Будь моим смыслом (гет)

Гермиона думала. Не просто думала, а ду-ма-ла. Именно так.

Гермиона испытывала жажду деятельности. Она испытывала не-об-хо-ди-мо-сть. Необходимость что-то изменить, ссылаясь на поговорку про утопающих, которые должны сами себя спасать. Девушка не хотела тонуть. Свобода была ей необходима, как воздух.

Увы, отчаянные поиски способа выбраться из подземелий Малфой-мэнора привели лишь к утренней головной боли. Щенок, появившийся вчера из ниоткуда, до сих пор оставался в её камере. Он не растворился, как далёкий мираж, не исчез, как один из её счастливых снов-воспоминаний, помогающих выжить. Он был живой, настоящий, он ощутимо кусал её за пальцы, уговаривая поиграть. Ей бы такую беззаботность.

Когда она проснулась, стены больше не вращались и не давили. Тело не разрывало невыносимой болью, а сознание не сделало ни одной попытки остаться в спасительной бездне. Вчера её не тронули. Впервые за весь этот кошмар. Она не знала, сколько он уже длится.

Наверное, ей действительно повезло, что сердце не остановилось под пытками. Было что-то, из-за чего сильная мышца в груди продолжала отбивать свои удары, продлевая её существование. Ей повезло, что удалось сохранить рассудок, хотя на ум ничего не приходило. Ничего, что могло бы её спасти.

Её почему-то оставили в покое, но надолго ли?

Вторым удивительным событием стал Малфой. Холодный Драко Малфой, похоронивший эмоции, когда она сама была ещё ребёнком и радовалась подаркам на Рождество. Ставший таким, каким и положено быть настоящему аристократу.

Получается, что Гермиона не совсем знала его. Вернее, совсем не знала. Информации, что Малфой — чистокровный ублюдок, упивающийся своим высокомерием, оказалось ничтожно мало.

Он просто поразил её.

Хмурый блондин принёс целый кувшин молока, трансфигурировал блюдце и осторожно подвинул его к щенку. Всё это Малфой проделал, избегая удивлённого взгляда Гермионы. Первой мыслью была, конечно, та, что он просто хочет отравить её щенка. Но малыш с удовольствием лакал молоко, и оставалось уповать на...

Внезапную доброту Малфоя?

Драко стоял, скрестив руки на груди, в попытке защититься от этого пронзительного взгляда. Дикая мысль сделать для пленницы что-то хорошее, которую он гнал, с каждым днем укреплялась сильнее. Почему-то хотелось облегчить её страдания. Он не мог слышать её крики. Было тяжело. Мысль о том, что всё это — по-настоящему, ломила виски. Не давала спать по ночам. Его собственный дом превратился в ад. Ад, полный невозможности что-то изменить.

Так странно было увидеть в боевой подружке Поттера обычную девушку. Девчонку, которая будет смотреть огромными, по-детски огромными глазами, полными слез. Такая маленькая. Такая беззащитная. Такая...

Но оставалось лишь делать вид, что угол в камере полностью завладел его вниманием.

— Спасибо.

Сегодня Гермиона могла сидеть. Это было достижением. Голос изменился, окреп и больше не походил на сдавленный хрип. Больше не казалось, что кто-то неоспоримо жестокий грубо сдавил грудь девушки железным обручем. Хорошо, когда твой крёстный — специалист по зельям. Хорошо, когда ты можешь приказать домовикам добавить их в ту гадость, которой её кормят. Хорошо, что её вообще кормят.

— Не за что.

Гермиона молчала. Малфой тоже. Обязывала невероятность ситуации, в которой оба оказались.

Наконец, Драко не выдержал. Он двинулся в сторону двери, но девушка, сделав усилие, все же остановила его.

— Почему ты так поступаешь? Какой в этом смысл?

Он даже себе не мог ответить на этот вопрос, не то, что кому-то. Ведь это выглядело, как слабость. Его недопустимая слабость.

— А если смысла нет, Грейнджер?

Девушка упрямо посмотрела ему в глаза. Такие серые, как расплавленная сталь. Такие холодные. Обжигающе холодные. Как снег в декабре.

— Смысл должен быть всегда!

Смысл в том, что они больше не были врагами. Что-то заставило их, не сговариваясь, перешагнуть через это.

* * *

Несколько дней прошли в ожидании. Томительном ожидании хоть чего-нибудь. Это было страшнее всего.

Гермиона коротала их, разговаривая со своим новоиспечённым другом. Со щенком. Малфой больше не приходил, да и можно ли было его называть сейчас так? Драко...

А щенка она звала Роном. У мохнатого существа были такие же наивные ярко-голубые глаза. Такие же оттопыренные большие уши. Рыжие пятна.

И он вызывал такую же волну нежности.

Большую часть времени щенок носился по камере, удивляя её своим энтузиазмом. Но иногда, в редкие минуты, он садился напротив неё копилкой и смотрел грустным взглядом. Становилось тоскливо и одиноко. Гермиона смаргивала подступившие слёзы и, прижимая щенка к себе, обещала, что они обязательно спасутся.

Девушка боялась, что там, снаружи, началась война. Настоящая. Что пока она сидит за жуткими стенами поместья, на холодной лежанке, неудачно заменяющей ей постель, кого-то из её близких убивают. Она прикладывала ухо к ледяному камню этих стен, силясь хоть что-нибудь услышать, кроме сводящей с ума тишины.

Вдыхать спокойно не получалось. Неизвестность и ожидание стали её безмолвными спутниками, отравляя своим присутствием все окружающее пространство маленькой комнатушки. Это было даже страшнее физической боли, причинённой ей Пожирателями.

Малфой все-таки пришёл. Сколько времени прошло с их последней встречи, она не знала. Она даже не могла различить ночь и день.

Гермиона смотрела, как он сидел на наколдованном стуле и качал ногой. Он нервничал. Он осунулся ещё сильнее, а движения стали суетливыми. Он знал, что происходит в реальности.

Она знала лишь то, что происходит в её крохотном мирке, ограниченном камерой.

— Как ты?

Гермиона не поняла, как этот вопрос вырвался из неё. Просто он вдруг показался единственно правильным. Малфой неопределённо повёл плечом.

— Ты ведь не хочешь этого?

Драко в упор посмотрел на хрупкую фигурку. Странно — но ведь он понял, что она имела в виду.

— С чего ты это взяла?

— Мне так кажется.

Гермиона старалась говорить осторожно, боясь спугнуть неустойчивое взаимопонимание и навсегда потерять ниточку, связывающую её с внешним миром.

Глаза парня сузились, что сделало их похожими на глаза дикой кошки. Этот Малфой был иным. Этот Малфой почувствовал войну на себе. И этот Малфой не хотел войны.

Только вот ей об этом знать необязательно.

А девушка в очередной раз вывернула ему душу своими словами.

— Почему ты не борешься?

Драко замер; вопрос оглушил его, как быстрая пощечина. Безумно захотелось оправдать себя хоть чем-то, но не находилось нужных слов. О том, как он устал искать способ исправить свои ошибки. Как страшно было вздрагивать от чужих криков, которыми поместье уже пропиталось. Как больно было видеть ничего не выражающие глаза матери.

О том, как он мысленно умолял Поттера победить.

— Не вижу смысла, Грейнджер. Ты же сама сказала, что он должен быть всегда.