Люди Второй Магической (гет)

Я счастлива. Непростительно, бесстыже и бесконечно. Судя по косым взглядам соседей и знакомых, быть настолько счастливым человеком в начале XXI века — непозволительная роскошь. Но я все равно счастлива. Оттого, что закончилась война. Оттого, что у меня, несмотря на трагическую гибель брата, есть семья, которая любит меня и всеми силами старается улыбаться. Оттого, что рядом со мной есть самый родной, самый любящий и любимый человек. Оттого, что я ношу под сердцем его ребенка.

Он часто спрашивает меня:

— Все хорошо?

В зеленых глазах бездонное, необъятное море нежности и заботы, которые не исчезнут ни через десять, ни через сорок лет. Но я отвечаю:

— Нет, — и тут же спешу словами и улыбкой разгладить появившуюся меж бровей морщинку и останавливаю поток беспокойств и тревог, продолжая, — все просто превосходно.

Облегчение. И снова счастье. Окутывает, растекается, ползет по венкам и жилкам. Неужели может быть так? После всех ужасов войны, после потерь, крови, боли, ран, побегов и снова потерь, потерь, потерь... Так... по-настоящему? Но, видимо, может. Раз я каждое утро просыпаюсь и вижу насупленные брови, слегка вытянувшиеся в трубочку губы и ладошки, сложенные, как у малыша, под головой. Это — моя идеальная картина. Этот портрет — мое Счастье. Зеленоглазое, взъерошенное и пытающееся быть взрослым, ответственным, как подобает начальнику Аврората, несмотря на острые, худощавые мальчишеские коленки и озорной огонек в глазах.

Лениво потягивается и становится до смешного похожим на толстого, нежащегося на солнышке кота, которого все почему-то до сих пор считают ответственным за поимку мышей в доме. Рука наощупь тянется назад, на тумбочку за очками, а губы тем временем уже растягиваются в улыбке, за секунду до того, как открываются эти бесконечные глаза с сонными смешинками в глубине.

Легкий, почти невесомый, но разливающий по всему телу тепло поцелуй.

— Со-о-олнце. Доброе утро!

— Доброе, Гарри.

— Давно не спишь?

— Не знаю. То сплю, то не сплю. Но я в порядке, в порядке. Давай еще поваляемся?

— Рабо...

— Опять! — вдруг ужасно захотелось покапризничать. И клубники со сливками. — Гарри! Ты дома почти не бываешь! Почему на работе не женился? Зачем тебе Джинни?

Улыбается и опускается обратно на кровать.

— Затем, что Джинни — мое рыжее солнышко. А без солнышка люди, пусть и волшебники, жить не могут. Хочешь чего-нибудь? Клубники со сливками?

— Как ты?.. — но он уже уходит, хитро улыбаясь. А через несколько секунд я слышу грохот опрокинутого стула и звяканье посуды и не удерживаюсь от хихиканья.

— Джинни!

— А что я?

Неразборчивое бормотание. А потом — шипение подключенного к сети камина.

— Доброе утро, Кингсли. Прости, не смогу сегодня прийти. Да нет, все в порядке. Нет-нет, пока еще рано... Просто захотела побыть со мной, я так редко и мало дома бываю, а с ней сейчас надо почаще быть. Да, конечно, буду беречь, как зеницу ока. Вон, сидит, улыбается. Ну, я полетел тогда. Да, спасибо. И тебе. Удачи!