The Life and Times (Жизнь и времена) (гет)

“Like a Rolling Stone"— Bob Dylan

Иногда она думала, что сделав шаг с Астрономической башни, могла бы просто уплыть.

Он не мог вспомнить последний раз, когда думал бы прежде, чем прыгать.

Она верила в Бога.

Он слишком много курил.

Она впервые поцеловалась в пятнадцать лет в залитом солнцем саду.

Он потерял девственность в пятнадцать лет с девушкой по имени Сара.

Она хотела писать.

Он хотел играть в квиддич.

Ей казалось, что она влюблена и ей совсем не нравился этот факт.

Он точно знал, что влюблен и ненавидел это.

Она улыбалась и много смеялась.

Он тоже.

Она была драматичной.

Он был динамичным.

Она была педантичной.

Он был импульсивным.

Она преуспела в дипломатии.

Он тоже преуспел в дипломатии, но гораздо чаще пускал в ход свои кулаки.

Она отбыла только семь наказаний за многие годы.

Он отбыл — семьдесят четыре.

Она думала, что он сошел с ума.

Он думал, что она определенно невменяема.

Чем бы это ни оказалось в итоге, это определенно история любви. Это история о мальчике и девочке и о том, что, в конце концов, они полюбили друг друга. Видите ли, похоже, именно их влюбленность была самым важным, что они когда-либо делали, благодаря этому случился целый ряд весьма важных вещей. Его звали Джеймс, а ее — Лили, и в один прекрасный день они поцеловались, но до этого их разделяло множество аргументов, потому что он был дерзким, она — милой, а дела сердечные требуют определенного времени.

Это началось — Джеймс будет думать об этом, когда на него была нацелена волшебная палочка с целью убить его, — с драки. С простого движения руки, когда его кулак врезался в челюсть Николая Мальсибера, и последний упал наземь, а все действо послужило началом большому переполоху.

Это началось — позже она будет предполагать это, стоя на пороге комнаты, спрашивая себя, работало ли это когда-нибудь, — с поцелуя: простой последовательности действий, когда она, встав на цыпочки на платформе в Хогсмиде, поцеловала Люка Харпера.

На самом деле, не важно, когда он или она решили, что это произошло, в любом случае оба сошлись на том, что датой «великого начала» можно считать первое сентября 1975 года, в первый день их шестого курса в школе чародейства и волшебства Хогвартс. И, просто для хронологии, эта история начинается с события, которое Лили выделила как «начало». Итак, Лили Эванс стояла на платформе Хогсмида около 7:30 вечера первого сентября 1975 года и увидела своего парня после двухдневной разлуки. Они целовались.

(Я тебя люблю)

Губы Люка Харпера были теплыми. Он был мягким, романтичным и осторожным, двигался медленно, переняв свою роль от нее. На заднем фоне не звучала музыка, но казалось, что только ее и не хватало для полной романтичности ситуации. «Повезло, — подумала Лили, — что у меня как раз такое же романтичное настроение». Она любила черно-белые фильмы, и ей нравилось смотреть на снег в волосах, ради Бога, конечно, романтика — это хорошо. Конечно, она хотела... Почему вообще она сейчас задумывается над этим? Она должна быть занята своим парнем, а не... Господи.

Они оторвались друг от друга, и он улыбнулся ей своей красивой белозубой улыбкой. Это было, наверное, лучшее его качество, и это сделало молчание очень уютным. Лили провела большую часть лета с Люком Харпером, поэтому их поцелуй на станции, возможно, был не таким драматичным, каким мог быть. Но они не виделись последние два дня, и был некоторый смысл ожидать этого воссоединения.

Небо начало темнеть и станция освещалась множеством факелов. Ученики готовы были начать свой учебный год в школе. Тусклый лунный свет едва ли освещал дорогу, ведущую к замку. Первокурсники уже семенили вслед за Хагридом, школьным лесничим, к лодкам, чтобы впервые увидеть магическую школу, в то время как старшекурсники занимали экипажи, чтобы добраться до школы через Хогсмид.

В плохом освещении Люк выглядел не так хорошо, как он мог, но это не значило, что он не выглядел великолепно с гладкими каштановыми волосами, нежными карими глазами, и, конечно же, своей сногсшибательной улыбкой. Даже когда Лили вдруг осознавала, что Люк начинает ее раздражать — что, на самом деле, было редкостью — его улыбка заставляла все внутри переворачиваться. Сейчас, когда ее руки теребили сине-бронзовый галстук школьной униформы — она поняла, что последние два месяца (в течение которых развивались их с Люком отношения) были действительно хороши.

Люк был достойным парнем: он не сильно волновался по поводу политики или каких-либо других серьезных вещей, он был воплощением всей романтики, какая только может быть в его семнадцать лет по отношению к ней, шестнадцатилетней. Он жил в Хогсмиде, у его родителей был небольшой бизнес, и потому он не ездил в Хогвартс-экспрессе, как остальные студенты. Но он встретил Лили на платформе, что было очень милым жестом, как она думала.

Однако в какой-то момент все счастливые воспоминания лета были разрушены.

— Я тебя люблю, — сказал Люк.

Как и его поцелуй, тон Люка был нежен и скромен, хотя признание в любви после двух месяцев отношений было не совсем продумано. Время застыло на этих трех словах, сердце Лили забилось чаще, но совсем не от счастья. Она прокрутила в голову свои аргументы.

Он ее любил. Он любил ее. Любовь большая. Любовь эпичная. Любовь... Конечно, ей нравился Люк. Лили нравилось, когда его руки лежали у нее на бедрах, нравилось с ним целоваться. Гриффиндорке были приятно, что Люк не показывал свою неприязнь к пластинкам Лед Зеппелин, которые они слушали вместе. Ей нравилась каким смешным и застенчивым он был перед ее матерью, нравилось, что он ни разу не спросил о ее дружбе со Снейпом. Ей нравилась его улыбка и то, что он не высмеивал ее мысли. Ей нравилось, что он не торопился в их отношениях, нравилось даже то, как он говорил все эти милые романтичные вещи, как герой средневековой повести.

«Мне нравится Люк», — думала она.

Я люблю кого-то другого.

И это прочно засело у нее в голове.

— Я не могу тебе ответить так же, — пробормотала Лили спустя несколько секунд, которые показались ей вечностью. Хотя замешательство в ее глазах было достаточным ответом для Люка. Он уныло кивнул. — Люк, слушай, это не значит, что я совсем тебя не люблю — ты мне небезразличен.

На платформе осталось совсем не много людей, практически все студенты уже расселись по каретам. Лили даже не могла объяснить Люку, почему не может сказать эти три проклятых слова в ответ. Он все равно не поймет.

— Я имею в виду, — нервно выдавила она. — Понимаешь, это все дело во мне. У меня слишком сложные представления о любви и о том, какая она должна быть. И я... теоретически я могу сказать тебе это в ответ, но... Это не будет тем самым чувством для меня, понимаешь? Я просто не могу сказать этого, пока это не будет для меня по-настоящему, полностью, безудержно. Мы вместе только два месяца...

— Десять недель, — автоматически исправил Люк.

— Когда ты говоришь это, кажется будто еще меньше, — нахмурившись, отметила Лили. Он покорно кивнул, а девушка снова вздохнула. — Ты сердишься?

— Нет, — ответ был быстрым и уверенным, показывая искренность и желание заверить в этом Лили. — Нет, я не сержусь, я понимаю, ты на год младше меня и все такое... И подобный вид обязательства может быть сложным для тебя...

Лили подумала, что эта версия несколько снисходительна, тем более что разница в возрасте мизерная, но не стала спорить, ведь этот довод ее спасал. Во всяком случае, здесь он имел моральное превосходство: она должна была сказать ему в ответ «Я тоже тебя люблю». Она убрала руки с его груди.

— Нам лучше поискать свободную повозку, — сказал Люк, быстро прерывая молчание.

Лили мысленно добавила к списку его положительных качеств «не обижается».

«Северус обижается», — вспомнилось ей.

Это факт. На самом деле, Северус Снейп наблюдал за всей сценой из своей повозки и обижался. Лили по-прежнему была с Люком Харпером, и Снейп не мог узнать, о чем они разговаривали. Молодой слизеринец — бледный, болезненный, он был прямой противоположностью Харперу — чувствовал, как обида закипала в нем. Когда его карета начала отъезжать от станции, Снейп поспешно отвел взгляд, чтобы однокурсники не заметили, на кого он смотрел.

— Мне жаль, — повторила Лили, пока пара проходила мимо четвертой кареты.

— Не думай об этом, — ласково посоветовал Люк. — Это не что-то супер-важное, просто я хотел, чтобы ты знала о моих чувствах.

Лили кивнула и, помедлив, добавила:

— Спасибо.

Люк улыбнулся и поцеловал девушку в макушку, когда они забрались в карету. Все, кажется, было позади, но Лили зациклилась.

Повозка была пуста.

— Надеюсь, никто ее еще не занял, — начал было Люк, но едва он успел договорить, кто-то открыл дверцу и заглянул внутрь. Это был высокий красивый парень, черноволосый и сероглазый.

— О, привет, Лили, — сказал он. — Привет... неизвестный парень. — Он посмотрел на Люка, будто тот совсем не играл никакой роли.

— Это Люк, Сириус, — сказала Лили черноволосому парню. — Люк Харпер... Он когтевранец.

— Ему же лучше, — заметил Сириус, после чего снова повернулся к Лили. — Видела Джеймса?

— Нет...

— Уверена? Он куда-то пропал, когда мы только вышли из вагона.

— Я уверена.

— А ты, Лукас?

— Он — Люк.

— Я знаю. Ты видел Джеймса Поттера?

— Нет.

— Ну, хорошо. Приятной поездки вам. Думайте о последствиях.

— Иди уже, Сириус, — приказала Лили.

Блэк насмешливо подмигнул.

— Пока, Лили. Пока... неизвестный парень.

Спустя мгновение он скрылся, и Люк покачал головой.

— Что с ним вообще такое? Он такой... — Люку, однако, не суждено было закончить свою фразу, в их карету внезапно ворвалась высокая блондинка и села напротив. Лили удивленно приподняла брови.

— Привет, Мар, я думала, ты отправилась к замку с Майлзом.

— Майлз Стимпсон, — начала Марлин Прайс, в ее голубых глазах горел огонь, — Официально признан самым большим и невыносимым козлом, которого я когда-либо встречала!

— Ты встречалась с ним два года, — мягко напомнила ей Лили.

— Он мерзавец, — заявила блондинка. — Он и весь его большой, глупый, заносчивый, злой и раздражающий Когтевран! — Будто бы увидев Люка впервые, Марлин добавила: — Не обижайся, Харпер.

— Не буду, — ответил он.

— Что случилось? — осторожно спросила Лили.

— Он — мерзавец! — взвизгнула Марлин. — Бросил меня одну в нашем вагоне, но ты это и сама знаешь, мы были вместе. Потом мы выходим из поезда, и он просит меня подождать, потому что он что-то там забыл в своем вагоне. Я жду, а потом угадай — что. Через две минуты я наблюдаю милую картину, как он садится в карету с мисс Горгоной Алекс Кайл.

— Алекс Кайл — Горгона? — скептически переспросила Лили.

— Я не знаю, — призналась Марлин. — Но это вполне возможно. И знаете, что он еще сделал? Он...

Но Лили так и не довелось узнать, как именно прогнил бывший парень Марлин, потому что дверца кареты открылась, в нее залетела молодая девушка, а карета, как по волшебству, направилась к замку.

— Донна, — удивленно отметила Лили. Высокая темноволосая волшебница с шоколадной кожей и янтарными глазами, рухнула на место напротив Люка. — Мне показалось, что ты была в одной карете с Мэри.

— Я удивлена, что ты смогла заметить хоть что-то, — коротко ответила девушка. — Что такое с твоим молчаливым придурком? — Донна кивнула в сторону Харпера.

Лили положила свою руку на руку Люка и сурово посмотрела на девушку.

— Донна Бруствер, — твердо начала рыжая, — Что я говорила тебе о том, что не стоит быть стервой рядом с теми, кто не знает, что ты всегда стерва?

Донна нахмурилась.

— Хорошо. Прости, Харпер, мне очень жаль, — произнесла она, хотя сожаления в голосе не было. — На самом деле, я на тебя совсем не злюсь, просто ненавижу всех парней.

— Я тоже! — немедленно откликнулась Марлин.

— Ну, хоть в чем-то вы сошлись, — пробормотала Лили. — Может, есть и положительная сторона в том, что Марлин встречалась с идиотом, а Донна... ненавидит всех.

— Я не ненавижу всех, — возразила Донна, что было встречено тремя сомнительными взглядами. — Не всех.

— Ты ненавидишь большинство людей, — сказала ей Марлин, Донна попыталась ей возразить, но блондинка продолжила: — Какой процент людей, находящихся сейчас в этой карете ты не ненавидишь?

Донна взглянула на каждого по очереди.

— Двадцать пять процентов, но статистика такая дурацкая вещь... Разумеется, я ненавижу себя, очевидно, что ненавижу Харпера, потому что он парень, и точно ненавижу тебя, Марлин, с учетом всех твоих психологических и эмоциональных склонностей.

— Как мило, — сухо произнесла Марлин. — Ты ненавидишь пятьдесят процентов населения и ненавидишь эмоциональных людей. Дон, прими это, ты ненавидишь большинство людей. Вообще-то ты ненавидишь всех, кроме Лили и, возможно, своей десятилетней сестры.

— Заткнись, Прайс. — Марлин откинулась на сиденье, скрестила руки на груди с чувством превосходства, написанном на холеном личике. Донна закатила глаза. — Новая тема, — потребовала она.

— Поддерживаю, — кивнула Лили. Она выглянула в окно, начали виднеться башни замка. — Смотрите, скоро снова увидим школу.

И спустя мгновение они его увидели. Хогвартс казался волшебно-синим в лунном свете, каждая башня казалась величественной и сюрреалистичной, как и запомнила Лили. Хогвартс был, пожалуй, единственным местом на земле, которое не подвело ее романтичные ожидания. Она рассказала об этом друзьям, и в то время как Люк, улыбаясь, погладил рыжую по руке, девушки обменялись взглядами.

— Что? — спросила Лили, заметив их переглядывания.

— Летняя Лили ушла, — печально сказала Марлин, поддаваясь мечтательной ностальгии. — Вернулась Лили-в-Хогвартсе. Конечно, мне нравится Лили-в-Хогвартсе, но всегда грустно, когда летняя Лили уходит.

— Летняя Лили? — повторил Люк. — Есть больше, чем один тип Лили?

— Есть более шестидесяти типов Лили, — объявила Донна, посмотрев на Харпера так, будто он был самым большим глупцом в мире, раз не знал этого.

— Летняя Лили задерживается допоздна, чтобы посмотреть на светлячков, — пояснила Марлин. — Лили-в-Хогвартсе меланхоличная.

— Вот бы летняя Лили была с нами круглый год! — подхватила Донна. — Как раньше, мы слушали бы цитаты Перси Буш Шелли на уроках трансфигурации, мысли Лили по поводу красоты и поэтичности освещения подземелий. Но потом... — Донна на секунду замолчала, выдерживая драматическую паузу. — Потом Лили немного подросла и мы могли видеть летнюю Лили только в конце семестра и по праздникам.

Люк положил руку на плечо Лили, которая во время пауз Донны, благодарила подруг взглядом, и мягко спросил:

— А мне понравится Лили-в-Хогвартсе?

— Все любят любую Лили, — ответила ему Марлин. Она взглянула в окно. — Мы подъезжаем.

(Он сказал)

— Он сказал «Я люблю тебя»? — недоверчиво повторила Донна. После того, как они вылезли из карет и вместе с другими учениками направились к замку. Люк ушел, чтобы встретиться со своими друзьями с Когтеврана, и Лили только что закончила рассказывать об их неловком разговоре. — Просто так? После двух месяцев летних отношений? Он что, не в курсе, что этого недостаточно?

— Я встречалась с Майлзом больше года, прежде чем он сказал мне подобное, — с горечью отметила Марлин. — Хотя я уверена, что он просто отвлекал меня от письма, которое писал Сэнди Питтерсон.

— Прежде всего, — сказала Донна, — Марлин, твой парень — мерзавец. Мы об этом знаем, ты об этом знаешь, так что кончай сравнить его с нормальными. Во-вторых, что, черт возьми, ты сказала Люку? Он не выглядел сердитым... Ты же ему не ответила, правда?

— Конечно, не ответила, — отрезала Марлин, — Лили не стала бы врать о таком... Не стала бы, ведь?

— Нет, конечно, нет, — вздохнула Лили. — Я сказала, что не могу ответить тем же. Сказала, что для меня важна искренность в таких вещах.

— И он не порвал с тобой на том же месте? — удивилась Марлин. Лили отрицательно покачала головой. — Некоторым девушкам удивительно везет на парней.

— Кому, например? — спросил новый голос, его обладательница миниатюрная миловидная брюнетка присоединилась к девушкам. Марлин взяла ее под руку.

— Привет, Мэри, — сказала Лили, — Они просто говорили о...

— О том, каким был идиотом Люк Харпер, сказав Лили: «Я тебя люблю».

— После двух месяцев отношений? — недоверчиво переспросила Мэри. — Это просто смешно! Ты ему соврала и ответила тем же?

— Она сказала, что не готова к этому, — сказала Донна вместо Лили.

— И он не порвал с тобой на том самом месте?

— Нет, — ответила ей Марлин. — Он вообще казался веселым рядом с ней.

— Некоторым удивительно везет на парней, — кивнув, согласилась Мэри.

— Так, где ты была? — спросила Лили. — В какой карете?..

— В смысле, после того, как ты меня бросила совсем одну? — нахально переспросила Мэри. — Нет, не извиняйся... Я была в компании мальчиков, что гораздо лучше вас троих в любом случае. Адам МакКиннон сидел рядом со мной, и Господи, он за это лето подрос? Он примерно шесть футов ростом.

— Мэри, я запрещаю тебе спать с Адамом, — твердо произнесла Марлин. — Он один из моих лучших друзей, а все твои отношение заканчивались... ну, как привило, они заканчиваются поджогом.

— Забавно, — едко заметила Мэри. — Да, конечно, я уверена, что именно из-за твоей дружбы с Адамом ты не хочешь, чтобы я была с ним...

— Что это должно значить?..

— Хэй, кто-нибудь видел Джеймса?

Питер Петтигрю задыхаясь, подбежал к девушкам.

— Он где-то здесь... Джеймс... Но я никак не могу его найти.

— Я его не видела, — ответила Донна, и Марлин согласно закивала.

— Знаешь, кажется, я видела, как он садился в одну из первых карет, — неуверенно сказала Мэри. — Я не уверена, но, кажется, это был он.

Питер поблагодарил их и бросился прочь.

— Почему он так нервничает? — поинтересовалась Лили.

Но вряд ли, кто-нибудь услышал последний вопрос, так как они вошли, наконец, в замок. Студенты прошли через большие дубовые двери в слабоосвещенный вестибюль с большой мраморной лестницей слева. Однако к всеобщему удивлению, двери Большого зала были закрыты, — почему стало понятно мгновением позже. Профессор МакГонагалл, декан факультета Гриффиндор и преподаватель трансфигурации, появилась из ниоткуда и призвала студентов к порядку.

— Похоже, — начала профессор, тонкие губы были сжаты, выказывая определенную степень неодобрения. — Что полтергейст Пивз снова учинил беспорядок в Большом зале в отместку мистеру Филчу. Большая часть повреждений уже устранена, однако вам придется подождать несколько минут, прежде чем мистер Филч и профессор Долтон закончат.

Пивз, школьный полтергейст, — один из многих призраков замка — был чем-то вроде неприятности, время от времени беспокоившей Лили. Его роднила со студентами страстная неприязнь к Филчу — школьному завхозу. Несколько студентов одобрительно отозвались о выходке Пивза, в то время как двое старост сказали что-то вроде «неуважительного отношения к власти». Лили была не против, подождать несколько минут до начала церемонии распределения и праздничного пира, если это будет за счет Филча.

Лили в пол уха слушала то, как Марлин и Мэри пересказывали друг другу последние сплетни, когда кто-то дотронулся до ее плеча и она, повернувшись, увидела Ремуса Люпина — лучшего друга Сириуса, Питера и, конечно, Джеймса Поттера, а так же товарища Лили по должности гриффиндорских старост. Ремус был бледным и выглядел слегка нервно и раздраженно.

— Лили, ты не видела...

— Поттера? — закончила за него Лили. Он с надеждой кивнул, но Лили отрицательно покачала головой. — Нет, не видела, но если тебе нужен Сириус или Питер — я могу помочь.

— Нет, я нашел их, — проворчал Ремус. — Мы сейчас Джеймса найти не можем. Ладно, спасибо.

— Не за что, — с улыбкой ответила Лили, ей нравился Ремус. — Позже увидимся.

Он возобновил поиски друга, и Лили повернулась к подругам, но кто-то снова дотронулся до ее плеча.

— Я все еще не видела его, Ре... — но это был не Люпин. — Сев, — удивленно заметила Лили. Перед ней стоял Северус Снейп. Она вдруг начала вспоминать, когда он в последний раз выглядел таким напряженным рядом с ней, и поняла, что это было семь лет назад, во время их первой встречи.

— Привет, Лили, — нервно начал Северус: — Надеюсь, мы можем поговорить?

Лили оглядела холл в поисках слизеринских друзей Снейпа, и, наконец, нашла их в другом конце зала. Расстояние между ними было приличное, также вокруг было около сотни студентов, и «друзья», вероятно, даже не знали, что Северуса нет в их компании.

— Понятно, — горько сказала Лили, повернувшись к слизеринцу. — Сейчас со мной вполне безопасно говорить. Мальсибер и Эйвери не поймают тебя рядом с магглорожденной.

Лили попыталась отвернуться.

— Это не так! — запротестовал Северус и девушка снова посмотрела на него. Мэри, Марлин и Донна прервали свой разговор и тоже посмотрели на него.

— А на что это похоже? — требовательно спросила Эванс. Снейп промолчал и Лили продолжила: — Северус, я думала, что все было совершенно понятно в конце прошлого семестра. Мы больше не будем общаться. Слишком много нагрузки на нас обоих.

— Лили, — Северус украдкой посмотрел на трех подруг. — Мы можем поговорить где-нибудь...

— Почему? Мои друзья не против нашего с тобой общения.

Донна начала было отрицать, но Марлин ударила ее.

— Лили, — Снейп устало вздохнул. — Когда ты простишь меня?

— Я простила тебя, — отрезала гриффиндорка. — Просто я не думаю, что мы и дальше можем дружить.

— Но я не имел в виду...

— Да, ты имел в виду именно это, и не надо юлить. Мы каждый раз проходим одно и тоже до тех пор, пока один из нас не выходит из себя настолько, что больше не может нормально разговаривать.

— Мы были друзьями семь лет... — вполголоса сказал Северус (хотя он и так всегда тихо разговаривал). — И это просто так исчезнет из-за одной единой глупой ошибки?

— Это была очень говорящая ошибка, — тихо ответила Лили. — Сев, пожалуйста, просто уходи.

— Нет, — упрямо. — Нет, пока ты не скажешь, что мы снова можем быть друзьями. Ты не ответила ни на одно письмо этим летом и убежала сразу после собрания старост.

Лили не могла быть удивлена сильнее, чем сейчас. Северус никогда прежде не обсуждал личные дела в присутствие других людей, еще меньше он говорил об этом при ее друзьях. В самом деле, за все семь лет их дружбы, это был первый раз, когда их отношения выносились Северусом на всеобщее обозрение. Возможно, его раскаяние действительно искренне.

Она старалась держать свои эмоции под контролем. В конце концов, неважно, как сильно он жалеет о своих словах, их дружбу стало слишком сложно поддерживать как раньше. Но все равно было сложно пересилить себя и раз и навсегда прервать их с Северусом связь.

— Пожалуйста, Сев, уходи, — повторила Лили. Он выглядел так, будто решил сдаться, когда появилось неприятное обстоятельство в виде Николая Мальсибера и Сэмюэла Эйвери.

Судьба проявляет себя в очень забавных ситуациях.

Это началось еще на четвертом курсе.

Сириус Орион Блэк — известный нарушитель спокойствия школы — искал своего лучшего друга, Джеймса Поттера. Джеймс Поттер в это время отбывал наказание за то, что поджег плащ Лили Эванс. Это произошло, во-первых, потому что Джеймс был совершенно увлечен девушкой, а во-вторых, потому что эта самая девушка заявила Поттеру, что он не такой талантливый игрок в квиддич, как Лиам Лайл из Пуффендуя (что было абсолютной неправдой, Лили просто хотела насолить Джеймсу). В результате произошел уже упомянутый поджог, и профессор МакГонагалл назначила Джеймсу недельное взыскание. А Сириус Блэк — забыв об этом — искал своего друга в то мартовское субботнее утро 1974 года.

В какой-то момент во время этих поисков, Сириус услышал, как один слизеринец хвастался перед другим. Сириус решил опробовать новые заклинания, которые выучил вчера вечером и принялся искать глазами пустой коридор, куда можно было бы перебежать, чтобы спрятаться. К сожалению, коридор в западном крыле Хогварста был единственным, но на всей стене висел огромный гобелен. Сириус нырнул под эту ткань, проверяя, заметят ли его слизеринцы, и, когда он это провернул, молодой мистер Блэк обнаружил нечто странное. Дверь.

Вероятно, это была самая обычная дверь, за которой могли хранить старые метлы и щетки, но Сириус любил все секретное, а эта дверь почему-то выглядела секретной. Он уже видел ее раньше. И в прошлый раз долго любовался ею, пока он случайно не выдал своего месторасположения Пивзу, школьному полтергейсту. Это случилось во время одного из особо скучных наказаний (он должен был чистить трофеи, но остановился на некоторое время, чтобы пообщаться с озорным призраком), около года назад. Тогда Сириус понял магическую природу этого места, но оно было утеряно, и он не мог считать его своим. Он нашел новую кладовку на следующей неделе, но это было не то же самое.

Пивз, как оказалось, тоже любил секретные вещи. И он воспользовался знанием об этой комнатке, когда захотел разыграть своего заклятого врага, школьного смотрителя Аргуса Филча, 27 августа 1975 года. Он стащил все, что смог открутить в кабинете школьного смотрителя и спрятал в кладовку для метел, которую показал ему однажды Сириус Блэк. Завхоз, как и ожидалось, взбесился. Ему потребовалось два дня, чтобы найти свои вещи.

И потому Филч обратился к директору с просьбой запретить полтергейсту появляться на праздничном пире по случаю начала учебного года, с чем Дамблдор, будучи сочувствующим директором, согласился. Смотритель поторопился рассказать Пивзу о том, что ему запрещено появляться на пире, тогда полтергейст решил учинить беспорядок в Большом зале, тем самым затянуть распределение и досадить Филчу. Надо признать, озорное привидение преуспело в обоих начинаниях.

Таким образом, церемония распределения не состоялась вовремя, студенты вынуждены были ждать в холле, пока профессор Долтон и сам Филч заканчивали наводить порядок в зале. Потому Северус Снейп улучил возможность поговорить с Лили Эванс, пока его друзья со Слизерина были заняты другим, а ее подруги пересказывали друг другу стандартные сплетни. Следовательно, Северус и Лили начали спорить и не увидели, что Николай Мальсибер и Сэмюэл Эйвери заметили разговор и направились к ним.

Если бы Мальсибер и Эйвери не заметили этот разговор, вся история могла закончиться совсем, совсем по-другому. Но они заметили, подошли и все случилось именно так. А все потому что Лили Эванс как то раз сказала Джеймсу Поттеру, что он играет в квиддич хуже, чем Лиам Лайл.

Судьба проявляет себя в очень забавных ситуациях.

— Северус, — сказал Мальсибер, высокий худой парень с узкими глазами, — Что у нас здесь такое? — Он указал на маленькую сцену между его соседом по комнате и Лили. К ним присоединились еще несколько слизеринцев, в том числе темноволосая девушка и красивый парень.

— Северус, — произнесла девушка. — Что ты делаешь?

— О, Бога ради, Колиста, можешь не тратить свои чудные манеры на меня, — язвительно вставила Лили. Она и не заметила, что Донна осторожно достала палочку.

— Вы должны нас простить, — отрезал Мальсибер, из его голоса сочилось ложное очарование. — Видите ли, Северус сказал, что ваши... отношения... закончились.

Снейп открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Лили не была настроена выслушивать очередную порцию оправданий.

— Он сказал правду, — подтвердила она, стараясь не показать, как ей было больно это слышать, — Мы больше не друзья. Вы выиграли.

Она подумала, что последнее успокоит их гордость и не даст разгореться очередному конфликту между факультетами.

— Осторожнее, Эванс, — враждебно предостерегла Колиста.

— Идемте, — пробормотал Северус, но другие слизеринцы проигнорировали его. Ремус, заметив, что рыжая спорит с ними, вернулся.

— Что-то не так, Лили? — спросил он и холодно посмотрел на Снейпа.

— Нет, — быстро ответила девушка. — Ничего не случилось. Все в порядке. Эти замечательные студенты уже уходят.

— Мы сами решим, когда мы уйдем, — отрезал Сэмюэл Эйвери. Лили закатила глаза и снова попыталась уйти. Она заметила, что многие вокруг перестали болтать и внимательно следили за их разговором, очевидно надеясь, что произойдет что-нибудь драматичное, как это всегда бывало, когда гриффиндорцы и слизеринцы выясняли отношения.

— Разве вы не собираетесь устраивать дуэль? — спросили некоторые наивные второкурсники после непродолжительного молчания.

— Нет, — резко ответила Лили. Ремус, однако, вытащил свою палочку на всякий случай.

— Что случилось? — спросила Колиста. — Вам двоим с нами не справиться?

— Нас пятеро, — исправила ее Мэри, делая шаг вперед и одновременно вытаскивая свою палочку. Лили вдруг поняла, что была, чуть ли не единственной невооруженной в этой пестрой компании.

— Оу-у, я до смерти напугана! — издевалась Колиста. — Что ты мне сделаешь, грязнокровка МакДональд? Может лучше попросить Эйвери, и он испробует на тебе парочку его новых заклятий?

Марлин и Донна одновременно сделали шаг вперед. Лили попыталась успокоить их всех.

— Заткнись, Колиста! — она повернулась к темноволосой девушке. — Я серьезно, скажешь подобное еще хоть раз — и не видать тебе твоего симпатичного носика! — В ее голосе был огонь, и уверенность Колисты слегка пошатнулась. Блодин, стоявший рядом, положил ей руку на плечо.

— Что здесь происходит? — откуда ни возьмись, появился Сириус Блэк, а следом за ним — Питер Петтигрю. Ситуация накалялась.

— Ничего, — быстро произнесла Лили, взглядом она пыталась попросить Сириуса держаться подальше.

— А разве это не мой кузен-осквернитель крови? — заметила Колиста. — Каково это, жить с отребьем?

— Заткнись, Блэк! — рявкнул Сириус.

— Сам заткнись, Блэк, — парировала Колиста. Сириус угрожающе сделал шаг вперед, но Лили схватила его за руку.

— Может, тебе уйти? — предложил блондин, обращаясь к Колисте.

— Успокойся, Забини, — мгновенно вернула она ему. — Ты мне не указ.

— В чем-то он прав, — сказал Сириус, с наигранной заботой в голосе. — Возможно, тебе стоит уйти отсюда, дорогая Колиста. Это не для твоей хрупкой природы. Эйвери тебя заменит... — он сказал это тоном старого доброго друга. — Я знаю, он уже пару лет пытается застать тебя одну, того и гляди, умрет от тоски, — кивок в сторону блондина.

Забини поднял палочку, Лили изо всех сил пыталась сдержать рвущегося в бой Сириуса.

— Может, мы все успокоимся? — отрезала она. — Даже если это будет дуэль за то, кто хотел потрахаться с Эйвери, МакГонагалл где-то рядом, и если мы попадем, всем будет не до смеха. Так что давайте-ка все вернемся к своим делам сейчас же. Все! — значительно добавила она, оглядывая толпу собравшихся. Как бы все не уважали Лили Эванс, ни затейщики спора, ни зрители с места не сдвинулись.

— Давайте просто уйдем, — снова повторил Снейп свою просьбу. Он старался не смотреть никому в глаза.

— Подожди минутку, — вкрадчиво начал Мальсибер. — Северус, Колиста подняла тут интересный вопрос...

— Правда? — резко прервала Лили. — Что-то мне не очень хочется услышать...

Не слушая ее, Мальсибер продолжал:

— Ты сказал нам, что ваша дружба с Эванс закончена. Но вот сейчас мы все видим, как вы премило общаетесь на публике. У меня нет причин сомневаться в твоей верности, но вот Эйвери... Он — другое дело, да, Сэм?

Сэмюэл Эйвери заметно стушевался, когда понял, что к нему обращаются.

— Просто скажи «да», — закатив глаза, прошипела Колиста.

— О, точно. Да, да.

— Думаю, ты должен ему это доказать, Северус, — твердо произнес Мальсибер.

— Ник, давай, не здесь, — сказал Забини. — Его точно поймают.

Лили с облегчением вздохнула, ну хоть один из «друзей» Сева заботится о нем. Однако Колиста заставила Забини замолчать.

— Я не требую и не хочу, чтобы ты причинил ей боль, — продолжал Мальсибер. — Я даже не мечтаю просить тебя об этом, Северус. Все что тебе нужно сделать, чтобы доказать Эйвери и остальным свою верность нам, это... отдать палочку Эванс мне.

На первый взгляд простое задание: отобрать палочку у Лили Эванс, но чтобы это сделать, Снейпу надо было использовать свою, чтобы обезоружить девушку.

— Ты не заберешь мою палочку, — твердо сказала Лили, все еще держа Сириуса за руку, чтобы тот не атаковал слизеринцев. — Вообще-то, эта беседа официально окончена. — Но никто ее не слушал.

— Сделай это, Северус, — сказала Колиста. — Сделай, или ты больше не наш друг.

— Снейп, если направишь палочку на Лили, — заговорила Донна, — нарушишь школьные правила и получишь наказание.

Эйвери фыркнул. Видно, если Северус не отнимет палочку у Эванс, его ожидает кое-что похуже, чем просто наказание после уроков.

— Знаете, — раздраженно начала рыжая, — это глупо. Хочешь взять мою палочку — бери. Но верни к завтрашним урокам, она мне понадобится. — Она вытащила палочку и протянула ее Снейпу. Мальсибер предостерегающе поднял руку.

— Забери ее сам, Северус, — сказал он, и все следы даже поверхностного очарования канули в Лету. Лили посмотрела Мальсиберу прямо в глаза, после чего медленно спрятала палочку. Северус не нападет на нее. Не сможет.

— Северус, — пробормотала Колиста, — сделай это сейчас...

— Сейчас, — вторил ей Эйвери.

Большинство студентов остановились вокруг них, чтобы посмотреть на разгорающуюся драму. Лили бессознательно отпустила запястье Сириуса. Она внимательно следила за тем, как Северус очень осторожно вытаскивал свою палочку.

— Северус, пожалуйста, — прошептала Лили. Ей было не страшно подвергнуться нападению, но мысль потерять всякую надежду на возобновления их дружбы была мучительной.

— Северус.

Рука слизеринца дернулась. Он немного поднял предплечье. Донна, Мэри, Марлин, Сириус и Питер уже подняли свои палочки. Некоторые из слизеринцев сделали то же самое. Лили смотрела только на Снейпа. Его рука снова дернулась.

А потом произошло несколько событий сразу.

Когда рука Снейпа чуть-чуть поднялась, Колиста направила свою палочку на Мэри МакДональд. Сириус поднял свою, и у него в голове начали формироваться слова заклинаний. Ремус сделал шаг вперед, готовый оттолкнуть Лили с дороги, чтобы в нее не угодил один из лучей заклятия. Забини в свою очередь схватил миниатюрную Колисту, и заставил ее встать позади него, загораживая ото всех.

Однако один конкретный жест, одно движение перевешивает все предыдущие, меняя все вокруг. Вдруг позади Марлин возник высокий черноволосый парень. Джеймс Поттер, а это был именно он, протиснулся сквозь толпу и одним простым, изящным и совершенно сокрушительным ударом в челюсть уложил Николая Мальсибера. Лили ахнула, а Северус едва не уронил свою палочку от удивления. Мальсибер лежал на полу холла, держался за поврежденную челюсть и стонал от боли.

Все на мгновение затихли, и в этот момент раздался веселый голос Сириуса:

— Ну, по крайней мере, мы нашли Джеймса.

Тогда Эйвери и Забини подняли свои палочки — и начался настоящий ад.

(Жанна д’Арк)

Минерва МакГонагалл была рождена, чтобы стать учителем. Она была высокой, несколько угрожающей, обладала строгим, элегантным голосом, ее губы абсолютно легко могли в момент сжаться так, что была видна только узкая полосочка, а суровый взгляд мог, казалось, сокрушить скалы. Только одно незначительно поднятие брови было способно убедить скептиков в том, что она была экспертом в любом вопросе, а зачастую ей даже не нужно было повышать голоса, чтобы привлечь внимание класса. Все в ее внешности, темные волосы, аккуратно убранные, открывающие узкое лицо, длинные, широкие мантии, которые она одевала, все указывало на то, что это дисциплинированная женщина требует уважения. Минерва МакГонагалл, без сомнения, родилась, чтобы стать учителем, однако сейчас она мечтала, чтобы это было не так.

— Ни один из вас, — начала старая волшебница, вышагивая из одного угла кабинета в другой, — не выйдет из этой комнаты, пока вы не ответите на мой вопрос.

Ее сапоги из кожи зеленого дракона звонко цокнули в тишине комнаты, ее рот превратился в узкую линию, даже воздух в комнате, и тот, кажется, дрожал, но девять гриффиндорцев, стоящий перед ней не проронили ни слова. Каждый из них смотрел строго на участок стены перед собой, зная, что если хоть на секунду посмотрит в глаза своему декану и по совместительству преподавателю трансфигурации, признание не замедлит последовать. МакГонагалл подождала несколько минут, после чего, повернувшись на каблуках, направилась к одному из студентов.

— Мистер Петтигрю. — Бедный Питер выглядел так, будто ему вот-вот станет плохо. Каждый дюйм его небольшого тела дрожал, начиная от песчаного цвета волос до кончика ногтей на ногах.

— Да... Профессор?

— Может, вы мне ответите, — произнесла МакГонагалл, сузив глаза.

Питер — напротив — широко распахнул глаза, словно боялся моргнуть, задрожал и собрался с духом.

— Я-я... Э-э, повторите, ка-какой был вопрос?

Раздраженная, но неустрашимая Минерва МакГонагалл повторила заданный ранее вопрос:

— Я спросила, кто из вас начал драку в холле, — драку, в которой, позвольте повторить, приняло участие более пятидесяти студентов, и которая привела к десятку травм.

— О, ах... Э-э, я... Я не знаю... Я не заметил. Было так много людей...

Макгонагалл приподняла брови:

— Это правда?

Питер кивнул.

— Вы уверены, что не защищаете кого-нибудь, мистер Петтигрю?

— Нет! Конечно, я... Нет!

— Мистер Блэка, к примеру?

— Нет.

— Мисс Бруствер?

— Нет.

— Мистера МакКиннона?

— Нет.

— Возможно, мистера Поттера?

— Нет! Профессор, клянусь, не знаю, кто это...

Но женщина уже потеряла к нему интерес. Она перешла в другой конец линии, где стояла, высоко подняв голову, Донна Бруствер. Однако когда МакГонагалл приблизилась к девушке ближе, что-то в ее янтарных глазах дрогнуло. Кучерявые локоны явно пострадали в драке и сейчас неровными прядями закрывали лоб. Когда МакГонагалл подошла к Донне, она, кажется, уже меньше гордилась своими «шрамами». Донна Кристин Бруствер всегда говорила правду, а сейчас, казалось, была готова соврать учителю.

— Мисс Бруствер, — начала профессор нежнейшим голосом. — Может быть, вы мне поведаете, что случилось? Быть может, вы сможете рассказать мне, кто начал эту драку...

— Это были слизеринцы, профессор, — немедленно среагировала Донна. — Это определенно были они...

— Понимаю, — сухо кивнула МакГонагалл. — Несмотря на десятки одновременно брошенных Конфундусов... — она задержала дыхание и мельком посмотрела на Сириуса Блэка, стоявшего в другом конце шеренги. — Большинство очевидцев сказали, что, пусть десяток шестикусников-слизеринцев среагировали враждебно и начали магическую потасовку, кто-то видел, как один из гриффиндорцев начал все это, ударив кого-то из них. Так как Шарлотта Мелани и Мишель Мапс даже не были в холле в это время, я решила, что не имеет смысла приглашать их сюда. Теперь, мисс Бруствер, может, вы мне скажите, кто из вас начал драку? Кто напал на мистера Мальсибера?

Донна сомневалась. Она несколько раз открывала и закрывала рот, прежде чем произнести:

— Я не знаю, профессор. Я-я не видела, кто первый начал драку.

Выражение лица МакГонагалл стало еще холоднее, если это вообще возможно. Она поспешно отошла от Донны к Марлин Прайс. На щеке Прайс красовался синяк, школьный джемпер был слегка порван, но она по-прежнему держала голову высоко, когда МакГонагалл подошла к ней.

— Мисс Прайс? Это были вы?

— Нет, профессор, — ответила Марлин.

— Тогда кто же?

— Не знаю, профессор.

— А вы, мистер Люпин? — МакГонагалл перешла к старосте, но Ремус покачал головой.

— Меня, кажется, ударил один из тех Конфундусов, — неубедительно соврал он. — Все так размыто...

— Мистер МакКиннон?

Высокий шатен рядом с Марлин покачал головой.

— Я разговаривал с друзьями из Пуффендуя и ничего не видел.

Профессор МакГонагалл кивнула, и на несколько минут кабинет погрузился в тишину.

— Скажите, буду ли я права, сказав, что никто из вас не признается? — спросила она, наконец. Тишина в комнате стала еще более явной. — Очень хорошо. В настоящее время профессор Слизнорт разговаривает с вашими, так называемыми, «противниками». Я не отвечаю за их наказание. Могу только сказать, что вы все наказаны, и за каждый час, который будет проходить без признания, каждый из вас будет терять двадцать очков с факультета.

Раздался коллективный вздох, но МакГонагалл пошла дальше.

— И это будет продолжаться столько, сколько потребуется, — заявила она. — Но нет таких слов, чтобы выразить то, как я разочарована в каждом из вас. Сначала проявленное вами варварство... Теперь ваше нежелание сотрудничать со мной. Теперь я снимаю с каждого из вас очки за прошедший час, — женщина действительно никогда не выглядела такой разочарованной, как сейчас. — Мне больше нечего...

— Я это сделала.

МакГонагалл — как и все остальные, включая Джеймса — повернула голову в сторону признавшейся шестикурсницы.

— Вы, мисс Эванс?

Лили быстро заморгала, собираясь с духом, а затем кивнула.

— Да, профессор. Это я... я начала драку.

Женщина скрестила руки на груди и приблизилась к рыжеволосой девушке.

— Вы ударили мистера Мальсибера? Вывихнули ему челюсть? — спросила МакГонагалл.

Лили закусила губу и сцепила тонкие руки за спиной.

— Я... я занимаюсь спортом.

— Мисс Эванс...

— Это правда, профессор, — с нажимом произнесла Лили. — Честно, я... я была так зла, и все происходило так быстро... И я должна была признаться раньше, но я была так... Я боялась.

В течение долгой минуты старая волшебница пристально смотрела на молодую.

— Все остальные могут выйти... — наконец произнесла она. Не говоря ни слова, восемь гриффиндорцев вышли из кабинета своего декана. Лили вздохнула, понимая, что сейчас придется принимать наказание, которое не замедлит прийти.

— Мисс Эванс, — скептически повторила МакГонагалл. — Вы уверены, что хотите принять всю вину на себя?

— Я... я не принимаю вину, — искренне запротестовала Лили. — Я-я заслуживаю наказания, я это устроила.

— И вы никого не защищаете? — спросила МакГонагалл.

Лили потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

— Профессор, — сказала она, наконец. — Если бы это была не я, то на кого вы бы подумали? Зная наш курс, на Блэка или Поттера, верно? — МакГонагалл ничего не ответила, все было слишком очевидно. — А если так, вы всерьез думаете, что я защищала бы их, будь они виноваты?

Учитель трансфигурации внимательно смотрела на девушку.

— Что ж, хорошо, — в ее голосе звучало искреннее сожаление, так что Лили даже на мгновение пожалела, что не может исправить сказанного: мысль о том, что декан ее факультета начнет ее презирать, была невыносимой. — Это скажется на вас, мисс Эванс. Мне придется отправить сову вашей матери, а что касается остальных ваших одноклассников...

— Они ничего не знали, — прервала ее Лили. — То есть, мы все, конечно, стояли в одном холле, но многие попали под Конфундус. И... Может, они действительно не видели, кто ударил Мальсибера?

— Возможно, — нехотя согласилась МакГонагалл. — Но вы, мисс Эванс. Боюсь, вам никуда не деться от последствий.

— Нет, — кивнула рыжая.

— С Гриффиндора будет вычтено пятьдесят очков, а вы будете ходить на отработки каждую пятницу до конца месяца.

Лили опустила голову.

— Да, профессор.

— Лили, ты должна понять, что быть гриффиндоркой, не значит решать каждый спор методом Джеймса Поттера, который включает в себя применение физической силы и проклинание каждого...

Лили, не сдержав улыбки, кивнула.

— Да, профессор, — серьезно произнесла она. — Мне жаль, что так случилось.

МакГонагалл кивнула, ее лицо было беспристрастно.

— Можете идти.

— Да, мэм, — сказала Лили и вышла.

Оставшись одна МакГонагалл села за стол и покачала головой. Так, Лили Эванс устроила всю эту драку в холле... даже если это не правда, вся история выглядела презабавно. Она позволила себя легкую улыбку.

— Полезно для нее.

(Немного о Джеймсе)

Джеймс Поттер был высок. У него были черные волосы, которые, — как он сам признавал — никогда не были готовы к сотрудничеству. Он был красив, даже в очках, у него были резкие скулы и прямой длинный нос. Он был счастливым обладателем хорошей кожи, белых зубов и кривой усмешки. Он играл в квиддич лучше, чем кто-либо вообще, и у него была очень характерная походка: ленивая, одновременно деловая, походка человека, уверенного в себе, и как бы говорящего: «Скажите спасибо, что я вообще мимо прохожу!..»

Джеймс Поттер слишком много курил.

Большую часть первого сентября 1975 года он провел, не думая о Лили Эванс. После высадки из Хогвартс-экспресса он решил пройтись до школы пешком, достал сигареты, прикурил и неторопливо направился к замку.

Он вообще-то не думал о Лили Эванс за эти двадцать или около того минут.

Потом он зашел в холл. Увидел маленькую драму, готовую вот-вот разгореться между Лили и несколькими слизеринцами, но решил это проигнорировать. Он не хотел больше защищать эту маленькую рыжеволосую старосту. Тем не менее, он слушал, пока не увидел, что грозит вот-вот произойти. Тогда он не задумываясь, совсем не задумываясь о последствиях (возможно, как раз для Джеймса было слишком много последствий, но об этом позже), он шагнул вперед и хорошенько врезал Николаю Мальсиберу, свалив последнего на пол.

Он вывихнул Мальсиберу челюсть, хотя узнал об этом только в кабинете МакГонагалл, сразу после того, как Лили Эванс призналась в совершенном преступлении, чтобы их факультет не потерял много очков. Он был бы горд тем, что вывихнул тому фрику челюсть, если бы не чувствовал себя таким гнилым по поводу всего остального.

Тем не менее, Джеймс вышел из кабинета со всеми остальными, держа рот на замке. Держать рот на замке — не лучшая вещь, которая у него получается, но Джеймс в последнее время много над этим работал.

(Подробнее о Жанне д’Арк)

Церемония распределения — задержанная выходкой Пивза и дракой в холле — началась на целый час позже, и оказалась самой шумной из тех, что запомнила Лили. Она с остальными гриффиндорцами шестого курса опоздали из-за лекции МакГонагалл, их противники со Слизерина вошли в зал через несколько минут, явно недовольные тем, что Слизнорт вообще осмелился наказать их. Снейп избегал встречаться с кем-то взглядом.

После распределения начался праздничный пир, но не раньше, чем директор произнес свою традиционную короткую речь.

— Понимаю, — сказал он, в голубых глазах мелькнула искорка веселья, — что это был драматичный вечер, и могу только надеяться, что остальная часть учебного года пройдет гораздо скучнее. Такое не должно впредь повториться. Сейчас, когда весь мир в смятении, Хогвартс должен быть един. А теперь, ешьте!

И тарелки на четырех факультетских столах немедленно наполнились едой.

— Ага, един, как же, — заметила Донна, четверть часа спустя, накладывая себе вторую порцию картофеля. — Когда Хогвартс был един? Когда гриффиндорцы не враждовали со слизеринцами?

— Когда слизеринцы не были такими злыми? — мрачно добавила Марлин. — Не обижайся, Лили. Мы знаем, что Снейп пытался все уладить...

— Говори за себя, — пробормотала Донна. Мэри была необычайно тихой.

— Ты в порядке, Мэри? — спросила Лили. — Ты не особо хорошо выглядишь. Может тебе стоит наведаться в Больничное крыло?

— Я в порядке, — вздохнула брюнетка. Ее обычной самоуверенности не было и в помине. — Мне кажется, я просто... Просто думаю над тем, что сказала Колиста... на счет прошлого года, когда Эйвери проклял меня в классе трансфигурации. — Ее честность удивила и даже немного сбила с толку Лили. Марлин положила руку на плечо девушки.

— Ты попала в засаду, Мэри, — холодно напомнила блондинка. — Они поступили как самые настоящие трусы, которыми являются большинство из них. И им придется кусать себе локти от того, что такая девушка как ты, не пойдет с ними вообще никуда, — в конце пошутила Марли. Мэри благодарно улыбнулась, а потом посмотрела на Лили.

— Итак, почему ты это сделала, рыжая?

Лили, до этого пившая тыквенный сок, приподняла бровь.

— Что сделала?

— Взяла на себя вину, — вполголоса спросила Мэри. — Почему сказала, что ударила Мальсибера?

— Кто-то должен был, — просто ответила Лили. — Я не хотела, чтобы Гриффиндор потерял все очки, к тому же было ясно, что Поттер не признается.

— Я не вижу в этом смысла, — призналась Донна. — Я, конечно, рада, что Гриффиндор не потеряет все свои очки в первый же день, и я не буду ходить на отработки с самого начала года, но Лили, теперь все остальные станут винить тебя в потере пятидесяти очков. Это было благородно, но слишком вызывающе, разве нет?

— Спасибо за поддержку, Дон, — ответила Лили. — Слушай, мне плевать. У меня уже четыре взыскания и пятьдесят очков, которые надо отработать... И это только начался учебный год! Если бы признался Поттер, у него отняли бы сто очков, только потому что он обычно выкидывает такие фокусы.

— Поддерживаю, — кивнула Марлин. — Ну, я закончила. Пойду в башню, Лили, знаешь пароль?

Как староста Лили обязана была знать:

— Прыгучие бобы. Ты уже закончила? Кажется, ты вообще ничего не съела.

— Я на диете, — быстро ответила Марлин. — Ты сказала «прыгучие бобы»?

— Диета? — повторила Донна. — Проваливай, Марлин, а то вдруг потолстеешь от одного вида пирога.

— Сказала палка. «Прыгучие бобы»?

— Да, Марли, — кивнула Лили. — Ты прекрасно выглядишь.

— Хм-м, так и должно быть, — легко ответила Марлин. — Я на этой диете уже две недели.

— Ты уже все, Марли? — спросил голубоглазый шатен-гриффиндорец. — Если ты в башню, я с тобой.

— Конечно, Адам, — заулыбалась Марлин, когда Адам МакКиннон встал из-за стола. У него остались несколько ссадин от драки, порвался джемпер, а на лбу уже виднелся фиолетовый синяк. — Увидимся, — сказала она девчонкам напоследок.

— Не делай ничего того, чего я бы не сделала! — крикнула Мэри ей вслед.

— И что именно это предусматривает? — спросила Донна. — Ты же самая «дружелюбная», Мэри.

— Не будь злой, — прервала ее Лили.

Мэри вздохнула.

— Это навсегда останется для меня загадкой, почему Марлин аж до сегодняшнего дня встречалась с Майлсом Стимпсоном, когда у нее есть такой замечательный вариант как Адам МакКиннон!..

— Что ты хочешь сказать этим своим «у нее есть»? — удивленно спросила Донна. — В смысле, Марлин не запала ведь на МакКиннона?

Мэри и Лили одновременно фыркнули.

— Я думаю, что ты малость слепа, милая Донна, — ответила Мэри, Донна нахмурилась.

После того как тарелки опустели, пришло время ложиться спать.

— Гриффиндорцы, сюда! — позвала Лили. За ней не обязательно было идти всем, Эванс должна была провести только первокурсников, показать им дорогу к башне, но так как она — староста, то она точно знала пароль. В общем, Лили повела большую часть студентов на седьмой этаж, где и находилась башня Гриффиндора.

По дороге несколько студентов останавливали ее и поздравляли или благодарили за то, что она врезала Мальсиберу — по замку слухи разлетались очень быстро. Однако на четвертом этаже ее догнал тот, с кем она не горела желанием говорить.

— Можно тебя на пару слов, Эванс? — спросил Джеймс, хотя больше походило на требование, чем на просьбу.

— Мне нужно провести всех в общую гостиную и сказать пароль, — холодно ответила Лили. — Может, позже.

— Ремус справится, — сказал Джеймс. Ремус, конечно мог это сделать и без нее, но Лили все еще сомневалась.

— Хорошо, — кивнула она. Хуже уже не станет. Ремус взял инициативу в свои руки, а Лили осталась наедине с Джеймсом Поттером. Он подождал, пока за поворотом не скроется последний студент, прежде чем начать.

В последние годы Лили не могла припомнить, что она ожидала услышать от Поттера в тот момент, но то, что она услышала, было совсем не тем, что она когда-нибудь могла представить.

— Какого хрена ты думала?

Сердце пропустило удар.

— Ч-что? — сумела только вымолвить рыжая.

— О чем ты думала?

— Я... — начала было она, но нужного ответа подобрать не могла. — Ты вообще о чем, Поттер?

— Я говорю о твоем идиотском трюке с МакГонагалл, — отрезал Джеймс. — Я говорю о том, как ты тупо присвоила себе... сказала, что это ты вырубила Мальсибера, хотя никто тебя не просил...

— «Присвоила себе»? — недоверчиво повторила Лили, тон ее голоса становился все громче. — Прости, «присвоила»? Да ты чокнулся просто!

— Какого черта ты сказала МакГонагалл, что это ты начала драку?

Зеленые глаза сузились, встретившись с карими.

— Какого черта ты не сказал, что начал драку?

— Я не начинал драку, — отрезал Джеймс. — Я просто врезал Мальсиберу. Я даже не принимал участие в вашем маленьком празднике любви и понимая со слизеринцами. Но тебе совсем не нужно было говорить МакГонагалл, будто ты била Мальсибера!

Лили даже не хотелось объяснять ему, что технически, она и не говорила, что ударила Мальсибера. Были намеки, но она не сказала это прямым текстом. Вместо этого она положила руки на бедра и недоверчиво покачала головой.

— Вау, Поттер, даже я не смогла бы представить, что ты начнешь меня винить за то, что я взяла твое наказание на себя! — Никто тебя не просил! — громко сказал молодой волшебник.

— А тебя никто не просил бить Мальсибера! — возразила Лили. — Я вообще-то сделал это не ради тебя. Мне просто не хотелось, чтобы Гриффиндор потерял кучу очков.

— Мы все равно потеряли пятьдесят, а Слизнорт снял со своих всего лишь двадцать пять!

— Так почему ты на меня орешь? Иди с ним пообщайся!

— Потому что меня бесит, когда ты делаешь из себя мученицу! — сказал Джеймс. — Это ты мило болтала со Снейпом, Мальсибером и Колистой Блэк и остальной компанией — почему тебе не получить наказание и за это?

— Ты о чем? — вскрикнула Лили, не в силах поверить своим ушам. — Кто делает из себя мученицу? Я тебе и пары слов не сказала.

— Просто ты будешь припоминать мне это оставшуюся часть учебного года, — ответил капитан по квиддичу. — И просто говорю тебе: это не сработает. Хочешь поиграть в Жанну д’Арк — пожалуйста, но не кричи, когда тебя за это сожгут на костре. Ясно? Потому что я не собираюсь винить себя в этом, и не собираюсь извиняться за то, что ты якобы из-за меня попала в беду. Вообще-то, ты мне «спасибо» должна сказать, что я вывихнул тому идиоту челюсть.

Лили смотрела, несколько раз моргнула, успокоилась, провела рукой по волосам и заговорила:

— Я должна тебя поблагодарить? Как ты себе это представляешь?

— Ну, во-первых, — начал он, — я спас тебя от драмы, — Лили попыталась что-то вставить, но Джеймс не позволил ей. — Тебе нужен был кто-то, кто закончит «приятную» беседу, потому что сама ты была не в силах справиться с ситуацией.

— Какой такой ситуацией?

— Снейп тебя обезоружил бы, — на мгновение двое шестикурсников, кажется, нашли точку соприкосновения — перемирие было совсем близко. Джеймс продолжил и отразил в словах то, на что Лили нечего было возразить. — Он бы это сделал, а значит, раз и навсегда пошел бы против тебя. Не думаю, что ты бы это пережила, Эванс.

Лили выдохнула.

— И поэтому ты ударил Мальсибера? — спросила она. — Чтобы спасти меня от невыносимой правды?

Джеймс покачал головой.

— Я врезал Мальсиберу, потому что он — козел и бесил меня. Но я помог тебе и даже Нюниусу. Теперь он не должен выбирать ни чью сторону. Чертовски удобно, не так ли?

— Ты не знаешь, что он выбрал бы, — резко возразила Лили. — И я не понимаю, как ты можешь оправдываться тем, что ты предотвратил то, что даже не началось, при этом начав бойню в холле.

— И что? Я рад, что ударил этого мудака... ты бы и сама могла бы это сделать, если б у тебя не была кишка тонка.

— Что...

— Нельзя просто стоять и слушать, как тебя опускают другие, Эванс.

— Честно говоря, это то, что тебе нужно попробовать, Поттер. Никогда не слышал о «палках и камнях» (1)?

— Это называется «стоять за правое дело», Эванс!

— Но тебе следует лучше продумывать свои выходки! — сердито закричала Лили. — И это было не лучшее время для драки со слизеринцами. Мы были в холле, где полно людей, их могли задеть, они бы пострадали...

— Не делай вид, что из-за этого отступила, — усмехнулся Джеймс. — Ты это сделала из-за Снейпа.

Лили сузила глаза, и взгляд ее стал холодным.

— Прости? — тихо переспросила она. Один только тон, которым это было сказано, должен был внушить Джеймсу страх. С другой стороны, Поттер редко делал то, что должен был.

— Ты отступилась, потому что там был Снейп, — повторил он. — Где бы ни происходила какая-нибудь несправедливость, ты выскакиваешь из ниоткуда и раскидываешь всех по углам, возвращая все на круги своя. Но если эта несправедливость — дело рук Снейпа, ты пытаешься решить все дипломатией, а мы все должны «забыть нашу вражду». Так или иначе, ты должна понимать, что он был готов обезоружить тебя сегодня, а это значит, что он уже определился со стороной...

Хлоп!

Маленькая красная копия ее ладони отпечаталась на щеке Джеймса. Парень потер ее, и не сказать, что он был удивлен, но заметно притих.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — тихо и ядовито промолвила Лили. — И если ты искренне веришь в любую чепуху — ты еще больший идиот, чем я думала.

С этими словами она развернулась на каблуках и зашагала по коридору. Но через несколько шагов она остановилась.

— И откуда, черт возьми, ты вообще знаешь, кто такая Жанна д’Арк? — Джеймс открыл, было, рот, чтобы ответить, но Лили не позволила ему это сделать. — Неважно. Не хочу знать.

Лили Эванс поспешила прочь, потому что не думала, что сможет еще минуту выдерживать Поттера.

(Драма)

— Итак, ты не расскажешь нам, что тебе сказал Джеймс? — спросила Мэри, в то время как Лили умывалась в ванной.

— С чего ты взяла?

— Ну ты не сказала ни слова с тех пор, как десять минут назад пришла сюда, — сказала ей брюнетка. — За исключением, цитирую: «Я ненавижу этого мерзавца!». Мы, конечно, не уверены, но предполагаем, что это относилось к Джеймсу.

— Так и есть, — признала Лили. — Он обвинил меня в том, что я «присвоила себе» начавшуюся драку.

— Ты шутишь, — удивилась Марлин, на секунду отвлекшись от расчесывания волос. — Он так не сказал! Не может быть!

— Мог и сделал, — ответила Лили. — Он сказал, что я играла в Жанну д’Арк.

— Откуда он знает про Жанну д’Арк? — поинтересовалась Мэри, но Лили качнула головой, показывая, что не знает.

— А кто такая Жанна д’Арк? — с любопытством переспросила Донна, единственная чистокровная из девочек.

— Маггловская мученица, — быстро объяснила Марлин. — Это странно. Зачем ему злиться на то, что ты его выручила?

Вопрос повис в тишине. В комнату вошла пятая девочка — Мишель Мапс.

— Праздник был чудесен, не так ли? Мне очень понравился клубничный торт!

Мишель — или Шелли — Мапс была простой полноватой девочкой с темпераментом. Она была не особенно близка с четырьмя подругами, дружила с их другой соседкой по комнате ныне отсутствующей Шарлоттой Мелани.

Мишель заметила, что девушки внимательно следят за ней, и спросила:

— Что такое? Что-то случилось?

Донна закатила глаза.

— Просто очередная драма, Шелли. Просто много-много драмы.

— Ох, отлично! — завизжала девушка. — Мне надо переодеться, потом почищу зубы, и вы мне все-все расскажете! — она сгребла свои вещи и направилась в ванную. Марлин закончила расчесывать свои волосы, села на кровать.

— Знаете, я до сих в себя не могу прийти, — заговорила блондинка. — Не могу поверить, что Люк Харпер сказал «я люблю тебя».

Лили засмеялась.

— Мар, после всего, что сегодня случилось, тебя волнует именно это?

Прайс кивнула.

— Это ведь смешно! И после того, как ты не ответила взаимностью, он тебя не бросил!

— Не смогла ответить, — поправила ее Лили.

— Неважно, — отмахнулась Мэри. — Боюсь, ты вступила в наши ряды «плохих девочек», рыжая.

— В смысле? — переспросила староста.

— Хорошие девочки говорят «я люблю тебя», — спокойно ответила ей Мэри, прежде чем лечь в кровать. Лили вздохнула и поплелась к своей.

— Я просто рада, что этот день наконец-то закончилась. Я согласна с Дамблдором: надеюсь, дальше будет поспокойнее.

— Интересно, где наша соседка, — небрежно произнесла Мэри.

Донна фыркнула.

— Да ладно? Шарлотта побывала в стольких постелях, что другим и не снилось. — У Мелони была своя репутация. — Наверное, с каким-то парнем. — На самом деле, нет, но об этом позже.

— Спокойно ночи всем, — сказала Лили. — Надеюсь, завтра все будет лучше, чем сегодня.

— Мы за! — одновременно возвестили Марлин и Мэри. Когда Шелли вернулась из ванной, все четверо уже спали.

Судьба проявляет себя в очень забавных ситуациях.

Следующим утром их разбудил пронзительный крик.

(1) — «Палки и камни могут сломать мои кости, но слова никогда не ранят меня» — идиоматическое выражение.