Тот, кто рядом (гет)

Звонит телефон. Алена.

— Ты где? Хорошо, я скоро буду.

Прячу телефон в карман и направляюсь к калитке.

 

Замечаю Алену у входа в кафе, где мы договорились встретиться.

— Привет.

Женщина замечает меня и улыбается, но от меня не ускользает ее легкое стеснение.

— Привет, я Алена.

— Я знаю, — говорю ей, внимательно всматриваясь в новую знакомую. Протягиваю ей руку. — Марк.

Запах.

Не добыча.

Странно.

— Я знаю, — возвращает она мне мою реплику. Ладошка у нее маленькая и нежная.

Открываю дверь, пропуская ее вперед.

 

— Выбирай, — протягиваю меню.

Алена выбирает черничное мороженое, я заказываю вишневое. Через минуту нам подают две стеклянных вазочки с воткнутыми ложечками.

— Здесь хорошее мороженое, — отмечаю я, съев пару ложек.

Мне-человеку оно бы понравилось.

Алена кивает.

— Да, это одно из немногих мест в городе, где мороженое стоит того, чтобы его есть.

Минут пять беседуем ни о чем.

Затем я аккуратно вставляю интересующие меня вопросы, приправляя их крупицами силы.

В браке глубоко несчастна. Муж зарабатывает больше нее, при этом считает каждую копейку, требуя экономить чуть ли не на туалетной бумаге. Закончившиеся «раньше времени» ручки вызывают тонну негатива. Выручает собственная зарплата.

Не разводится из-за детей.

Детей трое. Два мальчика и девочка. Погодки. Старшая в третьем классе.

Задаю еще пару вопросов.

В глубине души боится все менять.

Как, впрочем, и большинство людей.

Касаюсь ее руки, передаю немного силы, придавая уверенность и спокойствие.

Расстаемся очень тепло.

 

Кошка валяется на диване, лишь дергает ухом на мой приход, изображая вселенскую обиду. Подхожу, беру ее на руки, чешу мягкий живот.

Глаз с вертикальным зрачком открывается, маленькие лапки хватают розовыми подушечками мой палец.

Все, я прощен.

Насыпаю в миску корм, наливаю воды.

Пушистая хрустит едой и мурчит.

В туалете освобождаюсь от съеденного мороженого.

* * *

Раскрываю ноутбук, захожу на знакомый ресурс. Новых сообщений нет. Электронной почты тоже нет. Как, впрочем, достаточно часто.

Погружаюсь в чтение новых ответов в темах на форуме.

 

«На самом деле, пребывание в состоянии «не-жизни» достаточно интересно. Поскольку минусов гораздо меньше, чем плюсов. Во-первых, это бесконечная, ну, или очень сильно длинная жизнь. Во-вторых, усовершенствованный по сравнению с человеческим организм. Повышенная сила и живучесть, на мой взгляд, достаточно веские факторы…»

«А что скажешь насчет необходимости пить кровь?»

«Да, диета не блещет разнообразием, но, с другой стороны, не требуется такого большого количества продуктов питания. К тому же можно воспользоваться добровольным донором…»

Ага. Донором. Как же. Донором-самоубийцей.

«В крайнем случае, можно пить кровь животных. Во многих фильмах упоминается эта возможность…»

А в случае крайнего голода человек может кору с дерева глодать. А потом животом маяться.

«…а ведь могут появиться и полувампиры. Если вампиры существовали ранее, то, скорее всего, среди нас живут их потомки…»

Вздыхаю и закрываю вкладку.

Мы — вирусы на теле человечества. Мы — его СПИД. Мы можем размножаться только за счет обращения. Нет, в случае необходимости я могу качественно сымитировать «процесс зачатия», даже с семяотделением, но это все — мимикрия. В моем семени нет жизни, и женщина после ночи со мной не забеременеет, не родит.

Воздух наполняется свинцовой густотой, и я привычно укрываюсь в кладовке, переждать.

На этот раз пережидание переносится тяжело. Когда все заканчивается, обнаруживаю, что пальцы впились в ладонь, оставив на ней глубокие порезы от ногтей.

Надо поесть. Я сегодня потратил силу.

Раньше можно было не охотиться…

 

…Гомон толпы, крики торговцев. Свист плетей.

Подхожу к помосту. На помосте — четверо рабов.

— Молодые и здоровые! Всего две мины!

— Ага, а чего они у тебя в колодках? — насмешливый выкрик из толпы. — За такие деньги я лучше осла куплю, он не сбежит!

— За всех! — парирует торговец.

Рабы глядят исподлобья, грязные волосы свисают на лицо клочками.

Гомон усиливается, но желающих покупать нет.

Торговец ждет, но напрасно. От злости он вытягивает одного из рабов плетью. Раб дергается, переступает ногами. Звенит цепь, которой он скован со своими товарищами.

Я подхожу вплотную к помосту.

— Я забираю их, уважаемый, — вежливо говорю я и протягиваю ему требуемую плату.

Торговец встречается со мной глазами и расцветает в улыбке.

— Диомид, я знал, что ты меня выручишь!

Я улыбаюсь в ответ. Торговец протягивает мне конец цепи, которой скованы между собой купленные мною рабы.

— Всегда удивлялся твоей силе, — снова широкая улыбка. — Вроде бы тощ, а силен!

— Боги ко мне благосклонны, Кирос, — вежливо отвечаю я и дергаю цепь.

Рабы двигаются за мной, тяжело передвигая скованные ноги.

Попадающиеся по пути ослы шарахаются в разные стороны.

До дома мы добираемся без приключений.

 

Завожу в подвал всех четверых, снимаю объединяющие их оковы. Колодки так же снимаю, но надеваю ошейники, которые прикреплены к каменной стене подвала толстой цепью.

Надеваю на троих из них.

Смотрят зло, разминают руки, но нападать не пробуют.

Изменяю лицо.

Злость в глазах сменяется паническим ужасом. Дергаются, пытаясь убежать, но падают, отброшенные назад привязью.

Тот, что не прикован, бросается к выходу, но не успевает. Перехватываю его руку и вонзаю зубы. Яд действует моментально.

Вздох, и еда медленно оседает на пол.

У его товарищей лица белые, как мел.

— Проклятый… — еле слышный шепот.

Поднимаю взгляд на говорящего, оторвавшись от еды. Ранки зажимаю пальцем, чтобы не брызгала кровь.

Говоривший закатывает глаза и теряет сознание.

Возвращаюсь к прерванному процессу.

С последним глотком голод отступает…

Страх и ненависть. Много тысяч лет страх и ненависть были единственными чувствами, которые я вызывал у любого человека. Сейчас, благодаря кинематографу, добавились слюнявые восторги. Но — заочно.

Если бы они встретили меня — испугались.

Некстати вспомнился Ванечка.

* * *

Переодеваюсь, выхожу на балкон. Этажом ниже курят и смеются.

Взлетаю в небо темной тенью.

 

Направляюсь в сторону окраины. Центр города слишком хорошо освещен, к тому там понатыканы видеокамеры. Конечно, меня они не распознают, в случае необходимости — небольшой посыл силы, и техника выйдет из строя…

Оно того не стоит.

 

Делаю круг над местным кладбищем…

Хор голосов.

«…дикой ночи я приветствую Тебя! В тёмной ночи я обращаюсь к Тебе! Услышь слова любви и преданности моей! Отец мой, Сатана!»

Не сказать, что я удивлен.

Зависаю почти над их самыми головами.

Черные балахоны, капюшоны, черные свечи. На земле — обезглавленный петух. Даже не черный.

Интересно, зачем Сатане петух?

«…стремлюсь к Тебе! Желаю стать подобным Тебе, ради большей Твоей славы!»

В обмен на петуха? Ха-ха.

Даже в рифму.

Нет, местные сатанисты меня не привлекают.

 

Поднимаюсь выше, но взгляд задерживает одинокая мужская фигура в углу кладбища. Если бы не мое другое зрение, вряд ли заметил.

Спускаюсь пониже.

«…явись ко мне, и выполни мою просьбу! Взываю к Тебе, о Великий Хозяин Тьмы…»

Еще один.

Хочу лететь дальше, но что-то останавливает.

Запах обреченности.

Вглядываюсь.

Одет совершенно неподходяще для поклонника Темных Сил и даже просто для похода на кладбище ночью — серый костюм-двойка, галстук, туфли.

Бесшумно опускаюсь сзади. Попробую узнать, что нужно этому… вызывальщику. Выпить я его успею. Думаю, Хозяин Тьмы не обидится.

Мужчина долго что-то говорит, затем сжигает листок, который держит в руках. Оборачивается.

И видит меня.

Стою между двумя надгробиями. Отсвет фонаря за оградой вполне позволяет разглядеть мой силуэт.

Специально так встал.

Судорожный вздох и звук падения. Запах страха.

Взираю на все это меланхолично.

Молчание затягивается, и я лениво спрашиваю:

— Что надо?

Лицо в испарине, глаза не мигают.

— Так я пойду? — говорю приветливым тоном.

Опомнился. Встает, опираясь на памятник. Машинально пытается отряхнуть брюки от налипшей грязи.

— Э…

Страх сменяется недоверием и стыдом.

— Ты звал, я пришел. Говори, что надо.

Берет себя в руки.

— Вы кто?

— Дед Пихто в полосочку! — голос сочится ядом. — Последний раз задаю вопрос: Что. Тебе. Надо. От. Меня?

Недоверие.

Пожимаю плечами.

— У тебя был шанс, человек. Видимо, ты можешь решить свои проблемы сам.

Дергается, как от удара.

— Н-н-нет. Погодите. Простите меня… Я не ожидал…

Смотрю ему в глаза. Силу не вкладываю, но он и без этого перестает дышать.

Жду.

Решается.

— Моя дочь. Лимфогранулематоз. Четвертая стадия.

«Лимфогранулематоз» выговаривает без запинки. Теперь понятно, почему обреченность.

— Вылечите ее! — полувыдох-полувскрик.

— А ты мне, видимо, душу свою за это отдать собираешься? — легкий оттенок иронии.

Кивает.

— Да. Только пусть…

— А зачем она мне? — перебиваю.

Запинается. В глазах изумление.

— Таких, как ты — у меня вагон и маленькая тележка. Это раз. А, во-вторых, ты далеко не такой великий праведник, чтобы твоя душа представляла ценность, — поясняю, как школьнику.

Изумление сменяется растерянностью, растерянность — отчаяньем.

— Есть другой вариант, — обнадеживаю его. — Если тебя устроит, конечно.

Кивает. Вместо отчаянья — снова вера.

— Мне нужен слуга. Здесь, на Земле. Тот, кто будет выполнять каждое мое пожелание и каждый мой приказ.

Он не изумлен — ошарашен.

— З-з-зачем?

Не отвечаю.

Стушевывается, отводит глаза.

— Да… Простите, это не мое дело…

Молчим.

— Она точно вылечится? — хриплый голос рвет тишину, словно тряпку.

Киваю.

— Да.

— И больше не будет болеть?

Пожимаю плечами.

— Раком — точно. Насчет простуды — не знаю.

Мой ответ словно вытягивает из него остаток сил. Опирается-повисает на памятнике.

— Я согласен. Что для этого надо?

— Протяни руку и закрой глаза. Не открывай, пока не скажу.

Крепко жмурится, протягивает правую руку как для пожатия.

Накидываю капюшон, изменяю лицо. Перехватываю запястье. Пуговицу на рубашке не расстегиваю, а отрываю. Обнажаю предплечье до локтя и смыкаю челюсти.

Голод накатывает.

Делаю глоток и отпускаю руку. Возвращаю свою внешность.

Теперь я тебя найду в любой части Земли. Ты — недоеден. И никто, кроме меня, не имеет право доесть.

Одергиваю рукав рубашки. На ткани расплывается темное пятно.

Судорожный вздох.

Смотрю ему в лицо. Глаза зажмурены изо всех сил.

— Можешь смотреть.

Открывает глаза, как моя кошка — вначале один, потом второй. Медленно.

— Где она находится?

— Кто?

— Твоя дочь.

— В «Детской краевой»… Это на…

Перебиваю его.

— Я знаю, где это.

Действительно знаю. Ее построили лет двадцать назад. Тогда я жил в Комсомольске-на-Амуре.

У него на глазах поднимаюсь в воздух и улетаю.

Охота-то не закончена.

Едой становится водитель «Тойоты», копающийся с фонарем в заглохшем двигателе в одном из дворов.

* * *

Домой возвращаюсь ближе к рассвету. Кошка бежит к холодильнику, требует еды, выговаривая мне за долгое отсутствие на своем кошачьем языке.

Насыпаю ей корм и думаю о встрече на кладбище.

Что руководило мной тогда? Почему я обратил внимание на этого человека? Зачем я решил заключить договор? И вообще — зачем мне слуга?

 

Слуги. С незапамятных времен люди стремились получить что-то «на халяву», пусть даже и за счет договора с потусторонним. Еще до возникновения христианства существовали обряды и ритуалы вызова всяких сущностей, с которых можно получить желаемое.

Жертвоприношения всякие.

Мы можем дать кое-что. Не многое, но кое-что.

Например, вылечить любую болезнь.

Договор служения прост. Желание в обмен на жизнь. На каждый день жизни. Души или служение после смерти нам ни к чему.

Слугой быть выгодно. По крайней мере, я своих слуг не обижаю.

Здоровье, материальное благополучие. Долгая жизнь. Защита…

Перечислять можно долго.

В обмен — выполнение приказов.

* * *

Утром надеваю костюм, очки-хамелеоны. Заказываю такси до «Детской Краевой Больницы».

Больница встречает только ей присущей какофонией запахов. Хлорка, лекарства, кровь, чужая боль.

В каком-то кабинете «заимствую» белый халат. По указателям нахожу онкогематологическое отделение.

Принюхиваюсь, выискиваю родственный запах.

 

Девочке лет пять. Расслабленно спит на койке, видимо, после процедур. В палате никого больше нет. Мне это на руку. Подхожу, присаживаюсь рядом.

Девочка открывает глаза.

— Здравствуйте, дядя доктор! — вежливо приветствует меня она.

Запах смерти.

— Привет! — говорю в ответ. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — серьезно кивает. — А мне еще что-то будут делать?

— Да, но это не больно. Протяни руку и закрой глаза.

— А я не боюсь уколов! — в голосе гордость.

— Все равно глаза надо закрыть, — говорю ласково. — Иначе не получится.

Вздыхает, но глаза закрывает.

Ручка тонкая, как птичья лапка.

Прикусываю ее аккуратно, максимально заострив клыки. Один глоток ее крови дает мне полную информацию о происходящих в организме процессах.

Яда приходится выпускать много. На этот раз в его составе содержится то, что остановит размножение злокачественных клеток, а так же подтолкнет организм к восстановлению.

Прикладываю к ранке кусочек ватки.

— Ну, вот и все, — говорю ей ободряюще.

Девочка привычным движением подгибает руку, удерживая ватку. Взгляд спокоен.

— А что вы мне кололи?

— Лекарство, которое передал твой папа.

— Папа? — в голосе изумление.

— Да, — смотрю сквозь стекла очков. — Оно хорошее, импортное. И ты скоро поедешь домой.

Вздыхает. Не верит.

— Поспи, — поправляю ей одеяло.

Ухожу.

 

По пути вызываю такси. Одно из правил — никогда не садиться на заднее сиденье. Водители любят смотреть на пассажиров через зеркало. В прошлое время, когда ездили на лошадях, было проще.

 

Выхожу на улицу.

Солнце припекает.

Дома кормлю кошку и проверяю электронную почту.

Письмо от собрата. На хинди. Сообщает, что прибыл в Благовещенск, горит желанием встретиться. Вдобавок — номер телефона.

Пишу ему ответ на идиш. Если хочет продолжить игру — я не против. К тому же — лишняя страховка. Извиняюсь, ссылаюсь на хлопоты. Обещаю обязательно прибыть к назначенному времени.

Мне некуда спешить.

* * *

Перед отлетом в Благовещенск покупаю джинсовый костюм, удобные туфли-мокасины, водолазку. Осматриваю себя в зеркало. Пусть я и не вижу своего лица, но фигура меня устраивает. Переодеваюсь в свой обычный дорожный наряд — кожаный.

Насыпаю кошке корм, наливаю воды. Открываю дверь туалета. Не первый раз ей оставаться без меня. Надеюсь, вернусь в течение суток.

На крайний случай оставляю письмо Алене с просьбой приютить кошку. Доставку замедляю на пять дней.

До Благовещенска долетаю за пару часов. Лечу на большой высоте, поэтому плащ покрывается ледяной коркой.

 

Приземляюсь в одном из темных дворов. Небо уже смазано рассветом.

На часах — половина шестого утра.

Инстинкт приводит к плохо запертой двери подвала. Переступаю «следы жизнедеятельности псевдоразумных индивидуумов». Всегда удивляло, почему в заброшенных местах (в том числе и домах где-нибудь в глухих местах, вдали от людей) столько «кучек». Человеческих.

Заворачиваюсь в плотный кокон.

 

После восхода выбираюсь из подвала. Переодеваюсь в джинсовый костюм, кожаный прячу в сумку. Теперь я похож на приезжего. Или отъезжающего.

Ловлю попутку и прошу довезти до вокзала.

 

В зале ожидания провожу три часа. Когда открывается ближайший ларек сотовой связи, покупаю сим-карту и телефон. Для покупки использую паспорт одного из выпитых. Небольшой посыл силы, и девушка забывает сравнить мое лицо с лицом на фотографии.

Все просто.

Для манипуляций не нужны какие-то особые колоссальные запасы силы. Легкий толчок в нужном направлении, и все происходит так, как мне нужно.

Выхожу из здания вокзала, набираю номер собрата.

Не отвечает.

Прячу телефон.

В любом случае, в этом городе я пробуду не дольше, чем до заката. После заката я отправлюсь обратно в Хабаровск.

У меня там кошка.

 

Иду по улице. То там, то тут «грибки» летних кафе. Конец мая, практически лето.

Не люблю лето.

Выбираю скромное полукафе, где больше пива, чем всего остального. Для виду беру бутылку местного и пачку орешков.

Снова набираю номер собрата.

Не отвечает.

Начинает настораживать. Он так рвался со мной встретиться, и вдруг не отвечает.

Через полтора часа беру снова пива, на этот раз разливного и еще две пачки орешков.

— Вы кого-то ждете? — подсаживается миловидная блондинка. Хотя… миловидная — это щедро сказано.

Слегка отросшие у корней волосы выдают ненатуральный цвет. Помада подобрана безвкусно, духи слишком тяжелые, к тому же дешевые. Смешиваясь с запахом тела, дают не очень приятный оттенок.

Если бы я был человеком, то этого, конечно, не учуял.

— Не вас.

Блондинка не сдается.

— Ну, пока нет той, которую вы ждете, может быть, пообщаемся?

«Той» выделяет интонацией.

Ее настойчивость была бы неприятной, если бы внезапно не насторожила.

Я привык доверять интуиции. У меня долгая практика.

Принюхиваюсь.

Страх. Неуверенность. Любопытство. Сексуальный интерес.

Страха больше. И — запах оружейной смазки.

Она знает, кто я такой.

Это «подстава».

Интуиция велит «делать ноги, а так же крылья» немедленно и сразу.

Вида не подаю. Допиваю пиво, смотрю на часы.

У девушки звонит телефон, она берет трубку.

— Да, конечно, все хорошо, да, я…

Запах напряжения.

Встаю из-за столика, выкидываю в мусорную корзину пустой стакан и пакетик из-под орешков. Двигаюсь спокойно, максимально естественно для наблюдателя. Быстрым шагом ухожу прочь.

— Постойте, — девушка прячет телефон и бежит за мной.

Не оборачиваюсь и не останавливаюсь.

Чувства обостряю до предела. Слышу топот ног не только девушки, но и еще четырех человек с разных сторон.

Плюю на конспирацию и взлетаю вертикально вверх с максимально возможной скоростью, прижимая к себе сумку.

Сопротивление воздуха чуть ли не выдирает ее из рук. Несколько секунд — и я на высоте, равной Останкинской телебашни. Еще десять — и я на высоте полутора километров.

Звонок телефона.

Останавливаюсь, достаю аппарат. Собрат.

Или правильнее говорить — «спецслужбы»?

С какой-то бешеной веселостью нажимаю кнопку «Ответ».

-…лё, алё! Послушайте, мы не причиним вам вреда, пожалуйста, выслушайте…

Я угадал. Не собрат.

— …все, что угодно! Алё, вы слышите меня?

— Что вам надо? — спрашиваю в трубку, прекрасно зная, что они хотят. Поймать, исследовать, использовать.

Пленить.

— Послушайте… давайте поговорим, как люди…

Хмыкаю.

Собеседник сбивается, кашляет, но тут же поправляется:

— …просто поговорим. Мы не причиним вам вреда. Спуститесь, пожалуйста. Мы все объясним…

— Нет, — говорю в трубку. «На том конце провода» словно ждут моего возражения.

— …что вы хотите? Мы можем предоставить любые гарантии…

— Нет, что вы хотите? — перебиваю говорящего. — Мы уже с вами беседуем, не так ли? Совершенно не обязательно общаться лицом к лицу… До чего дошла современная техника за последние несколько десятков лет, — добавляю в голос фальшивый восторг.

— Послушайте, — голос другой. Видимо, телефон у предыдущего собеседника отобрали, — меня зовут Феоктистов Александр Евгеньевич. Я полковник Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации. Я вам гарантирую, что никто не причинит вам вреда!

Полковник говорит резкими, уверенными фразами.

Был бы я человеком, может быть, и поверил.

— У вас есть двадцать секунд, чтобы объяснить мне, что вам от меня нужно. Время пошло.

— Мы можем предоставить вам любые условия. Вам нужна кровь? Будет кровь, хоть каждый день, любой группы.

— Полковник, вы, видимо, не поняли. Мне плевать на то, что вы хотите предложить. Меня интересуют ваши интересы, простите за тавтологию. А то, что вы перечисляете, у меня и так уже есть.

— Нам нужно ваше сотрудничество, — резко выдыхает полковник.

Хмыкаю еще раз.

— И что я должен буду делать для вас? — ехидства в моем голосе больше, чем, собственно, самой вопросительной информации.

— Поймите, эээ… это не телефонный разговор…

— Телефонный, — перебиваю собеседника. — Мне плевать на вашу секретность, если вы еще не поняли. Лично у меня рядом лишних ушей нет. Если они есть у вас — то это ваши проблемы. Кто здесь представляет ФСБ, я или вы? Вам не кажется, что, не будучи способными обеспечить себе нормальный телефонный разговор, вы себя дискредитируете? И вы еще хотите что-то предложить мне?

Полковник молчит, видимо, не привык к такой отповеди.

В трубке щелкает, и раздается голос третьего человека.

— Простите за предыдущего собеседника, пожалуйста.

Улыбаюсь краем рта. Этот голос глубокий и мягкий, можно сказать, вкрадчивый.

Не мытьем, так катаньем.

Был бы человеком…

— Отвечая на ваш вопрос, что нам нужно… Нам нужны ваши услуги. Не каждый день, естественно… Но, понимаете… Есть ситуации, где наших возможностей недостаточно. И именно в этих ситуациях мы просим вас оказать нам помощь. Не бескорыстно, естественно.

Собеседник замолкает, ожидая моего ответа.

— И какая ситуация у вас назрела сейчас? — спрашиваю, придавая голосу оттенок вежливой заинтересованности.

ФСБшник оживляется.

— Наш человек… за рубежом… попал в очень неприятную ситуацию. Он очень ценен для нас. Мы очень надеемся на вашу помощь, э-э-э… простите, как к вам обращаться?

— Зовите меня «граф Дракула», — позволяю себе маленькую насмешку.

— Мы надеемся на вашу помощь, уважаемый граф, — повторяет свою фразу собеседник, ничуть не удивляясь моему самоименованию.

— Мне нужно подумать, — отвечаю в трубку, выждав несколько секунд.

— Сколько времени вам нужно? — тут же реагирует ФСБшник.

— Пара дней.

— Хорошо, пара дней у нас еще есть, — облегченно выдыхают в телефон. — И… мы надеемся, что вы согласитесь. Когда надумаете, сообщите…

Я не дослушиваю, а просто выкидываю аппарат за пределы объема. Он послушно улетает вниз, продолжая что-то говорить.

Перехватываю сумку поудобнее, поднимаюсь еще на несколько километров, практически вылетая за пределы пригодной для дыхания атмосферы, и направляюсь в сторону Хабаровска, максимально ускорившись.

Приземляюсь на полпути в Хабаровск, на какой-то опушке. Переодеваюсь в кожаный костюм, джинсовый прячу. Удаляю из организма пиво и орешки.

Дожидаюсь заката, пережидаю.

В квартире оказываюсь ближе к полуночи. Первым делом стираю с компьютера письмо Алене. Кошка сидит рядом и щурится.

— Это была ФСБ, — говорю ей, — а не собрат.

Кошка наклоняет голову, нюхает протянутую руку.

— Я чуть не попался.

Белое ухо дергается, словно отгоняет муху. Какая ерунда, мол.

— Смешно, а пришлось бы тебе сидеть тут пять дней, пока моя знакомая не пришла, — увещеваю животное.

Кошка встает, потягивается, поворачивается задом, тычет хвостом мне в нос.

Кошки вечны.

* * *

Утром захожу на сайт «Детской краевой больницы», просматриваю фотографии детей, лежащих в онкогематологии.

«Крапивец Маша, 6 лет…»

С фотографии улыбается дочь моего «кладбищенского» знакомого.

Запускаю «Нюхача».

Через час поисков узнаю, что отца Маши зовут Андрей Викторович. Матери нет, умерла при родах. Повторно отец так и не женился, посвятив все усилия воспитанию дочери.

Работает каким-то клерком, возится с бумагами.

Домашний адрес, рабочий адрес. Домашний телефон, рабочий телефон, сотовый телефон.

За последние два года переезжал три раза. Каждый раз во все более и более дешевое жилье. На сегодняшний день ютится в комнате общежития в одном из худших районов города.

Деньги, по всей видимости, ушли на лечение дочери.

Еще пара кликов мышкой.

* * *

Набираю на сотовом номер онкогематологии.

— Здравствуйте, это отец Маши Крапивец вас беспокоит, — говорю голосом Андрея Викторовича. — Как там моя девочка?

Мы умеем менять внешность. Но если лицо и фигура меняется не быстрее, чем в течение десяти-пятнадцати лет, то голосовые связки можно изменить в течение нескольких минут.

Врач бормочет что-то невразумительное. Из ее монолога, тем не менее, становится ясно, что Маша стала гораздо лучше кушать, у нее повысилась активность, а анализы крови чуть ли не идеальны.

«..конечно, все это требует подтверждения, поскольку возможна ошибка…»

Вежливо благодарю и нажимаю «отбой».

* * *

Надеваю деловой костюм и отправляюсь к Андрею Викторовичу на работу.

Мой знакомый что-то набирает на компьютере, не замечая ничего и никого вокруг.

Стучу его по плечу.

Мужчина резко подскакивает, поднимает на меня взгляд.

Не узнает.

Это естественно, ведь он вряд ли мог разглядеть мое лицо в темноте. К тому же одежда многое значит.

— Андрей?

Кивает.

— Чем могу помочь?

— Мы уже с вами встречались несколько дней назад, вы просили помочь насчет вашей дочери.

Узнает.

На лице не страх — ужас.

Улыбаюсь.

— Маша практически здорова, могу порадовать.

Ужас исчезает.

Краем глаза замечаю, как сотрудники за соседними столами чуть ли не ушами шевелят от любопытства.

Машу Андрею рукой, приглашая следовать за собой.

— Идем.

Мужчина растерянно переводит взгляд на компьютер, затем на меня.

— Мне нужно закончить…

— Забудь, — кидаю быстрый взгляд на «гроб» монитора. ЭЛТ. Скупой начальник, пожалел денег на хороший ЖК-монитор.

— А как же…

— Андрей, у нас договор.

Упоминание договора его отрезвляет. Снова смотрит на компьютер. В глазах мелькает отчаянье, но он берет себя в руки.

— Я могу удостовериться…?

Вопрос он заканчивает многозначительной паузой.

— Разумеется. Собственно, я за этим и пришел, — пожимаю плечами. — Полагаю, Маша будет рада встрече с отцом.

Этот аргумент оказывается решающим. Мой слуга встает из-за стола.

Я иду к двери, он за мной на расстоянии трех шагов.

— Андрей, ты закончил? — слугу перехватывает какой-то полный мужчина. Распознаю в нем начальника.

Мой спутник стушевывается, смотрит на меня затравленно.

Поднимаю бровь.

— Олег Максимович… мне нужно уехать.

Олег Максимович багровеет.

— Андрей, ты должен был сделать это вчера, понимаешь? ВЧЕРА! А ты затянул это до сегодняшнего дня! И тут ты хочешь уехать! К какой-нибудь бабе, да? Ты что, увольнения добиваешься? Так пожалуйста, забирай свою трудовую, делай с ней все, что хочешь! — срывается в крик.

Кричит? На моего слугу?

Касаюсь толстяка, посылаю небольшой импульс. Олег Максимович замолкает на полуслове. Пытается что-то сказать, но только раскрывает рот, как выброшенная на берег рыба.

— Пойдем, — повторяю.

Андрей послушно идет за мной.

— Ты больше здесь не работаешь, — говорю мужчине. — Забудь сюда дорогу.

— А… а трудовая? — спрашивает растерянно.

Поворачиваю голову в его сторону.

— Ко мне устраиваются без трудовой. По-моему, ты в курсе.

Мой спутник машинально хватается за метку на предплечье.

— Простите…

* * *

Первое попавшееся такси отвозит нас в больницу.

Маша весела. Возится в игровой комнате с пластмассовым динозавром ядовито-синего цвета. Меня узнает сразу и приветливо машет рукой. Переводит взгляд на Андрея и кидается к нему.

Обнимает, лепечет что-то в ухо.

Андрей не скрывает слез.

Меланхолично взираю на эту сцену, попутно рассматривая девочку. Последний раз я исцелял очень давно.

Очень.

Нездоровая бледность исчезла. Даже вроде прибавила в весе.

Запаха смерти нет.

В дверях появляется врач, что-то говорит Андрею. Тот пересаживает девочку на другую руку, пытается слушать и врача, и дочь одновременно.

«…нам необходимо все перепроверить, вы же понимаете… нужно удостовериться… конечно, иначе, чем чудом, это не назовешь… сможем через неделю, не раньше…»

«…а дядя доктор мне сделал укол… а потом я спала… папа… а мне кашу давали…»

 

Даю им два часа.

Через два часа касаюсь плеча Андрея. Он через силу отвлекается от суеты с дочерью.

— Нам пора.

В глазах острое нежелание куда-либо уходить.

— У тебя еще будет время.

Мужчина нехотя объясняет ребенку, что «папе необходимо уйти».

Маша согласно кивает, хотя ее этот факт огорчает.

 

Во дворе больницы мой спутник вытаскивает из кармана помятую пачку сигарет, прикуривает дрожащими руками.

Сажусь на дальнюю лавочку. Мужчина ютится рядом, судорожно затягивается.

— Я не верил, — отрывисто говорит.

Киваю.

— Я знаю.

— Простите… можно задать вопрос?

Снова киваю.

— Да, конечно.

— Как мне вас называть?

— На людях — Марк Витальевич. Дома — «господин» или «хозяин».

Сигарета ломается.

Лицо покрывается багровыми пятнами. Делает усилие, чтобы взять себя в руки.

— Я… Мне… мне будет непривычно…

Киваю еще раз.

— Я знаю. Это дело времени.

Дышит тяжело. Отбрасывает испорченную сигарету, достает новую.

— Хочешь спросить еще что-то?

— А… вы вправду Дьявол?

Качаю головой.

— Нет.

Уже не удивляется.

— Можно спросить… а кто?

— Вампир.

Давится дымом.

— Правда?

Поворачиваю голову. Смотрю сквозь стекла очков тяжелым взглядом.

Забывает, что у него в руках сигарета. Обжигается, с руганью роняет окурок. Достает следующую.

— Сильно меня боишься? — прищуриваюсь.

Вздыхает.

— Да. По-моему, это видно.

— Не стоит. Нам предстоит долгое сотрудничество. Я не обижаю своих слуг.

Сигарета укорачивается с бешеной скоростью.

— Что я должен буду делать?

Пожимаю плечами.

— Пока ничего. Поживешь, успокоишься, придешь в себя. Пообщаешься с дочерью. Привыкнешь. Потом — будешь выполнять мои поручения. Поехать куда-нибудь, купить, привезти, встретить…

Выдыхает так резко, что начинает кашлять.

— Ты ожидал чего-то другого?

Кивает, пытаясь успокоиться. Из глаз показываются слезы.

— Убийства там всякие, ритуалы?

С трудом возвращает себе дыхание. Краснеет.

Развожу руками.

— Прости, что разочаровал. Но, если хочешь, то могу и это поручить.

В глазах — паника. Смотрит на меня растерянно. Замечает ухмылку, кривится.

Достает очередную сигарету.

— Давно куришь? — указываю подбородком на пачку.

— Три года. Как Маша заболела.

— Бросать не пробовал?

— Пробовал. Не могу.

— Если хочешь, могу избавить.

— И что взамен? — в голосе настороженность.

Пожимаю плечами.

— Ничего. Договор второй раз не заключается.

Молчит.

— Докуривай, — поднимаюсь на ноги. — Нам еще домой ехать.