Créer l'avenir (гет)

«На каждого человека свой вид пластилина».

Сильный запах масляных красок ворвался в комнату вместе с порывом ветра. Занавески поднялись к потолку, задев маленькую стопку листов на столе, тем самым отправив их в короткий полёт до пола.

— Отлично, — уныло произношу в пустоту и, сев на корточки, начинаю убирать маленький бумажный беспорядок.

За окном начинают темнеть краски, делая небо неприветливым и угрюмым. Вспыхивающее несколько часов назад солнце постепенно меркло и становилось всё меньше и меньше, прячась за плоскими неровными тучами. За столько лет надо было бы уже привыкнуть, что в этом месяце художники часто рисуют грозовое или дождливое небо, чтобы освежить землю, но каждый раз это происходит неожиданно.

Эх, ещё как назло зонтик отказывается нормально работать. Чует моё сердце, что хоть раз, да пропитается моя одежда маслом до нитки, пока я буду бегать от общежития до корпусов и обратно. Оу, это будет весело. Во всяком случае, друзья мои получат очередной повод потыкать в меня пальчиком и гадко похихикать. Вспоминая их хитрые лица, неосознанно сжимаю лист бумаги так, что он жалобно хрустит. Минус один боец в полку. Положив оставшиеся листы на стол, а смятый, теперь уже комочек бумаги, выкинув в маленькую мусорную корзину, закрываю окно.

Свежий воздух — это хорошо, но в моей комнате и так слишком сильно чувствуется масло. Да ещё и есть риск, что пойдёт дождь, и половина комнаты станет непригодной для жизни. Хотя если посмотреть на территорию, где обитает моя соседка, можно сказать, что это уже случилось. Одежда, тетради и даже стеклодувная труба (одна из трёх) лежали на кровати, любовно сдвинутые ногами к её краю и прикрытые одеялом. Да, моя соседка без проблем спит с этим добром несколько ночей. И это только маленькая вершина поросячьего айсберга.

С щелчком окна занавески покорно опустились, виновато лизнув край стола. То-то же.

Довольно кивнув воцарившемуся порядку, возвращаюсь к своему первоначальному занятию, а именно — сборам на учёбу. Сегодня мне и моей группе повезло — первой пары нет, что дало лишний час для сна. Хо-хо, представляю, как бесилась Ют, когда видела моё спящее тело. Она — королева сна, лени и всего того, что связано с кроватью и нечегонеделаньем вынуждена была просыпаться раньше меня и ещё тихо, осторожно собираться. Чувствую, что она мне это припомнит, но да ладно. За год проживания и общения с ней, какой-никакой, а иммунитет выработался.

Так, надо найти штаны. Парни, конечно, оценят мой приход в трусах, но подобного подарка судьбы они не заслужили. Итак, что у нас есть? Есть джинсы. На них от красок живого места не осталось. Есть шорты. Это лучше, чем трусы, но нет. Есть юбка. Пф-ф-ф. Есть брюки. Их жалко. О, вот бриджи. И удобно, и нормально, и не жалко.

Теперь оценка перед выходом. На голове вьющееся сено? Замаскировано простой шишечкой. Нормальные кофты в стирке? Целый персиковый свитер идёт на помощь. Бриджи на мне. Маленькая сумка для кисточек? Прицеплена на пояс. Фартук, чтобы оттянуть смерть одежды? В сумке. Краски, палитра, тряпки и прочие нужности для учёбы? Тоже в сумке. На ногах? Пока ничего, но сейчас будут балетки.

Всё, к бою готова. Можно идти.

Окинув комнату завершающим взглядом, выхожу в коридор и закрываю дверь на ключ. Воров в Академии нет, но ведь всякое в жизни бывает, верно? Табличка, где компьютерным шрифтом было распечатано «Шлау Ют; Хейнер Жюли» угрожающе задрожала. Надо в очередной раз постараться не забыть её закрепить. А то ведь отвалится.

Время до начала пары ещё было, поэтому в аудиторию я шла, если не вальяжным шагом, то как минимум просто медленно. Сейчас коридоры были практически пустыми, изредка попадались преподаватели или же другие студенты, у которых не было пар или, что более вероятно, которые просто не считали, что одногруппники, лектор, да и вообще сам предмет достойны лицезреть их в этот ранний час.

Специально я не выжидаю время, чтобы пройтись без толпы людей, но если удаётся уловить такую минуту, то нельзя сказать, что я не получаю некоего удовольствия от движения по пустым коридорам. Мраморный пол с пластилиновыми вставками темнеет вместе с небом, а по шершавым стенам гуляют теневые картины. В солнечных лучах на бежевой краске мелькали причудливые звери и несуществующие растения. Они то появлялись, то исчезали. Становились то больше, то меньше. Но с каждой минутой солнце угасает. Стены становятся серыми, а тени — мрачными и холодными. Сотканная из тени дерева черепаха постепенно расползается и покрывается шипами, а моя собственная тень вытягивается вверх и нависает надо мной, словно бестелесный монстр.

Но даже столь мрачная картина не наводит унылость или печаль. На это смотришь как-то отрешённо, больше наслаждаясь тишиной и завыванием ветра.

Идти до аудитории было прилично, поэтому, когда я только поднималась на нужный этаж, другие студенты уходили на короткий перерыв. Весёлая цветастая толпа, не чувствуя царившую секунду назад нотку грусти, шумной, отрезвляющей волной заполняла коридоры.

Скульпторы, Художники, Стеклодувы, Лепщики, Швеи — все смешались, что невозможно было понять, кто есть кто. Хотя я немного преувеличиваю. Если приглядеться, то их легко отличить друг от друга. Художники ходят заляпанными в краске, ибо очищать себя до конца обучения бессмысленно. У Скульпторов на плечах, руках или же в волосах пластилиновая пыль. На одеждах Швей всегда прикреплена игольница, если не две или даже три. Лепщики измазаны в пластилине. А Стеклодувы ходят с небольшими сумками, закреплёнными сзади на пояс. Конечно, есть исключения, которые стряхивают пыль, снимают игольницы и т.д., но в основном по внешнему виду студента легко понять, на каком он факультете.

Также вот и со мной. Сейчас ещё можно спутать, скажем, со Стеклодувом, но после первой пары меня без сомнения причислят к ряду Художников. Грязных, неаккуратных Художников, которые носят гордое название — второкурсник общего направления. Хотя до четвертого года обучения мы все сидим на общих началах, поэтому такое название немного неуместно.

Протиснувшись сквозь маленькую толпу у входа, захожу в аудиторию. Помещение настолько большое, что вмещает человек пятьдесят с мольбертами, да ещё и место остаётся. Высокий потолок выкрашен наполовину белой краской, наполовину — цветным маслом. В первый день обучения преподаватель сказал, что это символ того, что мы умели раньше и что мы будем уметь к концу обучения. Мы покорно кивнули, но через секунду забыли, что этим потаённым смыслом надо как бы восхищаться.

Светлые стены заметно заляпаны краской, что удивительно, учитывая то, что все сидят на достаточном расстоянии от них. Пол в потёртостях, отпечатках обуви. В конце года выбирается одна группа, которая убирает аудиторию, но спустя несколько месяцев обучения художественная грязь возвращается.

Минуя свежее масляное пятно, сажусь на своё место. Холст я подготовила и оставила здесь ещё вчера, поэтому у меня есть время побить баклуши. А хотя нет. Как же. Дадут мне мирно дождаться начала занятий.

— Адам, вылезай. Я тебя вижу.

Со стороны кажется, что я говорю в пустоту. Даже заходящие внутрь одногруппники косо на меня посмотрели. Но я-то знаю, что один индивид пристроился за длинной шторой. Спасибо включённому свету за показательную тень. А также неуклюжести и неудачливости друга.

Тяжёлая тёмная ткань зашуршала, и миру, а точнее мне и нескольким студентам, показался один из моих немногочисленных друзей. Нет, я не объект игнора и гнобения, общаюсь со всеми хорошо, но есть только два человека, которых я могу смело назвать друзьями. Вернее, по стечению обстоятельств, они вынудили меня стать их другом.

И первый из них, как уже видно, это Адам. И ведь не поленился он подняться на мой этаж, чтобы спрятаться и попытаться напугать меня. Пф, редкий трус, а ещё порывается кого-нибудь (точнее, только меня) напугать.

— Чёрт, мне надо поработать над маскировкой, — с досадой произнёс парень и, придвинув соседний стул ближе, сел рядом со мной.

Даже в таком положении он был выше меня. Длинные ноги расставлены в стороны, ибо по-другому их никак не пристроить, немного сгорблен, а всё равно Адам смотрит на меня сверху вниз. У-у-у, и везёт же мне на высоких людей. И нет, это не потому, что я коротышка.

— Тебе надо поработать над мозгами. Их тебе не хватает, — немного грубо отвечаю, но нечего с ним церемониться.

Если бы я случайно его не заметила, то уже давно бы подпрыгнула к потолку и визжала, как жертва насилия. Мужество? Храбрость? А-ха-ха. А-ха-ха-ха-ха. А-ха-ха-ха-ха-ха. Кхм, ну, вы поняли.

— Фи, как грубо, — Адам демонстративно надул губы, хотя обижен на мои слова не был.

Как девица, ей-богу. Знали бы мои одногруппницы, какой он ребёнок, то вряд ли бы так активно просили познакомить с ним. Оу, да, мой друг не «Мистер Вселенная», но мама с папой постарались. Черты лица? Не грубые, но мужественные. Волосы? Как бы литературнее описать? Темнее крыла ворона, парящего в ночи над мрачным фьордом. Одним словом, чёрные. А ещё он пострижен неровно. Левая сторона чуть длиннее правой. Глаза? О, глаза как два чёрных бриллианта, сверкающих в лунном свете. Или, по-простому, тёмно-карие, почти чёрные. Тёмно-вишнёвая кофта прекрасно сочетается со смуглой кожей, а рваные джинсы придают ощущение мужественности и силы. Ха-ха. Накинутый коричный фартук скульптора, который уже имеет несколько дырок, и пыль на плечах делают его похожим на маньяка. А джинсы говорят о ветре в голове. А потёртые кроссовки о том, что попа часто отправляет его навстречу приключениям. Да, даже в мыслях я не буду его описывать, как романтичная барышня. Перебьётся.

— Эй, Жюли, ты ещё здесь? — Адам помахал перед моими глазами рукой, привлекая внимание. — Ты о чём задумалась?

— Думала, как бы я тебя сейчас описывала, будь мы героями дешёвого рассказа какой-нибудь молодой девушки, — даю честный ответ.

— О, и как? Много лестных эпитетов? Моя внешность была сравнена с внешностью Бога красоты и обольщения?

— Нет. Длинная палка с сальными волосами, которая неудачно сходила к парикмахеру. И имеющая два маленьких, невыразительных глазика.

— И эта женщина называет меня и Ют злодеями! — воскликнул он и показал на меня обеими руками, акцентируя внимание моих одногруппников.

— Я не женщина.

— А я не злодей.

— Ты просто высокая язва.

— А ты нудная коротышка.

— Боже мой! Я пропустила какое-то веселье? — нашу маленькую перепалку прервал ещё один собеседник.

— Ют! Жюли меня обижает, — с голосом обиженного ребёнка протянул Адам и обнял подошедшую девушку. А если говорить точнее, то попытался уткнуться носом в небольшое декольте, да только получил подзатыльник.

— Как она могла? Обижать такого милого, нежного мальчика! Как нехорошо, Жюли. Тебе должно быть стыдно, — причитала Ют, гладя парня по голове.

— Давайте, давайте, сделайте из меня врага народа. Вы это умеете, — отмахиваюсь я и отворачиваюсь к окну.

Небо окончательно приобрело тёмные краски. Скоро хлынет дождь. Снова дороги будут ужасно скользкими от масла.

Вот примерно такие у меня друзья. Адам и Ют. И если от первого я могу ещё как-то скрываться, то со второй я делю комнату в общежитии. Соседка она, как уже говорилось ранее, отвратительная в плане чистоты. Разбросать вещи по всей территории? Нет проблем! Пожевать в постели? Минутное дело. И ладно бы это была её половина комнаты, её кровать, так нет же. Крошки и майки я нахожу у себя. А ведь посмотришь на Ют, и не скажешь, что она маленький поросёночек.

Ну, как маленький. Она на полголовы выше меня, но, по сравнению с Адамом и другими студентами, она является членом моего клуба коротышек. Ещё она немного пухленькая. Как точно, пусть и немного пошло, описал тот же Адам: «Я б и вдул, и помацал». Коротко и понятно. Также у неё короткие волосы. Эдакая светлая шапочка. Примерно такой же длины у меня они были в детстве. Потом я начала отращивать. А ещё она как раз из тех студентов, факультет которых тяжело определить по внешнему виду. Строгая чёрная юбка, тёмные сандалии под греческий мотив, белая рубашка с пышными рукавами до локтя. Да я решу, что она бухгалтер, преподаватель или юрист, но никак не Стеклодув. Да-да, брутальная профессия, не правда ли? Эта с виду милая девочка будет создавать машины.

А на совести Адама будут дома. И я такая приливы и отливы регулировать буду.

Сейчас мы на втором году обучения, и пока идёт общее направление на всех факультетах. Потом передо мной и другими студентами будет стоять выбор.

Художники, в том числе и я, должны будут выбирать между упором на Небо, Воду и Землю. Почти все пойдут на земельную специализацию, так как она даёт больший простор для действий. Они смогут пойти в строители и рисовать дороги, могут заниматься ландшафтом, пойти в спасатели и ликвидировать стихийные бедствия, а также предотвращать обвалы и т.д. Другая масса пойдёт по направлению Неба. Это не так популярно, но тоже востребовано. Земля у нас большая, а небо огромное. Надо много людей, чтобы рисовать утро, вечер, день, подготавливать сезон дождей и спасать от излишних осадков. А самое малое количество студентов пойдёт на Воду. И среди них буду я. Нарисовать озеро в засушливом климате, успокоить волны, предотвращать затопление и т.д. Это нужно, но непопулярно. А значит, нас могут принять на бюджетное обучение. Да, основной мотив — деньги.

Перед Лепщиками и Швеями тоже будет стоять выбор. Швеи будут либо ветеринарами, либо уйдут в ткани, чтобы создавать шторы, одежду, наволочки и прочее. Тканевое дело наполовину автоматизировано, но это не отменяет востребованность профессии. А Лепщики пойдут либо в экологи, либо в фермеры, либо в дизайнеры ландшафтов.

Экологи будут создавать и спасать леса, поддерживать жизнь редких растений. Фермеры — наши кормильцы. Хлеб, овощи, фрукты, ягоды лежат на их плечах. А дизайнеры схожи с экологами, но специализируются на декоративных растениях и эстетике и работают в основном в городах.

Единственные, у кого нет разделения — это Скульпторы и Стеклодувы.

Первые обрекли себя на строительство домов. Вторые — на выдувание машин и стёкол для окон. Но это всё в одном направлении. До сих пор удивляюсь, как работают стеклянные механизмы.

Перевожу взгляд на друзей. Адам продолжает втирать Ют о том, какая я плохая бука сегодня, а девушка, закатывая глаза, его «утешает». Мы все всё прекрасно понимаем.

Они представители сплошной непосредственности.

— Вам не надо идти на занятия? Перерыв же короткий, — прерываю их маленький спектакль.

— У меня окно, — перестал обнимать Ют Адам.

— А я просто злостный прогульщик, ибо сейчас будет нудная лекция.

— И за что тебя ещё держат в Академии?

— За красивые глаза? — с этими словами Ют демонстративно выпучила серые глазки.

— Скорее уж за буфера, — тихо и в сторону произнёс Адам.

Но мы его услышали. Тяжёлая рука Ют тут же дала ему оплеуху.

— За что?

— За всё хорошее.

— Жюли-и-и, — вновь заныл Адам, только теперь обнимал он меня (и надо заметить, без попыток уткнуться в грудь), — Ют меня обижа-а-ает.

— Ну-ну, не плачь. Хочешь, я не буду давать ей спать всю ночь?

— Хочу, — всхлипнул Адам.

— А торфяного пластилина не хочешь, а? Я тебя спрашиваю, — Ют схватила парня за фартук, — торфяного пластилина не хочешь?

У-у, сон — это для неё святое. И если я для Ют маленькая милая девочка, над которой можно издеваться морально, но не физически, то по отношению к Адаму у неё свой брутальный подход. И про торфяной пластилин она жестоко.

Имея в друзьях лепщиков, она легко сможет достать этот сгусток зловония и мерзости.

В мире несколько миллиардов видов пластилина, и люди продолжают открывать новые виды. Но пока ещё ни один из них не сравнился с торфяным. Тёмно-зелёный, склизкий, пахучий и просто мерзкий-премерзкий.

Многих людей сравнивают с каким-либо видом пластилина. Моя мать говорила, что я похожа на Пупырчатый китайский из-за того, что моя голова была такая кудрявая, что походила на тёмно-коричневые пупырки данного вида. Ют говорила, что её сравнивают с Мягким ночным. И это логично, они оба хорошо себя чувствуют ночью и только находясь в состоянии покоя. Адам схож с Каменным пляжным. Тоже стоит из себя непробиваемого, а от удара или сильного порыва ветра рассыпается.

А одного человека я всю жизнь сравниваю с Монастырской надеждой. Этот вид появляется только возле цветка «Надежды», который растёт на церковной земле из-за каких-то её особых свойств. Его очень мало, он редкий. Но люди счастливы его найти.

Даже для такого редкого вида нашёлся человек, который с ним ассоциируется. Для торфяного пока нет. И слава Богу.

— Эй, вы двое из вражеского лагеря, — у входа в аудиторию раздался басистый голос преподавателя. — Если прогуливаете свои пары, то делайте это не на моей территории.

Адам и Ют понуро опустили голову и, пробурчав какие-то гадости в сторону моего преподавателя, направились к выходу. Боже, я и не заметила, что пришло время пары.

Никон Матт, мой преподаватель рисования океанов, строго проследил, как мои друзья уходят в даль коридора, и только потом закрыл дверь в аудиторию.

Мистер Матт обычно похож на Ют и Адама. Он тоже с моторчиком в одном месте, часто шутит, а также не ленится подкалывать своих студентов. Я, если не первая в списке тех, над кем надо поиздеваться, то точно в пятёрке лидеров. А сегодня он какой-то злой и нервный. Наверное, его предмет воздыхания, наша медсестра, вновь мягко дала ему от ворот поворот.

Чувствую, пара пройдёт весело.