Я не дам тебе умереть (гет)

— …Ступефай!

— Ты всегда так начинаешь светскую беседу, Поттер? Экспеллиармус!

— Какого хрена ты здесь забыл, тварь? Инкарцеро!

— Не поверишь — поговорить пришёл! Петрификус Тоталус!

Спустя две минуты обмена любезностями я наконец его достал. Надо признать (увы, не в мою пользу) — совершенно случайно, как раз в тот момент, когда он отвлёкся на хлопнувшую где-то неподалёку дверь.

Хотя сказать по правде — именно такие случайности выигрывают и поединки, и войны, когда силы равны.

Чёрт, я признал Поттера ровнёй себе? Я ошибся. Я ему польстил. Очень и очень сильно. Да, вчетвером, втроём, а также иногда вдвоём эти гриффиндурки из поттеровской компании могли закатать меня под плинтус. Но, во-первых, это было три года назад, а во-вторых — Поттер сейчас один. И ещё несомненно то, что у меня в последнее время практики было хоть отбавляй.

Но, согласитесь, было бы неразумно швырять тёмной магией в человека, которого вроде как пришёл спасать. Хотя первое мне было бы гораздо больше по душе, чем второе.

…Ч-чёрт, ну вот угораздило их поселиться в этом дурном местечке! Я могу понять, почему уникален по природе своей Хогсмид — скрыть такой значительный кусок магического мира весьма непросто, и вряд ли бы это удалось, не будь рядом Хогвартса с его многослойными защитами. Но я совершенно не могу понять, почему волшебники из хороших старых родов добровольно живут рядом с магглами. Нет, конечно, Годрикова Лощина — место в волшебной истории памятное, было бы неправильно полностью отдать его этим недолюдям, но чтобы вот так?

— Обливиэйт.

Соседка, маггла, старая перечница. Спасибо тебе, дорогая, что отвлекла внимание Поттера и позволила мне его успокоить. А теперь

— Империо.

ты забудешь о том, что видела финал магической дуэли, отправишься обратно к себе домой, запрёшься получше и сядешь попивать чай с молоком и вчерашними пирожками, даже не помышляя о том, чтобы снова «сходить к лавочнику» или даже хотя бы просто выглянуть в окно.

Интересно, сколько раз на дню министерским стирателям памяти приходится здесь появляться? Ладно ещё когда магический квартал скрывается где-нибудь в большом городе — далеко за примером ходить не надо, в Лондоне таких местечек напрятано с лихвой. Ладно, когда в любом другом городке, даже небольшом, незаметно живёт парочка-другая волшебников — вспоминать Коукворт неохота, но других примеров у меня перед глазами нет. Особенно хорошо тем, у кого есть родовые магические поместья — как правило, в стороне от магглонаселённой местности.

Но это! Дома понатыканы как придётся. За невзрачной облупившейся вывеской «…птек…» прячется не самая худшая в Британии лавка редких ингредиентов. Под окном у молочника по утрам не собираются бродячие кошки, потому что это тёплое место давным-давно оккупировано пятнистым семейством книзлов — наверняка жили у кого-то из местных, а потом сбежали и размножились. Никогда не знаешь, кто выйдет из соседней двери — то ли маггл в костюме по последнему писку сельской моды, то ли волшебник в мантии (на голое тело, по старой традиции), напрочь забывший о конспирации. Сумасшедший городишко, одним словом.

— С-снейп, — хвала Мерлину, у Поттера хватило мозгов помолчать, пока свидетельница не отправилась к своему чаю. — С-сука, отпус-сти!

Интересно, где он так шипеть научился? Нагини бы сочла за честь его усыновить, пожалуй. Хотя я бы предпочёл, чтобы она его сожрала — и подавилась заодно. Двух зайцев, как говорится…

Но что-то я размечтался, а время идёт. И то, что Поттер обездвиженной тушкой валяется на земле, напоминает мне о Статуте, так что нужно бы его перенести куда-нибудь в тёмную подворотню (здесь должен быть зловещий смех, но мне сейчас вообще не до смеха), где вероятность снова наткнуться на магглов будет поменьше.

Типичная британская глубинка — с наступлением сумерек жизнь здесь замирает практически полностью, и это играет мне на руку. И место для беседы нашлось хорошее, уютное, безлюдное и крайне душевное — на старом кладбище. Даже лавочки есть, чтобы посидеть и отдохнуть.

А Поттер, кстати, поражает меня своим словарным запасом. Ладно я-то, рос в тех ещё трущобах, было где понабраться… Но этот — из хорошей семьи вроде, а выражается так, что заслушаться можно. Интересно, скоро ему собственный монолог надоест? Видимо, нет. Мне надоело быстрее.

— Силенцио. А теперь ты будешь лежать и слушать.

Поттера я с удобством разместил на одной из могильных плит. К счастью, пока я его левитировал до кладбища, новых свидетелей нашей задушевной беседы не прибавилось, поэтому всё прошло быстро и безболезненно.

Велико оказалось искушение прямо здесь его и оставить лежать, пока заклинание не спадёт само, — в октябре, конечно, прохладно, но не так, чтобы он околел насмерть, а вот полежать и подумать о жизни ему бы точно не помешало. Будь ситуация менее напряжённой, я бы не удержался от подобной мелкой пакости.

— Сразу оговорюсь, что на тебя лично я плевать хотел, — осуществлять не стал, всё-таки нужно диалог налаживать, а не привычную грызню начинать. — Надеюсь, ты и сам это понимаешь.

Как хорошо, что он не может дёргаться и говорить! А то, чувствую, одними яростными взглядами дело бы не ограничилось.

Палочку у него я, кстати, забрал — от греха подальше и ко мне поближе. Толку мне от неё чуть больше чем ноль, но ему сейчас тоже. А так я себя чувствую немного увереннее, да и не потеряется ценная вещь. Она нам ещё пригодится.

«Нам». «Нам» с Поттером. Отвратительно. В кошмарном сне бы не смог себе подобный альянс вообразить. Однако, жизнь в этом отношении оказалась куда продуктивнее любых кошмаров.

— Если бы опасность не угрожала Лили, чёрта с два бы я сюда притащился и стал с тобой разговаривать.

Могу собой гордиться: на её имени голос почти не дрогнул. Зато оно привлекло внимание, так необходимое сейчас. Ага, Поттер-ушки-на-макушке почти готов к конструктиву.

— Если ты не совсем идиот, то пообещаешь сейчас не орать и не бросаться на меня, когда я тебя освобожу. Понял?

Зыркнул ещё раз злобно, потом прикрыл глаза. Видимо, это должно означать «да». Ладно, проверим.

— Фините Силенцио, Фините Петриф…

— Что за опасность?!

Гриффиндурок как он есть. И ещё сразу попытался вскочить на ноги — еле успел его поймать на невербальный Мобиликорпус, чтобы не шибанулся головой об мраморное надгробье. Больше десяти минут под заклятьем Окаменения — гарантированные проблемы с подвижностью ещё минут на пять. Коварное заклятье, хоть и простенькое на вид.

Да уж, нечего сказать — хорош, аврор недоделанный. Сидит, прислонившись к этому самому надгробью, морщится, разминает конечности потихоньку. Может, маг он и сильный, но дурак дураком при этом. Впрочем, ударная сила аврората — девяносто процентов именно таких.

— Как ты нас выследил?

Смотри-ка, успокоился. Или делает вид, что успокоился. Во всяком случае, уже не пробует прыгать и плясать, да и говорит почти нормальным голосом, без истерики.

— Птичка одна напела. Точнее, крыса.

— Пи… — надо же, спохватился, сообразил, что я могу блефовать. Вот только я не блефую.

— Пи, пи. Именно так крысы и пищат. А если уметь слушать, можно разобрать некоторые подробности.

— Что с ним? — Поттер хмур и суров, можно было бы испугаться, если бы его палочка не была припрятана у меня в рукаве. И если бы не было гораздо более существенных поводов для страха — увы, общих, хоть Поттер об этом пока и не знал.

— Жив и здоров, к сожалению.

— А что тогда…

— Если ты перестанешь перебивать меня глупыми вопросами, я объясню.

— Палочку верни.

— Обойдёшься, мне так спокойнее.

— Сопливус, ты совсем охерел? Тебе мало того, что я согласен тебя выслушать?

— Так у меня есть гарантия, что ты дослушаешь. Стой! Ещё шаг — получишь Инкарцеро.

— И ты что, думаешь, что с тобой вообще возможно нормально разговаривать?!

— Инкарцеро! А я предупреждал…

— Всё, я успокоился.

...

— Ты меня вообще слышишь?

...

— О'кей, Снейп, я погорячился, а ты отлично выдерживаешь характер. Хватит меня игнорировать, а? Я уже понял, что ты это умеешь. Ну прости. М-мерлин, никогда бы не подумал, что это скажу...

— Никогда бы не подумал, что это услышу, — пожалуй, и правда хватит, а то ж он скоро вообще коллапсирует. От новых и доселе неведомых ощущений, так сказать. — Считаешь, что теперь ты готов спокойно поговорить?

— А я тебе о чём талдычу! — и правда, дозрел. По крайней мере, уже не взбрыкивает, а в голосе только усталость и этакая вынужденная покорность судьбе.

— Фините. Присаживайся, устраивайся поудобнее, чтобы не упасть, потому что ничего хорошего я тебе не скажу.

— Стервятник ты, Снейп, — он ещё и шутить пытается. Однако, могу счесть за комплимент — во всяком случае, это наиболее близко к таковому из всех прозвищ, которые я доселе от Поттера слышал в свой адрес. — Заканчивай уже со вступлением, переходи к делу. Я уже понял, что у тебя были серьёзные основания зайти в гости.

Серьёзные. Именно.

Но чёрт возьми, как же сложно заставить себя говорить! И на какой-то миг я даже радуюсь, что передо мной именно Поттер, а не... она. Поттеру похуй, он и так считает меня ошибкой природы, и вряд ли я смогу сделать хоть что-то, чтобы выглядеть в его глазах ещё хуже. Именно поэтому он, скорее всего, будет способен мыслить здраво и рассудительно — ну хоть в какой-то степени.

Пытаюсь представить разговор с Лили — и мыслено рисую на этом самом кладбище ещё одну могилку. Безымянную.

— Дамблдор рассказал вам о пророчестве? — вот так, с места в карьер, и дальше каяться будет проще. Задумчивый кивок. — А о том, что Тёмному Лорду оно тоже известно?

— У него были подозрения, — Поттер хмурится, вспоминает, высчитывает что-то. Я жду: дойдет до него или нет. Не нарушать же идиллию — думающий гриффиндорец, когда ещё такое увидишь.

Проблеск сознания в глазах. Надо же, как мысль одухотворяет лицо!

— Ты это точно знаешь?

Киваю.

— И Дамблдор знает, что я знаю, что Лорд знает... Могу не продолжать?

— Ты! — в отвращении просто захлебнуться можно. Только я привык и к гораздо худшему, так что — ничего, утрусь. — Т-ты...

— Я, Поттер, я собственной персоной. Что, наш дорогой директор не поставил вас в известность? Пощадил нервы?

Выражение поттеровского лица прекрасно описывается двумя словами: мрачное удовлетворение. Как же, вот оно, убедительное доказательство слизеринской гнусности. Само, можно сказать, пришло.

— Ну ты и мра-азь...

— Сам горжусь. Оправдываться не собираюсь. Дальше говорить будем?

...

— А знаешь, я впервые слышу текст пророчества.

— Не весь. Мне, скажем так, не дали его дослушать.

А даже если бы и дали — толку-то? Трактовал всё равно не я. Моё мнение вообще никого не волновало. И мои желания — тоже. Как обычно.

И — страхи. Этот мир вообще отличается редкостным цинизмом, когда приходит беда.

Я обычно отвечаю ему тем же. Научился.

Если бы пророчество касалось кого-то другого — мне было бы плевать. Люди постоянно умирают, так что ещё один-два обречённых — это сущий пустяк. Мне никогда не было дела до чужих жизней — потому и отнимать их было легко.

Чужих. В том-то всё и дело.

Лили не была для меня чужой. Не могла быть. Не могла стать, как бы мы оба ни старались. Пока она была в стороне от всего этого — там, где дом, семья, друзья — я мог просто о ней не думать. Забыть, вычеркнуть, уйти в совершенно другую жизнь — ту единственную, которая подошла мне и которой подошёл я.

Хреново быть однолюбом. И верность, благородство, самоотверженность, а также прочие подобные красивые слова из гриффиндорского лексикона — это тоже очень и очень хреново. Особенно когда они не только слова.

И прав был Руди, который однажды в пьяном угаре почти три часа кряду заливал мне, что все беды от женщин. Я тогда молодой был, наивный, вот и высмеял бедолагу. А оказалось — он был прав. Как никогда прав. Стоило ей только замаячить снова на моём горизонте — и я уже готов похерить собственную жизнь и предать не только себя, но и всё, что составляет мой смысл уже больше трёх лет.

Потому что она была моим смыслом гораздо дольше, не так ли?

— Какая разница? — Поттер отвечает на те слова, которые я произнёс вслух, но я вижу это как ответ своим мыслям. И молча соглашаюсь.

Действительно, какая разница... теперь-то.

Если бы у меня хватило разумности отсидеться и не высовываться, делая вид, что происходящее меня ни в коей степени не касается, всё было бы проще. Возможно, мне бы даже удалось договориться со своей совестью — рано или поздно. Засунуть голову в задницу и плыть по течению.

Но нет же, взыграло в одном месте. Рыцарство, м-мать его. Побежал спасать свою прекрасную даму, которая наверняка про меня уже забыла давным-давно. Готов на брюхе ползать перед её мужем, лишь бы послушал, лишь бы помог уберечь её.

...Расчувствовался, кретин. Главное, не дать Поттеру это понять. Ладно, наглости мне всегда хватало с лихвой, вот на ней и сыграю эту партию. Хотя, конечно, я предпочёл бы более весомые козыри.

— Никакой. На вас объявлена охота, и это факт.

— Мы под защитой...

— А ты уже час как у меня на прицеле. Поттер, не будь идиотом, если уж я вас нашёл, то Лорду и подавно известно, где вы прячетесь.

— ...Что ты там говорил про Питера?

— То, что он вас сдал. С потрохами. Впрочем, даже это ничего не меняет.

— Объясни.

— Ты сидишь в доме под Фиделиусом меньше недели, Поттер. Ты знаешь, что тебе нужно быть тише воды, ниже травы, и знаешь, почему. И всё равно ты сегодня зачем-то вылез наружу — хоть голыми руками бери!

Что, высказаться хочешь? Ещё бы тебе не возмущаться: правда глаза колет. Но я сейчас предпочитаю продолжить монолог, извини уж. Я недолго, правда. Потерпишь.

— И если даже у меня легко получилось тебя уложить, у Лорда это бы заняло гораздо меньше времени. Он не так церемонится в средствах, Поттер, а от Авады не побегаешь.

О, как задвинул! Самого пробрало. До дрожи.

— Что, по опыту говоришь?

— Не без этого.

Вот он весь я — не могу не выпендриться. Хотя, в общем-то, вполне заслуженно.

Такими темпами я за эту милую дружескую беседу на себя ещё понаговариваю, пожалуй, — так, что на несколько пожизненных в Азкабане хватит. Тоже, в целом, заслуженно, но вот такой славы мне совершенно не надо. Если я настолько дурной, что готов пожертвовать собой — ради идеи ли, ради человека, неважно — это ещё не значит, что я не дам дёру при малейшей угрозе оказаться в объятьях дементоров. Благородство благородством, а остатки собственного разума мне ещё дороги.

Дороже, чем жизнь? Пожалуй. Я уже говорил, что никогда не умел ценить эту штуку.

— Твоему хвостатому приятелю повезло, что он мне попался сейчас, а не… после.

— Сам уже кончай… хвостом вилять. Я от тебя пока ничего вразумительного не услышал.

— Слушать надо лучше! — Поттер хамит, я огрызаюсь, всё в лучших традициях. Как я по этому скучал, подумать только. — Петтигрю продался Лорду — уж не знаю, за сколько и в какой валюте, не спрашивал. Ты — мало того, что не додумался спрятать Хранителя, так ещё и сам прятаться не хочешь. Слабоумие и отвага, да? Резюмируя: Лорд придёт убивать твоего сына не сегодня так завтра. Точнее никто кроме него не скажет, а я не горю желанием спрашивать.

Доспрашивался уже. Нет, даже не до Круциатуса, мы вполне мирно поговорили о том о сём. О жизни, о смерти, о любви… Любит Повелитель такие глубокие темы для бесед.

Но лучше бы Круциатус. Всё что угодно лучше, чем ползать перед ним, пресмыкаться, умолять, унижаться — и уже осознавать, что всё напрасно.

Он ни с кем не советуется в своих решениях. Он может выслушать, да, он любит, когда просят, и он прекрасно понимает, насколько мучительным бывает ожидание. Понимает, что надежда может быть хуже смерти.

Он кто угодно, но отнюдь не дурак. Наоборот, он по-своему гениален — во многом, очень во многом. Ни один из тех, кто числится его сторонниками и соратниками, не пошёл бы за пустышкой со звучным именем.

Но он — человек, а человеку свойственно ошибаться.

Или нет, не так. Он — уже не человек, и поэтому стал слишком плохо понимать людей.

Будь объект жертвой, рабом, слугой, учеником, возлюбленным или ещё кем-то, кто от тебя зависим, — его нужно всегда держать на грани. Давать иногда послабления, но не более того, иначе связь со временем истончится и перестанет его удерживать. Нужно не забывать раз от раза натягивать поводок — резко, рывком, так, чтобы его внимание было обращено только на тебя, так, чтобы он не мог видеть кого-то кроме. Тогда и только тогда он останется с тобой надолго. У меня было время понять и запомнить эти нехитрые, но действенные правила.

Мой Лорд — мастер этой игры со стажем в несколько десятков лет. Его любят и боятся, ненавидят и восхищаются, но никто из встречавших его хотя бы однажды не может остаться к нему равнодушным.

Но — Акела промахнулся. Так тоже случается.

И я — на данный момент единственный свидетель.

Поводок не стоит натягивать слишком сильно, потому что при этом остаётся только два выхода: или сдохнуть, или сбежать. Я до сих пор не уверен и не знаю деталей, но мне кажется, что первым промахом стал Регулус — и он предпочёл первый выход. Я стал вторым — и рискну попробовать второй.

Не будь Рег уже два года как мёртв, я бы с удовольствием убил его собственноручно. Или расцеловал бы, уж не знаю. В конце концов, если копнуть поглубже, вся эта каша заварилась исключительно по его вине. Не знаю и знать не хочу, где он сейчас покоится, но — чтоб ему там сотню раз перевернуться!

Только вот мне это не поможет. И ей — не поможет. Поэтому к чертям собачьим поиски правых и виноватых, сейчас нужно не философствовать, а действовать. И действовать быстро, осмотрительно, а главное — умно.

Умно, ага. В дуэте с гриффиндорцем.

— Что ты предлагаешь?

— Я? Я не предлагаю, я ставлю тебя перед фактом. Как я уже сказал, мне плевать на тебя и на твоего выродка, но я не позволю, чтобы погибла Лили.

Морщится, но даже голос не повышает. Прогресс.

— Поаккуратнее в выражениях, особенно при ней.

— Я не собираюсь с тобой расшаркиваться. Поттер, у меня есть предложение. Ты берёшь свою семью в охапку, и вы все дружно аппарируете куда подальше. К чёрту на рога, на континент, в Бразилию, в Австралию, на Южный Полюс…

— Не вариант, — Поттер хмур и задумчив, но категоричен.

— Храбрость прёт изо всех щелей? Себя не жалко — хоть её пожалей. И выродка, если он тебе тоже дорог.

— Его зовут Гарри. Запомни это, будь любезен! — только я понадеялся на новую перепалку, как Поттер снова стух. — И он может не пережить аппарацию. Дети её переносят очень плохо. Взрослых-то наизнанку выворачивает… Каминная сеть?

— Исключено. Перемещения по каминам могут отслеживаться. Маггловский транспорт?

— И если нас поймают, жертв будет на много порядков больше? Нет. Не такой ценой. Спрятаться в Хогвартсе?

— Нет!

Я вскакиваю, а Поттер таращится на меня с искренним изумлением.

— Послушай, я скажу Дамблдору, что ты нам помогаешь. Я же понимаю, что после этого… тебе тоже нужно будет скрыться. Ты мне не приятель, конечно, но не считаешь, что нужно забыть про такие мелочи? Вопрос жизни и смерти всё-таки…

Сколько пафоса в одной фразе! Нет, суть-то он уловил верно, но формулировку явно позаимствовал из какого-то бульварного романа.

— Нет, Поттер, просто нет. Что в этом слове тебе непонятно? — плюхаюсь обратно на лавочку, обхватываю голову руками. Дамблдор. Чёртов старик. Конечно, к кому ещё под крылышко побегут прятаться дети славного Годрика? Кому ещё они смогут довериться?

Уж конечно не зачуханному слизеринцу.

Проблема в том, что этот слизеринец уже имел счастье пообщаться с милейшим Альбусом. И милейший Альбус не счёл нужным стесняться и скрывать свою истинную сущность. Только вот доказательств у меня нет, чтобы переубедить Поттера, если ему эта идея западёт в душу.

— У тебя есть совершенно идиотская манера ничего не объяснять. Являешься вдруг как снег на голову, вываливаешь на меня охапку радостных новостей… Потом говоришь, что нужно срочно что-то делать, но не говоришь — что. Мой вариант тебя не устраивает, и почему — ты тоже отказываешься говорить. Как тебе вообще верить можно? — теперь он вскакивает и начинает ходить туда-обратно. Три шага — резкий разворот — три шага. Его бы энергию да в мирное русло…

— Если я скажу, что твой ненаглядный директор ничем не лучше Лорда — ты мне поверишь? — говорю я вдруг. Не хотел, честно не хотел, но вырвалось.

Кажется, я снова его удивил. Работа у меня сегодня такая — Поттера удивлять.

— Расскажи, — вдруг покладисто говорит он и садится рядом. Машинально отодвигаюсь на край скамейки и непроизвольно ухмыляюсь.

— Ты меня ещё в гости на чай пригласи.

— Я бы пригласил, — не могу понять по голосу, серьёзен он или издевается, а смотреть в его сторону неохота, — но мне нужно знать всё. Расскажи пожалуйста.

И впрямь — серьёзнее некуда.

Можно было бы представить, что на скамеечке сидят двое старинных приятелей и мирно беседуют за жизнь. Наверное, это примерно так и должно выглядеть.

Если бы тема беседы была чуть менее жуткой.

Если бы мы всю жизнь не были врагами.

Если бы.

Жаль, что нельзя было использовать Феликс Фелицис — удача бы мне сейчас пригодилась. Но с тех, кто переступает порог этого кабинета, спадает действие любых чар и зелий. Защитный барьер здесь стоит поистине мастерский, я такой тонкости работы могу только позавидовать.

— Ты хочешь о чём-то попросить, Северус, — не спрашивает, а констатирует мой визави, и мне остаётся лишь склонить голову, подтверждая его правоту. — Говори.

Я десятки и сотни раз пытался проигрывать у себя в голове этот разговор, но он застаёт меня врасплох. Всё идёт не по сценарию. Всё рушится.

Уже неважно, чем я себя выдал. Взглядом? Жестом? Вздохом? Повелитель хорошо умеет читать такие знаки, и чтобы не выдать перед ним чувств, нужно просто их не иметь.

Но это слишком сложно, когда рассудок охвачен страхом, когда нет сил спать из-за еженощных кошмаров, когда случайно найденный в подвале боггарт едва не доводит до помешательства, потому что не просто понимаешь, а видишь наглядно: она скоро умрёт. Она должна умереть. Она…

Лили.

— Мой Лорд, — сухо сглатываю, перевожу дыхание, лишь бы урвать хоть небольшую паузу для попытки успокоить мятущиеся мысли. — Вы уверены, что в пророчестве говорится именно о ребёнке Поттеров?

Поттер-Эванс, Эванс-Поттер. Ты досталась не мне, я сам тебя оттолкнул, слепой дурак, но я уже привык довольствоваться малым — мне было достаточно знать, что ты жива. И можно было мечтать о смерти твоего мужа, от злости скрипеть зубами в подушку по ночам, срываться в истерику, видя похожее лицо в толпе и снова понимая, что это не ты. Можно было до беспамятства пить огневиски и бросаться на каждую рыжую шлюху — хорошо, что у меня хватило сил удержаться хотя бы от этого. Можно было не вспоминать о тебе неделями и месяцами, можно было убеждать себя забыть — но это не мешало знать, что ты есть. И этого знания мне хватало. Это было больше, чем я заслуживал.

— Интересный поворот разговора. Сомневаешься в моей правоте?

Мне хочется верить, что он действительно удивлён, но... я не могу ему поверить. Впервые.

Он никогда не лжёт своим слугам, убеждаю я себя, ему незачем лгать. Ложь — это способ использовать слабых, не более, ложь не для тех, кого он отметил достойнейшими.

Почему я так боюсь, что он лукавит? Потому, что сам готовлюсь много врать?

— Ни в коей мере. Я... просто хотел уточнить.

Он усмехается. Он любит прощать мне такие небольшие дерзости — в конце концов, я же как-никак особый экспонат в его личном бестиарии, а потому иногда заслуживаю особого снисхождения.

Заслуживаю ли его сейчас?

— Ты хочешь просить для них пощады, я ведь прав?

Кажется, я бледнею — во всяком случае, чувствую, как в один момент мертвеет лицо и холодеют кончики пальцев. Отрицать? Это не будет правдой. Подтверждение же может быть расценено как измена.

Но ведь это не измена, бьётся в голове. Опасность — в мальчишке, до которого мне нет никакого дела. А Лили... она ведь не нужна Повелителю, правда?

Девочка моя золотая, ты ведь никогда не простишь мне таких мыслей, если узнаешь о них. Ты же даришь себя полностью и без остатка тем, кто тебе дорог, ты только так и умеешь. Так ты никогда не оставляла попыток быть хорошей сестрой, пусть Туни и называла тебя ненормальной. Так ты бросалась на мою защиту в школе, хотя шла против своих же однокурсников и знала, что я потом буду злиться на твою бесшабашность и на твою отвагу в минуты моей слабости. Так ты посвятила себя Поттеру, когда выбрала его, — и, я уверен, стала лучшей из жён. Так, зная тебя, ты отдала бы жизнь за своего ребёнка.

Но у меня нет другого выхода. Пожалуйста, позволь мне убедить в этом хотя бы себя самого.

— Не для них, — собственный голос слышится как будто со стороны. — Только для неё. Я... прошу вас, мой господин, сохраните жизнь Лили Эв... Поттер. Пожалуйста!..

Как же, должно быть, жалко это звучит. Я отвратительно жалок.

Лорд сидит за столом, вполоборота ко мне. Я не смею поднять на него взгляд, только слышу, как он выстукивает пальцами рваный ритм по деревянной столешнице. Стук сердца. Стук первых комьев земли по крышке гроба.

Сердце сбивается с ритма. Лорд смеётся. В душе впервые за множество дней вспыхивает надежда.

Вскидываю голову — не почудилось.

— Вот оно как, — он всё ещё улыбается, — тебе нужна эта женщина, Северус? А что насчёт её мужа?

— Я ненавижу его.

Он немного поворачивает голову, смотрит мне в глаза, и я знаю, что прервать сейчас зрительный контакт будет не просто безрассудством, а самым настоящим самоубийством. Я впускаю его в свой разум без малейшего промедления, без капли неуверенности: смотрите! смотрите, как и за что я ненавижу Джеймса Поттера; смотрите, как отвергает меня-ещё-школьника обиженная рыжая девчонка, которая теперь носит его имя и растит его сына. Смотрите. Верьте. И... одарите своей милостью.

Когда это заканчивается, а картинки из прошлого гаснут перед внутренним взором, возвращаясь в глубины памяти, я едва не падаю. Сколько это длилось? Минуту? Пятнадцать минут? Час? Голова идёт кругом. Так бывает всегда, когда

не-думать-об-этом

он проникает в моё сознание.

— Так разбиваются иллюзии, — наконец нарушает он тишину. Снова улыбается. — Мне уже начало казаться, что один из моих лучших рыцарей совсем лишён плотских страстей. Ты любишь эту женщину, Северус?

не-думать-не-думать

— Я хочу получить её, мой Лорд, — в моём голосе только горечь, досада и застарелый гнев. Любить — её? После того, как она бросила меня ради этого проклятого выскочки? Как же, лучший в квиддиче и в Трансфигурации, славный ученик Школы Авроров! Тщательно скрываемая гниль, дерьмо на палочке в яркой обёртке — так будет точнее.

— Ты впервые пришёл ко мне просить, и это меня удивляет. Не потерял же ты голову из-за какой-то грязнокровки? Меня бы это очень сильно… разочаровало.

Презрительно кривлюсь. Нет уж, моя голова мне ещё дорога, и терять её по столь ничтожному поводу я не намерен. Как и терять расположение Повелителя, кстати.

— Я всё сказал, мой Лорд. Вам ведь не нужна эта женщина... Отдайте её мне, прошу вас!

— Довольно изощрённая месть, не так ли? Обречь на смерть сына той, которую хочешь заполучить... и, возможно, мужа. Что ты скажешь насчёт Джеймса Поттера? Думаю, ты заслужил право озвучить его приговор.

— Убейте его! — в этот момент я очень ярко напоминаю себе Беллатрикс — столько неподдельной ярости прорывается в этих двух словах. Мне не нужно притворяться.

— Хорошо, — Лорд равнодушно пожимает плечами, но я чувствую, что он доволен. — Твоя преданность должна быть вознаграждена. Я исполню твою просьбу.

Нет... нет!

Повелитель никогда не нарушает своего слова.

А я сам загнал себя в ловушку.

Не хочу этого понимать, не хочу признавать, не хочу верить… не хочу проигрывать. Не могу потерять её.

— Только... только эту просьбу, Повелитель?

— Оспариваешь моё решение?

— Я не смею, но…

— «Но»? Моя милость не безгранична, Северус. Разговор окончен.

— Пожалуйста! Я прошу… умоляю вас! Отдайте мне её! Убейте Поттера, убейте ребёнка, но оставьте мне Лили…

Я ещё пытаюсь цепляться за свою надежду, но её остывшие осколки режут пальцы в кровь — или это просто стиснуты кулаки и ногти впиваются в ладони?

Я никогда не умел просить и никогда не просил. Я всегда считал это слишком унизительным. И я никогда не думал, что от этого может зависеть нечто большее, чем моя собственная жизнь.

Я стою на коленях, потому что у меня уже не осталось той гордости, за которую можно было бы держаться.

Я… плачу?

Я прошу и требую, настаиваю и снова умоляю. Я знаю, что нужно остановиться, но не могу — будто прорвало какой-то внутренний барьер, какую-то стену, за которой я так долго и так безнадёжно пытался спрятать своё прошлое от своего настоящего. И я вижу, как вырвавшийся на волю поток уничтожает моё будущее.

Хлёсткая пощёчина сбивает меня на пол, заставляя замолчать. Беззвучно вздрагиваю, кусая губы. Наверное, я мог бы подняться — но зачем?

Рывок за волосы — вместо приказа встать.

Он не отпускает даже когда мы оказываемся лицом к лицу, и я могу только смотреть в сузившиеся от гнева глаза. Злые багровые искры в их тёмной глубине — или мерещится?

— Зарываешься, мальчиш-шка, — свистящим шёпотом выдыхает он. Ещё один рывок — он отталкивает меня к двери, и я пячусь по инерции, пока не упираюсь в неё спиной.

Не смею поднять глаза, прячусь за растрёпанными чёрными прядями. Стискиваю в пальцах ворот мантии так, что почти начинаю задыхаться.

Под ногами стремительно мелькает какая-то мелкая тень и ускользает на другой конец комнаты, но это последнее, что меня сейчас волнует.

— На первый раз ты прощён. Надеюсь, что второго раза не будет — ты понял, Северус?

Съёживаюсь, ещё сильнее склоняя голову. Да, мой Лорд. Мне нечего больше сказать. Второго раза не будет, мой Лорд. Клянусь.

— Убирайся.

Дверь захлопывается. Меня трясёт. Приваливаюсь спиной к стене, медленно сползаю вниз. Нужно уйти — но куда? зачем?

Неважно. Даже сейчас я понимаю, что выбрал не лучшее место, чтобы упиваться своим страданием. Пытаюсь встать — и замираю в неловкой позе.

Из-за угла неторопливо скользит гибкое тело змеи. Почти бесшумно вьётся по ковру, замирает на миг около меня, пробует на язык мой страх и с едва заметным шелестом удаляется в приоткрывшуюся перед ней дверь. Нагини — единственная, кому всегда открыт вход в его кабинет.

— …сподин, вы же обещали, обещали отдать её мне!

— Успокойся, Хвост. Лорд Волдеморт никогда не нарушает своего слова. Не сомневайся, я знаю, какой награды достойна верная служба…

За закрывшейся дверью снова не слышно ни слова.

Встаю.

Кому вы пообещали отдать её, мой Лорд? И зачем нужно было устраивать для меня этот фарс?

С кем вы разговариваете сейчас, мой Лорд? Я знаю этот голос. Знаю, но не могу вспомнить.

Я больше не представляю для вас ценности, мой Лорд? Моя служба показалась вам недостаточно верной?

Я опоздал, мой Лорд? Идите к чёрту.

И я тоже пойду, пожалуй…

Возможно, если бы у меня было больше времени на раздумья, я бы нашёл другой выход. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Если бы я не был так взвинчен, я бы в жизни не помыслил о том, чтобы добровольно отправиться к Альбусу Дамблдору. Если бы я в тот момент был немного более рассудительным — или наоборот, более отчаявшимся, — я мог бы иначе ответить на его последний вопрос.

В этой истории получается слишком много разных «если бы». Отвратительно. Осталось только докатиться до «если бы Лили училась на Слизерине, а Поттер умер во младенчестве». Я не фаталист, но что уже случилось — то случилось, тут никакой Маховик Времени не поможет переиграть всё заново. И ничто не способно предотвратить те многочисленные глупости, которые я уже успел натворить.

Меня всегда это крайне раздражало — я имею в виду собственную эмоциональность. Я забивал её в себе, затыкал, заглушал, запирал наглухо, запрещал себе чувствовать то, что казалось мне лишним и нерациональным. Будучи парией, это в конечном итоге не слишком-то сложно — никого не интересует, что творится в душе у отщепенца. Только вот непредусмотренных срывов никто не отменял. О, нет, в последнее время у меня стала гораздо лучше получаться эта маска — холодность, отстранённость, равнодушие. Может быть, когда-нибудь она станет идеальной, и мне действительно будет безразлично то, что происходит с миром и с людьми вокруг меня. Но — ещё не теперь.

А что ещё мне оставалось делать? Снова умолять Повелителя в попытке его переубедить? Бесполезное занятие: он действительно никогда не нарушает своего слова и не меняет принятых решений. Открыто ему противостоять? Самоубийство чистой воды.

Я не мог спасти Лили и прекрасно это понимал.

Наверное, именно из этого понимания родился дурацкий, наивный и такой насквозь детский порыв: найти того, кто сможет. Найти кого-то достаточно сильного, властного и

доброго?

справедливого, который сделает так, чтобы всё было хорошо. Как по волшебству.

Даже мне иногда хочется верить в чудо.

И я истово верил в него, когда в приступе глухого отчаяния пытался прорваться за границу защиты Хогвартса, напрочь забыв о том, что школа закрыта для таких как я. Верил, когда бросил свои попытки и просто ждал, надеясь на то, что они не останутся незамеченными для директора и что он ответит на этот бессловесный зов. Я шарахался от каждой тени и был готов ко всему, я не мог и не хотел себе представлять итог нашей встречи — но ждал.

Уже почти угаснув на пронизывающем ветру, моя вера поднялась и вспыхнула с новой силой ослепляюще белым светом. Белый. Альбус. Альбедо. Вознесение, воскрешение, очищение.

Но воскрешению всегда должна предшествовать смерть, а это в мои планы никак не вписывалось.

— Не убивайте меня!..

— Я и не собирался.

Кому бы ещё довелось в один день постоять на коленях перед двумя величайшими магами нашего времени? Но мне было уже всё равно. Мне нужно было забыть, что такое гордость и достоинство. Ради чуда нужно чем-то жертвовать — и пусть это будет такая ерунда как собственные принципы...

— Ну, Северус? Какое сообщение хочет передать мне Лорд Волдеморт?

— Никакого... никакого сообщения. Я здесь по своей воле...

Наверное, стоило бы немного успокоиться прежде чем приходить сюда. Но тогда — успокоившись — я наверняка не решился бы прийти. Много думал бы, просчитывал ходы и искал решения, а в конце концов запросто мог бы спустить всё на тормозах. И не простил бы себе этого.

А покаяние и должно быть таким. Слезливо-эмоциональным и почти истеричным.

— Я… я пришёл предупредить!.. Нет, просить… пожалуйста…

— Какая просьба могла привести ко мне Упивающегося Смертью?

Но это не было ни расчётом, ни игрой.

Дамблдор. Я не знал его. Я понятия не имел, как себя с ним вести. Одно дело — видеть иногда старика-директора и периодически получать от него выговоры, будучи студентом. Совсем другое — явиться к могущественному врагу с личной просьбой. При этом прекрасно помня, что Дамблдор-директор никогда не был ко мне особо расположен — да и кто был? И оттого не слишком рассчитывая получить его расположение… скажем так, в ином качестве.

Лили.

Мне больно даже думать о тебе — не то что говорить. Путаются мысли, путаются слова — проклятье, как же сложно словами выражать чувства! Я не умею этого делать, не научился, не привык!

Я должен. И слова выталкиваются из гортани насильно, отрывисто, несвязно — но я продолжаю говорить, давясь ими.

— Это… пророчество… предсказание… Трелони…

— Ах, да. Как много ты рассказал Лорду Волдеморту?

Дежавю. Или правильнее будет сказать — «дежа антандю», если я верно помню слышанные от Люциуса французские словечки.

Эти интонации заставляют меня вздрогнуть и на несколько секунд впасть в оцепенение. О, я уже слышал похожие. Совсем недавно. И тогда эта нарочитая якобы неосведомлённость оказалась фарсом.

— Всё… Всё, что я слышал.

Если господину директору требовалось подтверждение того, что он и так знал… что же, пожалуйста.

Но если даже тот, кого называют Тёмным Лордом, ценит прямоту — неужели Пресветлый Альбус не предпочтёт её попыткам юлить и оправдываться?

— Вот почему… дело в том… он думает, что речь идёт о Лили Эванс!

Не смог назвать её по фамилии мужа… смешно. Конечно. Я помчался спасать не миссис Поттер, а рыжую девчонку Эванс с соседней улицы. Своё воспоминание.

— В пророчестве не говорилось о женщине. Оно упоминало лишь мальчика, рождённого в конце июля.

— Вы прекрасно понимаете, о чём я! Он думает, что речь о её сыне, он охотится за ней… и убьёт их всех.

Если бы не остатки надежды, я бы ушёл в этот момент. Время! Проклятый старик как будто нарочно тянет время, как будто издевается, демонстративно не желая говорить напрямую.

Или я просто этого не заслуживаю?

— Если она так дорога тебе, Лорд Волдеморт, конечно же, пощадит её. Разве ты не мог выпросить спасения для матери взамен её сына?

— Я пытался. Я… просил его.

— Ты отвратителен.

Не только вам, господин директор. Но если бы у меня хватило дури просить за всех Поттеров, я бы как минимум не стоял теперь здесь. И уж явно не смог бы попытаться сделать ещё хоть что-то, чтобы уберечь её.

— Тебя совсем не заботит гибель её мужа и сына? Пусть они умрут — лишь бы ты мог получить желаемое?

Да! — так и рвётся в ответ, и я едва от него сдерживаюсь. Ну конечно же. Пресветлый Альбус не может принять подобного пренебрежения жизнью моего врага и его выродка. Для него ценны все жизни — ведь так?

Проверим?

— Тогда спрячьте их всех! Спасите её… их! Пожалуйста…

— А что я получу взамен, Северус?

С такими как я чудеса не случаются. Мне нужно было понять этот факт ещё много лет назад.

Что-то оборвалось. Что-то сломалось.

Что-то стало отчётливо ясно.

Однажды мне уже был задан точно такой же вопрос, но — другим человеком. Не-человеком. Разница лишь в том, что тогда на кону стоял только я сам, и это была не такая уж большая плата — даже в случае ошибки. Теперь же… я не хочу пытаться измерять ценность её жизни, но она уж всяко выше моей собственной. Не говоря уже о том, что без неё мир для меня просто перестанет быть.

А вот господин директор напрямую предложил мне назначить цену аж сразу всей семье Поттеров. Да, вот так, легко и непринуждённо. Кто бы мог подумать?

— Взамен… — тупо повторяю я, всё ещё пытаясь осознать этот факт.

— Я жду твой ответ.

Белый свет на конце его палочки разгорается всё ярче, спугнув окружающий нас сумрак. Он неприятно режет глаза, заставляя прикрыться ладонью, но тем самым приводит меня в чувство.

Мой ответ?

Мне не нравится, когда меня заставляют изменить единожды сделанный выбор, не оставляя других вариантов. Я вообще ненавижу, когда приходится выбирать. И дай мне Мордред не возненавидеть себя за то, что я сейчас сделаю.

Медленно нащупать на земле собственную палочку, оброненную ещё в начале разговора — нет, не подвела, не укатилась далеко и будто бы живая сразу скользнула в руку. Так же медленно подняться, не отводя ладони от глаз — нельзя сейчас его спугнуть, а выражение своего лица я вряд ли способен контролировать.

— Аппарейт!

Показалось — или действительно успел в последний миг заметить на его лице неверие и гнев? А даже если и показалось — какая разница…

Замечательно, Снейп, ты обрубил для себя ещё один мост. И что у тебя осталось в итоге?

Ничего лишнего, мысленно отвечаю я себе. Остался при своих. При всём том, что у меня было, когда я пришёл к своему первому хозяину. При том, что самовольно забрал у него несколько часов назад, но не захотел преподнести возможному второму на блюдечке с голубой каёмочкой.

Я вернулся к тому, с чего начинал три года назад. У меня снова нет ничего… кроме самого себя. Клоповник, в котором я живу, за актив не считается.

Хотелось бы верить, что Дамблдор всё-таки не настолько расчётливая тварь, какой он себя показал, и что моей просьбой, то есть защитой поттеровского семейства, он озаботится вне зависимости от отсутствия оплаты за услугу — особенно с моей стороны, человека, вообще никаким боком не имеющего отношения к Поттерам, что бы я там себе ни напридумывал в отношении Лили. Хотелось бы… но заставить себя действительно в это поверить я теперь уже не смогу.

С верой у меня нынче вообще дефицит. С верой кому-то, с верой в кого-то и во что-то, ну и с прочими разновидностями.

Я побеждён, брошен всеми и дезориентирован, а ещё мне наконец нужно собраться и подумать о том, что делать дальше — до этого я не слишком утруждал себя раздумьями, вот и результат получил закономерный, то есть никакого. Ну разве что по пути подрастерял довольно приличную дозу розовых иллюзий об окружающей меня действительности, если можно так сказать о чувстве, когда рушится собственный внутренний мир.

Я люблю свой старый дом на Спиннерс-Энд, пусть даже название кривой улочки из пары дюжин домов навевает неприятные мысли о чём-то мерзко-паучьем, а вполне реальные пауки давно и прочно обосновались в нежилых комнатах — то есть во всех кроме той, что отведена под мой кабинет. Фабрику, которая некогда дала жизнь этому кварталу, закрыли лет пять назад, и соседи-магглы теперь делятся на две категории: самые везучие бросают свои хибары или продают за бесценок перекупщикам, а сами разъезжаются в поисках лучшей доли; те же, кто и без того едва сводил концы с концами, а теперь окончательно опустил руки, в подавляющем большинстве медленно спиваются и вымирают. Пожалуй, пройдёт ещё лет десять-пятнадцать — и моё логово останется единственным жилым местом во всём районе, чему я буду только рад. Если доживу, конечно же.

Я люблю этот дом за то, что он не питает ко мне никакого снисхождения. Слишком много удушающе-тяжёлых воспоминаний прячется по углам — даже странно, что боггартов я находил всего дважды. А ещё этот дом очень хорошо настраивает на философский лад, напоминая, что всё сущее тщетно, и что рано или поздно отмирает и хорошее, и плохое. Как умерла моя мать, которую я любил; как умер мой отец, которого я ненавидел.

Забравшись с ногами на подоконник и устремив расфокусированный взгляд куда-то в темноту за грязным окном, я проигрываю в голове каждый значимый момент этого долгого дня, перекатываю на языке каждое услышанное слово, пытаясь не упустить ни малейшей детали. И прихожу к выводу, что в случае с Лили никакая философия не действует, и «рано или поздно» меня не устраивает совершенно. Точнее, меня не устраивает «рано».

На слове «Хвост» я останавливаюсь; оно гадко скрипит на зубах, гнилостно горчит в горле, не даёт себя так просто взять и отбросить. Из приближённых к Повелителю хвостатых я знаю двоих: Фенрира и Нагини, и первому бы просто негде было спрятаться в кабинете в тот момент (не говоря уже о том, что мне очень сложно представить Фенрира, лебезящего таким елейным голоском, срывающимся на фальцет), а вторая прибыла позднее, да и произношение у неё несколько не человеческое.

А с чего я вообще взял, что подобная кличка обязательно должна принадлежать кому-то зооморфному? Словечко-то достаточно многозначное, если посмотреть. Может быть, её владельцу просто было свойственно постоянно хвостиком за кем-нибудь волочиться...

Понимание, такое близкое к озарению, вдруг взбрыкивает и срывается с крючка, исчезает за потоком надуманных, а потому заведомо неправильных предположений.

Оконное стекло разлетается вдребезги, когда я со всей дури впечатываю в него кулак; от досады хочется разреветься — как третьекурсница, которой не подписали разрешение на визиты в Хогсмид. И успокаивает не столько боль, сколько долгий, нудный и методичный процесс извлечения осколков из ран. Ну и ещё промозглый ледяной ветер, моментально оккупировавший комнату.

За это время я окончательно понимаю, что не остановлюсь, чем бы мне это ни грозило — понимаю сухо и отстранённо, словно мне предстоит не опасное мероприятие, а ночное бдение у кровати умирающего престарелого дядюшки.

У меня всё ещё нет никакого плана, но есть Цель и есть несколько более мелких целей. Первая из них — продолжать своё обычное существование, как ни в чём не бывало. Возвращаться к Повелителю по первому зову, благоговеть перед ним и обыденно-старательно исполнять малейшие его повеления и пожелания. Если я сбегу сейчас, я вряд ли смогу этим отвлечь его внимание от поиска Поттеров, но при этом становлюсь мишенью сам с большой вероятностью этих самых Поттеров не пережить, а это нерационально.

Мне ещё нужно выяснить личность этого невидимки — собеседника Повелителя. А для этого лучше быть рядом с Ним.

Вызов приходит под утро, и я дизаппарирую сразу: спать и так не планировал, да и собираться особо не нужно, только мантию накинуть.

Повелитель в ярости, он даже не считает должным запирать в сознании свой гнев, и тот обжигает меня подобно раскалённой лаве. Мигрень обеспечена часов на пять, не меньше: как бы я ни закрывался, лава легко прожигает все выстроенные внутри моего разума стены. Но от этого есть и польза: я без лишних объяснений понимаю, какие новости он узнал. Поттеры, месторасположение которых было совершенно точно известно ему ещё вчера, исчезли с горизонта. И некий шпион Лорда — тоже.

Соотнести упоминание об этом шпионе с личностью давнишнего визитёра Повелителя, ориентируясь на его мыслечувства и пару-тройку туманных оговорок, — дело техники. То есть логики.

Хвост. Шпион Повелителя. Человек, близкий к Поттерам. Человек, который хвостиком волочится за кем-то. Например, за Поттером. А ещё за Блэком. И иногда за Люпином.

Когда Лорд изволит злиться, под раздачу попадают все, и я не исключение. Но когда я наконец снова возвращаюсь домой на откровенно подгибающихся после Круциатуса ногах, я улыбаюсь своему оскалу в зеркале.

Не знаю, надолго ли мне хватит этой неожиданной удачи, но я собираюсь воспользоваться ей в полной мере.

Как бы то ни было, Дамблдору доверять всё равно нельзя — он, конечно, начал действовать, но почему-то мне кажется, что уже поздно, и решение судьбы Поттеров — вопрос нескольких дней. Раньше Лорд не слишком-то уделял ему внимание, справедливо полагая, что может заняться проблемой Пророчества в любой момент; думаю, теперь он начнёт действовать — после такой-то провокации.

И, зная его, своей цели так или иначе добьётся. Тем более, что за Поттером, как оказалось, тоже водится дурная привычка доверяться не тем людям. Ну вот чего ему стоило выбрать более надёжного Хранителя?! Согласен, он мог руководствоваться тем, что на Петтигрю никто не подумает, но это же такая сопля и размазня, что стоит чуть надавить — и он не только друзей сдаст, но и маму свою по кусочкам лордовской змеюке скормит!

— Ну, ошибся, — смущённо пожимает плечами Поттер. — С кем не бывает…

— Конечно! — не могу удержаться от сарказма. — И правда. Вручить на тарелочке свою жизнь единственному приятелю, который уже больше двух лет как вертится в на редкость дурной компании — да пустяк! На такое только совсем безмозглый гриффиндорец способен, спешу тебя огорчить.

— А что, умный слизеринец, который — заметь! — всю жизнь сидит в этом гадюшнике, был бы лучше?

Надо же, и у Поттера приемлемый уровень ехидства прорезался. Главное, не перейти к традиционному мордобою — как-то сейчас неуместно будет.

— Я никогда не предал бы Лили. Что бы ты обо мне ни думал. И не говори сейчас о Пророчестве — тогда никто не мог понять, о ком в нём говорится.

Ненавижу вот так вот выкладывать душу перед посторонними людьми. И тем более — перед крайне неприятными мне людьми.

Но, в конце концов, какими ещё своими принципами я не успел поступиться за последние несколько дней? Так что было бы о чём переживать…

Конечно, поясняя Поттеру причины моего появления у его дома, я в подробности не вдавался — изложил кратко, сухо и в основных фактах. Остального он бы всё равно не понял, пустоголовый. Но, кажется, его и так проняло. Хотя оправился быстро, надо признать, и готов действовать — только вот плана нет и его составлением Поттер вряд ли станет себя утруждать.

Что гораздо хуже, плана нет и у меня. Да, получилось — по чистой случайности — сыграть на опережение, добраться до Петтигрю и выбить из него всю необходимую информацию… а толку? Я не знаю ни одного волшебника, который сможет противостоять Лорду — если это не Дамблдор, конечно, но что-то сомневаюсь, что он согласится лично сидеть и караулить Поттеров, а по мере надобности — и закрывать их своей неширокой грудью. И бегство… тоже не вариант. Беглеца всегда можно найти.

Иногда, да и сейчас тоже, просто выть хочется от бесплодности собственных попыток что-то предпринять. От безнадёжности знания, что всё бесполезно.

Кажется, я где-то заразился гриффиндурством, потому что это меня не останавливает.

— Пойдём, — говорит вдруг Поттер, поднимаясь на ноги и, помедлив, зачем-то протягивает мне руку. Я её игнорирую, но тоже встаю.

— Куда, позволь спросить?

Пожимает плечами с нарочито легкомысленным видом:

— Я же обещал тебя на чай пригласить! И… — снова медлит. — Думаю, Лили будет рада тебя увидеть.

Буду ли рад я сам? Забавный расклад получается всё-таки. Здрасте, нарисовался бывший приятель, нынешний предатель, пришёл сказать, что тебя скоро убьют, а заодно и весь чай твой выпить, тебе всё равно он уже не понадобится.

Чёрт, вот сейчас я готов запаниковать и отступить — вопреки всему, что решил для себя раньше. От Лорда ушёл, от Дамблдора ушёл, а вот увидеть холод и ненависть в любимых глазах... боюсь.

— Снейп, а Снейп? — наконец подаёт голос Поттер после новой затянувшейся паузы. — А может быть ты наконец вернёшь мне палочку? Или ты ещё не поверил, что я не буду на тебя бросаться?

Что я там не так давно думал про веру? Отвечаю ему слабой ухмылкой, но палочку возвращаю. Зря.

— …Кретин, идиот, баран гриффиндорский! — на оригинальность не тянет, но от моего шипения Поттер шарахается в растерянности. — Ты хоть понимаешь, что я тебя чуть Круциатусом не приложил?! Дошутиться хочешь?!

Виноватый Поттер? Не смешите. Он весь — воплощение мрачного удовлетворения.

— Ну, убивать мне тебя нежелательно, — бормочет, — а душу отвести как-то нужно было...

На моём лбу гордо переливается яркими цветами короткая надпись: "Я МУДАК".

Пальцы, стиснувшие рукоять палочки особым хватом для Второго Непростительного, дрожат. Какую возможность упускаю, а? Сколько лет об этом мечтал, а когда подвернулся наконец случай — приходится останавливать уже занесённую руку.

Молча разворачиваюсь. Ухожу, на ходу стирая хулиганскую надпись антизаклятьем. Да пошёл он...

Оклик Поттера догоняет меня уже почти у самых кладбищенских ворот.

— Эй, Снейп, ты куда собрался? Да подожди же ты! Постой! Ну ты что, совсем шуток не понимаешь?!

Ответить или проигнорировать? Всё-таки останавливаюсь, и не думая оглянуться. Видеть его не хочу, придурка этого.

— Не понимаю и не собираюсь понимать. Иди с Петтигрю пошути, весельчак.

— Убью, попадись он мне! — как же, перевёл тему и надеется, что я забуду.

Догнал наконец. Дальше пришлось идти уже с ним вместе, делая вид, что нам просто по пути.

— Убьёшь, Поттер? Да ну? Кишка тонка.

— Хочешь на себе проверить?! — мигом заводится он.

— Попробуй, — равнодушно пожимаю плечами. Всё равно ведь не станет.

Конечно. Махнул рукой — проехали, мол.

На пороге своего дома он остановился, обернулся ко мне.

— Я всё ещё не уверен, что не совершаю ошибку…

Подумать только, а ведь он меня по-настоящему боится. Не ожидал. Оказывается, это приятно щекочет самолюбие.

Голос такой серьёзный, какого я ещё никогда в жизни у него не слышал. И мне ничего не остаётся, кроме как ответить в тон.

— Я не причиню вреда никому из твоей семьи, Поттер. Даже тебе. Клянусь.

Это не Непреложный Обет и даже не любая другая магическая клятва, которая так или иначе заставляет держать обещание — это просто слово. Но я никогда не раскидываюсь подобными словами. Поттеру этого, конечно, знать неоткуда, но я наконец-то вижу: он решился.

За открывшейся дверью — полумрак, едва разгоняемый тусклым волшебным светильником; когда первый из нас перешагивает порог, свет становится ярче, заставляя невольно поморщиться, но не в силах заставить зажмуриться: я сейчас хочу видеть то, что представляет собой этот дом. Может быть, потому, что где-то в глубине души тлеет надежда на то, что Лили здесь плохо, и она хочет, чтобы её отсюда забрали; может быть, из-за того, что я вообще впервые за несколько лет могу соприкоснуться с тем, что с ней связано.

Вру. Я просто хочу увидеть её.

Конечно же, она не сидит под дверью в прихожей и не ждёт нас. Ей вообще неоткуда знать, что я здесь — сюрприз будет. Обрадуется ли она такому сюрпризу? Или я должен буду чувствовать признательность только за то, что меня не выставят за дверь сразу же после того, как она меня увидит?

— Проходи, разувайся, а то грязи нанесёшь…

Поттер сам скидывает ботинки, стягивает тёплый свитер, небрежно швыряет его на диванчик. Я медлю.

Здесь очень чисто и уютно. Но это не идеально-стерильная чистота, какая часто встречается, например, в фамильных поместьях некоторых моих знакомых. На вешалках мантии перемежаются с маггловскими куртками и плащами; ботинки, туфли и тапочки стоят вразнобой; на всём виднеется лёгкий налёт этакого комфортного хаоса, когда далеко все вещи не лежат на своих местах, но лежат именно так, как удобно хозяевам.

В углу стоит детская коляска, и у меня начинает щемить сердце.

Тот факт, что у Лили есть ребёнок, само собой, для меня давно не секрет. Но одно дело — знать, и совсем другое — понять это. Понять, что уже давно нет ни задорной девчонки из соседнего квартала, ни очаровательной девушки с параллельного курса, а есть только взрослая замужняя женщина, домохозяйка, мать.

Почему-то все эти эпитеты вызывают в голове резкий диссонанс. И я знаю, почему. Я слишком боюсь увидеть, что она изменилась. Что она — уже совершенно не тот человек, которого я знал.

Что она — не та Лили, которую я люблю. Что все мои старания были ради совершенно постороннего человека.

— Эй, Снейп, что с тобой? — это Поттер. Щёлкает пальцами у меня перед глазами, привлекая внимание.

Осознаю, что всё это время я простоял, вжимаясь спиной в закрытую дверь. И всё ещё не могу заставить себя сделать хоть шаг вперёд.

— Говорю же тебе, разувайся. И мантию снимай, повесь… куда-нибудь, где место найдёшь. Я пока пойду разбужу Лили.

— Не надо… — пытаюсь сказать я, чувствуя, как червячок страха во мне разрастается, превращаясь в настоящее чудовище.

Он оглядывается в недоумении.

— Почему?..

Я не могу ему это объяснить, и молчание затягивается, но из дверного проёма соседней комнаты доносится сонный голос:

— Джи, это ты? Уже вернулся?

Всё происходит невыносимо медленно, будто случился какой-то сбой плавного бега времени, и реальность надвигается словно бы рывками. И в какой-то момент я понимаю, что она уже стоит в дверях — волосы со сна взъерошены, длинная футболка соскользнула с одного плеча — и трёт глаза, просыпаясь на ходу.

Дурацкая мысль — а вдруг не заметит?

А потом — растерянно-изумлённое:

— Северус?..