Сон в зимнюю ночь (гет)

Притворив за собой дверь палаты, Гермиона почти добежала до своего кабинета, защелкнула замок и упала на диван. Наконец-то можно было дать волю эмоциями. Эти четыре дня, что он провел без сознания, оказались самыми страшными в ее жизни. С ними не могло сравниться даже то время, когда они с Роном и Гарри искали крестражи, и даже битва с Волдемортом.

Северус стал для нее самым дорогим, самым родным человеком. Мысль о том, что он мог умереть, оставить ее одну, до сих пор заставляла ее вздрагивать. Она мало спала за эти четверо суток, ей все время снились кошмары, в которых она его теряла. То не успевала спасать его от яда Нагайны, то он погибал от Авады Беллы или Волдеморта у нее на глазах, то вместо Дамблдора падал с Астрономической башни. А она не могла ему помочь. Сейчас он пришел в себя, да, он будет жить! Она не будет одна! Без него, без его поддержки от нее вскоре осталась бы только тень. Именно Северус не дал ей сломаться. А теперь он не помнит ее и воспринимает только как надоедливую школьницу. Она никто для него — совершенно чужой и ненужный человек. Как будто не было этих двух лет счастья, не было тысячи моментов тепла и нежности. А сколько препятствий было у них на пути! Сколько гневных слов она выслушала, сколько слез выплакала тайком в подушку, сколько презрительных и непонимающих взглядов вынесла. Ну и пусть! Что нас не убивает, то делает сильнее. Хватит жалеть себя и предаваться унынию. Самое главное для нее сейчас — здоровье Северуса. Надо выяснить, насколько пострадала его память, возможно ли вернуть утраченные воспоминания. Если же нет… Ну что же, один раз она уже завоевала его уважение, расположение, дружбу, а затем и любовь. Если понадобится, она сделает это еще раз, и еще, и еще… Мерлин, но пусть лучше этого не понадобится… Она подошла к зеркалу, плеснула в лицо холодной водой, пригладила волосы, прошептала пару заклинаний, чтобы скрыть следы слез, вздохнула и села за стол — разбираться с бумаги, коих за эти четыре дня накопилось множество.

* * *

Если на шестом курсе Гермиона была уверена, в какой сфере она хочет работать после окончания Хогвартса, то уже на седьмом начала сомневаться, что магическое право ей действительно подходит. Она никогда бы не назвала себя общительной, но перспектива провести всю жизнь в окружении толстенных фолиантов и кип пергамента больше не казалась ей привлекательной. Чего интересного может принести карьера магического адвоката? Оправдывать торговцев всякой нечистью из Дрян-аллеи? Разбирать скучные дела о наследствах древних родов, решать тяжбы о причинении ущерба? В лучшем случае — работать в Визенгамоте, да и то уже ближе к почтенному возрасту: в Визенгамоте не было никого моложе пятидесяти лет. Вот так и случилось, что, обдумав и рассмотрев все имеющиеся перспективы, она выбрала карьеру целителя — всегда с людьми, но и от книг тоже отказываться не придется. Чтобы стать хорошим целителем, прочитать и выучить придется едва ли не больше того, что она уже успела изучить в Хогвартсе. Для себя тоже очень полезная профессия — всегда знаешь, что делать. Опять же, родители врачи, пусть и маггловские — без поддержки она не останется. Получалось все логично и очень складно, но одного фактора предусмотрительная Гермиона не учла — вида крови, как оказалось, она боялась. То есть, конечно, случалось видеть всякое, но чтобы непосредственно самой иметь с этим дело… Но Гермиона не была бы Гермионой, если бы так просто отказалась от задуманного: чем сложнее, тем лучше, а иначе какой смысл? Для того чтобы попасть на обучение к специалистам Святого Мунго, необходимо было получить рекомендации практикующего целителя. Гермиона обратилась к мадам Помфри, которая согласилась помочь ей. Теперь Гермиона должна была три раза в неделю по несколько часов проводить в больничном крыле, помогая медсестре. Это совершенно не было утомительно или пугающе, напротив — интересно и всегда очень познавательно. А сколько раз в этом самом больничном крыле приходилось оказывать помощь своим одноклассникам. Тому же Невиллу, например, который несколько раз за первый семестр попадал сюда из-за взрывов котлов. Как оказалось, крови было не так уж и много: как правило, магические травмы сильно отличаются от обычных маггловских. Поначалу ребята смущались и не доверяли ей, Гермиона их понимала — кому охота быть подопытным кроликом? Но потом все пришло в норму — по крайней мере, Гермиона не кудахтала, как мадам Помфри, над каждым синяком.

Одним воскресным утром после завтрака Гермиона сидела в кабинете мадам Помфри, перелистывала чью-то медицинскую карту и размышляла о том, что из нее все-таки может выйти хороший целитель: эта работа была ей на самом деле очень интересна и важна. Она встала, потянулась и собралась уже проверить запасы зелий первой необходимости в аптеке мадам Помфри, как в приемной распахнулись двери, раздался встревоженный голос директора, МакГонагалл и мадам Помфри, заскрипела кровать, послышался скрип раздвигаемой старой ширмы.

— Кто это, интересно, в воскресенье с утра пораньше успел нарваться на неприятности? — Она вышла из кабинета.

Подойдя к ширме, она с любопытством заглянула за нее, пытаясь за спинами директора, его заместителя и встревоженной мадам Помфри увидеть пострадавшего. О Мерлин! Все, не бывать ей целителем! Лицо человека, в изломанной позе лежавшего на койке, было покрыто кровью, грязью; темная, тоже грязная одежда изорвана, на теле виднелись рваные и резаные раны, на левой руке — большой, покрытый пузырями ожог. На нем не было обуви, зато ступни были покрыты кровавой коркой, а сбоку от большого пальца торчал кусок стекла. Волосы пострадавшего были сбиты в кроваво-черный ком. Дыхание было жуткое, хриплое. Некстати вспомнилось, что это является одним из симптомов наличия жидкости в легких. Откуда-то сбоку толчками выливалась темная, густая кровь, марая белоснежную простынь. Чтобы охватить все эти живописные подробности взглядом, ей понадобилось пять секунд, потом ее затошнило, и она едва успела выбежать из палаты. Ее бегства, впрочем, как и присутствия, никто не заметил, всем было не до нее, а Гермиона уже в туалете осознала, что так и не узнала пострадавшего.

«Вот и состоялось твое боевое крещение, закончившееся позорным отступлением. Поздравляю! — подумала она. — Ну же, возьми себя в руки! А то столкнулась с чем-то посерьезнее обычной царапины и сразу сбежала. Кто этот несчастный? Опять Гриффиндор со Слизерином что-то не поделили. Хотя… Может, кто-то из Хогсмида, кто знает, какие еще негласные последователи Волдеморта разгуливают по окрестностям».

Гермиона пригладила волосы, тщательно вымыла руки, высушила и продезинфицировала их специальным заклинанием и, стараясь ступать как можно тверже и увереннее, направилась обратно в палату. МакГонагалл там уже не было, мадам Помфри сосредоточенно копалась на полках, выбирая и отставляя в стороны бутылочки с необходимыми снадобьями — их скопилась уже добрая дюжина. Профессор Дамблдор остался с пациентом и, судя по доносившимся из-за ширмы звукам, произносил вполголоса какие-то заклинания. Она внутренне сжалась, быстрым движением собрала волосы в пучок и подошла к кровати. Дамблдор, не отрываясь от своего занятия, кивнул ей и продолжил нараспев бормотать что-то на латыни. Лицо человека уже было очищено от крови и грязи, и теперь на нем были только несколько глубоких порезов и вырванный кусок кожи возле уха.

Кровь больше не вытекала толчками из обмякшего тела, она просто тихонько капала на пол. Почему не зажали рану? Она взяла с тумбочки марлевую повязку, намереваясь остановить кровь хотя бы таким маггловским способом, но тут словно что-то щелкнуло у нее в голове. Она еще раз посмотрела на бледное изможденное лицо пациента и вздрогнула: она могла ожидать увидеть здесь кого угодно, хоть самого министра магии или даже Дамблдора в роли пациента, но никак не неприступного, холодного, невозмутимого профессора Снейпа.

Марля едва не выпала у нее из рук. Как? Что с ним случилось? Несчастный случай? Неудачный эксперимент? Волдеморт?

Дамблдор мягко дотронулся до ее руки, привлекая внимание.

— Это сейчас не поможет, — тихо сказал он, указывая глазами на импровизированную повязку. — Тут надо кое-что посильнее. Мне понадобится твоя помощь. Ты должна будешь положить одну руку ему на шею, другой взять его за руку. При этом нужно как можно ярче и четче представлять себе, как профессор Снейп выглядел до этого происшествия. Вспомни, каким он был на уроках. Это поможет поддержать его на ментальном уровне. Сейчас это даже важнее, чем оказать первую помощь. Он не хочет, чтобы его спасали. Не представляю ситуацию, чтобы кто-то смог довести его до такого состояния, с его-то способностями; он просто не захотел бороться дальше. Как же я мог допустить… Теперь ему совсем незачем… — он прервал себя на полуслове. — Телом займется мадам Помфри, нам нужно дать профессору возможность продержаться до того, как тело сможет функционировать самостоятельно. У него есть несколько очень тяжелых повреждений и травм. Готова?

Гермиона кивнула. Она старалась как можно меньше смотреть на лежавшего перед ней человека. Дыхание по-прежнему было жутким. Ему явно не хватало воздуха. Мадам Помфри уже спешно поднесла к его губам стакан с одним из средств и с помощью палочки помогла ему его осушить. Потом она занялась страшной раной на боку.

— Начинаем, Гермиона.

Опомнившись, она осторожно дотронулась до шеи и руки профессора. Если шея была теплой, то рука просто была ледяной. Гермиона тряхнула головой. «Надо представить его здоровым. Надо представить его здоровым…» В голове появилась картинка самого первого их урока зельеварения: профессор Снейп входит в класс, голова поднята, свободная стремительная походка, уверенная осанка, пронизывающие глаза. Сколько лет ему тогда было? Тридцать? Больше?

Второй курс. После победы над Василиском и призрачным Томом Риддлом она глазами находит в Большом Зале Снейпа и донельзя гордится собой, потому что сумела сварить сложнейшее зелье, и заодно вспоминает прошлый год, когда она сумела разгадать его загадку с зельями.

Третий курс. Профессор Снейп заслонят ее, Рона и Гарри собой, защищая от оборотня. На лице написана решимость, сильная рука крепко сжала ее запястье. Сколько всего они не знают о нем, зато сколько раз он спасал им жизнь. Сколько раз его действия и поступки можно было объяснить по-другому, с другой стороны? Если бы все, что делал он и что делали они, можно было бы объяснить с его точки зрения, увидеть его глазами... Гермиона вздрогнула: почему эти мысли приходят ей в голову именно сейчас? Ей нужно представлять профессора здоровым, а не думать о мотивах его поступков. Она закрыла глаза и опять попыталась представить профессора. Она не могла бы сказать, сколько прошло времени, но Дамблдор все еще произносил свои длинные витиеватые заклинания, похожие на старые песни, а мадам Помфри уже добралась до ступней, осторожно вытащила стекло, провела над ними палочкой, нанесла какую-то мазь. Секунды текли то невыносимо медленно, то, словно песок сквозь пальцы, неслись с сумасшедшей скоростью.

— Все, Гермиона, спасибо! — привел ее в чувства голос директора. Оказывается, она простояла так почти час. За это время медсестра уже успела залечить множество мелких повреждений, убрать кровь, переодеть профессора в нормальную одежду. Дамблдор выглядел усталым и измотанным. Сама Гермиона чувствовала себя немногим лучше.

— Теперь все будет хорошо, — устало, но совершенно спокойно сказал Дамблдор. — Теперь он выкарабкается. Такого еще не бывало. Это же надо.… Какое неудачное стечение обстоятельств! — Он замолчал, покачивая головой. Потом медленно поднялся, опираясь на изголовье кровати. — Пойдем, девочка, тебе тоже надо отдохнуть. Без тебя мы с Северусом бы не справились.

Она вернулась в больничное крыло этим же вечером. Ей вовсе не надо было приходить к мадам Помфри так часто, медсестра иногда даже ворчала, что следовало бы больше времени спать и проводить на свежем воздухе, но Гермиона ничего не могла с собой поделать: ей было интересно. Теперь же она пришла туда с определённой целью: ей просто необходимо было увидеть профессора и убедиться, что с ним все в порядке. В гостиной Гриффиндора и спальне она и словом не обмолвилась о произошедшем. К чему? Если будет такая необходимость, директор сам сделает заявление.

Снейп по-прежнему оставался единственным пациентом. Он был в беспамятстве. Дыхание все еще было тяжелым, но выглядел профессор гораздо лучше, если не считать необычной даже для него бледности и ледяных рук. Пульс тоже был в норме. Она постояла еще секунду над его кроватью, гадая, что могло довести его до такого состояния.

— Директор сказал, что вы перестали бороться. Бороться с кем? И почему перестали?

Он казался ей несгибаемым, способным сломать кого угодно, но никак не сломаться самому.

Снейп внезапно вздрогнул, судорожно дёрнулся и затих, изо рта потекла тоненькая струйка крови. Над его кроватью зазвенело заклинание по срочному вызову целителя. Ну где же мадам Помфри? Она, конечно, периодически покидала больничное крыло, но… Здесь пациент в тяжелом состоянии, никого нет рядом, а она, Гермиона, совершенно не представляет, что нужно делать. Нельзя давать лишние зелья в его состоянии, она также не была уверена, какие заклинания можно применять. Потом вспомнила слова директора и положила одну руку профессору на лоб, другой накрыла его руку и снова попыталась представить профессора здоровым. На этот раз, когда не было Дамблдора и Помфри, все оказалось гораздо сложнее. А что, если она зря теряет время? Да нет, сигнальные чары оповестят медсестру, где бы она ни находилась. Гермиона сосредоточилась. Мир исчез, остались только она и этот беспомощный умирающий человек. Все будет хорошо. Вот она представляет Снейпа легко и уверенно идущим по коридору… помешивающего палочкой что-то в котле… вполголоса разговаривающего с директором… с нечитаемым выражением лица рассматривающего надпись, сделанную Джинни еще на ее первом курсе…

Она опять потеряла ход времени и очнулась, только когда кто-то положил ей ладонь на плечо.

— Мисс Грейнджер. — Она оглянулась. Позади нее стоял Дамблдор, рядом с ним — мадам Помфри. Сколько они здесь простояли, Гермиона не знала.

— Мадам Помфри хотела вмешаться, но мне показалось, что ты справишься и сама.

— А если бы я не справилась?

— Мы пришли сюда почти сразу и помогли бы тебе в случае необходимости. Но тебе все удалось, посмотри.

Она повернулась к Снейпу: кровь больше не шла изо рта, кожа была не такой бледной, а руки потеплели.

— Я уже говорил, что все необходимые зелья мы ему дали, произнесли заклинания и контрзаклятия. Главное в его ситуации — дать ему сил бороться, подхлестнуть желание жить. После того, что с ним случилось, не каждый найдет в себе силы продолжать. На его долю выпало более чем достаточно. Ты со своей задачей справилась. Из тебя получится хороший целитель, девочка, — Дамблдор улыбнулся.

Следующие два дня Гермиона не заходила к мадам Помфри: ближе к Рождеству и грядущим контрольным профессора закидывали их заданиями. Надо было успеть и подготовиться к урокам, и повторить пройденное, и заскочить в библиотеку и взять что-нибудь почитать по нейтрализации последствий вспышек стихийной магии у детей.

На истории магии она уже в который раз начинала шёпотом отчитывать Гарри и Рона за безделье, как отворилась дверь, зашла МакГонагалл.

— Прошу прощения, профессор Биннс. Могу ли я забрать с урока мисс Грейнджер?

Тот кивнул, едва ли понимая смысл сказанного.

— Мисс Грейнджер, будьте добры, заберите свои вещи.

Гермиона внимательно посмотрела в лицо МакГонагалл, но по ее привычно строгому лицу ничего нельзя было понять. Наверняка что-то случилось, в противном случае декан никогда бы не забрала ее с уроков, да еще и со всеми вещами. Мерлин, только бы с родителями все было в порядке.

МакГонагалл, очевидно, сразу же поняла, что творится на душе у Гермионы, поэтому, едва закрыв дверь кабинета истории магии, она тихо сказала:

— Не беспокойтесь, мисс Грейнджер. С вашей семьей все в порядке.

У той вырвался вздох облегчения. В последнее время ей частенько снились кошмары, как что-то происходит с ее близкими: на них нападают Пожиратели, поджигают дом, убивают у нее на глазах. Гермионе не удавалось сразу же проснуться, каждый раз приходилась досматривать кошмар до конца, зная наперед, чем он закончится, но совершенно не осознавая, что это всего-навсего сон.

— В чем тогда дело?

— Профессор Снейп.

— Ему стало хуже?

— В некотором роде. Нам необходима ваша помощь.

Гермиона в недоумении замедлила шаг:

— Моя помощь? Но что я могу сделать? Если уж мадам Помфри не может помочь, то тогда нужно отправляться в Мунго.

Ей казалось странным, что МакГонагалл не понимает таких очевидных вещей.

МакГонагалл перебила ее:

— Все немного не так, как вы себе это представляете. Думаю, профессор Дамблдор объяснит лучше.

— Но…

— Имейте терпение, мисс Грейнджер. Хотя нет, ответьте мне на один вопрос. Только подумайте и вспомните все хорошенько — ответ исключительно важен. Какие чувства вы испытывали, когда помогали профессору Дамблдору лечить профессора Снейпа?

— Мм.… Много всего… Например, я вспоминала, как он спасал Гарри на первом курсе во время матча, нас на третьем курсе от профессора Люпина… А мы не понимали, думали, что он против нас.

— Какое чувство, эмоция были наиболее сильным? Сконцентрируйтесь.

— Наверное, жалость. Он всегда казался таким сильным и уверенным в себе, твердым как скала, а вот сейчас он абсолютно беспомощный, и профессор Дамблдор сказал, что у профессора Снейпа нет сил и желания бороться за жизнь. Это страшно и обидно, когда у человека опускаются руки, особенно если это такой человек как профессор Снейп.

— Значит, жалость, — профессор МакГонаголл поджала губы и странно посмотрела на Гермиону. — Профессору Снейпу это точно не понравится.

— Откуда ему знать про это?

— Хм… К сожалению, сейчас мы в такой ситуации, что он неизбежно обо всем узнает.

— Но… Как и зачем?

— Профессор Дамблдор объяснит это лучше меня.

* * *

— Это моя вина, мисс Грейнджер. Целиком и полностью.

Несмотря на покаянные слова, директор не выглядел особенно расстроенным, только задумчивым, словно решал, что может получиться, если вместо привычного чая перед сном выпить кофе.

— Мне следовало предупредить тебя. Жалость, особенно сильная и искренняя — очень сильное чувство. В сочетании с остальными твоими мыслями и действиями в этой ситуации ты привязала к себе профессора прочнее, чем стальными тросами. Трудно вам придется. Зная характера нашего преподавателя зельеварения, я даже не могу точно ручаться за его реакцию.

— Привязала к себе? Но как? Я не понимаю! У меня и в мыслях подобного не было.

В голове совершенно не к месту появилась картинка: она, идущая впереди и ведущая за собой связанного, упирающегося и очень недовольного Северуса Снейпа. Мамочки! Нашла, дурочка, чему радоваться! Он тебя по стенке размажет или какой-нибудь гадостью отравит, а то и еще чего похуже, и не посмотрит, что ты его ученица.

— Что теперь делать? Как прервать эту… ммм… связь? И что вы имеете в виду, говоря, что я привязала профессора Снейпа к себе?

— Насколько я могу пока судить, вам придется проводить определенное количество времени вместе. Желательно, конечно, держаться за руки или что-то вроде этого, ну или хотя бы находиться на расстоянии не более трех дюймов друг от друга.

— Трех дюймов… Определенное количество времени, это сколько? — прошептала побледневшая Гермиона.

— Около четырёх часов в сутки, точнее пока сказать не могу.

— Как… как долго это должно продолжаться?

— Не знаю, но пока он окончательно не придет в норму — точно.

— Он меня убьет.

— Не стоит так бояться профессора Снейпа, мисс Грейнджер. Он тоже человек и прекрасно поймет, как вы ему помогли.

А вот судя по виду МакГонагалл, заместитель директора так не думала: она явно смотрела на Гермиону с жалостью.

Гермиона молча помотала головой. Если Снейп и не убьет ее в первые пять минут, то только затем, чтобы сразу же по окончании этой истории испробовать на ней какой-нибудь яд. Ученица, да еще из Гриффиндора, «привязала» к себе профессора, да еще и жалостью. Мама…

— Но если мы должны… проводить вместе около четырех часов в день, как мы будем это делать? До конца учебного года осталось всего ничего, мне надо заниматься, на носу экзамены, да и как я буду объяснить Рону, Гарри и остальным, что я исчезаю каждый день на несколько часов?

— Это решаемая задача, мисс Грейнджер. Вы можете встречаться с профессором Снейпом по вечерам, а всем говорить, что дополнительно занимаетесь с мадам Помфри. Да и в том, что вы староста и имеете отдельную комнату — масса преимуществ. Тому же, — он заговорщицки наклонился поближе к ней и, улыбаясь, продолжил, — я думаю, со времени вы найдете, что профессор Снейп не только мастер своего дела, но и очень интересный человек, который только по ему известным причинам прячет от мира свое истинное лицо.

Гермиона внутренне содрогнулась, представив, какое же может оказаться у профессора истинное лицо, но потом одернула себя. Когда это она начала так предвзято относится к людям? Как говорил классик, «Ни одна блоха не плоха». В конце концов, это она, пусть и невольно, заварила кашу, а значит, ей ее и расхлебывать.

* * *

На следующий день после уроков она собралась в больничное крыло. Это явление уже стало настолько привычным, что не вызвало ни у кого ни малейшего интереса. Только Рон спросил у нее, надолго ли она уходит. На что Гарри, хихикнув, ответил за подругу, что переписать сочинение она ему все равно не даст.

Дорога до больничного крыла на этот раз ей показалась необычайно короткой, и, как она ни храбрилась, казалось, что она идет на эшафот.

— Эй, Гермиона! Постой!

Она обернулась — ее догонял запыхавшийся Невилл.

— Можно пойти с тобой в больничное крыло? Мне... мне тоже хотелось бы стать целителем. Травология — это здорово, только, к сожалению, не очень практично. Можно выучиться на целителя и заниматься растениями в качестве хобби. И мои родители… Я мог бы попытаться сделать что-нибудь для них.

В любое другое время Гермиона с радостью бы согласилась. Невилл, несмотря на определенную неуклюжесть и неуверенность в себе, был очень хорошим человеком и гораздо более способным, чем он сам о себе думал. Но не сегодня. Она сама не уверена, что переживет сегодняшний день.

— Замечательно, Невилл! Если надо будет, я с удовольствием тебе помогу. Но только не сейчас. Не сегодня. Я… я обещала помочь мадам Помфри с кое-какими карточками. Это будет утомительно и не очень-то интересно. Тем более, мадам Помфри очень щепетильно относится к врачебной тайне. Так что…

Невилл сник немного, но потом улыбнулся, кивнул:

— Хорошо. Скажешь потом, когда можно будет с тобой пойти.

* * *

Снейп спал, когда она пришла. Слава Мерлину! Посидеть рядом она может и со спящим. У нее была припасена толстая маггловская «Фтизиатрия». Гермиона рассудила, что целитель, в общем-то, должен разбираться не только в магических болезнях. Но в любом случае, она не хотела, чтобы Снейп видел ее читающей маггловский учебник.

Мадам Помфри была в своем кабинете. Она ласково улыбнулась Гермионе, подвинула поближе к кровати больного ее стул и вернулась в свой кабинет. Гермиона осторожно села, положила свою руку на кровать как можно ближе к руке Снейп, стараясь все же не дотрагиваться до него. Сегодня он выглядел определенно лучше, только вот… Таким… беззащитным она его никогда не видела. Даже когда он лежал в луже собственной крови на кровати. Может, она сама себе нафантазировала, а может, в нем и правда что-то сломалось. Время покажет.

Гермиона подалась вперед, разглядывая лицо своего преподавателя, на этот раз расслабленное, без обычной непроницаемой маски. Стул скрипнул, и она скорее откинулась назад — не хватало еще, чтобы он проснулся и увидел, как его она его рассматривает. Он продолжал дышать так же мерно и спокойно. Вот и ладно. Она засекла время на своих часиках и углубилась в книгу.

— Почему именно фтизиатрия, мисс Грейнджер? — голос хриплый, пресный, без тени обычного сарказма.

Проснулся. Надо же, как она зачиталась — прошло почти два часа.

— Очень полезное пособие. Маги ведь болеют и обычными болезнями, не только волшебными отравлениями, порчами и сглазами, — с вызовом ответила она.

— Я помню эту книгу. Когда-то она тоже привлекла мое внимание необычным названием.

— Вы ее читали? — она не могла удержаться от вопроса.

— Не всю, только интересовавший тогда раздел. Моя бабушка болела туберкулезом.

— А почему…

— Мы не о моей семье сейчас говорим, мисс Грейнджер. Читайте вслух. Может, мне снова повезет заснуть.

Вот гад! Ну и ладно!

Он не перебивал, но, казалось, особо и не слушал. Глядел в окно и думал о чем-то своем. Выглядел Снейп значительно лучше, но все равно был бледнее обычного.

Через минут сорок она, устав, прервала чтение.

— Пересказывайте.

— Что? — ей показалось, что она ослышалась. Или что он издевается.

— Рассказывайте, что поняли, что запомнили. Если уж приходится проводить здесь по четыре часа в день, так делайте это с пользой.

— Мы не на уроке. А вы не преподаватель колдомедицины.

— Не забывайтесь, мисс Грейнджер.

Да уж, Снейп относился к той замечательной группе людей, которым проще уступить и сделать, что они хотят, чем объяснить свой отказ.

Ничего. Завтра она принесет «Унесенные ветром».

Может, ей только показалось, что он сломался?

* * *

— Ну уж нет, мисс Грейнджер, я это слушать не намерен.

— Я буду читать про себя.

— Нет. Вы же хотите стать целителем, лезете куда не следует, не понимаете, что творите. Вот берите нормальный учебник и учите, а то ваш следующий пациент просто не выживет. Мне еще повезло.

— Вы бы и так… — она прикусила себе язык, прежде чем ненужные слова успели сорваться с языка.

— Я бы что и так? — недобро прищурился он.

— Сегодня у меня с собой только «Унесенные ветром». Что мне читать?

— Возьмите у Помфри любой учебник колдомедицины.

За эти четыре часа Гермиона успела прочитать значительную часть «Расщепление при аппарации. Способы ликвидации последствий». Ну что ж, в чем-то Снейп определенно прав: если уж торчать здесь по четыре часа, так надо делать это с пользой.

Снейп провел тогда в больничном крыле целую неделю. Улучшения наступали медленно; Дамблдор был прав, профессор не очень-то боролся за жизнь. Гермиона несколько раз перехватывала его мрачный, опустошенный взгляд. Он мог часами смотреть в стену и даже не слышал, когда к нему обращались. Казалось, что только заклинание, сотворенное Дамблдором, вытягивало его из лап небытия.

Мадам Помфри с удовольствием задержала бы его еще на недельку, но Снейп отказался оставаться в палате хоть один лишний час. Уроки вести он не мог, так как передвигался с трудом, опираясь на трость. Но когда Гермиона попыталась помочь ему в первый раз встать на ноги, он не слишком-то вежливо оттолкнул ее и сказал, что прекрасно справится сам. Сам. Это было, наверное, его любимое слово. Он хронически не переносил ни малейшей зависимости от кого-либо. Сказывалось непростое детство и юность. Или так и не позабытые комплексы того же времени. Только прожив с ним пару лет, Гермиона наконец смогла представить, как дались ему годы зависимости от мягкого тирана Дамблдора и полноценного изверга Волдеморта.

Снейп не мог вести уроки в таком состоянии и не хотел оставаться в свои подземельях, дабы не искушать коллег. Каждый из них, несмотря на открытую недружелюбность профессора зельеварения, приноровился заглядывать к нему хотя бы раз в два-три дня. Более частых посещений любопытствующих тот бы просто не вынес. Как сказал ей директор, Снейп поживет некоторое время в своем доме. Как поняла Гермиона, директор хотел сам аппарировать со Снейпом к нему домой, чтобы «помочь в случае необходимости». Но Снейп категорически отказался и пригрозил, что если директор все же соберется отправиться с ним, то он, Северус, лучше аппарирует в Запретный лес к акромантулам Хагрида. Дамблдору пришлось отступить. Гермионе показалось, что сопровождать «немощного» Северуса было всего лишь поводом как следует осмотреться у того в доме. Должно быть, авроры так и не сумели войти к нему в дом во время обысков много лет назад. Не сумел, вероятно, и Дамблдор. Неужто он все еще не доверяет Снейпу? Или это Снейп не доверяет ему? На предложение директора, чтобы Снейп сопровождала Гермиона, тот тоже ответил отказом, правда, совсем не таким категоричным. Гермиона видела, что он отказывается из чистого упрямства и, опять же, нежелания впадать в зависимость. Ей, тем не менее, все равно пришлось аппарировать к нему домой несколько часов спустя. Что-что, а обязательные четыре часа еще никто не отменял.

Конечно, ей было очень интересно посмотреть, как живет Великий и Ужасный. Но если до всей этой истории его дом представлялся ей как нечто готическое, темное и мрачное, то теперь, чуть-чуть лучше узнав его и понаблюдав за ним, она уже представляла его жилище гораздо менее вычурным и более простым.

Дом оказался самым обычным старым маггловским строением с крошащейся черепицей и облупившейся краской. Защитный барьер она прошла без труда: Снейп, должно быть, вплел ее образ в паутину охранного заклинания. Где-то на задворках сознания Гермионы вертелась мысль, что директор еще долго не отстанет от нее, прося-требуя рассказать о жилище Снейпа.

Она тихонько поскреблась в дверь — никто не ответил. Тогда она осторожно толкнула ее и заглянула внутрь. Дом как дом, правда, не такой уж заброшенный и запущенный, как снаружи. Должно быть, банальная маскировка, чтобы не сильно выделяться среди остальных лачуг этого района. Обстановка не то чтобы спартанская, мебели немного, но она достаточная удобная. Ничего лишнего, только множество книг кругом, и не только по зельям. Бегло взглянув на растянувшиеся вдоль всей стены стеллажи, она успела заметить несколько достаточно популярных маггловских книг. Ничего особенного. И что тут надеялся увидеть директор? Хотя кто знает, что может храниться за защитными заклинаниями и в многочисленных тайниках?

Она позвала его раз, другой — никто не откликнулся. Она прошла в гостиную, заглянула в коридор. Он сидел за кухонным столом, сложа перед собой руки и бессмысленно глядя в стену. Ну вот, опять. Мадам Помфри строго-настрого наказала ей стараться расшевелить его, не допускать приступов этой необъяснимой тоски. То же самое говорил ей и директор. Вот только что она могла сделать? Она бывает с ним по четыре часа, но остается еще двадцать, когда он предоставлен самому себе, один на один с тем, что медленно убивает его изнутри, рвет все связи с окружающим его миром. Гермиона напрямую спросила директора, что случилось с профессором в день его появления в больничном крыле. Директор нахмурился и отрицательно покачал головой. Сам Снейп ничего ему не посчитал нужным рассказать.

— Профессор! — позвала она его уже в третий раз, потом подошла и осторожно дотронулась до локтя. Его реакция ошеломила не только Гермиону, но, очевидно, и самого Снейпа. В одно неуловимое мгновение он вскочил на ноги, схватил ее за горло, прижал к стене и только потом осознал происходящее. Руки сами собой разжались, он отступил на шаг назад.

— Прошу прощения, мисс Грейнджер. Это все переутомление и побочные эффекты лекарств, которыми меня с таким удовольствием поила Помфри. Вам не больно?

Гермиона молчала, ее трясло. Не от страха, скорее от неожиданности, а еще оттого, что человек, который с трудом передвигался самостоятельно, сумел так ловко и неожиданно напасть. Похоже, Дамблдор был прав, она все же узнает профессора Снейпа с другой стороны. Только вот это ли директор имел в виду?

Снейп посмотрел на все еще молчавшую и дрожавшую Гермиону. Тяжело вздохнул, пробормотал что-то нелестное, осторожно взял ее под локоть и усадил на диван. Махнул палочкой, передал ей появившуюся чашку горячего зеленого чая.

— Успокойтесь, мисс Грейнджер! Вы сейчас больше похожи на трусливую первокурсницу-хаффлпаффку, чем на саму себя. Подобного больше не повторится, обещаю.

Он задумался, помолчал, потом добавил:

— Надо прекращать эти бессмысленные четырехчасовые посиделки. Попытаюсь справиться без них.

— Вы же знаете, что… что из-за того, что произошло во время вашего лечения, это невозможно. Так говорит Дамблдор, — Гермиона наконец подала голос, но он ее перебил.

— Я что-нибудь придумаю. Сегодняшний раз будет последним.

— Профессор, Дамблдор сказал, что я тоже оказалась вовлечена в заклинание. Эти часы нужны не только вам, но и мне.

Ну вот, сейчас начнется, устало подумал Гермиона, гладя на еще больше побледневшего Снейпа. Куда еще ему бледнеть?

Мерлин знает, что бы ей сейчас пришлось выслушать, как что-то тренькнуло, на окнах мгновенно задернулись занавески, на двери щелкнул дополнительный замок.

Снейп неуклюже вскочил, вгляделся в висевшее на стене зеркало, отображавшее размытые тени.

— Эйвери, Мальсибер, Розье. Черт, как не вовремя. Прямо из дома нельзя аппарировать, а ваше присутствие они засекут даже на чердаке. У нас две минуты, — он задумался, — сделаем так: вы же знаете, что такое Амортенция?

— Да. Я читала…

— Кто бы сомневался, — перебил он. — Мне никак не объяснить ваше присутствие здесь, кроме как…

— Я должна притвориться, что вы опоили меня Амортенцией, например, с целью добраться до Гарри и Ордена.

— Схватываете на лету, — он хмыкнул.

— Что конкретно мне делать?

— Вы ведь читали маггловские любовные романы? Отрада всех синих чулок и одиночек. Повторяйте. Включите ту крупицу воображения, что у вас есть.

Раздавшийся резкий стук в дверь заставил Гермиону проглотить оскорбление. Она вспомнила Лаванду, отчаянно флиртующую с одноклассниками, нацепила на лицо глуповатую улыбку, обняла Снейпа за руку и положить голову ему на плечо, с какой-то болезненной злой радостью наблюдая, как у него скулах заиграли желваки.

— Войдите!

Эта картина надолго останется в памяти Гермионы. Вошедшие скорее ожидали увидеть в этом хилом домишке дракона или самого Мерлина, но никак не лучшую подружку Поттера, влюблённо глядящую на Снейпа и прижимающуюся к нему всем телом. Правда, долго наслаждаться подобным зрелищем ни ей, ни им не довелось. Снейп буквально стряхнул с себя грязнокровку, с трудом поднялся на ноги, прошипел ей «Брысь отсюда». Кинув на него влюблённый печальный взгляд, она под неуютными взглядами Пожирателей чуть ли не бегом удалилась на второй этаж.

Что ж. Сердечко у нее билось часто. Но от чего, определить было непросто — то ли от пережитого ужаса и столкновения с Пожирателями, то ли от настолько «тесного» общения с этим человеком. Впервые она посмотрела на него не на как преподавателя, строго, несправедливого, язвительного, а как на мужчину. А, возможно, ее трясло от сдерживаемого смеха. Видел бы ее сейчас кто-нибудь из друзей! Или — как бедный профессор Снейп чуть от отвращения не передернулся. Еще бы, гриффиндорская заучка, надоедала Грейнджер вешается к нему на шею на глазах его «коллег».

Гермиона пыталась расслышать, о чем говорили люди внизу. Сначала они говорили достаточно громко — конечно же, в первую очередь это были расспросы о ней, но потом голоса опустились едва ли не до шепота. Прошло уже много времени. Ее тревожило, что им уже давно нужно было сидеть рядом — необходимость проводить четыре часа вместе никуда не делась. Ему и так плохо, что будет, если они задержат его надолго или, что еще хуже, заставят пойти с ними.

Стук захлопнувшейся двери заставил ее вздрогнуть — она задумалась и забыла, где находится и что происходит. Почему-то ей думалось о ее будущей выбранной стезе, которую она видела как ровную чистую гладкую дорогу, а потом резким контрастом в мыслях появлялось изломленное тело в темной густой крови. Сможет ли она? Это ведь не только победы…

— Мисс Грейнджер! — От звука его голоса она вздрогнула еще сильнее.

Голос звучал как обычно, только ей послышались в нем надломленные нотки. Или только игры ее «крупиц воображения»?

Она осторожно спустилась вниз, готовая в любой момент продолжить игру, но этого не понадобилось — в доме не было никого кроме них, сам Снейп сидел в кресле у камина и выглядел вполне нормально.

— Отличное представление, мисс Грейнджер. Откуда в вас столько пыла? — Она почувствовала, что он проглотил какое-то весьма обидное для нее замечание. Ну и пусть! Ведь ничего же не сказал! Неужели он хоть раз решил не задевать ее чувства. Она подошла к нему и, игнорируя стоявшее рядом кресло, опустилась на каминный коврик поближе к огню. Она совсем не заметила, как замерзла там, в нетопленной комнате наверху.

— Что они хотели, сэр?

— Не находите, что это совершенно не ваше дело?

— Напротив! Теперь это как раз мое дело! Во-первых, не думаю, что это будет единственный раз, когда они застанут меня у вас дома. А во-вторых... во-вторых, вы можете ввести меня в круги Пожирателей, и я смогу вам помочь, — ей пришлось умолкнуть на полуслове.

Он расхохотался. Она вздрогнула: в этом смехе не было ничего веселого, скорее уж смесь безумия и отчаяния, выплескивающиеся таким образом. Пусть уж лучше таким. Нельзя держать все в себе.

— Слышали бы вы себя, мисс Грейнджер! Не знаю, кем вы там себя возомнили, но вы как-то неправильно представляете себе реальный ход вещей. Романтики в вас даже больше, чем настырности, упрямства и надоедливости. Глупая девчонка, возомнившая себя способной играть на равных…

— На равных с вами? — выкрикнула Гермиона. Слезы наворачивались на глаза. Что он себе позволяет? Казалось бы, пора уже привыкнуть, не реагировать так остро на его замечания и ехидство, но сегодня она и так пережила слишком много.

— Со мной, с остальными Пожирателями, с Темным Лордом. Они вас просто раздавят. Нет, не просто. Если вам и посчастливится выжить, то вы сами будете умолять об Обливиэйте, а то, что творит с людьми Темный Лорд, так просто не забывается. А если еще принять во внимание, что вы магглорожденная...

Что ж, он знал, о чем говорил.

— А вы, вы тоже делаете… делали такое с людьми? — она сама не понимала, как у нее вырвался этот вопрос. Она очень сомневалась, что ей хотелось узнать ответ на этот нечаянный вопрос. Да и ничего она не узнает, услышит только очередной ехидный совет не совать свой длинный нос в чужие дела.

К ее удивлению, он ничего такого не сказал, помолчал немного, а потом тихим, абсолютно спокойным голосом ответил:

— Я мог бы и не делать того, что делал, но это не спасло бы тех людей, и раскрыло бы меня как предателя и шпиона.

— А стоило ли оно того?

— Я тоже часто задавал себе такой вопрос.

— И что?

— Стоило, мисс Грейнджер. Смерть миллионов трогает меньше, чем жизнь одного человека. Их был не миллион, но это не имеет больше значения.

В комнате повисла напряженная тишина. Через некоторое время Снейп раздраженно сказал, явно недовольный своей откровенностью:

— Иди уже, мисс Грейнджер, наше время давно прошло.

Часы на камине показывали восемь вечера, а значит, четыре часа все же не прошли. Но Гермиона сочла за лучшее промолчать. Глаза подавшего пальто Снейпа были мрачные, он словно смотрел сквозь нее. Опять это зацикливание на своих мыслях.

Гермиона отругала себя за то, что подняла больные вопросы, которые на самом деле ничуть ее не касались. Мадам Помфри ведь просила ее быть осторожнее, не касаться ничего личного. А она… Отличный целитель получится из нее, чуткий и помогающий...

Ночью ей не спалось — ее трясло словно в ознобе, постоянно хотелось пить, кружилась голова, подкашивались ноги, бросало в холодный пот. Ворочаясь уже в сотый раз с боку на бок, она корила себя за то, что оставила его одного раньше времени. Ей следовало остаться, попытаться поговорить с ним, отвлечь, спросить ну хотя бы об уроках, попросить еще раз объяснить детали приготовления нового зелья… Что угодно, но только не оставлять его наедине со своими мыслями.

— Он и так слаб после болезни, а тут еще я. И что меня понесло — ляпнуть такую чушь! Ну куда меня к Волдеморту — я там и слова не скажу, хорошо, если сразу в обморок не грохнусь. Да и зная, какой он легилимент… На что я надеялась, дура?..

Не в силах больше оставаться в жаркой смятой постели, она встала и подошла к окну, напряженно вглядываясь в темноту за окном.

Далеко отсюда бодрствовал еще один человек, только причины его бессонницы были другими. Он просто боялся ложиться, и никакое зелье не помогало против этих жутких снов, которые, собственно, и снами даже не были, не помог даже Обливиэйт, наложенный по его просьбе Дамблдором. Как он там сказал этой девчонке? «То, что творит с людьми Темный Лорд, так просто не забывается». Как и то, что люди творят с другими людьми по приказу Темного Лорда.

Он стоял у окна, тяжело опираясь на трость и вглядываясь в темноту за окном. Они глядели в глаза друг другу, не зная этого. Он корил себя за эти откровения. Нашел кому душу открывать и скидывать свои проблемы. Девчонка и так тратит на него кучу времени. И пусть она мнит себя великим целителем, спасающим его бесценную жизнь, но ее вопросы и размышления не были всего лишь праздным любопытством. Ему больше не хотелось хамить, грубить, на это не осталось сил; ему хотелось просто поговорить. Тихо сидя в тепле и уюте возле камина. Поговорить с человеком, не боявшимся и не презиравшим его, не видевшим в нем убийцу и монстра. Его трясло в ознобе, голова кружилась: все-таки зря он выставил ее раньше положенного, ей тоже сейчас должно быть плохо. Вот «повезло» девчонке — сделай доброе дело, а потом расплачивайся. Дамблдор рассказал ему, как появилась эта связь. Жалость, значит… Ну тогда пусть она себя пожалеет.

Потом мысли его перескочили на непрошенных не-гостей. И опять вернулись на Грейнджер. А молодец все-таки, не растерялась, не побоялась, не начала спорить. И сыграла-то как! Видно, на самом деле начиталась любовных романов. Навряд ли у нее столько пыла от общения с Уизли — она для Уизли и Поттера словно мальчишка. И не от омерзения профессора передергивало — объятия Грейнджер были ему приятны, хотя он и отказывался признаться в этом даже себе.

* * *

На следующий день его решимость заставить ее пожалеть себя испарилась. Уж больно опасливое было у нее выражение лица. И девчонка явно не спала целую ночь. Нет, так нельзя, хочешь страдать — страдай себе на здоровье, но смысл мучить другого человека? Тем более мучить физически. Он кивнул в ответ на ее приветствие, достал приготовленную заранее книжку «Родовые проклятия и методы борьбы с ними», кинул рядом с ней на диван, сел в соседнее кресло, соприкасавшееся с диваном подлокотниками, а сам открыл свежий выпуск «Зельеварение сегодня, завтра и вчера». Не было сказано ничего, кроме «Добрый вечер, сэр», «Добрый вечер, мисс Грейнджер, проходите, садитесь на диван». Через час он прервался, махнул палочкой, и на маленьком журнальном столике возле дивана появились две чашки чая и тарелка с бутербродами.

Он сделал приглашающий жест рукой и продолжил чтение.

Когда он, наконец, перевернул последнюю страницу журнала и посмотрел на часы, время перевалило за полдесятого; Грейнджер пришла в половину пятого. Сейчас она сидела уткнувшись носом в книжку, держала в руках полупустую чашку с давно остывшим чаем и, казалось, забыла обо все на свете. Волосы выбились из пучка и тонкими пушистыми прядками обрамляли ее лицо. Этакая милая домашняя картинка.

— Мисс Грейнджер! Вы на часы вообще смотрите? Или вам настолько нравится мое общество?

Она вздрогнула от резкого оклика, посмотрела на часы, покраснела.

— Я бы, конечно, дал вам эту книгу с собой, но боюсь, что вы и ночью не сомкнете глаз пока не дочитаете, а потом придете заспанная на уроки, схлопочете «Выше ожидаемого» вместо «Превосходно» и будете обвинять меня во всех смертных грехах. Хотя мне и не привыкать.

— Не буду.

— Идите уже домой. Книгу дочитаете завтра.

Он улыбнулся, когда за ней закрылась дверь. Не будет, как же. Маленькая наивная девчонка.

Ночью пришли кошмары. Он засыпал, чтобы проснуться через час дрожа и в холодном поту, нервно выкурить сигарету и снова лечь, а потом через час проснуться снова. Лучше бы он умер тогда. Приспичило Дамблдору спасать его. Хотя нет, дело вовсе не в нем, а в выполняемой им работе. Дамблдору надо было спасать своего шпиона. И зачем вплел сюда Грейнджер? Мог бы обойтись и помощью Помфри.

Он жалел, что попросил Дамблдора об Обливиэйте, это была минутная слабость. Нужно помнить, нужно жить дальше. Нужно мстить и платить по счетам.

С рассветом кошмары отступили, и он наконец забылся беспокойным сном. Не было сил ни на душ, ни на бритье. Хотелось безучастно смотреть в окно, не думая ни о чем, просто наблюдая за облаками. Когда уже все закончится? Сколько еще директор будет эксплуатировать его? Пока не останется только его оболочка? Пока он сможет выполнять свою работу, он будет нужен директору.

Если раньше он спокойно относился к скорой неизбежной смерти, то теперь при мысли об этом начинали дрожать ноги и мерзнуть руки. Теперь он понимал, почему Темный Лорд так жаждал обрести бессмертие, и нисколько не мог его осуждать…

На диване Грейнджер ждала та самая книга, а он взял себе со стеллажа первую попавшуюся, уселся с ней в кресло. Перед глазами вновь вставали так хорошо врезавшиеся в память сцены…

Как бы он ни бился в невидимую стену, как бы ни пытался потом прорваться сквозь все препятствия, он ничего не мог сделать. Не успеть, не успеть… Не помочь. Не скрыться самому, а позади него в нескольких шагах его настигал страшный свет, питающийся жизнью. В его случае именно Тьма была спасением. Парадоксально.

Его тормошили чьи-то руки, били по небритой щеке, опрыскивали водой, но он не мог, не хотел просыпаться. Вдруг на это раз удастся дойти? Вдруг на это раз он успеет…

На лоб легла холодная ладонь. Чей-то голос пробивался через жуткую тишину его кошмара.

— Ну же… все будет хорошо… проснитесь же… все будет хорошо…

— Ничего не будет хорошо, Грейнджер… Уже ничего не будет хорошо…

— Профессор… Я испугалась. У вас был кошмар, и я никак не могла вас разбудить, вы… я… У вас все ноги в крови, и… и на руке порезы.

— Я уже пришел в себя, а вы сейчас пойдете домой. Все в порядке, спасибо, мисс Грейнджер. Я справлюсь со всем сам.

— Я хотя бы доведу вас до кровати.

— Никакой кровати. Я полежу на диване, прямо здесь.

— Но…

— Никаких но, уходите. И ни слова Дамблдору или Помфри.

— Но…

— Что не ясно?

— Я никуда не пойду! Мы и сегодня не пробыли вместе положенное время, а если вам снова станет плохо? Не хотите, чтобы я говорила Дамблдору — не скажу, но и в таком состоянии я вас не брошу. Так что выбирайте: или я остаюсь здесь, или к вам приходит Директор. Я смогу провести его сюда, защитные заклинания меня пропустят.

— Делайте, что хотите, — он повернулся лицом к спинке дивана.

Видя, что он не собирается ничего делать, чтобы привести себя в порядок, Гермиона спросила:

— Сэр, где я могу взять какие-нибудь зелья, чтобы обработать раны?

— Все заживет и так.

— Нет, я так не могу.

На пререкания не было ни сил, ни желания. Пусть.

— В ванной.

Не спать, только не засыпать снова. Главное — дотерпеть до утра. Когда рассветает, ему не снятся кошмары. Главное не уснуть.

Он слышал, как Грейнджер за его спиной устраивается на кресле.

— А трансфигурировать слабо?

— Можно?

— Я же сказал, делайте что хотите. Что конкретно вам не понятно в этих словах?

Ему снова снились кошмары, снова дурацкая стена, о которую билось пламя, снова плавящиеся образы. Потом был то древний лес с вековой паутиной и лишайниками, свисавшими до земли, то какой-то средневековый замок, сотни препятствий, ловушки, люди без лиц, встающие на пути, а кругом тишина, вязкая, страшная, липкая, и где-то далеко впереди хриплый, сорванный голос «Не отдавай меня им».

И снова прохладные руки на лбу, тихий неразборчивый шепот.

И снова кошмары…

После каждого кошмара у него оставались порезы, ожоги. Не много, не опасные, но… но как это возможно?..

* * *

Как же она устала. Учеба, причем не просто учеба, а полномасштабная подготовка к экзаменам, ссоры с Гарри и Роном, проводившими кучу времени на квиддичном поле. А ей хоть и на руку было то, что они не задавали ей много вопросов, но все же так обидно это безразличие, красиво названное «уважением частной жизни». К этому прибавлялись все сильнее запутывающиеся отношения с Роном, которому не давал покоя роман Гарри с Чжоу, и который хотел того же самого с Гермионой. Но Рон — это друг, просто друг, и мысли о поцелуях с ним вызывали неприятное ощущение, что она целуется с братом. А чего стоило это выматывающее времяпрепровождение со Снейпом!..

После той ночи кошмаров она долго не могла прийти в себя. Она несколько раз порывалась остаться у него, чтобы помочь, поддержать, разбудить, но он больше не допускал подобного и упрямо гнал ее прочь. Гнал в буквальном смысле, едва ли не выставляя за двери. Говорил, что сможет справиться со всем сам. Но она прекрасно видела, что ему было наплевать на себя, наплевать вообще на все. Сколько раз она порывалась поговорить с Дамблдором, но так и не решалась, ведь Снейп бы этого не одобрил.

«Я не брошу тебя», «держись», «я не отдам тебя» — вот что он говорил, находясь во власти своих страшных снов. Но, судя по всему, не мог помочь. Что бы только ни отдала Гермиона, чтобы узнать, кто снится ему каждую ночь.

— Почему вы не пьете какое-нибудь зелье для сна?

— Потому что кошмары все равно снятся, а проснуться нельзя. В тот раз, когда я оказался в Больничном крыле, я выпил снотворное. Надеялся, что все закончится, но Дамблдор опять проявил свое никчемное милосердие.

Больше вопросов она не задавала.

Теперь к многочасовой подготовке прибавились еще и многочасовые посиделки в библиотеке за книжками, в которых она пыталась найти хоть что-то, что могло бы дать объяснение этом состоянию. Она был уверена, что Снейп точно знал, что с ним происходит, но не считал нужным или возможным прекратить это.

— Я плачу по старым счетам, — как-то обронил он.

Неудивительно, учитывая его прошлые заслуги.

* * *

Снейп вернулся в школу через две недели. Физически ему стало лучше, он мог обходиться без трости, не нужно было принимать лекарства мадам Помфри, но вот на душе у него ничего не изменилось, за это Гермиона ручалась. Связь почти не ослабла, и, по самым радужным прогнозам директора, на ее полный разрыв понадобится еще около полугода.

Теперь эта мысль уже не пугала Гермиону; она пыталась разгадать Снейпа, произошедшее с ним, причины его кошмаров и почему они не прекращаются. А еще она боялась, что он снова предпримет попытку что-то с собой сделать, снова выпить снотворное, позаботившись только, чтобы на этот раз никто не помешал.

Был еще Невилл, который как-то очень робко и несмело пытался ухаживать за Гермионой. Он подносил ее сумку к кабинету нумерологии, помогал тащить книги из библиотеки, ходил с ней к Помфри, советовался по поводу необходимых книг по колдомедицине. Гермионе нравился этот застенчивый, неуверенный в себе, но, в общем-то, очень милый человек, но в нем она видела лишь одногруппника. Она пыталась сказать ему о бесплодности его попыток, но он упорно делал вид, что это только дружба. В конце концов она смирилась и стала воспринимать это как должное.

А совсем недавно случилось еще одно происшествие, совершенно выбившее ее из колеи. Она возвращалась от мадам Помфри с двумя огромными анатомическими атласами в руках. Вот бы уменьшить их и положить в сумку, нет, пожалела использовать заклинания на старых фолиантах, несла в руках; на лестнице не удержала равновесие, уронила книги и сама упала вслед за ними, хорошо хоть только на две ступеньки успела подняться. Едва она перевела дух, как раздался смех — на ней нависли Флинт и Забини.

— Кто тут у нас? Никак, грязнокровку перед самым отбоем черти носят!

— На себя посмотрите! — устало огрызнулась она и попыталась встать. Не тут-то было — ушибленное колено болело и подгибалось, а палочка, как назло, укатилась под ноги Флинта.

— Ах, у грязнокровки болит ножка! Давай-ка мы ее полечим, — ухмыльнулся Забини и положил руку ей на колено.

— Ну что же ты, — протянул Флинт, с легкостью хватая ее за запястья и не позволяя скинуть руку Забини с колена. — Мы хорошие целители.

Вот тут ей стало страшно. Беспомощная, с не слушающейся ногой, без палочки на полутемной лестнице с двумя слизеринскими задирами. Хоть бы Гарри догадался посмотреть на карту — ее уже очень давно нет. Так нет же, обсуждает, должно быть, с Джинни и прочими членами команды тактику следующей игры. Не так уж она им и нужна — в последнее время только для того, чтобы домашнее задание списать.

Рука Забини поползла вверх под юбку, другой рукой он схватил ее волосы, с силой потянул вниз, заставляя откинуть голову назад.

— Что тут происходит? — надменный голос Малфоя не принес Гермионе облегчения — еще один мучитель.

— Вот за-за таких скотов как вы всех слизеринцев считают беспринципными моральными уродами. По двадцать баллов с каждого. Пошли вон отсюда, еще поговорим в гостиной.

— Драко, ты что несешь?

— Ты меня плохо расслышал? Пошел вон отсюда, или, — он недобро прищурил один глаз, — мне со Снейпом поговорить? Он тоже не жалует гриффиндорцев, это ни для кого не секрет, но за такие выходки вас по голове не погладит.

Он с презрением посмотрел вслед Флинту и Забини, а потом склонился над Гермионой.

— Эти ублюдки напугали тебя?

Он осторожно стер с ее щеки влажную дорожку, проторенную слезинкой. Тихо прошептал что-то, направив палочку на ее колено, и оно совершенно перестало болеть — к мадам Помфри не ходи. Потом он приманил Акцио ее палочку и подал ей в руки, помог подняться, собрал учебники и только после этого сказал:

— Пойдем, я тебя провожу. Кто знает, что у этих уродов на уме. Мне стыдно, что среди слизеринцев есть такие личности. Не ходи по вечерам одна — на тебя многие точат зуб, учишься дай Мерлин каждому, да еще и подружка Поттера. Нога не болит?

— Нет.

Ничего себе! А Малфой вполне может быть адекватным и очень даже нормальным. Кто бы мог подумать?

Остальную часть пути они прошли в молчании. У портрета Полной Дамы он подал ей книги, пожелал спокойной ночи и еще раз напомнил:

— Не ходи так поздно одна. Береги себя.

Совершенно сбитая с толку Гермиона только кивнула в ответ. Анализировать произошедшее не было ни времени, ни желания — слишком противно все это было. Гарри и Рону она ничего не рассказала — нечего устраивать вендетту. Вот только одна она ходить так поздно точно больше не будет.

С этого дня она начала присматриваться к Малфою. И все больше приходила к выводу, что его поведение — показное: все это маска, носить которую он обязан из-за своего происхождения и положения.

Малфой с этого дня тоже начал оказывать ей знаки внимания, стал значительно сдержаннее по отношению к ней, а однажды на зельях даже удержал ее руку, когда она, торопясь, чуть не бросила в котел подвявшие корни любистока, за что заслужил ненавидящие взгляды Гарри и Рона.

— А ну отпусти ее, тварь! — зло прошептал Рон.

— Что у вас происходит, мистер Уизли? — Снейп не мог не заметить происходящего.

— Ничего, сэр, просто Малфой помог мне с зельем.

Снейп удивленно выгнул бровь: надо же, Малфой помогает кому-то с Гриффиндора. Да еще не просто «кому-то», а магглорожденной. Ну-ну.

— Десять баллов Слизерину и минус десять баллов с Гриффиндора за рассеянность.

— Прости, — услышала она шепот Малфоя, — не хотел, чтобы так вышло.

Этим же вечером Снейп не преминул прокомментировать этот эпизод. Сначала он очень долго смотрел на нее, пока Гермиона так же старательно пряталась за «Врачеванием всего презлейшего» и делала вид, что полностью поглощена двенадцатью способами лечения расстройства желудка «дарами» фестралов. То еще чтиво, надо сказать. Нет бы там шерсть фестралов или, на худой конец, их кровь использовать. Ага…

В любом случае, в эту игру могут играть двое. Она больше не собиралась поддаваться на его провокации. Захочет что-нибудь сказать — сам скажет. К тому же, ей стало казаться, что ему нравится ее изменившееся поведение. Он стал если не уважать ее, то хотя бы считаться с ней.

— И давно это вы, мисс Грейнджер, водите дружбу с мистером Малфоем?

— Почему вы спрашиваете, сэр?

— Никогда не замечал за вами подобной… м-м-м… терпимости. Мало того, что он схватил вас за руку, а вы даже не попытались хотя бы по привычке вырваться, так еще позволили кому-то исправить вас. А учитывая, что этот кто-то — столь «любимый» вами мистер Малфой… Меняете свою парадигму поведения? Не похоже на вас.

Тон был беззаботный. Насколько, конечно, он мог быть беззаботным у Снейпа, но вот глаза, выражение лица…

Он что, за нее переживает? Мерлин всемогущий!..

— Скажем так, меняю свой взгляд на некоторые вещи. Иногда все не так, как кажется.

Она попыталась придать своему голосу ту же беззаботность.

— Смотрите только, чтобы ваш «новый взгляд» не оказался следствием новой парадигмы поведения мистера Малфоя. Он слизеринец, а вы наивная гриффиндорка.

— Спасибо за совет, сэр, — она снова уткнулась во «Врачевание». Вот еще! Он, конечно, был прав и знал, о ком и о чем говорил. К его словам определенно стоило прислушаться, но...

— Почему вы обо мне заботитесь?

Профессор аж поперхнулся кофе.

— С чего вы взяли, Грейнджер?

Гермиона отметила про себя отсутствие привычного «мисс». Надо же, как негодует. Она вдруг словила себя на мысли, что дразнит самого страшного профессора Хогвартса (и это даже включая Амбридж!), и это доставляет ей определённое удовольствие.

— Просто подумала, профессор.

— Вот еще! Поступайте, как знаете. Я вам не нянька! — Снейп с недовольным видом уставился в свою книгу, но Гермиона рассмотрела чуть приподнятые уголки губ.