Осколки в ладонях ломая (гет)

Там, куда ты уйдешь, не наступит весна.

Пусть сердце мое изрезано, не залатано.

— Дастан! Идешь гулять?

Тайлер выжидающе глядит на него, но парень лишь отворачивается и качает головой:

— Нет, спасибо. Нужно помочь матери.

Мальчишка поджимает губы, но, не говоря ничего, поворачивается и идет прочь от небольшого деревянного домика.

Дастан возвращается к прерванной работе, нежно касается темно-зеленых листиков ирила. Ему кажется, что травы тихонько шуршат, переговариваются между собой. Вот барвинок ласково обнимает тысячелистник, а чуть дальше, если прислушаться, можно различить шепот ветра, что запутался в снежных бело-зеленых иголках облачной сосны.

Его стихия — Земля, и травы — ее дети, и Дастану нравится возиться с ними, подолгу перебирая и поглаживая каждый отдельный побег. Да, скоро им — умирать в кипящей воде котла или застывать на жестоком морозе, но сколько жизней они смогут спасти?

Мама всегда говорила ему, что единственная правда — в травах.

— Если ты услышишь, о чем они шепчутся, если сумеешь не обмануть ожиданий, не испугаться ответственности, то и они никогда не предадут тебя.

Мама — одна из лучших травниц и лекарей на многие километры. К ней съезжаются отовсюду, и каждому она может помочь, советом или делом. Дастан — ее единственный сын, последняя память о рано погибшем отце, и Каталина старается удержать его рядом с собой, сколько сможет. Да, семнадцатилетнему парню пора искать своей дороги в жизни, только вот его вполне устраивает тихая возня в травах, полумрак избы и тонкий, неуловимый пряный запах растений.

— Дастан, помоги, пожалуйста.

Мама говорит почти шепотом, стараясь не нарушить волшебную атмосферу в доме. Парень поднимается со своего места и идет к старому деревянному столу, чья поверхность покрыта тонкой паутинкой порезов.

— Посмотри, как там ростки алельника, ладно? И принеси мне парочку.

У мамы усталый голос — она работает сутки напролет, почти не отдыхая, всю себя отдавая делу. Все руки — сильные, морщинистые руки женщины, что трудится без выходных, покрыты еле заметной сеткой шрамов от порезов и ожогов. Голос потерял прежнюю мягкость — сотни и тысячи ядовитых испарений сделали свое дело, но в нем остались прежние мелодичные нотки, и голос всего лишь стал чуть более низким и хриплым.

Дастан молча склоняет голову и идет на улицу, тихонько затворяя дверь. Здесь прохладно, и выдыхаемый воздух облачками пара вырывается изо рта. Вокруг избы несколько огородов, где мама выращивает те травы, что не могут жить в лесу. Над светло-сине-зелеными побегами воздух чуть искрится от магии, и Дастан идет туда.

Сверкающие искорки, отливающие голубизной горного снега, пляшут на тоненьких хрупких листиках и маленьких белых звездчатых цветках. Алельник — растение прихотливое, и только сила плодородной земли поддерживает в нем жизнь с началом холодов. Теплые коричневые пласты периной укрывают корни, не давая увянуть или замерзнуть, а если чуть-чуть постараться, то можно попросить силу ускорить или замедлить рост саженцев.

Дастан опускается на колени и протягивает руки туда, где воздух — еле-еле уловимой рябью от количества магии вокруг. Завеса пропускает его беспрепятственно, и парень нежно поглаживает листки алельника, ласково проводит пальцами по стеблю, чуть касается белых лепестков. Растение тихо шуршит, и несколько побегов склоняются к ладони Дастана, показывая, сколько можно взять. Юноша разрывает землю в этом месте, чувствуя жаркое дыхание заклятий, что стерегут цветы от морозов. Выкопав ростки, парень бережно сжимает их в ладони и кланяется алельнику, поднимаясь с колен.

Он уже идет обратно в избу, когда слышит крики:

— Помогите!

Время снова стоит на перепутье наших дорог.

Двадцать капель дождя о тебе…

Худенький маленький мальчик с иссиня-черными волосами лежит на лавке, а рядом с Дастаном всхлипывает высокая девушка, как капля воды похожая на больного. Она цепляется за руку юноши, до боли стискивая ее в своих пальцах, будто это — последнее препятствие перед падением. Мама колдует над мальчишкой, прикладывая с ужасным рваным ранам лепестки синего рагорника, и командует:

— Дастан, ростки алельника!

С трудом, по одному, он разгибает пальцы девушки и отходит в сторону, отбирая среди кучки трав нужные. Алельник горит, сверкает бледно-голубыми искорками, похожими на отсветы далеких звезд. Дастан что-то шепчет, и листики сами тянутся к его рукам, а через мгновение он уже подает их матери.

Она тут же бросает их в большой старый котел, от которого поднимается пар. В воздухе пахнет терпким запахом леса и пряными травами. Мама не торопится, без спешки, четко, выверенно оказывая помощь пострадавшему.

Маленький Илая тайком отправился за сестрой Терхорой на охоту, и его сильно подрал волк. Теперь черноволосая девушка поливает слезами плечо юноши, судорожно вцепившись в его рубашку, а мальчик без сознания лежит на скамейке, полуголый, весь в крови, обложенный разными травами.

— Дастан, следи за отваром.

Парень почти волочет девушку за собой, потому что она в невменяемом состоянии и не способна сейчас оторваться от него. В котле кипит вода, на поверхности вспыхивают яркие синие искры — последнее прощай от алельника. Юноша точно отмеряет и количество толченого зуба имита, и волоски из шкуры кэлпи, следуя древнему рецепту. Но что-то внутри противится, желая кинуть в отвар маленький фиолетовый цветочек, похожий на звездочку — бледно-синий мох, что растет в болотных топях и дается не каждому. Ингредиент это очень редкий, и Дастан медлит — он прекрасно знает, что бывает от не точного соблюдения рецепта. Но уверенность в себе перевешивает, и он опускает маленькую фиолетовую звездочку, глядя, как она вспыхивает, прощально, ярко, освещая весь угол. Мама оглядывается, но свечение уже гаснет, и она возвращается к лечению.

Они проводят около постели больного почти весь день, и к вечеру Дастан еле держится на ногах. Терхора ложится на одну скамейку с юношей — места в избе больше нет, все занято травами, которые знахари не успели перебрать, а место у большого очага занял Илая.

Мальчик все-таки приходит в себя после двух дней, проведенных на грани, и мама облегченно выдыхает. Терхора отлучалась от брата только один раз — сообщить родителям. Она не расстается с простеньким стальным мечом и надеется податься в ближайший город на обучение.

— Дастан, скажи…Каково это? — как-то ночью спрашивает она, когда мама уже легла спать, а юноша при желтом свете магического огонька перебирает травы.

Он устало поднимает взгляд. Глаза у него покраснели, но с работой нужно закончить сегодня — растения не терпят пренебрежения к себе и теряют целительную силу.

— Быть целителем? — переспрашивает он, и девушка кивает.

Парень долго молчит, продолжая поглаживать травы, что тихонько звенят и искрятся. Наконец он тяжело вздыхает и вдруг довольно резко отвечает:

— Ты хочешь знать, каково жить здесь, оторванным от мира? Каково быть изгоям — потому что целителей не жалуют в наших селениях, потому что знахарям ведомы тайны силы?

Терхора сжимается в комок под пронзительным, почти злым взглядом, и Дастан мгновенно замолкает, мысленно коря себя за грубость и глупость.

— Это больно, Терхора. Очень больно.

Черно-белый цвет как в старом кино,

Но сердце мое подвело да растаяло.

Дыхания катастрофически не хватает, и Дастан целует девушку, пытаясь поймать еще хоть немного воздуха, урвать еще один вдох с этих дрожащих губ. Ему почти двадцать, и сегодня он женился на самой прекрасной из девушек.

Терхора прижимается к нему, и он стягивает с нее белое платье, что она надела на свадьбу. Дастан знает, что завтра он отправится к князю Земли, который отметил юношу из глухого леса, прославившегося своими зельями. Тот эликсир, куда парень кинул мох, обрел новые свойства, и после этого эксперимента Дастан продолжил изменять состав и количество ингредиентов, доводя отвары до совершенства. Единственное, что огорчало его — мама.

Она была тяжело больна, и парень не знал, почему. Абсолютно точно это было связано с ядовитыми испарениями котлов и зелий, но периодически она начинала надсадно кашлять, несколько раз падала в обмороки, начинались судороги. Терхора обещала, что присмотрит за мамой, и Дастан мог позволить себе уехать, чтобы скопить хоть немного денег. Но зачем лгать себе? Он надеялся, что при князе найдется хоть кто-нибудь, кто сможет помочь ему с поиском лекарства.

Терхора целует его и пытается стянуть рубашку. Они были вместе с того самого случая с Илаей, но поженились только через два с половиной года. Да, долго, но ни юноша, ни девушка не желали торопиться, боясь ошибиться в выборе.

Дастан сам выскальзывает из своей одежды, как уж, чувствуя в воздухе запах мираля. Редкие и очень нежные цветы, что было трудно достать, и по приметам они приносили счастье и благоденствие в дом, где находились. Терхора жмется к парню, и он чувствует горячее тело рядом с собой, такое желанное, такое нужное. Как они смогли обходиться без этого столько лет? Да, у целителя были девушки, но напряженная работа с эликсирами и отварами практически не оставляла времени на личную жизнь, а болезнь матери поставила на первое место заботу о ней.

Дастан обнимает девушку, гладит теплую кожу спины и плеч, целует в шею, прижимаясь теснее, сгорая от нежности, что плавит сердце. Терхора улыбается и гладит его темные волосы, заглядывает в глаза. Она чуть вскрикивает, но тут же замолкает, когда Дастан пальцами стирает выступившие слезы. Да, больно, но ведь это того стоит?

Он двигается, и она стонет, вцепляясь в плечи, до крови царапая ногтями. Парень задыхается, на лбу выступает пот, спину холодит ветерок, проникнувший в приоткрытое окно.

Теплая волна захлестывает обоих, и на какое-то время Дастан лишь лежит рядом с девушкой, которую наконец-то сделал своей, и не двигается. Слишком хорошо и тепло, чтобы что-то делать. Терхора поворачивается к нему и утыкается носом куда-то в шею.

— Люблю тебя.

Слова падают в тишину, разбивая ее, но она тут же срастается, не желая нарушать свою целостность. Дастан легонько целует девушку в волосы, в уголок губ, чуть поглаживая теплый живот ладонью. Она нервно хихикает — прикосновения пальцев вызывают дрожь по телу, щекотку.

— Я тоже тебя люблю. Спи спокойно, солнце.

Дастан не закрывает глаз, дожидаясь, пока Терхора заснет. Она практически мгновенно перестает что-то бессвязно шептать, прикрывая глаза и обнимая руками парня.

Когда ночи третий час, юноша беззвучно выскальзывает из постели и неспешно одевается, разглядывая жену, которая спокойно спит. Он подходит и поправляет одеяло, а потом выходит прочь, напоследок поцеловав живот.

Если заклятие не лжет, то, когда он вернется, его будет ждать маленький сын.

Время снова стоит на перепутье наших дорог,

Двадцать капель дождя о тебе…

— Еще раз! Давай уже, — раздраженно шипит наставник, проходя мимо котла.

У князя Париса несколько знахарей, но только один останется при дворе. И теперь старый лекарь учит их всех готовить яды и целебные мази, показывает, как разбудить магию трав.

— Ну что за неучи! — в который раз ругается Илларион, обращаясь к очередному ученику. — Я же ясно сказал, мешать по часовой стрелке и только потом — слышишь? Потом! — приступать к раскрытию сущности лараса!

Дастан молча скручивает тоненький пучок жимолости и базилика, добавляя туда вереска. Прекрасная мазь должна получиться. Он пальцами, несмотря на сильное жжение, разминает массу, понемногу добавляя туда вязкой смолы и растопленного воска. Пальцы перетирают растения, по чуть-чуть пробуждая природную силу трав, и листья сами обращаются в цветной пепел, который смешивается с воском и смолой.

— А, Дастан, неплохо, совсем не плохо, — бормочет учитель, мельком взглянув на юношу. Все уже привыкли, что из полутора десятка парней этот, без сомнений, самый одаренный. Успев заслужить зависть и ненависть со стороны соперников, он не обращал внимания на все это — важным был лишь поиск лекарства.

И как только он бы нашел его, то сразу же покинул бы двор князя.

Но нужная комбинация ускользала, как песок сквозь пальцы, и Дастан не спал ночами, на чердаке высокой заброшенной башни замка пытаясь преобразить простые ингредиенты, заставить их расцвести пламенной исцеляющей силой, что не ведает преград.

Сегодня учитель был еще более раздражен, чем обычно. На невинную ошибку одного из учеников, он рявкнул так, что растения, не переносящие громких звуков, протестующе зазвенели:

— Да завтра у вас испытания, а вы тут творите кэлпи знает что! Вы хоть понимаете, что вам предстоит?

Судя по вытянувшимся лицам остальных, Дастан предположил, что они даже и не думали, что завершение обучения настанет так скоро. Илларион чуть отдышался и уже спокойнее произнес:

— Советую повторить все, что вы знаете. Никто заранее не может угадать, что взбредет им в голову в этот раз.

В голосе наставника явственно слышалось презрение. Естественно, он же ненавидел этих экзаменаторов, толстых, напыщенных вельмож, что могли лишь восседать в позолоченных креслах. Тех, кто даже не догадывался о могуществе трав и силе Земли.

Ночь прошла беспокойно: Дастан не мог заснуть, но не от волнения, как его соседи по комнате. То и дело слышались чьи-то всхлипы и стоны, будто все в помещении вдруг погрузились в сон, полный кошмаров. Кто-то счастливый громко храпел, не заморачиваясь о предстоящем испытании, и неприятный хрипящий звук заставил Дастана перевернуться на бок и накрыть голову тонкой подушкой. Это не помогло, и он со стоном лег на спину, глядя в смутно белевший в темноте потолок.

Стоило ему закрыть глаза, как вместо спасительной темноты возникало знакомое лицо, обрамленное прядями черных волос. Синие глаза Терхоры ослепляли не хуже разрыв-травы, брошенной в кипящее зелье. Дастану даже казалось, словно рядом с женой стояла еще одна маленькая фигурка с темными волосами, доверчиво цепляясь за руку матери.

Забылся он только под утро, но едва он закрыл глаза, как в следующее мгновение чей-то голос позвал его на испытание.

Крытое полутемное помещение. Десять кресел, и одиннадцатое — позолоченный трон для князя. Парис оказался высоким жилистым мужчиной с россыпью серебра в каштановых волосах. Князь молча смотрел на парней, а потом кивнул им на два десятка флаконов, что отбрасывали блики в свете очага.

Яды.

Дастан выбрал себе маленький фиал с бледно-голубой жидкостью внутри. «Поцелуй звезд», один из сложнейших ядов, но прямо перед ним выхватили «Ласку ночи» и «Отречение», которые он хотел взять.

Проглоченная отрава неприятно холодила внутренности, заставляла дрожать, почти сразу же поднялась температура. Дастан ставит котел на огонь и еле слышно молится, сжимая в руках амулет, подаренный давным-давно матерью. Мама… кажется, будто она была в прошлой жизни.

Он бросает в кипящую воду лепестки папоротника и медленно крошит туда барвинок, растирая зеленовато-бурые листочки между пальцами. И молитва, беспрерывным шепотом звучащая над котлом, заставляет его чувствовать себя увереннее. Он усовершенствовал множество зелий и отваров, так почему бы ему и не победить в этом состязании?

Рядом сутулый веснушчатый парень с копной рыжих волос напряженно думает, пытаясь припомнить состав противоядия для «Ласки ночи». Дастан хмыкает и отворачивается — идиот. Это же одно из самых легких зелий, а он тут разводит бред.

Магия разворачивалась: тугая, жесткая, но в то же время гибкая, послушная его воле. Зелье вскипало, принимая в кипящие завихрения воды звездочки алельника. Дастан коснулся последнего ингредиента: синего мха, молчаливо взывая раскрыть внутреннюю магию. В воздухе слышался тихий звон — завершилась последняя стадия приготовления отвара, и в котле сверкали белые искры, холодом обжигая пальцы юноши.

Отмерив маленькую колбочку, он коротко выдохнул и выпил содержимое. Жидкость только что кипела в котле, но была ледяной, как горный снег. Холод опалил внутренности, но тут же исчез, и на смену ему пришла легкая слабость.

— Юноша, поздравляю. Вы справились с заданием. К тому же, вам удалось то, что не удавалось никому — сварить совершенное новое зелье-противоядие, хотя к «Поцелую звезд» подходит только одна комбинация трав. Смею предположить, что этот эликсир сумеет исцелить большинство недугов.

Сердце заколотилось… Неужели он нашел, что искал?

Время снова стоит на перепутье наших дорог,

Двадцать капель дождя о тебе…

Прошел ровно год с того памятного экзамена, и за это время Дастан сумел довести то зелье до совершенства. Он возвращался к матери, жене и, скорее всего, маленькому сыну. Дорога сама стелилась под ноги, а в мыслях было только одно: домой, домой…

Кто знал, что встретившиеся путники: черноволосый рыцарь Сигурд и молчаливая колдунья Тайренн приведут его к нищенке? Что простая помощь старушке станет началом конца?

Башня высокая и холодная, и Дастан проводит на вершине все больше времени. Тайренн бьется в истерике или молчит, а Сигурд пытается ее успокоить, оттаскивая от барьера.

Как там мама, что там у Терхоры? Мысли не давали покоя, и однажды у Дастана сдали нервы.

Он снова стоит на башне и вспоминает ласковые поцелуи и нежные слова, теплую кожу и черные волосы.

— Неужели тебе все равно? — еле слышно произносит юноша, глядя в небо. — Позволь мне хотя бы отдать ей лекарство.

Тишина отвечает ему, и парень отворачивается, но шорох привлекает его внимание. Прямо перед ним стоит большая чаша. Вода внутри рябит, и Дастан видит свою мать и жену с сыном, которые сидят за большой лавкой в избе, наблюдая, как травница готовит какой-то отвар.

Поверхность колышется, будто от ветра, и юноша не знает, откуда приходит мысль, что надо делать. Он просто касается рукой воды, и мир взрывается нестерпимо ярким светом.

Терхора во все глаза смотрит на него, а маленький мальчик с недоумением глядит на человека, которого видит в первый и последний раз в жизни, не зная, что это его отец.

— Дастан!

Мама кидается к нему, обнимая, но пальцы проходят сквозь его тело, и парень чувствует, как в горле что-то сжимается. Он просто привидение. Проекция.

Но флакон с отваром на удивление материален, и юноша опускает его на стол. Руки его белые и призрачные, как у неупокоенного духа. Терхора молча смотрит на него, и в глазах ее стоят слезы.

Тело тает, и Дастан чувствует, что времени не осталось.

— Прости меня. Я не смог сберечь тебя и нашего сына… Прощай.

Свет полыхает перед открытыми веками, смывая яркие краски неестественно белым цветом. Юноша падает на колени и рвано дышит, ощущая, как бьется сердце.

Постепенно он выпрямляется и медленно выдыхает, глядя на черную пасть провала, что совсем рядом. Может, стоит только шагнуть вниз?

Нет. Если все будет хорошо, то он еще сумеет помочь своему сыну. Нельзя сдаваться, и парень еще поборется, пока достанет сил.

Тогда он еще не знал, что это было началом конца.