Дорога длиною в жизнь (джен)

Гудвина О’Коннора уже второй раз за неполные полгода король Питер Блэр I призвал ко двору. В его, в общем-то, достаточно спокойном государстве, уже дважды произошли необъяснимые, страшные убийства — две деревни были вырезаны напрочь и сожжены дотла. Причем убийцы не пощадили никого — ни стариков, ни грудных младенцев. Не выжил никто. А Гудвин, советник и близкий друг короля, и его команда магов, состоявшая сплошь из нелюдей (но об этом знали только доверенные лица) были специалистами по выслеживанию и обезвреживанию подобного рода убийц. Назвать их разбойниками или простыми убийцами у короля язык не поворачивался, да они и не были ими в общепринятом понимании этого слова. Ходили слухи, что это были борцы с нечистью — кинсейлы, которые совсем недавно неожиданно появились в этом мире и стали вырезать нелюдей направо и налево целыми деревнями и небольшими городками. В крупных городах они пока не объявлялись, видимо, сил было маловато.

Гудвин и маги легко вычисляли приход кинсейлов, научились делать это безошибочно. И на этот раз под прикрытием торгового каравана устроили им засаду с небольшим отрядом в том месте, где должен был открыться их временный портал. Он учел все, кроме одного, что борцов с нечистью окажется слишком много для него, горстки магов и их небольшого отряда. Они сражались не на жизнь, а на смерть, а кинсейлы все появлялись и появлялись из прохода.

Когда королевская гвардия во главе с самим королем Питером подошла на помощь, о которой мысленно просил Гудвин, битва была закончена. Но живых ни с той, ни с другой стороны не осталось, а незакрытый портал зиял бы страшной дырой в никуда, если бы умирающий от ран советник не забросил в него последним усилием воли магический кристалл, закрывая его навсегда. И последние его слова были обращены к королю:

— Простите, ваше величество, вы остались без верных телохранителей, они все здесь полегли. Бойтесь ядов. Лекарь Вильгельм Риттерс вам поможет.

И все. Король Питер так и не понял, что этим хотел сказать Гудвин. Каких ядов он должен бояться? И чем ему может помочь простой лекарь?

Он не смог доехать до дворца, его отравили по дороге. Он так и не понял, кто это сделал. Кого подкупили? Да, и зачем? И умирая в страшных мучениях, он дословно передал слова, сказанные Гудвином, своему сыну Рупрехту Питеру. Хотя может быть его сын и не должен умереть от яда, ведь это его Гудвин хотел предупредить, но не успел. Или он был настолько беспечен?

* * *

Отец снова, уже второй раз за последние полгода, уехал в столицу по торговым делам, оставив и лавку, и его, Зандера О’Коннора, на попечение старшей сестры его матери, безвременно ушедшей в мир иной несколько лет назад. Отец так больше и не женился, а тетка Матильда, никогда не бывшая замужем и своих детей не имевшая, всю свою нерастраченную любовь переносила на него, на Зандера. Только странная у нее была она, эта самая любовь. Она считала своим долгом любовь к нему демонстрировать посредством плетки. У мальчишки не всегда спина успевала зажить от порки к порке. И еще при этом она противным визгливым голосом вещала на всю округу о его ненужности и бесполезности. Скоро вся их небедная Торговая улица была в полной уверенности в том, что единственный наследник самого богатого и удачливого купца Гудвина О’Коннора Зандер О’Коннор совершенно ни на что не годен и ни к чему не способен.

Он не обижался на тетку, она хоть и кричала на него, и била, но о нем заботилась — одевала сообразно положению сына богатого купца, много и вкусно кормила, почти не заставляла работать, так, совсем немного в лавке, это принести, там присмотреть, проследить за работниками. Приглашала к нему хороших учителей. Не скупилась и всегда покупала ему книги, которые он присматривал в соседней лавке. Если бы не плетка, Зандер свою тетку Матильду смог бы даже полюбить. Но раз или два в неделю его спина подвергалась жесточайшему насилию. Поэтому любовь к тетке у него так и не возникла.

Зандер сидел в своей комнате за столом и при свете лампы читал опус известного в определенных кругах драконоведа. Да, да, тетка и такие книги ему покупала.

Была уже поздняя осень, темнело рано, но у него всегда было масло для ламп и восковые свечи, дававшие много света и мало копоти, поэтому он мог себе позволить такую роскошь, как чтение книг до полуночи.

Дверь скрипнула, Зандер поднял взгляд от книги и увидел входящую тетку с заплаканными глазами и смятым листком бумаги в руке.

— Что случилось, тетушка Матильда? У вас очень расстроенный вид, — спросил он как можно мягче. Порка плеткой была совсем недавно, у Зандера спина еще не совсем поджила, но кровоточить уже перестала и покрылась корочкой. Если бы не мази лекаря, то заживало бы все слишком долго, и следующая порка была бы гораздо мучительнее.

— Твой отец к нам больше не вернется. Вот, — и она протянула Зандеру смятый листок,— официальное сообщение о гибели Гудвина, написанное на гербовой бумаге с королевским вензелем. На их караван напали какие-то неизвестные разбойники. Караван разграблен. Все люди, которые сопровождали караван, погибли. В том числе и твой отец.

— А что, бывают известные разбойники? — спросил Зандер с определенной долей сарказма. Он взял из рук тетки лист и прочитал, странное на его взгляд, свидетельство о смерти отца, ни о каких разбойниках в нем не сообщалось.

— Да, как ты смеешь мне хамить, драконье отродье? — вдруг сорвалась тетка на визг, страшно разозлившись.

— Вон! — завизжала она. — Вон из этого дома, дрянь! Только благодаря тому, что твой отец, хотя он тебе и не отец вовсе, не был человеком, я тебя терпела. От кого твоя мать-потаскушка тебя нагуляла, так и останется теперь тайной. Он тебя признал своим сыном, скажи ему «спасибо». Но теперь его нет, и ты никто, слышишь, ты никто!

— Ты никому не нужен, а еще узнают, что твой отец — не человек, — она перешла на зловещий шепот, — придут и тебя забьют камнями и палками, а я даже вступиться не захочу.

Зандер с непониманием взглянул на тетку — то она называет его отца нечеловеком, а его драконьим отродьем, то обзывает его мать потаскушкой и говорит, что его отец, совсем не его отец.

И она вдруг замахнулась плеткой, стараясь ударить Зандера по лицу. Он перехватил ее руку, выдернул плетку. Тетка сжалась и завизжала теперь от страха, что всегда послушный Зандер вдруг вышел из ее подчинения, и теперь норовил ударить плеткой ее же. Она почему-то забыла, что мальчику уже исполнилось тринадцать, и он почти с нее ростом. Зандер, действительно, замахнулся, но потом передумал, переломил плетку пополам и оттолкнул тетку. Она, зажмурившись, завизжала еще сильнее, плюхнувшись ничком на стоящую рядом кровать Зандера. Он сбежал вниз со второго этажа дома по запасной лестнице в лавку, которая располагалась на первом этаже прямо под жилыми помещениями. Вышел на улицу через черный выход и быстро пошел из города в сторону леса, к реке. Он там не так давно заприметил на крутом склоне среди зарослей ивняка небольшую пещерку. Он в ней отсидится, пока тетка не перебесится. А потом вернется и помирится с ней, ведь она часто на него кричала, и била, но потом они мирились, и жизнь далее шла своим чередом, да и письмо о гибели отца не было первым, они приходили с завидным постоянством, как только он уезжал из дома.

Зандер шел и шел по едва заметной тропке, все дальше уходя от своего дома. Вечер был на удивление теплым для этого времени года, поэтому он не жалел, что не взял курточку, висевшую в прихожей, а сразу выбежал на улицу. Проходить еще раз мимо своей комнаты от прихожей к запасной лестнице (парадная дверь поздно вечером запиралась на замок), и слушать визг тетки ему не хотелось. К тому же в пещерке у него была схоронена теплая смена одежды, так, на всякий случай. Он сделал там еще и небольшой запас еды, воды и соорудил в глубине у самой дальней стены удобную лежанку из сухого мха. Заранее натаскал хвороста, принес из дома пару книг и старую масляную лампу. Умереть от голода и скуки в холодной пещере, по крайней мере, сейчас ему не грозило. Осталось только решить, сколько времени понадобится тетке, чтобы успокоиться. Он до этого не сбегал из дома, да впрочем, его и не выгоняли, как сегодня. И если раньше тетка накричала и побила его вечером, то к утру уже можно было рассчитывать на ее доброе расположение духа.

Меньше чем через час Зандер уже вскипятил себе чаю и, удобно устроившись на лежанке, попытался почитать занимательный роман о приключениях молодого дракона. Он не мог объяснить, но про драконов читать ему нравилось больше всего, будь то приключенческие романы или научная литература. Но сегодня он никак не мог сосредоточиться, буквы и слова проскальзывали мимо сознания, он перечитывал по несколько раз одно и то же, не вникая в смысл прочитанного. Ему не давали покоя слова тетки о том, что его отец — не человек, а он — совсем не сын своего отца. Не верилось ему ни в одно, ни в другое. Он прекрасно помнил, с какой любовью отец всегда относился к его матери и как сильно переживал, когда та заболела какой-то неизвестной болезнью. Он также помнил, как матушка любила его отца, как плакала, когда приносили письма о его гибели, и как искренне радовалась, когда он возвращался домой живой и невредимый. Она всегда была с ним нежной и заботливой. И зимними вечерами они ворковали, как голубки, у камина и всегда смущались, когда Зандер нарушал их идиллию своим приходом. Не могла она его, Зандера, нагулять от кого-то другого! Не было этого другого в жизни его матери! А его отец — не человек, ну, это вообще из области фантастики. Он был самый человечный человек из всех на торговой улице. Уж он-то всяко бы заметил, что его отец не такой, как все. Ведь после смерти мамы он, когда не уезжал по делам, все свое время отдавал ему, Зандеру. И не просто отдавал, он его учил, обучал, наставлял. Он бы заметил. Нет, тетка наговаривает на его родителей из зависти.

Он так погрузился в свои размышления, что не сразу заметил, что в пещеру, отодвинув кусок ткани, закрывающей вход, кто-то вошел. И только качнувшийся от ворвавшегося ветерка огонек лампы сообщил ему об этом. Он оторвал взгляд от книги, которую уже совсем не читал, и повернул голову в сторону входа. Там стоял мальчик лет пяти, мокрый, грязный и очень-очень испуганный.

— Ты кто? — удивленно спросил Зандер. — И как здесь оказался? Один, в лесу, ночью.

— Я не знаю, — ответил тихим шепотом ребенок, прижимая руки к груди, как будто пытался согреться таким образом. — Похоже, я заблудился.

— Как зовут-то тебя, хоть знаешь?

— Няня называла меня Лемми, иногда Лемюэлем.

— Прекрасно, по крайней мере, ты помнишь свое имя, — Зандер встал, отложив книгу, и приблизился к мальчику. Он обошел его кругом, внимательно разглядывая.

Одежда на нем была хоть и грязная, но не заношенная, а наоборот выглядела так, что ее испачкали недавно или только что. Его костюм был сшит явно на заказ и из очень дорогой ткани, а в тканях он толк знал — такой красивой и добротной не бывало никогда в лавке его отца, а уж там можно было удовлетворить самого требовательного покупателя богатством выбора. Сапожки на ножках ребенка пострадали сильнее. Такое чувство, что он долго шел или по грязи, или... по самой кромке воды, не имея сил выбраться на крутой берег реки.

«Костюм мальчика надо высушить и почистить, он не сильно пострадал. А вот сапожки, видимо, придется заменить, кожу от просушки у огня может повести и покоробить. Правда, если у него такой дорогой костюм, то и сапоги могут быть из чудо-кожи. А утром надо помочь ему найти тех, кто его потерял. Наверняка такого маленького ищут».

— Раздевайся, — строго сказал Зандер. — Иначе простудишься и заболеешь, а я твою одежду высушу.

И он, отвернувшись от мальчика, присел к импровизированному очагу, чтобы подкинуть хвороста в уже почти совсем потухший костер.

Лемми с трудом стянул мокрые сапожки, снял штанишки и курточку, оставшись в одной тоненькой рубашке, стараясь ею прикрыть свою наготу. Приблизившись к Зандеру, он всю свою мокрую и грязную одежду молча протянул ему.

— Рубаху снимай. Она тоже мокрая, и ее следует высушить.

Мальчик отрицательно помотал головой. Зандер строго взглянул на него, но тот все равно отрицательно помотал головой, а для убедительности, что не собирается снимать рубаху, присел и прижал ее подол к полу.

«Ух, ты, совсем маленький, а такой скромный и стеснительный!» — с восхищением подумал Зандер про своего нового знакомого. Он прошел вглубь пещеры, чтобы порыться в своих вещах в котомке, стоявшей возле лежанки, и поискать там что-нибудь подходящее, во что можно переодеть ребенка. Он извлек теплую рубашку типа туники и протянул ее Лемми. Тот быстро скинул свою, мокрую и холодную, и тут же облачился в предложенную сухую одежду.

Зандер глянул на него и громко рассмеялся. Рубаха ему оказалась слишком велика в вороте и норовила соскользнуть с узких плеч мальчика на пол, а тот пытался через длинные рукава ей не позволить этого сделать. Борьба не увенчалась успехом, и вот уже рубаха соскользнула к ногам несчастного ребенка. Лемми обиженно отвернулся, совсем по-детски надув и без того пухлые губы. Продолжая смеяться, Зандер извлек другую рубаху, попроще и потоньше. Он сам надел ее на худенькие плечи мальчика, а полы обмотал вокруг его тельца. Затем подхватил его на руки и отнес на лежанку. Потом он еще долго возился возле очага, пристраивая вещи Лемми на просушку. Когда он, наконец, присел на краю лежанки, чтобы задать мальчику еще пару вопросов, то почти не удивился, что тот сладко спит, смешно причмокивая во сне своими пухлыми губками.

«Ну что ж, спрошу завтра» — решил Зандер, задувая лампу и ложась рядом с Лемми.

Пещера сразу погрузилась в полумрак, и только не совсем еще потухшие угли в очаге освещали ее сводчатый потолок кроваво-багряным светом.

Мальчик завозился во сне, перевернулся на другой бок, практически отодвинувшись от края лежанки к самой стене. Зандер нежно обнял его, привлекая к себе и зарываясь носом в пушистую макушку. Так все-таки будет теплее, спать в обнимку, ведь одеяла у него не было. Он с силой втянул ноздрями воздух. Запах ребенка ему понравился, тот пах молоком и еще чем-то очень сладким.

«Славный малыш!» — улыбнулся Зандер, засыпая.