Брешь в броне (гет)

— Драко, у тебя закончились продукты?

Я обернулся к Грейнджер, рядом с которой оказался случайно на инструктаже в Министерстве.

— Ты используешь легилименцию?

Грейнджер в ответ приподняла брови и поинтересовалась, каждый ли раз при ней я думаю о еде. Я съязвил что-то в ответ и по ее выражению лица понял, что опять остался с пустыми кухонными шкафчиками. Я думал об этом и следующим утром, скрепя сердце высыпая в чашку кофе последний сахар, и во время обеда, когда просил упаковать с собой несколько блюд и закуски в одном довольно приличном ресторане.

И я, конечно, совершенно не ожидал, что вечером Грейнджер будет стоять в моей кухне, с неодобрением глядеть на сделанные запасы и бурчать: «Ты же знаешь, что это непрактично».

Я ничего не ответил. Продолжал наблюдать за Грейнджер и теперь уже в буквальном смысле — так что ее в конце концов начали раздражать мои долгие косые взгляды.

Тем же вечером, помешивая что-то в котелке, она потребовала, чтобы я перестал таращиться.

— Тебе бы детей завести, что ли.

Потому что мне подумалось, что Гермиону Грейнджер, похоже, так и тянет о ком-нибудь позаботиться.

Она сначала помолчала, изумившись такому заявлению, а потом спокойно выдала:

— Верно. Нужно обсудить этот вопрос с супругом.

Но и в этот раз я не осмелился заговорить о разводе.

Дальше все начало складываться неожиданным и не самым лучшим образом. Я не стал отговаривать и ограждать Грейнджер от очередной боевой операции. Понадеялся на Поттера, который, казалось, осознал нездоровую тягу старой подруги к смертельной опасности. Но тот ничего не сделал. В компании ее и еще пяти авроров он аппарировал прямо из Министерства, лишь напоследок бросив на меня странный взгляд.

Там, в полуразрушенном поместье, Грейнджер направила проклятье на преступника, но волшебник в последний момент отпрыгнул, и луч прилетел в грудь маленькой кудрявой девчонки. Ребенок был заложником. И теперь это безобидное создание находилось в больнице Святого Мунго, между жизнью и смертью — и скорее ближе к последней.

На следующий день половина моего этажа увлеченно обсуждала, как Грейнджер, уверенно стуча невысокими каблуками, прошла к Брустверу в кабинет, положила на стол документы и попросила увольнения, потому что непосредственный начальник увольнять ее отказался.

Кингсли, говорят, был готов. Он отреагировал мгновенно: закрыл дверь кабинета, дав знак секретарю и лишив особенно любопытных возможности наблюдать за развитием событий из коридора или приемной. Разговор у них был долгий. Могу предположить, министр убеждал свою подопечную, что по ней страдает необъятная куча бумажной работы, а с бумагами работать совершенно безопасно.

К концу этого эпизода я и сам, почти бессознательно, подобрался к кабинету министра поближе, хотя уже знал, чем это закончится. Грейнджер вышла решительно. Она не из тех, кого в подобном случае можно было переубедить.

Спустя считанные минуты у нее в руках оказались подписанные пергаменты, сумка, палочка и синяя кружка с чуть отколотым краешком. Гермиона Грейнджер собрала пожитки и с этого дня не была ни помощником секретаря главы Отдела международного магического сотрудничества, ни аврором-вечным-добровольцем.

Я серьезно задумался: что она будет делать? Грейнджер без учебы и работы — не Грейнджер вовсе, а жалкое подобие, слабая пародия на этого амбициозного, целеустремленного человека. Впрочем, ничто не мешало ей заниматься самообразованием и тому подобным, но я догадывался, что ее саму такие скудные перспективы не устраивали.

Я видел, как быстро Гермиона исчезла в камине: так, что даже Поттер не успел поймать ее для задушевной беседы. В обеденное время атриум почти пустовал. У нас с Поттером была возможность переглянуться, многозначительно помолчать и разойтись в противоположные стороны, будучи не в силах что-то исправить в этой ситуации, раз уж сама Грейнджер не смогла.

* * *

Полтора месяца о Гермионе не было никаких вестей. Коллеги из соседнего кабинета поговаривали, что она вернулась в маггловский городок, Бруствер никогда не отвечал на вопросы о бывшей сотруднице прямо, по-видимому, сам обладал ничтожным количеством информации и сильно переживал.

И только потом Поттер сказал мне, что Грейнджер собирается связаться со мной, чтобы оформить развод.

Местом встречи снова был отцовский кабинет в мэноре. Здесь опять расположились молчаливая Грейнджер и документы, которые она оформила, не поинтересовавшись моим мнением, только теперь уже — о расторжении брака.

— В последний раз видимся, миссис Малфой?

Грейнджер стояла, чуть ссутулившись, крепко сжимала кожаную спинку стула для посетителей и внимательно смотрела сначала на мою руку с пером, замершую прямо над местом для подписи супруга, а потом — в глаза.

— Магическая Британия не такая большая, какой кажется, так что волей-неволей иногда мы будем сталкиваться, — глухо отозвалась Гермиона.

Я поинтересовался, не вернулась ли она в свой родной дом, и Грейнджер ответила, что была там только раз.

В этот момент я и сам осознал, что всего лишь тяну время. У меня не было для этого причин. Мы, как выражалась мама, которая нервно пережидала этот момент в гостиной, не подружились. Мы не стали друг другу близки, не обрели общих милых воспоминаний, не помогли друг другу излечиться от уныния и пессимизма, если уж говорить о глобальном.

Мы остались чужими. Я только увидел, какая хрупкая и неправильная на самом деле Гермиона Грейнджер, а та, похоже, не пыталась понять меня. Впрочем, в этом не было ничего страшного.

Я решительно поставил на бумагах подпись.

Медленно, с глубоким вздохом встал и аккуратно сложил документы. Обошел стол, чтобы протянуть их Грейнджер, и, когда она выпрямилась, поцеловал ее.

Поцелуй был поверхностным и длился буквально пару секунд, но видели бы вы ее лицо! В еще большее замешательство бывшую жену приводило то, что я изо всех сил старался выглядеть невозмутимо.

— Что ж, до следующего столкновения, снова Грейнджер.

Предварительно одарив меня изумленным взглядом, она моргнула и поспешила к выходу.

— Скажи, ты ведь изменяла мне?

Я проклинал себя за это. За то, что остановил ее прямо в дверном проеме, за то, что задал именно этот наиглупейший вопрос, за то, что искренне хотел знать ответ.

Мазохист, ей-богу.

Когда она обернулась, я уже догадывался, что услышу.

— Мы никогда не были мужем и женой. Ты заигрался, Драко.

Грейнджер ушла, по пути вежливо попрощавшись с Нарциссой, а я не мог выйти из кабинета еще около часа. Хотелось все ломать и крушить, кричать и биться головой о стену — впервые это пассивное недовольство собственной жизнью просилось наружу, бурлило, царапалось, оставляя крупные шрамы.

Это не я заигрался. Заигрались со мной.

Из меня сделали человека, который не узнает впредь, что представляет собой заключение в Азкабане, но и не вернет ни детство, ни контроль над собственным настоящим и будущим.

Впрочем, это всего лишь капризы, не так ли?

* * *

Никого не удивил наш развод. Как это часто случается, для большинства формальность союза была настолько очевидна, что это оказалось неактуальной темой для сплетен даже после его официального разрушения.

Должность третьего помощника одного крайне «серьезного» начальника претила мне все сильнее. Раздражали бумаги, дурацкие задания и время от времени поглощающее безделье. То-то я обрадовался, когда к себе вызвал сам заместитель министра, но оказалось, зря.

— Вы остались в хороших отношениях со своей бывшей супругой, мистер Малфой? — спросили меня в лоб.

Я ответил, что отношения дружеские, — просто потому, что не мог подобрать другого, более подходящего слова.

Заместитель министра удовлетворенно кивнул и соизволил передать просьбу Кингсли Бруствера, который все еще надеялся вернуть ценного сотрудника в Министерство.

Даже самый демократичный министр в истории не захотел поговорить с такой мелочью, как я, лично. Но больше меня удивляло то, что сомнительного бывшего мужа в качестве посредника все-таки предпочли Поттеру — лучшему другу Грейнджер и, в общем-то, не чужому самому Брустверу человеку.

Разгадка нашлась без труда: две самые близкие Грейнджер семьи, посовещавшись, решили, что ей ни к чему возвращаться на работу.

Кажется, я немного перестарался, когда убеждал Поттера в необходимости моего разговора с Гермионой, так что в итоге был приглашен аж на полугодие Джеймса Сириуса. Не знаю, принципиально ли для них было переносить все торжества в дом Уизли, но мне пришлось нанести визит именно туда — в шумный душный дом, из которого, однако, все гости высыпали в подготовленный для пира двор. Поттер на мое появление к середине празднества отреагировал с завидной скоростью. За локоть утащив меня в маленькую комнату, принялся объяснять, почему они не выполнили просьбу министра магии.

Гермиона в порядке. Она справилась. Кингсли можно понять, но ей не стоит возвращаться туда, где все напоминает о несчастьях, где куча поводов для лишних беспокойств.

Я иронично ввернул, что и в Норе многое напоминает о несчастьях, чего же они пускают сюда подружку?

— Ты можешь поговорить с ней, — ответил мне Поттер, неодобрительно сверкнув глазами и немного помолчав. — Просто помни о моих словах.

Я сказал, что для меня большая честь получить его разрешение.

Очередной раздражающей сложностью оказалось найти саму Грейнджер. Она не нянчилась с именинником, не обнималась с Уизли, не участвовала в громких беседах. Я проталкивался через рыжих и не рыжих, обходил бесконечные столы в попытке где-нибудь, но уже отыскать наконец бывшую жену. И только собственная потребность отойти от оглушающего веселья хотя бы на десяток метров привела меня на краешек леса, где, методично раскачиваясь в гамаке и загадочно вглядываясь вдаль, сидела Грейнджер.

Я поборол сомнения, примостился рядом с ней и, похоже, остался незамеченным. Мое «привет» прозвучало как-то не к месту.

— Здравствуй, Драко, — ответили мне тихо.

Почему-то молчание ощущалось как нечто более подходящее, чем положенные по этикету фразы, и некоторое время мы ничего не говорили друг другу.

А потом Грейнджер проронила, что очень любит это место и в теплую погоду просиживает здесь по полдня.

А я спросил, не хочет ли она вернуться на работу в Министерство.

Грейнджер повернула голову, чтобы направить на меня долгий, внимательный взгляд, но я выдержал его, и она нахмурилась, снова уставилась на деревья.

— Не хочу, наверное.

— Что же, ты не уверена?

Гермиона пожала плечами и глубоко вздохнула. Не совсем по своей воле, но я все-таки пообещал Поттеру не давить на его извечную подружку по несчастьям, поэтому тщательно подбирал слова, подвешивая в воздухе долгие паузы между малозначащими репликами.

Мы сидели в гамаке до самого заката, и за все это время я лишь сказал Грейнджер, что было бы довольно эгоистично запирать собственный ум от всей магической Британии и заниматься бездельем. Она внимательно слушала. Когда я закончил последнюю короткую фразу (так и не исполнил, наверное, данное Поттеру обещание), Грейнджер еле заметно улыбнулась и вдруг повернулась, коснулась моей руки холодными пальцами.

— Сейчас идет набор в Академию зелий. Почему бы тебе не попробовать?

Мне было сложно поверить своим ушам, а потом не менее тяжело — пересилить себя и спросить, как она узнала о… о том, что сидело исключительно у меня голове.

Да, она ведь проводила время в моем доме. И видела, что там собрано много соответствующих книг, куча моих собственных записей с рецептами разбросаны по комнате. А на официальной работе я всегда был в ужасном настроении.

Под конец этого разоблачительного пояснения Грейнджер без должного удивления спросила, как я оказался в Норе. Уже уходя, я просто ответил, что пришел ради нее.

После трансгрессии, оказавшись дома, я понял, что сказал этим слишком много.

* * *

Бруствер знал, какую ошибку совершил в прошлый раз. Младший аврор Поттер просто умел находить проблемы и опасности повсюду, а для Гермионы Грейнджер изначально низкая должность оказалось роковой. И сколько бы теперь ни бродило едких слухов, министр назначил ее заместителем начальника уже привычного ей Отдела международного магического сотрудничества.

Грейнджер даже заслужила несколько добрых слов в свой адрес от коллег, что заставляло ее вполне искренне улыбаться. Признаться, меня несколько пугало, что, наблюдая ее радостной и польщенной, я сам не мог сдержать улыбку и пару раз в такие моменты пересекался с Гермионой взглядом.

На обеде один из нас обычно подсаживался за столик к другому, так что окружение совсем запуталось. Обсуждали, развелись ли мы на самом деле, поженились ли снова или просто периодически спим вместе.

Сплетни оставались для меня единственным развлечением на нелюбимой работе. Но я все-таки последовал совету Грейнджер и вечерами торопился на занятия по зельям, где, осознав уровень, чувствовал себя одновременно горе-зельеваром Долгопупсом и почти счастливым человеком. Гермиона спрашивала, как мои успехи, и я, если честно, всегда немного приукрашивал.

Но за пределами Министерства у нее была другая жизнь. Грейнджер аппарировала после работы прямо в лапы Уизли, и они отправлялись домой или в какой-нибудь уютный полутемный паб — в «Мариэль», например, где я видел их пару раз.

Она выглядела вполне довольной жизнью. Спокойная, умиротворенная.

А я испытывал острый недостаток в заботе.

— Не говори, что для тебя это ничего не значило, — как-то заявила мама, и мой хмурый взгляд только послужил для нее лишним доказательством.

В тот день Гермиона сидела с Уизли за столиком, где раньше всегда обедала со мной. По какой-то причине это помешало мне вечером в очередной раз притвориться перед матерью, что я вовсе не неудачник, умудрившийся влюбиться в Грейнджер, когда та была еще Малфой.

Мне не нравилась идея мамы затеять с бывшей супругой серьезный разговор и выдать все как на духу. Я, может быть, трусил, а возможно, просто прислушивался к разуму. Нет никакого смысла в искренности, когда момент упущен.

Хотя это все равно смахивало на оправдание.

Словом, время шло, посиделки и болтовня с Грейнджер не без моих усилий сходили на нет, а о ней как о специалисте рождались легенды. Я решился пригласить на ужин коллегу из соседнего кабинета, которая давно и упорно напрашивалась мне в напарники каждый раз, когда это было необходимо и не очень; все как-то закрутилось, завертелось и, казалось, приходило в относительную норму.

Меня невероятно повеселило, когда однажды Грейнджер застыла в атриуме, уставившись на меня и коллегу, которую я приобнял за талию во время очень забавной беседы.

На следующий день Гермиона выбрала удобный момент, чтобы состроить невинные глазки и в многолюдном коридоре на ходу поинтересоваться:

— Ты нашел себе девушку?

Я чуть было не расхохотался от этого бесталанно сыгранного «просто любопытства», но мне удалось сдержаться и ограничиться приподнятой бровью.

— Это были не самые долгие поиски в моей жизни, если честно.

Затем поток министерских служащих разделил нас, мы потеряли друг друга в толпе, и во мне не осталось веселья.

Позже, когда коллега Хейли целовала меня у дверей своего дома и предлагала зайти, я отказался.

Через час, правда, удивился собственному идиотизму и вернулся к ней с бутылкой чудесного эльфийского вина.

Все шло своим чередом. И я искренне недоумевал, почему после этого так некстати заданного вопроса мою болезнь под названием «Гермиона Грейнджер» сменило осложнение — в виде непреодолимого стремления заманить самого себя в такие условия, где не сказать всё бывшей супруге я бы просто не смог. Это была довольно затейливая подсознательная идея, поэтому я просто бился, как птичка в тесной клетке, но не мог найти выход.

— О чем ты думаешь, милый? — спрашивала Хейли, разгуливая по спальне в красивом белье и подкрашивая ресницы.

Я отвечал что угодно, только не правду.

Через два дня после того коридорного «происшествия» я услышал от начальника долгожданную фразу: «Получаете повышение, Малфой!» Сначала я высказал благодарность, а потом принес заявление на увольнение: меня приглашали лаборантом в больницу Святого Мунго, и я без колебаний предпочел тяжелую карьерную лестницу пустым обещаниям процветания на нынешнем месте работы.

— Зачем ты это делаешь? — поражалась Хейли. — Уходишь из Министерства, когда дела пошли в гору!

А Грейнджер увидела меня с коробкой и чрезвычайно довольным выражением лица, подмигнула и в шуршащем, топающем атриуме одними губами пожелала удачи.

Освободившись через пару часов, я написал ей письмо с просьбой встретиться и поговорить. Наивно ждал, вышагивая по комнате и поминутно проверяя, не прилетела ли сова Грейнджер вслед за вернувшейся моей.

Но никакого ответа, ясное дело, не последовало.