Этот больной мир (джен)

Октябрьское утро выдалось морозное. Траву покрывал пушистый иней. Причудливые узоры вырисовывал мороз на окнах. Замерзшие капли застыли в воздухе, не достигнув земли, отчего казалось, что на улице туман. Ученики тянулись от общежитий в главный корпус, чтобы успеть занять места в столовой.

Все вокруг словно застыло, замерзнув. Но, несмотря на это, среди учеников царило оживление. Укутанные в шарфы и куртки, ребята бодро шагали по улицам. Все разбились на компании, в которых шло бурное обсуждение чего-то, вероятно, очень интересного. Обрывки фраз летали между кучками ребят, и им приходилось невольно подсушивать разговоры друг друга. Иногда из-за этого завязывались споры и драки, но они быстро разрешались — время подраться и поспорить у них еще будет.

Совсем скоро начнется футбольный матч между самыми сильными командами Академии. Между Огнем и Землей. Да, как бы все ни не любили Землю, игроки у них действительно были такие же хорошие, как в команде Огня. Совсем недавно прошло еще три матча. Сезон открыли не самые сильные команды — Воздуха и Воды. Потом Огонь выиграл у Воздуха, Земля — у Воды, что было, впрочем, ожидаемо. А вот результат этого мачта был непредсказуем. Огонь выходил на поле с постоянным вратарем, Ирмой Фрам, но она играла первый раз в сезоне, потому что летом неудачно упала на тренировке и сломала руку. Целый месяц ей пришлось проходить без дела. У Земли тоже не все было идеально — они взяли нового защитники и еще не испытали его полностью, одного матча было недостаточно. К тому же показал он себя в этом матче не самым лучшим образом.

На входе в столовую взгляды всех в первую очередь отыскивали столик, который обычно занимал Хьюго с друзьями. Только потом уже смотрели на два сдвинутых стола: там разместилась Элизабет и команда Земли. Как будто специально все игроки Огня завтракали в противоположной части столовой, разделяя ее на две противоборствующие стороны. Воздух был наэлектризован, то и дело с одной стороны на другую проходил разряд — одного взгляда для этого было достаточно.

Пусть команда Огня и рассредоточилась по своей половине столовой, они были по-настоящему едины, в отличие от червяков. Те, склонившись над столом, перешептывались. Искры же ежесекундно подмигивали друг другу, посылали улыбки, махали рукой и, не стесняясь противника, через три стола предлагали тактику. Капитан команды — Ирма Фрам жевала бутерброд в компании первокурсников, которые не приносили ей никакого неудобства: весело и непринужденно они над чем-то смеялись.

Закатав рукава теплого свитера, Хьюго методично поглощал омлет и запивал его соком. Его напряжение не ощущалось, он почти всегда абсолютно расслаблен перед игрой, уверен в победе. Только нужно перед игрой хорошо поесть и набраться положительных эмоций от друзей. Друзья сидели рядом и молчали — зная, как важно Хьюго не разрывать свои мысли, они не решались отвлечь его. Каждый занимался своим делом.

Вокруг Ребекки стояли блюдечки с пирожными и вафлями. По праздникам она могла позволить себе наесться сладкого. Довольно облизываясь, девочка отламывала кусочек шоколадного бисквита, отправляла его в рот и медленно пережевывала, смакуя. Иногда, однако, ей приходилось отвлекаться и, как мамочке, давать Грегу откусить кусочек булочки. Грег единственный из них ждал эту игру без всякого предвкушения — играл не его класс, поэтому ничто не мешало ему возиться со сломавшимися часами Виолы. За разворотом газеты, где красовалась большая фотография министра здравоохранения, скрылся Гилберт. Он завел привычку читать газеты еще на втором курсе — отец приучил. Всегда был в курсе всех происходящих новостей и обсуждал их с друзьями. Тем более, последнее время из Африки доносились тревожные новости.

— Ну, какой счет? — подняв голову от тарелки, Хьюго наконец переключился на друзей.

— Пять забьешь?

— Забью, — уверенно ответил Хьюго.

— Тогда пять — ноль играем, — отложив в сторону газету, Гилберт развалился на стуле.

Веселый хохот живо взвился за их столом. Обычное дело — загадывать счет, а потом во время игры стараться оправдать догадки и превзойти их. Получалось, конечно, не всегда. Иногда и проигрывать червякам случалось — совсем уж редкость. Зато это гадание на кофейной гуще помогало разрядить обстановку.

— Эй, червяки, — игроки Земли обернулись как по команде, злые, оскорбленные. — Сегодня холодно! В спячку впадать не собираетесь? Не уснете посреди поля?

Половина столовой, в которой сидели болельщики Огня, взорвалась хохотом. Кто-то крикнул: «Молодец, Гил!». Застучали приборами об стол. Закричали. Послышались кричалки в поддержку Огня. В ярости вратарь Земли хотели пойти проучить их, но его усадили на место свои же.

— За победу выставлю сегодня пирожные, мармелад и рахат-лукум! — заявила Ребекка, поведя над столом щедрым жестом. — Родители прислали сегодня посылку.

— Все слышали?! — вопросил у всей столовой Гилберт. — За такой стол мы обязаны победить!

— А зефир будет? — заинтересованно отозвалась Ирма.

— Будет!

— Мы победим! — пообещала Ирма и принялась отстукивать ритм известной песни кулаками по столу. Ее подхватили все болельщики. Снова послышались кричалки. И половина Земли еще сильнее помрачнела и поникла.

Под стук кулаков об стол к радостному квартету подошел мальчик в форме класса Воздуха. Мягкие, ровные черты лица, острый подбородок, широко раскрытые большие глаза с уверенным взглядом выдавали в нем аристократа. Брат Гилберта — Кристофер совсем не был на него похож. Словно небо и земля они отличались характером. При все при этом романтик Кристофер и непоседа Гилберт хорошо общались. Кристоферу даже удалось найти общий язык с друзьями брата.

— Привет, — поздоровался мальчик. Он выглядел совсем ребенком. Властным, умным и серьезным ребенком. Ему едва ли можно было дать тринадцать лет.

— Здорово, — Гилберт крепко пожал ему руку.

— За кого болеешь сегодня? — у Хьюго, похоже, была одна тема для разговора.

— Не думаю, что у Земли есть силы, чтобы справиться с вашей мощью.

На лице у Хьюго появилась довольная ухмылка.

— Говори погромче, и они вообще забудут, как бегать.

— Приходи к нам, — предложила Ребекка. — На трибунах вместе болеть будем, а вечером отпразднуем победу. Я выставляю сладости.

Сладости из кондитерской Логана славились по всей Академии. Не было такого человека, кто не знал бы о знаменитых медовых пирожных и зефире, которыми угощала всех Ребекка. И когда звучало приглашение на праздник с угощением в виде сладостей Логанов, то отказаться не мог никто. Кристофер переглянулся с братом.

— Праздновать приду, а болеть мы с друзьями будем. Знаете, там Рио Стюарт собрал группу?

Стюарты — брат и сестра двойняшки, главные массовики-затейники всех мероприятий. Они готовы поднимать на веселье и развлечения народ хоть каждый день. Рио учился в классе Воздуха, а его сестра Лока — в Огне. Поэтому на футболе они всегда поддерживали команды их классов. Сегодня была очередь Рио организовать все. Можно было и не сомневаться: Лока тоже будет прыгать, трясти плакатами, трещотками и, перекрикивая всех, читать кричалки.

— А наша группа тебя уже не устраивает?

— Почему, устраивает, но я обещал друзьям.

— Вот так, господа, — с притворным драматизмом вздохнул Гилберт. — Теперь у этого юноши есть свои друзья, и брат уже не нужен. А ведь когда-то бегал за мной, просил поиграть, взять с собой на улицу, научить кататься на велосипеде. Мальчик мой, — он тяжело опустил ладонь брату на плечо, — как ты вырос…

Гилберт выдержал паузу. Друзей разрывало от желания растроганно расплакаться и заржать над шуткой Гила. Все дело было в том, что никогда не было понятно в такие моменты, говорит он серьезно или нет. Даже сам Кристофер замер в ожидании.

— Ну, такие речи больше свойственный нашему отцу, — он похлопал Криса по плечу и взъерошил волосы. — А я тебя насильно лепить к себе не буду. Но знай, — не успел Кристофер вздохнуть с облегчением, как брат резко поднял вверх указательный палец, — если ты не будешь жрать сладости моего друга, я обижусь!

— Фи, граф, — Грегори состроил самое озабоченно-укоризненное выражение лица, — что за выражения? Где ваше воспитание?

И они снова рассмеялись.

* * *

Несмотря на холодную погоду, на стадионе было очень жарко. Велись горячие споры, старшекурсники наперебой делали ставки, дети обсуждали своих любимых игроков — в центре всего это, конечно был Хьюго. Пусть он находился сейчас в раздевалке, его все равно обсуждали. Ведь часто ставки делались не только на победу какой-либо команды, но и на качество игры Хьюго. Сколько раз он попытается забить, сколько раз попадет… Цифры назывались со всех сторон — Лока, крутящаяся внутри этой кучки, не успевала все записывать.

Гилберт и Ребекка тоже собрали вокруг себя компанию. Благодаря сумасшедшей популярности Гилберта (почти такой же как у Хью), рядом с ними обосновались все девчонки. Некоторые изо всех сил старались понравиться ему, но он был слеп. Объяснял что-то Ребекке, силясь перекричать стоящий вокруг шум, смеялся, запрокидывая голову назад, высматривал кого-то внизу, щурясь, чтобы среди десятков голов найти одну.

Зато почетное место среди девочек занял Грегори. Не то чтобы он был этому рад, но поделать ничего не мог — Виола с одной стороны держала его за руку, а с другой зачем-то уселась Нови Линь, и ее длинные блестящие волосы неприятно липли к его свитеру.

— Грегори, а где вы будете праздновать? — с тех пор, как он стал дружить с компанией Гилберта, Грегори стали использовать как способ узнать что-то о передвижениях Хьюго.

— А вы думаете, искры победят?

— Конечно! — Марта на правах эксперта занимала место в центре, развернувшись к подругам, сидящим выше и по бокам. — Червяки злы, злость застилает им глаза и не дает трезво мыслить. Их капитан вряд ли придумал что-то дельное.

— Тем более Ирма сражается за зефир, — солнечно улыбнулась Виола.

— Да уж, нет ничего сильнее целеустремленной женщины, — мудро молвил Грегори. Девочки звонко засмеялись, словно колокольчики вокруг зазвенели.

— Грегори, — сказала вдруг Элинор. — А Хьюго сегодня придет один праздновать?

Грег недоуменно свел брови.

— С нами он придет, — очевидно ведь, подумал он, но вслух говорить не стал. — С чего бы ему одному приходить?

— Ну, может, у него подружка есть…

— Да, Грег, — оживилась Виола. — У Хьюго есть подружка?

— Я так понимаю, вы не Ребекку имеете в виду, — тихо пробормотал Грег себе под нос и ответил громче: — Нет у него подружки. Не выбрал еще.

Непонятно откуда взялась обида. Он отвернулся к Гилу и Ребекке, которые передавали деньги Локе.

— На победу, — Лока быстро чиркнула в блокноте и убрала деньги в отдельный мешочек. Ребекка тоже поставила на победу, совсем немного, из того, что было. У Грега деньги остались тоже только со стипендии, поэтому он с неким сожалением протянул Локе несколько монет на победу Огня.

— Лока! — вдруг окликнул ее Гил, протягивая еще одну бумажку. — Возьми еще на два и больше гола!

— Гил, мы сегодня точные цифры берем, — недовольно ответила она. — Я пишу два.

— Три!

— Как пожелаете, граф, — она шутливо откланялась и через секунду уже советовала Нови Линь и Лотте Аренс, на что ставить.

Повернувшись посмотреть на девочек, Грегори увидел, как рядом с Виолой незаметно оказалась Гера Клиффорд из класса Земли. В классе ее не очень любили, вот она и сбегала всегда к подружкам из Воздуха и даже никогда не болела за свой класс. Случайно встретившись взглядом с Грегом, Гера смутилась, неловко махнула рукой в знак приветствия и отвернулась, чтобы спрятать краснеющие щеки. Она стеснялась всех мальчиков, кроме Гилберта и Кристофера, приходившихся ей троюродными братьями.

— Механик! — Грега грубо развернули лицом к полю, а тяжелая рука Гила опустилась на плечо. Они с Ребеккой успели забежать в общежитие и переодеться. Теперь на них были красно-черные свитера с гербом класса Огня на груди. По случаю праздника Гилберт позволил себе распустить волосы, со своей прической поколдовала и Ребекка: на ее голове не было привычной толстой косы до колен, длинные волосы девочка собрала в бесформенный растрепанный пучок, свисавший до середины спины. Уши Ребекки закрывала повязка тех же цветов, что и свитер, на руках — перчатки, на ногах — гетры, все в одной цветовой гамме. Ежась от холода, она натягивала юбку на колени. Гил же, наоборот, разгорячившись, обмахивался какой-то картонкой и нетерпеливо стучал кулаком по скамейке. Невольно Грегори вспомнилось, как на первых двух курсах этот кулак то и дело стучал по его лицу или ребрам. Хорошо, что это было давно, теперь они хорошие друзья. Сидят и ждут начала игры, чтобы болеть за еще одного своего хорошего друга.

— А где сегодня отмечаем? — громко крикнул Грегори, и его слова почти полностью потонули во всеобщем шуме.

— На набережной! — звонко ответила Ребекка, напрягаясь, чтобы ее услышали все, кто еще не знал, где решила отмечать уже решенную победу команда Огня.

— А не замерзнем? — Ребекка съежилась, видимо, представив, как придется холодным вечером веселиться у речки. — Ладно, не отвечай! — она жестом показала, что не слышит. — Проехали, говорю!

— Ладно! — она придвинулась поближе к ребятам и стала всматриваться в поле, на котором уже началось какое-то движение.

Это мистер Файт вместе с капитанами команд вышел на поле. Сразу шум на трибунах начал утихать, послышалось шипение в громкоговорителях — Лока неведомым образом оказалась уже на позиции комментатора матча и включала микрофон, настраивая связь.

Несмотря на уверенность мистера Файта, тренера, что к полудню потеплеет, солнце даже не подумало выглянуть из-за сплошных облаков. Воздух сохранял все то же замороженное состояние. Футболисты стояли на поле и некоторые прыгали, согреваясь. Хьюго, узнаваемый по светлой колючей прическе, был закутан в красную водолазку по самые уши, только что шарфом не повязался. Он задорно дрался с Лохи Эллисом, еще одним нападающим их команды. В команде Огня одна Ирма, как самая горячая девушка, вышла на поле в футболке. У Земли закутаны были все до единого и выглядели устрашающе — одни глаза наружу торчат. А ведь не впервой всем играть в такую погоду.

— Добрый день, друзья! — послышался из динамиков полный энергии голос Локи, и трибуны приветственно заревели. — Сегодня состоится невероятный по своей непредсказуемости футбольный матч. Играют профи, мастера своего дела, настоящие футболисты. Сильнейшими составами! Команда Земли и команда Огня. Огонь так искрится сегодня, вы заметили? Я думаю, господа, это потому, что сегодня к ним, наконец, вернулся их обожаемый капитан! Поприветствует Ирму Фрам, которая оправилась от травмы и готова защищать ворота с новыми силами!

Червяки со своих трибун чуть ли не помидорами стали в поле кидать, презрительно завыли и беспорядочно застучали. Но болельщики Огня брали и громкостью, и количеством. Всей толпой они закричали приветствия, захлопали, а потом кто-то начал и все подхватили — ритм известной всем песни, скандируя: «Ирма Фрам!».

Начало матча представляло собой целую традицию. Комментатор приветствовал зрителей, представлял команды. Трибуны приветствовали своих игроков. Часто начинались оскорбления, особенно если играли Огонь и Земля, но их быстро подавляли. И начиналось самое интересное — болельщики по очереди несколько минут подряд перебрасывались кричалками. В этот раз начать пришлось болельщикам Огня. Готовые к ритуалу, Рио со своей компанией развернули плакат диной в несколько метров, его даже игроки снизу увидели: «Ничто Огню не страшно!»

— И Огню не страшен долгий бой, сегодня мы играем шесть-ноль!

— Мы землей засыплем пламя и победителями станем!

— Можно уничтожить все Огнем, так и вас мы сегодня порвем!

— Мечут и рвут всегда от бессилия, но мы-то играем с новыми силами!

— Сила и мощь с нами навечно, и наша игра как всегда безупречна!

— Огонь ведь можно потушить, вот и будем вас сегодня гасить!

— Несется по полю огненный ветер, это Хьюго, он играет лучше всех на свете!

— Наш Питер Хиггс ворота заслонит, ваш мяч ни за что не залетит!

В ответ на последнюю реплику Земли со стороны Огня раздался громкий хохот. Волна смеха прокатилась по трибунам, словно бомбу со смешинками взорвали. Смеялись едко, насмехались даже. И резко смех сменился скандированием имени капитана.

— Ир-ма! Ир-ма! — чеканили болельщики.

Девушка повернулась к ним и подняла вверх кулак, усмехаясь. Вся команда сразу повторила за ней. Игроки Земли тоже повернулись к своим болельщикам и ударили кулаками по ладоням, демонстрируя, как раздавят противников.

Трибуны наперебой скандировали имена капитанов. Все громче и громче. Мистер Файт позволил им пошуметь еще немного, а потом размеренными шагами направился в центр поля. Игроки выстроились на своих сторонах в линию. Впереди встали капитаны. Сухощавая, тонкая Ирма напротив огромного парня с широкими плечами и сильными руками, в ладони которых мог легко поместиться какой-нибудь не самый большой первокурсник.

— Прошу тишины! — провозгласила Лока. — Матч начинается. Капитаны приветствуют друг друга.

Тонкая узкая ладонь Ирмы утонула в руке капитана Земли.

— Судья разыгрывает мяч, — умела Лока такие скучные моменты делать напряженными. Растягивала слова, произносила их особенным тоном, и все в напряжении следили, как мистер Файт указывает рукой в сторону команды Земли. — Право первого паса предоставляется команде Земли.

Трибуны застыли.

— Все ждут свистка, — сразу за ее словами над полем взвился резкий короткий свисток судьи. — Пройс пасует Риверу! И… Да, этого мы и ожидали! Хьюго Нортон! Огненный ветер!

Хьюго включался в игру с первых секунд. Перехватывал, отдавал пасы, уводил мяч от противника. Он летал по полю действительно как ветер, только свист был слышен вслед за ним. Оказывался то тут, то там, выскакивал у соперников из-за спины, сбивая их с толку, делал ставки на неожиданность и каждый раз побеждал в мелком сражении, приближая свою команду к главной победе.

Каждый раз когда ему удавалось отобрать мяч, с трибун слышались признания в любви, крики «Хью — чемпион!», «Молодец, ветер!». Больше всех, конечно, старались его друзья. К концу матча Гил, Бекки и Грег были охрипшие и обычно сипло поздравляли друга с победой. Срывала глотку и Ирма, крича от самых своих ворот на другую сторону поля, чтобы Хьюго не рисковал. Но эти предостережения были до невозможности фальшивыми: она-то знала, что Хьюго никогда не будет рисковать неоправданно. И только улыбалась, когда перед воротами в самый последний момент что-то свистело и мяч улетал на сторону противника.

— Это было круто!

— Я уж думал все пропало!

— А я-то! Я уже представила, что в ничью сыграем!

— Да вы меня недооцениваете! — самодовольно заявил Хьюго. Они с друзьями и командой стояли у раздевалок и бурно обсуждали матч. На Хьюго сыпались похвалы и восхищения его мастерством. На последних секундах ему удалось забить гол, и избавить команду от позорной игры в ничью, которой бы им никто не простил, равно так же, как и проигрыш. Червяки уже готовились играть дополнительное время, как в сторону их ворот, вихляя, пронеслось нечто, и мяч, обогнув плечо вратаря, растянул сетку. Сразу после этого раздался свисток судьи, свидетельствующий об окончании игры. Гол был засчитан.

— Знаете, я вообще думал — не успею, бросил просто так на удачу, — Хьюго до сих пор выглядел ошарашенным неожиданной победой. Казалось, еще не осознал, что ему невероятно повезло. — Может, Файт подсудил? Как думаете?

— Нет, — усмехнулся Грег. — Я следил за временем, он вовремя просвистел.

— Ну, в таком случае, Нортон, — Ирма скрестила руки на груди и, прищурившись, смотрела на Хьюго с уважением. — Ты невероятный везунчик. Вот выпущусь в этом году и отдам капитанство тебе. Главным в команде должен быть не просто хороший игрок, а еще человек удачливый и умеющий быть лидером.

— Ну, это только если остальные не против.

— Мы за! — за всех ответил Лохи Эллис, однокурсник Хьюго, и все разом его поддержали.

Мимо проплыла стайка девочек из Воздуха. Заговорщически перешептываясь, они нерешительно приближались к ним. На небольшом расстоянии они остановились и заспорили. Команда развернулась и смотрела на них насмешливо. Для них это было не впервой: вечная тема — девочки стесняются сказать что-то популярному мальчику. Под тяжелой аристократичной лапой Гилберта напрягся Хьюго, понимая, что подойдут к нему. Нужно было что-то ответить. Напрягся и Гилберт, который в отличие от друга не умел скрывать свое напряжение: сжал кулаки, стиснул зубы, глубоко вдохнул — Гил не любил общаться с девчонками.

Наконец, девочки пришли к какому-то согласию, незаметно скрестили пальчики и, спрятав ладошки за спину, подошли к команде. Повисло неловкое молчание. Кто-то подтолкнул вперед краснеющую Марту Корновски, лицо ее было пунцовым от смущения, аж веснушки выступали белыми крапинками на пухлых щечках.

— Хьюго, поздравляем тебя с победой! — выпалила она, а Грег за спиной друга усмехнулся — такой смущенной Марту он еще не видел.

— Спасибо! — расплылся в улыбке Хьюго. — Только победил не я, а вся команда.

— Да-да, Марта, — как бы невзначай в разговор втиснулась Ирма, говорила она без обиды, скорее, с доброй насмешкой. — Победили-то все.

— Так и всех тоже поздравляем, — осмелела Виола. Она еще не привела себя в порядок после матча. Стояла перед командой растрепанная, раскрасневшаяся, в съехавшем на бок свитере и нарисованным огоньком на щеке. Хьюго и Гилберт одновременно посмотрели на нее, и второй поспешил отвести взгляд.

— Другое дело. Спасибо, — Ирма тактично отошла в сторону, чтобы дать девочкам возможность поболтать со своим кумиром.

— Хьюго, — опять заговорила Марта. — Мы же можем то прийти на праздник? Где он будет?

— На набережной. В семь, — Хьюго начинал входить в раж, Гилберт, стоя рядом, ощутил это спинным мозгом. Нортон подергивал плечами, словно незаметно пытаясь избавиться от руки Гилберта. — Оденьтесь потеплее, мы будем гулять, пока не разгонят. Гитара, сладости, песни. Еще будет фотоаппарат, — фотоаппарат действительно был редкостью в Академии. Мало у кого можно было найти этот агрегат, в то время как фотографироваться любили почти все.

— Здорово! А…

Марта хотела спросить еще что-то, но Гилберт грубо ее прервал:

— Все, леди, интервью окончено, мистер Нортон идет отдыхать после тяжелой игры.

Развернув друзей в сторону корпусов Академии, Гилберт руками подтолкнул их в спины, чтобы не вздумали остаться. А сам еще раз оглянулся что-то проверить. Виола смотрела им вслед, вернее, вслед Хьюго. Улыбающаяся, растрепанная. Когда молчит, очень даже ничего девчонка, подумал он и сразу удивился, откуда у него таким мысли.

Вообще Гилберт любил футбол. Играть в футбол любил. Посмотреть, как кто-то играет, тоже никогда не отказывался. Но не делал из футбола смысла всей своей жизни. И обсуждать его часами не мог. Поэтому и раздражался, когда Хьюго заводил свою шарманку перед девчонками. Как можно так долго говорить на одну тему? Это было для него необъяснимо. Победили и победили — все. Какие могут быть еще обсуждения? Разве что слепые восхищения мастерством игрока. Так восхищаться можно и молча. Он же сейчас не восторгался тем, как виртуозно Хьюго забил последний мяч. Достаточно было поорать на трибунах, когда все только произошло.

В мире много самых разных тем для разговоров. Однако один из друзей Гилберта почему-то выбрал себе на всю жизнь всего лишь одну. Футбол. Шел и непонятно кому объяснял, что было, если бы они проиграли червякам. Ну, кому это сейчас интересно? Нет смыла рассуждать о том, чего не случилось. Лучше поговорить о том, что случится. Похоже, только один Гилберт помнит, что ему предстоит сегодня тоже проявить себя. Пусть не на футбольном поле, а на импровизированной сцене, но это тоже важное событие. Так почему его никто не обсуждает? Зато о Хьюго чешут языками все, кому не лень.

Вот и Грег со своей спокойной полуулыбкой втирал Нортону, что мяч нарушил несколько законов физики, когда залетел в ворота. И Ребекка, веселая, запутавшаяся в волосах, липла к Хьюго, обнимала его, хватала за руку. Можно было даже подумать, что девчонка в него влюбилась, если бы она не делала так и с Гилбертом, когда тот побеждал в очередной драке, и с Грегори, когда он собирал новую заводную игрушку.

У дверей общежития Огня компания остановилась. В обычное время, то есть — в учебные дни, ученикам других классов запрещалось бывать в чужих общежитиях. И все как-то незаметно привыкли — нельзя так нельзя. И все же иногда эти правила нарушались: в выходные никто за этим не следил. Грег давно не был в комнатах друзей, с прошлого года. Но сегодня можно было и заглянуть.

В комнате мальчиков Огня совместно проживали шестеро мальчиков, в этом Грегу повезло больше, чем всем им: у него было только два соседа на курс старше его. Здесь же жили мальчишки с их курса. Комната была будто бы условно поделена на шесть частей. Эти невидимые линии можно было проследить по полу, где около одной кровати заканчивалось личное государство одного и начиналось государство другого. Каждый старался захламить свой кусок комнаты больше, чем сосед. Возле кровати Хьюго стопками лежали спортивные журналы, одеяло на кровати придавила толстенная книга со скелетом на обложке, стена над кроватью забыла, что такое свободное место — все было заклеено плакатами с изображением аргентинского футболиста и его команды. Тумбочка у его кровати вся была завалена письмами и картинками с чем-то очень неприятным из области медицины. Эти картинки почему-то никто не решался разглядывать.

У кровати Гилберта, не привыкшего к уборке, хлам накапливался с начала учебного года и горы становились больше к маю, если Ребекка не брала эту заботу в свои хозяйственные руки. На тумбочке в беспорядке Гилберт складывал тетради, у тумбочки, на полу, валялся кастет (откуда он его взял?). Как и все подростки, богатые или бедные, самого разного происхождения, Гилберт страдал любовью к оклеиванию стен плакатами. На его стенах висели несколько музыкантов и две популярные рок-группы. Под кроватью Гил, похоже, устроил склад макулатуры: все газеты, которые, кстати, выходили ежедневно, складировались там. Сама кровать хронически не застилалась, а на ней, любовно закутанная одеялами, лежала гитара. Гитару дала ему на время Ирма. История у этой гитары была такая богатая, что все в классе относились к инструменту с огромным уважением, словно это был тибетский мудрец. Ее передавали по наследству уже несколько поколений учеников Академии. Ирме она досталась от Дилана Корнера, Ему еще от кого-то, а Ирма отдаст ее Гилберту, когда выпустится.

— О, — войдя в комнату, Хьюго первым делом заметил гитару, — Гил, ты же сегодня играешь! Готов?

Неужели вспомнил, немного раздраженно подумал Гилберт.

— Готов, — ответил он, — если ты не замел, я три дня пытался что-то выучить, — его голос так и сочился язвительностью.

— Я три дня тренировался, — Хьюго возмущенно развел руками. — Конечно, не заметил. Мы пахали так, что я забыл, как выглядят друзья. Хорошо хоть толк в этом был.

— Ага, — Гилберт издал саркастичный смешок, — чуть в ничью не сыграли.

— Да мы бы уделали их в дополнительное время.

— В любом случае бы уделали! С такой-то поддержкой! — Ребекка по-хозяйски развалилась на кровати Хьюго. Сразу было видно, что она чувствует себя здесь как дома. Лежа, она листала газету, прихваченную с тумбы Гилберта. Наверное, Ребекка лучше, чем сами мальчишки, знала, где у них что лежит.

— Что ты делаешь? — как любая хозяйственная девушка, Ребекка не могла смотреть на раскиданные вещи. Еще тяжелее было смотреть, как разбрасывают.

— Свитер теплый ищу, в начале недели мама прислала, — отозвался Хьюго из шкафа, откуда летела одежда. Джинсы, рубашки, джемперы, толстовки, брюки, футболки, куча носков, которые фонтаном взметнулись под потолок и, словно град, упали на пол. — А это твое! — синий джемпер с молнией под горлом упал точно Гилу на голову.

Он придирчиво осмотрел его.

— Нет уж, я пойду в форме.

— Да я тоже! Но Грег же не пойдет праздновать победу Огня в свитере Воздуха, — возня в шкафу на секунду затихла, потом оттуда высунулся Хью и протянул другу зашитый свитер цветов Огня, который он порвал на прошлой неделе, когда они решили залезть на одно высокое дерево в лесу. Подъем завершился удачно, зато спуск — не очень: у Хьюго нога соскользнула с толстой ветки, и он полетел вниз, распоров свитер об какой-то сук.

— Я мог бы и в чем-нибудь своем пойти, — Грег держал свитер в руках, будто раздумывал, надевать или нет.

— В чем-нибудь своем?! — возмущенный Хьюго подскочил к Грегу и схватил того за плечи, вернее, попытался — тот был выше его на голову. — В чем-нибудь своем, ну, вы слышали?! Кто ж тебе позволит? Ты же поддерживаешь нашу команду! Как будто в первый раз, честное слово! Мы тебе сейчас еще в наши цвета раскрасим! Доставай краски, Гил!

— Хватит причитать, — рявкнул Гил, но краски достал.

— И мне нарисуйте! — подскочила Ребекка. — Костер во всю щеку! Хью?

Рисовал Хьюго неплохо, не как его главный соперник Скотт Маклахлен, конечно, но неплохо. И Гил тоже. Вот они вдвоем и взялись за роспись друг друга и Ребекки с Грегом. Бекки нарисовали красное пламя во всю щеку и немного на шее, Грегу небольшой костерок на щеке, как у Виолы, себе Гил решил нарисовать разлетающиеся искры, а Хьюго просто нанес разноцветные мазки по всему лицу и на груди.

— А тут-то зачем? — Ребекка ткнула его в живот и захохотала, когда Хью испуганно согнулся пополам. — Все равно ведь свитер наденешь!

— Если девчонки разденут меня, то им хоть будет, на что посмотреть!

— Да кому надо тебя раздевать?! — Гилберт смотрел на него с насмешкой. Пару секунд они все переглядывались, а потом заржали, обнявшись и повалившись на пол.

* * *

Шум стоял невообразимый. Говорили, казалось на разных языках. Обсуждали все, что приходилось. Обнимались все: знакомые и незнакомые. Везде, абсолютно везде были люди. На парапете набережной, на скамейках, некоторые сидели посреди дороги, кто-то гулял, другие сидели под деревьями на холодной земле и траве, покрытой синим инеем.

Хьюго с предвкушением приближался к празднующим. Давно они ничего не отмечали с размахом, приглашая и другие класса присоединиться к ним. В центре всеобщего внимания находилась Ирма. Как капитан команды она давала интервью корреспонденту школьной газеты, смеялась, жестами старалась что-то изобразить. За ее спиной сгрудилась вся команда и тоже вставляла свои фразочки в ее рассказ.

Когда Хьюго с друзьями приблизился к толпе, по ней словно прошла волна. Все разом повернули голову в одну сторону и зашептали: «Хьюго пришел!». Его бросились обнимать, жать ему руку, втягивали его в толпу, обступая со всех сторон так, что Ребекке, Гилберту и Грегу потребовалось немало усилий, чтобы остаться рядом и не быть оттесненными. Рядом оказалась и Ирма.

— Ну, наконец-то, — она поздоровалась со всеми четырьмя. — Где в так долго ходите? Эй! — крикнула девушка куда-то в сторону. — Принесите юному победителю выпить!

Мгновенно рядом зашевелился народ, достали стаканчики и наполнили их пивом. Хьюго и Ребекка были ошарашены. Им никто никогда не предлагал выпить, говорили, мол, маленькие еще. А что будет, если узнают родители?! Кошмар. И в то же время хотелось попробовать. Узнать, что взрослые в этом находят. Они оглянулись на Грега и Гила, которые спокойно стояли со стаканчиками в руках и ждали, когда друзья тоже возьмут.

— Ну, чего застыли! — Ирма похлопала их по плечам. — Берите, дома такого не предложат! Пей, Хьюго!

И толпа подхватила, закричав «Пей! Пей! Пей!». Не выдержал Гилберт, схватил стаканчики и всучил их Хью и Бекки. Потом подмигнул им и, толкнув Грега локтем в бок, одним глотком прикончил содержимое своего стакана, там было совсем не много. За ним повторил Грег, который, видимо, пил не в первый раз. Тогда уж не выдержали и их друзья.

Стаканы опустели и толпа развеселилась еще сильнее, где-то заиграла музыка — наверное, притащили патефон.

Чуть позже патефону решили дать отдохнуть. Под громкие аплодисменты за гитару взялась Ирма, самый известный музыкант во всей Академии. Конечно, музыкантов, которые специально учились играть, было хоть отбавляй, но гитаристов, научившихся играть без всяких учителей, ценили куда больше, ведь только они могли создать душевную, романтическую атмосферу в любой компании. Такие гитаристы чаще всего учились в классе Огня.

Словно родную, Ирма взяла гитару, положила пальцы на струны и легко провела по ним.

— Что поем?

Никто никогда не отвечал.

Ирма вздохнула и заиграла.

She should have stayed away from friends,

She should have had more time to spend,

She should have died when she was born,

She should have worn the crown of thorns.

Гилберт протиснулся вперед и сел рядом, не сводя глаз с пляшущих по струнам пальцев Ирмы. И он первым начал подпевать.

She should have stood out of the crowd,

She should have make her mother proud,

She should have fallen on her stance,

She should have had another chance.

Все, кто знал Ирму, понимали, насколько точно эта песня описывает ее судьбу. Девочка, родившаяся в семье военного, воспитавшаяся без матери отцом, который всегда хотел сына. Сыном Ирма и выросла. Была в душе мальчиком, а снаружи не самой красивой девочкой. Все равно Ирму любили не за красоту, а за простоту и веселость. Она легко осваивалась в любой компании и сразу становилась там едва ли не лидером.

She should have been a son.

Не глядя на гитару, она пела и играла, отчего Гилберт приходил в полнейший восторг. Несколько лет он учится играть на гитаре, а так у него еще не получалось. Ирма же словно всю жизнь умела играть.

She should have been a son.

Подпевали даже те, кто петь не умел. В толпе теряется твое отсутствие таланта, десятки голосов сливаются в один. Пела команда, перекрывая все остальные голоса своим дружным, но не очень мелодичным басом. Пели девчонки из Воздуха, среди них выделялись голоса Виолы и Нови. Пели Гилберт, Ребекка, Хьюго и Грег, качая головами в такт музыке.

She should have been a son.

Ирма вытянула последнюю ноту и отложила гитару. Слушатели дружно захлопали.

— А вообще, ребят, я обещала, что сегодня у нас будет петь Гил, — непонятно кто у кого утащил привычку класть руку на плечо друга, придавливая тяжестью расслабленного предплечья. Гилберт делал так с друзьями, Ирма со всеми членами команды, которые подворачивались под руку. — Похлопали ему! Скоро ваш любимый бард закончит Академию, а на посту его сменит Гилберт Йорк.

Ирма освободила на скамейке место для друзей Гила, который, положив гитару на колени, отогревал задеревеневшие от холода пальцы.

— Что петь будешь? — потихоньку спросила Ребекка.

— Узнаешь, — решительно взяв гитару, Гилберт опустил взгляд на струны и заиграл. Не спеша, медленно. Что-то теплое, доброе.

И почти сразу запел. До этого никто не слышал, как Гилберт поет. У него оказался очень приятный, бархатный голос, мягкий, как у его сестры. Грегори словно током ударило, когда до него дошло, что голосом он похож на сестру. Благо, это было единственное их сходство, если не считать характера, конечно.

I had a dream — of the wide open prairie,

I had a dream — of the pale morning sky,

I had a dream — that we flew on golden wings

And we were the same -just the same — you and I…

Follow your heart — little child of the west wind,

Follow the voice — that’s calling you home.

Follow your dreams — but always, remember me,

I am your brother — under the sun…

Осторожно отодвинув кого-то, вперед выступил Кристофер. На миг Гилберт оторвал взгляд от инструмента и, встретившись глазами с братом, послал ему теплую улыбку. Все, кто заметил это, были, мягко говоря, в шоке: никогда еще бесенок Гилберт, разрушающий все на своем пути, готовый перчить каждому, никогда он так не улыбался. Даже друзьям.

We are like birds of a feather,

We are two hearts joined together…

We will be forever as one,

My brother under the sun…

Только он и Кристофер знали, что это за песня. Чем она им так дорога. И смогли передать это в одной мимолетной улыбке. В то время как все слушающие просто наслаждались тем, как красиво Гилберт поет, Гил и Крис вспоминали свое детство до Академии. Сказки на ночь, ласковые руки матери, тусклое пламя свечи и эту песню, которую она им пела. Тихим, бархатным голосом. Таким же, как у Гилберта и его сестры.

Wherever you hear — the wind in the canyon,

Wherever you see — the buffalo run,

Wherever you go — I 'll be there beside you,

Cuz you are my brother — my brother under the sun…

И как же завидовал братьям Грег. Он всегда хотел иметь хотя бы младшего брата. Хотя бы часть семьи, чтобы была рядом. Но у него не было никого. Поэтому ему что и оставалось — завидовать Крису и Гилу, Ребекке и ее маленькому братишке Ричарду. По-доброму завидовать, с легкой печалью радоваться их нежным отношениям.

— Классно поешь, Гил! — воскликнула Ирма, как только мелодия затихла, и первая зааплодировала.

Подобные выкрики раздавались со всех сторон.

— Здорово! — похвалил Кристофер, встав сзади и положив руки на спинку скамейки. Снизу вверх Гилберт посмотрел на него и снова заиграл что-то. Простую, веселую мелодию, под которую хотелось танцевать. Некоторые действительно поднялись со своих мест и стали не танцевать, но двигаться в такт музыке.

Боковым зрением Гилберт увидел, как Хьюго сидит рядом уже с бутылкой пива в руках и, похоже, совсем не заморачивается по поводу того, что ему скажут взрослые — если Ирма разрешает, значит, можно. По кругу пошли сладости из кондитерской Логана. Зефир, шоколад, пирожные, марципан, леденцы, вафли. Родители Ребекки не поскупились и прислали дочери большую посылку.

Девчонки Воздуха, укутанные в шарфы и свитера цветов Огня, ели пирожные руками, пачкаясь в креме и облизывая пальцы. Красивые, веселые, хохочущие над чем-то. Они улыбались Хьюго, махали ему, посылали воздушные поцелуи. Гилберта тоже не оставляли без внимания, правда, он смотрел только на гитару, чтобы не сбиться, но девочки все равно бросали на него влюбленные взгляды, восклицая «Какие у него руки!», «А голос!», «Посмотрите, как он улыбается!», «Ой, девочки, он такой классный!». В их компанию осторожно затесалась и Гера Клиффорд. Она ела марципан и, в отличие от своих подруг, смотрела вовсе не на Гила и Хью.

После выступления Гилберта снова поставили пластинку с какой-то малоизвестной рок-группой. Толпа разделилась на кучки. Девчонки мгновенно облепили Хьюго. С ним хотела остаться Ребекка, но передумала и подсела к Ирме и трем парням, вернувшимся к обсуждению матча. Гил посмотрел на них и, не зная, куда деваться, пошел вдоль парапета, подальше от шумной компании. Немного погодя к нему присоединился Грегори.

— А чего не остался обсудить обстановку в Африке? — спросил он у друга. — Там кто-то из старшекурсников только что эту тему поднял.

— Да чего там обсуждать? — Гил замедлил шаг, чтобы выровняться с Грегом. — Все там ясно, теперь действовать надо, а не обсуждать.

— Куда ты идешь?

— Не знаю. Просто гуляю, механик. Что тебе надо?

— Просто как-то странно: сладостей куча, люди разговаривают обо всем, выбирай, что хочешь, играет хорошая музыка, некоторые девчонки на тебя с обожанием смотрят, — Грег сунул руки в карманы и поежился от холода. — А ты гулять пошел. На Гилберта Йорка не похоже.

— Черт, — прорычал Гил. — Механик, скучно там. Сладостей мне хватит. Говорить с ними не хочу — они не разбираются в том, что говорят. А по девчонкам у нас Нортон, — он вздохнул и тоже сунул руки в карманы. Становилось холоднее. С речки дул прохладный ветерок, играя с волосами мальчиков. На небе сгрудились тучи.

Смеркалось. Воздух вокруг словно стал синим. Скоро их шумную толпу разгонит мистер Стоддарт, заместитель директора, и придется идти спать. А спать не хотелось. Если бы кто только знал, что в такое время, когда от предметов вокруг остаются одни лишь контуры, когда все излучает такую таинственность, хочется только медленно шагать по набережной, глядя, как внизу течет мелкая речка, и вести неспешный разговор непонятно о чем. Почему-то все учителя были очень скучными людьми, и не понимали, что такое романтика вечерних сумерек.

— Бросили там Бекки, — со смешком замети Грег, когда они вышли на мост.

— Ей сейчас и без нас неплохо, — отозвался Гилберт, отрешенно проводя по перилам. — Помнишь, как на первом курсе чуть не подрались там, внизу.

— Помню. Я тогда вас такими придурками считал.

— Ага, и с девчонками дружил.

— Это не большое удовольствие. Виола мне часто надоедала.

Гилберт усмехнулся.

…1 курс

Гилберт еще раз показал Ребекке, как правильно бросать бумеранг, и она, размахнувшись, запустила его в полет над речкой. Бумеранг пролетел вдоль реки и направился в сторону моста, во время приземления врезавшись в рыхлую землю под мостом. Ребята бросились вдогонку, добежали до кустов и резко затормозили, увидев перед собой растерянного Грегори.

— А ты что здесь забыл?! — Гилберт первым пришел в себя и начал наступление.

— Это мое место, — спокойно ответил Грегори, злость Гилберта смешила его, но преимущество и, что самое главное, правда были на его стороне, поэтому он не позволял себе улыбнуться, отчаянно подавляя улыбку. — Я его первый нашел.

— Да ладно? — в один голос произнесли Гилберт и Ребекка. Ни в одном голосе Грегори уже не слышал злости, только интерес, смешанный со скептицизмом. Грегори в очередной раз заметил, что во время всех стычек троицы — не только с ним, но и с другими учениками — говорили всегда Гилберт и Ребекка. Хьюго предпочитал отмалчиваться и наблюдать, а во время драк переходил в наступление только в том случае, если противник начинал выигрывать. Хьюго был чем-то вроде прикрытия для Гилберта и Ребекки, поэтому его Грегори одновременно и уважал, и побаивался.

— Прохладно, — язвительно, но без агрессии отозвался Грегори. Он словно пробовал позлить Гилберта, испытывал терпение, видя, как заинтересованная Ребекка придерживает друга за мокрый рукав. — Осенью нашел. А вы только сегодня. Это мое место, — последнее он повторил для убедительности.

— Ну, ты молодец, да, — развел руками, признавая свое поражение, но на его губах играла хитрая улыбка. — Но мы ведь тоже нашли его сами. Да? И нас больше. Уберешься сам или нам выгнать?

— А ты попробуй, — отозвался Грегори, чуть склонившись вперед, готовый отражать резкое нападение Гилберта. Йорк бил всегда неожиданно. Злость и гнев вспыхивали в нем за одно мгновение, и он сразу их выплескивал. Так быстро, что противник в большинстве случаев даже не успевал подумать. Зато у Грегори был самый большой опыт драк с Гилбертом, и Грегори использовал этот опыт, зная все его приемы, а Гилберт, наоборот, во время драки совсем не успевал думать, его кулаки думали наперед. И этого стоило опасаться всегда.

Но сейчас первым напряженность Гилберта почувствовал Хьюго, умевший приходить на помощь именно тогда, когда это было нужно. Он как бы невзначай выступил вперед, заслонив плечом начавшего злиться Гилберта, и заговорил:

— Давай это будет и твоим, и нашим местом, — сложно было представить, кто из них чувствовал большую неловкость: Грегори, смотревший сверху вниз, или Хьюго, запрокинувший голову, чтобы увидеть лицо собеседника. — Мы постараемся приходить сюда по очереди. В разное время.

— Ты что несешь?! — Гилберт возмущенно смотрел на Хьюго. — Это наше место! Пусть проваливает отсюда!

— Гил! — звонко воскликнула Ребекка. — Ты упертый баран! Уступи ты хоть раз!

Гилберт переводил ошарашенный взгляд с Ребекки на Хьюго. По его лицу было видно, что он ведет серьезную внутреннюю борьбу с собой. И явно пока побеждала пока та его часть, что выступала за то, чтобы прогнать Грегори отсюда немедленно. Но под давлением друзей эта идея начала понемногу отступать.

— По средам это место твое, — он протянул руку, говоря не требующим возражений приказным тоном, каким, наверное, разговаривал со слугами дома.

— И четверг, — быстро вставил Грегори, пожимая ему руку.

Коснувшись ладоней друг друга, они быстро их отдернули, словно от отвращения. Потом Грегори неопределенно посмотрел на троицу и сделал странную даже для себя вещь. Он быстро выдернул из земли бумеранг и запустил его в сторону реки. Бумеранг описал ровную дугу и вернулся в руки не Грегори, а Гилберта. А после этого, прихватив книгу с земли, пошел в сторону лестницы. Сзади он слышал голос недоумевающего Гилберта:

— Что это было? Я только что уступил ему наше место?...

За мостом, если идти прямо по широкой тропинке, можно было попасть в лес. На первом курсе Гила и Ребекку очень интересовало, почему в этом лесу никто не гуляет: вроде бы и не запрещено, но никому не интересно. Этого они так и не выяснили, зато сами часто гуляли по лесу. Там было особенно красиво ранней осенью. Все деревья покрывались золотом и землю под собой покрывали лиственным ковром. В небе, сквозь густые кроны деревьев, можно было увидеть клочки неба, по которому время от времени пролетали черные мазки — птицы. В листьях на земле закапывались ежи и с любопытством высовывали свои смешные носики. Вдоль самой широкой тропы иногда стояли скамейки, грязные, поэтому ребята садились на их спинки, ставя ноги на сиденья. А где-то в глубине они однажды набрели на старую-престарую игровую площадку с пустой песочницей и скрипучими качелями.

Мальчики миновали мост и оказались у леса. Под самыми деревьями стояла покосившаяся лавочка, которая когда-то помогла Гилберту и Грегори превратиться из непримиримых врагов в лучших друзей.

Лавочка стояла между обрывом и деревьями. На третьем курсе, в сильный ноябрьский дождь (тогда выдалась ужасно теплая зима) ребята, не сговариваясь, решили спрятаться там ото всех. Грег снова сбежал от Виолы, а Гил повздорил с Бекки из-за какой-то ерунды. Сидя на разных краях лавочки, они разрывались от желания поколотить друг друга. Вдруг Грег встал и подошел к самому обрыву. И, кто знает, наверное, землю развезло от непрекращающегося дождя, но Грег поскользнулся и обязательно кубарем покатился бы по крутому склону прямо в неглубокую, но невероятно быструю речку. Однако Гилберт проявил чудеса реакции: подскочил и схватил Грега за руку и за куртку на плече.

Уже в то время Грегори был на полголовы выше Гила и несколько шире в плечах поэтому нет ничего удивительного в том, что Гилберт его не удержал и они покатились вниз. За это короткое скольжение по грязи и камням оба успели не раз подумать, что они обязательно расшибутся насмерть. Но все обошлось — упали в речку, которая была пусть и неглубокой, но одиннадцатилетних мальчишек накрыла с головой. Тут-то и выяснилось — Грег не умеет плавать.

Тогда Гил вытащил и себя, и Грега. Вместе они вернулись в Академию и с тех пор стали нормально общаться. Быстро стали друзьями и только спустя несколько месяцев рассказали Хьюго и Ребекки все в подробностях, что с ними приключилось. И если тогда, когда они выбрались из реки, Гила и Грега хватило только на нервный смех жуткое осознание того, что они чуть не умерли, то через несколько месяцев этот случай вызвал у них лишь настоящий, веселый смех.

Гил подошел к скамейке. За три года она покосилась еще больше и готова была развалиться.

— Искупаемся? — ехидно предложил он.

— Нет, спасибо, — поднял руки Грег. — Мне одного раза хватило. Пойдем лучше в лес, там сидеть на скамейках куда безопаснее.

Гилберт усмехнулся, но молча согласился. На еще одну скамейку уже в лесу мальчики набрели быстро. Вежливо вытерли ноги о траву, чтобы лишний раз не пачкать сиденье, уселись на спинку.

От красоты ранней осени ничего не осталось. Все в лесу будто замерзло. Листья на земле приобрели грязный оттенок, деревья стояли голые, поникшие. И ежики попрятались по норкам. Ни одного признака ивой души рядом. Только дыхание двух мальчишек, сидящих на скамейке оглядывающих лес.

Гилберт брезгливо отряхнул руки и полез в карман джинсов. Достал блок сигарет. Почти полный.

— Будешь? — спросил он у Грега.

— Серьезно? — тот нахмурился.

— Абсолютно, — с невозмутимым лицом Гилберт достал одну сигарету и сунул ее в рот. Грег пожал плечами и тоже взял одну, вопросительно глядя на Гила, мол, чем прикуривать. Тогда Гил убрал пачку, вместо нее у него в руках появилась знакомая Грегори зажигалка с фамильным гербом семьи Йорк, он не раз видел, как друг крутит ее между пальцев.

Они прикурили и выпустили дым, не закашлявшись. Удивленно посмотрели друг на друга, но вопросов решили не задавать. С Грегом все было понятно: если растешь без родителей, среди толпы будущих преступников, которым закон не писан, то чему только не научишься. С ними Грег впервые попробовал пиво, а потом и джин — как раз этим летом. С ними и курил в первый раз. Не понятно было, где курить научился Гил. Хотя, ну, пил же где-то пиво. Значит, и курить было где.

— Надоело. Тебе не кажется, что все как-то скучно? — Гил смотрел куда-то вглубь леса, в чащу деревьев.

— Не знаю, — Грег пожал плечами. — Мне не скучно.

— А мне скучно, — Гил встал и прошелся по лавочке взад-вперед. — Не хватает чего-то. Заняться нечем.

— Ясно, — понимающе поджав губы и подняв брови, Грег посмотрел на него. — Ясно, чего тебе не хватает.

— Чего? Ну вот скажи, чего? — он спрыгнул на землю и принялся ожесточенно пинать гнилые листья. — А то я сам понять не могу.

— Врага тебе не хватает, — просто заявил Грег. — Поиздеваться над кем-нибудь. Побить и унизить. Угадал?

— Кого ты из меня делаешь? — возмущенно вскинулся Гил. — Я что, маньяк что ли?

— Вы, граф, просто тиран и деспот, каких мало, — усмехнулся Грег, а Гил аж дымом подавился — где ж он таких слов понабрался. — А еще вы, граф, игрок, потому что мучать любите противника достойного, с которым можно соперничать в чем-то.

— И что, мне теперь выйти во внутренний двор и закричать: «Эй, кто хочет моим врагом стать?», — Гил выбросил окурок тлеть среди листвы. — Найти бы еще такого самоубийцу.

— Это да…

— Где бы найти еще одного такого придурка, как ты?

— Нигде, такие люди раз в столетие рождаются, — отшутился Грегори.

— Тогда изобретай срочно машину времени.

— Сейчас, за отверткой сгоняю, — они посмеялись.

Гил снова достал сигареты.

Девочек было многовато. Хорошо еще, что Ребекка и Глен, одноклассницы Хьюго, не спешили донимать его расспросами, вместо этого они сидели в компании Ирмы. Зато девочки из Воздуха и Воды плотным кольцом обступили Хьюго и, что очень странно для них, не давали и слово сказать. Впервые Хьюго, находясь в их компании, не болтал, а слушал. Девочки наперебой хвалил его, говорили, как здорово он играет, какой он классный, какой милый…

Все такие разные, но все красивые. Не такие, какие обычно они в учебное время — ухоженные, причесанные, с неумелым, но старательно нанесенным макияжем на лице. Сейчас девчонки были в бесформенных свитерах, с растрепанными волосами, с красными от мороза щеками, у некоторых вокруг губ уже подсох крем от пирожных. Такие теплые, милые, будто бы даже родные девочки. От них пахло сладостями, и не важно было даже, откуда взялся этот запах: от зефира и пирожных или от духов.

А Хьюго был немного пьян. У него блестели глаза то ли от алкоголя, то ли от кружащего голову сладкого запаха. Ему хотелось обнимать всех, любить. Но расслабиться до конца ему не давали. Чувствовалось, что девочки чего-то от него ждут. Сам Хьюго не очень понимал, чего, но буквально чувствовал это ожидание, так и витающее в воздухе, скрывающееся за легкомысленными девчачьими вопросами, давящее на его расплывающееся сознание.

— Хьюго, а хочешь выпить с нами? — спросила Лотте Аренс, и подруги нестройно поддержали ее. Похоже, девчонки тоже сегодня первый раз попробовали пиво, и понравилось не всем. Если уж быть честным, Хьюго тоже не очень понравилось — неприятный горький вкус и резкий запах хмеля. Зато ощущения легкого опьянения нравились — все казались родными, любимыми, красивыми, хотелось говорить и говорить еще больше, чем обычно, но девчонки не давали и слово вставить.

— Хочу, — улыбнулся он. Лотте и Нови были готовы и протянули ему стакан, наполненный до краев. — Нет, это много. Не надо, Нови.

— Да ладно тебе, Хью! — пренебрежительно махнула она рукой. — Кто нас здесь увидит?

И правда, никто ведь не видит. Они пили небольшими глотками, а девчонки снова щебетали, как птички, словно началась весна. От одного их присутствия вокруг становилось тепло.

Вот Виола и Гера стояли рядом, но не пили, только потихоньку грызли печенье. Рядом с ними притулилась Элинор, круглолицая, большеглазая, скромная. Нови и Лотте, две неразлучные подружки-чудачки, которые все делают вместе, как сиамские близнецы. С другой стороны от Хьюго стояли с полупустыми стаканами Марта и ее подруги и класса Воздуха: Рута и Ева — они улыбались ему и не отводили взгляда, встречаясь с ним глазами. Незаметно для самих себя, девочки разделились на две половины — на скромных и стеснительных и на веселых и решительных. Во второй компании Марта все чаще с вызовом посматривала на Хьюго так, что ему даже неожиданно захотелось, чтобы рядом оказался хотя бы кто-то из друзей, Гил или Грег. Но друзья где-то пропали.

Тогда Хьюго стал делать то, что обычно делал, когда начинал чувствовать неловко — рассказывать истории. Благо, с девчонками это всегда прокатывало. В одной истории он выступал героем, спасшим котят из-под колес кареты (что-то подобное произошло летом), в другой устроил невероятно смешной розыгрыш для ворчливой соседки-старушки. Делился впечатлениями от Лондона, в котором жил уже несколько лет, но так и не исследовал его полностью. Поведал, как он с Ребеккой и Гилбертом пытался сделать сахарные леденцы, но опрокинул раскаленную чугунную сковороду на ногу другу. Истории следовали одна за другой, каждая смешнее и интересней предыдущей. Девочки хохотали. Незаметно кончилось пиво в стаканчиках, и они, не особо задумываясь, выбросили их в речку.

Хьюго хмурился, пытаясь вспомнить еще что-нибудь. Но истории кончились — две последних он уже выдумал. Пришлось выдумывать третью. А девочки считали его неиссякаемой копилкой историй. Они уже сидели на холодной траве, прижимаясь другу к другу, вернее, все девчонки старались воспользоваться тем, что Хьюго пьян, и прижимались к нему, обнимали. Сам же Хьюго не замечал, что давно обнимает до ужаса счастливую Элинор. Девочка едва дышала, боясь спугнуть это мгновение.

Была уже глубокая ночь. Как ни странно никто не пришел их разогнать, хотя давно в небе сияла почти полная желтая луна и звезды складывались в созвездия. Хьюго поднял голову к небу, машинально крепче прижимая Элинор к себе. Даже если бы он постарался, то не увидел бы там созвездий — просто красивая россыпь блестящих точек на темно-синем покрывале.

— Ты знаешь созвездия? — язык немного заплетался. Элинор набралась храбрости и обняла его в ответ, тоже глядя на небо.

— Да, — девочка указала пальцем куда-то в сторону одного из скопления звезд, соединила их пальцем. Получился ковш. — Вот это Большая Медведица.

Вдруг все внимание девочек переключилось на Элинор. Обычно тихая, скромная и незаметная, она сейчас интересно рассказывала о небе. Рисовала контуры созвездий пальцем в воздухе, объясняла, почему их так назвали, указывала на особенно яркие звезды. Но девочки слушали ее больше не потому, что она интересно рассказывала, а потому, что неожиданно зауважали ее: Элинор обнималась с Хьюго, чего не удалось ни одной из них.

Хьюго слушал Элинор вполуха. Чуть прикрыв глаза, он лениво рассматривал ее. Светлые волосы, собранные в нелепый пучок, бледные, искусанные губы, большие, просто огромные глаза с длинными, густыми ресницами — кажется, если взмахнет ими, взлетит. Она была очень худая, хрупкая, особенно под сильной рукой Хьюго. Он ощущал свое превосходство в силе, и ему нравилось это чувство, такое необычное, рождающее желание защищать слабую девочку, прижимающуюся к нему.

С речки дул легкий прохладный ветерок, тихий голос увлеченной объяснениями Элинор звучал где-то на периферии сознания. Алкоголь потихоньку выветривался, мысли становились яснее. Только хотелось спать. Хьюго уже несколько раз ловил себя на том, что опускает голову на плечо Элинор. Она, судя по всему, было не против, поэтому когда ему в очередной раз захотелось прилечь, то он не стал себя останавливать. Положил голову ей на плечо, обнимая за талию. Девочка вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась, подняла руку и провела по его ладонью по его лицу и волосам. Хьюго чуть не замурлыкал от удовольствия подобно коту. Раньше так делала только его мама. И кто бы знал, что это так приятно, когда тебя гладит девушка. Особенно красивая.

Наверное, он все-таки уснул, потому что в какой-то момент почувствовал, как кто-то легонько трясет его за плечо и поднялся. Хьюго резко распахнул глаза и увидел, что сидит рядом с Элинор, а рядом пусто.

— Где все? — хриплым после сна голосом спросил он.

— Разошлись, — она пожала плечами. — Наши пошли спать. Русалки ушли куда-то к Ирме, пели.

— Долго я спал?

— Не очень, — она разминала рукой затекшее плечо. — Они совсем недавно ушли.

Повисла пауза. Хьюго посмотрел на нее и, поддавшись внезапному порыву, положил ей руки на плечи, которые оказались невероятно хрупкими и узкими, что было очень непривычно, и начал разминать. Элинор покраснела и опустила голову, пряча выступивший на щеках румянец.

— Хьюго… — тихо позвала она, будто надеясь, что он ее не услышит.

— Что? — он замер, не убирая рук с ее плеч.

— Кто тебе нравится?

Хьюго нахмурился и прерывисто вздохнул, пытаясь прогнать неизвестно откуда взявшееся волнение в груди. Элинор смотрела куда-то в сторону, боясь встречаться с ним глазами.

— Ты нравишься, — голос резко стал хриплым и сорвался. Хьюго ненавидел такие моменты, когда кажется, что голос окончательно сломался, стал хоть немного похожим на мужской, а потом он неожиданно срывается на хрип, и приходится пищать, как первокурсник. Прокашлявшись, он снова посмотрел на Элинор, которая смотрела на него к каким-то странным любопытством. Ее большие глаза блестели, отражая лунный свет, дыхание стало шумным.

— Правда нравлюсь? — она спросила это так беспомощно, что Хьюго вдруг охватило совсем уж гилбертовское желание накричать на нее. Как можно так не верить в себя?! Она действительно выглядела такой удивленной, как будто для нее стало новостью, что она может кому-то понравиться.

— Черт, Макдональд, стал бы я тут сидеть с тобой, если бы ты мне не нравилась.

Элинор странно осеклась и опустила взгляд. Хьюго прикусил язык, надеясь, что не сильно обидел ее резкими словами. Воздух наполнило вязкое молчание, полное предвкушения чего-то. Как будто вот прямо сейчас, в этот момент (или в следующий), через секунду, что-то произойдет.

Но ничего не происходило. Элинор пальцами снимала иней с травинок, задумавшись. На нее, чуть склонив голову, смотрел Хьюго. Было холодно. Он снова подумал, как тепло было дремать на ее плече.

— Нора, — позвал он. Девочка обернулась, чтобы резко раскрыть глаза от удивления, когда Хьюго неуклюже прижался к ее губам.

До чего нелепо, успела подумать она, кладя руки ему на плечи. А Хьюго думать не успевал. Мозг будто отключился, думали руки, обхватывающие тонкую талия Элинор, и… еще кое-что думало, но он старался сделать так, чтобы она не заметила.

Поцелуй вышел влажным, слюнявым и, наверное, ни капли не приятным, если бы они не упивались этим приятным чувством, которое разливалось по всему телу при соприкосновении губ. Элинор показалось, что она забыла, как дышать. Она замерла в его объятиях и готова была отдать все, чтобы этот поцелуй, каким бы неумелым и неуклюжим не был, никогда не кончался. Но Хьюго отстранился и посмотрел на нее со странной улыбкой, будто спрашивал: «Ну как?» И она бы непременно ответила, если бы было с чем сравнивать.

Поэтому она просто глупо улыбнулась, опуская лицо, хотя темнота все равно скрывала румянец, покрывающий щеки.

— И что теперь? — с тяжелым вздохом спросил Хьюго. Голос снова стал нормальным, хоть и с легкой хрипотцой, которая неизменно преследует всех мальчишек в определенный период.

— Не знаю, — как Элинор не старалась, глупая, счастливая улыбка не сходила с лица. И в голове было совсем пусто. — Я думала, что когда люди целуются, это значит, что они встречаются…

— А ты против? — вопрос прозвучал так резко, Элинор аж оторопела и тупо смотрела на него несколько секунд.

— Нет, — и она снова засияла глупой улыбкой.

После этого последовало еще несколько неуклюжих, но невероятно приятных поцелуев. Элинор не могла от него оторваться. И не могла поверить, что Хьюго Нортон выбрал именно ее. А мог ведь выбрать и Виолу, и Руту, и Еву. А выбрал ее. Теперь именно ей дозволено быть рядом с ним, обнимать его, и — даже не верится в это — целовать.

Через некоторое время к ним подошла Ребекка. Сначала просто постояла рядом в надежде, что они сами обратят на нее внимание. Потом деликатно прокашлялась — безрезультатно. Пришлось прибегнуть к крайним мерам, хотя Ребекка вовсе не хотела им мешать.

— Эй, Ветер! — позвала она. — Отдан приказ расходиться. Ирма сказала, выпишет листы тем, кого найдет здесь через десять минут.

Хьюго от неожиданности аж подпрыгнул, Элинор спряталась за его спину, не решаясь попадаться Ребекке на глаза.

— А где Гил и Грег? — спросил Хьюго.

— Ждут, — с нажимом произнесла Ребекка. — Не знали, как к вам подойти, и послали меня.

В стороне действительно стояли друзья, грязные и растрепанные, будто еще раз прокатились по обрыву в речку.

— Что-то случилось? — Хьюго держал Элинор за руку и вел за собой, чувствуя, что она робеет в присутствии Гилберта и Ребекки. Это было неудивительно: Гилберт одним своим видом многим внушал ужас, а уж своими презрительными интонациями в голосе вызывал желание от него сбежать. И при этом был красивым, раз уж многие девочки среди всех мальчиков выделяли не только Хьюго и Скотта, но еще и его. Сейчас Гил предпочитал молчать, хотя понимал, что вопрос адресован ему по поводу их с Грегом вида.

— Ты не поверишь, что произошло, — с беспомощным смехом протянула Ребекка. Она шла по другую сторону от Хьюго и посылала ободряющие улыбки Элинор.

— Что?

— Они подрались! — в свете последних лет это и правда было событием. Гилберт и Грегори жили мирно с третьего курса уже два с половиной года, были неразлучными друзьями. Странно теперь было представить, как они дерутся. Три первых года в Академии она только этим и занимались — колотили друг друга на каждой перемене.

— Да ну?! — изумился Хьюго. — Что не поделили?

— Да просто так, Ветер, — Грег улыбался. — У тебя тоже новости?

— Да, — Нортон резко остановился посреди дороги. Не успев остановиться, Элинор врезалась ему в спину и выглянула, чтобы наткнуться на странную ухмылку Гилберта и ироничные улыбки Грега и Ребекки. — Мы с Элинор, — он отступил в сторону, — теперь встречаемся.

Ребекка расплылась в довольной улыбке.

— Чудно, — с непонятной интонацией в голосе произнес Гилберт. И вдруг, собрав в кучу всю свою непредсказуемость, подошел и поцеловал Элинор руку, отчего та зарумянилась и недоуменно посмотрела на Хьюго, который беззаботно пожал плечами, мол, это же Йорк, чего ты хотела. А Гил тем временем спокойно зашагал в сторону общежитий, вроде как принял Элинор, но без энтузиазма: надо так надо. Не выносил он девчонок, если только они не были Ребеккой Логан.

Какое-то время они шли все вместе. Хьюго вытягивал из Гилберта подробности драки, пока тот не развернулся и не показал, каким образом поставил Грегу огромный синяк под ухом. Только тогда Хью успокоился и решил не злить друга. Держа Хьюго за руку, шла Элинор и слушала Ребекку, которая со смехом рассказывала что-то о Нортоне.

Светало. Приближалось утро. Странно, что не мистер Стоддарт пришел разогнать их, а отправила спать Ирма. Из-за этого обстоятельства ребята засиделись до раннего утра. Часы на главном корпусе Академии показывали начало четвертого. Хорошо, что это был выходной — воскресенье, на которое Гил для всех запланировал хорошо выспаться и отправиться в город и не стал возражать, когда Хьюго позвал с ними Элинор.

Пути ребят разошлись между общежитиями Огня и Воздуха. Хьюго обнял Элинор на прощание и не стал ее провожать, потому что с ними все равно пришлось бы идти Грегу. А целоваться с девушкой в присутствии Грегу было как-то неловко. Элинор легко заговорила о чем-то с Грегом, а Хью утянули за собой Гил и Ребекка, начав допрос с пристрастиями.

* * *

Утром выпал первый снег. Хьюго узнал об этом не тогда, когда, едва проснувшись, глянул на секунду в окно, а тогда, когда вышел посмотреть почту и для этого ему пришлось смахнуть с почтового ящика тонкое снежное покрывало. Снежинки рассеялись в воздухе и растаяли. Совсем ненадежный первый снег.

В ящике валялось несколько открыток от других учеников и листы, которые ни с чем не возможно было перепутать. Без надежды на удачу Хьюго взял тонкую стопку, перехваченную жесткой веревкой, и поглядел, кому выписаны листы. Как он и ожидал: небольшой подарок прислала им Элизабет за то, что они гуляли после отбоя. Всем. Кроме Ирмы, разумеется. Уж так дерзить Ирме Фрам не решилась бы и Элизабет.

Возвращаясь, от столкнулся в дверях спальни с сонным, недовольным Гилом. Поглядев друг на друга, они без лишних слов обменялись: Хьюго вручи ему лист, Гил сунул другу письмо в коричневом конверте. В таких конвертах ему всегда присылала письма мама.

Забравшись обратно в успевшую остыть кровать, Хьюго нетерпеливо распечатал послание и взялся читать. Но мать в этот раз была весьма немногословна.

«Здравствуй, родной!

Ты интересовался у меня ситуацией с мигрантами из Африки. И я не спросила тогда в своем ответном письме, коснулась ли это каким-нибудь образом Академии? Или ты просто читал в газетах?

Ситуация с каждым днем становится страшнее. Пусть болезнь и перестала распространяться по континенту, она губит все больше людей. Если первые мигранты из Африки были совершенно здоровы, то теперь все чаще в больницы привозят нелегальных мигрантов, они больны. Умирают. Очень не хочется, чтобы заразился еще кто-то.

Но ты, Хью, моешь не волноваться. Вглубь страны это еще не распространилось. Пока только в пределах Лондона. В бедных районах, где живут африканцы и азиаты. Врачи стараются остановить распространение, и пока это получается.

Прости, мой родной, что я говорю, как дикторы на радио и политики. Мне и самой все чаще приходится отчитываться перед начальством. Ведь дело происходит в нашей колонии.

И я даже не знаю, Хьюго, как сообщить тебе кое-что. Понимаешь, колония бедная, врачей там мало, ты сам это понимаешь. А люди нужны здоровые. Из главного центра пришел приказ отправить в колонию врачей, которые будут заниматься с больными в Африке.

Ты, конечно, догадался, родной. В списке значусь и я. Меня отправляют, по предварительной информации, на год в небольшую деревушку в Западную Африку. Если честно, не представляю, как там жить. Там болезнь совсем рядом. Нас, естественно, подготовят. Но я все еще немного в шоке. Отец тоже. Уехать мне придется в начале ноября — медлить нельзя.

Вот так, мой хороший, все у нас и происходит. Перед отъездом в Африку я заеду к тебе, надеюсь, у меня будет на это время. А ты все равно расскажи мне, как твои дела. Как футбол, все выиграли? Учишься хорошо? Как поживают друзья? Пиши почаще. Возможно, когда я буду в колонии, с почтой будут проблемы — почтовики плохо работают в жару, да и становится дороже почта с их помощью — приходится писать тебе обычным способом.

Мы с отцом по тебе скучаем, дорогой.

Твоя мама».

Письмо было написано три дня назад. Хьюго медленно опустил руку с листом в руках и пустым взглядом уставился перед собой. Вот так все и происходит. Как снег на голову. Первый снег.

В начале ноября — почти через месяц. Значит, дома останется только отец. Рождество с отцом, каникулы с отцом. А мама среди больных лихорадкой в Африке. Почему именно она?

— Потому что она хороший врач… — беспомощно прошептал Хьюго сам себе, проводя рукой по и так взъерошенным волосам.

С хорошими врачами всегда так — они всем нужны. И эти самые все забывают, что у хороших врачей есть семья, близкие люди. Хорошие врачи всегда в самом пекле, всегда всем помогут, Вылечат. Да только как лечить, если лекарства нет?

Хьюго подошел к окну — первый снег сыпал большими хлопьями. На улице было пусто. Словно все умерли и были похоронены под снегом. Жуть. И полнейшая неизвестность — что дальше? Удастся ли все это остановить: болезнь, страх — никто не знает.

— Ну что, идем в город? — в комнату вошел Гилберт. Бодрый, веселый. Абсолютно довольный жизнью. Конечно, его родители ведь не оправляются в деревню, где живут больные лихорадкой африканцы.

— Без меня…

— Почему? — недоуменно нахмурился Йорк. — Из-за Макдональд? Ну так возьми ее с собой, мы же ничего…

— Гил, — твердо произнес Хьюго, заставив Гилберта моментально заткнуться от неожиданности. — Это не из-за Норы. Мне надо написать маме. Я не хочу сегодня никуда идти. И. Ты одолжишь мне своего почтовика?

— Конечно, но что случилось, Ветер?

И Хьюго протянул ему письмо, вернувшись к созерцанию снежинок за окном. Ежесекундно белые хлопья падали на землю, отсчитывая время до чего-то страшного. До неизвестности. А ведь еще вчера они радовались простым вещам. Еще вчера все было хорошо: они выиграли матч, он целовался с Норой, впервые пробовал пиво и не думал, что утром все спокойствие засыплет снег.