Ловцы удачи (гет)

Дом Молитв.

Мелодичный голос молящихся служащих сада поднимался ввысь к стеклянном, мозаичному куполу, наполненном ладаном и дымом от горящих кровавых свечей. В пьянящем молебном дурмане утопали девять статуй Плачущих дев и толпа народу, собравшаяся на утреннюю молитву. Стеклянный купол, укрывающий раскидистый сад под своим кровом, хранил солнечные часы, под которыми и проходила служба. Яркий свет солнца проникал через этот механизм и освещал царскую семью.

Она стояла строго в центре, так чтобы тень от циферблата не касалась её белых одежд, а толпа могла рассмотреть всё.

Святой Нолитефлер проводил обыкновенную субботнюю службу. С заплетенной седой бородой в красных одеяниях он басистым голосом воспевал важных посетителей его сада.

— Да, благослови и оплачь Великого Царя Солорбского, Миротворца государства людского Александра, — Святой Нолитефлер дрожащей морщинистой рукой нарисовал на лбу государя кровавый круг.

Высокий мужчина, до этого наклоняющийся, выпрямился во весь свой исполинский рост. Капля красной краски стекла по его лицу, скользя по углублениям — морщинам, гордому носу и густой тёмной бороде. На лёгкой залысине в свете свечей золотился терновый венец. Царь, смотря в ясное акварельное небо за стеклом купола, изобразил пальцами иксообразный крест на своей широкой груди.

— Умой великими слезами своими Царицу Михаилу, мать народа Солорбского.

Царица казалась совсем миниатюрной по сравнением со своим мужем, стоящим рядом. Она была маленького роста, с пышными, материнскими формами, какие бывают у женщин родивших четверых детей. Рыжие кудри выбивались из-под шёлковой повязки и оформляли черты круглого лица, очень миловидного и приятного.

— Помоги своими лучами тёплыми Цесаревичу Никодиму вылечить болезнь страшную, — продолжал Святой Нолитефлер, рисуя очередной кровавый круг на лбу молодого цесаревича.

Худой, бледный, с чёрными кругами под глазами он не стоял, а сидел в специальной инвалидной коляске, работающий на паровом ходу. Тонкая кожа, натянутая на костлявые скулы, просвечивалась насквозь. Было видно, что ему мучительно больно крестить грудь и смотреть на яркий свет голубого неба. Его веки слабо дрожали, а когда он моргал, то делал это медленнее, чем здоровые люди.

— Укрепи словами мирными сильный дух в царевичах юных Михаэле и Самуиле, защити их отцовской мудростью, — Нолитефлер по очереди коснулся краской лбов юных царевичей.

Михаэль, более старший, учтиво поклонился служителю сада, крестя свою грудь. Он был удивительно высокий для своего четырнадцатилетнего возраста и очень крепкий. Полнейшая противоположность своего больного брата, но сохранившая все черты великого царского семейства: чёрные густые волосы и большие горящие угольки в глазницах.

Десятилетний отпрыск царя, Самуил, крутился во все стороны, неправильно покрестился и всё время озирался по сторонам — в первом ряду стояли девчонки, накрытые белыми воздушными платками, и он пытался произвести на них впечатление, считая, что не достаточно быть сыном царя для этого. Угловатый, взъерошенный и явно непонимающий, что он здесь забыл, мальчишка был крайне миловиден, какими бывают дети в этом возрасте.

— И спаси царицу юную Александрину от порочности, в кое наш мир погряз, — кровавый круг был нарисован на последнем члене царской семьи, на шестнадцатилетней девушке.

Она была укутана в нежное белое облако своих легких одежд, гордо и высоко смотрела вверх, расцветая и благоухая, как дикая белая роза. Грациозные черты лица, лёгкая полуулыбка, нисходящая с её пухлых губ, привлекали всех своей красотой и очарованием.

Покрестясь, юная царевна посмотрела на своего угрюмого и больного брата, вместо того чтобы смотреть вверх. Никодим, уловивший её нежный взгляд, слегка потянул губы и тут же опустил голову.

В толпе верующих тел, с упоением наблюдающих за службой, шёпотом, в полголоса, чтобы не тревожить молитву двое мужчин вели разговор, не отводя взгляда от царской семьи.

— Я видел: к берегам столицы пришвартовался Мурляндский дирижабль, — полный маленький мужчина с редкими рыжими усами и такими же волосами, похожий на дутую бочку, отдувался и потел.

Ему было тяжело стоять, да и шёлковая одежда весьма туго стягивала его пузо. Расстегнуть бы эту чёртову пуговицу на его жилете. Но болтик продолжал упрямо вкручиваться в его живот.

— Его визит настолько поспешен, что наш с вами друг вызвался лично переводить бумаги.

Этот человек был облачён в длинный коричневый кафтан, без нашивок и металлических элементов. С высоким цилиндром на голове он походил на фонарный столб. Такой же не живой.

— Неужели будут приняты их условия? — говоря это, коротышка косился на семейство прихожан, стоящих в первых рядах, и разглядел кривоносого, желтоглазого с тёмно-синей шевелюрой кого-то, кому этот разговор совершенно бы не понравился, и если бы он его услышал, то непременно бы познакомил разговаривающих с пеньковым галстуком. Мужчина сглотнул.

— Будет сделано всё, чтобы отсрочить эту войну, — его собеседник был весьма строг и холоден. Внушение в этом придавали седая остроконечная борода, седые волосы и подкрученные седые усы. Хоть лицо его было изрыто морщинами, он был твёрд как стержень и не позволял времени взять своё.

— Всё? — задыхаясь от ладана, коротышка прислонял белый платок к своим сальным губам и всё время потирал свои маслянистый лоб.

— Да, это нам и на руку, — седовласый тихо ответил, прокручивая в белых накрахмаленных перчатках трость.

— На руку? — уточнил первый всё ещё косясь на того, в толпе.

— Стоит лишь немного подождать и … — нехотя проговорил собеседник, словно его ужасно бесило, что ему приходится разжёвывать такие пустяки и кормить этого полудурка с ложечки.

— Чего подождать? — продолжал любопытствовать коротышка, теперь крутя в своих руках свою зелёную шляпу-котелок.

— Его смерти, — выдавил из себя мужчина и даже перекосился. Возникшая на его лице гримаса походила на печённое яблоко, такая же сморщенная.

— Прощу вас, не говорите так, — вдруг огромная масса резво повернулась на каблуках и впилась маленькими поросячьими глазками в «фонарный столб», — Его В… — его от чего-то перекосило, и мужчина поспешно зажевал слова, — В прекрасно здравии и пробудит в нём долгие лета. К тому же лучше проверенный воин, чем болезненный… — лепетал он, словно заведённый.

— Безусловно… — тихо прервала его мраморная фигура, и от чего-то на бесчувственном лице возникла мимолётная улыбка, ели уловимая.

Святой Нолитефлер окончил службу и, широко раскинув руки, произнёс, обращаясь к толпе:

— Сол храни царя!

Огромная толпа вторила ему в ответ бушующим морем голосов. И лишь один мужчина запоздало проговорил, смотря прямиком на государя:

— Сол храни царя…