Вьюга (гет)

В этом было нечто неправильное: сидеть рядом с Гермионой и наблюдать за ней, но желание пересилило здравый смысл, и я ничего не мог с собой поделать. Сидя на диване рядом с девушкой, я делал вид, что читаю газету. Очередная квиддичная сенсация совершенно меня не заинтересовала. Более того, я уже восьмой раз перечитывал эту статью, безуспешно пытаясь понять ее суть.

Невыносимо было видеть ее нахмуренное лицо. Столько эмоций, столько страсти отражалось на нем! Я немного опустил газету, чтобы лучше видеть Гермиону. Закушенная губа и пальцы, сжимающие мантию на колене, выдали ее волнение. Гермиона что-то обдумывала. И сомневалась. Это было ей совершено не свойственно. Возможно, она хотела что-то сделать. Но вот что? Велико было искушение прочитать мысли Гермионы, но я сдержал это желание. Мне не хотелось, чтобы она боялась меня.

Я вновь поднял газету, тем самым отгораживаясь от девушки. Слишком часто за последние дни я стал волноваться, услышав ее имя. Было непривычно называть мисс Грейнджер Гермионой. Мне хотелось сказать ей что-то приятное. Я мечтал вновь увидеть на ее лице улыбку: чуть грустную и в то же время задорную, но сдерживался, сохраняя бесстрастное выражение лица. Слабость недопустима и неуместна.

Некоторое время мы сидели в полной тишине. Я читал, она — размышляла. Со стороны мы выглядели весьма занятно. Своеобразный импровизированный семейный вечер. Эта мысль меня не раздражала. Более того, она казалась приемлемой, правильной. В обществе Гермионы я чувствовал себя уютно.

Я услышал, как она пересела ближе ко мне, шурша мантией.

— Северус, — сказала она, — как вы относитесь к совместной прогулке?

— Отрицательно, — ответил, не глядя на нее. Я не хотел видеть досаду на лице Гермионы.

— Почему? — Вопрос прозвучал требовательно, как в школьные времена.

— Потому что это опасно.

— Погода сегодня замечательная. А я устала все время сидеть взаперти! Меня угнетает эта напряженная обстановка, — произнесла она, пытливо смотря на меня.

— Ничем не могу помочь, мисс Грейнджер. Вы сами взялись за это задание, так будьте любезны, доведите его до конца.

Отложив газету в сторону, я смерил Гермиону холодным взглядом, надеясь, что она поняла: я не намерен продолжать этот бессмысленный разговор.

Щеки Грейнджер покраснели, и она, фыркнув, поднялась с дивана. Я проигнорировал ее действия, оставаясь бесстрастным и замкнутым. Гермиона что-то хотела сказать мне в ответ, но передумала. Развернувшись, она обошла диван, исчезнув из моего поля зрения.

Я хотел было встать и выйти из гостиной, чтобы дать ей время остыть, но не смог. Маленькие теплые ладошки закрыли мне глаза. Сначала я опешил от такой наглости, но, довольно быстро опомнившись, поднял руку, чтобы убрать руки Гермионы со своего лица.

— Нет, — тихо прозвучало над самым ухом, — подождите.

— Мисс Грейнджер…

— Гермиона.

— Гермиона, что вы делаете? — терпеливо спросил я.

Признаться, с закрытыми глазами я чувствовал себя беспомощным. Сейчас я зависел от Гермионы — это обстоятельство раздражало меня и в то же время смущало. Такой простой жест был столь интимен, что я не решился остановить ее. Мне стало интересно, что она собирается делать дальше.

— Я должна с вами поговорить. Нет, не перебивайте! — заметив, что я хочу что-то сказать, воскликнула Гермиона. — Ваш взгляд странно действуют на меня. Я теряюсь, как в школе, и совершенно не могу вам возразить. Поймите, мне так легче будет говорить.

— И о чем же? — заинтересованно спросил я.

— О многом. Мне кажется, если бы вы меньше презирали меня, мы смогли бы найти много интересных тем для дискуссий. — Ладошки сильнее прижались к моему лицу.

Девушка сильно нервничала, поэтому я промолчал, позволяя ей выговориться.

— Что вы видите сейчас? — неожиданно задала она вопрос.

— Гермиона, что я, по-вашему, могу видеть, если вы закрыли мне глаза? — спросил я раздраженно.

— Странно. Обычно люди говорят, что видят темноту. Черную, непроглядную темноту. Наверное, у вас в жизни было слишком много такой темноты. Вы привыкли к ней и теперь не замечаете, — задумчиво произнесла Гермиона. — А я, когда закрываю глаза, вижу красные искорки. Верите? Нет, наверное...

Я напряженно вслушивался в ее монолог, пытаясь понять, что она хочет мне сказать столь странным способом. Но пока не понимал. Тем временем она продолжила:

— Черный цвет в мире волшебников считается эталоном красоты. А знаете, почему? Черное слишком таинственное и непонятное, а еще переменчивое, как вьюга, которая вчера бушевала за окном. Это привлекает и в то же время отталкивает. Впрочем, как и вы.

— Гермиона, вы сравниваете меня с черным цветом? — поинтересовался я, насмешливо искривив губы.

— Нет. Я сравниваю вас с вьюгой. Вы загадочны и опасны. И в то же время я восхищаюсь вашим умом, вашими талантами. Северус, вы, наверное, думаете, что я говорю глупости? Вы правы, пожалуй.

Я так не думал. В ее словах был смысл. И я, кажется, догадывался, к чему она ведет. Слегка наклонившись назад, я прижался к Гермионе. Было приятно находиться в кольце ее рук.

— Я не ребенок, Северус. В моей жизни было много потерь и испытаний. Нет, не думайте, что я жалуюсь вам на свою судьбу. Отнюдь. Мне необходимо, чтобы вы поняли: при необходимости я сумею вас защитить, — убедительно сказала она.

Убрав ладошки с моего лица, Гермиона отстранилась. Я нахмурился, испытав разочарование. Несколько раз сжав и разжав кулаки, я решительно встал с дивана и подошел к ней.

Она стояла возле окна спиной ко мне. Такая хрупкая и беззащитная. Мне захотелось обнять, вновь ощутить тепло ее тела и мягкость ладоней на своей коже. Но вместо этого я лишь встал за ее спиной и, скрестив руки на груди, спросил:

— Гермиона, вы пойдете со мной на прогулку?

В стекле отображалось бледное лицо Грейнджер. Всего лишь на секунду на нем промелькнуло удивление, но тут же ее губы растянулись в широкой улыбке.

— Да! — произнесла она, глядя сияющими глазами в окно.

* * *

Странно, ей так мало надо для счастья. Холодный ветер, белый, хрустящий под ногами снег и нелепый леденец на палочке в виде головы Санта-Клауса. Я скривился — ненавижу сладкое.

Заметив недовольное выражение моего лица, Гермиона вынула конфету изо рта.

— Что-то случилось, Северус? — встревоженно спросила она.

Я отрицательно покачал головой. Хотелось быстрее закончить прогулку и вернуться домой, так как погода вновь начала портиться. Но я промолчал — не желал, чтобы она расстраивалась. Ей сейчас было хорошо, и мне этого хватало, чтобы смириться со столь отвратительным времяпровождением.

— Вы хотите посмотреть на елку? — спросила она, внимательно разглядывая редких прохожих.

— Нет, — ответил я и, заметив вопросительное выражение лица Гермионы, добавил: — у нас в доме стоит елка, которую вы собственноручно наколдовали.

— Разве это елка? Пойдемте на площадь. Вот там стоит настоящая елка!

Не слушая моих возражений, Гермиона взяла меня за руку и повела на площадь. Пройдя два квартала, мы вышли к освещенному новогоднему дереву. Множество огней и ярких, разноцветных шаров создавали волшебный образ. Звонко рассмеявшись, она подбежала к елке и с нескрываемым восхищением начала её рассматривать.

Подойдя к девушке, я спросил:

— Вы выглядите счастливой. Неужели это дерево вам так нравится?

— Конечно! Ведь сегодня Рождество. У нас в семье была традиция: каждый год ходить на площадь и смотреть на елку. Последний раз я так проводила Рождество в тринадцать лет вместе родителями. Папа купил мне сладкий леденец на палочке, и мы полчаса рассматривали елку с мерцающими огоньками. Было здорово! — Затем, немного помолчав, Гермиона добавила: — Я не люблю сладкое, не люблю леденцы на палочке, и меня ужасно раздражают огоньки.

— Вот как. Зачем же вы тогда каждый год ходили на площадь? Пытались вновь быть правильной, Гермиона? — спросил я, презрительно усмехаясь.

Нужно было напомнить, с кем она разговаривает: слишком много откровений мне пришлось выслушать в последние дни.

Отрицательно покачав головой, Гермиона пробормотала:

— Это традиция.

Почти неслышно и в то же время очень громко прозвучали эти слова. Не удержавшись, я подошел к ней почти вплотную.

— Вам их очень не хватает? — спросил, аккуратно обнимая Гермиону за плечи.

— Очень...

Доверчиво прижавшись ко мне спиной, девушка грустно посмотрела на елку. Мне захотелось сказать ей что-то ободряющее, рассмешить забавной историей, поцеловать, но, разумеется, я ничего не сделал. Может быть, потому что я не знал веселых историй... Нет, о причинах я думать не желал. Я продолжал обнимать Гермиону, глядя на отвратительное дерево, увешанное множеством нелепых игрушек.

— Вы счастливы?

— Что? — переспросил я.

— Вы сейчас счастливы? — уточнила она.

— Не знаю. Мне сейчас… уютно, — признался я, пристально всматриваясь в золотистый шарик.

Развернувшись ко мне лицом, Гермиона внимательно посмотрела мне в глаза. Затем, встав на цыпочки и зажмурив глаза, она поцеловала меня в губы: быстро и неуклюже. Я тихо рассмеялся. Гермиона вспыхнула и попыталась выкрутиться из моих рук, но я не позволил. Крепче обняв ее за талию, я поцеловал Грейнджер.

Мягкие, податливые — они пахли мятой и имели сладкий привкус леденца, который она ела. Я совершенно потерялся в своих ощущениях. Но могу сказать лишь одно: я определенно не остался равнодушным.

* * *

Вернувшись в дом, мы молчали. Я не знал, как себя вести в подобной ситуации, Гермиона, видимо, — тоже. Уже собираясь в спальню, я еще раз взглянул на девушку: она стояла посредине комнаты и смотрела на меня.

Вопросительно подняв бровь, я ждал — она молчала. Не выдержав напряженной тишины, я спросил:

— Ты хочешь что-то сказать?

— Нет. А ты?

— Я… не знаю. Возможно… — запнувшись, я устало потер пальцем переносицу. Затем, послав все к Мерлину, подошел к Гермионе, обнял ее и, зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:

— Мне нечего сказать, Гермиона.

— Знаю. Мне тоже.

Обняв меня за шею, она запрокинула голову, позволяя поцеловать себя. Этот поцелуй был мучительно сладким, меня опьянял привкус страсти. А когда поцелуй закончился, я совершенно не имел сил отпустить Гермиону. Возможно, это было ошибкой, но я не сумел себя сдержать, потерял самообладание. Но я не пожалел ни о чем: ни о сладких губах, дарящих мне поцелуи; ни о ласковых руках, скользящих по моей спине. Я наслаждался каждым мгновением, каждым движением, каждым стоном, сорвавшимся с ее губ. На пике наслаждения я услышал свое имя и понял, что уже не смогу отпустить ее.

* * *

Сегодня мне опять снился день, когда мы совершили нападение на дом Бернса. Крики, вспышки заклинаний, перепуганные карие глаза маленькой Линды — все это было столь ярким и правдоподобным, что в какой-то миг я не смог отличить сон от реальности. Линда. Смешная, неуклюжая девчонка с огромными глазами. Когда ее пытали Круцио, она не кричала. Возможно, просто не могла из-за раздирающей боли. А может, не до конца осознавала происходящее. Лишь молча сносила пытку, зажмурив глаза. Когда ее лицо в третий раз исказила гримаса боли, я не смог сдержаться и обезоружил Макнейра.

Позже я размышлял над причиной столь нелепого поступка. И я понял: Линда Бернс напоминала мне человека, которого я учил в Хогвартсе. А именно — Гермиону Грейнджер. Они были так похожи. Нет, не внешне. Характером. Такая же упрямая.

За последние полтора года я почти ничего не слышал о Гермионе. Слухи — так мало и в то же время много. В очередной раз посещая собрания Пожирателей, я боялся услышать о том, что ее поймали. Через полгода неизвестности я попытался найти ее. Тщетно. Мои попытки не увенчались успехом, зато привлекли нежелательное внимание со стороны Темного Лорда.

Прошло еще долгих шесть месяцев, и я узнал, что мои бывшие ученики попали в засаду. Тогда я впервые по-настоящему испугался. Выжить в таких столкновениях удавалось лишь счастливцам, но она, вопреки всему, выжила. Уизли повезло меньше. Впрочем, мне его жизнь была безразлична. Я собирался встретиться с Гермионой после похорон. Мне нужно было разобраться, почему ее жизнь меня так волнует. Но я не успел — она вновь исчезла на долгих полгода. Все это время я пытался выведать у Дамблдора, куда уехала Грейнджер. Осторожно намекая, шаг за шагом направляя разговор в нужную мне сторону, я узнал, что она скрывается в «надежном месте». После этого я попытался выбросить ее из головы: внушал себе, что у нее все в порядке и не стоит искать ней встречи. Я почти поверил, что мисс Грейнджер меня совершенно не интересует.

И вот теперь, в канун Рождества, на порог моего убежища пришла Гермиона и заявила, что будет меня охранять. Смешно, не так ли? Единственная, от кого меня нужно было защищать — это она. Остальные могут лишь убить. Она же может уничтожить, ведь я, наконец, понял, что люблю ее.

* * *

Проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в постели совершенно один. Разочарование, досада, злость — на меня одновременно нахлынуло так много эмоций, что я растерялся. За последние восемнадцать лет это случилось со мной впервые. А на что я, собственно, надеялся? Что она останется со мной и утром разбудит поцелуем? Да. Я позволил себе слишком многое: надежду.

Одевшись, я направился в гостиную, с намерением поговорить с Гермионой. Нужно разобраться со всем как можно скорее. Войдя в комнату, я застал ее снимающей зимнюю мантию.

— Доброе утро! — поприветствовала она, тепло улыбаясь.

В ответ я лишь сдержанно кивнул — улыбка на ее лице слегка поблекла. Положив мантию на диван, Гермиона взяла в руки продолговатый сверток и подошла ко мне.

— Северус, что с тобой случилось? — спросила она.

— С каких это пор мы с вами, мисс Грейнджер, на «ты»? Не припомню, что разрешал вам так фамильярно ко мне обращаться. — Я был слишком раздражен тем обстоятельством, что она куда-то ходила утром, поэтому не стал сдерживать себя, возвращаясь к обычной манере поведения.

— А как мне тебя называть? — поинтересовалась Гермиона. Судя по тому, как нехорошо сузились ее глаза, я мог предположить, что она разозлилась.

— Я считаю, что обращение мистер…

— Прекрати! — перебила она. — Что я сделала не так? Почему ты меня отталкиваешь?

Я замер, удивляясь ее безрассудной храбрости. Никто не осмеливался так со мной говорить. Мне захотелось высказать все, что думаю о ней, но я не смог. Вместо этого лишь спросил:

— Куда ты ходила?

Несколько раз моргнув, Гермиона вновь улыбнулась и со словами «С Рождеством, Северус!» протянула мне сверток. Открыв подарок, я снова удивился. У непосвященного человека сюрприз мог вызвать отвращение, настолько это растение было неприятно держать в руках. Но я искренне обрадовался подарку и, привлекая Гермиону к себе, поцеловал в знак благодарности. Возможно, все не так плохо, как показалось сначала?

* * *

Я сидел на диване и перебирал локоны Гермионы, ее голова лежала на моих коленях.

— Тебе понравился подарок? — спросила она, повернувшись ко мне лицом.

— Да. А скажите-ка мне, мисс Грейнджер, откуда вы узнали о необычных свойствах хален?

— Из книги, — ответила она, усмехнувшись.

Я лишь хмыкнул, услышав это заявление. Разумеется, лишь Гермионе могла прийти в голову идея подарить мне это растение, одним из свойств которого была очистка воздуха в лаборатории от ядовитых испарений. Как романтично и в то же время практично. Впрочем, я был всем доволен: заданием Дамблдора, вьюгой, танцующей за окном, красными шариками над камином и даже Рождеством. Наверное, первый раз в жизни я согласился бы с утверждением, что Рождество — самый лучший праздник в году.