По закону жанра (джен)

Алабама замолчал, воцарилась тишина, только тихо урчал огонь, пожирающий дрова, да скрипел карандашом Автор. Далеко на севере глухо громыхнуло, и этот звук вывел всех из оцепенения.

— А что с ним потом стало? — спросил Гусак и поёжился.

— Сгинул как раз перед тем, как я в Зону сбежал. — Алабама придвинулся ближе к огню. Из леса тянуло промозглым холодом. Пахло дождём.

Негр отстегнул от пояса фляжку, хлебнул сам и вопросительно посмотрел на Автора. Тот отрицательно качнул головой. Сталкер, пожав плечами, протянул угощение напарнику.

— Я после того случая чуть мозги себе не разнёс, — сказал вдруг Алабама. — Видел ведь, к чему всё шло, но ничего не предпринимал. Женщина погибла по моей вине.

— Пиндос, страдающий от чувства вины — какое клише, — негромко пробормотал Автор, но сталкеры услышали.

Гусак опустил фляжку и нахмурился, Алабама поскучнел и замкнулся. Раньше он непременно кинулся бы в драку, но общение с местными заставило его уяснить простую истину — не суйся со своим уставом в чужой монастырь. Хозяином тут был Автор, а значит сиди и молчи, либо проваливай в ночь навстречу вечно голодному зверью.

— Обыденно и предсказуемо, — сказал Автор громче. — Не страшно, в общем.

Гусак фыркнул. Не страшно ему! Просто он не смотрел глаза, которые помнил любящими, а ставшие ныне пустыми и бессмысленными. Или того хуже — одержимыми. Хорошо знакомый и горячо любимый человек, кладезь всевозможных достоинств и талантов, весельчак и преданный друг превращается в одержимое ничтожество, склонное к скорейшему самоуничтожению. Это невыносимо. Это страшно.

Тягостную, неловкую тишину нарушил негромкий, дрожащий голос:

— Ребят, можно к вам? Я мирный.

Алабама с Гусаком вскочили, молниеносно схватив оружие, но Автор даже не шевельнулся. Он с усмешкой посмотрел на встревоженных собеседников и крикнул:

— Милости просим.

И снова Автор показался удовлетворённым, словно некий задуманный им план начал осуществляться. Сталкеры уселись на рюкзаки, но оружие убирать не стали. Тьма неохотно выпустила тощего, напуганного салабона. Лет двадцати, не более. Коротко стриженные русые волосы открывали оттопыренные, розовые уши во всей красе. Жиденькая бородка, очевидно, должная прибавить брутальности облику этого парнишки, со своей задачей явно не справлялась. Побелевшими от напряжения пальцами парень стискивал пистолет Макарова. Состояние оружия и дешёвая, ненадёжная снаряга с первого взгляда выдавали в нём новичка.

— Который раз за периметром? — спросил Гусак.

— Первый, — несмело ответил парень. — Меня Вова зовут.

Алабама фыркнул и отложил оружие. Сам он был в Зоне четвёртый раз и считал себя большим экспертом, хоть дальше Свалки не ходил. Гусак покачал головой.

— Даже и позывного ещё нет. Как же ты отважился впотьмах один бродить? Тут хоть и Кордон, а всё равно опасно.

Вова смутился, покашлял немного и с обречённым видом признался:

— Заблудился я. Наладонник почему-то вырубило. Я ходил-ходил, Деревни новичков всё не было. Темнеть начало, ну и увидел костёр.

— Повезло тебе, — загадочно сказал Автор. — А мы тут страшные байки травим. Ты хоть зелёный совсем, но чувствую, и тебе есть, что рассказать.

Новичок закивал. Он неловко присел, стараясь занимать как можно меньше места, положил пистолет рядом на землю и начал рассказывать:

— Я пока ходил, видел неподалёку заброшенный дом. Хотел войти, но убёг оттуда, хоть и очень устал. Вспомнил, что рассказывал мне мой друг Буба. Его мать, тёть Лена, в больнице предзонника работает и сталкеров лечит. Один из них пугал её россказнями о заброшенных домах в Зоне. Она рассказала Бубе, а он мне…

Схрон

Стать сталкером можно по-разному. Способов, причин и возможностей уйма, но правило одно — для начала нужно пересечь периметр. Миновать заграждение из колючей проволоки, минное поле и контрольную полосу. Не попасться на глаза патрулям и мутантам и до темноты успеть найти надёжное убежище, ибо ночная Зона страшна, беспощадна и алчна до крови, словно свихнувшийся серийный убийца.

Жила катастрофически не успевал. Воздух всё сильнее наливался чернильной тьмой, потянуло холодом. Поправив на ноющих плечах тяжеленный рюкзак, Жила ускорил шаг. Сталкер был из тех, кто идёт с хабаром в Зону, а не из неё. Проще говоря, Жила был торговцем. Немного еды, лекарства, водка и курево — вот и весь немудрящий ассортимент, однако в Зоне цены взлетали до небес, и даже такими пустячками можно было недурно навариться. Только для этого нужно было очень постараться, чтобы остаться в живых.

Жила с тревогой глянул на небо, хитро подмигивающее крохотными, жёлтыми глазами. Высоко над головой медленно колыхался исполинский бледный тюльпан — воздушная «карусель». Матёрая и потому хорошо заметная даже в темноте.

Тонко и протяжно взвыли псевдопсы, приветствуя восходящую луну. Большую, жёлтую, масляно лоснившуюся, словно только что испечённый блин. Жила не сдержал нервной дрожи. Ночная Зона не место для людей. Как же хотелось убраться прочь туда, где свет, тепло и гомон людских голосов.

Сталкер отчаянно осмотрелся и вздрогнул, наткнувшись взглядом на мрачную, тёмную громадину. Туман почтительно огибал её и медленно полз дальше. Это был заброшенный дом. Однако не чувствовалось в нём той тоскливости, что обычно насквозь пропитывает брошенное жильё. Первое впечатление — этот дом со своей судьбой не смирился. Старое, но всё ещё прочное деревянное сооружение агрессивно резало острыми углами ночь, потемневшие от времени доски лоснились от сырости. Окна были тщательно прикрыты тяжёлыми деревянными ставнями, не оставляя ночным тварям Зоны не единого шанса, и только толстая дверь оказалась гостеприимно открыта.

Это был поистине королевский схрон. Жила обрадовано устремился к нему, и вскоре заглядывал в тёмное нутро дома. Никто не зарычал, не бросился убивать. Сталкер включил фонарик и вошёл. По углам в панике металась тьма. Было неожиданно тепло и тихо. Абсолютно тихо до ватной глухоты, до тонкого звона в ушах. Не скрипели рассохшиеся половицы, не скреблись в подполе мыши. Жила негромко кашлянул, чтобы разогнать эту мёртвую тишину, и испуганно замер, ожидая ответной реакции. Ничего не произошло, схрон хранил равнодушное безмолвие.

Где-то глубоко внутри затеплилась непонятная тревога. Взглянув на дверь, сталкер обнаружил прочный, стальной засов, запер дверь, и тревога слегка улеглась, но не покинула насовсем. Она пристроилась где-то глубоко в подсознании и время от времени давала о себе знать мерзким звоночком.

Жила с облегчением скинул на пол рюкзак, а сам с пистолетом и фонариком прошёлся по дому. Смотреть особо было нечего. Кухня с печью и общая комната. Пустые углы, на удивление гладкие добротные полы, сухие без единого пятнышка плесени стены.

Убедившись, что всё заперто и в своём схроне он один, Жила устроился у стены, выключил фонарик и принялся пялиться в темноту. В голове мелькали обрывки образов, ощущений и чувств, не складываясь в цельную, оформившуюся мысль. Сидеть вот так, прислонившись уставшей спиной к тёплым доскам, было хорошо и спокойно. Глаза слипались, тишина окутывала, словно уютное одеяло, снаружи не доносилось ни звука.

«Отличный схрон», — успел подумать Жила, голова его склонилась на грудь, и сталкер мирно уснул. А потом что-то случилось. Чуть слышный вздох, шёпот у самого пола, а может просто пробежал по стене паук. Жила вскинулся, долго нащупывал дрожащими руками фонарик, обливаясь холодным, липким потом, и отстранённо удивлялся собственному страху.

Мигнул и загорелся тугой, жёлтый луч, тьма неохотно отступила, но продолжала скалиться из углов. В доме было тихо и пусто, а снаружи шуршал дождь. Он шептался со стенами дома о погасшем давным-давно очаге, о гулкой пустоте, холоде и мраке. Сталкер успокоился и вновь прислонился к стене, вспугнутый было сон осторожно подкрадывался, вынуждал смежить веки и бессильно опустить голову.

Новый звук пробился сквозь дрёму, знакомый и отчего-то пугающий. Размеренный и монотонный перестук, подобно биению сердца, доносился из-под дома и заставлял натужно вздыхать стены. Тук-тук. Тук-тук. Негромко, но навязчиво.

Жила вскочил, силясь разогнать сонный туман из отяжелевшей головы. Сейчас сталкер был совсем не уверен — слышал ли он что-нибудь или этот звук был просто отзвуками сна, которые насылало встревоженное подсознание.

Жила не смыкал глаз, пока небо не посветлело. Загалдели на ветках вороны, захлопали крыльями, посылая привет тусклому солнцу. Где-то неподалёку хрипло ссорились псевдопсы. Хлопнула разрядившая ловушка. Эти жуткие звуки странным образом успокаивали — всё лучше, чем густая тишина, в которой мерещится всякое. Сон придавил веки стремительно, надёжно и крепко. Сталкер, измученный ночным бдением, спал до самого вечера. Его не потревожила ни жаркая перестрелка, прокатившаяся мимо около полудня, ни короткий, но мощный Выброс. И даже когда мимо пробежал псевдогигант, сотрясая дом до основания, Жила продолжал спать, как заколдованная принцесса.

Проснувшись, он с изумлением и досадой смотрел на наглые звёзды, усеявшие темнеющее небо. Продолжать путь было поздно. Справив нужду с крыльца, сталкер вернулся в дом и собрался было ещё поспать, но не тут-то было — давно он не чувствовал себя таким выспавшимся и отдохнувшим. Перекусив, сталкер принялся привычно пялиться в темноту. В голову лезло чёрте что. Память почему-то именно здесь и сейчас решила вытащить из пыльных закоулков все самые неприглядные и постыдные воспоминания. Жила то и дело непроизвольно ёжился и передёргивал плечами, словно пытаясь стряхнуть это бремя.

Тишина в схроне стала живой и мыслящей. Она присматривалась к сталкеру, тихонько придвигалась ближе. Жила бормотал, покашливал, шуршал снарягой и барабанил пальцами по гладким половицам, но тишина только усмехалась. Она глотала эти жалкие, испуганные звуки и просила добавки. Вопреки нараставшему напряжению и нервозности ничего не произошло. Едва забрезжил рассвет, издёргавшийся сталкер сам не заметил, как заснул.

Небо смущённо румянилось, принимая прощальный поцелуй солнца. Чёрные тополя величественно качали макушками. Вечер дышал холодом и сыростью. Проснувшийся Жила со страхом смотрел в окно и всё отчётливее понимал — с его схроном что-то не так. Едва эта мысль как следует оформилась в голове, Жила подхватил свой неподъёмный рюкзак и ринулся к двери. В данный момент ужасы ночной Зоны выглядели для него в разы привлекательнее, чем живая тишина странного дома с неестественно тёплыми стенами.

Сейчас Жила чувствовал себя так, словно находился в брюхе гигантского хищника. До двери было всего с полдесятка шагов. На втором шаге сталкер зацепился ногой за вздыбившуюся половицу и с грохотом рухнул на пол. Ладони проехались по ставшим болезненно шершавым доскам, запястье напоролось на торчащий гвоздь. Хлынула кровь.

Поскуливая от боли и зажимая рану, Жила поднялся. В голову ударил такой ужас, какого он не испытывал никогда. Даже лёжа в канаве под шквальным огнём военных. Даже отбиваясь от стаи озверелых от голода псов. Даже вырываясь из цепких объятий «карусели», которая как-то ухватила его нелепо раздутый рюкзак. Солнце бросило последний луч в окно, раскрашивая нутро дома жёлто-багряными бликами. Чешуя вспученной, побуревшей краски, неровные стены и провисший потолок стали неприятно похожи на осклизлые внутренности, причудливыми буграми расположившиеся повсюду и дрожащие от предвкушения.

Жила содрогнулся и едва не намочил штаны от осознания того, что провёл здесь двое суток. Он снова рванулся к двери. На этот раз сталкер тщательно смотрел под ноги, поэтому не заметил, как зацепился лямкой рюкзака за торчащую из стены проволоку. Дом не желал отпускать жильца, обретённого после стольких лет забвения и одиночества. Взвыв от новой волны ужаса, сталкер отчаянно дёрнулся. Проволока отпустила добычу и Жила со всего маху впечатался в крепкую, дубовую дверь. С хрустом раздробилась переносица, рот наполнился кровью. Ослеплённый болью, дезориентированный Жила осел на пол, сглатывая кровь и пытаясь сморгнуть черноту перед глазами.

Стены тихонько поскрипывали, из подпола доносился едва различимый перестук, напоминающий ровно и спокойно бьющееся сердце. Тук-тук. Тук-тук. Дом ждал.

Сталкер, наконец, проморгался, сплюнул кровавый сгусток на пол и поднялся на ноги, цепляясь окровавленными пальцами за дверь. Потянул ржавый засов, ещё раз, потом дёрнул изо всех сил. Скользкая от крови рука сорвалась, нежная косточка на локте ушиблась об острый косяк. Заорав от новой вспышки боли в измученном теле, сталкер отшатнулся от двери. А позади как раз на уровне затылка тускло поблёскивала в мертвенном, лунном свете тонкая, заострённая арматурина.

Живая тишина жадно поглотила сдавленный стон и последовавший за ним хрип. Умолк перестук в подполе, притихли стены. Дверь гостеприимно приоткрылась, ожидая новых жильцов. Любопытная луна немедля заглянула в схрон, но не обнаружила ни сталкера, ни его хабар. На гладких половицах и потемневших от времени стенах не осталось даже крови. Ни единого пятнышка.