Скрип времени (джен)

Первый всегда улыбается. У него приятное лицо: блестящие чёрные глаза, мясистый нос, умеренно полные, гладко выбритые щёки, густые волнистые волосы. Он похож то ли на опереточного красавца, то ли на карточного шулера. Хотя это, конечно, игра моего воображения. Мерлин знает, отчего мне захотелось придать ему именно такие черты; хотя нет ничего удивительного в том, что адвокатом старого Дамблдора стал карточный шулер. Его роль абсолютно ничтожна, ведь я готов взять на себя всё, что мне вменяется.

Второй — тощий сухой брюнет со скошенным подбородком и волчьими глазами. Его лицо лишено красок и оживляется, лишь когда он произносит обвинительную речь. При этом тычет в меня костлявыми пальцами, словно вонзает кнопки.

У третьего на глазах повязка — правосудие должно быть слепым. Но не немым, естественно. Рот моего судьи пухлый и красный, как у Бахуса. Может от вина, может, ещё от чего.

Адвокат и обвинитель, поддерживая судью под руки, будто немощного, усаживают за стол. Через миг из ниоткуда появляется молоток и звонко бьёт по круглой подставке. Судья открывает свой красный рот и произносит:

— Заседание начинается!

Обвинитель вынимает из-за пазухи свиток, картинно разворачивает так, что тот достигает пола, и начинает зачитывать:

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор обвиняется в преступном бездействии в отношении верного ему друга, члена Ордена Феникса, Сириуса Блэка. Будучи председателем Визенгамота, подсудимый допустил, чтобы Блэк был осуждён за преступление, которого не совершал, и был вынужден отбывать наказание в тюрьме Азкабан в течение нескольких лет вплоть до своего побега. К моменту своей кончины Сириус Блэк оставался разыскиваемым преступником и скрывался от властей, в то время как подсудимый не сделал ничего для того, чтобы справедливость восторжествовала.

— Вы согласны с обвинением, подсудимый? — спрашивает судья.

— Не совсем, ваша честь.

— С чем конкретно вы не согласны?

— С тем, что Сириус не совершал преступления.

— Объяснитесь.

— Сириус Блэк был охвачен яростью и жаждой мести после гибели своих друзей. Узнав о смерти Лили и Джеймса, он кинулся на поиски того, кто отвечал за их безопасность, — Питера Петтигрю. Он почти настиг его и был обуреваем желанием убить предателя. На тот момент Блэку было всё равно, что его могут отследить. Он направил на Питера Непростительное заклятие, но оно не достигло цели.

— Откуда вам это известно?

— Палочку Сириуса проверили заклинанием «Приори Инкантатем» прибывшие на место преступления авроры. К моему глубокому сожалению, он действительно применил «Аваду Кедавру».

— Однако вы могли настоять на проведении экспертизы и выяснить, что Блэк не совершал убийства.

— Я настоял.

— И каковы результаты?

— Экспертиза показала, что Сириус несколько раз применил разрушительные заклинания, нанесшие увечья нескольким магглам и, цитирую: «…в том числе могли стать причиной смерти Питера Петтигрю». Я применил всё своё влияние, чтобы вызвать сомнения у Визенгамота относительно вины Сириуса, я выстроил линию защиты и нанял хорошего адвоката, но, увы, вмешался человек, который всё испортил.

— Кто этот человек?

— Сам Сириус. Он был глубоко подавлен чувством вины в смерти Лили и Джеймса Поттеров, что признал все обвинения, даже не пытаясь оправдаться. Кроме того, он был уверен, что осуществил возмездие, и Петтигрю мёртв.

— Но вы могли отговорить его от подобного безумного решения. Почему вы этого не сделали?

— Суд состоялся практически сразу после поимки Сириуса и был овеян атмосферой скорого возмездия. Он стал кульминацией мести нашего испуганного общества приспешникам Волдеморта. К сожалению, в такой обстановке голос разума чаще всего не слышен. Признательные показания Сириуса были встречены без всякого скептицизма. И потом, а это самое главное, согласно нашим законам, маг, свидетельствующий против себя и не находящийся в этот момент под воздействием каких-либо зелий или заклятий, априори считается виновным. Я сумел поговорить с Сириусом лишь после суда, когда убеждать было поздно.

— Возможно, вы плохо старались?

— Желание Сириуса наказать себя можно было сравнить лишь с его скорбью по Лили и Джеймсу. Он очень любил обоих, но вышло так, что они доверились Питеру именно с его подачи. Сириус был раздавлен этой непосильной ношей.

— Почему, раз уж вы знали или хотя бы сомневались в вине Блэка, вы не устроили ему побег из Азкабана?

— Почему я, председатель Визенгамота и директор школы Хогвартс, не устроил побег преступнику, обвинённому в убийстве нескольких человек? Поверьте, ваша честь, я задаю себе этот вопрос уже много лет и не нахожу ответа.

— Я слышу саркастические ноты в вашем голосе. Однако наш суд не устраивают подобные ерничанья. Отвечайте на вопрос! Честно, как на духу!

— Простите, господин судья, я забылся… Да, я палец о палец не ударил, чтобы вытащить из тюрьмы Сириуса Блэка. Почему? Возможно, я сомневался в его невиновности, возможно, я был зол на него за то, что он так глупо рисковал своей и чужими жизнями.

— Значит, вы признаёте, что испытывали неприязнь к Блэку?

— Неприязнь? Можно ли назвать это чувство неприязнью? Нет, пожалуй. Мне было жаль его, я по-своему любил Сириуса.

— Любили и ничего не сделали?

— Да.

— Вы признаёте себя виновным в предъявленных обвинениях?

Обвинитель выжидающе смотрит на меня своими волчьими глазами. Стоит ли дальше оправдываться? Объективно я невиновен, но кто здесь говорит об объективности? Что изменится, если я продолжу этот фарс? Ничего. В глубине души я уже давно положил голову на плаху. Но подспудно ещё упираюсь.

— Я могу сделать заявление?

Обвинитель смотрит на судью, тот величественно кивает:

— Конечно можете.

— Да, я не помог Сириусу. Да, я позволил ему гнить в тюрьме. Но давайте представим, что бы случилось, если бы я, презрев все законы, автором многих из которых являюсь, продавил бы ситуацию и вытащил Сириуса из Азкабана. Или устроил бы ему побег. Сириус обязательно настоял бы на том, чтобы самому воспитывать Гарри Поттера. Он забрал бы мальчика к себе, подвергнув огромному риску его жизнь. Ведь единственное место, где Гарри мог бы чувствовать себя в безопасности — это дом его кровной родственницы, защищённый матерью Гарри от любого воздействия. Я исходил из стратегических соображений. Но это ещё не всё. Возможно, нижесказанное покажется вам бесчеловечным и, вероятно, повлияет на отношение высокого суда к моей персоне, но я всё-таки считаю, что Сириус заслужил своё наказание.

— Вот как? Заслужил?! — Обвинитель хищно уставился на меня.

— Да. Конечно, он не убивал. Но его преступная беспечность, самоуверенность и воистину блэковская одержимость риском привели к гибели близких людей. Близких не только ему, но и мне. Вы удивитесь, но Сириус напомнил меня в молодости. Судьба часто возвращает нам совершённые ошибки. Но я изменился, когда потерял… сестру. А изменился бы Сириус — неизвестно. Возможно, спустя годы.

— Весьма проникновенная речь, господин подсудимый. Ваше заявление будет приобщено к делу. Но вы не ответили на вопрос: вы признаёте себя виновным?

— А разве Защитнику нечего сказать?

Опереточный красавец смотрит на меня в недоумении, словно удивляясь, как до меня ещё не дошло, что он здесь только для вида. Впрочем, что это я — действие происходит всего лишь в моей голове. Хотя это не значит, что оно не происходит в принципе.

— Господин адвокат? — Обвинитель насмешливо склоняется над ним, и для полноты картины его лицо расплывается в уничижительной усмешке.

Тот нервно ерзает на стуле, выпячивая пивное брюшко, и неожиданно заявляет:

— Ночь сегодня великолепна. Сириус особенно ярок. А вы знали, что эта звезда — и не звезда вовсе, а целая система, состоящая из двух, а, по мнению догонов, из четырёх звёзд? Кстати, древние считали Сириус родиной богов.

— Очень информативно, господин Защитник. И что это значит? — раздражённо вопрошает Обвинитель.

— О, — Защитник озадаченно поднимает брови. — Пожалуй, я могу добавить, что в случае с Сириусом, домыслы часто соседствуют с истиной.

Обвинитель ждёт, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. Красный рот судьи растягивается в улыбке. Значит ли это, что ему понравилось замечание адвоката?

— Это всё? — спрашивает Обвинитель.

— Да.

— Тогда я вновь повторяю свой вопрос. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, вы согласны в предъявленным обвинением?

Он ведь всего лишь часть моего воображения, откуда столько страстной напористости? Будто там, откуда он явился, выплачивают гонорар за каждого осуждённого и повышают в должности. Судья всё ещё улыбается, но уже не довольной, а холодной усмешкой. И хоть я не вижу его глаз, изгиб красных губ говорит об ожидании скорой приятной развязки. Ничего не изменится, если я скажу «да». Или изменится? Мысли, материализованные в звук, становятся словами, слова — нитями, из которых состоит полотно наших деяний, нашего прошлого. Довольно патетики! Пора завершить этот раунд, всё равно я не в силах пойти против этих троих.

— Да, я признаю себя виновным во всех выдвинутых против меня обвинениях.

Волчьи глаза довольно сужаются, но рот всё так же холоден. Обвинитель медленно переводит взгляд на Судью.

Тот поднимает руку, из воздуха появляется тяжёлый бронзовый молоток. Таким можно и насмерть забить, но судья держит его с удивительной лёгкостью. Удар по блину подставки, и все присутствующие вздрагивают от грохота и морщатся от едкого пения потревоженного металла.

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, вы признаётесь виновным в том, что вольно или невольно способствовали заточению Сириуса Ориона Блэка в тюрьме Азкабан.

— Способствовал? Но я…

— Не смейте перебивать высокий суд!

— Извините.

— … В том, что не предприняли ни одной попытки изменить к лучшему положение заключённого.

— Но ведь я говорил, что пытался…

— За нарушение порядка вы лишаетесь права голоса.

В следующее мгновенье я не могу произнести ни слова. Мне просто закрыли рот заклинанием Силенцио! Интересно, как Судье это удалось?

— … И после его побега ни словом, ни делом не постарались обелить его доброе имя.

Это абсолютная правда. Сириус в качестве беглого преступника был нужен Ордену. Никто не станет искать фениксовцев в логове врага.

— …И приговаривается к осознанию данного факта до конца своих дней.

Новый удар, словно грохот молота по наковальне, раскалывает тишину надвое. На «до» и «после».

Раньше казалось, что у меня есть точки опоры, и я могу ещё надеяться на оправдательный вердикт. Но теперь понимаю, что это глупость. Незавидная участь Сириуса останется на моей совести.

Он смотрит на меня с небосвода — мерцающая точка, овеянная холодным сиянием. В древности эта звезда считалась красной, видимо именно тогда она озаряла обитель богов. Нынче же её цвет синий. Синий — цвет печали. Более нет тех богов, в которых верят наивные догоны, может, и не было никогда.

Хватит пустых сожалений, они никогда никого не спасали! Нужно просто признать, что Сириус был хорошим парнем. Глупым, дерзким, безрассудным, но хорошим! Из той когорты, что бросают вызов всему, и первыми принимают удар.

М-да. О покойниках либо хорошо, либо ничего. Но это на публике, а врать самому себе — бесцельное занятие.

Я, конечно, виноват в том, что не сделал, не сумел, не преодолел. Но я не всесилен. Не всесилен! Я просто одинокий старик, чья слава преувеличена и давно превратилась в бесполезную ношу. Вы слышите меня?!

Нет. Они уже ушли, тихо и незаметно, как всегда, и я вдруг снова обретаю способность говорить.

Завтра начнётся новый раунд. Сколько их ещё будет?