Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

— Ваше Величество, — Нинхурсаг, испытывая всеобъемлющее чувство гордости, склонила голову перед сыном; радость от его воцарения омрачал лишь один факт — он смог занять трон только после безвременной гибели отца.

Она пришла в его покои поздним вечером, собираясь преподнести важную весть, и как нельзя кстати застала Нинурту в благоприятном расположении духа. Он, завершив разговор по коммуникатору, встретил ее с улыбкой.

— Матушка, не нужно подобных обращений, когда мы наедине. Я все еще ваш сын, — с не меньшим почтением отозвался он, стоя возле интерактивной карты Земли, теперь поделенной на четыре неравные части. — Нергал прислал благую весть, что шахта на юге вверенного ему альянса вот-вот заработает в полную силу. Анкийцам не удалось уничтожить ее полностью. И как только разгребут завалы, мы сможем возобновить переработку золота и доставку его на Нибиру. Я подумываю над тем, чтобы построить перерабатывающий завод и на Лахму, однако пока у нас на это нет средств.

— Это прекрасные новости, Нинурта, — со встречной улыбкой сказала Нинхурсаг, полностью одобряя намерения сына. — Похоже, благодаря твоим стараниям и стараниям твоих братьев и племянника мы скоро вернемся к первоначальным срокам восстановления атмосферы.

И ее радость была искренней, ведь никто не хотел видеть Нибиру такой, какой она была многие сотни тысяч лет назад, когда большую часть планеты покрывала корка льда. Подобно Лахму, Нибиру оставалась безжизненной, пока не были изобретены климатические системы и способы применения атомарного золота для поддержания атмосферы.

— Чего не скажешь о других шахтах и заводах… — протянул Нинурта уже менее оптимистично. — Более того, теперь Ресети-Ири потерян для нас хотя бы до восстановления нормального радиационного фона. Но я думаю лет через тридцать привезти туда рабов для расчистки. Я считаю, что иметь главный источник связи на Земле — египетские пирамиды — довольно опасно, учитывая, кем мнят себя анкийцы.

— Не думаю, что они посмеют противостоять нам теперь. Большинство из них теперь просто рабы, Нинурта. И их господин…

— Кожей чувствую, он жив, матушка, — Нинурта, рассвирипев, ударил кулаком по столу, и трехмерная карта Земли на миг подернулась белым шумом.

— Даже если и так… Но ведь Мардук повержен, сын, и он вряд ли когда-либо еще сможет собрать армию, подобную предыдущей. Все что остается ему сейчас — это затаиться и зализывать свои раны.

— Что привело тебя так поздно, мама? — тоже перешел он на менее формальный тон, взглянув в окно на звездное небо.

— Прошу тебя повременить с поиском новой царицы, — внезапно сказала Нинхурсаг, удивив его. — Я слышала, что после похорон Инанны ты собрался устраивать смотрины, — она на миг придала голосу строгости: — Притом, без моего участия, что просто немыслимо, учитывая, что это как минимум мой долг, как королевы-матери. Ты несправедлив ко мне, сын.

На его лице словно возник знак вопроса.

— Но мама, ты противоречишь сама себе, ты же сама все время говоришь о наследнике! Я только пытаюсь ускорить события.

— Не надо их форсировать. Новая царица не нужна, покуда жива предыдущая, — осторожно сказала она, ожидая реакции сына.

— Мама, я чего-то не знаю? — Нинурта сощурился. — И поэтому ты все время отодвигала похороны Инанны? Если ты сейчас скажешь, что она жива, то я… — но он не нашел, что сказать, а потому просто замолчал, собираясь выслушать Нинхурсаг до конца.

— Мы не думали, что она выживет, поэтому не хотели понапрасну обнадеживать тебя. То, что от нее осталось… пришлось буквально собирать по кусочкам.

— Кто — мы? — с новым подозрением спросил Нинурта, вовсе не радуясь чудесному воскрешению своей сумасшедшей жены.

— Советник Ито внес огромную лепту в ее чудесное воскрешение. Удивительно, насколько у него нестандартный подход к проблеме и живой ум! — выразила невольное восхищение Нинхурсаг. — А ведь ему каких-то триста пятьдесят лет… Благодаря его исследованиям в области генетики нам удалось полностью исцелить тело Инанны, остались разве что шрамы. Но это поправимо.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что вам удалось исцелить «тело»? — все больше удивляясь, спросил Нинурта, и Нинхурсаг, налив себе вина из глиняной бутыли, присела на софу, удобно устроившись на подушках; ее волосы мягко обрамлял свет огня, заставляя их отливать медью. — Ну же, мама, довольно интриговать, ты прекрасно знаешь, что я не отличаюсь терпеливостью!

Нинурта толком не успел осознать, что его жена жива, как почувствовал, что мать собирается ошеломить его чем-то более невероятным. Но по виду Нинхурсаг, в которой едва ли читалась былая уверенность, он понял, что, возможно, что-то пошло не так.

— Это не совсем та Инанна, которой она была до гибели, — расплывчато стала пояснять она; не выдержав испытующего взгляда сына, Нинхурсаг стала изучать содержимое своего кубка. — Как я и сказала, нам удалось восстановить тело, но с разумом, точнее, с памятью не все так просто, — она отпила вина, задержав взгляд на языках пламени, грызущих полено в камине. — Она не помнит последних событий.

— Что, в твоем понимании, последние события?

— Примерно пять тысяч лет. Сын, сейчас это та Инанна, которая была солнцем Египта. Это Хатор, богиня любви и света, а не сошедшая с ума воинственная и кровожадная Сехмет…

Нинурта только нахмурился, не зная, как на это реагировать. Но в следующий момент его глаза расширились от осознания факта, что, возможно, Инанна может помнить не слишком приятные эпизоды из общения со своим тогда еще будущим мужем…

* * *

Бен старательно избегал любых контактов со стражей. Каждый житель Земли, будь то анкиец или человек, теперь был чипирован, и стража моментально получала информацию о каждом, кто проходил мимо неё: имя, место жительства и, главное, расовая принадлежность. Люди, как низшая раса, имели гораздо больше ограничений, чем анкийцы, хотя за вторыми следили бдительнее из-за недавней битвы.

Иерусалим в который раз выстоял в кровопролитной битве, но более не был знаменем свободы, теперь являясь одним из центральных нибируанских городов. В старом городе на каждом углу висели нибируанские вымпелы — черный уроборос на желтом фоне. Недавно обнаруженные здесь на недоступной смертным глубине золотые залежи вскоре обещали подвергнуть город золотой лихорадке. Нищие на улице с трудом добывали себе пропитание, они часто становились объектами насмешек со стороны нибируанской стражи, что относилась к ним, как к собакам, бросая в толпу объедки со стола.

Бен, накинув капюшон, огляделся и, поправив рюкзак, покинул стены старого города, проскользнув мимо зазевавшегося стража.

Внизу на парковке его ожидал старенький ржавеющий чоппер, который доставит его в некогда полное юных анкийцев место. Академия Нью-Бабили, еще совсем недавно выпускавшая готовых к новой жизни курсантов, более не функционировала и теперь служила домом и штаб-квартирой горстке анкийцев, скрывающихся от нового порядка, и их лидерам — Энки и Мардуку. Нибируанцы и не подозревали, что академия цела, ведь и ей неплохо досталось, после того, как над Мертвым морем разразилась настоящая баталия. И конечно же, никто не собирался восстанавливать анкийские академии. Нибируанцы постепенно возвращались к первоочередному плану по превращению людей и анкийцев в безграмотных рабов, как это было от начала времен.

Некоторые помещения Нью-Бабили затопило, где-то были обвалы, но общими усилиями все это постепенно восстанавливалось. Удалось даже запустить подводную автономную электростанцию, что решало проблему освещения под землей.

Бросив рюкзак в коляску, Бен, в последний раз оглядев парковку, превратившуюся в кладбище автомобилей, открыл замок и въехал в темный тоннель, теперь казавшийся еще более бесконечным, чем во времена учебы в Нью-Бабили.

Академия подходила им, так как имела все необходимое: медикаменты, запас еды и даже одежду — курсантскую форму. Но самое главное, здесь было оружие и пара действующих, хоть и старых, шаттлов на случай экстренной эвакуации. Однако после восстановления всех систем слежения воспользоваться ими даже в экстренной ситуации было чревато. Их бы просто подбили.

— Никак не привыкну к тебе в форме курсанта, — Бен улыбнулся встречавшей его матери.

— Что-то ты долго, — она взглянула на свои золотые наручные часы — последнее, что осталось от прежней безбедной жизни.

— Ну, знаешь ли, не так просто достать все необходимое, — он поправил рюкзак, в котором гремели инструменты и компьютерные комплектующие. — Ты какая-то бледная, мама, ты ела?

Неожиданно для Ангелы он извлек из кармана чуть помятый сникерс и протянул ей.

— Бен, ты же знаешь, что я не ем сладкого, — она скептично взглянула на батончик в руках сына, не понимая, чем же он так доволен.

Он только закатил глаза.

— Мне пришлось крепко потрудиться, чтобы достать его для тебя. За окном вообще-то постапокалиптический мир! — он чуть обиделся, полагая, что шоколадка обрадует ее, но Ангела только пожала плечами. — Почему ты не можешь просто принять ее и поблагодарить меня? Это же не так сложно, правда?

Она будто только сейчас очнулась, в глазах ее на миг отразилось чувство вины, однако маска равнодушия, что была ей более присуща, тотчас вернулась на место.

— Угости девушек, думаю, они будут рады…

— Мама! — возмутился Бен и бросил шоколадку на пол, когда они вышли из лифта. — Тебе больше не надо вести себя столь холодно, тем более, со мной. Неужели ты не понимаешь, что теперь все изменилось? Я не прошу тебя обнимать меня при встрече или проявлять заботу, но не могла бы ты иногда быть немного помягче?

И он, коря мать за бесчувственность, просто направился к мастерским, переоборудованным из классов кибернетики и военного дела. Пытаясь сделать для нее что-то приятное, он вновь получал в ответ равнодушие, от которого бросало в холод. Бен ворвался в класс кибернетики, застав там пару ребят, занимавшихся настройкой внутренних систем Нью-Бабили и собирающих биоников-уборщиков буквально из подручных материалов.

— Эй, ты чего такой злой? — Анкиа, находившийся там же и разбиравший на части стационарный компьютер, был весь в пыли; поначалу привыкнуть к подобному зрелищу было трудно, но теперь все изменилось — он больше не был господином этого мира и теперь делал все самостоятельно, стараясь не выделяться среди других.

Бен просто свалил рюкзак в угол, не волнуясь, что там может что-то погнуться или разбиться, и сел на крутящуюся табуретку, спрятав лицо в ладонях. Он и сам не понял, почему так взбесился.

— В Иерусалиме становится больше стражников, боюсь, власти что-то подозревают.

Александр, поправив очки, чуть нахмурился и отложил крестовую отвертку.

— Не думаю, что это может быть связано с нами, мы не предпринимали никаких мер за все время, что мы скрываемся. Но я согласен, что впредь нужно минимизировать наши вылазки в город. Имеющихся запасов должно хватить на месяц.

Ребята, бывшие игиги с флагмана, с которого удалось бежать до его обстрела роботизированными истребителями, навострили уши, вслушиваясь в их разговор. Один из них замер с паяльником в руках, с жала которого поднималась тонкая струйка дыма.

— Скажи мне, что мы собираемся делать? — из речи Бена пропала формальность, как и обращения «мой господин» или «Великий Анкиа», но это было не следствием неуважения, а потому что Александр, как он просил всех называть себя, сам так решил. — У нас больше нет армии, нет оружия и поддержки кланов. Нас вообще осталось не слишком много, — Бен пнул стоящий рядом ни в чем не повинный системник.

Александр поднялся на ноги и отряхнул водолазку; он подошел ближе и прислонился к металлическому пеналу с инструментами.

— Бен, еще немного, и я решу, что у тебя истерика. Что не так?

Он и впрямь был на взводе, казалось, тронешь — и взорвется, налетит на кого-нибудь с кулаками или пойдет крушить мебель и электронику.

— Ты знаешь, что не так абсолютно всё…

Александр, понимая, что Бен вот-вот и впрямь сломается, только взглянул на парней в мастерской, и те, отложив дела, бесшумно встали и вышли из помещения. Они, конечно же, по-прежнему повиновались своему господину, невзирая на изменившиеся отношения. Даже после разгрома в битве анкийцы все еще не могли помыслить о смене лидера.

— Я только что повысил голос на свою мать… — обессиленно выдохнул Бен, понимая, что раздул из мухи слона; он посмотрел на Александра и на миг один уголок его губ приподнялся. — Кто бы мог подумать, что Ито подложит нам такую свинью, да?

— Скажи мне то, что ты на самом деле хочешь сказать, Бен, — понимающе попросил Александр; он и сам выглядел не слишком обнадеживающе, все меньше напоминая себя прежнего. — Скажи мне прямо, что винишь меня в ее смерти.

Глаза Бена в момент стали злыми, из-за прямолинейности Александра, но главное — из-за правдивости его слов. Ривка пожертвовала жизнью ради него и сделала это, не моргнув глазом, но ведь виноват был не только он один…

— Это я позволил ей вылететь из флагмана. Я задержал охрану…

Александр все это уже знал и, естественно, не винил его, ведь если Ребекка что-то задумала, ее было не остановить.

— Но ты винишь меня за то, что она пожертвовала свою жизнь взамен моей, так? — все еще ожидал услышать честный ответ он. — Просто скажи это, или ударь меня, если этого желает твое сердце.

И, наконец, Бен, не понимая, почему Александр так спокоен, признался:

— Да, ты абсолютно прав, я виню в ее смерти только тебя. И в том, в кого она превратилась, и в том, как с ней обращался Нинурта, виноват один ты! Полгода он держал ее подле себя наложницей, и я даже представить не могу, как она не сломалась, — Бен и не заметил, как оказался напротив Александра, а его указательный палец стал указывать ему в грудь. — Ты оставил ее одну среди всех этих хищников! Живкович отдал свою жизнь, чтобы она могла поднять восстание, чтобы мы все пошли за ней… А ты позволил ей умереть! И я до сих пор не пойму, почему она так любила тебя, если ты даже не попытался отомстить Нинурте за ее смерть!

Александр только поднял ладони вверх, не собираясь его останавливать, он покорно ждал, возможно, даже хотел получить удар, ведь не мог не чувствовать своей вины. Бен, однако, не поднял на него руку, он лишь стоял, излучая злость и тяжело дыша.

— Да, ты абсолютно прав в каждом своем слове. Ребекка совершила великую глупость, отдав свою жизнь ради меня одного, ведь анкийцы ждали от нее совсем другого. Цена твоей жизни повышается вместе с возложенной на тебя ответственностью, — рассуждал Александр уж как-то слишком спокойно. — Но ты видишь только эту точку зрения, на самом же деле, она поступила так не из-за меня, а из-за вас, ведь только в моих силах даровать вам свободу, Бен!

— Да как же ты можешь говорить так цинично?! — Бен было непроизвольно дернулся, готовый полезть в драку, но Александр с неожиданной легкостью скрутил его, прижав к колонне позади и придавив локтем грудь; скорее всего он использовал некие способности, напомнив Бену, кем является.

Наконец-то в глазах Александра появились эмоции — и это была ярость.

— Сквозь свою обиду ты не слышишь то, что я пытаюсь донести до тебя! — вскипел он моментально, до это держа себя под полным контролем. — Я не мог вступить в бой, потому что цена моей жизни намного выше твоей, любого анкийца и даже Ребекки! Да, ты не ослышался! Я — единственный, кто может спасти вас от гнета нибируанцев, только у меня или моего отца есть право занять трон Нибиру, чтобы подарить вам свободу! У меня не было никакого преимущества перед Нинуртой, я не мог остаться в осажденном городе! И анкийцы проигрывали, я не мог этого не признать. Все было очевидно…

В полупустых мастерских раздались несвоевременные смешки. Бен смеялся, словно сумасшедший, запрокинув голову назад.

— Ты сам себя слышал? Звучит так, будто ты сбежал, и ты даже не пытаешься это отрицать! — придя в себя, сказал он. — И ты бросил ее, спасая свою шкуру!

— Ей было уже не помочь, глухой ты идиот! — теперь уже Александр едва мог контролировать эмоции, ведь его задели за живое. — Неужели ты думаешь, что только ты один потерял её?..

— Эй, что здесь происходит? — раздалось из дверей, но эти двое будто и не слышали.

Летти вихрем влетела в мастерские и попыталась разнять двух мужчин, ведь Александр явно причинял Бену боль, так как его локоть поднялся ближе к горлу. Бен же оставался неподвижен, только его зубы скрипели в тишине.

— …Прекрати строить из себя жертву, Бен! — тем временем продолжал Александр, будто и не замечая Летти, безуспешно пытавшуюся убрать его руку с горла Бена. — Теперь нам всем предстоит еще более долгий путь, но нельзя терять надежду и впадать в уныние! Только не сейчас! Мы должны идти вперед, чтобы жертва Ребекки не была напрасной.

— Господин, вы же задушите его! — глядя на багровеющее лицо Бена, взмолилась Летти.

— …Надеюсь, ты когда-нибудь осознаешь, что я поставил ваши жизни выше своей мести, Бен, — завершил Александр, только сейчас отпустив Бена, который пытался отдышаться, с ненавистью глядя на него.

— С радостью понаблюдаю, как ты вернешь нам прежний мир…

— Бен, заткнись немедленно! — неожиданно рявкнула Летти, с размаху влепив ему пощечину; тот будто очнулся, глаза его расширились от удивления. — Как у тебя язык повернулся?..

Летти выглядела обескураженной и злой, от вечной собранности не осталось и следа. Ее взгляд в момент ожесточился. Александр решил не встревать, хотя не совсем понимал, почему она выбрала его сторону, ведь и она имела право винить его за смерть подруги, а главное, за казнь отца.

— Летти, ты что, не понимаешь?..

— Нет, это ты не понимаешь, Бен! Ты зациклился на своем горе, не замечая того, как тяжело остальным! Но, в отличие от тебя, мы не ноем и поддерживаем друг друга, как бы тяжело нам ни было! — как оказалось, и Летти уже на протяжении месяца, что они обитали в полуразрушенной Нью-Бабили, сдерживала свои эмоции. — И на кого ты набросился? На того, кому стократ хуже, чем тебе? На того, на ком лежит еще большая ответственность за проигранную битву?

— Хендерсон, ты это… — как-то невнятно вступил Александр, поправив очки. — Не жести, что ли… Без тебя тошно.

Ее прямолинейность сбила с толку обоих, смыв с них всю спесь. Летти умела шокировать и, кажется, она и сама не поняла, что сболтнула лишнего при Александре, говоря о нем в третьем лице.

— Мой господин, — неожиданно спохватилась она, сделав шаг назад. — Я прошу прощения, я не соображала что несу…

Зато ее выступление отрезвляюще подействовало на Бена, который стоял, будто набрав в рот воды, переводя взгляд с нее на Александра. Александр, просто покачав головой, подарил им весьма красноречивый взгляд, сообщающий, что он на этом закончил, затем просто развернулся и пошел на выход, не понимая, когда же это он так раскис, что даже Хендерсон посмела говорить подобное в его присутствии.

Выйдя в коридор, освещенный лишь лампами-стрелками, указывающими к аварийным выходам, он на миг остановился, представив Нью-Бабили наполненной курсантами. Они, смеясь и прижимая к груди планшеты, двигались на занятия, обсуждая предстоящие экзамены. Среди них была и Ребекка. В память прокрались воспоминания, как она попала в неловкую ситуацию на первом уроке кибернетики, «заколдовав» руку бионика так, что та показывала неприличный жест. Это вызвало теплую улыбку.

Она никогда не слушалась его и делала все по-своему, и однажды чуть не попала под влияние общества Иштар, однако даже тогда ею всегда двигала справедливость. В то время, отчасти предавая Александра, она делала это из благих намерений. И теперь он понимал, что упустил из виду важную деталь. Ито не был глупцом, пытавшимся пойти против кланов и нибируанцев голыми руками. Уже тогда у него была армия биоников. Кто бы мог подумать, что эта армия сможет сместить силы в сторону нибируанцев! Александр никогда не ценил Ито по достоинству — этого хитрого, скрытного японца. И лучше бы его было держать подле себя. Но время не повернуть вспять…

Теперь за эту ошибку Александра расплачиваются две низшие расы, а от его собственного сердца откололся кусок. И потери этой не восполнить. Ребекка всегда была бесстрашной, но как она могла так глупо отдать свою жизнь? Ее любовь была еще более сумасшедшей, нежели любовь Инанны. И все же в них была очевидная разница — Ребекка всегда боролась за него и его любовь, а Инанна боролась лишь за свои чувства и была слабой, не способной постоять за себя девчонкой. В своей обиде она нашла единственный выход — сойти с ума… Александр любил Инанну и любил по-настоящему, однако она была отдана другому, и в этих непреодолимых обстоятельствах они не могли быть вместе. Возможно, чувствуя вину за то, что с ней стало, он пытался восполнить ее, случайно обнаружив на Земле так похожую на нее девушку. Правда, что в начале их отношений он действительно с болью смотрел в лицо Ребекки, видя в ней другую… И он был мягок и добр с ней, давая все то, что не смог дать Инанне…

Но прошлого не вернешь, и они обе теперь были мертвы.

Кто-то мог бы обвинить его в том, что он стал бесчувственным биоником, однако прожив такую долгую жизнь и потеряв стольких близких, поневоле начинаешь мириться даже с ужасами смерти. Александр не мог даже похоронить свою жену, упавшую к ногам Нинурты. Ее тело наверняка просто кремировали или даже хуже — сожгли в братской могиле анкийцев, нашедших последнее пристанище на неродной планете…

* * *

— Прошу тебя, будь максимально осторожен, старайся говорить тише, чтобы не тревожить ее разум. Возможно, увидев тебя, она что-то вспомнит, но будь готов, что этого может и не произойти, — предупредила Нинхурсаг; Нинурта давненько не видел мать в больничном халате; вдовствующая царица лично приглядывала за воскресшей из мертвых Инанной. — И мы не давали ей лишней информации, кроме той, что она вспомнила сама.

Он замер у «аквариума» палаты, с недовольством обнаружив внутри еще и своего советника в такой же больничной робе. Ито снимал показания с аппаратуры, провода которой были закреплены на голове стриженной под ёжик девушки, от бровей которой ничего осталось.

— Мы спасали ей жизнь, поэтому у нас не было времени заниматься ее внешностью. Однако мы непременно приведем ее в порядок чуть позже, после того, как будем уверены, что ей можно покинуть шуруппак, — пояснила Нинхурсаг, понимая, что Инанна выглядит иначе, возможно, даже уродливо.

Конечно, без своих длинных золотых волос она выглядела немного странно, словно заключенная в колонии строгого режима. Лицо Инанны было испещрено шрамами от ожогов, которые, несомненно, не оставили от былой красоты и следа. Без бровей и ресниц она была почти неузнаваема.

— Надеюсь, вы исправите ее лицо, — бросил Нинурта брезгливо и, нажав ручку, вошел в палату.

Ито оторвался от дисплеев и тут же с уважением склонил голову, однако ничего не сказал. Анкийцам было не место на Нибиру, даже тем, кто помог выиграть битву.

Нинурту встретил настороженный взгляд девушки, когда-то считавшейся первой красавицей в двух мирах. Узнала ли она его? На её лбу обозначился рельеф, раньше соответствовавший сдвинутым бровям.

— Ты помнишь меня? — присев на стул возле ее кровати, осторожно спросил он, однако ответа не последовало. — Тебе сказали, кто я?

Он понял по встречному надменному взгляду, что Инанна его, несомненно, узнала.

— Нинурта… — протянула она, и это было больше похоже на плевок. — Какая встреча, неужели вы пришли лично навестить меня в шуруппаке? Сколько чести.

Он промолчал на этот выпад, но, придвинув стул ближе, заметил, что она слегка напряглась, следовательно, ее недовольство скрывало элементарный страх. Нинхурсаг, стоя рядом и внимательно наблюдая за происходящим, мягко попросила:

— Инанна, все хорошо, просто отвечай на вопросы. Нам нужно понять, как много нам придется восстанавливать.

— Ты помнишь, как попала сюда? — когда мать кивнула ему, спросил Нинурта

— К чему все эти вопросы? Вы уже задавали их, — но Инанна обращалась отнюдь не к нему, но к Нинхурсаг.

— Инанна, ты знаешь, что твои воспоминания обрывочны. Будь добра, отвечай на вопросы и не ерепенься, — уже с нажимом повторила Нинхурсаг, давя ее авторитетом, и, надо сказать, это подействовало.

Та вздохнула и, разгладив складки одеяла, сказала:

— Мне сказали, что на меня упал обломок истребителя, но я этого не помню, — она выдержала паузу, собираясь с мыслями. — Обрывками я помню Но-Амон, как гостила у дяди Мардука после обучения в академии Акнат, — она наконец перевела острый взгляд на Нинурту.

Конечно, за пять тысяч лет, что разделяли ее воспоминания и реальность, он едва ли четко помнил происходившее в те времена, однако кое-что забыть просто не мог. И это может создать определенные проблемы, так как все почувствовали волну ненависти, которая исходила от Инанны.

— Матушка, Ито, покиньте нас, — бросил Нинурта, и не посмотрев в их сторону.

— Ты уверен? — уточнила Нинхурсаг, понимая, кому адресовался весь негатив Инанны, буквально заполнивший комнату, словно кувшин до краев.

Когда палата опустела, и они остались в гнетущей тишине, разбавляемой лишь писком приборов, считывавших всплески ее мозговой деятельности, Нинурта попытался придать лицу более добродушное выражение. Если применительно к нему это вообще было возможно.

— Инанна, я вижу, что ты меня боишься, но смею тебя заверить, что больше никогда не причиню тебе вреда…

— Что? — только ахнула она. — Неужели это вы виноваты в том, что со мной случилось?

— Что?.. — опешил он. — Нет, конечно! Ты не так поняла… — Нинурта протянул было руку, но она отпрянула от него, переместившись к краю кровати, и его пальцы лишь медленно сомкнулись на пустоте. — Инанна, если я причинил тебе зло в прошлом, то прости меня. Это было пять тысяч лет назад, я едва ли могу вспомнить.

— Для меня это было будто вчера… И я все прекрасно помню, — настороженно сообщила она, выставив между ними барьер. — Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда? Это кажется весьма странным, учитывая, что мне даже отца с матерью не дают увидеть.

— Я здесь, потому что я твой муж, Инанна, — решил Нинурта вылить на нее все сразу; наверняка мать, подслушивающая их разговор за дверью, была против такой радикальности.

Инанна хотела что-то возразить, возможно, назвать его безумцем, но только поперхнулась воздухом, едва ли поверив в услышанное.

— Нинурта, будь осторожнее, она еще не окрепла, — раздался голос Нинхурсаг по громкой связи.

— Блеск… — чуть успокоившись, выдавила Инанна, взяв себя в руки; она тут же сообразила, что за этим замужеством стояли серьезные обстоятельства. — А как же Гулла?

— Умерла, — коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.

— И… давно?

— Мы с тобой женаты всего пару месяцев, — добавил Нинурта, правильно поняв ее вопрос.

— Смех, да и только! — сказав это, Инанна поджала вмиг побелевшие губы, словно смысл этой новости все же дошел до ее искалеченного мозга; она смотрела на него с такой неприязнью, что серые глаза превратились в две глыбы льда. — Скажи мне, дядя, — намеренно обозначила она их родственную связь, — как же подобное могло произойти? Я бы не вышла за тебя замуж, даже если бы мне предложили занять трон Нибиру.

Нинурта чуть помрачнел, ведь ее сарказм внезапно попал в самую точку. Прокрадывались даже сомнения, что Инанна вовсе не лишилась памяти, и это была ее очередная игра.

— Ты и есть царица Нибиру, дорогая, — стараясь, чтобы не заскрипели зубы, сказал Нинурта, полагая, что лучше бы было оставить ее умирать.

Выражение её лица ничуть не изменилось, словно Инанне сообщили, что она выиграла всего лишь пятнадцать нир в лотерею, а не оказалась царицей.

— Энлиль и Ану тоже мертвы? — аккуратно спросила она, теряясь в догадках, что же могло произойти за пять тысяч лет, что выпали из ее памяти.

Хорошо хоть она помнила, что когда-то наследным принцем Нибиру был Энлиль, а не бастард Энки.

— Ану жив, но он уже слишком стар, чтобы управлять Нибиру. Энлиль был царем последние три тысячи лет, но Мардук убил его, — Нинурта старался говорить спокойно, понимая, что мать и не собиралась облегчить ему задачу, а только возложила донесение новостей на сына.

Инанна сцепила руки в замок на одеяле и стала разглядывать свои пальцы, пытаясь осознать столь шокирующие вести.

— Зачем ему это? — только выдавила она. — Ему мало одного Египта? Это же практически управление всей Землей!

Нинурта пытался понять, помнит ли она свою любовь к нему, или же ее воспоминания обрываются до этого момента.

— Инанна, того Египта более не существует… За пять тысяч лет слишком многое изменилось…

— На сегодня, полагаю, достаточно, — в палате оказалась Нинхурсаг; она подошла к кровати и мягко коснулась руки Инанны. — Чересчур много новостей за раз. Это может пагубно сказаться на ее состоянии.

Нинурта ничего не ответил, ему и самому не нравилось вспоминать события последних тысяч лет. Но его жена, похоже, готова была осыпать его большим количеством вопросов и чувствовала себя вполне неплохо. Возможно, для нее все сказанное было лишь отдаленным шумом чьего-то разговора, и позже, когда до нее дойдет весь смысл, реакция может быть какой угодно. Кажется, Инанна даже не поняла, что является отныне царицей Нибиру.

— Дядя… — позвала она по старой привычке, но осеклась. — Неужели я тебя простила?..

Нинхурсаг только удивленно посмотрела на сына, совершенно не понимая о чем идет речь. И когда она догнала его в коридоре, то, конечно же, захотела получить ответы.

— Что это значит? За что она должна была простить тебя, сын?

— Мама, это было слишком давно, чтобы я помнил, — отмахнулся он, хотя теперь был уверен, что знал точно, на каком месте обрывались ее воспоминания.

Если бы Инанна вспомнила, что вытворяла сама в последние несколько тысяч лет: к примеру, как постоянно лезла ему в штаны, то тот эпизод уже не казался бы ей таким уж ужасным.

— В целом, все прошло неплохо, — нехотя сменила тему Нинхурсаг, хотя непременно позже намеревалась добиться от него правды. — Я думала, что она испугается, но Инанна всегда была храброй девочкой. Мне кажется, что потеря воспоминаний и впрямь нам на руку. Как думаешь, когда с ней случился этот сдвиг? Может, нам удастся миновать его и оставить Инанну прежней? Такой, какой она была до смерти Думузи?

— Надеюсь, она многого не вспомнит, — согласился он, понимая что из-за потери памяти им обоим придется пройти через многое. — Мама, прошу не торопиться с ее выпиской и сообщением народу, что царица жива.

— Я и не думала об этом, сын, — легко согласилась Нинхурсаг. — Но, кажется, что в период времени, что она помнит, между вами и впрямь произошло что-то не слишком приятное.

— Оставь это мне…