А журавли-то уже улетели! (гет)

Солнце слепило глаза, ухитряясь быть буквально повсюду — яркие пронзительные лучи заливали все вокруг. Неровная челка предательски лезла в глаза, мешала и подозрительно чесалась, еще больше усиливая преотвратительнейшее ощущение дезориентации.

Наскоро спрятав эту сомнительную часть моей прически в конский хвост, — та покорно уложилась, вроде бы даже ничего стало — я натянула поводья и попыталась остановить свою рыжую Милку. Милка-кобылка, как её в шутку назвал смотритель Школьных конюшен, препоручая мне лошадку, и не думала останавливаться — ускорившись, она, напротив, помчалась галопом. Я малость офигела. Не лошадь, а чудо природы какое-то! Я решила проверить свою догадку и полностью ослабила хватку — Милка замерла как вкопанная.

Я тоже впала в оцепенение, да еще и в струнку вытянулась, будто кол проглотила. И неожиданно для себя заливисто расхохоталась. День начинался просто чудесно!

Во время первого привала я обнаружила еще одну (впоследствии она стояла последней в длиннющем списке таковых) странность своей… э-э… своего транспорта. Лошадь и не думала цивильно щипать травку и хлебать из лужи, как это делают все нормальные особи семейства парнокопытных. Милка ничтоже сумняшеся цапнула мой бутерброд с колбасой прямо из сумки, и, жуймя на ходу, поплелась к дереву. Присела (тут уже я сама начала сползать по березе прямо препендикулярно земной поверхности), вытерла рот (или что у неё там) копытом и вполне мирно осведомилась:

— Слышь, Дань, у тебя кваску не найдется?

Я так и раскрыла рот. Лошадка вздохнула, поднялась, не забыв отряхнуть лощеные бока, и участливо наклонила голову.

— Так и будем молчать?

— Нифига себе, — вырвалось у меня.

— Фуй, как жалко, я думала приличная девушка! А мне тебя подсунули, — в буквальном смысле этого слова заржала кобыла.

— Жалко у пчелки в… — автоматически начала я и поняла, что схожу с ума. Или солнечный удар получила… Или и впрямь вот сейчас сижу и с лошадью беседую!

— Кстати, — как ни в чем не бывало продолжила вещать говорящая зверушка, — не надо мне в ухо орать "Милкаа, ноо!". Я и так прекрасно тебя слышу, даже шепотом. Конечно, говорю на всякий случай, но если этот самый случай наступит — скину, предупреждаю сразу.

Я нашла в себе силы только осоловело кивнуть. Почувствовав, как челюсть снова безнадежно падает вниз, я взяла себя в руки и коршуном налетела на животину:

— Ты кто? Ты что? Разговариваешь? Как? — и множество других возмущенных словосочетаний с вопросительным знаком до кучи.

Лошадь вздохнула и принялась разжевывать мне, неучу, прописную истину. Мол, деточка, все животные разговаривают, если же за таковыми разговорной речи не наблюдается, значит, они просто не желают снисходить до общения.

Я офигела вторично.

— И что теперь, мне каждому таракану петь дифирамбы а-ля "позвольте мне вами восхищаться", чтобы хоть словечко вытянуть? — я живо представила подобную картину и засмеялась.

— Если у тебя есть желание общаться с тараканами, — хмыкнула Милка. — Ладненько, — тоном заправского командира — как пить дать — резюмировала лошадь, — айда дальше.

Я кивнула.

— Ну что, с ветерком? — я, кряхтя, поднялася с травки и оседлала кобылу, ощущая при этом некую неловкость. Впрочем, лишь я потянулась к поводьям, Милка многозначительно сказала:

— Как знать…

Я поспешно отдернула руки, позволив лошади самой тронуться с места.

* * *

В Таль мы добрались за полночь. Точней, не добрались еще, но были уже на подходе. Сначала я втайне обрадовалась этому обстоятельству, но после на смену ликованию пришел страх. Самое время для встречи с кровососущими, пусть они и встречающие меня "безобидные" представители короля… то бишь, Правителя. Как там его?.. Я развернула свиток длиною в добрых три локтя, и вчиталась в плохо видные в темноте руны.

О-о-о... Это имя было настолько длинным, что я, дочитав его до конца, совершенно забыла начало. "Эберхард Максимиллилни..чегой?.." Язык сломаешь! Хотя, у меня он и так без костей, разве что растяну…

Лошадь отчего-то молчала, едва-едва передвигала ноги.

— Милк, — позвала её я.

— Чо надоть? — недовольно пробурчала лошадь, поворачивая ко мне темно-рыжую голову.

— Мы скоро доедем?

— Еще раз спросишь, скину, — мрачно пообещала та и отвернулась. Ну а что, имею я вообще право знать? Вот и тащись теперь... Главное — не задрыхнуть. Просыпаться под взглядами всяких сомнительных личностей мне вовсе не хотелось. Как и вообще не просыпаться.

Я немного откинулась назад и начала неуверенно насвистывать навязчивую песенку "С грязной ло-о-ожкою в карма-а-ане... С голым ка-а-а-актусом в руке-е-е...Я иду-у на бой с баба-а-айкой...Что живе-е-ет на чердаке-е-е.." Про дальнейшую участь бабайки я предпочла умолчать и дальше допевать не стала, покосившись на чуткие ухи кобылы, недовольно дернувшиеся в знак неодобрения моих скромных вокальных данных.

Бабайку, как мне помнится, предполагалось кровожадно заколоть (али зарубить?) ложкой, приказать сесть на несчастный голый кактус... И в довершение, скорей всего, помахать справкой из психдиспансера. А раз у меня таковой не наблюдалось, то в лес мы въехали при полной тишине. Впрочем, продлилось это счастье недолго.

Перед нами буквально из-под земли вырос хмурый мужик в кожаном плаще и повелительно махнул рукой, преградив дорогу.

— Куда?

— Т-туда, — заикаясь, выдала я совсем уж глупый ответ. Тем не менее, мужик его принял во внимание, кивнул и тут же поинтересовался (забыл, наверное, поначалу-то) касательно цели моего визита.

Бубня под нос о своей кошмарной участи и сетуя на судьбину, я выудила из-за пазухи изрядно помятый свиток в жирных пятнах (кажись, колбасу заворачивала) и протянула стражнику, предварительно отряхнув от прилипших крошек.

— Во, — гордо сообщила я в довершение всех манипуляций.

Что уж он там, в темноте, разглядел — непонятно. "А, уже понятно", — я слабо охнула, увидев, как мужик лениво хлопнул немаленького размера крыльями прямо у меня под носом. Черными, как полагается, да с зубами беленькими в придачу. Глазные, те явно выпирали. "Вампир", — в горле что-то странно булькнуло, а живот скрутило. «Видать, колбаска несвежая», — печально пронеслось в голове.

Не по-нашенски мужик этот был одет, ой чудо-чудное… Мои размышлизмы прервал скрипучий голос:

— Езжайте, госпожа ведьма, — произнес он, пропуская меня в сторонку. Я повиновалась. И практически тут же обернулась, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Вампир исчез, как и следовало ожидать, но меня все равно пробрала дрожь.

* * *

Выехав под утро из лесочка, я, устало развалившись на несчастной Милке, терла покрасневшие глаза. Бывало, и раньше не высыпалась — но завсегда будили, отпаивали горячим кофием, да задавали пинком нужное направление. Эх, как же там Криська-то моя теперь…

— Дань, — окликнула меня Милка. Я сперва посмотрела на лошадь, подавшись вперед на добрых полметра, — кобыла-то здоровенная — а уж потом вперила взгляд в… это.

Предо мной был Таль. Только вот… Какой-то не такой. Я представляла его совершенно иным — готические замки, с венчающими их вершины башенками, другие не менее величественные и мрачные здания… Но уж никак не диковинные постройки, с не менее дивными окнами. Из некоторых выглядывали разморенные солнцем кошки, а кое-где были маленькие, полые внутри вагончики без крыш, незнамо как державшиеся прямо в воздухе, с натянутыми бечевами и развешенным на них нижним бельем! Сраму ведь не оберешься…

Челюсть моя рефлекторно поползла вниз, а брови поехали в обратном ей направлении. Дальше — хуже.

Дороги. Ох, мамоньки! Ни травки, ни даже гравия. Чегой-т намешано, размельчено и уложено… Серая однородная масса, одним словом. Ну, или тремя словами. Ни одного завалященького камушка, зараза!

И повозки. Много повозок. Красные, синие, зеленые, серо-буро-малиновые, всевозможных форм и размеров. А люди-то, ой, люди! Вампиры то ись. Одежа странная, лица — тоже странные, все они какие-то пугающие, отталкивающие. Не по-людски это. Да и не человеки они…

Я в тысячный раз пожалела о своем скоропостижном решении. Лошадка моя — вот уж единственная душа рОдная — жевала одуванчик, непонятно как оказавшийся среди всего этого ужаса. Моя голова автоматически повернулась назад и с тоской поглядела обратно. Но уговор дороже денег. Посмотрим, как оно дальше сложится…

Вздохнув, я уныло сообщила кобылке:

— Двигай давай…

Та поехала. И тут же была остановлена непонятным дядькой с чудаковатым головным убором. Знаете, будто козыречек с крылечка сняли, уменьшили, тканью обшили да к шляпе с переду и приставили.

— Это еще что? — угрюмо спросил дядька, поигрывая полосатой палкой. — Куда едем?

Я помахала перед ним пергаментом, отчего-то дрожа всем телом.

— Езжайте… — махнул он рукой, едва глянув на лист. — Иностранщина…