Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она сидит в кресле у окна, спокойная, молчаливая и неподвижная, точно сфинкс.
— Холодно, — она ежится, плечи ее зябко вздрагивают. Я подаю ей теплую шаль, черную с рыжим, в которую она сразу же благодарно кутается и с облегчением вздыхает. Я хочу закрыть окно — осенние вечера прохладны, и я вечно боюсь за ее слабое здоровье.
— Постой, — останавливает она меня, — не надо. Мне стало теплее. Лучше подыши со мной этой свежестью. Ты же каждый год ее ждешь...
Это так — каждый год я жду ранней осени, как подарка. Мы никогда не обсуждали это, но она все и обо всех знает без слов. Я часто заглядываю к ней — поговорить, посоветоваться или просто выпить чаю. Чай приходится заваривать мне — она давно не встает со своего кресла без посторонней помощи. После беды, случившейся с ней, она слепа и слаба телом, но духом сильнее многих и многих, а видит куда лучше зрячих.
Она единственная, кто не просит погадать — я и так знаю ее карту, ту самую, неизменную, а известно ей куда больше, чем мне. Она единственная, кто не просит вообще ничего. Больная и искалеченная, она продолжает отдавать то, что имеет, а имеет она немало. Какая в ней сила сострадания, какое великое сердце, какой разум! Сколько бесценных сокровищ за тщедушной изувеченной оболочкой!
— О чем сегодня? — спрашивает она меня и мягко улыбается. От чашки на подносе поднимается пар. — У тебя наконец-то большая радость?
— Да, — я невольно улыбаюсь в ответ: еще ничего не сказано, а она уже знает. Всегда так — она словно ясновидящая. Придешь к ней с историей, а она сама же и расскажет ее тебе, сделает выводы, предупредит об опасностях. Но бывает, что она слушает молча, сосредоточенно, даже не кивает, а будто ловит потоки слов в невидимый кувшин.
Едва переступишь порог — и она понимает, зачем ты здесь. К ней приходят многие: советуются, жалуются, плачут, просят помощи и даже пророчеств. В то же время ее друзей можно пересчитать по пальцам — люди есть люди, получают свое и, окрыленные, успокоенные, отправляются восвояси, исчезают в своем лазурном завтра, а наш оракул, закутанный в черно-рыжую шаль, снова остается в одиночестве у открытого окна. Они никогда не звонят после этого, не пишут и больше не приходят, а мы, те самые немногочисленные друзья, сердимся и возмущаемся: какая неблагодарность, какой примитивный эгоизм, как же так можно?! А она утешает, нас же пытается утихомирить:
— Не обижайтесь на них. Им всем нужна срочная помощь, а не дружба. Поведете ли вы голодающего в музей, пригласите ли тяжелораненого на танец? Будете ли вы ждать благодарности от больного, который мечется в бреду, даже если попытаетесь сбить ему жар? Будете ли вы ждать, что упавший на улице, которому вы протянули руку и помогли подняться, пришлет вам цветы? Конечно, нет. Вот и они приходят сюда за одним — за спасением, когда им плохо. Им не нужны интеллектуальные дуэли и новые привязанности, я могу только напоить их чаем и залечить их раны. Погасить их боль, смыть с них грязь, дать им надежду, если она есть, вернуть им честь и достоинство, если они утрачены, развеять иллюзии, если таковые имеются, и показать, что истина ничуть не хуже лжи, а будущее ничуть не хуже прошлого, что имеет смысл дождаться завтрашнего дня, а не гибнуть сегодня в отчаянии и страдании... Я не могу сплести для них новые нити бытия, не могу отменить то, что произошло с ними, но пробую заштопать разорванную ткань их жизней. Я не могу отпускать их с теми же муками, с какими они приходят ко мне, а тем более множить эти муки. Им больно. Им страшно. Им очень плохо. Не судите их так строго, прошу вас!
Наш дорогая провидица, мы признаем твою правоту. И все же у меня сжимается сердце, когда после ухода очередного повеселевшего посетителя я вижу одинокую неподвижную фигуру у окна...
— О чем же? — спрашивает она, как обычно.
— О тебе, — отвечаю я и беру ее за руку, — я хочу говорить о тебе.
О жрица света, о служительница великих неведомых богов! Я не обременю тебя. Не сейчас. Ты знаешь о моей радости — это к лучшему. Пусть на сердце у тебя хотя бы сегодня будет легко. Если можешь, если веришь мне, расскажи, что там, в том мире, который ты ясно видишь несмотря на слепые глаза, а я могу лишь смутно чувствовать. Расскажи мне о богах и духах. Расскажи мне свои сны...
Прекрасна каждая карта.. а как к вам приходит вдохновение?
|
Mother Geraldaавтор
|
|
Dzheviana, спасибо! Трудно сказать точно, как именно. Начинается, наверное, с образа, с ассоциации, которую вызывает каждая карта. Не могу сказать, что я придерживаюсь стопроцентно каноничной трактовки, тем более что их много и они разнообразны. Порой мне даже хочется показать ту сторону определенного аркана, которая по какой-то причине остается в тени. Образы и ассоциации накладываются на знания и определенный опыт, и возникает человек, ситуация, определенный характер с определенным отношением к жизни. Что-то пишется сразу, на лету, что-то вынашивается месяцами, пока не оформится, и рождается долго и трудно. Никогда не повторяется...
|
Mother Geraldaавтор
|
|
riky, благодарю, что прочли. Образу каждой карты могут соответствовать десятки образов реального мира и десятки житейских историй, и ни одна из них не повторяется. Да и не всегда то, что описано, совпадает с личной историей автора и его личной трактовкой карт. Но так или иначе спасибо за внимание к этой работе и добрые пожелания!
|
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |