Верхом на... (гет)

Свою дорогую сестру Астория не видела лет пять, если не больше. Последний раз они, помнится, встречались под окнами милейшей больницы городка Литтл Уингинг, что недалеко от Лондона, в месте настоящего паломничества беременных дурочек, вроде миссис Дафны Нотт, искренне (правда-правда) считающих, что родить там свое чадо — все равно что купить ему счастливый билет в жизнь: подарить удачу, славу (как у одного очень-очень известного в узких кругах лица, имевшего несчастье провести здесь годы своего детства и ранней юности; лица, имя которого произносят так часто, что оно буквально затерлось до дыр и стало моветоном в приличном обществе) или, на самый крайний случай, просто здоровье.

Поскольку первый бэби Гринграсс-Нотт, мягко говоря, вышел комом — неуправляемым, грубым и не по годам эгоистичным маленьким драконышем, но никак не обычным мальчиком — его безбашенные родители подумали «а чем дракл не шутит?» и в спешном порядке бросились создавать второго. В этот раз они подошли к делу основательно: проштудировали не один авторитетный талмуд по подготовке к родам, воспитанию и первичной адаптации ребенка к миру (по мнению Астории, куда уместнее было бы писать как раз наоборот — об адаптации мира к этому вечно орущему, крушащему все вокруг себя созданию), нашли эту самую злосчастную клинику и, когда срок стал подходить, поехали рожать. Причем, «поехали» в прямом смысле слова. Вдвоем, оставив старшенького на добренькую тетушку. Вот уж скандал был, когда та, оказавшись не такой уж «добренькой», приперла племяшку прямо в больницу, едва узнав, что сестра разродилась!

— А кого ты ожидала увидеть? Пикси в платье?

Астория представила. Ну, нет, точно не пикси. Да и вообще, с физической точки зрения невозможно нарядить столь несуразное существо в платье, анатомия тела не та.

— Что у тебя с голосом?

Она точно помнила, что голос у Дафны высокий, почти визгливый, особенно на фразе «ну, Тори-и-и» — одной из ее любимых. Теперь же он стал низким, с чувствительной хрипотцой, тягучий и вязкий, как шоколад. Что за чудеса! Конечно, люди меняются возрастом, но чтоб настолько? Неудивительно, что Астория не узнала ее сразу.

— Это же простенькое зелье изменения — писк моды в Лондоне.

Астория едва удержалась, чтобы не уточнить — писк недоумения, отвращения или, может быть, предсмертный крик ужаса? Кто их моду разберет.

— Ты совсем поглупела в своей халупе?

Вопросы-вопросы, одни вопросы. Да еще какие! Назвать ее милый двухэтажный магазинчик «халупой» это уже чересчур. Называть ее поглупевшей — это одно, но задевать дом…

— Это уж всяко лучше, чем глупеть, горбатясь на кухне и обслуживая двух мелких котят, которые ни то, что спасибо как следует сказать, но даже идентифицировать тебя как человека родившего их на свет не могут. Лучше уж как я, чем быть чем-то средним между служанкой и мебелью, тебе не кажется?

Вышло откровенно грубо и зло. Астории стало стыдно, но сказанного, как говориться, не вернешь.

— Прости.

Вместо ответа Дафна крепко обняла ее и влажно чмокнула в щеку. На какое-то мгновение Астории показалось, что глаза сестры блестят от слез, как и ее собственные, что обе вновь всего лишь маленькие девочки, разлученные на лето.

— Да ладно, чего уж там. Я сама как снег на голову, за пять лет — впервые, — миссис Нотт внимательно оглядела скромную кухоньку. — А «котят» уже трое, кстати. Младшая, Жасмин, очень похожа на нас с тобой в детстве, на обеих сразу.

— О, — только и смогла вымолвить Астория, а затем, мобилизовав все жалкие ошметки памяти, добавила: — Джейкоб, Натаниель и Жасмин, значит? Когда вы уже остановитесь, а?

— Тео всегда нравилось число девять, а мне — тринадцать. Думаю, сойдемся на среднем.

— А это вообще законно? Столько малолетних правонарушителей в одном месте?

— Ну, знаешь ли!

Дафна как-то неестественно, с присвистом, рассмеялась: по-видимому, действие новомодного зелья заканчивалось и ее голос становился прежним.

— А Джейк до сих пор зовет тебя папой? — Астория почувствовала, что ее, что называется, понесло.

Стресс, вызванный нежданным визитом сестры, давно потерянной и, чего греха таить, почти уже позабытой, запрятанной в один из самых дальних, укромных уголков памяти, свел на нет все ее попытки держать себя в руках. Хотелось говорить и говорить, не замолкая, совсем как та бестолковая журналистка.

— Нет, но зато Джейк до сих пор вспоминает злобную тетку, которая кормила его исключительно сладкими тянучками — которые он, к слову, до сих пор на дух не переносит — и вообще всячески обижала и третировала. Ее он зовет «та ведьма». Мило, не правда ли?

— Прям обижала? — она задумалась, всерьез так задумалась, что же в ней преобладает — любовь или брезгливое пренебрежение — к конкретному, совсем еще крохотному, существу. Племяннику, по сути, не сделавшему ей ничего плохо (за исключением вылитого на голову супа, пары испорченных мантий, выжженного пятна на последнем приличном платье и выдранного клока волос, ага). — Неужели, так и говорит?

— Слово в слово.

Наверное, показная нелюбовь — это у них взаимное. «Та ведьма», ну надо же. А малыш не так уж прост и глуп, как ей оказалось. Может, у него даже есть не только криминальный потенциал, кто знает.

— Да что мы как неприкаянные, на кухне, в тесноте. Не пригласишь сестру в комнату?

Астория, конечно, пригласила. Правда, едва переступив порог, пожалела об этом. Во всю ширь экрана колдовизора красовалось недовольное лицо Малфоя (о, Мерлин, они что, сутками его крутят?!), активно навешивающего все той же журналистке откровенную чушь о «травоядных зомби», наводнивших его сад из-за отходов, которые незаконно и, конечно, из зависти сбрасывает на участок его сосед-извращенец.

— Мистер Малфой, а как вы объясните то, что ваши зомби — травоядные? Это, право, нонсенс! Известный факт, что зомби предпочитают, так сказать, мозговой материал, на крайний случай — впечатлительные мамаши, уберите детей от экрана! — плоть разной степени свежести.

— Я предполагаю, что это некая редкая генная мутация, коснувшаяся отдельного взятого отряда. Говорю вам, этот господин Пикетт, сосед, нечист на руку, он отравляет мою землю, и никому нет дела. Возмутительно, вы не находите? — пронзительный взгляд вперился прямо в камеру.

— Он и у этого несчастного участок отберет, как пить дать, — Астория сокрушенно покачала головой и, наконец заприметив пульт, убавила звук до минимума. — Он может скармливать людям любую, самую безобразную, чушь, и они съедят ее! Такая власть — это ненормально, тебе не кажется?

— Кстати обо всем этом. — Дафна извлекла из сумочки аккуратный конверт из светло-оранжевой бумаги. — Это тебе, сестра.

— Только не говори, что это то, о чем я думаю…

Дафна вымученно улыбнулась и, так и не дождавшись, чтобы конверт взяли у нее из рук (эх, а она-то наивно предполагала, что сестра, польщенная такой заботой, вырвет его не задумываясь и тут же бросится читать), положила его на край невысокого журнального столика.

— Тео узнал о твоих проблемах случайно. Конечно, не хотел вмешиваться, но я его уговорила. Это ведь так ужасно, остаться на улице, особенно для домашней девочки, привыкшей к определенному уровню комфорта и уюта. Тео поговорил с ним. Так было нужно. Поступить так было правильно.

— Это письмо от Малфоя, да?

— Да, это передал Драко. Думаю, бояться больше нечего, все твои проблемы решены. Нужно только перебороть себя и прочесть. Понимаешь, он всегда, еще со школы, был гордым. Извиняться — целое испытание для таких людей.

Астория не привыкла к тому, что ее проблемы решаются вот так — на раз-два. Плохое предчувствие вперемешку с первыми искорками гнева нервной дрожью прошелестели по телу, но она все же подняла и раскрыла письмо.

Дорогая мисс Гринграсс!

С вашей стороны было очень мило прислать ко мне переговорщика. Он оказался парнем не промах (хотя благодаря вашей дорогой сестре со школьных лет поутих, поутих), и мы провели чудесный вечер за бутылочкой марочного огневиски из коллекции моего отца. Право, я очень благодарен за такого чудесного компаньона, а потому даю вам лишнюю пару дня на то, что вывезти свои вещи с моей земли.

Убедительно прошу вас меня не благодарить. Почтим память дерева, погибшего для производства вашего пергамента. Потратьте листы на что-нибудь более полезное. Думаю, скоро они вам очень и очень понадобятся. Магазин ведь был единственным источником вашего заработка?

Искренне ваш,

Драко Малфой

P.S. Нет, мисс Гринграсс, вы определенно оригинальны. Я уже достаточно пьян, чтобы сказать вам это. Многие девушки до вас (думаю, и после вас) «висли» на мне, но чтобы делать столь серьезные шаги через третьих лиц — это в новинку. Вы меня позабавили. Или нет, не так. Вы меня позабавили и только. Неужели, отправляя ко мне Нотта, вы действительно думали, что я проявлю романтический интерес к почти что нищей девице, которую вот-вот выгонят из дома и лишат тех крох наследства, на которые она еще смеет претендовать? Смешно. Мне искренне жаль вас, мисс Астория (ха-ха, думаю, что после сегодняшнего вечера я смело могу вас так называть). Но бизнес есть бизнес, а жизнь есть жизнь. Если вы обладаете хотя бы половиной той силы, что наделяет вас пьяный вдрызг Нотт, вы точно не пропадете. Желаю вам успеха, и всего того, чего там обычно желают.

Кажется, Дафна так и не поняла, что заставило сестру закрыться в спальне и прорыдать полночи. Только на утро, когда Астория вновь появилась перед ней уже во всей своей красе — идеально причесанная, чуть подкрашенная и посвежевшая — она робко решилась спросить, что такого было в этом злосчастном письме. Младшая не ответила, только смерила ее сухим взглядом, и, как бы невзначай, швырнула прямо под нос исписанный листок. Почерк у Тори и раньше не отличался особой калиграфичностью, но сейчас это перешло все мыслимые границы. Дафне пришлось повозиться несколько долгих минут, чтобы наконец разобрать каракули и ужаснуться:

Один Малфой

Десяток кустов полярных роз

Отряд травяных зомби

Один маленький зловредный призрак

Один угробленный магазин зелий

Одна убогая квиддичная команда

Сеть магазинов с названием, которое и произносить стыдно

Тонны отходов «зловредного» соседа

Один женоненавистник. Одна разъяренная женщина.

— Милая, что это? — Дафна коротко всхлипнула — то ли от непонимания, то ли от страха. — Скажи, только честно, ты употребляешь что-то запрещенное, что-то сродни последнему модному увлечению — пускать разные заклинания в себя? Большего идиотизма и придумать нельзя. Что это вообще? Ты подсела? Не молчи, ты ведь зависима от этого? О, Мерлин, да отец в гробу переворачивается! А что скажет матушка? Как я ей все объясню?

— Дафна, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что у меня не хватает дисциплинированности даже на то, чтобы лекарство больше двух раз к ряду принять. — Астория неодобрительно покачала головой, а затем, чуть выпятив грудь вперед и расставив ноги, приняв угрожающую, по своему мнению, позу, с придыханием произнесла: — Это примерный план мести. Я уничтожу его жизнь так же, как он уничтожил мою.

Было видно, что миссис Нотт выдохнула с облегчением. Главное для нее — чтобы сестра не оказалась какой-нибудь наркоманкой. Желание ломать чужую жизнь — ерунда, глупая блажь, которая сойдет на нет сама собой через неделю-другую. Зависимость куда хуже, ведь больной человек — почти четвертый ребенок, только взрослый, требующий заботы и любви ничуть не меньше, а то и больше, чем младшие. А если принять в расчет то, как замечательно ее близкие между собой ладят, можно смело паковать чемоданы и бежать далеко-далеко, пока их совместные посиделки не закончились убийством. Да, точно, бежать на юг, к солнцу, пляжу и загорелым мужикам.

Мерлин, как же зама-а-анчиво выглядит! Может, не так и хорошо, что Астория не страдает зависимостями?

— Но сестра… — прозвучало неуверенно, без нажима, скорее для проформы.

Признаться, Дафна уже предвкушала уникальную, такую сладкую возможность сказать глупышке «Я же тебе говорила», когда ее идиотский план не принесет никаких результатов.

— Ты со мной или против меня?

Дафна замечталась, в малейших деталях продумывая, как будет это говорить. «Астория, я же тебе говорила, что все так закончится» — звучит, а? Или лучше «что ничего из этого не выйдет»? Столько вариантов, столько слов! Впрочем, пока это не так уж и важно. Главное в таких делах — интонация. Если получится сказать в меру томно, участливо и совсем чуточку — назидательно, будет просто идеально.

— Я же тебе говорила, — слова сорвались с губ сами собой.

— Что?

— Я с тобой. Конечно, я с тобой, — Дафна виновато потупила взор. Было очень-очень стыдно.