распечатал конверт. Гербовая бумага, аккуратнейший почерк Самопишущего пера, печать и подпись. Как всегда в своем духе.

«Мартин Николас Флинт, Ваше поведение непозволительно и крайне нежелательно в будущем. Если Вас еще раз поймают в такой ситуации, будем пересматривать вопрос с наследством целиком и полностью в ползу Вашего брата. Усвойте.

И будьте так любезны, доложите о Ваших намерениях на следующий год. Сентябрь кончается — я должен знать, останетесь ли Вы на седьмой курс или же предпочтете не обременять себя столь ненужным времяпрепровождением. Ответ жду сегодня же, не позже полуночи.»

Флинт похлопал себя по карманам — ни бумаги, ни пера. Был бы он Ноттом — которого, кстати, все еще нет, — порвал бы письмо на мелкие кусочки и засунул в горящий камин. Нотт бы еще неделю не отвечал на вопрос отца, потом месяц колебался, и только к Рождеству дал бы окончательный ответ. Нет, конечно же он решил все еще в конце прошлого года, но это же отец?

Но Флинту надо было срочно найти пергамент и ответить. И заодно извиниться за столь неподобающее поведение. Подумать только, дрался как маггл! Откуда только отец прознал?! Ах, ну да, старина Блэк. Не мог не написать родителям про их непозволительно себя ведущих детей.

Он пробежал глазами по письму и отправил его в карман. Седьмой курс. Да откуда ему знать, будет он там учиться или нет? Не решил еще. Ответ профессорам надо дать к концу экзаменов в конце шестого. А сейчас — только сентябрь. Впрочем, вот у отца — уже сентябрь.

Странно, что им предлагают выбор. Вот брат его остался только ради квиддича — так и занимается, кажется, только им одним. У некоторых, правда, нет выбора. Но вряд ли он станет тем, кто провалит выпускные экзамены, верно? А если не провалит и решит остаться, то следует выбрать предметы для более глубокого изучения. Вот Сара..

Мартин замотал головой — никакой Сары. Конечно она останется. Конечно она выберет Зелья. И Нотт тоже. А он? А что он?

— Здорово, — Нотт уселся напротив, накладывая себе в тарелку всего по чуть-чуть. Вид у него был какой-то взъерошенный, словно его молния ударила прямо в макушку. Он, торопясь, ел, отпивал неаккуратными глотками сок и еле дышал.

— Куда сейчас? — спросил Мартин.

— Обратно, — пробубнил Нотт, допивая сок.

Мартин кивнул, отрезая себе еще кусочек курицы. Есть перехотелось. Нотт схватил газету, пробежал ее широкими глазами, убрал во внутренний карман. Потом дотянулся до пирога, съел пару кусков и снова вытащил «Вестник». Уже более осмысленным взглядом пролистал пару страниц и снова убрал в тот же карман.

Несколько минут Флинт слушал разговоры однокурсниц о том, что в этом году, такими темпами, Рождественского Бала не будет, что их платьям не суждено быть одетыми и «ох, как же так». Потом Нотт резко поднялся, махнул рукой, как последний гриффиндорец, и вылетел из зала. Флинт скучающе уставился на сидящую напротив и чуть правее девушку. Кажется это ей не повезло вчера во время просмотра кандидатов и она сломала руку. Отчего же ее не было в Больничном крыле с утра?

Девушка не менее скучающим взглядом поглядывала в сторону шестикурсниц, болтающих про Бал и платья. Волосы у нее были ярко-серые — какого-то темного серебра — а обе руки были вполне себе здоровые. Одна из них подпирала ее щеку, совершенно не характерно для Слизерина, а другая держала вилку. Черты лица, как на картинах в старых домах — тонкие, правильные. Ничего лишнего, но и, впрочем, ничего примечательного. Не было этого гриффиндорского выражения лица, как у Сары, не было ее строго поджатых губ, удивления в глазах. Только равнодушие и легкая брезгливость.

Мартин поднялся почти сразу после нее и, держась на расстоянии, пошел следом. Пятикурсница с недавно сломанной рукой вышла из Зала и направилась в выходу из замка. Флинт вышел следом, постоял немного на крыльце и двинулся за девушкой. Она шла туда, куда Мартин меньше всего ожидал — к его любимой скамейке. Шла медленно, опустив руки вдоль тела и подставляя лицо ветру. Лично Флинта ветер раздражал — он был слишком сильный и холодный. Осенний. А ей, похоже, нравился. Она подошла к скамейке, опустила руки на ее спинку, а потом резко развернулась:

— Зачем следишь? — прямо спросила девушка. Флинт, остановившийся в нескольких метрах, удивленно приподнял брови.

— Я шел к своей любимой скамейке.

— Ах, ну да, — девушка улыбнулась и, оттолкнувшись от скамейки, поплелась дальше. Руки все так же вдоль тела, голова — навстречу ветру.

— П-подожди, — крикнул Мартин.

Та остановилась и повернулась в пол оборота.

— Так все-таки следишь? — что-то похожее на усмешку промелькнула на ее лице.

— Да нет, скамейка и правда моя любимая, — спокойно ответил Флинт. — Не составишь компанию?

— Предпочитаю одиночество, — она пожала плечами.

— Не увлекайся им, — ответил ей Мартин и уселся на скамейку, засунув руки в карманы и глядя на Озеро.

Девушка отвернулась и побрела к самой кромке воды. Он долго следил за ее тонкой фигуркой, медленно шагающей по мокрому песку. Она была сама по себе, как ветер. Он не знал ее, но был уверен — она во всем такая. Свободная. И до правил ей наверняка дела нет, что до школьных, что до слизеринских, что до Высших Правил Поведения. Но только не так, как нет дела Саре — она не гриффиндорка из глуши, не слышавшая, как правильно вести себя, скажем, на приеме, а та, для которых они всего лишь указания. Не более. Она может следовать части из них, но загонять себя в рамки не будет.

Мартин Флинт совершенно не знал эту девушку, но был уверен — она такая. И будь он Ноттом, обязательно бы познакомил ее с отцом, как будущую невесту, даже если бы она таковой не была. Но он не Нотт и ему ведь еще написать ответ на письмо..

Мартин поднялся, глянул последний раз на темную гладь Озера, и побрел в замок. Спустившись в Подземелья, он бросил взгляд в ту сторону, где вчера скрылись Сара и Нотт. Где-то там они сейчас возятся с тем набитым хламом рюкзаком, обсуждают что-нибудь совершенно неважное и.. Флинт помотал головой. Никакой Сары.

Он ввалился в гостиную, прошел мимо все так же болтающих однокурсниц и толкнул дверь спальни шестого курса. Здесь было пусто и невероятно опрятно для мальчишеской спальни. Мартин взял с тумбочки пустой пергамент, обмакнул перо в чернильнице и набросал ответ. Решил, что если он даст положительный ответ об учебе на седьмом курсе, хуже никому не станет от этого. Если передумает, то есть еще много месяцев, чтобы сообщить об этом.

Дверь позади открылась и на пороге появился его брат с метлой в руке. Мартин вопросительно поднял брови, скатывая письмо в трубочку.

— Где Нотт? Его декан ищет.

— Зачем?

— Я вам не эльф, — бросил тот и исчез в коридоре, не потрудившись закрыть за собой дверь.

Мартин вышел следом, дверь прикрыл и побрел в совятню. По пути он решил, что брат прав — можно воспользоваться эльфом и это будет удобнее, — но отмахнулся от этой идеи, не желая злить отца. Поднимаясь по лестнице, он услышал чьи-то голоса и остановился.

— НАУ-У! — раздался громкий, немного ноющий голос.

— Ну что Нау?! — уже тише.

— Просто напиши им, — спокойный девчоночий голос.

— Я еще в пятницу написал, — огрызнулся Нау.

— Лети, давай, — шепнул кто-то и из совятни вылетел пепельно-серый совенок с рыжиной на крыльях. Флинт от такого вида совы скривился.

— Давайте без паники, — промычал еще один голос и последовали шаги.

Флинт, решив, что прятаться больше не стоит, вошел в совятню. На него как раз надвигались те пятеро, с которыми ему пришлось делить отвратительное воскресение. Все они коротко кивнули, Эмма подняла согнутую руку и чуть махнула ей. Флинт молча кивнул в ответ и пошел в поисках своей совы. Нашел он ее под самым сводом, устало жующую какое-то печенье, оставленное им, наверное, еще на прошлой неделе. Сова его была белая, но не полярная, с тонкими черными прожилками. Гладкая, послушная и совершенно спокойная. Может, конечно, даже слишком.. Она, при видя хозяина, тут же подняла лапку, позволяя привязать к ней письмо.

Как только письмо было привязано, сова еще разок клюнула печенье, изящным движением крыльев поднялась над головой Флинта и вылетела в одно из окошек совятни. Надеяться, что она успеет до полуночи? Нет, не успеет, Мартин знал это. От этой мысли Флинт улыбнулся, представил, как его отец заявится к мистеру Нотту и скажет: «Это все влияние твоего отпрыска!», потом обязательно в который раз поставит вопрос с наследством.. Наверное, если бы не Нотт, жизнь его была бы куда скучнее.

Флинт спустился вниз и поспешил в замок. Он на секунду задумался, не посидеть ли на скамейке, но вспомнил, что декан искал Нотта и поспешил в Подземелья. Когда он спускался по мраморной лестнице, его окликнули:

— Там твоего друга все ищут.

Мартин оглянулся и увидел всю ту же пятикурсницу. Она стояла, чуть свешиваясь через перила.

— Роберта Нотта. Его ищет декан, — растолковала та.

— Я знаю, — отозвался Мартин.

— А, ну хорошо, — она перестала свешиваться вниз и исчезла, только ее рука скользила вверх по перилам лестницы.

Флинт спустился в Подземелья и пошел туда, где вчера исчезли Сара и Нотт. Он плутал по узким темным коридорам, рискуя заблудиться, натыкался на редкие факелы, но никаких признаков нахождения где-то поблизости их лаборатории не было. Голые стены и прыгающие по ним тени, двери в комнаты декана, в Хранилище ингредиентов, в классы Зельеварения и в Лабораторию. Но никаких посторонних дверей.. Наверное, вход к ним скрыт, подумал Флинт, сворачивая в очередной коридор.

А потом резко остановился, уже второй раз за вечер становясь невольным слушателем чужого разговора:

-...обеспечить безопасность, — прошептал чей-то знакомый голос.

— ОПиОБ она помогла, безопасность? — резко ответил второй, в котором Мартин узнал директора.

— Они были не готовы! — возмущенно зашептал первый.

— Мы тоже не готовы, — устало ответил директор.

— Для нас уже не будет неожиданностью! — шепотом воскликнул первый, очень знакомый голос.

— Для Ноттов тоже не было, но что это поменяло?! — огрызнулся директор.

— Если вы сами не желаете..

— И никакой самодеятельности, — отрезал директор и заторопился куда-то в сторону.

Мартин прислонился к стене, тяжело дыша. Нотты.. Неужели и на них напали? Сердце громко стучало, руки вцепились в холодный камень неровных стен. Как же так? За что? Или это просто выборочные нападения? А кого? Неужели это все тот Малфой?..

Из-за угла вдруг вынырнул декан, удивленно посмотрел на Флинта, а потом покачал головой.

— Вы все слышали, я полагаю?

Мартин кивнул, не способный совладать с голосом. Хотелось спросить, что с Ноттами, как они, живы ли.. Но декан просто прошел мимо, похлопав стены. Ужасное чувство безысходности окатило с ног до головы. Уже перед самым поворотом, декан оглянулся:

— И найдите мне Роберта, я очень прошу.

Слизерин. Роберт Нотт

Он держал в руках небольшую коробочку, из которой торчали пузырьки с чем-то кроваво-красным. При первом взгляде казалось, что это действительно кровь, но когда подключалось сознание, оно издевательским голосом спрашивало «что за бред?!». Роберт покрутил коробочку и вытащил один из пузырьков. Коробку поставил на стол, а пузырек откупорил.

— Однако, — он закрыл сосуд и убрал тот обратно на его место. — Кровь.

Проверять остальные не хотелось — и так было понятно, что и в них тоже кровь.

— Какой-то он малость ненормальный, — прошептал Арти, выуживая из рюкзака карту Копенгагена.

— Кровь можно использовать как основу для зелий, — проговорила Сара, глядя на Нотта. Он согласно кивнул. — Только зачем ему столько, если можно каждый раз брать из руки..

— А если это не его? — Минт развернул коробочку к себе и вытащил наугад два сосуда. — Ну, смотрите, она разная.

Кровь действительно была разных оттенков.

— Он нравится мне все меньше, — пробормотал Нотт, вспоминая, для чего в Зельеварении может понадобиться чужая кровь, и, развернув к себе рюкзак, вытащил оттуда палочку. — Сколько их было? Четыре? И еще одна в руке..

— И одна сломанная, — донеслось со стороны Арти.

— Зачем ему столько? — спросил Минт, убирая кровь обратно в коробку и пододвигая ту к сосудам с зельями.

— Вот я и говорю — нравится мне все меньше..

Повисло молчание. Роберт изучал палочку и, вытащив из рюкзака еще одну, стал их сравнивать. На первый взгляд они были совершенно одинаковые. На второй — тоже. Присмотревшись, можно было заметить разные их основания — на одной углубления для пальцев были больше. А так.. Почти идентичные.

— А зачем людям больше одной палочки? — Арти оторвался от карты. — Вот у меня дома их целый чулан, и я понятия не имею — зачем.

— Если бы эти были разные, — Нотт посмотрел на Минта, гадая, поймет тот его мысль или нет. Не успел он продолжить, как Минт сделал это сам:

— Можно было бы предположить, что он отобрал их в бою.

Минт, в отличие от владельца рюкзака, нравился ему все больше.

— Да, но они почти одинаковые, — Сара по-прежнему сидела в кресле. — Может он их оптом закупал?

— Волшебнику не положено иметь больше одной палочки, — возмутился Минт. — Официально, в смысле. Он не мог бы купить сразу четыре одновременно.

— А если нелегально? — спросила Сара.

— Значит, он мне совсем не нравится, — отозвался Нотт, играя одной из палочек.

Минт поднимал и ставил обратно сосуды с Зельями, до которых Нотту все не было дела. После тех, которые он спрятал в коробку, как способные убить, он вообще не хотел бы открывать пузырьки. Но узнать, что есть что, все-таки надо было. У Минта не было шансов, Арти слишком увлекся картой, а Сара еще немного вздрагивала после того, как упала в обморок. Вдруг образовавшуюся тишину нарушил голос Арти:

— А вы знали, что Копенгаген в Дании?

Сказать по правде, Нотт понятия не имел о Копенгагене. Да и все его знания о Дании складывались в слова «страна такая». Арти же выглядел одновременно растерянным и взволнованным.

— Ну знали, — отозвался Минт. Ему, как магглорожденному, знать полагалось.

— Мэри сегодня рассказывала мне о том, что отец, — тут он запнулся и как будто бы что-то вспомнил. — Я ж вам не сказал! Ее отцом был Джон Томас, тот самый, про которого ты мне говорил, — он указал широкой ладонью на Минта. — Так вот отец отправил ее в Данию к бабушке, — при этом Арти многозначительно помахал картой.

— Карта Копенгагена в найденном рюкзаке и.. — начала Сара, но Минт ее перебил.

— Мэри дочь Джона Томаса?! И ты молчал?!

— Я забыл, — отмахнулся Арти.

— Но..у него не было детей, — Минт развел руками. — Это конечно доподлинно неизвестно, но ни одной записи..

— А Сэм Томас по-твоему откуда взялся? — спросила Сара, глядя на друга. — Охотник пятого факультета, ты с ним сегодня завал разгребал.

— Томас? — Минт почесал щеку. — Ну, мало ли Томасов, фамилия распространенная..Да и Мэри девочка, а фамилия передается от отца, если вы не забыли.

— У нее был брат, — Нотту показалось, что Арти даже чуть согнулся, ожидая, что Минт хлопнет его по голове. — Он был старше, а умер в битве пятьдесят седьмого.

— Вместе с отцом?

Арти вместо ответа кивнул и снова посмотрел в карту. Сара, прерванная другом, воспользовалась повисшей паузой:

— Мэри была отправлена в Данию к бабушке, ладно. А в рюкзаке неизвестного сумасшедшего ты нашел карту города в Дании. И ты делаешь какие-то далеко идущие выводы из этого совпадения?

Нотт был согласен с Сарой. Связать двух людей только потому, что они оба когда-то были в Дании? Глупо. Впрочем, Арти выглядел довольным собой и по-прежнему глядел в карту. Что он мог там найти?

— Не знаю, может быть их еще можно связать именем Джон? — он положил карту так, чтобы Минт и Нотт могли прочитать строчку на красной полоске рамки. Выцветшими чернилами был записан адрес, а в скобочках действительно значилось имя Джона.

— Очень редкое имя, — Сара по-прежнему сидела в кресле. — Тогда не забудь их еще с моим братом связать, ага?

Нотт улыбнулся. Да, в чем-то Сара права — страна и распространенное имя не повод говорить, что они как-то связаны. Но с другой стороны.. Почему бы этому Алу было не знать отца Мэри? А может быть и саму Мэри? Ведь Джон.. Нет, глупо. Арти просто хочет что-нибудь да связать.

— Ты сегодня узнал про Данию вот и выделываешься, — Минт вернул Арти карту. — Арти, серьезно, не все в мире связано.

— Ага, — отозвался тот. — Только тут я уверен, что связано.

Никто ему не ответил — остальные его позицию не разделяли. Арти, обиженный, полез в рюкзак добывать доказательств. Он выгреб немного вещей и, по-удобнее усевшись на один из стульев, принялся их изучать. Минт указал на зелья и Нотту ничего не оставалось, как начинать откупоривать одно за другим.

Не успел он открыть и первую склянку, как к ним подошла Сара, призвала вторую табуретку и уселась с другой стороны от Минта. Она тоже притянула к себе сосуд и открыла его. Пока Нотт пытался разобраться, что у него в руках, Сара закупорила сосуд, поставила его отдельно и объявила:

— Бадьян.

Минт выгреб откуда-то листок пергамента, позаимствовал из кучи вещей около Арти перо и чернильницу и записал в первую строчку «бадьян».

Нотт принюхивался к зелью, но понять, что это, не мог. Оно было темное, с каким-то налетом сверху — может от времени, а может от какого ингредиента. Сара тем временем открыла склянку побольше:

— Не знаю, что это, — она быстро закупорила сосуд, — но главным ингредиентом там явно идет сонная трава.

— Усыпляет выпившего? — уточнил Минт и, дождавшись кивка, вписал «снотворное зелье» во вторую строчку.

— Вот отсюда вам и неточности в истории, — Нотт по-прежнему изучал свой сосуд, но позволял себе подглядывать в листок к Минту. — Снотворное зелье не на основе сонной травы.

Минт покривлялся и, зачеркнув надпись, сделал более длинную о том, что это было какое-то зелье с сонной травой. Сара тем временем, открывала третью склянку. Нотт, не глядя на нее, болтал у себя перед лицом своим сосудом с непонятно чем.

— Опять сонная трава, — пробурчала Сара, а Минт обозначил напротив второй строчки цифру «2».

— Сара, — Нотт протянул ей свой сосуд. — Я понятия не имею, что это.

Девушка приняла зелье с налетом и принялась за его изучения, а Нотт потянулся к маленькому тощему пузырьку с такой же длинной тощей пробкой. Он откупорил его и ему показалось, что он летит. Легкий, дурманящий аромат наполнил легкие, ноги словно оттолкнулись от земли и теперь он парил над гриффиндорцами.

— Нотт, с тобой чего? — Минт похлопал его по руке, Нотт заметил это, но не почувствовал. Он как будто был в стороне от своего тела, где-то над ним. У него не было рук и ног, не было пальцев и головы. Его всего просто подхватил тонкий аромат из тощего сосуда и унес полетать в облаках. Минт теребил его руку, но Роберт не ощущал ничего, кроме легкости. Давно забытое ощущение полета..

А потом легкость стала отступать, медленно, словно нехотя. Роберт видел взволнованное лицо Сары, хлопающей его по щекам, видел, как наполняются ужасом ее глаза, как еще сильнее бледнеет ее лицо, как черные кудряшки прилипают к лицу, а по щекам текут слезы. Он был ни тут, ни там. Ощущения возвращались, он стал чувствовать руку Минта, схватившего его за локоть, ноги почувствовали пол, а очередной удар Сары по щеке показалась легким прикосновением ветра.

— Роберт, господи, Роберт, — шептала Сара совсем рядом. Нотт попробовал протянуть к ней руку, но та еще не слушалась. Тонкий аромат испарился, локтю, который сжимал Минт, стало не по себе, а когда Сара потрепала его по плечу, ему показалось, что ощущения наоборот усиливаются.

Щека, которую до этого ударяла Сара, заныла, а на локте уже наверняка появился синяк. Нотт пошевелил пальцами, окончательно простившись с легкостью.

— Живой, — выдохнула Сара.

— Живой, — удивленно отозвался Нотт.

Он заметил, что сосуд, который он открывал, снова закрыт и отложен в сторону.

— Это было круто, между прочим, — он потер плечо и дотронулся до щеки, — только зря вы меня так били.

— Мы же переживали, — выдохнула Сара. — Ты как будто..умер..

— Я просто ненадолго оставил тело, — ответил ей Нотт. — Ты разобралась, что было в том сосуде, что я тебе дал?

— Не успела, — пробормотала девушка и вернулась на свое место.

Нотт, подавив желание взглянуть еще раз на то зелье, которое вырвало его из себя, взял сосуд-шарик с черной крышкой. Пока он возился с крышкой, которая не желала вылезать из сосуда, Арти вдруг вскочил и, ударив палочкой по коротенькой записке, сказал «Джон». Все посмотрели на него, как на сумасшедшего, но когда лицо его еще больше засияло, Нотт оставил в покое сосуд и поглядел на гриффиндорца.

— Ну? — спросил Минт, откладывая перо и пергамент.

— Подавитесь, — смеясь пробормотал Арти. — Читаю: «Смит, есть дело. Встретимся как обычно в баре. Джон»

— Здорово, но.. — Сара неуверенно посмотрела на Арти. — Что это объясняет?

— Да ничего, я вам просто расшифровал записку, — он кинул пергамент на стол и направился к двери. — Не дружу я с вами, — бросил он и исчез за дверью.

— Он же сделал очень много, — Нотт посмотрел на Сару. — Чего вы его так?

— Все в порядке, — ответила Сара. — Его иначе никак не привлечь, — она улыбнулась и взяла записку. — Сейчас погуляет, вернется, пару раз напомнит, что не дружит, зато потом..

— Будет стоять на своем и докопается до чего-нибудь, — продолжил Минт. — С ним главное особо не соглашаться.

Нотт кивнул, до конца не понимая. Он же действительно сделал очень важное — интересно только как? — расшифровал одну из записок. Это же..невероятно! Просто стукнуть по пергаменту и произнести какое-то слово? Ну, не какое-то, а конкретное.. Почему именно Джон? Как только Арти до этого дошел?

— А Смит это наверное фамилия владельца всего этого барахла, — Минт смотрел через плечо Сары в записку.

— Какая-то она неволшебная, — отозвался Нотт.

— Ну, у меня вот тоже неволшебная, — Минт улыбнулся. — Но это же ничего не значит.

Дверь в лабораторию с грохотом открылась и на пороге появился Арти, тяжела дыша. Где-то за его спиной в свете фонаря маячил Флинт. Вот только его не хватало! Нотт не хотел говорить с товарищем про «Обливиэйт», потому как знал, что тот понял и ждет объяснений. А у него просто таковых не имелось.

— Тебя декан искал, — выдал Флинт, отодвигая Арти в сторону. — Роберт..

Нотт дернулся. Зачем его мог искать декан? Вроде после вчерашней драки он ничего не натворил, ну, кроме, конечно, того, что стер завхозу память о том потайном ходе, о том, что они отрабатывали там наказание и что он там видел.. Но декан-то об этом не мог узнать?

Он вышел из лаборатории, оставив и Арти, и Флинта на пороге. Никто за ним не пошел, хотя Роберт заметил, что Флинт хотел. Может он знает, за что его вызвали к декану? Да неважно. До его кабинета было не больше двух минут. Помедлив немного, Нотт постучал в тяжелую дверь с огромной ручкой.

— Входите, — отозвались за дверью.

Нотт протиснулся в небольшое пространство между косяком и дверью, прикрыл ее и оказался в светлом кабинете своего декана. Милый старичок, он же профессор Зельеварения, сидел в большом темном кресле и держал в руках стакан. На голове у него была лысина, сверкающая из-за пламени в камине, руки сжимали платок с вензелем, а ноги он держал на маленькой табуреточке.

— Сядь, — он махнул в сторону второго кресла и Нотт послушно в него уселся. Пламя в камине было слишком яркого гриффиндорского красного цвета, от которого по и так светлой комнате расползались яркие пятна. Профессор глотнул янтарной жидкости из стакана, зажмурился и снова уставился в камин. Нотт бывал здесь несколько раз — получал расписание, которое не успел получить, заболев по приезду в школу на втором курсе, обсуждал будущее в конце прошлого года, сдавал их с Сарой работу по Зельям тогда же и получал новую на прошлой неделе.

— Вы что-то хотели, профессор?

— Да, — декан мельком взглянул на него и вытер платком светло-голубой глаз. — Я должен сказать вам, но я впервые в жизни не могу подобрать слов.

Нотт кивнул, а про себя подумал, что вовсе не впервые. Профессор частенько что-то забывал, не знал, как объяснить то или иное правило.. Наверное, он так много знал, что чем старше становился, тем больше забывал.

— Мерлин, помоги мне, — прошептал декан и опустил стакан на ковер, откинулся в кресле, а после посмотрел на Нотта. — Роберт, сегодня часов в шесть вечера, — он зажмурился и помотал головой, — было совершено третье нападение..

Роберт не дышал. С родителями все должно быть в порядке. Иначе не должно быть. Не должно. Не.. Он судорожно захватил побольше воздуха, смотря прямо в глаза старику. Грусть. Слезы. Так не должно быть! Роберт вскочил и сделал два шага к камину. Дерзкое пламя было слишком горячим, обжигая его тело, так что он отошел назад. Профессор молчал. И чем сильнее затягивалось молчание, тем ужаснее появлялись мысли. Так не должно быть!

— Роберт, мне жаль, — прошептал декан. — Ваш отец в больнице, но обещать что-то при таком количестве пострадавших, да еще Скамандер этот.. — старик всхлипнул.

— А..мама? — одними губами спросил Нотт, не желая слышать то, что ответит декан.

Профессор покачал головой, вытирая накатившие слезы. Роберт застыл, не зная — бежать или забиться в угол. Он прекрасно понимал, кто за этим стоит. Точнее он знал, кого выставили виноватым. Он видел Малфоя вчера, сегодня и ему хватило времени, чтобы осознать — тот не просто не верит, что его отец мог сделать что-то подобное, тот знает, что не мог. Малфой тоже пострадал.

А мама.. Нотт никогда так не любил ее, как Сара, например, любила свою. С ней было проще, чем с отцом, чуточку теплее, но все равно не так, как должно было быть. Но все равно — это же мама! Он вздрогнул, когда декан позвал его.

— Роберт, и ваш крестный.. — Нотт сжал кулаки. — Он тоже был там, но с ним как раз все обошлось.

Кулаки разжались. Ну хоть крестный.. Вчера он прислал письмо, в котором было написано только «Со мной все в порядке, если ты больше на меня не злишься». Но это было вчера, когда напали на целый Отдел, а теперь — их дом. Нотт ни на секунду не задумывался, что такое вообще может произойти. Во время ужина он прочел про Скамандеров, но даже тогда не думал, что напасть могут на его семью. Мама.

Всю свою сознательную жизнь Роберт шел наперекор отцу, сопровождаемый маминой улыбкой и насмешками крестного. Всю эту недолгую борьбу со стариком-отцом, копающимся в своих банковских бумажках, он ни разу не думал что будет, если его вдруг..не станет? А сейчас он в больнице, главный врач которой сам пережил нападение.. Господи!

— А что с отцом? — выдавил Роберт, поворачиваясь к декану.

— Вот, — он протянул Нотту какую-то потрепанную бумажку.

Роберт взял ее, узнав в ней медицинское заключение. Пациент в сознании, глубокие раны темных заклинаний, раны..лечить которые опасно для жизни. Отец не восприимчив к обезболивающим зельям, да, точно. Они не глушат боль, в некоторых случаях даже наоборот.. Мама! Мама, что делать? Залечивать такие раны без зелий нельзя — не выдержит даже здоровый молодой организм. А отец уже стар.. Мама!

Роберт смял заключение и бросил в кресло. Никто не будет его лечить. У них там вон еще сколько из ОПиОБ людей, да и те еще пятьдесят человек, которых обманом заставили покинуть здание.. Может, кому из них тоже нужна помощь? Кто возьмется за умирающего? Никто! Мама..

Нотт сел в кресло, прижав пальцы к губам. Декан бубнил что-то, отпивая своей янтарной жидкости из стакана, но слушать его было невозможно. Нужно что-то делать, что-то придумать. Может быть мисс Кип поможет? Хотя что она может?! Сара..но та только собирается стать целителем.. Вот она уж точно ничего не сможет. Ну должен же быть выход! Его не может не быть, не может не быть..

А крестный? С ним все в порядке или с ним не все так плохо? Он же может заставить целителей, чтобы те взялись за отца. Но обезболивающие.. Без них — никуда. А у отца эта жуткая невосприимчивость! Мама..

Он вскочил и пулей вылетел из кабинета декана. Не мог он там больше, не мог! Преодолев то небольшой расстояние до лаборатории, он ворвался в нее, забыв, что там оставались гриффиндорцы. Роберт с ужасом смотрел на них, на Флинта, устроившегося в кресле. Он не знал, что говорить, как себя вести, убежать или остаться. Он не знал, куда себя деть. Взял котел, весы, разжег огонь. Набрал воды в котел, сыпанул какой-то травы, случайно залез в недавно сделанную коробку с пузырьками, которые могли убить.. Остальные молчали. Он понял — знают. Или догадываются. Флинт мог знать.

Он убавил огонь, отыскал корень боярышника и стал его размачивать. Потом нарезать серебряным ножом. Понюхав еще не до конца размокшую в котле траву, он понял, что это более слабый вариант сонной травы. Добавил еще, чтобы посильнее. Сара сжала его руку, когда он чуть ли не высыпал все, что имелось.

Роберт вдруг подумал, что дома у него, может быть, тоже больше нет. Устроили же пожар в ОПиОБ, так почему бы не спалить их дом.. Нотт выгреб из маленькой коробочки три горошины, подумав немного, достал еще три. Кинул в котел, вода в котором тут же вскипела.

— Роберт.. — Сара схватила его руку так сильно, что он чуть не вскрикнул. — Если ты хочешь покончить с собой..

Она замолчала, когда он вдруг сорвался и обнял ее. Роберт понял. Понял, что ему поможет. Он придерживал чуть дрожащей рукой ее волосы, а глазами искал на столе тоненький сосуд. Покончить с собой.. Мы думали ты умер.. Он вспомнил легкость, вспомнил как парил над ними, облака, которых не было, тоненький аромат.. И как не чувствовал боли. Потом — почувствовал, но если увеличить дозу.. Стоп, какую дозу? Он же просто открыл тот сосуд. И это было не обезболивающее — он был уверен — что-то совсем иное. Оно должно помочь, дать возможность целителям залечить раны.

Роберт отпустил Сару, погасил огонь под котлом и нашел щуплый сосудик с длинной крышкой. Он сжал его в руке и, окинув взглядом их с Сарой лабораторию, поспешил к декану.

Пятый факультет. Джодо

Сказать, что все было слишком внезапно — ничего не сказать. Черезчур неправильно, нереально, как во сне. К мысли, что отец вроде как арестован, Джодо начал медленно привыкать — все же не раз к ним приходили люди из Министерства, — но понять, как тот выбрался из-под стражи, парень не мог. Отец жалок. Он бы забился в дальний уголок камеры и сидел бы там, ожидая суда. Он бы причитал, вспоминал проклятый стишок, бредил — что угодно делал бы, кроме попытки выбраться.

Джодо толкнул дверь в их башенку и прошел вперед, сразу попадая в узенький коридор. За ним шли друзья, напряженные, молчаливые. Эмма не сказала ни слова после встречи с Флинтом в совятне, Нау замолчал чуть позже. Лост вообще как будто потерял дар речи, а Роджер минуту назад закончил расказывать, что видел в лаборатории Нотта.

В гостиной было семь человек и Джодо решительно прошел мимо, поднимаясь в спальню. В последний раз он был тут вчера вечером, до ужина, до того, как на него обрушились страшные вести. Все было совсем не так, как сейчас — более радужно, менее напряженно.

— Можно я скажу? — слабым голосом спросила Эмма, присаживаясь рядом с ним на кровать. Остальные тоже расселись, готовые слушать. — Мне очень-очень надо к маме и я была бы рада, если бы вы помогли мне придумать, как к ней попасть. Я сейчас совсем никак не могу соображать, — она чуть пожала плечами, глядя в пол.

— Камины, — просто ответил Роджер.

— Закрыты, — отозвался Лост.

— Вряд ли, — Роджер стянул с себя куртку и бросил ее в сторону своей кровати. — Уж точно не все.

— Ага, у директора открыт, — попытался съехидничать Нау, но вышло у него отвратительно. Он не переставал волноваться за своих родных ни минуты, особенно если учесть, что те так и не ответили на его письмо, отправленное в пятницу.

Джодо молчал. Что он мог сказать? Да, камины единственный способ куда-то попасть и, если они закрыты, то ничего не выйдет? Или предложить забраться в директорский камин? Или вспомнить, что вообще-то есть такая вещь как порталы, но, увы, их они не создадут? Или сказать, что с Эмили все в порядке и нечего о ней беспокоиться?

Джодо не мог. Надо было либо придумать что-то действительное разумное, либо сидеть и молчать. Мысли вертелись около последних событий и на ум ничего здравого не приходило. Ни-че-го.

— Так давайте через директорский камин.. — Роджер вскочил. — А?

Никто не отреагировл — все продолжали сидеть на местах. Эмма чуть заметно качнула головой.

Что же происходит? Кто за всем этим стоит? Нападения... Сколько уже? ОПиОБ, Скамандеры...Может быть еще кто пострадал. Ни Роджеру, ни Нау родители ничего не писали — а вдруг?...

И во всем винят отца.

— Кто помнит, в той кофейне на окраине есть камин? — шепотом спросил Лост, наклоняясь вперед.

Эмма рядом дернулась, положила свою руку на руку Джодо. Холодная. Тут же одернула, заливаясь румянцем, поднялась.

— Есть, я точно знаю, — прошептала она. — Мама однажды.. — она не договорила, только поднялась и направилась к двери.

— Эми, — охрипшим от долгого молчания голосом позвал Джодо. Отпустить ее одну? Когда вокруг черти что творится? — Подожди хоть.

Он проверил, что палочка лежит в кармане, и поспешил за подругой. За ним тоже кто-то шел и, обернувшись, он увидел опущенную голову Лоста.

Путь до стены, к которой их сегодня утром привел Раббс, казался Джодо невыносимо долгим. Замок, наполненный гулом сквозняков и чьими-то редкими голосами, шагами и смехом, будто насторожился — ждал? Нападения? Почему нет?

Эмма шла впереди, спешила. Когда — сколько времени назад? — они сидели на холодных ступенях? Вчера? И все было ничего — не хорошо, но и, по крайней мере, не отчаянно плохо. А теперь?

В потайном ходу оказалось еще холоднее, чем сегодня днем. Словно сквозняк добрался и до сюда — редкие паутинки чуть покачивались. Они пролезли в дыру в завале, сделанную только сегодня, но, казалось, что вечность назад, добрались до костей, накрытых старой мантией, и дальше полшли быстрее. По ступенькам, ведущим к люку, Эмма просто взбежала.

— Потише-ка давайте, — Лост замыкал процессию. — Эм, проверь, есть там кто или нет.

— Да есть, но какая разница? — пожала плечами Эмма.

Джодо помог ей откинуть крышку и та довольно громко ударилась о пол. Ребята вылезли и оказались в уютной кофейне, почти пустой — только у зашторенного окошка сидела пара, да хозяйка вытирала со столов.

Эмма подбежала к камину, Джодо ели успел за ней, чтобы перехватить ее руку:

— Ты не пойдешь первой.

— Что вы тут делаете? — где-то над самым ухом раздался подозрительный голос. — Хотели воспользоваться камином, не заплатив?

Джодо тут же полез в карманы и достал три сикля. Лост вытащил из брюк два, Эмма откопала только один, но хозяйка и тому была рада. Жадно собрав со всех троих монеты, она кивнула на горшочек около камина. По всей видимости именно там был летучий порох.

— Я первый, — Лост захватил горсть пороха и, забравшись в камин, четко проговорил: — Дом Скамандеров.

Джодо пошел за ним и только после — Эмма. Выбравшись из камина, Джодо тут же налетел на неуспевшего отойти Лоста, а после его в спину толкнули руки Эммы.

Комната, в котороую они попали, представляла собой пятиугольное помещение с тремя окнами и одной дверью. В углах висели связки трав и какие-то амулеты, под огромными подоконниками — как всегда — прятались неумело сделанные ящики. Джодо бывал здесь довольно редко, но достаточно для того, чтобы все вокруг казалось весьма привычным. Только в этот раз что-то точно было не так. Джодо обвел взглядом комнату и остолбенел, поняв, что почти над их головами — дыра, а потолок как будто накренился.

— Кто здесь? — раздался низкий женский голос и в дверной проем просунулась рука с палочкой.

— Это я, ба, — ответил Лост, сделав несколько шагов в сторону двери.

Оттуда вышла пожилая женщина лет шестидесяти в косынке и с перебинтованной левой рукой. Передник, не завязанный сзади, болтался темно-рыжей тряпкой на обвислой груди, а ноги были совершенно босые. Светлые и самую капельку седые волосы вырывались из-под простенькой косынки.

— Льюис! — воскликнула женщина и бросилась к внуку. — Эмма! Джодокус! — добавила она, заметив и их. Из ее глаз покатились слезы, но она тут же утерла их, подняв передник. Если миссис Скамандер и удивилась, что ребята делают во время учебного года в ее доме, то не подала виду.

— А мама моя...где? — тихо-тихо спросила Эмма.

— Эмили на веранде, — ответила бабушка Льюиса и, развернувшись, поторопилась обратно, рукой приглашая их следовать за ней.

Веранда, огибающая пятиугольную команту с тех ее сторон, где не было окон, была довольно узкой и освещалась многочисленными свечами. Все окна были целые — видимо, их уже успели восстановить после нападения днем. В одной части веранды на волшебном огне подпрыгивал котелок, а чуть правее, за высоким шкафом, была тахта, на которой кто-то лежал. Очевидно, Эмили.

— Мамочка, — Эмма подбежала к матери и упала на колени около нее. Эмили очень медленно повернула голову.

— Что ты тут делаешь? — прошипела она.

Джодо остановился около шкафа так, что Эмили ее не видела, и наблюдал за ними. Лост в это время о чем-то разговаривал с бабушкой там, где готовилась еда.

— О чем ты думала? — Эмили было трудно говорить. Вообще она была какой-то нереально бледной, на непокрытых плечах виднелись следы от ожегов и, видимо, последствия неудачной трансгрессии — тоненькие рубцы. На шее — порез, залеченный, но по-прежнему видимый. Часть волос справа подпалены, за ухом — ожог.

— Я волновалась за тебя, ведь..

— О себе, Эмма, в первую очередь надо думать о себе. Не обо мне, поняла? Я справлюсь. О себе, Эмма, — на одном дыхании выдала Эмили и прикрыла глаза.

— Нападение и.. Мама, ты ведь была в ОПиОБ? Ты там все эти ожоги получила? — Эмма чуть отогнула одеяло, бросив взгляд на ее руки до локтя. — Что ты там делала, мама? И на вас тут напали ведь..Ты сражалась, что ли? Мама?

— Тебя это не касается, — отрезала Эмили.

— Мам! — воскликнула Эмма и резко поднялась. — Как не касается? Ты не понимаешь, что ли? Ты — вся раненная, отца Джодо, — она кивнула в его сторону, — кто-то подставил, ведь это же не он все это устроил! У Арти отец в больнице после вчерашнего нападения! На дом Льюиса напали, мама! Меня касается все это! Касается!

— Нет, — твердо ответила Эмили. — Джодокус здесь, с тобой?

— Да, — сердито отозвалась Эмма.

— Позови, мне надо с ним поговорить.

— Я здесь, — Джодо сделал несколько шагов, остановившись так, чтобы его было видно. — Здравствуйте.

— Эм, принеси мне чаю, — Эмили чуть улыбнулась и Эмма сорвалась с места, чуть сжав кулаки. Джодо присел на кровать, понимая, что Эмили хочет поговорить тет-а-тет. — Джодокус, послушай, твой отец совершенно ни при чем..

— Я знаю, но..

— Послушай, — рассердилась Эмили. — Что за дети, разучились слушать! — она перевела дыхание. — Твой отец не при чем. И, я тебе скажу, это не он напал вчера на ОПиОБ, а сегодня на нас.

— Что значит не мой.. — начал Джодо, но замолчал под взглядом Эмили.

— Понятия не имею, что с твоим отцом, но тот человек, что выдает себя за Менелоса, преследует какую-то цель. Я бы назвала это местью, ведь, когда поймают настоящего Менелоса, никто уже не будет разбираться — он это или не он участвовал в нападениях. Его видели и этого будет достаточно. Его посадят, слышишь, Джодокус? — Эмили замолчала ненадолго, после продолжила: — Я хочу верить, что ты не Эмма, не сорвешься с места, не побежишь его разыскивать — все равно сейчас это бесполезно, неизвестно где он может быть. Да и в ловушку можешь попасть, если это действительно месть.. И, Джодокус, послушай еще, — Эмили закашлялась, но продолжила: — Это секретная информация, но я боюсь, что могу не выкарабкаться, так что говорю тебе — на ОПиОБ напал один человек, — говорила она и так шепотом, но на последних словах шепот был почти не различим. — Нападающий был один, но Министерство это тщательно скрывает — конечно, такой позор! Джодокус, ты понял меня? Один-единственный нападающий и под видом твоего отца, — как бы поставила точку Эмили.

— Оборотное зелье или что-то вроде того?

— Не знаю. Наверное.

К ним подошла Эмма и поставила на табуретку радом с Эмили чашку, над которой вился пар. Эмили через силу улыбнулась и прикрыла глаза. Ошарашенный Джодо еще долго смотрел в одну точку.

Пятый факультет. Роджер

Он только собирался последовать за друзьями, как Нау, схватившись за край куртки, остановил его. Роджер недоуменно уставился на друга, но под взглядом последнего, опустился обратно на кровать.

— Они и втроем справятся, — ответил на немой вопрос Нау. — Сходишь со мной?

— Куда? — не понял Роджер.

— Ко мне, куда еще, — пробормотал Нау. — Надоела неизвестность.

Они выждали несколько минут и последовали за друзьями. Шли специально медленно, смотрели под ноги. Спустившись же в ход, пошли чуть быстрее — Нау явно нервничал. Роджер одновременно и понимал его, и нет. С одной стороны, ему тоже не отвечали, но он-то как раз считал, что это показатель, что с родителями все хорошо — не так уж и часто те писали. А с другой — ну действительно, мало ли что могло случиться? И если Нау переживает, что-то чувствует, значит сходить и проверить просто необходимо.

Когда они оказались в зале кофейни, их смерили подозрительным взглядом, а хозяйка загородила им путь к камину, требуя заплатить. У Роджера денег не водилось, а Нау не смог найти ничего, кроме того странного галеона с посланием на ребре. Роджер пожал плечами — пусть отдает, ведь у него уже появилась идея. Нау протянул монету и шагнул в камин, исчезая в языках зеленого пламени.

Роджер же, залезая в камин, прежде, чем кинуть летучий порох, достал палочку и с помощью "Акцио" притянул галеон прямо из рук хозяйки кофейни. Пока та понимала, что произошло, Роджер уже летел через каминную сеть куда-то на восточное побережье Англии.

Он вышел из камина, понимая, что, во-первых, Нау уже куда-то делся, а во-вторых в доме слишком тихо. Роджер прошел из холла с камином в небольшую гостиную с темно-красными стенами и увидел ужасающую картину — книги из стоящих там шкафов были раскиданы, фоторамки разбиты, пара картин валялись на полу с треснувшими рамами. Пыльные коробки со шкафов — сняты, несколько тайников в стене — открыто и полностью опусташено. Из-под горки раскрытых книжек выглядывал пушистый ковер с кисточками. А Нау здесь не было. Роджер поспешил дальше — дверь в кабинет деда Нау была нараспашку открыта. В те немногоие разы, что Роджер бывал в доме друга, он никогда не заходил внутрь этого кабинета. Здесь царил еще больший бардак — все было вверх дном переворочено, стол разломан пополам, оконная рама выломана. Большая картина с изображением какого-то горного пейзажа была снята и покоилась на рояле, на той его части, где не было столь толстого слоя пыли, как на крышке, прятавшей клавиши.

Здесь однозначно что-то весьма целенаправленно искали.

Но и тут Нау не было. Роджер выбрался из кабинета — пришлось перелезть через обломки одного из шкафов — и поспешил на второй этаж, боясь того, что увидит там. На лестнице он заметил несколько выломанных ступенек, в которых, видимо, некоторое время назад были тайники. На спальном этаже он столкнулся с Нау — тот шел из одного крыла дома в другое.

— Никого нету, — просипел друг, толкая массивную дверь.

В комнатах, опять же, все было переворочено вверх дном. Роджер больше всего боялся наткнуться на чье-нибудь безжизненное тело или же на тех, кто устроил этот бедлам. Но кроме них в доме никого не было.

— Они как будто знали, где искать, — Нау опустился на то, что осталось от его кровати. — То есть они знали места всех тайников, понимаешь? Словно..были тут ранее.

— Нашли, как думаешь? — Роджер присел на подлокотник кресла.

— Вряд ли. Начинали, скорее всего, с дедова кабинета или с гостиной, а раз уж там не нашли, то тут-то уж точно, — Нау обвел взглядом комнату. — Интересно, что они искали? И где все мои? — задал самый главный вопрос Нау, тут же помрачнев.

— Скорее всего их дома не было, на рояле столько пыли, что...

— Надеюсь.

Роджер поднялся, обходя завалы в комнате друга. Нет, действительно, искали что-то вполне конкретное. Только что? Могли ли не заметить то, что искали? Мимо пройти.. Или искали тщательно, так, чтобы ни в коем случае не пропустить? Какую-нибудь обычную вещь. Роджер вспомнил разбросанные книги внизу, заметил развороченную книжную полку друга — да точно книгу какую-то искали!

— У вас есть библиотека? — вдруг спросил Роджер, остановившись у тумбочки.

— Есть, вни.. — Нау с ужасом посмотрел на него. — Внизу. То есть под домом совсем.

— А..

Роджер даже не знал, как спросить. Но ему казалось, что Нау и так понял — слишком ярко-выраженным был страх у него на лице. Библиотека большая и если надо найти что-то такое конкретное, то и задержаться там можно надолго. А если та еще и со звукоизоляцией какой — так и не услышишь отсюда или даже от камина.

Нау замер — наверное думал о том же. Роджер крепче сжал палочку, так и не убранную после трюка с "Акцио". Чем она поможет — непонятно, но мало ли.

— Идем?

Они спустились на первый этаж, прошли сквозь просторную столовую и оказались в сереньком холле с невзрачной дверцей. Нау аккуратно приоткрыл ее и, выставив вперед палочку со светом, стал осторожно ступать на расплющенные каменные ступени. Вскоре показалась вторая дверь, такая же как и наверху.

Роджер старался не думать о том, что ждет их за дверью. Не выходило. Если бы что-то подобное они нашли в Хогвартсе — отлично, да, здорово. Но здесь весь его обычный азарт, решимость, безумство, идеи как и что делать — все терялось. Здесь они с Нау были равны.

Дверь со скрипом открылась и тут же зажегся факел на правой стене, осветив неаккуратные узры на стенах, пыль на стеллажах слева и горы книг на каменном полу. Значит и тут — искали. Что? Кто?

По мере того, как они двигались вперед, проходя мимо рядов, заваленных книгами, на правой стене загорались факелы через каждые метр-полтора. Никакого движения не было, а впрочем Роджер не Эмма, чтобы его улавливать. Никто не разговаривал, шелеста страниц слышно не было, да и факелы на противоположной стене не горели — по всему получалось, что и тут уже побывали, да ушли.

— Книгу какую-то искали, что ли? — Нау остановился у последнего факела. — Роджер, как думаешь?

— Также думаю, — отозвался Роджер. — Послушай, надо уходить отсюда.

Он нервно передернул печами — не по себе ему тут. Стопки скинутых с полок книг приводили его в неописуемый ужас — это с каким остервенением те люди — или человек? — копались здесь, как важно было для них найти здесь то, зачем они пришли. И ведь знали же, прав Нау, знали куда лезть и под какой ступенькой смотреть. Как будто были здесь. Бывали.. Но кто? Не гости — гостем не узнаешь расположение всех тайников. Свои. Родные. Кто?

Роджер прислонился к одному из стеллажей, пытаясь успокоиться. Может и своих стоит проверить? Проблемно все это, но.. А если случилось чего? А если вот в эту самую минуту что происходит? А если..?

Факелы у входа стали гаснуть с разницей в полминуты и сразу же стало еще более неутно. Роджер уже придумывал, как добраться до дома, когда понял — у них-то нету никаких книг. Одна-две по бытовой магии, учебник для новичков, советы по выведению гномов... Значит по крайней мере тех, кто здесь рылся, в их доме не появится.

— Пойдем, — Нау потянул его за край куртки — уже второй раз за день!

Факелы снова загорались, освещая каменные плиты под ногами. Роджер шел, стараясь не смотреть на завалы различной литературы справа от себя. Мерлин, сколько же здесь книг! И почему Нау никогда не упоминал об этом?

Все происходящее казалось каким-то невозможным сном — нападения, драка, отработка, находка.. Что, неужели столько всего за одни выходные? А ведь была же картина с грушей, ведь был же какой-то стишок, — какой только? — был рюкзак с миллионом вещей и дневник со светящимися страницами. Но все это, казалось, было до, до чего-то. Более важного? Да, наверное так.

Все-таки раненные люди, два нападения за сутки, перевернутый вверх дном дом Нау — это серьезно. А еще стоит понять, где родители Нау, где его дед? Почему не отвечают на письма? Неужели что-то все же произошло? Похищение или..

— Сэм!

Нау, шедший впереди, обернулся. Роджер от удивления остановился — это не он окликнул друга. Но кто? Галлюцинации? Или же кто-то все же был здесь, в бибилиотеке, вместе с ними, но откуда же ему знать, как зовут Нау?

Роджер посильнее сжал палочку, аккуратно выступил вперед, вставая рядом с другом. Вчера, если это действительно было вчера, он впервые дрался кулаками, а сегодня у него есть все шансы вступить в магический бой. Не успев даже как следует осознать эту мысль, Роджер увидел в свете зажженого факела сурового вида мужчину со сверкающей лысиной и седыми висками. В огромном кулаке тот сжимал палочку, глаза его блестели, а на смуглой коже выступили капельки пота.

Без всяких сомнений это был отец Нау.

Пятый факультет. Нау

Отец облегченно выдохнул и, покрутив головой, чуть опустил палочку. Как он узнал, что они тут? Где сам был? Где дед, мама?.. Но Нау даже не успел рот раскрыть — отец его опередил:

— Какого ж дьявола вы тут делаете? Газет не читаете, что ли?

— Вы на письма не отвечали, — растерянно ответил Нау и развел руками. — Что я должен был думать? Что делать?

— Вот уж точно не совать свой нос домой, — рявкнул отец. — А ну быстро наверх, оба.

Нау, бросив короткий взгляд на друга, побрел вперед, но тут же получил толчок в спину и зашагал быстрее. Нервный он какой-то, отец-то. По лестнице Нау просто взбежал, не желая слушать ворчание отца — а ведь тот может, ох как может! Распахнув дверь и выйдя в небольшой — совсем маленький — холл, он нос к носу столкнулся с матерью.

— Сэм-ми, — мать, все такая же красивая, как и раньше, чуть подрагивающими руками обняла Нау, уткнувшись носом ему в воротник. Волосы ее были спутаны, словно несколько дней не расчесывались, а от мантии пахло костром. Когда-то она была более грациозна и строга, но сейчас — излишне сентиментальна. — О чем же ты думал, покидая школу?

Нау лишь отступил на шаг. Да что они привязались — словно сами не понимают! Не отвечали на письма — вот он и забеспокоился! Не понятно, что ли?

Тем временем и Роджер, и отец поднялись по лестнице и пришлось пройти в столовую, чтобы не толпиться.

— А где дед? — спросил Нау у матери, пока они подходили к обеденному столу. Овальный, с резьбой на нижней части столешницы, он всегда казался Сэму излишне большим для их семьи. Да все в этом доме всегда было "излишне" каким-то там. И стол этот, и столовая, и библиотека размером с Хогвартскую — слишком большие. Излишне много книг, столовых приборов, тайников и резьбы на деревянной мебели. Излишняя строгость, требовательность, а потом вдруг — сентименталость. Ничего не было в меру.

— В безопасности, — ответила мать, присаживаясь на свой стул за обеденным столом.

— Это где?

— Где надо, — рявкнул отец, давая понять, что тема закрыта. Нау оперся на спинку одного из стульев, внимательно следя за отцом, который устало опустился на свое место за столом. Роджер отошел подальше, предпочетая, видимо, пялиться в темноту за окном. — У нас есть несколько минут на то, чтобы обсудить с вами весьма важный вопрос, сэ-эр, — отец поставил локти на стол и наклонился вперед. — Чтобы больше ни ногой из замка, ты понял меня? Чтобы никаких походов в Хогсмид и никаких гонок в Запретном Лесу!

Роджер удивленно отвернулся от окна и Нау встретился с ним взглядом — и откуда только узнал?!

— Сэм, — позвал отец. — С нами все нормально, будь уверен. Если что-то и произойдет — ты узнаешь, — он поморщился, а потом резко поднялся. — Так, живо к каминам и возвращайтесь в школу.

— Но..

— Живо!

Нау со всей силы оттолкнул от себя стул и бросился к камину. Он уже сто раз пожалел, что забеспокоился о родных. Все с нами в порядке, не суйся не в свое дело! Отлично! Он и не будет. Больше — не будет. Надо оно ему? Если им все равно, ему — тоже.

Нау, влетев в камин, потянулся за порохом и неожиданная мысль пришла к нему — зачем ему в школу?

— Дом Скамандеров, — как можно громче, чтобы услышали в столовой, крикнул Нау.

Каминная сеть закружила его, завертела, а после выплюнула прямо-таки на коврик перед камином в доме Лоста. Нау отряхнулся и, сделав несколько шагов вперед, столкнулся с Джодо.

— Ого, ты как тут? — спросил друг.

— Мы с Роджером заходили ко мне домой, — ответил Нау. — Там кто-то побывал.

— А родители?.. — однимим губами спросил Джодо.

— Живы, — выплюнул Нау и, опустив голову, отправился на веранду здороваться с хозяевами дома.

— Ой, Сэм, и ты к нам? — миссис Скамандер обняла его, похлопав по спине, и пригласила к столику, накрытому какой-то тряпкой. Пухлый заварочный чайник был весь окутан белым паром, дабы не осывать быстро — так всегда делали в доме Лоста. — Ну садись, чего ты, бери вот печенья, — бабушка Лоста придвинула к нему вазочку, отодвинув тем самым ее от внука. Льюис состорил обиженную физиономию и демонстративно потянулся через столик, придерживая широкий рукав.

— А где ваш муж? — спросил Нау, наливая себе в чашку чаю.

— Да-а, работает, там же сейчас ого-го сколько людей-то лежит в больнице-то, да под его присмотром.

— А вы как? — он сделал маленький глоток и обжегся.

— Ой, что же это ты, налей холодненькой-то, — миссис Скамандер призвала кувшин с полки и подлила в его чашку холодной воды. — Так-то лучше будет.

Нау чуть ли не встал и не обнял ее — вот это он понимает забота, внимание! И все углядит, и сделает как тебе захочется, и не отругает коли что, и не требует того, чего ты просто не в силах. Вот почему у него так дома никогда не было? Потому что бабушка просто слишком рано умерла, не дождавшись внука?

— Устала я, — ответила ему миссис Скамандер, вытирая щеки своим передником. — Слишком много всего, слишком много..

Через несколько минут от камина вернулся Джодо, видимо, ждал Роджера, но не дождался. Он устроился рядом с ними на табуретке, заварил чай и стал медленно его пить. Нау, обернувшись на секунду, заметил Эмму, сидящую около матери. Подруга была злая, ну или, по крайней мере, обиженная. Поспорили, что ли?

— Ребятки, вы бы осторожнее были, — миссис Скамандер вдруг стала серьезной. — Времена-то какие сейчас, все неспокойные. Раз уж и на бойцов-то напали, как уж вам-то себя защищать? В школе тоже вместе держитесь, да..

— Ну ба, — Лост нахмурился. — Не говори ерунды.

— Да ничего и не ерунда, — ответила ему бабушка. — Вон у Эмили спроси, чего она скажет.

— Да чего она скажет? — Лост пожал плечами. — Главное учителям не попадаться, — он расплылся в довольной улыбке, а миссис Скамандер только головой покачала.

— А что сегодня произошло здесь? — поинтересовался Нау, проглотив четвертую печенюшку. — Кто напал? А то не знаешь, верить газетам или нет.

— Газетам стоит верить, но только в меру, — отозвалась бабушка Лоста, но больше ничего на сказала. Она смотрела то в окно, то на столик, то переводила взгляд ему за спину, туда, где сидела Эмма с матерью.

Часы пробили десять ударов и под недовольное бормотание Эммы их всех отправили к камину. Через несколько минут они стали по очереди прибывать в Хогсмидскую кофейню и исчезать под одним из столов.

Нау шел, пинал камушки и то и дело вспоминал суровое лицо отца и запах костра от мантии матери и ее нечесанные волосы. Что же это такое? Живут в лесу, так получается? Спрятались, укрылись, но от кого? От тех, кто что-то искал в их доме? Или просто так спрятались, на всякий случай? Нет, слишком отец был нервный, намного сильнее, чем обычно. Что-то знает? Подозревает? Но что? Нау никогда не узнать.

По замку уже никто не бродил, а может так только казалось — в любом случае им никто не встретился по пути. Стало ли ему легче от того, что он побывал дома? Да, немного — теперь он хоть точно знает, что родители живы-здоровы. Нет, не стало — мало того, что их дом разворотили, так еще и отец на него зол за самовольный приезд домой. А чего стоит его приказ не летать в Запретном Лесу? И откуда он только узнал?!

Вскоре они уже были в своей башенке, сидели в комнате мальчиков пятого курса и, что было весьма непривычно, молчали. Это было не то молчание, что, скажем, чуть ранее — после ужина, когда они переваривали информацию о нападении на дом Лоста, или в потайном ходу в присутствии чужих людей. Это было страшное, больно колющее молчание — им нечего было сказать друг другу. Вот именно так — нечего.

Эмма обиженно смотрела в сторону Джодо — сидели они на разных кроватях, что было совершенно ненормально в их маленькой компании. Задумчивый Лост глядел в окно, не поворачиваясь, не желая делиться своими переживаниями. Нау даже подумал, что Лост просто возьмет сейчас, развернется и уйдет — в кладовку ли какую, на кухню — нет, туда он уже не попадет — или на Астрономическую башню. Замкнется и будет снова, в который раз, страдать в одиночестве.

А Роджера в спальне не было — и где он только? Пропадает в компании гриффиндорцев? Почему бы и нет..

Нау на секунду прикрыл глаза, а после, потянувшись к своей тумбочке, взял оттуда скрученную в трубочку картину с грушей, развернул и стал задумчиво изучать нарисованный натюрморт.

Ему тоже было совершенно нечего сказать своим товарищам.

Пятый факультет. Эмма

Эмма думала, что вот еще чуть-чуть и она закипит. Как чайник. Как самый настоящий чайник. В первую очередь надо думать о себе — что за чепуха? Неужели мама и правда так думает? Как глупо!

Эмма не всегда, но довольно часто, думала о других. О Льюисе, оставшемся без отца, о Джодо и его отце, у которого вечно проблемы с Министерством, о Нау, печальном и отчужденном, о маме и папе, что вздумали вдруг разойтись.. Почему сейчас она должна думать в первую очередь о себе? Сейчас как раз такое время, когда стоит быть внимательными к другим.

Джодо, сидящий напротив, поморщился. Ну неужели все слышит, о чем она сейчас думает? Ты задница гоблина, Джодо!

Тот лишь едва уловимо дернул уголком губ, но Эмма заметила. Слышит. Гадкий, мерзкий Джодо! О чем ты болтал с моей мамой, а? Почему не хочешь и мне рассказать об этом? Тайны? Что у вас там за тайны?

Джодо избегал смотреть на нее — почему? Эмме хотелось вскочить, ударить его кулачком в грудь, растормошить как-нибудь, чтобы он рассказал, чтобы все ей рассказал. Но Джодо молчал. Все молчали.

Эмма побарабанила пальцами по коленям, поглядела в очередной раз на Льюиса у окна — тот тоже поговорил с мамой, только быстро, мимолетно, о чем-то неважном. Ему она не говорила ничего такого, ему она улыбалась, с ним — шутила. С Джодо секретничала.. А с ней? Да гоблин тебя задери, они же родные люди!

Как-то некстати вспомнился тот факт, что Эмма десять лет своей жизни маму вообще не видела. Но все равно ведь родные! Так нет же — не обо мне волнуйся, о себе. Е-рун-да!

Эмма поднялась, обводя друзей усталым взглядом. Поздно уже, пора идти к себе. Никто, собственно, на нее и не посмотрел, пока она плавно выходила из комнаты, по пути заправляя за ухо прядку. Докатились — теперь уже и спокойной ночи друг лругу не желают. Эмма, уже поднимаясь к себе в спальню, как-то запоздало подумала, что и сама она никому ничего не пожелала.

Это все воскресение.

В ее комнате стояла всего-навсего одна кровать, плотно задернутая темно-фиолетовым бархатом. Занавески на окнах были раздвинуты, так что отсюда можно было запросто увидеть темные верхушки елей Запретного Леса. В башне Гриффиндора в некоторых окнах еще горел свет, где-то даже было открыто окно, а других светлых пятен с этой стороны замка больше не было.

Эмма скинула на пол мантию, стянула с себя свободную белую рубаху и, пошарив под подушкой, достала оттуда ночную рубашку. Она еще долго ходила туда-сюда по комнате, то расчесывая волосы, то трогая книжки за корешки и вспоминая, что завтра понедельник, а у нее так и не сделаны уроки. Как-то вдруг вспомнилось, что работу на конкурс надо было отдавать сегодня..

Эмма остановилась, глядя в зеркало. Перед ней была маленькая девочка, как будто бы все та же, что и много лет назад. У той девочки был только папа, оранжереи, копание в земле и теплая Испания. Обычная школа в получасе ходьбы, помощь папе в лавке и сладости только по выходным. А потом все так резко изменилось — Англия, маленькая квартира на окраине грязного и холодного Лондона, мама, папа, волшебная палочка.. Слишком резко, но приятно.

Все уже много раз поменялось в их жизни — и квартирки-то той больше нету, и папа уехал в Испанию, а мама велит о ней не думать.

А девочка в зеркале — ну словно та же.

Эмма поправила прядку, всю ту же, что и всегда, улыбнулась. А потом вдруг резко развернулась, заметив человеческий силуэт на метле около ее окна. Эмма подбежала к окну и увидела Джодо, держащего в руке палочку. В следующее мгновение окно распахнулось и Джодо влетел внутрь, чуть ее не сбив.

— Ты..ты чего тут делаешь? — Эмма сложила руки на груди и ощутила, как приливает кровь к щекам. Хорошо хоть темно тут, не видно, что покраснела.

— Зато слышно, — со смешком ответил ей Джодо, прислоняя метлу к стене и отряхивая руки.

Он вернулся к окну, закрыл его и дого смотрел на верхушки деревьев в лесу. Казалось, ему просто захотелось на них полюбоваться, вот и прилетел. Но вскоре он развернулся и довольно серьезно уставился на нее:

— Эм-ма, не злись на меня, ладно? — Джодо примирительно поднял руки. — Я не знаю, почему Эмили вдруг такая..и не хочу знать, если честно. Она сказала мне, что мой отец там совершенно не при чем, что это был вовсе не он, Эмма, слышишь? Сказала, что надеется, что я не ты и не брошусь его разыскивать.

— Но ты бросишься, — констатировала Эмма.

— Я не брошу отца, — он снова отвернулся к окну. — Не знаю, как объяснить.. Я просто не могу его бросить, понимаешь?

— Вполне.

Эмма сверлила взглядом его спину, внимательно смотрела на руки в карманах, на напряженные плечи. О чем он думает? Почему он может знать, а она — нет? Нечестно.

— Все у тебя нечестно, — усмехнулся Джодо. — Скажи, ты хоть чем-нибудь бываешь довольна?

Эмма лишь пожала плечами. Сейчас ей бы хотелось уметь читать мысли, завтра она возжелает чувствовать, как Лост, а послезавтра уже не сможет жить без своего Дара. Так что вопрос о довольстве..

Джодо вдруг оказался рядом. Вот только что стоял там, у окна, а теперь — рядом. Эмма не дышала. Как вообще можно дышать, когда Джодо так близко, почти касается ее? Мерлин святой, она в ночной рубашке! Эмма чувствовала, как краснеют ее щеки. Ме-е-е-ерлин!

— Слушай, подруга, к нам же сейчас Лост прибежит, я уверен, — руки Джодо по-прежнему держал в карманах, стоя напротив нее. Все его существо смеялось над ней, смеялось над ее красными щеками, глупыми мыслями, учащенным сердцебиением.. Как глупо все!

— А мы его не пустим, — выдохнула Эмма.

— Я, пожалуй, пойду, разрешишь? — он кивнул в сторону двери.

— Пойдешь? — немного обиженно спросила Эмма. Как это так — пойдет? Вот сейчас, что ли, возьмет и пойдет? Не.. — Джодо, мне кажется, из нас плохие брат и сестра, — на одном дыхании выдала Эмма и протянула руку, касаясь запястья Джодо. Только бы не одернул руку, только бы не оттолкнул ее, не отшатнулся..

Вздрогнул. Одернул. Отошел. Помотал головой.

— Спокойной ночи, Эм, не переживай из-за мамы, ага?

Эмма опустилась на кровать, пряча лицо в руках. Ну что же это такое? Лучший друг же! Как брат и сестра.. Да никакие они не брат и сестра, понятно ведь это! Каждому, всем понятно! Даже ей теперь — понятно.

Эмма натянула на себя одеяло, прислонилась к одному из столбиков кровати. Как раз в ее окне были видны окошки Гриффиндорской башни, в одном из которых кто-то сидел на подоконнике. Эмме тоже захотелось на подоконник, но дойти до того было лень.

Она не плакала — сил не было. Воскресение наконец-таки подходило к концу и казалось совершенно невероятным то, что было — вчера, сегодня... Слишком много событий, слишком много поводов для печали. А мама... Как она там? Как заживают ее ранки, ожоги? Почему она с ней так? Так грубо, так резко. Никогда такого не было, а может просто было не так заметно.

Ей вдруг захотелось пойти погулять по замку — пройтись мимо клумб, снять пару картин с их привычного места, посидеть в какой-нибудь кладовке, дыша пылью, спуститься на те ступени, где вчера они с Джодо сидели..

Эмма, положив подбородок на покрытые одеялом коленки, задремала, так и не отправившись ни на какую прогулку по замку.

Пятый факультет. Лост

Лост лежал себе на кровати и листал подсвеченные страницы дневника некого Ала. Не то чтобы это приносило какую-то пользу ему или кому другому или давало какую-то информацию — нет. Всего лишь ненадолго отвлекало от проблем, от мыслей о том, что на его дом сегодня кто-то напал, а бабушка даже не захотела ничего ему об этом говорить. Листая страницы старого дневника, он не вспоминал об Эмили и Эмме, шипящих друг на друга, погружался в мир зашифрованных слов и нетронутых дат.

Считать перерывы в записях, находить какие-то непонятные картинки и таблицы, круги и прямоугольники, записи на полях — все это было действительно увлекательно. Если б еще хоть чего-нибудь удалось расшифровать.. Но это вряд ли.

Лост даже не заметил, когда заснул.

Какие-то обрывки картинок, только что увиденных им в дневнике, какие-то отрывочные кадры его жизни мелькали во вспышках заклинаний. Он видел как взрывается что-то на втором этаже их дома — как раз в его комнате. Лост ходил по краю образовавшейся дыры, смотря вниз на голубое сияние, и вдруг, не успев подумать, прыгнул туда. Синий водоворот подхватил его. Лост четко осозновал, что еще чуть-чуть и он потонет, а значит надо было выбираться. Он потянулся в сторону и скоро оказался на платформе какого-то вокзала. Льюис долго ходил среди толпы людей, видел сов в клетках и колпаки на чьих-то головых.

Что это за место?

Какие-то дети чуть не сбили его тележкой, потом его толкнул высокий мужчина, пробегая мимо. Льюис крутился на месте, не в силах понять — где он? И как только взгляд его прошел по табличке "9 и 3/4", он наконец-таки понял, что находится на платформе, откуда отходит Хогвартс-Экспресс.

И теперь это был словно не он. Льюис катил тележку, говорил что-то, не осозновая, что именно. Он вертел головой, слышал чьи-то голоса — Льюис знал куда и зачем ему надо идти, что говорить, как поднимать глаза на отца.

Да, перед ним был отец — не его, Льюис точно бы узнал своего отца, какой-то другой. Но здесь и сейчас этот человек точно был его отцом — это была непреложная истина.

Синий водоворот настиг его совершенно неожиданно, закружил, завертел и выбросил в купе поезда буквально на несколько секунд. Девочка, мальчик. И снова подхватил, унося по коридорам движущегося поезда, сквозь чей-то смех и перебранку. И выплюнул прямо-таки в лодку, скользящую по Черному Озеру. Выплюнул и тут же подхватил обратно, оставив в памяти образ чудесного замка.

Льюис осмотрелся по сторонам — вот он стоит в каком-то зале. На потолке — множество свечей и темно-синие тучи. Как странно.

— Поттер, Альбус Северус! — раздается громкий голос и Льюис тут же начинает шагать в сторону какого-то табурета.

Какой еще Альбус Северус?

Он садится на табурет и напяливает себе на голову Шляпу. Льюис вдруг вспоминает, как сам когда-то также надевал себе на голову эту самую Шляпу, слышит ее совершенно не изменившийся голос:

— Я бы отправила тебя в Хаффлпафф.

— ЧТО? — громко, на весь зал, переспрашивает Льюис. Да, он удивлен. Он удивлен даже дважды — ведь в прошлый раз Шляпа говорила ему, что, будь ее воля, то выставила бы его вон.

А в Зале все смеются.

— Но думаю, что меня не поймут, так что дорога тебе, мальчик мой, в Слизерин..

— СТОП! — уверенно заявляет Льюис. — Я не хочу в Слизерин.

— Как это не хочешь? Почему? — хитро спрашивает Шляпа.

— Потому что тогда Джеймс мне жизни не даст, — тусклым голосом отвечает ей Льюис.

— Как выгоднее для себя ищещь, мальчик мой. Как раз в Слизерине..

— Никакого Слизерина, я имею право выбирать.

— Тогда почему не Хаффлпафф?.. — весьма трагичным голосом интересуется Шляпа.

— Да меня же засмеют всей семьей, что Вы. Определенно — нет.

— А Гриффиндор тебе тоже чем-нибудь не угодил, да, дорогой? — смеется Шляпа.

— Лишь тем, что там я буду всего-навсего тенью брата, — отзывается Лост.

— А Равенкло что, тоже? Ну скажи мне, мальчик мой, чем же тебе не угодил этот факультет?

Губы Льюиса расплываются в довольной улыбке.

— Ну почему не угодил, вполне..

— Я против, — заявяет Шляпа.

— Что значит против?

— А то. У меня, знаешь ли, есть Мнение, так вот я считаю, что в Равенкло тебе не место.

— Вы ошибаетесь, — отвечает ей Льюис и складывает руки на груди.

Шляпа смеется и долго еще что-то бубнит себе под нос, заставляя Лоста нервничать. А потом, тяжело вздохнув, оглашает свое решение:

— РАВЕНКЛО!

Довольный собой Льюис стремится к махающему ему столу в синих галстуках. Он опускается напротив какого-то знакомого мальчика, здоровается с ним, интересуясь, чего это Шляпа отказалась отправлять того в Слизерин.

— Старая стала, — философски замечает мальчик напротив и поворачивается в сторону тех, кто еще не распределился.

Льюис рад, что оказался здесь, за этим столом. Ведь он помнит, как когда-то Шляпа отправила его за другой стол — самый маленький, пятый. Он вертит головой, но не видит такого стола. Здесь только четыре и Преподавательский. Пятого — нету.

Какое-то подозрение растет у него внутри — словно так уже было, но совсем по-другому. Другие стены, другой потолок, другие люди, другой факультет. Только Шляпа и ее голос — те же.

Вокруг визг и апплодисменты, все болтают и смеются. Льюис пытается понять, что его так настораживает, но в таком гвалте подумать — невозможно. Ребята рядом с ним начинают хлопать в ладоши и на пустое место справа от него опускается растрепанная девочка.

— Убью я эту Шляпу, — шипит она, наклоняясь к самому его уху. — Нет, Ал, ты представляешь — отказалась меня в Гриффиндор отправлять!

Льюис чуть ли не задыхается. Он понял. Переводит взгляд с девочки на мальчика и обратно. Еще раз. Смотрит по сторонам, ощущяя приближающийся синий водоворот. Запомнить. Главное — запомнить.

Лост открыл глаза и тут же зажмурился — таким ярким было свечение страниц дневника. Он припомнил сон, повторил его мысленно — все реплики, движения, взгляды. Главное сейчас — запомнить, не забыть.

Лост сел на кровати и откинул в сторону полог. Слишком тут было душно. Он прикрыл глаза, вспоминая образы девочки и мальчика из его сна. Так они были похожи на тех молодых людей на фотографии, что была найдена в рюкзаке Ала.

Ал.

Льюис снова прикрыл глаза, вспоминая сон. Уж слишком тот был похож на реальность. Как будто бы так все и было. Как будто бы некто Альбус Северус Поттер действительно был распределен в Равенкло. Почему нет? А может это лишь его воображение?

Льюис, закрыв дневник и отложив тот на тумбочку, лег, накрылся одеялом и тут же уснул. Часы на тумбочке Джодо тихо-тихо пробили три часа ночи.

Взрослые. Эмили

Как только камин в соседней комнате отправил в Хогвартс четырех подростков, Эмили наконец-таки вздохнула спокойно. Ненадолго закрыла глаза, представляя перед собой лицо дочери, откинула одеяло и, решительно поднявшись со своей почти больничной койки, поковыляла к столику, где вот только что пили чай дети. Тетушка Люси, разглаживая свой фартук, о чем-то напряженно думала и совсем ее не замечала. Вспомнилось детство, когда, увлекаясь заботой о сыне, тетушка не замечала, как ходила за ней по пятам недовольная Эмили. Но так было редко, почти никогда, но все же — запомнилось.

Эмили щелкнула пальцами, присела и потянулась за чайничком.

— С ума сошла! — всплеснула руками тетушка. — Дурочка! Да ты же вся по швам разойдешься, как платье старое!

— Мне нормально, — пожала плечами Эмили. — Боль уже почти не чувствуется, только ожоги чешутся.

— Это все мазь, — Люси махнула рукой в сторону склянок. — С ними вечно так, одна морока.

— А нету зелья бодрящего? Мне бы...

— Куда-то собралась? — тетушка прищурилась и уперла руки в бока. Как в старые добрые, честное слово... — Не выпущу, — добавила она и, чтобы быть убедительней, прихлопнула по столу.

Эмили отпила чуть-чуть чаю, отметив, что пальцы вполне ее слушаются. Часик-другой и можно будет ускользнуть к камину. Авось тетушка и не заметит...

— Что ты задумала, Эми? — Люси наклонилась чуть вперед. — Слушай, не ходи никуда, слышишь? Мало того тебе, что сегодня пережила? Не вмешивайся, ладно? Не твое это, Эми, не надо.

Эмили упрямо покачала головой. Ее это, конечно же ее. Вот Эмме точно не стоит вмешиваться, Эмме нужно быть как можно дальше от всего этого, а у нее, Эмили, просто нет выбора. Она бы и рада была, да только...

— Ты так холодна была сегодня с Эммой, — заметила тетушка.

— Не хочу, чтобы она вмешивалась, — озвучила свои недавние мысли Эмили.

— А я не хочу, чтобы ты.

Эмили пожала плечами, снова чувствуя, как те чешутся. Попьет чаю, найдет зелье, чтобы не свалиться с ног после пользования камином, и отправится к Руди. Им есть, что обсудить. Ей есть, что сказать. Может быть, ему есть, чем помочь.

— Эми, хоть на ночь останься, — тетушка уже почти сдалась. Эмили лишь упрямо качала головой. — Супа не хочешь? А то ведь не ела ничего с обе...

Люси замолчала, уставившись в окно. Обед. Да, обед сегодня, мягко говоря, не вышел. Он был прерван хлопком трансгрессии во дворе, треснувшими стеклами и лучами заклинаний, выпущенных одно за другим. Каково ей было? Страшно, да, очень страшно. Страшно за родных ей людей, сидевших рядом за столом, людей, что не дали ей умереть накануне вечером, вернули с того света, можно сказать. Ей казалось, что не зажившие раны стали раскрываться, когда она вскочила, но то было лишь ощущение — из них просто кое-где пошла кровь. Все вокруг дребезжало, тетушка вскрикивала то и дело, когда Эмили едва-едва уворачивалась от лучей заклинаний.

Наверное, Люси думала сейчас о том же , потому как, резко наклонившись вперед, спросила:

— Эми, а давно у тебя Дар?

Лицо тетушки было довольно серьезным, еще более морщинистым, чем обычно. Глаза — спокойные, серо-голубые, — внимательно следили за ней, Эмили, за ее растерянностью и непониманием. Дар? Какой такой Дар? О чем вообще?...

— Ты даже не заметила, — как-то грустно вздохнула Люси. — А Леона говорила, будто не заметить невозможно.

— О чем вы? — прошептала Эмили.

— Дар...— Люси откинулась назад, поправляя косынку на волосах. — Ты так спокойно уворачивалась от лучей проклятий, летящих в тебя, словно чувствовала их. Ты же чувствовала?

— Просто интуиция, — отозвалась Эмили.

— Н-нет, — тетушка покачала головой. — Это Дар. Я видела сегодня это, когда ты сражалась. Но я не понимаю, почему ты об этом не знаешь? Леона так та почти с рождения могла ощущать движение.

— Леона это моя бабка? — уточнила Эмили, чуть нахмурившись. Не часто она слышала от тетушки упоминания о своей семье. Вернее было сказать — никогда. Только имена, да то, что мать Эмили умерла при родах. Люси на все вопросы мотала головой, говорила, что ей больно вспоминать. А сейчас — сама вспомнила. И Дар этот непонятный...

— Да, она самая, — грустно вздохнула тетушка и как-то почти неосознанно потянулась к глазам уголком фартука. — Закрой глаза, Эми. И скажи мне, ощущаешь ли?

Эмили, как ей и сказали, прикрыла глаза и чуть не задохнулась от восторга, ощутив, как в метре от нее помахала рукой тетушка. Она могла ясно представить, как именно та двигалась.

— Никогда за собой не замечала? — чуть улыбнувшись, спросила Люси.

— Никогда... А бабка моя тоже могла так?

— И мать...

— Что?!

Эмили даже вскочила. Мерлин дорогой, ей же уже за тридцать, а она только — только что! — узнала, что, оказывается, у нее есть какой-то мифический Дар, что был у двух поколений ее семьи, что... Эмили вдруг опустилась обратно, растерянно потянулась к чашке и, схватив ту за тоненькую ручку, осторожно спросила:

— А Эмма что, тоже?

— Я не заметила, — честно призналась тетушка. — Не злись на меня, Эми, ты никогда не заговаривала об этом, а я думала, что, может, и нету в тебе ничего такого. У матери твоей довольно поздно проявилось, вот я и подумала, что у тебя, видать, просто нету Дара этого. Понимаешь, да? А сегодня я так удивилась...

Эмили кивала, слушая, что Люси, вытирая передником то глаза, то чашку, болтает. Внутри вроде ничего и не изменилось, но было все совсем по-другому. Как будто старую дождевую воду в бочке вылили и налили новой, чистой, только из колодца. Эмили то и дело прикрывала глаза, дабы свыкнуться с новыми ощущениями. Даже ветер за окнами был для нее теперь здесь и сейчас осязаем. Даже огонь в камине в соседней комнате.

Когда все изменилось? Вчера, кажется, и не было ничего подобного. Вчера, оказавшись в ОПиОБ по чистой случайности, Эмили столько раз попадалась под лучи заклятий, что даже стыдно было вспоминать. А сегодня...

— Столько лет уж прошло, — тетушка покрутила пустую чашку на месте, — а я все не могу спокойно говорить об этом... Эмили, ты не ругай старую, выслушай. Ты знаешь, я говорила уже, что мать твоя ушла из мира нашего, родив тебя. Но ты никогда не спрашивала, сколько лет ей тогда было, да, Эми? Я не помню, чтобы спрашивала. Я день и ночь думаю, что все неспроста тут, все не правильно — не бывает так. Не должно быть. Знаешь, сколько ей было? Эми, посмотри на меня, знаешь, сколько?

Эмили помотала головой, совершенно не представляя, к чему тетушка клонит.

— Столько же, сколько и тебе, когда у тебя появилась Эмма, — очень тихо ответила ей Люси, потянувшись к глазам краем фартука. — Столько же, почти ровно. Но если бы только это... Леона, бабка твоя, мы же дружили с ней. Старше была она, на год, да, но все равно дружили. Девка была красивая... — Эмили заметила, как по тетушкиной щеке быстро прокатилась слеза. — Да только сглупила, как мать твоя, как ты...

Эмили, закусив губу, подалась вперед. Ей на ум приходило только одно продолжение этой истории, настораживающее ее невероятно. Эмма. Эмме пятнадцать. Но уже совсем скоро — шестнадцать, а там уж и... Нет, так ведь не бывает? Так ведь не должно быть?...

-...родила, да, мать родила твою, Еленой назвала, уж не знаю, в чью честь. А потом, на экзамене уж не помню по чему, мне сова прилетела от старушки, у которой Леона комнату снимала, что померла та, а дочку-то девать некуда.

— И вы взяли ее себе, удочерили, — констатировала Эмили, совершенно не сомневаясь, что именно так и было. Тетушка кивнула, но не подняла взгляда.

— Удочерила, да. Елену я одна растила недолго — Макс предложение мне сделал, когда той года полтора было. А потом уж, отправив ее учиться, подумали и о своих детях. Все было здорово, пока Елена не приехала домой и не призналась...

— ...что беременна, — закончила за тетушку Эмили. Сама она, узнав, что ждет Эмму, позорно сбежала из дома. Не сбежала даже, ускользнула, сославшись на то, что хочет получать образование заграницей. Признаваться в допущенной ошибке Эмили совершенно не собиралась.

— Макс принимал у нее роды, но... — Люси развела руками. — Увы. Ничего нельзя было сделать. Так на моем попечении оказалась ты... А знаешь, чего я больше всего боялась? — спросила тетушка Люси, становясь серьезной, но, не дожидаясь реакции Эмили, сама и ответила: — Что будет тебе шестнадцать с хвостиком, вернешься ты с каникул из своей Академии, сядешь вот так, как сейчас, на стульчик напротив, да расскажешь, как сильно красив был тот юноша, чьего ребенка ты обязательно выносишь.

Эмили потупила взор. Да, она сбежала. Испугалась, что делать, как быть. Эмили совершенно точно в то время не хотела этого ребенка. Мальчик, девочка — ей было абсолютно все равно. Ей хотелось получить престижное образование, получить хороший пост в Министерстве, дабы навести там хоть относительный порядок. Ей хотелось посмотреть мир, хоть чуть-чуть — не только ведь в Англии да Испании бывать...

— Но ты не пришла, — продолжила Люси. — Я так была рада, так рада, что хоть ты... Хоть ты не повторила ошибок своих бабки да матери. Я была так уверена, что страшная участь миновала тебя, что.. А потом ты привезла в наш дом свою взрослую дочь, — голос ее был холодный и почти жестокий, а Эмили, знавшая тетушку всю жизнь, не могла припомнить, чтобы было такое раньше. — Я много расспрашивала Эмму о ее жизни, когда родилась и где росла. Ты не представляешь, как удивлена я была...

Эмили хотелось провалиться на месте. Вот чтобы прямо сейчас. Столько лет они ни разу не заговаривали об этом. Не зря ли? Тогда, после первого курса Эммы, она как бы поставила своих приемных родителей перед фактом — у меня есть взрослая дочь, глядите-ка. Ее не спрашивали, где же дочь была раньше, а она только рада была не отвечать на такие вопросы. Ведь бросила, бросила своего ребенка в так и не ставшей родной Испании, отдала ее отцу-магглу. Сбежала. Да, снова сбежала. И, честно говоря, совершенно не ожидала еще хоть когда-то встретиться с ними обоими.

Вопросов в то время не возникало и Эмили подсознательно благодарила Люси и Макса за понимание. Получается и не было понимания?

— Я все думаю, что не просто так совпадения эти. Единственное различие лишь в том, что в отличии от них, ты до сих пор...

Слово "жива" так и осталось не произнесенным, потому как камин в соседней комнате вспыхнул и в проеме тотчас же появился взъерошенный Руди с совершенно дикими глазами. Он почти подбежал к Эмили, схватил — неаккуратно, причиняя легкую боль — за руку и прикоснулся колючей щетиной к ее пальцам. Его била дрожь и он долго не мог ничего сказать. Прошло несколько томительных минут, в течении которых Эмили разглядывала седую макушку Руди, пытаясь понять, что же произошло, прежде чем тот, подняв пустые глаза, сдавленно произнес:

— Их больше нет. Их обоих. Ни Элизабет, ни...

И Руди вдруг как-то по-детски, забыв обо всем, заплакал.

Взрослые. Руди

Все происходившее смазалось в одно дурацкое яркое пятно из вспышек и голосов, как сон под самое утро. Вот вроде бы только что было, еще что-то помнишь, какие-то обрывки, кусочки — есть, но самого главного, картины сна — нету. Руди сидел на полу незнакомого дома, сжимал пальцы одного из немногих — всего лишь двух — близких людей, что не оставили его. Остались. Он чувствовал, как текут по щекам слезы, но был не в силах им сопротивляться. Здесь и сейчас, после долгого разговора с Робертом, после тонны ненужных никому утешающих слов, после скандала с главным целителем больницы святого Патрика, после драки с врачом у постели уже умершего лучшего друга — можно было. Можно было что угодно.

Руди чувствовал себя ужасно одиноким. Вот только что, буквально полчаса назад, он успокаивал Роберта, сжимая его плечи, ограждая от глупых действий. Вот только что он обещал отомстить за смерть его родителей, обещал — найдет, уничтожит, размажет по стенке. Вот только что...

Но сейчас, чувствуя холодные и шершавые от ожогов пальцы Эмили, он не хотел ничего — ни искать, ни мстить, ни возвращаться в Отдел. Еще неделю назад, поднимая бокалы за здравие, будущее, пусть и весьма размытое в связи с последними реформами, все-таки было. Были планы на поездку в Альпы, на ужин в среду вечером, на посещение Хогсмида, на разговор с крестником о его будущем, карьере... А теперь он словно один в пустой комнате, брошенный пес.

— Возьмите, — кто-то чуть дернул его за плечо и всучил прямо в руки дымящуюся кружку. Руди, не обратив внимания на того, кто это был, благодарно принял напиток. Пить не хотелось, разве что виски. Но аромат был чудесен, манил и Руди не удержался, отпил немного. Стало сразу теплее.

— Вот то-то и оно, — проговорил заботливый голос совсем рядом. — Пейте, пейте, легче станет.

Руди почти залпом выпил все содержимое кружки — оно оказалось совсем не горячим. Исчезли, почти без следа, все угнетающие его мысли, осталось лишь глухое отчаяние. Их больше нету. Нету Элизабет. Нету Альберта.

— Что произошло? — тихо спросила Эмили. — Нападение?

Руди только кивнул. Подробности сейчас вспоминать совсем не хотелось, да и, кажется, не получилось бы — действовал теплый дымящийся напиток. Только факты.

— Малфой...

— Это был не он, — сурово оборвала его Эмили.

— Я был там, видел...

— Руди, ты веришь мне?

Руди ей верил. Только ей — так ему казалось иногда — в их Министерстве и можно верить. Эмили никогда лично его не обманывала — не говорила чего-то, да, — но не обманывала. И если она говорит, что то был не Малфой, у нее есть все основания так считать. Какие? Руди кивнул, призывая ее рассказывать.

— Я была в Отделе, когда на него напали, — пробормотала Эмили. — Случайно совершенно, хотела к тебе зайти обсудить что да как. Но это уже потом, сейчас не так важно. Я поняла, что что-то не так, когда стены стали рушиться. А потом из камня словно выбрался наружу огонь, ну да ты и сам видел. Поспешила вниз и на лестнице столкнулась с Менелосом. То есть с тем, кто был им, — Эмили сделала паузу, видимо ей было трудно говорить. — Я довольно неплохо общаюсь с ним, ведь наши дети дружат. И я знаю, что этим летом, как раз в августе, перед покупкой учебников для Джодокуса, у Малфоев возникли проблемы с твоим Отделом.

Руди кивнул, припоминая. Он-то тогда разбирался с каким-то очередным заброшенным поместьем, а вот его товарищи, накопав что-то на Менелоса Т. Малфоя, опечатали его хранилище в банке. Помнится и Альберта тогда приплели к тому делу...

— Менелос продал свое обручальное кольцо, — прошептала Эмили, поднося обожженную руку к горлу. — Продал и вряд ли смог выкупить. Насколько я знаю, доступ к хранилищу ему так и не открыли, так что.. Но, сам понимаешь, мало кто мог знать о такой подробности, верно? А тот человек, что выдавал себя за Менелоса, носил на пальце кольцо...

Она замолчала, давая Руди время обдумать сказанное. А обдумывать надо было много чего. Ведь если не Менелос Т. Малфой, то кто? Если до этого самого момента они хотя бы знали кого искать, то теперь — увы, даже этого не знают. Ведь если это что-то вроде подставы, то где же тогда сам мистер Малфой? Вот ведь и его найти надо, тоже проблема. А если уж так пошло — три нападения за сутки, то чего ждать дальше и не пострадал ли кто еще? Не было сигнала — не пострадали. Ага, как же. Руди понимал, что, пожалуй, еще одно-другое нападение и у Министерства будут проблемы, а значит лучше будет молчать. Молчать о нападениях. Как-то запоздало он подумал, что о Ноттах-то не собирались писать..

Нотты.

Элизабет. Альберт.

Что будет? Что теперь будет?

— Я займусь поисками Менелоса, но только мне понадобится твоя помощь.

— Разумеется.

Руди огляделся по сторонам. Милое место. И уже почти ничего не напоминает о нападении. А ведь было же, да совсем не так давно — во время обеда. Сознание пыталось оформить какую-то мысль, совершенно непонятную, странную, чужую. Но Руди не принимал ее, не хотел понимать, не хотел думать. Да, пожалуй, думать сейчас совсем не хотелось. Все так или иначе сводилось к двум самым близким людям, которых он не смог защитить. К Элизабет, оттолкнувшей лже-Малфоя, вставшей между ним и Руди, к Альберту, упавшему навзничь от неизвестного ему проклятия. Все так или иначе сводилось к тому, что он, Руди, сотрудник Отдела правопорядка и обеспечения безопасности, не смог защитить своих друзей, свою, можно сказать, семью. К тому, что он, ползая по старым замкам, усадьбам и развалинам, обезвреживая странные темномагические предметы, изучая что-то, что было абсолютно никому не нужно, совсем разучился вести бой. Умел когда-то — давно, но ведь умел! Просто не было необходимости, не было надобности. А теперь уже и вовсе не важно.

Нету их. Нету больше.

Роберт так и не сказал ему того, о чем думал, кажется, весь их долгий разговор. Почему они, а не ты? Руди тоже не понимал, почему. Почему лже-Малфой ушел, не продолжил бой, почему оставил его, Руди, в живых, оставил — пусть ненадолго — в живых Альберта. Убил ее, Элизабет, и ушел. Исчез. Растворился. Почему?

Роберт так и не сказал, но Руди и так все понимал — злится, не принимает. На самом деле — Руди был готов поклясться в этом — Роберт бы ни за что не поменял жизнь родителей на его жизнь. Это было неправильно, немного мерзко, но — истинная правда. И от осознания этой правды Руди становилось только хуже. Он бы — поменял. Он бы отдал свою жизнь за их жизни. Но не Роберт.

Руди знал, чувствовал и порою готов был ненавидеть крестника за это.

Взрослые. Лили Поттер

Быть запертой в медальоне — сомнительное удовольствие. На самом деле, те двести лет, что она провела в этой вещичке, пролетели для нее как тяжелые сутки. Не более. Но время после ее первого освобождения текло так медленно, что Лили просто не знала, что еще можно делать.

Гребанное бессмертие!

Она досчитала до пяти тысяч триста шестидесяти, потом обратно, повторила даты всех ей известных восстаний низших рас, перечислила все законы в Зельеварении, что сумела вспомнить, имена английских королей и королев, придумала сорок три слова из какого-то заклинания, вычислила координаты Венеры на утро понедельника, сочинила песню для Распределяющей Шляпы...

И ей все равно было скучно.

Лили пыталась считывать сознание Сары, пыталась интерпретировать образы, но ничего — почти ничего — не выходило. Сейчас она чувствовала себе как никогда беспомощной, ведь даже выбраться из медальона и овладеть Сарой Лили никак не могла. Да что там овладеть — хотя бы поговорить по душам!

Ей было страшно, скучно и непривычно. Страшно, что она никогда отсюда не выберется, скучно от того, что минуты текли томительно медленно, а непривычно... Ну а вы бы попробовали посидеть внутри медальона!

Ощущения были те же, что и в тот день, — из прошлой жизни, — когда кузен запихнул ее в кладовку и запер на неопределенный срок. Но если тогда у нее была палочка, тело и хотя бы призрачная надежда попасть на ужин, то сейчас она могла мечтать разве что о редких эмоциях носительницы своего медальона.

Хотя, если подумать, эмоции у той были что надо — однажды даже разрушили барьер и выпустили Лили наружу. Ну, как наружу — в тело этой девчонки. Но после Круциатуса...

Лили вздохнула на каком-то высшем, мысленном уровне. После Круциатуса нет ни единой надежды, что хоть что-то пробьет барьер. Только боль, еще более сильная, чем пыточное заклятие. Но бывает ли что-то сильнее?...

Совсем некстати вспомнилось общение с молодыми гриффиндорцами и их вопрос, заставший ее врасплох. Нет, не врасплох, но... Нельзя же так, молодые люди!

Бедная девочка, Сара, она же все это видела, она же чувствовала. Боль... Ей, Лили, до сих пор больно. А сколько лет прошло?

Маленькое пространство медальона сковывало ее, не давало свободно вздохнуть. А может ли вообще душа дышать? Нужно ли ей это? Лили была уверена, что ей — нужно. Ей нужен воздух, ветер, ей нужна жизнь. Да, черт побери, ей нужна была жизнь. Сейчас, после случайного освобождения, после нескольких минут в чужом теле...

Тогда, давно, в то самое время, когда боль, горечь, слезы — все это преследовало ее, — когда по ночам снилась одна и та же улица, один и тот же крик, а никакие зелья не помогали, тогда она, Лили, и подумать не могла, что когда-то еще захочет жить. Не думала, что настанет момент, — не экстренный, которого Лили так боялась, а совершенно обычный, — когда захочется снова взять в руки палочку, вновь ходить по земле, любоваться природой. Ей хотелось, очень хотелось, посидеть на берегу Черного Озера, поглядеть вдаль, покормить Кальмара. На метле полетать, сварить котелок каши или сыграть с Гермионой в карты.

Тогда, в тот гребанный пятьдесят седьмой, она не смела думать о будущем, — таком, спокойном, — только лишь о войне, которая грозила Англии. Грозила бы... Так страшно ей было в то утро, когда пошел вдруг снег и все в момент побелело. Так страшно было провалиться, умереть, не смочь. Что-то подсказывало ей, — наверное, сердце, — что все получится, как ей надо. Все будет так, как она рассчитала. Ничего не пойдет не по плану.

И так все и было. Он не сопротивлялся — пожалуй, знал, что виноват. Может быть, он даже раскаялся. Принял вину на себя? От этих мылсей ей было только сложнее. Лили не могла не верить ему, но и верить не могла. Он был бессмертным, уже давно — был. И не оттого ли он так спокойно шел на свою смерть? Не оттого ли, что, умерев, позволил бы ей просто-напросто отомстить ему за их смерть — за смерть ее любимых людей. Самых любимых.

Он не поднимал палочку, давая ей полную свободу действий, но, в то же время, лишая ее таковых. Как можно убить того, кто не защищается? Того, кто признал свою ошибку, кто искренне — а искренне ли? — раскаивается?

Но Лили смогла. Отомстила. Остановила войну, отсрочила разрушение магического мира. Может быть и он сам хотел этого? Поставить все на стоп, отдышатсья. Он был бессмертным, а значит должен был когда-то вернуться. Вернулся он когда-нибудь или нет — именно этот вопрос мучил Лили сильнее всего с тех пор, как барьер медальона разрушился. А если да, то что же было? Кто остановил его?...

Сара же сказала, что время тут — мирное, что войны уже семьдесят лет как не было, но что-то такое резко горькое улавливалось сейчас в ее настроении. Лили была всего лишь жалкой душой в медальоне, но чувствовать умела — плохо, но достаточно для того, чтобы понимать, когда меняется настроение Сары, какие эмоции сейчас испытвает девчонка.

Сложнее, почему-то, давалась легилименция, которой в свое время Лили достаточно хорошо овладела. Если в тот момент, когда Минт — Минт же его зовут? — пытался устроить своей подруге допрос, а Лили тогда владела телом, залезть Саре в голову не составляло труда, то, находясь непосредственно в медальоне, считать сознание в привычном понимании этого действия было почти нереально. Только оттенки, только обрывки, только поверхностно. И ничего содержательного.

А потом все вдруг слишком резко изменилось. Дикая боль, пропитанная горечью потери, — такой знакомой горечью, другой, но знакомой, — открытая нараспашку душа. И Лили не могла не воспользоваться. Где-то глубоко-глубоко внутри она понимала, что душа, так любезно предоставляющая ей себя, вовсе не Сары, но от этого только больше хотелось покинуть медальон. Словно уносимая куда-то вниз потоками водопада, Лили поплыла, полетела, преодолевая проклятый барьер, поставленный ею же самой по глупости, ощущая себя так, как совсем давно не ощущала. Это было так похоже на полет на метле, о котором она вот только что грезила...

Эмоций было хоть отбавляй. Не как у Сары, вовсе не так — боль острее, четче, не отдаленная, нет. Боль, разрывающая на части душу сильнее любой произносимой тобой Авады. Дикая боль.

Лили очень отдаленно слышала, что происходит вокруг, действительно слышала. Не как в медальоне, нет. А так, словно у нее свое собственно тело, уши свои и галстук вот тоже свой. Зеленый?

— Он не выдержал, он...

— Умер, да?

Лили, очнувшись как от долгого сна, смотрела на уставшее лицо уже не молодого человека, на седые пряди. Она не понимала, почему так пусты его глаза, почему так спокоен он. Она лишь аккуратно, на какую-то долю секунды, проникла в его сознание, так, как делала это чертову уйму раз в прошлой жизни. Обрывки сражения, огонь и зеленый луч, летящий прямо в грудь красивой женщины.

И палочка, знакомая палочка в чужих руках. И ее боль, и ее отчаяние, и понимание, что просто жить — не получится. Никогда не получится.