Когда прошлое сильнее меня… (гет)

Сириус никогда не любил осень. Тоска и боль в это время года были особенно ощутимы.

Война закончилась совершенно неожиданно. Он еще часто в своих кошмарах видел налитые кровью и нечеловеческой яростью глаза Гарри, видел ловкие руки, загорелые и словно для того и созданные, чтобы убивать.

Было так непривычно думать о Гарри как о слуге Темного Лорда и потом его убийце. Сириус много видел в своей жизни, но жестокость Детей Слизерина испугала и его. И все-таки это были просто мальчишки – совсем юные и глупые.

С Гарри они так и не поговорили, мальчик просто не слушал их. Каждый раз Сириус натыкался на холодный, жесткий взгляд и тяжелые слова, которые больно падали прямо в сердце.

Юноша ушел из волшебного мира, но связи не порвал: поселился в маленькой квартирке в Лондоне, иногда подрабатывал. Но раны еще не затянулись, и Сириус прекрасно видел это.

Простит ли он когда-нибудь…

Сириус после войны жил в фамильном поместье Блеков – доме, где некогда вырос и возненавидел эти стены, но другого жилья он не мог себе позволить – счет в Гринготсе так и не открыли, а все, что смог выбить Дамблдор, – мрачный замок. Но он не жаловался.

Его мысли все еще возвращались к Гарри.

Прости меня, Джеймс… Я не сберег твоего сына…

– Сириус? – Ремус жил здесь, вместе с ним.

Сириус никогда бы не смог находится в черных, удушливых стенах один.

Мужчина повернулся. Оборотень пристально смотрел на него, и в его глазах горело сочувствие.

– Ему нужно время. Он простит, вот увидишь, – мягко прошептал Ремус, но Сириус лишь горько ухмыльнулся.

– Он не простит, Ремус, и ты это знаешь. Мы все знаем…

Они долго не говорили ни слова. Тяжелая тишина давила на плечи. Слова оставили горький осадок, вызвав снова волну боли.

Он не простит…

– Ты не виноват, Сириус. Не надо, не вини себя, – Ремус ободряюще похлопал его по плечу, но мужчина не повернулся, и на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Ты не прав. Мы виноваты и виноваты гораздо больше, чем думаем, – хрипло прошептал он, не отрывая взгляд от мокрых улиц Лондона.

Почему-то перед глазами вдруг снова мелькнуло лицо Гарри, наполненное безысходным отчаянием и дикой болью. Сириус тогда по-настоящему испугался взгляда зеленых глаз, лишенного радости и блеска, только ненависть и безысходность горела в них. А в последний раз их встречи он ничего не увидел в мутных, чуть сероватых глазах. Пустота отдавала зловещим блеском в холодных, бесчувственных омутах.

Сможет ли время когда-нибудь залечить глубокие раны? Сможет ли Гарри когда-нибудь простить себя и снова научится жить? Сириус с ужасом думал лишь об одном ответе. А ведь он был всего лишь мальчиком, только запуганным, загнанным в угол глупым мальчишкой.

– Он ведь только мальчик, Ремус, – хрипло прошептал Сириус.

Люпин в ответ промолчал. Ему было жаль Гарри, он не винил его и не осуждал, но когда Ремус видел юношу, то отчетливо ощущал это чувство чужого и незнакомого. Гарри был для них чужим, они не знали его, не знали ничего о его жизни, не знали, что заставило его избрать этот путь. А те уверенные слова, что они говорили раньше, теперь потеряли смысл.

Ремус натянуто улыбнулся и покинул одинокую комнату.

Война оставила много боли. Азкабан был переполнен как никогда. Ремусу всегда было страшно слушать десятки приговоров, что выносил судья: большинство из них предназначались совсем еще детям. Он не раз видел горечь в глазах Снэйпа, ведь большинство из осужденных были его студентами.

Северуса пытались отправить в Азкабан, но Дамблдору удалось отбить его, как Гарри и Малфоя – младшего.

Прошло уже почти два года, но на улицах до сих пор валялись обломки, тела погибших находили и сейчас. Люди все еще ненавидели друг друга, дети упивающихся стали изгоями, что лишь усилило их желание отомстить: за погибших отцов, за свою отверженность от других, за унижения. И Ремус боялся, что среди них объявится новый Том Риддл, все начнется заново. Новый круг смерти и боли.

Драко перечитал короткое письмо еще раз. Каждая строчка пропиталась тревогой и непонятным отчаянием. Юноша перевел взгляд на левую руку: метка по-прежнему блестела на бледной коже. И от этой змеи веяло ужасом и пережитой болью, а еще прошлым, так отчетливо, что Драко становилось невыносимо страшно. И почему-то он был уверен, что руку Гарри перевила такая же серебряная змея.

Юноша закусил губу и стиснул тонкое перо так, что побелели костяшки пальцев. Оно с глухим хрустом разломалось на две неровных половины.

– Черт, – тихо прошептал Драко.

Поттер.

На Диагон– аллее в восемь вечера, завтра.

Драко.

Черный филин послушно позволил привязать письмо и исчез в черном провале окна.

– Гори в аду, Волдеморт, – выплюнул Драко куда-то в пустоту, впервые осмелившись вслух произнести имя темного лорда.

Серебряная змея в ответ зловеще сверкнула, словно напоминая о ее создателе. Юноша бессильно уронил голову на руки.

– Как же я ненавижу… Все это ненавижу… – хрипло прошептал Драко.

Когда Волдеморт, наконец, исчез из этого мира, он так отчаянно надеялся начать все заново, с чистого листа. Но призраки прошлого не оставляли его. И, наверное, уже никогда не покинут его измученную душу.

Драко яростно швырнул пустой бокал, и тот с громким хрустом разлетелся на осколки. Наступила тяжелая тишина, так привычно давящая на плечи, на сознание. Только теперь юноша ощутил, что сильно замерз, сидя в тонкой рубашке за дорогим столом.

Малфой-мэнор снова заставил почувствовать себя одиноким и ненужным…

Мое прошлое – мое проклятье,

Соль так больно отдается на губах.

Призраки, меня оставьте,

А в ответ – глухая пустота…