Monster next to me (гет)

2. 30 июля, 1989 год.

В душной ночной тишине дома каждый шаг звучал слоновьим топотом. Раскатистый обличающий её местонахождение звук. Казалось, одно неуклюжее движение, скрип половиц и тётя Петуния немедленно проснется, выскочив из супружеской спальни, точно черт из табакерки. Насчет дяди Вернона и Дадли она не переживала — тех и пушкой не разбудишь, но любимая тётушка совершенно иное дело. Её уши как локаторы улавливали малейший посторонний шум, от которого сердце заходилось, словно у кролика при приближении хищника. Несомненно, она знала, что в одну прекрасную ночь очередная вылазка завершится плачевно, и в такие мгновения девочка чувствовала себя почти разведчиком во вражеском стане. Обнаружение, разумеется, не грозило смертью, но неделя взаперти в пыльном чулане и нескончаемая работа по дому делали вечный сон заманчивой перспективой. Ночь придавала уверенности, ведь в темноте можно спрятаться, остаться незамеченной.

Девочка бесшумно выскользнула из кухни, осторожно ступая по ковровому покрытию, в руках она держала тяжелую тарелку со снедью, которая предназначалась для маленького мальчика спящего сейчас в чулане. Она пристально всматривалась в темноту, вслушивалась в сонное дыхание дома, тем не менее, все тихо, никаких признаков пробуждения Дурслей. Девочка мрачно усмехнулась. Знали бы родители, чем ей приходится заниматься, чтобы младший брат не сидел голодным по прихоти родственников. Её не тревожило, что, по сути, она крадёт, нарушая запрет Дурслей касательно неприкосновенности еды. Она всегда делала лишь то, что должна. Оберегала Гарри, который оказался не нужен никому, кроме неё. Ни крёстному, ни друзьям их семьи. Все они моментально растворились в неизвестном направлении, стоило старшим Поттерам погибнуть, а двум детям остаться сиротами. Никто не пожелал взвалить на себя ответственность за чужих отпрысков, кроме родственников, которым они глубоко ненавистны. В какой-то степени, она была даже благодарна. Не каждый согласится взять ещё двоих, имея собственного ребенка, однако это не давало Дурслям повода относиться к ним с Гарри столь безобразно. Девочка верила и убеждала брата, что однажды, когда она станет достаточно взрослой, чтобы самостоятельно зарабатывать, они обязательно уйдут с Тисовой улицы, но до того момента им придется потерпеть. Гарри мечтал о том же, считал дни и зачеркивал числа в выцветшем календаре.

Нащупав щеколду на двери чулана, девочка открыла дверь и протиснулась внутрь, тотчас прикрыв её за собой. Она не рискнула зажигать свет, поскольку его легко могли заметить неожиданно проснувшиеся Дурсли, тем не менее, на подобный случай в кармане штанов лежал маленький старый фонарик, с которым девочка никогда не расставалась. Поставив тарелку на пол, она присела на край узкой жесткой постели, откидывая теплое одеяло и нежно касаясь перебинтованной лодыжки брата. Во сне Гарри пошевелил поврежденной ногой, застонал и перевернулся на другой бок. Девочка дотронулась до худенького плеча, мягко тревожа и вынуждая мальчика проснуться.

— Немо, это ты? — сонно прошептал он, убеждаясь, что рядом именно сестра, а не Дадли замыслил напугать его среди ночи, как раньше. Вода, взрыв петарды или мороженая рыба под одеялом.

Девочка закрыла решетку, нащупала в кармане фонарик, включила его и сунула в просвет между стеной и кроватью. В полутьме кладовка стала безобразнее, чем прежде. Жуткие тени тянули к ним свои костлявые руки, и Гарри машинально придвинулся ближе к сестре, которая наклонилась, чтобы поднять тарелку и поставить рядом с собой. Немо убрала салфетку, которая скрывала принесённую пищу, и мальчик изумленно вздохнул. Ломтик хлеба, ножка запеченной курицы, которая им не полагалась ввиду наказания одного и солидарности с нарушителем другого. На десерт Гарри получил яблоко и приличный ломоть ежевичного пирога испеченного тётей Петунией накануне для ненаглядного перекормленного сыночка. Отсутствие части пирога она может и не заметит, списав на любящих лишний раз подкрепиться Дадли или дядю Вернона, а вот фрукты, которые Дадли отчего-то на дух не переносил, должна заметить точно.

— Ешь, — Немо пододвинула тарелку к брату. Она взглянула на Гарри, который после сна всегда казался необычайно беззащитным и маленьким. Он напоминал девочке их отца, только младший брат никогда не смотрел на неё с выражением откровенного подозрения, которое не сходило с лица старшего Поттера в её присутствии.

— Тебе же попадет. Особенно за яблоко.

— Это на целый день, может и назавтра, — иногда ночные походы оборачивались неудачей, и появление за пределами комнаты в запрещенное время строго каралось на следующее утро.

— А если они узнают? — не сдавался Гарри, вновь прикрывая съестное салфеткой и подавляя разбуженный ароматом мучительный голод, изводивший его весь прошлый день. Мальчик не хотел подвергать сестру наказанию в виде очередной оплеухи, брани или двойной работы по дому, которую она и без того выполняла ежедневно. Не хотел, но знал непроходимое упрямство Немо, за которое ей не раз прежде доставалось. Как дома, так и в школе.

— Не узнают, — она утомленно улыбнулась.

Гарри пробовал воспротивиться, настоять на своём, чтобы сестра не рисковала, подумаешь, не поест он пару дней, конца света не случится, но не сумел. Один долгий, словно гипнотический взгляд и мальчик ощутил себя безропотной овечкой покорной воле пастуха. Временами, Гарри изумляла незыблемая уверенность сестры в исключительной правильности своих действий. Немо свято верила, что совершенно не нуждается в советах посторонних, упорно игнорировала их, поступала наперекор и расплата не заставляла себя ждать. Надо отдать Немо должное, периодически она все-таки прислушивалась к чужому мнению, но этим другим был не кто иной, как её собственный брат, что последнего слабо утешало. И чем старше становилась сестра, тем заметнее проявлялось глухое безразличие к чужакам, которыми девочка категорично окрестила остальное население планеты с тех пор, как родителей не стало. Гарри решительно отвергал навязчивый страх, преследующий в кошмарах последние годы, но подсознательно страшился, что у заботы и любви строго ограниченный лимит, что равнодушие сестры однажды затронет и его, что в конечном итоге он тоже станет не нужен ей. Немо догадывалась или чувствовала его тревогу, и когда ночью он забирался к ней под одеяло, она обнимала его и рассказывала обо всём, что помнила, пока брат тихо не засыпал с улыбкой на лице. Гарри зачастую сомневался, что трёхлетний ребенок мог сохранить в памяти настолько четкие воспоминания, потому считал, что она невольно или намерено приукрашивает, чтобы он полнее представлял отчий дом, где прошли первые годы их жизни в окружении любящих людей. Гарри с упоением вслушивался в тихий меланхоличный голос, жадно впитывая любую информацию и формируя собственное представление о Джеймсе и Лили. Оно отнюдь не совпадало с обрывками сухих комканых фраз родственников обливавших грязью старших Поттеров, и пророчившим неблаговидную судьбу младшим.

— Ты должен хорошо питаться, чтобы быстрее поправиться, — настойчиво повторила девочка, видя же, что Гарри не слушает, она потрепала его по волосам. Это всегда успокаивало младшего брата, и сейчас не подвело. Мальчик расслабился, улегся обратно на постель и зевнул.

Немо убрала тарелку на полку, спрятав её за коробкой из-под обуви, и вернулась к Гарри, сосредоточившись на его поврежденной неудачным падением ноге. Медицинской помощи для брата Немо пришлось добиваться шантажом, поскольку Дурсли не считали, что падение с лестницы и кратковременная потеря сознания является серьёзным поводом для беспокойства. Лишь в самом крайнем случае она прибегала к столь неприглядному унизительному методу, никогда не зная точно, сработает он или нет. Следовало отлично знать больное место родственников, чтобы надавив на нужные рычаги, получить желаемое. Дурсли слишком гордились своей нормальностью и слишком боялись, что кто-то, точнее соседи усомнятся в ней, поэтому стоило заикнуться, что она пошатнёт благопристойный законопослушный образ среди местного населения, как тётя бледнела, а дядя наоборот краснел от гнева. Они говорили, что никто не поверит глупой девчонке, однако Немо считала, что поверят или нет — неважно, главное посеять сомнения в чужих головах, а люди сами доделают остальную работу. Желаемое в виде врача девочка получила вместе с суровым наказанием, когда тот ушёл. За все приходится платить. Её до сих пор ноющая покрытая синяками спина это правило, безусловно, подтверждала.

— Тебе очень больно? — шепотом спросил он, близоруко щурясь на расплывающееся в полутьме лицо сестры.

В тусклом свете её медно-рыжие волосы имели странный красноватый отблеск, хотя Гарри не был уверен, что это не игра света или воображения. Немо выглядела бледной и больной. Гарри был искренне благодарен ей за заботу, однако она откладывала собственные нужды напоследок, а это мальчику категорически не нравилось. Ему давно не пять, он вполне самостоятелен, тем не менее, сестра продолжает нянчиться с ним, как с маленьким. Гарри уже не чувствовал прежней боли, будто травмированная лодыжка восстанавливалась в два раза быстрее, чем должна, он мог даже наступать на больную ногу не морщась, но пока не решался рассказать о своем незначительном успехе. Немо вряд ли воодушевленно воспримет его самовольное передвижение, поскольку повязку наложили лишь пару дней назад, и любое нарушение врачебных предписаний могло отсрочить выздоровление или что гораздо страшнее — ухудшить ситуацию, потому Гарри помалкивал.

— Не волнуйся, всё давно прошло, — отозвалась сестра, тщательно осматривая эластичный бинт и проверяя хорошо ли тот закреплен. Не пытайся она держать спину неестественно прямо, словно проглотила жердь, и не знай Гарри Немо достаточно хорошо, то ничто не мешало бы поверить явной лжи. Наконец девочка сочла, что всё в порядке и, поправив на брате одеяло, поднялась. — Спокойной ночи, Гарри, и обязательно поешь, пока курица в тепле не испортилась, а тётя Петуния не примчалась на запах.

Гарри беспомощно смотрел на Немо до тех пор, пока фонарик не погас, и чулан не погрузился в непроглядную тьму. Щелкнула задвижка, и в следующее мгновение мальчик услышал, как сестра крадучись поднимается по лестнице.

*~*~*~*

— Поттер!

Визгливый голос тёти Петунии заменял будильник обоим Поттерам на протяжении многих лет, поскольку, даже находясь в чулане, Гарри все равно просыпался, хотя чаще она всё же звала Немо. Обычно девочка готовила завтрак, в то время как младший брат накрывал на стол и позже мыл посуду, сегодня же Немо предстояло выполнить двойную работу. Прибраться в доме, потом в саду, где, как любил повторять дядя Вернон, кусты сами себя не подстригут.

— Вставай немедленно!

Повернувшись на другой бок, девочка открыла покрасневшие глаза, в которые словно насыпали песка, и села на постели. Голова гудела, сориентироваться в пространстве оказалось тяжело, как и соображать о значении происходящего. Немо моргнула, потёрла лицо руками и вновь ощутила липкость стянувшую правую часть лица, солоноватый же привкус во рту и бурое пятно на наволочке подтвердили опасения. Ночью у неё опять шла носом кровь. В последний месяц девочку нередко мучила бессонница, засыпая, она видела кошмары, а утром приходилось переворачивать подушку и срочно мчаться в ванную, дабы Гарри не заметил лишнего. Немо старалась не пугать его, потому как переживать было её работой, а не младшего брата, тем более чувствовала она себя вполне терпимо.

Насилу выбравшись из кровати, девочка кое-как натянула давно износившуюся заштопанную во многих местах одежду, которая не стесняла движений по той причине, что однажды расщедрившись на обновки для племянницы, Дурсли не собирались повторять свой альтруистический, по их мнению, поступок. Покинув комнату, девочка первым делом отправилась в ванную, где наспех умывшись и почистив зубы, она кинулась вниз. Знакомый аромат донёсся до неё еще на лестнице. Куриный бульон. Воспользовавшись тем, что тётя Петуния занята, Дадли, видимо, спит, а дядя Вернон наверху собирался на работу, Немо тихо постучала в дверь чулана. Брат не замедлил ответить. Три равномерных стука. Всё в порядке.

— Где же эта несносная девчонка, — миссис Дурсль обернулась, и, заметив на пороге объект своего недовольства, скривила рот. Каждый раз глядя на племянницу, Петуния мыслями возвращалась в детство, видя в девочке покойную Лили одиннадцати лет и невольно вспоминая события далекого прошлого. Правда, стоило Немо заговорить, как наваждение пропадало. Она нисколько не походила на мать, разве что обликом. В остальном девчонка, очевидно, пошла в отца. — Сколько тебя можно ждать? — Немо промолчала, сдерживая раздражение. Боль усилилась, и, видимо, к обеду станет лишь хуже. — Хватит стоять, займись завтраком.

— Да, тётя.

— Мама! — пронзительный крик Дадли заставил тётю Петунию встрепенуться. Женщина поставила на поднос чашку с бульоном и тарелку с золотистыми от масла хрустящими тостами, и едва ли не бегом кинулась на зов сына, оставив племянницу наедине с ароматным поджаристым беконом и слегка подгоревшей яичницей. Лучше готовить у Немо не получалось не смотря на ежедневную практику, а жарить сейчас новую порцию яиц она не помышляла. Не то состояние. Решив, что и так сойдёт, девочка разложила завтрак по тарелкам и занялась варкой кофе. К тому моменту, как облившаяся горячим напитком из-за трясущихся рук Немо продолжала вытирать пол, подоспели старшие Дурсли.

— Никчемная девчонка, — напустился на неё дядя Вернон, усаживаясь на стул, возле которого она вытирала коричневую лужу. Девочка резко отдернула пальцы из-под ног мужчины, чтобы неповоротливый родственник не отдавил ей всю ладонь. — Ты можешь сделать хоть что-нибудь нормально?

— Не сегодня, — невнятно процедила она, сжимая пальцы в кулак, за что была тотчас награждена подзатыльником. Даже если дядя Вернон и не разобрал бормотание, то определенно посчитал данный жест воспитательным. В висках застучало, кровь прилила к голове, застилая взор вязкой чернотой и Немо замерла, концентрируясь на дыхании. Всего пару минут покоя и тишины, и она придет в норму. Всего пару минут.

Внезапный окрик тёти Петунии заставил её вздрогнуть, а дикую тупую пульсацию в висках вернуться с утроенной силой. На глазах выступили слезы, руки не слушались, привычно онемев и мокрая тряпка с глухим звуком шлепнулась на пол. Немо подняла на женщину взгляд, но вместо искаженного неприятием лица различила перед собой одеяло, худенькую загорелую руку со стаканом воды и таблеткой обезболивающего поднесённого ко рту в другой. Горечь, смытая безвкусным теплом. Гарри. Лечебный успокаивающий эффект от лекарства недостижим, потому что иллюзией нельзя излечиться, как и нельзя насытиться. Чаще связь включалась при сильных эмоциях, стрессе, иногда не работала вовсе, а временами срабатывала сама собой, как сейчас. Немо не умела её контролировать, дабы полноценно управлять, потому терпеливо ожидала завершения.

Ослабленной головной болью девочке ничего не оставалось, кроме как сидеть на полу и лицезреть убогую пыльную обстановку чулана глазами брата. Если ты можешь то, чего не могут другие это восхитительное ощущение. Первое время оно окрыляет, наполняет сердце восторгом, гордостью, но слишком скоро на смену веселью приходят непонимание, страх, отчаяние. Непосильная тяжесть новой ответственности. Немо молилась, чтобы однажды всё закончилось, чудеса прекратились, и они оба стали обычными детьми. Нормальными. Однако в такие моменты, она сильнее всего презирала Дурслей, утверждавших обратное всю их с Гарри сознательную жизнь, за страх, который родственники испытывали перед чем-то необычным, не вписывающимся в рамки их ограниченного мирка и ненавидела себя за малодушие и двуличность. Волшебство поддерживало, защищало и надеяться, что оно исчезнет, продолжая использовать его на свое благо было чистым лицемерием. Ведь они нормальны, нерушимо нормальны, именно такие какие есть и ничто этого не изменит. Ни глупость недалеких людей, ни насмешки, ни что-либо другое. И она будет твердить это Гарри пока хватит сил, а брат не уяснит: нельзя слушать и верить всему, что говорят другие, потому что потерять себя гораздо проще и быстрее, чем кажется. Однако ничто не могло изгнать страхи самой девочки. Она страшилась, что Гарри уверится в словах Дурслей, непрерывное напоминание пустит корни в его сознании слишком глубоко, пропитывая насквозь неуверенностью и сомнениями, тем самым лишая её шанса при необходимости исправить положение.

— Мама, я хочу сок! Мама! — резкие вопли Дадли разносящиеся по дому прервали связь и Немо вновь очутилась в кухне, с залитым кофе полом и алыми разводами, которые становились все больше. Кровь продолжала сочиться из носа, окрашивая рот и подбородок багряным, капая вниз и точки превращались в пятна. Густые и темные. Она утёрла мокрые губы рукавом, размазывая кровь по щеке.

— Да что ты делаешь, идиотка! — заорал мистер Дурсль, когда испачканные пальцы сомкнулись на рукаве его чистого идеально выглаженного пиджака, едва Немо стала подниматься на ноги. Он разъяренно толкнул девочку, отчего та поскользнувшись на луже, не удержала равновесия и рухнула на тётю Петунию. Женщина в отличие от племянницы сумела устоять на ногах, невольно помогая при этом ей. — Петуния, моя одежда! Петуния!

— Успокойся, Вернон, в шкафу висит чистый костюм. Сейчас мы все поправим, — тётя Петуния приблизилась к побагровевшему мужу, мягко, но настойчиво взяв его за руку и обернулась к девочке. — А ты живо прибери этот кошмар, приведи себя в порядок и отправляйся в сад! Чтобы я тебя до вечера здесь не видела.

— Да, тётя, — глухим голосом отозвалась Немо, неотрывно уставившись на завораживающие алые кляксы, теряющие первоначальные очертания, превращаясь во что-то новое, однако родственники уже ушли, и потому не заметили происходящего.

*~*~*~*

Видения напоминали вспышки фотоаппарата. Внезапные, резкие, ослепляющие. Они представали размытыми совершенно неясными образами, словно он стоял перед мутным затянутым паутиной трещин стеклом, за которым происходило что-то необычайно важное. Гарри казалось, что невнятный приглушенный гул долетает до него, будто через толщу воды и сколько не прислушивался никогда не мог разобрать откуда исходит звук. Он безуспешно старался сосредоточиться, дабы разгадать происхождение необъяснимых картин, о которых не говорил Немо, страшась, что она испугается и Дурсли окажутся правы. Он ненормальный, ведь нормальные дети не слышат и не видят необъяснимого. Поначалу мальчик считал, что видения — последствие удара, когда он три года назад свалился с качелей и рассадил лоб, но это было чересчур фантастично, потому что вряд ли возможно непомерно часто видеть или переживать на собственном опыте непостижимые странности в течение нескольких лет. Вспомнить тот же случай, когда тётя Петуния остригла его налысо, а волосы отросли за ночь или когда Дадли с дружками загнали его в тупик и он очутился на крыше. На привычно торчащие следующим утром пряди Немо отреагировала вялой улыбкой, словно так и должно быть, в отличие от Дурслей, которые опять заперли его в чулане. Гарри вообще старательно умалчивал о любых противоестественных событиях, если те случались не в присутствии сестры, когда избежать правды не получалось. У него был единственный близкий человек, которым он дорожил больше всего на свете, и мальчик не собирался терять сестру из-за своей неправильности.

Гарри слышал, как принесли почту, как дядя Вернон ругал Немо, как Дадли продолжал звать тётю Петунию, которая безуспешно пыталась одновременно угодить сыночку и помочь мужу. Мальчик поднялся с жесткой постели, и, подойдя к двери, прижался к ней ухом. Дурсли были на втором этаже, потому Гарри ничто не мешало привлечь внимание сестры негромким стуком. Прошло несколько минут, прежде чем решетка открылась, однако Немо не было видно. Она стояла боком, заслоняясь рукой, отчего её голос звучал немного невнятно.

— Тебе нельзя вставать, — девочка старалась не поворачиваться к брату, чтобы он не заметил кровь на её лице. В голове непрерывно пульсировало. Немо лишь бессильно стискивала зубы. — Ложись.

Она опустила взгляд и заметила лежащие у входной двери письма. Подняв их, девочка по привычке перебрала те, потрясенно отмечая пергаментный конверт с необычным гербом подписанный зелеными чернилами. Письмо пришло на её имя, чего прежде никогда не случалось, ибо некому и незачем писать оставшимся Поттерам. Немо стыдилась вспоминать, тем более признаваться брату, но много лет назад, не до конца осознав потерю родителей, она трепетно лелеяла наивную мечту, что однажды появится тот, кто раскаялся, что бросил их, кто заберет в свой теплый уютный дом, где они будут любимы и жизнь у Дурслей забудется, как дурной сон. Время шло, никто не приходил, и постепенно девочка смирилась с реальностью, где сказки и чудо просто вымысел. Она стремилась объяснить Гарри единственно верную истину — они должны держаться друг друга, поодиночке им не выжить, и младший брат не прекословил. Для своих лет Гарри был весьма сообразительным мальчиком.

Немо проигнорировала мгновенно вспыхнувшее любопытство, здраво рассудив, что стоит Дурслям увидеть письмо, как они моментально отнимут его, а потому опасливо оглянувшись на лестницу, девочка приблизилась к чулану и осторожно приоткрыла дверь.

— Что это? — шепотом осведомился Гарри, едва сестра сунула ему в руки конверт, однако различив её имя на шероховатой поверхности, он удивленно взглянул на Немо. — Тебе письмо?

— Тихо, — она резко задвинула щеколду, и торопливо скрылась в кухне, пока спускающаяся вниз тётя Петуния не уличила их в запретной беседе. Девочка спешно умылась и направилась к задней двери, ведущей в сад, однако тётка появилась раньше, чем Немо удалось сбежать.

— Я схожу в аптеку, а ты присмотришь за Дадли, — сердито произнесла она, пристально осматривая племянницу и более-менее чистую кухню. Петуния ненавидела беспорядок, но эта парочка, словно сознательно его устраивала. Особенно девчонка, которая должна наоборот поддерживать чистоту, разводила кругом грязь.

Немо представляла, как обнаглевший от вседозволенности и считавший своим долгом третировать их кузен начнет гонять её из комнаты в кухню и обратно по самым нелепым поводам. Это они уже проходили, и повторять прошлый опыт девочка не желала.

— Давайте я лучше сама схожу, а то вдруг ему станет хуже, — судя по лицу Немо, она от всей души надеялась, что обычная простуда, если такую действительно подхватил Дадли, за время отсутствия тёти Петунии прогрессирует в воспаление легких с летальным исходом. — Я быстро и вам не придется отлучаться.

— Забудь об этом, — отмахнулась миссис Дурсль, отлично помня, как порой племянники неоправданно долго задерживались или вообще покупали не входящие в список товары, вновь и вновь испытывая её терпение. Они использовали любую возможность ускользнуть. В учебное время до последнего торчали в школе, в свободное где-то за пределами дома. — Если Дадлику что-то понадобится, ты немедленно принесешь ему это.

— Да, тётя, — покорно согласилась Немо. Если тётка уйдет, она сможет выпустить Гарри или, в крайнем случае, принести что-нибудь, чтобы младшему брату не было скучно и одиноко. Он ненавидел чулан, и она знала, как тяжело ему дается время взаперти, но пребывание одного из них в тесной каморке стало в порядке вещей. Чужой дом, чужие правила.

— И не вздумай открывать чулан, — предупредила тётя Петуния, одним взглядом обещая нерадивой племяннице строгое наказание. Девочка скривила мордашку, едва женщина отвернулась. — Я узнаю.

— Хорошо, тётя.

*~*~*~*

Стоило автомобилю Дурслей отъехать от дома на приличное расстояние, Немо опрометью кинулась к чулану, отодвинула задвижку и настежь распахнула дверцу. Гарри сидел на постели, изучал конверт, проходя по нему пальцами, томясь нетерпением и любопытством, но письмо принадлежало Немо и он не смел открыть его. До прихода сестры он успел изучить интересный герб на задней стороне плотного конверта. Изящная буква «Х» в окружении льва, барсука, змеи и орла. Увидев сестру, мальчик сразу же протянул ей конверт. Девочка улыбнулась, усевшись рядом с Гарри, и мягко толкнула его плечом. Ей нравилось видеть, как Гарри неподдельно радуется всяким мелочам, на которые другие бы и внимание обращать не стали.

— Давай же, открывай, — Гари едва не подпрыгивал на месте. Его переполняла горячая щемящая радость, которая смешивалась со страхом. На краткий миг сердце забилось сильнее и мальчику захотелось отчаянно поверить, что, может быть, о них вспомнил неизвестный добрый родственник, который намеревается забрать их к себе. Всего на миг. Долгий, волшебный миг, пока Немо не распечатала письмо и не ознакомилась с его необычным содержанием.

Школа чародейства и волшебства

«Хогвартс»

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогая мисс Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша,

Минерва МакГонагалл,

заместитель директора

— Может это шутка? — неуверенно предположил Гарри, с интересом изучая прилагаемый список учебников и обязательной одежды. Он никогда не слышал таких имен или, чтобы такие предметы преподавали в школе, но они вызывали улыбку и легкое недоумение. Волшебство. Непонятные фразы, пассы руками и желаемое возникает прямо из воздуха. Совсем как мультфильме, который он случайно видел по телевизору, пока дядя Вернон не переключил на другой канал. Иногда Гарри размышлял о том, что он бы сделал, будь у него магические способности, но на ум приходили абсолютно невыполнимые вещи. Никакая магия не способна воскресить мертвых родителей, а больше ему ничего не было нужно.

— Скорее всего, — отстраненно проговорила Немо.

Мальчик покосился на сестру, которая вовсе не выглядела радостной. Вместо того чтобы посмеяться над чьей-то оригинальной, но глупой шуткой, она хмурилась, терзая пустой конверт и стараясь найти в нем что-то еще, кроме нескольких листов в руках Гарри. В какой-то момент, он подумал, что Немо превратит письмо в мелкие клочки, однако она ограничилась тем, что вырвала у него из рук содержимое конверта, безжалостно смяла и швырнула в стену.

— Зачем? — изумленно воскликнул раздосадованный мальчик, словно сестра разрушила крохотное, пусть ненастоящее, но все-таки чудо. — Это же просто шутка.

— Идиотская шутка, — угрюмо процедила она, покидая чулан.

Гарри не решился следовать за ней, потому просто поднял с пола скомканную бумагу, аккуратно разгладил, сложив в нетронутый конверт и спрятал под подушкой. Хотя бы ради того, чтобы Дурсли не увидели ненормальное письмо и не наказали Немо, ведь оно предназначалось именно ей. Не стоило лишний раз напоминать родственникам о странностях. Это могло плохо закончиться.