True Noir (гет)

Кровь... Едва уцелевшие сенсоры распознают отвратительный, но такой знакомый солоноватый запах крови. Постепенно силы возвращаются, электрический ток волной проходит по всему организму, и перед глазами начинают вырисовываться первые очертания. Это, однозначно, не заброшенный автомобильный завод и уж точно не ад. «Черт возьми!» — выстрелило в мыслях, когда очнувшийся синт понял, что это его затерявшееся в трущобах Даймонд-Сити детективное агентство, его тесный шлаково-серый кабинет, заваленный стопками дел, едва освещаемый тонкими полосками света, пробивающимися сквозь вполовину задернутые шторы. Вроде ничего особенного, но все-таки что-то не так. Валентайна терзал вопрос: как он оказался здесь, почему все еще жив, и откуда, черт возьми, этот мерзкий запах?

Взглянув в потрескавшееся зеркало на стене, детектив невольно ужаснулся, когда увидел внушительную дыру в голове. Его тут же посетило ощущение, что некто стрелял как минимум из крупнокалиберной винтовки. След от пули остался и на теле, однако он был куда менее заметен и вполне сочетался с другими увечьями.

— Элли! — наконец решил он окликнуть секретаршу, но ответа не последовало.

Синт-детектив обошел кабинет, затем заглянул в прилежащую к нему комнатушку, но и там девушки не оказалось.

— Элли, черт возьми, где мой кофе?! — уже не рассчитывая на ответ, повторил Валентайн и резким, нервным движением открыл бельевой шкаф, чтобы надеть тренч и шляпу и отправиться в город на поиски секретарши.

Увиденное сильно шокировало его, но на один назойливый вопрос, как ни крути, стало меньше. Из шкафа вывалился окровавленный труп девушки. Ее хорошенькое, еще полное детской наивности и красоты личико навечно замерло в испуге. Голубые глаза-бусины, как прежде, смотрели на детектива с почтением, а может, и с мольбой о помощи, просьбой о мести. Так или иначе, поврежденный пулей мозг мог сочинить и не такое.

За мимолетной фантазией по автостраде мыслей потоком понеслись самые различные догадки и предположения. Что если убийца, этот сукин сын, специально организовал подставу? Он вполне мог быть из какой-нибудь банды, главаря которой Нику уже приходилось упекать за решетку за солидную выручку. Но если так, то какой? Валентайн начал спешно перебирать имена и фамилии больших боссов, и тут ему в голову ударила совсем очевидная мысль, что тело еще совсем свежее, а значит, преступник не мог далекой уйти.

С тяжелым сердцем детектив принялся обыскивать труп некогда преданной ему секретарши, которая одна на всем белом свете видела в нем человека, а не бездушного робота. «Ублюдок заплатит сполна...» — твердо решил для себя Ник, когда, стянув порванную одежду с трупа, увидел, что руки и туловище зверски изувечены ножом, о чем говорили многочисленные глубокие порезы.

Осмотр тела, как и поиск отпечатков пальцев, не принес весомых результатов, а вот чистая случайность сыграла важную роль в грядущем расследовании. Среди пыли и прочего мусора синт-детектив заметил на полу скомканную бумажку. Развернув ее, он увидел популярную до войны картинку в стиле пин-ап с полуобнаженной красоткой, пальмой и морем. Чуть выше неаккуратным корявым почерком было написано «Джаз-клуб «Третий Рельс».

«Третий Рельс» — обычный грязный кабак в Добрососедстве, где для падших людей круглые сутки звучит их любимая музыка. Место, где разноцветные таблетки принято запивать бурбоном и виски. Место, где еще вчерашние прилежные девочки отдаются за выпивку. А еще там часто собирались преступники всех мастей, гангстеры и главари местных шаек. Вполне возможно, что раз убийца был связан с рейдерами, то он мог брать поручение у кого-то из этих парней. Все сходится. Труп свежий, а значит, убийца наверняка отправился обратно в клуб докладывать об успешно выполненной работе. Медлить нельзя.

Кое-как очистив от крови тренч и надев его вместе со шляпой, Ник запрятал найденный в столе револьвер во внутренний карман, поспешил покинуть агентство и запереть за собой дверь на ключ. Вечерело. Как назло зарядил холодный ливень, барабаня по крышам сколоченных на скорую руку хибар в трущобах, образуя зеленые пузырящиеся лужи в ямах на разбитых дорогах. Синт-детектив терпеть не мог дождь, ведь обычно он делал его сентиментальным, а меж тем портил и без того старую загнивающую обшивку. Конечно же, теперь о сантиментах речи и не шло. Его нутро пропитали злоба и отчаяние, постепенно нарастающая жажда мести и восстановления справедливости.

— Свежий выпуск, свежий выпуск! — задорно голосила девчонка, разносчица газет. — В окрестностях Даймонд-Сити найден расчлененный труп! Маньяк продолжает пугающую череду убийств!

Со стороны казалось, будто она как никто обрадована этим. Впрочем, ее можно понять: газет продадут побольше, а значит, можно рассчитывать на теплый ужин из бульона и жареной крысы.

— Мистер Валентайн, мистер Валентайн, купите газетку! Вам будет интересно, — окликнула детектива разносчица газет, но не успел он обернуться, как ее за шкирку схватила напарница.

— Натали, я тебе что говорила? Не смей разговаривать с синтами! Может, этот тип хочет заманить тебя в «Институт»?

— Ты что?! Это же мистер Валентайн, он хороший, он помогает людям.

— Ничего слышать не желаю, идем.

Ник уже давно привык к пренебрежительному отношению к себе со стороны окружающих, а потому эта маленькая сценка не вызвала у него ни капли возмущения. А меж тем за торговой площадью показались широкие ворота, и на каждом столбе вдоль дороги, ведущей к ним, висел плакат с жирной надписью «Разыскивается» и темным безликим силуэтом. «Так кто же ты такой, мать твою?» — думал детектив, покидая стены родного города.

Путь к Добрососедству лежал через обветшалые заброшенные кварталы Бостона, где обитали лишь безумцы, супермутанты и рейдеры. Таинственные, загубленные войной улицы как будто что-то угрожающе шептали, предостерегали сквозь рябь ливня, но одинокий путник не слышал их сумбурных слов. Перед глазами все еще стояла ужасная картина, обрисовка гибели несчастной секретарши. Ее мольбы о пощаде, ее последний крик, финальный вздох... Как некстати это было, ведь терять бдительность в лабиринтах мертвых улиц смертельно опасно.

Каким-то чудом через полчаса Валентайн добрел до бетонной изгороди с бронированной дверью по центру и яркой неоновой вывеской «Добро пожаловать в Добрососедство!» У входа его встретили несколько громил, опросили насчет цели визита, а потом, долго не церемонясь, пропустили. Детектив поправил съехавший набок галстук, ступая на территорию самого большого притона в Содружестве. По его узеньким закоулкам сновали изуродованные радиацией люди, которых теперь называли гулями. Из желтых, будто манящих заглянуть и приспустить завесу тайны окон доносились последние вести, песни с радио, пьяный хохот, порой шёпот, плавно слетающий с губ тайных любовников, а порой бранные ругательства, что с каждой выкрикнутой фразой уносил холодный вечерний ветер.

Найти указанный на визитке джаз-клуб не составило особого труда, ведь здесь каждая вывеска, каждый ржавый билборд приглашали усталого путника заглянуть на маленький праздник жизни, насладиться музыкой и выпивкой. Нику уже приходилось бывать в «Третьем рельсе», выслеживать фальшивомонетчика. Это заведение было скрыто в просторном полуподвальным помещении, что когда-то являлось вестибюлем станции метро. На входе, в торце старого капитолия, стоял вышибала-гуль в черном фланелевом фраке. Стоило Валентайну только приблизиться к нему, как тот недовольно буркнул:

— Ты что, читать не умеешь, что ли? Написано же: «Собакам и синтам вход воспрещен».

Детектив не стал тратить время на разговоры. Дав себе, наконец, выпустить накопившийся гнев, он мощно сдавил горло вышибалы механической рукой, а затем резким толчком ударил его головой об стену. Несчастный не смог выдавить и писка, прежде чем потерял сознание и обмяк у подножья лестницы. В ту же минуту где-то совсем рядом со сцены клуба донеслась пронзительная трель саксофона, сопровождаемая рокотом контрабаса, кваканьем трубы с сурдиной, грохотом ударных и звоном старого рояля. Едва Ник спустился на нижний уровень, как сенсоры распознали мерзостную, ни на что не похожую вонь. Так пахнет только дьявольский синтез зловонного табака, сваренного из какой-то болотной жижи пива, дешевого спирта, химии и, наверное, человеческих отходов.

— Эй, папаша! — окликнул Валентайна какой-то торчок в розовых очках и широкополой шляпе. — Хочешь затянуться? У меня есть сочная травка, чистая-чистая.

Первое, что пришло детективу в голову, это послать сомнительного типчика к чертям собачьим, но потом он принял иное решение.

— Скажи, приятель, не видел ли ты тут одного подозрительного парня... — Ник не закончил фразу, запнулся, так как на ум не пришло ни единой характеристики убийцы.

— Подозрительного? А ты что, соглядатай? — по непонятной причине он гадостно рассмеялся. — Слушай, синт, я не знаю, как тебя сюда пропустили, но здесь каждый алкаш, каждый нарик, каждый амбал с разукрашенной мордой, да даже любая шлюха попадает под это описание. Конкретнее, придурок!

Стоит признать, задача не из легких. Каково это: описать человека, которого не видел в лицо, а знаешь лишь, что он стрелял в тебя и, вероятно, убил секретаршу? Детектив растерялся, но тут, совершенно неожиданно, на помощь ему пришла незнакомка, сидевшая за ближним столиком.

— Отвали от него, Фредди. Толкай дальше свою дрянь всяким простофилям.

— А что такого, кошечка? Не видишь, мистер держиморда ищет того, не знаю кого. Я, как порядочный гражданин и джентльмен, стараюсь ему помочь, а он...

— Не выводи меня из себя, Фред! Хочешь, чтобы кое-кто узнал о твоих грязных делишках?

— Ладно, Чарли, ладно. Уж и постебаться нельзя.

Низкорослый мужчина в нелепом наряде напоследок презрительным взглядом окинул синта и скоро растворился в пестрой толпе.

— Не знаю, зачем ты прогнала этого хмыря, но, черт подери, я рад, — с облегчением сказал Валентайн, сосредоточив внимание на незнакомке.

Первое, что ему сразу бросалось в глаза, — это небольшой, но весьма заметный шрам на ее красивом, обрамленном короткой стрижкой лице. Немалый интерес вызвала одежда, а именно черный кожаный плащ, который определенно был мужским и был не по размеру с виду хрупкой даме. Но все это было цветочками по сравнению с тем, как она умела смотреть. Во взгляде холодных серых глаз было что-то такое... настораживающее. Она смотрела как удав на жертву, не переводила внимания на кого-то еще, будто ей и дела не было до творившийся вокруг вакханалии. А ведь и назвать таинственную женщину незнакомкой было не совсем верно. Приглядываясь к ней, Ник чувствовал, что уже когда-то видел ее, а может быть, даже и общался с ней. Параноидальное чувство дежавю никак не покидало его, а лишь подливало масло в огонь.

— Фред постоянно пристает к новым посетителям, кто-то же должен держать его в узде, верно? Можете сесть, если хотите, мой столик свободен, — предложила она покладистым тоном. Ее голос хотелось назвать сладким обещанием, ведь каждое слово звучало с приятной, почти интимной хрипотцой и надолго закрадывалось в сердце.

Детектив расположился напротив и снял шляпу, положил ее на край маленького круглого столика, на котором, как и на остальных, словно по уставу стояла потрескавшаяся пепельница, а затем настороженно поинтересовался:

— С чего такая официальность? И почему он назвал тебя Чарли?

— Разве это имеет какое-то значение? — она издала неловкий кокетливый смешок. — Соглядатай.

— Не называйте меня так, миссис... — Ник и не заметил, как c казавшегося ему пренебрежительным «ты» перешел на «вы».

— Мисс, — поправила она. — Мое имя Шарлин, от него и такое сокращение. А вы, я полагаю...

— Мистер Ник Валентайн, — представился он.

— М-м-м... — задумчиво или даже мечтательно протянула она. — Очень интересная фамилия. Мне приходилось о вас слышать. Вы детектив, ведь так?

— Вроде того, — неохотно буркнул Ник, поняв, что уже давно разучился конспирироваться. — У вас не найдется покурить?

— Конечно. — Собеседница незамедлительно протянула ему пачку неплохих сигарет, а когда тот взял одну из них, достала зажигалку и, сверкнув глазами, коснулась табака огоньком.

Интересно, удивило ли ее то, что синт приобщился к многовековой вредной привычке, свойственной лишь людям? Хотя по ее лицу можно было смело сказать, что ее абсолютно ничего не удивляло.

— Ну, и что же вас привело сюда? Расскажете? Хотя стойте, вы, должно быть, выслеживаете кого-то.

— Если бы... — покачал головой детектив. После недолгой затяжки, он пояснил: — Скажем так, один ублюдок грохнул мою знакомую. Девушку, которая была близка мне. На месте убийства он оставил улику, которая вывела меня сюда. Этого достаточно?

— Вы встречались? — тихо слетело с ярко-алых губ собеседницы.

Заданный Шарлин вопрос для Ника прозвучал как провокация.

— Нет. Она была моей помощницей, секретаршей.

— И видела в вас человека, а не синта, — вновь прозвучал пытливый голосок молодой особы. Она пригладила темные волосы, а затем продолжила: — Очень нечасто люди доверяют таким, как вы. Они все строят байки про «Институт» и похищения. Что поделаешь? Говорят, что до войны наши предки верили в зеленых человечков из космоса.

Валентайн не помнил, когда в последний раз ему приходилось смеяться, но сейчас почему-то очень захотелось это сделать. И неважно, была бы это печальная усмешка или же веселый хохот. А меж тем собеседница продолжила:

— Я ведь, как и вы, потеряла самое дорогое, что у меня было. Теперь вот ночами пропадаю здесь, иногда напиваюсь в стельку... — какое-то тяжелое воспоминание терзало ее, она так и не закончила фразу, лишь перескочила на более-менее уместную тему. — Кстати, вы пьете?

— Алкоголь не пьянит меня, а уж тем более не доставляет радости.

Где-то на сцене саксофонист исполнил жгучее соло, а трубач, аккомпанируя ему, каскадами удивительных звучаний закончил синкопированную мелодию под бой ударных. Кто-то зааплодировал, кто-то, не придавая музыкантам значения, воспринимая их как фон, продолжил коротать вечер за бутылкой виски и пачкой таблеток. Так или иначе, конферансье весело воскликнул:

— Cпасибо, спасибо! «Чикагская встряска»* — да, этот мотив растормошит кого хочешь. Для вас, как и каждый вечер, играет горячая банда крутых джазменов из Добрососедства: Мистер Колетрейн — саксофон, мистер Сатчмо — труба, мистер Рич — ударные, мистер Браун — контрабас и неподражаемый мистер Гершвин за роялем! — парнишка выдержал небольшую паузу, после чего торжественно объявил: — А сейчас, ночные коты и кошечки, выступит сексапильная Магнолия с песней «Больница Сент-Джеймс»*, встречайте!

«Больница Сент-Джеймс» — старый-старый блюз или госпел, никто уже толком и не помнил, но все без исключения были обрадованы появлением на сцене дамочки в коротком красном платье. Уж от ее-то номера не отводил глаз ни один выпивоха.

«Я зайду в больницу Сент-Джеймс,

Ведь моя детка здесь.

Она лежит на белой длинной кушетке,

Такая холодная, такая сладкая, такая милая, такая красивая.»

Слова в исполнении Магнолии звучали отнюдь не печально, скорее завораживающе.

«О, отпусти, отпусти ее,

Господь, благослови ее!

Она обыщет весь белый свет,

Но не найдет меня...»

— А теперь к делу, мистер Валентайн, — после второго куплета огорошила его Шарлин. — Вы мне поможете? Нет, не так... Давайте друг другу поможем. Вы ищете убийцу, я все верно поняла?

— Да, — настороженно кивнул синт.

— Сейчас все только и говорят о бостонском маньяке, что орудует в окрестностях Даймонд-Сити. Я не уверена, что он убил вашу подружку, но точно знаю одно: он похитил моего сына.

«Проклятье... — подумал Ник. — Так вот почему она была так дружелюбна и строила из себя сговорчивую собутыльницу».

— Сына? — несерьезно спросил детектив. — Что-то вы не похожи на любящую мать, а уж тем более не похожи на женщину в отчаянии.

— Решать вам, мистер детектив. У меня есть сведения насчет маньяка, один человек помог мне навести справки. Но вы же понимаете, мне не справиться в одиночку, а вы оказались в нужное время в нужном месте, и опыт в расследованиях у вас есть.

Отвечать нужно было незамедлительно, хотя Валентайну этого чертовски не хотелось. Шарлин походила, скорее, на симпатичную аферистку, нежели на охотницу за опасным преступником. Таким, как она, Ник не доверял еще до войны, а уж теперь и подавно. Если бы только у него не было так мало улик...

— Что ж, предлагаю обсудить это, — с немного волнительными интонациями в голосе предложил детектив, но беседе не суждено было состояться.

Клуб разразила оглушительная пальба из «Томмиганов». Возможно, это тот случай, когда обычная пьяная драка переросла в перестрелку, или же какая-то шайка гангстеров решила учинить погром. Никто этого точно не знал, но наверняка для «Третьего рельса» такие разборки не были чем-то новым и аморальным.

Закричали женщины, музыканты, побросав инструменты, бросились бежать к черному входу, и только трубач продолжил играть блюз как ни в чем не бывало. Какой-то мордастый гангстер сначала разбил бутылку о голову помешавшего ему выпивохи, а потом, схватив не успевшую удрать несчастную певицу, принялся лепить ей пощечину за пощечиной. Затем он обернулся, достал из кармана «кольт» и спросил трубача, мистера Сатчмо:

— Тебе, может быть, это не нравится?

— Нет проблем, — сиплым басом ответил темнокожий музыкант. — Меня это не касается.

Гангстер расхохотался.

В те напряженные моменты Ник Валентайн выжидал подходящего момента, чтобы выхватить револьвер, но когда он настал и синт взялся за рукоять, Шарлин положила свою холодную ладонь на его шершавое запястье и тихо прошептала:

— Уходим...