True Noir (гет)

Ник Валентайн уже давно не боится смерти. Разве можно бояться того, с чем знаком не понаслышке? Когда-то, невообразимо давно, ему пришлось пожертвовать собой во имя правосудия: каких-то теперь уже никому не нужных убеждений, принципов, законов. Что же он получил за исправную службу департаменту полиции? А ничего! Скромные поминки, лживые и неискренние слова скорби, надоедливые перешептывания детей с родителями в духе: «Мама, мне скучно, я хочу домой».

Не всем выпадает страшная участь умереть насильственной смертью от рук бандитов, но именно такие муки в конечном итоге доставляют подлинное блаженство, сумасшедшую радость за то, что все это наконец закончилось. Его душа была на полпути к раю, но рай оказался обманом, словно подводным камнем в каком-нибудь запутанном расследовании.

И вот, спустя столетия, он оказался на кушетке в темной мраморной комнате, в окружении одинаковых с виду людей в белых халатах. Монотонные голоса рокотали о чем-то, но для бывшего детектива они были всего лишь неприятным гулом, не более. Затем последовали месяцы изоляции, давшие Нику отчетливо понять, что теперь он вовсе не человек, а контролируемая машина — очередное будоражащее воображение обывателей творение «Института». Вместо лица — маска из металлического сплава, вместо туловища — стальной корпус, скрытый под имитацией кожного покрова, вместо сердца — отлаженный механизм, вместо разума — синтез технологии и памяти живого человека. Нетронутой осталась лишь душа: набор моральных устоев и положительных качеств того самого мистера Валентайна, что геройски погиб в далеком семьдесят седьмом году. Однако стоит заметить, что и это ненадолго, ведь если тело изуродовали ученые «Института», то душу поэтапно искалечила дальнейшая жизнь.

Что чувствуешь, когда тебя выбрасывают по неизвестной причине? Горе, гнев, недоумение? Может, облегчение и радость? Зависит от ситуации. Но оказавшись на свободе, Ник был ошарашен и подавлен тем фактом, что мир разительно отличается от того, который он помнил. Впрочем, профессионал, преуспевающий в каком-либо ремесле работник нужен везде, и даже в полуразрушенном городе, среди выжженных войной пустошей можно найти себе место. Старые навыки сыграли немаловажную роль в становлении новоиспеченного частного детектива. Честность и харизма же помогли завоевать доверие местных жителей, что так трепетали перед «Институтом» и боялись синтов. Постепенно все стало как прежде, ну, почти. Снова расследования, полные людской алчности, злости, похоти и крови. Временами жестокие разборки. Но это все рутина. В новой жизни Ника Валентайна было и дело поинтереснее. Кстати о нем…

«Почему солнце продолжает сиять?

Почему море омывает берега?

Разве они не знают, что настал конец света,

Потому что ты больше не любишь меня?»

— сквозь рябь доносилось печальное женское пение из видавшего виды радиоприемника.

Ничто не освещало старый заводской цех, кроме пары вакуумных ламп, мигавших время от времени и, должно быть, работавших от кустарного генератора. По замусоренному помещению пугающим эхом, вперемешку с музыкой, разносились надрывные крики, мольбы и угрозы. Стоит заметить, что рейдеры, учинившие расправу над опекунами маленького мальчика, были уже настолько утомленны воплями своих жертв, что кто-то из них, вопреки указаниям, вскинул ружье и крупной дробью снес голову замученному, едва живому человеку в белом халате. Раздался отчаянный детский вскрик, а меж тем, музыка, трагично и назло сложившейся ситуации, продолжала околдовывать холодные бетонные стены:

«Я просыпаюсь утром и задаю себе вопрос,

Почему всё так же как и прежде.

Я не могу понять. Нет, я не могу этого понять,

Почему жизнь продолжает идти своим чередом.»

— Пожалуйста, прекратите это! У нас есть немного денег, мы заплатим… — в слабой надежде на пощаду, судорожным голосом пролепетала женщина в такой же белоснежной одежде.

Палач, мощной рукой ударив ее по лицу, раскатисто засмеялся.

Нет, этим уродам нужны были отнюдь не деньги.

— Закрой свою сраную пасть! Детка, давай посмотрим, как этот потешный пацаненок будет визжать, когда я…

— Пацана не трогать! — грозно рявкнул кто-то.

— А бабу? — спросил палач.

— Кончай ее. — безразлично бросил голос из темного угла.

«Почему моё сердце продолжает биться?

Почему мои глаза плачут?

Разве они не знают, что настал конец света,

Это случилось, когда ты сказал «Прощай!»

Прогремел еще один выстрел, но как бы цинично не звучало, он был как нельзя кстати. Один умелый ловкий взмах — и пальцы-лезвия пронзают глотку часового. Предсмертный хрип теряется в этом выстреле, увядает вместе с жизнью жертвы синта-детектива из Даймонд-Сити. Ник Валентайн тщательно обыскивает убитого рейдера, затем стирает ярко-алую кровь с механических пальцев, поправляет поношенный тренч и мятую шляпу, затем, целой рукой, на которой еще сохранились остатки кожи, достает из кобуры огромный револьвер сорок четвертого калибра — настоящее чудовище среди личного оружия. Намечается хорошая драка, и сейчас, как ни крути, синт-детектив в преимуществе.

Звучат финальные аккорды, и песню о неразделенной любви завершает лай револьвера. Пускай как механизм Ник давно устарел, отстал от прогресса «Института» на несколько десятилетий и сейчас бы проиграл любому другому, даже самому примитивному синту новой модели. Но это были вовсе не роботы, а всего лишь люди… Такие же жестокие, мерзкие, глупые, как и все остальные.

Первый выстрел насквозь прошивает ногу палача, и тот с душераздирающем воплем падает на пол. Пока его товарищи в эти панические секунды пытаются понять, что к чему, еще одна пуля попадает другому рейдеру в грудь, а следующая за ней мгновенно лишает жизни зеваку у парадного входа, с бешеной скоростью миновав горло. К сожалению, все проходит совсем не так идеально, как планировал Ник, ведь последний уцелевший разбойник успевает вскинуть самодельный карабин и нажать на спуск.

Говорят, что синты не чувствуют боли, и это отчасти верно. Выпущенный патрон ранил детектива, но он почувствовал лишь слабый сигнал в мозг. Однако держаться на ногах стало тяжелее, пальцы ослабли и сдавить спусковой крючок теперь было не так просто, как раньше. Ник ждал, что враг добьет его, но второго выстрела все-таки не последовало. Над помещением совсем ненадолго нависло гнетущее молчание, разбавляемое лишь монотонным бубнящим голосом из радиоприемника, стонами умирающего палача и тихими всхлипами, плачем маленького мальчика.

— Ублюдок херов, ты что наделал?! — панически воскликнул, как выяснилось, еще совсем молодой парнишка-рейдер. По изуродованному ожогами лицу стекал горячий пот, глаза были угрожающе вытаращены, а брови нахмурены, но что-то все-таки выдавало его беспомощность.

— То, что должен был. Бросай пушку, сынок. Ты теперь не у дел, — послужил ответом на его вопрос невозмутимый, словно выкованный из стали голос синта.

— Хрена с два тебе, чертов урод! Думаешь, я сдамся?! А вот хер тебе, слышишь? Я сейчас застрелю тебя! — промямлил он очередную угрозу.

— Флаг в руки, малыш, — сказал детектив и не торопясь начал приближаться к разбойнику, чтобы разоружить его.

На нервах парнишка, наверное, раз пять надавил на заветный крючок, но карабин молчал. Похоже, до дурачка только-только дошла очевидная мысль, что надо бы зарядить патрон, но, когда он полез в патронаж, Ник Валентайн подошел вплотную, с размаху ударил его ребром рукояти по лицу и заломил руки за спину, надел на них наручники.

— Именем закона, я, как представитель бостонского департамента полиции, арестовываю тебя, — продекламировал детектив, в сердцах смеясь над этими наивными, давно утратившими свою силу словами.

Пока плененный рейдер на пару с стремительно теряющим кровь палачом без умолку выкрикивали матерные ругательства, Ник разрезал веревки, сковавшие десятилетнего мальчика по рукам и ногам, после чего осторожно поинтересовался:

— Как тебя зовут, дитя?

Мальчик не ответил, лишь медленно начал отползать назад. Еще бы? Его реакция синту была более чем ясна. У кого вообще может вызывать доверие спрятанная под мертвенно-бледной кожей машина с искусственными желтыми глазами-светодиодами? Он лишь издевательская пародия на человека, в которую его превратил «Институт», не спросив согласия.

— Не бойся. — постарался изобразить покладистый тон детектив и выдавить улыбку. — Все будет хорошо, я друг, я отведу тебя в Даймонд-Сити.

Мальчик крепко вжался спиной в вставшую на его пути балку. Нет, он вовсе не трепетал от страха, его взгляд был полон отнюдь не детской рассудительности и серьезности.

— Там… — шепнул он, указав пальчиком на дальний угол, куда не доходил свет мерцающих ламп.

Ник взвел курок, но было слишком поздно. Из темного угла раздался выстрел. Кем был затаившийся подлец, синт-детектив так и не смог узнать. Этот хитрый ублюдок оказался дальновиднее своих коллег и выстрелил в голову. Мистер Валентайн без памяти рухнул на пол, его желтые глаза потухли, а тело ослабло. Последнее, что он смог выдавить, было «Беги».

Синт умирает, человек остается жить — честный обмен.

Кровь... Едва уцелевшие сенсоры распознают отвратительный, но такой знакомый солоноватый запах крови. Постепенно силы возвращаются, электрический ток волной проходит по всему организму, и перед глазами начинают вырисовываться первые очертания. Это, однозначно, не заброшенный автомобильный завод и уж точно не ад. «Черт возьми!» — выстрелило в мыслях, когда очнувшийся синт понял, что это его затерявшееся в трущобах Даймонд-Сити детективное агентство, его тесный шлаково-серый кабинет, заваленный стопками дел, едва освещаемый тонкими полосками света, пробивающимися сквозь вполовину задернутые шторы. Вроде ничего особенного, но все-таки что-то не так. Валентайна терзал вопрос: как он оказался здесь, почему все еще жив, и откуда, черт возьми, этот мерзкий запах?

Взглянув в потрескавшееся зеркало на стене, детектив невольно ужаснулся, когда увидел внушительную дыру в голове. Его тут же посетило ощущение, что некто стрелял как минимум из крупнокалиберной винтовки. След от пули остался и на теле, однако он был куда менее заметен и вполне сочетался с другими увечьями.

— Элли! — наконец решил он окликнуть секретаршу, но ответа не последовало.

Синт-детектив обошел кабинет, затем заглянул в прилежащую к нему комнатушку, но и там девушки не оказалось.

— Элли, черт возьми, где мой кофе?! — уже не рассчитывая на ответ, повторил Валентайн и резким, нервным движением открыл бельевой шкаф, чтобы надеть тренч и шляпу и отправиться в город на поиски секретарши.

Увиденное сильно шокировало его, но на один назойливый вопрос, как ни крути, стало меньше. Из шкафа вывалился окровавленный труп девушки. Ее хорошенькое, еще полное детской наивности и красоты личико навечно замерло в испуге. Голубые глаза-бусины, как прежде, смотрели на детектива с почтением, а может, и с мольбой о помощи, просьбой о мести. Так или иначе, поврежденный пулей мозг мог сочинить и не такое.

За мимолетной фантазией по автостраде мыслей потоком понеслись самые различные догадки и предположения. Что если убийца, этот сукин сын, специально организовал подставу? Он вполне мог быть из какой-нибудь банды, главаря которой Нику уже приходилось упекать за решетку за солидную выручку. Но если так, то какой? Валентайн начал спешно перебирать имена и фамилии больших боссов, и тут ему в голову ударила совсем очевидная мысль, что тело еще совсем свежее, а значит, преступник не мог далекой уйти.

С тяжелым сердцем детектив принялся обыскивать труп некогда преданной ему секретарши, которая одна на всем белом свете видела в нем человека, а не бездушного робота. «Ублюдок заплатит сполна...» — твердо решил для себя Ник, когда, стянув порванную одежду с трупа, увидел, что руки и туловище зверски изувечены ножом, о чем говорили многочисленные глубокие порезы.

Осмотр тела, как и поиск отпечатков пальцев, не принес весомых результатов, а вот чистая случайность сыграла важную роль в грядущем расследовании. Среди пыли и прочего мусора синт-детектив заметил на полу скомканную бумажку. Развернув ее, он увидел популярную до войны картинку в стиле пин-ап с полуобнаженной красоткой, пальмой и морем. Чуть выше неаккуратным корявым почерком было написано «Джаз-клуб «Третий Рельс».

«Третий Рельс» — обычный грязный кабак в Добрососедстве, где для падших людей круглые сутки звучит их любимая музыка. Место, где разноцветные таблетки принято запивать бурбоном и виски. Место, где еще вчерашние прилежные девочки отдаются за выпивку. А еще там часто собирались преступники всех мастей, гангстеры и главари местных шаек. Вполне возможно, что раз убийца был связан с рейдерами, то он мог брать поручение у кого-то из этих парней. Все сходится. Труп свежий, а значит, убийца наверняка отправился обратно в клуб докладывать об успешно выполненной работе. Медлить нельзя.

Кое-как очистив от крови тренч и надев его вместе со шляпой, Ник запрятал найденный в столе револьвер во внутренний карман, поспешил покинуть агентство и запереть за собой дверь на ключ. Вечерело. Как назло зарядил холодный ливень, барабаня по крышам сколоченных на скорую руку хибар в трущобах, образуя зеленые пузырящиеся лужи в ямах на разбитых дорогах. Синт-детектив терпеть не мог дождь, ведь обычно он делал его сентиментальным, а меж тем портил и без того старую загнивающую обшивку. Конечно же, теперь о сантиментах речи и не шло. Его нутро пропитали злоба и отчаяние, постепенно нарастающая жажда мести и восстановления справедливости.

— Свежий выпуск, свежий выпуск! — задорно голосила девчонка, разносчица газет. — В окрестностях Даймонд-Сити найден расчлененный труп! Маньяк продолжает пугающую череду убийств!

Со стороны казалось, будто она как никто обрадована этим. Впрочем, ее можно понять: газет продадут побольше, а значит, можно рассчитывать на теплый ужин из бульона и жареной крысы.

— Мистер Валентайн, мистер Валентайн, купите газетку! Вам будет интересно, — окликнула детектива разносчица газет, но не успел он обернуться, как ее за шкирку схватила напарница.

— Натали, я тебе что говорила? Не смей разговаривать с синтами! Может, этот тип хочет заманить тебя в «Институт»?

— Ты что?! Это же мистер Валентайн, он хороший, он помогает людям.

— Ничего слышать не желаю, идем.

Ник уже давно привык к пренебрежительному отношению к себе со стороны окружающих, а потому эта маленькая сценка не вызвала у него ни капли возмущения. А меж тем за торговой площадью показались широкие ворота, и на каждом столбе вдоль дороги, ведущей к ним, висел плакат с жирной надписью «Разыскивается» и темным безликим силуэтом. «Так кто же ты такой, мать твою?» — думал детектив, покидая стены родного города.

Путь к Добрососедству лежал через обветшалые заброшенные кварталы Бостона, где обитали лишь безумцы, супермутанты и рейдеры. Таинственные, загубленные войной улицы как будто что-то угрожающе шептали, предостерегали сквозь рябь ливня, но одинокий путник не слышал их сумбурных слов. Перед глазами все еще стояла ужасная картина, обрисовка гибели несчастной секретарши. Ее мольбы о пощаде, ее последний крик, финальный вздох... Как некстати это было, ведь терять бдительность в лабиринтах мертвых улиц смертельно опасно.

Каким-то чудом через полчаса Валентайн добрел до бетонной изгороди с бронированной дверью по центру и яркой неоновой вывеской «Добро пожаловать в Добрососедство!» У входа его встретили несколько громил, опросили насчет цели визита, а потом, долго не церемонясь, пропустили. Детектив поправил съехавший набок галстук, ступая на территорию самого большого притона в Содружестве. По его узеньким закоулкам сновали изуродованные радиацией люди, которых теперь называли гулями. Из желтых, будто манящих заглянуть и приспустить завесу тайны окон доносились последние вести, песни с радио, пьяный хохот, порой шёпот, плавно слетающий с губ тайных любовников, а порой бранные ругательства, что с каждой выкрикнутой фразой уносил холодный вечерний ветер.

Найти указанный на визитке джаз-клуб не составило особого труда, ведь здесь каждая вывеска, каждый ржавый билборд приглашали усталого путника заглянуть на маленький праздник жизни, насладиться музыкой и выпивкой. Нику уже приходилось бывать в «Третьем рельсе», выслеживать фальшивомонетчика. Это заведение было скрыто в просторном полуподвальным помещении, что когда-то являлось вестибюлем станции метро. На входе, в торце старого капитолия, стоял вышибала-гуль в черном фланелевом фраке. Стоило Валентайну только приблизиться к нему, как тот недовольно буркнул:

— Ты что, читать не умеешь, что ли? Написано же: «Собакам и синтам вход воспрещен».

Детектив не стал тратить время на разговоры. Дав себе, наконец, выпустить накопившийся гнев, он мощно сдавил горло вышибалы механической рукой, а затем резким толчком ударил его головой об стену. Несчастный не смог выдавить и писка, прежде чем потерял сознание и обмяк у подножья лестницы. В ту же минуту где-то совсем рядом со сцены клуба донеслась пронзительная трель саксофона, сопровождаемая рокотом контрабаса, кваканьем трубы с сурдиной, грохотом ударных и звоном старого рояля. Едва Ник спустился на нижний уровень, как сенсоры распознали мерзостную, ни на что не похожую вонь. Так пахнет только дьявольский синтез зловонного табака, сваренного из какой-то болотной жижи пива, дешевого спирта, химии и, наверное, человеческих отходов.

— Эй, папаша! — окликнул Валентайна какой-то торчок в розовых очках и широкополой шляпе. — Хочешь затянуться? У меня есть сочная травка, чистая-чистая.

Первое, что пришло детективу в голову, это послать сомнительного типчика к чертям собачьим, но потом он принял иное решение.

— Скажи, приятель, не видел ли ты тут одного подозрительного парня... — Ник не закончил фразу, запнулся, так как на ум не пришло ни единой характеристики убийцы.

— Подозрительного? А ты что, соглядатай? — по непонятной причине он гадостно рассмеялся. — Слушай, синт, я не знаю, как тебя сюда пропустили, но здесь каждый алкаш, каждый нарик, каждый амбал с разукрашенной мордой, да даже любая шлюха попадает под это описание. Конкретнее, придурок!

Стоит признать, задача не из легких. Каково это: описать человека, которого не видел в лицо, а знаешь лишь, что он стрелял в тебя и, вероятно, убил секретаршу? Детектив растерялся, но тут, совершенно неожиданно, на помощь ему пришла незнакомка, сидевшая за ближним столиком.

— Отвали от него, Фредди. Толкай дальше свою дрянь всяким простофилям.

— А что такого, кошечка? Не видишь, мистер держиморда ищет того, не знаю кого. Я, как порядочный гражданин и джентльмен, стараюсь ему помочь, а он...

— Не выводи меня из себя, Фред! Хочешь, чтобы кое-кто узнал о твоих грязных делишках?

— Ладно, Чарли, ладно. Уж и постебаться нельзя.

Низкорослый мужчина в нелепом наряде напоследок презрительным взглядом окинул синта и скоро растворился в пестрой толпе.

— Не знаю, зачем ты прогнала этого хмыря, но, черт подери, я рад, — с облегчением сказал Валентайн, сосредоточив внимание на незнакомке.

Первое, что ему сразу бросалось в глаза, — это небольшой, но весьма заметный шрам на ее красивом, обрамленном короткой стрижкой лице. Немалый интерес вызвала одежда, а именно черный кожаный плащ, который определенно был мужским и был не по размеру с виду хрупкой даме. Но все это было цветочками по сравнению с тем, как она умела смотреть. Во взгляде холодных серых глаз было что-то такое... настораживающее. Она смотрела как удав на жертву, не переводила внимания на кого-то еще, будто ей и дела не было до творившийся вокруг вакханалии. А ведь и назвать таинственную женщину незнакомкой было не совсем верно. Приглядываясь к ней, Ник чувствовал, что уже когда-то видел ее, а может быть, даже и общался с ней. Параноидальное чувство дежавю никак не покидало его, а лишь подливало масло в огонь.

— Фред постоянно пристает к новым посетителям, кто-то же должен держать его в узде, верно? Можете сесть, если хотите, мой столик свободен, — предложила она покладистым тоном. Ее голос хотелось назвать сладким обещанием, ведь каждое слово звучало с приятной, почти интимной хрипотцой и надолго закрадывалось в сердце.

Детектив расположился напротив и снял шляпу, положил ее на край маленького круглого столика, на котором, как и на остальных, словно по уставу стояла потрескавшаяся пепельница, а затем настороженно поинтересовался:

— С чего такая официальность? И почему он назвал тебя Чарли?

— Разве это имеет какое-то значение? — она издала неловкий кокетливый смешок. — Соглядатай.

— Не называйте меня так, миссис... — Ник и не заметил, как c казавшегося ему пренебрежительным «ты» перешел на «вы».

— Мисс, — поправила она. — Мое имя Шарлин, от него и такое сокращение. А вы, я полагаю...

— Мистер Ник Валентайн, — представился он.

— М-м-м... — задумчиво или даже мечтательно протянула она. — Очень интересная фамилия. Мне приходилось о вас слышать. Вы детектив, ведь так?

— Вроде того, — неохотно буркнул Ник, поняв, что уже давно разучился конспирироваться. — У вас не найдется покурить?

— Конечно. — Собеседница незамедлительно протянула ему пачку неплохих сигарет, а когда тот взял одну из них, достала зажигалку и, сверкнув глазами, коснулась табака огоньком.

Интересно, удивило ли ее то, что синт приобщился к многовековой вредной привычке, свойственной лишь людям? Хотя по ее лицу можно было смело сказать, что ее абсолютно ничего не удивляло.

— Ну, и что же вас привело сюда? Расскажете? Хотя стойте, вы, должно быть, выслеживаете кого-то.

— Если бы... — покачал головой детектив. После недолгой затяжки, он пояснил: — Скажем так, один ублюдок грохнул мою знакомую. Девушку, которая была близка мне. На месте убийства он оставил улику, которая вывела меня сюда. Этого достаточно?

— Вы встречались? — тихо слетело с ярко-алых губ собеседницы.

Заданный Шарлин вопрос для Ника прозвучал как провокация.

— Нет. Она была моей помощницей, секретаршей.

— И видела в вас человека, а не синта, — вновь прозвучал пытливый голосок молодой особы. Она пригладила темные волосы, а затем продолжила: — Очень нечасто люди доверяют таким, как вы. Они все строят байки про «Институт» и похищения. Что поделаешь? Говорят, что до войны наши предки верили в зеленых человечков из космоса.

Валентайн не помнил, когда в последний раз ему приходилось смеяться, но сейчас почему-то очень захотелось это сделать. И неважно, была бы это печальная усмешка или же веселый хохот. А меж тем собеседница продолжила:

— Я ведь, как и вы, потеряла самое дорогое, что у меня было. Теперь вот ночами пропадаю здесь, иногда напиваюсь в стельку... — какое-то тяжелое воспоминание терзало ее, она так и не закончила фразу, лишь перескочила на более-менее уместную тему. — Кстати, вы пьете?

— Алкоголь не пьянит меня, а уж тем более не доставляет радости.

Где-то на сцене саксофонист исполнил жгучее соло, а трубач, аккомпанируя ему, каскадами удивительных звучаний закончил синкопированную мелодию под бой ударных. Кто-то зааплодировал, кто-то, не придавая музыкантам значения, воспринимая их как фон, продолжил коротать вечер за бутылкой виски и пачкой таблеток. Так или иначе, конферансье весело воскликнул:

— Cпасибо, спасибо! «Чикагская встряска»* — да, этот мотив растормошит кого хочешь. Для вас, как и каждый вечер, играет горячая банда крутых джазменов из Добрососедства: Мистер Колетрейн — саксофон, мистер Сатчмо — труба, мистер Рич — ударные, мистер Браун — контрабас и неподражаемый мистер Гершвин за роялем! — парнишка выдержал небольшую паузу, после чего торжественно объявил: — А сейчас, ночные коты и кошечки, выступит сексапильная Магнолия с песней «Больница Сент-Джеймс»*, встречайте!

«Больница Сент-Джеймс» — старый-старый блюз или госпел, никто уже толком и не помнил, но все без исключения были обрадованы появлением на сцене дамочки в коротком красном платье. Уж от ее-то номера не отводил глаз ни один выпивоха.

«Я зайду в больницу Сент-Джеймс,

Ведь моя детка здесь.

Она лежит на белой длинной кушетке,

Такая холодная, такая сладкая, такая милая, такая красивая.»

Слова в исполнении Магнолии звучали отнюдь не печально, скорее завораживающе.

«О, отпусти, отпусти ее,

Господь, благослови ее!

Она обыщет весь белый свет,

Но не найдет меня...»

— А теперь к делу, мистер Валентайн, — после второго куплета огорошила его Шарлин. — Вы мне поможете? Нет, не так... Давайте друг другу поможем. Вы ищете убийцу, я все верно поняла?

— Да, — настороженно кивнул синт.

— Сейчас все только и говорят о бостонском маньяке, что орудует в окрестностях Даймонд-Сити. Я не уверена, что он убил вашу подружку, но точно знаю одно: он похитил моего сына.

«Проклятье... — подумал Ник. — Так вот почему она была так дружелюбна и строила из себя сговорчивую собутыльницу».

— Сына? — несерьезно спросил детектив. — Что-то вы не похожи на любящую мать, а уж тем более не похожи на женщину в отчаянии.

— Решать вам, мистер детектив. У меня есть сведения насчет маньяка, один человек помог мне навести справки. Но вы же понимаете, мне не справиться в одиночку, а вы оказались в нужное время в нужном месте, и опыт в расследованиях у вас есть.

Отвечать нужно было незамедлительно, хотя Валентайну этого чертовски не хотелось. Шарлин походила, скорее, на симпатичную аферистку, нежели на охотницу за опасным преступником. Таким, как она, Ник не доверял еще до войны, а уж теперь и подавно. Если бы только у него не было так мало улик...

— Что ж, предлагаю обсудить это, — с немного волнительными интонациями в голосе предложил детектив, но беседе не суждено было состояться.

Клуб разразила оглушительная пальба из «Томмиганов». Возможно, это тот случай, когда обычная пьяная драка переросла в перестрелку, или же какая-то шайка гангстеров решила учинить погром. Никто этого точно не знал, но наверняка для «Третьего рельса» такие разборки не были чем-то новым и аморальным.

Закричали женщины, музыканты, побросав инструменты, бросились бежать к черному входу, и только трубач продолжил играть блюз как ни в чем не бывало. Какой-то мордастый гангстер сначала разбил бутылку о голову помешавшего ему выпивохи, а потом, схватив не успевшую удрать несчастную певицу, принялся лепить ей пощечину за пощечиной. Затем он обернулся, достал из кармана «кольт» и спросил трубача, мистера Сатчмо:

— Тебе, может быть, это не нравится?

— Нет проблем, — сиплым басом ответил темнокожий музыкант. — Меня это не касается.

Гангстер расхохотался.

В те напряженные моменты Ник Валентайн выжидал подходящего момента, чтобы выхватить револьвер, но когда он настал и синт взялся за рукоять, Шарлин положила свою холодную ладонь на его шершавое запястье и тихо прошептала:

— Уходим...

Ах, Шарлин, эта чертовка показалась Нику сумасшедшей, когда, попав под проливной дождь, залилась почти демоническим смехом, удрав с ним на пару из охваченного бойней джаз-клуба. «Тоже мне, мамаша в отчаянии!» — в очередной раз подумал синт в этот момент.

Ночь было решено переждать в отеле «Рексфорд», а утром отправиться на разоренную ферму в пригороде Бостона, где, по словам новоявленной напарницы, ее подельник обнаружил логово маньяка. Конечно, Валентайн скептически относился к этой идее, ведь ему по-прежнему не давала покоя визитка их «Третьего рельса». Он был почти уверен, что из-за женщины упустил преступника. Может, она специально выследила его, отвлекла на себя, а теперь ведет на гибель? В старых комиксах про крутого детектива Серебряного Плаща, которые Ник читал на досуге, обычно так все и происходило: роковая красавица соблазняла какого-нибудь простофилю, пылая страстью уводила его прочь от посторонних глаз, а потом изящно лишала жизни. Так или иначе, отмотать время вспять было невозможно, а потому оставалось только держать ухо в остро и пристально наблюдать за каждым действием Шарлин.

В холле когда-то фешенебельного и дорогого отеля царило запустение. Ни тебе швейцаров у дверей, ни другого обслуживающего персонала, лишь полусонный гуль за стойкой ресепшна. Интерьер был также скуден, хоть и немного отдавал былой роскошью: кругом дерево, на стенах старые картины и плакаты, в центре гостевого зала стол из цельных дубовых досок и кресла, с другой стороны ? камин с потрескивающими дровами.

— Что голубки, решили чувства проверить? — ухмыльнулся гуль, едва завидев посетителей.

Синт-детектив собирался парировать насмешку какой-нибудь едкой, сквозящей цинизмом фразочкой, но напарница опередила его.

— Типа того, приятель. Я смотрю, тебе тут за расспросы платят?

— А деваха у тебя не промах! — не стирая с лица идиотской ухмылки, подметил гуль. — Будем знакомы, мое имя Хамфри Богарт, — он протянул свою мозолистую руку, — надо сказать, с постояльцами у нас сейчас туго, так что могу предложить номер, скажем, за сорок крышек.

— Двадцать, — настойчиво потребовала Шарлин.

Богарт расхохотался.

— Она еще и торгуется! Ну, мужик, ты попал.

— Прекрати паясничать, умник, просто дай ключи от номера, — скрипучим голосом процедил Валентайн.

— Ладно-ладно, синт. Тридцать крышек — и комната ваша. Развлекайтесь.

Нику становилось все отвратительнее разговаривать с жителем Добрососедства, однако, по воле злой иронии, вскоре он взаправду почувствовал себя ухажером, ведь Шарлин только и делала, что сверлила его взглядом, как бы намекая, что денег нет. В итоге за номер пришлось платить детективу. Какая нелепость!

За тридцать крышек гуль бросил ключи, а потом еще и непристойную шутку вслед.

Арендованным «номером» оказалась комнатушка на чердаке с застекленной крышей. Не сказать, что отвратная, но тип с ресепшна явно решил отыграться за неуважение к себе. Кругом пыль и грязь, словно сюда не заглядывали на протяжении нескольких столетий, одна тесная двуспальная кровать и голые стены. Дождь не переставал барабанить по стеклу, далеко в небе рокотал гром.

— Ну и дыра… Зачем вообще тянуть до утра? — наконец синт задал давно мучащий вопрос. — У вас идеи одна лучше другой, дамочка. Мы что, не смогли бы выследить этого ублюдка под покровом темноты? Дел-то — просто добраться до этой проклятой фермы, подкараулить и всадить уроду пулю в башку.

Молодая женщина присела на край кровати, сняла черные кожаные перчатки, а затем и плащ. Вопреки опасениям детектива, под ним не скрывалось абсолютно ничего опасного. Ничего, кроме прекрасного стройного тела. Ник как будто застыл на месте. Он точно не знал, что его так волнует, но это было приятное волнение, трепет.

Устремив взгляд на простирающийся за окнами разрушенный город, Шарлин в очередной раз закурила, пессимистично подметила:

— С вами очень тяжело общаться, мистер Валентайн, вам до меня никто об этом не говорил?

— Как же… — ухмыльнулся синт.

— Мы ведь еще недавно обсуждали, что ночью есть риск нарваться на рейдеров, — она принялась загибать пальцы, и Нику показалось, что она объясняет ему как дурачку, — супермутантов, контрабандистов, которые не очень-то дружелюбны, в конце концов, на агентов «Института».

— К черту агентов «Института»! — слова синта прозвучали настолько резко, что молодая женщина невольно вздрогнула, а сигарета предательски выскользнула из ее тонких пальцев. — Вам не пришлось пережить тот кошмар, который пережил я.

Тут, совершенно неожиданно, Ника как удар хватила мысль: «Разговор об опасности действительно был, причем всего десять минут назад. Неужели поврежденный мозг начал давать сбои? А что если память скоро совсем откажет?»

Шепот, тихий, но различимый:

— Все гораздо хуже, чем я предполагала…

— Что? Что вы сказали? — насторожился детектив.

— Ничего, мистер Валентайн, вам послышалось. Проспитесь, если вам конечно нужно, придите в себя…

Ночь вступает в свои законные права и Ник проваливается в сон. Говорят, что хорошим парням, которые борются с бандитизмом, несмотря на одобрение и почести со стороны добропорядочных граждан, бывает очень тяжело и совестно за совершенные, хоть и во имя закона, убийства. Оттого в кошмарах им снятся мертвые лица, застывшие ровно в тот момент, когда пуля пронзила плоть. Вот и у Ника перед глазами проносились пугающие мгновения его непутевой жизни. Что-то с довоенных времен, что-то с нынешних, но ближе к утру подсознание нарисовало ему странную картину: Элли, его секретарша, что-то в агонии вопила, стараясь вразумить безликую фигуру, которая впоследствии лишила ее жизни при помощи лезвия. Ник же был скован по рукам и ногам, был вынужден безвольно наблюдать за этим.

Спасением от ужаса стали первые лучи солнца, пробившиеся сквозь нависшие над Бостоном свинцовые тучи. Ник проснулся с тяжелым сердцем, и вспомнил, как Элли когда-то желала ему доброго утра. Теперь же, вместо дружелюбной побудки, Ник услышал знакомый, с нотками холодного безразличия, голос:

— Пора выдвигаться, мистер Валентайн. Если верить Гаррисону, моему подельнику, соглядатаю из «Третьего Рельса», днем маньяк отсиживается у себя в логове. Мы вряд ли застанем его врасплох, так что будьте готовы ко всему, проверьте, заряжен ли револьвер.

Прелестные формы напарницы вновь скрыл длинный плащ. Ах, ей бы только шептать сладкие речи завороженным любовникам, но сейчас ее тон был словно у ворчливой училки начальных классов. Надо заметить, Валентайн был уже немало удивлен тому, что спокойно проснулся в номере отеля, а не где-нибудь в подсобке. Может, этой аферистке и можно доверять…

* * *

Обжитые руины Бостона растворились в утреннем тумане, когда спутники вышли на пустоши, где их встретила нескончаемая череда унылых пейзажей. По обочинам разбитой дороги еще росли, а если точнее, боролись за жизнь старые, изъеденные радиоактивными осадками деревья. На уносящейся куда-то далеко на север автостраде гнили давно заглохшие автомобили. На них же, с высоты поросших плющом билбордов и рекламных стендов наземных переходов, взирали счастливые лица миловидных домохозяек и элегантных джентльменов. Когда-то давно, до войны, они предлагали случайным водителям остановиться через сколько-то там километров и прикупить в супермаркете пылесос, может, приобрести хороший костюм со шляпой или вечернее платье в фирменном бутике, ну, а путешественникам и следующим в другой штат дальнобойщикам, теперь уже поросшие ржавчиной вывески, настоятельно рекомендовали остановиться в мотеле на ночь, а утром продолжить путь.

Ближе к середине дня тучи рассеялись, и на кислотном небе воцарилось совсем не греющее солнце. Из поля зрения исчезли последние признаки давно уничтоженной цивилизации, остались только нехоженая тропа, пустынные поля, равнины, изредка по пути встречались пересохшие реки и болота. В те минуты Шарлин то ли действительно из интереса, а может, и только за тем, чтобы заполнить гнетущую тишину, вполголоса спросила у синта:

— Мистер Валентайн… Элли, кто она?

— Элли? — детектива как током ударило. — Откуда вам известно это имя?

— Сегодня ночью вы звали Элли, выкрикивали ее имя во сне.

— Это моя покойная секретарша, — не стал таить синт. — Я уже рассказывал о ней, больше говорить не желаю.

— Я понимаю вас, мистер Валентайн. Мой сын, его похитил этот монстр…

— Я вам не верю, — коротко отрезал Ник. — Чарли, или как там вас? Признайтесь, зачем вы втянули меня в эту идиотскую игру в сыщиков? Я уже склоняюсь к тому, что остался бы удовлетворен, замочи бы я случайного бандита в клубе, приняв его за убийцу моей Элли. А что? И мне легче, и одним выродком стало бы меньше в нашем сумасшедшем мире, красота!

— Вы блефуете, — осуждающе процедила молодая женщина.

— Да, дамочка? — в голосе синта прозвучали ясные нотки угрозы. — Я просто старый, доживающий свой срок механизм. Знаете, что до недавних пор было потолком моих мечтаний? Знаете, а?

Шарлин равнодушно помотала головой и отвернулась от детектива. Он же не менее рьяно продолжил:

— Я был счастлив, что Элли по утрам варила мне кофе, радовался тому, что какой-нибудь пацан раз в неделю да приносил комиксы про пафосных черно-белых борцов с несправедливостью. И больше всего я любил мелкую работенку, которую обычно подкидывал мэр за сотню крышек, но теперь все покатилось к чертям собачьим!

— Вы думаете только о себе, мистер Валентайн. Вы эгоист, — подвела итог спутница, похоже совершенно не боясь говорить на чистоту.

— Я старый доживающий свой срок механизм… Ох, черт! — руки детектива панически задрожали. Он был готов поклясться, что, не одумайся бы — один в один повторил бы ту же самую фразу. В голове творилась полнейшая каша, коктейль из разочарования, ностальгических воспоминаний, опасений и жажды мести.

— Все в порядке? — Шарлин старалась не выходить из образа холодной и рассудительной дамы, но Ник отчетливо увидел неспокойные огоньки в ее серых глазах, еле заметные морщинки в уголках губ.

— Да, конечно. Простите, Чарли, я, наверное, действительно бываю невыносим. Это все дыра в башке, я порой забываю кто я есть и какая у меня миссия.

— Вас надо починить, — похоже, она высказала самую разумную мысль.

* * *

Заброшенная ферма, насчет которой у Ника было так много опасений, теперь находилась всего в паре сотен метров. Дул легкий ветер, в воздухе, как ни странно, витал запах жаренной говядины и, кажется, тушеных грибов.

Тут сознание вновь сыграло с детективом злую шутку. Перед ним, как на яву, предстала картина из прошлого: цветущая ферма, роскошные яблоневые сады, плантации, головокружительные ароматы полевых цветов и яркий свет горячего июльского солнца… Ник Валентайн, другой, настоящий Ник Валентайн, вырос на такой ферме. Он вспоминал своих друзей, родителей, вспоминал довоенную эйфорию. В те времена никто не предполагал, что в один день всего этого может не стать, человечество не осознавало, что идет по пути разрушения, а потому не боялось играть с огнем.

В один из тех дней еще совсем молодой Ник покинул родные края, сел на автобус до Бостона и устремился навстречу новой жизни. Город встречал его ослепительным сиянием небоскребов, чередой автомобильных гудков и гулом голосов незнакомых ему людей. По улицам волнами разносилась музыка: джаз уличных музыкантов, заводной рок-н-ролл и душевные напевы кантри, что так напоминали о доме. В новостях по радио часто говорили об агрессии со стороны востока, о наращивании военной мощи и ядерного потенциала коммунистическим Китаем и, что иронично, потом часто крутили квинтет «Пять звезд» с их главным хитом.

«Атомная бомба так горяча.

Я в бреду — зови врача.

Именно о ней всю жизнь я мечтал,

В миллионы раз жарче, чем напалм.

Атомная бомба, все взгляды косят.

Радиоактивна так, что светится вся.

Термоядерный синтез в сердце её,

Что опасна она — это просто вранье.»

В этом городе Ник Валентайн провел несколько лет, безустанно неся службу правопорядку, а когда мир сошел с ума и оказался на грани неминуемой кончины, позволил ученым из «Волт-тек» просканировать его мозг, изучить личность. Он не дожил до дней, когда ядерные боеголовки сожгли страну, но вспоминать о том дивном мире ему всегда было крайне нелегко.

* * *

— Вы кто такие?! — хриплый возглас вернул детектива к реальности.

Навстречу спутникам из-за ворот вышел пожилой седобородый человек в джинсах, грязной рубахе, ковбойской шляпе, с рычажной винтовкой наперевес. Как выяснилось только что, запахи пищи были отнюдь не иллюзией. Над амбарами действительно клубился густой дым костров, что означало, что ферма вовсе не заброшена.

— Это мародеры, Ник, — шепнула Шарлин на ухо детективу. — Они грабят и сжигают поселения.

Синт среагировал без промедления, молниеносно выхватил револьвер и навел его на незнакомца. Тот же, в свою очередь, направил ствол на Валентайна.

— Тише, парень, тише. Только дернись мне, и я сделаю еще одну дыру в твоей сраной башке!

— Я того же мнения, мужик, — бросил в ответ Ник. — Положи пушку на землю.

Старик гнусаво засмеялся.

— А я не положу. Вот хохма, охотница и синт приперлись на нашу землю и еще угрожают. Катитесь обратно в «Институт» или я зову парней.

Звать парней старику не пришлось, ведь, едва заслышав голоса, деревянные стены заняли четверо вооруженных людей. Кто-то из них крикнул:

— Эта ферма — владение минитменов. Тут чужакам не рады.

— Мы ищем одного человека. Того, кого называют бостонским маньяком, — попыталась объясниться Шарлин.

— Его здесь нет, не знаю кто наплел вам такую чушь, — прогнусавил дед, не опуская ствола винтовки. — Топайте назад, я считаю до десяти, иначе прикончим обоих.

«Не вздумай отступать, не вздумай отступать» — ютилось в мыслях у детектива.

— Раз! Два!

По-хорошему, надо бы опустить ствол, но что, если они потом выстрелят в спину?

— Три! Четыре!

И потом, нельзя же уходить ни с чем, а это просто кучка деревенских простофиль с клинящими ружьями из сплавов водосточных труб.

— Пять! Шесть!

Элли… Если эти ублюдки прячут у себя ее убийцу, уйти будет непростительно.

— Семь! Восемь!

Чарли… Шарлин… Эта чертовка сказала, что они мародеры, а значит их можно прикончить. Выяснять не было времени. Валентайн никогда не причинял вреда мирным людям и он чуял — окажись фермеры действительно ни в чем не виновными, то испытал бы тяжелые муки совести. Впрочем, о какой совести теперь речь? Пора уже выкинуть из больной головы эти древние догмы.

— Девять!

Короткая вспышка, бьющий по ушам грохот — старик мертв. Еще один точный выстрел — и одним стрелком на стенах становится меньше.

От ужаса происходящего Шарлин боязливо прижала руки к груди, пригнулась, но какой-то урод не счел позорным стрелять в беззащитную женщину, а может, он просто промахнулся? Так или иначе, ее прекрасное тело пронзила дробь, молодая женщина издала последний стон и без сил рухнула на землю. Пускай синт недолюбливал и подозревал напарницу в чем только можно, его нутро охватила жгучая ненависть и ярость. Не отдавая себе отчет, он жал на спуск, разбрасывал пули как конфеты, не зная наверняка, попадает ли он, с каждым выстрелом все глубже погружаясь в пучину безумия.

Когда ненадолго наступило затишье, Ник Валентайн зарядил в барабан новые патроны, после чего вышиб и так державшийся буквально на соплях деревянные ворота и хладнокровно добил оставшихся двух стрелков. Следующим шагом было осмотреть амбары. Теперь он вовсе не тот мистер детектив, что защищает граждан Даймонд-Сити, нет, озлобленный синт ощущал себя в эти минуты безжалостной машиной-убийцей, ничуть не лучше маньяка.

Горстка людей в большом амбаре побросала оружие. В панике фермеры подняли руки над головой и взмолились о пощаде, но детектив не мог простить их соратникам убийство новой напарницы. Он провел четкую параллель между ней и Элли, сделал вывод, что жизнь лишает его людей, которые хоть сколько-то толерантны по отношению к нему.

Когда механический палец троекратно давит на спуск, по телу Ника проносится ток, чувство азарта и удовлетворенности. Вот только… Последний человек ненадолго отсрочивает свою кончину. Револьвер предательски щелкает, давая понять, что патронов не осталось.

— Кто такой бостонский маньяк?! Где найти этого выродка, говори мне, скотина! — прорычал синт, ударив уцелевшего человека коленом по лицу.

— Я не знаю! Не знаю! — в горячих слезах тараторил он.

Пальцы-лезвия плавно легли на пока что теплое горло.

— У тебя есть последний шанс, парень. Не скажешь — будешь умирать долго и болезненно.

— Завод! Тут был человек, он ушел на автозавод! — проорал фермер свои последние слова.

Лезвия вскрывают глотку как консервную банку, и алая кровь растекается по рукам детектива, пачкает его ботинки и подол кожаного тренча. Дело сделано, осталось только найти автомобильный завод. Завод! Черт подери, что за игру затеял этот больной на голову урод?

Хоть и не сразу, но Ник сообразил, что, похоже, вновь идет на прежнее место, на старый автомобильный завод, где когда-то по его вине погиб ребенок, где он сам, считай, встретил смерть.

Следующий шаг стоило тщательно обдумать. Выйдя из амбара и хлопнув за собой дверью, детектив присел возле дотлевающего костра, над которым все еще висела пережаренная туша брамина. Выглянувшее ненадолго солнце снова затмили тучи, ветра подняли в воздух песок и завели пугающую песнь. Ник еще долго сидел в безмолвии. На смену адскому синтезу гнева пришло состояние, близкое к эйфории с нотками беспокойства, страхом ожидания. Сейчас чертовски не хватало сигарет.

— Покурим, мистер Валентайн? — прозвучали ужасно знакомые, буквально интимные интонации, и бледная рука протянула синту сигарету.

Взгляд детектива застыл. Тело как будто сковал паралич.

— Мистер Валентайн, так вы будете курить?

Голос Шарлин прозвучал словно откуда-то из глубин разума, и, похоже, этот вопрос она задавала далеко не в первый раз. Судя по раздраженному тону, напарница настаивала на ответе.

— Наверное, Чарли, наверное… — только и смог выдавить Валентайн, с осторожностью беря прикуренную сигарету окровавленными пальцами из мертвенно-холодных рук молодой женщины, словно какую-то отраву.

Короткий судорожный вдох — сенсоры без перебоев опознают привкус губ, приевшийся запах табака и — скоро — обманчивое чувство, очень отдаленно похожее на эйфорию, гадюкой заползает в мозг.

— Тот мародер, боже мой… он визжал как поросенок. — Шарлин покачала головой. — Но что, что он сказал?

Хмыкнув, Ник про про себя процедил:

— Сказал, что умалишенный выродок ушел на автозавод. Туда, где все началось, черт подери.

— Что началось? Мистер детектив…

Валентайн сделал еще одну затяжку, махнул рукой.

— Для покойницы Вы слишком любопытны, дамочка.

— Покойницы? — тонкие брови Шарлин резко взлетели вверх, а алые губы растянулись в презрительной ухмылке. — Вот покойник, — она указала в сторону первого увиденного убитого человека, — и вот покойник, и вот…, а я пока дышу. Знаете, это на самом деле, м-м-м, нелепо, что вы безжалостно убили фермеров, просто решив, что меня лишил жизни один из стрелявших. Скажите честно, я вам небезразлична?

Услышанное вызвало в душе у Ника настоящий диссонанс.

— Что ты сейчас сказала? А ну закрой рот, ненормальная! — злобно фыркнул он и с этой минуты снова перешел на неуважительное «ты». — Я все равно не поверю, ведь тебя больше нет, как нет и Элли, мой мозг ломается, я знаю это. Знаю то, что скоро умру, как все эти люди, и последнее, что я хочу сделать, — отомстить, хотя постой…

Шарлин… Хитрая черноволосая чертовка все-таки не потеряла хватку, ведь смысла в ее словах на самом деле было гораздо больше, чем могло показаться. Ник не сразу почуял фальшь, но когда вновь проиграл ее слова в памяти, понял, что мародеров она отнюдь не по ошибке назвала фермерами.

— Ты солгала мне, Чарли. Зачем? — холодно спросил Ник, сделав последнюю затяжку и швырнув сигарету в костер.

— Солгала? — изумилась напарница.

— Да, детка. Эти ребята отнюдь не мародеры, и ты только что сама мне об этом сообщила. Кажется, у тебя проблемы…

— Я просто оговорилась, что такого-то? — в спешке проговорила Шарлин отведя взгляд, тем самым дав детективу понять, что блефует.

Механические пальцы Валентайна машинально легли на рукоять револьвера, и вот стальное чудовище сорок четвертого калибра уже в его руках нацелено на лживую напарницу. Ник точно не знал, действительно ли она выжила или все-таки была галлюцинацией, но всего один выстрел мог бы дать ответ на этот заковыристый вопрос.

— Да вы спятили! — в голосе Шарлин зазвенели нотки испуга. — Одумайтесь, мистер детектив, сначала эти люди, теперь вы хотите убить беззащитную женщину, чьего сына похитил маньяк?

— Хватит врать! — прорычал синт. — У тебя нет и не было ребенка, это было ясно сразу, но ты усердно вешаешь мне лапшу на уши. Непонятно одно: маньяк действительно был здесь, значит, хоть про него ты сказала правду. Зачем?

— Ошибаетесь, ох как ошибаетесь… Горечь утраты делает злее, циничнее, но, между тем, слабее. Когда у тебя отбирают самое дорогое, что есть в жизни, ты по-другому начинаешь смотреть на мир, на людей, — в голосе Шарлин не было и намека на жалость, он был как прежде холоден, только легкая дрожь выдавала волнение. — Спрашиваете, зачем? Так вот вам и ответ. Мой сын попал в лапы монстра, которого эти фермеры укрыли за несколько десятков крышек. Вы бы стали стрелять в них, если бы знали, что они не мародеры? Это не риторический вопрос, отвечайте, мистер детектив.

— Нет, — на выдохе ответил Валентайн и медленно опустил ствол.

Осознание того, что он опять угрожал безоружному человеку, больно ранило его. Старая программа велела блюсти довоенный полицейский устав, прогрессирующий же в ней сбой, видимо, все чаще давал повод взяться за оружие, но именно это, как бы оно ужасно ни было, можно было смело назвать свободой. Той свободой, что довольствуются рейдеры и мародеры пустошей, когда зверски мучают и потрошат случайных путников, не боясь быть наказанными.

— Надеюсь, ко мне больше нет вопросов? — чуть раздраженно спросила Шарлин, похоже, ощутив вкус победы в словесной дуэли. — Они бы все равно выстрелили нам в спину.

— Давно пора закрыть эту тему, дамочка.

— Славно. Идемте, мистер Валентайн. И да, зарядите револьвер…

* * *

Снова дорога: утомительная и изнуряющая. Но как бы негостеприимны ни были пустоши, как бы ни были размыты и раскрошены проселочные тропы, спутники не сбавляли шаг, держались в уверенном темпе марш-броска. В томительном предвкушении расправы над убийцей Элли канул в прошлое очередной день. Ночь же пришлось коротать под пронзительный вой волков в заброшенной хижине на окраине развалин, когда-то бывших поселком, а с первыми лучами вновь выдвинуться к автозаводу. Почему-то Ника не удивляло, что он так хорошо знает дорогу, у него и сомнений не возникало, что идут они с напарницей верно. Смущала разве что реальность последней и то, что он, похоже, снова прогнулся под ее давлением.

Ближе к завершению дня на горизонте показался краснокирпичный заводской комплекс, огороженный стеной с колючей проволокой и окутанный ядовитой дымкой. Выглядели заброшенные корпуса сурово, даже пугающе. Когда же напарники подошли ближе и вот уже миновали обветшалый контрольно-пропускной пункт, перед ними предстала невероятная разруха, настоящее помоечное королевство из сгнивших каркасов автомобилей, исписанных матерными ругательствами стен и разбросанных в безумном хаосе запчастей и стальных деталей. Дополняла нелицеприятное зрелище омерзительная вонь.

Ник в который раз ощутил чувство дежавю. Мысленно он перенесся в день, когда Элли предложила ему взяться за очередное дело. Вспомнилась такая же долгая дорога, тот же завод, но под покровом темноты, а еще животные вопли и шакалий смех. Сейчас в воздухе висела разве что куда сильнее напрягавшая замогильная тишина, худо-бедно разбавляемая скрипами и писком бегающих в закутках крыс.

И вновь что-то подсказало детективу, куда идти, ноги буквально сами вывели его к сталелитейному цеху с огромными, покрытыми ржавчиной синими воротами. Валентайн шел так быстро, что напарница едва успевала за ним. Он не оглядывался по сторонам, почти не думал об опасности, ведь первую скрипку заиграло убеждение, что маньяк затаился именно в этом заводском помещении, и промедление может загубить все на корню.

— Тут кровь. Кровавый след ведет внутрь. Он, кажется, здесь… — шепотом предупредила Шарлин.

Ник кивнул и прижался к одной из стальных дверей, на всякий случай заглянув в патронник револьвера, в котором оставались последние две пули. Собравшись с духом, детектив резким движением отворил соседнюю дверь, после чего подобно урагану ворвался внутрь, но не успел пройти и пары метров, как в омерзении замер.

На том самом месте, где когда-то свершилась расправа, лежали сгнившие трупы. Тела неизвестно как давно убитых людей стали чем-то вроде удобрения для свежей зеленой травы, которая по велению природы пробилась через трещины в бетоне и проросла насквозь разложившейся плоти. Однако привлекли внимание Валентайна отнюдь не эти трупы, его взгляд застыл на совсем свежем теле мужчины в поношенном бежевом тренче и шляпе. Это к нему вел кровавый след. Поначалу все выглядело просто как глупое совпадение, но когда Ник подкрался ближе и перевернул умершего лицом к себе, то не поверил своим глазам.

— Ты тоже видишь это, Чарли? — в голосе синта послышалась легкая дрожь.

Шарлин, будто испытывая терпение Валентайна, промолчала. Ей было невдомек, почему он вдруг так забеспокоился, а ведь чувство, что буквально сожгло детектива, можно было смело сравнить с внезапной шизофренической депрессией, которая накатывает вследствие глубокого потрясения, в одно мгновение.

Из-за поднявшегося ветра, входная дверь с грохотом захлопнулась, но не Ник, не Шарлин не придали этому никакого значения. И если напарница прибывала в недоумении, то Валентайн никак не мог избавиться от всепожирающего ужаса. В бескровно убитом человеке, к которому почему-то вел кровавый след, синт-детектив безошибочно опознал себя. Другого себя, не механизм. Того самого славного парня Ника, которого уважали коллеги из полицейского департамента, того, что погиб незадолго до Великой Войны. Это, должно быть, чья-то злая шутка, ведь не могло тело пролежать более двухсот лет, но если так, что это?..

Ответ не заставил себя долго ждать. Где-то зарокотал генератор, под потолком синхронно зажглись вакуумные лампы, а на верхний уровень, как на трибуну, в окружении ассистентов поднялся пожилой мужчина с седыми волосами и облезлой кожей, одетый в белый халат поверх свитера. Окинув только что прибывших путников внимательным и чутким взглядом, он выдавил подобие улыбки, от которой повеяло жутью, а затем, похлопав в ладоши, продекламировал:

— Господа, эксперимент прошел удачно! Мистер «X2-117», — покладистым тоном обратился он, по-видимому, к детективу, — признаюсь, не ожидал, что вы вновь доберетесь сюда, да и вообще сумеете выжить при сложившихся далеко не в вашу пользу обстоятельствах. Я поражен вами не просто как надежным, пускай и, к сожалению, ужасно устаревшим синтом промежуточной модели, но и как высокоразвитой личностью, способной испытывать целую палитру глубоких чувств при определенных обстоятельствах. Вы доказали, что представляете собой очень ценный экземпляр, очень ценный, мистер «X2-117». Думаю, вы сочтете за честь поблагодарить ныне покойного профессора Гаррисона за усердную работу над сохранением исходных данных…

— Кто ты такой? — только и смог выпалить Ник Валентайн. — Это ты прирезал Элли, да, ублюдок?

Несколько охранявших группку ученых синтов второй модели вскинули лазерные винтовки, но человек в белом халате только сипло засмеялся и жестом приказал им опустить оружие.

— Полегче, недалекий мой «X2-117», полегче. Я тебе не враг, я твой друг. Впрочем, этого нельзя сказать об этой… кхм… женщине, что находится рядом с тобой. Скажи, ты хочешь, чтобы я открыл тебе одну маленькую тайну, ответил, так сказать, на твои вопросы и кое-что прояснил?

— Валяй, умник.

— Приведите ребенка! — скомандовал ученый. Двое его коллег в спешке спустились вниз и вскоре завели в помещение мальчика лет десяти.

Валентайн понимал, что угодил в западню, из которой невозможно удрать. Обычно в таких ситуациях его выручал старый добрый револьвер, но сейчас применить оружие было равносильно самоубийству. Все стало еще более запутанно и непонятно, когда в пленном мальчике Ник опознал ребенка, которого не смог спасти от рейдеров в ту роковую ночь.

— Шон! — громко воскликнула Шарлин и кинулась навстречу. Ученые попытались огородить его от женщины, в чьих глазах сверкнул проблеск надежды, но она проигнорировала их, резко оттолкнула и крепко прижала к себе ребенка.

— Мне больно. Отпусти меня. — безэмоционально сказал тот.

— Шон, я же твоя мама, ты что, не узнаешь меня?

Ник впервые слышал, чтобы напарница говорила что-то с такой неподдельной искренностью, но в то же время беспомощностью. Да что уж там? Он как на себе ощутил, что ее бросило в лихорадочную дрожь. Пускай он даже теперь не до конца верил в то, что Шарлин — любящая мать, сомнений поубавилось вдвое.

— Но ты не моя мама, — все так-же равнодушно отвечал мальчик — Пусти меня, тетя, пожалуйста.

Шарлин ослабила хватку, и мальчик без труда вырвался из ее холодных объятий и спрятался за спины мужчины и женщины, что привели его.

— Эти люди, — он указал крохотным пальчиком на ученых, — хорошие. Они обещали, что если я буду себя хорошо вести, то они отведут меня к родителям.

— Так вот же я, вот! Я твоя мама, Шон, я твой родитель, — повысила голос Шарлин.

— Не-е-т, тетя, вы меня перепутали с другим, с плохим мальчиком.

На глазах у молодой женщины выступили слезы, она без сил упала на колени, опустила голову, и черная челка скрыла покрасневшие глаза. Слышалось только, как она сдавленно скулила и лепетала под нос что-то несвязное.

— Уведите ребенка, — скомандовал седовласый пожилой человек, почесывая негустую бороду.

Последний лучик солнца пробился сквозь приоткрытую стальную дверь в обитель искусственного света. Шарлин угрюмо посмотрела вслед двум ученым, и что-то внутри нее екнуло, словно лопнула струна. Женщина стремительно набросилась на них. Точным ударом в висок она вырубила мужчину в очках, женщину же разгневанная бестия плотно схватила за горло, и, когда та начала терять воздух и кашлять, из последних сил оттолкнула в сторону, повалив на бетонный пол.

Вдруг, совершенно внезапно прогремел выстрел, после которого напуганный до смерти маленький мальчик взвизгнул и забился в угол.

— Н-н-и-к, — Прохрипела Шарлин, схватившись за рану в области сердца. Изо рта вытекла тонкая струйка совершенно не похожей на кровь жижи, и скоро молодая женщина рухнула рядом со своими жервами.

— Она не умерла, «X2-117»! — На повышенных тонах заявил человек в белом халате с импровизированной трибуны. — Она машина, как и ты, просто к ее телу приложили руку ученые из отдела биоинженерии. Она — новейший улучшенный синт третьего поколения, она как человек, только ее организм устроен несколько иначе. Она способна к регенерации, слабое место — мозг. Думаю мы друг друга поняли «X2-117»?

Валентайн не отдавал отчет своим действиям, он был опьянен странным убеждением, которое накрепко засело в мозгу. Команду ученого он воспринял как солдат — приказ офицера, а потому сделал несколько шагов навстречу доживающей последние мгновения Шарлин и приставив револьвер к ее лбу, приготовился исполнить команду.

Она в последний раз смотрела в его невыразительные ярко-желтые глаза-светодиоды, в последний раз сладким шепотом молила о пощаде, в последний раз… Второй оглушительный хлопок вновь заставил вздрогнуть толпу людей в белом. Ник тяжело выдохнул, обреченно посмотрел на «зрителей», для которых он — гладиатор на сцене колезея.

— Прекрасно! Прекрасно, «X2-117», — похвалил его седовласый человек. — Теперь ты знаешь куда больше: и почему она не умерла тогда, и почему привела тебя сюда… Она осведомительница, друг мой. Ее так запрограммировали, чего не могу сказать о тебе… Твоя программа дала серьезный сбой. А мы, господа, — обратился он к ассистентам, — имели честь наглядно лицезреть это.

Ник молчал. Ему просто было нечего сказать. Истерзанную душу съел хаос, ведь детективу стало окончательно ясно, что он — сломанный механизм, марионетка в руках создателей. Он — убийца, его программа реагировала и подавала сигнал в мозг при малейшем намеке на насилие. Он — опасен для общества.

Дуло монстра сорок четвертого калибра, коснулась виска. Механический палец синта в неизвестно какой, но на этот раз последний раз, нажал на спуск. И все бы весьма логично закончилось, если бы не одно «но» — револьвер предательски щелкнул, а Ника Валентайна окружили синты-охранники.