Парни девяносто третьего (джен)

Письмо Тодора Леонтий получил в скором времени и незамедлительно отбыл из Софии в свою загородную резиденцию. Как-никак, но это место наверняка было куда ближе к Дурмштрангу, хотя сам офицер не знал, где находится замок: даже во время учёбы ученикам не давали карт, путеводителей и прочего, а во временных поездках домой либо в город использовалась аппарация. Отбывать домой разрешалось всем учащимся, начиная с четвёртого курса, но при наличии личной письменной просьбы родителей допускалось исключение.

Трайкова насторожил серьёзный тон письма сына: рассуждения о последних политических тенденциях, накале страстей в парламенте, форсирование обывательской агрессии — это были факты, не лежавшие на поверхности. А главное — обещание поведать о «деле гораздо более интересном, нежели склоки правительственных лиц». Обычно Леонтий не говорил с Тодором на подобные темы: с одной стороны, парень всегда был заинтересован в политике и истории, а с другой — любое обсуждение рано или поздно перерастало в ожесточённый спор. По мнению Леонтия, Тодор ещё был юнцом, которому рано делать претенциозные заявления и стоит побольше слушать отца, в этом деле имеющего опыт куда более богатый, нежели сидение за книгами.

И всё же, Трайков-старший с нетерпением ждал приезда сына, который прибыл не один, а с Виктором Крамом, о чём предварительно сообщил. Крам-старший занимал видный пост в отделе по международным контактам, но с Леонтием был знаком весьма и весьма посредственно. Однако не оказать хороший приём Краму-младшему могло показаться признаком дурного тона.

* * *

— Если от нас требуется помощь в борьбе с силами фашизма и реакции, то мы, безусловно, её окажем, — рассудительно сказал Леонтий.

Собрание проходило в кабинете хозяина резиденции. Сам кабинет был обставлен очень даже роскошно: Трайков-старший с детства во всём уподоблялся своему отцу, Матвею, и питал слабость к дорогим картинам, шкафам, столам из красного дерева и креслам, больше похожим на трон, — словом, ко всему тому, чем любили баловаться люди, имеющие большое состояние и желающие показать свою принадлежность к голубым кровям.

— Дело в том, что вся ситуация выходит из-под контроля школьного руководства, — признался Крам. — Каркаров, насколько я знаю, просто бездействует, даже не пытаясь что-либо предпринять. Просто сидит в кабинете и ничего не делает! А ведь он прекрасно в курсе того, что происходит. Стычки, драки, дуэли — всё это идёт к директору в отчётах и докладах. Да что там говорить — разве не ясно, что на территории школы формируется настоящая банда, террористическая группировка?

— Насколько я знаю, — добавил Тодор, — движение поддерживается кем-то извне — хотя большего узнать не удалось, единственными источниками выступают разговоры в коридорах, спальнях. В гостиных корпусов обитают разные люди, в том числе и лояльные нам. То есть информация поступает, но очень медленно…

Леонтий вскинул руку, требуя молчания.

— «Лояльные нам»? Что это значит?

Виктор и Тодор переглянулись. Правда о формировании собственного движения была последним шагом, шагом, который окончательно приводил их к точке невозврата.

— Мы, как и некоторые другие ученики, недовольны тем, что происходит. Мы считаем, что следует пресечь всё это, задавить в зародыше, — сказал Крам.

Наступило неловкое молчание. Из тени затемнённого угла вышел человек, до этого хранивший молчание.

Это был Александр Трайков, младший брат Леонтия.

Он был совсем не похож на худого и высокого Леонтия — коренастый, широкий, будто стремился расти не вверх, а вширь.

Да и по характеру они сильно отличались.

Леонтий по натуре был лидером, любил руководить в открытую и упивался своей властью, Александр же предпочитал роль «серого кардинала», действующего руками если не третьих, то по крайней мере вторых лиц. Он с легкостью и без каких-либо угрызений совести пренебрегал всеми традиционными представлениями о морали, чести и прочей ненужной мишуре, которую, как он считал, навешивают на дезориентированного человека умелые специалисты — словом, честно следовал всем заветам старика Макиавелли.

Александр Трайков уже точно знал, как помочь отважным юношам в борьбе против фашистов.

— Вам нужна консультация? Вы её получите. В первую очередь, вы должны приступить к тщательному анализу ресурсов, имеющихся в вашем распоряжении. Ресурсов людских и материальных, финансовых. Допустим, что введение в школьную борьбу людей извне будет вещью не просто провокационной, не только наказуемой, но и опасной: насколько я понял, директор школы полностью на стороне наших конку… противников. Следовательно, исходить вам придётся исключительно из своей подготовки. Значит, нужно заняться подготовкой боевого состава и аналитического отдела. Если первые будут собственно воевать, то вторые будут планировать деятельность, начиная от тактических схем, финансирования подготовки и заканчивая подробным расписанием того, как вы будете ликвидировать руководство школы.

Тодор с удивлением посмотрел на дядю.

— Разве до этого дойдёт?

— У вас нет выбора. Если ваш директор поддерживает это самое фашистское движение, то без переворота не обойдётся.

Крам усмехнулся.

— Каркаров известен как человек крайне непостоянный — об этом легенды складывают. В Первую магическую войну в Британии он выступал на стороне некого Тёмного Лорда и потерпел сокрушительное поражение. Кстати, по слухам, этот их Лорд сам пошёл к человеку, которому предназначалось его убить. И, как ни странно, этот человек его и убил. Такие дела.

Александр усмехнулся, так же, как и Леонтий.

— Тогда всё становится ещё проще. Нам не обязательно скидывать Каркарова с «трона» — достаточно показать силу, и тогда он сам к нам перейдёт, — сказал Леонтий.

— Я продолжу, если вы не против, — саркастически вставил Александр. — Спасибо. Итак, после того, как вы сформируете команду, приступайте к изучению деятельности противника. Состав, стиль деятельности, форма организации, методы борьбы, а главное — лидеры. И способы их скорейшей… — он красноречиво запнулся, — нейтрализации.

Александр, так же, как и Леонтий, участвовал в обучении маггловских солдат. Вот только не в военной сфере, где был занят его брат, а в спецслужбах. Улучшение механизма логистики при помощи магии, использование магических инструментов в оперативной работе, выработка стратегии по террористическому вопросу — по всем этим темам Александр представил доклады правительству Желю Желева. Собственно говоря, семья Трайковых всегда служила мостом, связывающим две части одного социума. Исторически друг друга не особо любящих, но.

Леонтий, тем временем, невыразительно уставился на Александра. С одной стороны, рисковать сейчас, в момент расцвета своей политической карьеры и родовой власти, старшему брату представлялось поступком крайне безрассудным.

С другой стороны, Дурмштранг был тем самым рычагом власти, который регулировал не самый большой магический социум Восточной Европы; если ситуация вырастет в глобальный конфликт, то начнётся ещё одна война, ещё одна кровопролитная бойня, уже однажды имевшая место в волшебном мире и обернувшаяся тысячами жертв. Обречь общество на такую катастрофу не представлялось возможным обоим братьям.

Они понимали, что школу следовало брать под полный контроль и устанавливать монополию на власть.

Леонтий, мягко улыбаясь, встал из-за рабочего стола.

— Итак, думаю, мы пришли к соглашению. Наш род окажет поддержку движению обороны, — кивнул он в сторону двух подростков. — При этом мы должны учесть то, что наша роль во всём процессе должна быть максимально сокрыта.

— Подведём краткие итоги, — пытливо сказал Александр. — Формируете состав, координируете действия, устраиваете агрессивную и — главное — ненаказуемую юридически провокацию противника. Думаю, если вам удастся выставить себя в плане защитников, то мы с Леонтием утрясём вопрос с законностью вооружённой стычки. Но вы должны быть готовы к тому, что, возможно, придётся убивать. Убивать, несмотря на то, что это однокурсник, бывший друг или подруга. Это война, мы обязаны защитить нас и наших родственников, друзей и близких от фашистской угрозы.

Трайков был жесток. Этим он и произвёл нужное впечатление на юнцов, пыл которых нужно зажечь. Александр видел, каким ярким огнём загорелись их глаза, когда он рассуждал об убийстве. Видел, как Крам вскочил с места и воскликнул:

— Готов противостоять угрозе всеми силами, которые у меня есть. До последней капли крови.

Взиравший на всё это Тодор был потрясён. Не реакцией друга, не жестокостью дяди, не решимостью отца.

Тем, что он ввязался в крупнейшую политическую схватку, которая могла закончиться множеством смертей с обоих сторон.

* * *

— Ты уверен в том, что это не обернётся горем для всей семьи?

— О чём ты? Думаю, всё спокойно можно просчитать. Мы и не такое проходили, вспомни хоть передряги в Югославии, ту Североафриканскую кампанию и другие поездки, в которые нас направляло дорогое правительство.

— Я говорю не об этом. Я говорю о возможных жертвах.

— Что я слышу? Ты начал руководствоваться чувствами в политике? Это недопустимо.

— Знаю. Но терять единственного наследника рода нельзя ни в коем случае.

— А почему мы, собственно, его должны потерять? Выработаем правильную стратегию, обеспечим должной связью, будем полностью контролировать процесс подготовки оборонительных сил.

— И ты считаешь, что это поможет? Считаешь, что простая подготовка не заставит его лезть на рожон? Ты знаешь его. Ты прекрасно знаешь, что он полезет в пекло только для того, чтобы доказать лично тебе свою пригодность. Не нужно было столько лет давить на него своим титулом, своими достижениями и всем тем, чем не следовало помыкать ребёнком…

— Не давай мне указаний как мне воспитывать своего сына. У тебя нет ни детей, ни опыта в воспитании наследников.

— У тебя, судя по всему, тоже.

— И что ты хочешь сделать? Отнять у меня сына и распоряжаться им, как хочется?

— Нет. Я просто хочу обеспечить его безопасность. И тебе бы тоже давно пора уяснить, что Тодор — не твоя собственность и имеет свою голову на плечах. Которую, однако, нам нужно сберечь.

— Последний раз повторяю, Александр. Никогда не учи меня, как управлять семьей. После смерти отца главный здесь я, и никто больше.

— Однажды ты поймёшь, насколько был неправ. Попомни мои слова. А сейчас нам нужно готовиться к этой операции, которая, в случае победы, обеспечит нашему роду полную власть над Болгарией.

* * *

Холодным январским вечером «Лига Сопротивления» собралась на предыдущем месте сбора — давно заброшенном классе французского языка под номером шестьдесят восемь, ныне служившим оплотом студенческого несогласия.

— Нам нужно распределить обязанности, — сказал Крам. — Выскажу свои предложения, а если вы со мной будете не согласны, то попрошу выразить недовольство и другие идеи в ответ. В первую очередь, следует организовать боевую подготовку; этим пускай займётся Тодор Трайков, так как ему я в этом деле доверяю больше своего. Тодору советую взять себе в помощники двух-трёх человек, а дальше видно будет.

Трайков зарделся.

— Далее. Отвечать за координирование нашей группы, за создание агитационной деятельности считаю нужным назначить Марианну. Она как никто подходит на место организатора.

Та согласно кивнула в ответ: отец Милковой работал в государственном отделе по финансовому администрированию, и его придирчивость, скрупулезность в отчётных делах передалась дочери.

— Теоретическим планированием организации сопротивления как такового, формированием целей и задач предлагаю назначить ответственным Райко Сточева, как наиболее подкованного в этих делах человека.

— Я займусь этим немедленно, — с решимостью заявил Сточев, поправляя очки. — Кое-какие соображения по этому поводу у меня имеются, «подвиги» Лазарова и компании мне прекрасно известны, но всё же…

— … нужно организовать слежку и разведку деятельности наших конкурентов, ты прав, — подхватил Виктор. — Это будет поручено Георгию Цветанову.

Крам повернулся к невысокому темноволосому парнишке с пятого курса, сидевшему в дальнем углу и что-то записывающему в маленький чёрный блокнотик. Услышав своё имя, он быстро вскинул голову, а блокнот мгновенно отправился в карман.

— Слежка? Разведка? — возбуждённо сказал Цветанов. — Да не вопрос, в принципе… Вот только кто меня будет прикрывать?

Кто-то вздохнул. Георгий был известен как «хитрый малый», который успевал собирать информацию и тут, и там, всегда оказывался в нужном месте в нужное время и умел делать так, чтобы после каких-то событий о нём не вспоминали или, по крайней мере, вспоминали в последнюю очередь. Кривая осанка, немытая голова и постоянная неряшливость только способствовали этому образу.

— Нет, я серьёзно! Кто меня будет прикрывать, если я попаду в передрягу?

— Мы назначим человека, который будет тебя защищать, — успокаивающе сказал Крам.

— Нет, ребятки, так не пойдёт, — ухмыльнулся Георгий. — Я так не играю. Два человека в моё распоряжение, выделенные финансы для различных операций и, естественно, зарплата.

Поднялся невообразимый гвалт. В адрес Цветанова полетели оскорбления, обвинения в пособничестве фашизму, жадности и прочих грехах. Одна лишь Марианна Милкова невозмутимо сидела на своём месте.

— Наглец, да как ты смеешь продавать безопасность своих друзей и близких?! — воскликнула Елена Сиракова, широкоплечая семикурсница-спортсменка.

— Сейчас я тебе покажу финансы, ох как покажу! — взревел Роман Звяков.

— Тихо! — призвал к тишине Виктор. — Все успокойтесь. Роман, приведи себя в порядок.

Тодор уже вскочил и удерживал Звякова, уже занёсшего руку над съёжившимся в кресле Цветановым.

— Сейчас вы все должны понять одну простую вещь, — произнес Крам. — Мы собрались не для того, чтобы сражаться за мифические идеалы — мы сражаемся за нашу безопасность. Мы будем бороться не за неизвестные нам ценности, а за свои жизни. Врагов у нас много. Но наша стратегия состоит в том, чтобы одному биться против десяти, наша тактика — в том, чтобы десяти биться против одного. Понимаете? Мы должны быть едины, сражаться едино. Если нужно будет ударить, ударим со всей силой, что у нас есть.

Тебе же, Георгий, я говорю прямо: либо ты работаешь с нами в своё же благо, либо уходишь восвояси. Но тогда я не смогу поручиться за то, что ты не пострадаешь от тех же фашистов.

Цветанову не осталось ничего, как повиноваться. Никто, разумеется, не знал, что Тодор, Виктор и Георгий только что отлично разыграли сценку «как мы станем дружной компанией и всех-всех побьём».

* * *

Тем временем, на противоположном берегу тучи сгущались всё быстрее и пугающе.

Записка от Каркарова пришла в седьмую спальню второго корпуса, где располагалась часть учеников седьмого курса, ровно без пяти минут восемь вечера.

Младен Лазаров поправил свой тёмный галстук. Он решил прийти на встречу в парадной форме, и теперь, в блестящей мантии и начищенных туфлях, которые обычно не носили в Дурмштранге, выглядел чересчур помпезно. Надеясь произвести впечатление человека, с одной стороны готового на переговоры, а с другой — весьма самодостаточного и независимого, Лазаров немного переборщил с выражением лица и чересчур вычурным видом.

Однако ни он сам, ни его однокурсники — все как один сегодня направившиеся на вечеринку в третий корпус по случаю дня рождения Марии Валецкой, общепризнанной красавицы и изощрённой интриганки, очень любившей устраивать различные склоки в ученическом обществе — этого не заметили.

Сам же Лазаров, на самом деле, очень даже симпатизировал Марии, и заранее предупредил, что, к сожалению, на праздник прийти не сможет по одной очень важной причине. Валецкая обиженно надула пухлые губки, недовольно сдвинула бровки, но таки согласилась простить своего ухажёра Младена, бессвязно увещевавшего о «долге и чести», «деле национальной важности» и «службе на благо Родины».

Сама Мария готова была бесконечно восхищаться совершенно искренним порывом Младена «спасти свою страну сначала от маггловского, а потом от иноземного гнёта». Не то чтобы она была откровенной националисткой, но такие бравые и храбрые парни, как Лазаров, ей вполне себе нравились.

То, что на счету семьи Лазаровых ещё насчитывалась крайне большая сумма денег, Валецкая обычно не упоминала.

— Здравствуйте… Здравствуйте, — запинаясь, сказал Младен, глядя в зеркало. — Очень рад познакомиться, да. Очень рад. Нет! Чёрт возьми, всё не то! — Лазаров в ярости сплюнул на пол. — Нельзя лебезить!

Парень прокашлялся. Репетиция приёма проходила не очень удачно.

— Здравствуйте, очень рад знакомству. Спасибо, а как вы? Рад знакомству, рад знакомству. Опять не то! Здравствуйте! Очень рад познакомиться!

— И тебе привет, — крайне удивлённо сказал кто-то у входа в комнату.

Лазаров стремительно обернулся, чуть не опрокинув само зеркало. У входа стоял ухмыляющийся Никола Рачев.

— Это когда ты успел обзавестись глазами на затылке, а? Или, может, в зеркало за мной подглядывал? Возможно, тебе следует посетить врача, учти это.

— Заткнись.

— Куда-то собрался? — деловито спросил Рачев.

Младена озарило. Ему, как будущему вождю, лидеру Национального Освободительного Движения, наверняка понадобится заместитель, правая рука…

Рачев был идеальным человеком для этой роли. Сам по себе независимый, он обладал небывалой проницательностью, благодаря которой всегда точно умел определить, к каким людям примкнуть, с кем сотрудничество принесёт наибольшую выгоду, а кого можно использовать себе во благо. Лазаров точно знал, что такая персона определённо займёт место в его команде.

— Присядь, нужно поговорить.

— О чём это, интересно? Не о том ли, что ты начал разговаривать сам с собой?

— Смени свой тон, у меня к тебе серьёзный разговор.

Никола нутром почувствовал, что сейчас будет что-то интересное и перспективное. И не ошибся.

— В ближайшее время мне нужна будет помощь. Если говорить конкретнее — сотрудничество.

— По какому вопросу? Что-то намечается?

— Да, и причём весьма серьёзное. Возможно, нам будут помогать очень большие люди.

— Настолько серьёзное?

— Именно так. Думаю, что дело может зайти куда дальше обычных школьных драк, уличных потасовок и провокаций. Никола, мы стоим на пороге преображения. Преображения страны, преображения общества, преображения школы. Нашего преображения, в конце концов. И мы, как настоящие защитники Родины, должны нести бремя охраны волшебной крови.

— Хмм… Что-то мне не понятно, о чём ты говоришь.

— Да как ты не понимаешь, — прошипел Младен. — Неужели ты думаешь, что в правительстве сидят только дураки? Думаешь, там остались только грязные полукровки, думающие о том, как ещё насолить полным чести и достоинства чистокровным магам?

Никола смотрел на него во все глаза.

— Нет, — гордо добавил Младен. — Ты, конечно, прав, но всё обстоит куда лучше, нежели ты, мой друг, предполагал. Сейчас за власть в нашем обществе идёт сосредоточенная борьба. Думаю, не следует углубляться в детали конкуренции магических болгарских родов: это дело старое, это дело ясное. Ты ведь знаешь о секретной «Чёрной коалиции»? Той, в которой, помимо наших семей, участвуют также Драгуновичи, Золотарёвы и Горановы. Знаешь, что они продвигают здравые идеи национализации маггловских производственных ресурсов, возвращения магических традиций болгарского народа, максимальную интеграцию и подчинение маггловской культуры и маггловского общества магическому для маггловского же блага — даже если для этого потребуется военное вмешательство. Словом, сражаются за правое, честное дело. Но есть и те, кто против. Трайковы, Крамы, Минчевы, Захариевы… это не считая тех, кто им сочувствует или симпатизирует. Конечно, связаны они не национальной идеей, а исключительно финансовыми интересами.

— Я это знаю. И что из этого следует?

— А то, что Дурмштранг на сегодняшний день — главный полигон политических действий. Рано или поздно ситуация сложится так, что победить должны будут только одни. И этими одними должны стать мы.

— И почему ты хочешь, чтобы я в этом участвовал?

— Ты не понимаешь? — рассержено сказал Младен. — Это не просто игры, это битва за Болгарию! Битва за наши национальные интересы! За нашу чистую кровь! Разве ты не знаешь, что эти капиталисты просто хотят нас эксплуатировать. Они выступают за братание с магглами — за братание с магглами! А всё из-за чего? Из-за того, что это большие деньги!

Рачев задумался. Речь Лазарова была пылкой, убедительной — но не настолько, чтобы рисковать своей жизнью.

— Я… не знаю. Не знаю, что и ответить, Младен. Это очень, очень опасно…

— К тому же, не забывай, что твои родители тоже хотят того, чтобы ты участвовал в борьбе. В нашей борьбе.

Младен знал, на какой рычаг надавить, и не просчитался — глаза Николы Рачева тут же загорелись желанием воевать.

* * *

В кабинете директора собралось на удивление много народа. Тихо играла приятная музыка, домовики разносили бокалы с лучшим болгарским вином. Младен пытался сосчитать присутствующих, но каждый раз сбивался из-за того, что ему пожимал руку незнакомый человек. Лазаров обратил внимание на то, что знакомые здесь таки были: белокурый и немного седой министр финансов Роман Королёв, напоминающий стареющего льва; промышленный магнат Даниел Сатиров, известный среди националистов как успешный делец, сумевший ловко увести под свой контроль несколько маггловских горных шахт; самому Сатирову было всего тридцать четыре, но выглядел он на все сорок пять. Присутствовали здесь и другие важные лица страны, но всех их объединяло одно.

Сам кабинет очень понравился Лазарову: приятного бордового цвета интерьер, утончённого вида стеллажи с фолиантами старых книг, несколько высоко подвешенных ламп, ярким светом освещавших, казалось бы, мрачную комнату.

Было ясно, что собравшиеся здесь намеревались сделать Младена лидером Нового Сопротивления. По крайней мере, Младен считал себя идеальной кандидатурой на эту роль.

— Проходи, проходи, — выйдя к юноше, бормотал Каркаров. — Давай руку. Господа! Вот он, наш юный друг, на которого мы возлагаем большие надежды!

Мужчины подняли бокалы и отсалютовали Лазарову. Кое-где послышались тихие аплодисменты.

Лазаров покраснел, как редиска. Решив, что нужно сохранять важный, спокойный и независимый вид, он выпрямил спину и состроил серьёзное выражение лица.

— Спасибо, спасибо. Я очень рад видеть вас всех здесь сегодня.

— Итак, Младен. Посмотри. Вот это — мистер Эйвери, но ты уже с ним знаком…

— Игорь, пожалуй, мы сможем познакомиться с мистером Лазаровым сами, — добродушно сказал Эйвери.

— Но я думаю…

— Без твоего участия.

— Конечно, конечно.

К Младену подошёл высокий брюнет, неудержимо вызывающий ассоциацию с древними английскими лордами. Он производил сильное впечатление своей мощной фигурой и широким лбом, что, в сочетании с грозным выражением лица, вызвало у Лазарова смятение и неловкость.

— Теодор Нотт, — прохрипел он, пожимая руку Лазарову. — Очень рад знакомству.

— Приятно познакомиться, приятно познакомиться, — пролепетал тот в ответ. — Очень.

— Итак, не будем тратить время, — грозно сказал Нотт. — Не будем представлять каждого из здесь присутствующих, обойдёмся без формальностей. Мы предоставим тебе и твоей команде финансовую и тактическую помощь. В твои обязанности входит сбор учеников для организации боевой команды, которая сможет взять контроль над школой. Да, именно так это и будет, — сказал он, глядя на удивлённого Младена.

— Но представим мы всё это по-другому, — вступил Эйвери. — В течении некоторого времени вы будете нагнетать обстановку: жалобы родителям, письма в газеты, конфликты с учителями, однокурсниками и так далее. Всё то, что будет делать Дурмштранг чуть ли не концлагерем в глазах общественности — и при этом имидж должен быть устойчивым. С вами останется пара человек в качестве новых охранников школы. Они будут учить вас в боевой магии. Основными противниками в такой ситуации будут учителя и охранники — к сожалению, мы не можем самостоятельно их… ликвидировать, — Эйвери прокашлялся. — Поэтому вам придётся спровоцировать конфликт. Думаю, при должной подготовке и численном превосходстве всё получится. Очень важно, чтобы всё это выглядело как бунт; главное — убедить общественность в том, что система образования, созданная магическим правительством, прогнила насквозь. А дальше… дальше мы сами разберёмся.

Младена так вдохновила эта речь, что он забыл спросить, в чём, собственно, состоит смысл операции. Ему поднесли бокал с вином, которое он не преминул выпить. Вино, в свою очередь, не преминуло вступить в голову Младену.

— Для того чтобы весь план прошёл отлично, мы уже заготовили карты Дурмштранга с пометками наиболее важных мест, которые нужно будет занять. Также собрали характеристики учителей, сведения об их подготовке и умениях. Всё это поможет вам в будущем, естественно. Но зависеть всё будет исключительно от вашей старательности, юноша.

— Да, сэр! — горячо ответил Лазаров. — Понял!

— Но не забывайте, что подростковый пыл вы должны оставить где-нибудь на свалке, — недовольно сказал Нотт. — Не оставите — на той же свалке и окажетесь, вот только уже с пакетами на головах. Это война, здесь первыми погибают те, кто сломя голову бежит на баррикады. Такие боевые единицы нужны, но не из твоего ближайшего круга. Запомни это. Никогда не иди в бой первым, для этого есть мусор, который и лезет в бой. Их используй, сам оставайся целым. Понял?

— Да, — взволнованно сказал Младен. — Есть, сэр!

— И ещё одно. Если будешь агитировать однокурсников на войну, стремись употреблять такие выражения, которые вызовут в них желание драться, биться с неизвестными им врагами. Главное — чтобы они поняли, какую пользу принесёт им борьба, будь то работа на благо Родины или, к примеру, деньги. Говори настойчиво, уверенно, экспрессивно. Будь для них лидером, вождём — они не на секунду не должны сомневаться в твоей силе и готовности убивать.

* * *

— Если я иду вперед, идите за мной! Если я отступлю, убейте меня! Если я умру, отомстите за меня!

Лазаров выглядел великолепно. Одетый в блестяще сшитый костюм, он казался чёрным кондором, готовым растерзать «врагов его Болгарии».

Приглашения в «дискуссионный клуб» получили все, кто хотя бы немного знал Лазарова, Рачева или любых людей из их круга общения. Сам же Лазаров только что завершил пламенную речь, в которой призывал «не сидеть сложа руки, пока наше общество уничтожают внутри и извне» и «мужественно встать на борьбу с грязнокровками».

Задумывалось и организовывалось это всё как подростковая вечеринка, ведь стоял Новый Год. Совсем не в тему праздника на стенах магически расширенного кабинета висели красочные плакаты и яркие агитационные листки. Один из них гласил:

Улица быстрым потоком шагов,

Плеч, и рук, и голов

Катится, в яростном шуме,

К мигу безумий,

Но вместе —

К свершеньям, к надеждам и к мести!... (2)

— А что ты скажешь о тех, кто пошёл за Гриндельвальдом? — вскричал рыжий парень из зала. — Что ты скажешь о них, обманутых и околдованных? Гриндельвальд призывал к тому же, что и ты, мы все это помним!

Лазаров не повёл и бровью.

— С какой стати мужчинам, которые убивали сами и были свидетелями того, как убивали и калечили их друзей, испытывать угрызения совести, преследуя и уничтожая врагов правого дела? Ещё раз повторяю: мы не будем ничего требовать и просить — мы возьмём и захватим.

Публика, занимавшая несколько рядов, отреагировала по-разному. Громилы на самых дальних скамьях одобрительно замычали. Им с энтузиазмом вторили находящиеся перед ними семикурсники, яро поддерживающие Лазарова. С куда меньшим желанием откликнулись испуганные ученики младших курсов, сидящие в середине зала, а передние ряды и вовсе ответили лишь парой жиденьких хлопков.

Но всё это было неважно. Лазаров уже спустился под согласный рёв трибун, и не имело значения, чем они связаны — страхом ли, гордостью, уважением или жаждой насилия. Он понимал, что новообращённое в его веру большинство постепенно задавит то маленькое количество учеников, кто еще сопротивлялся силе убеждение Лазарова. Он это знал.

За трибуной Младена встретили Каркаров, Рачев и Эйвери. Последний остался в Дурмштранге для того, чтобы «поделиться педагогическим опытом». О том, что никакого опыта у Эйвери никогда и в помине не было, тот предпочитал не распространяться.

Сейчас Этан обнял Младена за плечо и протянул ему бокал вина.

— Вот, выпей, расслабься, — ободряюще сказал он. — Ты отлично выступил. Думаю, твои соратники сумеют убедить сомневающихся. Я в этом уверен. А сейчас пускай веселятся — ничто не располагает людей больше, чем угощение едой и напитками.

Лазаров плюхнулся на диван. Сейчас они вчетвером находились в неком подобии закулисной комнаты; от основной массы учеников компания была отделена большим красным занавесом, который обычно использовался при торжественных школьных выступлениях. На той стороне уже вовсю разгоралась бурная подростковая вечеринка. Послышались неестественно громкая музыка, топот множества ног и беспорядочное движение масс в зале.

— Как же мне это надоело, — устало сказал Лазаров, потирая виски. — На сегодня всё уже?

— Так, — достав скомканную бумажку, начал Каркаров. — Утреннюю речь в комнате для тренировок ты произнёс, подарки разосланы всем членам нашего клуба, вечеринка в честь Нового Года устроена. Всё вроде бы сделано.

— Специально для поддержки Сопротивления мы создали своеобразный финансовый фонд, — вступил Эйвери. — С помощью наших сподвижников в правительстве зарегистрировали благотворительный проект, широко разрекламировали в газетах. Суть его заключалась в сборе средств на привлечение иностранных специалистов на работу в Дурмштранг, — усмехнулся он. — То есть, проще говоря, оформление законности нашего приезда. Ах да, некоторые из наших болгарских партнёров не преминули воспользоваться фондом для вывода своих средств — общеизвестно, что благотворительность налогами не облагается. Ну а почему бы не подсобить товарищам правого дела? — подмигнул он.

— Никола, что там с нормативами по боевой группе?

— За последние две недели мы достигли очень многого, командир. — Младен уже привык к такому обращению. — Тренировки идут каждый день помимо выходных. Мы специально создаём сложную жёсткую иерархическую систему: все члены нашего Легионерского Движения обязаны соблюдать субординацию при обращении к вышестоящему, находиться на наших занятиях строго в форме, отдавать честь вышестоящему. А главное — принцип железной дисциплины. Как нас учат инструкторы, за любую, даже малейшую оплошность стоит наказывать, причём наказывать жестоко. Основной упор идёт на многочасовые занятия боевой магией, тактикой боя, позиционной борьбой с противником. Достигнуты серьёзные успехи, ведь в нашей школе к этому готовят уже с третьего курса. Сейчас мы изучаем карты, методички по сражению в разных пространствах — но ставку делаем на подготовку к боям на школьной территории. Ведёт занятия наш достопочтенный друг, — кивок в сторону Эйвери, — и мистер Долохов, приехавший сюда для обмена опытом. По предмету «Защита от тёмных искусств».

Мужчины дружно засмеялись. Младен же почувствовал, что засыпает. Он выпил вина напоследок и пожелал приятной вечеринки Рачеву, оставшемуся подогревать и без того возбуждённый народ, а сам пошёл в свою новую спальню. Каркаров ввёл новую должность «старосты курса», убрав предыдущую систему деления на «старост корпусов». Теперь власть принадлежала Младену, он был волен делать всё, что вздумается. Лазарову выделили собственные апартаменты, в которые он сейчас и направлялся. Зайдя, он увидел, что на кровати лежит Мария Валецкая. Голубые глаза девушки игриво смотрели на вошедшего Младена. Она укрылась одеялом, но он знал, что одежды на ней не было.

Младен закрыл дверь на ключ, зная, что сегодня ночью должен быть недоступен для всех, кроме неё.

* * *

— Брось, всё идёт как нельзя лучше.

— Как ты не понимаешь?! Подростки — дело ненадёжное. Стоит орлам замолкнуть, как начинают трещать попугаи. И это пугает.

— Отличная метафора, Этан. Но не совсем верная. Мы контролируем их от и до. Нам обеспечено надёжное алиби и на школьном, и на государственном уровне. И всё благодаря тебе.

— Дело не в этом. А что, если кто-то из них сорвётся? Что, если за дело возьмутся силы национальной безопасности? Будут смерти — будут бесконечные расследования, и уж теперь нам придётся улепётывать из этой страны на всех парах. А куда? Опять в Британию, опять прятаться по подвалам и трущобам? Нет, Тео, я не хочу. С меня было достаточно восемьдесят пятого, когда авроры объявили на меня негласную охоту. Тебе и Люциусу повезло — вы сидели в своих тёплых особняках, попивая лучшее британское огневиски, в то время как я голодал в лесах Гэмпшира. Хватит. Я натерпелся.

— Успокойся. Сейчас не время вспоминать былое. В конце концов, кто вытащил тебя из этой трясины? Кто дал тебе деньги и жильё на первое время, пока ты не сумел освоиться на фармацевтическом рынке Британии? Ах да, скажи на милость — кто тебя пустил на этот самый рынок? Не забывай, Этан. Не забывай, что я никогда ничего от тебя не требовал.

— Прости, Тео. Вспылил. Больше не повторится.

— Вот и хорошо. Сейчас у нас достаточно других забот. Этот имбецил, Лазаров, или как его там — оказался весьма неплохим оратором. Лорд в своё время был не хуже. Думаю, худо-бедно, но мероприятия они сумеют провести так, как надо — а уж весь спектакль мы распланировали. Главное — зажечь уже готовый болгарский костёр. А потом — тихий политический переворот, убийство лидеров ведущих кланов — и всё, и фокус удался. Остальное неважно. Уцелеют наши дорогие школьники — сколотим политическую организацию, распространим идею «мировой революции»; постепенно будем выращивать из них тупой скот, годный лишь на войну и боевые действия. Да, союзники в правительстве у нас серьёзные — и Сатиров, и Королёв являются простыми капиталистами, которым нужны только деньги. Со временем можно их уничтожить и посадить какую-нибудь марионетку. Хоть того же Лазарова, например.

— Да нет, — отмахнулся Эйвери. — Не тот уровень. Мальчишка, конечно, харизматичен — но ещё и очень туп. Слышал, как он ведётся на красноречивые обещания денег, власти и уважения? Вот-вот. Достаточно дёрнуть его за самую болезненную ниточку, достаточно напомнить об униженном достоинстве его некогда аристократического рода — и парень у нас в кармане.