Morituri te salutant (джен)

Теперь они, по крайней мере, окончательно убедились в том, что египтяне действительно восприняли их как Богов. А ведь всё могло пойти абсолютно иначе, и тогда они бы, скорее всего, просто-напросто погибли бы рано или поздно...

— …потому что аборигенов много, а мы не станем убивать их.

Иттиль сидела, подтянув колени к груди, в тени храмовой стены. Эластичные подкладки она положила под подбородок, как подушку, и от нечего делать то включала, то выключала оптический прицел, наблюдая, как синие точки бегают по грубому горячему камню, почти исчезая на солнце.

— Удивительно. Нас так здорово выдрессировали, — продолжила она растерянно. — Мы не просто многое знаем, но мы ещё и умеем не обратить наше знание в орудие завоевания.

— Обижаешь, — откликнулся Хайд со смешком.

— А чего смеёшься? Она дело говорит, — Аарон скрестил руки на груди. — Вот ты, Хайд. Ты военный, машина для убийств и всё такое, но хоть раз в своей практике ты захватывал миры? Убивал больше трёх живых существ за раз? Мы стираем им личности или память (а иногда и то, и другое), что, конечно, нисколько не лучше, но всегда, заметь, всегда оставляем жизнь. Это называется гуманизмом.

А здесь людей уничтожают тысячами каждый день.

Хайд только фыркнул в ответ.

— Я видел такое, что тебе даже в твоих самых страшных кошмарах не приснится, док. Тебя ещё не было, когда я уходил в свой первый дрифт, и, поверь, тебе нисколько не хочется узнавать то, что мне приходилось знать по долгу службы.

— Ты прав, но ведь и я много чего видел. Мне в руки передавали жертв различных военных столкновений с иными цивилизациями и знаешь что?

Военный вопросительно приподнял бровь.

— Что?

— В основном погибали люди. Вас отправляли на верную гибель каждый раз. Нас и сейчас сюда отправили, возможно, на смерть. Людей много, Человечество в общем не волнуют такие глупости, как смерть нескольких сотен живых единиц, и именно на этом держится крайняя степень нашей толерантности. Интересно, как ты до сих пор этого не понял? Умрём мы или выживем — не имеет значения, мы просто делаем свою работу и выполняем приказ. А они тут живут, не имея ни уверенности, ни чёткого выбора, и именно поэтому могут позволить себе что угодно.

— Я что-то не понял, — Хайд угрожающе подался вперёд, распрямляя могучие плечи. — Ты ставишь под сомнение мою компетентность, док? Если хоть один из них, — мужчина окинул взглядом пространство вокруг, — если хоть один из них будет угрожать нашей безопасности, я пристрелю его без колебаний...

— Да, и тогда мы все погибнем.

Хайд нехорошо усмехнулся.

Иттиль заметила, как он покосился на оружие у неё на поясе. У самого Хайда пушку забрал Эйд, и девушка считала, что это было наиболее рациональным решением — мало ли, что может прийти военному в голову, учитывая своеобразие и его рода деятельности, и его характера. Также считал и Аарон, которому капитан поручил внимательно наблюдать за действиями десантника и пресекать любую потенциально опасную ситуацию. Задачка, будучи, кстати, в принципе непростой, постоянно осложнялась тем, что «потенциально опасные ситуации» возникали практически ежесекундно: Хайд мастерски умел находить повод для применения силы. Спасали дело лишь привилегированность их нынешнего положения да отсутствие оружия у главного агрессора.

Сам Хайд очень сильно бесился по поводу отсутствия у него драгоценной винтовки — ещё бы. Военный без оружия — это выглядело как-то кощунственно даже по мнению медика, но он ограничился лишь тем, что мужчине искренне посочувствовал. Они не могут допустить ещё одну ошибку.

— Кончайте пасти меня, вы двое, — возмутился Хайд после минутного молчания. — Я не тупой и давно уже допёр, что это благодаря Эйду вы тут вдвоём увиваетесь вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями.

— Да сдался ты нам. По крайней мере, лично мне точно не сдался., — Иттиль мысленно позавидовала спокойствию, с которым Ааорн отрицал, в общем-то, правду. — Мы просто наслаждаемся привилегиями.

В доказательство док в следующее же мгновение проворно отправил в рот целую горсть виноградин. Иттиль, которую уже буквально тошнило от даров местной флоры, сморщилась от отвращения.

— Фу, прекрати так делать, это противно!

— А что ты хотела? Здесь все так питаются, а что естественно, то не безобразно, милая.

Аарон многозначительно воззрился на Хайда, мол, видишь, мы совсем не обращаем на тебя внимания, и тот только устало махнул рукой, поднявшись. На якобы вскользь брошенный вопрос «куда пошёл?» военный коротко отрапортовал: корабль.

— Втроём они его не починят, — сказал Аарон, когда Хайда уже не было видно. — Нам нужна помощь.

— Чья, интересно?

— Их.

* * *

Когда Панья прибежала к старому Нкуку, тот уже проснулся и сидел на своей гнилой соломе, выпутывая из свалявшейся бороды комья грязи. Сегодня ему ещё ничего не принесли, так что девочка была первой, кто поставил перед стариком кувшин с водой и пресную лепёшку.

— Маленськая Пансья, — Нкуку заулыбался беззубым ртом, заквохтал, словно курица, а потом засмеялся тонко и сипло. — Спасьибо, маленськая Пансья. Нкуку уже слишком слаб, чтобы добывать сьебе пищу сам, но маленськая Пансья всегда приносит старому Нкуку немного хлеба. Каждый день, да благосьловят её Боги удачсей.

Старик ужасно шепелявил, когда говорил, но Панья уже давно научилась понимать его неразборчивую речь. Она присела на корточки напротив Нкуку, разглядывая коричневое морщинистое лицо большими чёрными глазами.

— Ты видел, старый Нкуку? Ты видел, что вчера произошло? Ты знал, что так будет?

Она теребила полы своего калазириса, которые всегда держала в руках, когда садилась, чтобы не запачкать. Нкуку взглянул на неё в ответ, и в его серых глазах блеснула на мгновение задорная искорка.

— Старый Нкуку о многом знает, — задумчиво протянул он, закатывая белки. — О многом, о многом... Что маленськая Пансья хочетс услышсать?

— Я хочу узнать о них! Жрецы говорят — это Боги сошедшие с неба, но...

Старик неожиданно громко закричал, разбрасывая солому, заставляя Панью отшатнуться.

— О, старый Нкуку так о многом можсет рассказсать, но маленькая Панься никогда не должна спрашиватсь у него о Богах! О, Боги жестоко обошлись со старым Нкуку: они забрали его молодоссть и силу, а взамен не дали ничсего!

Старик схватился за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону, выдирая клоки седых жидких волос из головы. Девочка возбуждённо подпрыгнула, чуть не топнув ножкой с досады.

— Нет же, Нкуку! Расскажи мне о тех, кто прибыл вчера, ведь ты знал! Ты знал, что они придут, а ты знаешь, кто они?

— Маленськая Пансья не должсна спрашивать Нкуку об этом, — он протяжно завыл, колотя себя в костлявую грудь.

Панья тяжело вздохнула, пытась придумать, что делать дальше. Голос молчал, словно бы не хотел в этом участвовать, поэтому девочка сама сосредоточенно прокручивала варианты в голове.

— Хм, а что, если маленькая Панья принесёт тебе денег? Ты слышишь? — она ухватила старика за плечи. Тот перестал раскачиваться и затравленно взглянул на неё исподлобья. — Что если я принесу тебе немного денег? Монетки, блестящие, понимаешь?

Нкуку с секунду напряжённо молчал, а потом принялся выть с новой силой, бормоча что-то на не то на другом языке, не то просто очень невнятно — Панья в любом случае не могла понять, что это означает, и уже начала порядком тревожиться за рассудок бедного Нкуку. Неужели он всё-таки сумасшедший? Но откуда же он знал об этих существах и о падающей звезде? И о грядущих событиях?

— На что Нкуку деньги? — прорыдал старик. — О нет, маленськая Пансья, это слишком малая цена для того, что ты хочешсь узснать!

— А что нужно? Я сделаю, достану, Нкуку! Я могу заставить мальчишек больше не кидаться в тебя камнями, — старик верещал, — могу... могу принести тебе забавные бусы, ты ведь любишь бусы, — Панья закусила губу, придумывая, что ещё может быть необходимо тощему сумасшедшему старцу. — Я... я могу приносить тебе больше еды! Или... Или...

Панья почувствовала, что сейчас заплачет. Ей было нужно узнать правду, но Нкуку был ужасно вредным стариком и никогда ничего так просто не говорил. А тут и вовсе взбесился так, что напугал половину прохожих своим криком и причитаниями.

Девочка уже хотела уйти, когда старик вдруг замолк и крепко ухватил её за руку, притянув практически вплотную к себе.

— Маленськая Пансья говорит, что может, — он захихикал, и девочку обдало зловонным дыханием, — может... Может ли маленськая Пансья, да благосьловят её Боги удачсей, показать их старому Нкуку? Его ноги уже так слабы и не держат его, но ножки маленськой Пансьи так быстры и проворны, они помогут старому Нкуку добраться до святилища и своими глазамси взглянутсь на тех, о ком ты говоришсь...

Она вздрогнула, когда шершавая ладонь старика отпустила её предплечье и тут же отпрянула в сторону. Панья не ожидала, что Нкуку может быть таким сильным.

Потирая покрасневшую кожу, девочка думала о том, сможет ли выполнить просьбу старика. Ведь в этом же нет ничего такого: просто помочь старцу, древнему как мир, добраться до святилища, чтобы тот мог поклониться новоприбывшим Богам. Почему нет? Но как можно провести Нкуку внутрь храма мимо стражи и жрецов? Она, в конце концов, всего лишь маленькая девочка, а он — немощный тощий старик...

— Я согласна, — твёрдо ответила Панья.

— Маленськая Пансья, ай да Пансья..!

Нкуку снова принял вид доброго и очень мирного нищего, мусолившего беззубым ртом хлебную лепёшку. Панья молча отобрала у него хлеб и, разломив, бросила в кувшин с водой. Нкуку пронаблюдал за этим действием с невинной улыбкой.

Ещё совсем недавно у него оставалось немного зубов, но теперь, судя по всему, их либо не было совсем, либо насчитывалось около трёх или четырёх, так что старик не мог больше жевать.

— Запомни, как я тебе показала, — назидательным тоном сказала Панья. — И делай так всегда, когда что-то ешь.

— Спасьибо, маленськая Пансья, да благосьловят тебя Боги удачсей... Старый Нкуку всё расскажьет Пансье, как только та сделает, что обещалась!

И Нкуку снова закивал ей, радостно вылавливая из кувшина размокшие куски лепёшки.

* * *

— Никак, — вздохнул Сэм. — Только если разбирать дополнительные движки.

Связист ходил мрачнее тучи уже второй день: связаться с Сердцем не получилось, Апостол молчал, и Сэм — Эйд предполагал — вменял это в вину себе. А, может быть, просто был расстроен.

— С одним движком мы сможем вернуться?

— На телепорт хватит, но потом... Мы должны либо сразу портануться на критическое расстояние, чтобы они захватами смогли затащить нас к себе, либо... зависнуть в космосе. Два варианта.

Сэм покачал головой, бросив затейливый инструмент в пыль.

— Хреново. Сэмми, ты уверен, что связь потеряна безвозвратно?

— Уверен, — буркнул связист. — Я вам давно сказал.

Эйд потёр лицо ладонью. Ох, это грозит вылиться в нечто совсем нехорошее. Благо, что местные не стремятся убить их или ещё каким бы то ни было образом навредить — это несколько облегчало приоритетную задачу. И всё равно они в заднице.

Как только Эйд вернётся в Сердце, он найдёт всех, кто был замешан в этой аварии и так им наваляет, что они на всю жизнь запомнят! Нет, никто ещё не смел так неуважительно обращаться с его командой и с ним самим, пускай даже он и являл собой практически ходячего киборга без гроша в кармане.

— И что? По-твоему, мы сумеем всё это провернуть и не уничтожить «Апостола» ко всем чертям?

— Не уверен, но попытаться стоит.

Вариант с дрейфом Эйд даже не рассматривал: и самому последнему идиоту ясно, что это медленно самоубийство, если нет ни движков, ни кислорода, ни достаточного количества провизии. А у них ничего этого как раз и не будет наблюдаться, если они перенаправят все дополнительные мощности в прыжок. Их корабль, даже если и взлетит, попросту останется без энергетического обеспечения.

Капитан громко выругался и пнул ногой песок.

Чёрт бы побрал всё это!

Когда на горизонте замаячил Хайд, мужчина чуть было за голову не схватился. Если военный идёт выяснять отношения — а он вполне мог пойти выяснять отношения по поводу того, когда ему вернут его пушку — то скоро у Эйда будет на одну проблему больше.

— Эй!

Нет, Хайд помахал ему, значит, вроде бы, пока ещё терпит.

— Привет, — мрачно поздоровался Эйд.

— Ну, чего, как?

— Плохо, — откликнулся Сэм откуда-то из-под консоли.

Хайд почесал затылок.

— Мне уже надоело просиживать свой зад в этом... как его, храме. Кэп, ты б мне хоть пушку вернул, а?

— Чтобы ты решил проблему перенаселения? — капитан хмыкнул. — Нет, парень. Лучше помоги Сэму разобраться с движками.

— Чего-о? — десантник с вопросом уставился на Эйда. — Мы что, собираемся окончательно угробить всю систему жизнеобеспечения корабля?

Эйд напрягся. Он не посчитал нужным обсудить своё решение с командой, да и пока что решение оставалось всего лишь решением: на выполнение задуманного у них уйдёт как минимум семь-восемь местных циклов, а если учесть, что им помимо работы необходимо собрать информацию, есть и спать, то в конечном итоге предприятие обещало затянуться все пятнадцать.

Хайд жизнерадостно заржал.

— Наконец-то мы сможем избавится от этой развалюхи. Чёрт возьми, малышка «Арго» отжила своё ещё лет пять назад.

По мнению Эйда, который очень долгое время провёл на этом корабле, «Арго» находился во вполне рабочем состоянии, а то, что техника обновлялась с бешеной скоростью — так ведь она уже очень давно такими темпами развивается, но массивные машины продолжают оставаться в эксплуатации довольно долгое время.

— Сколько ещё нам тут сидеть?

— Хайд, ты спрашиваешь меня так, будто я знаю.

* * *

Шейси прогуливался по улицам, не без удивления наблюдая за тем, как от него отворачиваются прохожие и прячутся в дома дети. Не то чтобы парень был недоволен... Просто он думал, что они теперь что-то вроде местных знаменитостей, только вот не учёл, что египтяне к Богам относились всё-таки с почтением и ничьим обществом, помимо жрецов, их не обременяли. Шейси общество бритоголовых накрашенных мужчин сначала пугало, потом он привык и даже попытался наладить отношения, а потом ему, что называется, наскучило. Эти жрецы, даже Ур-Хек, показавшийся Шейси изначально довольно смышлёным человеком, оказались на проверку весьма посредственными ребятами, так что Шейси поспешил сбежать из храма сразу, как только представилась возможность, и теперь занимался тем, что пугал народ на улицах.

— ...небеса помогут нам, — тихо напевал он себе под нос, — во всех наших битвах, ведь они видят любовь и... э, чего-то там. И дальше тоже не помню, но какая разница, если меня всё равно никто не слушае-ет?

Он с досады поднял камушек и запустил им в стену какого-то дома. Камушек вполне ожидаемо отскочил от стены и упал на землю, хотя Шейси на секунду уже успел подумать, что он вот сейчас разнесёт чьё-то жилище к чертям. Не разнёс, вот и славно.

Шейси завернул за угол и вновь пронаблюдал привычную уже картину: люди поспешно склоняли головы и чуть на колени не падали.

— Ну что такое! — в сердцах воскликнул Шейси, забыв включить переводчик. — Сколько можно, люди? Хватит трястись и дрожать уже, ну!

Люди издали испуганный вздох и наклонились ещё ниже.

— Ух, чёрт бы вас всех побрал, — с обидой пробормотал Шейси и обречённо поплёлся дальше.

На очередном повороте, в какой-то тёмной нише, парень обнаружил спящего на грязной соломе старика. В голове тут же всплыли слова Эйда о том, что лишний раз вмешиваться в их жизни нельзя, но Шейси решительно не понимал, как можно быть Богами, в общественном понимании, и не помогать нуждающимся? Это же, типа... Ну, правильно.

Он остановился, размышляя, что ему делать. Старик закопошился и проснулся. Открыл светлые, почти белые глаза, и уставился на Шейси так, что тот чуть было с визгом не убежал обратно в храм и не спрятался под схенти жрецам: обросшее грязной, всклоченной бородой коричневое лицо выглядело устрашающе.

Старик явно что-то говорил, размахивая тощими как палки руками, указывал пальцем на Шейси и вопил как резаный, но ни парень, ни поспешно активированный переводчик, не могли ничего вычленить из потока бессвязного бормотания.

— Твою мать... Э-это, спокойно, спокойно.

Шейси протянул старику правую руку ладонью вверх, показывая, что веда причинять не собирается. Парень думал, что сейчас человек замолчит и, как и все, падёт ниц или что-то вроде (и, надо сказать, забеспокоился, не умрёт ли старик от такого потрясения), но старикан вместо ожидаемых почестей и всего прочего крепко вцепился ногтями в чужую ладонь, так что Шейси сам чуть было не заорал от неожиданности.

— Эй, какого... Пусти, — угрожающе попросил он.

Но старику было вообще до лампочки — он настойчиво тянул Шейси к себе, вопя и сипя, и парень уже конкретно перепугался. А если это какая-нибудь заразная болезнь? По болезням у них Аарон, и вообще, их костюмы не приспособлены к такой длительной фильтрации вредоносных микроорганизмов. Чёрт-чёрт-чёрт!

Психованный старик смотрел на Шейси с настоящим безумием. Парень, осознав, что он попал, резко дёрнул руку на себя — благо, синтен добавил ему силы — и отскочил от старика на безопасное расстояние. Услышав разочарованный вопль, Шейси поспешил занести в свой навигатор действующие координаты (чтобы потом привести к нему врачей или кого-нибудь там) и быстро ретировался.

Ох, чтобы он ещё раз..!

— Ой-ёй, прости.

Занятый размышлениями, Шейси не заметил, как столкнулся с... кем-то. Опустив голову, он увидел перед собой маленькую черноволосую загорелую девочку, которая... В общем, которая тоже уже была готова грохнуться либо на колени, либо в обморок.

— Стоп-стоп, — с надеждой в голосе заговорил парень. — Подожди, так...

Девочка неуверенно прекратила движение и вернулась в исходную позицию. Смотрела она, мягко говоря, с опаской, но явно была достаточно умной, чтобы уметь слушать. Шейси вообще заметил, что дети здесь как-то в этом плане приветливее.

— Слушай, — девочка тут же вытянула шею. — Да нет же, не то слушай, — Шейси замотал головой. — Короче, просто не падай ниц и всё такое, и не смотри на меня такими глазами.

Девочка в сомнении попыталась закрыть лицо ладонями, но Шейси её остановил.

— Это образное выражение! Боже...

Несчастная египтянка не знала, что ей делать — перед ней стоял Бог и требовал от неё вещей, которых она не понимала или выполнить не могла.

— Так. Ладно. Ты можешь стоять и отвечать на мои вопросы?

Девочка робко кивнула.

— Ртом отвечать, — терпеливо пояснил парень. — Голосом.

Для пущего эффекта он жестом продемонстрировал говорящего человека. Девочка, похоже, поняла.

— На что Вы желаете получить ответ, о мудрейший...

— Э... Для начала вот без этого, — поймав очередной недоумевающий взгляд, Шейси вздохнул. — Ну без «мудрейших», «прекраснейших» и прочих эпитетов. Говори просто и по делу, как бы говорила со своим отцом.

Девочка с секунду напряжённо молчала, уставившись в одну точку, а потом просияла: ещё бы, один из Богов пожелал, чтобы она общалась с ним, как с собственным отцом. Это ж фактически приглашение прямиком на Небеса. Шейси мысленно влепил себе по лбу за тупость. Обнадёжил девочку, называется.

— На что Вы желаете получить ответ?

Девочка говорила с трудом, всё ещё опасаясь божественного гнева, но довольный вид Шейси, похоже, развеял у неё всякие сомнения.

— Я желаю, во-первых, чтобы люди перестали падать перед нами на колени, но это ты выполнить не сможешь...

— Как же? — девочка в испуге прикрыла рот руками: ведь она перебила Бога! Бог, однако же, похоже, не собирался испепелять её.

— Говори-говори.

— Как же... как же люди будут показывать степень своего уважения?

Шейси задумался. Как объяснить девочке, что Боги сами знают, кто их уважает, а кто нет?

— Мы прекрасно знаем о степени уважения каждого из вас, — сказал он с пафосом. — Можешь не беспокоиться. Как тебя зовут?

Девочка вся сжалась и замерла. Видимо, она пыталась решить, какое имя назвать.

— Панья, — наконец, выдавила она и зажмурилась.

Панья. Маленькая, тощенькая, с огромными чёрными глазами, в одной-единственной набедренной повязке с пояском — считай, голышом бегает. Бедная девочка. Бедные дети.

Шейси дёрнул плечом, стряхивая наваждение.

А меня зовут... Как же его зовут? А, чёрт с ним. Одна маленькая девочка ничего не решает.

— Шейси.

И он в жесте дружелюбия протянул девчонке руку, начисто забыв о том, что у древних египтян как-то не принято. Девочка с плохо скрываемой паникой руку взяла, и Шейси слегка тряхнул её, показывая, как надо здороваться.

— Что ты здесь делаешь, Панья?

— Иду домой, — пискнула девочка. — Скоро стемнеет.

Парень поднял голову: и вправду, Амон Ра на своей треклятой колеснице уже почти свалил за западный горизонт. Нет бы подождать.

— И далеко твой дом?

— Не... Не слишком.

Панья поёжилась и опустила взгляд. Неужели она думает, что Шейси собирается сделать что-то с ней, её братьями и сёстрами или с её родителями? В прочем, да, Боги здешние как-то не слишком дружелюбны по отношению к верующим, насколько парень знал.

— Успокойся, я не собираюсь никого карать.

— Но тогда отчего...

— А что я, не могу посмотреть, как живёт народ Та-Кемета?

— Простите, можете, конечно можете, я..!

— Да ладно.

Шейси похлопал Панью по плечу, и та, кажется, действительно приободрилась.

— Скажите, а... — тут она ещё ненадолго замялась, — а почему Вы не наказываете?

Интересный вопрос. И что же тебе ответить, Панья?

Парень задумался, медленно, чтобы девочка за ним успевала, шагая по указанному направлению. И тут вдруг ему в голову пришла замечательная идея... Настолько замечательная, что он даже захихикал. Эйд его убьёт, но это того стоит.

— Не каждый из нас любит наказывать, — продекламировал Шейси так, как обычно начинают долгий-долгий рассказ. — Я добрый и предпочитаю решать всё мирным путём, хотя тоже могу хорошенько надрать задницу. Есть среди нас и такие, кому чужая кровь душу греет, но таких немного. В основном мы все такие... средние. Ну, знаешь, и не добрые, и не злые, скорее справедливые и всё в таком духе. Мы долго смотрели на вас с Небес и в конце концов решили, что нам пора поговорить с вами и узнать, насколько чисты ваши души. Не спрашивай, почему мы не могли об этом с тем же успехом справиться наверху, потому что мы Боги и делаем что хотим. В рамках разумного, — поспешно добавил Шейси, предупреждая кучу вопросов. Панья, ещё не успевшая их задать и даже не подозревавшая о том, что у неё всё на лице написано, сияющими глазами наблюдала за парнем. — Давай я всё сначала расскажу, а ты потом спросишь, договорились?

Дождавшись утвердительного восхищённого кивка, Шейси продолжил:

— Так вот... Мы здесь. Нас тут всего лишь шестеро самых главных, и я среди них — самый благосклонный. Остальные могут и по ушам надавать за непослушание, — поймав недоумевающий взгляд, Шейси исправился: — Ну, наказать могут, понимаешь? За тем, чтобы мы соблюдали правила, неусыпно наблюдает наш, хм, отец, — отец, дожили. — Ты, скорее всего, видела его. Он говорит от нашего имени и вообще всё делает. Ну, такой невысокий, с короткими волосами, угрюмый вечно, понимаешь? — девочка радостно кивнула. — Да-да, он. Мы с ним — каждый по очереди, а иногда и группами — периодически ссоримся и затеваем небольшие локальные конфликты — воины, чтобы в итоге помириться и осознать свои ошибки.

Шейси ненадолго замолчал, придумывая, что бы ещё такое сказать. Панья всё с тем же восторгом разглядывала его, уже без страха держась за руку могучего благосклонного Бога. Если она ему понравится, то, может быть, Бог будет покровительствовать её роду и дальше?

— С нами прибыл искусный врачеватель, способный вылечить что угодно. Но смертных он не лечит, потому что недолюбливает. Он вообще никого не жалует, кроме той богини, что из нас шестерых одна. Она мудра и единственная в состоянии отгадывать его бесконечные загадки и не вестись на уловки.

— Ооо...

Панья согласно закивала — видимо, чисто на интуитивном уровне просекла, где собака зарыта. Молодец девочка. Шейси заулыбался.

— Она помогает всем хорошим людям в их начинаниях и...

Тут парень понял, что заговорился и что Панья уже остановилась и стоит напротив одного из одноэтажных домов. Шейси замолчал, показывая, что девочке уже пора. Та безропотно прошла ко входу и скрылась за хлипкой дверью на каких-то хитрых подвязках.

Он молча сохранил координаты.

Эйд убьёт его, если узнает.

* * *

Панья столкнулась с одним из Богов совершенно случайно и уже приготовилась к неизбежным страшным мучениям, но Бог оказался вполне дружелюбным и девочку не наказал. Панье было неловко, ведь она была так некрасиво одета: всего лишь в свой всамделишный калазирис, который и калазирисом-то на самом деле не был, а был небльшой повязкой с поясом. Её красивый белый и вполне настоящий калазирис она одевала так редко, что могла, наверное, по пальцам пересчитать случаи, ведь Панья умела считать — спасибо старому Нкуку.

Голос, когда она попросила его о помощи, сказал, что девочка делает всё правильно и что она обязательно должна проявить своё уважение к Богам.

Пока Шейси рассказывал ей о том, как устроен мир Богов, Панья изредка замечала, как на них смотрят прохожие и как все тут же склоняются и падают на колени. Ей было приятно, что она могла так больше не делать и что Бог разрешил ей вести себя с ним как с практически равным — это давало огромное количесво привелегий.

И всё-таки Панья старалась не забыть о том, что Шейси — всесильный Бог, могущий тоже в случае чего «надрать кому-нибудь задницу», пускай она и не особо понимала, в чём заключается смысл этого выражения. Но звучало оно подобающе грозно.

Не забыла Панья и о старом Нкуку. Теперь девочка считала, что Боги по-настоящему благоволят ей: её почтили не просто присутствием, но и определёнными привилегиями, обладая которыми девочка вполне могла привести в храм Нкуку и тогда уже узнать у него о том, откуда тот узнаёт о том, что будет — спрашивать об этом у Бога-Шейси Панья не решилась. Вдруг он обидится? Вдруг у Нкуку какой-нибудь договор?

Когда она сломя голову вбежала в дом, родители ещё ни о чём не догадывались. Им донесли на следующий день соседи, и тогда Панье пришлось рассказывать всей семье о том, что она видела. Но девочка говорила не обо всём — так приказал Голос.

* * *

— И что ты предлагаешь? — возмутился Аарон. — Чтобы мы помогали всем больным и немощным? Помилуй, мальчик мой, нам на это не хватит и всей жизни!

— Но...

— Не «но», а нет, я говорю. Ты знаешь, сколько точно таких же стариков ещё находится в одном только Мемфисе? Десятки, если не сотни. Нищие повсюду в этом городе, просто мы их никогда не увидим, понимаешь о чём я?

— Но...

— Что? «Но он всего один»? Я это слышал от тебя за последние несколько минут уже сотню раз и уже устал повторять, что я не собираюсь ему помогать. Не потому что я такой плохой и нехороший, а потому, что вмешательство наше в жизнь этих людей должно быть минимальным. Мы и так разрушили привычный для них ход вещей, а ты хочешь, чтобы я ещё их лечил! У них есть свои врачи, свои жрецы, и они прекрасно справляются с поставленной задачей!

— Но...

— Нет я сказал! — медик угрожающе нахмурился. — Ещё слово, Шейси, и я... я даже не знаю, что с тобой сделаю. Надоел. Займись делом, в конце концов!

Занавес.

Шейси, когда док отвернулся, показал ему вслед неприличный жест. Двумя руками. И даже пальцами на ногах, просто этого не было видно. Хайд это заметил, но ничего не сказал — ему было абсолютно плевать на чужие разногласия. Он солдат, а не сплетник или болтун.

Эйд опять где-то пропадал. Вместе с Иттиль. Парень подозревал, что они развлекаются на приёме у фараона и негодовал по поводу того, что остальным капитан идти запретил. Интересно, это чтобы они дел не натворили или чтобы все почести и прочая белиберда достались только им двоим? Глупое предположение, конечно — Эйд ужасно нелюдимый тип и добровольно на такое вряд ли бы пошёл. Его «обязывает долг» — Шейси мысленно передразнил писклявым голосом своего капитана и заржал.

Жрец Ур-Хек, благополучно наблюдавший за божественными препирательствами наполовину высунувшись из проёма, степенно вышел на свет. Низко склонив голову, он изящно продефилировал к середине помещения и остановился. Вслед за ним потянулась толпа каких-то тёмных личностей, предположительно писцов, тащивших с собой свитки папируса и какую-то вонючую чёрную дрянь.

— О неотразимые, благородные, могучие правители Та-Кемета и всего Мира! — воскликнул Фоон, вскидывая жилистые руки. — Ваши смиренные подданные пришли, дабы запечатлеть Вашу историю в веках для своих благородных потомков...

Хайд закатил глаза — он всё ещё злился из-за отобранного оружия, Аарон резко обернулся, приняв ужасно скорбное выражение, а Шейси едва сдержал нервный смешок, вспомнив, что позавчера наговорил той девочке... Панье. Странное имя. Панья. Ха-ха. Панья. Нет, ну реально прикольное имя. Панья...

Шейси помотал головой, возвращая своему виду напускную серьёзность.

— Боги заняты, — лениво протянул Хайд, скучавший больше всех. Сегодня они ничего не чинили, потому что вчера убили на это весь день и, по мнению большинства, заслужили отдых.

Надо сказать, что такая жизнь вообще была довольно привлекательной альтернативой. Другое дело, что вечно они оставаться здесь не могли... Или могли? Ну нет, Шейси совсем не хотелось до конца своих дней сидеть в этой парилке и глотать песок, умирая от огромного количества различных заболеваний, срок действия вакцин от которых однажды истечёт. А от многих и вакцин-то не было никогда, а как насчёт генной инженерии? Не-ет, назад вернуться было просто жизненно необходимо.

— Прошу прощения, — лицо Фоона ненадолго исказила гримаса боли. — Ваши покорные слуги всего лишь исполняют роль Вашего сына на земле, да простите Вы мне мою дерзость, о могучие, бесподобные...

И так далее по списку.

Шейси просто не мог понять, как этот Ур-Хек до сих пор не задолбался выговаривать все эти изощрённые эпитеты и не послал всё к чертям?

Аарон вышел из тени, подходя к жрецу ближе.

— Мы не можем позволить вам узнать небесные тайны, сыны Та-Кемета. Мы даровали Вам всё, чтобы вы могли жить и растить своих детей, неужели вам этого мало?

Голос дока звучал довольно грозно — видимо, не отошёл ещё от спора про старика. Шейси издал тихий смешок, чем заслужил полный ярости взгляд Аарона. Он точно парня чем-нибудь отравит однажды.

Ур-Хек задрожал, падая на колени. Писцы последовали его примеру, не выпуская из рук папируса. Одного недовольного взгляда этим людям хватало для того, чтобы тут же начать заглаживать несуществующую вину перед Богами. Ужас какой. Где бы ещё Шейси такое увидел?

— Встань, благородный Ур-Хек, — потребовал Аарон. — И вы, — он кивнул на писцов, не зная, как бы их обозвать, — поднимитесь тоже.

Все безропотно подчинились.

Жрец молча расправил белое одеяние, ожидая, пока Боги позволят ему говорить. Аарон по-прежнему молчал, сурово глядя на поднимающихся на ноги людей и пытался придумать, что сказать. Без Эйда они не могут ничего им рассказывать, да и с капитаном, вообще-то, тоже, и даже любая выдумка может стать роковой, превратившись в религию в будущем. Ох, сколько же они дров наломали — страшно даже представить.

— Мы не дадим вам ничего сверх того, что дали уже. Отпусти своих людей, жрец, отправь их по домам и прикажи отдыхать. Пускай побудут с семьями те, у кого они есть, и вдохнут свежий воздух те, кто живёт в одиночестве. Мудрость и величие придут к вам со временем, но не по сиюминутному мановению нашей руки.

Фоон Ур-Хек покачал головой. Шейси видел, что несчастный жрец стоял перед выбором: ослушаться приказа Бога или ослушаться приказа фараона? Оба здесь и оба могут хорошенько жреца выдрать плетью или что похуже. Интересно, когда Эйд узнает об этой неожиданной несогласованности мнений двух Богов, что он скажет? У них могут начаться серьёзные проблемы, если таких несоответствий будет много: что это за боги, не могущие даже элементарно прочитать мысли своего наместника в Та-Кемете?

Шейси сам невесело усмехнулся собственным же мыслям.

* * *

Нечерихет был странной личностью. Очень спокойный и абсолютно непробиваемый на людях, с кем-то вроде Эйда он вёл себя словно старый приятель, будучи, видимо, абсолютно уверенным в том, что он Богам как-никак, а близкий родственник. Конечно, уважение и почтение он к Богам проявлял, но всё равно проскальзывало в его речи нечто панибратское, заставлявшее капитана мысленно улыбаться каждый раз. Это походило на запутанную детскую забаву.

Иттиль молча пила вино — она вообще увлеклась этим напитком — и слушала, явно вполуха, о чём разговаривают мужчины. Являясь историком, девушка сидела в покоях того, подобных которому через десятилетия начнут называть фараонами, и очень внимательно всё разглядывала. Встроенная в оптику камера снимала всё, что Иттиль видела, чтобы потом разложить по полочкам информацию. И девушке, может быть, и нисколько не надоедало праздное сидение и нервное поглядывание на ненавистные фрукты, а вот Эйду уже порядком надоело обсуждать с деспотом-Джосером его планы касательно правления государством.

Мужчина понимал, что как бы ни хотел он наставить Нечерихета на путь истинный, этого делать ни в коем случае нельзя. По понятным и уже сто раз всем сказанным и пересказанным причинам. Но вот фараон, к сожалению, этого не знал, поэтому продолжал пытать несчастного Эйда вопросами, а капитан — настойчиво уклоняться от прямого ответа.

— ...Сколько мудрости в твоих словах! — воскликнул Нечерихет, скупо размахивая руками.

Похоже, у него были какие-то проблемы с опорно-двигательным аппаратом, судя по некоторым признакам. В частности по тому, как скованы его движения в плечах. Нужно будет рассказать об этом Аарону, когда они закончат.

Если они закончат, чёрт возьми.

— Воистину ты был избран нами верно, — ответил ему Эйд. — Твоя политика мудра и без наших советов, тебе нет нужды отвлекать нас от созерцания наших владений и вершения судеб.

Очередной тонкий намёк Джосер, похоже, снова предпочёл пропустить мимо ушей: тщеславие его достигло опасных пределов, и капитан уже начинал побаиваться, как бы этот абсолютный монарх не позарился на что повыше.

Эйд давно уже с надеждой поглядывал на Иттиль, ради глубоко научного интереса которой, собственно, и состоялась данная встреча, но девушка всё ещё увлечённо осматривалась, нисколько не волнуясь о судьбе своего несчастного капитана, которого угораздило пойти на поводу у опрометчивого желания молодой студентки.

Они договорились с самого начала: Боги и фараон встречаются и разговаривают до тех пор, пока Иттиль не увидит всё, что ей необходимо для научной работы — раз уж им в этом плане нечего терять — а потом девушка заставляет Эйда удалится, дабы обсудить какую-нибудь очень важную судьбу. Ну а дальше по проторенной: они с почётом отправляются обратно в храм, а на следующий день путешествуют до корабля, где продолжают свой нелёгкий труд по разборке двигателей и починке телепортирующего механизма.

— ...Мы заботимся о судьбах смертных, — громко говорил Эйд.

— ...И, бесспорно, лишь Ваше участие и благоволение сделало возможным возвеличивание Та-Кемета над другими странами и надо всем миром! — вторил ему Джосер.

Иттиль, никаких угрызений совести не испытывавшая, продолжала с милой улыбкой рассматривать резной кубок. Противная девчонка.

— …Моя соправительница, кажется, чем-то недовольна? — как бы «между прочим» спросил капитан, обращая, наконец, на себя внимание Иттиль.

Та, видимо, спохватившись, лишь только кивнула, подозвав Эйда к себе.

— Какого чёрта? — возмутился капитан шёпотом, отключив предварительно переводчик.

— Прошу прощения, просто здесь столько всего можно изучить, потрогать... Удивительно!

— Я чуть не умер тут обсуждать с этим, — мужчина кивнул в сторону обеспокоенного Нечерихета, — проблемы его деспотии. Я не политолог и не историк, между прочим! Надо было корабль чинить, а не на светских беседах точить лясы. Ладно, пойдём.

И они, сообщив об Очень Важном Деле расстроенному фараону, который совсем не хотел отпускать Богов, самолично настоявших на том, что посетят правителя Та-Кемета в его собственных покоях, поспешили вернуться в собственный храм, находившийся буквально в том же комплексе строений.

— Чтоб я ещё раз кого-то из вас послушал!

* * *

Шейси искал Панью среди прихожан. Собственно, девочка сама нашла его, робко дёрнув за руку, но потом куда-то пропала, так что парню пришлось попотеть, прежде чем отыскать её у одного из входов. Люди вокруг уже привычно склонили головы, но больше не падали — привыкли.

Панья радостно захлопала в ладоши и потянула Шейси за собой.

— Куда мы идём, маленькая Панья? — спросил он добродушно.

— А разве Вы не знаете?

— Всё знать не интересно, — пожал плечами Шейси. — Всё знать ужасно скучно и тяжело, поэтому я избавил себя от этой обременительной обязанности.

Девочка хихикнула, быстро перебирая ножками по асфальту. Сегодня её, по крайней мере, одели, что не могло не радовать.

Шейси послушно шёл следом по извилистым улочкам. Некоторые места казались ему знакомыми, некоторые он видел впервые, но всё равно это было довольно забавно — нянчится с ребёнком Древнего Египта, который никогда в своей жизни не увидит ни настоящего космического корабля, ни даже элементарного спейс-джета.

Парень тихонько вздохнул. Где-то там за тысячи лет отсюда сейчас растёт его настоящая маленькая сестрёнка. Учится с помощью специального искина, вместе с другими детьми проходит ежегодную программу улучшения генофонда, читает и разговаривает на пяти различных инопланетных языках и обучается шестому... Здесь же ничего этого нет. Здесь детям для счастья достаточно кожаного мячика, набитого пухом; здесь даже и учиться-то не все могут, но как-то живут и не жалуются. Быть может потому, что никогда не знали другой жизни.

— Как Вы относитесь к больным и немощным? — неожиданно спросила Панья.

— Также как и к старикам и детям, — ответил Шейси.

В голове невольно всплыл эпизод с сумасшедшим стариком, и парень в который раз укорил себя в том, что с перепугу сбежал. Это ведь был всего лишь, чёрт возьми, больной старик, которому нужна была помощь! Кто знает, быть может, он уже погиб в луже собственных испражнений всё на той же куче гнилой соломы? А всё только потому, что Шейси не дал ему немного воды или еды, или, может быть, потому что не захотел помочь.

— Здорово, — Панья улыбнулась. — Тогда Вы сможете помочь... Вот, смотрите, он здесь.

И она отошла в сторону аккурат в тот момент, когда Шейси осознал, что стоит в том же самом проулке, в котором...

— Маленськая Пансья! Ты пришсла к старому Нкуку, да благословьят тьебя Боги удачсей!

Парень в смятении остановился, не в силах выговорить ни слова, а старик, обросший волосами до самых глаз, улыбался своим беззубым ртом, радостно хлопая в ладоши.

— Кто ты? — спросил Шейси, по-прежнему не шевелясь, пытаясь продумать путь к отступлению. — Какого чёрта? Кто ты?

Старик смеялся и сипел, а потом вдруг неожиданно погрозил Шейси пальцем. Панья, всё это время стоявшая посередине, удивлённо смотрела то на Бога, то на сумасшедшего старика.

— Старый Нкуку дождался, — чавкал старик. — Дождался, о слава Богам! Я дождался.