Игра окончена (гет)

* * *

Подскочив на очередной кочке, Джон проснулся. Поначалу в глаза ударил яркий свет, но позже, когда он потер закрытые веки ладонями, они открылись намного легче. Перед взором Доктора Ватсона открывалась дорога, уходящая под машину, на которой он ехал на пассажирском сидении. Из-за неровной трассы машина слегка подпрыгивала на ухабах, и после каждого "прыжка" Джон ударялся локтем об обшитую дерматином дверцу. Он повернулся в сторону водительского сидения и искренне удивился, издав звук, похожий на усмешку.

— Джон, ты наконец-то проснулся, — смотря на дорогу, ответила на восклицание брата Гарриет. — А я уж думала, что ты всю дорогу до моего дома проспишь! Держись, сейчас будем выезжать на ровную дорогу. Может хорошенько тряхнуть!

Худощавой ладонью женщина толкнула ручник на себя и крепче вцепилась пальцами в руль. Пшеничного цвета волосы, собранные в небрежный хвост, находились в растрепанном состоянии из-за сильного сквозняка, царившего во внедорожнике с открытыми окнами. Гарриет была полностью сосредоточена на дороге и совершенно не замечала удивленный взгляд брата, не отрывающийся от нее.

Джон хватал ртом воздух, пытаясь начать говорить, но у него никак не получалось сосредоточится на вопросе. Оставив всякие попытки что-либо расспросить у Гарри, он облокотился о сиденье и закрыл глаза, пытаясь осмыслить все, что происходит. Недавно он был в квартире на Бейкер стрит, а сейчас он едет в машине со своей сестрой. Перемещения во времени? Провалы в памяти? Это все похоже на бред сумасшедшего...

Машина снова подскочила, тем самым оторвав Джона от своих размышлений.

— Я же говорила. Ну, теперь дорога будет прекрасной! Примерно через двадцать минут будем на месте! — восклицала Гарри, — А ты предлагал ехать по центральной дороге, тогда бы нам пришлось еще около часа ехать. А так мы срезали, хоть и по бездорожью, но все же...

— Гарриет, эм... — выжимал из себя слова Ватсон. — Какой сегодня... С каких пор ты так любезна со мной? В последнее время мы с тобой даже не созванивались!

На загорелом лице сестры появилось искреннее удивление. Она прокашлялась и попыталась что-то ответить, но вышло совсем не то, что она хотела сказать:

— Джон, в последнее время ты совсем раскис. Мне звони миссис Хидсон, она...

— Хадсон, Гарри, Миссис Хадсон. Она была домовладелицей квартиры, которую я снимал вместе с Ше... — он замолчал, не продолжая наполненную эмоциями речь. Доктор Ватсон отвернулся к приоткрытому окну и пытался отвлечь себя разглядыванием пейзажей, проносящимися перед его глазами. Засеянные поля были украшены различными лужайками, покрытыми разноцветными цветками, а вдалеке, рядом с линией горизонта, стояли маленькие теплицы.

— Именно поэтому я решила тебя забрать к себе домой, Джон. Ты совсем потерял покой, хоть и прошло много времени после того...

— Замолчи... — процедил сквозь зубы он и сложил ладонь в кулак, пытаясь усмирить эмоции. К удивлению Джона, сейчас ему удавалось держать переживания внутри.

Гарриет ничего не ответила. Она лишь тяжело вздохнула и полностью сконцентрировалась на дороге, уходящей далеко вперед.

* * *

Проведя неделю у сестры, Джону совершенно не становилось легче. Каждый день в доме Гарриет был похож один на другой: утром она заставляла вставать брата раньше, чем всходило солнце, и пинком выгоняла из дома на утреннею прогулку; днем Джон смотрел телевизор, смотря какой-то жутко затянутый сериал, название которого он даже и не помнил, но он интуитивно понимал, что сюжет кино, по сравнению с его жизнью, был в несколько раз интереснее и увлекательнее; а вечером Ватсон выслушивал громыхание музыки, которая раздавалась из комнаты его племянника, находившееся через стенку от его. Уильям — смышленый парень, но временами бывает слишком болтливым и несдержанным. Однажды, когда Джон высказал ему замечание по поводу громкости музыки, не сдержав свой подростковый максимализм, племянник вспомнил про Шерон Холмс. Ватсон лишь нервно ударил кулаком по дверному косяку рядом с лицом Уильяма и забежал в свою комнату, где провел весь остаток сегодняшнего вечера.

* * *

Доктор лежал на кровати спиной, смотря в темный потолок. Он положил руки за голову и нервно выдохнул, пытаясь совладать с эмоциями. Джон ничего не чувствовал, кроме бешено бьющегося сердца, которое как будто бы сейчас было готово разорвать грудь на несколько частей. Никаких эмоций, лишь пустота и сердцебиение, отдающее в виски.

Дверь открылась, и в комнату вошла худощавого телосложения высокая фигура. Она осторожно прошла к столу, стоящему напротив большого окна и села на стул, который был на против него.

— Прости меня, пожалуйста, — проговорил незнакомец дрожащим голосом. — Я поступил неправильно.

— Включи свет, Уильям. — спокойно ответил Джон и сел на кровать, чтобы ему было видно племянника.

Мальчик сделал так, как просил его дядя. Уильям подошел к двери, с боку которой, на стене, находилась розетка, а рядом с ней и рубильник. Включив свет, который на несколько мгновений ослепил обоих, он быстро сел обратно на стул.

— Мне стыдно. Я перегнул палку, дядя Джон... — тихо говорил мальчик. Он спрятал свое лицо, покрытое мелкими рубцами на щеках, — следствие пережитой оспы в детстве, наклонив курчавую голову вниз. Голос Уильяма слегка дрожал и хрипел. Мальчик пытался всеми силами извинится, но у него ничего не выходило, — это качество было у него семейное.

Джон приподнял брови и слегка наклонил голову в бок, наблюдая за своим племянником. Боль где-то клокотала внутри, но он постепенно учился ее терпеть, иногда бывали случаи, когда он ее подавлял. Его зеленые глаза выдавали эмоции, пытающиеся вырваться наружу.

— Ты хотя бы знал, как все было на самом деле, прежде чем делать выводы, Уильям? — пытаясь спокойно говорить, отвечал Ватсон. — Прочитав газету, которая получила за эту статью хорошие деньги, любой может. Но подумать, поразмышлять, разве это так трудно? Ты не знал этого человека и не имеешь право так говорить о нем. Твое мнение глупо, черт подери, Уильям! Тебе всего четырнадцать лет!

Джон не смог сдержаться и переходил медленно, но верно, на крик. Племянник поначалу вжимался в стул, но через некоторое время оживился и высказал все, что думал о своем "любимом" дяде:

— Я слишком глуп, дорогой дядя, чтобы размышлять. Если хочешь устроить "мозговой штурм", обращайся к этой обманщице, которая два года тебя за нос водила! А потом бросила! Как ты нас бросил с мамой, когда от нас ушел отец! Все возвращается, все! А ты ведь знаешь, что пока ты был в Афганистане, она совершенно сошла с ума! Она начала жить с другой женщиной! Надо мной все еще подшучивают в классе! И только я думал, что ты вернешься после службы в Афганистане к нам домой, как ты опять ушел, забрав лишь телефон, принадлежавший раньше маме! — Уильям нервно встал со стула и показывая пальцем на дверь, продолжил. — Убирайся, поступай так, как ты всегда делаешь!

Парень кричал так сильно, что сорвал голос, а его восклицания услышала мать, которая тут же поднялась на второй этаж дома и забежала в комнату. Джон все так же сидел на диване, нервно сжимая покрывало, а Уильям с гневом смотрел на своего дядю, пытаясь не запустить в него стулом, за который он держался одной рукой.

— Прекратите, оба! — воскликнула Гарриет, хватая сына за запястье. — Не сходите с ума!

Джон молчал, закипая как чайник на плите. Его глаза покраснели, а на руках, сдерживающих покрывало, проявились вены. Он еще никогда не испытывал такой злобы. Но злился он не на молодого парня, так яро восклицавшего пару минут назад, а на самого себя.

Гарри молча увела за собой сына, оставляя брата наедине с самим собой. Она не хотела, чтобы ссоры продолжались и пыталась придумать какой-то выход из сложившейся ситуации, чтобы всем им троим было комфортно в этом доме, ведь здесь они выросли с Джоном. Отправить брата обратно в Лондон — был самый худший вариант, но самый верный для ее сына, которому присутствие родного дяди напоминало о нелегком детстве.

* * *

— Гарри, зачем ты меня вытащила на этот пляж? — прожевывая кусок сэндвича, говорил Джон. Он сидел на деревянной лавочке и смотрел на Ла-Манш, укутавшись в теплый серый плед. — Сегодня ужасная погода. То и гляди дождь начнется!

— У тебя не было выбора, Джон. Если бы ты не пошел сюда, то остался бы без завтрака. И еще, это еще не пляж, а небольшая набережная, — усмехнулась сестра, намазывая себе еще один бутерброд плавленым сыром. — Помнишь это место?

Джон лишь недоумевающе оглядел прибрежную территорию и помотал головой. Он ничего не помнил в этих небольших кустарниках, посаженных рядом с белой оградой, ничего интересного не видел в вымощенной плиткой дорожке, даже сам пролив казался ему таким пустым и безжизненным, что ему захотелось уйти отсюда, а не то, чтобы наслаждаться этим местом. Ватсон никогда не умел пропускать через себя искусство. Война выбила из него все то, что когда-то выдавало в нем человека с тонкой душевной организацией. Бомбежки, пули, разрывающиеся где-то неподалеку снаряды, смерть и реки крови заточили душу Джона.

Но, когда доктор взглянул на небольшой фонтанчик для питья, немного скощенный в бок, в сердце что-то предательски екнуло. Он машинально улыбнулся и в зеленых глазах, до этого момента пустых и измученных, появился огонек. Джон отложил в строну практически съеденный сандвич и посмотрел на сестру, сидящую на против.

— Этот фонтан — твоя неудачная попытка прокатится на большом велосипеде, который тебе купил отец, когда ты был маленьким, помнишь?

Ватсон нервно сглотнул, но продолжил речь сестры:

— Да, помню. Как раз, когда они с мамой ушли на работу, мы залезли в сарай и вытащили от туда совершенно новый велосипед. Здесь мы попытались на него сесть...

— Я сразу же упала, а ты смог доехать до того фонтанчика. Только кривым он был и до твоего "геройского" поступка. Сколько нам тогда было?

— Мне, наверно, было не больше семи. А тебе — четырех.

— Я никогда не забуду, как ты ревел... — засмеявшись, ответила Гарриет. — Мне пришлось одной обратно тащить велосипед, пока ты слезами обливался.

Джон улыбнулся и посмотрел на плитку, выложенную интересным узором. Серый цвет медленно переходил в черный, становясь все темнее с каждой плиткой, находившейся ближе всех к краю набережной. К удивлению для доктора, он, наконец-то, за этот год, ощутил себя счастливым. Словно через него прошел какой-то яркий луч и пронзил насквозь. Только Ватсон что-то хотел сказать Гарриет, как его перебил мужчина, подбежавший к их теплой компании.

— Гарриет, Гарриет! — восклицал запыхавшимся голосом незнакомец, одетый в старомодный костюм, на котором было куча катышков и заплаток. Мужчина держал в руке свое пальто, нервно смятое, словно это была и не одежда вовсе. Его маленький рост, большой пивной живот и непропорционально большая голова, вызывали у Джона ассоциации с шаром, прикатившимся к ним с Гарриет, откуда-то издалека.

— Что случилось, Боб? — не понимая, что происходит, воскликнула Гарри. От неожиданности она выронила корзину с хлебом, который захватила из дома и встала со скамьи. — Что-то опять натворил Уильям?

— Учитель естествознания... Он... Он... Убит! — задыхаясь от долгого бега, говорил Боб, словно не услышав вопрос женщины. На его загорелом в солярии лбу, блестели капельки пота, а пухлые щеки горели красным огнем. — Твоего сына подозревает полиция.

— Как? — тут уже в разговор вмешался Джон, ошарашенный таким заявлением не меньше сестры.

У Гарриет подкосились ноги и она рухнула на скамью, схватившись за сердце. Ее глаза метались, не зная, когда и на каком месте остановится, а сердце, внезапно заболевшее, стиснуло ребра так, что она с трудом дышала. Джон моментально отреагировал на плохое самочувствие сестры и достал из своего кармана успокоительное, которое часто пил перед сном, из-за продолжающейся долгое время бессонницы. Он снял с себя теплый плед и накинул его на плечи Гарриет.

— Почему именно он? — обратился доктор к Бобу, который уже успел тем временем немного отдышаться.

— В то время, когда был найден... тр... ну... — мужчина говорил отрывисто, постоянно протирая свой лоб небольшим синим платочком. — Уильям должен был идти домой с дополнительных занятий по естествознанию. Но, рядом с ... его не оказалось...

Джон с тревогой взглянул на сестру, которая все так же плохо себя чувствовала. Она приподняла свой растерянный взгляд на брата, словно говоря им: "Смотри, что ты наделал своими выходками. Теперь мой сын — убийца!". Доктору становилось жутко от выражения лица Гарриет. Он ощутил тяжелый груз вины, снова, как это было тогда, год назад. Дыхание Ватсона сбилось и стало таким же прерывистым, словно он бежал длинный кросс, а к горлу подступила нестерпимая боль. Ему нужно было говорить, выдавливать из себя спокойные слова, чтобы не сорваться. Джон должен был держать себя в руках ради сестры, которая не могла никак справиться со своими эмоциями. Если он сдастся в плен своим переживаниям, то бой будет окончен не только для него, но и для сестры и племянника.

— Кто вы такой? — надрывно спросил его Джон.

— Я директор школы. Одноклассник вашей сестры, Доктор Ватсон. Мне очень понравился ваш рассказ, про череду самоубийств, которые оказались не самоубийствами... Как же его... А! Этюд в розовых тонах, точно, — Боб уже окончательно пришел в себя и говорил довольно спокойно, но в голосе все еще чувствовались нотки пережитого страха.

— Тогда, если вы читали мои рассказы, то знаете, что я смогу вам помочь. Могу я отправиться вместе с вами в школу, где произошло, эм... — он замялся, пытаясь не упоминать учителя естествознания, побеспокоившись о здоровье сестры. — Я помогу раскрыть преступление... Вы согласны?

Пухлый мужчина усмехнулся и довольно покачал головой, добавив:

— Раскрывали преступления не вы, а Шерон Холмс. Но, я согласен. Все равно наша полиция ни на что не способна, — воодушевился он. — Меня зовут Боб, как вы уже поняли. Боб Стэтхерсон.