Белая сирень (джен)

В спальне третьеклассников было холодно: настолько, что спать приходилось, укутавшись с головой в одеяло. Сквозняки и ледяной воздух оставались неизменными спутниками слизеринских подземелий. Весна выдалась невероятно холодной: иней лежал на траве даже в первых числах мая, а непонятно откуда налетевший снег на позднюю Пасху изрядно побил едва набухшие почки. Кое-кто шутил, что пороховой дым закрыл солнце — невозможно-де четыре года изо дня в день бомбить и взрывать тысячи снарядов. Слизеринцам, впрочем, было не до шуток: грелки отобрали еще в марте, а холода стояли, как в ноябре.

Оливия Хорнби сладко зевнула и тотчас прижалась маленькой коленкой к горячей грелке. Девочка была счастливым исключениям: староста Слизерина Том Риддл, ссылаясь на слабое здоровье ученицы, выхлопотал для Лив грелку у завхоза Прингла. Подруги с завистью смотрели на Оливию, но никому из них и в голову не приходило спросить, почему грелка досталась именно ей: это казалось настолько естественным, словно наступление дня или ночи. Зато теплый мешочек помогал девочке сладко спать, избегая мучительной простуды.

— Лив... Лив, очнись, — раздался словно из ниоткуда голос Арианы.

— Не хочу... — Оливия зевнула и сильнее уткнулась головой в подушку.

— Лив... Завтрак скоро, — Ариана Роули продолжала осторожно гладить плечо подруги. С того момента, как Оливия прошлой зимой переболела сильным гриппом, и она, и Эллис Бишоп, и четвероклассница Генриетта Вейдел окружили Хорнби такой заботой, словно та была едва выздоравливавшей больной из лазарета.

Оливии ужасно хотелось бросить в нее подушкой. Дома она частенько так и делала, когда пожилой эльф Дройголл пытался слишком ее разбудить. Лив могла запустить в него подушкой, книгой или тяжелым янтарным пресс-папье. В такие минуты к ней заходили в спальню мама или ее любимая бабушка — пожилая миссис Крейвуд, и ласково уговаривали Оливию встать. Обязательной частью этого ритуала было ощупывание лба Лив и разговоры о том, нет ли у нее температуры. Оливия часто хворала и любую простуду переносила по несколько недель. Хогвартс, впрочем, был не домом; приходилось вставать по распорядку.

— Сейчас... — проворчала Оливия. Скинув тяжелое одеяло, она сразу поежилась: в спальне в самом деле было холодно, словно зимой. Неприятное чувство усилилось, когда она поставила крошечные босые ступни на каменный пол. Ей показалось, будто ледяной нож пронзает ноги, и тело жалобно задрожало.

— Лив, тебе холодно? — заботливо спросила Ариана.

— Очень... — жалостливо поежилась Оливия. — Ничего, сделаю коврик из кожи Плаксы — будет приятно. И ножкам станет тепло по утрам, и трофей будет шикарный.

Ариана и Эллис рассмеялись. Вслед за ними рассмеялась Корделия Паркинсон — упитанная девочка с блестящими темными волосами. Вместе с Арианой и Эллис она также восхищалась Оливией, периодически списывала у нее домашние задания. (Хотя, конечно, ее забота не шла ни в какое сравнение с теми двумя). Еще одна девочка — Джоанна Дэвис относилась к Хорнби настороженно, однако конфликтовать с подругами не решалась. Оливия в шутку прозвала ее "важной кривоножкой", от чего остальные пришли в восторг. Поэтому Дэвис, распустив длинные бесцветные волосы, не проронив ни слова, стала собирать сумку.

— Интересно, почему именно коврик, а не сумочку, например, — спросила Эллис. Ариана и Корделия дружно рассмеялись.

— Всегда приятно топтать врага, — задорно ответила Оливия. — А здесь можно делать это каждый день, вспоминая свою победу, — мечтательно добавила она. — Ладно, я сейчас. — Накинув теплый платок поверх пижамы, слизеринка пошла в душевую. У Оливии были легкие шаги, словно она родилась на каблуках, и девочка не упускала случая продемонстрировать свою великолепную походку.

Оливия знала, что при необходимости болезненность может сослужить ей отменную службу. Ее старший брат Эдриан Хорнби рос шаловливым и несговорчивым непоседой. Однажды он решил поиздеваться над четырехлетней сестрой, и на ее глазах оторвал голову фарфоровой кукле Дженни. После демонстративной казни куклы с Лив случилась истерика, вслед за которой девочка сымитировала температуру — настолько естественно, что Эдриан бросился утешать сестренку. Подошедшие родители всыпали брату двадцать розог. Оливия очень страдала от того, что не может посмотреть на его порку, однако выходить из роли страдающей дочери было нельзя. С тех пор Лив понимала, что она может по желанию наказывать брата: при первой же грубости (а то и без всякой причины) она могла имитировать сильное расстройство или слезы, после которых следовала порка Эдриана. Во избежание наказания брат должен был «отрабатывать повинность»: подавать Оливии зимний плащ, а затем обувать ее в коричневые замшевые сапожки, присев перед торжествующей сестрой на одно колено.

Родители в самом деле не чаяли души в Оливии. Незадолго до ее рождения у них была другая дочь — Аделина, которая умерла от чахотки в четыре года. Рождение второй дочери стало счастливым подарком для семьи, позволившим хоть как-то забыть боль утраты. Миссис Крейвуд тотчас сообщила, что Лив — вернувшаяся душа Аделины, коль скоро девочки похожи, будто близнецы. Масла в огонь подлил престарелый доктор Фиршт: когда Оливии исполнилось четыре года, он изрек, что у девочки из-за ее хрупкого телосложения и слабых бронх риск заболеть чахоткой выше, чем у покойной сестры. С тех пор семья почти молилась на Оливию: девочка никогда не ложилась спать, не выпив обязательного чая с имбирем и чабрецом и не съев обязательной порции малинового или клубничного джема. Когда в одиннадцать лет девочке пришло долгожданное письмо из Хогвартса, бабушка сама за ручку отвела любимую внучку в Косой переулок. Оливия до сих вспоминала, как она, порхая из лавки в лавку, весело покупала школьные принадлежности, зная, что непременно упросит Шляпу отправить ее в лучший колледж — Слизерин.

Лив очень любила утренний душ — правда, не такой прохладный, как в Хогвартсе. Дома он гораздо теплее. Девочка улыбнулась, представив, как в первое утро после приезда она с наслаждением примет душ, и мама позовет ее завтракать. По негласному правилу в первое утро каникул дома полагалось ее любимое блюдо: омлет с джемом из лепестков роз. Дройголл всегда разливал его в покрытые тонким узором розетки. И дома ее ожидает настоящий шампунь, а не хогвартское жидкое мыло, которое не может придать нужной мягкости ее волосам... Подумав о доме, Оливия сладко улыбнулась — до каникул оставалось каких-то пару месяцев. Затем, вытершись жестким полотенцем (не чета домашнему, японскому), девочка выпорхнула к большому зеркалу с серо-зеленой оправой.

Как и у многих красивых девочек, у Оливии был серьезный недостаток: она знала о своей красоте. Белокурые волосы с легким русоватым отсветом. Карие "каштановые" глаза. Слегка вздернутый носик. Легкие ямочки на щеках. Тонкая, белоснежная, кожа, без единой веснушки или рябинки — настолько нежная, что на ней может появиться синяк от слишком сильного прикосновения. Хрупкое тельце и тонкие кегельные ножки всегда были предметом зависти подруг. Удовлетворенно кивнув себе, Оливия взяла расческу и причесала волосы, распустив их по плечам. Дома эльфийка Стейли с ее заостренной мордочкой умела придать волосам хозяйки нужную мягкость. Если волосы Лив оказывались недостаточно рассыпчатыми, эльфийку ожидал пинок острым мыском ее крошечной туфельки. Однако эльфийки не было, и слизеринка, воспользовавшись заклинанием, осторожно повязала в волосы малиновый бант. Дома Лив надела бы любимый белый пиджачок с черной замшевой юбочкой, но сейчас приходилось довольствоваться школьной формой. Кокетливо подарив книксен своему изображению, Лив улыбнулась и пошла в спальню.

— Ну, вот и все! — радостно сказала Оливия, вбежав в спальню. — Нам пора! — Ариана и Эллис, как обычно, терпеливо дожидались подруги.

— Сегодня первым уроком — травология, — вздохнула долговязая Эллис. — Лив, я тебе положила свиток, хорошо? — добавила она, глядя с легким подобострастием.

— Ага, спасибо. — Оливия снисходительно улыбнулась. Обе они помнили тот январский день, когда слизеринка лежала с легкой простудой, а вбежавшая Эллис скороговоркой сказала: "Лив, болеть нельзя! Слагхорн без тебя жить не может, а нам негде брать свитки!" Оливия наградила тогда подругу легкой улыбкой: за возможность списывать Эллис будет ей благодарна.

— Думаешь, эта тварь правда так опасна? — осторожно спросила Ариана, когда подруги спустились в гостиную. Встроенные в потолок лампы заливали гостиную тусклым салатовым светом.

— Говорят, да… Какой-то монстр с тысячью глаз, который обращает всех в камень… — прошептала Эллис. Вода за окнами стала совсем мутной от брызг и ила: верный признак начавшегося ливня.

— Maman пишет, что это чудовище Слизерина, — вставила Оливия. — Так что спите спокойно: не будет Наследник нападать на учеников своего колледжа!

— И нападет он, правда, на маглорожденных и полукровок… — неуверенно подергала рукой Ариана.

— Возможно, Наследник не так и плох, — подытожила Оливия. — Перебарщивает, но ведь грязнокровки, правда, обнаглели, — задорно добавила она.

— Лив, ты уверена, что именно тот самый Наследник Слизерина? — снова спросила полушепотом Ариана. — Может, за этим стоит и правда… — посмотрела она с ужасом на подтекший угол каменной стены… — Гриндевальд?

Подруги с ужасом переглянулись. Австриец Геллерт Гриндевальд, величайший темный волшебник в мире, внушал страх и трепет всему магическому миру. Четыре года назад его Рейх развязал чудовищную войну в Европе, простираясь теперь от Атлантики до центральной России. Британия каким-то чудом устояла, но люди Гриндевальда регулярно терроризировали английских волшебников и нападали на Хогвартс. От их нападений время от времени погибали ученики. Родители очень опасались за Оливию, рекомендуя ей в каждом письме соблюдать меры предосторожности. И сейчас одна мысль, что за этим кошмаром может стоять не мифический наследник, а сам Гриндевальд, вызывал у Оливии мистический ужас.

— Мы должны держаться вместе, — сказала Ариана при входе в Большой зал.

— Разумеется. Мы не дадим тебя в обиду, Лив, — кивнула Эллис.

Оливия благодарно улыбнулась. Вместе они производили странное впечатление: маленькая изящная Оливия, высокая светлоглазая Эллис и невысокая блеклая Ариана. Однако Лив всегда была центром и душой их компании. По негласному правилу они защищали подругу от любых проблем. Вот и сейчас, входя в зал, маленькое тельце Оливии казалось Ариане настолько слабым, что ей захотелось хоть чем-то подбодрить подругу.

Большой зал тем временем уже наполнился весело галдящими учениками. Завтрак, похоже, подходил к концу. Волшебный потолок в самом деле показывал бесконечный ливень, отвесные струи которого почти закрывали стол Райвенкло. Профессор Дамблдор о чем-то говорил с профессором Бири, всем видом выражая настороженность. Оливия недолюбливала учителя трансфигурации, который иногда строго смотрел на нее и называл на уроках двойным именем: Оливия-Полина. Поговаривали, что заместитель директора не жаловал всех слизеринцев, но его неприязнь к милой, улыбчивой Хорнби казалась многим верхом несправедливости.

— Интересно, а вдруг Плакса ночью тоже окаменела? — насмешливо спросила Арина.

— Я этого не переживу, — капризно поджала губки Лив. — Кому я сегодня нарисую окаменелую грязнокровку с очками? Ой, Том, привет! — радостно помахала она сидящему за слизеринским столом префекту Тому Риддлу. Он был все таким же невозмутимым, хотя за последние дни немного побледнел.

— Привет, Лив… — задумчиво улыбнулся Том. Лив и Друэлла, пожалуй, были единственными людьми, которым он улыбался после смерти Эмили. — Я уже стал волноваться, не заболела ли ты, — заботливо потрепал он ее локоны.

— Нет, Том, все в порядке, — чуть кокетливо сказала Оливия. — Разве что ночью немного мерзну, — поежилась она. Она знала, что Том воспринимает ее как любимую младшую сестренку, и не могла отказать себе в удовольствии покупаться в его заботе.

— Спрошу у Прингла для тебя вторую грелку, — спокойно сказал Риддл, хотя в его глазах читалась усталость от бессонницы.

— Ой, спасибо, Том, — девочка одарила его одной из своих улыбок, после которых почти каждый хотел сделать ей что-то хорошее. — Ну почему сегодня нет розового джема? — капризно поджала губки Оливия, поправив складку форменной юбочки.

— Сегодня нет джема, Лив. Только сливки, — поспешила успокоить подругу Эллис. Лив насупилась и разочарованно посмотрела на стол Гриффиндора. — Вот ведь кретин, — неожиданно перешла слизеринка на другую тему, глядя, как великан магловским способом стряхивает с себя остатки яичницы.

— Хагрид опрокинул на себя яичницу? — в карих глазах Оливии мелькнул радостный огонек. Великан Рубеус Хагрид в самом деле грустно смотрел вокруг.

Гриффиндорцы смеялись вместе со всеми. Оливия захлопала в ладоши, а затем внимательно осмотрела зал. Шестикурсница Минерва МакГонагалл за что-то отчитывала их нагловатого одноклассника Эндрю Найла. Факелы тускло горели на каменных стенах, и их отсвет играл на позолоченных тарелках и кубках. Миртл Сприфингтон вместе с остальными райвенкловцами убегала на уроки. Увидев ее фигурку, Оливия не могла сдержать вздох радости. Прыщавая Плакса была здесь, на месте, а значит, предстояли новые развлечения.

* * *

Плакса Миртл, которую Оливия так жадно искала взглядом, была для слизеринки личным врагом. Райвенкловка с самого первого дня раздражала Лив внешностью: пухлыми бесформенными боками, толстыми ногами, косолапой походкой и обилием прыщей. У Плаксы были неприятные сальные волосы, пухлые руки и мясистые ступни. При одном виде этой бесформенной массы Оливия чувствовала омерзение и поначалу теряла аппетит. У Миртл, кроме того, была неприятная манера громко реветь на подоконнике. Глядя на эти слезы, Лив почему-то хотела сделать ей как можно больнее.

Когда Оливия была маленькой, отец устроил ей утиную охоту. С помощью сильной магии мистер Хорнби создал на ковре маленькое озеро, превратил несколько кувшинчиков в маленьких уток, а диван — в небольшую скалу у воды. Лампы были преобразованы в лучи заходящего солнца, окутавшего озеро призрачным светом. Счастливая Оливия облачилась в костюм охотницы и отправилась со своим йоркширским терьером на охоту. Девочка неплохо стреляла из лука, так что через пару часов маленький селезень громко кричал, пронзенный ее стрелой, а длинноухий песик принес хозяйке добычу. Оливии очень хотелось, чтобы память об успешной охоте всегда была рядом с ней, и цветное перо селезня украсило в качестве трофея ее замшевый берет. Нечто подобное охватывало слизеринку при виде Миртл. Оливия словно чувствовала, что перед ней замечательная дичь, хотя пока не признавалась себе в этом.

Открытую войну Оливия начала с Плаксой весной первого курса. В конце марта стаял снег, и походы на травологию стали опасными переходами по деревянным мостам. Как-то раз Оливия с подругами ради забавы столкнули в воду Миртл. Подбежавший профессор Бири починил стекла ее очков и снял со Слизерина двадцать баллов. В тот день Лив едва сдерживала слезы: ведь это по ее вине факультет потерял столько баллов. Подруги утешали ее, как могли; в гостиной ее погладил по волосам и Том, говоря что-то утешительное.

— Прыщавой синице это даром не пройдет, — фыркала Оливия вечером в гостиной. — Правда, малыш? — погладила она пушистика. Дома она любила гладить и целовать в нос белого йоркширского терьера Молли, но сейчас его заменял вот этот комочек.

— И что ты ей сделаешь? — спросила второкурсница — невысокая худенькая Генриэтта Вейдел.

— Не успокоюсь, пока не повешу ее очки вот туда, — задорно сказала Оливия, указав тонким пальчиком на стену возле камина.

Сначала Хорнби натравила на райвенкловку подруг — Ариану и Эллис. Они по просьбе Оливии наколдовывали липкую пакость, в которую время от времени попадала Миртл. Затем они стали разбивать над головой у райвенкловки куриные яйца, чем доводили ее до истерик. Наконец, Оливия прозвала соперницу Прыщавой Плаксой и сделала все, чтобы распространить эту кличку среди одноклассников. Чем больше рыдала Плакса, тем больший азарт охотницы охватывал Хорнби. В детстве она прочитала, что в Древней Греции богиня Диана делала себе колчан или сандалии из шкуры убитого зверя. Умом, конечно, Оливия понимала, что это запрещено, но желание получить трофей было сильнее.

Прошлой зимой удача улыбнулась Оливии. Накануне ее Дня Рождения Ариана ловко подставила Миртл подножку, и ее очки оказались в руках Хорнби. Довольная Оливия восседала вечером в парадном белом платье, держа в одной руке очки, а в другой — бокал с тыквенным соком. (Хотя в душе Лив безумно хотелось, чтобы это было шампанское). Паркинсон запечатлела кадр на пленку, и перслала колдографию Миртл. После этого Оливия загнала ее рыдать в туалет, пообещав под смех подруг сделать себе вскоре коврик из кожи Миртл. На следующий день Плакса получила рисунок гуашью, на котором Оливия в романтическом кремовом платье сидела в кресле, поставив маленькие ступни на коврик с головой райвенкловки в очках. Очередная истерика Миртл доставила Оливии удовольствие. Бедная Плакса так и не поняла: зверя, показавшего слабину, травят сильнее.

— Гляди-ка, Плакса как принарядилась! — прошептала Эллис, когда подруги подошли к теплицам. Лучик солнца вырвался сквозь пелену туч. Дождь немного утих, и по раскисшей земле заиграли тусклые блики.

Оливия посмотрела на входящую Миртл и тотчас почувствовала волну омерзения. Рядом с теплицами распустился куст белой дурманной сирени. Лив обожала эти цветы, с наслаждением нюхая белые гроздья с медовыми точками между четырех лепестков. Лив любила рисовать сирень и наслаждалась ее томительным ароматом, который она умела передать тонкой игрой волшебных красок. И сейчас сама мысль о том, что ее любимый цветок оказался на мантии грязной, толстой Плаксы с пухлыми боками, приводила Оливию в неописуемую ярость.

Урок травологии был для Хорнби сущей пыткой. Она с детства терпеть не могла копать землю и сейчас благодарила небо за то, что у нее были перчатки. Перчатки, конечно, оказались слишком светлыми. Долговязый профессор Бири продолжал рассказывать материал, и Оливия, глядя на серое небо, с грустью вспоминала первый класс, когда им показывали гербарии. Даже было интересно подрезать сферическую ложноножку и высаживать плаксивую голубику. Впрочем, Ариана поможет Оливии. Лив с неприязнью поводила лопаткой по земле. К сожалению, ее любимые древние руны будут только завтра после обеда. Глядя на сирень в мантии Миртл, Лив чувствовала, как в душе поднималась ярость. Плакса непременно должна ответить: и за ее плохое настроение, и за порчу ее любимого цветка.

После урока профессор Бири несколько раз обошел учеников. Работу Оливии он принял, однако не сказал ничего. Зато Плаксе, этому ходячему недоразумению, надбавил пару очков. Ничего… Плакса ответит за это. Выйдя из теплиц, Оливия заметила своего недруга. Один ее вид вызвал у Лив новый приступ омерзения. Внутренний голос напоминал, что по вине этой дряни с нее посмели снять целых двадцать баллов. Она еще плакала в тот вечер, а ее маленький носик распух от слез... Ничего. У Плаксы нет возможности искупить вину перед ней.

— Что я вижу? Плакса пытается принарядиться? — надменно протянула Оливия. Ариана и Эллис засмеялись.

Миртл обессиленно застыла. Оливия с омерзением посмотрела на цветок. Как посмело это гадкое создание, сальная лягушка, прикоснуться к ее любимой сирени? Не выдержав, Лив протянула тонкую ручку и одним легким движением сорвала цветок с её мантии.

— Бедненький, испачкался об эту мерзкую жабу, — вздохнула она. — Девочки, что мне с ним делать? Засушить и повесить рядом со старыми очками Плаксы?

— Фу, Лив, не противно? — поморщилась долговязая Эллис. — Он наверняка весь в слизи и воняет.

— Пожалуй, да, — Оливия покрутила цветок меж пальцев. Цветок в самом деле казался ей отвратительным, словно его коснулось блохастое животное. На миг слизеринку пронзило отвращение к белой сирени, словно на нее капнул жир с сальных волос Миртл. Бросив цветок на землю, Оливия вдавила его тонким каблуком.

— Плакса, видишь, как просто? — нежно проворковала Оливия. — Ты следующая, Прыщавая. Тебя я растопчу так же.

Голова кружилась от восторга. Это было странное счастливое чувство, которое Хорнби знала и любила с детства: чувство победы. Где-то в уголке сознания мелькал образ, как она стоит возле теплицы, а Плакса целует ее каблук. Или даже не так. Лив читала в истории, что римлянка Фульвия Бамбула жестоко отомстила Цицерону за насмешки над ее мужем: его голова лежала перед ней на праздничном пиру, а она под смех гостей колола иголками его язык. При одной мысли об этом Лив почувствовала, как в груди появилось странное чувство ужаса и восторга.

* * *

Вечером в гостиной Слизерина было прохладно. Камин весело пылал, и тусклые угольки, казалось, закрывали неярким светом узорную решетку. В длинной комнате стояла привычная салатовая полумгла, в которой угадывались силуэты слизеринцев. Темное озеро штормило из-за бесконечного ливня. Оливия была в белом платье и тонких чулках, плотно облегавших ее тонкие ножки. От холода она залезла в большое темно-зеленое кресло, и, укутавшись в покрывало, жадно смотрела на огонь. Лив боялась заболеть до отъезда, но предательское покашливание напоминало о возможной простуде.

— Лив, тебе принести краски? — заботливо спросила Эллис.

— Да… Пожалуйста… — благодарно кивнула Оливия. Краски можно было вызвать и заклинанием, но это ведь было так приятно: дождаться, когда тебе принесут их подруги.

Эллис исчезла и в мгновение ока принесла из спальни набор красок. Протянув их Оливии, она благодарно села в соседнее кресло. Лив красиво рисует: настолько красиво, что подруги заранее знают: сегодня их ждет красивый рисунок. Она часто рисовала забавные шаржи, но лучше всего у нее получались пейзажи. Иногда она отдавала их Тому, и тот взмахом палочки добавлял по просьбе Лив к ним какую-нибудь мелодию. Последний раз это была «Лунная соната» к виду ночного моря. Вот и сегодня Оливия, поежившись для вида, открыла набор.

— Что же мне нарисовать? — ласково спросила она подруг.

— Сирень… — с ходу ответила Ариана. — Пожалуйста, Лив, нарисуй сирень!

— Хорошо, — кивнула Оливия. — Тогда я нарисую сирень в Ницце. Меня в детстве иногда возили к теплому морю.

Девочка осторожно взяла пергамент и провела по нему кистью. Вскоре на нем появятся первые контуры. Затем их сменят очертания старинных каменных домов и полуразбитой лесенки, над которыми цвели кустики белой сирени. Затем подруги будут восхищаться ее творением, а она будет скромно улыбаться. Ведь за эту радость, за эту слабую улыбку она может просить у них, что пожелает.

— Элли... — прошептала подошедшая Генриетта. — Ходят слухи, что Риддл чуть ли не напал на след монстра.

— Думаешь? — Слизеринка поежилась и посмотрела на залитое водой окно. — Он может. Хотя... С Томом страшновато как-то.

Лив мягко улыбнулась. Она вспомнила, как когда-то мама принесла ей в комнату букет белой сирени, и она долго наслаждалась ароматом его цветов. Обмакнув кисточку в краску, она поднесла ее к контуру. Быть может, настанет день, когда даже Том, подобно остальным, будет утром подавать ей туфельки, когда она пожелает встать с постели.