Кажется, это начало прекрасной дружбы (джен)

Питеру действительно мало не показалось. Еще долго он думал о разговоре с профессором МакГонагалл как о самом страшном моменте своей жизни. Декан — высокая светловолосая ведьма — была ровесницей миссис Петтигрю, но из-за строгости и темной одежды выглядела такой же старой, как директор Дамблдор. Ученики побаивались профессора, считая ее холодной и даже придирчивой, но лишь немногие знали, что Минерва МакГонагалл намного добрее и отзывчивее, чем кажется. Она никому не спускала нарушений школьных правил, особенно своим бесшабашным гриффиндорцам, но если декан и назначала наказание, то оно всегда было справедливым.

Когда Филч приволок к ней очередных нашкодивших львят, она не потеряла хладнокровия. Ее, конечно, возмущало уничтожение старинного и очень ценного магического артефакта, но еще больше она удивилась тому, что на этот раз виновниками оказались не Поттер и Блэк – кошмар и ужас Гриффиндора, а Ремус и Питер – скромные тихие мальчики, с которыми раньше не было никаких проблем.

Декан не позволила эмоциями проявиться в выражении лица или в тоне голоса. Но Питер Петтигрю тем не менее умудрился прочитать на ее лице весь спектр чувств от возмущения до разочарования, и его сердце сжалось в маленький жалкий комок. И когда после получасового разговора профессор МакГоннагалл отпустила их, пообещав, что назначит наказание после обсуждения с директором, он сначала не поверил своему счастью.

Филч, которому так и не разрешили испробовать новые розги, злобно глянул на провинившихся студентов и буркнул:

— Выгонят вас, как пить дать, — а потом повернулся и ушел по своим делам. А Ремус и Питер, понурив головы, поднялись в гриффиндорскую башню. Полная дама на портрете, закрывающем вход в гостиную факультета, посмотрела на них сочувственно и пропустила, не спросив пароля. Люпин поблагодарил ее, и они протиснулись в открывшийся проем.

Питер плюхнулся на диван перед камином. Гостиную оформляли в золотисто-красных тонах. Такой интерьер можно было бы назвать пошловатым, но за прошедшие десятилетия краски потускнели, обои выцвели, обивка мебели потерлась, и комната стала выглядеть по-домашнему уютной. Некоторое время он смотрел на пламя, а потом со вздохом спросил:

— Как ты думаешь, нас и вправду отчислят?

Еще час назад он мечтал попасть домой, но ему совсем не хотелось, чтобы это желание сбылось таким ужасным образом.

Люпин не ответил, и Петтигрю повернулся, не вставая с дивана. Собрат по несчастью стоял возле маленького столика и вроде бы разглядывал шахматную доску с недоигранной партией. Питер хотел повторить вопрос, но Ремус тихо произнес:

— Мы должны все исправить.

Однокурсники и учителя привыкли к тихому и спокойному Люпину, никто не ждал от него смелых подвигов или геройских поступков. Но сейчас его худое лицо светилось такой отчаянной решимостью во что бы то ни стало довести дело до конца, что Питеру стало страшно.

— Но мы ничего не сможем сделать, – промямлил он. — Без сияния внутри звезда — обычная стекляшка.

Именно так ответила профессор МакГонагалл, когда Петтигрю предложил применить Репаро.

— Значит нужно вернуть это сияние назад, – веско заявил Ремус.

— Где мы его теперь найдем?! Оно, наверно, уже в сотнях миль отсюда.

— Я знаю, что начинать надо с Запретного леса.

— Ты шутишь! – Питер все-таки не выдержал и вскочил с дивана. — Запретный лес огромен, и стоит нам туда сунуться, как нас сразу сожрут свирепые твари. Только косточки захрустят. И еще нам запрещено туда ходить, – добавил он, видя, что Ремус и не думает отказываться от своей идеи. Но все разумные аргументы не могли перевесить решимости Люпина...

— Давным-давно обитатели Запретного леса поклялись не причинять вреда студентам школы. И нам не придется прочесывать весь лес. Думаю, я знаю, у кого можно попросить помощи, – с этими словами Ремус подошел к шкафу с книгами. Он едва мог достать до третьей полки, но, судя по всему, готов был перерыть весь шкаф, лишь бы найти то, что ему нужно.

— Тебе не обязательно со мной идти, – бросил он.

Но Питер всегда пасовал перед чужой уверенностью, и поэтому не смотря на голос разума и отчаянные вопли инстинкта самосохранения предложил свою помощь.

* * *

Они находились на полпути к Запретному лесу, солнце все еще высоко висело в небе. Это обнадеживало. Питер верил, что чудовища не могут нападать при свете дня. Подготовка к их смелой (именно так Петтигрю называл про себя затею Ремуса, хотя слово "самоубийственная" подошло бы лучше) экспедиции заняла около полчаса.

Порывшись в книгах, Люпин нашел, что хотел, и переписал заклинание на листок пергамента. Потом мальчишки заглянули на кухню, где разжились большой стеклянной банкой и круглой теплой булкой. Банку нес в руках Питер, а булка, окутанная согревающими чарами, лежала в мешке, болтавшимся на плече Ремуса. Они продвигались медленно, увязая в глубоком снегу, каждый шаг давался все тяжелее и тяжелее. Петтигрю уже начал думать, что магическое проклятие сделало его ботинки чугунными. Обхватив покрепче банку, он поправил красно-желтый гриффиндорский шарф и оглянулся назад на здание школы. Наверно, если смотреть с высоты хогвартских башен, они с Ремусом покажутся маленькими черными букашками, ползущими по нетронутому белому полю.

Питер смутно надеялся, что кто-нибудь из учителей заметит их из окна и спасет от собственной глупости, но этого не случилось. А Ремус тем временем продолжал упорно брести вперед. За все время "похода" он не произнес ни слова. Это постоянное молчание задевало его спутника, Петтигрю считал, что заслужил если не похвалы, то хотя бы поддержки. Он все порывался повернуть назад, но боялся, что потом все будут называть его трусом, ведь он бросил товарища в беде. И поэтому шел дальше.

Казалось, что не они приближаются к лесу, а Запретный лес надвигается на них, как зловещая темная туча. Питер вновь остановился и, сунув ладонь под шапку, вытер пот со лба. Стена деревьев впереди выглядела такой же зловещей и пугающий, как армия троллей, стоящих плечом к плечу. "Но сейчас день, — успокаивал он себя, — а днем ничего плохого не может случиться."

Наконец они вступили под полог Запретного леса. Тени деревьев расчертили снег темно-синими узорами, похожими на искусное кружево. Лес встретил гостей тишиной, от которой по спине Питера поползли мурашки. Мальчишки насторожено огляделись: их окружали деревья, каждое из которых едва могли обхватить трое взрослых мужчин. Своими верхушками исполины могли подпереть потолок Большого зала. Они выглядели созданными из камня, способного целые века противостоять разрушительному воздействию времени.

Иногда их ветви шевелились — лениво, будто во сне, и мальчишки заговорили вполголоса, стараясь не потревожить покой леса.

— Нам нужно найти какую-нибудь поляну, – произнес Ремус. – Мы не будем заходить далеко в лес, – он постарался успокоить перепуганного товарища, который готов был повернуться и побежать обратно в замок. – Главное, не колдовать, им это не нравится.

Питер с опаской посмотрел на дупло гигантского дерева, оно напоминало огромную пасть. Последние слова Люпина заставили его побледнеть. Теперь таинственные "они" мерещились ему по всюду: за деревьями, в сплетениях ветвей, а главное, за собственной спиной. Он нервно сглотнул и поднял голову вверх. Солнце было на месте, оно светило холодно, но ярко, защищая от всяких мерзких тварей.

Если бы не холод и снег, путешествие по лесу можно было бы назвать пусть не приятным, но хотя бы легким. Огромные деревья подавляли не только людей. Куда ни глянь — ни кустарников, ни подлеска, иногда Ремус и Питер натыкались на поваленные стволы, контуры которых едва угадывались под могильными холмами из снега. Но их было мало, деревья Запретного леса могли выстоять против самой сильной бури.

Они блуждали по лесу несколько часов, солнце сместилось к западу, и красноватый свет струился по земле, огибая деревья. Потом оно опустилось еще ниже и теперь походило на маленький светящийся шар, застрявший в черных ветвях. Воздух густел и темнел, как зелье на последней стадии приготовления. Наступал вечер, а за ним уже маячил призрак ночи, со всеми ее ужасами, чудовищами и бедами.

Питер совсем выбился из сил. Он присел на поваленное дерево, похожее на слоновью ногу, и даже не подумал смахнуть снег.

— Я больше не могу.

Ремус подошел и устало произнес:

— Потерпи еще не много. Лес просто нас дурачит, но мы…

— Мы все уже перепробовали, – всхлипнул Питер. – Может, мы тут уже сто лет блуждаем и никогда не выберемся!

— Нет, выберемся. Обещаю, я сумею найти дорогу назад, – затараторил Люпин. Бессмысленные поиски вымотали его не меньше чем Питера, но он все равно не собирался сдаваться. Это идиотское упрямство разозлило Петтигрю, ему захотелось ударить друга. Но страх перед Запретным лесом заставлял его держаться за Ремуса. И свою ярость он выпустил в отчаянном крике:

— Мы не вернемся! – эхо откликнулось на его вопль, а потом потонуло где-то в вязком полумраке чащи. – У нас ничего не получится, – продолжил Питер уже намного тише. – У Джеймса и Сириуса получилось бы, но мы не они. Мы обычные неудачники. Лучше бы нас сразу отправили домой.

— У меня нет дома, – Ремус сел рядом. На глаза навернулись слезы, и он быстро вытер их рукавом. За его твердостью и уверенностью скрывалось обыкновенное отчаяние. Не храбрость и не желание прославиться подталкивали его вперед, а знание, что отступать ему некуда. И Питер осознал, не все в этом мире так просто, как он думал. Существуют две категории храбрецов: те, кому есть, что защищать, и те, кому нечего терять. Впрочем, сейчас Петтигрю волновало другое: как бы убедить друга вернуться в школу.

— Не бойся. Дамблдор наверняка поймет, что мы не нарочно…

— Не в этом дело, директор за меня поручился, а я его подвел… — Ремус опять вытер глаза, Питер шмыгнул носом.

— Ну, пожалуйста, пойдем отсюда, – проскулил он. Несмотря на два слоя одежды мальчишка дрожал, больше от страха, чем от холода. Все время пока они бродили по лесу, он постоянно чувствовал чужой сверлящий спину взгляд, но стоило обернуться – никого.

Ремус как загипнотизированный смотрел в просвет между деревьями. Молчание товарища, тишина вокруг, холод и подступающая темнота надоели Питеру до черта. И только одна мысль мешала ему встать и бежать, куда глаза глядят, бросив друга. Она свербила в голове, как пчелиное жало под кожей. Без Люпина он останется один на один с той тварью, чей взгляд тычется ему в спину, будто тупая шпага. Кем бы ни был этот монстр, взглядом он убивать не умел, но помимо злобных глаз у чудовища наверняка полно острых зубов и длинных когтей. Что ж, иногда за благородными поступками кроются совсем не благородные мотивы.

Питер заерзал, пытаясь избавиться от липкого противного страха, и едва не свалился на землю. Ремус очнулся от своих мыслей и поднялся на ноги. Петтигрю не успел этому порадоваться, как его друг, отряхнув снег, зашагал между деревьями, странно вертя головой.

Ничего хорошего это не сулило. Питер, позабыв про свою банку, поспешил следом, стараясь ставить ноги в следы, оставленные на снегу.

Холод становился все ощутимее, пальцы рук несмотря на теплые варежки превратились в ледышки, ноги закоченели. Он закутался в шарф по самый нос, на красно-золотистой ткани появился едва различимый иней – замерший след от дыхания.

— Послушай, нам надо уходить, — сквозь шарф голос Питера звучал хрипло и неразборчиво.

— Я вроде бы понял, в чем дело, – затараторил Люпин. – Мы думали, лес водит нас кругами, а что, если он просто отводит нам глаза?

— Неважно, – просипел Петтигрю, убрав шарф с лица, холод тут же ухватил его за подбородок жесткими пальцами. – Здесь кто-то есть!

— Ну и что? – его друг пожал плечами, он вертелся на месте, пытаясь ухватить что-то краем глаза. – Оно нас не тронет, есть договор.

Питер готов был разреветься — он устал, замерз и трясся от страха. И даже если невидимое чудище соблюдало договор, что еще не факт, то скорее всего стоит Питеру хоть один раз взглянуть на мерзкую уродливую морду, он упадет замертво. И станет первым гриффиндорцем, который умер от страха. О том, что можно испугаться до смерти, ему дядя рассказывал, наверно, сто миллионов лет назад. Вот повезет-то чудищу.

От тычка в бок Петтигрю подпрыгнул и едва не подавился собственным сердцем, но это всего лишь Ремус пытался привлечь его внимание.

— Смотри, но только краем глаза, – взволнованно прошептал Люпин, махнув рукой вперед.

Питер неохотно сделал, то о чем его просили.

— Видишь?

— Ничего я не… – он запнулся, потому что вдруг заметил большую круглую поляну, появившуюся будто из неоткуда.

— Что я говорил, – торжествующе улыбнулся Ремус и потопал в центр поляны. Его следы зияли глубокими ямами в снегу, который на закате дня из белого стал темно-синим. Питер сделал несколько шагов, но остановился и прислонился к стволу огромного дерева. С этого места его друг казался расплывчатым серым призраком. Он достал из мешка булку и положил ее прямо на снег. Там же в мешке был и маленький складной ножик, Люпин порезал палец и вымазал кровью хлеб. Питер порадовался, что сейчас почти темно, — от одного вида крови его мутило. Ремус же лизнул рану и потом просто забыл о ней, сосредоточившись на листке пергамента. Каким-то чудом ему удалось разобрать торопливо написанные строчки, взволнованным голосом он начал читать заклинание, призывающие Духа леса. Питер не стал вмешиваться. Будь что будет, решил он.

Сила заклятия росла с каждым произнесенным словом. Для Петтигрю оно звучало как шум крыльев тысячи разъяренных птиц, он испугался, что его голова сейчас разлетится, как перегретая на огне банка. Но внезапно шум исчез. На краю опушки появился человекоподобный великан, он выглядел плоским, будто бумажная фигурка, вырезанная из темноты самого глубокого и пустынного космоса. Питеру вспомнилось черничное варенье.

Голова великана возвышалась над верхушками деревьев, остолбеневший гриффиндорец не смог различить ни носа, ни рта, ни глаз. Но он глянул лишь мельком и тут же испуганно отвел глаза.

— Что вам от меня нужно? Зачем людские детеныши потревожили мой покой? – голос, густой как смола, прокатился по поляне. Питер прижался спиной к стволу дерева и почувствовал, как под корой что-то шевелится, будто мышцы перекатываются. Ни жив ни мертв он отпрянул, ноги заплелись, мальчишка и шага не сделал, как грохнулся в снег. Падение отрезвило лучше холодной ванны, Петтигрю вскочил и хотел убежать, но деревья вокруг сомкнулись плотной стеной. Их ветки тянулись друг к другу, кроны склонялись над опушкой, при взгляде на них вспоминалась людская толпа, собравшаяся поглазеть на место трагедии.

— Простите, сэр, – неуверенно заговорил Люпин, – мы должны вернуть сияние рождественской звезды. Если оно здесь, в лесу, пожалуйста, помогите его найти.

— Зачем оно вам? — Хотя рта у существа не было, Питер отчетливо, даже слишком отчетливо слышал его голос, который шел откуда-то из груди великана.

— Мы должны его вернуть, – повторил Ремус и беспомощно замолчал. Дух леса тоже молчал, но исчезать не собирался. Питер пропустил тот момент, когда на опушку вылетел светящийся огонек. Он остановился перед великаном, и свет отразился от темного лица, будто от гладкого отполированного камня.

— Значит, вы хотите опять засунуть его в жалкую стекляшку, – сурово произнес Дух леса, и Петтигрю порадовался, что бросил свою банку по дороге. – Повесите для красоты на елку, а потом на целый год засунете в пыльный ящик. Тебе бы понравилось такое обращение? – спросил он Люпина.

— Нет, но мы не знали, что оно живое…

— Живое! – великан резко отмахнулся от оправданий Ремуса. – У каждой вещи во вселенной есть свой голос и своя песнь. А кто может петь, сидя в клетке?

Дух замолчал, он будто бы прислушивался к чему-то. Питер застыл, будь он посмелее, выхватил бы палочку и вызвал бы великана на дуэль, но он не был храбрецом и обреченно ждал, когда хозяин леса прихлопнет незваных гостей, как парочку муравьев.

— Ладно, если ты так хочешь, – сказал наконец великан, а потом обратился к мальчишкам: – Я разрешаю вам забрать сияние, если вы обещаете, что оно останется на свободе.

— Обещаем, – ответил Ремус за двоих. – Я не позволю снова заточить его в стеклянную звезду или сунуть в ящик.

— Смотри, волчок, нарушишь слово, и тогда не смей и близко подходить к моему лесу. А теперь возвращайтесь обратно в свою школу.

Дух махнул рукой, и деревья расступились, причем поле, через которое гриффиндорцы шли к лесу, оказалось сразу в двух шагах. Не задумываясь, как это случилось, Питер бросился прочь из леса, Ремус крикнул "спасибо", хотя на опушке уже никого не было, и побежал догонять товарища. Светящийся огонек летел рядом с его плечом. Деревья вновь сомкнулись за спиной Люпина, но он даже не обернулся.

Им вслед смотрел большой зверь, похожий на ласку, с черной шерстью и огромными горящими глазами, способными напугать кого угодно. Сегодня он остался голодным, хотя добыча вот-вот должна была умереть со страху. Впрочем, они не последние глупые детишки, которые придут в Запретный лес. Спрыгнув с ветки, зверь скрылся в лесной чаще.