Когда прошлое сильнее меня… (гет)

Дождь – холодный и серый, почти такой же соленый, как и слезы на его щеках. Капли стекают по лицу, и в глазах только мутный туман. Но даже сквозь соленую пелену прорезаются буквы, слишком четкие, такие, что больно режут глаза: “Мэтью Коннарс…” Два слова, а между ними жизнь, разломанная, заклеенная и все равно разбившаяся на мелкие осколки.

Гарри упал на колени, не обращая внимания на грязную землю.

– Мэт, – хрипло шепчут губы. – Как же ты мне нужен…Как нужен…

Юноша провел рукой по каменному надгробию, коснулся острых букв.

Где ты теперь…

Гарри редко бывал здесь. Он не любил вспоминать, не любил ворошить прошлое, но призраки пережитой боли преследовали днем, пугали ночью, убивали и заставляли снова и снова вспоминать то, что так отчаянно пытался забыть. Это было так трудно – привыкнуть к новой жизни, без смерти, без боли. Его жизнь превратилась в свалку пережитых кошмаров – пустая, бессмысленная и невыносимо одинокая.

А те люди, люди, которые представились его родственниками, часто приходили к нему. Только Гарри не простил. Каждая их встреча заканчивалась глупыми ссорами.

– Гарри! – Сириус стиснул его плечо, но юноша дернулся, словно от ожога.

– Не смей! – прошипел он. – Никогда больше не смей…

Глаза Ремуса блестят непролитыми слезами, и Гарри молча отворачивается к окну, давая понять, что разговор окончен. Юноша не смотрит на них, когда комната пустеет и в ней опять становится холодно и одиноко.

На улице снова лил дождь, предвестник слез и разочарований…

Маленькая квартирка в Лондоне душила его, а возвращаться в магический мир было еще слишком больно. Но Драко все равно писал ему; о том, что Малфой – мэнор все же достался ему, о том, что в доме все еще пахнет кровью и страхом, даже стены отдают отвратительным запахом войны, о том, что каждая лестница, каждая комната напоминает о фальши, искусственности, что окружала его в детстве; о том, что люди не забыли о войне, что тела погибших еще находят, о том, что Нотт в Азкабане, а Блейза убили. И от писем Драко становилось еще больнее. Убийство Забини даже не стали расследовать – кому нужен забитый мальчишка с меткой на руке? Никому. Так же, как и он не нужен тем людям.

Дождь стал лишь сильнее, теперь почти насквозь пробивая тонкую куртку.

Ему часто снились кошмары. Каждую ночь его преследовали призраки прошлого и демоны настоящего, а ведь война закончилась почти два года назад. Гарри казалось, что только вчера.

Только вчера ему было так больно, так трудно дышать от сдавленных, глухих рыданий и позже дикого, сумасшедшего смеха. Только вчера он убил ублюдка, погубившего самых дорогих людей, заставившего пережить муки и невыносимые страдания. Только вчера Волдеморт, наконец, исчез из этого мира.

Юноша бросил тоскливый взгляд на холодное, тяжелое небо. Оно ответило ему безмолвием, впрочем, как и всегда. Мэтью говорил – небо живое. Только его уже нет, слишком многих нет рядом.

Гарри судорожно вздохнул и развернулся, уходя прочь.

В поезде он разглядывал черно-белые картинки, такие же бесцветные, как в старом кино. Просто кино на изломанной, затертой пленке. Просто его жизнь.

Дома было тоскливо и одиноко.

Гарри тяжело повалился на маленький диванчик возле окна и устало прикрыл глаза.

Тебе не избавится от меня, Гарри… Ты всегда останешься моим слугой… Свобода… Выпусти меня, мальчик, и я заставлю всех их расплатится за унижения и боль…

Руку так невыносимо жгло. Все тело будто объято огнем – безжалостным и горячим. Гарри распахнул мутные, чуть сероватые глаза, на время позабыв, где он находится. Панический страх овладел им. Юноша вскочил на ноги, но через мгновение обессилено упал на диван. Отвратительный шипящий голос все еще резал уши, заставляя дрожать от невыносимого ужаса.

Гарри подставил лицо под холодные струи.

Руку все еще жгло, и боль все никак не хотела уходить. Он взглянул на себя в зеркало: ничего не изменилось, только черты лица стали чуть взрослее.

– Почему ты не оставишь меня? – отчаянно прошептал Гарри.

Глухое шипение никак не хотело уйти, оставить в покое измученное сознание.

Он скинул с себя рубашку и зябко съежился в холодной ванне. Чуть теплая вода из душа ласкала темные, длинные волосы и изрытое шрамами тело. Его взгляд остановился на левой руке.

Гарри замер, не веря своим глазам.

– Нет… – беспомощно прошептал юноша. – Нет, не может быть…

На руке ярко полыхала змея – такая же зловеще-серебряная, как и два года назад.

Гарри дрожащей рукой провел пальцем по шершавой коже. Теплая горячая метка скользила под пальцами.

– Нет, нет… Пожалуйста, нет, – хрипло прошептал он, одергивая руку.

Пошатываясь, Гарри добрался до деревянного стола.

Драко!

Буквы получались корявыми и нечеткими.

Мне нужно встретится с тобой. Это срочно.

Гарри.

Быстро накинув куртку, юноша ринулся на улицу. Не замечая прохожих вокруг, натыкаясь на людей, он почти бежал на ватных ногах.

А в огромном, фамильном замке Малфой – мэнор Драко глотал кисловатое вино и разглядывал яркую, серебряную змейку, ползущую по бледной коже.

Он вернулся, так мало времени, но он вернулся…

Сириус никогда не любил осень. Тоска и боль в это время года были особенно ощутимы.

Война закончилась совершенно неожиданно. Он еще часто в своих кошмарах видел налитые кровью и нечеловеческой яростью глаза Гарри, видел ловкие руки, загорелые и словно для того и созданные, чтобы убивать.

Было так непривычно думать о Гарри как о слуге Темного Лорда и потом его убийце. Сириус много видел в своей жизни, но жестокость Детей Слизерина испугала и его. И все-таки это были просто мальчишки – совсем юные и глупые.

С Гарри они так и не поговорили, мальчик просто не слушал их. Каждый раз Сириус натыкался на холодный, жесткий взгляд и тяжелые слова, которые больно падали прямо в сердце.

Юноша ушел из волшебного мира, но связи не порвал: поселился в маленькой квартирке в Лондоне, иногда подрабатывал. Но раны еще не затянулись, и Сириус прекрасно видел это.

Простит ли он когда-нибудь…

Сириус после войны жил в фамильном поместье Блеков – доме, где некогда вырос и возненавидел эти стены, но другого жилья он не мог себе позволить – счет в Гринготсе так и не открыли, а все, что смог выбить Дамблдор, – мрачный замок. Но он не жаловался.

Его мысли все еще возвращались к Гарри.

Прости меня, Джеймс… Я не сберег твоего сына…

– Сириус? – Ремус жил здесь, вместе с ним.

Сириус никогда бы не смог находится в черных, удушливых стенах один.

Мужчина повернулся. Оборотень пристально смотрел на него, и в его глазах горело сочувствие.

– Ему нужно время. Он простит, вот увидишь, – мягко прошептал Ремус, но Сириус лишь горько ухмыльнулся.

– Он не простит, Ремус, и ты это знаешь. Мы все знаем…

Они долго не говорили ни слова. Тяжелая тишина давила на плечи. Слова оставили горький осадок, вызвав снова волну боли.

Он не простит…

– Ты не виноват, Сириус. Не надо, не вини себя, – Ремус ободряюще похлопал его по плечу, но мужчина не повернулся, и на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Ты не прав. Мы виноваты и виноваты гораздо больше, чем думаем, – хрипло прошептал он, не отрывая взгляд от мокрых улиц Лондона.

Почему-то перед глазами вдруг снова мелькнуло лицо Гарри, наполненное безысходным отчаянием и дикой болью. Сириус тогда по-настоящему испугался взгляда зеленых глаз, лишенного радости и блеска, только ненависть и безысходность горела в них. А в последний раз их встречи он ничего не увидел в мутных, чуть сероватых глазах. Пустота отдавала зловещим блеском в холодных, бесчувственных омутах.

Сможет ли время когда-нибудь залечить глубокие раны? Сможет ли Гарри когда-нибудь простить себя и снова научится жить? Сириус с ужасом думал лишь об одном ответе. А ведь он был всего лишь мальчиком, только запуганным, загнанным в угол глупым мальчишкой.

– Он ведь только мальчик, Ремус, – хрипло прошептал Сириус.

Люпин в ответ промолчал. Ему было жаль Гарри, он не винил его и не осуждал, но когда Ремус видел юношу, то отчетливо ощущал это чувство чужого и незнакомого. Гарри был для них чужим, они не знали его, не знали ничего о его жизни, не знали, что заставило его избрать этот путь. А те уверенные слова, что они говорили раньше, теперь потеряли смысл.

Ремус натянуто улыбнулся и покинул одинокую комнату.

Война оставила много боли. Азкабан был переполнен как никогда. Ремусу всегда было страшно слушать десятки приговоров, что выносил судья: большинство из них предназначались совсем еще детям. Он не раз видел горечь в глазах Снэйпа, ведь большинство из осужденных были его студентами.

Северуса пытались отправить в Азкабан, но Дамблдору удалось отбить его, как Гарри и Малфоя – младшего.

Прошло уже почти два года, но на улицах до сих пор валялись обломки, тела погибших находили и сейчас. Люди все еще ненавидели друг друга, дети упивающихся стали изгоями, что лишь усилило их желание отомстить: за погибших отцов, за свою отверженность от других, за унижения. И Ремус боялся, что среди них объявится новый Том Риддл, все начнется заново. Новый круг смерти и боли.

Драко перечитал короткое письмо еще раз. Каждая строчка пропиталась тревогой и непонятным отчаянием. Юноша перевел взгляд на левую руку: метка по-прежнему блестела на бледной коже. И от этой змеи веяло ужасом и пережитой болью, а еще прошлым, так отчетливо, что Драко становилось невыносимо страшно. И почему-то он был уверен, что руку Гарри перевила такая же серебряная змея.

Юноша закусил губу и стиснул тонкое перо так, что побелели костяшки пальцев. Оно с глухим хрустом разломалось на две неровных половины.

– Черт, – тихо прошептал Драко.

Поттер.

На Диагон– аллее в восемь вечера, завтра.

Драко.

Черный филин послушно позволил привязать письмо и исчез в черном провале окна.

– Гори в аду, Волдеморт, – выплюнул Драко куда-то в пустоту, впервые осмелившись вслух произнести имя темного лорда.

Серебряная змея в ответ зловеще сверкнула, словно напоминая о ее создателе. Юноша бессильно уронил голову на руки.

– Как же я ненавижу… Все это ненавижу… – хрипло прошептал Драко.

Когда Волдеморт, наконец, исчез из этого мира, он так отчаянно надеялся начать все заново, с чистого листа. Но призраки прошлого не оставляли его. И, наверное, уже никогда не покинут его измученную душу.

Драко яростно швырнул пустой бокал, и тот с громким хрустом разлетелся на осколки. Наступила тяжелая тишина, так привычно давящая на плечи, на сознание. Только теперь юноша ощутил, что сильно замерз, сидя в тонкой рубашке за дорогим столом.

Малфой-мэнор снова заставил почувствовать себя одиноким и ненужным…

Мое прошлое – мое проклятье,

Соль так больно отдается на губах.

Призраки, меня оставьте,

А в ответ – глухая пустота…

Гарри сильнее укутался в тонкую куртку. Ему не было холодно, но ощущения страха и серебряной змеи на руке заставляли зябко ежиться от непонятного отчаяния. Метка так и не исчезла со вчерашнего дня, только лишь стала ярче и теперь горела так, что юноше казалось, еще немного, и она прожжет куртку.

Диагон – аллея не сильно изменилась со времени его последнего визита: только разрушенных зданий стало меньше, что, впрочем, не уменьшило чувства пережитой войны. Люди по-прежнему торопливо и осторожно оглядывались, словно боялись, что еще немного, и снова появятся люди в масках, снова польется кровь розоватыми ручейками по мостовой…

Гарри встряхнул головой, прогоняя прочь ненавистные воспоминания. Он столько раз пытался начать все заново, с чистого листа, но не смог. Прошлое не оставляло его ни на минуту.

Юноша прислонился к холодной стене, равнодушно разглядывая беспокойные лица прохожих.

– Гарри, – кто-то тихо окликнул его.

Юноша резко повернулся и столкнулся с бледным и измученным лицом Драко. Тот изменился со дня их последней встречи: черты лица стали совсем взрослыми, но глаза по-прежнему были такими же холодными и не по-юношески усталыми, такими, как у него.

Они молча разглядывали повзрослевшие лица друг друга.

– В поместье, там поговорим, – наконец, отрывисто бросил Драко, извлекая из складок мантии серебряное кольцо.

Юноша стиснул гладкую поверхность, и они бесшумно исчезли, растворяясь в вечерних сумерках.

Оказавшись в Малфой – мэноре, они снова молчали, не зная, с чего начать разговор. Гарри вплотную приблизился к юноше и резко задрал рукав куртки. Драко отшатнулся и нервно вздохнул.

– Ну, – хрипло произнес Гарри. – Ты ведь тоже чувствуешь?

Драко напряженно кивнул.

– Он вернулся? – вопрос испугал обоих, и Гарри вздрогнул, неожиданно вспомнив красные, отвратительные глаза Волдеморта.

– Не знаю, – юноша отвернулся, глядя в темное стекло. – Я не знаю, – как-то отчаянно проговорил Гарри. – Я убил его, я был там и убил его. Я ведь помню, я помню… – лихорадочно шептал юноша, плечи вздрогнули и ссутулились, словно на них внезапно упал тяжелый, неподъемный груз.

Драко молча подал ему бокал вина, и Гарри глотнул прохладной жидкости, все еще чувствуя страх, сдавливающий сердце в железных тисках.

– Знака мрака нет, только змея, – выдавил Драко.

Гарри горько усмехнулся, но промолчал.

Белокурый юноша отстраненно взглянул на него. Снова затянулось молчание – удушливое и тяжелое.

– Может быть, это только последствие, ведь метки нет, – снова, словно не до конца веря своим словам, прошептал Драко.

Гарри помотал головой, но все так же молчал, сосредоточенно разглядывая тонкие трещины на каменных стенах. Рука невольно сжала горячую кожу, будто пытаясь стереть отвратительную метку.

– Я написал письмо Снэйпу, он приедет завтра, – неожиданно обронил Драко. – Ты можешь остаться, если хочешь.

Гарри хмуро кивнул и устало опустился на стул. Он почти не вспоминал о Снэйпе – их отношения всегда были странными и неопределенными: сначала почти враждебными, а потом равнодушными и безразличными. Но, несмотря на это, профессор был для него особенным человеком – одним из тех, что могли понять его.

Комната, которую Драко предложил ему, оказалась холодной и необжитой. Юноша почувствовал снова ту сковывающую глухую пустоту, которую так часто испытывал в Поместье Волдеморта.

Гарри съежился на огромной кровати, завернувшись в одеяло. Окно освещало комнату тусклым, неприветливым светом. И желтоватый отблеск на стенах пугал и вселял тревогу. Юноша стиснул в руке палочку и прикрыл глаза: еще одна привычка, от которой он так и не смог избавится.

– Глупый мальчишка! Неужели ты думал, что, убив меня, избавишься от своих демонов! – дикий, издевательский смех пробудил то чувство отчаянного ужаса.

Гарри плыл в темноте, окруженный гулом десятков голосов. Он словно шел по длинному, бесконечному коридору, преследуемый воспоминаниями и пережитыми кошмарами.

– Тебе страшно, Гарри? – жестоко рассмеялся Волдеморт. – Смотри, это люди, которые погибли из-за тебя!

Из темноты вынырнула маленькая девочка с яркими, наивными глазами

– Видишь, Гарри, – шипение коснулось его кожи, и юноша отчаянно уцепился за остатки разума, пытаясь сохранить хоть небольшую искорку, чтобы не остаться в этой темноте, погруженный лишь в животный страх.

– Нет! – выкрикнул он, хватая мрак руками. – Нет!

Чьи-то руки держали его за плечи, и Гарри отчаянно дернулся в сторону.

– Нет! – хрипло выкрикнул он. – Нет, – судорожно прошептал юноша, чувствуя, как немеют губы.

Он открыл глаза и наткнулся на непроницаемый темно-карий взгляд. Снэйп внимательно смотрел на его изнеможенное, уставшее лицо.

Северус не видел Поттера с того памятного дня, но мальчишка не сильно изменился: все те же пустые глаза и острые черты; разве что лицо стало чуть взрослее. Снэйп вздохнул и осторожно поднес к потрескавшимся губам стеклянный пузырек. Юноша послушно выпил зелье и отвернулся к стене, больше ни на кого не глядя.

Драко хмуро взглянул на Снэйпа:

– Метка постоянно горит, словно Он зовет…

Гарри вздрогнул, потом осторожно поднял рукав: змея ярко горела на обожженной коже.

– Откуда ожоги? – Драко пристально взглянул на него.

– После каждого кошмара, – глухо ответил Гарри. – Будто он зовет меня уйти с ним….

Повисла тяжелая, густая тишина. Драко неосознанно коснулся метки и тут же одернул руку, словно ему было противно прикасаться.

Снэйп мягко дотронулся до плеча юноши и успокаивающе взглянул в серые глаза.

– Я подумаю, чем можно помочь, – выдавил мужчина, оставляя в комнате двух запуганных мальчишек.

– А ты знаешь, иногда мне кажется, что он внутри меня. Ждет, когда я сломаюсь, – после недолгого молчания равнодушно произнес Гарри.

Драко удивленно и серьезно взглянул на него.

Юноша тяжело поднялся на ноги, подошел к огромному окну. На него смотрело серое, угрюмое небо, такое, как в тот день – равнодушное и безразличное.

Гарри прислонился лбом к холодному стеклу.

Мутные кали дождя разбивались на тысячи осколков, и юноша горько усмехнулся. Это была его жизнь, такая же разбитая, как эта капля на прозрачном окне.

Большая сова постучала в стекло, и Гарри молча впустил ее. Птица покружила над их головами, а потом опустилась на деревянный стол. Юноша осторожно отвязал письмо и развернул чуть желтоватый пергамент. Он не любил письма – никогда еще строчки, написанные пером или ручкой, не приносили ничего радостного с собой.

Мистер Поттер.

Министерство извещает Вас, что повторный суд над мистером Ноттом состоится завтра. По просьбе заключенного вы будете присутствовать в Визенгамоте.

С уважением, министр Артур Уизли.

Вот так, только несколько коротких, отрывистых, грубых строк, решающих судьбу человека. Гарри перевел взгляд на мутные глаза Драко. Тот почти выбежал из комнаты, даже не взглянув на него, но Гарри все понял без слов.

На улице было прохладно и пасмурно. Юноша втянул сырой воздух и неторопливо зашагал по засыпанной желтыми листьями аллее. Сад, наверное, был лучшим созданием в мрачном поместье.

Гарри всегда любил безлюдные парки. Еще с детства он привык подолгу сидеть на деревянных скамейках и курить или слушать рассказы Мэтью. Но теперь не было ни его, ни тех дней, когда магия была для него пустым звуком. В саду Малфой – мэнора не было заброшенных, поваленных деревьев, не было друга, с которым можно было поговорить, не было здесь и того ощущения уединенности. Но сейчас все это было слишком неважным.

Гарри прислонился к шершавому стволу широкого, уже золотого дерева. Сад напомнил ему о жизни.

Я буду бороться…

И желание жить снова появилось в нем, как когда-то раньше…

Гарри равнодушно разглядывал свое отражение, лениво поправляя сбившийся куда-то в сторону галстук на белой рубашке. У него не было костюмов – пришлось одолжить у Драко. Гарри не любил всю эту строгость и угрюмый строгий пиджак, будто он шел на похороны.

В суд идти не хотелось, но желание поддержать Нотта, пусть и своим присутствием, заставляло пересилить чувство отвращения к Визенгамоту.

Маленький, суетливый эльф, вдруг появившийся в комнате, робко произнес:

– Мастер Драко ждет Вас внизу, сэр.

Гарри молча кивнул и неловко накинул мантию, забыв, когда в последний раз одевал ее. Драко угрюмо поприветствовал его и ухмыльнулся.

– Что, Поттер, не привык к костюмам? – насмешливо поинтересовался он.

Гарри отмахнулся.

– Иди к черту, Малфой. У меня нет настроения, – отрывисто бросил юноша.

Драко повернулся к нему спиной, но Гарри успел уловить исказившую лицо гримасу ненависти и глухого отчаяния.

– Я не хочу идти туда, Гарри. И иду только потому, чтобы поддержать Теодора. Не стоит усложнять и без того паршивый день глупыми стычками, – усталый голос так не вязался с напряжением, царившим в огромной комнате. – Пойдем.

Гарри шумно вздохнул.

– Ненавижу все то, – хрипло прошептал юноша…

Большой зал суда был уже заполнен, когда они вошли. Все взгляды присяжных мгновенно вцепились в Гарри, и он сжался, видя откровенную ненависть в десятках глаз.

Министр магии, невысокий рыжеволосый мужчина, опалял его холодной яростью. Юноша сглотнул и вздрогнул, когда на плечо легла рука Драко.

-Не обращай внимания, – прошептал Малфой.

Гарри прошел на свое место, все еще чувствуя неудобство и желание уйти побыстрее из этого места, готового испепелить в любой момент. Люди вокруг не отрывали своих колючих взглядов от них, и юноша стиснул палочку в руках. Ненависть стала такой ощутимой, но Гарри вдруг почувствовал ответное чувство. Эти люди не имели права осуждать его, как бы сильно он не был виновен, сколько бы ошибок не совершил в своей жизни.

Министр встал со своего места и жестко произнес:

– Приведите заключенного.

Гарри резко повернул голову: тяжелая дверь открылась, и авроры вывели тощую фигурку, закованную в железные кандалы. Юноша стиснул зубы, увидев, во что превратил Азкабан Нотта: юноша был так сильно худ и измучен, глаза были пустыми и беспомощно – отчаянными, полубезумными, заполненные немой мольбой закончить невыносимые страдания; волосы, некогда черные и вьющиеся, теперь спадали на плечи сухими седыми прядями. Нотта провели рядом с ним, и Гарри почувствовал жгучую боль и сознание того, что мог быть на месте Теодора и даже должен, ведь на его совести не меньше грехов.

– Теодор Нотт обвиняется в пособничестве Темному Лорду, в убийстве магллов и авроров…

Скучный, равнодушный голос выводил из себя. Гарри уже готов был схватить палочку и, наплевав на наказание, убить этих людей. Чертовы авроры, именующие себя слугами справедливости, оказались ничуть не лучше, чем упивающиеся; и Гарри уже давно это понял, только сегодня лишний раз убедился в их жестокости. К чему был этот повторный суд, если приговор не изменится ни на йоту?

И неожиданно Нотт сумел вырваться из цепких лап авроров и, безумно рассмеявшись, выкрикнул, резко поднимая рукав порванной, грязной робы:

– Смотри, Гарри, Он вернулся!

Присяжные вздрогнули, по залу разнесся чей-то удивленный вскрик. Гарри задрожал, почувствовав, как собственная метка обожгла кожу. Но через мгновение все смолкло, Нотта усадили снова, крепко стиснув худые руки. Постепенно в зале снова воцарилась тишина, прерываемая лишь затихающим безумным смехом Теодора.

– Зачитывай приговор, – холодно произнес министр, кивая высокому угрюмому мужчине.

– Суд постановил приговорить Теодора Нота к высшей степени наказания – поцелую дементора, – монотонно выговаривая каждое слово, зачитал мужчина.

Гарри стиснул зубы, сдерживая рвущийся наружу крик. Никто не протестовал этому приговору, даже несмотря на то, что подсудимому было всего семнадцать.

Когда суд окончился, Гарри почти выбежал из зала, тяжело дыша. Его остановил чей-то голос:

– Гарри, подожди! – Люпин схватил его за руку, но юноша дернулся в сторону. – Так надо было, понимаешь? – хрипло произнес Ремус.

– Надо было? – Гарри горько рассмеялся.

– Гарри, послушай …

– Да пошел ты к черту со своей справедливостью! – выкрикнул Гарри. – Я убил не меньше! – на глазах выступили злые слезы, но юноша удержался. – Где же была ваша хваленая справедливость, когда я подыхал на улицах от голода, когда Он сделал меня своим рабом, когда Драко умирал, когда умирал Мэтью, где? – издевательски выплюнул он. – Теодор виноват не меньше, чем любой из вас! Никто не давал вам права судить, слышите? Никто! Вы сами так решили, хотя, я уверен, авроры убили не меньше людей. А ведь среди них тоже были невиновные дети! – глаза лихорадочно блестели, выдавая ненависть. – Так что пошел ты к черту, Люпин. Ты – никто и ваш министр тоже – никто, я никогда не признаю за ним право судить.

Юноша резко повернулся, не обращая внимания на умоляющий взгляд. Ярость, охватившая его, все еще бурлила в нем. Горячие слезы слепого отчаяния застилали глаза. Теодору даже не исполнилось восемнадцать! А ведь поцелуй дементора– худшее из наказаний. Гарри закусил губу, торопливо выискивая среди людей Драко.

– Пойдем, – хрипло прошептал белокурый юноша, незаметно схватив его за локоть.

Гарри помотал головой, собираясь сказать что-то, но Драко только сильнее стиснул руку.

– Идем, не надо больше, – настойчиво произнес он, потянув за собой.

В Малфой – мэноре чувство горечи лишь усилилось. Из соседней комнаты доносился отчаянный, срывающийся голос Драко:

– Он ведь… Черт, они не имели права, не имели! Я ненавижу их, всех так ненавижу…

– Успокойся, уже слишком поздно сожалеть об этом, – голос Снэйпа был усталым и изнеможенным.

Гарри укутался в одеяло и закрыл глаза.

Будь все трижды проклято…

Почему-то снова захотелось оказаться в своей маленькой квартирке, включить старенький телевизор и лежать на диванчике, бессмысленно вслушиваясь в слова диктора. Там он не был Гарри Поттером. Юноша жил на фальшивые документы, которые Драко раздобыл ему, так что маглы знали его, как Натана Робертса, восемнадцатилетнего мальчишку, выросшего в приюте.

Гарри вздохнул: сон все не шел. Наверное, он сам боялся погрузиться в объятия Морфея, снова услышать шипение Волдеморта, снова чувствовать жгучую боль на руке. Но глубокой ночью противиться сну уже не было сил…

Гарри плыл куда-то, вдоль по черной, душной воде. Воды было много, и она все время затекала в рот, сквозь плотно сжатые губы. Гарри захлебывался и не мог ничего разглядеть. Вода, холодная и горькая, шипела ему:

– Видишь, Гарри… Тебе не уйти от меня, я всегда буду здесь, и когда – нибудь ты не выдержишь, и твой разум станет моим.

Юноша отчаянно уцепился за уплывающее сознание. Шипение теперь перестало быть различимым. Гарри громко вскрикнул, когда новая волна захлестнула с головой…

Кто-то звал его, но юноша все не мог избавиться от тумана сновидения.

– Поттер, твою мать, открой глаза!

Руку невыносимо жгло, во рту все пересохло. “… Тебе не уйти от меня, я всегда буду здесь, и когда-нибудь ты не выдержишь, и твой разум станет моим”, – вспомнил он фразу Волдеморта, и все мгновенно встало на свои места. Гарри резко открыл глаза и дико оглядел комнату. Драко удивленно взглянул на него, но юноша не обратил на это внимания. Он поднял рукав рубашки и неожиданно рассмеялся, горько и пусто стало внутри. Полубезумный смех разносился по комнате зловещим гулом. Все неожиданно показалось таким абсурдным и бессмысленным.

– Поттер! – чья-то рука больно ударила по щеке.

Давясь горьким смехом, он выдавил:

– Черт, Малфой, он ведь все это время был рядом… Все время рядом, а я идиот, думал… – Гарри захлебнулся новым приступом.

Сквозь слезы в глазах, Гарри заметил Снэйпа, подносящего к потрескавшимся губам пузырек с темной, тягучей жидкостью. Юноша сглотнул горькую жидкость и почувствовал, что больше не смеется, а только лишь горько ухмыляется, но слезы никуда не делись.

– А теперь, Поттер, объясни, что означала твоя истерика? – Снэйп заинтересовано взглянул на него.

Гарри отвернулся и хрипло выдавил:

– Сегодня я увидел сон… Не такой, как другие… – говорить было тяжело и неприятно. – Он снова говорил, что не оставит меня… А я, идиот, думал, что убив тело, смогу избавится от души, – он закрыл лицо руками и судорожно вздохнул. – Он сказал, что завладеет моим разумом…

– Ты же не… – Драко оборвался на полуслове, боясь закончить свою мысль.

Гарри криво усмехнулся.

– Он внутри меня, Малфой. Он ждет, когда я устану сражаться со своим прошлым, понимаешь?

Гарри закусил губу и зажмурился. Волдеморт. Внутри. Него. Больно и жестоко. Черт бы все это побрал. Почему его жизнь всегда была так ужасна?

Никто не говорил. Снэйп задумчиво взглянул на него, а потом покинул комнату, торопливо хлопнув дверью.

В кабинете директора снова царила тревога, почти такая же невыносимая, что и во время войны. Министр нервно кусал губы, бросая суетливые взгляды то на Дамблдора, то на Сириуса.

– Нотт показал метку прямо в зале суда, – выдавил Артур.

Сириус вздрогнул и уже в который раз подумал, что Гарри наверняка тоже знает об этом. И что его руку тоже перевивает такая же серебряная, блестящая змея.

– Вы думаете, Альбус, В..Волдеморт вернулся? – испуганно спросил Уизли.

Сириус не осуждал его за страх, все они боялись. Артур лишился в этой войне трех сыновей, и за каждую из этих жизней министр расплачивался слезами горечи и седыми прядями в рыжих волосах.

– Я не знаю, Артур, – вздохнул Дамблдор, устало взглянув на мужчину. – На этот вопрос может ответить только мистер Поттер, или Драко Малфой. Они – единственные выжившие…

Уизли вскочил со своего места.

– Я никогда не буду прибегать к его помощи, – едва сдерживая ярость, прошипел Артур.

Сириус судорожно втянул воздух, мгновенно ощутив холодную ненависть в словах мужчины.

– Иногда у нас не бывает выбора, – мягко произнес директор.

Министр закусил губу, сдерживая очередной язвительный, яростный комментарий. Меньше всего хотелось ему прибегать к помощи человека, убившего его сына и едва не лишившего жизни дочери. Артур и теперь боялся вспоминать, даже похороны он помнил смутно: будто и вовсе там не был. А сколько надежд возложил он на Билла… Артур вдруг вспомнил красивое лицо сына, вспомнил его веселую, по-детски счастливую улыбку, вспомнил его совсем маленьким, резво бегающем по дому; вспомнил, как Молли все время строго выговаривала сыну за очередную проказу… Но теперь ничего этого не было – больше никто не носился по дому, Джинни больше не улыбалась, а Джордж затухал на глазах, слишком остро чувствуя смерть брата– близнеца…

– Я не буду просить помощи у него, – резко бросил Артур.

– Но… Артур, – попытался было возразить Сириус, но мужчина грубо оборвал его.

– Нет, Сириус. Я понимаю, он твой крестник, но для меня он убийца моих детей, детей, которых я не увижу больше, – хрипло проговорил Уизли, судорожно сглотнув горький комок.

– Тогда я буду вынужден сделать это сам, – Дамблдор сосредоточенно взглянул на странную, полупрозрачную сферу. В ее глубокой поверхности черты лица причудливо искажались, словно играя над людьми и шутливо приговаривая: “Видите, ничто не постоянно…”

Огонь в камине никогда не грел его, сколько Гарри себя помнил. Все начиналось заново. Юноша чувствовал, как назревает новая суета, борьба… За что, он не знал, просто был уверен, что придется сражаться за каждую секунду мнимого покоя. Министерство теперь знало о метке и, Гарри был уверен, знало и о том, что его руку тоже обвивает серебряная змейка. Он не винил Нотта – тот был мертв и слишком измучен Азкабаном.

Огонь разгорался все ярче, но теплее не становилось. Гарри тоскливо взглянул на желто-красные язычки пламени. Красный цвет никогда не вызывал доверия. Цвет боли, предательств, унижений, мести, крови…

– Мистер Поттер, – холодный голос заставил вздрогнуть и обернуться.

Снэйп не смотрел на него – его глаза странно поблескивали в тусклом свете.

– Директор желает вас видеть, – мягко произнес мужчина. – Это важно.

Гарри сглотнул и помотал головой.

– Я… я не пойду, я…не могу, – слова сбивались, терялись, и получалось невнятное, сухое бормотание.

Снэйп пристально взглянул на него. Его глаза выражали немое сочувствие – Гарри никогда не думал, что увидит нечто подобное в глазах человека, что еще недавно ненавидел его.

– Директор поможет вам. Поможет избавиться от метки.

Гарри криво ухмыльнулся.

– Да? Знаете, я так не думаю.

Снэйп пожал плечами и отвернулся.

– Это ваше решение, Поттер. Но… – мужчина снова повернулся к нему лицом, и Гарри разглядел напряжение и в то же время бесконечную усталость. – Вас все равно найдут, Поттер.

Гарри вздрогнул, но промолчал.

Воспоминание о Дамблдоре принесло с собой лишь равнодушие. Ненавидел ли он его? Гарри мог бы с уверенностью ответить, что да. Когда-то давно. А сейчас он испытывал то горькое равнодушие, что испытывают люди, которые перенесли слишком много, для которых жизнь давно потеряла привычный смысл.

Гарри взглянул на метку, почему-то вдруг потускневшую.

Но ведь я еще не мертв, я еще живу… Пусть не так правильно, пусть так больно… Но живу.

Вздохнув, юноша взглянул на портключ, оставленный Снэйпом. Гарри осторожно коснулся металлической поверхности старого, обшарпанного кольца, а потом резко одернул руку, словно обжегся.

– Не сомневайся, Поттер. Все равно это единственный шанс, – раздался усталый голос Драко.

Гарри помотал головой, снова протянул руку.

– Там будет этот Уизли, – хрипло проговорил юноша.

Драко пожал плечами и спокойно, пристально глядя на Гарри, произнес:

– Знаешь, Поттер, мы совершили много того, о чем стоит жалеть, просить прощения… Но, даже не смотря на свою вину и боль, ты не искупишь все, а потому обращать внимания на ненависть, неприязнь окружающих глупо. Не так ли?

Гарри горько улыбнулся.

– Я не знаю, Драко. Все так сложно и…неправильно. Я пытаюсь, я почти научился жить так. Но иногда все это становится таким… тяжелым…

– Но можно облегчить груз, а можно сделать его неподъемным…

Юноша задумчиво взглянул куда-то мимо Драко, а потом слегка кивнул.

Гарри сжал палочку и мрачно ухмыльнулся.

– Можешь желать мне удачи, – невесело выдавил он, прежде чем коснуться холодного колечка.

Ноги коснулись пола.

Гарри огляделся, обнаружив себя в просторном кабинете. Юноша огляделся и удивленно приподнял бровь. Кабинет директора выглядел совсем не так, как он ожидал: на столе беспорядочно лежали какие-то бумаги, на стенах висели портреты, что-то бормочущие и иногда чему-то смеявшиеся, стеллажи были заполнены книгами в толстых, кожаных переплетах, а на самой верхней полке лежала старая, потрепанная шляпа.

– Я ждал вас, мистер Поттер.

Гарри резко повернулся, натолкнувшись на пронзительный взгляд чуть помутневших голубых глаз. А потом на холодную ненависть в глазах рыжего мужчины.

– Ты… – прошипел Артур, угрожающе двинувшись вперед.

– Нет, Артур, – мягко, но настойчиво произнес директор, легко коснувшись плеча Уизли.

Гарри почувствовал себя неуютно; может быть, он привык к ненависти, может быть он смирился со своим вечным изгнанием, но все равно каждый такой обидный взгляд заставлял почувствовать боль и вину.

– Снэйп сказал, вы можете помочь мне. Я весь во внимании, – довольно грубо произнес юноша, избегая взгляда министра.

Он никогда не любил нелепых светских бесед.

– Покажите мне метку.

Гарри стиснул зубы, но остался неподвижен; хотелось исчезнуть куда-нибудь, лишь бы не выставлять на показ свои прошлые ошибки и грехи. Директор молчал, но настойчиво смотрел на него. Юноша закусил губу, но все же поднял рукав свитера, позволив увидеть загорелую, обожженную шрамами руку.

– Знака мрака нет, – выдавил Гарри, не глядя на министра, спиной чувствуя пронизывающую, холодную ненависть.

Дамблдор покачал головой и отвернулся.

Гарри, чуть ссутулившись, облокотился на деревянный стол.

– Вы знаете, Поттер, что это означает? – негромко спросил директор, что-то сосредоточенно выискивая среди странных вещиц, выставленных на стеллажах.

Гарри зло ухмыльнулся.

– О, ну конечно, – выплюнул он. – Он внутри меня, не так ли?

Дамблдор утвердительно кивнул.

– Том Риддл всегда был сильным волшебником, став Волдемортом… – Гарри задрожал, услышав страшное имя, вспомнив, сколько боли и разочарований принесло с собой это существо. – Он стал еще более могущественнее.

Дамблдор на мгновение замолчал, вдруг вцепившись взглядом в усталое, изрытое шрамами лицо Гарри.

– Есть заклинание – сильное и черномагическое. Его придумал еще Салазар Слизерин. Солимус не раз сохранял сущность Слизерина…

– В чем суть? – нетерпеливо перебил Гарри.

Артур зло ухмыльнулся.

– Душа Волдеморта живет в тебе, Поттер. И будет пожирать тебя, пока ты не сдашься.

Гарри почувствовал, как холодный пот покрывает лоб. Нет, он знал это с самого начала, но получить подтверждение отчего-то было гораздо больнее. Юноша неосознанно провел рукой вдоль длинной метки.

– Но я могу помочь, – Гарри так и не смог увидеть лица Дамблдора, но усталость в голосе различил. – Для этого нужна кровь родственника.

Гарри горько усмехнулся. Откуда-то из самых глубин его памяти выползли безобразные картинки его раннего детства. Детства, проведенного в чулане, в глупых, но болезненных ссорах… А еще ему вспомнился он сам, громко плачущий на холодном асфальте. И Гарри подумал, что те люди никогда не были его родственниками.

– У меня нет таковых, – хрипло прошептал Гарри.

– Сестра твоей матери еще жива, – мягко произнес Дамблдор, поворачиваясь к нему.

– Я обойдусь без их помощи, – жестко произнес юноша.

Воспоминания о родственниках были смутными, все-таки он был еще слишком мал. Память не сохранила даже их имена. И как Гарри не пытался вспомнить хотя бы фамилию, ничего не получалось. Наверное, удивляться этому не стоило – он и так всю жизнь пытался закопать неприятные воспоминания как можно глубже.

– У тебя нет выбора, мальчишка, – прошипел Артур.

Гарри дернулся, словно его ударили. Глаза снова полыхнули знакомой яростью

– Не тебе это решать, Уизли…

– Хватит, – оборвал Дамблдор. – Я думаю, никто из нас не хочет повторения истории.

Гарри язвительно усмехнулся и не отвел взгляда от горящих карих глаз. Он хорошо научился играть в эту глупую, но жесткую игру, Волдеморт всегда смотрел с ненавистью в красных глазах, так что юноша уже привык. А впрочем, теперь уже все это не так уж и волновало его. В конце концов смерть сыновей не прощают. И он знал это.

– Северус согласился помочь. Адрес у него. Ах да, кровь нельзя забрать насильно…

Гарри резко развернулся и сжал пальцы вокруг железного кольца.

В тусклом свете с трудом можно было различить строки текста. Буквы все время расплывались перед глазами.

С Гарри он так и не поговорил.

Поттер вернулся в поместье разозленным, таким, каким Драко его не видел уже давно. Он отказался говорить, только лишь заперся в своей комнате и уже несколько часов не выходил оттуда. Что сказал ему Дамблдор? Был ли способ спастись от существа, что так и не оставило их? Убьют ли его?

Подумав об этом, Драко содрогнулся. Их отношения никогда не были теплыми и искренними. У каждого были свои секреты, о которых предпочитали молчать, были грехи и незалеченные раны, о которых не говорили. Они никогда не пытались узнать друг друга лучше, никогда не рассказывали о поступках и не рассуждали о дружбе. И все равно Гарри отличался от других.

Потому что был с ним, потому что прошел вместе с ним, потому что сейчас с ним.

После войны каждый из них пошел своей дорогой. Драко, едва получив свободу, перебрался в поместье. Он не любил этот мрачный дом, но фамильный замок был единственным местом, где он мог скрыться от суеты окружающего мира. Юноша долго не мог прийти в себя, иногда осознавая, что находится на грани помешательства. Его мучили кошмары, он не досыпал, не ел, не разговаривал и подолгу сидел в зале перед камином с бокалом вина в руке.

Раны заживали медленно и мучительно.

Но Гарри все равно был с ним. Пусть не в доме, пусть за много километров от него, но Драко знал, что юноша не оставил его. Они писали друг другу письма, но никогда не предлагали увидеться. Никто из них не желал сталкиваться с прошлым лицом к лицу.

Он достал Гарри фальшивые документы, так что, в мире магллов Поттер был известен, как совершеннолетний юноша, выросший в приюте. Впрочем, это не так уж сильно отличалось от правды.

Со стены на него смотрел портрет отца. Странно, но он так и не снял его. Драко не знал, почему. Нет, конечно, юноша никогда не любил Люциуса, между ними не было тех отношений, что должны быть между отцом и сыном, их никогда ничего не связывало. Люциус был жестоким и гордым человеком. Драко – его сыном. И теперь, смотря на портрет отца, он вспоминал не того мужчину, что был жестоким, коварным и безжалостным отцом, а пытался представить себе какой-то другой образ, образ, который не будет заставлять его содрогаться от ужаса и пережитых воспоминаний.

Драко накинул мантию и бесшумно выскользнул из холодной комнаты.

В доме царила пустынная тишина. Она давила на плечи и заставляла чувствовать себя одиноким, снова и снова.

Из коридора слышались крики и ругань. Малфой прислушался.

– Глупый мальчишка, неужели ты не понимаешь, что это твой единственный шанс! Я думал, твоих мозгов хватит, чтобы осознать это, но, похоже, я переоценил тебя…– голос Снэйпа был наполнен яростью и какой-то тоской, словно он с самого начала знал, что попытка убедить окончится неудачей.

– Я не пойду к ним! – Гарри зло сверкнул глазами. – Я не видел их двенадцать лет и желаю не видеть в течение всей своей жизни!

– Тогда ты умрешь! Ты умрешь, Поттер!

– Ну и плевать! Меня все равно ничто не держит, – черт, ну откуда же взялись слезы, злые и жгучие слезы какой-то детской обиды.

– Поттер, – голос Снэйпа смягчился. – Ты не должен позволить ему победить, понимаешь?

Наступила пауза, прерываемая лишь рваным и неровным дыханием Гарри.

– Ты много вытерпел, Поттер. Скажи мне, разве все это было напрасно?

– Какое это теперь имеет значение? Я… все равно не смогу… Черт, – получилось не зло, а как-то отчаянно и обреченно.

Ну неужели они не понимают…

– Поттер, если ты не убьешь его внутри себя, займешь его место. Тебе этого хочется? Ради этого ты сражался?

Гарри судорожно вздохнул.

Все казалось таким сложным и невыполнимым. Он все вспоминал темный чулан и унизительные слова, ему казалось, что не сможет даже сказать им ни слова. Убьет прежде, чем родственники откроют рот.

– Я… – Гарри глубоко вздохнул и зажмурился. – Черт, я пойду!

Он больше не сказал ни слова, почти выбежав из комнаты. Драко попытался его остановить, но Гарри даже не повернулся.

Уже потом, ночью, завернувшись в одеяло, он думал. О своей поломанной жизни, о том, что ему придется снова столкнуться с самыми ненавистными воспоминаниями детства. Думал о том, как увидит их лица, услышит их имена. Имена, которые он зарыл так глубоко, что не вспоминал о них почти двенадцать лет.

Гарри так и не заснул в ту ночь…

Утро наступало медленно и неохотно. Оно было холодным и неприветливым, словно лишний раз напоминая о растущем в груди беспокойстве и глухой, какой-то отчаянной боли.

Солнце угрюмо и нехотя выглядывало из-за серых туч, освещая тусклыми лучами огромное поместье Малфоев. Холодные каменные стены выглядели еще более устрашающе и безжизненно, чем обычно.

Гарри любил осень. Любил сырой, свежий воздух, любил яркие деревья, одетые золотом, любил тусклое солнце, потому что оно никогда не давило, никогда не нагоняло фальшивой радости, любил мокрый дождь, потому что за серой пеленой можно было скрыться от посторонних глаз.

Сегодняшний день можно было считать ужасным. Гарри был уверен в этом.

Снэйп встретил его привычным равнодушным взглядом. Он молча кивнул на какую-то коробку, которая, видимо, была портключом. Гарри в нерешительности замер. Юноша протянул руку, но резко одернул, словно обжегся. Его снова охватили сомнения. Гарри захотелось спрятаться совершенно по-детски, по-глупому.

Но он заставил себя. Как всегда.

Они шли по мокрому асфальту, и Гарри вспоминал, как будучи еще совсем мальчишкой, бегал по этим улицам. Все казалось здесь таким знакомым, но чужим и холодным. Как человек, который всегда ненавидит тебя, сколько бы ты раз не пытался подружиться с ним.

Когда они остановились перед маленьким аккуратным домиком, Гарри не сразу понял, что это было то самое место, где он провел крохотную частичку своей жизни. Почему-то он думал, что дом будет выглядеть по-другому. Но все оказалось вполне обыденно: светлые стены, аккуратно ухоженный газон и, конечно, заборчик, такой же, как и в десятках близлежащих домов.

Гарри поморщился, не решаясь сделать шаг вперед. Все казалось таким глупым.

– Идем, Поттер, – Снэйп даже не повернулся в его сторону.

Стук в дверь показался Гарри слишком громким.

Худая, с каким-то неестественно вытянутым лицом, женщина недовольно взглянула на них. Юноша плотнее запахнул куртку, ощутив порыв ветра. Женщина смерила их подозрительным взглядом и сухо поинтересовалась:

– Чем могу помочь?

Ее вежливый вопрос совершенно не вязался с выражением лица. И с образом, который Гарри набросал в своем воображении.

– Вы Петуния Дурсль? – довольно резко спросил Снэйп.

Гарри вздрогнул. Как ни странно, но он не почувствовал ничего. Даже боли или ненависти.

Женщина кивнула в знак согласия. Юноша мгновенно вцепился в ее фигуру. Ничего знакомого в ее чертах он не различил.

– Нам нужно с вами поговорить, – Снэйп не спросил разрешения пройти.

Гарри оглядел гостиную.

Это было чистая комната, но, несмотря на свой прилежный вид, юноша не ощутил уюта. Наоборот, ему стало неудобно и неловко. Большой диван оказался занят толстым парнем. Гарри приподнял бровь, силясь вспомнить, был ли у его родственничков сын. Хотя ему с трудом верилось, что у такой худой женщины может быть такой толстый ребенок. Впрочем, когда в комнату вошел грузный мужчина, все сомнения улетучились.

– Кто это, Петуния? – резкий, грубоватый голос затронул неприятные воспоминания.

Гарри отчетливо вспомнил и темный чулан, и удушающую темноту и обидные слова… Юноша стиснул зубы.

– Не знаю, Вернон. По их словам, они хотят поговорить со мной.

– Именно так, – неожиданно для самого себя довольно грубо отозвался Гарри.

Снэйп предупреждающе взглянул на него. Юноша пожал плечами и отвернулся.

– Надеюсь, вы еще не забыли своего племянника, Петуния? – Снэйп чуть насмешливо и презрительно усмехнулся.

Женщина побледнела.

Гарри зло ухмыльнулся и, сделав шутливый поклон, резко ответил:

– Гарри Поттер. Тетя Петуния, – последние слова он практически выплюнул.

– Ч… что вам нужно от меня? – заикаясь, прошептала женщина.

– Ваша кровь. Не вся, разумеется. Кое-что можете оставить себе, – голос Снэйпа не был ядовитым, но презрительности в нем хватало.

Гарри почти не услышал слов Снэйпа, он пристально разглядывал Вернона Дурсля. Вся фигура мужчины, каждый его жест, покрасневшее от еле сдерживаемой ярости, лицо вдруг так отчетливо вспомнилось ему.

Юноша сощурился, встретив полный злости взгляд.

– Выметайтесь из моего дома, немедленно! – Гарри вздрогнул, рука вспотела и теперь палочка выскальзывала из ладони.

– К сожалению, мистер Дурсль, это невозможно. Я не намерен вести с вами глупые пререкания. Вы даете, то, что нужно нам, и мы уходим. Все просто, – Снэйп презрительно скривил губы, поймав недоуменный взгляд толстого мальчишки.

– Послушай, ты…

Вернон не закончил. Палочка Снэйпа изящно описала круг в в воздухе и нацелилась на внезапно побледневшего мужчину.

– Вас не учили правилам поведения, Вернон? Что же, придется уладить этот досадный недостаток. Хотя, судя по вашему лицу, вы не слишком хотите обучаться, не так ли? – Снэйп говорил размеренно, даже вежливо.

Гарри с каким-то детским злорадством подумал, что ему вполне нравится видеть испуганные лица этих людей.

– Послушайте, я вызову полицию и тогда…

– И что тогда? – юноша не смог удержаться от дерзкого, наглого тона. – Не пытайся запугать меня, Вернон. Я слышал кое-что гораздо более страшное, чем твои идиотские угрозы.

Вернон прищурил глаза и от бессилия яростно фыркнул. Гарри ухмыльнулся.

– Я жду, Петуния. Уверяю вас, терпением я не отличаюсь, – Снэйп не убрал палочку, и женщина побледнела еще больше, хотя, казалось, куда уж сильнее.

– Вы… вы собираетесь убить нас? – Петуния испуганно переводила взгляд то на угрюмое и мрачное лицо Гарри, то на презрительно ухмыляющегося Снэйпа.

– Поверьте, я бы уже давно это сделал. Повторю, мне нужна кровь. Ваша кровь, Петуния. К сожалению, в силу определенных обстоятельств, я не могу взять ее у вас насильно.

Снэйп говорил медленно и спокойно, но у Гарри уже все клокотало внутри: чем больше он находился в этом доме, тем ощутимей становились раздражение и ненависть.

Женщина нервно вздохнула и умоляюще взглянула на Вернона. Тот по-прежнему настороженно смотрел на палочку, сжимая кулаки в бессильной ярости.

Гарри бросил презрительный взгляд на Вернона, потом на Петунию.

– Черт, Петуния! – эта глупая, как показалось юноше, встреча, раздражала все больше и больше. – Я не собираюсь убивать тебя!

Женщина кивнула, но Гарри был уверен, что сделала это она не потому, что согласилась – просто испугалась внезапно громкого и яростного вскрика. Снэйп взмахнул палочкой, и Петуния медленно повалилась на пол. Мужчина опустился рядом с бессознательной женщиной и осторожно надрезал руку. Вернон собирался было рвануть к телу жены, но Гарри мгновенно вскинул палочку.

– Не стоит, Вернон, – сквозь стиснутые зубы прошипел юноша.

Снэйп поднялся с колен и повернулся к нему:

– Все, Поттер. Мы можем идти.

Уходя из этого дома, Гарри не чувствовал ничего. Даже ненависть и раздражение, колыхнувшие было его рассудок, теперь испарились. Снэйп ничего не говорил, лишь иногда встречаясь с ним взглядом.

Гарри казалось, что этот день не может быть хуже, но он ошибся. Едва они оказались на достаточном расстоянии от ненавистного дома, резкая боль пронзила почти исчезнувший шрам на лбу. Юноша слабо застонал и покачнулся. Перед глазами поплыли красные тени.

Видишь, Гарри. Я снова сильнее. Два долгих года я набирал силу, ты не замечал меня, но я был здесь. А теперь ты сломаешься, мальчик. Сдайся, и я обещаю убить твой рассудок безболезненно.

– Нет! Оставь меня! – Гарри обхватил голову руками.

Красный цвет превратился в черный, он уплывал куда-то.

В Малфой – мэноре Драко молча сжимал руку, кожа на которой стала невыносимо горячей…

– Альбус, приготовление к этому чертовому ритуалу занимает неделю. У нас нет этого времени! – кто-то кричал совсем рядом, и от этого закладывало уши, и болела голова.

– К сожалению, это единственный шанс…

– Вы ведь с самого начала все знали? Не так ли, Дамблдор? – шипящий, гневный голос Драко отдавался в голове гулким эхом.

– Я смогу… – хрипло прошептал Гарри.

Его глаза мгновенно столкнулись с чуть прохладным взглядом директора. Юноша стиснул зубы и снова выдавил:

– Я смогу продержаться еще неделю.

– Да, конечно. Но вы слабеете с каждым днем. Я попросил мисс Паркер присмотреть за вами, пока вы будете находиться в Хогвартсе. – Дамблдор отвернулся, и его голос был тверд и спокоен.

Гарри сглотнул.

– Что?! Я могу сам помочь ему! Вы поручили это грязнокровке! – Драко зло прищурился и довольно резко посмотрел на директора, сжимая кулаки.

– Я помогаю вам, – в словах Дамблдора отчетливо ощущался намек: “Выполняй мои условия, иначе справляйся сам”.

Гарри прикрыл глаза и измученно вздохнул. Чертов манипулятор. А ведь в тот дождливый день он почти поверил в свою свободу. Как оказалось, он ошибся. Впрочем, он всегда часто ошибался.

Драко громко хлопнул дверью.

Юноша ощущал себя отвратно. Даже простой жест вызывал болезненную дрожь. Наверное, последствия этого “приступа”. Иного слова Гарри не мог подобрать. Но только это был очень необычный приступ.

Комната совсем опустела, только рядом суетился эльф, что-то расставляя на тумбе.

Гарри отвернулся к стене.

Дождь снова бил по стеклу, громко и гулко, словно назло. Серое небо, тяжелое и угрюмое, сегодня, казалось, было еще мрачнее и отчужденнее.

Дождь. Холодный осенний дождь… Чертовы маглловские песни. Глупые и бессмысленные.

Наверное, он все– таки заснул…

Проснулся Гарри в незнакомом помещении. Пахло лекарствами и чем-то еще, еле уловимым и непонятным. Озноб не прошел, а стал лишь сильнее, и теперь по телу все время пробегал неприятный холодок.

Гарри огляделся.

Комната была не слишком большой, заставленной кроватями и столами с какими-то склянками и пробирками. Но, несмотря на все это, комната была чистой и аккуратной.

Рядом стоял графин с водой. Гарри сделал несколько жадных глотков.

Шум за спиной заставил резко обернуться. В комнату вошла девушка. Она не была красивой, в ней не было чего-то необычного или заметного. Лицо девушки кое-где прорезали неглубокие и почти незаметные морщинки, какие бывают, когда человек часто хмурится. Юноша собирался было отвернуться, не замечая в этом существе ничего необычного, но натолкнулся на большие, карие глаза. И именно эта черта лица притянула все внимание. И вся непримечательность девушки, ее серость и даже какая-та некрасивая гримаса на лице потонули в блестящих, глубоких глазах.

Незнакомка молча подошла к нему и принялась что-то искать среди всех этих склянок на тумбе.

Гарри пристально вгляделся в худенькую, невысокую фигурку. Девушка осторожно протянула ему пузырек с противной, темно-зеленой жидкостью. Ее руки дрожали.

– Не бойся, я сегодня добрый, – Гарри криво усмехнулся и брезгливо вдохнул кисловатый запах зелья.

Наступила тишина. Гарри впервые почувствовал острую необходимость заговорить первым.

Но он промолчал.

Девушка неловко взглянула на него и торопливо вышла.

Гарри остался в комнате один.

Ему снился дом, большой и красивый. Гарри вдруг ощутил себя маленьким мальчиком. Женщина с яркими зелеными глазами тепло улыбалась ему и нежно трепала черные волосы. Мальчик улыбнулся и впервые за долгое время сказал то волшебное, необычное и невероятно приятное слово:

– Мама…

-Альбус, ему место в Азкабане! – гневный голос пробудил его от сладкого, приятного сна.

Гарри приоткрыл глаза. Рыжеволосый мужчина, покрасневший от ярости и ненависти, стоял неподалеку, пытаясь что-то доказать директору. Впрочем, он уже догадывался, что речь шла о нем.

– Мы уже говорили об этом, Артур, – Дамблдор говорил спокойно, словно не ругался вовсе, а вел беседу за чашкой чая. – Я не позволю вам отправить мальчишку в тюрьму. Достаточно того, что Министерство итак убило слишком много детей.

– Детей?! – Уизли затрясло. – Они убили моих сыновей, они убийцы!

– Не больше, чем вы для них, – резко оборвал Дамблдор. – Хватит, разговор окончен.

Гарри вцепился в простынь, удерживая себя от внезапно нахлынувшего отчаяния, перемешанного с порывом ударить проклятого министра.

Артур бросил на него взгляд, полный злобы и презрения. Дверь громко хлопнула.

– Как вы себя чувствуете, мистер Поттер? – вопрос Дамблдора показался ему глупым и совершенно неуместным.

– Паршиво, – сухо произнес Гарри, избегая пронзительного взгляда голубых глаз.

Директор приблизился к окну, не переставая разглядывать изможденное лицо юноши. Гарри раздраженно вздохнул.

– Что-нибудь странное, мистер Поттер? Сны? – старик, наконец, отвернулся.

Гарри облегченно вздохнул.

– Нет, – ответ получился резким и грубым, но он ничего не мог с этим поделать.

Дамблдор снова изучающее взглянул на него и развернулся, чтобы уйти.

Гарри закусил губу. Наконец, любопытство одержало вверх.

– Сегодня мне снился дом… Мать… – отчего-то других слов он подобрать не мог, бессвязные отрывки фраз выходили резкими. – Там было тепло… Этот сон не похож ни на один из тех, что я видел раньше.

Дамблдор мягко улыбнулся.

– Ваше сознание пытается бороться с чуждой ему сущностью. Это хорошо – зелье еще не готово.

В дверном проеме замерла знакомая худенькая фигурка. Та самая девушка, что приходила к нему, неловко оглядела комнату, и быстро извинившись, хотела было уйти, но Дамблдор жестом пригласил войти.

Гарри снова увидел ее глаза, снова ощутил их глубину.

– Лиэ, я прошу вас послушать меня внимательно. Это важно. Я доверил вам этого пациента не потому, что он тяжело болен, как говорил вначале…

Девушка удивленно взглянула на Дамблдора.

– Это Гарри Поттер, Лиэ.

Юноша наблюдал за медленно проступающим изумлением. Девушка пристально взглянула на него, и он отвернулся. Было неловко и неприятно понимать, что, наверное, никто не согласился помочь ему, зная его имя. Имя, которое в Министерстве проклинали, а на улицах презирали и ненавидели. И он в который раз ощутил себя ненужным и отверженным, будто между ним и всем миром навсегда возникла прозрачная, твердая стена, сквозь которую он смотрел на серый, скучный дождь, на угрюмое небо и безразличные лица людей…

Он не заметил, как ушел директор. Лиэ, как ни странно, не испугалась и не одергивала руки каждый раз, когда проверяла температуру и ощупывала пульс. Сейчас ее движения больше не казались ему суетливыми и нервными.

Это было так необычно – осознавать, что человек не боится тебя, не ненавидит. Таких людей в его жизни было слишком мало.

Девушка неуверенно замерла, не решаясь поднять рукав.

Гарри поморщился и подавил порыв выдернуть руку, когда Лиэ все же осторожно подняла фланелевую ткань. Он даже не увидел, а скорее почувствовал, как девушка вздрогнула: от испуга и, наверное, отвращения – кожа вокруг практически выгорела, а белые старые шрамы теперь покраснели и снова открылись. Лиэ аккуратно промыла раны теплой водой, смешанной с каким-то зельем.

– Приступы случаются часто? – голос девушки не дрожал и был почти спокойным.

Гарри чуть повернул голову и заглянул ей в глаза:

– Каждый день, если вы говорите о кошмарах. После них рука часто болит. Такой приступ, как вчера, случился впервые.

Лиэ кивнула. Юноша закусил губу, когда она коснулась еще совсем незажившей ссадины.

– Как ты думаешь, почему он не появился раньше? – неожиданно спросил Гарри, пристально наблюдая за вдруг побледневшим лицом девушки.

– Директор считает, что Волдеморт, – он вздрогнул и поразился спокойствию Лиэ – имя его бывшего хозяина все еще вызывало страх, а особенно теперь, – набирал силу. Дамблдор считает, что он все время был внутри вас, а теперь просто набрал достаточно сил, чтобы показать себя.

– А почему тогда не появился знак мрака, почему только эта чертова метка Слизерина?

– Наверное, связь между Детьми Слизерина и Волдемортом сильнее, – Лиэ перевязала руку.

Гарри отвернулся к стене, погрузившись в паутину горьких мыслей. “Когда же это все, наконец, закончится?” – вопрос посещал его уже, наверное, в сотый раз за последнее время, и каждый раз ответ терялся среди пустоты и серой, промозглой боли. Кажется, он снова не увидел, как девушка покинула комнату.

Последние два года были худшими в его жизни. Даже в войну он никогда не испытывал такого одиночества и если бы не Драко, то его уже давно бы заперли в белой комнате маглловской психушки.

Гарри повернулся на другой бок.

Странно, что он раньше не заметил присутствия чужого сознания. Ведь еще тогда, испытав на себе ощущение враждебной сущности, предчувствия говорили, что все не может быть так просто.

– К черту все это, – пробормотал Гарри, закрывая глаза.

Но заснуть не получилось – приближающие шаги прогнали сон. Снэйп выглядел еще более уставшим, чем обычно. Мужчина не обратил внимания на его обеспокоенный взгляд и молча присел напротив его постели, наверное, не замечая, что Гарри не спит.

– Что-то случилось, сэр? – Снэйп вздрогнул.

Мужчина шумно вздохнул и резко поднялся на ноги, потом прошел к окну и неподвижно замер.

– Мы ошиблись, Поттер, – Гарри сглотнул, чувствуя неприятное ощущение тревоги.

Но Снэйп не продолжил, словно боясь чего-то. Юноша, пересиливая слабость, тяжело поднялся на ноги, ощущая нарастающее напряжение.

– Сэр?

– Он выбрал Драко, Поттер.

– Простите? Но… как… я… – чувствуя, как внезапная волна ужаса окатила его с ног до головы, Гарри сполз на пол.

– Вы оказались всего лишь связующим звеном. Через вас он сумел добраться до разума Драко, – Снэйп не повернулся.

Гарри спрятал лицо в ладонях. Мысли путались замысловатыми нитями, смысл этого сумбурного известия потряс его. Юноша ждал чего угодно, но только не этого. Он был до конца уверен, что его разум – главная цель, но все оказалось непредсказуемо и так неожиданно. А если, потом, Драко так и не вернется, и будет только Волдеморт и снова война, война, война…

Кто-то тряс его за плечи, но Гарри все не отвечал, цепляясь за свои мысли и образы, словно от них зависела его жизнь.

– Поттер! – резкий голос пугал и загонял ошеломленное сознание куда-то в самую глубь. – Гарри, – чуть мягче произнес мужчина, и юноша послушно поднял глаза. – Ты не виноват, успокойся, – Снэйп помог подняться ему на ноги.

Гарри вцепился в рукав шершавой мантии:

– Что теперь делать, сэр?

Снэйп присел напротив него и пристально, уверенно взглянул на него:

– То, что задумали с самого начала. Мы освободим ваш разум и найдем Драко.

– Вы ведь сами не верите, в то, что говорите, – Гарри горько усмехнулся. – Было проще убить меня – меньше проблем. Я всегда приношу только одни проблемы….

– Я надеялся, Поттер, что вы все же научились держать в руках, – сухо произнес Снэйп. – Вы не поможете Драко, занимаясь саможалостью.

– Но если Драко ушел… Тогда… Тогда его разум…

– Нет, Поттер, – резко оборвал Снэйп. – Всего лишь часть, другая осталась в вас.

Гарри не ответил, чувствуя острый привкус горечи. Снэйп странно взглянул на него и молча ушел.

Юноша завернулся в одеяло, зябко съежившись.

Только бы успеть, только бы не опоздать…

В темной, душной комнате пахло сыростью. Белокурый юноша недовольно поморщился, равнодушно разглядывая синеющие вдали горы.

От некогда великого, устрашающего замка остались лишь руины, охраняемые министерскими ищейками. Губы искривились в мстительной усмешке. Сквозь полумрак и тусклый свет, проникающий через небольшое окно, блестели налитые кровью глаза, глаза, которые вряд ли принадлежали человеку.

– Карлос, – шипящий, чуть глуховатый голос потонул в духоте, но откуда-то вынырнул мужчина в черной, затертой мантии.

– Мой господин, – Амадест покорно склонил голову, чуть касаясь губами пыльной ткани.

Юноша скривился в презрительной усмешке.

– Ты все узнал?

– Да, мой Лорд, – голос мужчины чуть дрогнул. – В живых остались только Поттер и… Малфой, мой господин. Поттер под опекой Дамблдора, в Хогвартсе. Предатель с ними.

Юноша задумчиво провел пальцами по подбородку, чуть склонил голову набок и язвительно оскалился, заметив неподдельный испуг в глазах слуги:

– Жалкий идиот, – сухо прошипел Волдеморт.

Луна скрылась за дымными тучами, словно прячась и ища защиты.

Красные глаза мелькнули в темноте зловещим блеском…

Гарри проснулся от шороха рядом.

Лиэ расставляла какие-то пузырьки. Сегодня девушка была еще бледнее обычного, и руки ее дрожали – юноша заметил это, когда одна из колб с громким хрустом разбилась о твердый пол.

– Ты уйдешь? – Гарри вздрогнул, это был первый раз, когда она позволила себе обращение на “ты”.

Он не посмотрел на нее, но чуть заметно кивнул. Юноша скорее почувствовал, нежели увидел, как сгорбились плечи девушки.

– Последствия приступа почти прошли, – торопливо заговорила Лиэ. – Это зелье нужно выпить вечером, – она неловко протянула ему маленький пузырек.

Гарри не умел улыбаться, но сейчас губы чуть дрогнули. Девушка быстро улыбнулась в ответ и хотела было уйти, но юноша схватил ее за руку:

– Я вернусь, вот увидишь, – бледное лицо исказила гримаса отчаяния.

Гарри не умел утешать – за всю свою жизнь это доводилось делать нечасто. Карие глаза слегка блестели, и морщинки стали более заметны на лице. Но юноша не обратил внимания ни на чуть заметные линии, ни на бледную кожу. Он пристально заглянул ей в глаза и отчетливо произнес:

– Я вернусь.

Она снова промолчала и печально взглянула на него. Гарри отвернулся – он не любил, когда смотрели ему в глаза, словно пытаясь что-то уловить. Уже возле двери Лиэ повернулась к нему. Юноша притворился, что не заметил.

Оставшись один, он долго не мог понять, что же случилось, что так привлекало его в этой девушке: незаметной, даже, наверное, некрасивой. И Гарри снова вспомнил ее глаза: большие, выразительные, так выделяющиеся на бледном лице.

Юноша вздохнул.

– Поттер, зелье готово, – Снэйп прислонился к стене, пристально глядя куда-то впереди себя.

– Тогда можно начать?

– Это может быть больно, – мужчина подошел ближе. – Почти так же больно, как при посвящении...

Гарри вздрогнул – в горле стало сухо и горько. Он кивнул, хотя шея совсем онемела от внезапно накатившего страха.

– Я вернусь через час, Поттер.

Юноша неподвижно замер, безразлично разглядывая серые стены. Мысли кружились, вились причудливыми нитями, не желая успокоиться и утихнуть хотя бы на мгновение. Ему было страшно – он был человеком, а люди бояться боли. А еще Гарри часто думал о Драко. Юноша чувствовал себя виноватым – почему – он сам не смог бы ответить на этот вопрос. Гарри вдруг вспомнил самую свою первую встречу с Малфоем, вспомнил недоверие и сухой жесткий голос, чуть хрипловатый и сорванный. Как они тогда были похожи и как похожи сейчас… А потом пришли ненужные воспоминания о Волдеморте, о красных, безжалостных глазах, о раскаленной боли, о криках и мольбах…

Гарри сжал руки в кулаки. А что если он вернется? Что если их план был с самого начала провальным? Что если они снова ошибутся, оступятся, и тогда уже поздно будет что-либо менять. Драко ушел… Нет, Драко не ушел, он его увел…

Юноша подошел к кону, настежь отворяя рамы и подставляя лицо холодному, осеннему ветру. На улице по-прежнему было пасмурно, угрюмо, серо. Но дождь больше не капал, словно уже выплакал все свои мутные слезы.

Деревья причудливо искажали окружающий пейзаж. Они были похожи на пятна краски, которую художник нечаянно капнул на серое полотно. Крикливые птицы быстро и ловко парили над оранжево-красными верхушками, плавая черными точками на темно – сером, тяжелом небе.

Все вокруг было таким необычным и красивым. Но Гарри почему-то чувствовал, что не видит всего этого, не замечает. Юноша вдруг подумал, что когда наблюдаешь все через жесткую стену, то невозможно ощутить всех оттенков жизни.

По извилистой дорожке, ведущей из леса, шли студенты. Гарри представил себя на их месте. Наверное, здорово быть просто учеником – неприметным, неизвестным. Юноша помотал головой – бесполезные размышления и фантазия, которые все равно никогда не станут явью.

Интересно, почему студенты не приходят сюда, хотя бы из любопытства? Гарри криво усмехнулся неожиданной, нелепой мысли. “А ты бы решился добровольно увидеть убийцу и по совместительству слугу темного лорда?” – язвительно отозвалось сознание.

– Мистер Поттер, я думаю, пора начинать, – Гарри вздохнул, бросил тоскливый взгляд на голубое пятно озера, на яркие деревья, потом повернулся и неуверенно кивнул.

Дамблдор взмахнул палочкой, описывая в воздухе причудливую фигуру. Фигурка обвилась вокруг него, и Гарри почувствовал странное ощущение тяжести и горьковатой, почти незаметной боли. Снэйп молча прижал холодное стекло к губам, вливая в рот неприятную, густую жидкость. Едва зелье проскользнуло в горло, юноша ощутил неистовое жжение сначала во рту, потом на шее и дальше, по всему телу. Снэйп сильно сжал его бесконтрольно дрожащие плечи, удерживая от ненужных движений. Кажется, он закричал. Гул в ушах все нарастал, пока не превратился в знакомое, отвратительное шипение. Перед глазами поплыли красные тени, мешавшиеся с пятнами окружающих предметов. Гарри с силой дернулся, что-то отчаянно выкрикнув сквозь сумасшедший шелест отвратительного голоса. Юноша снова оглушительно закричал.

А потом все затихло. Он вдруг осознал, что лежит на полу, что тело покрыто неприятным липким потом, что он мокрый, словно только окунулся в воду, а еще, что Снэйп сжимает его плечи, сосредоточенно глядя на него. Гарри чувствовал себя странно, словно лишился чего-то чужого, но важного. Внутри было пусто и отвратительно горько.

– Все? – хрипло спросил он, глядя то на Снэйпа, сидящего рядом с ним, то на Дамблдора, напряженно сжимающего палочку.

Снэйп не ответил, но помог подняться. Гарри почувствовал себя неловко, почти обвисая тряпичной куклой на плече мужчины. Но, как ни странно, ни язвительных комментариев, ни насмешек он не услышал. Мокрая одежда неприятно липла к телу, и юноша неловко попытался отстраниться, но Снэйп лишь сильнее сжал его запястье.

– Подождите еще минуту, Поттер. Это лишь первая часть.

Гарри стиснул зубы, чувствуя захлестнувшее его отчаяние.

Новый приступ боли окатил с новой силой. Юноша хотел было закричать, но вместо этого издал странный низкий звук, похожий на звериное рычание.

– Альбус, поторопитесь, черт бы вас побрал…. Он же не выдержит долго…

Руку обожгла боль. Сквозь полузакрытые глаза он разглядел метку, ставшую почти белой, и липкую, обгоревшую кожу. Снова раздалось шипение, звучащее теперь где-то вокруг.

– Нет, пожалуйста! Хватит! Я не могу больше!

А потом все стало черным и невыносимо раскаленным…

Очнулся он уже на кровати, укутанный в одеяло. Снэйп и Дамблдор сосредоточенно спорили о чем-то в углу комнаты.

Странно, но Гарри не ощущал больше боли, только усталость и изнеможение. А еще он заметил Лиэ и какую-то женщину, глаза которой были наполнены не то сочувствием, не то жалостью. Незнакомка что-то проворчала и положила чуть суховатую ладонь на его лоб. Гарри вздрогнул и отвернулся. Женщина нахмурилась.

– Странно, жара нет… Как вы себя чувствуете?

Гарри скривился и горько усмехнулся.

– Достаточно хорошо, чтобы покинуть это треклятое место. Отоспаться могу и у себя в квартире…

– Нет, Поттер, – неожиданно резкий глосс Снэйпа заставил его вздрогнуть.

Юноша приподнял бровь.

– Вы непроходимо глупы, Поттер. Это должно быть очевидным даже для вас, – Гарри не обратил внимания на явную насмешку. – На вас сейчас идет охота. Министерство спешит обвинить вас во всех смертных грехах, а упивающиеся мечтают отомстить за смерть своего хозяина, который, впрочем, почти вернулся.

Гарри закусил губу.

– Но тогда мне некуда идти…

Осознание собственной ненужности уже в который раз причинило боль, которую он поспешил подавить и не обращать внимания.

Снэйп криво усмехнулся:

– Из Хогвартса вас никто не выгонял, Поттер.

Гарри прикрыл глаза, а потом задал вопрос, который уже давно мучил его:

– А о Драко что-нибудь узнали?

– Нет, Поттер. Но Дамблдор любезно обещался предоставить несколько авроров, – особого уважения в словах Снэйпа Гарри не различил.

Оставшись один, юноша пытался прийти в себя. Усталость давала о себе знать, каждый раз отзываясь болезненной дрожью в теле. Он прикрыл глаза, пытаясь выгнать прочь все еще зудящий, чуть слышный шепот.

Ему снились развалины… Их было много – обломков камней, разбитых стекол, потемневших от времени. А еще здесь были люди – совсем мало, человек пять, быть может. Они послушно склоняли головы каждый раз, когда белокурый юноша, до рези в глазах ему знакомый, проходил по темной, зловещей комнате.

– Сегодня явились самые верные, – глаза юноши недобро блеснули. – Но предатели заплатят. Амадест, ты должен был разыскать больше людей…

– Простите, мой лорд…

Гарри стало страшно, когда юноша взмахнул палочкой и знакомый красный свет прорезал полумрак комнаты.

– Драко! – выкрикнул Гарри, наконец, вспомнив имя юноши. – Драко! Драко! – он кричал, кричал, пока не охрип, пока горло не стало саднить…

– Гарри! Гарри, очнись! Это сон, только сон…

– Драко! – Гарри с силой дернулся, высвобождаясь из чьих-то рук, крепко сжимающих его плечи.

Когда юноша пришел в себя, он увидел Лиэ, обеспокоено разглядывающую его лицо. Гарри почувствовал неловкость и раздражение.

– Что ты здесь делаешь? – грубо спросил он. – Не нашла других мест для прогулок?

Лиэ замерла, обескураженная внезапно резким, раздраженным тоном.

– Ты кричал, и я решила…

– Ах, вот оно как, – Гарри горько усмехнулся. – Хотела поиграть в добрую девочку? Ну и как, понравилось?

Губы девушки сжались в тонкую полоску, и лицо покрылось непривычными красными пятнами.

– Я хотела помочь. Если ты не можешь понять этого, то я, пожалуй, оставлю тебя.

Лиэ выпрямилась и больше не глядя на него вышла из комнаты.

Гарри почувствовал себя опустошенным. Он ненавидел, когда замечали его слабость, потому что слишком часто потом использовали это против него. Юноша вздохнул и снова вспомнил свое странное сновидение, казавшееся таким реальным. Непривычная и почти забытая боль в шраме снова напомнила о себе. Гарри чуть коснулся лба и одернул руку – кожа была горячей и липкой от проступившего пота. Он нахмурился.

Та самая женщина, которую вчера он видел здесь, вместе с Лиэ, недовольно взглянула на него. Гарри ответил ей хмурым взглядом:

– Могу я увидеть Снэйпа или Дамблдора?

– Они заняты, мистер Поттер, – сухо произнесла женщина. – А вам стоит научится держать себя в руках.

– Это важно, понимаете? И мне совершенно не нужны ваши советы, – огрызнулся Гарри.

– Пока вы находитесь в больничном крыле, вы будете слушать мои советы, мистер Поттер, – строго отозвалась она, расставляя какие-то колбы на полках.

Юноша раздраженно хмыкнул. Но женщина все же позвала директора.

Едва Дамблдор переступил порог комнаты, Гарри резко произнес, не глядя на него:

– Я знаю, где Драко…

– Я думаю, это в поместье Волдеморта, – юноша и сам не верил до конца в то, что говорил.

Странное сновидение, похожее на одно из тех, что когда-то давно видел Гарри, приобрело особый смыл – оно стало их надеждой, пока единственной.

– Ваша связь с Волдемортом сильна, сильнее, чем я ожидал. Возможно, это и есть одна из причин, почему он выбрал именно ваше сознание, – Дамблдор задумчиво потер бороду и пристально взглянул на него. – И ваша связь с мистером Малфоем тоже сильна, именно поэтому Том сумел добраться до него.

Гарри старательно избегал пронизывающих голубых глаз. Разговоры об этих связях всегда были так запутаны, и из всех реплик, сказанных Дамблдором, Снэйпом, юноша вынес для себя только одно – Волдеморт может завладеть его разумом. И это пугало больше всего. А чертов старый манипулятор благополучно пытался выставить все дело так, будто он тут и не причем. Хотя, наверное, еще тогда, в тот дождливый, хмурый день директор знал, что рано или поздно, но ему придется прийти за помощью.

– … Я пошлю туда мистера Блека и мистера Люпина, а также еще несколько авроров…

Юноша резко вскинул голову:

– Я пойду за ним, Дамблдор, – грубо произнес он. – И Блек мне не нужен. Так же, как и Люпин.

Дамблдор покачал головой, вдруг уцепившись за его исказившееся лицо.

– К сожалению, мистер Поттер, я не позволю вам отправится одному, – директор выдержал паузу. – Либо вы идете с мистером Блеком, либо остаетесь в больничном крыле.

Юноша стиснул зубы, понимая, что его поставили в безвыходное положение.

– Ну конечно, – он как-то недобро ухмыльнулся, а спустя некоторое время добавил. – Сэр.

Старик по-прежнему не отводил взгляд, и на этот раз он был холодным и строгим. Вся дерзость куда-то исчезла, сменившись на обреченность.

Когда Дамблдор покинул комнату, Гарри почувствовал облегчение. Присутствие директора нагоняло тяжесть, разговоры почти всегда были грубыми и дерзкими в основном из-за того, что юноша чувствовал себя обязанным: за свою собственную свободу. Ведь, в конце концов, это Дамблдор смог защитить его от министерства, от упивающихся. А больше всего раздражало то, что Гарри не мог угадать, что же тот попросит взамен и на сколько растянется выплата его долга.

После разговора с директором настроение опустилось до критической черты. Мало того, что он чувствовал себя подавленным и совершенно разбитым, так еще придется сотрудничать ( юноша криво усмехнулся, сам удивляясь этому новому слову во взаимоотношениях со своим крестным и его дружком) с Блеком. Их ненависть никуда не делась, а если уж быть совсем честным, то со временем она лишь усилилась. Гарри мог с уверенностью сказать, что не чувствовал ни малейшего желания что-либо менять. А Блек все не хотел мирится с этим, на протяжении двух лет пытаясь загладить вину, вину, которую не исправит ничто и никакие подвиги не смогут уменьшить ее.

Гарри не заметил, как стало темнеть, и в комнате настал приятный полумрак. Юноша откинулся на кровати, чувствуя усталость. Вся напряженность дня свалилась на него тяжелым грузом. Он попытался уснуть, но сон, несмотря на усталость, все никак не приходил.

Гарри подошел к окну, а потом нерешительно шагнул к двери. Снэйп как-то предупреждал его, что покидать больничное крыло не стоит. Юноша накинул мантию, осторожно шагнул в темноту пустого коридора и зажег палочку. Приятный желтоватый свет тускло освещал стены. Все равно студенты сейчас спали. Гарри невесело усмехнулся – а будь все иначе, он сейчас тоже учился бы в этой школе, гулял по Хогсмиду, дружил с однокурсниками, распивал сливочное пиво и играл в квиддич.

Но не было ни квиддича, ни веселых, шумных разговоров за кружкой сливочного пива. И друга тоже не было.

Замок оказался намного больше, чем он мог себе представить. Коридоры были запутанными и переплетались, вились, все дальше уводя его. Было пусто. Гарри провел рукой вдоль чуть шероховатых стен. Пальцы ощутили чуть заметные трещинки, пересекавшие камни сетью мелких морщин. Наверное, замок был слишком старым.

Он тяжело сполз на холодный пол, невидяще устремив взгляд в полумрак пустого коридора. Палочка безвольно опустилась и потухла, оставляя его в темноте. Стало невыносимо одиноко. Гарри уткнулся лицом в колени.

Послышались шаги. Юноша резко вскинул голову. Тусклый свет выхватил фигуру мужчины.

– Черт, – ругнулся он, спотыкаясь и почти налетая на Гарри.

Юноша отшатнулся.

– Гарри? – в полумраке было плохо видно лицо, но голос Блека он узнал. – Гарри, все в порядке?

Юноша повернулся, чтобы уйти. Желания начинать новую ссору совсем не было. И плевать, что подумает Блек.

– Гарри, – тяжелая ладонь уверенно легла на плечо.– Так больше нельзя.

– Как так? – юноша горько усмехнулся и стряхнул руку.

– Ты забыл как жить, забыл о самом главном, – Сириус шагнул ближе, силясь разглядеть лицо крестника, различить отголосок эмоций на его лице.

И вопреки ожиданиям, больше не было маски холодного безразличия.

– Не место и не время говорить об этом, Блек. Мне не нужна твоя жалость.

Он попытался было уйти, но Сириус снова удержал его на месте:

– Ты не можешь ненавидеть всю свою жизнь.

Гарри резко повернулся и с силой оттолкнул от себя мужчину:

– Ты ошибаешься, Блек, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Тебя я буду ненавидеть всегда.

Сириус шумно вдохнул:

– Гарри…

Но он не слушал. Ненависть захлестнула его с головой. Кипя от злости, юноша почти бегом устремился в темноту коридора. Вдогонку Гарри слышал отчаянный зов крестного. Как же он устал от бесконечных стычек, от боли и от борьбы. Даже свой покой, минуту тишины приходилось отвоевывать у этой треклятой жизни.

Потом он долго искал нужный коридор. А придя в больничное крыло, упал на кровать и забылся тяжелым, тревожным сном.

Утро было неприветливым, наполненным тем ощущением нетерпеливого ожидания, какое Гарри часто испытывал. Снэйп уже был здесь, одетый в привычную черную мантию, только вот на лице больше не было холодной маски – вся его фигура выдавала напряжение и обреченность неминуемой встречи.

Блек и Люпин о чем-то переговаривались, изредка поглядывая на него. Гарри притворился, будто не замечает их взглядов. Зато он обратил внимание на Уизли, который ворвался в больничное крыло, несмотря на строгое, почти гневное лицо Дамблдора.

– Я желаю тебе сдохнуть там, – зло, брызжа слюной, выплюнул Артур. – Пусть тебя накажут за то, что сотворил.

Гарри не шелохнулся, выражая безразличие, хотя и мышцы на лице уже болели от натянутой презрительной ухмылки.

– А вы, Дамблдор, – министр задохнулся, не находя нужных слов. – Вы защищаете их. Я не раз приходил в Хогвартс с аврорами, а вы! Вы…

Гарри приподнял бровь. Так вот оно что. Наверное, Блека он встретил, потому что тот возвращался с этой стычки. А старик в который раз спас его шкуру.

Юноша стиснул в руке палочку.

Люпин почти выволок Артура в коридор. В комнате наступила звенящая тишина.

– Когда мы уходим? – хрипло спросил он, заглядывая Снэйпу в глаза.

Там он увидел только тоску и, как ни странно, понимание. Еще больше он удивился, когда мужчина чуть сжал его плечо и мягко ответил:

– Скоро, Поттер. Не торопи время.

Гарри подошел к окну. Он не увидел, как вошел Дамблдор, но почувствовал его присутствие.

– Я думаю, можно идти, – Дамблдор смерил юношу пристальным взглядом. – Постарайтесь представить эти развалины как можно четче, мистер Поттер.

– Но антиаппарационный барьер… – Блек неловко отвернулся, поймав презрительный взгляд Гарри.

– Я все обговорил с Артуром.

Юноша судорожно вдохнул, закрывая глаза. И в сознании всплыли темные, мрачные стены, жестокие и неприступные – подстать своему хозяину, прорисовались темные, жадные до чужих жизней, провалы окон, огромные двери – вечные стражники загубленных жизней.

Как глупо и как реально…

С глухим треском они растворились в чуть заметной дымке…

Первое, что он ощутил – порыв холодного осеннего ветра, трепавший его волосы. Гарри открыл глаза и столкнулся с разваленными стенами, обломками и руинами. Что-то знакомое, горькое и болезненное, шевельнулось в груди. Он почувствовал смятение и какое-то недоумение – как могло все это стать таким… таким ненужным. Ведь еще два года назад это место являло собой ужас и ненависть, место, где Гарри убил впервые, где лишился свободы, где навсегда разуверился в сказках, став видеть в жизни только серые краски. Горечь стала настолько ощутимой, что ее неприятный вкус он почувствовал на языке – все это теперь кануло в омуте повседневной суеты, как и он потом, и его боль, и его переживания и… И все, что есть в нем. И в других. С кривой ухмылкой, Гарри подумал, что всего через пару сотню лет вся эта война станет всего лишь страшной сказкой, в которой добро побеждает зло. И никто не вспомнит имена убитых, никто не поймет, что не было здесь ни правых, ни виноватых, не расскажет историю людей, обреченных стать рабами обстоятельств…

Бессмыслица какая-то… Мысли идиота, погрязшего в собственных мечтах. Только мрачных и очень страшных… Как в детских сказках, где вдруг ни с того ни с сего появляются ужасающие драконы и змеи…

– Поттер, – Снэйп окликнул его, указывая куда-то вперед.

Гарри проследил за его рукой. Чуть перекосившаяся пристройка, которая, кажется, являлась местом пыток, чудом не развалилась. В темном проеме двери можно было разлить фигурку, закутанную в мантию. Юноша мгновенно догадался:

– Драко! – он рванул вперед, не обращая внимания на отчаянное предупреждение Блека.

В следующее мгновение все произошло слишком быстро. Перед глазами мелькнула красная вспышка, чья-то тень скользнула между ним и яркой лентой, чей-то глухой вскрик…

Гарри удивленно посмотрел на бессознательное тело Сириуса.

Идиот…

– Драко, – юноша шагнул вперед, крепко сжимая палочку.

Малфой хищно оскалился, и от этого выражения лица, непривычного, а потому особенно противного, Гарри стало не по себе.

– Гарри, Гарри, – он похолодел, заслышав знакомые шипящие звуки отвратительного голоса. – В чем дело, мальчик, ты испугался?

Сзади послышались вскрики. Он повернулся, увидев несколько упивающихся. Гарри ядовито усмехнулся:

– И это все? Где же твои преданные слуги, которыми ты так хвастался?

По лицу Драко скользнула болезненная гримаса. Он неприятно поморщился и досадливо ( Гарри с удивлением отметил, что голос Волдеморта еще не утратил интонаций, хотя, когда его силы были куда больше, голос казался бесцветным и равнодушно-холодным).

– Ты потерял страх, мальчик, – Волдеморт чуть приподнял палочку, и Гарри мгновенно среагировал, вскинув свою. – Навыков не потерял, молодец, – губы скривились в презрительной усмешке.

Драко вдруг резко отскочил в сторону, почти прошептав:

– Секо!

Гарри едва успел увернуться.

– Зачем тебе это? Ты все равно не вернешься…

– Это я и проверю… Легалименс!

Давно забытое ощущение коснулось замутненного рассудка. Воспоминания снова выворачивали наизнанку, но только теперь Гарри был готов. Щит получился прочным, впервые в его жизни он смог убить свои страхи и с ожесточением ринуться в чуждый ему разум. Его мгновенно охватили эмоции: сомнения, досада, беспомощность...

Он знал, знал, что не сможет! Тогда зачем? Зачем все это?

А потом он утонул в раскаленной ненависти, ее было так много, что Гарри почти ослеп от красноватого свечения. Душераздирающий крик сотряс воздух.

Юноша уцепился за какое-то смутное, далекое воспоминание. Он увидел маленького мальчика, увидел женщину, бережно укачивающую на руках мальчика… А потом картинка сменилась другой: темная, грязная комната, разбросанные вещи, убитая женщина и плачущий мальчик, содрогающийся на груди матери… И еще много, много воспоминаний: мальчик, озлобленный на всех, тихо плачущий, когда воспитатель с ожесточением кричит на него, юноша, гордо вскидывающий голову, кровожадно ухмыляющийся, глядя на запуганного, побледневшего мужчину, зеленая вспышка, горечь, а потом пустота…

– Авада… – он запнулся, чувствуя, что давится горьким воздухом. – Авада Кедавра, – выдохнул Гарри.

– Мы еще встретимся, мальчик. Мы встретимся, в другое время, в другом месте, – шелестящий голос потонул в болезненном вскрике…

Гарри очнулся на мокрой траве.

Снова шел дождь – тяжелые капли мешались с кровью и слезами. Он чуть коснулся лица, ощутив под пальцами скользкую кожу. Кто-то перехватил его руку, влив в охрипшее горло горькое зелье. Как ни странно, это был Люпин. Гарри не сопротивлялся – слишком уж ощутима была слабость в разбитом теле.

– Все закончилось? – выдавил он, избегая пристального, обеспокоенного взгляда.

Люпин молча кивнул. Гарри облегченно вздохнул и провалился в долгожданное беспамятство.

– Мама, – всхлипнул мальчик, прижавшись щекой к холодной стене.

И когда ему казалось уже, что никто не придет, теплая, родная рука легла на плечо. Мальчик обернулся и сквозь полумрак разглядел зеленые глаза.

– Мама., – облегченно прошептал мальчик. – Тут темно и страшно, – добавил он, прижимаясь к матери.

Женщина улыбнулась, потрепав его по волосам:

– Но ведь всегда можно включить свет, глупый....

Веки были тяжелыми, как свинец, но он все же открыл глаза.

– Ты вернулся, – тихо, словно боясь испугаться собственных слов, прошептала Лиэ.

Гарри пристально взглянул на нее и неловко улыбнулся. В этот день девушка казалась еще более измученной и уставшей, чем обычно.

– Я никогда не бросаю слов на ветер, – просто отозвался Гарри.

Лиэ быстро пробежалась пальцами по его руке и странно взглянула на него. Юноша удивленно приподнял бровь.

– Я рада, – она на несколько мгновений замолчала, словно подбирая слова, а потом быстро и почти не слышно проговорила: "Что ты вернулся."

По груди разлилось приятное тепло. Его ждали – это так непривычно. Его никто никогда не ждал: кровавые задания, с которых он возвращался израненный и уставший, Гарри не считал. Это было не так. Так ждут люди, которым ты небезразличен.

Гарри чуть сжал ее ладонь, и Лиэ не одернула руку.

А потом она ушла, не сказав ни слова, но юноше не нужно было глупых фраз. Теперь он знал, знал, что больше не будет одиноких вечеров перед старой, затертой фотографией Мэтью, не будет бессмысленных взглядов и холодных, одиноких дней, потому что рядом была она. И это было самым лучшим, что происходило с ним в жизни.

Гарри никогда не думал, что когда-нибудь будет способен на подобное чувство. Оно было странное: люди называли это любовью, а он не мог подобрать подходящего слова, потому что любовь, это слишком... обыденно. Это не для него.

Он тогда впервые в своей жизни почувствовал себя свободным: от пережитых страхов, боли и одиночества. Лиэ подарила ему жизнь – настоящую, цветную и наконец-то придуманную им самим.

– Ты думаешь это просто, Блэк? Думаешь, я просто скажу тебе "все в порядке"? После всего, что было? – Гарри с ненавистью взглянул на крестного.

Сириус нервно выдохнул, чувствуя, как слова юноша отдаются болезненным эхом. Хуже всего было то, что он был прав, почти во всем. Но только почти.

– Ты не можешь жить прошлым, Гарри, – мужчина заглянул в холодные, зеленые глаза. – Знаешь, я все еще жду, что в мою дверь войдет тот годовалый, жизнерадостный мальчик.

-Тогда ты глуп, Блек. Ты и Люпин. Я никогда не превращусь в мальчика из ваших грез, – юноша горько усмехнулся и устало прикрыл глаза.

– Ты мне нужен таким, какой ты сейчас... – Блек не успел договорить: Гарри жестко и резко оборвал его:

– Оставь эти сказки для других. Я уже давно в них не верю...

– Тогда поверь в реальность, – Сириус повернулся к нему спиной, и Гарри смог разглядеть легкую дрожь.

– Я устал, Блек, я так устал, – слова были странными, мягкими.

И Сириус понял. Гарри смог преодолеть свою ненависть.

Их отношения не были теплыми или дружескими. Скорее это больше походило на сотрудничество: никаких ссор, никаких воспоминаний. Гарри по-прежнему называл крестного по фамилии, а Люпина, как и раньше, избегал.

Простил ли он их? Гарри затруднялся ответить на этот вопрос. Конечно, он больше не испытывал к ним прежней ненависти, но доверие так и не появилось.

Драко еще больше осунулся и побледнел.

Гарри чуть коснулся его плеча.

– Что дальше, Поттер? – хрипло прошептал белокурый юноша, сжимая пальцы и кусая губы.

– Жизнь, – просто отозвался он.

Драко криво усмехнулся и отвернулся к стене:

– Как красиво звучит, правда? Только ничего этого не будет.

– Будет, – глухо прошептал Гарри. – Будет, я обещаю...

Но он не выполнил свое обещание. Как-то его пригласили в больницу, и главный доктор равнодушным, монотонным голосом объявил, что Драко умер вследствие какого-то приступа. Это известие навалилось на плечи неподъемным грузом и ввело его в ступор, подобный тому, что был у него после войны.

Гарри долго не мог оправиться и если бы не Лиэ, он бы ушел вслед за ним.

Это она заставила бросить его пить, это она отучила его от сигарет, это она однажды выхватила лезвие из его окровавленных рук и долго сидела рядом с ним, просто молчала и смотрела ему в глаза. И как ни странно, это помогло.

Гарри и теперь его не хватало, не хватало размеренных, холодных слов, не хватало пронзительных серо-голубых глаз... Зато теперь Драко был свободен. Пусть так неправильно, но свободен от этого глупого мира и его предрассудков. И еще сейчас, напиваясь иногда на праздниках, Гарри говорил с ним, и ему казалось, что он рядом, стоит только протянуть руку и загадать желание, как в детских сказках.

А еще ему помог, как бы это странно не звучало, Снэйп. Он однажды застал его неприлично пьяным в собственной квартире.

– Посмотри, во что ты превратился, Поттер, – брезгливо морщась, прошипел мужчина, выхватывая из онемевших пальцев почти пустую бутылку.

Гарри даже не сопротивлялся, когда Северус за шиворот поднял его с пола и швырнул на диван.

– Зачем ты пришел, Снэйп? – слова получались невнятными и грубыми, но ему было все равно. – Решил снова вспомнить прежние насмешки?

Мужчина замер, и на его лице появилось странное выражение, словно он и сам не знал, почему оказался здесь.

– Это не вернет его, Поттер, – тихо произнес Снэйп, и Гарри горько усмехнулся в ответ.

Они долго молчали, а потом мужчина вдруг стал говорить: о том, как Драко учился в школе, и он, Северус, пытался огородить его от отца, чтобы однажды сын не ступил по скользкой дорожке, как до хрипоты и крови ругался с Люциусом в надежде пробудить в нем хоть какие-то чувства к сыну, как потом, после посвящения, пытался помочь справится Драко со своей болью...

И когда Снэйп закончил говорить, Гарри почувствовал внутри себя зияющую пустоту.

– Я... – он запнулся и все не мог подобрать слова, вдруг сжав исполосованные запястья.

– И это тоже не вернет его, – хрипло произнес мужчина.

Ну почему от его глаз никогда ничего не ускользает?

– У меня осталось немного вина, – вдруг невпопад пробормотал Гарри.

И Снэйп остался, пил вино и слушал его невнятную историю...

Снэйп был первым человеком, которому Гарри рассказал все: все, что с ним было. И самое важное – он понял, профессор его понял. Снэйп не пожалел его, не возненавидел с той прежней силой, а смог понять, и для Гарри это было важнее всего. Потом мужчина стал частым гостем в его доме. Они доверяли друг другу, юноша не сомневался в этом. Но это не означало, что их отношения стали теплыми. Между ними по-прежнему существовали легкая неприязнь, напряжение. И все равно Гарри знал – Снэйп ему поможет.

Когда Гарри вошел в свою маленькую квартирку, Лиэ уже ждала его. Юноша слабо улыбнулся ей и задумчиво взглянул на одну-единственную фотографию во всем доме. С нее улыбался худенький мальчик с яркими, не по-детски грустными глазами. Сколько лет этой фотографии и сколько памяти в ней: вся его жизнь...

А за окном по-прежнему шел дождь, по – прежнему дул ветер и прохожие зябко ежились от пронизывающего холода. Только Гарри теперь был другим. Он впервые по-настоящему осознал, что смог пережить все, что было с ним, смог, несмотря ни на что. И теперь ему дано право на жизнь, не ту черно-белую и ненужную. И сейчас бессмысленно было обращать внимание на дождь, на холод и на равнодушие окружающих его людей, потому что он наконец-то нашел свое место.

И у него никто этого не отнимет.