Десять дней августа (гет)

Следующим утром мне нужно было ни свет ни заря отправиться в Министерство. Я не знал графика Гермионы, но всё-таки заглянул в спальню. Она не спала. Сидела на кровати и мяла в пальцах какой-то пергамент.

— Я неважно себя чувствую. Передашь это в мой отдел? — Она протянула мне запечатанное свежим сургучом письмо.

Я подошёл и забрал конверт из её рук.

— Тебе принести чего-нибудь? Я приготовил завтрак.

Она покачала головой. Я уже собирался выйти, как она снова позвала:

— Гарри.

Я оглянулся. Она посмотрела на меня, и пальцы сами собой сжали косяк. Она выглядела такой слабой, брошенной и беззащитной.

— Можно я побуду у тебя? Я понимаю, это слишком нагло…

— Нет, что ты, — я постарался улыбнуться. — Оставайся сколько захочешь. Завтрак на столе. Чувствуй себя как дома.

Она снова кивнула и уткнула подбородок в колени, подтянув к себе ноги и обняв руками. Кажется, она уже забыла, что я всё ещё в комнате. Что-то неприятно кольнуло в груди, но я отмахнулся и вышел вон.

Весь день прошёл словно в тумане. Едва стрелки часов показали шесть, я сорвался с места и поспешил домой. Я трансгрессировал к калитке, хотя обычно переносился сразу в гостиную. Вот только сегодня был не обычный вечер. С замирающим сердцем я открыл калитку и прошёл по дорожке. Поднялся по ступенькам крыльца и в нерешительности замер перед дверью. Сердце заколотилось в горле с такой силой, что стало тяжело дышать. Я поднёс руку с ключом к замку и увидел, что она немилосердно дрожит.

Сделав несколько глубоких вздохов и наконец совладав с собой, я вставил ключ и повернул. Небольшая тёмная прихожая встретила меня безмолвием. Я тихо прикрыл дверь и остановился, прислушиваясь. Дом молчал. Поняв, что перестал дышать, я выдохнул, прикрывая веки. Сам не знаю, чего я ожидал… Хотя нет, конечно знаю. Я бросил ключи на комод и расстегнул пуговицы пиджака. Я надеялся, что она дождётся меня. Надеялся…

Мой взгляд упал на убранные в самый дальний угол обувной полки небольшие светлые лодочки, и сердце пропустило удар. Я вскинул голову и бросился в гостиную.

Она сидела в придвинутом к камину кресле, закутавшись в плед и подобрав под себя ноги, и читала. Услышав меня, она оторвалась от книги.

— Привет, — сказала она и улыбнулась.

И невероятная по мощи волна облегчения прокатилась по моему телу, одновременно приклеивая язык к нёбу и подбивая коленки.

— Я… переодеться… — промямлил я.

Она не обратила внимания на моё замешательство, и я пулей метнулся в спальню. Захлопнул за собой дверь, привалился к ней спиной. И счастливая улыбка растянула мои губы против моей воли. Она дождалась, она не ушла. Она не ушла…

Я с силой потёр ладонями лицо, пытаясь согнать улыбку, но ни она, ни прекрасное тёплое чувство, разливающееся внутри меня, никуда не делись. Я быстро привёл себя в порядок и вернулся в гостиную.

Оказывается, она приготовила ужин и успела навести порядок в моём книжном шкафу.

— Извини, я совсем не знала, чем себя занять, — смущённо проговорила она, когда мы сидели за столом на кухне и ужинали фаршированными перцами и пюре.

— Брось, — весело отмахнулся я. — Мне давно следовало разобраться в этих завалах, так что спасибо. Твоя помощь оказалась очень кстати.

— Я, наверное, слишком злоупотребляю твоим гостеприимством, — снова заговорила она через некоторое время.

— Перестань. Я вижу, что на этот раз случилось что-то серьёзное. Да и потом, зачем ещё нужны друзья? — на последнем слове мой голос дрогнул, но Гермиона опять не заметила.

Она сложила приборы на пустой тарелке и спрятала руки под столом.

— Ты прав, — глядя в стол, отозвалась она. — На этот раз всё серьёзно. Не думала, что однажды это скажу, но с нами покончено.

Я перестал жевать и тоже отложил приборы. В кухне повисла тишина.

Гермиона помотала головой, будто выходя из транса, и положила обе руки на стол тыльной стороной вверх, словно хотела показать, насколько она честна со мной.

— Слушай, извини, что гружу тебя этим. У тебя своя жизнь и свои проблемы, а я называюсь…

— Гермиона. — Я протянул руку и положил поверх её ладони. Она подняла на меня глаза. — Ты мой друг, а я твой. Мы и не такое переживали. Рассказывай.

Какие-то краткие мгновения мы сидели недвижно, и моя рука лежала на её ладони. И мне хотелось, чтобы этот момент никогда не закончился. Но всё однажды заканчивается. И чаще всего мы заканчиваем сами, ведь чаще всего именно это и есть верный выбор. Я убрал руку.

Ничего нового из её рассказа я не узнал. Всё те же проблемы, те же поводы для ссор… Изменилось только отношение Гермионы к тому, что происходило все эти двенадцать лет между ней и Роном.

— Меня беспокоит только одно. Я почти уверена, что Рон думает, будто это не конец. Что это очередная запятая или точка с запятой или многоточие… Он не понял, что вчера я поставила точку.

— Смотря как ты ему об этом сказала.

— Я сказала, что между нами всё кончено. Но я говорила так не один и не два десятка раз за эти двенадцать лет, и каждый раз мы снова сходились.

— Знаешь, когда ты вчера появилась на моём пороге, я сразу понял, что что-то не так. Ты… была другая, не такая, как после прошлых ссор. Мне кажется, Рон тоже всё понял как надо.

— Почему ты так думаешь? — вдруг спросила она.

— Потому что он любит тебя, — просто ответил я. А что ещё я мог сказать?

Она как-то странно посмотрела на меня, но прежде чем я успел разобрать её взгляд, отвернулась.

Остаток вечера мы просидели в гостиной. Я рассказывал ей о своей работе и о том, что услышал о делах её Отдела. Когда часы показали половину десятого, мы оба разом замолчали, и в обращённом на меня взгляде я отчётливо увидел борьбу и немой вопрос.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, — прямо проговорил я, избавляя её от труда снова спрашивать разрешения. — Уж чьё-чьё, а твоё присутствие для меня никогда не будет чрезмерным.

Я тронул её за плечо, поднялся и ушёл в душ. И проторчал там не меньше часа, совсем забыв, что Гермионе тоже нужно освежиться перед сном. Я стоял, прислонившись спиной к стене, и пялился в пространство перед собой. Под шум воды я в который раз пытался разобраться в себе. Не было никакой нужды отрицать, что стоило мне увидеть её просящий взор, и за плечами у меня будто выросли крылья. Нет, я понимал, что нужен ей только как друг, что она не испытывает ко мне и в половину что-то похожее на мою любовь к ней. Но раньше она никогда не оставалась на две ночи подряд. А мысль о том, что она сегодня целый день провела в моём доме, согрела мне душу, бесповоротно выбрасывая все остальные глупости из головы.

Утром она снова попросила разрешения остаться, так что вечером я ровно с теми же ощущениями открывал дверь собственного дома. Никогда прежде возвращение домой и мысль о том, что меня там ждут, не вызывали такой трепет в каждой клеточке. Гермиона снова сидела в кресле. И снова мы разговаривали весь вечер. А потом она снова осталась у меня.

Она пыталась что-то возражать против оккупации ею моей спальни, но я решительно отмахнулся и сказал, чтобы она не говорила ерунды. В самом деле, спальня — самое малое из того, чем я мог пожертвовать, чтобы она оставалась у меня.

А куда большим были наши отношения с Роном. Мы не виделись с тех пор, как Гермиона объявилась у меня, и всякий раз я со страхом проходил по коридорам Министерства, боясь наткнуться на него в любой момент. Казалось бы, я ничего плохого не сделал, но отчего-то мне всё же было стыдно посмотреть ему в глаза.

Я хотел сам поговорить об этом с Гермионой, но она только перестала упоминать его имя, и мне, будь я проклят, это нравилось. Но на следующее утро она сама задала вопрос.

— Ты виделся с Роном?

Мы были в прихожей. Я завязывал галстук перед зеркалом, она стояла, опираясь плечом о косяк и кутаясь в халат. Если на секундочку забыть обо всех сопутствующих факторах, вот уже три ночи, два дня и три утра мы живём, как обычная пара. Я утром ухожу на работу, она остаётся и ждёт меня дома, читает книги и готовит ужин. Конечно, такая жизнь не для Гермионы Грейнджер, но я был готов принять любые её условия, если бы она дала понять, что испытывает ко мне хотя бы каплю того, что я чувствую к ней.

— Нет. Мы уже давно почти не пересекаемся. У него всё больше полевая работа для настоящих мужчин, а я торчу в кабинете, как офисный планктон.

Она прыснула, и я был рад, как ребёнок, что моя глупая шутка вызвала её улыбку.

— Он капитан отряда авроров, а ты — начальник всего Отдела. — Она помолчала. Я наблюдал за ней в зеркало, вместо того чтобы заниматься галстуком. — Я спросила о нём, потому что уже несколько дней не давала о себе знать. Родителям я сообщила, что со мной всё в порядке и если Рон будет меня искать, чтобы они не беспокоились.

— Что они сказали на это?

— Да ничего, — она ковырнула носком ноги уголок ковра. — Они уже привыкли к нашим ссорам. Честно говоря, хоть они и поддерживали меня всякий раз, как я прибегала к ним в бешенстве из-за нашего очередного раздора, они уже давно не верят, что наши отношения смогут установиться. Так что вряд ли сильно удивятся, когда я скажу, что на этот раз мы расстались окончательно.

— А ты ещё не сказала?

Взявшиеся было за галстук пальцы вновь замерли, а в горле застрял комок, который я не смел сглотнуть. Я ждал ответа, который и так был ясен.

— Нет, — слегка замявшись, откликнулась она. — Я скажу. Позже.

Что-то дрогнуло и оборвалось внутри меня. Я стиснул зубы и мысленно обругал себя на чём свет стоит. Идиот. Кретин. Дурак! Ты должен радоваться, что у них ещё есть шанс помириться, что Гермиона, оказывается, ещё не приняла окончательного решения, хоть и утверждала обратное. Если бы она была уверена до конца, не скрывала бы от родителей. Значит, она всё ещё сомневается.

Я старался оставаться спокойным, но руки никак не хотели совладать с галстуком.

— Чёрт, — процедил я.

— Дай мне.

Я увидел в отражении, как она легко оттолкнулась от косяка и пошла ко мне. Я повернулся, стараясь смотреть куда угодно, только не на неё. Впрочем, она и сама сосредоточилась исключительно на моём галстуке.

— Вот. — Она огладила ладонью готовый узел и отступила на шаг.

Я невольно вцепился в него, чуть ослабляя. Почему-то в прихожей вдруг стало невыносимо жарко и совершенно нечем дышать.

— Если вы встретитесь… — Гермиона замолчала и прикусила губу. Потом прикрыла глаза и выпалила: — Просто не говори ему, что всё это время я была у тебя. Я не хочу… понимаешь… лишних поводов для новых выяснений отношений.

Я понимал. Наверное, даже лучше, чем она сама. Мордред бы побрал эту мою внезапно проснувшуюся проницательность.

— Хорошо, — коротко ответил я.

— До вечера, — улыбнувшись, сказала она.

Меня хватило только на сухой кивок, а затем я крутнулся на месте и через миг уже стоял посреди своего кабинета, кипя от ярости, ревности и ещё чёрт знает чего. Отшвырнутый портфель с грохотом упал на стол и сшиб стопку документов, подставку с перьями и чернила. Я вцепился в волосы, готовый вырвать их к драклам, если бы только это помогло избавиться от того, что раздирало меня изнутри.

Мне стоило больших усилий, чтобы успокоиться и приступить к работе. Впрочем, моим сотрудникам сегодня доставалось от меня по первое число. Я раздражался от любой мелочи, неверного слова или описки в документе. День подходил к концу, когда, всклокоченный и нервный, я нёсся по коридору своего Отдела. Дверь моего собственного кабинета едва не огрела меня по носу, когда я уже был готов взяться за ручку.

— Вот ты где! Я сбился с ног, пока тебя искал.

На пороге кабинета стоял Рон в мантии аврора. Я так и одеревенел, глупо моргая, как будто меня застали на месте преступления.

— Привет, — овладев собой, наконец выдавил я. — Извини, дурдом сегодня, целый день кручусь, как белка в колесе.

Внутри меня трепетала каждая жилка, и я надеялся только, что Рон ничего не замечает. Я с ужасом ждал вопроса о Гермионе.

— Вижу. Кингсли просил передать… — И он заговорил о работе.

Я почти не слышал и не разбирал, что он мне говорит. Я вглядывался в его лицо, пытаясь найти следы той же подавленности, что до сих пор сквозят в лице Гермионы, но Рон с таким упоением и чувством ответственности вещал сообщение от министра, что мои попытки оказались тщетны.

Когда он закончил, я только кивнул. Рон заглянул мне в глаза и положил ладонь на плечо.

— Ты сегодня сам дьявол. Пока шёл по Отделу, только и слышал шушуканья, как мистер Поттер с самого утра рвёт и мечет. — Он похлопал меня по плечу. — Нервная у тебя работёнка. Вон даже очки набекрень.

Я неловко улыбнулся в ответ на его дружелюбную поддёвку и поправил очки.

— Если что, у нас для тебя всегда есть место капитана, а отряд мы тебе подберём, — по-свойски обхватив меня за шею, сказал Рон и ткнул кулаком в грудь.

— Ты, кажется, забываешь, что я глава Отдела и вы все и есть мой отряд, — с шутливым превосходством парировал я.

— Ой, глядите, какая важная шишка! — Он потрепал меня по волосам, как мальчишку, и я со смехом сбил его руку. — Ладно, важная шишка, пошёл я работать. А ты смотри, зазнаешься, Джордж и тебе наколдует пару ласковых на нашивку.

Я только ухмыльнулся, мол, жди, будто я позволю кому-то трогать свою рабочую мантию. Рон махнул рукой и удалился по коридору к лифту.

Я стоял и смотрел ему вслед, и отвратительное чувство затопляло мою душу. Да, он не спросил о Гермионе, но я мог сказать ему сам. Правда, это ведь она попросила меня не говорить, и в случае чего…

Я выдохнул и схватился за подбородок. Как, каким образом, когда я позволил втянуть себя в чужие отношения? Теперь я по собственной глупости и неосмотрительности оказался между двух огней в ситуации, когда не смог отказать одному другу и ради этого был вынужден солгать другому. Я ввалился в кабинет и захлопнул дверь. Похоже, вся эта ситуация окончательно истощила меня.

Я наклонился, упираясь руками в колени, как если бы пробежал марафон, и шумно выдохнул. Выпрямился и утёр пот со лба. Я позволил втянуть себя в это, потому что я влюблённый идиот, наивно допустивший, что у меня есть шанс. Пренебрегший дружбой самого близкого человека ради собственной эгоистичной надежды на призрачное счастье с женщиной, которая меня даже не любит.

Я прошёлся до стола и опёрся ладонями о столешницу. Нужно это закончить. Выставить Гермиону из своего дома, если потребуется. Только больше не загонять самого себя в ловушку, вынуждая выбирать между двумя лучшими друзьями.

Я снял очки и потёр глаза. Водрузил очки на место, одёрнул пиджак. Да, именно так я и поступлю. Именно это решение будет самым верным. Однажды всё заканчивается. И это тоже должно закончиться.