Я не дам тебе умереть (гет)

— Всё, я успокоился.

...

— Ты меня вообще слышишь?

...

— О'кей, Снейп, я погорячился, а ты отлично выдерживаешь характер. Хватит меня игнорировать, а? Я уже понял, что ты это умеешь. Ну прости. М-мерлин, никогда бы не подумал, что это скажу...

— Никогда бы не подумал, что это услышу, — пожалуй, и правда хватит, а то ж он скоро вообще коллапсирует. От новых и доселе неведомых ощущений, так сказать. — Считаешь, что теперь ты готов спокойно поговорить?

— А я тебе о чём талдычу! — и правда, дозрел. По крайней мере, уже не взбрыкивает, а в голосе только усталость и этакая вынужденная покорность судьбе.

— Фините. Присаживайся, устраивайся поудобнее, чтобы не упасть, потому что ничего хорошего я тебе не скажу.

— Стервятник ты, Снейп, — он ещё и шутить пытается. Однако, могу счесть за комплимент — во всяком случае, это наиболее близко к таковому из всех прозвищ, которые я доселе от Поттера слышал в свой адрес. — Заканчивай уже со вступлением, переходи к делу. Я уже понял, что у тебя были серьёзные основания зайти в гости.

Серьёзные. Именно.

Но чёрт возьми, как же сложно заставить себя говорить! И на какой-то миг я даже радуюсь, что передо мной именно Поттер, а не... она. Поттеру похуй, он и так считает меня ошибкой природы, и вряд ли я смогу сделать хоть что-то, чтобы выглядеть в его глазах ещё хуже. Именно поэтому он, скорее всего, будет способен мыслить здраво и рассудительно — ну хоть в какой-то степени.

Пытаюсь представить разговор с Лили — и мыслено рисую на этом самом кладбище ещё одну могилку. Безымянную.

— Дамблдор рассказал вам о пророчестве? — вот так, с места в карьер, и дальше каяться будет проще. Задумчивый кивок. — А о том, что Тёмному Лорду оно тоже известно?

— У него были подозрения, — Поттер хмурится, вспоминает, высчитывает что-то. Я жду: дойдет до него или нет. Не нарушать же идиллию — думающий гриффиндорец, когда ещё такое увидишь.

Проблеск сознания в глазах. Надо же, как мысль одухотворяет лицо!

— Ты это точно знаешь?

Киваю.

— И Дамблдор знает, что я знаю, что Лорд знает... Могу не продолжать?

— Ты! — в отвращении просто захлебнуться можно. Только я привык и к гораздо худшему, так что — ничего, утрусь. — Т-ты...

— Я, Поттер, я собственной персоной. Что, наш дорогой директор не поставил вас в известность? Пощадил нервы?

Выражение поттеровского лица прекрасно описывается двумя словами: мрачное удовлетворение. Как же, вот оно, убедительное доказательство слизеринской гнусности. Само, можно сказать, пришло.

— Ну ты и мра-азь...

— Сам горжусь. Оправдываться не собираюсь. Дальше говорить будем?

...

— А знаешь, я впервые слышу текст пророчества.

— Не весь. Мне, скажем так, не дали его дослушать.

А даже если бы и дали — толку-то? Трактовал всё равно не я. Моё мнение вообще никого не волновало. И мои желания — тоже. Как обычно.

И — страхи. Этот мир вообще отличается редкостным цинизмом, когда приходит беда.

Я обычно отвечаю ему тем же. Научился.

Если бы пророчество касалось кого-то другого — мне было бы плевать. Люди постоянно умирают, так что ещё один-два обречённых — это сущий пустяк. Мне никогда не было дела до чужих жизней — потому и отнимать их было легко.

Чужих. В том-то всё и дело.

Лили не была для меня чужой. Не могла быть. Не могла стать, как бы мы оба ни старались. Пока она была в стороне от всего этого — там, где дом, семья, друзья — я мог просто о ней не думать. Забыть, вычеркнуть, уйти в совершенно другую жизнь — ту единственную, которая подошла мне и которой подошёл я.

Хреново быть однолюбом. И верность, благородство, самоотверженность, а также прочие подобные красивые слова из гриффиндорского лексикона — это тоже очень и очень хреново. Особенно когда они не только слова.

И прав был Руди, который однажды в пьяном угаре почти три часа кряду заливал мне, что все беды от женщин. Я тогда молодой был, наивный, вот и высмеял бедолагу. А оказалось — он был прав. Как никогда прав. Стоило ей только замаячить снова на моём горизонте — и я уже готов похерить собственную жизнь и предать не только себя, но и всё, что составляет мой смысл уже больше трёх лет.

Потому что она была моим смыслом гораздо дольше, не так ли?

— Какая разница? — Поттер отвечает на те слова, которые я произнёс вслух, но я вижу это как ответ своим мыслям. И молча соглашаюсь.

Действительно, какая разница... теперь-то.

Если бы у меня хватило разумности отсидеться и не высовываться, делая вид, что происходящее меня ни в коей степени не касается, всё было бы проще. Возможно, мне бы даже удалось договориться со своей совестью — рано или поздно. Засунуть голову в задницу и плыть по течению.

Но нет же, взыграло в одном месте. Рыцарство, м-мать его. Побежал спасать свою прекрасную даму, которая наверняка про меня уже забыла давным-давно. Готов на брюхе ползать перед её мужем, лишь бы послушал, лишь бы помог уберечь её.

...Расчувствовался, кретин. Главное, не дать Поттеру это понять. Ладно, наглости мне всегда хватало с лихвой, вот на ней и сыграю эту партию. Хотя, конечно, я предпочёл бы более весомые козыри.

— Никакой. На вас объявлена охота, и это факт.

— Мы под защитой...

— А ты уже час как у меня на прицеле. Поттер, не будь идиотом, если уж я вас нашёл, то Лорду и подавно известно, где вы прячетесь.

— ...Что ты там говорил про Питера?

— То, что он вас сдал. С потрохами. Впрочем, даже это ничего не меняет.

— Объясни.

— Ты сидишь в доме под Фиделиусом меньше недели, Поттер. Ты знаешь, что тебе нужно быть тише воды, ниже травы, и знаешь, почему. И всё равно ты сегодня зачем-то вылез наружу — хоть голыми руками бери!

Что, высказаться хочешь? Ещё бы тебе не возмущаться: правда глаза колет. Но я сейчас предпочитаю продолжить монолог, извини уж. Я недолго, правда. Потерпишь.

— И если даже у меня легко получилось тебя уложить, у Лорда это бы заняло гораздо меньше времени. Он не так церемонится в средствах, Поттер, а от Авады не побегаешь.

О, как задвинул! Самого пробрало. До дрожи.

— Что, по опыту говоришь?

— Не без этого.

Вот он весь я — не могу не выпендриться. Хотя, в общем-то, вполне заслуженно.

Такими темпами я за эту милую дружескую беседу на себя ещё понаговариваю, пожалуй, — так, что на несколько пожизненных в Азкабане хватит. Тоже, в целом, заслуженно, но вот такой славы мне совершенно не надо. Если я настолько дурной, что готов пожертвовать собой — ради идеи ли, ради человека, неважно — это ещё не значит, что я не дам дёру при малейшей угрозе оказаться в объятьях дементоров. Благородство благородством, а остатки собственного разума мне ещё дороги.

Дороже, чем жизнь? Пожалуй. Я уже говорил, что никогда не умел ценить эту штуку.

— Твоему хвостатому приятелю повезло, что он мне попался сейчас, а не… после.

— Сам уже кончай… хвостом вилять. Я от тебя пока ничего вразумительного не услышал.

— Слушать надо лучше! — Поттер хамит, я огрызаюсь, всё в лучших традициях. Как я по этому скучал, подумать только. — Петтигрю продался Лорду — уж не знаю, за сколько и в какой валюте, не спрашивал. Ты — мало того, что не додумался спрятать Хранителя, так ещё и сам прятаться не хочешь. Слабоумие и отвага, да? Резюмируя: Лорд придёт убивать твоего сына не сегодня так завтра. Точнее никто кроме него не скажет, а я не горю желанием спрашивать.

Доспрашивался уже. Нет, даже не до Круциатуса, мы вполне мирно поговорили о том о сём. О жизни, о смерти, о любви… Любит Повелитель такие глубокие темы для бесед.

Но лучше бы Круциатус. Всё что угодно лучше, чем ползать перед ним, пресмыкаться, умолять, унижаться — и уже осознавать, что всё напрасно.

Он ни с кем не советуется в своих решениях. Он может выслушать, да, он любит, когда просят, и он прекрасно понимает, насколько мучительным бывает ожидание. Понимает, что надежда может быть хуже смерти.

Он кто угодно, но отнюдь не дурак. Наоборот, он по-своему гениален — во многом, очень во многом. Ни один из тех, кто числится его сторонниками и соратниками, не пошёл бы за пустышкой со звучным именем.

Но он — человек, а человеку свойственно ошибаться.

Или нет, не так. Он — уже не человек, и поэтому стал слишком плохо понимать людей.

Будь объект жертвой, рабом, слугой, учеником, возлюбленным или ещё кем-то, кто от тебя зависим, — его нужно всегда держать на грани. Давать иногда послабления, но не более того, иначе связь со временем истончится и перестанет его удерживать. Нужно не забывать раз от раза натягивать поводок — резко, рывком, так, чтобы его внимание было обращено только на тебя, так, чтобы он не мог видеть кого-то кроме. Тогда и только тогда он останется с тобой надолго. У меня было время понять и запомнить эти нехитрые, но действенные правила.

Мой Лорд — мастер этой игры со стажем в несколько десятков лет. Его любят и боятся, ненавидят и восхищаются, но никто из встречавших его хотя бы однажды не может остаться к нему равнодушным.

Но — Акела промахнулся. Так тоже случается.

И я — на данный момент единственный свидетель.

Поводок не стоит натягивать слишком сильно, потому что при этом остаётся только два выхода: или сдохнуть, или сбежать. Я до сих пор не уверен и не знаю деталей, но мне кажется, что первым промахом стал Регулус — и он предпочёл первый выход. Я стал вторым — и рискну попробовать второй.

Не будь Рег уже два года как мёртв, я бы с удовольствием убил его собственноручно. Или расцеловал бы, уж не знаю. В конце концов, если копнуть поглубже, вся эта каша заварилась исключительно по его вине. Не знаю и знать не хочу, где он сейчас покоится, но — чтоб ему там сотню раз перевернуться!

Только вот мне это не поможет. И ей — не поможет. Поэтому к чертям собачьим поиски правых и виноватых, сейчас нужно не философствовать, а действовать. И действовать быстро, осмотрительно, а главное — умно.

Умно, ага. В дуэте с гриффиндорцем.

— Что ты предлагаешь?

— Я? Я не предлагаю, я ставлю тебя перед фактом. Как я уже сказал, мне плевать на тебя и на твоего выродка, но я не позволю, чтобы погибла Лили.

Морщится, но даже голос не повышает. Прогресс.

— Поаккуратнее в выражениях, особенно при ней.

— Я не собираюсь с тобой расшаркиваться. Поттер, у меня есть предложение. Ты берёшь свою семью в охапку, и вы все дружно аппарируете куда подальше. К чёрту на рога, на континент, в Бразилию, в Австралию, на Южный Полюс…

— Не вариант, — Поттер хмур и задумчив, но категоричен.

— Храбрость прёт изо всех щелей? Себя не жалко — хоть её пожалей. И выродка, если он тебе тоже дорог.

— Его зовут Гарри. Запомни это, будь любезен! — только я понадеялся на новую перепалку, как Поттер снова стух. — И он может не пережить аппарацию. Дети её переносят очень плохо. Взрослых-то наизнанку выворачивает… Каминная сеть?

— Исключено. Перемещения по каминам могут отслеживаться. Маггловский транспорт?

— И если нас поймают, жертв будет на много порядков больше? Нет. Не такой ценой. Спрятаться в Хогвартсе?

— Нет!

Я вскакиваю, а Поттер таращится на меня с искренним изумлением.

— Послушай, я скажу Дамблдору, что ты нам помогаешь. Я же понимаю, что после этого… тебе тоже нужно будет скрыться. Ты мне не приятель, конечно, но не считаешь, что нужно забыть про такие мелочи? Вопрос жизни и смерти всё-таки…

Сколько пафоса в одной фразе! Нет, суть-то он уловил верно, но формулировку явно позаимствовал из какого-то бульварного романа.

— Нет, Поттер, просто нет. Что в этом слове тебе непонятно? — плюхаюсь обратно на лавочку, обхватываю голову руками. Дамблдор. Чёртов старик. Конечно, к кому ещё под крылышко побегут прятаться дети славного Годрика? Кому ещё они смогут довериться?

Уж конечно не зачуханному слизеринцу.

Проблема в том, что этот слизеринец уже имел счастье пообщаться с милейшим Альбусом. И милейший Альбус не счёл нужным стесняться и скрывать свою истинную сущность. Только вот доказательств у меня нет, чтобы переубедить Поттера, если ему эта идея западёт в душу.

— У тебя есть совершенно идиотская манера ничего не объяснять. Являешься вдруг как снег на голову, вываливаешь на меня охапку радостных новостей… Потом говоришь, что нужно срочно что-то делать, но не говоришь — что. Мой вариант тебя не устраивает, и почему — ты тоже отказываешься говорить. Как тебе вообще верить можно? — теперь он вскакивает и начинает ходить туда-обратно. Три шага — резкий разворот — три шага. Его бы энергию да в мирное русло…

— Если я скажу, что твой ненаглядный директор ничем не лучше Лорда — ты мне поверишь? — говорю я вдруг. Не хотел, честно не хотел, но вырвалось.

Кажется, я снова его удивил. Работа у меня сегодня такая — Поттера удивлять.

— Расскажи, — вдруг покладисто говорит он и садится рядом. Машинально отодвигаюсь на край скамейки и непроизвольно ухмыляюсь.

— Ты меня ещё в гости на чай пригласи.

— Я бы пригласил, — не могу понять по голосу, серьёзен он или издевается, а смотреть в его сторону неохота, — но мне нужно знать всё. Расскажи пожалуйста.

И впрямь — серьёзнее некуда.

Можно было бы представить, что на скамеечке сидят двое старинных приятелей и мирно беседуют за жизнь. Наверное, это примерно так и должно выглядеть.

Если бы тема беседы была чуть менее жуткой.

Если бы мы всю жизнь не были врагами.

Если бы.