Отражение мечты (джен)

Румпельштильцхен был не в духе. Весь день шел наперекосяк! Глупая Белоснежка со своей любовью спутала ему все карты... А еще эта прислуга вечно лезет куда не просят. Без спросу зашла в кладовую и застыла перед зеркалом... Неужели никак не могла оторваться от созерцания своей неземной красоты? А, кстати, что это зеркало вообще тут делает?

Немного подумав, Румпель вспомнил, что, когда он с помощью череды удачных сделок заполучил этот замок, зеркало уже находилось в потайной комнате, укрытое черным покрывалом. Маг решил переставить его в одну из кладовых. При транспортировке покрывало слетело, но Румпель так ни разу и не смотрел в него — по понятным причинам он не очень-то любил рассматривать свое отражение. И вот оно стоит тут уже почти два века...

Сам не зная почему, чародей подошел к старинному артефакту и заглянул в наполовину очищенное прислугой стекло.

Да уж, медная чешуя — не самое лучшее украшение, но уж коли это одно из условий могущества...

Не сразу он заметил на заднем плане бурлящий котел, окруженный пробирками с разноцветной жидкостью. Он размеренно подошел к котлу и добавил в кипящее зелье последний ингредиент. В котле раздался хлопок, а потом оттуда повалил серебристый пар.

— Да! Получилось! Эликсир бессмертия!

Маг зачерпнул из котла текучую блестящую субстанцию и громко рассмеялся. Его главная проблема была решена — он получил вечную жизнь и вечное могущество.

Власти у него и без того было достаточно: все Белоснежки, Прекрасные принцы и Злые королевы были просто игрушками в его руках. Оставалась одна проблема — кинжал, который мог подчинить его волю или даже лишить его жизни, окажись он не в тех руках. Теперь эта проблема была устранена: маг поднял кинжал к потолку, и изогнутое лезвие рассыпалось в его руках. Теперь никто и никогда не сможет им управлять! А распоряжаться всеми остальными судьбами будет он.

Но котел оставался еще полон волшебного эликсира. А это значило, что он может не только сам стать бессмертным, но и дарить бессмертие тем, кому пожелает. У него еще будет время поразмыслить над этим вопросом, а пока на ум приходит только одно имя...

Раздумья мага прервала появившаяся в дверях Белль:

— Ваш сын Бэйлфайр прибыл, господин.

Что-то давно забытое вдруг дрогнуло в душе Темного мага. «Мой мальчик, Мой Бэй, он жив! Он вернулся! Теперь я дам ему все то, что никогда не дал бы деревенский бедняк... Даже больше — то, что еще ни один смертный не смог предложить своему сыну».

— Ты все приготовила, как я велел?

— Да, господин.

«Ее бы тоже неплохо сделать бессмертной, — мимоходом подумал Румпель. — Лучшей прислуги мне не сыскать. Надо будет только изобрести зелье, которое отучит ее совать нос в чужие дела...»

Маг поспешил в зал, чтобы взглянуть на того, кого он потерял так много лет назад.

Да, он уже был там — красивый, стройный, сильный, совсем не похожий на того мальчика, который много лет тому назад провалился в портал. Только глаза остались теми же — добрыми, искренними, немного доверчивыми.

— Отец... — робко начал юноша.

Но тот не дал сыну договорить. Забыв всю гордость и сдержанность, Румпель побежал навстречу сыну и заключил его в объятья.

— Бэй, сынок... ты простишь меня?!

Бей покрепче прижался к отцу.

— Конечно, папа... Я давно простил тебя! И я вернулся, чтобы быть с тобой...

Последние слова повисли в воздухе, прерываемые только горячими всхлипами.

Белль, наблюдавшая встречу отца и сына, тоже утирала украдкой слезы краешком фартука.

— Конечно, сынок... Мы будем вместе... Вечно.

Тут Румпель почувствовал, как по его шершавой, покрытой чешуей щеке катится одинокая слеза. Неужели Темные тоже умеют плакать?..

Но что это?! Куда пропал его сын? И котел с эликсиром, и... неужели это все — просто магия зеркала?!

В порыве ярости Румпельштильцхен схватил с пола трость и замахнулся на зеркало, намереваясь разнести стекло на тысячи мелких осколков. Вдруг что-то остановило его... Он прислушался: из коридора раздавалось пение Белль (почему она всегда поет во время уборки?).

...Музыка громче, и ярче огни...

...Живи... дыши и люби...

«Почему эти глупые, незатейливые песенки всегда такие солнечные? В чем источник ее неиссякаемой радости?!»

Чародей опустил трость и остановился, невольно прислушиваясь к голосу поющей девушки.