It's All Coming Back To Me Now (гет)

Ничего не говори,

Просто сядь рядом.

Ничего не говори,

Просто побудь со мной.

Paloma Faith — Just Be

Сейчас

Когда Гарри проснулся, в комнате было темно и душно. Под пледом он чувствовал себя, как в коконе, нагревшимся и лишенным возможности двигаться. Во рту пересохло, ощущался какой-то горьковатый привкус, и Гарри пошарил рукой справа, прежде чем вспомнил, где именно находится.

Он вернулся. Он снова был в Лондоне.

И более того, сейчас где-то рядом, по идее, должна была быть Гермиона.

Он заворочался, отбрасывая плед, и сел. Внутри головы неприятно кольнуло, и он потер лоб, привычно проводя пальцами по шраму — так, на всякий случай. Зигзагообразная полоска все еще была довольно ощутимой, и иногда Гарри даже казалось, что она начинает кровить; но это, конечно, все было бредом.

— Гер... Гермиона? — позвал он, облизнув губы, и сощурился. Очков на нем не было, да и увидеть что-то в темноте было весьма проблематично...

Стоп, а почему в темноте?

— Гермиона?

От противоположной стены раздался шорох и тихое «Ох!».

— Гарри?

Проведя рукой по стене, он нащупал провод от ночника, включил свет и тут же почувствовал облегчение, как будто всерьез опасался не увидеть ее.

Гермиона полусидела в кресле и поправляла растрепавшиеся со сна волосы. Выглядела она при этом странно домашней и не менее странно лишней в деловой атмосфере гостиничного номера класса люкс.

Его будто полоснуло этой дурацкой мыслью, и Гарри потряс головой. Гермиона просто не могла стать неуместной в его жизни — он ни за что такого не допустит.

— Привет, — пробормотал он, спустил ноги с дивана и потянулся. — Я что, уснул, да? — Мышцы слегка побаливали от сна в неудобной позе, и Гарри покачал головой, разминая шею, а вспомнив, что они смотрели фильм, добавил: — Прости. Сколько сейчас?.. — Он бросил взгляд в окно. Было еще светло, но в небе нависали хмурые тучи.

— Половина шестого, — чуть улыбнувшись и став при этом такой родной и милой, ответила Гермиона. — Ты вырубился на самом-самом моменте!

Гарри поднял руки, и она хмыкнула, тут же становясь серьезной.

— Куда... э-э-э... что будем делать? — неуверенно задала она вопрос с таким видом, будто и не ждала ответа. Гарри пожал плечами.

— Пойдем погуляем? Просто... походим по Лондону. Я же тут сто лет не был... — он прикусил губу, надеясь, что Гермиона не станет сейчас поднимать эту тему. Он еще не мог... не мог говорить. Пока еще нет.

Под ее внимательным взглядом Гарри стало неуютно. Он скрывал от нее кое-что — снова скрывал, — и она это чувствовала. И... обижалась? Гарри постарался изобразить что-то вроде виноватой улыбки, поспешно придумывая, куда бы они могли сходить и о чем поговорить.

Гермиона кивнула, но еще несколько секунд вглядывалась в его лицо.

— Ладно, — наконец сказала она, поднимаясь на ноги. — Дождь уже закончился, так что и правда можно погулять. Только... подождешь минутку? Я аппарирую к себе — переоденусь, а то выгляжу, как...

— Хорошо выглядишь, — возразил Гарри, ничуть не кривя душой. У нее, конечно, был измотанный вид, на лбу залегли напряженные складки, а глазам не доставало... света — того необъятного света, что горел в них раньше, но это не мешало ей выглядеть действительно хорошо. Повзрослевшей и гораздо более женственной в этом простом, но идущем ей платье. Правда, последнюю мысль озвучивать не стоило; Гарри казалось, что она не воспримет подобные слова как комплимент. Вместо этого он заключил: — Так что не нужно переодеваться, пошли.

Глупо, возможно, но он немного боялся, что что-то заставит ее задержаться, а то и вовсе не вернуться.

С сомнением оглядев себя, Гермиона оправила платье и спросила:

— Так куда?

— М-м-м... не знаю, ничего в голову не приходит, — со смешком признался Гарри. — Давай просто выйдем и... а там, может, решим.

Он буквально видел, как у Гермионы в голове проскальзывает что-то вроде «Как решим, если не станем обсуждать?», но говорить она ничего не стала. Наверное, для нее тоже важнее не то, что или где делать, а с кем, пришла вдруг неожиданная в своей очевидности мысль. Сердце защемило, и Гарри почему-то захотелось крепко прижать ее к себе и желательно не опускать вообще.

* * *

Тогда

Гермиона сидела в углу, рассеянным взглядом уставившись в тысячу раз перечитанный справочник по защитным чарам и только иногда, гораздо реже положенного, переворачивая страницы. На лице ее читались не то тоска, не то откровенное отчаяние, и в последнее время это выражение появлялось гораздо чаще, чем раньше. Гарри было физически больно снова видеть его и осознавать свою бесполезность. С чувствами других людей, их душевным комфортом и успокоением он определенно ничего поделать не мог. Это Гермиона умела приводить друзей в неплохое расположение духа... а с собой порой справиться была не в силах.

Наверное, она думала о Роне. Скучала. Гарри не был уверен, так ли это, но спрашивать точно не собирался, хотя в какие-то моменты ему хотелось знать: что, неужели ей так тяжело с ним? Неужели он, Гарри, настолько хуже?

Мысль о том, что Гермиона, возможно, начинает разочаровываться в нем, страшно пугала. Он бы не перенес, если бы и она покинула его. Не просто банально не выжил бы, а душевно не перенес. Гермиона всегда была тем человеком, кто поддерживал его, кому он мог доверять в любом случае. Черт, да без нее он просто загнулся бы, сошел с ума от пустоты, тишины и одиночества! Это глупое вечно включенное радио не смогло бы в нужный момент ни отвлечь его от самоуничтожающих мыслей о поражении, ни напомнить, в чем смысл существования. Гермиона же делала куда больше, став для него не только другом, который в любой момент готов протянуть руку и прийти на помощь.

С тех пор как Гарри исполнилось тринадцать, весь мир словно крутился вокруг него — чего он никогда не желал, — а на остальных внимания не обращал, но в его глазах именно Гермиона была героиней. Она ушла из дома, максимально позаботившись о безопасности родителей, отправилась неведомо куда, защищая и направляя своих непутевых приятелей...

Она была достойна большего, чем гнить в сыром северном лесу.

Гарри иногда думал, какой была бы ее жизнь, если бы они трое не подружились, но почти всегда переходил к воспоминаниям о замкнутой и нелюдимой заучке Грейнджер образца начала первого курса и считал, что ей повезло. Им повезло. Но что, если бы она все-таки завела друзей? Таких, которые заботились бы о ней и ценили ее... и не втягивали в смертельно опасные неприятности самим своим существованием бок о бок с ней.

Что-то где-то хрустнуло, и Гарри, встрепенувшись и выскользнув из своих мыслей, насторожился и услышал слова песни, словно бы в ответ на его рассуждения лившиеся из радиоприемника.

Это началось как развлечение...*

Да, действительно, сначала это было просто весело, интересно и, конечно, безумно важно, но все их приключения до поры до времени казались игрой, пусть и не совсем обычной: расспросить Хагрида о Пушке, поломать голову над тем, кто неудачно проник в Гринготтс... В какой момент они начали воспринимать это всерьез, как жизнь, а не игру?

Иногда он думал, что Гермиона была единственной, кто понимал, что это на самом деле реальность.

Нет ничего, что мы могли бы сделать для вашей защиты...* — словно решив добить его, пропел мужской голос из приемника.

Гарри потряс головой, снова выныривая из своих мыслей.

Реальность, определенно, была реальностью, но... Казаться такой темной и скучной ей было не обязательно.

Он поднялся на ноги и, подойдя к Гермионе, протянул руку. Гермиона посмотрела на него со все таким же непонимающим, как у подбитой собаки, выражением, но все же встала, опираясь на его ладонь. Ее собственная рука показалась Гарри слишком маленькой, детской, и Гарри вдруг вспомнил, что она... что они, в сущности, еще дети. Большие дети, которым выпало заиграться в большие проблемы.

Он потянулся и аккуратно снял с шеи Гермионы крестраж, не сумев проигнорировать то, как она дернулась. Не доверяет? Удивилась? Он бросил медальон, не удержавшись и сверкнув на него глазами, обвиняя во всех бедах, хоть и понимал, что это просто ребячество. Потянул Гермиону в центр палатки, на мгновение замер, не до конца понимая, что собирается делать, и крепко сжал ее руки, подстраиваясь под мелодию.

Гермиона смотрела сквозь него, словно отыскивая своими несчастными глазами что-то на дальней стенке палатки. От ее взгляда хотелось зарыться поглубже и не высовываться в этот безумный жестокий мир или... или, наоборот, подняться во весь рост и закричать, сказать, что все должно быть совсем по-другому. Гарри закусил губу и начал медленно покачиваться в танце, смотря на Гермиону и пытаясь глазами, прикосновением рук, да хоть чем угодно сказать ей, что... Что?

Он не слишком понимал, что вообще делает, но твердо знал, что Гермиона не должна вот так существовать и, главное, что она сама это понимает.

Гермиона наконец словно отмерла и даже попыталась отзеркалить его движения, опираясь на его руки и нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Гарри подумал, что они, должно быть, выглядят довольно странно — словно две нелепые куклы на ниточках, которые пытаются вести собственный танец под чужую дудку. (Это было, наверное, не так уж далеко от правды.)

Мелодия начала немного ускоряться, и в нее ворвались более светлые, оптимистичные нотки. Гарри приподнял руку и, прежде чем Гермиона прокружилась под ней, успел заметить улыбку у нее на лице. Мимолетную, неуверенную, но все же улыбку — будто что-то внутри начало оттаивать.

Гермиона не стала в одночасье бесконечно счастливой, но она улыбалась, улыбалась так светло и хорошо, что казалась спокойной, похожей на беззаботную и довольную жизнью себя прежнюю и... очень красивой?

Когда-то я был слеп, а сейчас вижу...*

Он почувствовал, как с плеч спадает, скатывается какое-то тяжелое и столь нежеланное сейчас ощущение, давившее на него все это время.

Гермиона снова улыбнулась и тоже распрямила плечи. На мгновение закрыла глаза, а затем медленно открыла их, глубоко вдохнув, словно, как и Гарри, после долгого времени позволяя себе дышать полной грудью. Она обняла его за плечи и прижалась головой к груди, продолжая улыбаться и медленно покачиваться.

У него внутри стал раскручиваться комок из нервов, горечи и чего-то еще, очень колкого и неприятного. Следуя примеру Гермионы, Гарри медленно вдохнул, втягивая вместе с воздухом аромат ее волос, и чуть наклонил голову к ее голове. Его всего наполнило легкое, свободное тепло, почти что надежда, толкающая на необдуманные, но очень ценные именно своим безумством поступки. Казалось, что уже ничто не страшно и ничто не важно, кроме прижавшейся к нему Гермионы да странной, одновременно оптимистичной и беспросветно-грустной мелодии.

Но песня подходила к концу, вот уже затихла музыка, и Гермиона, еще несколько секунд простояв в его объятиях, подняла голову и отстранилась, смотря на него с непонятным выражением. Гарри замер, напрягаясь и осознавая, что будто ждет чего-то — чего угодно. Плечи казались странно голыми без ощущения ее рук сверху, и после притока эйфории и облегчения Гарри снова почувствовал себя выставленным напоказ и беззащитным.

Совсем некстати вспомнилось, как он множество раз просыпался посреди ночи от мутно-ярких кошмаров и первым делом искал Гермиону, и только убедившись, что она в порядке, рядом, снова засыпал.

Сейчас он как будто не мог ее найти, хотя она стояла прямо перед ним — только руку протяни или сделай полшага вперед.

Гарри и попытался было — начал медленно поднимать руку, чувствуя, как колотится где-то под горлом сердце, но Гермиона как будто увернулась и отошла.

Ощущение нехватки чего-то важного только усилилось, а вместе с ним — и чувство, будто что-то сломалось. И все пошло не так. Как будто они выстроили между собой некрепкий, но все же барьер, хотя должны были держаться вместе.

____________

* Nick Cave — Oh Children

* * *

Сейчас

На оживленных улицах Лондона, словно проснувшегося после целого сонно-дождливого дня, Гарри чувствовал себя частью толпы, но и странно одиноким. Гермиона молча шла рядом, сжимая правой рукой свою сумочку и то смотря под ноги, то разглядывая встречающиеся им лица, будто бы в попытках отыскать знакомых. Разговор не клеился — они кое-как решили, что просто походят по городу, а потом замолчали, погружаясь в свои мысли. Слишком многое нужно было рассказать — слишком многое нужно было обсудить, — но Гарри казалось, что серьезными темами он только разворотит прошлое, но ничего хорошего не получит.

Можно было сколько угодно отпускать краткие комментарии по поводу духоты или влажности, посмеиваться над нелепыми нарядами гуляющих приезжих, но ни на йоту не подобраться к тому, что действительно волновало их обоих.

Гарри откровенно признавался себе, что предпочел бы просто послушать Гермиону. Не говорить о себе, своих поездках и тем более о своем странном отъезде, который она весьма проницательно приняла за бегство, а узнать, как жила она. Не про то, как стажировалась в министерстве и по субботам навещала МакГонагалл; Гарри думал — надеялся, — что жизнь Гермионы состоит не только из этого. Хоть и не был уверен, или, скорее, был не уверен.

Совсем.

В послевоенном мире сложно было найти себе место — в том числе и в другой стране, в другом обществе. Они все... они ведь были еще детьми и, по сути, себя не знали. Не представляли, чего можно от себя ожидать, чего хотелось бы, а от чего стоит бежать без оглядки.

За три года Гермиона, наверное, разобралась в себе, но этого было мало. Чем она жила, о чем мечтала?

За него когда-то придумали мечты и желания. Пойти в Аврорат, жениться на Джинни, в двадцать лет стать главой семьи... Для героя войны — прекрасное, образцово-показательное и очень даже ожидаемое будущее, но он, к счастью, его избежал. Случайно, ведь сбегал-то он совсем не от такого развития событий, и только гораздо позже понял, как ему повезло... Нет, когда-то ему, наверное, хотелось этого — в те времена, когда он готовился всю жизнь охотиться на Волдеморта и при необходимости пасть от его руки.

Но в мирное время такой исход был совсем не для него.

Проблема заключалась в том, что даже спустя три года странствий и знакомств с огромным количеством людей Гарри не понимал, что было «для него». Нужно было искать дальше...

И судя по всему, поисками занимался не он один.

Гермиона вовсе не выглядела так, будто понимала, что делать со своей жизнью.

Не ради этого невнятного молчания, не ради такого неопределенного будущего они воевали.

Гарри прочистил горло, уже собираясь заговорить, но вдруг был остановлен чьим-то воплем:

— Гарри?!

Он недоуменно огляделся, и в тот же момент на нем кто-то повис. Лишь то, что он находился в центре толпы, помешало ему скинуть с себя и обезоружить неизвестного, точнее неизвестную, которой оказалась Лаванда Браун.

Как только она отстранилась, в нос ударил крепкий запах цветочных духов, и Гарри поморщился, разглядывая бывшую однокурсницу.

Уж кто-кто, а Лаванда, похоже, была счастлива и вся светилась. Крупные локоны, ярко накрашенные губы и плотно облегающее ее стан красное платье — она мало изменилась, разве что перестала выглядеть наивной девочкой в кудряшках.

Мозг запоздало включился, и Гарри сообразил, что Лаванда все это время что-то щебетала.

— ...сто лет не виделись, думали, что ты помер! Хотя о такой новости мирового масштаба наверняка судачили бы на каждом углу... а что...

Он на мгновение зажмурился, чувствуя дурман и головокружение от ее громкого голоса и духов.

— ...Ох, и Гермиона! Ты, м-м-м... прелестно выглядишь...

— Рады видеть тебя, Лаванда, — вклинился наконец Гарри в поток речи, — но, извини, мы спешим, ладно? — он кивнул и, взяв Гермиону за руку, потянул ее прочь, даже не оглянувшись.

Они отошли на несколько шагов, и Гермиона тихо зашептала ему на ухо:

— Мерлин, вот это встреча... В твой первый же вечер в Лондоне, Гарри. Да-а уж... — она хихикнула, и Гарри, даже не смотря на нее, был уверен, что она закатывает глаза.

— Да, вот так «повезло»... — хмыкнул он.

— Теперь наверняка всем растреплет, — чуть огорченно добавила Гермиона. — И как бы чего лишнего не наговорила...

Ее дыхание щекотало шею, и Гарри вдруг понял, что глупо улыбается.

— Лишнего?.. — переспросил он, и Гермиона явно смутилась.

— Ну, ты же знаешь Лаванду... они с Парвати никогда молчать не умели. Придумают еще что-нибудь... интересное. Тебя и правда давно не видели, а тут вдруг мы вдвоем гуляем.

Гарри передернул плечами.

— Я не могу вечно прятаться, Гермиона, — заметил он. — Рано или поздно те... те, кто в этом заинтересован, узнают.

Она поджала губы и явно собралась что-то спросить, но передумала.

— Ты все еще можешь сбежать обратно, — произнесла она полушутя, — я никому не скажу, что ты приезжал.

— Не-ет, так рисковать я не стану, — таким же тоном отозвался Гарри, — если что, увезу тебя с собой. Украду и утащу в Штаты.

— Не сможешь — все начнут меня искать, — с готовностью заметила Гермиона.

— Что-нибудь придумаю! — хмыкнул Гарри. — Даром я, что ли, последние четыре года вполне успешно ото всех скрывался?

— Проще было бы довериться мне, — губы Гермионы дрогнули от попытки сдержать смех, но глаза остались серьезными. — Ты мне не доверяешь, Гарри Поттер? Даже после стольких лет?

— Я только тебе и доверяю, — нарочито беззаботно произнес Гарри. — Просто не хочу уезжать без тебя — снова без тебя — и... — Улыбка мгновенно скатилась с лица, когда он осознал, что действительно сказал это вслух. В невинной шутке оказалось слишком много правды.

Гермиона повернула голову, закусив губу и внимательно вглядываясь ему в глаза, как будто что-то искала в них.

Что-то вроде ответа на вопрос, почему в прошлый раз он уехал без нее.

Они ведь так об этом и не поговорили...

Несколько бесконечно долгих секунд тянулась крайне неловкая пауза, и Гарри отвел взгляд.

— Пойдем, э-э-э... поужинаем? — он махнул рукой в сторону первого попавшегося на глаза ресторана, откуда доносилась какая-то веселая музыка.

Гермиона выдохнула чуть громче обычного.

— Да, почему бы и нет.

Им, определенно, нужно было поговорить.