Пульсом под кожей (гет)

Внизу их ждет машина. Обыкновенная маггловская машина. Темно-серого, почти грифельного оттенка. Гермиона напрягает память, пытаясь вспомнить марку, но не может. Слишком долго она была вдали от мира, породившего её.

Дверь со стороны водителя открывается, и сразу же над их головами возникает большой черный зонт, укрывая от пронизывающих струй дождя. Она благодарно улыбается и садится в услужливо распахнутый салон машины. Блэк тут же усаживается рядом, дверь с тихим шорохом закрывается, отрезая их от бушующей непогоды.

— Френсис, домой, — командует Альтаир, и шофёр послушно кивает, тут же трогаясь с места.

Гермиона немного ошарашенно смотрит на Френсиса, словно до нее только впервые дошло, что её собираются куда-то увезти.

— Простите, — она переводит недоуменный взгляд на своего спутника, — а куда вы меня везёте?

— Домой, — повторяет тот, отряхивая с лацканов пальто случайные капли.

— Домой? — тонкие брови сходятся над переносицей. Ей настолько сильно хотелось вырваться из осточертевшей палаты, что она даже не задумывалась, что же ждёт за привычными светлыми стенами.

— Да, в мой дом.

Гермиона не решается продолжать расспросы и замолкает, уставившись на залитое дождём стекло. Впервые ей хочется узнать что-то о мире, от которого она была отрезана столько времени.

— Мои родители?

Блэк поворачивает к ней голову и некоторое время просто рассматривает, словно взвешивая свои дальнейшие слова.

— Мне очень жаль, Гермиона.

Она кивает, не чувствуя совершенно ничего в том месте, где должно быть сердце. Словно и сама знает, что родителей давно нет на этом свете.

— В вашем доме есть сад?

— Очень большой.

— Я люблю сады.

— Думаю, вам понравится то, что вы увидите, — на его губах появляется обворожительная улыбка знающего себе цену человека. — Недавно мой садовник вывел новый сорт роз. Они называются Victoriae Pretium*.

— У победы очень страшная цена, — бормочет Гермиона себе под нос.

— Не волнуйтесь, у этой Победы даже колючек нет, она совершенно безобидна, — иронизирует Блэк, склоняя голову набок.

Гермиона некоторое время изучает сидящего рядом с ней мужчину. Называть его Альтаиром почему-то тяжело, словно где-то в глубине памяти она помнит совершенно другое имя, которое гораздо больше подходит ему. Его профиль хорошо виден на фоне залитого дождём стекла, словно вырезанный из плотного картона или же нарисованный черной тушью. Черты резкие, можно даже сказать, хищные, сглаживаются невероятной синью глаз, и их цвет будит в Гермионе воспоминания о полночно-синем небе, которое бывает в середине лета. В угольного цвета волосах проглядываются тонкие нити седины, особенно заметные, когда Альтаир Блэк задумчиво склоняет голову набок. Любопытство толкает Гермиону дальше: она прослеживает взглядом ровный нос, опускается к губам и чувствует, как невольно краснеет, стоит только объекту её исследования перехватить направленный на него взгляд.

— Ну как, хорош? — безобидно усмехается он, не отводя глаз. И Гермиона может поклясться, что в их колдовской глубине прячутся насмешливые искорки.

Смущение проходит так же внезапно, как началось, и она гордо вскидывает подбородок, поддерживая его игру:

— Снаружи — идеал, а что внутри пока не ясно.

— Туше, — легко соглашается Альтаир. — Но, думаю, это вы тоже скоро выясните.

— Вы приходитесь родственником Нарциссе Малфой? — спрашивает она, чтобы как-то заполнить паузу, повисшую после его слов.

В памяти мелькают отрывочные воспоминания о красивой женщине с забранными в узел светлыми волосами и строгой серой мантии, отороченной бархатом. Именно такой она запомнилась Гермионе в их последнюю встречу в Визенгамоте.

— Все мы — родственники друг другу, — философски вздыхает Блэк. — Во всех нас течёт одна кровь, несущая по венам искру волшебства, верно?

— Д-да, — немного удивленно протягивает Гермиона. С такой позиции она никогда не задумывалась о своем даре.

— Нарцисса — моя дальняя кузина, как, впрочем, и представители большинства семейств, входящих в священные двадцать восемь, будь они неладны.

— Ваш дом… — переводит она тему, уходя от необходимости что-то отвечать на его слова, — он большой?

Ей невероятно интересно, каким будет место, куда её везут. Не окажется ли она вновь заперта в четырёх стенах, как было до этого? И не поменяла ли одну клетку на другую?

— Моя семья раньше использовала его как летнюю резиденцию, чтобы отдохнуть от многолюдных городов. Думаю, вам там будет уютно.

Блэк замолкает, сосредотачиваясь на размытом пейзаже за окном, и Гермиона тоже погружается в свои мысли. Будет ли дом, в который её везут, сильно отличен от того, что она видела на площади Гриммо?

Дорога занимает много времени. Дождь размеренно барабанит по крыше, серый пейзаж, расцвеченный яркими пятнами смазанной от дождя зелени, мягко убаюкивает, и Гермиона успевает задремать, прислонившись виском к прохладе оконного стекла.

Резкое движение машины вырывает Гермиону из состояния полудремы, и первые пару мгновений она совершенно не может сориентироваться в пространстве: все кажется, что и приход Блэка, и последующая поездка — всего лишь плод измученного воображения. Но вместо прохлады окна под щекой Гермионы бьётся чьё-то сердце, а плечи обнимает тёплая рука. Вздрогнув, она высвобождается и лихорадочно приглаживает волосы, оттягивая момент, когда придётся встретиться с Альтаиром взглядом.

— Я-я… мне жаль, что я задремала, — выдавливает Гермиона.

— Ничего, дорога была длинной, да и шум дождя может усыпить кого угодно.

Альтаир улыбается ей краешком губ, и Гермиона вздыхает, чувствуя, как накатывает облегчение.

Дверь с его стороны открывается, и Блэк легко выходит из машины, принимая из рук Френсиса большой зонт. Он оборачивается и мгновение смотрит на Гермиону, словно решается на следующий шаг, который непременно перевернет его жизнь с ног на голову.

— Добро пожаловать в мой дом, — Блэк протягивает руку, приглашая Гермиону покинуть уютный салон авто и оказаться среди бушующей непогоды.

Гермиона чувствует, как сокращаются на мгновение мышцы, когда она вкладывает свою узкую ладонь в его руку. Шаги Альтаира широкие и размеренные, но ей всё равно приходится чуть ускориться, чтобы не отстать. Зонт надёжно укрывает от косых струй дождя, и Гермионе остаётся только наблюдать, как рябит поверхность луж.

Сложно назвать просто домом величественное строение возрастом не в одну сотню лет. Серые стены, облицованные гранитной кладкой, взмывают на три или четыре этажа — Гермионе не удаётся рассмотреть крышу, ведь для этого надо выйти из-под надежного укрытия зонта. Высокие окна по бокам массивной парадной двери украшены цветными вставками, но из-за пасмурного дня тяжело понять, что изображено на них. Широкие каменные ступени выныривают прямо перед ней, заставляя настороженно замереть. Отголоски воспоминаний рисуют другие такие же потрескавшиеся от времени ступени, по которым ей когда-то пришлось подниматься.

— Гермиона? — осторожно спрашивает Альтаир, склоняясь к ней, чтобы лучше рассмотреть выражение её лица. — Вам нехорошо?

Она слабо качает головой, пытаясь скрыть подкатившую тошноту, и только крепче стискивает его локоть негнущимися пальцами. «Наваждение, всего лишь наваждение», — шепчет она себе, судорожно сжимая шарф.

— Всё в порядке, — ложь привычно срывается с её губ.

Цепкий взгляд ещё минуту держит её в напряжении, а потом Блэк отвлекается на кланяющегося домовика, встречающего их на пороге.

— Хозяин, добро пожаловать.

Она недоуменно смотрит то на склонившегося домовика, одетого в опрятное полотенце; то на невозмутимого Альтаира, замершего на пороге дома; то в огромное зеркало, занимающее всю противоположную стену. И надо сказать, зеркало привлекает Гермиону гораздо сильнее, чем всё остальное, ведь там, в зеркальной глубине, застыла совсем иная она, не та, которую ей доводилось видеть на протяжении долгих дней в оконном стекле.

— Давайте, я вам помогу, — Блэк ловко избавляет её от пальто, небрежно скидывая одежду домовику, и Гермиона выкарабкивается из того отрешенного состояния, в которое её погрузило злополучное стекло.

— Вы не часто здесь бываете? — неожиданно спрашивает она, и, наткнувшись на недоуменный взгляд Альтаира, поясняет. — Домовик вам рад, словно вы редко посещаете этот дом, и ваш зонт — вы прислонили его к стене вместо того, чтобы отдать эльфу, как сделали бы, воспринимай вы его, как некую константу вашей жизни.

— В наблюдательности вам не откажешь, — усмехается он. — Признаю, тут вы меня подловили. Позвольте, я покажу вам дом, — Блэк предлагает ей локоть, и Гермиона, поколебавшись, принимает его, чувствуя, как усталость начинает потихоньку наваливаться на неё.

— Вы не любите здесь бывать?

— Отчего же, здесь тихо и хорошо, особенно в теплое время года, — возражает Альтаир, медленно ведя её по анфиладам комнат первого этажа.

Гермиона краем сознания отмечает убранство помещений, выдержанных в холодных тонах, и они настолько отличны от привычных бежевых стен палаты, что она невольно вздыхает с облегчением: «Не приснилось».

— В доме долгое время никто не жил, и домовики, конечно же, рады возвращению Блэков сюда. Здесь ещё немного неуютно, но это пройдёт, когда жизнь снова забурлит в этих стенах.

— Дома, как люди: не любят одиночества и запустения, — соглашается Гермиона, когда они минуют просторную гостиную с огромным роялем. Нечто столь же грандиозно-великолепное стояло в концертном зале музыкального колледжа, куда мать её водила заниматься музыкой ещё в той, дохогвартской жизни.

— Вы играете? — вопрос срывается автоматически, она даже не успевает хорошенько его обдумать.

— Когда-то давно играл, — чуть подумав, произносит Блэк, поворачивая обратно. — Но в последние лет двадцать я к нему даже не подходил.

— И никогда не было желания вновь коснуться клавиш?

— В моей жизни были желания куда более существенные и необходимые, чем наигрывание мелодий старинных менуэтов.

— Жаль, — вздыхает Гермиона, — я когда-то мечтала стать пианисткой и завоевать весь мир своим талантом.

— И что же вам помешало?

Складывается впечатление, что ему действительно интересен её ответ, а Гермиона улыбается своим воспоминаниям.

— Ко мне прилетела сова.

— Разрушились одни мечты, зато появились другие, — не соглашается Альтаир, и тут же переводит разговор, заметив грусть в глазах идущей рядом Гермионы. — На втором этаже расположены спальни. Я подготовил комнату с видом на сад, думаю, вам должно понравиться.

Гермиона удивленно поднимает голову — когда он успел переговорить с домовиками? Она ведь только в машине обронила, что ей нравятся сады…

— Благодарю, — под её ногами мягко пружинит толстый ковер, которым застелена широкая лестница. Дом погружен в тишину, лишь где-то отдалённо слышится звон посуды — должно быть, домовики вносят последние коррективы.

Второй этаж встречает их огромным панорамным окном, в которое громко тарабанит дождь, безмолвно прося впустить его внутрь. Гермиона запрокидывает голову, чтобы проследить вьющиеся по потолку узоры из чередующихся созвездий. Сознание привычно отмечает знакомые названия: Персей, Кассиопея, Андромеда… Почти как на гобелене на площади Гриммо, 12. Именно там Гермионе впервые довелось увидеть целый звёздный атлас в родословной одной семьи.

— Мои предки видели в этом гораздо больший смысл, — поясняет Альтаир, — нежели я. Для меня это просто традиция, насчитывающая, Мерлин знает, сколько веков. Вот только звёзды не приносят счастья в жизни.

— Профессор Синистра с вами бы не согласилась, — вздыхает Гермиона.

— Профессор Синистра вообще редко с чем соглашалась, — парирует Блэк.

Негромкий смешок вырывается у Гермионы, когда она вспомнила затянутую в темную мантию фигуру профессора Астрономии. Слова Блэка как нельзя более точно охарактеризовали категоричный характер Авроры Синистры, и можно было подумать, что ему лично довелось учиться под её началом. А может, так и было?

— Вы тоже заканчивали Хогвартс?

Гермиона не смотрит на него, сосредоточившись на скатывающихся по оконному стеклу дождевых каплях, поэтому выражение лёгкого замешательства, появившегося на лице Альтаира, остается для неё незамеченным.

— Я был на домашнем обучении, — ровно звучит его голос. — Мои родители посчитали, что домашнее образование будет более эффективным, чем групповые занятия в школе.

— Вот как, — Гермиона удивлённо смотрит на него. — Мне всегда казалось, что здоровая конкуренция позволяет стремиться к большему, а не довольствоваться малым.

— Возможно, вы и правы.

Они неспешно направляются дальше по коридору, минуя высокие двери из тёмного дерева, украшенные резными вставками. Медные ручки блестят в свете газовых ламп, освещающих полутёмный коридор.

— Надеюсь, понравится, — произносит он, останавливаясь перед одной из дверей. — Если вдруг что-то будет вам не по душе, убранство можно с лёгкостью заменить.

— В этом нет необходимости, — отзывается Гермиона, осматривая выделенную ей комнату.

Даже в ненастный день комната полна света: светлые шпалеры покрывают стены, отчего помещение кажется гораздо больше, чем есть на самом деле. Такая же светлая резная мебель расставлена аккуратными группками, не загромождая пространство.

— Если вам вдруг станет холодно, — произносит Блэк, заставляя её сосредоточиться на звуке его голоса, — можно разжечь камин.

Он замолкает, дожидаясь ее реакции, а у Гермионы не хватает слов, чтобы описать, насколько же она рада переменам, произошедшим с ней. Слёзы наворачиваются на глаза, и окружающая обстановка расплывается, заставляя ее невольно ухватиться за руку Блэка в попытке удержаться на ногах.

— Вы, наверное, устали, — неправильно истолковывает Альтаир её состояние. — Думаю, вам стоит отдохнуть перед ужином.

Гермиона собирается было возразить, но внезапная догадка останавливает её порыв: что, если ему тоже надо отдохнуть от её докучливого общества? Может быть, он тоже устал от её немногословных ответов, граничащих с хамством?..

— Вы правы, отдых сейчас был бы весьма кстати, — согласно кивает Гермиона, с сожалением выпуская его руку и пряча дрожащие пальцы в складках платья. — Во сколько мне надо будет спуститься вниз?

— Я обычно ужинаю в семь, — задумчиво рассматривая её, отзывается Блэк. — Если вам вдруг что-то понадобится, не стесняйтесь и зовите Магнейуса, ему приказано исполнять любую вашу просьбу.

— Благодарю, — Гермиона отворачивается от него, направляясь к широкому окну-эркеру. Там под угрюмым серым небом раскинулся огромный сад, и она отчаянно жалеет, что погода мешает выйти и взглянуть на него вблизи.

— Я слышал, что завтра будет солнечно, — словно читает её мысли Альтаир, — думаю, вам определенно стоит наведаться туда.

Гермиона даже не сразу понимает, что он уже несколько минут, как стоит у неё за спиной, наблюдая за каждым движением. И то странное тепло, охватившее её, как она думала, при виде разноцветных пятен сада, связано именно с ним.

— Если пожелаете, я могу показать вам дальнюю беседку у озера. Будучи ребёнком, мне нравилось там бывать.

Гермиона не сводит глаз с неясного отражения Блэка в оконном стекле, анализируя его слова. Хочется согласиться, но врожденная осторожность заставляет тщательно взвешивать каждое своё решение. Что она знает по сути об этом человеке — ничего, если не считать того факта, что по неведомой ей причине, он согласился забрать безумную мисс Грейнджер к себе. Гермиона давно уже не обманывается относительно своего состояния. Но в подобное великодушие со стороны совершенно незнакомого человека она вряд ли поверит, ведь за каждым «благородным» порывом скрывается вполне реальная выгода. И пока она не поймёт, ради чего Альтаир Блэк вытянул ее из Мунго, делать какие бы ни было выводы ещё слишком рано. А значит, остаётся только играть по правилам, внимательно следя за развитием событий… И когда она открывает рот, с её губ срывается вежливое:

— Буду признательна, Альтаир.

Отражение Блэка в окне согласно кивает, и он отступает на шаг назад, чтобы в следующий миг развернуться и покинуть её комнату. И Гермиона остро чувствует холод, скользнувший по спине, когда источник тепла исчез.

— Я со всем разберусь, — нарушает тишину спальни её голос.

А пока ей и вправду не помешает отдохнуть — напряжение, сковывающее её весь день, спадает, стоит Гермионе опустить голову на воздушные подушки. И сама того не замечая, она проваливается в сон.

Гермиона уже не видит, как в комнату осторожно приоткрывается дверь и на пороге замирает Альтаир. Бесшумно он приближается к кровати, присаживаясь в стоящее рядом кресло. Его пальцы дрожат, когда Блэк протягивает руку и невесомо касается волос спящей. Пряди совсем не такие, какими он запомнил их тогда: они кажутся тоньше и более хрупкими, совсем, как и их хозяйка.

Время и болезнь здорово потрудились над её обликом, превратив любознательную, вечно ищущую истину девочку с копной непослушных волос во взрослую, чуть уставшую женщину с заострившимися чертами лица, но по-прежнему яркими карими глазами. Единственным, что ещё осталось в ней от той Гермионы, которую он когда-то знал. И её прикосновения — такие невесомые, едва ощутимые во время их прогулки по дому, словно рядом с ним находился не живой человек из плоти и крови, а всего лишь тень, видение из прошлого и не более — перенести было гораздо сложнее, чем пытку Круциатусом. Ведь той приходит долгожданный конец, когда кажется, что даже кости способны растечься от облегчения, здесь же избавления не предвидится: ни через час, ни через день… ни через несколько лет.

Он тянется ослабить впившийся в горло галстук, но вместо этого с силой зарывается в волосы. Боль заставляет очнуться, прийти в себя от того, что мучает его столько лет. Может быть, теперь он встал на правильный путь и сможет найти выход?

— Я обязательно найду способ вернуть тебе долг, — тихо произносит Блэк, вставая и укрывая Гермиону пледом, лежащим в изножье. — Подожди еще немного.

____________________

*Victoriae Pretium — Цена Победы (лат.)