Всё бывает в первый раз (джен)

Сегодняшний день был особенным: они шли на первую в жизни Энви прогулку по городу. Вышли они ранним утром, когда солнечные лучи слабо золотили ещё холодное небо. Люди им попадались нечасто, и он с любопытством разглядывал редких прохожих, копируя внешность и манеры особо заинтересовавших. Ласт тихо смеялась — ужимки младшего братца её забавляли.

Прошла уже неделя с тех пор, как на свет появился Энви; не в меру нахальный, любознательный, обожавший подкалывать своих старших родственников по поводу и без, он делал свои первые шаги в этом огромном мире. Ему уже объяснили, что люди слабые, глупые, в общем, бессмысленные существа, годные лишь на то, чтобы делать из них философские камни. Грид, правда, чуть всё не испортил, когда заявил, что необязательно относиться ко всем людям, как ко скоту, потому что среди них бывают весьма занимательные и ценные личности, и глупо вот так разбазаривать людской ресурс. Энви не согласился с ним чисто из вредности — он Грида, мягко говоря, недолюбливал — но Ласт знала, что младший брат не только запомнил гридовы слова, но и задумался над ними.

— Ласт, а тебе люди нравятся? — поинтересовался Энви, принявший облик десятилетнего мальчишки, отдалённо напоминавшего Прайда.

— В некоторой степени — да, — Ласт прошла вперёд, и отставший Энви поспешно потрусил следом. — Из них получаются замечательные игрушки.

— Игрушки? — задумчиво переспросил он, морща лоб. Ласт улыбнулась — ласково и, вместе с тем, кровожадно, так, как удавалось ей одной.

— Скоро ты сам всё поймёшь.

Шедший по другой стороне улицы юноша притормозил и окинул Ласт взглядом, который Энви совсем не понравился. Белокурый красавчик с большими наивными глазами стремительно подошёл к ним и заулыбался.

— Не боитесь гулять в одиночку в такую рань? — он был сама учтивость и вежливость, приправленная чем-то наигранно сладким и оттого неприятным. Энви видел сквозь тонкую лживую маску странное, непонятное ему желание, какой-то притушенный дьявольский огонёк в тёмно-серых, будто дымчатых, глазах.

Ласт кокетливо улыбнулась, позволив взять себя под локоть, и будто случайно прижала его руку к высокой упругой груди, наполовину скрытой широким вырезом роскошного чёрного платья — на скулах нового знакомого вспыхнул румянец.

— Это ваш брат? — опасливо спросил то ли незваный гость, то ли желанная добыча. Энви удивлённо приподнял брови, не понимая, чего он боится.

— Брат, — успокоила его Ласт. Юноша, представившийся как Григ, улыбнулся ему, ребёнок в ответ высунул язык, и Григ рассмеялся.

Зачем этот постоянно улыбающийся, смеющийся тип понадобился Ласт — Энви не понимал. Лично он не видел в Григе ничего привлекательного, но сестра явно не торопилась отгонять назойливую муху от себя. Озадаченный, гомункул склонил голову, как будто, если взглянуть на нового знакомого под другим углом, можно было найти ответ на вопрос.

Но единственное, что он понял — Григу очень нравится болтать с Ласт.

* * *

Всю следующую неделю происходило нечто, совершенно непонятное для Энви: каждый день Григ приносил с собой целую охапку цветов и водил Ласт по городу, а на выходных перевоплотившийся в кота гомункул видел, как они зачем-то прижимались губами друг к другу и, кажется, получали от этого удовольствие.

Ещё через некоторое время Григ был допущен в спальню, а Энви — выставлен в другую комнату, где он откровенно скучал и плевал в потолок, пока, в конце концов, не решил, что пора прогуляться одному.

День был просто чудесный: лето ещё не вступило в полную силу, и улица полнилась приятным ленивым теплом. Он бежал, не разбирая дороги, упиваясь собственной силой и ловкостью, почти не касаясь ногами земли, и громко, исступлённо смеялся, совершенно не замечая чужих косых взглядов.

Споткнувшись обо что-то мягкое, гомункул едва не полетел на пол. Лишь сейчас, опомнившись, он огляделся по сторонам: его окружали старые покосившиеся дома с обшарпанными грязными стенами и мутными провалами окон. Под ногами шевельнулось мягкое нечто — Энви, испугавшись, подпрыгнул.

По спине побежали мурашки. Напрягшись, гомункул обернулся и встретился взглядом с ухмыляющимся худощавым подростком, от которого так и несло опасностью. На секунду Энви даже испугался, но напомнил себе, что перед ним всего лишь человек, а значит, ему бояться нечего. Люди ведь слабые и глупые, а этот, к тому же, явно не «весьма занимательная и ценная личность».

— Чего ухмыляешься? — грубо спросил парень с грязно-рыжыми волосами. Прищурившись, он сплюнул на грязный асфальт и наградил незнакомца неприязненным, презрительным взглядом.

Распластавшийся на земле парень что-то сонно промычал и, перевернувшись на другой бок, сладко причмокнул губами. Энви чувствовал на себе холодные, колючие взгляды выходивших из пыльной тьмы подростков, ёжился и чуть ли не шипел, чувствуя себя очень и очень неуютно.

— Пальмы должны сидеть там, где им положено, а не ходить, где попало, — рыжий, видно, главный в этой группе, показушно хрустнул кулаками. Он не спешил, потому что знал — жертва никуда не денется.

Жаль, он не знал, с кем именно имеет дело.

— Что ты здесь забыл, сопляк? — выдохнул прямо в лицо главарь банды, обдав гомункула дикой смесью перегара и ещё чего-то кислого. Уверенный в своём преимуществе, он отвёл назад руку…

Дальше всё произошло настолько быстро, что Энви даже не сразу понял, как умудрился за пару-тройку мгновений отразить удар, нацеленный в живот, садануть зарвавшегося человека коленом в грудь и, схватив за руку, отшвырнуть с такой силой, что когда рыжик врезался в стену, раздался отчётливый хруст, а затем — отчаянный вой.

— Сопляк? — его губы сами растянулись в угрожающий оскал. Медленно приблизившись к растерявшему весь свой гонор человеку, он взглянул тому в глаза, в которых плескался дикий ужас.

Бок взрезало что-то острое и ледяное. Сдавленно охнув, гомункул пошатнулся, а бритвенно-острый лёд полоснул под рёбра и, спустившись ниже, стал вгрызаться в живот. Кто-то истерично хохотал и выкрикивал что-то, не переставая наносить порезы, глубокие и не очень.

Люди глупые.

Люди слабые.

Люди страшные.

Из горла вырвалось рокочущее, звериное рычание. Бешено сверкнув глазами, Энви перехватил нож, отшвырнул его далеко в сторону и пнул того, кто посмел причинить ему боль. Удары прекратились — кажется, больше никто не осмеливался нападать. Или же просто оценивали ситуацию, раздумывая, стоит ли продолжать бойню.

— Да он уже сдохнуть должен… — растерянно пролепетал кто-то, с шумом втянув в себя сопли.

— Тварь! — взвизгнул кто-то режущим слух фальцетом.

— Да, я тварь, — Энви и сам удивился своему холодному, полному презрения и разрушающей ярости голосу, подрагивающему от уходившей в кроваво-красные всполохи боли. — А вы для меня — ничто. Захочу — убью. Захочу — буду медленно разрывать в клочья!

Кровь на руках, бешенство в глазах, алые молнии, пляшущие по телу. Недавние храбрецы попятились от дико расхохотавшегося гомункула.

— Ну-у? — Энви повёл рукой, будто приглашая. — Кто-то ещё хочет попробовать или я сам выберу, кого убить первым?

Это стало последней каплей. Отчаянно вопя, они стали разбегаться в разные стороны, не забыв, впрочем, прихватить с собой находящегося на грани обморока рыжего парня. Энви хохотал им вслед, упиваясь своим превосходством.

Люди — не более, чем насекомые под его ногами.

Смех стих так же резко, как начался. Вслед за бешеным приливом сил на него накатили усталость и отвращение, ноги предательски задрожали, и он чуть не рухнул на покрытый кровавыми кляксами асфальт. Уперевшись в стену, гомункул быстро и часто задышал.

Люди — насекомые, но тоже живые. Правильно ли он сделал или зашёл слишком далеко?

* * *

Ласт он застал уже одну. Когда в квартиру ввалился с ног до головы перепачканный, дрожащий от пережитого Энви, она задумчиво рассматривала тёмные перчатки, из которых по надобности так удобно выдвигались когти-лезвия.

— Энви? — в её взгляде читалось удивление. — Ты где пропадал?

Энви хотел ответить, да слова на ум не шли. Как будто его всего вывернули и выжали, как лимон, кусочек которого лежал на стоявшем рядом с локтём женщины блюдце. Преодолев разделявшие их метры, Энви устроился у неё в ногах, прижался к ним спиной и, запрокинув голову, внимательно посмотрел в такие знакомые глаза.

Тонкая ладонь с длинными пальцами ласково провела по волосам, и оцепенение, сковавшее его всю дорогу, ушло.

— Ты убил человека, — сказала она, обняв брата за плечи и скрестив руки у него на груди.

— Возможно, только ранил, — задумчиво протянул он, хмуря лоб в попытках вспомнить как, собственно, обстояло дело. — Ласт, это правильно?

— Ты всего лишь сломал игрушку, — прошептала на ухо Ласт. — В этом нет ни правильного, ни неправильного. Это просто есть.

Энви затих, млея от её прикосновений. Страх ушёл, как и злость, и что-то острое, режущее изнутри. Остался только покой.

Он в полной мере понял, что его сестра имела в виду, когда сравнивала людей с игрушками.

Жаль, что они не понимали: гомункулы — такие же игрушки судьбы.