Где я? или (не)счастливая пропажа (гет)

На второй день первым делом я набрала номер подруги, она была мне рада, о чем незамедлительно сообщила в своей привычной хамоватой манере:

— Ирка, курва ты крашеная, ты куда вчера опять пропала? Мы на секунду с тебя взгляд отвели, и, опаньки, ты, шельма, уже свинтила куда-то.

— Люсёк, кто б о крашености говорил, но ток не ты. А вчера я не свинтила, я взяла след моей прелести и пошла по нему, как лучшая ментовская ищейка.

— И чего, нашла прелесть?

— А то, ещё как нашла, да не одну, а целых две. Вторая прелесть держала в руках первую. Собственно поэтому я тебе в такую рань несусветную звоню, чтобы рассказать, а то меня просто разорвет от переизбытка эмоций, если ни на кого их не солью.

— Ну, понятно. Тады лей, я вся превратилась в уши. Давай, давай скорее, — поторопила подруга. В ее голосе явно слышалось нетерпение — как видно, узнать о моих вчерашних похождениях ей хотелось намного больше, чем мне о них рассказать.

— Кто там, мать твою, с утра пораньше? — услышала я недовольный сонный голос Степки в трубке. Ну да, он был совой и работал по большей части ночью, а тут я с новостями.

— Не упоминай маму всуе, — одернула его Люська и добавила: — А то нагрянет как снег на голову посередине лета, и тогда мне придётся вылизать всю квартиру чуть ли не языком, а тебе прибить все, что не прибито, вкрутить все, что не вкручено, и покрасишь все, что не покрашено.

Судя по всему, Степка впечатлился объёмом предстоящих работ, так красноречиво описанных женой, потому как притих, словно его там и не лежало.

— Ну давай, делись, подруга, новостями. Как зовут твою вторую прелесть, и когда у вас второе свидание?

— Вторую прелесть зовут Юра, а свидание прямо сегодня, в пять, в том кафе, где мы вчера виделись.

С этого момента я стала рассказывать подробнее, а Люська не то что не перебивала, она, похоже, и не дышала, прямо как губка — так и впитывала всю информацию.

— Ирок, этот рассказ я должна слышать, глядя тебе в глаза, встретимся через пару часиков в кафешке на углу твоего дома.

— Я не пойду, — прогундел в трубку Степка.

— Тебя никто и не зовёт, медведь мой вечно спящий, закрывай глазки и соси вон свою лапу.

Я посмеялась тихо над их милой беседой и сбросила вызов, услышав возню и сопение совсем иного вида, более… интимного, очень более.

Странная они парочка. Когда Люська так подначивала мужа, мне казалось, что она послана ему за какие-то ну очень плохие дела. Возможно, в прошлой жизни он как минимум был тираном, изводившим свою страну непомерно огромными налогами, несправедливыми казнями и порчей всего, что двигалось, а что не двигалось — пинал и тоже портил. Вот после такого грехопадения ему Люську и могли подсунуть как орудие истязания его нервной системы и мозговой деятельности. Впрочем, как ни странно, Степка никогда не обижался на жену и в пылу особой нежности называл ее мутирующей пираньей. На что она тут же отвечала не менее нежной кличкой: «Долбоклюв чешуйчатый». Обычно после этого они смеялись и целовались так, словно вокруг никого не было, а они уже в собственной постели. Если у их страсти в свидетелях была не только я, но и проходящие мимо мужики, они дружно вздыхали и тянулись к сигаретам. Честно говоря, меня и саму порой посещала та же мысль. В общем, их любовь была нежной, трепетной, страстной и немного экзотичной. Но, похоже, такое дело их устраивало.

«А как будет у нас с Юркой?» — вдруг непрошеной нагрянула мысль, и все — я была потеряна для этого мира.

Глупо улыбаясь, я порхала по комнате и собиралась на встречу с Люськой. Практически на автомате дорисовала своё лицо косметикой; не глядя в зеркало, уложила волосы, прихватила сумочку и выпорхнула из квартиры. В голове крутилась песенка: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далёком, буду тебе женой…»

А потом она как-то сама собой сменилась на: «Никуда не денешься — влюбишься и женишься. Ла-ла-ла-ла-ла, не отстану я. От меня ты прячешься, только ты мне нравишься. Ла-ла-ла-ла-ла, так что это всё зря».

Наверное, сейчас я действительно выглядела нелепо: улыбаюсь непонятно чему, пою, что мне вообще не свойственно, и танцую, делая такие движения, какие в здравом уме фиг бы стала делать. Вот увидела бы меня сейчас Люсёк и все, не меньше недели бы насмешками изводила. Но… «Любовь нечаянно нагрянет, когда ещё совсем не ждешь, и, подловив тебя с берданкой, в упор по органу шмальнет».

Несмотря на то, что до кафе мне всего два шага, а времени на сборы аж два часа, я так замечталась, что на встречу с Люськой опоздала на пятнадцать минут. О чем та не забыла высказаться:

— Смотрю, сильно тебя приложило, мало того, что опоздала, так вся любовь твоя на лицо или на лице, скорее. Накрасить глаза разными тенями — это, несомненно, круто, смелое решение.

— Что? — «Как разными, как умудрилась-то?»

— Подруга, а ты на себя в зеркало-то смотрела?

— Не особо.

— Оно и видно. Хорошо, что хоть не через весь город так шествовала.

Люська открыла свою сумочку, покопалась в ее необъятных недрах и выудила на свет божий небольшое зеркало, а потом поднесла его ближе к моему лицу.

«Н-да-а-а, картина маслом „Не ждали, а вот она я — представительница внеземных цивилизаций“».

— Мамочка родная! — ужаснулась я и полезла в сумочку за влажными салфетками.

Быстренько стерла с себя всю боевую раскраску бывалого индейца, — и как только умудрилась? — наскоро пригладила волосы расческой и, посмотрев, как тихо ржет подруга, почти обиделась, но потом передумала и тоже засмеялась.

— Ну, бывает и такое. А с кем не бывало-то? — философски рассудила я, пожимая плечами.

— С тобой раньше точно никогда не бывало.

— Все бывает впервые, это любовь.

— Заметно. Ну ладно, рассказывай и в подробностях.

Ну, я и рассказала, в красках, с жестами. И закончила фразой:

— … ну вот так мы и проговорили, пока я не уснула. Он пригласил меня на свидание, в пять. Я даже не знаю…

— Чего ты не знаешь? Не знает она, конечно иди, нет — беги даже.

— Мне надеть нечего, совсем. Я ж уже и не помню, когда последний раз на свидании была. Вот когда? Эх, я все в джинсах да в футболках рассекаю. Из юбок — какие-то старые тряпки, из блузок — только свитер. А платье… Да отродясь я их не носила. И что делать?

— Брать руки в ноги и идти покупать, — решительно настояла Люська, вскочила со стула, сдернула с другого меня и потащила в ближайший магазин шмотья. Уж в этом она разбиралась: шопоголик с многолетним стажем.

В магазине Люська была королевой, я в том смысле, что она точно знала, что где лежит, висит или стоит, как найти лучшее и не налететь на ширпотреб. Продавцы для нее авторитетными советчиками не являлись, верила подруга лишь своим глазам. Когда мы зашли в магазин, Люська безошибочно рванула к платьям моего размера. Из кучи нарядов на любой вкус ею тут же были отсеяны непригодные, кричащие, скучные и нелепые. В результате она сняла с плечиков три длинных платья, четыре короткое и одно ну очень короткое со всех сторон.

«Последнее точно не надену», — мелькнула мысль, и я, чтобы изобразить кипучую деятельность и показать свою заинтересованность, тоже сняла пару нарядов.

Люська хмыкнула, вывалила на меня все, что отобрала, и, развернув на сто восемьдесят градусов, подтолкнула в спину в направлении примерочной кабинки.

— Давай шустрее, жду тебя тут, будем устраивать показ мод.

Я обернулась и увидела, как Люська села в большое кресло и вооружилась толстенным журналом «Гламур». Она посмотрела на застывшую, аки статуя самой себе, меня и сделала мне ручкой, мол: «Давай, чеши в кабинку, что приросла к месту?» Я вздохнула и выполнила молчаливый почти приказ подруги. С ней спорить бесполезно. Проще выполнить, что требует.

В примерочной я разделась до нижнего белья и натянула первое попавшееся под руку платье, с трудом застегнула длинную молнию на спине — думала, руки поломаю и шею сверну. Честное слово, вот лучше б в джинсах пошла.

Я взглянула на себя в зеркало и осталась довольной: вполне себе милое платье, не длинное, чуть выше колен, с небольшим разрезом по правой ноге. Платье было глубокого черного цвета, и не сказать, чтобы сильно закрытое, но и открытым оно не было: неглубокий круглый вырез, длинные узкие рукава… По мне, так платье сидело замечательно. «Вот его-то мы и возьмем, — решила я. — Не придется все это барахло мерить». И вышла под ясные очи подруги.

Люська окинула меня беглым взглядом.

— Дальше, — буркнула она и вновь приступила к чтению, а мне захотелось ее стукнуть этим самым толстенным журналом. Коза.

Когда я надела второе платье и вышла из примерочной, Люська придирчиво осмотрела меня и хмыкнула:

— Тебе еще пучок сделать, в одну руку книгу, а в другую указку, и ни дать ни взять — училка из младших классов, пугающая детей новыми знаниями. Следующее.

Следующий наряд был также сильно раскритикован, и меня вновь отослали переодеваться. На четвертом, — это был одно из тех платьев, которое я сняла не глядя, — Люська ржала в голос.

— Блин, Ирок, тебе в рот яблоко и ты вылитая поросенок в яблоках под винным соусом. Что это за розовый кошмар? Аж глаза режет от яркости цвета. Иди, сними это безобразие.

Ну я и пошла, правда следующее платье тоже было раскритиковано и то, что я надела после него, и после, и после, и после. А потом я не выдержала:

— Блин, Люся, даже в инквизиторах имелось больше жалости, чем в тебе. Поимей совесть, чем тебе последнее не устроило, а?

— Ну, если ты на бал собралась, то ничего, а ты ведь не на бал, а на свиданку, да? И потом, совесть — о чем ты, подруга? Какая совесть и у меня? В наше время она отмирает за ненадобностью. Совесть — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Иди давай.

— Не пойду, мы тут уже два часа дурью маемся, — уперлась я.

— Мы тут только сорок минут, и не дурью маемся, а судьбу твою устраиваем.

— Сколько, только сорок?! Вот, ты только посмотри, какое испытание мне устроила, каждые сорок минут идут за два часа.

— Иди-иди, — непреклонно настаивала Люська, и я пошла, а что еще было делать, когда напротив в кресле сидит гестаповец. И как только с ней Степка живет и еще не свихнулся. Памятник нужно мужику поставить, еще при жизни. Потому как спокойно помереть Люська ему точно не даст никогда.

Боже, никогда не думала, что купить платье это такой титанический труд. Люська безжалостно отвергла все, все, все! .. Когда я ей об этом сообщила, она подумала немного и вдруг сказала то, за что мне захотелось ее убить с особой жестокостью, а потом воскресить и убить еще раз.

— То, первое, было ничего, берем его и идем на кассу.

«Вот же, слов нет», — думала я, а потом мне на глаза попался ценник, и я таки нашла слова, много слов, изощренные, длинные и все нецензурные. Если бы меня по телевизору показывали, моя речь состояла б из одних только «пи».

— Мать-перемать, это что, цены у них тут такие? У меня сейчас инфаркт случится, да где мне столько денег взять?

— Ирок, не жмись, а? Первое свидание раз в жизни бывает, тем более с мужчиной твоих грез. Бери платье и иди на кассу. Я отлично знаю, что на твоем счету лежит довольно кругленькая сумма.

Тут она была права, на карточке у меня деньги водились: откладывала на всякие пожарные. Видно, это тот самый пожарный случай, и Люська права — когда решается судьба, жмотничать нельзя.

— Ладно. — Я подхватила платье и под одобрительным взглядом подруги направилась профукивать непозволительно крупную сумму кровно-заработанных денег.

Из магазина Люська вышла довольная донельзя, а я немного хмурая. Оказывается, расставаться с накоплениями я не люблю, словно от сердца отрываю.

— А теперь в салон красоты, — весело заявила Люська.

— Что, в салон, зачем это?! — нахмурилась я. Предчувствие твердило, что кошелек вновь схуднёт.

— За красотой, Ирок, за красотой. Она, как известно, мощная штука.

— Ага и любит жертвы, — угрюмо дополнила я, но в салон пошла, рассудив, что один раз живем и нужно это делать так, чтобы было о чем вспомнить и, хорошо бы, при этом хоть немного становилось стыдно.

Из салона красоты я выходила преобразившаяся до неузнавания и обедневшая до неприличия. В этом салоне со мной чего только не делали, некоторые моменты даже вспомнить стыдно. Люсек воспринимала все с большим пофигизмом; правильно, ведь это не ее деньги таяли, как снег по весне, а мои. Это не ее истязали разными способами, а меня, она же лишь следила за всем с хищной улыбкой, которая мне вообще ничего хорошего не сулила.

— Ну что, Ирок, как тебе поход в салон, как новая прическа?

— Странно, — неопределенно ответила я.

— Почему это?

— У меня чувство, что теперь на голове у меня вместо волос золотой запас маленькой страны. Ничто иное таких деньжищ стоить не могло.

— Да ладно тебе, это даже еще не самый дорогой салон.

— Что-о-о, — у меня голос сорвался чуть не до поросячьего визга, — есть и еще дороже?!

— Есть, — кратко ответила Люсёк, не вдаваясь в подробности, видно, чтобы окончательно не вогнать меня в шок.

— Ну что, Ирок, теперь в обувной?

Я застонала: кажется, подруга все же решила выполнить свою давнюю угрозу и поставить меня на шпильки. Шпильки — это такие штуки, тонкие и длинные, по ошибке принятые кем-то за каблуки. Чаще туфли на шпильках метко называются лодочками. И действительно, если нет умения передвигаться на них без последствий, то походочка очень похожа на лодку во время шторма: коленки дрожат, ступни поворачиваются — вот именно потому при ходьбе шатает немилосердно. За свою жизнь я лишь раз надела это пыточное устройство: на выпускной, и то только потому, что Люська уломала. Смогла дойти в них до школы, просидеть на торжественной части и доковылять до кафе, а потом нервы отказали, и я стащила этот кошмар с ног. Так и просидела до утра за столиком босиком. Было бы странно согласиться на танец и выйти без обуви. Хотя к концу ночи многие дамы были босиком, но к тому моменту я клевала носом, готовая вот-вот уснуть там, где сижу. Издержки любого алкоголя. А что еще делать, когда даже потанцевать не можешь? Только пить, чем я, собственно, и занималась. И вот теперь она вновь замыслила недоброе. Только через мой труп.

В обувном мы спорили до хрипоты. Люська подсовывала мне немыслимые туфли с наворотами, где присутствовали не только проклятущие шпильки, но и платформы, чуть ли не в пять сантиметров. Я твердо отказывалась надевать это издевательство для ног, намертво вцепившись в понравившиеся туфельки на небольшом каблуке.

— Люська, я не буду это надевать. Мне такое грозит не первым свиданием, а моргом или переломом, возможно со смещением, а я уже стара, кости долго срастаться будут.

— Не преувеличивай, они очень удобные и устойчивые. В них твои ноги будут казаться очень стройными и длинными.

— Нет, плевать мне, как и что будет казаться, тем более мне на это будет плевать, если я слечу с лестницы и сломаю шею.

— Тьфу, черт с тобой, бери, что понравилось, и пошли. Я есть хочу, целый день шляемся.

Я обрадованно упорхнула в сторону касс, не обращая внимание на угрюмую подругу, что-то тихо бубнившую себе под нос.

В кафе Люська ела за двоих, а мне почему-то совсем не хотелось кушать; может, перенервничала, а может быть, одолевало сомнение, стоило ли тратить так сильно с таким трудом заработанные денежки. Но если мысли такие скверные, то почему мне так хорошо, словно парю в облаках вольной птицей? Странно… но есть, в любом случае, не хотелось, хотя-я-я… можно побаловать себя мороженым, тем более за соседним столиком малыш с таким аппетитом поглощал холодное лакомство, что вызывал неконтролируемое слюноотделение. Явно вкусно.

Я заказала себе то же, что и у малыша напротив, и стоило официанту принести заказ, как с воодушевлением приступила к трапезе. Глупость сделала. Летом, в жару, мороженое с сладкими кусочками фруктов да на свежем воздухе… Эх-х-х, нужно смотреть, что ешь, а не спешить, словно за тобой кто гонится. Вот не заметила я осу, которая тоже захотела освежиться и решила проделать это в моем мороженом. Как я орала. Ох, как я орала, когда эта вредная полосатая пакость ширнула меня в язык. Как много слов тогда припомнила, которых лучше было не слышать малышу за соседним столиком, но он услышал и явно запомнил.

Люська носилась вокруг меня, официант носился вокруг меня, а я просто орала и делала это очень прочувственно. Самое плохое случилось чуть позднее — язык так разнесло, что говорить я теперь могла только малопонятными словами, напоминающими коровье мычание.

— Блин, ну как тебя так угораздило-то? Да еще и перед самым свиданием?

— М-м-м, — эмоционально промычала я в ответ, давясь слезами.

И так было больно, так еще и при упоминании о свидании совсем хреново стало. Всё, всё теперь испорчено. Ну кому я такая мычащая нужна-то?

— М-м-м, — всхлипнула я и уже хотела стереть слезы рукой.

— А ну руки, фу! — остановил меня на полпути окрик подруги. — Размажешь все к чертям.

— М-м-м, — все тем же словом попыталась узнать у Люськи, а не все ли равно теперь, когда я могу только мычать.

— Ты же не думаешь из-за такого пустяка свидание отменить, правда?

Я думала, я очень думала, даже уже обдумывала план, как именно это сделать.

— По глазам вижу, что думала. Так вот! Выброси все это из головы. Ты пойдешь на свое свидание с мужчиной твоей мечты, или я не я. Будешь молчать — и за умную сойдешь. Только улыбаться и кивать не забывай, глядишь, прокатит.

— Ирка, не ной, все будет хорошо, вот увидишь, — упрашивала меня подруга, когда я дома разглядывала свой язык в зеркале.

Новые попытки сказать внятно хоть слово порождали все то же мычание, при этом моё лицо так перекашивало, что идти на свидания хотелось все меньше и меньше. Люськины уговоры лишь подливали масло в огонь.

— Послушай меня, тебе уже тридцать, не сегодня-завтра стукнет сорок. Тебе пора замуж, родить парочку кактусов жизни и быть счастливой. Сейчас никак нельзя забивать на свидание, тем более с мужчиной мечты. Второго шанса может и не быть. Так что соберись, прекращай истерить и вали к своему принцу.

Ну, может она в чем-то и права, если раскидываться мужиками, да ещё и такими, можно остаться старой девой у разбитого корыта, с двумя болонками и кучей кошек. Такая картина ну очень не радовала.

Я вздохнула, махнула рукой и согласилась с Люськиными требованиями.

В четыре Юра прислал сообщение, что заедет за мной сам, и я порадовалась, что не стал звонить, а то пришлось бы мычать в трубку, а такое даже с умным видом выглядит странно.

Перед самым выходом Люська давала мне ценные указания:

— Будешь мычать, не забывай улыбаться и делай это так, словно знаешь код от сейфа Центрального банка России. В женщине должна быть загадка, но не переборщи, а то он заподозрит тебя в измене родины. Ну, или решит, что ты с приветом. Не будем отпугивать мужика.

Я вяло улыбнулась в ответ и вновь как-то приуныла слегка, все же настроение было подпорчено капитально.

Домофон на подъездной двери заорал раненым в зад индейцем, и Люська перекрестила меня, развернула к выходу и легким пинком отправила на встречу с судьбой.

Судьба стояла на крыльце, сжимала в одной руке букет персиковых роз, а другую уже протягивала ко мне. Как настоящий мужчина, без колебания и лишних слов Юра обнял меня за талию, притиснул к себе и одарил лёгким поцелуем, как бы намекая этим, что дальше в ход может пойти тяжёлая артиллерия, а сегодня, после пчелы, это ну никак нельзя. Я загадочно (надеюсь) улыбнулась, выскользнула змейкой из его рук и погрозила пальцем. Юра засмеялся, вручил мне розы и, обняв за талию, повёл к машине.

Вечер только начинался, и я была уверена, что так просто он не сдастся, а значит мне придётся ещё не раз изворачиваться с умным и загадочным видом. Намечается тот ещё вечер. Впрочем, даже так, при виде Юры в душе все затрепетало, сердце шарахнуло о ребра и, кажется, даже голова закружилась. Все как и положено, если перед вами мужчина вашей мечты.

Молчать очень сложно, даже если говорить не можешь. Это я поняла сегодня, пока кивала и загадочно улыбалась Юре. Он рассказывал мне разные истории из жизни, явно пытаясь разговорить. Но я была тверда как алмаз, в связи с обстоятельствами, мешающими мне не быть твердым камушком. Ах, как бы много я могла ему сказать, поделиться своими историями из жизни, посмеяться вместе с ним, пошутить, но… я только сидела и таинственно улыбалась ему.

— Ирина, Вы сегодня так загадочно-молчаливы, что я теряюсь… Я ни чем не обидел Вас, может, что-то не то сказал?

«Что, да нет!» — завопила я… но в голове, а на деле лишь вновь улыбнулась и покачала головой.

Юра тоже улыбнулся и, чуть поддавшись ко мне, насколько позволял столик между нами, накрыл ладонью мои пальцы. Было очень тепло и приятно. Я так давно не ощущала столь лёгкое и между тем интимное касание, что тут же покраснела и отвела взгляд в сторону. Нет, то было не смущение, просто меня так бесило, что ничего не могу ему сказать, что от злости на саму себя чуть ли не пар из ушей валил. Чайник, как есть.

— Знаете, Ира, а мне даже нравится Ваша молчаливость, это так необычно и так выгодно отличает Вас от других женщин, которые говорят не переставая и слова воткнуть не дают. А Вы такой приятный слушатель, и мне очень нравится этот застенчивый румянец на Ваших щеках. Думаю, сегодня Вы хотите побольше узнать обо мне, вот и предоставляете такую возможность.

Я вновь улыбнулась и порадовалась, что он без моей помощи всему нашёл причины и оправдания. Золотой мужчина, хоть сейчас пойду за него замуж.

Как мне нравилось его слушать, такой голос, так красиво говорил. Нет, определенно, он мужчина всех моих тайных грез, словно кто-то подсмотрел, подслушал и воплотил все мои мечты. Даже страшно — вдруг сглажу чего.

Мы просидели в кафе недолго, потом Юрий предложил погулять по набережной, полюбоваться природой, и я согласилась. Он заплатил по счету, помог мне подняться со стула и галантно предложил свой локоть, за который я тут же уцепилась.

Сегодняшний вечер был чуть прохладным и не пытался вбить людей жарой в горячий асфальт, не жег легкие раскаленным воздухом. Одним словом — хорошо, а с учетом, что я цеплялась за локоть самого лучшего мужчины, можно добавить еще пару слов и сказать — офигеть как же хорошо. Я не заметила, когда он успел мягко обнять меня за талию и прижать к своему боку, но, определенно, это было хорошее решение, которое я не собиралась оспаривать ни в коем случае.

Юра негромко рассказывал мне о городах и странах, в которых успел побывать, о разных необычных диковинках, которые желал бы не только описать, но и показать мне. Иногда он шутил, и я, позабыв обо всем, смеялась открыто и громко, благо для смеха язык не нужен.

— Знаете, Ирина, Вы необыкновенная девушка, мне еще никогда не было так легко и спокойно, как с Вами. Но у меня теперь есть проблема. Мой бизнес стал слегка заброшен, ведь мне так неохота покидать Вас и уезжать.

Помните, в романах часто говорят про бабочек в животе и фейерверки? Не верьте. Кажется, в тот момент во мне рванула бомба, под завязку начиненная тротилом. И так она жахнула, что подкосила фундамент и напрочь сорвала крышу. Осы? Какие осы? Да боги с ними, пусть летят с миром, я сегодня добрая. У меня счастливый день. Ага.