It's All Coming Back To Me Now (гет)

Я пришёл тебя увидеть, извиниться,

Ты не представляешь, как ты сейчас мила.

Я должен был найти тебя, сказать, что ты мне нужна,

Сказать, что мы отдалились друг от друга.

Расскажи мне свои секреты, задай мне свои вопросы,

О, давай вернёмся к началу.

Coldplay — The Scientist

Сейчас

Гермиона бросила еще один взгляд на часы и откинула волосы со лба. Гарри опаздывал уже минут на десять. Это ее слегка напрягало — раньше он себе никогда такого не позволял... хотя это ведь было раньше. Давно. Может быть, теперь он был совсем не тем Гарри, которого она помнила. За три года многое могло измениться.

Накручивать себя определенно было глупо. Они же договорились встретиться? Значит, Гарри придет. Не может быть такого, что он проигнорирует или забудет, на это он точно не способен... был...

— Гермиона?

Она обернулась.

Внешне он был практически таким же: растрепанные черные волосы, очки (правда, более современные и с прямоугольными стеклами) и улыбка во все тридцать два зуба.

Гермиона вскочила на ноги и, не заботясь о том, как выглядит, повисла у него на шее.

— Ну наконец-то!

— Извини, задержался. — Гарри усмехнулся, когда она отстранилась и, внимательно оглядев его, чмокнула в щеку. — Ты, м-м-м, хорошо выглядишь? — с чуть вопросительной интонацией предположил он, явно не зная, что стоит сказать.

Гермиона поправила край плаща и передернула плечами, прекрасно понимая, что это только вежливость. За последние несколько суток она спала крайне мало и теперь щеголяла красными глазами и бледной кожей — на «хорошо» это никак не тянуло.

— Спасибо, — кивнула она, все же благодарная, что он хоть что-то сказал и не повисла неловкая пауза.

Гарри неуверенно указал глазами в сторону столиков и покосился на нее.

Они проследовали за официантом в дальнюю часть ресторана. Гарри отодвинул Гермионе стул и галантно махнул рукой. Она полуулыбнулась, садясь. Все-таки изменился. Не так уж и удивительно...

— Как... как у тебя дела? — спросила она, пока официант раскрывал меню. Гарри склонил голову к плечу и задумчиво почесал нос — от такого забавно-детского жеста Гермиона не смогла сдержать улыбки.

— Неплохо, — нейтрально ответил Гарри. — Ты-то как? Ты вся светишься... — заметил он.

— Просто очень рада тебя видеть. Не смей больше пропадать! — она шутливо пригрозила пальцем, и Гарри виновато кивнул.

Гермиона издала смешок, понимая, что выглядят они сейчас, скорее всего, довольно забавно. Лучшие друзья... ну, может, бывшие лучшие — все-таки им есть что наверстать, — но все равно друзья... а вот так сидят и неуверенно смотрят друг на друга, не зная, с чего и начать.

— М-м-м... — протянула Гермиона. — Расскажешь, где был все это время?

Пока они ужинали, разговор более-менее клеился, замолкая лишь периодически. Гарри коротко поведал о своем путешествии, воодушевившись лишь при воспоминании о визите в американский аврорат, и в основном предпочитал слушать Гермиону. Он сидел с внимательным выражением лица, кивал, иногда что-то спрашивал, но в целом казался слегка отстраненным. Впрочем, Гермиону это не слишком напрягало. Они давно не виделись и, конечно, поотвыкли друг от друга. Это было естественно и даже ожидаемо, но все равно не очень... не очень приятно? Конечно, ей хотелось снова чувствовать себя самой собой, а не пытаться понять, друг ли ей этот человек напротив. Но... начать с чего-то ведь нужно было?

Слишком много всего произошло с его отъезда, никто не мог гарантировать, что, если бы Гарри остался, их дружба была бы неизменной... Гермиона мысленно призналась сама себе, что не была бы. Наверное. Не после того лета.

И все же...

Чувствовать себя так возле друга детства ей было некомфортно. Неправильно. Незнакомо.

Особенно ярко она это ощутила после ужина. Выйдя из ресторана, Гарри проверил время по наручным часам (от которых так и веяло значительными деньгами — Гермиона просто не могла этого не заметить) и спросил, куда ей бы хотелось пойти.

Гермиона растерялась: она думала, что они просто побродят по Косому переулку, как в старые времена, но вдруг поняла, что это показалось бы... скучным? Во всяком случае, им было бы неудобно. Ни она, ни Гарри особо разговорчивыми не были, даже в компании друг друга, а после долгого разрыва вряд ли могли бы быть так же откровенны друг с другом, как и прежде. Им было о чем поговорить, но... Гермиона вдруг поняла, что пока — пока — не может ему рассказать всего. Ее Гарри и сам бы знал все, о чем ей нужно было поведать ему. А этот — просто соскучился по дому, по друзьям и теперь пытается снова найти себя.

— Гермиона?

Она потрясла головой, вспомнив, что так и не ответила на вопрос.

— Ну...

— Может... — неуверенно начал Гарри и осекся. Она подняла брови. — Может, просто где-нибудь в уютном месте посидим? Чувствую, длительного шатания по городу я не выдержу...

Он и правда выглядел очень вымотанным, и Гермиона вдруг вспомнила, что он прибыл — причем, кажется, прилетел на самолете — только этим утром.

— На Гриммо?..

Гарри помотал головой.

— Я остановился в отеле, — чуть смущенно сказал он. — Не хочу пока туда, слишком... слишком много всего.

Гермиона понимающе кивнула. В последний раз они там были, еще планируя налет на Министерство, а с тех пор много воды утекло. После битвы за Хогвартс Гарри так и не попал в особняк Блэков, остановившись в Норе, а в конце лета вдруг сорвался и уехал «познавать мир и себя». Гермиона до сих пор лишь смутно понимала, от чего именно он сбежал тогда...

»Или от кого», — напомнила она себе. Это было даже более вероятно.

— К тебе? — спросила она. Гарри послал ей непонимающий взгляд. — Ну, тебе явно стоит отдохнуть. А почему... — Гермиона замялась, не зная, стоит ли лезть в это, но все же спросила: — А почему ты — в отель? Тебе не у кого переночевать?

Сказано было слишком прямо, а может даже грубо, и ей стало не по себе. Гарри хмыкнул и просто ответил:

— Не у кого, да. Да и потом, я же могу себе позволить...

Не у кого?

Она требовательно спросила:

— Кто еще знает, что ты вернулся?

Гарри отвел взгляд.

— Только ты. И еще Невилл, но он по уши в работе.

Гермиона приподняла брови.

— А... эм...

Гарри покачал головой и с умоляющим видом произнес:

— Потом, ладно?

Ей это все не слишком нравилось. Почему он не написал никому — ни кому-нибудь из Уизли, ни, например, Андромеде?.. С кем-то ведь он поддерживал связь, пока был заграницей. Не мог не поддерживать.

— Поехали, — со вздохом произнесла Гермиона, понимая, что за один раз все это не узнает.

Из них двоих не только она вместо старого друга видела рядом с собой почти нового человека.

Отель оказался... впечатляющим. С огромным парадным входом, колоннами, поддерживающими балкончики второго этажа, и роскошными картинами в холле. На несколько секунд остановившись у одной из них, Гермиона задумчиво покачала головой.

Почему он решил остановиться именно здесь?..

Ей не удалось удержать удивленный возглас, когда Гарри открыл дверь в свой номер.

— Внушительное у тебя «могу себе позволить»... — пробормотала Гермиона, рассматривая свое отражение в огромном, во всю стену, зеркале в позолоченной раме. В этих просторных помещениях она, одетая в маггловское пальто и незамысловатое, хоть и идущее ей платье, выглядела совершенно безлико и неуместно.

Обе комнаты, составлявшие номер Гарри, были отделаны современно и весьма недешево. Никаких вычурных люстр или произведений искусства на стенах, конечно, но... все было слишком... слишком. Не в таком месте им стоило проводить свое время — здесь все было еще более неловко и официально.

Гарри явно заметил, как она разглядывает комнаты, и, закрыв дверь, снял куртку и произнес:

— Кто бы знал, что за поимку и убийства преступников так много платят, верно?

Гермиона вздрогнула и от того тона, которым это было сказано, и от звука голоса. Она уже и забыла, что что-то сказала.

— Убийства?..

Гарри вздохнул.

— Ну ладно, только одно — Волдеморта, мне и его хватило. Но в Америке тоже не поскупились и всего лишь за полгода работы отвесили кругленькую сумму.

Гермиона прошлась по огромной гостиной и, не зная, куда себя деть, пристроилась на краешке кресла.

Гарри упал на диван и потянулся.

— О-ох... — бросил на нее короткий взгляд. — Может... может, эм, просто немного посидим и уже потом пойдем куда-то? — предложил он и тут же уточнил: — Ты не занята вечером?

Гермиона помотала головой. У Гарри на лице что-то промелькнуло, но спрашивать он не стал, запрокинув голову на спинку дивана и несколько секунд просидев в таком положении.

— Посмотрим что-нибудь? В смысле, фильм?

Гермиона удивленно подняла брови и огляделась.

— В этом отеле любят маггловскую технику, — пояснил Гарри, прежде чем она успела что-то сказать. — У них даже диски есть. — Он вытащил палочку, наколдовал Патронус, что-то произнес, и олень («Хоть что-то осталось прежним...» — мелькнула отстраненная мысль) махнул прочь. Гермиона села поудобнее и рассеянно поправила снова упавшие на лицо волосы.

— Ты изменилась, — произнес Гарри. Она повернула голову и обнаружила, что он пристально наблюдает за ней. Заметив ее взгляд, Гарри смутился. — В смысле... и прическу изменила, да и вообще... — он помолчал и с коротким смешком добавил: — Впрочем, я все равно помню тебя только в мантиях да «боевых» джинсах.

Гермиона неопределенно кивнула. Да, в платьях в хогвартские времена она точно не ходила, но не в этом было дело. И Гарри не мог этого не понимать.

Он снова потянулся и неловким жестом поправил очки.

— Как ты живешь? — Короткая пауза. — Не... не с Роном, надо думать? — не дав ответить, добавил Гарри.

Она опять кивнула.

— Давно вы расстались?

— Той же осенью. — Гермиона скрестила руки на груди и выпрямилась, словно в ожидании нападок.

— Ну и правильно, — вдруг бодро заметил Гарри и, уловив ее удивленный взгляд, закатил глаза. — О, ради Мерлина! Ты прекрасно знаешь, что тогда у вас ничего не получилось бы.

Гермиона в который раз неопределенно кивнула, задаваясь вопросом, к чему это он говорит. Мелькнуло в его взгляде что-то такое, что ей очень хотелось бы понять. Имело ли оно отношение к тому лету?..

— Вы не общались с тех пор, как ты уехал, да? — спросила она вслух и тут же переформулировала: — Вернее, так: с кем ты вообще общался?

— С тобой, — отозвался Гарри, не глядя в ее сторону. — С тем же Невиллом... с Луной — о, кстати, я же ее встретил в Италии! Представляешь, она собралась замуж...

Гермиона кашлянула, напоминая о своем вопросе.

— ...за какого-то натуралиста, — все-таки закончил Гарри. — Ну, и еще с целой кучей людей. — Повисла пауза. Гермиона пристально смотрела на него, и Гарри тяжело вздохнул. — Ладно, может, не с кучей... Какая разница?

Действительно, какая разница? Как будто это абсолютно нормально — уезжать, нет, даже почти сбегать в восемнадцать лет из страны и обрывать контакты практически со всеми близкими.

Во рту вдруг пересохло, и Гермиона облизала губы. Нервно сцепила руки в замок и на выдохе произнесла:

— Почему ты уехал?

Гарри издал смешок и запустил руку в волосы, еще больше взлохмачивая их.

— Ну... — Именно в этот момент в дверь постучали, и он громко откликнулся: — Да!

Гермиона с досадой выдохнула, понимая, что теперь он уже не скоро ответит.

Раздался хлопок, и перед ними появился крошечный домовой эльф, возле которого тут же возник обыкновенный маггловский телевизор, DVD-проигрыватель и несколько стопок дисков. Гермиона удивленно оглядела все это и бросила чуть недовольный взгляд на Гарри, кивнув в сторону эльфа. Поттер поднял руки, словно защищаясь:

— Это не я, это отель.

Она закатила глаза, но спорить не стала. Маги как были крайне консервативны в плане обслуживания, так и остались, и никакие ее проекты и агитация не могли этого изменить. Впрочем, она пока не была постоянным работником Министерства и законодательной инициативой уж точно не обладала, так что время у нее еще было.

Эльф с поклоном исчез, и Гарри, поднявшись на ноги, не глядя вытащил один диск. Гермиона скосила глаза на коробку и обнаружила, что это был «Форрест Гамп».

— Интересно, почему они до сих пор не придумали что-то свое, волшебное? — устало-задумчиво вопросил Гарри, и она фыркнула.

— В смысле, маги? — пожала плечами и подсказала: — Может быть, просто лень? Сложно? Не хочется думать? Магглы прекрасно справляются со всякими техническими штуками, а мы только пользуемся их трудами.

Гарри обернулся, явно удивляясь ее тону.

— Для тебя это, похоже, острая тема?

Гермиона вскинула голову.

— Я стажируюсь в Отделе по контактам с магглами.

Это, похоже, вызвало у Гарри только большее удивление.

— И, э-э-э... чем вы там занимаетесь?

— Налаживанием связей с магглами. — Он закатил глаза, буркнув себе под нос что-то сильно смахивающее на «Какая неожиданность...», и Гермиона улыбнулась. — Мы будем развиваться гораздо быстрее, если начнем не просто использовать единичные изобретения, а включимся в этот процесс, станем сотрудничать... ну и вообще просвещаться. И приспосабливаться к жизни. Если маг окажется на необитаемом острове без волшебной палочки, он и пары дней не протянет, — авторитетно добавила она, и Гарри рассмеялся.

— Ты очень мило выглядишь, когда не знаешь, возмущаться ли тебе или просто пытаться убедить меня в чем-то, — заметил он, отворачиваясь и зевая. Гермиона и удивиться не успела, как он похлопал по дивану: — Устраивайся, будем «просвещаться». Чаю хочешь?

Разумеется, Гарри уснул, причем почти ровно на той сцене, когда Форрест принялся пробираться сквозь толпу народа к Дженни. Гермиону это слегка возмутило — ну как можно было на таком моменте отключиться? — но она этого, в общем-то, ожидала. Уж слишком измотанным Гарри казался.

Она сделала звук потише, посильнее укуталась в клетчатый плед, который раздобыла из-под диванных подушек, и принялась смотреть дальше. Гарри тихо сопел ей в шею и иногда чуть шевелился. Во сне он выглядел младше и... довольнее или, во всяком случае, счастливее, и даже улыбался. Это казалось милым, но почему-то отдавало какой-то горечью. Каждый раз, когда он дергался, Гермиона замирала, задерживая дыхание, и вспоминала, как они караулили сон друг друга... да хотя бы во время шатаний по северным лесам.

Тогда все было... проще?

В каком-то смысле — гораздо.

* * *

Тогда

Он спал очень чутко и, казалось, вздрагивал от любого шороха. Гермиона старалась ничего не задевать и ходила на цыпочках, но Гарри все равно периодически дергался, переворачивался и несколько раз даже махал руками, что-то бормоча. Гермионе удалось разобрать нечто похожее на «возвращение домой», и у нее сжалось сердце, когда она вспомнила, что возвращаться Гарри, по сути, было некуда. Уизли, конечно, с радостью приняли бы его обратно, но кто сказал, что Гарри захочет к ним вернуться? С Роном он рассорился, с Джинни расстался, да еще и винит себя в ранении Джорджа. Нет, в Норе он не будет больше чувствовать себя как дома. Как и на Гриммо — не после того, как туда проник Яксли. Оставался только Хогвартс — всегда один только Хогвартс.

Гарри в очередной раз поерзал, натягивая на себя одеяло, и открыл глаза, встретившись с взглядом Гермионы. Она смутилась, как будто ее поймали за чем-то очень неприличным, и поднялась на ноги.

— Доброе... день? — с вопросительной интонацией прохрипел Гарри. Гермиона сунула ему воду, и он, сев, принялся жадно пить. — Или не очень доброе. Какое сейчас время суток?

— Вечер? — предположила Гермиона. — Не знаю, может, и ночь. Темно.

— Здесь всегда темно, — пробормотал Гарри и еще раз приложился к уже наполовину опустошенной бутылке. Гермиона проследила за тем, как он глотает, и отвела глаза. — И всегда будет темно, что не менее важно. — Она непонимающе посмотрела на него, и Гарри хмыкнул. — Как будто ты этого не знаешь, — почти с ожесточением добавил он, запуская руку в растрепанную шевелюру. Откинув одеяло и спустив ноги на пол, он смешно, как маленький ребенок, поджал пальцы, но выражение лица его было совершенно не детским.

— Всегда, всегда будет что-то... темное. Снова и снова. А мы, — короткий смешок, — еще с предыдущим не разобрались.

— Обычно тебя со сна не тянет на философствования, — произнесла Гермиона, чтобы только не молчать.

— Обычно я просыпаюсь, чтобы что-нибудь делать, — отозвался Гарри бесцветным голосом. Гермиона прищурилась — у нее было ощущение, будто в нем что-то гасло, умирало прямо на глазах. — Чтобы бороться за что-то. А сейчас... сейчас — только чтобы не замерзнуть и не умереть с голоду.

У нее в горле встал комок.

— Хочешь сказать, нам больше не за что бороться? — произнесла Гермиона, вскидывая подбородок и скрещивая руки на груди. — Вообще не за что?

Она понимала, что эта попытка спровоцировать его была совершенно неудачной, но ничего получше в голову не пришло. Гарри периодически впадал в какой-то совершенно странный... не то пессимизм, не то просто равнодушие, но обычно отмалчивался и относительно быстро приходил в норму. А теперь...

Гарри мотнул головой.

— Наверное, есть. Не может быть, чтобы не было. Просто иногда... я забываю об этом.

Гермиона закусила губу. Нужно было срочно выдергивать его из чертовой унылой безнадежности, пока она не превратилась в совершеннейшее отчаяние.

— Иногда мне кажется, — продолжил Гарри, понижая голос до шепота и не отрывая взгляда от чего-то в пустоте, — что нам стоит остаться здесь. Навсегда. Мы... мы же еще молоды. Можно жить так годами и ничего не делать. Ничего не терять и не приобретать. Просто... существовать.

— Безо всего? — спросила Гермиона.

— Ну, у нас есть все, что нужно.

— А как же... — она растерялась, понимая, что еще чуть-чуть — и ее тоже накроет с головой этой волной бессмысленности. — А как же, м-м-м, учеба, работа? — Это было первым, что пришло в голову. Гермиона чуть не рассмеялась от собственной глупости. Какая, ей-Мерлин, учеба и работа? — Дом? — В голове лихорадочно стучали мысли. — Друзья? Семья? — Она знала, что давит на больное, но не видела другого выхода.

Гарри невесело рассмеялся — хрипло, с надрывом, так, что ей стало страшно.

— Вот он, дом, — он повел рукой и ткнул пальцем в кровать. — Вот ты, друг и семья. С остальным натяжка вышла, но оно и не слишком нужно.

— Да как оно может быть не нужным? — она закрыла глаза, глубоко вдыхая и виня себя за то, что не может упрекнуть его хотя бы в неискренности. Он был убийственно честен — и убийственно прав. Все остальное постепенно переставало быть необходимым. — Еще скажи, что и ты не нужен!

— Не нужен, — кивнул Гарри. — Я мог бы принести пользу, только если бы вышел из тени. Сразился с Пожирателями, с Волдемортом... несмотря на явную бессмысленность этого действа. А пока я болтаюсь тут — я никому не нужен.

Ей он был нужен, но это явно не могло считаться аргументом. Гермиона прикусила губу, ненавидя себя за неспособность развеять вот это. Что-то ведь можно было сделать... хоть что-то.

Идея была только одна, и глупая...

— Что думаешь? — глаза у Гарри были воспаленными. — Мы ведь правда можем остаться.

... Совершенно глупая.

Заткнув вопящий голос здравого смысла, Гермиона качнулась вперед и крепко прижалась губами к губам Гарри.

Ничего не говори,

Просто сядь рядом.

Ничего не говори,

Просто побудь со мной.

Paloma Faith — Just Be

Сейчас

Когда Гарри проснулся, в комнате было темно и душно. Под пледом он чувствовал себя, как в коконе, нагревшимся и лишенным возможности двигаться. Во рту пересохло, ощущался какой-то горьковатый привкус, и Гарри пошарил рукой справа, прежде чем вспомнил, где именно находится.

Он вернулся. Он снова был в Лондоне.

И более того, сейчас где-то рядом, по идее, должна была быть Гермиона.

Он заворочался, отбрасывая плед, и сел. Внутри головы неприятно кольнуло, и он потер лоб, привычно проводя пальцами по шраму — так, на всякий случай. Зигзагообразная полоска все еще была довольно ощутимой, и иногда Гарри даже казалось, что она начинает кровить; но это, конечно, все было бредом.

— Гер... Гермиона? — позвал он, облизнув губы, и сощурился. Очков на нем не было, да и увидеть что-то в темноте было весьма проблематично...

Стоп, а почему в темноте?

— Гермиона?

От противоположной стены раздался шорох и тихое «Ох!».

— Гарри?

Проведя рукой по стене, он нащупал провод от ночника, включил свет и тут же почувствовал облегчение, как будто всерьез опасался не увидеть ее.

Гермиона полусидела в кресле и поправляла растрепавшиеся со сна волосы. Выглядела она при этом странно домашней и не менее странно лишней в деловой атмосфере гостиничного номера класса люкс.

Его будто полоснуло этой дурацкой мыслью, и Гарри потряс головой. Гермиона просто не могла стать неуместной в его жизни — он ни за что такого не допустит.

— Привет, — пробормотал он, спустил ноги с дивана и потянулся. — Я что, уснул, да? — Мышцы слегка побаливали от сна в неудобной позе, и Гарри покачал головой, разминая шею, а вспомнив, что они смотрели фильм, добавил: — Прости. Сколько сейчас?.. — Он бросил взгляд в окно. Было еще светло, но в небе нависали хмурые тучи.

— Половина шестого, — чуть улыбнувшись и став при этом такой родной и милой, ответила Гермиона. — Ты вырубился на самом-самом моменте!

Гарри поднял руки, и она хмыкнула, тут же становясь серьезной.

— Куда... э-э-э... что будем делать? — неуверенно задала она вопрос с таким видом, будто и не ждала ответа. Гарри пожал плечами.

— Пойдем погуляем? Просто... походим по Лондону. Я же тут сто лет не был... — он прикусил губу, надеясь, что Гермиона не станет сейчас поднимать эту тему. Он еще не мог... не мог говорить. Пока еще нет.

Под ее внимательным взглядом Гарри стало неуютно. Он скрывал от нее кое-что — снова скрывал, — и она это чувствовала. И... обижалась? Гарри постарался изобразить что-то вроде виноватой улыбки, поспешно придумывая, куда бы они могли сходить и о чем поговорить.

Гермиона кивнула, но еще несколько секунд вглядывалась в его лицо.

— Ладно, — наконец сказала она, поднимаясь на ноги. — Дождь уже закончился, так что и правда можно погулять. Только... подождешь минутку? Я аппарирую к себе — переоденусь, а то выгляжу, как...

— Хорошо выглядишь, — возразил Гарри, ничуть не кривя душой. У нее, конечно, был измотанный вид, на лбу залегли напряженные складки, а глазам не доставало... света — того необъятного света, что горел в них раньше, но это не мешало ей выглядеть действительно хорошо. Повзрослевшей и гораздо более женственной в этом простом, но идущем ей платье. Правда, последнюю мысль озвучивать не стоило; Гарри казалось, что она не воспримет подобные слова как комплимент. Вместо этого он заключил: — Так что не нужно переодеваться, пошли.

Глупо, возможно, но он немного боялся, что что-то заставит ее задержаться, а то и вовсе не вернуться.

С сомнением оглядев себя, Гермиона оправила платье и спросила:

— Так куда?

— М-м-м... не знаю, ничего в голову не приходит, — со смешком признался Гарри. — Давай просто выйдем и... а там, может, решим.

Он буквально видел, как у Гермионы в голове проскальзывает что-то вроде «Как решим, если не станем обсуждать?», но говорить она ничего не стала. Наверное, для нее тоже важнее не то, что или где делать, а с кем, пришла вдруг неожиданная в своей очевидности мысль. Сердце защемило, и Гарри почему-то захотелось крепко прижать ее к себе и желательно не опускать вообще.

* * *

Тогда

Гермиона сидела в углу, рассеянным взглядом уставившись в тысячу раз перечитанный справочник по защитным чарам и только иногда, гораздо реже положенного, переворачивая страницы. На лице ее читались не то тоска, не то откровенное отчаяние, и в последнее время это выражение появлялось гораздо чаще, чем раньше. Гарри было физически больно снова видеть его и осознавать свою бесполезность. С чувствами других людей, их душевным комфортом и успокоением он определенно ничего поделать не мог. Это Гермиона умела приводить друзей в неплохое расположение духа... а с собой порой справиться была не в силах.

Наверное, она думала о Роне. Скучала. Гарри не был уверен, так ли это, но спрашивать точно не собирался, хотя в какие-то моменты ему хотелось знать: что, неужели ей так тяжело с ним? Неужели он, Гарри, настолько хуже?

Мысль о том, что Гермиона, возможно, начинает разочаровываться в нем, страшно пугала. Он бы не перенес, если бы и она покинула его. Не просто банально не выжил бы, а душевно не перенес. Гермиона всегда была тем человеком, кто поддерживал его, кому он мог доверять в любом случае. Черт, да без нее он просто загнулся бы, сошел с ума от пустоты, тишины и одиночества! Это глупое вечно включенное радио не смогло бы в нужный момент ни отвлечь его от самоуничтожающих мыслей о поражении, ни напомнить, в чем смысл существования. Гермиона же делала куда больше, став для него не только другом, который в любой момент готов протянуть руку и прийти на помощь.

С тех пор как Гарри исполнилось тринадцать, весь мир словно крутился вокруг него — чего он никогда не желал, — а на остальных внимания не обращал, но в его глазах именно Гермиона была героиней. Она ушла из дома, максимально позаботившись о безопасности родителей, отправилась неведомо куда, защищая и направляя своих непутевых приятелей...

Она была достойна большего, чем гнить в сыром северном лесу.

Гарри иногда думал, какой была бы ее жизнь, если бы они трое не подружились, но почти всегда переходил к воспоминаниям о замкнутой и нелюдимой заучке Грейнджер образца начала первого курса и считал, что ей повезло. Им повезло. Но что, если бы она все-таки завела друзей? Таких, которые заботились бы о ней и ценили ее... и не втягивали в смертельно опасные неприятности самим своим существованием бок о бок с ней.

Что-то где-то хрустнуло, и Гарри, встрепенувшись и выскользнув из своих мыслей, насторожился и услышал слова песни, словно бы в ответ на его рассуждения лившиеся из радиоприемника.

Это началось как развлечение...*

Да, действительно, сначала это было просто весело, интересно и, конечно, безумно важно, но все их приключения до поры до времени казались игрой, пусть и не совсем обычной: расспросить Хагрида о Пушке, поломать голову над тем, кто неудачно проник в Гринготтс... В какой момент они начали воспринимать это всерьез, как жизнь, а не игру?

Иногда он думал, что Гермиона была единственной, кто понимал, что это на самом деле реальность.

Нет ничего, что мы могли бы сделать для вашей защиты...* — словно решив добить его, пропел мужской голос из приемника.

Гарри потряс головой, снова выныривая из своих мыслей.

Реальность, определенно, была реальностью, но... Казаться такой темной и скучной ей было не обязательно.

Он поднялся на ноги и, подойдя к Гермионе, протянул руку. Гермиона посмотрела на него со все таким же непонимающим, как у подбитой собаки, выражением, но все же встала, опираясь на его ладонь. Ее собственная рука показалась Гарри слишком маленькой, детской, и Гарри вдруг вспомнил, что она... что они, в сущности, еще дети. Большие дети, которым выпало заиграться в большие проблемы.

Он потянулся и аккуратно снял с шеи Гермионы крестраж, не сумев проигнорировать то, как она дернулась. Не доверяет? Удивилась? Он бросил медальон, не удержавшись и сверкнув на него глазами, обвиняя во всех бедах, хоть и понимал, что это просто ребячество. Потянул Гермиону в центр палатки, на мгновение замер, не до конца понимая, что собирается делать, и крепко сжал ее руки, подстраиваясь под мелодию.

Гермиона смотрела сквозь него, словно отыскивая своими несчастными глазами что-то на дальней стенке палатки. От ее взгляда хотелось зарыться поглубже и не высовываться в этот безумный жестокий мир или... или, наоборот, подняться во весь рост и закричать, сказать, что все должно быть совсем по-другому. Гарри закусил губу и начал медленно покачиваться в танце, смотря на Гермиону и пытаясь глазами, прикосновением рук, да хоть чем угодно сказать ей, что... Что?

Он не слишком понимал, что вообще делает, но твердо знал, что Гермиона не должна вот так существовать и, главное, что она сама это понимает.

Гермиона наконец словно отмерла и даже попыталась отзеркалить его движения, опираясь на его руки и нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Гарри подумал, что они, должно быть, выглядят довольно странно — словно две нелепые куклы на ниточках, которые пытаются вести собственный танец под чужую дудку. (Это было, наверное, не так уж далеко от правды.)

Мелодия начала немного ускоряться, и в нее ворвались более светлые, оптимистичные нотки. Гарри приподнял руку и, прежде чем Гермиона прокружилась под ней, успел заметить улыбку у нее на лице. Мимолетную, неуверенную, но все же улыбку — будто что-то внутри начало оттаивать.

Гермиона не стала в одночасье бесконечно счастливой, но она улыбалась, улыбалась так светло и хорошо, что казалась спокойной, похожей на беззаботную и довольную жизнью себя прежнюю и... очень красивой?

Когда-то я был слеп, а сейчас вижу...*

Он почувствовал, как с плеч спадает, скатывается какое-то тяжелое и столь нежеланное сейчас ощущение, давившее на него все это время.

Гермиона снова улыбнулась и тоже распрямила плечи. На мгновение закрыла глаза, а затем медленно открыла их, глубоко вдохнув, словно, как и Гарри, после долгого времени позволяя себе дышать полной грудью. Она обняла его за плечи и прижалась головой к груди, продолжая улыбаться и медленно покачиваться.

У него внутри стал раскручиваться комок из нервов, горечи и чего-то еще, очень колкого и неприятного. Следуя примеру Гермионы, Гарри медленно вдохнул, втягивая вместе с воздухом аромат ее волос, и чуть наклонил голову к ее голове. Его всего наполнило легкое, свободное тепло, почти что надежда, толкающая на необдуманные, но очень ценные именно своим безумством поступки. Казалось, что уже ничто не страшно и ничто не важно, кроме прижавшейся к нему Гермионы да странной, одновременно оптимистичной и беспросветно-грустной мелодии.

Но песня подходила к концу, вот уже затихла музыка, и Гермиона, еще несколько секунд простояв в его объятиях, подняла голову и отстранилась, смотря на него с непонятным выражением. Гарри замер, напрягаясь и осознавая, что будто ждет чего-то — чего угодно. Плечи казались странно голыми без ощущения ее рук сверху, и после притока эйфории и облегчения Гарри снова почувствовал себя выставленным напоказ и беззащитным.

Совсем некстати вспомнилось, как он множество раз просыпался посреди ночи от мутно-ярких кошмаров и первым делом искал Гермиону, и только убедившись, что она в порядке, рядом, снова засыпал.

Сейчас он как будто не мог ее найти, хотя она стояла прямо перед ним — только руку протяни или сделай полшага вперед.

Гарри и попытался было — начал медленно поднимать руку, чувствуя, как колотится где-то под горлом сердце, но Гермиона как будто увернулась и отошла.

Ощущение нехватки чего-то важного только усилилось, а вместе с ним — и чувство, будто что-то сломалось. И все пошло не так. Как будто они выстроили между собой некрепкий, но все же барьер, хотя должны были держаться вместе.

____________

* Nick Cave — Oh Children

* * *

Сейчас

На оживленных улицах Лондона, словно проснувшегося после целого сонно-дождливого дня, Гарри чувствовал себя частью толпы, но и странно одиноким. Гермиона молча шла рядом, сжимая правой рукой свою сумочку и то смотря под ноги, то разглядывая встречающиеся им лица, будто бы в попытках отыскать знакомых. Разговор не клеился — они кое-как решили, что просто походят по городу, а потом замолчали, погружаясь в свои мысли. Слишком многое нужно было рассказать — слишком многое нужно было обсудить, — но Гарри казалось, что серьезными темами он только разворотит прошлое, но ничего хорошего не получит.

Можно было сколько угодно отпускать краткие комментарии по поводу духоты или влажности, посмеиваться над нелепыми нарядами гуляющих приезжих, но ни на йоту не подобраться к тому, что действительно волновало их обоих.

Гарри откровенно признавался себе, что предпочел бы просто послушать Гермиону. Не говорить о себе, своих поездках и тем более о своем странном отъезде, который она весьма проницательно приняла за бегство, а узнать, как жила она. Не про то, как стажировалась в министерстве и по субботам навещала МакГонагалл; Гарри думал — надеялся, — что жизнь Гермионы состоит не только из этого. Хоть и не был уверен, или, скорее, был не уверен.

Совсем.

В послевоенном мире сложно было найти себе место — в том числе и в другой стране, в другом обществе. Они все... они ведь были еще детьми и, по сути, себя не знали. Не представляли, чего можно от себя ожидать, чего хотелось бы, а от чего стоит бежать без оглядки.

За три года Гермиона, наверное, разобралась в себе, но этого было мало. Чем она жила, о чем мечтала?

За него когда-то придумали мечты и желания. Пойти в Аврорат, жениться на Джинни, в двадцать лет стать главой семьи... Для героя войны — прекрасное, образцово-показательное и очень даже ожидаемое будущее, но он, к счастью, его избежал. Случайно, ведь сбегал-то он совсем не от такого развития событий, и только гораздо позже понял, как ему повезло... Нет, когда-то ему, наверное, хотелось этого — в те времена, когда он готовился всю жизнь охотиться на Волдеморта и при необходимости пасть от его руки.

Но в мирное время такой исход был совсем не для него.

Проблема заключалась в том, что даже спустя три года странствий и знакомств с огромным количеством людей Гарри не понимал, что было «для него». Нужно было искать дальше...

И судя по всему, поисками занимался не он один.

Гермиона вовсе не выглядела так, будто понимала, что делать со своей жизнью.

Не ради этого невнятного молчания, не ради такого неопределенного будущего они воевали.

Гарри прочистил горло, уже собираясь заговорить, но вдруг был остановлен чьим-то воплем:

— Гарри?!

Он недоуменно огляделся, и в тот же момент на нем кто-то повис. Лишь то, что он находился в центре толпы, помешало ему скинуть с себя и обезоружить неизвестного, точнее неизвестную, которой оказалась Лаванда Браун.

Как только она отстранилась, в нос ударил крепкий запах цветочных духов, и Гарри поморщился, разглядывая бывшую однокурсницу.

Уж кто-кто, а Лаванда, похоже, была счастлива и вся светилась. Крупные локоны, ярко накрашенные губы и плотно облегающее ее стан красное платье — она мало изменилась, разве что перестала выглядеть наивной девочкой в кудряшках.

Мозг запоздало включился, и Гарри сообразил, что Лаванда все это время что-то щебетала.

— ...сто лет не виделись, думали, что ты помер! Хотя о такой новости мирового масштаба наверняка судачили бы на каждом углу... а что...

Он на мгновение зажмурился, чувствуя дурман и головокружение от ее громкого голоса и духов.

— ...Ох, и Гермиона! Ты, м-м-м... прелестно выглядишь...

— Рады видеть тебя, Лаванда, — вклинился наконец Гарри в поток речи, — но, извини, мы спешим, ладно? — он кивнул и, взяв Гермиону за руку, потянул ее прочь, даже не оглянувшись.

Они отошли на несколько шагов, и Гермиона тихо зашептала ему на ухо:

— Мерлин, вот это встреча... В твой первый же вечер в Лондоне, Гарри. Да-а уж... — она хихикнула, и Гарри, даже не смотря на нее, был уверен, что она закатывает глаза.

— Да, вот так «повезло»... — хмыкнул он.

— Теперь наверняка всем растреплет, — чуть огорченно добавила Гермиона. — И как бы чего лишнего не наговорила...

Ее дыхание щекотало шею, и Гарри вдруг понял, что глупо улыбается.

— Лишнего?.. — переспросил он, и Гермиона явно смутилась.

— Ну, ты же знаешь Лаванду... они с Парвати никогда молчать не умели. Придумают еще что-нибудь... интересное. Тебя и правда давно не видели, а тут вдруг мы вдвоем гуляем.

Гарри передернул плечами.

— Я не могу вечно прятаться, Гермиона, — заметил он. — Рано или поздно те... те, кто в этом заинтересован, узнают.

Она поджала губы и явно собралась что-то спросить, но передумала.

— Ты все еще можешь сбежать обратно, — произнесла она полушутя, — я никому не скажу, что ты приезжал.

— Не-ет, так рисковать я не стану, — таким же тоном отозвался Гарри, — если что, увезу тебя с собой. Украду и утащу в Штаты.

— Не сможешь — все начнут меня искать, — с готовностью заметила Гермиона.

— Что-нибудь придумаю! — хмыкнул Гарри. — Даром я, что ли, последние четыре года вполне успешно ото всех скрывался?

— Проще было бы довериться мне, — губы Гермионы дрогнули от попытки сдержать смех, но глаза остались серьезными. — Ты мне не доверяешь, Гарри Поттер? Даже после стольких лет?

— Я только тебе и доверяю, — нарочито беззаботно произнес Гарри. — Просто не хочу уезжать без тебя — снова без тебя — и... — Улыбка мгновенно скатилась с лица, когда он осознал, что действительно сказал это вслух. В невинной шутке оказалось слишком много правды.

Гермиона повернула голову, закусив губу и внимательно вглядываясь ему в глаза, как будто что-то искала в них.

Что-то вроде ответа на вопрос, почему в прошлый раз он уехал без нее.

Они ведь так об этом и не поговорили...

Несколько бесконечно долгих секунд тянулась крайне неловкая пауза, и Гарри отвел взгляд.

— Пойдем, э-э-э... поужинаем? — он махнул рукой в сторону первого попавшегося на глаза ресторана, откуда доносилась какая-то веселая музыка.

Гермиона выдохнула чуть громче обычного.

— Да, почему бы и нет.

Им, определенно, нужно было поговорить.

Но когда ты прикасаешься ко мне так,

И когда обнимаешь меня так,

Мне приходиться признать,

Что все это возвращается ко мне.

Когда я касаюсь тебя так,

Когда так тебя обнимаю,

Трудно поверить, но…

Все это возвращается ко мне сейчас,

Все это возвращается, все это возвращается ко мне сейчас.

Celine Dion — It's All Coming Back to Me Now

Сейчас

В ресторане, куда повел ее Гарри, был свадебный прием.

Гермиона сначала не поверила своим глазам, когда заглянула в пышно украшенный зал и обнаружила прямо возле входа одетую в ослепительно-белое платье девушку в окружении нарядных гостей.

Нет, конечно, люди вполне могли жениться в это время года (как и в любое другое, вообще-то), но сначала Гермиона подумала, что это насмешка над ней. Не могло, просто не могло ведь так совпасть, чтобы и в этот раз была свадьба...

Она обернулась к Гарри, которого наличие в выбранном ресторане молодоженов, видимо, совершенно не беспокоило. Он, наоборот, чуть улыбался, явно о чем-то думая. Гермиона поймала себя на мысли, что многое отдала бы сейчас за то, чтобы забраться к нему в голову. Они провели вместе уже несколько часов (целых несколько часов после трех лет разлуки), но так и не смогли подобраться друг к другу настолько, чтобы снова понимать все с полуслова. Это, конечно, было ожидаемо, но...

Она не могла не задаться вопросом, вернутся ли они к прежнему уровню доверия, смогут ли так же хорошо, как раньше, чувствовать друг друга. Вдруг мелькнула мысль — а если нет? Если эта разлука окончательно разрушила их дружбу?

Не стоило сейчас об этом думать...

Гермиона прислушалась к словам гостей, окружавших невесту. Поздравления казались довольно банальными: счастья, долгих лет совместной жизни, детей... Почему-то у нее возникло впечатление, будто люди пытаются придумать что-то оригинальное, но все равно ограничиваются лишь общими словами, словно вовсе не знакомы с молодоженами...

Именно в этот момент невеста обернулась, и Гермиона, сообразив, что в упор смотрит на нее, смутилась.

— Извините... м-м-м... и примите наши поздравления, — пробормотала она.

Девушка как будто удивилась.

— Да не за что... Вы проходите, проходите. И угощайтесь.

Гермиона вздернула брови, удивленная таким внезапным приглашением, и невеста с легким смешком пояснила:

— Мы решили устроить открытый прием. Заходить могут все желающие! — она помедлила и, видя, что Гермиона все еще колеблется, снова улыбнулась и добавила: — Когда ты счастлива, хочется поделиться своей радостью со всем миром...

Она действительно казалась настолько радостной, вдохновенно-беззаботной, что это почему-то буквально ранило. Гермионе-то приходилось сдерживать себя и свои чувства, а потому настолько счастливой она, кажется, не бывала очень, очень давно.

Сама идея приглашать посторонних на свою свадьбу ей казалась довольно странной, в магическом мире она с таким точно не сталкивалась. Но эта парочка таким образом определенно радует других людей — немногие, наверное, откажутся посидеть в компании веселых гостей и вкусно поужинать... Да и потом, самим молодоженам это только в радость — так почему бы и нет?

Гермиона совсем редко бывала на свадьбах, и каждая из них оставляла след в ее жизни. Взять хоть самый первый раз: когда женились Билл и Флер, ей, Гарри и Рону пришлось сбегать от Пожирателей смерти. Волшебное торжество в одно мгновение превратилось в страшный сон. А каково было тогда Флер...

Гарри кашлянул и тронул ее за локоть.

— Так что скажешь?

Гермиона непонимающе обернулась.

— Раз нас приглашают — присоединимся?

Гермиона вздернула брови: такое предложение было не в духе Гарри. Приглашать самих себя на чужое торжество, пусть и открытое...

Впрочем, это было бы забавно. Наверное.

Но...

Но слишком странно и... слишком похоже. А потому — опасно. Может быть, самую чуточку, но все же опасно.

Или она преувеличивала?

Она потрясла головой, понимая, что мыслями уплывает в прошлое, и взглянула на Гарри, внимательно наблюдавшего за ее реакцией. Поправила волосы и улыбнулась, чуть вздернув подбородок: пусть не думает, что она струсила!

— А давай!

Незнакомая счастливая невеста снова послала Гермионе ослепительную улыбку, а Гарри усмехнулся и сделал приглашающий жест. Его, кажется, вовсе не беспокоили ни воспоминания, ни опасения, и это, как ни странно, Гермиону нервировало и даже огорчало.

Она еще раз поздравила невесту, уже механически подобрав слова, и вслед за Гарри прошла вглубь зала. Гости разбились по группкам — кто-то танцевал, кто-то дегустировал блюда, а другие просто разговаривали. Все было странно гармоничным, подумала вдруг Гермиона. Большая часть этих людей наверняка не знала друг друга, но им удалось найти общие темы, завести новые знакомства... Все вели себя совершенно обыденно и естественно, и Гермионе казалось, что ни одна живая душа в этом зале сейчас даже думать не способна о каких-либо проблемах, и только она одна копается в своей голове и накручивает себя. Нужно было подчиниться всеобщему спокойствию — заговорить с кем-то, поплыть по течению общей ненавязчивой суеты...

Нужно было взять себя в руки и расслабиться.

Собраться и расслабиться одновременно.

Гермиона фыркнула, понимая, что это в принципе противоположные действия.

Если подумать, у нее вся жизнь такая...

Гарри вопросительно посмотрел на нее, но она только махнула рукой.

— Так... ничего. Просто вспомнилось... кое-что.

Гарри не стал спрашивать, вот только Гермиона не знала, хорошо это или не слишком.

Он как будто забыл. Он...

Наверное, с ее стороны глупо было думать, что сейчас, три года спустя, то происшествие все еще что-то значило для Гарри, но...

Для нее ведь значило. Многое значило. Именно тогда все полетело кувырком.

Нужно было заговорить, спросить...

Но она промолчала.

* * *

Тогда

После войны мир оказался буквально перевернутым с ног на голову. Менялось все, что только могло меняться. Каждая деталь повседневного существования, которая раньше казалась вечной, каждый обыкновенный и простой ритуал — все подвергалось изменениям. Издавались указы, предлагались программы... менялся образ мышления людей. Или — уже поменялся? Вряд ли к тому времени оставался хоть один человек, сознание которого не оказалось затронуто произошедшими событиями, кто хоть как-то не соприкасался с режимом Волдеморта и ничуть не беспокоился о его последствиях.

А они были внушительными. У Гарри просто голова шла кругом, когда Кингсли рассказывал, что сделано и что еще предстоит сделать для возвращения Англии стабильности. Он, конечно, понимал, что без контроля они не выберутся, не вернутся к спокойствию, но совершенно не представлял, как Министерство собиралось регулировать все. Хорошо, что никому в голову не приходило требовать от них, недавно отвоевавших подростков, участвовать в каких-нибудь серьезных взрослых проектах. Они и так уже сделали все, что могли (и получилось не так уж плохо, в общем-то), — теперь дело было за опытными волшебниками из отделов безопасности, права, за аврорами и невыразимцами. Кто знает, что могло прийти им в голову...

Гермиона как-то пыталась высказать свое мнение по этому поводу, но Гарри с Роном всякий раз уходили от серьезного разговора. Она, может, и была полна энтузиазма, но им хотелось только отдыхать, благо в нынешнем переменчивом безумии такая возможность наконец-то появилась.

Вообще казалось, что единственным, что осталось прежним, была их дружба. Они многое потеряли за последний год, проведенный вдали от общества, от нормальной жизни, но зато стали гораздо ближе, чем были раньше. Иначе просто и быть не могло, думал Гарри. Они могли положиться друг на друга, довериться... Они всегда были одним целым, «золотым трио», — чем-то единым и постоянным.

Они планировали втроем переехать на Гриммо, в старый блэковский особняк — между прочим, последнее место, которое Гарри с Гермионой могли считать своим домом. У Рона пристанище было всегда, а вот у них — пропало, кануло в прошлое вместе с былым образом жизни. Может, мрачный особняк не являлся идеальным местом обитания, но жить там было безопасно и весьма удобно.

Но когда оказалось, что миссис Уизли не отпускает Рона из Норы, Гарри с Гермионой остались вместе с другом.

Ведь иначе и быть не могло.

Нора тоже мало изменилась за тот безумный год диктаторства Волдеморта. Для Гарри она как была олицетворением семьи и семейного единства, так и осталась, разве что теперь жителей в ней стало меньше.

Место Фреда за обеденным столом вечно пустовало, и Джордж первое время срывался на каждого, кто пытался занять его или даже что-то туда поставить. И это было единственным проявлением его эмоций... в остальном он казался без малого призраком, существом полумертвым и навсегда потерянным. Половинкой от целого, которое перестало быть целым навеки вечные.

Именно это, пожалуй, и было основным, что давало понять: все навсегда изменилось. Порой легко было забыть о прошлом, о войне, страданиях и потерях и представить, что все вокруг такое же, как раньше. Иногда они делали все возможное для этого. Гарри поселился, как и прежде, в комнате Рона, а Гермиона — у Джинни, так что изредка пережитое казалось только сном...

До тех пор, пока не приходила пора проснуться.

Странно, но не воспоминания и чувство вины были тем, что не давало Гарри спокойно спать. Джинни справлялась с этим гораздо лучше. Весь май они провели вместе — просто рядом, не обсуждая будущее, а лишь нуждаясь друг в друге. Рон с Гермионой с головой погрузились во внезапно слишком ярко вспыхнувшие чувства, и Гарри, чтобы не быть третьим лишним, оставался с Джинни.

Он и сам не понял, когда осознал, что уже ничего не чувствует к ней. Может быть, он знал это с тех самых пор, как перешагнул порог Норы третьего мая...

И Джинни, безусловно, не могла не заметить, что он держит дистанцию.

Она не сдавалась. Не давила на больное, не заставляла его чувствовать себя виноватым, ничего подобного. Просто показывала, чего он лишается, отдаляясь от нее. Была рядом, разговаривала с ним, выслушивала, помогала, в чем только могла... и тем самым, наоборот, увеличивала пропасть между ними, исключая даже намек на романтические отношения. Джинни становилась похожей на странную смесь матери и лучшей подруги и... словно перестала быть девушкой, став просто другом — тем, мечтать о котором и целовать которого просто не приходит в голову.

Первое время Гарри не знал, что с этим делать. Иногда казалось, что единственным возможным для него вариантом будущего была именно женитьба на Джинни. Жизнь, проведенная вместе с ней... это же так ожидаемо. И так правильно. И вообще пример для остальных.

Когда он, путаясь в словах, попытался донести эти мысли до Гермионы в надежде если не посоветоваться, то хотя бы выговориться, — дождался лишь пожатия плеч.

— Делай то, что нужно тебе, а не другим, — спокойно сказала она. — Для других ты уже порядочно сделал.

Вообще оказалось, что водить дружбу с девчонкой — крайне полезная вещь. Никогда Гарри еще не проводил столько времени с Гермионой, пытаясь разобраться, как устроено ее понимание мира, и понять, чего этот самый мир ждет от него. С Роном все было по-другому: да, они лучшие друзья, но за все время общения будто бы исчерпали возможные темы для новых разговоров. Квиддич, загадочная женская логика, смешные запреты миссис Уизли, чуть сумасшедшие увлечения мистера Уизли... Не то чтобы Гарри становилось скучно, нет. Просто с Гермионой было гораздо интереснее — и даже полезнее! — разговаривать.

И это, разумеется, не осталось незамеченным.

Сначала Джинни начала встревать в их разговоры, отвлекать Гермиону, отзывать Гарри, организовывать какие-то общие занятия.

Потом Рон, словно следуя ее примеру, стал все чаще приглашать Гермиону на «свидания» куда-то в город, и именно это стало первым звоночком. Гермиона однажды рассказала Гарри, как проходили эти их походы. Они гуляли, заходили в магазины, что-то покупали, где-то целовались... и молчали. Когда Гарри шутливо заметил, что целоваться, вообще-то, не так уж плохо, Гермиона просто легонько стукнула его по голове книгой, которую читала, и сказала:

— Отношения долго не живут, если над ними не работать. А если нам и говорить не о чем... — вид у нее при этом был весьма подавленный и ранимый, так что Гарри тогда просто сменил тему. Но ее слова не забыл.

Ему вообще казалось странным, что его друзья сошлись. Они, конечно, ревновали друг друга курса с четвертого, крупно ссорились по несколько раз в неделю и обожали переругиваться, как старая женатая парочка, но... Они были слишком уж разными. Противоположности, может, и могли притягиваться, но ведь не настолько противоположные!

Впрочем, Гарри определенно не был экспертом в этой сфере; до недавних пор он куда больше времени тратил на попытки уничтожить убийцу своих родителей, чем на отношения с нормальными людьми. Хотя перед глазами у него было несколько примеров по-настоящему счастливых пар, и почти все были действительно разными. Билл и Флер. Мистер и миссис Уизли. Невилл с Луной, которые неожиданно начали встречаться. Перси и милая хохотушка Одри Бероуз — они работали вместе в Министерстве и необычайно сблизились в последний год.

Рон с Гермионой почему-то в этот спектр не очень вписывались...

Именно поэтому, когда Гарри стал замечать, что Рон снова и всерьез ревнует свою девушку к нему (к нему, лучшему другу!), ему все чаще стало приходить в голову, что вместе они недолго продержатся. Различия различиями — любовь все-таки слепа, — но без доверия... словом, он радовался за друзей, но к их слащавым планам на совместное будущее относился со здоровым скептицизмом.

Собственной личной жизни у Гарри не было (да и не больно-то нужна была) — рядом постоянно находилась Джинни, отношения с которой все еще оставались в подвешенном состоянии, а с новыми людьми Гарри не знакомился. Так что приходилось существовать рядом с диковинной парочкой лучших друзей и втайне загадывать, к чему их роман приведет...

Самое неприятное заключалось даже не в том, что он постоянно оставался третьим лишним. Захотел бы — проводил время с Джинни, например. Нет, проблема была в том, что из-за повышенного чувства собственничества у Рона Гарри лишался лучшей подруги и идеального собеседника и советчика в ее лице.

И это его определенно не радовало. Даже раздражало. Любовь любовью, пусть Гарри в нее и не верит, но ведь друзья тоже нужны... Особенно когда они — она — оказываются единственными, кто может подсказать, что делать с навязчивой бывшей девушкой.

А Джинни была именно навязчивой. И то, что ему приходилось скрывать от нее свои мысли, Гарри вовсе не нравилось.

Но по душам поговорить с Гермионой наедине, не получив при этом тысячу испепеляющих взглядов от Рона, было невозможно. Настроение от осознания этого факта стремительно падало, и тем сложнее становилось спокойно игнорировать попытки Джинни привлечь его внимание.

У Гарри было стойкое ощущение, что нужен ей вовсе не он, а просто образ, некое отстраненное понятие. Ощущение того, что ее любят и что она любит. Это его порядочно напрягало.

Терпение Джинни стало заканчиваться к середине июля. Не заметить это было сложно, и Гарри уже собирался наконец взять себя в руки и поговорить с ней откровенно, но...

Но она успела первой.

Просто позвала его на минутку в сторону (во время разговора с Гермионой, между прочим) и сообщила, что отпускает его.

— Только ты, Гарри, долго без меня не продержишься. Я точно знаю. Не сможешь.

И тогда он сделал, наверное, очень серьезную ошибку — спросил, как доказать ей обратное.

Джинни очаровательно улыбнулась, тряхнув головой так, что закачались в ушах длинные сережки и запрыгали по плечам огненные волосы, и просто сказала:

— Будет достаточно, если ты поцелуешь другую девушку.

Ему показалось, что он ослышался.

— Один-единственный поцелуй — это все, чего я прошу.

«Всего-навсего» поцелуй. С другой.

После Джинни он ни с кем... точнее, может, и целовался, но Гарри был уверен, что это ему только приснилось. Гермиона ведь не стала бы... Это был просто сон. Наверное. Он никогда не спрашивал — это не то, о чем можно запросто поговорить. «Извини, что снова заговорил с тобой, Гермиона, надеюсь, Рон не взбесится. А ты случайно не целовала меня зимой, когда мы жили в палатке?» — даже представлять такой разговор было жутковато.

И теперь нужно было срочно кого-то найти. Кто же согласится поцеловать его просто так, лишь бы Джинни Уизли успокоилась?

И главное, где искать такую девушку и когда ее целовать?..

Джинни, казалось, читала его мысли.

— Хоть на свадьбе Перси и Одри, например. Через три недели. Но можешь и раньше, конечно... — она снова хитро улыбнулась, становясь похожей на лисичку, похлопала Гарри по руке и ушла в свою комнату.

Ему срочно требовалась Гермиона. Поговорить с Гермионой — единственным человеком, который, наверное, понимал Джинни и мог объяснить ее загадочный образ мышления. Гермиона ведь тоже девушка...

Тоже девушка...

Наверное, именно в тот момент, когда что-то в его голове зацепилось за эту мысль, все и полетело кувырком.

Этой ночью

Мы молоды.

Так давай зажжем этот мир,

Мы можем сиять ярче солнца.

Fun. — We are young

Тогда

В воздухе разливался дурманящий аромат свечей, все еще догорающих на праздничном столе. Было необычайно тепло, и от духоты не спасал даже легкий ветерок, который качал ветви растущего возле шатра огромного дерева. Гермиона склонила голову, рассматривая кору. Кто-то ножом процарапал несколько значков примерно на уровне стола, но с такого расстояния не было видно, каких именно.

— Поздно уже, — заметила Анджелина, откинув голову на плечо Кэтти и посмотрев вверх.

Гермиона подняла глаза. В небе плыли мутно-серые облака, закрывая редкие россыпи звезд и бледную луну, и она по привычке принялась выглядывать знакомые созвездия.

— Еще чуть-чуть, — произнесла Джинни. — Давайте... не знаю, сыграем во что-нибудь?

Гермиона зевнула и оглянулась на Нору. Контуры дома терялись в сумраке, и только фонарики, парящие над дорогой, да горящий на втором этаже свет давали понять, что там, в темноте, находилось здание. Уже было и правда поздно, но Гермиона не чувствовала себя уставшей. Спать вовсе не хотелось, но она не отказалась бы просто полежать на траве, разглядывая небо и слушая музыку.

Одри с Перси уже давно удалились, обмениваясь бесконечно влюбленными взглядами. (На самом деле, их практически прогнала Джинни, заявившая, что сполна получила свою порцию сладких вздохов. Именно она предложила «младшей» части гостей перебраться после праздничного ужина в сад, в разбитые там шатры.) Взрослые тоже давно разбрелись — кто к себе домой, кто по комнатам в Норе, — и сейчас на улице оставалась только компания подростков.

«Подростков». Гермиона усмехнулась. Они все уже давно не были подростками; даже Джинни с Луной, самые младшие из них, пережили гораздо больше, чем некоторые взрослые... Чего уж говорить о ней самой с Гарри и Роном или, к примеру, об Анджелине, которая на войне потеряла отца и любимого человека.

Гермиона краем глаза взглянула на Джорджа. Тот весь вечер провел рядом с ними, преимущественно с Джинни и Анджелиной, но, кажется, почти все время молчал. Поздравил молодоженов, что-то сказал матери, когда та со слезами на глазах наблюдала за церемонией, — и все. Гермионе сложно было представить, как Джордж чувствовал себя сейчас, на таком, казалось бы, светлом празднике...

Она покачала головой, пытаясь прогнать эти мысли. Сейчас ни к чему думать об этом. Потом, позже... Желательно, как можно позже.

— Во что? — спросил Невилл, и Гермиона моргнула. Ах да, Джинни же предложила сыграть...

Та пожала плечами.

— Можно просто... хм, рассказывать страшные истории, — предложила Элеанор, подруга Одри. Несколько человек одновременно буквально застыло, и она явно смутилась.

— Не думаю, что это лучшая идея, — мягко произнес Гарри. Гермиона перевела на него взгляд — казалось слегка странным, что он так спокойно сказал это.

Должно быть, сейчас почти все думали о «страшных историях», произошедших в их жизни за последний год.

— В "Правду или вызов", — проговорила, зачем-то кивнув, Джинни, и все взгляды устремились к ней. — А что? — она пожала плечами. — Только, чур, загадываем что-нибудь веселенькое.

— Веселенькое, но приличное, — требовательным тоном произнес Рон, и Гермиона улыбнулась уголками губ. Он выглядел довольно забавно, пытаясь казаться строгим старшим братом.

Джинни закатила глаза.

— Мне уже семнадцать, Рональд, — напомнила она и тут же, прежде чем он успел начать спорить, добавила: — Так что, ребята?

Кажется, всем было слишком лениво возражать, да и потом, отвлечься тоже хотелось.

— Тогда... все знают правила? — Джинни обвела взглядом их кружок. — Каждый имеет право по разу отказаться отвечать или выполнять вызов. Ну и держимся в рамках приличий, — она послала кривую улыбку Рону. — Начинай, братец.

Рон, казалось, слегка опешил.

— Я?

— Ага, — Джинни кивнула. — Давай. Должен же кто-то задать планку. — И лукаво улыбнулась: — Или струсишь?

Рон деланно надулся.

— Джи-и-инни, — протянул он и ткнул в ее сторону пальцем. Джинни подняла руки, будто сдаваясь. — Правда или вызов?

— Правда, — ответила она. Рон почесал нос, видимо, не зная, чего бы такого спросить у собственной же сестры, и задумчиво уставился на траву. Джинни фыркнула. — Что ты думаешь... м-м-м... — он наморщился, вызвав смешок уже у Гермионы, — о сегодняшнем событии?

Джинни рассмеялась.

— И это все, на что ты способен?

Рон скрестил руки на груди и задрал подбородок, с вызовом глядя на нее. Гермиона покачала головой — нет, он-то все еще был подростком. Ребенком.

— Ну-у... я рада, что Перси нашел себе кого-то. Наверное. Но... не знаю, это было странно. Он мой — наш — брат, но видеть его влюбленным... ужас какой, — Джинни зажмурилась и потрясла головой.

Раздалось несколько приглушенных смешков, и Гермиона улыбнулась, прекрасно понимая Джинни. Перси ей всегда казался чуточку слишком сосредоточенным на своих делах, и того, что у него вдруг вспыхнут чувства и появится невеста, никто не ожидал. Она постаралась прогнать мысль о том, что, в каком-то смысле, и сама была такой же, как Перси. У нее были чувства. Всегда. И никто не считает это странным. Ведь так?

— Более чем странно, — пробубнил Рон. — Глупый был вопрос. Ты сбила меня с толку, вот что, — объявил он, — но ладно. Твоя очередь.

Джинни на мгновение прикрыла глаза.

— Кэти, — позвала она, — правда или вызов?

Так и началось это странное нечто.

Ребята осторожничали, спрашивая довольно банальные вещи и загадывая простые вызовы, — как будто не знали, что именно могут позволить себе. Маггловские компании, подумала Гермиона, уже давно вышли бы на совсем другой уровень смеха и откровений...

Ее почему-то вызывали редко, словно остерегались и не хотели услышать что-то пугающе откровенное, и единственным не самым скромным, доставшимся ей за долгое время, был вопрос «Какой ты представляешь свою свадьбу?», заданный подружкой невесты.

Гермиона тогда смутилась, чувствуя, что все взгляды направлены на нее. У Рона покраснели уши, а Гарри как будто замер на месте, внимательно разглядывая свои ботинки.

Странная реакция...

Гермиона неопределенно повела плечами, краем глаза отметив, что Джинни смотрит на нее с любопытством, и ответила:

— Пока вообще не представляю. Как-то не доводилось, слишком много других забот было. — Наверное, это прозвучало резковато, и она постаралась выдавить улыбку. — Но это, конечно, будет очень хороший день... счастливый. И вокруг будут люди, которых я люблю, которые меня любят...

Почему-то ей казалось, что она говорит фальшиво, неискренне, словно повторяет чужие — кажется, принадлежащие Одри — слова. Как будто у нее вообще не было собственного мнения... хотя, пожалуй, его и не было, она еще с утра решила не забивать себе голову такими мыслями.

— И, м-м-м... все будет гораздо менее официально, чем сегодня, — скомкано закончила она, все так же растягивая губы в улыбке.

— А с кем свадьба-то будет? — с хитрой лисьей улыбкой спросила Джинни.

Гермиона подавила нервный смешок и не стала отвечать.

— Луна, правда или вызов? — спросила она.

Луна моргнула и медленно повернула голову к ней.

— В такую ночь все вызовы слишком опасны, — произнесла она. Гермиона вздернула брови. — Правда.

Что можно было спросить у Луны Лавгуд?

— Вы будете дальше издавать «Придиру»? — произнесла Гермиона первое, что ей пришло в голову. Кто-то фыркнул и попытался замаскировать это под кашель.

— Разумеется, — невозмутимо отозвалась Луна. — И я буду сама писать туда. На самом деле, у меня даже почти готова статья...

Гермиона, проследив за ее взглядом, обнаружила, что Гарри пристально смотрит на нее. Она подняла брови, но он только покачал головой и отвел взгляд.

— А может быть, и нет, — добавила Луна, сложила руки на коленях и уставилась на то самое дерево с неразличимыми символами на коре.

Джинни кашлянула.

— Ах да, — Луна покрутила головой и спросила у нее: — Джин?

— Действие, — отозвалась та.

Луна то ли озадаченно, то ли задумчиво кивнула.

— Исполни самый странный танец, что тебе доводилось видеть, — сказала она с отстраненным видом. Гермиона вспомнила, как они в прошлом году всей компанией наблюдали за плясками Луны на свадьбе Билла и Флер.

Джинни фыркнула, наверное, подумав о том же, и поднялась на ноги.

— Какие-то вы все скучные, ребят, — произнесла она, закрыла глаза и стала медленно крутиться, странно шевеля руками. Гермиона бросила взгляд на Луну — не обидится ли? — но та только с таким же безучастным лицом смотрела на Джинни.

— Мило, — сказала она, когда Джинни села. — Только ты все равно не сможешь отогнать тоску, она придет и... будет долгой, наверное.

Гермиона прикусила губу — что? — а Джинни только улыбнулась.

— Жаль, — легко сказала она и обвела всех сидящих глазами. — Хм... Давайте позадорнее? — Ее взгляд остановился на Гарри, и Гермионе почему-то стало не по себе. Джинни смотрела на него с каким-то... вызовом? Не очень-то дружелюбно.

— Гарри, правда или вызов?

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Пожалуй, я последую твоему примеру, а то все и правда скоро уснут. Вызов.

Джинни несколько секунд молчала, а затем на одном дыхании произнесла:

— Поцелуй девушку, которую считаешь самой красивой! — ее голос неестественно поднялся, и Джинни тут же прикусила губу.

Гермиона нахмурилась. Между этими двумя все определенно было не в порядке, и со стороны Джинни было неправильным требовать такого сейчас.

Анджелина фыркнула.

— Вы можете целоваться и вне игры, Джинни, — сказала она. — Незачем было тратить на это целый ход.

— Ну, очевидно, не можем, — процедила Джинни, не отводя взгляда от Гарри. Действительно нехорошего взгляда.

Тот снова пожал плечами. Гермионе казалось, что он прилагает максимум усилий, чтобы не выглядеть раздраженным

— Не можем, — произнес он со странно решительным видом.

Гермиона уже собралась сказать, что ему не нужно ничего доказывать — а именно так Гарри и выглядел, — как он вдруг повернулся и потянулся к ней.

Всё вокруг, казалось, застыло.

Она видела только глаза Гарри, горящие странным огнем и словно гипнотизирующие ее. Гермиона с трудом оторвала от них взгляд... и, не удержавшись, перевела его чуть ниже, на губы.

Что, Гарри собирался ее поцеловать?

Мозг действовал заторможено и, когда Гарри действительно накрыл ее губы своими, буквально замер.

Она почувствовала необычный вишневый привкус — как и тогда, зимой, в палатке, и еще что-то горьковатое, что не смогла определить. В голове что-то взорвалось, когда она, слегка наклонившись вперед, ответила на поцелуй. Обычно это ощущалось совсем по-другому — мокро и как-то... как будто неправильно, не так, как должно было. А сейчас...

Гермиона распахнула глаза, не понимая, когда успела закрыть их, а Гарри в тот же момент застыл и, моргнув, отстранился.

Все вокруг подозрительно притихли и, кажется, смотрели на них во все глаза.

Гермиона опустила голову, чувствуя, как пылают щеки, но затем мгновенно вскинула подбородок. Она отказывалась чувствовать себя виноватой, выглядеть виноватой. Это Гарри поцеловал ее, а она ни при чем...

«Девушку, которую считаешь самой красивой».

«Самой красивой». Она практически снова услышала, как Джинни произносит это.

В груди что-то сжалось, и она взглянула на Гарри. Он не сводил с нее взгляда, словно ждал чего-то или... искал что-то в ее глазах.

Что?

Рон кашлянул, и Гермиона, выпрямляясь, резко отпрянула от Гарри, осознав, что только что произошло.

Ее поцеловал лучший друг, и она не то чтобы возражала. Конечно, это была игра, так нужно было, но... Она ответила ему. Это было не обязательно, просто показалось приятным и... и правильным, — только вот все вокруг явно не думают, что это было правильно.

Совсем не думают.

Луна была первой, кто как-то отреагировал.

— Здесь стало слишком много мозгошмыгов, я даже чувствую их, — произнесла она так спокойно, будто ничего не произошло. — Всем спокойной ночи... Гермиона, мне нужна твоя помощь...

Гермиона на секунду задумалась, но встала и последовала за Луной, поспешно направившейся в сторону Норы.

— Что? — раздался за спиной голос Гарри, и Гермиона отчетливо представила, как он смотрит сейчас на Джинни (или на Рона, неважно, они, должно быть, выглядели сейчас абсолютно одинаково). — Это был мой вызов.

На пороге дома Гермиона помедлила, борясь с желанием вернуться и... защитить, оправдать Гарри? Что за чушь. Это и правда был вызов. И потом, ей не за что чувствовать себя виноватой. Ведь так? Это все в рамках игры.

— Гермиона?

Она потрясла головой и посмотрела на Луну.

— Да-а, иду. И... спасибо.

Луна подняла брови.

— Ну, что, э-э-э... позвала меня. Все это, э, действо было странным.

По лицу Луны скользнула практически усмешка.

— Это было абсолютно не странно, — она сделала ударение на предпоследнем слове. — По-моему. — Гермионе почему-то показалось, что она выглядит так, будто знает что-то, чего не знают другие. — Но мне все равно нужна твоя помощь.

Гермиона закусила губу: голова буквально разрывалась от вопросов. То есть как «абсолютно не странно»? Луна что, ожидала этого?

Кто еще мог ожидать, что Гарри... поступит так? Выберет ее?

И почему... почему ее?

— Со статьей, — добавила Луна и поморщилась, на мгновение становясь похожей на самую обычную девчонку, а не неземную Луну Лавгуд, с самым обыкновенным видом говорящую странные вещи. — Ты иногда правда слишком много думаешь, Гермиона.

С этим сложно было поспорить.

Она прошла вслед за Луной в отведенную той комнату, стараясь не «выпадать» и вникать в ее слова.

И все-таки, почему?..

* * *

Сейчас

Ни один из них, определенно, не был отменным танцором, но обоим это не мешало. Они коротко переговаривались сквозь рваную музыку, пытались повторять за особо гармоничными танцующими парами и смеялись над собою... Словом, делали то, что раньше никогда не позволяли себе.

Когда еще они могли бы так расслабиться?

Незнакомая музыка грохотала где-то в отдалении, и гости весьма бодро отплясывали прямо на площадке перед столами, сливаясь в практически синхронную массу. Казалось странным, что все эти незнакомые друг с другом люди вот так забрели сюда и объединились, — странным, и в то же время приятным. Словно все они, одинокие, хоть на время нашли отличную компанию.

У Гермионы компания на этот вечер была самая лучшая, которую она только могла представить. Да, Гарри не умел танцевать и двигался слегка скованно и забавно, но все это перекрывалось той легкостью, с которой он держал себя, с которой говорил и улыбался. Он словно бы преобразился из нелюдимого паренька, которого раньше часто видели в нем окружающие, в свободного и... да, и весьма привлекательного молодого человека. Он был... Пожалуй, только там, в свете неоновых огней, Гермиона поняла, как ей не хватало его. Сильно не хватало, как может не хватать... солнечных лучей или свежего воздуха — того, без чего крайне тяжело и пусто жить.

А теперь же — теперь был только он, везде только он, но этого все равно было мало. Ей хотелось, чтобы он вечно смотрел на нее вот так — с примесью восхищения и тоски, будто только что нашел что-то очень важное, чтобы он вечно был рядом. Только так. Только с ней.

Гермиона держалась возле него весь вечер, и ее не оставляло ощущение, что они на вершине мира. Вдвоем в толпе незнакомцев и вне каких-либо рамок. Им никогда не нужны были эти рамки.

В эти минуты она чувствовала себя как никогда живой. Будто долгое время то ли спала, то ли притворялась кем-то другим — скучным и дряхлым — и провела вот так всю жизнь. Бессмысленно и в ожидании чего-то. Кого-то. Гарри.

Кружась, Гермиона запрокинула голову, всматриваясь в разукрашенный потолок, и чуть не потеряла равновесие от бросившихся в глаза ярких красочных огней.

— ...держу, я держу тебя, — словно обрывок какой-то фразы услышала она слова Гарри, оказавшегося у нее за спиной, и почувствовала его руки у себя на талии. Он, кажется, зарылся лицом в ее волосы (Гермиона на мгновение задумалась, как они пахли), но держался на расстоянии. Она положила свои ладони поверх его, сделала полшага назад...

И почувствовала ... и тут же замерла на месте от совершенно неожиданного ощущения упирающейся ей в бедро плоти.

Гарри, все еще держа ее в руках и мерно покачиваясь под музыку, казалось, не считал это ничем особенным.

Давно забытое чувство опьянения алкоголем, музыкой, жизнью растекалось по всему телу Гермионы, а мозг был, видимо, совершенно в тумане, потому что в голове пронеслось что-то совершенно бредовое. «Стояк у Гарри, стояк», — она хихикнула и прижала ладонь к губам, на мгновение поразившись этому странному, совсем нетипичному для нее звуку.

И тут же прогнала улыбку, чувствуя себя словно окаченной ледяной водой.

Значит, вот как. Вот что происходит после стольких лет дружбы, вот что было в его взглядах. Желание. Гарри ведь молодой, здоровый парень, он выпил, отдыхает, проводит время с девушкой — это абсолютно нормально, это физическая реакция. Ничего особенного.

И они же, э-э-э... друзья, близкие, как никто. Может, это тоже нормально?..

Гермиона закрыла глаза, пытаясь заставить себя соображать нормально. Что вообще за бред ей шел в голову? Мыслительные процессы никогда не казались столь тяжелыми и бессмысленными. Она не была уверена, что ничего не пила. В конце концов, это свадьба, и молодожены оказались весьма приятными людьми, и ей хотелось отдохнуть... И вообще, с каких пор ей нужно было оправдываться?

Только вот туман в голове ужасно мешал, путая мысли и подкидывая странные идеи. Вдруг вспомнился рассказ одной из мечтательных девчонок из Министерства, которая провела «незабываемую ночь с незнакомцем из клуба»... Может, это и впрямь вполне нормально?

Кожа под руками Гарри, все еще лежащими у нее на талии, словно начала гореть. Какие-то несколько секунд Гермиона просто смотрела в пространство, прислушиваясь к собственным ощущениям, а потом, почти не осознавая, она откинула голову Гарри на плечо, закрывая глаза. Сквозь веки пробивался ярко-рыжий свет, голова гудела, и сердце слишком лихорадочно стучалось о ребра — Гермиона не сомневалась, что Гарри это чувствует.

Чувствует, как у нее подкашиваются ноги и кружится голова от одного его присутствия.

Но... они друзья. И Гарри — Гарри не из тех, кто воспользуется таким случаем, нет...

А что, если так нужно? Если так... можно?

Распахнув глаза, Гермиона повернулась в его руках, снова подстраиваясь под музыку.

— Танцуй со мной, — почти прокричала она Гарри в ухо, закидывая руки ему на плечи. Гарри выдавил что-то похожее на улыбку, и Гермиона в какой-то момент просто замерла. Неожиданно пришла мысль: «У него зеленые глаза», и Гермиона помотала головой. У него зеленые глаза, да, она это знала и раньше, и ничего такого в этом не было, но... теперь они выглядели иначе. Горели лихорадочным блеском и буквально гипнотизировали своей глубиной.

Гермиона почувствовала его бешеное сердцебиение у себя под рукой (когда она оказалась у него на груди?..) и моргнула.

Что-то изменилось.

Они все так же стояли в обнимку, смотря друг другу в глаза, и все так же были просто Гарри и Гермионой, но — что-то изменилось. Не они сами, а... что-то другое. Обстоятельства. Все стало... проще? Теперь просто... просто действительно было можно.

— Что? — спросил Гарри странным голосом, и Гермиона, поняв, что продолжает рассматривать его, потрясла головой, все еще не в силах прийти в себя. (А может, это состояние и было нормальным, «в себе»? Она больше не знала.)

— Просто... — неопределенно ответила она, — просто не хочу, чтобы ты уходил.

Гарри мотнул головой и сильнее прижал ее руку к своей груди, прямо туда, где стучало сердце.

— Я здесь, слышишь? Никуда не ухожу.

Тук-тук.

— Однажды ушел, — напомнила Гермиона, — сможешь и еще раз уйти. — Тук-тук. Молчание.— Только тогда ты еще меня поцеловал.

Она была почти уверена, что ее собственное сердце пару ударов все же пропустило.

— Могу... могу и сейчас... — неуверенно, словно спрашивая, произнес Гарри, не отрывая от нее взгляда. Гермиона уже собиралась ответить, она в самом деле хотела что-то сказать...

Но в этот момент все резко стихло, замерло, и мелодия сменилась на медленную и очень спокойную.

Гарри вздрогнул, отвел взгляд, и Гермиона отступила на шаг, чувствуя, что волшебство разрушилось.

Момент был утерян.

А раз был утерян, значит, она хотела, чтобы он был, хотела почувствовать, снова почувствовать, каково это — целовать Гарри.

Кровь словно все еще кипела после недавнего безумства, и Гермиона глубоко вдохнула. Ей нужен был свежий воздух — свежий воздух и немного времени, чтобы прийти в себя и подумать, понять, что с ней происходило, но...

Разве не этим — обдумыванием, пониманием — она занималась всю жизнь? Тратила время на логику и размышления, прикрывалась этим, как оправданием... и ощущала себя так, будто сбегала, пряталась в норке рационализма и не давала себе возможности по-настоящему чувствовать.

Она устала сбегать.

Гарри чуть сжал ее руку, отводя в сторону, и попытался подстроиться под вальс. Гермиона закусила губу, внезапно почувствовав желание рассмеяться.

И правда, что с ней сегодня творится?..

И что нужно сделать, чтобы это не заканчивалось?

Она позвала:

— Гарри?

Дождалась, пока он не оторвет взгляда от чего-то позади нее, и почти вцепилась рукой в его плечо. Приподнялась на носочки и, переставая думать, что опять проявляет инициативу, качнулась вперед.

Каждый поцелуй с Гарри был неожиданным — в палатке, в Норе... Каждый заставлял ее чувствовать себя маленькой слабой девочкой, нашедшей и защиту, и тепло. Но ни один из них не казался таким правильным, таким естественным, как этот.

Мозг взбунтовался: они выпили, они давно не виделись, многое не обсудили, какое там «правильный, естественный»? — и Гермиона шепнула Гарри прямо в губы:

— Не хочу думать.

Она почувствовала теплое дыхание у себя на коже и запрокинула голову, позволяя выцеловывать беспорядочные узоры на шее. По спине скользнула сильная рука, и Гермиона чуть прогнулась в талии, дрожа и прижимаясь к Гарри.

Он втянул воздух и не своим голосом забормотал ей в плечо:

— Я должен... должен остановиться, но не могу, Гермиона...

Его голова приподнялась, и она, вновь столкнувшись с ним взглядом, провалилась в пустоту.

И таким же странным, чужим голосом произнесла:

— Поехали... домой.

Шрамы, оставленные твоей любовью, напоминают мне о нас,

Они заставляют меня думать, что у нас почти было все.

Шрамы, оставленные твоей любовью, мешают мне дышать,

Но меня не покидает чувство

Что у нас могло быть всё.

Adele — Rolling In The Deep

Сейчас

Воздуха не хватало — определенно, целоваться, оказавшись затянутыми в аппарационную воронку, было плохой идеей.

У Гарри закружилась голова, и он заморгал, когда они вынырнули из пустоты. В помещении были задернуты шторы, и он не сразу вспомнил, куда аппарировал.

Гермиона хихикнула ему в плечо.

— Гарри, там же... магглы были...

В потемках Гарри разглядел только ее лихорадочно блестевшие глаза. Гермиона тяжело дышала, как и он, и, кажется, покраснела. Волосы у нее слегка растрепались, но выглядела она от этого только...

Он на мгновение замер. В голову шел только определенный набор слов — «горячее» и «сексуальнее»; раньше они никак не были применимы к Гермионе. Просто по определению. Она могла быть собранной, решительной, возможно — милой, но то же самое Гарри мог сказать и, допустим, о Луне — о подруге.

Видеть в Гермионе девушку... было странно, но не совсем в новинку.

— Гарри? — осторожно спросила Гермиона.

Точно. Не время погружаться в мысли.

На мгновение зажмурившись, Гарри потряс головой. Наверное, было странно, что он вообще сейчас думал о... в принципе думал, особенно когда инстинкты подсказывали снова поцеловать Гермиону, крепче прижать ее к себе, отыскивая застежку на платье, — но нет. Нет.

Он распахнул глаза: Гермиона все еще стояла в кольце его рук, но уже смотрела на него гораздо более осмысленно, закусив губу и явно включив мозг.

— Что мы...

«Что мы делаем», точно. Именно это и нужно было спрашивать.

— Ты не хотела думать, — напомнил Гарри, буквально чувствуя, как леденеет в жилах кровь.

— Не хотела, — слабым голосом проговорила Гермиона, не отводя от него взгляда. — Иногда это проблематично. Привычка, знаешь ли. Мозги не отключаются.

И... вот оно. Тупик.

— Ты портишь момент, — понизив голос, произнес Гарри.

Гермиона подняла брови, а затем, видимо, уловив его мысль, передернула плечами и сказала:

— Не я начала, — и тут же добавила: — И вообще, не похоже, чтобы этот «момент» должен был случиться, да?

Точно, тупик.

Гарри инстинктивно отвел взгляд.

— Не должен был. — Пауза. — Я... мне не нужно было позволять себе... что-либо. Извини.

— Гарри...

— Не то чтобы я не хотел, правда...

— Гарри.

Он пожал плечами. Лучше быть честным, верно? Встретившись с ней взглядом, Гарри уверенно произнес:

— Хотел, но не мог позволить себе.

Гермиона облизала губы (нарочно она это делает, что ли?..):

— Почему?

Помедлив, Гарри хмыкнул.

— Как тебе сказать... — ему вдруг стало смешно. — Может быть, потому, что ты встречалась с Роном? Или, что важнее, была моей лучшей подругой?

«Была», в прошедшем времени.

— Была, — откликнулась Гермиона — конечно, она не могла не обратить на это внимания. — Была?

«Ну, вряд ли мы снова вернемся к той дружбе, верно? Не после того, что только что произошло, или, точнее, не произошло», — вертелось у Гарри на языке, но он только мотнул головой.

— Ничто не мешает и дальше, знаешь ли, считать друг друга лучшими друзьями, — вдруг произнесла Гермиона.

Что?

— Что? — повторил он вслух. Она же не могла действительно иметь это в виду — не после сегодняшнего, нет. Будет очень, очень неловко. Друзья не смываются с вечеринки вот так. Не целуются во время танца на свадьбе, пусть даже и чужой. Друзья не расстаются на три года из-за того, что один из них не может толком осмыслить свои чувства.

А уж горящая внутри черная бездна, требующая не отпускать, не отпускать никогда и ни для кого, — точно не то, что позволяет оставаться друзьями.

Гермиона на мгновение нахмурилась, а потом уточнила:

— Ну, если не думаешь. Можно... можно не думать что угодно.

Смысл этой фразы ускользал от него, но...

Но если и правда не думать...

Гарри осторожно поднял руку. Дотронулся до ямочки на подбородке Гермионы, легонько провел рукой по ее щеке. Можно?

Она на мгновение прикрыла глаза, подавшись вперед, и чуть вздернула голову, приоткрывая губы.

И этого было, похоже, достаточно.

Гермиона чуть вздрогнула, когда он поцеловал ее, и крепче обвила руками его шею — Гарри уже и забыл, что они все это время стояли практически в обнимку. Сердце бешено заколотилось — она улыбнулась ему в губы, и Гарри почувствовал, что теряет голову от понимания, что в этот раз им ничего не помешает.

Казалось, что все вокруг горело, но кожа Гермионы была прохладной — и гладкой и нежной. Прижавшись губами к впадинке у горла, Гарри осторожно нашарил рукой язычок молнии на платье и потянул вниз. Гермиона на мгновение отстранилась, выпутываясь из мягкой ткани, и чуть дрожащими руками потянулась к пуговицам на его рубашке.

Столкнувшись с ним взглядом, Гермиона выдохнула, явно покраснев, и Гарри буквально почувствовал, как по всему телу прокатываются волны теплой сладости. Он надеялся, что она всегда будет такой — такой... свободной, доверчивой, улыбающейся одновременно со смущением и вызовом...

Он сделает что угодно, чтобы она всегда была такой. Такой счастливой.

Что угодно, чтобы она была счастливой с ним.

*

Она отчетливо чувствовала горечь.

То, с какой осторожностью Гарри стягивал с нее платье, каким взглядом смотрел на нее, прогоняло все возможные мысли, но Гермиона все равно чувствовала какую-то горечь. И одновременно безумное счастливое торжество внутри — как будто она вдруг осознала, что вот-вот исполнится ее заветная мечта.

По коже пробежали мурашки, когда Гарри принялся целовать ее в шею, спускаясь все ниже. Матрас на кровати оказался слишком мягким, и Гермиона проваливалась вниз, в бесконечность, плавясь на простынях. Гарри прошептал что-то, заглядывая ей в глаза, — Гермиона уловила только нечто похожее на «невероятно красивая», но сейчас это было неважно. Ничего не было важно. Не существовало ни кровати, ни валявшейся в стороне смятой подушки, — они просто парили вне пространства. Не было стучащих на комоде часов, пропал шум с улицы, растворилось в небытие все вокруг. Был только Гарри, повсюду только Гарри.

Сердце на мгновение замерло, когда он отстранился, и Гермиона перехватила его руку. Гарри слабо улыбнулся и... взмахнул волшебной палочкой? «Акцио»? Она не могла ни о чем думать, но все же, прищурившись, разглядела упавшую на кровать упаковку презервативов и слабо хихикнула. Хорошо, что они волшебники.

Гарри притянул ее себе на грудь, позволяя зарыться пальцами в свои волосы, и отчаянно смял ее губы, будто тоже чувствовал то самое что-то, чего она опасалась. Все короткие беспорядочные не то стоны, не то шепотки Гермионы пропали, растворились в этом безумном поцелуе. Она почувствовала скользящие по телу пальцы, ласкающие и одновременно сминающие кожу, — и вздрогнула от ощущения близости, от охватившего ее безумного жара. Воздух казался раскаленным, его не хватало, вокруг было слишком много... слишком много Гарри. Они словно слились в одно целое, оказались скованы обжигающей бесконечной цепью — кожа к коже. Мир полыхал красками, проникающими даже под закрытые веки, и сворачивался, растворяясь, собираясь в безумные кольца и прожигая насквозь, пока наконец не разорвался на мелкие пестрые клочки.

Сердце стучало в ушах, и Гермиона не была уверена, услышала ли она, или ей только показался протяжный полувыдох-полустон: «Гермио-она...» Гарри отодвинулся в сторону, и она свернулась у него под боком, чувствуя его рваное теплое дыхание на своей шее. В его руках было спокойно и надежно, и Гермиона закрыла глаза.

Что-то нужно было сделать... сказать?

— Не уходи, — пробормотала она в пустоту, и Гарри снова прижался губами к ее шее.

Не уходи.

* * *

Тогда

Проворочавшись полночи и так и не отдохнув, Гермиона застала рассвет на крыльце Норы. Наверное, это было глупо и... очень предсказуемо, что ли. Шаблонно: первые лучи солнца, чашка чая, чужая огромная куртка — и куча всякой ерунды в голове. В основном, о Гарри и Роне.

Но ведь она могла позволить себе мыслить стереотипно, верно?

И когда скрипнула дверь и на крыльце объявился Гарри, Гермиона и виду не подала, что это странно. Заметив, что она обернулась и смотрит на него, Гарри кивнул.

— Увидел свет, — пояснил он, прислонившись плечом к дверному косяку.

— Буквально или метафорически?

— Что?

Гермиона мотнула головой:

— А, не обращай внимания.

Повисла тишина, и Гермиона снова уставилась в пустоту. Вдали висела тонкая дужка поднимающегося солнца, бледно-золотистого и еще не режущего глаза, и в его сторону медленно плыло воздушное облако.

— Почему ты поцеловал меня? — без единой эмоции на лице проговорила Гермиона.

— Не спится?.. — одновременно с ней спросил Гарри и осекся. Неловко сел рядом и тоже устремил свой взгляд на горизонт — Гермиона заметила, как он прищурился. — Потому что Джинни так сказала? — предположил он, отвечая на вопрос.

— Но меня?..

Гарри пожал плечами.

— Среди них ты самая красивая... — Он помолчал немного и добавил: — На мой взгляд. Но мне больше интересно... почему ты ответила?

Облако накрыло солнце, и на несколько мгновений стало значительно темнее.

— Не в первый же раз, — бездумно сказала Гермиона, натягивая рукава растянутой куртки на ладони, и повернула голову.

Гарри, казалось, замер, несколько секунд просидел полностью неподвижно и шумно выдохнул. Он явно помнил.

— Я думал, мне это приснилось, — наконец произнес он, — привиделось.

— У тебя тогда и правда был почти бред, — сообщила Гермиона. — И ты нес какую-то пессимистичную чушь и никак на меня не реагировал.

— И ты не придумала ничего лучшего? — хмыкнул Гарри.

— Ты жалуешься?

— Да нет, в общем-то, просто... странно выходит. Хотя менее странно, чем могло было быть.

Гермиона непонимающе подняла брови.

— Ну, мы лучшие друзья, — сказал Гарри, не отводя взгляда. — Но, м-м-м, уже дважды целовались. Из-за стечения обстоятельств.

Гермиона пожала плечами. У нее было такое чувство, будто она теряет нить разговора. Что они вообще пытались выяснить? Впрочем, это и не казалось важным, они могли сколько угодно сидеть вот так и разговаривать, и это было бы абсолютно нормально, они же...

Да, она понимала, о чем Гарри говорит.

— Не думаю, что Рон примет во внимание эти обстоятельства, — произнесла она через некоторое время, — да и Джинни тоже.

Он махнул рукой:

— Мы с Джинни давно уже не вместе.

— Вчера мне так не казалось.

Гарри отвел взгляд.

— Я все равно поцеловал бы именно тебя, — признался он и тут же добавил: — И даже если... если бы я все еще был с ней.

Гермиона нахмурилась.

— Как правило, парням самыми красивыми кажутся их девушки, а вовсе не лучшие подруги, не так ли?

Гарри пожал плечами.

— Для нас правила частенько не действуют. Наверное.

— Это спорное утверждение, — произнесла Гермиона.

— Вот я и говорю: наверное. Это как... это как со странностями, ну, что это не так странно, как должно быть. Но лучше проверять. Не можем же мы всегда быть исключением.

И было в том, как Гарри это сказал, что-то очень необычное. Гермиона повернулась и слегка смутилась, оказавшись почти нос к носу с ним, и затаила дыхание.

— У тебя обалденные глаза, — неожиданно сказал Гарри, и это тоже было не так странно, как могло бы быть.

В этот раз они потянулись друг к другу одновременно.

Вчера она чувствовала нежность и... грусть, кажется, и, конечно, удивление, — но в этот раз Гарри был как будто на иголках. Такого напора, такой страсти Гермиона точно от него не ожидала. Обычно так вел себя Рон — не спрашивал, а брал, — но с Гарри и это тоже чувствовалось по-другому.

Она вздрогнула, когда он притянул ее к себе, и ухватилась рукой за его плечо в поисках опоры.

И отшатнулась, когда в доме, прямо за дверью, скрипнула половица.

Гарри, тяжело дыша, несколько секунд смотрел на нее мутными глазами, прежде чем выпрямиться. Дверь открылась сразу после того, как он поднялся на ноги.

Гермиона обернулась.

— Что... ой.

Джинни, стоя на пороге, куталась в плед; на одной щеке у нее отпечатался след от подушки, а губы сложились в подобие улыбки.

— Не поздновато ли для вечеринки в пижамах?

— Я только что спустился, — ровно ответил Гарри.

— Значит, ты спускался минут десять, не меньше, — прохладно сказала Джинни, щурясь. Гермионе стало не по себе от ее пристального взгляда — изучающего и явно подозрительного.

— Ты следишь за мной?

Джинни качнула головой.

— Нет, — почти с сожалением произнесла она и сильнее запахнула плед. — Скорее, проверяю. Хотела убедиться.

— В чем? — все так же ровно спросил Гарри, и Гермиона подавила смешок: он выглядел так, будто допрашивал Джинни, хотя, пожалуй, именно она была той, кто должен был задавать вопросы.

— В том... о чем мы договаривались.

Гермиона не сводила взгляда с Гарри, и то, как он резко изменился в лице, ее насторожило.

— Убедилась? Тогда я пошел спать дальше. Не сидите долго, девочки, тут прохладно... — он странным жестом потрепал Гермиону по голове (она и возмутиться не успела) и уже сделал шаг в дом, когда Джинни медленно, растягивая слова, проговорила:

— А ей ты рассказать не хочешь?

Гарри замер, и Гермиона заметила, как у него напряглась спина.

— Может, перестанете вести себя так, будто меня тут нет? — спросила она. — Я понимаю, у вас не все в порядке, но...

Джинни со смешком перебила:

— «Не все в порядке»? — Она вздернула брови и уставилась на Гермиону. Та непонимающе передернула плечами. — Гермиона, милая, у нас и не было никакого порядка. Уже давно. И ты бы заметила, если бы была повнимательнее к своему так называемому лучшему другу, — она изобразила пальцами кавычки.

— Почему «так называемому», он и есть мой лучший друг, — произнесла Гермиона, вставая.

— Джинни, не надо, — одновременно с этим устало протянул Гарри.

Джинни бросила на него косой взгляд.

— Если лучший, значит, он рассказал тебе о нашем с ним договоре?

Гермионе это не нравилось. Совсем не нравилось.

Но ничего поделать она не могла, и только помотала головой.

Джинни кивнула и объявила:

— Мы условились, что Гарри, если у него нет чувств ко мне, поцелует какую-нибудь девушку.

Вот оно что... Гермиона подняла брови. Это имело смысл.

Это определенно имело смысл: значит, Гарри поцеловал ее, чтобы избавиться от Джинни. Значит, у него не возникло никаких... чувств, как она успела заподозрить, и это было хорошо, это было правильно.

Было ведь?

Джинни не спускала с нее внимательного взгляда.

— То есть он использовал тебя, — тоном, будто говорит с ребенком, произнесла она.

Гермиона облизала губы.

— Говорят, это и называется дружбой. Взаимовыгодное использование.

Отшучиваться она, конечно, не умела, но ведь и сказать что-то нужно было. Попытаться... защититься (оправдаться, подсказывало сознание) — и заодно откинуть мысли о том, что поцелуй пару минут назад вовсе не походил на «взаимовыгодное использование».

У нее было стойкое ощущение, что она запуталась.

Джинни хмыкнула и поинтересовалась:

— А в чем была твоя выгода?

— Э... что? — переспросила Гермиона.

— Взаимовыгодное использование. В чем твоя выгода? — повторила Джинни.

Гермиона растерялась.

— Вам не кажется, что это не то, что обсуждают в шесть утра на крылечке? — встрял Гарри, и Гермиона почувствовала благодарность за эту неумелую попытку сменить тему.

Джинни этого явно не оценила.

— А что, лучше собрать семейный совет? Вынести вопрос на голосование?

— Какой вопрос?

— Что делать с парнем, который изменяет своей девушке с девушкой ее брата? — выплюнула Джинни, скрестив руки на груди.

На мгновение повисла пауза.

— Никто никому не... Я встречаюсь с Роном, Джинни, — осторожно произнесла Гермиона, переставая понимать, что творится у той в голове, — а Гарри вчера поцеловал меня из-за игры. Не ищи того, чего нет.

Джинни все так же сверлила ее взглядом, и Гермиону это начинало раздражать. Они всегда были лучшими подругами, а теперь ее обвиняют в таком?

— И вы... ничего не подстраивали? — скептически произнесла не убежденная доводами Джинни. — Думаете, я в это поверю? Да вы просто...

— Джинни, — твердо сказал Гарри, положив руку Гермионе на плечо («Ой, а вот это делать было совсем необязательно», — мелькнуло у нее в голове), — мы расстались не из-за Гермионы. Она ни при чем. Я просто больше ничего не чувствую к тебе.

Гермиона вдруг подумала, что, наблюдай она все это со стороны, знатно повеселилась бы от глупости ситуации.

— А к ней? — Джинни кивнула на Гермиону.

— А вот это уже точно тебя не касается, — жестко ответил Гарри.

Джинни поджала губы.

— Повежливее, пожалуйста. — Она подождала, но видя, что он больше не собирается ничего говорить, раздраженно сказала: — Я иду спать. И если уж обманываете меня... и всех, то хотя бы не обманывайтесь сами.

Дверь хлопнула, и Гарри устало провел рукой по лицу.

— Боже, что за безумие! Чувствую себя, как зверь в клетке, — пробормотал он.

Не зная, что сказать, Гермиона сделала полшага в его сторону.

— Ты выглядишь так, словно тебе очень нужно, чтобы тебя обняли, — она положила руки ему на плечи и прислонилась головой к груди, слушая ровное сердцебиение. Спокойно... так было спокойно. Надежно.

Гарри принялся перебирать ее волосы, и Гермиона улыбнулась ему в рубашку.

— Только главное, чтобы никто не увидел, а то ведь не одна Джинни такая.

Гарри вздохнул и произнес ей в макушку:

— Пускай видят, какая разница. Правила на нас не срабатывают, помнишь?

— Окружающие могут так не думать, — охладила его Гермиона и осторожно спросила: — Значит... — я просто хочу уточнить — значит, все это было... для Джинни? Из-за вашего уговора?

— Я уже сказал, что все равно поцеловал бы тебя, — невнятно сказал Гарри. — Даже если бы не этот уговор. Я устал доказывать что-то окружающим.

Гермиона уловила недосказанность в этой фразе и заглянула ему в глаза.

— А себе — что ты хочешь доказать себе?

Гарри ответил не сразу.

— Что мы лучшие друзья, — проговорил он наконец с нечитаемым выражением лица.

Гермиона проглотила уже готовое сорваться с губ «Конечно, мы лучшие друзья!». Он, кажется, имел в виду что-то другое...

— Что мы лучшие друзья, — повторил Гарри, — и не должны быть кем-то... чем-то большим.

Чем-то большим. Большим, чем друзья.

Сердце вдруг сделало кульбит.

Он правда сказал то, что, как ей показалось, он сказал, и оно значило именно это?

— Гарри...

— Это неважно, Гермиона, — произнес он. — Уже неважно и... все еще не так странно.

— Не так странно? — у нее путались мысли, и казалось, что она упускает что-то очень важное в этом разговоре, о чем потом сильно пожалеет.

— Не так странно, как должно быть. — Гарри пожал плечами и вдруг рассмеялся: — Наверное, у нас с тобой так было всегда. И Джинни это точно не касается.

Гермиона застыла как громом пораженная, переваривая эти его слова.

Гарри медленно снял со своих плеч ее руки и сжал их чуть крепче обычного, прежде чем отпустить.

— Я пойду, мне нужно разобраться кое в... в себе. И подумать. Как следует подумать, — торопливо пробормотал он. — Береги себя, Гермиона. — В его взгляде на миг скользнуло что-то горькое, а затем Гарри отвернулся, собираясь зайти в дом.

— Но ты... ты же ненадолго?

Гарри остановился на пороге и распрямил плечи.

— Да, я... скоро вернусь.

Она чувствовала себя маленькой и потерянной — вот только не ее потеряли, а она потеряла. Его. Она упустила Гарри. Он просто... просто ушел...

Что остается, когда теряешь лучшего друга?

Лучшего друга, который очень замысловато, но все же объясняется тебе в любви?

...просто ушел и не возвращался целых три года.

Люди влюбляются каким-то непостижимым образом,

Может, по одному лишь касанию руки.

Я же повторяю одни и те же ошибки

В отчаянной надежде на то, что ты поймёшь,

Как я хочу, милая, чтобы ты взяла меня в свои любящие объятия,

Поцеловала меня в свете тысячи звёзд,

Приникла к моему трепещущему сердцу! Это мысли вслух

О том, что, возможно, мы нашли любовь на том самом месте, где стоим.

Ed Sheeran — Thinking Out Loud

Гарри просыпался медленно: сначала, еще не открывая глаз, ощутил тепло у себя под боком, а через несколько секунд почувствовал и мягкие волны волос у своего лица.

Где он вообще находился?..

Осознание пришло еще позже, но словно ударило под дых. Гарри распахнул глаза, желая убедиться, что это ему не приснилось, и подавил желание вскочить с места.

Гермиона.

Это она спала сейчас рядом, свернувшись комочком и заняв краешек подушки, но утащив почти все одеяло. Она устроилась в его руках и негромко сопела, как младенец. Волосы беспорядочно разметались по простыне, а из-под одеяла высовывалось плечо с родинкой-капелькой на бледной коже.

Гарри неосознанно улыбнулся, ощущая прилив чего-то теплого в груди. Гермиона выглядела так... беззащитно, наверное, — вызывала желание спрятать от любого недоброго слова, от любого косого взгляда. Защитить. Доказать всем, что она самая-самая.

Он и не думал, что до сих пор так любит ее...

Уткнувшись носом в ее волосы, Гарри глубоко вдохнул легкий цветочный запах шампуня и прикрыл глаза. Лежать бы так вечно...

Во рту было сухо, голова не слишком соображала, и думать о том, что и как теперь делать, вообще не хотелось.

Он мог бы выскользнуть из кровати и сбежать, чтобы не иметь дела с крайней неловкостью, но так оскорбить, обидеть Гермиону он был не способен. Да и потом...

Вдруг теперь все могло измениться? Они уже взрослые люди, и желание их было обоюдным. Немного алкоголя и долгая разлука, конечно, тоже сыграли свое дело, но...

Гарри был абсолютно точно уверен, что любит ее. Любил, когда они были еще подростками, и сейчас, хотя не совсем знал эту новую, повзрослевшую Гермиону, — был готов проводить с ней все время и исправлять свои ошибки.

Гермиона мягко улыбалась во сне, и Гарри осторожно провел пальцами по ее лбу, убирая с него несколько прядок волос. В голову вдруг пришла мысль, что можно было бы заказать обслуживание в номер и порадовать ее завтраком в постель... Если, конечно, Гермиона не решит, что это была ошибка.

Она чуть-чуть повернулась, и ее мерное сопение стихло.

— М-м-м... — промычала она, еще не открывая глаз, и Гарри улыбнулся.

— Я знаю, что ты не спишь, — тихо сказал он. Гермиона, жмурясь, мотнула головой и прижалась к нему.

— Тебе кажется, — отозвалась она и наконец открыла глаза.

Гарри закусил губу, чувствуя, как учащенно бьется сердце в ожидании... вердикта? Страха в ее глазах? Поцелуя?

— Доброе утро, — просто сказала Гермиона, и, хотя это было не то, чего Гарри ждал, такая реакция его пока более-менее устраивала.

Может, и не будет никакого сверхсерьезного разговора, может, они просто позавтракают вместе, обмениваясь лукавыми взглядами и привычными подколками, и сходят куда-нибудь, ведя себя, как настоящая парочка. Может быть...

Он тряхнул головой: нет, это тоже было бы своеобразным бегством. Так проблемы не решаются. Возможно, тогда, ранним утром на крыльце Норы, он и обронил что-то похожее на признание, но теперь-то все было по-другому. Гермиона могла и не знать, что на этот раз он собирается остаться и сделать все правильно.

— Гарри? — позвала она, все так же глядя ему в глаза, и он понял, что подзавис.

— М-м?

Гермиона легко рассмеялась:

— Ты просто выглядел так, будто начинаешь паниковать. — Она села в постели и провела пальцами в волосах, распутывая перекрутившиеся пряди.

Гарри не смог придумать, что ответить.

— Будешь кофе? — невнятно спросил он вместо этого, и Гермиона кивнула.

К тому моменту, когда на столике появились две чашки, кофейник и выпечка, Гермиона полностью оделась. Гарри избегал смотреть на нее, но постоянно чувствовал ее присутствие. Гермиона была как солнышко, которое видишь и ощущаешь даже с закрытыми глазами.

Они обменялись несколькими непринужденными фразами, потягивая кофе, но у Гарри было такое чувство, словно у них почти не оставалось времени, хотя обоим, кажется, никуда не нужно было торопиться...

— У тебя нет сегодня никаких дел? — спросил он, не успев подумать, и Гермиона, потянувшаяся за круассаном, на мгновение замерла. Покачала головой:

— Нет, мне дали пару дней отдохнуть.

Гарри поднял брови:

— В будни?

Она пожала плечами.

— Я много работаю, так что иногда могу позволить себе взять один-два отгула.

— Но обычно не берешь, — угадал Гарри.

Гермиона словно нехотя улыбнулась.

— Я люблю свою работу и почти всегда сижу там с утра до вечера, — признала она.

— Тебе не кажется, что... — Гарри помолчал, но все-таки договорил: — Что ты слишком молода, чтобы превращаться в унылого клерка, постоянно сидящего в офисе?

— Я же не клерк, — указала на очевидное Гермиона, но Гарри только отмахнулся.

— Ты меня поняла. Я серьезно.

Гермиона сделала глоток кофе, задумчиво провела пальцем по фарфоровому блюдцу, на которое поставила чашку, и тихо сообщила:

— Просто больше особо и делать нечего.

Он об этом, конечно, догадывался, но все равно...

— С друзьями встречаться? Путешествовать?

Гермиона качнула головой, прикрывая глаза.

— Не всегда есть время на... — она осеклась и признала: — Глупо звучит, согласна. Но... просто не слишком хочется.

Во что же ты превратилась, пока я шатался по миру, хотел спросить Гарри.

— Когда мы были... младше, — произнес он, не спуская с Гермионы глаз, — мы были... весьма амбициозными. Особенно ты. Многое хотела сделать...

— Я и делаю многое.

— Но и о себе тоже надо думать, Гермиона. Ты столько всего хотела, помнишь? О стольком мечтала...

— Я просто хотела жить, Гарри. Не ради того, чтобы поглощать новую информацию, как в Хогвартсе, и не для того, чтобы придумывать, как справиться с Волдемортом — тоже как в Хогвартсе. А просто жить. Проводить время с друзьями, ездить к родителям. Создать собственную семью. — Улыбка словно стекла с ее лица, и взгляд стал серьезным.

Гарри выпрямился, откидываясь на спинку кресла.

Вот, похоже, они и вступили на ту самую «опасную» территорию.

— Что изменилось?

Гермиона невесело усмехнулась.

— Я все еще хочу всего этого, — произнесла она. — Только возможности нет. — Она слегка сощурила глаза, словно пытаясь отыскать что-то такое в Гарри, что ей казалось важным. — Ты уехал...

Гарри вскинул голову:

— Я...

— Ты уехал, — тверже повторила Гермиона. — С Роном мы расстались. Джинни на меня... в общем, мы с ней не общаемся. Мои новые друзья — это мои коллеги, да и то они... так... Приятели, разделяющие мои интересы.

Она была совсем одна, подумал Гарри.

Все ее покинули, а он — он был самым первым...

— А как же... — он даже не знал, чье имя назвать. С кем они хорошо общались?

— Я часто виделась с Луной, — сказала Гермиона, — сейчас уже, правда, реже, у нее жених, работа, да и у Ксенофилиуса проблемы со здоровьем. Но мы с ней никогда не были лучшими подругами.

— Почему... ты не стала ничего менять?

— Как? — с неожиданным жаром спросила Гермиона и потерла лоб.

Гарри передернул плечами.

— Как угодно. А то получается слишком... пусто.

— Пусто, — эхом повторила она. — Точное слово... — помолчала и добавила совсем тихо: — Мне тебя не хватало, Гарри.

Повисла тишина, хотя ему казалось, что Гермиона слышит и его беспорядочно мечущиеся мысли, и стук сердца.

Он должен был сделать... хотя бы сказать что-то — что ему тоже ее не хватало, что он скучал, что он...

Гермиона склонила голову к плечу, смотря на него.

— Я люблю тебя, — соскочило с языка.

Не вовремя вышло.

— Я, эм...

Неуместно. Неправильно.

— Я имею в виду... то есть... — Гарри сделал глубокий вдох, прекращая бормотать. — Люблю тебя, да. Как и тогда.

Мир казался до невозможности реальным, увеличившимся в объемах, — как будто раньше все было лишь мифом, сказкой, а теперь Гарри проснулся и очутился наяву там, где слишком просто и слишком опасно было совершать ошибки. Он словно с разбегу окунулся в ледяную воду и находился в неестественном пространстве, а Гермиона все молчала...

— Скажешь что-нибудь? — он выдавил неловкую полуулыбку.

Гермиона потерла правый глаз, словно смахивая слезинку, и вдруг светло и открыто улыбнулась.

И с плеч рухнула невидимая тяжесть.

* * *

В парке было зябко и неуютно. В мелких лужицах на асфальте отражалось мутно-серое небо и ветки деревьев, и спешащие куда-то люди наступали ботинками прямо в эти дождевые разводы, поднимали повыше воротники и хватались за зонтики как за единственное, что их могло спасти.

Задул, свистя между домами, ветер, и Гермиона покрепче сжала руку Гарри, словно пользуясь плохой погодой как предлогом для того, чтобы держаться к нему поближе.

Предлог уже не был нужен, но ей все равно было чуточку неловко. Неловко перед окружающими, как будто они могли понять, что перед ними бывшие «просто друзья», выяснившие свои отношения, и застыдить их. Неловко перед грустными одинокими девушками, жадно выискивающими кого-то глазами. Неловко перед хохочущими детьми, дергающими ветки деревьев и уворачивающимися от дождевых капель.

Неловко перед всеми, кроме Гарри, которого ее крепкая хватка, видимо, вовсе не смущала. На его лице то и дело появлялась легкая, но совершенно счастливая улыбка, и когда он косился на Гермиону, она чувствовала, что заливается румянцем.

Это не был какой-то бум, резкий переворот, от которого кружилась голова и не хватало воздуха. Просто тихое, но бесконечное счастье, разливающееся по всему телу воздушной теплотой, заставляющее то и дело подавлять смешки, — но ей больше и не нужно было.

«Я люблю тебя», сказал ей Гарри, наконец перестав убегать.

Может, он этого не планировал... даже наверняка не планировал, не собирался вот так обрушивать на нее признание — это было понятно по его лицу. Может, это было вовсе не так романтично, как она представляла себе, и в целом довольно глупо. «Встретились — выпили — переспали»: банальнее некуда, особенно с учетом того, что они долгие годы просто дружили.

Может, это было как-то не совсем правильно, не совсем красиво.

Но это Гермиону тоже больше не волновало.

«Я тоже тебя люблю».

Она снова расплылась в улыбке и позвала:

— Гарри?

Он покосился на нее.

— Где...

— Гарри? Гермиона? — перебил звонкий голос Лаванды откуда-то из-за спины, и они буквально замерли, беспомощно переглянувшись.

— Опять, — одними губами сказал Гарри, закатывая глаза, и обернулся.

Лаванда тянула за руку какого-то длинного парня в черной куртке и улыбалась во все зубы.

— И снова привет! — она обогнала их и радостно протараторила: — Роджер, это Гарри и Гермиона, ну, те самые...

— Здравствуйте, — не слишком весело кивнул Роджер и принялся заинтересованно разглядывать ближайшую скамейку.

— Какая неожиданная встреча, — продолжила Лаванда. — Не ожидала вас снова... — она замерла и прищурилась, заметив их сплетенные руки, и вздернула брови. — Вы встречаетесь?!

Гермиона и Гарри переглянулись, не зная, что сказать, и для Лаванды это, видимо, оказалось лучшим подтверждением.

— Поверить не могу! А Рон... — она перевела взгляд на Гермиону, как-то кисло улыбнувшись. — Сколько вы уже...

Ох, как же это было не вовремя.

Гарри приторно улыбнулся Лаванде и чуть сдавил руку Гермионы, проведя пальцем по косточке на запястье.

— Вы же так давно дружили... — воодушевленно продолжила тараторить Браун с растерянным восхищением, уже наверняка продумывая, как она расскажет об этом Парвати. — Как так вышло?

Гермиона пожала плечами.

И в следующий момент Гарри аппарировал.

Когда все вокруг перестало вращаться, Гермиона со смехом стукнула его по плечу:

— Гарри! Это же было невежливо!

— Она надоедливая до ужаса.

Гермиона покачала головой.

— Она же такое подумает...

— Ну и пусть думает, — отмахнулся Гарри. — Какое нам до нее дело? Это не так уж важно.

Чуть приподнявшись на мысочки, Гермиона положила руки ему на плечи и осторожно поцеловала его.

Ни Лаванда, ни кто-либо либо другой... да вообще ничто, кроме них самих, и правда больше не имело никакого значения.