Фобии (джен)

Рассвет играет своими красками пока солнце медленно, немного вальяжно поднимается на небосвод. Окно в кабинете доктора открыто, впускает свежий холодный ветерок, разнося по всему помещению запах ладана. Сам Нойс, одетый в белую рубашку, поверх которой надета коричневая вязаная жилетка, зачеркивал на календаре ещё один день. Сегодня первый пациент тот, ради которого пришла Мадам, поэтому в этот ранний час ей не нужен дополнительный свет. Она сидит в узких брюках, персиковой рубашке и бежевом пиджаке, увеличивающим худые плечи женщины. Мадам снова не слишком красива, но в этот раз её вид можно было описать одним словом — \"свежесть\".

Вошедший больной застал доктора, осматривающим книги, коими заставлены все полки. Доктор прочитал некоторые из них, но большая часть — всего лишь декоративное украшение. И Нойс каждый раз с любопытством читает названия, проводит рукой по корешкам тех книг, до которых может дотянуться в связи со своим невысоким ростом.

Высокий мужчина с рыжеватыми усами и длинными, завязанными в низкий хвост волосами поприветствовал сидящую в кресле женщину и, пройдя до дивана, доктора. Он держал в руках белый пакет с изображенным на нём логотипом одного популярного в последние месяцы магазина. Простая бежевая кофта, также как и обычного покроя светлые джинсы, скрывала фигуру пациента, вид которого олицетворял невозмутимость и спокойствие. Он является полной противоположностью больного, сухого Абеля: здоровье и жизнь, полная достатка да спокойствия, блестят в его карих глазах. Но будь у него всё хорошо, то не было бы его здесь в этот час.

— Здравствуй, мой дорогой Висконт, — улыбаясь, начал доктор, садясь в своё кресло, — признаться, меня удивила твоя просьба провести сеанс. Ведь наше лечение практически завершилось.

— Да, я знаю, — хриплый бас, — но сегодня произойдет событие, к которому я морально не готов. Я надеялся, что вы мне поможете.

Он встал с дивана, подошел к столу и поставил на него пакет. Доктор внимательно на него посмотрел, а потом перевел взгляд на мужчину, как бы спрашивая: «Что в нём?». Висконт достал вязаный темно-синий свитер и положил его на пакет. Белый кролик злобно смотрел на Нойса, держа в своих лапках большую морковь.

— Это связала она. К моему дню рождения.

— Милый подарок, — с нотками издевки произнес доктор, держа свитер. Он кололся, его невозможно носить.

— Она приезжает сегодня вечером. Жена хочет, чтобы я её встретил в подарке, показал, как люблю и уважаю её маму.

— Поэтому вам и нужен сегодняшний сеанс, — понял Нойс и убрал свитер в пакет. Висконт забрал его и вернулся на своё место — диван. Закинув ногу на ногу и облокотившись на подлокотник, он с надеждой посмотрел на доктора.

— Что ж, со свитером я вам не помогу. Тут уже надо самому решиться, а потом терпеть. Разве что, чтобы не кололся, наденьте под него рубашку. Знаю, жарко, но это лучшее, что я могу предложить.

— Эта проблема меня меньше всего заботит. Доктор, скажите, — внезапно приблизился Висконт, опираясь на подлокотник, — как мне не поступить, как трус: не убежать, лишь завидев тёщу, выходящую из поезда? Я смог звонить ей, спокойно разговариваю с ней по телефону. Даже видеосвязь не доставляет уже проблем. Но как только я представлю, что мне придется увидеть её вживую да провести с ней несколько дней в одной квартире...

Доктор посмотрел на фотографию, стоящую в рамочке из темного дерева. Он, покойная красавица-жена, два ещё маленьких сына и тёща. Такая же низенькая, как и он, женщина с пучком седых волос на голове и сталью во взгляде серых глаз. Это старая фотография. Ни жены, ни её матери уже нет на этом свете. Но Нойсу она была дорога: здесь запечатлена вся его семья. И глядя на неё, доктор не раз вспоминал, как содрогалось его сердце при упоминании имени любимой матери его дорогой жены. Поэтому он часто, на первый порах лечения Висконта, задавался вопросом: «А имеет ли он право лечить человека от болезни, от которой сам немного страдал?»

Нойс уже не помнит, в каком потоке шли его мысли, но пришел он к решению «серьезно взяться за лечение». И не жалеет об этом. Висконт теперь не дрожит от голоса новой родственницы, даже видеочаты не пугают его. Это ведь хорошо? Нойс почти помог ему. Остался последний и самый важный шаг — Висконт должен с ней встретиться.

Доктор встал со своего кресла и сел подле мужчины.

— Давай вспомним наши первые сеансы.

Длинноволосый мужчина кивнул.

— Кто ты?

— Я Висконт Ливье. Я художник. Я отец трех дочерей. Я мужчина.

— Правильно. Какое самое главное качество мужчины?

— Он не трус.

— Повтори это.

— Он не трус.

— А теперь добавь «Я».

— Я мужчина. Я не трус. Я ничего не боюсь.

— А кого ты точно не боишься?

— Т…

— Скажи это!

— Т-тёщу.

— Внятнее!

— Тёщу.

— Громче!

— Тещу!

— Теперь всё целиком.

— Я Висконт Ливье. Я художник. Я отец трех дочерей. Я мужчина. Я не трус. Я не боюсь никого. Я не боюсь своей тёщи! — хрипло прокричал пациент, зажмурившись. Казалось, что вся тяжелая мебель завибрировала от его голоса, от крика души. Мадам, поморщившись, закрыла уши своими маленькими ладошками, спасаясь от громкого гула, стоящего в кабинете доктора.

Резко наступившая тишина оглушала. Она была настолько непривычна, что хотелось вновь начать кричать, чтобы прогнать её. Но во рту пересохло, а горло горело и чесалось.

— Ну, стало легче? — прокашлявшись, спросил Нойс, глядя прямо в глаза своему пациенту. Мужчина вымученно улыбнулся.

— Да, немного.

— Тогда повторяй это про себя, как мантру, весь день, пока не встретишь свою родственницу на перроне. А лучше делай это постоянно до её отъезда. Тебе нужно пересилить себя, встретиться с ней лицом к лицу. Как ты будешь смотреть в глаза своим дочерям, если боишься взглянуть на их бабушку?

— А если сорвусь?

— Скажи, что тебе надо выйти, прогуляйся, а потом возвращайся. Но не стоит делать это слишком часто, мой друг.

Висконт вновь кивнул: горло еще неприятно зудело, да и вопрос не требовал озвучивания ответа. Мужчина посмотрел на наручные часы. Его жена скоро уйдет на работу, ему нужно сидеть с дочками.

Пообещав позвонить доктору, когда уедет обратно в маленький городок мать его жены или же наступит трудная минута, Ливье пожал руку Нойсу и направился к выходу. У самых дверей он поклонился и одними губами попрощался с Мадам. Женщина лишь слегка кивнула, не разбрасываясь словами. Она здесь только зритель. Её вмешательство здесь неуместно. Её слово здесь ничего не значит. Она просто сидит и делает свои выводы.