Ощущение праздника (джен)

Тревогу забила Нарцисса.

Драко таял на глазах. После первого приглашения в Министерство прошло около месяца, а её сын изменился так, будто пережил ещё один военный год. Вызовы следовали пару раз в неделю, и во время них не происходило ничего особенного... Ничего, стоящего опасений. Не было разговоров о пересмотре дела "в связи с вновь открывшимися фактами", не требовали показаний на родителей и сокурсников. Но, регулярные вызовы "для бесед" и апатия, в которую всё глубже погружался сын, заставляли серьёзно задуматься. Драко чувствовал себя больным, хотя боли в прямом смысле и не было. Взгляд потух, безупречная осанка сменилась сутулостью, в походке и жестах появилась неуверенность.

И началось это тогда, в Аврорате...

Попытки поговорить ничего не дали. Хотя появилась некоторая косвенная информация. Люциус и Нарцисса дотошно расспрашивали о каждом вызове и вскоре поняли, что сын пересказывает одно и то же. С момента, когда вместе с провожающим, который больше напоминал конвойного, заходит в лифт и до возвращения в Атриум рассказ повторялся слово в слово!

Чуткая Нарцисса заметила ещё одну странность: ощущения от рассказа не совпадали с его нейтральным содержанием. Драко становилось хуже. Между бровей закладывались морщины, он задумывался, будто старался что-то вспомнить, и воспоминание было очень неприятным. Погружённый в свои мысли Люциус неожиданно среагировал на слово "ощущения":

— Сын! Вспомни куда ехал лифт!

Драко молчит, дежурное — и, судя по всему, искусственное — воспоминание начинается и заканчивается захлопывающимися дверями. Вспоминать бесполезно...

— Ощущения! Драко, мысленно снова зайди в этот лифт и закрой глаза!

Привычная картинка исчезает, и появляется невесомость.

— Вниз! Мы ехали вниз, отец! И, похоже, глубоко...

Догадки и предчувствия начали обретать форму, и в ней не было ничего утешительного...

Только сейчас стало очевидно, насколько они беззащитны. Больше нет связей и возможностей. Изгои... Теперь Малфои могли рассчитывать, только на милость победителей.

Решение созрело постепенно, простое и надёжное, — Гарри Поттер.

* * *

— Сэр! Хозяин!

— Угу...

Лохматая голова приподнялась над подушкой, и на домовика уставились заспанные зелёные глаза.

— Не хотел будить так рано, сэр, но он опять...

— Что? Кто?

— Возле дома кто-то ходит!

— Ты имеешь в виду мага?

— Разумеется, хозяин! Магглы не могут даже приблизиться к порогу.

— Кто это может быть?

— Кто-то, кто имеет право входа. И если б не аврорские чары, он бы уже вошёл...

— Так ты видел его?

Кикимер отрицательно замотал головой.

— Откуда же ты это знаешь?

— Дом его чувствует.

Кряхтя, Гарри вылез из-под одеяла и приготовился сражаться с утренней сонливостью, но встать оказалось неожиданно легко. Комната дышала. Занавески на окнах смотрелись ярче и призывно шелестели. Натянув мятую одежду и кое-как пригладив волосы, Гарри побежал открывать.

Старый особняк словно проснулся: исчезла привычная мрачность, в коридорах и на лестницах стало заметно светлее, по ним летел тёплый ветер, портреты перешёптывались, в гостиной само собой исчезло с обоев жирное пятно. Уже у парадной двери пришла мысль, что неплохо было бы и себя привести в порядок, а не нестись, застёгиваясь на ходу.

Запирающие чары отозвались перезвоном колокольчиков, дверная ручка засияла будто новая, а протёртый ковёр в прихожей призывно шевелил редким ворсом. Последние сомнения отпали — так дом мог встречать только хозяйку.

— Я приветствую Вас, Гарри Джеймс Поттер!

Пробормотав приветствие, Гарри угловатым, совсем не хозяйским, жестом пригласил Нарциссу внутрь. Было неловко, ведь эта женщина имела гораздо большее отношение к дому 12 на площади Гриммо, чем он сам. Держалась леди Малфой с царственным достоинством. Казалось, её совсем не смущает тот факт, что она вынуждена просить разрешения зайти в родной дом. Женщина окинула взглядом помещение, и на красивом лице появилась такая знакомая малфоевская брезгливость, дававшая понять, что интерьером недовольны. Неудивительно, если вспомнить, как воевали с домом два последних владельца...

"Фирменное лицо" держалось не дольше секунды, и его сменила очаровательная улыбка.

— Я пришла за помощью.

Гарри напрягся, ожидая подвоха.

— С Драко что-то твориться.

Напряжение сменилось растерянностью.

— А что с ним?

* * *

Через час Гарри сидел возле камина и ждал Гермиону. Рон участвовать отказался, заявив, что не нанимался к Малфоям в услужение, и вообще наобщался с ними на всю жизнь вперёд.

— Не понимаю, мы же от всего их отмазали! Что им ещё нужно?

— Я тоже сперва подумал, что она хочет вытрясти какие-то льготы...

— О-очень в их духе!

— По её словам, всё действительно серьёзно.

Рон скорчил смешную рожицу.

— Ты что, не веришь?

— Слушай, с меня хватит и суда. Если б мне год назад рассказали, что я буду защищать Малфоев... И знаешь, что я думаю, Гарри? Они к тебе примазываются!

— С чего ты взял? — Удивился Гарри.

— С чего взял? А послушай, что про вас говорят!

— Про кого?

— Про тебя с Малфоями.

— ?!

— Говорят, что Поттер наивный, и они нашли твоё слабое место — чувство долга. Ты ведь думаешь, что им что-то должен, да?

— Не знаю... — Честно признался Гарри.

— Ну, конечно, думаешь! Вон как носишься! Хотя все знают, что они защищали только свою шкуру! Неужели не понятно? Они втираются к тебе в доверие, чтоб опять пролезть наверх! Это такие люди ... Им всё равно — что Министр, что Тёмный Лорд, что ты.

— Рон, по-моему, ты перегибаешь палку. И как бы ни было неприятно, Нарцисса и Драко действительно ...

— Ой, кстати! Ты ведь не собираешься впутывать Гермиону?

— Ну-у, вообще-то я собирался с ней посоветоваться... А что?

— Ты что, ничего не заметил?

— Что на этот раз?

— Правда не видел? Хорёк весь суд на неё пялился!

Гарри подумал, что если б его самого пришли защищать Милисента Булстроуд и Панси Паркинсон, он бы тоже "пялился". Но, с ревнующим Уизли разговаривать бесполезно... Оставалось надеяться, что Гермиона будет менее импульсивна. Сказать или нет, что Малфой на неё смотрел? Попрощались по-дружески, но от разговора остался неприятный осадок.

* * *

Гарри уже который раз радовался, что у него есть такой разумный друг. Пока он ходил по комнате, размахивая руками, и сбивчиво объяснял суть проблемы, героиня войны уютно сидела в кресле и грызла карандаш.

— Понимаешь, мать Малфоя уверена, что с ним делают что-то незаконное. И при этом, не обратилась ни к кому из Министерских знакомых...

— Не удивительно, — хмыкнула Гермиона, — вспомни, сколько в суде было "сочувствующих"!

— Если Малфой старший прав, и всё происходит в подвале для допросов, значит, в этом замешан кто-то из старших авроров. Я там всех знаю!

-Знаешь, Гарри, похоже, спрашивать напрямую не имеет смысла. Не представляю, что с ним могут делать, но мне кажется, официальное разбирательство только повредит.

— Что же ты предлагаешь?

— Сначала надо разузнать что-нибудь об этом подвале, или что там у них под Министерством. А ты, может, поговоришь с Хорь... с Драко?

— Ха! После Люциуса-то? Вряд ли я услышу что-то новое!

— Услышишь вряд ли, но, может, увидишь или почувствуешь.

— Гермиона, ты серьёзно думаешь, что Малфой будет со мной откровенничать? Напомни, когда мы с ним последний раз разговаривали?

— А мне кажется, что если он и захочет с кем-то говорить, так с тобой.

И пока Гарри не возразил, быстро добавила:

— В любом случае, у меня или Рона его разговорить шансов ещё меньше!

— Да, о Роне... Мне очень неловко, но не могла бы ты пока не говорить… Понимаешь, он очень рассердился, что я всем этим занимаюсь...

— И не хочет, что бы ты меня впутывал? Я в курсе. Он прислал мне экспресс-сову. Хорошо, говорить пока не буду. Хотя это немного осложнит дело, я надеялась расспросить мистера Уизли...

— Миссис Малфой просила этого не делать. Мы ведь не знаем, кто замешан... То есть, вряд ли отец Рона делает что-то незаконное, но понимаешь, они же все там родственники или знакомые... В общем, я пообещал, что разберусь сам.

— Отлично! Если Малфоя вызывают два раза в неделю, и последний раз был вчера...

— Миссис Малфой предупредит, когда ...

— У нас один день, — сказала Гермиона, вскакивая.

— Спасибо, что согласилась помочь! — Крикнул Гарри каминному пламени.

* * *

С самого утра Нарцисса чувствовала напряженность и не удивилась, увидев Министерскую сову. В письме, как всегда, значились только дата и время. И никаких объяснений, даже формальных. Завтра...

* * *

Шёл дождь, Гермиона постоянно переступала с места на место, чтобы не оказаться в луже, и Гарри боялся, что кто-нибудь заметит их ноги. Друзья, стояли под мантией-невидимкой на площади перед Министерством и наблюдали за входом.

— Я прочитала про этот подвал. Там стены из такого же камня как в Азкабане, они поглощают магию, так что никаких серьёзных боевых и тем более запрещённых заклинаний применить невозможно.

— Это очень интересно, Герм! Ты хочешь сказать, к Малфою не применяли магию? Но почему он тогда ничего не помнит?

— Ну, во-первых, стереть память можно и после. А во-вторых, это не проблема. Проблема в том, что немагические действия невозможно отследить! Смотри, вон он. О-о!

— Где, Герми?

— Вот, снял капюшон!

Если бы не характерные платиновые волосы, они бы упустили слизеринца. Гермиона смотрела с ужасом и жалостью.

— Ему правда плохо... Ты уверен, что один справишься?

Уверен Гарри не был, но под мантией вдвоём было слишком неуклюже, это вам не первый курс!

— Да, всё по плану: окликну, объясню, что мантия из-за поклонников, ну, и дальше... Слушай, может всё-таки не надо подходить? Ещё увидят... Я уверен, ничего он мне не скажет.

Ободряюще сжав его руку, девушка навела отвлекающие чары и выпрыгнула из-под мантии. Дождавшись хлопка трансгрессии, Поттер вздохнул и отправился догонять Малфоя.

* * *

— Малфой! Малфой, это я!

Не то, чтобы он ожидал, что ему кинутся на шею с уверениями в вечной дружбе, но всё же представлялось что-то более радушное или, хотя бы, вежливое. Неужели Малфою так стыдно из-за того, что пришлось принять помощь?

Гарри смотрел на бывшего однокурсника и не узнавал, хотя видел его разным: и плачущим, и на коленях, скулящим о пощаде... Но никогда не видел в нём этой обречённости. Гарри передёрнуло, перед глазами всплыло помертвевшее лицо Драко и голос Тёмного Лорда, приказывающий пытать провинившегося Пожирателя. Но и тогда в нём было что-то... Даже на скамье подсудимых, где Драко выглядел затравленным и злым... Злым! Вот оно! Тогда в нём был стержень, надменность, ставшая второй натурой, она "держала" его. А в этом потерянном существе стержня не было. Вот о чём говорила Нарцисса! Сломался, сломали...

Гарри вдруг стало неинтересно, что и каким образом делают с Малфоем. Суть он уже ухватил: его ломают! Специально, методично, так, чтобы не осталось сил жить, чтобы забыл свои желания, чтобы не смог быть счастливым. "Как дементоры!" — с отвращением подумал Гарри.

* * *

— Поттер?

Драко и сам не понимал, почему так странно реагирует. Он много раз представлял себе этот разговор "по душам". Ведь они так ни разу и не поговорили... "Хотя бы поблагодарить! Нет, извиниться! Извинюсь сначала, а потом поблагодарю, так правильнее."

Перед другом-Поттером (а после суда, точнее, после того особенного взгляда в глаза, Драко считал его "практически другом") было гораздо проще извиниться, чем перед Поттером-народным героем. И ещё Драко надеялся, что сможет, наконец, вызвать настоящего телесного патронуса, надо только вспоминать поттеровский взгляд и, пожалуй, вздрагивающие кудряшки Грейнджер, когда она вещает о его заслугах.

Но сейчас ни радости, ни благодарности он не испытывает, он вообще ничего не испытывает последнее время. Перед ним просто ещё один человек, которому он должен. Вместо эмоций неожиданно накатывает тошнота. Поттер... С ним связано что-то очень плохое, невыносимо неприятное.

— Извини, меня ждут в Министерстве!

Быстрый кивок. Вот и всё...

Что ж, эта часть миссии выполнена, вряд ли слова сказали бы больше... Всё-таки Гермиона великая ведьма! И главное её достоинство не колдовство.

* * *

На этот раз всё с самого начала пошло не по сценарию. То ли Обливиэйт был наложен неаккуратно, то ли к нему выработался иммунитет (ещё в прошлый раз было похоже, что мальчик что-то вспоминает). Как только Драко увидел рыжего аврора, он уставился на него с нескрываемым омерзением, как на преступника, застигнутого за чем-то постыдным. Но тут послышался щелчок захлопывающейся двери, и дерзкий вид моментально слетел. Юноша дёрнулся на звук, побелел как полотно. Потом медленно обвёл взглядом присутствующих и закрыл лицо руками.

— Жаль! Так забавно было наблюдать, как ты каждый раз не понимаешь, что происходит, а потом грозишь нам Поттером! Авроры разразились дружным смехом.

— А в прошлый раз ты его даже звал!

Снова взрыв хохота.

Драко стоит неподвижно, будто оглушенный.

Хохот... Он его помнит!

Помнит, почему не мог говорить с Гарри. Суд был любимой темой "стражей закона". Бедная Грейнджер! Если б она знала, как будет использоваться её отлично подготовленная пафосная речь!

— "Защищал", значит! — пощёчина.

— "Победил себя!" — пощёчина.

— "Изменился!" — удар, от которого Драко оказывается на полу, а лицо заливает кровью.

Патронус? На такое прилететь мог разве что дементор!

Малфой не был наивен и понимал, что защита Гарри и компании скорее подарок, аванс, чем заслуженная награда. На самом деле, им НЕ забыли, НЕ простили, он НЕ оправдан.

В сером Министерском подвале Драко платил за всё. Над ним раз за разом проходил один и тот же суд, и каждый приводил в исполнение свой приговор.

Воспоминания возвращались фрагментами. Словно из тумана, то чётко, то абстрактно проступали лица и события. Всё, что он, сам не зная, хранил в себе, бесформенное и бессловесное, отравлявшее душу.

Его не пощадят... Он может плакать и просить, как в прошлый раз. Может взять себя в руки и пытаться договориться, так он делал, кажется, пару недель назад, ничего не изменится. Насколько позволяла увидеть изувеченная память, ни разу не сработал ни один приём...

Природная трусость заставляла Драко подчиняться, и он покорно раздевался, отвечал на издевательские вопросы и, молча, сносил пощёчины — лишь бы не сделали по-настоящему больно и не покалечили.

Теперь он точно знает, что это не спасёт. На нём будут срывать какие-то старые обиды, думая, что воздают по заслугам зарвавшемуся баловню судьбы. Авроры припомнят всё: от его детских капризов, до грехов прадедушки.

Картины хаотично меняются, накладываясь одна на другую.

Вот молоденький, чуть старше Драко, аврор слишком сильно хлестнул по лицу и рассек щеку. Старшие товарищи недовольны — придется серьёзно лечить, а он сидит на корточках и как можно тише плачет, зажимая рану.

Следующее воспоминание пронизано стыдом: абсолютно голый, он склонился над чьими-то сапогами, их необходимо начистить до блеска, потом придёт черёд ремней — привести в приличный вид, очистить свою запёкшуюся кровь и уложить до следующего раза. Это "наказывает" мужчина средних лет с открытым, честным лицом, от него веет надёжностью, и при других обстоятельствах, он, вероятно, называл бы Драко "сынок".

С тех пор, раздевают каждый раз, и Драко с ужасом думает, что не может сказать точно, не делали ли с ним чего-нибудь...

Снова клочья тумана. Его прошлое клубится, как в омуте памяти... Озверелые перекошенные лица, ругань, глухие стены, каменный пол, сапоги, тупая боль и хохот, хохот, хохот...

Авроры не любят повторять "приглашение" дважды, это Драко помнит самой верной памятью — телесной. Появилось иррациональное желание звать на помощь. В Министерстве полно людей, они так близко! Близко... Но, до них не докричаться. Слишком глубоко завезли, слишком толстые стены, слишком... Внезапно пришло осознание, что звать некого. Эти люди перед ним... Они те же, что и наверху. "Там" они порядочны и вежливы, у них есть семьи, хобби и работа. Они заботятся о ком-то, делают добрые дела. Вон те двое у стены, он точно помнит, помогали восстанавливать Хогвартский мост. Ребят, которые громче всех настаивали на раздевании до гола, он регулярно встречает в Атриуме с какими-то деловыми бумагами и, следуя этикету, обменивается кивками. Аврора с честным лицом очень ценит Кингсли, а рыжий мерзавец... Драко застонал. Подлый дядюшка Крэбба при каждой встрече целует руку его матери, берёт под локоть, говорит комплименты... Неужели мама ничего не чувствует!? Малфоем овладело отчаяние. Родители выручали его всю жизнь, и в глубине души он надеялся на чудо. Но если и мама не догадывается... Да что мама, он сам с ними здоровается при встрече там, "наверху". Вспомнилось, как к нему в Косом переулке подошли пожать руку. Драко так удивился, что с ним не гнушаются прилюдно здороваться, что не придал значения ни странной усмешке, ни тому, что человек упорно не смотрел ему в глаза. Он и сейчас не смотрит, и всё так же ухмыляется, привалившись к закрытой двери.

Оставшиеся секунды, пока к нему шли, поигрывая сложенным вчетверо ремнём, перед глазами проносились самые фантастические варианты спасения: подыграть, подчиниться, тешась самообманом, что это хитрый ход, но зато он попытается оставить себе весточку. Но даже если удастся незаметно надорвать рукав или необычно завязать шнурок, потом ничего не поймёшь и не вспомнишь. Активный вариант: кинуться к двери, оттолкнуть, рвануть ручку... Догонят, схватят, притащат. Но прямо сейчас будет больно, очень больно, он помнит как.

Рыжий замахивается, и ремень рассекает пустоту. Драко метнулся в сторону, уже у двери, оттолкнул чьё-то тело, рывок... Железная дверь подалась! Лязг засова перекрывает удивлённые вопли за спиной. Медленно, слишком медленно открывается дверь! Ещё чуть-чуть...

И на что он надеялся?