Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

Древний Египет. 3554 г до н.э.

— Прелестное дитя, ты так похорошела! — Нинхурсаг не могла не восхититься, увидев как всего за несколько сотен лет, что они не виделись, расцвела Инанна.

После ее обучения Син и Нингаль решили отправить дочь погостить в Египет. Инанна родилась на Земле и долгое время была ответственна за поддержание культа богов в святом храмовом городе Эрех — месте, куда стекались паломники из Египта и Месопотамии, в надежде, что боги их услышат. Долгое время живя вдали от нибируанцев в Эрехе, она знала, что для управления низшей расой необходимо, чтобы люди добровольно добывали золото для них — богов, взамен получая мнимое благословение.

— Принцесса Нинхурсаг! — Инанна склонила голову в почтении, светясь мягкой улыбкой. — Столько лет прошло! Кажется, что целая вечность. Если бы не ваши изображения на Нибиру, боюсь, и не вспомнила бы вашего лица, — чуть печально вздохнула она, по-детски надув губы.

Нинхурсаг улыбнулась и положила ладонь на ее плечо.

— Всего лишь триста лет… В твоем возрасте тебе кажется, что время тянется долго, однако скоро это изменится. Прошу, зови меня тетей, но только не двоюродной бабушкой, — Нинхурсаг ласково сжала ее плечи и вновь оглядела. — Не могу на тебя насмотреться!

Нинхурсаг, как и Энки, сейчас находилась в Малакате. Пока Мардук отсутствовал, решив самостоятельно следить за постройкой крупной золотоносной шахты в районе Набты, его отец приглядывал за Египтом. Однако поздней ночью, когда шаттл Инанны сел в зиккурате, Энки, видимо, уже отошел ко сну.

Когда Инанна вылетала, на Нибиру был день, поэтому она была полна сил и совсем не хотела спать. Наверное, трудно будет вновь привыкнуть к другому световому дню, да и сутки здесь длились вдвое короче.

Поначалу, только отправившись на Нибиру по настоянию Ану, решившего, что она достаточно послужила ему на Земле, Инанна с трудом могла привыкнуть к длинным суткам, ее все время клонило в сон после семнадцати-восемнадцати часов бодрствования. И теперь придется вернуться к графику трехсотлетней давности, ведь сутки здесь составляли всего двадцать четыре часа.

Отвыкнув от людей, Инанна, следуя за Нинхурсаг, с интересом посматривала на стражников, безмолвно сопровождающих их с факелами в руках. В коротких юбках-схенти и головных уборах, скрывающих волосы, они выглядели совсем одинаково — лишенные личностей рабы дворца. Они не смели поднять взгляд на любопытную девушку. И лишь один смотрел прямо — охранник у врат, ведущих во дворец с небольшого зиккурата. Он замер, никогда прежде не видев такой красоты. Волосы Инанны золотым водопадом спускались по плечам, серые глаза, невзирая на цвет, казались теплыми. В мягкости линий ее лица скрывалась необъяснимая излечивающая доброта.

— Опусти взгляд, — буркнул второй охранник, и тот очнулся, выполнив приказ.

— Кажется, это место совсем не изменилось, — Инанна, что была здесь дважды на коронации дяди много сотен лет назад и на его свадьбе с Сарпанит, оглядела холл с высокими колоннами и множеством факелов на стенах, а также огромный камин, играющий роль основного источника света в помещении; вход в тронный зал охраняли две огромных статуи Сета и Осириса. — Никак не пойму, почему во дворце нет электричества. Еще тогда, в свой первый визит, я удивлялась, почему дядя не построил электростанцию. Когда я жила в Эрехе, то использовала в своем дворце генераторы.

— Здесь, в Но-Амон ты не найдешь ничего, связанного с благами технологий, Инанна. Мардук предпочитает не показывать рабам лишнего. Разве что в шуруппаке стоит генератор для использования лечебного модуля, — пояснила Нинхурсаг с улыбкой.

Она что-то приказала смуглой невысокой девушке в белом калазирисе, но у Инанны не было электронного переводчика, чтобы понять незнакомый язык. Она с интересом поглядывала расписные стены с изображением египетской истории от начала образования так называемой религии. Сет и Осирис, которым некогда было поручено управление Египтом, были здесь основными персонажами. Однако после очередной стычки между собой нибируанские братья были отправлены на Нибиру, а Египет перешел обратно к Амон Ра — Мардуку. Инанна еще в Эрехе слышала о тех мифах-бреднях, коими пичкали египтян, но история Сета и Осириса казалась чем-то несуразным, словно ее создатель употреблял нечто наркотическое, да еще и в огромных количествах.

— Дорогая, завтра мы устроим ужин в твою честь, все покажем и расскажем. А сейчас отдохни. Завтра я представлю тебя царице Сарпанит.

— Да, Ваше Высочество, — Инанна чуть склонила голову и не стала говорить о том, что ей вряд ли удастся уснуть из-за привычки жить по другому времени.

Когда Инанне принесли переводчик, она хотела попросить служанку показать ей хотя бы освещаемый луной сад, но та выглядела слишком уставшей, так что была освобождена даже от обязанности помочь принять гостье ванну.

В своих покоях, состоящих из огромных спальни и гостиной, Инанна тоже не увидела ни намека на электричество — здесь не было никаких электрических приборов.

— Немыслимо, даже в Эрехе я была окружена большими удобствами… — пробормотала она, зайдя в ванну и не обнаружив там даже кранов и слива. — Как они здесь живут вообще…

Невзирая на недовольное бормотание, она была рада погостить у дяди. Инанну волновал тот факт, что Сарпанит занимала такое высокое положение и даже называлась здесь царицей, хотя являлась полукровкой. Вероятно, эта история весьма занимательна. Инанна видела Сарпанит совсем юной, позднее о ее красоте и доброте ходили слухи и на Нибиру. Именно ее участие в управлении Египтом, как пояснила мама, благотворно влияло на процветание страны.

* * *

Утром слуги подготовили ванну, и Инанна, за время, проведенное в королевской академии Нибиру, отвыкшая от такой заботы, нежилась в теплой воде, вдыхая ароматы благовоний и чувствуя себя настоящей царицей. Долгое время она проживала во дворце Ану, скрашивая одиночество старого царя, а последние тридцать лет, что Инанна посвятила изучению наук, военного дела и этикета, была лишена всех привилегий, ведь академия не учила детей дворян праздности. Это место располагалось на удаленной от шумных городов горе Акнат; целью обучения было воспитание в отпрысках благородных семей добродетели и скромности. Подобно монахам-отшельникам, студенты жили уединенно, постигая устройство мира, а также древнее искусство врачевания, медитацию, управление духовными силами. Оттуда они выпускались образованными, готовыми занять своё место в обществе молодыми людьми. Но так было только с дворянскими детьми, на чьи плечи впоследствие ложилось управление землями и делами своих родителей. Иные оканчивали куда более недолгое обучение в городских университетах, проходили службу на Нибиру или Лахму, становились рабочими фабрик или продолжали существование в пыльных офисах, принадлежавших компаниям, находившимся в руках высших слоев.

Инанна знала, что ей, по достижению брачного возраста — ста пятидесяти тысяч лет, как обязывала традиция — будет выбран супруг, который и станет распоряжаться ее дальнейшей судьбой. Она не была принцессой, но она была внучкой наследного принца Энлиля, а это означало, что судьба ее была предопределена. Будучи одной из правнучек царя Ану, Инанна уже давно понимала, что брак ее будет политическим, и что она будет отдана в жены какому-нибудь влиятельному землевладельцу, промышленнику или же родственнику. Точно также выдали замуж ее старшую сестру Эрешкигаль, и теперь она вместе с мужем управляла крупной провинцией, главным поставщиком злаковых культур для всей Нибиру.

Небольшие каникулы на Земле лишь отсрочат момент неизбежного замужества. Инанна это понимала, и она не имела возражений, будучи покорной дочерью своих родителей, сызмальства готовой к своей судьбе. Кто знает, проведет она здесь сто лет или всего несколько недель, прежде чем родители или же сам Ану найдут ей достойную партию. Наследование титулов передавалось только мужской линии, поэтому, когда Энлиль станет царем, то титул принца получат его сыновья. Также титул можно было получить через замужество. Посему пока Инанна была просто богатой дворянской дочерью, хотя вскоре ее статус должен будет повыситься, ведь ее отец станет наследным принцем. Син не был старшим сыном Энлиля, но он, в отличие от Нинурты, был рожден в королевском браке.

Завтракая на балконе, Инанна с интересом наблюдала за молодым человеком вдалеке, стреляющим из обыкновенного лука в круглую мишень. Слуга подавал ему стрелы. Окна Инанны выходили на огромный сад, и теперь каждое утро она могла наблюдать за тем, как рабы ухаживают за розовыми кустами и деревьями — их семена явно привезли с Нибиру. Инанна снова с удивлением отметила, что здесь использовался труд рабов, которые поливали цветы при помощи кувшинов, наполняемых из колодца или акведука вдали. Оставалось только удивляться, почему дядя не использовал в их работе простейшие технические средства. Это не было запрещено, и в Эрехе Инанна преподносила это как магию.

— Рит, кто этот юноша? — поинтересовалась Инанна, глядя на то, как стрела угодила точно в цель.

— Принц Набу, госпожа, — тихо ответила та, не поднимая головы; теперь Рит была ее личной служанкой, как и несколько других девушек, что помогали принимать ей ванну и делать прическу.

— Принц? — немного удивилась Инанна, думая про себя, что раньше не слышала о нем. — Он же не может быть сыном Ану, я бы знала.

— Он сын фараона Амон Ра и царицы Сарпанит, госпожа. Наследный принц Египта, — тут же пояснила Рит, не понимая, что так удивило Инанну.

Видимо, в Египте была своя собственная иерархия, как и в Месопотамии, где правили полукровки, поклонявшиеся истинному владельцу тех земель и родному дяде Инанны — Нинурте. Однако в Месопотамии их не удостаивали подобных титулов. Египтом же напрямую управлял Амон Ра — Инанна прежде слышала это имя, выбранное для Мардука народом. Она уже знала, что означало оно «солнце». Потому что именно солнце было здесь основным источником жизни. Солнце помогало выращивать пищу и поддерживать температуру оптимальной для существования.

Отец говорил, что для небольшой Земли достаточно было света солнца, и при этом не использовались климатические технологии, однако на полюсах планеты властвовала суровая зима, а здесь, в Египте, практически всегда было тепло. На Нибиру уже давно не видели зимы, память о ней осталась только в древних сказаниях той поры, когда погода еще не подчинялась нибируанцам. Инанна никогда не видела снега, невзирая на то, что так много тысячелетий прожила здесь в прошлом, но она надеялась, что дядя Мардук позволит ей совершить путешествие, чтобы осмотреть холодные части планеты.

Здесь, в Но-Амон, властвовал засушливый климат, и если бы не система акведуков и колодцев по всему городу, то не было бы этих прекрасных садов и зелени, в которой утопал дворец.

Инанна родилась на Земле, но ребенком видела лишь металлургический завод по переработке золота в Бад-Тибира. Ану после обучения не отправил ее обратно в Эрех, а родители воспользовались предложением Мардука показать ей Египет и скрасить существование Сарпанит. Сам же Мардук находился сейчас по делам в Бад-Тибира.

Инанне во время коронации Мардука не удалось увидеть город людей. Сама она росла в промышленной зоне, а затем обитала в храме. Она, конечно же, не знала забот, но вокруг Эреха посреди пустыни никогда не было таких садов, а Бад-Тибира, подобно огромной фабрике, выглядел более чем скудно. Рабы не занимались облагораживанием города, невзирая на то, что город находился на реке, они жили в построенных своими силами домах из известняка с соломенными крышами.

При всех тяготах своего положения раса людей все так же почитала нибируанцев, и это отчасти было и заслугой Инанны, однако, как она успела понять, за время ее отсутствия в разных уголках Земли религии несколько изменились. В Месопотамии верховным богом стал Нинурта — сын Нинхурсаг и Энлиля, а здесь правление вернулось в руки Мардука. Ану не волновало, что люди ошибочно принимают его внуков за основных правителей, главное, чтобы они добывали золото и не создавали проблем.

Раздался стук в дверь, и после разрешения в покоях Инанны появился евнух.

— Госпожа, к вам царица Сарпанит, готовы ли вы принять ее?

Инанна ничуть не удивилась тому, что Сарпанит с уважением отнеслась к личному пространству гостьи, ведь по сути, Сарпанит для нибируанцев была никем, невзирая на то, что являлась супругой Мардука. Инанна занимала положение намного более высокое, нежели она.

— Я готова принять ее, — сказала Инанна и поднялась с кресла, отставив пиалу с травяным чаем.

Как и ожидалось, годы не пощадили Сарпанит, в которой была лишь половина нибируанской крови. Перед Инанной возникла уже не та юная, чуть неуверенная девушка, какой она запомнилась с коронации, а женщина, выглядевшая на семьсот— восемьсот тысяч нибируанских лет, почти также, как и Нинхурсаг. Вряд ли дядя сильно изменился за последние несколько сотен лет, и это, конечно же, означало, что Сарпанит выглядит старше собственного мужа. Однако она все еще была красива и ухожена. В едва тронутых сединой черных волосах сверкали золотом диковинные золотые украшения, а персиковое платье из легкой ткани сидело точно по фигуре. Сарпанит казалась хрупкой, словно соломинка, но в глазах ее, ярко подведенных черным цветом, чувствовалась великая сила.

— Инанна, о, вы ни капли не изменились и все также прекрасны! — Сарпанит мягко улыбнулась и подошла ближе.

— Странно, тетя сказала, что я похорошела, — сообщила Инанна с хитринкой в глазах.

— Оставаться всегда молодой — разве это не лучший комплимент? — не растерялась Сарпанит, глядя на гостью с подлинным добродушием. — Однако принцесса Нинхурсаг права, вы и впрямь стали еще более красивой, если это вообще возможно. Вы, наверное, и не помните меня после стольких столетий.

Инанна приняла её гостеприимные объятия.

— Отчего же, царица, я помню вас робкой девушкой, испуганной толпою подданных, но сейчас передо мной уверенная женщина, управляющая процветающей страной.

Инанна не умела льстить, она всегда говорила только то, что видит. Сарпанит и впрямь изменилась. Женщина, которой было чуть больше, чем семьсот пятьдесят лет, выглядела многим старше Инанны, и возможно, в ее глазах мелькнула тень грусти от осознания, что ее муж и его родственники не меняются, когда сама Сарпанит начала увядать.

— Готовы к прогулке по дворцу?..

* * *

Инанна, бросив последний взгляд на ворота дворца, накрыла голову платком, чтобы ее светлые волосы не привлекали внимание местных. Люди Египта в большинстве своем были смуглы из-за постоянного нахождения на солнце, и темноволосы, поэтому она могла привлечь ненужное внимание к своей персоне. По другую сторону от дворца через Нил строилась пирамида связи с Нибиру; окруженная лесами, она пока еще была лишена привычной взгляду формы. Ее близняшка обитала на Нибиру в Ресети-Ири.

Но-Аммон был городом рабов, задействованных на стройке, и торговцев, которые и сами могли иметь рабов, и это завораживало Инанну, желавшую познакомиться со здешней жизнью, пока никто не знал ее лица. Сообщив Сарпанит, Энки и Нинхурсаг, что не спала всю ночь из-за смены времени, и планирует немного отдохнуть, Инанна выбралась из дворца, переодевшись в неприметное темное платье, которое пришлось намеренно небрежно обрезать, чтобы оно не выделялось среди одежд простых людей.

Любопытство взяло верх, и она, даже не осознавая всей опасности, таившейся в городе, выбралась из дворца в телеге, на удачу покидавшей Малакат после выгрузки продуктов. Охрана, производившая обыск, не заметила ее, скрывшуюся среди пустых кувшинов и урн.

Инанна не желала просто проехать по улицам города в паланкине, окруженном стражей, ей не хотелось восхищенных ее красотой и статусом взглядов. Увидеть истинный облик города она могла лишь затерявшись в толпе смертных, как их называли нибируанцы. Однако, все же, не зная, что увидит в городе, она прихватила с собой небольшой кинжал, которым слуги нарезали ей фрукты. Не прошло и десяти часов с времени приземления ее шаттла в небольшом зиккурате у дворца, как Инанна, ведомая любопытством, уже нарушила правила безопасности, хотя Нинхурсаг просила ее не покидать пределы Малаката без сопровождения.

И вот, спрыгнув с телеги под удивленным взглядом прохожего, она приложила палец к губам и, поправив платок, пошла вдоль наполненной людьми улицы. Инанна прежде не видела рынков, подобных этому. В Эрехе не было торговых отношений, все продовольствие и другие вещи сюда привозила нибируанская стража, а в Бад-Тибира рабам предоставлялось пропитание и одежда от хозяев, однако, как полагается, они все же находили чем обмениваться.

Инанна была уверена, что украшения на прилавке были сделаны без помощи ювелирных аппаратов, а собственными руками, и это сильно удивляло. Каменья, ограненные чьими-то ловкими руками, были настолько идеальны, что она стояла в восхищении, разглядывая заколку в виде уджата.

— Если нечего предложить в обмен, проходи мимо, — хмуро бросил продавец, и Инанна оглядела себя, чтобы осознать, что, похоже, за триста лет подобный наряд стал считаться более чем скромным.

Оглядев людей, она поняла свою ошибку. Женщины этого времени выглядели многим лучше, чем раньше. Их платья, пускай и не были расшиты узорами, но сидели точно по фигуре, а сама ткань была искусно обработана портными. Поразительно, но кажется, и на Землю пришла мода! Пускай она и была довольно простой. Вдали показался паланкин, в котором, словно царицу, везли какую-то женщину с острым, как лезвие бритвы, взглядом. Она морщилась, видимо из-за запаха, стоявшего возле прилавка с мясом. Инанна удивилась, но та выглядела ничуть не хуже Сарпанит. Подол ее платья, видневшийся издалека, блестел золотой тесьмой, и ткань явно отличалась от тех, из чего были сшиты одежды простолюдинов. Значит, вот каким было высшее человеческое сословие — богатство могло украсить даже человека.

Потеряв к ней интерес, Инанна вслушалась в разговор двух женщин, говорящих о своих детях. Одна жаловалась другой, что сын за какие-то полгода вырос из своей одежды, и теперь ей придется обменять пару кур на приличный наряд своему отпрыску.

Инанна удивилась уже во второй раз после встречи с хмурым лавочником, что в Египте не использовались деньги. Люди обменивали украшения на еду, животных на одежду, и наоборот. При всей своей культуре, развитии, они все еще полагались на обмен, как это было с самого начала их создания. Почему бы дяде не ввести универсальный товар — деньги?

На нее поглядывали мужчины с лошадьми. Наверное, Инанна все же не могла не выделяться, даже спрятав волосы под платком. Виною была слишком светлая кожа и белые ровные зубы, но, несомненно, самым главным отличием служили серые глаза, столь диковинные для кареглазых египтян.

— С дороги! — донеслось до слуха вместе с приближающимся топотом копыт.

Она обернулась, чтобы замереть в ужасе; на нее, подобно вихрю, несся всадник на гнедом коне, унося ноги от преследовавшего его патруля. Инанна замерла, не в силах пошевелиться, еще секунда и ее бы просто сбили, но кто-то, перебежав улицу, отбросил ее в сторону аккурат на прилавок с фруктами. Она отбила бедро и закашлялась из-за поднятой всадниками пыли, помимо прочего опрокинув прилавок. Ее одежда вымокла в соке фруктов, которые она раздавила. Более того, на ней лежал молодой человек с беспокойством глядя на нее поразительными зелеными глазами.

— Ты цела? — взволнованно спросил он.

— А ну слезь с меня! — возмутилась Инанна, попытавшись спихнуть его, облаченного лишь в один схенти чуть выше колен.

— Так ты благодаришь за свое спасение? — он на миг нахмурился, но, кажется, вовсе не был зол.

Она поднялась, проигнорировав протянутую руку, и попыталась отряхнуться.

— Эй, вы! — раздался грозный голос торговца, выбежавшего из-за того, что когда-то было его прилавком. — Кто возместит мне ущерб? Стража, сюда! — заголосил он, бросившись к мужчинам, одетым в одинаковые гофрированные юбки.

Полуобнаженный юноша, метнув короткий взгляд на торговца, прошептал:

— Бежим! — он схватил ее за руку, вынудив пуститься вдоль улицы под отдаляющиеся вопли торговца.

Инанна понимала, что если дворцовая стража, дежурившая в городе, схватит ее, то вряд ли признает в ней гостью дворца, и это может плохо закончиться. Она едва не потеряла сандалии, несясь за босым юношей, распихивающим людей. Он завернул вправо между прилавками на соседнюю улицу, и они спрятались за углом гончарной мастерской.

— Почему здесь так воняет? — Инанна, не привыкшая к уличным нечистотам, обернулась и вздрогнула, нос к носу встретившись с жующим сено копытным.

— Это же просто осел, — юноша, заметив, как она замерла, засмеялся и погладил того по морде, затем отвернул ее вбок и осел покорно отошел.

— Никогда не видела их так близко. Они ужасно воняют!

— Какая-то ты странная, — он вскинул бровь и неожиданно коснулся ее лица, но Инанна тут же отстранилась. — И недотрога. У тебя на щеке была грязь.

Он показал свои пальцы, доказывая это, и Инанна вдруг решила, что пора заканчивать ее прогулку и это знакомство. Она хотела было пойти прочь, не попрощавшись, но вновь замерла на месте, осознав, что не знает, как ей попасть обратно во дворец. Дворец возвышался над городом, но ей не следовало идти через рынок, а остальных незнакомых улиц она попросту опасалась, поэтому, нацепив одну из своих улыбок, она вновь обратилась к юноше:

— Если ты проводишь меня до дворца, я щедро отблагодарю тебя.

В ответ на это предложение он только усмехнулся, несказанно удивив ее.

— И что же ты там забыла?

— Я там живу, — спокойно сообщила Инанна, и не подумав, как странно, должно быть, это звучит, учитывая, что она выглядит довольно скромно.

— Ну да, а мой отец — Амон Ра, — засмеялся он, привалившись к стене плечом.

— Вообще-то он мой двоюродный дядя, — серьезно сказала она, начиная злиться.

— Ага, как же…

— Вот они! Голодранцы! — донесся голос того самого торговца, и стража, подоспевшая с ним, ринулась ловить их.

— Бежим, что ты стоишь? — воскликнул юноша, когда она встала посреди улицы, словно ожидая, чтобы ее поймали.

Он поволок ее в переулок силой, не слушая изрекаемую ею чушь. Но стража оказалась и на противоположной стороне улицы, поймав их в ловушку. Те, что были с торговцем, подлетели к ним и схватили со спины.

— Немедленно отпустите меня! Вы хоть знаете, кто я? — вопила Инанна, краем глаза увидев, как отбивается спутник, которого уложили лицом в землю четверо стражников, едва справившись с ним.

— Сюда! — донесся отдаленный голос, следом послышалось ржание лошадей. — Что здесь происходит?

Стражники, державшие парня, замерли на месте, однако пленников не отпустили.

— Они разгромили прилавок и испортили товар этого торговца, — пояснил один из них, а торговец только поддакнул.

Инанна увидела, как сзади вновь прибывших стражников объявились еще несколько всадников, сопровождавших, возможно, какого-то вельможу, однако, разглядев его лицо, Инанна испуганно сглотнула и опустила взгляд. В окружении охраны перед ней на белоснежном скакуне восседал ее дядя. Лицо его пылало от гнева, и Инанна поняла, что влипла. Он спешился и направился к ней.

— Дядя Мардук, я все объясню… — пролепетала она, но каково было ее удивление, когда он просто проигнорировал ее и прошел мимо, не удостоив и взгляда.

— Фараон, наш господин… — торговец уже был на коленях, и Инанну насильно опустили на колени следом, заставив пригнуться.

— Отпустить его, — скомандовал Мардук, и стража беспрекословно подчинилась. — Набу, что я тебе говорил по поводу твоих вылазок в город? Ты снова нарушил мой приказ!

— Набу? — не своим голосом проговорила Инанна, попытавшись поднять голову, однако ее тут же опустили обратно и зажали рот ладонью.

Она увидела только их ноги, идущие по направлению к лошадям.

— Господин, но что делать с ней? — раздался чей-то голос, и Инанна промычала что-то в ладонь стражника.

— Отец, она ни в чем не виновата, ее чуть не сбили!

— Но кто ответит за испорченный товар?

— Как ты смеешь обращаться к фараону, когда тебя не спрашивают?

— Господин, пощадите! — сразу же взмолился торговец.

— Она отработает испорченный товар, — раздался голос Мардука, и Инанна, извернувшись, укусила державшего ее стражника за палец, тот растерялся и ей хватило секунды, чтобы резким движением содрать с головы платок вместе с приемником-переводчиком, прежде чем ее снова схватили, пригрозив побоями.

— Дядя! Я — Инанна! Отпустите меня немедленно! — на нибируанском выкрикнула она.

Стражники что-то рявкнули, но без переводчика она не поняла ни слова. Мардук только поднял ладонь, и стража замерла. Он подошел, и в каменной маске, в которую превратилось его лицо, вряд ли мог найтись хоть намек на ее прощение. Мардук поднял ее подбородок, взгляд его жестоких глаз буквально пригвоздил в момент испугавшуюся Инанну к месту. Он скомандовал стражникам на египетском языке, чтобы они, наконец, отпустили ее. Инанна отряхнулась и выпрямилась, стараясь держаться уверенно.

— Что ты здесь делаешь? — не было сомнений, что он тотчас узнал ее. — Не прошло и суток, как ты посмела втянуть моего сына в неприятности, Инанна! — голос его громом раздался над улицей. — А ты чем думал, потакая ей? Разве ты не понимаешь, как опасен город, Набу?

Тот замер, разглядывая, как оказалось, и впрямь девушку, живущую во дворце, ошибочно принятую им за нищенку. Но теперь золото ее волос не оставляло сомнений, что перед ним находится не египтянка. Стража замерла в нерешительности, не понимая ни слова на божественном языке. Торговец, стоя на коленях, не смел поднять взгляд на богов, представших перед ним, и он понял, что девушка, говорившая на языке, недоступном смертным, одна из них.

— Отец, я встретил ее случайно на улице! Я не знал, что это… Госпожа Инанна, — он, наконец, осознал, что стоит поклониться ей.

— Вы решили пошутить надо мной? — если бы Мардук умел метать молнии, то они бы сейчас спалили город дотла. — Сейчас же во дворец, оба!

Мардук, пройдя мимо торговца, бросил страже, чтобы они заплатили за испорченное имущество.

— Да будет царствие ваше вечным, Великий Амон Ра! — получив нечто вроде золотого браслета, брошенного стражником ему в ноги, торговец вновь поклонился до земли.

Инанне предоставили лошадь, но верхом она никогда не ездила, поэтому чувствовала себя довольно неуютно. Она боязливо смотрела в спину дяди, накрытую лишь широкой полосой ткани от плеча до пояса. В отличии от стражников, на его голове не было головного убора, а часть волос была захвачена в пучок, остальные же неопрятными волнами спускались до лопаток. По меркам нибируанцев Мардук выглядел как оборванец, но, похоже, в Египте подобную одежду носили все — от бедного до богатого и фараона. Разницу составляло лишь качество ткани и наличие украшений. Египтяне пообеспеченнее также красили глаза чем-то, похожим на сурьму, и Инанна заметила подобный макияж и на веках дяди. Стоило поинтересоваться у Сарпанит, зачем это нужно…

… Горожане расступались, вознося восхваления фараону, за которым, понурив головы, плелись на своих лошадях Инанна и Набу. Набу успевал бросать на нее косые взгляды, возможно, обвиняя в том, что попался отцу. Но, кажется, он частенько нарушал его приказы и отлучался в город, за что регулярно получал сполна. Люди, переводя взгляд с фараона, замечали девушку в небогатом одеянии на лошади, и ее красота восхищала их. Золотые волосы казались небывалым диковинным украшением, а серые глаза завораживали, как и кожа, не имевшая ни одного изъяна. Мужчины застывали, открывая рты, понимая, что перед ними предстала не простая смертная. Инанна с досадой думала о том, что так и не подняла с земли сорванный с головы платок, когда им с Набу предоставили лошадей. Она обернулась назад, бросив взгляд на строящуюся пирамиду, и вздохнула, понимая, что впереди ее ждет хорошая трепка.

* * *

— Инанна, просто невероятная глупость! — Нинхурсаг не злилась, она была просто возмущена поведением внучатой племянницы. — Как ты так просто могла рисковать своей жизнью, а главное, втянуть в это Набу?

Инанна с неменьшим удивлением открыла было рот, но грозный взгляд Мардука заставил ее выдержать паузу.

— Дядя, Набу ни в чем не виноват, он спас меня от торговца, мы встретились случайно, — попыталась объяснить она. — И отпустите слуг, они уж точно ни в чем не виноваты! — взмолилась она, глядя на стоявших на коленях Рит и какого-то мужчину, видимо, служившего Набу.

Они оба предстали перед яростью Амон Ра, восседающего на своем троне. Царица Сарпанит с укором смотрела только на своего сына — возможно, она просто боялась осуждать ту, что была выше ее по статусу.

— Слуги упустили вас, в этом их истинная вина, — уже более спокойно сказал Мардук. — И за эту ошибку они будут высечены. По двадцать ударов плетью каждому!..

— Что? Но дядя, это несправедливо! — искренне возмутилась Инанна, не понимая, почему за ее оплошность отвечают другие.

 — Дитя, лучше помолчи, — пригрозила Нинхурсаг.

— Мне кажется, Инанна, что я зря удовлетворил просьбу твоих родителей пригласить тебя пожить в Малакате, — неожиданно заявил Мардук, уже не обращая внимания на слуг, которых, подведя к позорным столбам, привязали спиной к зрителям. — Неужели ты так хочешь вернуться к жизни в Эрехе? О, поверь, я могу это устроить!

Нет, она не хотела, потому что Эрех означал одиночество среди тишины храма Ану, и Инанна, повидав жизнь на Нибиру, больше не хотела приглядывать за храмовым городом. Неужели это родители просили Мардука приютить ее, а не он пригласил по собственной воле, чтобы якобы скрасить будни Сарпанит?

Глаза Инанны расширились от ужаса, когда воздух разрезала плеть, стеганувшая ни в чем не повинную Рит, тотчас закричавшую от боли. В отличие от нее, слуга Набу не издал ни единого звука. Инанна только и могла, что сдерживать слезы, осознавая, что жестокий дядя наказывает их с Набу таким варварским способом, как избиение их слуг.

— Дядя, прекрати это!.. — попыталась попросить она, сжимая кулаки; взгляд ее метался между присутствующими, в которых она искала поддержки, но все молчали, включая Энки, в глазах которого показалось сожаление.

— Еще десять ударов, — лишь небрежно бросил Мардук, ожидая, когда же еще больше испугавшаяся Инанна проглотит, наконец, язык.

Когда-то он вызывал восхищение, и многие тысячи лет назад Инанна, будучи еще совсем ребенком, смотрела на него, как на сильного и взрослого мужчину, возможно, испытывая при этом даже какие-то чувства. Но сегодня от этой детской влюбленности не осталось и следа. Перед ней сидел жестокий правитель Египта, чьи указы не стоило нарушать хотя бы просто потому, что из-за этого страдали другие. Она бы сказала что-то еще, однако боялась за уже потерявшую после пяти ударов сознание Рит, поплатившуюся за ее ошибку. Однако сердце Инанны, в котором не было места жестокости, все же не выдержало, и Инанна упала на колени, скребя ногтями пол.

— Инанна, что ты делаешь? — Нинхурсаг хотела было подойти, но под взглядом племянника осталась на месте с протянутой к ней рукой.

— Мой господин, великий Амон Ра! Смилуйтесь над слугами! Я готова ответить сама за эту ошибку!

И когда в тронном зале вновь образовалась звенящая тишина, нарушаемая лишь свистом плетей и звуками их ударов о человеческую плоть, заплаканная Инанна посмела поднять взгляд на фараона. Он лишь поднял руку, прекратив истязание слуг.

— Ты хочешь двадцать пять оставшихся ударов плетью? — на его лице не возникло ни намека на то, что он говорил несерьезно.

Набу упал на колени следом, потому что не мог оставаться слабаком подле храброй и отчаянной девушки.

— Отец, молю, прошу наказать и меня! — воскликнул он, смиренно опустив голову.

— Молодой господин, нет, вы не можете! — донесся ослабевший голос слуги.

— Всем молчать! — лишь только рявкнул еще более обозлившийся Мардук, в упор глядя на сына и гостью. — Вы готовы принять наказание взамен своих слуг? Оба?

Инанна и Набу переглянулись, она лишь неуверенно кивнула ему — принцу Египта, смотрящему на нее с недоверием.

— Да, отец, прошу отпустить Маду и служанку госпожи Инанны.

Мардук выдержал паузу, дав им в полной мере осознать свое неповиновение и его последствия. Инанна лишь увидела тень тревоги, появившуюся на лице Сарпанит, но царица Египта покорно молчала, надеясь на милость мужа.

— В следующий раз ни вам, ни слугам пощады не будет. Отпустить их, — бросил он страже, и те отвязали наказуемых; Рит сползла по столбу на пол, все еще находясь без сознания, но ее тут же подхватили и унесли прочь. — До моего разрешения вам впредь запрещено покидать Малакат. Инанна, если ты нарушишь это слово и снова поведешь себя как маленький ребенок, то сразу же будешь отправлена обратно в Эрех!

— Да, дядя, — побледнев, сказала она, все еще стоя на коленях; ее гордость была сильно задета, она сама опустилась на колени перед тем, кто не был царем Нибиру — единственным, кому она обязана была поклоняться, остальных же она должна была просто слушаться.

Инанна почувствовала, как ее начинают окутывать путы ненависти к дяде — теперь совершенно незнакомому нибируанцу, хитростью и жестокостью подчинившему ее волю.

В этот день она до самого вечера не выходила из своих покоев, ощущая отвратительное чувство вины. Она согласилась спуститься только к ужину, так как проигнорировать прием в честь собственного приезда просто не могла. А также к ним по делам обещал наведаться Нинурта, как говорила Нинхурсаг.

— Что с Рит? — спросила Инанна у служанки, что помогала ей выбрать наряд.

Та, не поднимая головы, сообщила:

— Не волнуйтесь, Рит завтра же приступит к своим обязанностям.

Инанна посмотрела на служанку, как на сумасшедшую, но не стала ничего говорить. Конечно, меньше всего ее волновало отсутствие Рит в своей свите. Она лишь хотела, чтобы с ней было все в порядке. Инанна все еще пылала от стыда, не зная, как теперь будет смотреть в глаза Нинхурсаг и Сарпанит, но почему-то ее также преследовало и чувство вины перед Набу. Она была уверена, что гнев Мардука не был бы таким сильным, если бы не ее участие. И почему она не подумала о последствиях, когда решила самостоятельно осмотреть город? Ей сто пятьдесят тысяч лет, но дядя прав, она ведет себя как маленький ребенок. Вот только это не оправдание его жестокости по отношению к смертным.

Она переоделась к ужину в египетское платье странного покроя — юбка из легкой плиссированной ткани держалась на талии при помощи кушака того же цвета, а грудь прикрывал кусок золотой ткани и странное овалообразное украшение — ускх — ожерелье на тканевой основе. Её волосы теперь были убраны под массивную золотую тиару, скрывавшую часть лба до затылка. Инанна никогда прежде не использовала косметики, но теперь ее глаза были ярко выделены черной подводкой, какую использовали египтянки. Слуги также доставили ей и иные украшения — всевозможные перстни и браслеты на предплечья. Мода Египта казалась необычной, и вот, глядя на себя в мутноватое отражение огромной золотой пластины, заменявшей зеркало, Инанна даже нашла в своем новом образе некое великолепие.

— Госпожа, как вы красивы… — ахнула служанка, позабыв о манерах; здесь считалось неприличным, если слуги говорили без разрешения господ; люди были лишь рабами. — Простите меня за несдержанность, — испуганно сказала она, опустив взгляд.

Но Инанна не ответила, лишь, поправив гарнитуру переводчика, попросила отвести ее в зал, где будет подан ужин. После серьезного разбирательства с дядей она все еще чувствовала себя нашкодившим щенком. Она была немного бледновата перед новой встречей с ним и все еще злилась, в основном на себя же, за то что сама упала перед ним на колени. Дядя хоть и был выше статусом, но не до преклонения же! Это было просто немыслимо!

Она вошла в зал одной из первых. Возле камина обнаружился молчаливый Набу, впервые увидевший ее в изысканной египетской одежде, а не в тряпье. Он замер, подобно горожанам на улице, точно так же не отводившим взглядов, когда ее, точно трофей, выигранный в битве, везли по улице на коне. Инанна была уверена, что она произвела именно такое впечатление.

— Госпожа Инанна, вы просто великолепны в этом наряде! — Сарпанит не могла не восхититься гостьей — того требовал этикет; и она не сказала ни слова по поводу выходки Инанны днем, словно ее и не было. — Эрхи, вина, — приказала она слуге с кувшином.

— Царица, я должна принести вам извинения за то, что отлучилась без позволения из дворца, — Инанна не могла промолчать, это было бы проявлением дурного тона; она не обязана была оправдываться перед полукровкой, но страх перед гневом дяди оказал на нее отрезвляющее действие.

— Я рада, что вы осознали всю опасность пребывания вне стен дворца, — сказала Сарпанит примирительно, однако было ли ее добродушие искренним? — Надеюсь, фараон не слишком вас напугал… Но вы должны понять его. Люди не столь доброжелательны, как может показаться на первый взгляд. Среди них много варваров и убийц. Невзирая на мир, царящий в Египте, жестокость людей иной раз может удивить. Вы должны понимать, что земляне — отнюдь не цивилизованное общество…

— Я понимаю это.

Все это время за Инанной неотрывно следил юноша, и кто знает, о чем он думал. Набу был копией своей матери, взяв от нее только лучшее — невероятные изумрудные глаза и мягкость линий скул. Однако держался он слишком уверенно и самовлюбленно, что наверняка досталось ему в наследство от отца. Слуги накрывали стол, и Инанна только скривилась от обилия жирной пищи. Овощей, к сожалению, было не так много, Инанна заметила только огурцы и зеленый салат, а также неизвестные ей, похожие на фундук бобовые. Неужели нельзя было вывести побольше овощных культур в Египте?

Из холла послышались мужские голоса. Когда в помещении показались Мардук и, Инанна не могла не узнать его, Нинурта, взгляд которого тут же обратился к ней, все почтительно склонились.

— Дорогая племянница, — он оказался рядом с ней, расслабленно поигрывая бокалом вина — явно не первым за вечер. — Мама была права, ты станешь главным украшением Египта. Как давно мы не виделись!

— Спасибо, дядя, — ответила она Нинурте мягкой улыбкой, а Мардук, нахмурившись, потерял к ним интерес, заведя беседу с только что подоспевшим Энки. — Как дела в Месопотамии? Слышала, что Тигр вышел из берегов…

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

— Ваше Величество, — Нинхурсаг, испытывая всеобъемлющее чувство гордости, склонила голову перед сыном; радость от его воцарения омрачал лишь один факт — он смог занять трон только после безвременной гибели отца.

Она пришла в его покои поздним вечером, собираясь преподнести важную весть, и как нельзя кстати застала Нинурту в благоприятном расположении духа. Он, завершив разговор по коммуникатору, встретил ее с улыбкой.

— Матушка, не нужно подобных обращений, когда мы наедине. Я все еще ваш сын, — с не меньшим почтением отозвался он, стоя возле интерактивной карты Земли, теперь поделенной на четыре неравные части. — Нергал прислал благую весть, что шахта на юге вверенного ему альянса вот-вот заработает в полную силу. Анкийцам не удалось уничтожить ее полностью. И как только разгребут завалы, мы сможем возобновить переработку золота и доставку его на Нибиру. Я подумываю над тем, чтобы построить перерабатывающий завод и на Лахму, однако пока у нас на это нет средств.

— Это прекрасные новости, Нинурта, — со встречной улыбкой сказала Нинхурсаг, полностью одобряя намерения сына. — Похоже, благодаря твоим стараниям и стараниям твоих братьев и племянника мы скоро вернемся к первоначальным срокам восстановления атмосферы.

И ее радость была искренней, ведь никто не хотел видеть Нибиру такой, какой она была многие сотни тысяч лет назад, когда большую часть планеты покрывала корка льда. Подобно Лахму, Нибиру оставалась безжизненной, пока не были изобретены климатические системы и способы применения атомарного золота для поддержания атмосферы.

— Чего не скажешь о других шахтах и заводах… — протянул Нинурта уже менее оптимистично. — Более того, теперь Ресети-Ири потерян для нас хотя бы до восстановления нормального радиационного фона. Но я думаю лет через тридцать привезти туда рабов для расчистки. Я считаю, что иметь главный источник связи на Земле — египетские пирамиды — довольно опасно, учитывая, кем мнят себя анкийцы.

— Не думаю, что они посмеют противостоять нам теперь. Большинство из них теперь просто рабы, Нинурта. И их господин…

— Кожей чувствую, он жив, матушка, — Нинурта, рассвирипев, ударил кулаком по столу, и трехмерная карта Земли на миг подернулась белым шумом.

— Даже если и так… Но ведь Мардук повержен, сын, и он вряд ли когда-либо еще сможет собрать армию, подобную предыдущей. Все что остается ему сейчас — это затаиться и зализывать свои раны.

— Что привело тебя так поздно, мама? — тоже перешел он на менее формальный тон, взглянув в окно на звездное небо.

— Прошу тебя повременить с поиском новой царицы, — внезапно сказала Нинхурсаг, удивив его. — Я слышала, что после похорон Инанны ты собрался устраивать смотрины, — она на миг придала голосу строгости: — Притом, без моего участия, что просто немыслимо, учитывая, что это как минимум мой долг, как королевы-матери. Ты несправедлив ко мне, сын.

На его лице словно возник знак вопроса.

— Но мама, ты противоречишь сама себе, ты же сама все время говоришь о наследнике! Я только пытаюсь ускорить события.

— Не надо их форсировать. Новая царица не нужна, покуда жива предыдущая, — осторожно сказала она, ожидая реакции сына.

— Мама, я чего-то не знаю? — Нинурта сощурился. — И поэтому ты все время отодвигала похороны Инанны? Если ты сейчас скажешь, что она жива, то я… — но он не нашел, что сказать, а потому просто замолчал, собираясь выслушать Нинхурсаг до конца.

— Мы не думали, что она выживет, поэтому не хотели понапрасну обнадеживать тебя. То, что от нее осталось… пришлось буквально собирать по кусочкам.

— Кто — мы? — с новым подозрением спросил Нинурта, вовсе не радуясь чудесному воскрешению своей сумасшедшей жены.

— Советник Ито внес огромную лепту в ее чудесное воскрешение. Удивительно, насколько у него нестандартный подход к проблеме и живой ум! — выразила невольное восхищение Нинхурсаг. — А ведь ему каких-то триста пятьдесят лет… Благодаря его исследованиям в области генетики нам удалось полностью исцелить тело Инанны, остались разве что шрамы. Но это поправимо.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что вам удалось исцелить «тело»? — все больше удивляясь, спросил Нинурта, и Нинхурсаг, налив себе вина из глиняной бутыли, присела на софу, удобно устроившись на подушках; ее волосы мягко обрамлял свет огня, заставляя их отливать медью. — Ну же, мама, довольно интриговать, ты прекрасно знаешь, что я не отличаюсь терпеливостью!

Нинурта толком не успел осознать, что его жена жива, как почувствовал, что мать собирается ошеломить его чем-то более невероятным. Но по виду Нинхурсаг, в которой едва ли читалась былая уверенность, он понял, что, возможно, что-то пошло не так.

— Это не совсем та Инанна, которой она была до гибели, — расплывчато стала пояснять она; не выдержав испытующего взгляда сына, Нинхурсаг стала изучать содержимое своего кубка. — Как я и сказала, нам удалось восстановить тело, но с разумом, точнее, с памятью не все так просто, — она отпила вина, задержав взгляд на языках пламени, грызущих полено в камине. — Она не помнит последних событий.

— Что, в твоем понимании, последние события?

— Примерно пять тысяч лет. Сын, сейчас это та Инанна, которая была солнцем Египта. Это Хатор, богиня любви и света, а не сошедшая с ума воинственная и кровожадная Сехмет…

Нинурта только нахмурился, не зная, как на это реагировать. Но в следующий момент его глаза расширились от осознания факта, что, возможно, Инанна может помнить не слишком приятные эпизоды из общения со своим тогда еще будущим мужем…

* * *

Бен старательно избегал любых контактов со стражей. Каждый житель Земли, будь то анкиец или человек, теперь был чипирован, и стража моментально получала информацию о каждом, кто проходил мимо неё: имя, место жительства и, главное, расовая принадлежность. Люди, как низшая раса, имели гораздо больше ограничений, чем анкийцы, хотя за вторыми следили бдительнее из-за недавней битвы.

Иерусалим в который раз выстоял в кровопролитной битве, но более не был знаменем свободы, теперь являясь одним из центральных нибируанских городов. В старом городе на каждом углу висели нибируанские вымпелы — черный уроборос на желтом фоне. Недавно обнаруженные здесь на недоступной смертным глубине золотые залежи вскоре обещали подвергнуть город золотой лихорадке. Нищие на улице с трудом добывали себе пропитание, они часто становились объектами насмешек со стороны нибируанской стражи, что относилась к ним, как к собакам, бросая в толпу объедки со стола.

Бен, накинув капюшон, огляделся и, поправив рюкзак, покинул стены старого города, проскользнув мимо зазевавшегося стража.

Внизу на парковке его ожидал старенький ржавеющий чоппер, который доставит его в некогда полное юных анкийцев место. Академия Нью-Бабили, еще совсем недавно выпускавшая готовых к новой жизни курсантов, более не функционировала и теперь служила домом и штаб-квартирой горстке анкийцев, скрывающихся от нового порядка, и их лидерам — Энки и Мардуку. Нибируанцы и не подозревали, что академия цела, ведь и ей неплохо досталось, после того, как над Мертвым морем разразилась настоящая баталия. И конечно же, никто не собирался восстанавливать анкийские академии. Нибируанцы постепенно возвращались к первоочередному плану по превращению людей и анкийцев в безграмотных рабов, как это было от начала времен.

Некоторые помещения Нью-Бабили затопило, где-то были обвалы, но общими усилиями все это постепенно восстанавливалось. Удалось даже запустить подводную автономную электростанцию, что решало проблему освещения под землей.

Бросив рюкзак в коляску, Бен, в последний раз оглядев парковку, превратившуюся в кладбище автомобилей, открыл замок и въехал в темный тоннель, теперь казавшийся еще более бесконечным, чем во времена учебы в Нью-Бабили.

Академия подходила им, так как имела все необходимое: медикаменты, запас еды и даже одежду — курсантскую форму. Но самое главное, здесь было оружие и пара действующих, хоть и старых, шаттлов на случай экстренной эвакуации. Однако после восстановления всех систем слежения воспользоваться ими даже в экстренной ситуации было чревато. Их бы просто подбили.

— Никак не привыкну к тебе в форме курсанта, — Бен улыбнулся встречавшей его матери.

— Что-то ты долго, — она взглянула на свои золотые наручные часы — последнее, что осталось от прежней безбедной жизни.

— Ну, знаешь ли, не так просто достать все необходимое, — он поправил рюкзак, в котором гремели инструменты и компьютерные комплектующие. — Ты какая-то бледная, мама, ты ела?

Неожиданно для Ангелы он извлек из кармана чуть помятый сникерс и протянул ей.

— Бен, ты же знаешь, что я не ем сладкого, — она скептично взглянула на батончик в руках сына, не понимая, чем же он так доволен.

Он только закатил глаза.

— Мне пришлось крепко потрудиться, чтобы достать его для тебя. За окном вообще-то постапокалиптический мир! — он чуть обиделся, полагая, что шоколадка обрадует ее, но Ангела только пожала плечами. — Почему ты не можешь просто принять ее и поблагодарить меня? Это же не так сложно, правда?

Она будто только сейчас очнулась, в глазах ее на миг отразилось чувство вины, однако маска равнодушия, что была ей более присуща, тотчас вернулась на место.

— Угости девушек, думаю, они будут рады…

— Мама! — возмутился Бен и бросил шоколадку на пол, когда они вышли из лифта. — Тебе больше не надо вести себя столь холодно, тем более, со мной. Неужели ты не понимаешь, что теперь все изменилось? Я не прошу тебя обнимать меня при встрече или проявлять заботу, но не могла бы ты иногда быть немного помягче?

И он, коря мать за бесчувственность, просто направился к мастерским, переоборудованным из классов кибернетики и военного дела. Пытаясь сделать для нее что-то приятное, он вновь получал в ответ равнодушие, от которого бросало в холод. Бен ворвался в класс кибернетики, застав там пару ребят, занимавшихся настройкой внутренних систем Нью-Бабили и собирающих биоников-уборщиков буквально из подручных материалов.

— Эй, ты чего такой злой? — Анкиа, находившийся там же и разбиравший на части стационарный компьютер, был весь в пыли; поначалу привыкнуть к подобному зрелищу было трудно, но теперь все изменилось — он больше не был господином этого мира и теперь делал все самостоятельно, стараясь не выделяться среди других.

Бен просто свалил рюкзак в угол, не волнуясь, что там может что-то погнуться или разбиться, и сел на крутящуюся табуретку, спрятав лицо в ладонях. Он и сам не понял, почему так взбесился.

— В Иерусалиме становится больше стражников, боюсь, власти что-то подозревают.

Александр, поправив очки, чуть нахмурился и отложил крестовую отвертку.

— Не думаю, что это может быть связано с нами, мы не предпринимали никаких мер за все время, что мы скрываемся. Но я согласен, что впредь нужно минимизировать наши вылазки в город. Имеющихся запасов должно хватить на месяц.

Ребята, бывшие игиги с флагмана, с которого удалось бежать до его обстрела роботизированными истребителями, навострили уши, вслушиваясь в их разговор. Один из них замер с паяльником в руках, с жала которого поднималась тонкая струйка дыма.

— Скажи мне, что мы собираемся делать? — из речи Бена пропала формальность, как и обращения «мой господин» или «Великий Анкиа», но это было не следствием неуважения, а потому что Александр, как он просил всех называть себя, сам так решил. — У нас больше нет армии, нет оружия и поддержки кланов. Нас вообще осталось не слишком много, — Бен пнул стоящий рядом ни в чем не повинный системник.

Александр поднялся на ноги и отряхнул водолазку; он подошел ближе и прислонился к металлическому пеналу с инструментами.

— Бен, еще немного, и я решу, что у тебя истерика. Что не так?

Он и впрямь был на взводе, казалось, тронешь — и взорвется, налетит на кого-нибудь с кулаками или пойдет крушить мебель и электронику.

— Ты знаешь, что не так абсолютно всё…

Александр, понимая, что Бен вот-вот и впрямь сломается, только взглянул на парней в мастерской, и те, отложив дела, бесшумно встали и вышли из помещения. Они, конечно же, по-прежнему повиновались своему господину, невзирая на изменившиеся отношения. Даже после разгрома в битве анкийцы все еще не могли помыслить о смене лидера.

— Я только что повысил голос на свою мать… — обессиленно выдохнул Бен, понимая, что раздул из мухи слона; он посмотрел на Александра и на миг один уголок его губ приподнялся. — Кто бы мог подумать, что Ито подложит нам такую свинью, да?

— Скажи мне то, что ты на самом деле хочешь сказать, Бен, — понимающе попросил Александр; он и сам выглядел не слишком обнадеживающе, все меньше напоминая себя прежнего. — Скажи мне прямо, что винишь меня в ее смерти.

Глаза Бена в момент стали злыми, из-за прямолинейности Александра, но главное — из-за правдивости его слов. Ривка пожертвовала жизнью ради него и сделала это, не моргнув глазом, но ведь виноват был не только он один…

— Это я позволил ей вылететь из флагмана. Я задержал охрану…

Александр все это уже знал и, естественно, не винил его, ведь если Ребекка что-то задумала, ее было не остановить.

— Но ты винишь меня за то, что она пожертвовала свою жизнь взамен моей, так? — все еще ожидал услышать честный ответ он. — Просто скажи это, или ударь меня, если этого желает твое сердце.

И, наконец, Бен, не понимая, почему Александр так спокоен, признался:

— Да, ты абсолютно прав, я виню в ее смерти только тебя. И в том, в кого она превратилась, и в том, как с ней обращался Нинурта, виноват один ты! Полгода он держал ее подле себя наложницей, и я даже представить не могу, как она не сломалась, — Бен и не заметил, как оказался напротив Александра, а его указательный палец стал указывать ему в грудь. — Ты оставил ее одну среди всех этих хищников! Живкович отдал свою жизнь, чтобы она могла поднять восстание, чтобы мы все пошли за ней… А ты позволил ей умереть! И я до сих пор не пойму, почему она так любила тебя, если ты даже не попытался отомстить Нинурте за ее смерть!

Александр только поднял ладони вверх, не собираясь его останавливать, он покорно ждал, возможно, даже хотел получить удар, ведь не мог не чувствовать своей вины. Бен, однако, не поднял на него руку, он лишь стоял, излучая злость и тяжело дыша.

— Да, ты абсолютно прав в каждом своем слове. Ребекка совершила великую глупость, отдав свою жизнь ради меня одного, ведь анкийцы ждали от нее совсем другого. Цена твоей жизни повышается вместе с возложенной на тебя ответственностью, — рассуждал Александр уж как-то слишком спокойно. — Но ты видишь только эту точку зрения, на самом же деле, она поступила так не из-за меня, а из-за вас, ведь только в моих силах даровать вам свободу, Бен!

— Да как же ты можешь говорить так цинично?! — Бен было непроизвольно дернулся, готовый полезть в драку, но Александр с неожиданной легкостью скрутил его, прижав к колонне позади и придавив локтем грудь; скорее всего он использовал некие способности, напомнив Бену, кем является.

Наконец-то в глазах Александра появились эмоции — и это была ярость.

— Сквозь свою обиду ты не слышишь то, что я пытаюсь донести до тебя! — вскипел он моментально, до это держа себя под полным контролем. — Я не мог вступить в бой, потому что цена моей жизни намного выше твоей, любого анкийца и даже Ребекки! Да, ты не ослышался! Я — единственный, кто может спасти вас от гнета нибируанцев, только у меня или моего отца есть право занять трон Нибиру, чтобы подарить вам свободу! У меня не было никакого преимущества перед Нинуртой, я не мог остаться в осажденном городе! И анкийцы проигрывали, я не мог этого не признать. Все было очевидно…

В полупустых мастерских раздались несвоевременные смешки. Бен смеялся, словно сумасшедший, запрокинув голову назад.

— Ты сам себя слышал? Звучит так, будто ты сбежал, и ты даже не пытаешься это отрицать! — придя в себя, сказал он. — И ты бросил ее, спасая свою шкуру!

— Ей было уже не помочь, глухой ты идиот! — теперь уже Александр едва мог контролировать эмоции, ведь его задели за живое. — Неужели ты думаешь, что только ты один потерял её?..

— Эй, что здесь происходит? — раздалось из дверей, но эти двое будто и не слышали.

Летти вихрем влетела в мастерские и попыталась разнять двух мужчин, ведь Александр явно причинял Бену боль, так как его локоть поднялся ближе к горлу. Бен же оставался неподвижен, только его зубы скрипели в тишине.

— …Прекрати строить из себя жертву, Бен! — тем временем продолжал Александр, будто и не замечая Летти, безуспешно пытавшуюся убрать его руку с горла Бена. — Теперь нам всем предстоит еще более долгий путь, но нельзя терять надежду и впадать в уныние! Только не сейчас! Мы должны идти вперед, чтобы жертва Ребекки не была напрасной.

— Господин, вы же задушите его! — глядя на багровеющее лицо Бена, взмолилась Летти.

— …Надеюсь, ты когда-нибудь осознаешь, что я поставил ваши жизни выше своей мести, Бен, — завершил Александр, только сейчас отпустив Бена, который пытался отдышаться, с ненавистью глядя на него.

— С радостью понаблюдаю, как ты вернешь нам прежний мир…

— Бен, заткнись немедленно! — неожиданно рявкнула Летти, с размаху влепив ему пощечину; тот будто очнулся, глаза его расширились от удивления. — Как у тебя язык повернулся?..

Летти выглядела обескураженной и злой, от вечной собранности не осталось и следа. Ее взгляд в момент ожесточился. Александр решил не встревать, хотя не совсем понимал, почему она выбрала его сторону, ведь и она имела право винить его за смерть подруги, а главное, за казнь отца.

— Летти, ты что, не понимаешь?..

— Нет, это ты не понимаешь, Бен! Ты зациклился на своем горе, не замечая того, как тяжело остальным! Но, в отличие от тебя, мы не ноем и поддерживаем друг друга, как бы тяжело нам ни было! — как оказалось, и Летти уже на протяжении месяца, что они обитали в полуразрушенной Нью-Бабили, сдерживала свои эмоции. — И на кого ты набросился? На того, кому стократ хуже, чем тебе? На того, на ком лежит еще большая ответственность за проигранную битву?

— Хендерсон, ты это… — как-то невнятно вступил Александр, поправив очки. — Не жести, что ли… Без тебя тошно.

Ее прямолинейность сбила с толку обоих, смыв с них всю спесь. Летти умела шокировать и, кажется, она и сама не поняла, что сболтнула лишнего при Александре, говоря о нем в третьем лице.

— Мой господин, — неожиданно спохватилась она, сделав шаг назад. — Я прошу прощения, я не соображала что несу…

Зато ее выступление отрезвляюще подействовало на Бена, который стоял, будто набрав в рот воды, переводя взгляд с нее на Александра. Александр, просто покачав головой, подарил им весьма красноречивый взгляд, сообщающий, что он на этом закончил, затем просто развернулся и пошел на выход, не понимая, когда же это он так раскис, что даже Хендерсон посмела говорить подобное в его присутствии.

Выйдя в коридор, освещенный лишь лампами-стрелками, указывающими к аварийным выходам, он на миг остановился, представив Нью-Бабили наполненной курсантами. Они, смеясь и прижимая к груди планшеты, двигались на занятия, обсуждая предстоящие экзамены. Среди них была и Ребекка. В память прокрались воспоминания, как она попала в неловкую ситуацию на первом уроке кибернетики, «заколдовав» руку бионика так, что та показывала неприличный жест. Это вызвало теплую улыбку.

Она никогда не слушалась его и делала все по-своему, и однажды чуть не попала под влияние общества Иштар, однако даже тогда ею всегда двигала справедливость. В то время, отчасти предавая Александра, она делала это из благих намерений. И теперь он понимал, что упустил из виду важную деталь. Ито не был глупцом, пытавшимся пойти против кланов и нибируанцев голыми руками. Уже тогда у него была армия биоников. Кто бы мог подумать, что эта армия сможет сместить силы в сторону нибируанцев! Александр никогда не ценил Ито по достоинству — этого хитрого, скрытного японца. И лучше бы его было держать подле себя. Но время не повернуть вспять…

Теперь за эту ошибку Александра расплачиваются две низшие расы, а от его собственного сердца откололся кусок. И потери этой не восполнить. Ребекка всегда была бесстрашной, но как она могла так глупо отдать свою жизнь? Ее любовь была еще более сумасшедшей, нежели любовь Инанны. И все же в них была очевидная разница — Ребекка всегда боролась за него и его любовь, а Инанна боролась лишь за свои чувства и была слабой, не способной постоять за себя девчонкой. В своей обиде она нашла единственный выход — сойти с ума… Александр любил Инанну и любил по-настоящему, однако она была отдана другому, и в этих непреодолимых обстоятельствах они не могли быть вместе. Возможно, чувствуя вину за то, что с ней стало, он пытался восполнить ее, случайно обнаружив на Земле так похожую на нее девушку. Правда, что в начале их отношений он действительно с болью смотрел в лицо Ребекки, видя в ней другую… И он был мягок и добр с ней, давая все то, что не смог дать Инанне…

Но прошлого не вернешь, и они обе теперь были мертвы.

Кто-то мог бы обвинить его в том, что он стал бесчувственным биоником, однако прожив такую долгую жизнь и потеряв стольких близких, поневоле начинаешь мириться даже с ужасами смерти. Александр не мог даже похоронить свою жену, упавшую к ногам Нинурты. Ее тело наверняка просто кремировали или даже хуже — сожгли в братской могиле анкийцев, нашедших последнее пристанище на неродной планете…

* * *

— Прошу тебя, будь максимально осторожен, старайся говорить тише, чтобы не тревожить ее разум. Возможно, увидев тебя, она что-то вспомнит, но будь готов, что этого может и не произойти, — предупредила Нинхурсаг; Нинурта давненько не видел мать в больничном халате; вдовствующая царица лично приглядывала за воскресшей из мертвых Инанной. — И мы не давали ей лишней информации, кроме той, что она вспомнила сама.

Он замер у «аквариума» палаты, с недовольством обнаружив внутри еще и своего советника в такой же больничной робе. Ито снимал показания с аппаратуры, провода которой были закреплены на голове стриженной под ёжик девушки, от бровей которой ничего осталось.

— Мы спасали ей жизнь, поэтому у нас не было времени заниматься ее внешностью. Однако мы непременно приведем ее в порядок чуть позже, после того, как будем уверены, что ей можно покинуть шуруппак, — пояснила Нинхурсаг, понимая, что Инанна выглядит иначе, возможно, даже уродливо.

Конечно, без своих длинных золотых волос она выглядела немного странно, словно заключенная в колонии строгого режима. Лицо Инанны было испещрено шрамами от ожогов, которые, несомненно, не оставили от былой красоты и следа. Без бровей и ресниц она была почти неузнаваема.

— Надеюсь, вы исправите ее лицо, — бросил Нинурта брезгливо и, нажав ручку, вошел в палату.

Ито оторвался от дисплеев и тут же с уважением склонил голову, однако ничего не сказал. Анкийцам было не место на Нибиру, даже тем, кто помог выиграть битву.

Нинурту встретил настороженный взгляд девушки, когда-то считавшейся первой красавицей в двух мирах. Узнала ли она его? На её лбу обозначился рельеф, раньше соответствовавший сдвинутым бровям.

— Ты помнишь меня? — присев на стул возле ее кровати, осторожно спросил он, однако ответа не последовало. — Тебе сказали, кто я?

Он понял по встречному надменному взгляду, что Инанна его, несомненно, узнала.

— Нинурта… — протянула она, и это было больше похоже на плевок. — Какая встреча, неужели вы пришли лично навестить меня в шуруппаке? Сколько чести.

Он промолчал на этот выпад, но, придвинув стул ближе, заметил, что она слегка напряглась, следовательно, ее недовольство скрывало элементарный страх. Нинхурсаг, стоя рядом и внимательно наблюдая за происходящим, мягко попросила:

— Инанна, все хорошо, просто отвечай на вопросы. Нам нужно понять, как много нам придется восстанавливать.

— Ты помнишь, как попала сюда? — когда мать кивнула ему, спросил Нинурта

— К чему все эти вопросы? Вы уже задавали их, — но Инанна обращалась отнюдь не к нему, но к Нинхурсаг.

— Инанна, ты знаешь, что твои воспоминания обрывочны. Будь добра, отвечай на вопросы и не ерепенься, — уже с нажимом повторила Нинхурсаг, давя ее авторитетом, и, надо сказать, это подействовало.

Та вздохнула и, разгладив складки одеяла, сказала:

— Мне сказали, что на меня упал обломок истребителя, но я этого не помню, — она выдержала паузу, собираясь с мыслями. — Обрывками я помню Но-Амон, как гостила у дяди Мардука после обучения в академии Акнат, — она наконец перевела острый взгляд на Нинурту.

Конечно, за пять тысяч лет, что разделяли ее воспоминания и реальность, он едва ли четко помнил происходившее в те времена, однако кое-что забыть просто не мог. И это может создать определенные проблемы, так как все почувствовали волну ненависти, которая исходила от Инанны.

— Матушка, Ито, покиньте нас, — бросил Нинурта, и не посмотрев в их сторону.

— Ты уверен? — уточнила Нинхурсаг, понимая, кому адресовался весь негатив Инанны, буквально заполнивший комнату, словно кувшин до краев.

Когда палата опустела, и они остались в гнетущей тишине, разбавляемой лишь писком приборов, считывавших всплески ее мозговой деятельности, Нинурта попытался придать лицу более добродушное выражение. Если применительно к нему это вообще было возможно.

— Инанна, я вижу, что ты меня боишься, но смею тебя заверить, что больше никогда не причиню тебе вреда…

— Что? — только ахнула она. — Неужели это вы виноваты в том, что со мной случилось?

— Что?.. — опешил он. — Нет, конечно! Ты не так поняла… — Нинурта протянул было руку, но она отпрянула от него, переместившись к краю кровати, и его пальцы лишь медленно сомкнулись на пустоте. — Инанна, если я причинил тебе зло в прошлом, то прости меня. Это было пять тысяч лет назад, я едва ли могу вспомнить.

— Для меня это было будто вчера… И я все прекрасно помню, — настороженно сообщила она, выставив между ними барьер. — Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда? Это кажется весьма странным, учитывая, что мне даже отца с матерью не дают увидеть.

— Я здесь, потому что я твой муж, Инанна, — решил Нинурта вылить на нее все сразу; наверняка мать, подслушивающая их разговор за дверью, была против такой радикальности.

Инанна хотела что-то возразить, возможно, назвать его безумцем, но только поперхнулась воздухом, едва ли поверив в услышанное.

— Нинурта, будь осторожнее, она еще не окрепла, — раздался голос Нинхурсаг по громкой связи.

— Блеск… — чуть успокоившись, выдавила Инанна, взяв себя в руки; она тут же сообразила, что за этим замужеством стояли серьезные обстоятельства. — А как же Гулла?

— Умерла, — коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.

— И… давно?

— Мы с тобой женаты всего пару месяцев, — добавил Нинурта, правильно поняв ее вопрос.

— Смех, да и только! — сказав это, Инанна поджала вмиг побелевшие губы, словно смысл этой новости все же дошел до ее искалеченного мозга; она смотрела на него с такой неприязнью, что серые глаза превратились в две глыбы льда. — Скажи мне, дядя, — намеренно обозначила она их родственную связь, — как же подобное могло произойти? Я бы не вышла за тебя замуж, даже если бы мне предложили занять трон Нибиру.

Нинурта чуть помрачнел, ведь ее сарказм внезапно попал в самую точку. Прокрадывались даже сомнения, что Инанна вовсе не лишилась памяти, и это была ее очередная игра.

— Ты и есть царица Нибиру, дорогая, — стараясь, чтобы не заскрипели зубы, сказал Нинурта, полагая, что лучше бы было оставить ее умирать.

Выражение её лица ничуть не изменилось, словно Инанне сообщили, что она выиграла всего лишь пятнадцать нир в лотерею, а не оказалась царицей.

— Энлиль и Ану тоже мертвы? — аккуратно спросила она, теряясь в догадках, что же могло произойти за пять тысяч лет, что выпали из ее памяти.

Хорошо хоть она помнила, что когда-то наследным принцем Нибиру был Энлиль, а не бастард Энки.

— Ану жив, но он уже слишком стар, чтобы управлять Нибиру. Энлиль был царем последние три тысячи лет, но Мардук убил его, — Нинурта старался говорить спокойно, понимая, что мать и не собиралась облегчить ему задачу, а только возложила донесение новостей на сына.

Инанна сцепила руки в замок на одеяле и стала разглядывать свои пальцы, пытаясь осознать столь шокирующие вести.

— Зачем ему это? — только выдавила она. — Ему мало одного Египта? Это же практически управление всей Землей!

Нинурта пытался понять, помнит ли она свою любовь к нему, или же ее воспоминания обрываются до этого момента.

— Инанна, того Египта более не существует… За пять тысяч лет слишком многое изменилось…

— На сегодня, полагаю, достаточно, — в палате оказалась Нинхурсаг; она подошла к кровати и мягко коснулась руки Инанны. — Чересчур много новостей за раз. Это может пагубно сказаться на ее состоянии.

Нинурта ничего не ответил, ему и самому не нравилось вспоминать события последних тысяч лет. Но его жена, похоже, готова была осыпать его большим количеством вопросов и чувствовала себя вполне неплохо. Возможно, для нее все сказанное было лишь отдаленным шумом чьего-то разговора, и позже, когда до нее дойдет весь смысл, реакция может быть какой угодно. Кажется, Инанна даже не поняла, что является отныне царицей Нибиру.

— Дядя… — позвала она по старой привычке, но осеклась. — Неужели я тебя простила?..

Нинхурсаг только удивленно посмотрела на сына, совершенно не понимая о чем идет речь. И когда она догнала его в коридоре, то, конечно же, захотела получить ответы.

— Что это значит? За что она должна была простить тебя, сын?

— Мама, это было слишком давно, чтобы я помнил, — отмахнулся он, хотя теперь был уверен, что знал точно, на каком месте обрывались ее воспоминания.

Если бы Инанна вспомнила, что вытворяла сама в последние несколько тысяч лет: к примеру, как постоянно лезла ему в штаны, то тот эпизод уже не казался бы ей таким уж ужасным.

— В целом, все прошло неплохо, — нехотя сменила тему Нинхурсаг, хотя непременно позже намеревалась добиться от него правды. — Я думала, что она испугается, но Инанна всегда была храброй девочкой. Мне кажется, что потеря воспоминаний и впрямь нам на руку. Как думаешь, когда с ней случился этот сдвиг? Может, нам удастся миновать его и оставить Инанну прежней? Такой, какой она была до смерти Думузи?

— Надеюсь, она многого не вспомнит, — согласился он, понимая что из-за потери памяти им обоим придется пройти через многое. — Мама, прошу не торопиться с ее выпиской и сообщением народу, что царица жива.

— Я и не думала об этом, сын, — легко согласилась Нинхурсаг. — Но, кажется, что в период времени, что она помнит, между вами и впрямь произошло что-то не слишком приятное.

— Оставь это мне…

Древний Египет. 3554 г до н.э.

-…Этого мало, Мардук, атмосфера снова начинает разрушаться, необходимо больше золота. Ану недоволен, — мрачно сказал Нинурта, остановившись под тенью пальмы; лоб его покрыла испарина. — Жара здесь еще более невыносима, нежели в моих землях.

— Тогда мне нужно больше рабов, — задумчиво протянул Мардук, сцепив руки за спиной. — Необходимо больше продовольствия, чтобы человечество могло плодиться. И я не говорю о жалких подачках, которые моя супруга раздает на улице. Необходимо нечто глобальное — рисовые поля и пастбища. Но, как видишь, кормить скот в этих землях нечем. Мы в пустыне.

— Не хватает второго глобального потопа, — сказал Нинурта с иронией.

— Боюсь, что Ану не захочет вкладывать деньги в Египет, ведь страна живет только для обеспечения связи с Нибиру. Изначально Египет существовал для отправки золота на Нибиру, но теперь космопорт перенесен. Сейчас мы начали постройку пирамиды. Но что будет, когда мы закончим ее?.. Это значит, нам нужно как-то самим вертеться. Если ты заметил, мы все здесь живем довольно скромно, — Мардук демонстративно оглядел свою одежду.

— Не пытайся пустить мне пыль в глаза, брат, дело ведь лишь в этой жуткой жаре, заставляющей тебя ходить полуобнаженным, подобно рабу, — он отодвинул ветвь жасмина, с интересом наблюдая за девушкой, смеющейся над собственными неудачными попытками выстрелить в мишень из лука. — Кажется, мода Египта начинает мне нравиться, — добавил Нинурта, глядя на едва прикрывающее все прелести племянницы платье.

— Я бы и тебе посоветовал сменить наряд на что-то более легкое, — с наигранной заботой предложил Мардук, глядя на его длинное одеяние из плотной ткани.

— Всегда считал ее милым маленьким ребенком. И когда это моя племянница так выросла? — Нинурта издал неопределенный звук, свидетельствующий о нешуточной мозговой активности. — Вот уж у кого совсем нет забот!

— Инанна долгие годы прославляла нас, богов, и надо отметить, что благодаря ее стараниям нас чтят и от нас зависят, — расщедрился на похвалу Мардук. — Но я думаю приобщить ее к какой-нибудь полезной деятельности, чтобы не сидела без дела. Твоя матушка говорила, что во время пребывания в Эрехе Инанна исследовала множество земных трав и растений и даже нашла их применение в медицине. Может, стоит доверить ей развитие медицины Египта на уровне снадобий? — затем он задумался. — Но после ее последней выходки мне кажется, что она все еще недостаточно зрелая для чего бы то ни было серьезного.

В этот момент Инанна, увидев, как споткнулась на камне служанка, тут же бросилась ее поднимать.

— И мягкосердечная… — добавил Нинурта, почесав отросшую бородку. — Могу устроить ей инструктаж по поводу того, как обращаться с рабами, — глаза его наполнились хитростью; Нинурта оценил изгибы ее оголенного торса и грудь, едва скрываемую парой широких кусков ткани, спускающихся от шеи до юбки. — Думаешь, она всё ещё невинна?

Мардук только хмыкнул, вновь посмотрев на неё, теперь уже оценивающе.

— Она воистину прекрасна и наверняка снискала внимание мужчин Нибиру, — расценил он, но тут же спохватился, так как затронутая тема была предосудительна: — Я бы посоветовал тебе смотреть на нее не более, чем как на ребенка.

— Такая красота опасна для нее самой, — не слушая его, выдал свои мысли Нинурта. — Смотри лучше за своим сыном, — указал он на противоположную аллею, с которой, подобно им самим, за Инанной наблюдал принц Набу.

Взгляд сына на Инанну Мардуку совсем не понравился. Набу не заметил отца и дядю, он, увидев, что стрела Инанны упала к ее ногам, сделал нерешительный шаг по направлению к ней, но замер. Нинурта с гадкой улыбочкой похлопал брата по плечу и сказал:

— Поздравляю, кузен, кажется, Набу уже начал в нее влюбляться, не ровен час, как за ней будет носиться весь дворец.

— Хорус, — позвал Мардук советника, находившегося поблизости. — Маду, кажется, не слишком справляется со своими обязанностями по присмотру за Набу, — перешел он на наречие Египта, — и тебе, мой друг, придется взвалить эту ношу на свои плечи. Приглядывай за ним и Инанной.

На миг на лице Хоруса появилось возмущение, однако молодой человек в цилиндрическом головном уборе только поклонился и, не поворачиваясь к господам спиной, отошел назад.

— Не слишком-то он доволен новым назначением, мне казалось, вот-вот — и он посмеет возразить тебе. Ты разбаловал слуг, — заметил Нинурта.

— Вернее Хоруса никого не найти, ведь он родной брат Сарпанит. В них я никогда не сомневался, — проигнорировав издевку, ответил Мардук. — Предлагаю пойти в мои покои для обсуждения дальнейших действий, — он указал в сторону аллеи, бросив последний взгляд на Набу, который все же отправился к Инанне, устав наблюдать за ее неудачами в стрельбе.

— Бедный мальчик, — только посетовал Нинурта, покачав головой в приступе мнимого сожаления и, конечно же, пытаясь снова задеть Мардука. — Боюсь, Ану найдет для нее более достойную партию, нежели полукровку…

Мардук сдержал ярость, понимая, что не в его интересах идти на конфликт с Нинуртой, который выше него по статусу. Старый Ану постепенно начинает отпускать вожжи правления, возлагая надежды на Энлиля. Невзирая на желание хорошенько врезать кузену за явное унижение его сына, Мардук промолчал в который раз, копя в себе недовольство. Он не отвечал на провокации и старался общаться с Нинуртой только по делу. Энлилю не суждено было бы стать наследным принцем Нибиру если бы не ошибки Энки. Нинхурсаг родила Энлилю сына, Нинурту, которого долго скрывали. Нинхурсаг могла бы сесть на трон царицы, если бы не запрет Ану выходить замуж.

Нинурта вполне возможно станет наследным принцем, хотя и являлся ребенком вне брака. Влияние Энлиля на царя ставило Нинурту на ступень выше Мардука — сына бастарда, потерявшего доверие царя. Энлиль был законным сыном Ану, и ему удалось перетянуть одеяло на себя, оставив сводного брата с носом. По закону наследным принцем должен будет стать Син, отец Инанны, но в последнее время в это с трудом верилось. Мардуку и вовсе остаётся довольствоваться малым, в сравнении с кузенами. Ему уже пришлось многое потерять — власть над Лахму перешла в руки Нинурты, позднее ему же была вверена и Месопотамия. Египет пока числился за сыном Энки, однако надолго ли?.. Нинурта постепенно прибирает к рукам всю власть и на Земле, отец потакает ему, доверяя больше, чем Сину, а старый Ану уже практически не касается политических дел и дележки между своими детьми и внуками…

— ...Если вы будете так долго держать тетиву, то у вас сведет мышцы. Немудрено, что стрела не долетает. Вам элементарно не хватает сил. И понятно — стрельба — не женское занятие.

Инанна обернулась на голос, опустив лук и выронив стрелу, которую тут же подобрала служанка. Набу стоял перед ней, с надменным видом сложив руки на груди. Она выключила переводчик, чтобы говорить на нибируанском и только он понял ее речь.

— Я никогда не стреляла из этого варварского оружия, — хмыкнула она. — Просто хотела попробовать. Держал ли ты когда-нибудь в руках бластер?

— Варварское? — Набу, казалось, оскорбился. — Неужели вы думаете так обо всем здесь? Египет кажется вам отсталым?

Она только наклонила голову набок, пытаясь понять, сколько он знает о Нибиру. Невзирая на то, что Набу сын Мардука, он является полукровкой, а это необратимо понижает его статус.

— Признаюсь, некие вещи кажутся диковинными, однако от того не менее привлекательными, — примирительно сказала она, одарив его обаятельной улыбкой.

— Людям слишком рано знать о нибируанских технологиях — так говорит отец. Только у нибируанской стражи есть бластеры. Мы стараемся не шокировать людей…

— …Сажая в зиккурате шаттлы, которые они потом изображают на стенах, как крылатые колесницы, — засмеялась Инанна, радуясь, что Набу идет на контакт и знает многим больше, чем она ожидала. — Я догадываюсь, о чем речь: если люди начнут понимать, что никакой магии и ничего божественного не существует — и все это лишь шагнувшая далеко вперед наука, они перестанут подчиняться. Знал бы ты, сколько легенд я придумала сама, когда обитала в Эрехе, чтобы сохранить их слепоту, — вздохнула Инанна и решила сменить тему: — Так как же стрелять из этой штуковины? Помню, у меня в детстве была рогатка…

— Не думал, что в вашем возрасте можно помнить свое детство, — задорно подколол Набу, заставив ее открыть рот в изумлении.

— Принц Набу! — Инанна пихнула его локтем в плечо. — Ты намекаешь на то, что я старуха?

Он оглядел ее с головы до ног.

— Если так, то вы вовсе неплохо сохранились, — в зеленых глазах поселилась хитринка.

— Никогда прежде комплимент по поводу моей красоты не облачали в столь недостойную форму! — она вскинула бровь и приняла новую стрелу, протянутую Рит.

Но он, как оказалось, совсем не был подвержен смущению.

— Кто сказал вам, что вы красивы?

Рука Инанны, не ожидавшей подобных слов, дрогнула; стрела ушла в сторону, и Инанна замерла, прикусив костяшки пальцев: стрела попала прямиком в гаркнувшего в недолгой предсмертной агонии белоснежного павлина. Слуги схватились за голову и понеслись в сторону рухнувшей наземь птицы в надежде, что ее, возможно, еще удастся спасти.

— Браво! Какое меткое попадание, госпожа Инанна! — саркастично сказал Набу, одарив ее жидкими аплодисментами. — Жаль, матушка расстроится, она очень любила эту птичку. Отец привез ее с Нибиру. Красивая, но как начнет ночью истошно орать, я самолично хочу ее пристрелить. Спасибо за услугу!

— Принц Набу, у меня создается впечатление, что тебя воспитывали волки! Ты настоящий дикарь! — Инанна сжала кулаки, кипя от гнева; и как, спрашивается, она будет держать ответ за случайное убийство несчастного павлина?

Слуга Набу нес окропленное кровью белое тельце некрупного павлина, словно трофей.

— Можете сделать из его перьев украшение, и, кажется, я знаю, что ждет нас на ужин, — небрежно бросил Набу, совсем не жалея несчастную тварь.

— Его сердце еще бьется, — увидев, как вздымается грудь павлина, сказала Инанна, но Набу неожиданно схватил птицу и тотчас свернул ей шею. — Принц Набу! — не сдержавшись, воскликнула она, сделав шаг назад. — Я бы, возможно, могла вылечить его!

— Зачем заставлять страдать бедную птичку? — не согласился он. — Это избавление, а не убийство. Убивать, кажется, по вашей части.

Инанна надулась, понимая, что это ее вина, но Набу не должен был так вести себя с ней — правнучкой царя Нибиру! Что себе позволяет этот мальчишка, которому от силы сто лет? Он даже не нибируанец! Откуда столько надменности? И что теперь делать с несчастной птицей? Инанна включила переводчик, надеясь договориться со слугами, чтобы они умолчали о причинах гибели павлина, как сзади раздался голос:

— О, великий Амон Ра, что случилось с Архет? — Сарпанит, в ужасе глядя на тело любимого питомца и стрелу, торчащую из него, приложила ладони к щекам. — Как это произошло, Набу?

Тот будто бы осунулся и, взглянув на замершую Инанну, что была не в силах произнести и слова, ответил:

— Матушка, прости, я целился в мишень, но эта тупая птица пробегала аккурат перед ней, — он, вернув тело слуге, ласково коснулся предплечий матери, изображая подлинное сожаление.

Инанна стояла как вкопанная, не в силах поверить, что Набу взял вину на себя. Она проглотила язык, не в состоянии признаться, что это по ее вине погибла птица, лишь только смотрела в его хитрые зеленые глаза, в которых искрились смешинки. Сарпанит, конечно же, расстроилась, но не сильно горевала. Отчитав сына, она приказала слугам унести тушку.

— Госпожа Инанна, будьте аккуратнее с этим, — глядя на лук у нее в руках, произнесла Сарпанит, ничего не подозревая. — А может, и вовсе не стоит играть с оружием.

— Да, царица, лучше не стоит, — косясь на Набу, согласилась она, передав лук Маду. — Я покину вас, у меня назначена встреча с принцессой Нинхурсаг.

И Инанна, кивнув, быстрым шагом пошла ко дворцу. Рит и пара служанок, что теперь находились в ее обществе днями напролет, засеменили следом, как всегда, не поднимая взгляда. Инанна прекрасно знала, что обо всех ее передвижениях теперь докладывают фараону, и его гнев волновал ее гораздо больше, чем расстроенная Сарпанит. Ах, как это мужественно со стороны Набу взять всю вину на себя! Но к чему такие жертвы? Ведь ему наверняка достанется больше, чем ей, ведь Инанна была неприкосновенна, и Сарпанит наверняка не смогла бы выразить недовольства в ее сторону.

— Какой стыд! — буркнула она, проходя сквозь анфиладу статуй «богов» Ану, Нинурты, Мардука, Энки, Нинхурсаг и Энлиля, краснея не то от гнева, не то действительно от стыда.

Бубня себе под нос, Инанна не замечала ничего вокруг и не услышала предупреждающих возгласов служанок, когда носом встретилась с чьей-то полуобнаженной грудью. Потеряв равновесие, она чуть не завалилась назад.

— Племянница, нельзя ли быть немного аккуратнее? — Нинурта, поймав ее, поставил на ноги, однако не отпустил; его широкие ладони покоились на ее плечах. — Что случилось, что ты идешь, не разбирая дороги?

Инанна выпрямилась и, стараясь скрыть волнение, подарила дяде нежную улыбку, прежде чем выдать небольшую ложь:

— Задумалась над тем, что я могу сделать для Египта и принца Мардука, пока я нахожусь здесь.

— Приятно, когда столь юные особы становятся полезными, вместо того, чтобы, к примеру, отстреливать павлинов из лука.

Глаза Инанны расширились в удивлении. Неужели Нинурта видел это?

— Вы… Фараон тоже стал свидетелем моего?..

— Казуса? На твою удачу — нет, — Нинурта подмигнул ей. — Но мне повезло больше, я стоял в это время возле окна и насладился тем, как хладнокровно ты застрелила бедную птицу.

Губы Инанны превратились в тонкую линию. Она опустила взгляд и соединила ладони на животе.

— Набу взял вину на себя, — сообщила она так тихо, что Нинурта мог ее не услышать. — Но боюсь, Сарпанит сильно расстроилась. Дядя, скажите, что мне делать?

Ее виноватые глаза развесили его еще больше. И вот, Нинурта уже смеялся в голос. Он провел пальцами по ее золотым волосам, затем коснулся щеки.

 — Никогда не думал, что могу произнести это вслух, но ты безобразно мила, дорогая. Твои виноватые глаза просто бальзам для моего сердца.

Инанна отстранилась, ей вдруг стало неуютно от его невинных прикосновений. Возможно ей показалось, но похоже, он смотрел на нее как на женщину, а вовсе не на племянницу, которую в отрочестве катал на спине.

— Мне приятно вас порадовать, дядя. Я бы хотела навестить вашу матушку, она ждет меня. В таком случае… — она склонила голову в почтении и улыбнулась, пряча окутавшее ее чувство неловкости.

Он проследил за ней, горделиво, но чересчур быстро зашагавшей в сторону покоев Нинхурсаг. Тонкая талия, округлые бедра и длинные стройные ноги — Инанна воистину стала лакомым кусочком, да таким желанным, что от ее присутствия Нинурта ощущал, как жар разгорается в его теле. Она больше не была ребенком и повзрослела как-то слишком внезапно, или он просто стал замечать это только сейчас. Даже дворцовая стража провожала ее восхищенными взглядами, хотя не имела права смотреть на нее.

* * *

— Набу, не проходит ни одного дня, чтобы ты что-то не натворил! — Мардук не мог злиться из-за такой очевидной глупости, как гибель птицы, но Сарпанит попросила его отчитать сына, надавив авторитетом.

Мардук и сам понимал нелепость этой головомойки. Развалившись на подушках, тихо хихикал Нинурта. Энки пытался выглядеть строго, но и у него на лице поневоле образовывалась усмешка.

— Птичку жалко… — в попытке сдержать смех совсем не аристократично хрюкнув в пригубленное вино, прокомментировал Нинурта и зашелся в басовитом хохоте. — Кузен, разве дело стоит разбирательств? Царица Сарпанит, я лично доставлю вам еще сотню таких же павлинов с Нибиру, если того пожелает ваша душа.

— Благодарю за вашу доброту, — она вежливо склонила голову, — однако вы же понимаете, что дело вовсе не в павлинах и не в моей к ним любви. Набу должен быть более собран. Он принц Египта, что возлагает на него определенные обязательства. Но что, позвольте спросить, запомнит о нем народ? Что он бегает по улицам босиком и отстреливает из лука павлинов? — царица сделалась грозной, подобно мужу. — Он — сын Амон Ра — божественного правителя с небес. Бога солнца. Разве мой муж должен краснеть за своего нерадивого сына?

Набу молча стоял перед родителями, принимая все их недовольство, ему, наверное было не по себе от прилюдного бичевания. Инанна ощущала то же самое. В тусклом свете факелов не было видно, как пылает от стыда ее лицо. Ей претила несправедливость по отношению к принцу Египта, ведь он получал из-за нее не в первый раз. Нинурта периодически поглядывал на нее, ожидая, признается ли она в убийстве павлина. Но Инанна трусливо молчала, как и слуги, ставшие свидетелями свирепой расправы над бедной птахой.

— Дядя, царица Сарпанит, — неожиданно для себя вступила она, полностью завладев вниманием Нинурты, который, подобно зрителю спектакля, ожидал, когда же начнется кульминация. — Набу не виноват. Это я убила павлина. Он взял мою вину на себя.

О да, теперь к ней обратились взгляды всех присутствующих.

— Что вы несете, госпожа? — попробовал остановить её Набу, чье геройство оказалось напрасным.

— Царица Сарпанит, я прошу извинения. Это был случайный инцидент. Моя вина в том, что я совсем не умею стрелять из лука.

Инанна опустила голову, не желая встречаться взглядом с присутствующими. Она только с опаской поглядывала на Мардука, но он как назло не проронил ни слова, лишь чуть нахмурился. В наступившей тишине послышались чьи-то шаги, и ладонь легла на ее плечо.

— Что ж, смею заметить, что это весьма храброе признание, — с безобидной иронией сказал Нинурта, и его рука спустилась на ее талию. — Но достойна ли моя дражайшая племянница наказания из-за какой-то тупой птицы, не вовремя пробежавшей по стрельбищу? Мне кажется, здесь и разбирать нечего. Раздули из мухи слона, словно Инанна сожгла целый город дотла! А Набу, храбрый парень, стало быть, вообще достоин похвалы. И если на этом семейное разбирательство можно закрыть, то я предлагаю немного прогуляться, сидеть во дворце мне наскучило.

— Кузен, благодарю тебя за мнение, — спокойно произнес Мардук, поглядывая на смиренную Инанну, которая, похоже, ни на шутку испугалась его гнева. — Инанна, это все произошло из-за того, что тебе нечем заняться. Полагаю, чтобы исключить в будущем подобные инциденты, тебе стоит приобщиться к чему-то полезному. Дорогая, — он обратил свой взгляд на царицу, — возможно, тебе нужна помощь в подготовке пищи для голодающих или же в шитье одежды.

Сарпанит улыбнулась, довольная честностью гостьи.

— Кажется, мне и впрямь не повредит помощь. Госпожа Инанна, что вы на это скажете? Мне кажется, эта задача придется вам по душе.

— Да, царица, но с одним условием, — неожиданно заявила Инанна, чуть удивив присутствующих. — Если вы будете обращаться ко мне по имени и без всяких приставок.

Сарпанит будто расцвела, получив высокий дар, который отныне будет бережно хранить. Насколько успела заметить Инанна, она даже к мужу своему обращалась вежливо. Глядя на то, как ее ухоженные пальцы с аккуратно стриженными ногтями мягко лежат в его ладони, Инанна почему-то ощутила внезапное чувство зависти. Царицу любили все — и слуги, и домашние, и нибируанцы, гостившие в Малакате. Но зависть быстро прошла, оставив лишь чувство сожаления. Часы Сарпанит тикали в сотню раз быстрее, и с каждым днем она становилась все ближе к надгробной плите и все больше отдалялась от неменяющегося и все еще молодого супруга.

— Это было бы просто чудесно, дорогая! — зеленые глаза светились теплом.

Инанна улыбнулась в ответ и даже заметила на лице Мардука промелькнувшее уважение. Невзирая на эту крупицу одобрения, она все еще каждый день наблюдала заживающие шрамы на спине Рит, винить в которых могла только себя, а дядю — за неоправданную жестокость.

— Не расстраивайся, Инанна, — шепнул Нинурта, когда они выходили из залы для вечерней прогулки, — приезжай в мой дворец в Киш, я позволю тебе убивать даже слуг.

Она скривилась и отстранила его руку, все еще покоящуюся на ее талии.

— Дядя, похоже вам не хватило насмешек за сегодняшний вечер, — она, покачав головой, словно журила его за проказы, поспешила сменить тему: — Как поживают ваша дорогая супруга и сын?

— А вы разве не пересекались на Нибиру? — поддержал он разговор, понимая, что она уклоняется от его прикосновений, но не желая отпускать ее от себя.

— Последний раз я видела их до того, как отправилась в Акнат. А вы, стало быть, совсем не навещаете царя?

— Кажется, последние пару сотен лет его существование скрашивала именно ты.

Инанна уже искала отступления, косясь на Набу, идущего без пары в обществе родителей. Энки и Нинхурсаг вели неспешную беседу, и вскоре, оставив их, Инанна сослалась на усталость и отбыла в свои покои, наказав служанкам приготовить ванну. Короткий разговор с дядей о его семье вымотал ее стократ сильнее, нежели признание вины за гибель птицы.

— Госпожа Инанна, — донеслось до ее слуха, когда она уже подходила к покоям.

На нее быстрой походкой шел Набу, почти переходя на бег. Его густые каштановые волосы вырвались из пучка и липли на лоб. Жара летом в Египте стояла невыносимая даже ночью.

— Что-то случилось? — спросила она, заполнив паузу, пока он приводил дыхание в норму.

— Почему вы признались? — неожиданно спросил он, заставив ее слегка опешить.

— Я должна поблагодарить тебя за то, что ты взял мою вину на себя. Но тем самым ты спровоцировал обострившееся чувство вины и во мне. Я не привыкла лгать, а очевидная несправедливость выводит меня из себя, — ответила она искренне, но встретила в его глазах непонимание.

— Я часто получаю от отца за свои ошибки, — сказал он очевидную вещь. — От меня не убудет. Если я решил защищать вас, то впредь прошу больше не поступать так. Вы не только раскрыли наш обман, но и задели мою гордость, — вполне серьезно заявил он, заставив ее решить, что это был обман слуха. — Надеюсь на ваше понимание, и спокойной ночи, госпожа, — и, развернувшись, Набу отправился к лестницам, ведущим на верхние этажи, где располагались его покои.

Инанна не знала, что и думать. Поступив по совести, она совершенно не представляла, что может задеть его чувства, полагая, что поступает правильно. Этот юный гордец, несомненно, удивил ее. Но что означали его слова «Если я решил защищать вас…»? Инанна думала о невольной симпатии к этому юноше. Он хоть и был совсем юн, но из числа его достоинств невозможно было не выделить храбрость, авантюризм и, о Ану, совершенно невероятные зеленые глаза насыщенного цвета хвои, которой Набу поди никогда и не видел, живя в таком климате.

* * *

— Пойди, отдохни, мне кажется ты уже достаточно потрудилась сегодня, — Сарпанит, оглядев ящики с провиантом и мешки с крупой, заметила, что Инанна уже клюет носом, склонившись над длинным списком.

— Да, наверное пора закончить. Царица, сегодня я выучила много новых египетских слов. В основном, это продукты, — похвасталась она, ведь список перед ней был отнюдь не на родном языке. — И я почти освоила числительные. Посмотрите, я поставила пометки сбоку на нибируанском, если вдруг ошиблась в написании.

Сарпанит удивилась ее старательности. Сейчас казалось, что юной особе перед ней на вид не больше двадцати земных лет, но царица всякий раз одергивала себя, чтобы не относиться к ней как к ребенку, ведь Инанна уже пережила ее на сотню с половиной тысяч лет, впрочем, это не мешало ей оставаться наивной. Удивительно, как долог век нибируанцев. Им не страшны болезни, любая простуда или же инфекции. Нинхурсаг, как главный медик Нибиру, рассказывала о медицине, и Сарпанит знала многим больше, чем от нее могли ожидать. Она с интересом заглянула в папирус, исписанный каракулями Инанны. Рисуночные буквы египетского алфавита выглядели детской мазней, в особенности те, в которых было больше деталей или если они схематично изображали животных или птиц.

Инанна, распрощавшись с царицей, наказала слугам устроить пикник под тентом возле искусственного водоема на территории дворца. Ее будни превратились в постоянную подготовку к празднику Хеб-Сед, ежегодному событию, когда египтяне прославляли своего фараона молитвами и песнями. Инанне и Сарпанит же предстояло организовать на центральной площади города раздачу продуктов, одежды и предметов домашнего обихода. Забота о простом народе очень увлекла Инанну, и Сарпанит не единожды замечала ее, помогающую слугам шить одежду. Как следствие — у девушки без навыков в этом деле пальцы оказались исколоты и все в мозолях.

Развалившись на подушках и попивая свежевыжатый сок, Инанна не оставляла попыток выучить египетский язык, чтобы не использовать переводчик. Обложившись свитками, она даже перестала замечать жару, хотя может, от нее спасали слуги с опахалами. Сменив уже десять поз, она попыталась произнести вслух предложение, но Рит, стоявшая тут же, спрятала смешок за покашливанием

— Как ты смеешь смеяться над госпожой? — возникший из ниоткуда Энки оказался возле служанки.

— Я заслуживаю смерти, господин! — тут же бросилась ему в ноги Рит.

— Принц Энки, все в порядке, — поспешила успокоить двоюродного деда Инанна, отложив кисть, которой записывала иероглифы. — Я лишь сказала кое-что забавное.

— Что из-за такой жары вы вспотели как свинья, госпожа Инанна, — Набу, что, оказывается, находился рядом, прижал кулак к губам, подавив смешок. — Отличное начало для изучения нового языка!

— Инанна, — Энки пристроился на топчане, — зачем ты учишь язык рабов?

Набу нахмурился, наверное, не понимая, почему его нибируанский дед позволяет себе подобную небрежность или, вернее будет сказать, неприязнь по отношению к Египту.

— Потому что он уникален, — ответила Инанна, — он зародился пятьсот лет назад и стал самостоятельным. В других же государствах говорят только на шумерском, так почему бы не постичь столь удивительный египетский язык? В разных уголках Нибиру, к примеру, различия, боюсь, найдутся только в диалектах. Если бы возможно было постичь язык животных, я бы выучила и его.

— Зачем учить язык животных, ведь их можно научить выполнять простейшие команды… — с намеком на египтян заговорил Энки.

Инанна на миг задумалась, пытаясь постичь суть мыслей Энки. Он никогда не бросался пустыми словами, и это означало лишь, что он ожидает какой-то реакции. Проверяет, слушает, делает одному ему понятные выводы. Даже поначалу насторожившийся Набу присел по правую руку от Инанны, желая услышать, к чему же клонит Энки, в чьей мудрости не было сомнений.

— Кошка абсолютно искренна: разумные существа по тем или иным причинам могут скрывать свои чувства, но кошка — никогда, — процитировала Инанна. — Чтобы понимать, о чем думают люди, недостаточно одного лишь переводчика. Особая интонация или ударение в слове могут изменить суть сказанного. Переводчик несовершенен, он никогда не поможет нам почувствовать, что же на самом деле творится в душе человека. Я смогу доверять людям, только если буду знать язык, на котором они думают.

Долгие пару секунд лицо Энки ничего не выражало, однако затем он расплылся в благодушной улыбке.

— Ответ достойный правнучки царя Нибиру, Инанна. В таком случае я поддерживаю твои начинания.

Набу, казалось, чуть расслабился. В нем была четвертая часть человеческой крови и, как успела заметить Инанна, сопоставив его внешний облик с возрастом, этой четверти оказалось достаточно, чтобы доминировать над нибируанской кровью. Принцесса Нинхурсаг как-то сказала, что человеческие гены оказались доминантными над нибируанскими, и поставила в пример Набу, сказав, что если вдруг ему доведется жениться на Инанне, то их дети все равно не проживут более трех тысяч лет, невзирая на то, что человеческой крови в них будет только восьмая часть. Человек несовершенен, а его гены — как вирус, способный повредить нибируанскую ДНК.

Энки и Нинхурсаг, создавая человека, конечно же, не задумывались о том, что их изобретение в какой-то мере даже окажется опасным. У них самих были дети от людей многие тысячи лет назад, но почти всех их унес Великий Потоп, кроме потомков Энки, чей ген сейчас был практически в каждом человеке на Земле. Впрочем, и у остальных оставались потомки.

— Чего это задумали племянник и сын? — Энки поднялся на подушках, чтобы разглядеть, как двое по пояс обнаженных мужчин в одних только схенти, стоят друг напротив друга в боевой стойке с длинными изогнутыми хопеш в руках, чей металл ловил блики рыжеющего к горизонту солнца.

— Отец редко берет в руки оружие, что это с ним? — вытянув шею спросил Набу.

— Старинная нибируанская забава: кто сильнее, — расценила Инанна, поднявшись на ноги и расправив юбку. — Я хочу посмотреть поближе, кто со мной?

Энки поднялся с подушек и рука Инанны нырнула под его локоть. Нинурта с интересом осматривал явно незнакомое для него холодное оружие, оценивая его вес и степень заточенности. Инанне на миг показалось, что если на лезвие упадет волос, то попросту распадется на две части. И если в силе и ловкости Нинурты Инанна не сомневалась, частенько заставая того за отработкой ударов на мешке и с мечом, то Мардука она прежде некогда не видела с оружием в руках. Невзирая на это, он выглядел более чем убедительно, ловко перекручивая хопеш в руках. Однако с виду, несомненно, Нинурта был более мощным, мускулистым и, несомненно, закаленным в боях матерым воителем, Мардук же на его фоне выглядел вертлявым лисом, но нельзя было не заметить, что и он был в форме. Возможно, виною тому была верховая езда, а может, то, о чем Инанна и не догадывалась, ведь и сухие, но жилистые руки тоже казались сильными.

— Пришла поболеть за меня, племянница? — протянул Нинурта, глядя на нее с кривой ухмылкой.

Но она, только задрав нос, сообщила:

— Отнюдь, дядя. После столь гостеприимного приема, разве я не могу не поддержать властителя этих земель? Это было бы невежливо.

Мардук усмехнулся ненавязчивой игре родственников, и кивнул Инанне, принимая ее в стан своих болельщиков.

— Поступай по разуму, но я надеюсь, что твое сердце все же будет со мной, — Нинурта подмигнул и, указав на принесенные слугами тенты и топчаны, предложил ей наблюдать за действом с безопасного расстояния.

Соперники замерли, и в какой-то момент был слышен лишь отдаленный шум горячего ветра, подгоняющего солнце к закату. Битва началась с наступлением сумерек и собрала всех, находившихся поблизости слуг, визиря, наложниц фараона с их слугами. Инанна, наверное, впервые могла рассмотреть этих, несомненно, земных девиц экзотической внешности. Смуглые и кареглазые, чуть раскосые, но все как на подбор стройные, с длинными густыми ровно стриженными волосами. Быть может, это даже были парики. Они стайкой собрались на противоположной стороне, не мешая гостям дворца наслаждаться зрелищем.

— Интересный у дяди Мардука вкус, он держит подле себя человеческих женщин, предпочитая их нибируанским, — заметила вслух Инанна.

— Я думаю, что это дань уважения к царице, ведь она не нибируанка, — задумчиво проговорил Энки; внезапно он дернулся, глаза его расширились от ужаса, когда лезвие прошло в сантиметре от лица Мардука.

Грациозные, словно ястребы, дерущиеся за добычу над водной гладью, казалось, соперники вовсе не касались утоптанной площадки. Поначалу они даже не поднимали песок, словно танцуя, однако когда борьба ожесточилась, их накрыли клубы пыли. Изогнутые мечи с металлическим звоном скрестились, и Нинурта, идя напролом, продвинул Мардука по песку. Вены вздулись на шеях соперников. Мардуку явно не хватало сил, чтобы отпихнуть мощного кузена, однако он не сдавался и не позволял взять над собой верх. В какой-то момент, извернувшись так неестественно, что у Инанны свело челюсти, Мардук нырнул под руку оппонента, оказавшись за спиной. Кровь тонкой струйкой стала сочиться из пореза на боку Нинурты, и Инанна вскрикнула, но, кажется, дядя и не заметил раны.

— Остановитесь сейчас же! — Инанна вскочила на ноги, но Набу неожиданно дернул ее вниз, попытавшись заставить сесть обратно; она разъяренно посмотрела на принца Египта.

— Госпожа Инанна, они сами разберутся, и рана несерьезная.

В следующий момент она замерла, приложив ладони к губам, когда Нинурта с разворота занес хопеш, и лезвие вспороло воздух. Мардуку едва удалось отклониться назад, чтобы не оказаться разрубленным пополам. Инанна уже ничего не замечала, лишь слышала биение своего растревоженного сердца. Наложницы, наблюдавшие за своим драгоценным фараоном ахнули в едином порыве, готовые рухнуть в обморок.

Соперники все же увеличили дистанцию и стали медленно двигаться по кругу, переводя дыхание.

— Еще немного, и Инанна лишится чувств, — заметил Нинурта с ухмылкой, готовый продолжать бой.

Мардук бросил на нее короткий взгляд, заметив как резко побледнели ее щеки.

— Хочешь благородно сдаться, чтобы не травмировать психику племянницы? — усмехнулся он, прокрутив хопеш в воздухе. — Или продолжим?

— Уверен в своем желании проиграть царю Месопотамии на глазах у слуг? — Нинурта дернул бровями, провоцируя кузена.

— Как бы не так.

— Дядя, может быть хватит? — воскликнула Инанна — единственная, кто ни на шутку перепугался. — Похоже, у тебя серьезный порез.

— Все в порядке, — бросил Нинурта. — Однако я рад, что ты за меня беспокоишься.

 — Нинурта, у тебя кровь! — раздался голос Нинхурсаг, которая тотчас выбежала на поле, встав между соперниками, невзирая на окликнувших ее слуг. — Что здесь происходит?

— Кажется, идея пофехтовать у всех на виду была не слишком удачной, — Мардук, воткнув меч в землю, оперся на него, будто на трость, и закатил глаза.

— Полагаю, что мы сможем продолжить в следующий раз, — буркнул Нинурта, но недовольство быстро исчезло с его лица, так как к нему поспешила взволнованная Инанна; ее серые глаза выражали подлинный испуг.

— Фараон, вы же не на поле боя! — возмутилась она на Мардука, который удивленно распахнул глаза. — Зачем же было использовать наточенные мечи?

— Инанна! — следом возмутился Энки. — Воинам присущ азарт, и потом, это лишь царапина.

— Если моя дорогая племянница будет так переживать, то я согласен на более серьезные ранения, — засмеялся Нинурта, разряжая обстановку, так как Нинхурсаг готова была наброситься на Энки за его слова. — Все в порядке, матушка. Инанна, обработаешь рану перед лечебным модулем?

— Да, дядя, — согласилась она, все еще глядя на фараона едва ли не с осуждением.

Нинурта прижал к ране принесенный слугами кусок ткани и без зазрения совести повис на Инанне, изображая умирающего.

— Полагаю, на этом наше недолгое развлечение окончено, — разочарованно сказал Мардук им в спину. — Но если считать по количеству нанесенных увечий, то я, несомненно, победил, — добавил он улыбнувшись, и вдруг скривился от боли; на его скуле уже начал образовываться синяк, полученный от удара локтем.

— О, Великий Ану, что за животное развлечение? Инанна абсолютно права, вы должны были взять тупые мечи. Что скажет Сарпанит? — Нинхурсаг была весьма недовольна тем, что ее сына ранили, в то время как Мардук остался невредим.

И лишь только Набу тихо признался отцу, что тот был великолепен, и он, в отличие от остальных, не верещал из-за раны Нинурты, полагая, что тому досталось за невнимательность. Игра была честной...

— ...Как можно было драться на острых мечах? — все причитала Инанна, ведя дядю в подземные помещения, где располагался небольшой шуруппак с необходимым оборудованием. — А что, если бы вы друг друга поубивали?

Нинурта остановился и развернул ее к себе, потешаясь над забавной складкой, залегшей меж ее бровей.

— Что? Такое впечатление, что ты и сама готова меня ударить!

Но она только покачала головой и указала на дверь, выделяющуюся из общего интерьера — она была выполнена из цельной металлической пластины и оснащена электронным замком, который отпирался только при помощи уробороса. За этой дверью будто было окно в будущее. Стерильная лаборатория, лечебный модуль, палата, оборудованные всем необходимым, и, о Великий Ану, генератор электричества!

— Хорошо бы еще душ принять перед модулем, — сказала она, глядя на его влажный оголенный торс, точно намазанный маслом.

Запах его пота особенно ощущался в замкнутом помещении, и Инанна сдержалась, чтобы скривиться. Она взяла дезинфицирующий раствор и тампоны, чтобы обработать рану, благо с этим делом она справлялась легко, посвятив не одну сотню лет изучению медицины. Нинурта не издал ни звука, хотя раствор непременно должен был щипать.

— Ваши боевые навыки не могут не восхищать, однако это не было похоже на спортивную схватку. Вы сражались как на поле боя, дядя. Что происходит между вами и Мардуком?

Он неожиданно схватил ее за предплечье и вынудил на прямой взгляд.

— Мне казалось, и в твоих глазах был азарт, когда ты пришла посмотреть на нас. Так чем же ты недовольна? — его шероховатые пальцы расслабились и теперь поглаживали ее ладонь.

— Позвольте мне закончить с обработкой раны и излечить вас, — настороженно проговорила она, держа в руках водонепроницаемый пластырь, который позволил бы Нинурте принять душ и не истечь кровью.

Инанна, испугавшись после боя, совсем забыла то неловкое чувство, что настигало ее, когда он находился слишком близко. Он отпустил ее руку и, позволив закрыть порез, направился в душевую, прихватив из шкафчика чистое полотенце. Создалось впечатление, что он был здесь уже не впервые. Услышав, как перестала литься вода, Инанна настроила модуль и открыла его крышку. Она вздрогнула, почувствовав руки на своей талии. Нинурте удалось подкрасться к ней незаметно, точно хищнику, бесшумно настигнувшему жертву.

Он провел ладонями вверх до ее груди, и Инанна перестала дышать, почувствовав, как Нинурта прижался вплотную. Кожу ее покрыли мурашки липкого страха.

— Дядя, зачем вы это делаете? — сглотнув, спросила она, ощутив его теплое дыхание на своей шее и кое-что еще, упирающееся ей в ягодицы.

— Не могу понять, как я не заметил, что ты стала женщиной, Инанна, — прошептал он, касаясь губами ее кожи. — Весть о твоей красоте уже разлетелась по всему Египту, благодаря твоей вылазке в город. И знаешь, как называют тебя люди? Они зовут тебя Хатор, что означает любовь и красота. Забавно, как они умеют додумывать нашу божественную сущность.

Инанна попыталась вырваться, но Нинурта был слишком силен, он вынудил ее нагнуться и с глубоким вздохом потерся о ее бедра, словно кобель, жаждущий течную самку.

— Отпустите меня или я расскажу царю, — сдерживая желание завопить, спокойно попросила она, однако голос все же сорвался к концу фразы.

— Царю? — флегматично произнес он, склонившись над ней. — Не пройдет и пары сотен тысяч лет, как царем буду я.

— Мой отец станет наследным принцем и царем! — возмутилась она.

— Ты еще так юна, Инанна, но даже в твоем возрасте нужно не быть слепой и понимать, кому благоволит Энлиль. Я его старший сын!

— Вне брака!

— Бедная глупая Инанна, — цокнул он, — я сын обоих детей Ану. Боюсь, что совсем скоро все изменится.

Она приняла попытку вырваться, но Нинурта только развернул ее к себе, все еще прижимая к модулю. Он был обнажен и весьма хорош собой. Рельеф его груди и мощные руки наверняка могли вскружить голову любой девушке, но Инанна не воспринимала его как мужчину из-за детских воспоминаний. И она не понимала такого отношения к себе, чувствуя себя оскорбленной. Нинурта купался во вседозволенности и всегда брал, что хотел, а сейчас он хотел ее, даже невзирая на то, что она была дочерью его младшего брата Сина. И слишком близка была эта родственная связь, похоже, не значащая для него ничего. Он, как сын родных брата и сестры, не видел в этом ничего предосудительного.

— Лучше вам отпустить меня, дядя, тогда я сохраню это в тайне. И ваша рана кровит, — попыталась она отвлечь его внимание на побагровевшую пленку пластыря.

Ей это удалось, всего лишь на миг он взглянул вниз, ослабив захват ее рук, и тогда она вырвалась, одним движением содрав пластырь, из-под которого хлынула кровь. Нинурта зашипел от боли, схватившись за бок и согнулся. Инанне удалось добраться до двери и отпереть ее.

— Модуль включите изнутри, — злобно проговорила она, не собираясь снова обрабатывать его рану и останавливать кровь.

Проводив ее мрачным взглядом, Нинурта остался внутри, и Инанна прислонилась к прохладной двери снаружи, переводя дыхание. Кровь заляпала ее чудесное платье цвета охры, но это были меньшие потери в сравнении с тем, что едва не случилось.

Инанна попросила Рит, стоявшую у двери, выбросить это платье, как только она его снимет. Та, не задавая вопросов, только кивнула и отправилась вслед за госпожой вверх.

Как назло навстречу шел Мардук, наверняка тоже в шуруппак. Хорошо, что он не увидел того, что там происходило, и шел туда только сейчас, намереваясь подлечить раздутую щеку.

— Эй, Нинурта еще там? — дядя в сопровождении слуг остановился и заметил кровь на ее платье. — Его рана серьёзная?

— Выживет, — бросила Инанна резко и отправилась в свои покои, бормоча что-то себе под нос.

Только завернув к лестницам, она вдруг поняла, что, возможно, ее емкий ответ был довольно груб и фараон мог записать его на свой счет, а затем устроить ей трепку за недостойное поведение. Но более всего ее волновало, что Нинурта перешел от флирта и намеков к активным действиям, а это означало, что теперь от задуманного он не отступится…

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

— Ты уверена, дорогая? — Нинхурсаг только удивлялась, как Инанне удается сохранять спокойствие; единственное, что вызывало вопросы — полный ненависти взгляд на собственного мужа.

— Более чем. Два месяца прошло с тех пор, как я очнулась. Мое лицо в порядке, не ждать же, пока волосы отрастут до лопаток, — Инанна тронула макушку; благодаря витаминам и добавкам к ней быстро вернулись брови, да и волосы уже отросли на несколько сантиметров, оставляя открытыми шею и уши. — По-моему, я уже достаточно просидела взаперти.

Постепенно ей рассказывали о том, что происходило в последние тысячи лет на Земле, уделяя внимание последним годам. Инанна не могла поверить, что дядя Мардук — тот, кто когда-то целенаправленно держал людей в неведении — сам стал инициатором технологического прогресса. Более того, он убил Энлиля. Сложно было принять то, как всего за пять тысяч лет все так сильно изменилось, что Нинурта стал царем, Энки и Мардук — предателями, а сама она — царицей. Для полной картины не хватало многих фрагментов головоломки, но у Инанны создавалось впечатление, что от нее их просто скрывали, и это наводило на подозрение о ее непосредственном участии в выпавших из памяти событиях. Очевидно… Ведь она стала царицей.

— Мы уже объявили народу, что ты жива. После тех ужасных разрушений, что принесли в наш мир анкийцы, твое воскрешение подняло всеобщий дух. Но тебе придется крепко постараться, чтобы завоевать еще и доверие народа. Теперь ты царица Нибиру, Инанна. И на твои плечи ляжет восстановление городов, в то время как мой сын будет заниматься золотодобычей.

Такой расклад означал, что видеться с Нинуртой они будут нечасто.

— Это хорошая идея, — Инанна улыбнулась, выходя из лифта на крышу шуруппака, где их уже ожидал шаттл.

Зажмурившись от яркого солнца, Инанна поспешила зайти в шаттл, который доставит их во дворец.

— Сегодня будет пир в честь твоего выздоровления. Но, Инанна, постарайся не показывать никому, что ты ничего не помнишь, — прошептала Нинхурсаг ей на ухо, чтобы не услышала стража. — Тебя могут счесть не готовой к управлению планетой.

— Но ведь ею управляет Нинурта, — понизила голос она.

— Со времен гражданской войны правление несколько изменилось. Теперь царица не просто украшение своего мужа. И твоя роль — не только продолжение рода, хотя, конечно в этом плане ты должна оправдать ожидания царской семьи.

Инанна, однако, понимала, что все равно первоочередной ее задачей было рождение наследника, вот только незадача — ее буквально выворачивало наизнанку от одной мысли о том, что ей придется разделить ложе с Нинуртой после того, как он обращался с ней в Но-Амон. Для Инанны эти воспоминания были слишком свежи.

Город из иллюминатора шаттла выглядел удручающе. Повсюду высились строительные краны, копошились бульдозеры и экскаваторы, гигантскими ковшами сгребающие кучи обломков в мусоровозы. Где-то картинка была не такой ужасной — некоторые здания, такие, как библиотека или центральный магистрат Экалати, были практически целы, но их фасады полностью скрывались за строительными лесами.

— Печальное зрелище, — прокомментировала Инанна, отвлекаясь от созерцания городской разрухи. — Не могу поверить, что люди и полукровки смогли добраться до Нибиру. Я помню их неграмотными рабами, способными лишь к слепому поклонению нам — богам. Как Мардук мог совершить подобное? — Инанна покачала головой. — Как он мог пойти против семьи?

— Его захватила алчность и тщеславие. Трон Нибиру мог бы достаться ему только после того, как умрут основные претенденты и действующий царь, — губы Нинхурсаг дрогнули при воспоминании о муже; она все еще носила траур.

— Я не могу сказать, что все его поступки были мне по душе. Но все же он был достойным нибируанцем… — наперекор тому, что она сейчас узнала, сказала Инанна, вспоминая и хорошее в период, когда она гостила в Египте.

Шаттл пошел на снижение, опускаясь над крышей дворца в центральном дворе. Острые шпили башен сверкали золотом. Дворец восстановили в первую очередь, лишь местами свежая кладка выдавала следы недавней реставрации на фоне облупившихся стен, по словам Нинхурсаг, пятисотлетней давности.

— Кажется, здесь ничего не изменилось с тех пор, как я гостила у царя Ану — заметила Инанна, немного расслабившись; на самом деле она знала, что дворец сохранили в первозданном виде со времен его постройки, как дань традициям.

— В таком случае я надеюсь, что тебе будет легче освоиться. Царь прибывает сегодня к пиру, до тех пор ты можешь отдыхать.

— Боюсь, я отдыхала слишком долго…

— Инанна, теперь я не могу обращаться к тебе просто по имени, — Нинхурсаг неожиданно склонилась, когда они сошли с трапа; там их встречали все слуги дворца, выстроившиеся для встречи новой царицы.

Впервые со времени того, как узнала о своем новом статусе, Инанна ощутила себя царицей. Почти благоговейно склоняясь, слуги встречали ее в покорном молчании. В окружении придворных дам и евнухов у дверей во дворец стоял визирь, держа в руках бархатную подушечку, на которой, искрясь сотнями рубинов, возлежала золотая корона. Инанна задержала дыхание и остановилась, не заметив улыбающегося старого Ану по правую руку от визиря. Она более не видела ничего, кроме короны царицы…

Ее сердцем неожиданно завладел страх, но он быстро сменился чувством восхищения. Теперь Нибиру принадлежала ей. И даже неприязнь к Нинурте меркла перед осознанием факта своего величия. Правители всегда мирились с браками не по любви. Там, где власть — любовь исключена.

— Дитя, ты снова с нами! — Ану обнял её, а она его в ответ; когда-то давным-давно они вместе коротали дни за шахматами или нардами. — Я рад, что ты все также прекрасна!

— О, это не моя заслуга, — она благодарно кивнула Нинхурсаг, и та улыбнулась в ответ.

— Рада услужить новой царице.

— Сегодня славный день для пиршества и для твоего официального восхождения на престол. Нибиру пережила войну, мы все скорбим по ушедшему от нас Энлилю, но как никогда, вновь увидев тебя, я почувствовал, что грядет новое царствие. Нибиру будет возрождена из пепла, и я рад видеть, что трон заняли мои самые преданные и дорогие внук и правнучка. Да останется королевская кровь чистой! — закончил свою речь тот, кто когда-то хотел сделать наследником престола бастарда.

Инанна улыбнулась, еще с юных лет помня причуды старого царя. Кажется, спустя пять тысяч лет маразм его только окреп. Сухой древний старик, опираясь на трость, приблизился к визирю и взял корону тонкими пальцами, обтянутыми пергаментом кожи.

— Быть может, не стоит? Мы же не на коронации.

— На территории Сунгака царица обязана носить корону. Это не касается только ее покоев и купальни, — напомнил визирь, не поднимая взгляда.

— Вот видишь, моя царица, это не причуды старика, а непреложное правило. Нинхурсаг, дорогая, я думал, у тебя было время восполнить пробелы в знаниях новой царицы, — опуская на голову Инанны небольшую, но довольно тяжелую корону, сказал Ану. — Ты не должна ощущать дискомфорта, теперь ты должна всегда быть выше этого, выше всех остальных.

Инанна хотела поклониться в знак уважения, однако корона едва не упала с ее головы и съехала набок.

— Корона не поклоняется, ибо только ей обязаны поклоняться, — мудро заметил Ану.

— Выше голову, Ваше Величество, — добавила Нинхурсаг, умилившись.

Инанну сопроводили в ее покои, предоставив в подчинение двух придворных дам, двух евнухов и шестерых служанок под руководством камергера. Для чего ей такая толпа, Инанна не понимала, все еще с теплом вспоминая Рит и двух девушек, которые еще недавно — но на самом деле так давно — не отходили от нее ни на шаг во дворце дяди Мардука. Она остановилась, внезапно почувствовав нечто странное. Тепло разлилось внутри, стоило ей вспомнить дядю. Казалось, что они совсем не ладили, но что-то заставило ее сердце забиться быстрее, стать на миг безумным в неконтролируемом желании увидеть его.

Инанна, пройдя по мосту, соединяющему центральную часть дворца и королевское крыло, оказалась перед распахнутой дверью из красного дерева, за которой теперь скрывалась её новая жизнь. Она почему-то не была напугана тем, что несколько тысяч лет выпали из ее жизни. Быть может, у нее не было посттравматического синдрома из-за того, что вместе с воспоминаниями стёрлось и то, как она получила чудовищные травмы. Инанна не помнила ни боли, ни страха, хотя Нинхурсаг говорила, что ее буквально собирали по частям, выращивая новые кости и мышцы, восстанавливая кровеносную, нервную и репродуктивную системы. Все это звучало отдаленным кошмаром, произошедшим не с ней. Однако все было объяснимо и логично — ее держали в медикаментозной коме практически до полного выздоровления. Инанна не была напугана и новым статусом. Примерная дочь своих родителей, она всегда была готова к браку по расчету, хотя, конечно же, не представляла, насколько выгодным для нее окажется этот расчет. Ее все еще интересовало, как Нинхурсаг удалось провернуть такую хитрость — выйти замуж за Энлиля, чья жена скончалась, и сделать Нинурту наследным принцем. Более того, каким же образом покончила с собой Гулла, его экс-супруга? Очевидно, что царская семья знала много потерь из-за «несчастных случаев», «самоубийств» и прочего. За короной тянулся кровавый след, но тем не менее, никто не испытывал страха перед этим, стремясь заполучить ее. Инанна не имела уверенности, была ли она сама жертвой алчности в погоне за властью или же стала женщиной Нинурты волею случая.

Отпустив слуг, сидя перед зеркалом, она внезапно ощутила новую необъяснимую волну эмоций. Перед её глазами вспыхнула картинка — воспоминание, как через окно своих покоев в Египте она смотрела на кузенов — Мардука и Нинурту, испытывая сильнейшее отвращение словно и не было несколько минут назад того необъяснимого теплого чувства к Мардуку. Воспоминания нахлынули на нее именно так, как и обещала Нинхурсаг — без предупреждения. И она только отпрянула от зеркала, словно в нем, как в омуте памяти, отражались события тех лет.

Как теперь ей жить с Нинуртой? Когда-то он был жестоким нибируанцем, не было сомнений, что он превратился в такого же жестокого царя. И потом, Инанна все еще чувствовала барьер, ведь их родственная связь была слишком близкой. Она не готовилась стать частью венценосной семьи, где подобные браки были нормой, ведь Инанна выросла, когда уже у всех прямых наследников Ану были партии, включая Нинурту.

Но сегодня все изменилось, и вот — Инанна царица… Что ей с этим делать? Глядя на корону, лежащую в открытой бархатной коробке на туалетном столике, она тяжело вздохнула, не зная — дар это или проклятие.

* * *

Александр стоял у лифта, мрачно глядя на поднимающуюся прозрачную кабину, в которой находился его отец. Уже придумав несколько резких, но емких предложений касательно того, что он думает по поводу его отлучки в город, Александр отбивал дробь мыском ботинка. Когда двери лифта открылись он встретился взглядом с Беном, за которым стоял задумчивый Энки.

— Отец, как можно быть настолько неосторожным? Я же просил тебя не покидать Нью-Бабили! В отличие от него, — Александр кивнул на Бена, — тебя знает каждый нибируанец. Наши портреты висят на каждом углу.

Уголки губ Энки приподнялись, но глаза его не улыбались.

— Я пойду, полагаю, я вам больше не нужен, — сказал Бен и, бросив какой-то тоскливый взгляд на Александра, отправился прочь.

— Что-то случилось?

— Нам нужно поговорить, — Энки указал в сторону коридора, где располагался кабинет директора, теперь принадлежавший Александру и заменявший ему еще и спальню.

Энки в джинсах и простой белой футболке выглядел совсем по-земному. И ему, и Александру это давало возможность не выделяться среди выживших с флагмана. Здесь, в Нью-Бабили, находились еще и люди — родители Ребекки. Они выживали вместе с ними, и им удалось спастись благодаря министру Андерсену. Врахнос, Баракат и Энгельс были казнены вместе с генералами и полковниками наступления.

Их осталось совсем немного, и они не знали, что делать. Им нельзя было показываться на людях, поэтому Энки сильно рисковал.

— Присядь, сын, — сказал он, указав на гостевую софу; сам же Энки остался стоять, сцепив руки за спиной.

Александр покорно присел, понимая, что отец хмур неспроста. Они не разговаривали один на один уже многие тысячи лет. Как-то так получилось, что здесь, в Нью-Бабили, они оба все время находились в обществе остальных, словно избегали разговоров из-за чувства вины. Отец и сын считали себя виноватыми в проигранной войне. Ведь это Энки убедил Ребекку начать восстание, когда анкийцы были еще не готовы… Отчего-то карие глаза Энки покраснели, быть может, виною тому были слишком яркие лампы дневного света.

— У меня не было времени лично сказать, какую великую цивилизацию ты создал, — издали начал отец и стал мерить шагами кабинет, стараясь не встречаться взглядом с Александром; он остановился у окна, проецирующего Таймс-сквер в Нью-Йорке, городе, которого больше не существовало. — Удивительно, как многому ты научил людей и анкийцев.

— Но ты ведь не восхвалять мои заслуги позвал меня? — аккуратно напомнил Александр.

— Мардук, первое имя, которое дал тебе я. Но сколько имен ты сменил, чтобы прийти к простоватому «Александр»…

— Так называли меня люди и анкийцы, когда не знали, кто я есть на самом деле. И так звала меня Ребекка. Она как-то призналась, что это имя подходит мне больше данного при рождении. Возможно, она просто привыкла, и я за нею вслед.

— Она была храброй девушкой, — Энки выдержал паузу и наконец повернулся. — Ребекка была той, кто полностью разделял твои взгляды. Жаль, что ее жизнь оказалась так коротка.

— Так было не всегда, отец. Мы прошли свой долгий путь к взаимопониманию. И есть ошибки, за которые я все еще не могу себя простить. Но она, потеряв меня на семь лет, обо всем позабыла, — Александр опустил голову и потер виски.

— Поразительно, как она была похожа на Инанну, на ту Инанну, которую мы знали пять тысяч лет назад. Смелая, добродетельная, верная…

— Она была лучше Инанны, — тихо произнес Александр. — Но Ребекка не всегда была такой. Напротив, ее лучшая сторона показала себя не столь давно, — он улыбнулся собственным воспоминаниям. — Когда я нашел ее, она была совсем другой — женщиной, привыкшей ко вседозволенности.

— Обстоятельства меняют, — мудро заметил Энки.

— Ответственность, которую возложил на нее анкийский мир и я лично, укрепила ее дух. Я говорил ей, что люблю ее, еще до того, как она узнала, кто я, но, кажется, осознал это в полной мере, когда потерял её восемь лет назад. Она хотела пойти за другой целью — начала планировать битву с нибируанцами еще до их прибытия. Ито извратил ее разум. Тогда я просто запер ее дома, решив, что ее попытки пойти против меня не имеют смысла, — он усмехнулся своей глупости. — Но мне удалось убедить ее встать на мою сторону. А теперь… — Александр как-то внезапно понял, что сказал многим больше, чем от него ожидали и решил вернуться к изначальной теме: — Что произошло в городе, отец?

Энки наконец присел на софу рядом с сыном и заключил его ладони в свои.

— Прости, сын, я не знал с чего начать, и тема Ребекки увела нас от основной мысли. Я слышал разговор нибируанского патруля. И я чётко понял, что Инанна выжила в той мясорубке на Нибиру. Сегодняшний день обозначен празднеством в честь ее выздоровления и восшествия на престол.

Александр, не моргая, смотрел на отца: эта новость не вызвала у него особого всплеска эмоций, как ожидал Энки, но, несомненно, расстроила.

— Инанна выжила… что ж, на Нибиру и впрямь будет пышное празднество. Она и Нинурта убили Энлиля и заполучили трон, пускай теперь наслаждаются…

Он не заметил, как разочарование преобразовалось в гнев.

— Наступила новая эра, и боюсь, с такими жестокими правителями и Нибиру, и Землю ждут лишь потери и разрушения.

— Нинурта — не царь, он полководец, а его супруга безумна, — подтвердил его слова Александр. — Удастся ли им удержать власть?

Энки покачал головой, он знал многим больше, чем сын.

— Корона бедна, сын, но народ после смерти Энлиля пойдет за Инанной и Нинуртой, что бы они не творили. Расточительная гражданская война привела к опустению казны. А теперь им еще придется восстанавливать города. Нибиру ввергнута в чудовищный кризис. Теперь они будут выкачивать из Земли не только золото, но и другие ресурсы. Я думаю, что совсем скоро планета будет безвозвратно загрязнена. Нинурта сделает все, чтобы Нибиру снова процветала и народ поверил в него. Он не так глуп, как ты думаешь.

— Это очень плохие новости, — заметил Мардук, зная, что рабский труд станет еще более тяжелым; учитывая финансовую ситуацию, Нибиру не станет вкладывать деньги в технику, и люди станут буквально делать все своими руками, как это было в древние времена. — Люди уже не те, что прежде. Они более не обманутся ложной верой в богов. Теперь они будут жить в страхе, а не в поклонении. И возможно, благодаря этому нам еще удастся поднять новое восстание… — неожиданно воспрянул духом Александр, верный своим идеалам.

— Я был уверен, что ты никогда не сдашься, сын…

* * *

— Уберите это, — взглянув на шиньон в руках служанки, сказала Инанна.

— Вы уверены, царица? — спросила Нинхурсаг, присутствуя при её подготовке к пиршеству.

— Нет смысла скрывать, что я лишилась своих волос. Наш народ лишился большего. Я хочу, чтобы подданные видели меня такой, какая я сейчас.

— Вы все так же прекрасны, госпожа, — осмелилась заметить придворная дама; она взяла гребень, гель и зачесала волосы Инанны назад. — Вам идет. Скоро эту стрижку будут носить все модницы Нибиру.

Инанна не стала ругать ее за очевидную лесть, она только приказала надеть корону и встала из-за туалетного столика, чтобы подойти к зеркалу. Ее новая кожа из-за отсутствия солнца была совсем бледной, едва ли не прозрачной. И все же в этой немного болезненной бледности был свой шарм. А алое платье в пол, открывающее ключицу и плечи, добавляло контраста. Инанна отказалась от пышного подола, предпочтя лишь естественные линии. Она выглядела странно для себя самой — словно мальчик, наряженный в платье.

— Может, ты и права, Царханот, и мода скоро изменится, — Инанна неожиданно залезла в декольте, чтобы вытащить поднимающие грудь вставки. — Женственность не всегда характеризуется полнотой форм и длиной волос. Никакого обмана, — красное без вышивки платье выглядело простовато. — В период кризиса царская семья не должна выставлять напоказ свое богатство, — Инанна указала на тонкий золотой браслет. — Этого будет достаточно.

— Мудрое решение, моя царица, — поддержала Нинхурсаг и, впечатлившись примером, сняла массивные золотые серьги, отдав их служанке.

— Прибыл царь, — сообщил евнух из-за двери, и двери распахнулись.

Нинурта быстрой походкой зашел внутрь и остановился, увидев свою жену в скромном наряде.

— Матушка, оставьте нас, — попросил он и строго зыркнул на слуг, попятившихся в поклоне на выход; когда царь и царица остались наедине, Нинурта сказал: — Скажи мне, что ты не собираешься носить корону с пеньюаром.

Глядя на него в отражении зеркала, Инанна лишь вскинула бровь, подкрутив крепление рубиновых сережек-гвоздиков.

— Чем же вам так не угодил мой наряд, дядя? — хмыкнув, бросила она. — Когда народ голодает, царице не пристало облачаться в роскошные платья. Я должна быть образцом скромности, вам ли это не знать?

— Дядя? — опешил он, пропустив мимо ушей остальные ее слова. — Инанна, ты делаешь это назло мне? Сейчас же повернись, я твой муж и царь! Как ты смеешь стоять ко мне спиной?!

Она медленно, будто бы лениво обернулась. Если бы взглядом было возможно превращать в камень, то Нинурта тотчас бы стал статуей.

— Вот ваше истинное лицо, мой царь, — она склонилась, будто бы с издевкой. — Непривыкший к неподчинению. Я проклинаю тот день, когда стала вашей женой, хотя даже не помню этого, — вызов в ее словах еще больше взбесил его; Нинурта замахнулся, но не ударил жену. — Кажется, за пять тысяч лет вы не капли не изменились. Все решаете рукоприкладством.

— Что ты несешь, женщина? Не заставляй меня жалеть о том, что ты осталась в живых!

— О, боюсь, это вовсе не ваша заслуга.

— Инанна, ты совсем с ума сошла? Держи свои эмоции под контролем! Теперь ты моя царица и не должна позволять себе подобных речей, даже когда мы наедине! — проскрежетал он, видя в ее глазах обращенную к нему злобу.

— Царица, которую вы более не навещали в шуруппаке, — заметила она и вернулась к созерцанию своего отражения. — Не могу поверить, что у нас были нормальные отношения до потери памяти.

Нинурта с шумом выдохнул, не зная что с ней делать.

— Ты сама неоднократно лезла в мою постель еще до свадьбы! — не сдержался он и подошел сзади, мрачно глядя на нее в отражении.

— Правда? — наигранно удивилась она. — Похоже, у меня было помутнение рассудка.

— Даже не представляешь, насколько сильное. Инанна, — он развернул ее к себе, встретившись с ненавистью в ее глазах; Нинурта попытался сменить тактику: — Что бы я не причинил тебе в прошлом, ты должна забыть это и идти дальше. Не стоит зацикливаться. Ты стала моей супругой по настоянию Энлиля, но без принуждения. И тебе придется мириться с этим.

Плечи ее опустились, а злоба превратилась в разочарование.

— Как я могу принадлежать вам, если мои воспоминания так свежи? Вы ведь не помните того зла, что причинили мне, верно? Вы просто брали меня силой, против моей воли, причиняя боль и унижая. По странному для меня стечению обстоятельств я теперь ваша супруга, но скажите, дядя, как мне забыть то чудовищное время? Как мне забыть чудовище в вас? Для вас многое поменялось, может быть, за это время мы и успели стать любовниками, но я… Я до сих пор помню вкус собственной крови после вашего удара.

Его глаза расширились. Как Нинурта мог предполагать, что ошибки пятитысячелетней давности внезапно дадут о себе знать? Он чувствовал дрожь Инанны, держа ее за предплечья. Ее злоба была следствием страха перед мужчиной, который был с ней жесток.

— Послушай, Инанна, — постарался смягчиться он, понимая, что прошлого не изменить. — Я больше никогда не причиню тебе вреда. Тебе придется жить с тем, что ты моя супруга. Иного выхода нет. Ты должна родить мне наследника.

— Я не хочу с вами спать, вы мне противны, — не разжимая зубов, проговорила она.

И тогда он встряхнул ее, и корона, слетев с невидимок, со звоном упала на ковер, благо что не раскололась.

— Послушай, — он постарался говорить спокойно, хотя руки чесались ударить ее, чтобы привести в чувство, — сейчас ты выйдешь за эту дверь вместе со мной. И ты будешь улыбаться, встречая подданных. Там будут и твои родители. И ты должна выглядеть уверенной и счастливой. Ты выжила в осажденном городе, и твое выздоровление — благая весть для народа, потерявшего предыдущего царя! И невзирая на то, как сильно ты меня ненавидишь, ты будешь держать мою руку у всех на виду, и ты будешь выставлять нашу любовь напоказ! Поняла?

Ее щеки покраснели от сдерживаемого гнева; открыв было рот, она, однако, ответила не сразу:

— Не ждите от меня слишком многого, царь, — она сделала шаг назад, и он отпустил ее.

На предплечьях краснели отпечатки его пальцев, грозящие вскоре стать синяками. Инанна только скривилась, но подняла корону и вновь протянула руку.

— Правильное решение, — ухмыльнулся Нинурта, подставив сгиб локтя.

Они вышли из ее покоев с каменными масками вместо лиц. Слуги образовали процессию за ними. Холод между супругами был практически осязаем, но стоило им войти в наполненную подданными залу для торжеств, как на лицах обоих загорелись улыбки…

— Долгих лет правления царя и царицы! — послышался голос генерала дворцовой стражи.

— Долгих лет правления царя и царицы! — подхватили приглашенные, и по залу пробежал шелест одежд, когда все присутствующие единодушно

склонились перед царственной четой.

Инанна молчаливо взошла на свой трон по правую руку от трона Нинурты. Они переглянулись, испытывая при этом всепоглощающее чувство взаимной неприязни. Нинурта никогда не питал к ней ненависти, но сейчас, после её резких речей, в его сердце не осталось места для каких-либо добрых чувств к ней, хотя вина за отношение Инанны лежала целиком и полностью на нем.

Приглашенные расступились, образовав коридор, по очереди преподнося подарки выздоровевшей царице. На Инанну было обращено множество взглядов. Ее внешний вид отличался от того, в каком привыкли ее видеть нибируанцы, и посему привлекал еще больше внимания, чем обычно. И когда ее мать и отец подошли к подножию трона, они даже на миг забыли о поклоне, увидев дочь стриженной под мальчика в этом странном платье.

— Царица, нет большего счастья, чем видеть вас живой! — мягко, но восторженно сказал Син. — Не было ни дня, когда мы не просили небеса вернуть вас нам. Дорогая, любимая наша дочь, я так счастлив видеть вас в добром здравии!

Если Син еще сдерживал эмоции, и лишь его речь была чересчур восторженной, то глаза Нингаль увлажнились. Родители Инанны совсем не изменились. У матери были точно такие же светлые волосы, собранные на затылке, как когда-то и у Инанны. А темные волосы отца не тронула седина. Он выглядел прежним — молодым и здоровым.

— Отец, матушка, я благодарю вас за надежду на мое спасение, именно она и помогла мне выкарабкаться, — Инанна улыбнулась; ее пальцы чуть подрагивали в ладони Нинурты, и тогда он сжал их чуть крепче. — Видя вас и моих подданных, я исполняюсь верой в то, что нам удастся пережить тяжелые времена вместе. Наша сила вновь окрепнет, Нибиру будет восстановлена благодаря общим усилиям. И настанет тот день, когда на нашей планете снова не будет нуждающихся! — заготовленной речью ответила она на приветствие.

— Брат, отныне твоя дочь станет знаменем возрождения, — добавил Нинурта, глядя на Сина. — С этих пор я вверяю тебе заботу о восстановлении городов вместе с царицей.

— Ваша милость безгранична, мой царь! — отозвался тот и низко поклонился.

Инанна не помнила, каким образом Нинурта отобрал у ее отца статус наследного принца, но она понимала, что улыбка отца ее мужу таит за собой несомненную обиду, и на миг приоткрывшиеся в его взгляде эмоции это подтверждали. Более того, Син отдал любимую дочь в жены Нинурте. И как с этим справилась матушка? На торжественном приеме все выглядели счастливыми из-за выздоровления Инанны, однако она понимала, что ее ждут дворцовые интриги, тем более теперь, когда Нингаль и Син будут проживать в Сунгаке, согласно традиции. Отец будет управлять делами вверенного ему Альянса и осуществлять помощь дочери, курсируя между Землей и Нибиру.

Устав от восторженных речей и потеряв счет дарам, Инанна не могла дождаться окончания официальной церемонии, чтобы продолжить ее в трапезной, откуда планировала сбежать пораньше, сославшись на усталость.

Переговорив с родителями, она привела план в действие, приказав придворным дамам и евнухам сопроводить ее в покои. Инанна оставила Нинурту одного, вовсе не задумываясь о том, что он может остаться недоволен. Впрочем, ей предстояло убедиться в этом воочию, когда всего через полчаса он снова нагрянул в ее покои, застав жену на балконе, потягивающей вино.

— Пришел исполнить супружеский долг? Мне казалось, что праздник продолжается, и ты любишь такие мероприятия, подпитывающие твое величие.

— Хвала Ану, ты напилась только сейчас, а не на глазах у всех, — саркастично воздел руки к небу Нинурта. — Из твоей речи пропало почтение, но когда мы наедине я разрешаю тебе обращаться ко мне по имени и неофициально.

— И на том спасибо, — буркнула она, пустым взглядом исследуя ночное небо. — Кажется, все прошло хорошо.

Нинурта выдохнул и присел рядом, налив себе вина.

— Ты ждала меня, судя по двум кубкам, — понял он и взглянул на нее, чуть окосевшую и слегка растрепанную.

— Наверное, — она пожала плечами. — Но все же я надеялась, что ты не приедешь и дашь мне несколько дней, чтобы свыкнуться с мыслями.

— У тебя было достаточно времени в шуруппаке, Инанна. И, согласно подсчетам матери, сегодняшняя ночь благоприятна для зачатия.

Ее плечи опустились в приступе апатии.

— Такие ночи происходят раз в месяц.

— И я буду прилетать с Земли каждый месяц на пару дней, пока ты не забеременеешь.

— Мечтая вычеркнуть из памяти то, что ты со мной сделал, я забыла пять тысяч лет, но проснулась аккурат к тому времени, когда твои права на меня стали законными. Парадокс, — Инанна в неверии покачала головой и поднялась с плетеного дивана, заваленного подушками.

— Ты прекрасно знаешь, что наследник укрепит нашу власть, Инанна.

— Знаю, но от одного взгляда на тебя меня воротит, — как-то равнодушно констатировала она. — И потому прошу тебя дать мне время, хотя бы пару месяцев, чтобы я не вздрагивала от одного только твоего взгляда.

Он обессиленно усмехнулся.

— Ты не помнишь, но мы оба стремились к власти. И пускай этот брак не по любви, но мы не были друг другу противны. Ты не помнишь, кем ты была до потери памяти.

— Так расскажи мне, — попросила она, скрываясь в спальне. — Я вижу, что от меня многое скрывают, выдавая только сухие факты.

Нинурта вышел с балкона и обнаружил ее лежащей на кровати. Инанна была облачена в длинный шелковый халат, словно старалась скрыть от мужа все свои прелести.Он склонился над ней на руках, почувствовав как замерло от страха ее сердце.

— Ты не должна бояться меня, Инанна. Я обещаю, что отныне я буду относиться к тебе с должным уважением, — он попытался поцеловать ее, но она отвернулась и тогда он просто встал, осознав, что ее странное поведение лишь проверка; Инанна ничего не могла поделать с тем, что теперь была его царицей, она лежала на кровати, готовая принять его в себя, но не собираясь отдавать ничего взамен.

— Я дам тебе время и… — он осекся, никогда прежде не замечая за собой неуверенности. — Я постараюсь стереть твои воспоминания о том времени, когда я был груб.

Он только погасил свет в спальне и вышел, оставив ее наедине со своими мыслями.

Древний Египет. 3554 г до н.э.

— Похоже, она нравится народу, — заметил Хорус, словно тень своего хозяина, стоявший за его спиной. — Это хороший знак, она может стать вам полезна.

Мардук задумчиво смотрел на Инанну, сегодня он был далек от общения с подданными, считая свою безопасность превыше всего. На главной площади Но-Амон, украшенной лентами и цветами, гремел праздник в его честь, когда простой народ получал подаяния из рук царицы и улыбающейся Инанны. Они раздавали ячмень, хлеб и молоко, а Набу помогал евнухам разливать пиво — эта традиция позволяла народу почувствовать свою необходимость. Они знали, что боги не забывают о них.

— Эй, постой, — Инанна окликнула маленького мальчика, стащившего с прилавка большую лепешку, которую делили на двоих.

Инанна бросилась за ним, миновав зазевавшуюся охрану. Догнав его, она мягко схватила мальчугана за плечи и, развернув к себе, опустилась на землю.

— Велите выпороть его, госпожа? — тут же вырос за его спиной страж.

— Нет, конечно, — бросила она и заглянула в глаза испуганному мальчику. — Сегодня и всегда ты должен делить хлеб с ближним, — Инанна увидела одиноко стоявшую девочку в пыльной одежде, босую и нечесанную, такую же, как и этот ребенок. — Иди сюда, — она приглащающе протянула ладонь, и малышка, закусив губу, с опаской приблизилась. — Ну, что ты стоишь, поделись с ней хлебом.

Ребенок рядом с ней сначала прижал лепешку крепче, но потом, глядя на девочку, разломил ее на две неровные половины. После трудных раздумий он неожиданно отдал девочке большую часть, та робко приняла её и улыбнулась, заставив его покраснеть. Инанна засмеялась и, поднявшись на ноги, положила ладони на макушки детишек.

— Идем, у нас еще есть молоко, — пообещала она и, мазнув недовольным взглядом по морщинистому лицу стражника, подтолкнула детей к прилавку.

— Финиковое пиво еще хуже ячменного, — глядя на дно глиняной кружки, скривился Нинурта.

— Так не пил бы, — резонно сказал Мардук, глядя на Инанну, собравшую вокруг себя всех оборванцев. — Практически все напитки производятся из того, что растет в Египте. Ячмень или финики. Отсюда и ассортимент.

— Сказал фараон, в погребах которого бутылки лучшего нибируанского вина, — усмехнулся Нинурта, оглядывая пыльную площадь, заполненную нищими — в основном теми, кто уже был непригоден для тяжелой работы над постройкой пирамиды. — Инанна, похоже, счастлива среди этого сброда.

Она смеялась, играя с детьми в салочки, словно сама еще была ребенком. Не боясь испачкать платье или пораниться, Инанна, падая, поднималась и отбегала в сторону, уводя за собой детвору. Набу наблюдал за ней издали, усмехаясь ее неуклюжести. Вскоре оказавшись у прилавка, она неожиданно дотронулась до его плеча, что-то выкрикнув, и пустилась прочь вместе с детьми. Набу, постояв некоторое время, глядя на нее, как на сумасшедшую, внезапно сорвался с места, точно ужаленный, и, догнав одного из ребят, легонько хлопнул его по плечу. Смех над площадью заставлял людей оборачиваться и улыбаться. Музыканты заиграли более веселую мелодию, ускорив ритм барабанов, а флейты перешли на чистый мажор.

— Принц Египта и правнучка царя играют в салочки, — Нинурта покачал головой.

Мардук сощурился, он и сам почти улыбался, глядя на это забавное действо, однако сарказм кузена отрезвил его. В какой-то момент Инанна, будто почувствовав его взгляд, посмотрела на Мардука, и ее внезапно сбил с ног Набу. Фараон даже приподнялся на троне, нахмуренно посмотрев на племянницу.

— О, Великий Ану, ты цела? — испугался Набу; стража тут же окружила их, разогнав детей.

— Да, все в порядке, — не слишком уверенно ответила она и поморщилась, почувствовав, как саднит содранная коленка. — Помоги мне встать.

— Расступитесь, фараон идет, — донесся до них голос глашатая; толпа редела, пропуская окруженного стражей Мардука, на чьем лице виднелся отпечаток недовольства.

Инанна встала, опираясь на Набу. Она оказалась в его объятиях и внезапно ощутила неловкость, тут же отскочив в сторону и зашипев от боли. Набу же остался стоять на месте, глядя на нее своими пронзительными зелеными глазами.

— Инанна, площадь — не место для детских игр, — строго сказал Мардук смутившейся девушке. — Тетушка, проводите ее во дворец, чтобы обработать рану.

— Все в порядке, всего лишь царапина, нужно всего лишь промыть водой…

— Инанна, делай, что тебе говорят! — встрял Нинурта.

Мардук, которого внезапная солидарность со стороны кузена только больше раздосадовала, оглядел людей, обступивших их. На их уставших, изможденных египетской жарой лицах читалось восхищение, и предназначалось оно отнюдь не фараону, а девушке с золотыми волосами.

— Прекрасная Хатор! — крикнул некто, воздев руки к небу, и Инанна огляделась, увидев обращенные к ней взгляды.

— Прекрасная Хатор! — подхватила толпа, получившая из ее рук подаяния.

— Почему они кричат это? — спросила Инанна у Нинхурсаг, забираясь в принесенный слугами паланкин, расписанный золотом и египетским символами, среди которых был и главный символ Мардука — уджат, данный ему при рождении.

— Ты им нравишься, — Нинхурсаг тепло улыбнулась, занимая свой паланкин. — Тебе кажется это странным, но ты для них еще более удивительна.

— Живя в Эрехе, я знала, что мне поклонялись, люди падали предо мной на колени, но там это было заслуженно. Я проводила обряды во славу Ану. Здесь я не сделала ничего такого, чтобы заслужить любовь египетского народа.

— Младенец с первых минут любит свою мать, а собака хозяина. Любят без причины, Инанна, и ты одна из тех, кто обучил людей этой любви столетия назад. Во дворец, — скомандовала Нинхурсаг, и слуги, подняв паланкины, понесли их сквозь площадь, наполненную раболепными людьми, протягивающими к Инанне руки.

Она почувствовала на себе взгляд зеленых глаз и невольно оглянулась на Набу, все еще выслушивавшего от отца нравоучения. Ее тело почему-то до сих пор помнило случайные прикосновения, заставляя необъяснимое волнение подниматься в груди, и это чувство было пугающим, чужеродным и недостойным. Набу был полукровкой, а это означало, что как бы он ни был ей симпатичен, лучше не давать волю сердцу.

После шуруппака Инанна вернулась в свои покои и замерла на месте, увидев на кровати сверток пурпурной ткани, перевязанный золотой лентой.

— Рит, кто был в моих покоях? — с подозрением спросила Инанна, опустившись на край ложа.

— Я не знаю, госпожа, попробую спросить у слуг.

Но Инанна, задумчиво повертев в руках сверток, сказала:

— Не надо, кажется, я догадываюсь, — пробормотала она. — Узнай, вернулся ли принц Набу из города.

— Да, госпожа, — Рит отошла к двери и только тогда повернулась спиной.

Инанна нахмурилась, подарок от принца был явно лишним. Возможно, он символизировал всего лишь извинения за то, что Набу случайно сбил ее с ног, а может, куда более серьезные намерения. Инанна потянула за ленту и развернула ткань, в которой на ощупь находилось что-то твердое. Она ахнула от красоты, представшей ее взору — два одинаковых браслета в виде змей, которые она тут же примерила, спиралью обхватили ее плечи, гармонично дополняя плиссированное египетское платье. Инанна встала у шлифованной металлической пластины, заменявшей египтянам зеркало, чтобы оценить красоту по достоинству.

Она, конечно же, не была похожа на египтянку, но со временем кожа ее приобрела приятный оттенок загара, а парик, который она иногда носила, мог приблизить ее к образу египетской женщины. Здешняя мода, архитектура и роспись на стенах более не выглядели примитивными и чужеродным. Мужчины в схенти уже не казались обнаженными, теперь Инанна различала статус в зависимости от того, как одет раб или господин. К примеру, у стражи еще были нагрудники. Головы мужчин покрывали немесы, у рабов и простых людей — однотонные, у стражников — полосатые, но разноцветные, в зависимости от звания. Господа носили как немесы, прошитые золотой нитью, так и цилиндрические головные уборы — чаще всего их надевали ближайшие слуги фараона, а также знать — на праздники или же входя во дворец.

— Принц Набу сейчас в Кёнхверате, — сообщила Рит, вернувшись с новостями.

Этот павильон Малаката, стоящий посреди искусственного озера на сорока восьми гранитных колоннах, воистину выделялся среди других дворцовых построек, вырастая из водоема величественной ротондой — отголоском архитектуры Нибиру, незнакомой здешним зодчим. Инанна отправилась прямиком туда — в место, в котором днем отдыхали женщины, занимаясь вышиванием или рисованием, а вечером пили вино мужчины. Сегодня Мардук праздновал ежегодный праздник, посвященный его величию, пичкая людей ложной верой в его божественность. Впрочем, его праздность и себялюбие не были чем-то предосудительным. Всем отпрыскам царской семьи и их родственникам было свойственно подобное поведение.

Рит едва поспевала за госпожой, в руках которой был тот самый пурпурный сверток, однако теперь обертка не казалась аккуратной, она была измята и собрана вокруг содержимого небольшим мешком, гремящим металлом.

На улице совсем стемнело, это означало, что вскоре все жители и слуги Малаката соберутся в одном месте — торжественной зале, чтобы отметить завершение славного праздника. Инанна прошла мимо делегации королевских служанок, спешащих подготовить зал. Увидев её, они остановились и уступили дорогу, опустив взгляды и сложив ладони у живота, но Инанна, казалось, и вовсе не заметила их, словно мотылек спеша на свет, сияющий из ротонды.

Набу должен был готовиться к торжеству, однако почему-то предпочел находиться здесь. Инанна даже не подумала, почему оттуда доносятся звуки музыки, стремительно объявившись внутри завешенной полупрозрачной струящейся тканью беседки. Она остановилась как вкопанная, едва не сбив танцовщицу, на которой из одежды была лишь набедренная повязка. Музыканты прекратили играть, лишь флейта добила последний такт, сфальшивив на последней ноте.

Глаза Инанны расширились от удивления, она резко отвернулась, но успела заметить все то, чего ей лучше было не видеть. Мардук, его визирь, Набу и Нинурта отдыхали чисто мужским коллективом в обществе наложниц и полуобнаженных танцовщиц, выписывающих весьма эротичные па и трясущих всеми своими несомненным достоинствами перед мужчинами. Но больше всего шокировала теперь стоявшая перед глазами картина, как одна из наложниц, засунув ладонь под схенти Мардука, ласкает его причинное место. Нинурта на первый взгляд, не был вовлечён во что-то столь же откровенное, однако сидящая на нем девушка с черными как ночь волосами, несомненно, исполняла неприличные возвратно-поступательные движения. Инанна даже не была уверена в том, что увидела, так как оба оставались в одежде. О, Великий Ану, Набу тоже предстал в весьма вызывающие виде — практически обнаженный, он позволил двум наложницам из, по-видимому, своего гарема, намазать его маслом для расслабляющего массажа.

— Прошу прощения, я искала Набу, — втянув голову в плечи и сжав кулаки, постаралась спокойно сказать Инанна, чувствуя себя лишней на этом празднике жизни. — Я не знала, что здесь вы все.

— О, и звук барабанов и флейты тебя совсем не смутил, — усмехнулся Нинурта, в то время, когда другие предпочли молчание.

— Зачем вы меня искали, госпожа? — послышался шорох ткани, наверняка Набу оказался единственным, кто, отстранившись от девушек, все же решил одеться.

— Я думаю, это подождет, — Инанна сглотнула, бросив короткий взгляд на сверток, сжатый в кулаке. — Извините еще раз, я пойду.

Она двинулась прочь, услышав неожиданную просьбу Нинурты остаться — насмешка, конечно же. Щеки Инанны пылали от стыда, она проклинала себя за глупость.

— Рит, почему ты мне не сказала, что Набу, он… — Инанна только звучно выдохнула — да так, что затрепетали ноздри.

— Госпожа, смилуйтесь! Мне не говорили, что он не один! — запричитала Рит, что вошла в Кёнхверат вместе с ней и застала картину разврата; служанка, как водится, упала к ее ногам, вымаливая прощение. — Госпожа, я заслуживаю смерти! — шаблонно взмолилась она. — Велите выпороть меня!

Инанна, переведя дыхание, хоть и не ощущая спокойствия на сердце, только приложила ладонь ко лбу. Кажется, ее бросало из жара в холод и обратно.

— О, как мне теперь смотреть в глаза фараону? Женщинам не дозволено видеть развлечения мужчин. Какой позор!

Инанна примостилась на бортик фонтана, обессилев от пережитого. Она не замечала слез Рит, что ожидала наказания и действительно чувствовала, что сильно подвела свою госпожу, пусть и ненамеренно.

Инанна и предположить не могла, что развлечения фараона столь развратны, однако потом вспомнила, что Сарпанит уже не столь прекрасна и молода, как прежде. Но ведь там был и Набу… Как можно развращать разум сына с юных лет? На смену чувству стыда пришло осуждение за недостойное поведение.

Инанна, нахмурившись, взглянула на занавешенную тюлем ротонду и быстрым шагом отправилась в свои покои, позабыв на лавочке несчастный дар избалованного принца.

— Ты столь пренебрежительно относишься к моим подаркам? — настиг Инанну низкий мужской голос, заставивший ее вздрогнуть.

Она обернулась, чтобы увидеть Нинурту, идущего на нее из темноты с эскортом из нескольких слуг. Инанна разозлилась, услышав подобную новость, ведь она и не думала, что подарок от него.

— Думала, что принц Набу снизошел до тебя? — Нинурта усмехнулся. — Но, поверь, дорогая, это не он. Фараон запретил ему приближался к тебе и, уж тем более, ухаживать. Он не настолько глуп, чтобы нарушать отцовский запрет.

— Все прочь, — коротко бросила Инанна, и слуги отошли на расстояние, с которого они не услышат ни слова. — Так, стало быть, эти браслеты — извинение за ваше недостойное поведение, дядя? — она сложила руки на груди, величественно задрав нос.

— Отнюдь, — последовал неожиданный ответ; Нинурта подошел к бортику фонтана, взял пурпурный мешочек и развернул его. — Это знак моего к тебе расположения, Инанна.

Она почувствовала, насколько сильно грудь может сдавливать страх. Снискать расположение дяди не входило в ее планы, а сейчас он заявлял о своих намерениях открыто, и никто не мог осудить его. Сина не было рядом, чтобы защитить дочь, а Мардук во всем потакал кузену, и в итоге Инанна осталась одна, ища в себе силы противостоять отнюдь не желанной благосклонности старшего сына Энлиля. У нее не было и мысли обратиться за помощью к Нинхурсаг, которая непременно разгневается и решит, что Инанна клевещет.

— Я ценю ваше отношение, дядя, однако прошу впредь не оказывать мне никаких знаков внимания. В противном случае, я улечу из Но-Амон.

И, прошелестев подолом длинного платья по песку, Инанна просто развернулась, собираясь завершить столь нелепый разговор, но рука её вдруг оказалась в стальной хватке.

— …Здесь же слуги, — сквозь зубы проговорила она.

— Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! — проскрипел Нинурта и, грубо развернув, прижал её к себе.

Инанна попыталась вырваться, но силища в этом мужчине была воистину великая. Куда ей, хрупкой девушке, расцепить его руки, которые как будто стократ мощнее ее собственных?

— Отпустите меня, дядя, — дыша через раз, взмолилась Инанна, позабыв всю уверенность.

— Эй, что здесь происходит? — на них шел Мардук в обществе своего сына и визиря; видимо, Инанна испортила им праздник, который скоропостижно закончился.

— Всего лишь преподаю урок дорогой племяннице, разучившейся стучать в двери.

Инанна побагровела не то от гнева, не то от стыда, так как ладонь Нинурты крепко сжимала ее ягодицы.

— Нинурта, отпусти ее, это не самое лучшее наказание для особы ее статуса, — попросил Мардук, однако ближе, чтобы разнять их, не подошел.

Нинурта смерил его недовольным взглядом, но все же внял словам Мардука и выпустил добычу из рук. Инанна, ничего не сказав, убежала, скрывшись в темноте аллеи, откуда последним звуком донесся женский всхлип.

— Что ты делаешь, кузен? — Мардук жестом остановил сына, чьи кулаки уже белели от желания показать свою силу. — Она ведь твоя племянница и еще совсем ребенок!

Нинурта обернулся как-то медленно и угрожающе.

— Твои наложницы на вид помоложе Инанны будут…

— Но ведь она не наложница… Инанна — дочь твоего младшего брата! — загремел праведным гневом голос Мардука.

— Сводного брата, — вырвалось у Нинурты, и фараон еще больше помрачнел, так как кузен отказывался слышать то, что ему говорили. — Неужели ты сам не заглядываешься на нее?

— Набу, Хорус, оставьте нас, — бросил Мардук, понимая, что разговор этот лучше продолжить без посторонних ушей.

Набу был очень зол, но всегда вел себя тихо перед Нинуртой, понимая, что тот его ни во что не ставит, считая всего лишь человеком чуть более высшего сорта, нежели рабы. Если бы не отец, державший Набу подле себя, принцу никогда не улыбнулось бы жить в роскоши, да и вообще иметь титул. Он понимал, что у отца есть еще множество потомков, но забеременевшие наложницы отсылались в дальние Земли, на другой материк, отныне не имея доступа ко дворцу. Отец не был убийцей, но в своем отношении к человеческим женщинам отличался категоричностью, как и к случайно появившимся на свет полукровкам. Нинурта же в большинстве предпочитал нибируанских женщин, невзирая на то, что человеческие потомки имелись и у него.

Но сейчас речь шла не о простой наложнице, а о девушке, что так или иначе являлась частью царской семьи. Инанна была совершенна в красоте не только внешней, но и внутренней: она не относилась к людям, как к мусору, и Набу иногда даже замечал, что она забывает о различиях между ней и человеческой расой. Хатор, богиня любви и красоты — так прозвали ее жители Но-Амон, и Набу был уверен, что весть о ней уже разлетелась за пределы столицы. Он отвергал всяческую симпатию к ней по настоянию отца, но сердце его отказывалось врать, стоило Инанне попасть в поле зрения. Теперь она нравилась ему даже больше, чем до запрета отца. Игра в салочки в городе, ее задорная улыбка и детский смех, раздающийся над городом — все это стало причиной еще большей тоски. Всего лишь полукровка, кто он перед ней — богиней?

Зато для Нинурты не было никаких границ, даже при фараоне он вел себя слишком раскрепощенно на глазах у его подданных. А теперь он домогался собственной племянницы, не считая это чем-то из ряда вон выходящим. Набу вырезал бы ему сердце кинжалом и скормил псам, но у него были связаны руки. Оставалась лишь уповать на то, что отцу удастся вправить ему мозги.

Позднее Инанна так и не появилась на празднике, сославшись на недомогание, хотя нибируанское здоровье исключало любые болезни. Нинурта вел себя как ни в чем ни бывало, вряд ли испытывая хотя бы что-то подобное стыду. Он пил и веселился, ведя непринужденную беседу с кузиной Сарпанит, бывшей ее фрейлиной. Мардук, конечно же, ни с кем не обмолвился о сути разговора с Нинуртой, и за ним не наблюдалось совершенно никаких признаков волнения.

Но так казалось только на первый взгляд, на самом же деле страсть Нинурты к Инанне только окрепла с несогласием кузена. Он, как маленький непослушный ребенок, стремился делать все наперекор указам родителей. Однако, все же, Нинурта пообещал держать себя в руках, к концу разговора согласившись с доводами о том, что это расстроит Нинхурсаг, которая души в ней не чаяла, хотя частенько корила за невинные проказы.

Мардук, однако, все равно намеревался пристально следить за кузеном, слову которого не было доверия. Понятие чести, к сожалению, было ему не присуще. Но более всего раздражала и сама Инанна, да притом беспричинно. Хотя нет, причина все же была — ее красота была необычайной, и потому столь притягательной для Нинурты, падкого на все блестящее, словно безмозглая чайка. Его характер не позволял ему отступиться от желаемого, а посему таймер бомбы замедленного действия уже был включен. Оставалось только ждать, когда же произойдет взрыв.

Однако следующие две недели ничего особенного не происходило. Слугам было приказано бдительно следить за обоими и доносить о том, что они делают, что пьют и даже когда принимают ванну. Нинурта наверняка заметил за собой хвост, поэтому будто бы притих, позволив кузену немного успокоиться. Они оба были слишком заняты, все время пропадая на стройке пирамиды и не заговаривали об Инанне.

Первые два этажа пирамиды уже почти были готовы, оставалось только облицевать фасад. Но с рабским трудом это займет несколько лет, быть может, десятилетий, учитывая объемы работы. Ану не торопился с постройкой пирамиды-дублера, потому что в Ресети-Ири функционировала основная, создавая зону покрытия для трех планет. Посему сроки царя совсем не волновали, что, несомненно, было на руку Мардуку. Это означало, что и финансирование Египта с Нибиру пока не прекратится.

Вглядываясь в чертежи, Мардук прикидывал, когда им будет необходимо ввозить спутниковое оборудование, а главное, как это провернуть, чтобы рабы его не увидели. Необходимо было продумать сеть подземных тоннелей и привлечь к их постройке нибируанцев.

— Мой фараон, из Гелиополя прибыл Тот с караваном продовольствия, — сообщил Хорус, держа в руках папирус, принесенный гонцом.

Взглянув из своего шатра на едва начинающие рыжеть солнце, Мардук решил, что на сегодня достаточно работы, и приказал визирю подготовить лошадей. Невзирая на свой статус, фараон нечасто использовал паланкины, так как передвижение на них было слишком медленным. Он не хотел заставлять ждать младшего брата, властвовавшего во втором крупном городе Египта, некогда бывшем столицей. Тот был средним сыном Дамкины и Энки, а также славным парнем, хоть и немного жадным до власти. Из-за того, что он был третьим сыном в семье после Мардука и Нергала, он имел меньше власти и из кожи вон лез, чтобы доказать свою значимость. Люди стали изображать его как бога с головой ибиса, который совал свой длинный клюв, куда не надо. Однако, невзирая на это, он был лоялен старшему брату — Мардуку, щедро одаривая фараона Египта благами южной столицы. Он привозил ткань и лошадей, а также украшения для женщин двора.

Настоящим его именем было Нингишзида, но Тот предпочитал египетский его эквивалент. Возможно, из-за того, что Нингишзида было чрезмерно длинным и труднопроизносимым именем.

Нинурта остался на стройке, осматривать фундамент, а точнее, выбирать места для входов в секретные тоннели, посему Мардук, взлетев на своего скакуна, отправился сквозь город в окружении слуг. Каждый день люди видели своего фараона в городе и всякий раз громко восхваляли его деяния и провожали пожеланиями долгих лет жизни и процветания. Он уже не обращал на них внимания, лишь машинально улыбался и поднимал раскрытую ладонь, иногда давая знак слугам бросать народу имевшиеся на такой случай припасы.

Сегодня же его путь во дворец был короток и быстр. В подъездном дворе уже стояло не менее пятидесяти запряженных телегами верблюдов и лошадей. Все это очарование после долгой дороги источало непревзойденный аромат скотного двора, перебивавший запах благоухавших цветов.

Навстречу отцу вышел Набу, что удивительно, без Тота, но Мардук уже догадался, что гость, не застав фараона, конечно же выказывал свое почтение царице.

— Какая ужасная вонь! — возмутилась с галереи второго этажа Нинхурсаг. — Она теперь даже в моих покоях! Фараон, прикажите убрать этих ужасных животных!

Ближайший верблюд, точно услышав ее, смачно харкнул в розовый куст, заставив Набу, Мардука и Хоруса рассмеяться.

— Как говорят у нас в Египте, тетя, если повеяло хлевом — к приезду Тота, — улыбнулся Мардук.

— Начинает нести еще за пару верст, если ветер в нашу сторону, Ваша Высочество, — отшутился Набу, глядя на нее снизу вверх.

Фыркнув, Нинхурсаг что-то приказала слугам и скрылась внутри. Мардук отчетливо видел на балконе еще и силуэт отца. Прошло уже много сотен тысяч лет, а они все еще водят шашни. Нинхурсаг неисправима, все никак не разберется в чувствах между ним и Энлилем. И запрет Ану выходить замуж ее вовсе не останавливает.

— Набу, где Тот? — Мардук, наконец, спешился и передал коня слуге.

— Он с госпожой Инанной… Катает ее верхом на верблюде.

Представить Инанну верхом на этом неграциозном копытном казалось невозможным.

— Почему, ради Ану, она заинтересовалась верблюдами?

— Полагаю, потому что никогда их не видела, — пожал плечами Набу, зная, что эти животные были земными эндемиками и на Нибиру не выводились. — Хотя, полагаю, в Эрехе они должны были водиться…

Мардук, словно в подтверждение его слов, услышал смех, доносящийся от фонтана через арку. Нахмурившись, он приказал визирю и слугам разобраться со скотиной, что портила чудесный сад подъездного двора, найдя его вполне пригодным для пищи.

Картина, представшая взору, была удивительной. Инанна, смеясь и вереща, точно маленькая, скакала вокруг Тота, державшего длинную веревку, привязанную к уздечке на морде двухгорбого верблюда, неуклюже перебиравшего длинными ногами.

Инанна уже давно так не смеялась. Чего и говорить, даже ее улыбка стала нечастым явлением после той стычки с Нинуртой в саду у Кёнхверата. Племянница будто бы притихла и перестала попадаться кузенам на глаза, проводя каждую минуту в помощи Сарпанит, играя в шахматы с Энки или же пропадая за медицинскими книгами Нинхурсаг. Но причина ее увлечений была очевидной — Инанна боялась, что Нинурта, обезумев, станет предпринимать больше попыток добиться ее расположения, возможно, даже применяя силу, поэтому грамотно избегала встреч с ним. Мардук это поддерживал.

— Инанна, что ты делаешь? — раздался грозный голос фараона над площадью. — Тот, немедленно останови верблюда!

Тот, с чьего лица не сходила улыбка, «процокал» особую команду, и верблюд пошел на замедление, пока не остановился аккурат возле Мардука.

— Брат, ты находишь эту забаву предосудительной?

— Разумнее, если бы ты предпочла верховую езду на лошади, — недовольно сложив руки на груди, отозвался Мардук, игнорируя слова младшего брата и глядя на нее снизу вверх.

— Прости нам эту шалость, брат, — попросил Тот, приблизившись. — Разве я могу хоть в чем-либо отказать нашей очаровательной Инанне?

— Я никогда еще не каталась на верблюде, но часто видела их в Эрехе, — подтвердила та, дрыгая ногами.

— Эти грязные животные не для того, чтобы на них катались юные девушки вроде тебя, — сказал Мардук, не понимая, почему прицепился к ней.

Тот лишь вскинул бровь, но промолчал. Его длинный нос — еще одна из причин, почему его изображали с головой ибиса, сморщился, выдавая неприятие придирок.

— Ладно, раз фараон недоволен, я обязана подчиниться его настроению. Как слезть с этой штуковины?

Еще один набор звуков прозвучал изо рта Тота; верблюд неожиданно и резко опустился на передние колени, и Иннана, только ойкнув, выпала из седла, аккурат на фараона, который, рухнув на гравий, инстинктивно сжал ее в объятиях, не позволив пораниться. Замерев, она только испуганно смотрела в его глаза, опасаясь последующего гнева. Мардук лишь заметил хитрющий взгляд Тота, сделавшего это, очевидно, намеренно, чтобы что-то проверить.

Еще пара секунд осознания, что они слишком близко, и Инанна отпрянула, усевшись прямо на песок и опустив взгляд.

— Дядя, извините, это вышло случайно, однако спасибо, что поймали, — казалось, что ее опустившаяся еще ниже голова вот-вот отломится от шеи из-за смущения.

Но Мардук не смотрел ей в глаза, он, собираясь было встать, заметил на внутренней стороне ее бедер, приоткрытых задравшимся подолом, темнеющие пятна синяков.

Инанна, не услышав ни слова в ответ, несмело посмотрела на дядю из-под бровей и нахмурилась, заметив, что его взор обращен на ее ноги. Быстро накрыв их, она попыталась встать, однако Мардук резко схватил ее за запястье, а второй рукой поднял подбородок. Издали небольшой кровоподтек на губе был едва ли заметен, благодаря корректирующей косметике, но Инанна уже поняла, что дядя смотрит прямо на него. В глазах его будто запылали искры пламени, а губы приоткрылись, показывая два ряда плотно сжатых зубов.

— Фараон, почему ты так зол? — вклинился Тот, но оба его проигнорировали.

— Откуда это? — проскрежетал Мардук, едва сдерживая грудное рычание.

— Поскользнулась в купальне, дядя, — напряженно ответила Инанна и отпрянула, встав на ноги, почувствовав, что его захват несколько ослаб: — Меня ждет царица. Тот, спасибо за катание на верблюде. Милое копытное, если бы так не воняло.

И, одарив его кривой ухмылкой, отправилась прочь быстрым шагом, крепко сцепив руки у груди.

Тот протянул руку фараону, подняв его на ноги, так как для этого не оказалось поблизости слуг, видимо, занятых разгрузкой каравана и попыткой найти стойла для верблюдов.

— Мне кажется, или между вами что-то происходит? — выдал совершенно идиотское умозаключение он. — Твоя злость на Инанну, брат, кажется какой-то слишком нарочитой. Наверное, я не удивлю тебя, если скажу, что она, несомненно, сильно похорошела за последние тысячи лет.

— К сожалению, в этом-то и проблема, — невнятно пробурчал Мардук. — Прости, Тот, я смогу оказать тебе прием чуть позже. У меня неожиданно появилось срочное дело.

Гость остался стоять в недоумении, глядя вслед стремительно удаляющемуся фараону, приказавшему страже у арки привести обратно его лошадь.

— Отец, куда ты? — только донесся голос Набу издали.

— Какой теплый прием… — только покачал головой Тот, понимая, однако, что Мардук никогда не злился на пустом месте; падение с верблюда, возможно, и вовсе не имело отношения к его гневу.

Смущение Инанны было еще более очевидным, но неужели Мардук посмел позариться на дочь Сина? Она же моложе его в три раза! Но сегодня Тот как никогда обратил внимание на старение царицы и поневоле стал понимать старшего брата, конечно же, избравшего красоту и юность Инанны своей следующей целью…

…Инанна была зла на саму себя, не придав значения синякам и небольшой трещине на губе. Она планировала сходить в шуруппак вечером, так как днем там часто находилась Нинхурсаг, которая, несомненно, осыпала бы ее градом вопросов, и тогда Инанна, не сдержавшись, выложила бы, какой монстр ее сын.

Нинурта впервые пришел ночью неделю назад, словно шпион забрался в окно второго этажа, надув слуг и стражу. Инанна уже спала и проснулась от того, что ей зажали рот ладонью. Она с отвращением и содроганием вспоминала его грязные прикосновения, грубость и ненасытность. Нинурта просто взял ее силой, унизил тем, что она была слабее. Ее слезы и мольбы не имели ровным счетом никакого значения.

Она не была невинна, но еще никогда прежде ее не брали без ее согласия, и от этого великий стыд поселился в сердце. Вчера Нинурта пришел второй раз, и Инанна, посмев укусить неприкосновенного сына Энлиля, получила несильный, но ощутимый удар наотмашь по лицу. Этой ночью он был особенно груб, держа ее за волосы и беря сзади, словно племенную кобылу. Инанна не смела и пискнуть, чтобы никто не узнал об этом позоре. В ней не было страха, лишь только темная ненависть к дяде, потому что она была слабее… потому что она была женщиной. Нинурта называл ее красоту преступной, обвиняя в своем же поведении. Это звучало насмешкой, бессмыслицей… Но от этого не становилось легче.

Проснувшись поутру в пустой постели, пахнущей его потом, Инанна мечтала лишь о мести, и ей огромных трудов стоило сохранить самообладание и вести себя как прежде, стараясь ничем не выдавать волнения. Ей нужна была какая-то защита…

Внезапно в сердце появилась надежда, что Мардук защитит ее, что, быть может, он не станет потакать Нинурте. Не было сомнений, что он догадался о том, откуда у нее синяки. Но надежда так же быстро угасла, и появилось осознание того, что Мардук, невзирая на последнюю стычку в Кёнхверате, может элементарно замолчать увиденное. Инанна знала, что мимолетные оскорбления в сторону Набу оставались без ответа, ведь его отец трясся за Египет всей душой, а Нинурта имел влияние на Энлиля и Ану намного большее, нежели он… Какой же смысл ожидать от фараона чего-то, когда он не может защитить и собственного сына?

тсс Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Сирена завыла в Нью-Бабили, подняв на ноги всех, кто мирно спал. Яэль, запахнув халат, по-видимому, когда-то использовавшийся техничкой для уборки помещений, выбежала из комнаты. Мимо нее, сонные, но готовые к атаке, пронеслись анкийцы, на ходу застегивая курсантские куртки. Слышались щелчки снимаемых с предохранителей пистолетов. А потом все затихло, погас свет, и кто-то, толкнув Яэль обратно в комнату, сказал, чтобы она не выходила.

Все, что ей оставалось — это подчиниться и вернуться к бывшему мужу; от них, не имеющих военной подготовки, толку всё равно не будет. Джонатан усадил экс-супругу на кровать в комнате, выделенной им на двоих. Так они и остались сидеть вдвоем, вслушиваясь в звуки, доносившиеся снаружи. Невыносимая тягучая тишина, повисшая после того, как анкийцы покинули казармы, отдавалась звоном в ушах и угнетала.

Яэль и Джонатан всегда поддерживали дочь и никогда не лезли в политику, не задавая вопросов о её работе под началом Александра. Но сейчас они думали, что начать войну было серьезной ошибкой, невзирая на все Ривкины рассказы о возросшем анкийском флоте. Ее было не переубедить, да и нужно ли это было — она говорила так уверенно, что не оставалось сомнений в падении нибируанцев.

А теперь Ривки не стало. Ее родителям, друзьям и мужу приходилось скрываться от нибируанцев, превративших людей в рабов. Возможно, было бы лучше уйти из Нью-Бабили и стать рабами — угнетенной серой массой. По крайней мере, рабы не жили в постоянном страхе смерти, пусть и голодали. Как и любая крепость, Нью-Бабили, имея всего два выхода — через тоннель или Мертвое море, могла в любой момент стать смертельной ловушкой для своих обитателей

Запасы академии позволят им продержаться еще месяц, однако Александр обещал, что вскоре они покинут это место. Естественно, когда он придумает, как добраться до ближайшей секретной базы, которая, по его расчетам, находилась недалеко — в пустыне Негев, практически соседствуя с выдолбленным в скалах убежищем Олли Коскинена. Оставалось только решить, как покинуть Иерусалим незамеченными.

Послышались шаги, и Яэль вздрогнула. Включилось аварийное освещение, и в комнату вошла Дана.

— Ложная тревога, — сообщила она. — Взлетную полосу немного затопило, но ребята уже отправились на ее починку.

— У вас все в порядке? — в комнате возникла женщина, являющаяся настоящей матерью Бена; для Яэль все еще было невероятным то, что Ариэль, точно заколдованная, считала его своим сыном.

— Да, Ангела, спасибо, — отозвался Джонатан; признаться, он не совсем уютно чувствовал себя рядом с ней.

Следом за Новак в комнате появился отец Яэль, которому, как человеку почтенного возраста, выделили отдельную комнату, словно позволяя доживать свой век в комфорте. Дед совсем сдал, после гибели Ривки он мало выходил из своей комнаты, в которой, словно дань памяти фальшивой религии, расположилась атрибутика иудейской веры, привезённая из их дома в Бад-Тибира — менора, пятикнижие Торы и даже талит для молитвы. Исаак после Шив-а и Шлошим — семи и тридцати дней траура, продолжал соблюдать заветы Торы — не брил бороду, не носил кожаной обуви, которую заменили резиновые шлёпанцы. Он стал отращивать пейсы, погрузился в талмуды и отгородился от остальных, пытаясь сохранить кусочек веры в мире, где для веры более не было места. Скорбь по внучке сделала его сухим, болезненным стариком, едва передвигающим ноги. Яэль поднялась, чтобы усадить его, мнущегося в дверях, словно разучившегося говорить.

— Папа, тебе что-нибудь нужно?

— Нет, дорогая, — он посмотрел на нее с какой-то блаженной улыбкой, однако Яэль все равно налила ему стакан воды. — Уж пора зажигать свечи, сегодня ведь шабат, — раздался его тихий голос, и дед, не заняв предложенного места, скрылся за дверью.

Присутствующие проводили его взглядами, полными сожаления. Яэль села обратно на кровать и отпила воды, налитой для отца. В глазах ее застыли слезы, но присутствующие не заметили их в полумраке аварийного освещения.

— Яэль, с ним все будет в порядке, — заверила Дана, понимая, что мать Ривки снова держит все в себе. — Мы за ним наблюдаем.

— Пойду, узнаю, что там с тоннелем, — сообщила молчаливая Ангела, не в силах выдерживать атмосферу скорби, наполнившей комнату.

— Спасибо за мятный чай, что вы принесли из Иерусалима, Ангела, — Яэль несмело улыбнулась, на что та только кивнула покидая комнату.

Закрыв дверь, Ангела выдохнула, понимая, как тяжело людям среди анкийцев. Семья Ребекки МакГрегор была подавлена, а дед и вовсе потихоньку сходил с ума. Ангела бы выпроводила их из академии, как лишний балласт, невзирая на помощь Яэль на кухне и даже в шуруппаке, где её медицинское образование пришлось весьма кстати. Джонатан же был совсем бесполезен — вольный художник, он никогда не держал в руках молоток и отвертку. Но в нынешнем мире не было места искусству.

— Они в порядке? — Александр появился из-за угла, тоже, вероятно, решив проведать родителей почившей жены.

Перед Ангелой возникла главная причина пребывания здесь семьи МакГрегор.

— Да, — коротко ответила она, не глядя ему в глаза, словно опасаясь чего-то.

— Ангела, посмотри на меня, — приказал он, и она подчинилась; взгляд ее холодный, как лед, был подобен острому кинжалу. — А у тебя? У тебя все хорошо?

Она вздрогнула, не ожидая подобного участия, и заглянула в его глаза за очками без диоптрий — так Александр считал, что меньше выделяется среди остальных. В очках и потертых джинсах, в мятой рубашке — таким она знала его несколько десятков лет назад.

— Почему вы спрашиваете, мой господин?

— Не надо делать это мне назло, Ангела, обращайся ко мне также, как до того, как узнала, что я нибируанец.

— И господин этого мира, — невозмутимо добавила она, отчего-то злясь.

— Более он мне не принадлежит, — напомнил он. — Почему ты злишься на меня? Мне кажется, эта злоба не связана с проигрышем в битве.

— В войне, — поправила она.

— Война не проиграна, покуда жив хоть один воин, готовый продолжать борьбу.

— У нас ничего нет, мы просто выживаем. Без армии, без средств. Нас совсем мало, оружия в академии недостаточно…

Александр нахмурился, не веря в то, что слышит.

— Никогда мне не казалось, что ты можешь сдаться. Кто угодно, но только не ты, Ангела, — он как-то тоскливо улыбнулся и пошел в сторону комнаты родителей Ребекки, так и не услышав ответа на свой вопрос.

— Александр, — окликнула она, прежде чем он открыл дверь, — нам нужно уходить из академии, нас скоро обнаружат. Может, воспользоваться подземными тоннелями под Иерусалимом, чтобы дойти до Негев?

— Да, более ждать нельзя, — согласился он, однако двери не открыл.

Внезапно взгляд Александра упал на коммуникатор, лицо его накрыла тень тревоги. Быстрым шагом он направился в сторону лифтов.

— В тоннеле посторонние, — коротко сообщил он Ангеле, и та поравнялась с ним на пути в командный центр, оборудованный в бывшем деканате…

* * *

— Доброе утро, Ваше Величество, как вам спалось? — фрейлина из числа свиты Инанны нажала на кнопку пульта, и тяжелые светонепроницаемые портьеры разъехались в стороны, пустив в королевские покои свет солнца. — Через час у вас завтрак с визирем Кеем и вашим отцом.

Инанна проморгалась и потерла глаза, сладко потянувшись.

— Есин, думала, что став царицей, я буду сама выбирать распорядок дня и когда мне просыпаться, — она улыбнулась миловидной девушке — младшей сестре мужа Эрешкигаль.

— Мы все на вас рассчитываем. На вас лежит великая ответственность по восстановлению городов, — напомнила Есин и поднесла царице халат. — Вам уже подготовили ванну.

Инанна поднялась и просунула руки в халат, запахнув его поверх тонкой сорочки.

— Что после завтрака?

— Вдовствующая царица наняла для вас учителя по экономике и политологии, она также настаивает и на уроках королевского этикета.

— Но я жила во дворце почти триста лет, я знаю, как себя вести.

— Однако не в качестве царицы, — подметила Есин и, открыв дверь в ванную, впустила в покои аромат сандала и апельсина. — Вдовствующая царица хочет быть уверена, что вы постигните все тонкости управления Нибиру.

— Этим занимается мой муж, я всего лишь помогаю ему с восстановлением города.

В целом, жизнь во дворце была Инанне по вкусу, вот уже месяц она не видела Нинурту, но он должен был прилететь сегодня вечером и остаться на несколько дней, чтобы решить кое-какие дела и исполнить супружеский долг. Инанна пыталась морально подготовиться к этой неотъемлемой части королевской жизни, но у нее всякий раз сводило челюсти, стоило вспомнить, как грубо Нинурта с ней обращался. Он дал ей месяц, чтобы привести мысли в порядок. И этот месяц подошел к концу.

Пока служанка сооружала на ее голове прическу, Инанна задумчиво глядела в свое отражение. Волосы отросли почти до плеч, и через каких-то пять-шесть месяцев они вновь обретут привычную длину, и ее снова будут называть золотоволосой. Дело было в бликах рыжины под ярким светом звезд, отчего порой казалось, будто волосы ее сияют золотом.

Инанна посмотрела на корону в руках фрейлины.

— Сегодня я ее не надену, она сильно стесняет мои движения.

— Но, царица, в Сунгаке вы обязаны ее носить. Это традиция.

— Мне казалось, в сокровищнице были небольшие диадемы.

— Они предназначены для принцесс.

— Значит, пора менять традиции, — Инанна встала с кресла и отправилась на выход, оставив Есин в некоем замешательстве.

В окружении слуг она пришла в назначенный час к завтраку, и мужчины, ожидавшие ее, встали, подождав, пока Инанна займет место.

— Доброе утро, — поприветствовала она, и только тогда присели Син и советник Кей — седой старик, пришедший на эту должность еще во времена правления Ану.

— Доброе утро, Ваше Величество, — практически синхронно сказали оба.

Они приступили к завтраку, обсуждая текущие дела, и чем глубже вникала Инанна, тем мрачнее становилась, понимая финансовые проблемы Нибиру, претерпевшей за пятьдесят лет две войны.

— …Возможно, стоит рассмотреть вариант сокращения финансирования строительных работ. К примеру, отложить восстановление памятников истории до лучших времен. Нам точно сейчас не до внешнего облика.

— Но, царица, наш народ не должен забывать своих предков.

— Если вы говорите о памятнике Алау, то я против. Он был кровожадным царем, и его фигура у фонтана в центре города только устрашает. А аллею славы ветви Ану можно восстановить и позднее. Главное, отстроить заново жилые дома и провести электричество. Наш народ не должен страдать из-за того, что мы недооценили проклятых анкийцев. Из-за их нападения нас будто откинуло в каменный век!

Инанна знала об анкийцах не слишком много, однако Нинхурсаг постаралась сделать так, чтобы она не выглядела неосведомленной. Прежняя царица провела с ней множество бесед, вводя в курс дел, ведь никто, кроме нее, Ито и Нинурты не знал о потери памяти.

— Царь идет! — раздался голос евнуха, и двустворчатые двери распахнулись, впуская правителя Нибиру.

Все встали, чтобы приветствовать его.

— Почему ты не в короне? — вместо приветствия бросил Нинурта, который, едва сойдя с шаттла, уже успел надеть свою и сменить летный костюм на царскую одежду.

— Я думала, что вы прилетите к вечеру, мой царь, — Инанна коротко поклонилась, проигнорировав его вопрос.

Она взглянула на отца, чьи кулаки оказались едва заметно напряжены. Похоже, Инанна не прогадала, понимая, что ему не слишком понравилось идея выдать замуж за сводного брата любимую дочурку. Надо будет аккуратно расспросить об этом позднее.

— Экмес, вели слугам принести столовые приборы для царя, — приказала Инанна стоявшей поодаль служанке, низко поклонившейся царю.

Нинурта присел на свободный стул, не став сгонять супругу с места во главе стола.

— Матушка сказала, что сейчас вы в поиске средств на отстройку городов.

— Царица предложила повременить с восстановлением памятников культурного и исторического наследия и сделать упор на жилые дома, — ввел его в курс разговора Син.

Нинурта выдержал паузу, глядя на нее, снова едва сдерживающуюся, чтобы не отвести встречный взгляд.

— Мы не можем лишить столицу подобающего облика. Экалати — символ силы и власти. Если город перестанет быть похож сам на себя, то народ в полной мере ощутит ту финансовую яму, в которую мы попали.

— У казны огромный долг перед кланами Ишидсур и Лахмаанар, — напомнил Син, отложив вилку и вытерев руки о салфетку. — Мы должны чем-то поступиться, чтобы они не тянули руки к трону.

— Осторожнее со словами, брат, — понизив голос, сказал Нинурта; у Инанны пропал аппетит от одного только его присутствия. — Как только мы наладим перевозку лесов с Земли, проблема жилья для населения будет решена.

— Дерево? — удивилась Инанна. — Дерево недолговечно. Вы думаете, жители не заметят, что вы отказались от их комфорта ради восстановления памятников культуры? Разве это разумно?

— Инанна, это временное жилье позволит нам отсрочить постройку нормальных домов, я не отхожу от основного плана.

— Эта временная мера может вызвать недовольство среди населения.

— Значит, их стоит убедить в том, что это делается для всеобщего блага, — упрямо гнул он свою линию, не замечая очевидного.

— Именно поэтому на площади четырех королей появится ваш памятник и будет он в разы больше остальных? Вы уже и так царь, и памятник не добавит вам величия, а только настроит нибируанцев против вас, — Инанна не сдержала сарказма, потому что и впрямь не понимала, как можно быть таким слепым к страданиям народа.

— Каждый царь, восходя на престол, ставит там памятник, и это нерушимая традиция.

— При всем моем уважении, мой царь, — неожиданно решил вступить советник, — царица права, это расточительство, которое может поднять среди ваших подданных волнения.

— Возможно, нам стоит применять дерево в государственных постройках, но жилые дома должны делаться из хороших материалов, — согласился и Син.

— Отец дело говорит. А давайте сделаем деревянным ваш памятник? — безобидно сыронизировала она, даже улыбнувшись, хотя, Нинурта точно знал, раньше бы она вложила в подобную фразу весь сарказм, на который была способна.

— Инанна, сейчас не время для шуток, — он подарил ей улыбку, намекающую, чтобы она заткнулась.

— А кто сказал, что я шучу?

Нинурта помрачнел. С каждым днем казна пустела, и из нее рекой утекали ниры, оставляя корону в долгах. В отстройку городов вложились все его кузены, братья и племянники, чтобы получить власть на Земле. Но были еще финансовые магнаты, от которых поступало основное финансирование, и их руки все крепче затягивали петлю на короне. Царствие Энлиля было недолгим и расточительным. И из-за этого теперь страдал Нинурта, ранее и отдаленно не представляя, в какую долговую яму сел его отец. Финансовые вливания в казну от кланов Ишидсур и Лахмаанар развязало им руки. Они наживались на кризисе, с дозволения царя обходя многие законы. Именно их продукция заполнила рынок, убрав конкурентов — отели, моллы, автомобили, фармацевтическая продукция — все это находилось теперь в их руках, чтобы они закрывали глаза на долги царской семьи.

— Я хочу съездить в Сахгалат, народу нужно участие царицы, и потом, глава клана Лахмаанар прислал приглашение на прием в честь своего пятисоттысячелетия… Мог бы и не праздновать в столь тяжелые времена, — задумчиво проговорила Инанна, назвав город, которому досталось больше всего. — Нибируанцы там ждут нашей помощи, они живут во временных жилищах или на улицах. Они потеряли все, и им нужна поддержка царской семьи.

— Вот об этом я и говорю, Инанна, — сказал Нинурта. — Первая партия древесины отправится именно туда. И это и впрямь хорошая идея оказать поддержку народу.

Нинурта покинул дворец после завтрака, отправившись в северную столицу — Цухал, чтобы обсудить с губернатором, какую помощь он может оказать, ведь Цухал практически не пострадал. Инанна, к вечеру выбившись из сил из-за постоянных переговоров и учебы, будто бы забыла о том, что скоро муж навестит ее. Вернувшись в свою спальню, она обнаружила множество подготовленных к ее ночи с царем свечей, а воздух был наполнен тонким ароматом роз, букет которых обнаружился на туалетном столике в спальне. Слуги застелили постель черным шелком и подвесили над кроватью оберег — янтарную подвеску с пчелой внутри, по древнему поверью помогающую женщине забеременеть. Конечно же, это была всего лишь безделушка, но нибируанцы свято чтили свои обряды. И даже в эпоху технологий сохранили все то, что было утрачено людьми на Земле в последние столетия.

Инанна неожиданно поперхнулась воздухом и, пошатнувшись, осела на пол.

— Царица, с вами все в порядке? Что случилось? — Сукхат, вторая фрейлина-мулатка, бросилась поднимать госпожу на ноги.

Инанна села на кровати, судорожно надавив на виски пальцами. Ее руки похолодели от внезапных воспоминаний о Земле. Она неожиданно для себя поняла, что помнит что-то такое удивительное, настолько отличающееся от традиций нибируанцев… Но нить воспоминаний оборвалась так же быстро, как и появилась. Единственное, что вынесла из внезапного всплеска Инанна — это то, что люди были совершенно другими. Она не могла этого объяснить. Она это просто знала.

— Царица, я должна позвать вдовствующую царицу или дворцового лекаря?

— Нет, все в порядке, я просто ужасно устала.

— Связано ли это с предстоящим визитом царя? — внимательная Сукхат, конечно же, заметила, как царицу трясет лишь от одного взгляда на мужа.

— Лишнее говоришь, — бросила Инанна, не глядя на нее. — Подготовь тот черный комплект, что царь привез мне с Земли.

— Да, Ваше Величество, — фрейлина с поклоном отошла и скрылась в гардеробной, оставив ее наедине с собой.

Инанна легла на подушки и закрыла глаза. Она все еще помнила то странное тепло от всплеска предыдущих воспоминаний о Мардуке. Воспоминания ее обрывались, приходили во снах, казались чередой бессвязных картинок и лишь изредка могли дать странные ощущения — яркие вспышки эмоций, кажущиеся несуразными. И это невероятное тепло по отношению к Мардуку пугало, но воспоминания все же восстанавливались — медленно, мало-помалу она все дальше продвигалась, желая поскорее раскрыть для себя их загадку. Нинхурсаг пичкала ее лекарствами для стимуляции работы мозга, однако вместо обещанных воспоминаний Инанна, напротив, перестала ощущать даже эмоции. Лекарства угнетали их.

Она не была дурой, но и бросаться с обвинениями на мать Нинурты не могла. Инанна продолжала делать вид, что принимает таблетки, но, конечно же, не делала этого. Когда Сукхат вернулась из гардеробной, неся в руках коробку белья с незнакомой надписью, Инанна попросила ее выйти, намереваясь переодеться самостоятельно.

Черное кружевное белье казалось совсем невесомым и мягким. В комплекте также были и чулки на подвязках — Нинурта, похоже, разбирался в таких вещах. Инанна, не понимая, зачем наряжается для него, вскрыла секретер, выудив оттуда бутылку бренди. Она нанесла темный макияж и прикрепила к волосам заколку в виде черного цветка, но затем сняла ее, зачем-то надев корону.

Нинурта вошел, обнаружив ее сидящей напротив зеркала с короной на голове. Прохлада вечернего ветра, врывающегося в распахнутые настежь двери балкона, была нипочем почти обнаженной девушке, но все же было заметно, что руки ее покрылись гусиной кожей.

— Мой царь, я думала, вы придете раньше, — проговорила она и попыталась улыбнуться, выпятив грудь вперед, томно глядя на него из отражения.

— Ты все-таки решила надеть корону, — усмехнулся он, сняв куртку и бросив ее на спинку свободного стула.

Инанна встала, но не обернулась к нему, словно демонстрируя прелести открывшегося сзади вида. Вряд ли подобное поведение супруги удивило бы еще несколько месяцев назад, однако сейчас это была другая женщина — женщина, которая боялась его как огня. Она встала и вытянулась на мысочках, демонстрируя красоту, которой щедро одарила ее природа. Но Нинурту трудно было ошеломить, ведь он знал любой изгиб ее тела, и знал, на что она была способна в постели. Инанна воистину была лучшей в мастерстве соблазнения мужчин — настолько же талантливой, насколько сумасшедшей. Однако сейчас в ней сидело дитя, которое он обидел в прошлом, и, признаться, сейчас она была еще опаснее, потому что Нинурта не знал, чего от нее ждать. Он подошел вплотную, стараясь отогнать от себя непрошеное чувство опасности, и по-хозяйски прижал ее к себе, обхватив бедра.

— Похоже, твои вкусы совсем не изменились, — глаза Инанны потемнели от осознания, что все повторялось вновь, только теперь Нинурта имел полное право обладать ею.

— В твоем голосе звучит усмешка, — он заключил ее грудь в ладони и прикоснулся губами к открытой шее.

— Расскажи мне, как я стала твоей царицей, неужели я была настолько жадной до власти, что готова была переступить через неприязнь? Между нами ведь никогда не было чувств, — констатировала она. — Есть некоторые воспоминания, которые сбивают меня с толку…

— Сегодня ты хочешь говорить о воспоминаниях, Инанна? Или попросту заговариваешь мне зубы? — его голос понизился, сделавшись чуть угрожающим. — Отбрось мысли, я обещал дать тебе месяц, и он закончился.

Она развернулась и присела на туалетный столик, раздвинув ноги, не собираясь отступать.

— Сложно принять то, что не помнишь. Но есть и то, что не дает мне покоя. И я надеюсь, что ты дашь мне ответ. Скажи мне, Нинурта, неужели я путалась с Мардуком?..

Он, сняв безрукавку, замер на месте, пытаясь понять, издевается ли она. Но нет, в серых глазах не было ни намека на ехидство, только лишь желание узнать ответ.

— Кто рассказал тебе об этом?.. — мрачно спросил он.

Инанна только покачала головой. В этом совершенно развратном комплекте белья она выглядела искусительницей, и она не отталкивала его, как месяц назад. Инанна была напугана потерей воспоминаний и собирала их обрывками эмоций.

— Я вспоминаю постепенно, но это слишком долгий процесс. Невзирая на то, что я едва ли могу вспомнить что-то хорошее, кроме того, что Мардук постоянно ругал меня за неподобающее поведение, у меня странное ощущение тепла из-за памяти о нем… Значит, я не ошибаюсь.

— Инанна, сейчас не самое лучшее время для подобных воспоминаний и разговоров, — с трудом сохраняя спокойствие, проговорил он, подцепив бретели ее лифа пальцами и потянув их вниз с плеч.

— Но никто не рассказывает мне о том, что происходило… — опустошенно сказала она и неожиданно обняла себя за плечи. — Словно происходило что-то из ряда вон выходящее…

— Сначала ты видела во мне угрозу, а теперь спасительную нить воспоминаний? — елейно спросил Нинурта. — Инанна, у тебя есть долг, разговор этот может подождать до завтрашнего утра.

Она посмотрела на него, едва скрывая неприязнь, скривившись от одного только его вида, словно у нее под носом устроили возню навозные мухи. Но потом Инанна будто бы расслабилась, что выглядело еще более неестественно.

— По крайней мере я получила ответ на свой вопрос, — она дотронулась до обнаженной груди Нинурты, покрытой редкой растительностью, пытаясь направить ощущения в нужное русло.

Пальцы ее были несмелыми и чуть подрагивали, но отнюдь не от желания. Нинурта никогда прежде не испытывал неудобств из-за того, что боится спугнуть женщину, тем более Инанну. Сейчас же она выглядела хрупкой, испуганной. Корона, весьма подходящая к комплекту белья, отнюдь не делала ее царицей. Ее долг в продолжении рода — именно то, чего она так боялась, и Нинурта неожиданно ощутил чуждые, непривычные эмоции — чувство вины. Он стал одной из первопричин чудовищных метаморфоз ее сознания. Возможно, именно Нинурта своими руками подтолкнул ее к кузену, вынудил вспыхнуть те чувства, появившиеся при странном стечении обстоятельств. Мардук, как настоящий мужчина, встал на ее защиту, превратился для нее в героя — героя, в которого Инанна влюбилась без оглядки.

Сложно было представить то, что она не помнила даже этого, но зато она вспоминала треклятые чувства к Мардуку. Стоило ли ждать проблем? Стоило ли рассказывать ей, что она сама творила, когда их отношения разладились? Нинурта не знал всей истории, но он знал одно — по решению царя Инанна должна была достаться младшему брату Мардука — Думузи… И Нинурта сам приложил к этому руку.

— Может, не будешь стоять, как истукан? — она поднялась со стола и, сняв корону, небрежно бросила ее в бархатную коробку.

Пытаясь вести себя раскованней, она будто и впрямь на миг стала той Инанной, которой была последние тысячи лет, но то был лишь фасад. Потянув супруга за руку в сторону спальни, она скрыла от себя самой всепоглощающее чувство страха перед его прикосновениями. Инанна всегда казалась умнее своих лет, и даже сейчас она нашла в себе силы перестать кукситься, понимая, что это всего лишь секс, который поможет ей зачать наследника.

Она усадила его на кровать, а сама села сверху, обхватив его оголенный торс в кольцо ног. Ее поцелуи в висок, спускающиеся ниже, казались совсем невинными, но набирали страсть, приближаясь к губам. Она довольно резко подняла его за подбородок и впилась в его губы поцелуем, в котором была заключена великая безысходность.

И когда Нинурта крепче сжал ее бедра, теснее прижав к себе, она даже подавила легкий вздох, откинув голову назад. Черный кружевной лиф был отброшен на пол. Нинхурсаг и Ито провели потрясающую работу над ней, на которой после того происшествия не осталось ни одного живого места. Теперь ее кожа казалась еще более прекрасной и, наверное, неестественно сияющей в мягком свете свечей. Ни одного изъяна, ни одного упоминания о том, что с ней случилось…

Инанна толкнула Нинурту, и когда он расслабленно лег, позволив ей взять дело в свои руки, ему на миг показалось, что это совсем другая женщина. Он не знал Инанну такой — нежной и кроткой, но в то же время страстной и настойчивой. Она всегда вела себя иначе — доводила до исступления своей жестокостью, кричала, желая боли. Но сейчас все было иначе… Она только лишь ласкала его, тихо постанывая, целовала, хотя он этого не ждал. Не помня себя прежней, она стала обычной девушкой, податливой и мягкой. Наложницы всегда старались удовлетворить своего господина, они и впрямь были воспитаны в поклонении ему и вели себя соответственно. Он будто бы забыл о том, какими могут быть незнакомки, по собственному желанию оказавшиеся в его постели и будто бы на миг забыл, как эта «незнакомка» его ненавидит.

Инанна не позволила быть сзади, сохраняя визуальный контакт, и Нинурта вспомнил, как когда-то он брал её точно племенную кобылу, не заботясь о ее чувствах. Кажется, тогда он попросту обезумел от желания обладать ею — самой красивой женщиной Земли и Нибиру, в разные времена олицетворявшей богинь красоты, плодородия и любви.

Нинурта крепко прижал ее к себе в последнем глухом стоне. Дыша, как загнанный зверь, он знал, что в такие моменты его сердце отбивает такой бешеный ритм, что Инанна наверняка чувствует это. Лежа под ним, она, напротив, будто бы не дыша, замерла. А потом Инанна просто поднялась и, захватив халат, вышла на балкон, выудив из секретера в гостиной бутылку бренди.

Во время действа Нинурта бы ни за что не подумал, что может быть ей противен настолько, что первой мыслью после после секса у нее будет напиться. Он ведь не был бесчувственным и, несомненно, знал, как доставить женщине удовольствие. Однако женщины не покидали его постель первыми, обычно уходил он.

Нинурта настолько устал, что отпустил все мысли, погрузившись в сон без сновидений, а когда проснулся, она была рядом, спала на краю кровати, отвернувшись и стараясь не касаться своего царя. Глядя на ее растрепанную макушку, он внезапно вспомнил о Ребекке, застреленной его рукой. Спасая мужа, она пошла на смерть, не дрогнув и не испугавшись. И как бы Нинурта ни старался игнорировать чувства, но ему было, несомненно, жаль эту девушку. Ребекка была сильной и верной своим идеалам, она подняла восстание, собрав анкийский флот за какие-то семь лет прямо у него под носом. Ужасное ощущение того, что женщина, лежащая с ним в одной постели, была теперь похожа на нее не только внешне, но и внутренне, обращало равнодушие к Инанне в нечто новое и незнакомое. Эта Инанна, как говорила Нинхурсаг, была солнцем Египта, а Ребекка — солнцем, освещающим всю Землю...

...Инанна повернулась к нему, почувствовав взгляд — ну, конечно же, она не спала. Как вообще можно уснуть в постели с врагом? Именно так считало ее сердце, хотя разум говорил об обратном. В конце концов, пересилив себя, она смогла заняться любовью со своим мужем вопреки ненависти, и это не оказалось чем-то отвратительным. Нинурта не был груб, как и обещал, напротив, в его прикосновениях даже была нежность — вероятно, невзирая на свое царственное положение, он отказался от подлости взять ее против ее воли. Неужели за эти пять тысяч лет их отношения изменились настолько, что и он перестал быть чудовищем? И Инанна сделала неожиданное, пытаясь понять, что же в самом деле происходило между ними за эти пять тысяч лет — она прильнула к нему и он распахнул объятия, повинуясь моменту.

— Теперь ты мне расскажешь о том, что действительно происходило пять тысяч лет назад? — спросила она, устроив на его груди голову.

— Нет, — коротко ответил он, не собираясь ничего объяснять. — Это не стоит твоего внимания. А теперь спи…

Нинурта услышал только как она недовольно выдохнула в ответ, но, повиновавшись, затихла, не став осыпать его вопросами. Он знал, что первым делом с утра навестит Нинхурсаг, чтобы сообщить о том, что Инанна начинает вспоминать то, что не нужно, и попросить о том, чтобы мать с этим что-то сделала… Нинурту не сильно волновал вопрос о том, вспомнит ли она Мардука или свое сумасшествие, хотя, несомненно, такая Инанна была ему более приятна и понятна. Она не должна была вспомнить, кто на самом деле убил Энлиля. Лишние свидетели ни к чему…

Древний Египет. 3554 г до н.э.

Слуги накрыли в саду столы. Тот, в честь кого и было устроено это празднование, приоделся и водрузил на голову цилиндрический головной убор просто невероятных размеров, над чем тихо хихикал Набу, стоя поодаль в обществе двоюродного брата и сына визиря — юноши с пронзительными умными глазами, что вернулся в Но-Амон после долгих двух лет служения наместнику Гелиополя — Тоту. Сарпанит и Нинхурсаг восхищались дарами гостя и щеголяли в новых платьях с синей тесьмой, окаймляющей подол по нынешней моде младшей столицы Египта. Инанна получила в дар не менее восхитительное платье нежного фиалкового цвета. Оно не было похоже на египетское, скорее, на нибируанское, однако никто в Малакате не принуждал ее придерживаться здешней моды. Инанна отказалась от тяжелых украшений и диадемы, предпочтя им невесомую подвеску в виде трилистника — незнакомого для местных растения. Она укрыла плечи и декольте прозрачной тканью палантина, но не потому что в Египте вечером иногда было прохладно — на плече ее все еще был заметен след синяка, от которого она не успела избавиться.

Сославшись на усталость в надежде избежать приема, она все же не смогла отказать Сарпанит, буквально вытащившей ее из покоев. Инанна, придя сюда, с облегчением обнаружила, что Нинурты нет. Не став расспрашивать, куда он запропастился, она наслаждалась его отсутствием целый час. Однако, будь он проклят, Нинурта все же решил почтить их своим присутствием. Бодрой походкой он подошел к Тоту, чтобы поприветствовать. Кажется, оба были довольно близкими друзьями — так показалось на первый взгляд. Вот только позднее, стоило Нинурте отвернуться и направиться в сторону Сарпанит, как взгляд Тота, острый, словно сотня копий, вонзился ему в спину.

С ненавистью глядя на Нинурту издали, Инанна старалась держаться от него как можно дальше. Мардук, как и ожидалось, ничего не сделал, хотя, конечно же, понял, откуда у нее на ногах столь характерные синяки. Инанна, вспоминая обе ночи с Нинуртой, содрогалась от омерзения. Как мог ее дядя, что играл с ней в детстве, оказаться настоящим ублюдком без моральных принципов? И некому защитить ее, потому что Нинхурсаг слишком любит сына, чтобы поверить в бредни юной девушки. Мардук и Набу ведут себя перед ним слишком тихо, остальные и вовсе побаиваиваются.

Инанна ненавидела их всех за то, что они бездействовали, за то, что многие попросту не были в курсе происходящего. Она до такой степени озлобилась, что отныне собралась держать кинжал под подушкой, опасаясь, что Нинурта не насытился двумя ночами с ней. Это животное купалось в ее боли и собственной вседозволенности. Будучи на грани, Инанна собралась сегодня же поговорить с Сарпанит, чтобы та организовала ей трансфер на Нибиру, оставаться в Египте Инанна более не собиралась.

Нинурта мазнул по ней своим сальным взглядом и незаметно подмигнул, заставив запаниковать. Кто знает, может, это был намек на предстоящую ночь. Если он осмелится прийти сегодня, то все, что его ожидает — это острие кинжала.

— Инанна, ты неважно выглядишь, — заметил Энки, появившись подле нее с бокалом вина. — Может, тебе прилечь?

— Да, пожалуй, стоит, — холодно отозвалась она. — Такие приемы происходят практически каждый день. Наверное, меня утомила эта праздная жизнь.

Энки нахмурился, удивившись резкости ее слов. Он только хотел дотронуться до ее спины ладонью, дабы предложить прогуляться, как Инанна отпрянула, как ошпаренная.

— Инанна, что случилось? — непонимающе спросил он, правильно расценив, что грубость ее — следствие некоего душевного волнения.

Она тотчас побледнела, хотя взгляд был направлен отнюдь не на Энки. Она смотрела на Мардука, он смеялся над какой-то шуткой Тота, и ее пробрала такая злоба, что губы Инанны превратились в тонкую линию. Как он может так равнодушно игнорировать то, что с ней происходит? Син и Нингаль, отдав дочь под ответственность фараона, наверняка были уверены, что в Но-Амоне она будет в безопасности.

— Ничего, простите, я и впрямь неважно себя чувствую, лучше я пойду, — невыразительно проговорила Инанна и, взяв кубок с вином, направилась в сторону Малаката, оставив Энки в легкой задумчивости.

Рит не заметила, что госпожа куда-то ушла, ведь она была слишком занята разговором с Маду.

— Инанна решила, что никто не заметил ее исчезновения, но как можно не обращать внимания на столь дивный цветок? Ее взгляд в твою сторону был полон невысказанных чувств, — глядя ей вслед, проговорил Тот, расплывшись в ехидной улыбке, ведь это была подколка в сторону Мардука. — Скажи, брат, как долго она останется здесь, в Египте? Сто? Двести лет? Царица ведь уже не молода, быть может, тебе стоит рассмотреть вариант женитьбы на равной себе? — он только сейчас решил медленно, точно придавая себе убедительности, повернуться и посмотреть на отчего-то бледного Мардука.

Если бы взглядом могли испепелять, то от словоохотливого гостя столицы не осталось бы и горстки золы.

— Выводы твои абсолютно расходятся с реальностью. Прошу более не поднимать темы, в которой ты неосведомлен, — прошипел Мардук. — Лучше помоги мне скрыться с торжества, — глядя на спешно покидающего гуляние Нинурту, сказал он и пробормотал совсем тихо: — Даже не пытается соблюсти хотя бы видимость приличий…

— Что, прости?.. — переспросил Тот, которого направили в сторону темной аллеи в обход дворца. — Куда мы идем? И почему ты хромаешь?

— Сделай одолжение, вернись на праздник в свою честь минут через пять, мне нужно отлучиться. Без лишних вопросов, Тот.

Но младший брат снова изобразил некое великое знание о ситуации в одной только улыбке и покачал головой.

— Беги, я прикрою тебя, — великодушно согласился Тот, и Мардук, не поблагодарив, скрылся между деревьями фикуса высотой в полтора этажа, ускользнув от назойливых слуг и жены, чтобы кратчайшим путем попасть в восточное крыло дворца, где располагались покои Инанны…

…Инанна же, немного успокоившись, оказалась в шуруппаке, чтобы излечиться от синяков. Болезненные ощущения смущали не столь сильно, нежели само наличие синяков, способное вызвать вопросы. Оказавшись возле капсулы, она остановилась, заприметив на полу едва различимые, но, несомненно, свежие капли крови. В ящике с использованным бельем обнаружилось окровавленное полотенце. Инанна подошла к капсуле, на ходу расстегивая платье, которое тряпкой упало к ее ногам. Устроившись внутри, она и тут заметила кровь — небольшой развод был на панели управления. Нужно будет сказать нибируанской страже, чтобы прибрались тут — они единственные, кроме царской семьи, кто допускался в шуруппак.

Включив капсулу, Инанна наконец спокойно вздохнула, следующие десять минут слушая лишь размеренный электрический шум. Почти невидимые глазу молнии жалили пораженные участки кожи, возвращая ей здоровый вид. Процедура закончилась быстро, однако Инанне удалось даже задремать — наверное, потому что сегодня ночью ей так и не довелось уснуть после того, как Нинурта ушел. Да и как уснуть после того, как над тобой столь подло надругались? Она — дочь будущего наследного принца, такое обращение просто немыслимо, даже если Нинурта любимчик ее деда! О, Великий Ану, она же не какая-то наложница! Какое унижение!

В очередной раз переварив эти мысли, Инанна выбралась из капсулы и перевела ее в спящий режим. Надев платье, она вышла из шуруппака, забыв там свой палантин. Только отойдя к лестницам, она легонько стукнула себя по лбу кулаком, сетуя на забывчивость, как внезапно кто-то дернул ее на себя и затащил за колонну, зажав ей рот ладонью, не позволив даже пискнуть. Холодок, пробежавший по спине, заставил Инанну отчаянно завертеться, так как сомнений не оставалось — это был Нинурта. Однако когда ее развернули к себе и прижали к стене, продолжая закрывать ей рот, Инанна только удивленно распахнула глаза. Перед ней оказался вовсе не тот, кого она ожидала увидеть.

— Тише, я не причиню тебе вреда, — прошептал Мардук, приложив палец к губам, но когда он, надеясь на ее благоразумие, убрал ладонь, она вскрикнула:

— Дядя, вы…

Ладонь тут же вернулась на место, и последние ее слова превратились в неразборчивое мычание.

— Замолчи…

— Хатор, я слышал твой голос, не прячься, — донесся голос Нинурты, и она задрожала всем телом, а в глазах ее отразился такой ужас, что у Мардука внезапно защемило сердце. — Не прячься, я хочу с тобой поговорить, — вот только тон его голоса наводил на мысли, что Нинурта затеял какую-то игру.

Инанна сглотнула, глядя на Мардука уже иначе — с мольбой о помощи, с такой безысходностью, и будто бы только сейчас до него дошло, что она испытывала по вине Нинурты. Пискнул электронный замок шуруппака, Нинурта скрылся внутри, и только тогда Мардук снова убрал ладонь.

— Идем, — тихо приказал он и, взяв ее за руку, потянул наверх по лестнице, однако, не дойдя до следующего пролета, Мардук остановился у статуи держащего факел Анубиса и отогнул в сторону его ухо.

Послышался механический звук, статуя въехала в стену, открыв тайный проход, в котором горели аварийные лампы. Инанна не удивилась подобным тайнам дворца, ее больше занимал тот факт, что Мардук прихрамывал на одну ногу, однако, идя за ним, она не издавала ни звука. Узкий коридор привел к не менее узкой винтовой лестнице. На стенах не было росписи — они были сделаны из металла, в отличие от всего дворца, построенного из каменных плит и известняка.

— Куда мы идем? — спросила Инанна, запыхавшись после не менее сорока ступеней вверх.

— Этот ход ведет в мои покои, — сообщил Мардук; к концу фразы его голос дрогнул, и Инанне показалось, что Мардук скривился от боли.

Он споткнулся на последней ступени у безликой стены, и ей пришлось удержать его от падения.

— Что с вами, вы ранены, дядя? — в ее душу прокрались некие подозрения, и Инанна внезапно заметила, что костяшки его пальцев разбиты.

— Все в порядке, — прорычал он.

Мардук потянул за рычаг в стене, и та провалилась внутрь, открыв взору комнату, которую Инанна прежде не видела. В помещении царил полумрак, разбавляемый лишь едва занимавшимся пламенем в огромной гранитной чаше в центре, по-видимому — основного освещения комнаты. Дым уходил вверх в дымоход, через который можно было увидеть звездное небо. У стены чуть поодаль стояла высокая кровать на позолоченных ножках, балдахин был откинут, открывая идеально ровно застеленный кроваво-красным бельем матрас. Мардук пошатнулся и прислонился к колонне, Инанна бросилась к нему, чтобы усадить в кресло возле каменной чаши.

— У вас кровь, дядя, — ахнула она, указав на пропитавшуюся на груди ткань. — Нужно вернуться обратно в шуруппак.

— Позже, — холодно сказал он, и в глазах его отразился гнев. — Принеси аптечку и обработай рану. Она под кроватью.

Инанна отшатнулась, будто боялась, что он собирается ее ударить.

— Аптечку, Инанна, — повторил он с небольшим нажимом.

Она только кивнула, не став напоминать, что лучше было бы пойти в шуруппак. Кроме кожаной котомки под кроватью ничего не было, и внутри действительно оказались бинты и дезинфицирующие средства. Быстро вытащив все необходимое, она обернулась к Мардуку, который безуспешно пытался снять окровавленную тунику. Инанна помогла ему, услышав в благодарность лишь недовольное бормотание и шипение. Криво заклеенная пластырем рана на его груди сильно кровоточила и наверняка открылась, пока они бежали по лестнице.

— О, Ану, почему вы сразу не пошли в шуруппак?! — Инанна, уверенно орудуя зажимом и тампоном стала обрабатывать рану, сняв испорченный пластырь с его груди. — Какое безрассудство!

Но он только кривился от боли, наблюдая за ее манипуляциями.

— А почему ты сразу не пошла ко мне? А, Инанна?

Она замерла с медицинским пистолетом в руках, в котором был останавливающий кровь и заживляющий раны гель. Серые глаза Инанны были полны сожаления, ведь она и не думала идти к нему за помощью. Инанна оставила вопрос без ответа, нанося на рану гель, который шипя, застывал, закрывая ее.

— Вам все равно нужно в шуруппак… — ее руки дрожали, хотя она не боялась вида крови. — Неужели вы бились из-за меня?

Удивляться было чему, ведь, как считала Инанна, вся семья Мардука и он сам ходили на цыпочках перед Нинуртой.

— А ты думала, я останусь в стороне? — он схватил ее за запястье, вынудив на прямой взгляд. — Я обещал Сину позаботиться о тебе. И я не могу позволить Нинурте так обращаться с тобой.

— У вас могут быть проблемы. Да и, похоже, досталось вам крепко.

— О, поверь, ему досталось не меньше, — словно хулиганистый мальчишка сообщил он, говоря о своей победе. — Только ему все же удалось подлечиться, а меня, как бы тебе сказать, заняли этим дурацким приемом, не дав даже рану как следует обработать.

— Так вот чья была кровь в шуруппаке… — разбитые в кровь костяшки пальцев вновь привлекли ее внимание; голос Инанны почти потух, ведь она ощутила чувство вины, ранее злясь на него и полагая, что Мардук просто закрыл глаза на то, что вытворял с ней Нинурта. — Вы не должны так рисковать из-за меня, ведь Энлиль скоро…

— Энлиль что? — сквозь зубы проговорил Мардук. — Погонит меня прочь с трона Египта? Что ж, мне и так недолго осталось. И, поверь, я уже терял куда большее, — сказал он, и Инанна, конечно же, знала, что он говорит о Лахму. — Но нет, я так просто не сдамся, я хочу отдать Египет Набу и его потомкам.

Именно Мардук построил военную базу и сделал Лахму перевалочным пунктом для транспортировки золота на Нибиру. Он спроектировал метеокольца, а потом по указу царя Нинурта получил Лахму в свое распоряжение, придя на все готовое. Мардук же лишь смиренно повиновался, затаив обиду.

Инанна приземлилась на пол, глядя на него снизу вверх. Она понимала, что его мечты несбыточны, ведь Египет у него уже почти отобрали. Он был просто посредником, исполнителем, который всегда отходил на задний план перед ветвью Энлиля.

Инанна впервые за все время, проведенное в Египте, посмотрела на дядю иначе. И в этом взгляде читалось глубокое уважение. Мардук был благородным и готовым бороться за свои идеи воином. Хотя нет, в первую очередь он все же был ученым, как и его отец. Один создал человечество, второй обеспечивал связь между тремя планетами. Да и метеокольца — воистину великое изобретение Мардука. Для маленькой Лахму они оказались спасением, поддерживая атмосферу в определенной точке планеты на комфортном для существования уровне. Работали метеокольца от солнечных батарей. К сожалению, данная технология была неприменима для огромной Нибиру, однако может быть, в будущем именно Мардук сможет избавить родную планету от необходимости использования атомарного золота. Вот только и тогда его заслуги будут отданы кому-то другому…

— Мне лучше уйти, — она поднялась на ноги и взяла влажную салфетку из коробки, чтобы убрать кровь, попавшую на руки.

— Он ведь придет к тебе…

Инанна поджала губы и опустила взгляд.

— Я перережу ему глотку, — неожиданно сорвавшимся голосом выпалила она, вновь обратив свой взгляд на него; глаза Инанны моментально наполнились слезами. — Я с ним справлюсь…

— Ты уже ненавидишь меня за бездействие, — каким-то образом догадался он. — Ты не должна прятаться. Завтра же ты…

— Я не ненавижу вас, дядя, но я не знаю, как найти на него управу. Я слаба тем, что я женщина, но когда мой отец станет наследным принцем…

— Инанна, ты же понимаешь, что этот титул будет лишь видимостью? Нинурта — старший сын Энлиля, и когда тот станет царем, то Син отойдет на задний план. Чтобы сохранить жизнь тебе, твоему брату и сестре, он затихнет.

Она только замолчала. Как дурочка надеясь на честность наследования, она со своей глупой верой отказывалась замечать очевидное. Мардук был прав, и это означало, что ей и ее семье грозила опасность…

— Переночуй здесь. Там, — он указал на дверь справа от кровати, — есть комната, куда Нинурта точно не доберется. Ночью ты поможешь мне дойти до шуруппака, — он встал, оперевшись о подлокотник, чуть пошатнулся, моментально побледнев, и сел обратно.

— Меня будет искать Рит, — сказала Инанна, помогая ему подняться и дойти до кровати.

— Я вызову начальника нибируанской стражи. Ему можно доверять. Он передаст послание, что с тобой все в порядке. Рит не станет тебя искать, рабам достаточно подобных сведений. И она не из тех, кто будет распространяться, что госпожа не ночует в своей комнате, — говорил он абсолютно серьезно, и Инанна только обессиленно выдохнула, повинуясь ситуации.

Дядя был очень бледен от потери крови. Она обязана была остаться, чтобы проследить за ним и отблагодарить за, возможно, спасение от новых домогательств Нинурты. Более того, это из-за нее Мардук полез в драку и пострадал. Рана на его груди, несомненно, была оставлена любимым кортиком Нинурты, с которым тот не расставался ни на минуту.

— Дядя, — Инанна устроилась в кресле, не намереваясь идти спать, да и было рано, — я думаю, вам стоит отправить послание моему отцу. Я хочу вернуться на Нибиру.

— Инанна, — он смотрел на нее уставшим обессиленным взглядом, — сейчас на Нибиру неспокойно. Я могу только предполагать, на что способны сторонники Нинурты. Син отослал тебя обратно на Землю под мою защиту именно поэтому. Здесь безопаснее.

Она только выпрямилась в кресле, схватившись за подлокотники.

— Как здесь может быть безопасно, когда здесь он? — чуть ли не крикнула она.

Мардук тронул свой коммуникатор и через секунду в покоях объявился страж. Мужчина с грубыми, резкими чертами лица и ястребиным взглядом даже не посмотрел в сторону Инанны, ведь его не касалось, что она делает в покоях фараона.

— Передай служанке Инанны, что с ней все в порядке, пусть не ищет. А также сообщи, когда Малакат уснет. Никого не пускай ко мне. Даже царицу.

— Господин, вы ранены? — глядя на испарину на его лбу, спросил страж, и Инанна, порывшись в саквояже, обнаружила блистер с обезболивающим.

— Все в порядке, обо мне есть кому позаботиться.

Инанна, наливавшая воду в кубок из глиняного сосуда, замерла. Она отчего-то ощутила досаду. Это из-за нее пострадал дядя. И ее теперь снедало чувство вины перед ним еще и за то, что ему пришлось взять на себя ответственность за ее жизнь. О, Великий Ану, что ожидает ее родителей? Что, если Нинурта отдаст приказ убить их, чтобы самому стать наследным принцем? Син всегда был дружен с Мардуком, но и самому Мардуку и его семье теперь может угрожать опасность из-за того, что он решил приютить дочь будущего наследного принца.

Картина мира для Инанны радикально изменилась. Еще полчаса назад она ненавидела его всей душой за бездействие, в памяти были все еще свежи воспоминания о несправедливости по отношению к Рит, что ответила за ошибку госпожи. Мардук всегда смотрел на нее свысока, укоряя за какие-то мелочи или же пытаясь воспитывать, сейчас же он казался другим — внимательным к ее проблемам, готовым защищать ее мужчиной.

Когда страж ушел, получив распоряжение, Инанна принесла дяде обезболивающее и осмелилась даже присесть на край кровати.

— Нинурта должен отбыть через пару месяцев.

— Мне что, теперь всегда занимать комнату рядом с вашей? — невольно вырвалось у нее, но затем Инанна сжалась в комок. — Простите, дядя, я знаю, что вы пытаетесь меня защитить.

— Как часто он навещал тебя? — задал он довольно личный вопрос, однако Инанна не собиралась впадать в истерику или смущаться подобного интереса.

— Он был дважды. Приходил ночью, — сообщила она через силу. — И сегодня, видимо, собирался прийти еще.

— Похоже, я только раззадорил его, — Мардук лежал с закрытыми глазами, удерживая себя от сна лишь силой воли.

Он почувствовал, когда она встала, и схватил за руку, распахнув глаза.

— Не уходи спать, или потом ты меня не разбудишь. Скоро Малакат уснет, мне нужно…

— В шуруппак, — закончила за него Инанна и кивнула, приземлившись обратно на кровать, хотя могла занять кресло.

Он отпустил ее руку, и неожиданно для себя Инанна инстинктивно положила ладонь на его прохладный лоб, убрав налипшие волосы. Он не стал никак это комментировать, лишь только старался держать глаза открытыми.

— Нинурта был прав, твоя красота и доброта преступны. И он первым попался на них. Словно мотылек угодил прямо в пламя.

— Похоже, из-за потери крови у вас помутилось сознание, — она несмело приподняла уголки губ, понимая, что он несет полную чушь, лишь бы не уснуть.

Он улыбнулся незнакомой, теплой улыбкой, и от этой улыбки ей и самой стало тепло настолько, что она почувствовала себя защищенной.

— Ану еще не подыскал тебе мужа?

— Нет, однако я и не тороплюсь выходить замуж.

— Вряд ли тебя спросят об этом, когда подберется достойная партия. Я думаю, Син уже вплотную занялся этим вопросом, ведь если ты выйдешь замуж, то перестанешь быть частью этой семьи. Это в какой-то степени убережет тебя от опасностей, связанных с наследованием титулов твоим отцом и Нинуртой.

Она задумчиво склонила голову, почувствовав себя невероятно уставшей. На часах в ее браслете было только около одиннадцати, а это означало, что еще минимум часа два придется ждать, пока дворец не погрузится в сон. Мало ли кого занесет в шуруппак.

— А что будет с вами, дядя?

— И все же, ты должна была прийти ко мне, Инанна, — оставив вопрос без ответа, сказал Мардук.

— Чего уж теперь говорить. Лучше бы, возможно, вы вообще не заметили. Теперь можете долго разгребать проблемы, связанные с этим. Нинурта непременно придумает, как отомстить за ваше вмешательство. Может, все же пойдем в шуруппак сейчас? — в очередной раз спросила она.

Инанна гладила его по голове как-то трогательно по-матерински, словно убаюкивала ребенка.

— Обезболивающее подействовало, со мной все будет хорошо, — твердо сказал он, однако, попытавшись сменить положение, издал непроизвольный хрип.

Инанна помогла ему принять сидячее положение, подложив под спину подушку. Чувство вины в ней возрастало с каждой секундой, стоило ей различить его обескровленные губы в свете пламени каминной чаши.

Так они и просидели еще полтора часа, разговаривая на разные темы — от ее учебы в Акнат и о жизни во дворце до того, что она думает о Египте. Мардук был удивлен, насколько она сведуща в вопросах медицины, хотя, несомненно, заметил с какой легкостью ей удалось элементарно обработать рану. Они отправились в шуруппак, и Инанна нервно ходила вокруг капсулы, грызя ногти, словно Мардук подвергся серьезной операции, а его ранение было несовместимо с жизнью.

Капсула могла даже возместить потерю крови, и Инанна настояла на этой процедуре, не позволив дяде покинуть ее после завершения заживления пореза и успевшей разрастись гематомы на бедре.

— Я не слишком люблю иголки, — возразил было Мардук, но замолчал, встретив ее строгий непреклонный взгляд.

Инанна ввела катетер в его вену, словно всю жизнь работала в шуруппаке медсестрой. Еще десять минут она с удовлетворением наблюдала, как розовеют его бледные губы, а зеленая даже под загаром кожа снова приобретает здоровый вид. Только проведя полную диагностику и убедившись, что с ним все в порядке, Инанна позволила ему вылезти

— А ты, оказывается, умеешь командовать, племянница, — он усмехнулся свесив ноги с капсулы.

— А вы подчиняться, — Инанна впервые за вечер улыбнулась.

Странно было ночевать в покоях фараона, пусть даже в другой комнате. Поутру Мардук пообещал провести ее тайным ходом в восточное крыло. Думая, что не уснет из-за смущающих обстоятельств и небольшой нервотрепки, Инанна провалилась в крепкий сон, не заметив, как наступило утро.

В комнате, видно когда-то использовавшейся, как детская для Набу, на полках стояли металлические фигурки божеств, а также египетских воинов. Инанна думала про себя, что Мардук жил счастливой семейной жизнью, невзирая на постоянный страх лишиться Египта. И пускай его царица постарела, и Набу никогда не переживет отца, Инанна отчего-то не сомневалась в том, что он успевал ценить моменты, дарованные им судьбой.

На какой-то миг Инанна даже позавидовала Сарпанит, что имела такого смелого и умного мужа. Мардук умел вертеться, поэтому именно ему, а не остальным его братьям, досталась честь построить базу на Лахму, а также управлять Египтом. Разбираясь в премудростях кибернетики и инженерии, он, похоже, не имел себе равных, отчего и заслужил благосклонность Ану.

* * *

Следующие дни были похожи на остальные, для Инанны они прошли в заботах помощи царице, готовящейся в очередной раз одарить бедных одеждой. Инанне нравилось работать руками, и самостоятельно сшитые для мужчин схенти и калазирисы для женщин выглядели очень достойно. Нинхурсаг покинула Землю, зачем-то понадобившись царю, поэтому для Сарпанит общество Инанны стало незаменимым.

Мужчины практически исчезли из дворца, уходя по утру и возвращаясь поздней ночью. Инанна не знала, что происходит на стройке пирамиды, но оба дяди, если их удавалось увидеть вечерами, приходили без ранений. Мардук поставил к покоям Инанны нибируанскую стражу, верную только ему и готовую сообщить в любой момент, если ей угрожает опасность.

Однако все равно было сложно почувствовать себя защищенной. Иногда Мардук смотрел на нее как-то странно, и она незаметно кивала, будто бы сообщая, что с ней все в порядке. Как-то их немой разговор заметил Набу и с удивлением посмотрел на отца, что-то для себя отметив.

Набу держался в стороне, но Инанна чувствовала, что он смотрит на неё исподтишка за ужином или из окна своей комнаты, когда она читает во внутреннем дворе, устроившись у фонтана. Принц был красивым юношей, но Инанна понимала, что ее к нему симпатия может навлечь беду на него и его отца.

И все же Набу однажды не сдержался. Коротая вечер с книгой, Инанна уединилась на веранде с подвесной деревянной софой, забравшись на нее с ногами. Ее излюбленное в последнее время место с видом на бескрайнюю пустыню, представляло собой пристройку ко дворцу на сваях-колоннах. В южной части дворца почему-то всегда было наиболее пустынно, и Инанна находила здесь успокоение. Уже месяц прошел с тех пор, как Нинурта наведывался к ней в комнату в последний раз. Может, ему наскучило с ней играть, а может, он все же увидел в своем поступке что-то непотребное, правда она в этом очень сомневалась.

— Мы не используем перед слугами фонарики, — раздался голос за спиной, и Инанна вздрогнула, уронив книгу и погасив карманный фонарик, привезенный с Нибиру.

— Именно поэтому я здесь одна, — ответила она, и Набу поднял книгу, приблизив ее к принесенному факелу.

— Лечебные отвары и способы их применения.

— Твой отец хочет, чтобы я занялась медициной Египта. Простейшие травы для этого подойдут, — пояснила Инанна, не понимая, что он здесь делает, а главное, почему без своего слуги.

— Что ж, тогда нужно наладить импорт трав, ведь здесь иссушенная неплодородная земля.

— Фараон сказал, что это не проблема. Впрочем, я не думаю, что от такой медицины будет много пользы.

— Тогда зачем вы это делаете? — Набу без приглашения сел на раскачивающуюся софу, вставив факел в подставку колонны.

Даже в таком неярком свете его глаза отливали изумрудом, и Инанна, завороженная ими, не могла отвести взгляд. Набу был мало похож на отца, но иногда в повороте головы или в линиях бровей и губ угадывалось некое сходство с Мардуком.

Неожиданно он коснулся ее ноги на софе, проведя пальцами вверх от ступни до колена. Инанна вздрогнула от таких прикосновений, и принц тут же убрал руку. По этикету он переходил все границы дозволенного, однако прикосновения его казались совсем невинными.

— Принц Набу, тебе не стоит находиться рядом, — сквозь силу проговорила она, свесив ноги и укрыв их подолом платья. — Если, конечно, не хочешь, чтобы фараон открутил голову нам обоим, а потом сослал меня в Эрех, — конечно кривила душой Инанна, зная, что Мардук не выпустит ее из Египта ради ее же безопасности.

Она поднялась, собираясь уйти, чтобы не накликать беду на них обоих. Скоро эта симпатия пройдет сама собой, стоит только подождать. Набу подскочил с софы и перегородил ей дорогу, встав вплотную. Неожиданно заключив ее лицо в ладони, он замер, ожидая разрешения на поцелуй.

— На запреты отца мне плевать, но если вы так волнуетесь, то никто не узнает, госпожа, — смело и глупо сказал он. — Я знаю, что не достоин вашей руки и что я для вас слишком низкого происхождения, но прошу, подарите мне несколько сотен лет счастья, как мой отец подарил их моей матери.

— Набу… — Инанна с тяжестью на сердце выдохнула, не зная что делать; она ожидала чего-то подобного, но не рассчитывала на такую смелость со стороны этого юноши, который, помимо прочего еще и являлся ей троюродным братом.

Он встрепенулся и неожиданно опустился на одно колено.

— Я в вашем полном распоряжении, госпожа.

— Набу, сейчас предложение руки и сердца — затея безумная. Не надо быть таким спонтанным, — Инанна прекрасно понимала, что он влюблен в нее только из-за ее красоты.

— Значит, вы отвергаете мои чувства? — отнюдь не удивленно спросил он, глядя на нее снизу вверх.

Инанна мягко коснулась его плеча. Его зеленые глаза имели на нее невероятное гипнотическое действие, но она не могла нарушить запретов дяди, тем более, сейчас, когда задолжала ему. И как бы Набу ни был ей симпатичен, она не была влюблена. После всего случившегося с Нинуртой ее как будто перестали занимать мужчины.

— Сопляк решился на отчаянный шаг? — раздался насмешливый голос из темноты, и Набу подскочил на ноги, закрыв собой Инанну.

— Это именно то, чего я и боялась, — как-то устало сообщила она. — Набу, тебе лучше уйти. Сейчас же.

— Слушай женщину, она дело говорит, — Нинурта вышел из темноты на свет факела, подойдя к ним вплотную. — Не думай, что она может тебе принадлежать. Верно, Инанна?

— Вы ведете себя недостойно, дядя, — в голосе Набу как будто зазвенела сталь.

— Набу, уйди сейчас же! — резко приказала Инанна, опасаясь, что ей придется держать ответ перед его отцом; она попыталась выйти вперед, но он удержал ее, не позволив.

Для Нинурты это было очередным развлечением, и, несомненно, попытки Набу стать защитником Инанны его забавляли и всерьез им не воспринимались. Нинурта одним резким движением лишь откинул субтильного юношу на каменный пол, словно тряпичную куклу. Набу не удалось встать, так как Нинурта всего лишь протянул руку в его сторону и несчастного принца придавило полу невидимой силой.

— Дядя, отпустите его, и мы спокойно поговорим.

— Ты предпочитаешь полукровку мне? — произнес он нечто, не имеющее смысла.

— Между мной и Набу ничего нет, как и между вами и мной, — уверенно произнесла Инанна; страх куда-то испарился, сделав ее опустошенной.

— Как вы можете вести себя подобным образом? Она же дочь вашего брата!

Когда Нинурта приблизился, чтобы заключить ее в объятия, она не двинулась с места, только отвернулась, с отвращением ощущая, как он грубо исследует ее шею поцелуями, крепко сжимая ягодицы. И все это происходило на глазах у Набу. Инанна лишь смиренно терпела, сжимая кулаки. Набу что-то говорил на египетском, обещая Нинурте все муки ада, но даже для Инанны его голос казался каким-то отдаленным.

— Неужели ты по мне не соскучилась? Именно поэтому ты улизнула от стражи, поставленной Мардуком? Или… — Нинурта изволил обратить внимание на Набу. — У вас и впрямь было тайное свидание?

— Не твоего ума дело, дядя, — огрызнулась она и попыталась вырваться, не в силах больше терпеть его прикосновения.

Каким-то неведомым способом Набу пересилил оказываемое на него давление и напал на Нинурту сзади. Все произошло в считанные секунды. Инанна оказалась на полу и уже наблюдала драку абсолютно неравных соперников. Набу был меньше отца и, уж тем более — крупного Нинурты, поэтому он быстро оказался впечатан в стенку и только болтал ногами, дергаясь в удушающем захвате за горло. Его держали над землей, словно невесомое соломенное чучело.

— Дядя, ты же задушишь его! — Инанна бросилась разрывать капкан из его рук на шее Набу, но ее способностей и сил явно не хватало.

Вены на висках Набу вздулись, лицо его стало красным. Он хрипел, пытаясь вдохнуть, но похоже, Нинурта только наслаждался его страданиями, однако, когда Набу почти отключился, он отпустил парня, и тот без сил рухнул на пол. Инанна тотчас закрыла его собой.

— Сейчас же уходи! — прошипела Инанна, держа голову едва сохранявшего сознание Набу на своих руках. — Ты можешь делать со мной все, что угодно, но не трогай Набу!

Брови Нинурты приподнялись.

— Хатор, — он плотоядно улыбнулся, облизав губы, — готова ли ты ответить за свои слова?

— Я приду к тебе после полуночи.

Нинурта победно усмехнулся и подошел ближе, присев на корточки возле них. Коснувшись щеки Инанны, его пальцы зарылись в ее волосы. Нинурта притянул ее к себе, впившись в ее губы грубым поцелуем.

— Ты принадлежишь мне, Хатор, — ему нравилось египетское имя, выбранное для Инанны народом. — Не думай, что можешь избегать меня. И Мардук тебе не поможет…

Затем он встал и ушел, уверенный, что она придет в его покои, великодушно позволив Инанне зализать раны этого полукровки.

Набу на ее руках постепенно стал приходить в сознание, он слабо улыбнулся, глядя на взволнованную госпожу, на коленях которой покоилась его голова.

— Лучшее, что можно видеть, пробуждаясь, — хрипло сказал он, не услышав последнего диалога Инанны и Нинурты.

— Набу, больше никогда не рискуй жизнью ради меня. Твой отец мне этого не простит…

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Нью-Бабили была полностью обесточена, не горели даже стрелки аварийного освещения, чтобы оказавшийся в тоннеле патруль не догадался, что академия обитаема. К главному въезду приближался бронированный внедорожник, и было совершенно очевидно, что внутри него сидят вооруженные до зубов бойцы. Александр, планируя воспользоваться численным преимуществом, намеревался пойти в контратаку, однако это означало, что Нью-Бабили придется покинуть как рассекреченное убежище. Он посмотрел на Бена, который с чрезвычайно красноречивым видом терпел помощь матери, возящейся с фиксирующим ремешком его каски.

— Бен, будь осторожен, — закончив и отступив в сторону сказала Ангела, позволяя сыну самостоятельно снарядить магазин патронами.

Облаченный в бронежилет и каску, он, как и десяток других анкийцев, выглядел пехотинцем, готовым идти в бой. Бен только пробубнил что-то о том, чтобы Ангела не волновалась, бросил короткий взгляд на Александра, оставшегося в командном пункте, кивнул ему и вышел вместе с остальными, освещая путь фонариком, закрепленным на его штурмовой винтовке. Почему-то Александр только сейчас понял, что он совсем неплохой парень, возможно, потому, что делить им было более нечего. Размышления внезапно переключились на старого друга Геба, оставшегося на флагмане для того, чтобы открыть им, крысам, бегущим с тонущего корабля, выходы на взлетные полосы. Геб сказал, что уже отжил свой век, однако потеря его была невосполнима, как и потеря многих других.

Анкийцы спустились на парковку, надев очки ночного видения, и рассредоточились среди машин, готовые внезапно напасть. Как и ожидалось, обесточенные ворота с легкостью поддались и были сняты со стопора. Джип, однако, остался в тоннеле, а оперативники, бесшумно ступая, точно тараканы рассыпались по парковке, где их встретила темень и тишина.

— Найти рубильник, — приказал некто на нибируанском языке, и двое отделились от группы.

Бен видел как один из них открыл трехмерную карту в своем коммуникаторе, и свет от проекции выловил из темноты чей-то брошенный пыльный мерседес…

…Александр смотрел камеры ночного видения. Тысячелетия должны были бы сделать его равнодушным к необходимым жертвам, однако он, словно улавливая общий фон, все же волновался за своих бойцов, ведь тех, кто все еще рвался к свободе, осталось не так уж и много. Секунда, и анкийцы напали, выбежав из укрытий. Картинка с камеры подернулась серией ярких вспышек, началась перестрелка. Ангела, ни жива ни мертва, вперила взгляд в мониторы. Словно мумия, она неподвижно стояла, наблюдая, пытаясь узнать в мечущихся фигурах сына.

— Бен, у них гранаты! — гаркнул Александр в рацию и сорвался с места, схватив бластер и очки ночного видения.

— Мардук, не смей! — крикнул ему в спину отец.

Всего секунда, и Ангела, увидев взрыв на мониторе, схватила лежавший среди другого оружия наган и, на ходу проверив барабан, выбежала за Александром.

— Ангела, куда вы? У вас всего семь патронов! — крикнула Летти; она осталась следить за мониторами вместе с Такедой.

Александр, в отличие от Летти, ничего не сказал, когда Ангела поравнялась с ним на лестнице. Он понимал, что она волновалась за сына и не могла оставаться в стороне. Взрыв на миг оглушил их, но, выглянув в щель двери на парковку, они, пригнувшись, выбежали и спрятались за седаном.

— В сторону, — тихо бросила Новак и выстрелила, едва Александр успел отклониться.

Пуля разворотила шею нибируанцу, заметившему, однако это не спасло их: выстрел оказался слишком громким и уже привлек ненужное внимание.

— Ты бы еще ракетницу взяла, — пробормотал Александр, и Ангела пожала плечами.

— Мне казалось, «спасибо» звучит иначе.

— Пригнись! — рявкнул Александр, и бластерный заряд метнулся во вражеского оперативника.

Они выбежали из-за автомобиля и присоединились к своим. Нибируанцев оставалось всего трое, анкийцев — пятнадцать. Двое из них были ранены и прятались за автомобилями. Анкийцы окружили врага и медленно смыкали кольцо. Перестрелка прекратилась.

Почти победой окончилась недолгая баталия, как вдруг один из нибируанцев достал снаряд, но активировать его не удалось. Точный выстрел из бластера раскроил ему затылок, и он упал лицом вперед. Следующие выстрел достал второго. Александр замер, как и остальные, ведь стрелявший был не из их числа. Отбросив бластер на пол, женщина из патруля в маске ночного видения подняла руки вверх.

— Мама, что вы с Александром здесь делаете? — шепнул Бен.

— Я сдаюсь, позвольте снять маску, — отвлекла его от волнения и ожидания ответа женщина.

— Такеда, включить свет, — скомандовал Александр, и темнота рассеялась, когда на парковке заработали уцелевшие лампы.

В поднявшийся от взрывов пыли анкийцы щурились, глядя на женщину, которая медленно потянулась к лицу и сняла маску через голову.

— Лейтенант О… — только выдохнула Ангела старое звание девушки, представшей перед ними.

Мин Чжи ухмыльнулась. Она, не опуская рук, все еще стояла под дулами пистолетов и бластеров. Все, кто знал, что она борсиппианка из клана Нинурты, перевели настороженные взгляды на Александра.

— Рада вас видеть, мисс Новак. Великий Анкиа, вы живы, — без особой радости произнесла Мин Чжи. — Нинурта будет просто счастлив. Не слишком хорошее вы выбрали укрытие.

— Кто знает, что ваш отряд поехал в Нью-Бабили? Почему вы пришли сюда? — спросил Бен; он, как и остальные, был несказанно удивлен, учитывая, что Мин Чжи находилась среди нибируанской стражи в их униформе, очень сильно напоминающей форму СС.

— С недавних пор я работаю в штабе ликвидации повстанцев с одной единственной целью — найти вас, — сообщила она ошеломительную новость. — Скоро сюда прибудет подкрепление, когда обнаружат, что отряд не вернулся. Вам нужно поторопиться и покинуть Нью-Бабили.

Ангела и Александр переглянулись.

— И ты думаешь, мы поверим тебе? — спросил Александр. — Ты всегда работала на министра Коскинена, и ни для кого не секрет, что ты борсиппианка.

— А еще я анкийка, и нибируанцы захватили и мой мир, — напомнила она немного раздраженно. — С тех пор, как война проиграна, я надеялась найти вас. И не только я одна. Многие из клана Коскинена и Ито, кто тайно поставлял информацию Ордену Шемеш, все еще ждут вашего возвращения. И мы готовы оказать вам любую помощь. Хендерсон, ты жива, — с неожиданной дружеской улыбкой сказала Мин Чжи, увидев вышедшую с лестницы Летти. — Мои соболезнования насчет твоего отца.

Летти поравнялась с Александром и Ангелой. Она слышала разговор по рации, что принесла с собой, однако и она не понимала истинных целей Мин Чжи, нагрянувшей, словно гром среди ясного неба.

— Мин Чжи, ты знаешь, как нам покинуть Иерусалим? — спросила Летти, выход из Нью-Бабили через затопленные части к Мертвому морю был невозможен.

— Думая, что выиграете войну, вы сделали Нью-Бабили бункером. Не знаю, какая удача вам сопутствовала и почему никто до сих пор не обнаружил, что вы здесь, но советую не терять времени и собраться в дорогу. У вас есть час, максимум два.

Рация Мин Чжи, прикрепленная к нагрудному карману, зашипела, и оттуда донесся голос. Из штаба на нибируанском спрашивали, все ли в порядке.

— Ответь, — приказал он, зная что, возможно, совершает ошибку; он направил на нее свой бластер, подойдя ближе.

— Господин, это ни к чему, — сказала она и, подтянув рацию, ответила: — Нью-Бабили, чисто.

Из рации донесся приказ возвращаться в штаб, и Мин Чжи вновь подняла руки, доказывая, что не собирается ни сдавать их, ни, уж тем более, нападать.

— Как мы можем верить тебе, если ты застрелила своих, когда мы уже одержали победу?

— Вас хотели взорвать, — она кивнула в сторону нибируанца, вокруг остатков головы которого разлилась лужа крови. — Я уже давно не отношу себя к борсиппианцам, господин. Ваше право — верить мне или нет. Вы можете застрелить меня прямо здесь, однако вы не знаете, как выбраться отсюда незамеченными, ведь вас, как я полагаю, довольно много.

— Стало быть, ты знаешь, как выбраться? — с не меньшим подозрением спросила Ангела. — Как ты узнала, что мы здесь?

— Я не знала. Штаб ликвидации повстанцев исследовал много мест штаб в разных уголках Земли. Все были уверены, что после битвы над Мертвыми морем Нью-Бабили затопило. Нибируанцы шли вслепую. А выйти из Иерусалима можно через тоннель Хасмонеев.

— Ты сама сказала, что нас много, Мин Чжи, — напомнил Бен, знавший Иерусалим, как свои пять пальцев. — Хасмонеев тоннель находится под Западной стеной. Как ты предлагаешь туда добраться? И неужели ее не охраняют?

Мин Чжи посмотрела на трупы стражников.

— Будете выходить небольшими группами. Людям еще дозволено верить в их богов. Стена плача открыта для них. Религию все еще используют для сдерживания.

— Нам придется идти на виду у всего города, — заметил Александр, осторожно касаясь сознания Мин Чжи, но оно было абсолютно непробиваемым, он не мог уловить ни малейших эмоций, которые подсказали бы, что в действительности она задумала.

— Среди нас есть люди, и весьма почтенного возраста, — напомнил Бен

— Люди? — холодно отозвалась она, хотя нет, в ее голосе даже промелькнула некая небрежность. — Вы держите у себя стариков? Не думаю, что это хорошая, идея брать их с собой. Однако меня более заботит наличие у вас чипов отслеживания. Любой нибируанец из патруля, несомненно, заинтересуется их отсутствием, а это сулит проблемы.

— Чипы — не проблема, — совершенно спокойно сказал Александр, в последнее время работавший именно над ними; он почему-то не побоялся говорить об этом, хотя к Мин Чжи не было доверия.

— Сочту это хорошей новостью, но может быть, все-таки опустите оружие?..

* * *

— Что конкретно она вспомнила? — насторожилась Нинхурсаг, глядя на нагрянувшего поутру сына. — Мы заблокировали все ее воспоминания, как мы с тобой и договорились, сын.

— Она не вспоминает, но строит догадки, и весьма точные, надо сказать, — Нинурта, отойдя от окна, присел на софу рядом с матерью, заключив ее ладони в свои. — Матушка, она догадалась о том, что между ней и Мардуком что-то было.

— Мозг — очень сложная вещь, — сын, — вздохнула Нинхурсаг. — Даже если мы и блокируем все ее воспоминания, то сложно будет избавиться от чувства дежавю или от ассоциативных воспоминаний. Мы, конечно же, можем увеличить дозу препаратов, но это вероятнее всего окажет негативное действие на нервную систему, и твоя супруга станет вялой и депрессивной. Или же, напротив, агрессивной. Может, ты все-таки расскажешь, что ты хочешь, чтобы она не вспоминала? — неожиданно задала мучивший ее вопрос Нинхурсаг.

Нинурта посмотрел на нее с кривой улыбкой. Нет, конечно же, он не собирался рассказывать о том, что произошло с Энлилем. Это разобьет матери сердце, а на него навечно ляжет клеймо цареубийцы. Пускай об этом поступке знает только он один… Но Нинурта помрачнел, осознав, что он вовсе не единственный.

Патрули нибируанского штаба ликвидации повстанцев неустанно обыскивали каждый уголок Земли. Воспользовавшись обрывом связи, Мардук не мог более нигде приземлиться, кроме как на планете, что считал своей. Лахму уж точно не подходит, ведь она слишком мала, а остальные ее части попросту непригодны для жизни. Царь Нибиру не мог позволить себе зависеть от его знания об истинных причинах гибели Энлиля, однако Мардуку бы никто не поверил, ведь именно его обвиняют в этом чудовищном преступлении. Убийство царя и было его планом.

— Вялая царица мне, конечно же, не нужна, — уклончиво ответил он, вновь увильнув от темы, однако Нинхурсаг смотрела на него едва ли не с осуждением, ведь она делала все только во имя его блага. — Матушка, я сделал нечто не слишком хорошее в прошлом по отношению к ней, что не хочу, чтобы она об этом вспоминала, — кривил душой он, ведь те события Инанна уже помнила, словно все происходило вчера. — Возможно, в том, что она слегка тронулась умом, виноват не один Мардук.

Нинурта решил, что вести размышления матери по этому пути до добра не доведет. Она догадывалась о том, что, вероятно, между кузенами произошел давний конфликт из-за Хатор, ведь, несомненно, она была и оставалась одной из самых прекрасных женщин, когда-либо появлявшихся на свет. Что удивительно, Ребекка МакГрегор на Земле столь же восхитительной не считалась. Там естественную красоту заменили кукольные личики, тонна макияжа, крашеные патлы или же весьма необычные короткие стрижки. Красота для землян была относительной, но на Нибиру идеалы оставались неизменными, и Инанна была воплощением самых сокровенных мечт и желаний любого нибируанца. Ночь с ней была наградой, но, как было известно, никто из ее любовников не удостаивался второго шанса. Кроме Нинурты, конечно. Ходили слухи, что она спала и с Ану, и с отцом Нинурты. Скажи ей об этом сейчас, Инанна бы лишилась чувств от клеветы в свой адрес…

* * *

Инанна проснулась в холодном поту, ее сердце выбивало чечетку, грудь неровно вздымалась. Отпустив Нинурту из своей постели, смирившись с необходимостью спать с ним, она получила новый удар воспоминаний об одной из ночей, и эта ночь была покрыта несмываемым позором. Ведь тогда Инанна сдалась, ведь тогда она попросту сломалась, ведь тогда она более не могла терпеть его грубой силы… А теперь была необходимость родить ему наследника.

Тогда Инанна мечтала заснуть и все забыть, но, пробудившись через пять тысяч лет, окунулась в еще больший кошмар.

Она потянулась к тумбочке за лекарствами, только они помогали ей спать и не видеть снов, но, в то же время, отказавшись от них, она могла вспомнить утраченную жизнь. Инанна хотела понять, почему все ее мысли крутятся возле одного-единственного мужчины — Мардука. Она хотела вспомнить, что влекло к нему, из-за чего, представляя его облик, сердце начинало трепетать. Пальцы так и не сомкнулись на блистере, Инанна отстранилась, думая про себя, что важнее вернуть память, утраченное светлое и сокровенное, перетерпев страх перед мрачными и жестокими воспоминаниями о Нинурте. Она понимала, что лекарства не помогут ей ничего вспомнить...

Набу и Сарпанит уже давно не было в живых, это огорчало, ведь воспоминания были настолько свежи, словно она видела их в последний раз только вчера. Скорбь по ним неминуемо поднималась из глубины души, затрагивая самые сокровенные ее струны. И что же стало с Мардуком? Инанна знала, что он убил Энлиля, однако с трудом могла поверить, что он способен на это. Она хотела, чтобы он остался живым, хотела увидеть его мудрые глаза, хотела почувствовать их теплый взгляд на себе. Трудно было не понимать природы этих, несомненно, глубоких чувств, и от этого становилось, возможно, еще больнее, нежели, чем от воспоминаний о Нинурте.

Служанка как всегда бесцеремонно раздвинула портьеры, как это случалось ежедневно, и Инанна вдруг подумала, что каждый ее день похож на предыдущий. Сообщив, что подготовила ванну и о том, что сегодня царицу ждет плановый медицинский осмотр, служанка отправилась ждать в соседнюю комнату. Инанна отказалась от помощи в надевании халата, попросив сначала подать завтрак, а уж потом сопроводить ее в ванну.

Лето Нибиру «переключили» на теплую, но дождливую весну, чтобы поддержать урожай. Инанна не торопилась в шуруппак, она старалась насладиться вкусным бодрящим напитком после неприятной ночи. Хорошо, что Нинурта ушел и не видел ее метаний по подушке. Могло на миг показаться, что он совершеннейшим образом против того, чтобы ее память восстановилась. Как и Нинхурсаг. Но для чего им это? Что они пытаются скрыть?..

* * *

— Сеанс гипноза? — озадаченно спросила Инанна, глядя в глаза слегка недовольной ее опозданием вдовствующей царицы. — Зачем?

Нинхурсаг посмотрела на нее с непониманием.

— Как зачем? Чтобы восполнить пробелы твоей памяти, Инанна, — наедине она продолжала обращаться к ней неформально. — Или ты не хочешь чего-то вспоминать?

Инанна сдержала порыв нахмуриться, ведь ее мысли о том, что Нинхурсаг и Нинурта не хотят возвращать ей воспоминания, шли вразрез с услышанным.

— Что ж, я доверяю вам в выборе способа их возвращения, ведь именно вас я должна благодарить за то, что все еще жива, — сказала Инанна именно то, что, в сущности, Нинхурсаг и хотела услышать. — Вы хотите провести первый сеанс сегодня? Через полчаса я должна вылетать в Сахгалат. Предлагаю перенести это на завтра, тем более, вечером, когда я вернусь, меня ждут кое-какие дела с царем, — практически прямолинейно напомнила она о своих супружеских обязанностях.

— Да, я думаю, стоит это перенести на время после того, как мой сын улетит на Землю.

Инанна покинула Нинхурсаг, не зная, что и думать, а главное, как избежать гипноза, ведь он, несомненно, не поможет ей ничего вспомнить, а, напротив, заблокирует воспоминания. Пока не представляя, к чему это ведет, Инанна вдруг осознала, что никогда прежде не придавала значения дворцовым интригам, по крайней мере в то время, что она помнила. Теперь же, оказавшись у руля высшей расы, словно на верхушке пищевой цепи, она ощущала, что вокруг нее одни лжецы, льстецы и интриганы. И даже ее любимая тетя Нинхурсаг...

Выходя во внутренний двор под огромным тентом, что держали слуги, она увидела Нинурту, стоявшего с визирем у трапа одного из шаттлов. Инанна не знала, куда он направлялся, да и не интересовалась вовсе. Они были чужими. Ей пришлось остановиться, чтобы склонить голову в легком поклоне, тогда как ее свита склонилась ниже.

— Мой царь, я отбываю в Сахгалат на встречу с главой клана, а еще, чтобы посмотреть, чем мы можем помочь жителям, — озвучила она и без того известные ему планы.

— Надеюсь, ваше путешествие, царица, увенчается успехом, — вежливо обратился он, ведь Инанна улетала, чтобы буквально взять новый долг у богатейшего клана.

— Благодарю за доверие, мой царь, — Инанна опустила взгляд, едва ли наслаждаясь тупыми традициями дворца и королевским этикетом; и с каких это пор монархия начала ее раздражать?

Взглянув на супруга в последний раз, она с удивлением обнаружила на его устах необычайно теплую улыбку, что, несомненно, сбила с толку. Она отправилась к своему шаттлу, взяв на борт лишь шестерых стражников, Сукхат и одну служанку, хотя в чертогах Лахмаанар наверняка ее бы обхаживали не меньше, чем во дворце. Пристегнувшись, Инанна посмотрела вперед в кабину пилотов, не отгороженную дверью на шаттле этой модели. Нинурта до последнего наблюдал за ней с улицы, пока трап шаттла не поднялся. И взгляд этот будто прожигал в Инанне дыру. О чем этот взгляд говорил, она не поняла, однако вновь испытала это чувство отвращения, ведь сегодня, когда она вернется, их ожидает еще одна ночь наедине, прежде чем Нинурта покинет Нибиру…

Разруха, встретившая Инанну в Сахгалате, заставляла леденеть в жилах кровь. Обломки истребителей все еще покоились на разрушенных домах в южной части города, от которой буквально камня на камне не осталось. Пыль слоями лежала, покрывая золото искореженных крыш и облицовки фасадов, редкие уцелевшие указатели улиц больше напоминали творения скульпторов-сюрреалистов. Площадь Моншохвабад, имени построившего первое здание архитектора, лежала в руинах. История города длиною в миллион лет, казалось, была стерта с лица планеты. И среди всего этого ужаса — простые нибируанцы — разгребающие завалы работяги в спецовках, а также волонтеры без формы.

Все это Инанна успела увидеть, заходя на посадку. Она сидела возле иллюминатора с тяжелым сердцем, ощущая вину перед мирными жителями за войну, которой даже не помнила. Зиккурат был практически цел, за исключением нескольких ангаров, в крышах которых зияли дыры. Мягко опустившись на шасси, шаттл по команде второго пилота переключил двигатели в наземный режим, и гул стал стихать. Когда трап открылся, Инанна отстегнулась, не позволив служанке ей помочь.

Сукхат подала корону, которая в последние дни все чаще казалась бременем, и Инанна, расправив платье и плащ в пол, защищавший ее от дождя, вышла, еще не зная, кто встречает ее у трапа.

— Царица Инанна, рады приветствовать вас, — улыбчивый мужчина средних лет низко поклонился, не скрывая восхищенной улыбки.

Его длинные светлые волосы были завязаны в хвост. Инанна уже видела главу клана Лахмаанар — Эльгиса — и смутно помнила его из воспоминаний, когда он прилетал на Землю в Бад-Тибира, однако в то время она была еще совсем юна. Позади него в таком же поклоне стояла дочь — Сешмуна, девушка с острым ледяным взглядом и тонкой талией. Она была настолько худа, что казалось, достаточно было воздушного шарика, чтобы оторвать ее от земли.

— Эльгис, слышала, что вы специально вернулись с Лахму раньше, чтобы оказать мне теплый прием, — Инанна улыбнулась. — Сешмуна, ты похорошела, — сообщила она заготовленную фразу, пуская пыль в глаза.

Несомненно, Сешмуну было не забыть, невзирая на свою невзрачность, белесые глаза и слишком хрупкое телосложение, именно эта девица порой становилась одной из конкуренток Инанны в академии Акнат. Девушки буквально поделили академию на два лагеря. Инанна была первой красавицей из царской семьи, а Сешмуна — наследницей клана Лахмаанар, богачкой без титулов, но с огромной властью в руках. И с ее семьей мечтали породниться многие кланы. Ее отец выглядел чуть младше Нинурты, он, в отличие от дочери, был плечист, высок и красив.

— Царица, что вы хотите сделать в первую очередь? Осмотреть город или же сразу же отправиться в наше поместье? Возможно, дорога вымотала вас?

— Эльгис, пожалуй, сначала необходимо закончить государственные дела, осмотреть округу и понять, сколько нам потребуется времени, чтобы восстановить город. Однако в первую очередь мне стоит поздравить вас с юбилеем. Пятьсот тысяч лет — великая дата для любого нибируанца.

— Не более, чем обычный день, — с легкой улыбкой сказал он, — однако вы правы, для нас это половина жизни и серьезный шаг к старости. Вы еще совсем юны и вас постигнет эта торжественная дата нескоро. Надеюсь, вы будете радовать нас своей красотой еще многие сотни тысяч лет.

— Время быстротечно, Эльгис, — с легкой усмешкой напомнила она.

— Вы правы, однако в вашем возрасте не стоит об этом задумываться. Что ж, — он указал на неимоверно длинный внедорожник-лимузин цвета слоновой кости, возле которого стоял водитель в черной униформе военного, — постараюсь показать вам город, вернее, то, что от него осталось.

— Общими усилиями мы скоро прекратим страдания народа, — уверенно заявила Инанна, рассчитывая на деньги клана…

…Инанна попросила остановить автомобиль у полуразрушенного здания все еще действующего шуруппака. Она обнаружила две машины, на которых были установлены огромные аккумуляторы, питаемые солнечной энергией, чтобы обеспечить шуруппак электричеством.

Царица вышла на улицу, привлекая внимание к себе и короне у нее на голове. Простые жители, что были поблизости, замерли в едином порыве и склонили головы. О чем они думали? Они должны были винить царскую семью за лишения, которые им теперь приходилось терпеть.

Инанна видела девушку, на вид ее ровесницу, что, не заметив ее, продолжала ковыряться в груде мусора. Ее длинная порванная на стыке рукава и плеча рубашка едва прикрывала тонкие ноги в пятнах грязи. Сердцем Инанны завладела жалость, ведь девушка искала в мусоре еду.

— Эй, девица! — бросил стражник, выросший рядом с Инанной.

Девушка не обернулась, продолжая заниматься своим делом. Инанна, подняв ладонь, остановила стражу, собравшуюся окликнуть ту еще раз, наверняка напомнив, что к ней обращается сама царица.

— Ваше Высочество, что вы делаете? — спросил Эльгис, выйдя из машины.

Инанна подошла ближе и тронула девушку за плечо. Когда та обернулась, то стало ясно, что в ее ушах наушники, из которых доносился тихий скрежет быстрой песни, мелодии которой не удалось распознать. По мере осознания, кто перед ней, девушка вздрогнула, шире распахнув темные глаза. Инанна и сама невольно замерла, встретившись с ее взглядом, как будто напомнившим ей что-то. У девушки была небольшая родинка над губой, также ставшая причиной всплеска необъяснимых воспоминаний. Быть может, Инанна встречала ее раньше?

Девушка, конечно же, узнала ее. Любой знал, как выглядит царица Нибиру, также корона на голове Инанны не давала повода думать иначе.

— Ваше Величество! — девушка, словно ослабев, упала на колени, не боясь пораниться.

Она, конечно же, не знала что сказать, онемев от неожиданности. Неаккуратный пучок спутанных каштановых волос на ее макушке будто бы доказывал, что положение ее совсем бедственное.

— Как тебя зовут?

— Танашири, — ответила девушка негромко.

— Танашири, где ты живешь? — невольно спросила Инанна, не понимая, зачем обратила на нее внимание.

В ответ раздалось лишь молчание.

— Отвечай, когда к тебе обращается царица! — рявкнул охранник.

— Нигде, Ваше Величество. Мои родители погибли в Ресети-Ири. Я была здесь по работе, когда началось анкийское наступление, — заплетающимся языком проговорила она.

— У тебя странный акцент, Танашири, — задумчиво проговорила Инанна, сощурившись. — Он насирийский?

— Я провела детство в Насири-Ири, — тут же подтвердила она, не поднимая взгляда.

Насири-ири был закрытым городом, далеким от технологий. Нибируанцы там жили, словно в древние времена, отказываясь ото всех благ цивилизации. Они возделывали землю при помощи лошадей и не использовали деньги, обмениваясь товарами. Их называли отшельниками, но каждый видел в них нечто возвышенное, сильное и светлое. Однако теперь этого города не существовало. Его стерла с лица планеты война с анкийцами.

— Поднимись. Как давно ты не ела? — спросила Инанна, сняв плащ, который набросила на худые плечи голодающей девушки.

— Пару дней, Ваше Высочество, — опустив взгляд, тихо ответила она.

— Эльгис, найдется ли для нее место в вашем лимузине? — не оборачиваясь, спросила Инанна.

— Царица, вы хотите взять ее с собой? — удивилась Сукхат, подойдя ближе.

Но Инанна не ответила, она почему-то чувствовала, что должна помочь этой нищенке, что сильно кого-то напоминала. В глазах той появился неожиданный страх.

— Ваше Величество, я не достойна вашего общества и даже этого, — она взглянула на плащ.

— Я пока не могу помочь всем, но ведь тебе некуда идти, — напомнила Инанна; взгляд ее неожиданно упал на землю, где валялась обожженная рекламная листовка, на которой женщина с ярким макияжем и идеальной укладкой рекламировала косметику для ухода за кожей под маркой Танашири. — Не спорь, просто садись в машину.

— С вашего позволения, но что вы собрались с ней делать? — спросила Сешмуна, которой пришлось брезгливо подвинуться, чтобы уступить нищенке место.

— Не будем говорить в третьем лице о Танашири, — глаза Инанны сделались строгими, но затем ее взгляд, уже обращенный на девушку, смягчился, хотя подозрения, конечно же не покидали ее. — Полагаю, двух фрейлин мне недостаточно. Хочешь жить во дворце?

— Царица, вы не можете просто так нанимать новых фрейлин, тем более не из знати! — переполошилась Сукхат. — И потом, подбором вашей свиты занимается вдовствующая царица.

— Сукхат, — рявкнула Инанна, в то время как остальные притихли, — впредь ты будешь высказывать свое мнение только после моего разрешения. Если я сказала, что мне нужна еще одна фрейлина, то так тому и быть. Я — царица. Итак, Танашири, хочешь ли ты стать фрейлиной?

Почему в глазах этой девушки был такой страх? Инанне на миг показалось, что эти ее эмоции остальные сочли проявлением некоего раболепия перед царственной особой, однако что-то тут было не так. Она была практически на взводе, о чем свидетельствовали подрагивающие пальцы и слишком частое моргание.

Когда они доехали до поместья клана Лахмаанар, Инанна велела служанке найти Танашири подобающую одежду, привести в порядок и накормить. Через час должны были прибыть ближайшее родственники Эльгиса, Сешмуны и даже младшая дочь Эльгиса — Селина из академии на горе Акнат. Эльгис и Сешмуна, не считая слуг, проживали в одиночестве в современном особняке, сделанном из металла и стекла. Хрустальный дом — так называлось их пристанище, по счастливой случайности не пострадавшее в ходе бомбардировки из-за своей удаленности от центра города.

Инанна должна была провести здесь еще несколько часов, прежде чем вернуться в столицу. Она все время думала об этой девушке, с которой непременно стоило поговорить наедине. Та почему-то боялась Инанны, возможно, она знала нечто такое из ее прошлого, что заставляло ее трястись лишь от одного взгляда на царицу. Не стоило игнорировать нибируанское чутье.

— Вас ожидает господин Эльгис, Ваше Величество, — напомнила Сукхат, так как Инанна слишком глубоко ушла в свои мысли, глядя в отражение в зеркале.

— Да, нужно закончить дела, — согласилась она и, придирчиво оглядев себя, вышла из лучших гостевых покоев особняка, выделенных царице на время пребывания.

Интерьер этого дома мало чем напоминал дворец, скорее, космический корабль из-за обилия гладких металлических поверхностей. Практически вся мебель и впрямь была сделана из металла, а стеллажи под книги — из темного стекла. По дороге к кабинету Инанне попался бионик-уборщик, драящий пол до блеска. Более всего удивляли изогнутые непонятно что изображающие предметы декора — свисающие с потолка стеклянные сталактиты. Но их назначение вскоре прояснилось. Это были лампы, в темных, далеких от света коридорах ярко освещавшие помещения без окон.

Кабинет Эльгиса не выделялся из общего интерьера. Помещение было наполнено дневным светом из-за панорамного окна во всю стену.

— Ваш дом — произведение искусства, — одарила главу клана заслуженным комплиментом Инанна.

Он ответил необъяснимой подозрительной улыбкой. Эльгис поднялся на ноги и обошел стол, чуть задев поднос с чаем, лязгнувший чашками. Оказавшись сзади, он положил ладони на плечи Инанны.

— Дорогая, в прошлый раз ты обозвала мое жилище безвкусицей, — фамильярно обратился он. — Или твой собственный вкус изменился?

Инанна напряглась, не понимая, что движет им, и что позволяет ему вести себя столь фривольно. Она подскочила на ноги и обернулась, встретившись с взглядом полных жажды голубых глаз. Эльгис обошел кресло и заключил ее ладони в свои. Он медленно и нежно целовал ее руки, вводя в еще больший ступор.

— Я скучал по тебе, Инанна, — заявил он совершенно ошарашившую ее новость. — Рад, что ты выжила. Тебе не стоило лезть в пламя.

А она смотрела на него, непонимающе моргая.

— Давно я тебя не навещала, — согласилась она, не давая ему повода думать, что ничего не помнит.

И тогда он встал вплотную, обняв ее и оглядев, словно любимую, что и не чаял увидеть.

— Я был прав, корона пойдет тебе. Теперь ты царица, Инанна, как ты и хотела. Ты уверена, что хочешь вернуться в Экалати сегодня вечером? — он осторожно снял корону с ее головы и, отложив на стол, зарылся в волосы Инанны пальцами. — Не хочу тебя отпускать.

Эльгис, поддавшись возбуждению, стал покрывать ее шею поцелуями. Инанна не знала что делать, она не помнила его, тем более, в качестве любовника. Однако его речи и поведение заставляло ее терпеливо ждать, ведь Эльгис мог рассказать ей что-то о ее прошлом.

— Ты ведь знаешь, что я приехала не просто так, а по государственным делам, — сглотнув, сказала она, стараясь придать голосу уверенности.

— Деньги подождут, а вот я ждал слишком долго, — он добрался до ее губ грубым, властным поцелуем, на который Инанна смогла ответить через силу. — Как долго я желал, чтобы ты приехала, — Эльгис поднял ее на руки и усадил на стол, раздвинув ноги. — Моя царица, моя прекрасная женщина, ты разжигаешь во мне пламя.

Только сейчас он заметил, что Инанна находится в замешательстве. Она смотрела на него как-то странно, словно не узнавая.

— Теперь я супруга царя, — сказала она, думая, что, вероятно, это ослабит его настойчивость.

Чувствуя, как он возбужден, Инанна решала для себя, стоило ли позволять Эльгису вести себя подобным образом. Она его не помнила, но они, кажется, были весьма близки в ее позабытом прошлом.

— Не забывай, кто помог тебе ею стать, — неожиданно заявил Эльгис, а в глазах его блеснула сталь.

Клан Лахмаанар помог ей стать женой Нинурты? Как?.. Инанна постаралась улыбнуться, переводя все в шутку. Она коснулась его щеки тыльной стороной ладони и прижалась теснее.

— Никогда не забывала, — прошептала она, двигая бедрами, что заставляло Эльгиса глухо постанывать и не позволяло замечать ее очевидно странного поведения.

— Вместе мы сможем управлять этой планетой, но помни о нашей договоренности. Клан Ишидсур должен отойти на второй план. Мне нужен рынок переработки атомарного золота.

— Он и так на треть принадлежит тебе, — Инанна коварно ухмыльнулась, стараясь скрыть панику.

— Я слишком жаден, чтобы делить его с Ишидсурами и короной, дорогая, — он позволил укусить себя за губу, из-за чего его дыхание стало еще более прерывистым. — Нинурта должен отдать мне долю Ишидсур, таков был уговор, когда я согласился помочь тебе стать царицей. Или ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, каким образом умерла Гулла? А может, о том, кто помог Энки подготовить наступление анкийцев, чтобы вы с Нинуртой убили Энлиля?

Инанна едва сохранила самообладание. Она почти дрожала, не в силах принимать такие вести. Они с Нинуртой убили царя? Великий Ану, это она причастна к вторжению анкийцев на Нибиру? Как же такое возможно? Что за абсурд?!

— На тебе лица нет, Инанна, — не смог не заметить Эльгис. — Словно я сказал что-то не то…

— Все в порядке, просто в последнее время на меня многое навалилось, — неопределенно отозвалась она, чувствуя, как сердце ее пропускает удары.

Неожиданно Эльгис отступил и, сложив руки на груди, вернул ей мрачный взгляд.

— Инанна, ты ведешь себя так, будто мы не знакомы, — меж светлых бровей Эльгиса залегла глубокая складка. — В чем дело? Ты решила кинуть меня?

— Ни в коем случае, просто не все так быстро. Корона сейчас пытается свести концы с концами, чтобы вернуть нибируанцам их прежнюю жизнь.

— Ты знаешь, что я готов помочь. Как мы и договорились, я дам деньги на восстановление городов, а также на восстановление шахт и заводов Земли. Более того, в перспективе можно открыть завод на Лахму. Именно за этим я туда и летал, — очевидно лукавил он, наверняка выискивая сведения о вооружении Нинурты на Лахму. — Надеюсь, что ты склонишь царя на мою сторону. Клан Ишидсур должен уйти с дороги.

Все так или иначе тянули руки к престолу, и Эльгис не был исключением. Инанна сейчас вряд ли могла переварить неожиданно открывшуюся информацию о заговоре, думая о том, что же заставило ее стать соучастницей убийства собственного деда. Неужели она и впрямь виновата в войне? Нинурта убеждал ее, что это Мардук убил Энлиля. Так получается, это все грязная ложь? И именно это он пытается скрыть, заставляя Нинхурсаг пичкать ее препаратами, блокирующими память? Замешана ли в этом и сама вдова предыдущего царя?..

Древний Египет. 3554 г до н.э.

Рит в беспокойстве металась возле двери в пустынном ночном Малакате. Она была не вправе вмешиваться в дела богов, но правильно расценила неожиданный визит госпожи Инанны в покои Нинурты. Оставленная снаружи, она измеряла шагами широкие двустворчатые двери, ходя между неподвижными нибируанскими стражниками, застывшими в дозоре словно изваяния. Они были безразличны к человеческим слугам дворца и тоже никогда не вмешивались в происходящее, поэтому Рит было проще считать, что она одна.

Госпожа Инанна выглядела весьма мрачной, когда выходила из своих покоев. Рит была обязана сопровождать ее, куда бы та ни направлялась. Бывали случаи, когда Инанна сбегала от ее назойливого общества, и за это Рит получала хорошую трепку от фрейлины и кузины царицы Банафрит, управляющей ведомством слуг. Из-за этого Рит недавно переселили в небольшую комнату возле покоев ее госпожи. Сегодня же Инанне улизнуть тайком не удалось, не считая того, что стража, приставленная фараоном, оказалась в неведении. Рит, наученная просыпаться от каждого шороха, вскочила со своей кровати в соседней келье, услышав ее шаги к потайной двери, о существовании которой Рит уже давно догадывалась.

Стало быть, теперь были ясны причины периодических исчезновений Инанны из поля зрения Рит — она была любовницей своего же дяди. Рит не имела права голоса и никогда не высказывала свои мысли вслух, однако она всей душой привязалась к своей госпоже и была не в силах не переживать за нее, ведь было ясно и дураку, что подобная участь Инанну не устраивает. Инанна тепло относилась к слугам, практически принимая тех за равных себе и почти никогда не укоряла. Она была особой самостоятельной и поначалу даже отказывалась от помощи в облачении и принятии ванны.

Из-за тяжелых дверей и толстых известняковых стен не было возможности что-либо услышать, но Рит, тем не менее, слышались вздохи. Фантазия служанки также рисовала и картину происходящего, заставляя переживать еще сильнее. И волнение это достигло апогея, когда дверь со скрежетом приоткрылась и оттуда, абсолютно обнаженная и влажная от пота, вышла Инанна. Расфокусированным взглядом она смотрела перед собой, едва ли что-то видя. Рит замерла, не в силах сдержать жалости. Почему Инанна пошла к Нинурте, ведь очевидно, он совсем не приходился ей по вкусу? Более того, Рит часто замечала, что она избегает встреч с ним.

— Госпожа, что вы… — лишь вымолвила Рит и бросилась к ней, пытаясь выискать взглядом хоть что-то, что могло бы скрыть ее наготу и позор.

На руках ее и ягодицах краснели следы, оставленные грубыми руками Нинурты, а на животе отчетливо блестел развод его семени. Он выбежал следом из своих покоев, горланя что-то на божественном языке и запахивая свою ночную безрукавку, надетую поверх схенти. Но смелая служанка перегородила ему дорогу, выставив перед собой руки. Рит будто бы и не осознавала, что лучше не встревать, потому что ее просто откинули на каменный пол, не слушая мольбы оставить Инанну в покое.

Нинурта попытался схватить госпожу за руку, но Инанна отскочила в сторону, выкрикнув что-то. Лицо ее сделалось озлобленными, с уст срывались незнакомые Рит слова, которые наверняка означали страшные проклятия. Нинурта пребывал в ярости, однако с крика он перешел на тихий шепот, понимая, что лишние зеваки им не нужны.

— Инанна… — только донеслось издали от лестничного пролета.

Принц Набу, замерев на месте, смотрел на обнаженную богиню, не в силах отвести взгляд и вымолвить что-то еще, кроме ее имени. Однако действия Нинурты по отношению к Инанне подействовали, как пощечина. Нинурте удалось схватить вырывающуюся девушку и прижать к себе. Она верещала, словно ее резали заживо. Набу бросился на Нинурту с кулаками, не жалея сил и не думая о последствиях.

Удар, еще удар, но получивший под дых и по лицу принц будто и не замечал боли и крови, моментально хлынувшей из его рта. Он набрасывался на Нинурту, словно дикий зверь, словно гиена на льва, пытавшегося отобрать ее добычу. Рит, вскочив на ноги, побежала за помощью, ведь нибируанская стража и не думала вмешиваться, оба стражника служили Нинурте, ожидая, когда он отдаст приказ остановить принца Египта. И было в этом равнодушии нечто отвратительное, столь же отвратительное, как и ухмылка Нинурты, играючи отбивавшегося от Набу.

Знаком свыше было встретить пролетом ниже самого фараона, по-видимому, направлявшегося в свои покои из части дворца, принадлежавший царице. Рит бросилась ему в ноги, умоляя поспешить на помощь. Стража грубо схватила ее, ведь подобное поведение в стенах дворца было немыслимо. Однако Мардук, осознав, что произошло неладное, тотчас приказал отпустить служанку, которая сбивчиво поведала о происходящем.

— Стража, за мной! — едва разобрав из ее слов, что это как-то связано Инанной, скомандовал Мардук и бросился по лестнице вверх, совершенно забыв, что Его Величеству негоже перемещаться по своим владениям с такой скоростью.

Ему хватило всего секунды, чтобы, увидев, как кузен избивает его сына, ринуться на соперника с голыми руками. Стража Нинурты попыталась перегородить ему дорогу, но попала в схватку со стражей Мардука, который сначала даже не заметил абсолютно обнаженной Инанны, стоявшей у дверей с отрешенным видом, словно ее скосил недуг слабоумия. Один лишь взгляд на нее, и Мардук пропустил удар, доставшийся челюсти. Не оставалось сомнений о причинах схватки сына с Нинуртой, Набу наверняка решил смело заступиться за нее. Мардуку каким-то невероятным образом удалось сбить Нинурту с ног подсечкой, и теперь, наполненный яростью, он сидел сверху, сжимая шею соперника в удушающем захвате. Нинурта сучил ногами, пытался отцепить его руки, хрипел, однако Мардук, исполненный ярости, не мог прозреть, что еще несколько секунд, и он просто его задушит. Последствия отошли на задний план, Мардук не замечал ничего, кроме собственной злобы, ведь его сын лежал рядом без сознания.

Еще несколько секунд, прежде чем Мардук смог бы насладиться убийством кузена, как чьи-то мягкие ладони легли на его руки и без особого труда разомкнули их. Взгляд серых глаз был не иначе как странным, отдаленным и, возможно, чуточку сумасшедшим. Обнаженная Инанна, чьи волосы горели золотым ореолом из-за подсвечивающего их сзади факела, сомкнула ладони на непроизвольно сжавшейся в кулак руке Мардука, и пальцы его тотчас расслабились, позволив теплу ее кожи завладеть собой. Было в этом прикосновении что-то невесомое и неуловимо интимное, заставившее сердце Мардука смягчиться, забыть даже о том, что Набу лежит без сознания. Впрочем, принц, дважды сегодня нарвавшийся на потасовку с Нинуртой, уже пришел в себя и потирал затылок.

А вот Нинурта в себя приходить не собирался.

— Стража, отнесите Нинурту в его покои, — брезгливо распорядился Мардук, встав с него. — Набу — в шуруппак, живо!

Стража будто бы и забыла о том, что только что вела бой между собой. Общими усилиями они просто внесли Нинурту внутрь, получив наказ, отправить его в шуруппак после того, как исцелится Набу.

— Госпожа, — Рит несмело подошла ближе, держа в руках нечто, напоминающее штору или простынь.

То был широкий отрез льняной, невесомой ткани. Мардук забрал его и накрыл плечи молчаливой Инанны.

— Отец, так больше продолжаться не может, — поднявшись на ноги, сказал Набу, скривившись от боли в рассеченной губе. — Нинурта должен покинуть Египет.

Набу с волнением смотрел на Инанну, нетвердо стоявшую, опираясь на его отца, точно разучившуюся пользоваться ногами. Даже растрепанная и бледная, она все еще была прекрасна. Но пустой взгляд серых глаз стал пугающим.

— Стража, сопроводите принца в шуруппак, — понимая, что тот не собирается двигаться с места, произнес Мардук и повел спотыкающуюся Инанну к лестницам.

В этот момент он будто бы наплевал на сына, переключив все свои тревоги на хрупкую девушку, что приобнимал за плечи. Инанна едва не упала на первой же ступени, и он подхватил ее на руки. Почему эта глупая девочка оказалась в покоях Нинурты? Почему она вновь позволила этому ублюдку себя касаться? Но одно было ясно как день — Инанна бы ни за что не легла с Нинуртой по собственной воле. А значит, здесь было место принуждению.

— Рит, иди вперед и приготовь ванну, — приказал Мардук служанке, сопровождавшей их.

Та только кивнула и опередила их, бросив напоследок тоскливый взгляд на свою госпожу. Мардук почувствовал, как содрогается девушка у него на руках. Она, обнимая его, трогательно уткнулась шмыгающим носом в его шею.

— Зачем же ты пошла к нему, глупая? — на обессиленном вздохе спросил он, преодолевая последние ступени на нужный этаж.

— Нинурта угрожал Набу, но подразумевал, конечно же, что может навредить и вам, дядя, — ответила она глухо; руки Инанны окрепли на его шее, она понемногу выходила из состояния шока. — Я надеялась, что Рит приведет Сарпанит, я знаю, что она сейчас находится в библиотеке. Но каким-то немыслимым образом там оказались и вы…

— Мы вместе были в библиотеке, но Сарпанит уже отправилась спать, — сказал Мардук, но запнулся и остановился перед дверью в собственные покои. — Ты… спланировала это? Ты… Инанна, ты хотела, чтобы царица увидела тебя, и весь Малакат тоже?..

— Огласка освободила бы меня от него на какое-то время. Это был единственный выход. Но вы и Набу… я снова накликала на вас беду, — невзирая на плачевный внешний вид, Инанна говорила несколько равнодушно и отстраненно.

Он должен был злиться, ругать ее за очевидную глупость такого решения — оказаться опороченной на глазах у всех. Но Мардук только тяжело вздохнул и опустил ее на софу, когда занес в комнату.

— Ты ошибаешься, Нинурту не смутило бы общественное мнение, а когда он очнется, то будет еще и дико зол на всех нас.

Инанна прилегла, зябко укутавшись в тонкую ткань, словно пытаясь согреться, как при сильной лихорадке. Она все еще подрагивала, но не от страха, а от воспоминаний о неприятных прикосновениях Нинурты.

— Это не первая стычка за сегодняшний день. Он почти задушил Набу сегодня вечером, когда застал нас на веранде вдвоем, — сказала Инанна, а глаза Мардука расширились, он об этом не знал. — Он вынудил меня пообещать прийти сегодня в обмен на сохранность его костей.

— Глупое дитя… — Мардук присел на пол у софы и стал мягко поглаживать ее по голове. — Ты не должна была идти у него на поводу. Он не причинил бы особого вреда моему сыну. Даже имея чрезмерное самомнение, Нинурта не может открыто начать войну против меня. Это неразумно.

— В последнее время я замечаю все меньше разумного в его поступках. Однако… это ведь всего лишь секс, возможно, это мне стоит реагировать спокойнее...

Он должен был злиться, но в удивлении обнаружил, что просто не мог заставить себя отругать Инанну. По юности своей она могла поверить в то, что Нинурта ничего не сделает ни Набу, ни Мардуку, если она будет ему подчиняться. Но, увы, от нее мало что зависело, ведь у кузенов было множество поводов друг друга ненавидеть и без ее участия. Кто знает, быть может, в будущем Мардуку предстоит противостоять и ей, ведь она принадлежала ветви Энлиля, но сейчас Инанна поступала глупо, но по совести, вставая на защиту несправедливо приниженных. Смыслила ли она хоть что-то в политических распрях двух кузенов? Вряд ли, однако Инанна, превозмогая омерзение, отправилась к Нинурте, наплевав на собственную честь. В этом, несомненно, можно было найти нечто героическое.

— Мой господин, ванна готова, — донеслось от дверей, где бесшумно и незаметно возникла Рит.

— Инанна, поднимайся, с тебя нужно смыть эту грязь, — жестко сказал он, надеясь отрезвить ее сознание, ведь Инанна уже несла околесицу.

Она повиновалась и приподнялась, опираясь на локти, затем встала на все еще слабые ноги, чтобы проследовать за служанкой в прилегающую купальню, благо во дворце всегда была теплая вода, благодаря заботливым слугам. Какое-то время Мардук ожидал ее в своих покоях, полагая, что этой ночью никуда от себя не отпустит, и вскоре он заметил, что в этом ожидании он не может найти себе места. Изучив каждую линию расписанных египетской живописью стен с изображением Сета и Осириса, он нашел новое занятие — смотреть в пламя каменной чаши посреди комнаты. Огонь всегда действовал успокаивающе, но только не сегодня.

Он должен был волноваться из-за последствий, что Нинурта, обезумев, запросто может решить судьбу его семьи через влияние отца, но почему-то именно сейчас ему было на все плевать. Мардук злился на себя за то, что, выдерживая тысячелетия несправедливости, именно сегодня решил сдаться. Его злоба, накопленная за долгие годы, нашла выход, и Нинурта не смог победить и в этой схватке.

Если в последний раз, когда обращение с Инанной только всплыло наружу, силы были практически равны, то сегодня обида сыграла решающую роль. Возможно, Инанна вовсе не виновата в стычке кузенов, однако она, несомненно, дала Мардуку повод выместить на Нинурте зло.

Она вышла из купальни в длинном белом платье, словно в прозрачном саване — невесомая, еще влажная, отчего ткань липла к телу, вырисовывая каждую линию девичьего силуэта. Мокрые волосы неровно рассыпались по плечам, бледные губы были искусаны. Инанна в таком виде выглядела даже еще более соблазнительно, нежели обнаженной, и Мардук поймал себя на мысли, что любоваться ею, несомненно, не стоит, посему нашел затею подышать свежим воздухом на балконе наиболее разумной.

— Я попросил слуг принести тебе травяной отвар. Присядь пока.

— Вы думаете, хорошая идея сидеть на балконе? Не возникнет ли у царицы вопросов о моем нахождении в ваших покоях, дядя?

Он посмотрел на нее искоса и ответил почему-то на совсем другой неозвученный вопрос:

— Ни одна живая душа не проболтается о том, что случилось сегодня в коридоре. Стража неразговорчива, а Рит просто побоится.

— Надо проведать Набу, — неожиданно вспомнила Инанна о еще одной жертве инцидента; едва присев в плетеное кресло, она подскочила, намереваясь отправиться в шуруппак, ведь принц, несомненно, был там.

— С ним все будет в порядке, я послал слугу, чтобы проследить за ним. Я думал, тебя расстроит тот факт, что твой план не сработал, и царица не узнает о произошедшем, как и остальные обитатели Малаката.

— Я не вправе нарушать спокойствие этого места, — сказала Инанна. — Впредь я не буду вести себя столь опрометчиво, ведь в первую очередь страдаете вы и ваша репутация…

— Не стоит придавать это огласке, однако не по тем причинам, о которых ты думаешь. Это в первую очередь навредит тебе, Инанна, — он наконец посмотрел на нее, заметив, как из-за ветра встали ее соски и не в силах теперь смотреть куда-либо еще. — Я бы хотел, чтобы впредь ты сообщала обо всем, что с тобой происходит.

Мардук, конечно же, был мужчиной, и он не мог не замечать столь соблазнительной девушки в своем окружении. Такая красота была проклятием, она ослепляла и делала мужчин ее безвольными рабами, выключая разум. И Мардук, думая лишь об изгибах прекрасного тела, упустил одну важную деталь разговора.

— Инанна, что вы делали с Набу на веранде в южной части дворца? — словно только сейчас очнулся он, вперив в нее подозрительный взгляд. — Только не говори мне, что…

Она посмотрела на него с некой обидой, будто он сказал полнейшую чушь, однако, поджав губы, Инанна призналась:

— Ваш сын в меня влюблен, он подкараулил меня там, чтобы сделать предложение. Нинурта эту картину увидел, и она ему не понравилась. Дальше вы знаете.

Мардук только приподнял брови в удивлении, не найдя в ее словах никакого смущения, словно они говорили о посторонних, а не о его сыне.

— Что ты ответила? — чуть насторожился он, склонив голову набок и сложив руки на груди.

— Что мы с ним не пара, очевидно…

— Но ведь он тебе нравился…

— Разве в этом мире зависит хоть что-то от моих желаний? — теперь вскинула бровь она, проявляя скепсис и, не в пример последним действиям, зрелость. — Он ваш сын, дядя, но еще он на треть человек.

— Расовые предрассудки так важны для тебя, Инанна? — это прозвучало так, словно Мардук потенциально согласен на этот брак, а ведь он имел ввиду совсем иное.

— Мне казалось, это вы поставили следить Хоруса за каждым нашим шагом. Между мной и Набу ничего нет. После того, что со мной делал Нинурта, у меня нет желания иметь дело ни с одним мужчиной в мире. Неужели вы были бы не против такого союза? Хотите стать моим свекром? — усмехнулась она.

Равнодушие ее и проскальзывающий цинизм, конечно же, были напускными, однако сейчас Инанна не лгала, говоря правду, в которую верила. После Нинурты она все же могла приобрести душевную травму.

— Инанна, быть может, тебе нужна помощь сведующего в таких делах лекаря?

— Мозгоправ мне точно не нужен, — спустя небольшую паузу ответила она. — Мне сто пятьдесят тысяч лет, дядя... Я же говорила, что это просто секс. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Вода смыла ее слезы, превратив лицо в бесстрастную маску. Инанна хотела казаться сильной и, возможно, ей нужно было подыграть, но глаза Мардука выдавали его переживания, ведь он винил себя.

Инанна осталась в комнате, в которой ночевала в прошлый раз, поэтому Мардук прислушивался к каждому шороху и сам не мог уснуть. Ему виделись ужасные картинки издевательств над ней, когда Нинурта применял насилие. В какой-то момент, провалившись в тяжелый сон, он внезапно увидел вместо Нинурты себя, и он, подобно кузену, не мог остановить свою грубость, оставляя следы укусов на ее нежной коже. Проснувшись в поту, перевозбужденный Мардук испытал чувство стыда, понимая, что она нуждается в его защите, доверчиво принимая его общество, в то время как он мечтает завладеть ее телом. Надеясь заснуть и проснуться с трезвым рассудком, он так и не сомкнул глаз.

Еще до восхода солнца он услышал тихий шорох отодвигаемых портьер в соседнюю комнату, следом показался крадущийся силуэт в свете яркой луны, освещающей помещение. Инанна вознамерилась покинуть его покои через потайной лаз до шуруппака, и Мардук позволил ей сделать это, притворившись спящим. Лишь только она вышла, он тяжело вздохнул, отныне не зная, станет ли его защита для нее губительной и не погубит ли его самого.

Утро для него началось с визита Нинурты, ворвавшегося в покои без приглашения. Конечно же, он был зол, в особенности на то, что не смог отбиться от кузена, который проигрывал ему по силе.

— Эта глупая девчонка у тебя? — с порога рявкнул он.

Мардук, удивленный тем, что Нинурта сразу не полез в очередную драку, лишь присел в кресло, указав на соседнее.

— Оставь ее в покое, когда ты уже наиграешься? — небрежно бросил он и приказал слуге сообщить Сарпанит, что завтрак в ее обществе немного откладывается. — Мне казалось, я ясно дал понять, что на территории Египта я не хочу подобных происшествий.

Нинурта как ни в чем не бывало присел в предложенное кресло, будто позабыв, что вчера его отметелили.

— Вчера она пришла сама, — с ноткой гордости за одержанную мнимую победу, произнес он, намеренно драконя собеседника.

— Еще скажи, что по собственной воле. Она мне все рассказала. Это низко, Нинурта. Возможно, ты нанес ей непоправимую душевную травму. Я уже не говорю о синяках на ее теле.

— Ее кожа слишком нежна, братец, я не истязал ее. Она не сопротивлялась.

— Этот разговор звучит нелепо. Ты трахаешь свою племянницу.

— Не забывай, что я сын родных брата и сестры.

— И видимо это сказалось на твоих умственных способностях, — резко бросил Мардук, уже не стесняясь никаких речей.

Собеседник чуть вытянулся в лице, однако никак не прокомментировал этот выпад. Никакого чувства вины за ним не наблюдалось, ведь Нинурта не считал свой поступок чем-то неправильным.

— Ты слишком многое вобрал от людей. Впрочем, как и она приобрела несвойственное нибируанцам целомудрие в Эрехе, хотя за время отсутствия на Земле я удивлен, что она осталась столь далека от нашей культуры. Там, откуда мы, нет запретов на подобные связи.

— Кажется, что ее это знание миновало, — холодно отозвался Мардук. — Инанна только сейчас начала превращаться в женщину, ей подобное чуждо. И ты называешь культурой брать женщину без ее согласия? Даже на Нибиру подобное поведение недостойно, и потом, она дочь твоего младшего брата, — вновь напомнил он. — Нинхурсаг бы не одобрила твоего поведения. Она любит Инанну, как родную дочь, и для нее может стать ударом происходящее с вами. Нинурта, скажи мне, неужели ты совсем не понимаешь, насколько омерзительно для нее подобное твое расположение?

— Ее тело говорит об обратном, она становится влажной от одного только прикосновения. А какой дивный у нее вкус! — говорил Нинурта о ней, как о пище или о вине.

— Я не хочу об этом знать! — Мардук вскочил на ноги, не распознав неприкрытой провокации. — Либо ты прекращаешь принуждать ее к соитию, либо проваливай из Египта, пока я не воткнул тебе кинжал в грудь!

— Твое к ней отношение наводит на некоторые размышления, — задумчиво проговорил Нинурта. — Не помню, чтобы ты так защищал хоть одну женщину. Ты ведь тоже хочешь ее. Я вижу, как ты смотришь на Инанну в последние недели. Так почему бы и тебе не испить из этого кубка?

— Нинурта! — вскипел Мардук. — Это за гранью моего понимания, чего ты пытаешься добиться?

— Ты слишком серьезен, брат. Она всего лишь женщина. И она не стоит такой реакции…

* * *

Из-за опоздания супруга Сарпанит пригласила на завтрак Инанну, устроив его в тени на веранде. Малакат продолжал жить своей однообразной праздной жизнью, словно здесь ничего не происходило. К завтраку подтянулись Тот и сын визиря. Заспанные, они потребовали нибируанского кофе — напитка, недоступного смертным. Сарпанит подумывала начать выращивать кофе и на Земле с дозволения комиссии по контролю миграции растений и животных. У нее были далеко идущие планы по переселению представителей фауны и флоры с Нибиру на Землю, ведь многие виды не выжили во времена потопа. Планета Земля была гостеприимной, однако раз в сто пятьдесят тысяч лет наступала суровая зима, забирающая жизни животных и растений. Человек пережил всего один ледниковый период, но не пережили динозавры — удивительные существа, жившие здесь до прибытия нибируанцев.

Мардук и Нинурта последними почтили своим присутствием завтрак, они над чем-то смеялись и вели себя как обычно, не давая повода подумать, что вчера что-то произошло. Инанна рассматривала рисунки динозавров, которые ей показывала царица, и смеялась над изображением стегозавра, что выглядело слегка наигранно. Чувствуя, что Нинурта не сводит с нее взгляда, она совсем не смотрела в его сторону, пытаясь усмирить страх и гнев.

Мардук тоже наблюдал за ней, теперь считая своим долгом оказывать ей некую поддержку, однако он будто бы проглотил язык в присутствии царицы. Слуги принесли чай и кофе, когда в залу вошел Набу. По его обескровленным губам и напряженному взгляду было ясно, что он намеревался выкинуть что-то из ряда вон выходящее. Однако он остановился, увидев улыбающуюся ему Инанну, в глазах которой не было ни намека на то, что произошло ночью, словно все это Набу приснилось. Нинурта тоже смотрел на него, ожидая реакции, и в его взгляде была надменность. Мардуку на миг показалось, что сын сейчас сорвется с места и снова набросится с кулаками на обидчика Инанны.

— Набу, что ты стоишь, присаживайся, — Сарпанит указала на свободное кресло по правую руку от Инанны, и он подчинился, с коротким приветствием поцеловав мать в щеку.

Тот, гостивший здесь вот уже третью неделю, заметил напряжение, повисшее за столом между четырьмя присутствующими. И причину тому он понял сразу, но Инанна вела себя как обычно приветливо, она много улыбалась, рассказывая о травах Земли с удивительными целебными свойствами.

— С вами все в порядке? — шепотом спросил Набу и, она, заметив, что царица прислушивается, подарила ему вопросительный взгляд и произнесла:

— А что со мной может быть не так? Все хорошо, не бери в голову.

Набу скривился в неприятной ухмылке, он был раздосадован тем, что его героизм в который раз не был оценен, хотя прекрасно понимал, что Инанна не может обсуждать инцидент открыто. Его ужасно раздражало то, что она так спокойна, хотя вчера едва ли была похожа на саму себя.

— Что-то вы какие-то мрачные, — заметила Сарпанит, не скрыв подозрений; взгляд ее адресовался мужу.

— Сегодня важный день, мы заканчиваем подготовку места, где будет проходить тоннель и ждем зодчих с Нибиру, — сообщил Нинурта. — Лично мне сегодня совсем не спалось из-за этого важного события. В моих покоях было так жарко, что я едва не задохнулся.

Инанна уронила ложку, размазав бобовую пасту по краю тарелки. Тихо извинившись, она чуть отстранилась, позволив служанке вытереть стол и заменить ей тарелку.

— А какие у вас планы, царица? — спросил Тот, мысли которого крутились и извивались в весьма интересных направлениях после реакции Инанны на комментарий Нинурты.

— Тот, ты предлагал проехаться верхом до Нила и искупаться, — вдруг вспомнила Инанна. — По-моему, это хорошая идея. Тем более фараон и Нинурта будут заняты. Набу, Рахотеп, составите нам компанию? — обратилась она к юношам.

— Надеюсь, там будет тень, матушка, — сказал Набу не слишком оптимистично.

* * *

Набу все время пристально следил за Инанной, чувствовавшей себя в седле не слишком уверенно, волосы ее, выгоревшие на ярком египетском солнце, стали еще более светлыми. Они мягкими волнами развевались на ветру, как и шлейф длинного платья. Она была настолько прекрасна, что от одних воспоминаний о ее наготе, Набу забывал как трезво мыслить. Он не понимал, почему она вела себя так, будто ничего не случилось, хотя еще вчерашнее не могло уложиться в его голове. Набу презирал Нинурту всей душой, но, быть может, он все не так понял? Быть может, Инанна, оказавшаяся в его покоях, вовсе не была против его внимания? Кто может понять этих нибируанцев? Для них жизнь иная. Отсутствие религии делает их более раскованными, для них нет запретов, подобных тем, что фараон ввел в Египте. Отец говорил, что религия помогает сдерживать людей. И Инанна тоже была частью этой игры, ведь именно она долгое время в Эрехе возводила жертвенные алтари во славу Ану и его детям. Для них, вероятно, Мардук казался более, чем странным, однако Набу ни разу не усомнился в здравости его слов и поступков. Он не был святым: имея гарем, он тоже погряз в пороке, однако все же, он не был таким развратным, как Нинурта — этот ублюдок, принуждающий Инанну делить с ним ложе. Что для такого, как он, могло быть аморальным, существовало ли для него вообще такое понятие?

Слуга помог Инанне спешиться, и пока раскрывали шатер, держал над ней огромный тент, защищающий ее светлую кожу от загара, несвойственного знати. Набу почувствовал, как кровь побежала быстрее, представив, как ее купальный наряд намокнет, прилипнет к коже, очерчивая каждую линию прекрасного тела. Кажется, не на него одного снизошло подобное предвкушение. Рахотеп замер, глядя на то, как Инанна медленно входит в воду Нила с песчаного берега.

— Молю Исиду, чтобы она поскорее вышла, — сказал Тот, и юноши только сглотнули.

Два куска ткани соединялись с длинной юбкой спереди, но мужчины видели Инанну лишь со стороны обнаженной спины. Она обернулась, войдя в воду по шею, и они только раздосадованно выдохнули. Инанна позвала их в воду, сообщив, что сегодня слишком жарко, чтобы находиться на солнце, но они все еще не могли сдвинуться с места. Сарпанит, заметив взгляды мужчин на Инанну, приказала Рит подготовить плотную ткань и войти в воду, чтобы обернуть госпожу, когда та закончит купание. Разочарованию Тота, Рахотепа и Набу не было предела, когда кусок ткани, похожей на парусину, скрыл от них выходящую на берег Инанну.

Слуги подготовили фрукты и вино, и Инанна, облачившись в сухие одежды, развернула свиток папируса, углубившись в сосредоточенное чтение египетских символов, не теряя стремления выучить земной язык. Набу после ее утреннего ответа не знал, как подойти и что сказать, и он прекрасно понимал, что она не смотрит на него намеренно.

— В Египте не слишком много развлечений, однако, Инанна, ты, кажется, с лихвой компенсируешь это чтением.

— Чтение позволяет принять мне наиболее выгодный вид. Книга в руках — признак наличия ума, — отшутилась она, улыбнувшись царице. — Нет сомнений, что вы нечасто видите меня в библиотеке.

— Что ж, я впервые слышу столь открытый ответ, — поддержала Сарпанит. — Какие книги тебя интересуют, помимо учебных пособий по медицине и египетскому языку?

— Сложно сказать, раньше это были романы, затем книги по военному делу. Благодаря царю Ану мне дозволено было изучить учебники о политике и истории королевской семьи. Женщины чаще интересуются культурой и искусством, однако в этом плане мне сложно угодить. Я воспринимаю только реализм.

— Следовательно, египетская живопись тебе совсем не по вкусу? — спросила Сарпанит с беззлобной усмешкой.

— Египетская архитектура и живопись самобытны и интересны. Для меня до сих пор остается загадкой, почему нас, нибируанцев, здесь изображают с головами животных или птиц.

— Полагаю, люди думают ассоциативно, — вмешался Тот, тронув свой длинный нос. — Однако я до сих пор удивляюсь, почему моим символом стал ибис.

Инанна засмеялась.

— Я видела и свои изображения, Тот. Люди уже придумали образ и мне, — Инанна приложила руки к ушам и вытянула указательные пальцы вверх. — Я — корова. Разве я похожа на корову? — Инанна демонстративно насупилась.

— Вы разливали на площади молоко, — вспомнил Набу. — Для людей корова — неиссякаемый источник еды и питья, ведь из молока можно сотворить множество продуктов. Также женщина кормит ребенка молоком. Корова священна и олицетворяет саму жизнь, продолжение рода. В этом ее красота.

— Далеко не внешняя, — заметила Инанна, но уже без обиды. — Что ж, если люди находят корову самым прекрасным существом на свете, то мне не стоит возмущаться. По крайней мере, у меня нет длинного клюва.

Тот засмеялся и покачал пальцем.

— За острый язык тебе могут пририсовать голову змеи.

— Лишь бы не ибиса, — вновь отшутилась она, чувствуя, что тревога от прошлой ночи постепенно ее покидает.

День в обществе Сарпанит, Тота, Набу и Рахотепа оказался вовсе не таким плохим и скучным, как ожидала Инанна. Если бы не Нинурта, ей бы и вовсе показалось, что жизнь в Египте слишком однообразна. Здесь не было дворцовых интриг, а в царской семье и во дворце царило спокойствие и уют. Мардук создал прекрасный организм — Египет, где все, казалось, находится на своем месте, и это ощущение заставляло Инанну забывать, о том, что происходило с ней ночью. Возможно, в этом и было лекарство для ее души. Однако стоило ей взглянуть на Набу, тяжелые мысли всякий раз возвращались. Что теперь думал о ней этот влюбленный мальчишка, который без страха лез с кулаками на древнего и почитаемого бога, словно тот был лишь уличным хулиганом и никем больше?

Смелость Набу обескураживала, как и его спонтанное предложение руки и сердца, отвергнутое ею, словно не имеющее смысла. Он считал, что сможет обеспечить ей защиту своими кулаками, но Набу сильно ошибался. Пока Энлиль и Ану благоволили Египту, он оставался принцем выдуманной страны. На самом деле Набу был всего лишь человеком с чуть более длинной жизнью, чем у простых смертных. Мардук это понимал, Сарпанит это понимала, но, кажется, у Набу были шоры на глазах. Он видел себя будущим правителем этой страны, однако что будет, когда пирамиды в Гизе, на краю города по ту сторону реки будут построены? Египет станет ненужным…

— Похоже, вы тут неплохо устроились, — донесся голос от дороги.

Мардук, о счастье, без Нинурты, спешился с коня и, приказав страже рассредоточиться вокруг, зашел под навес шатра, оглядев развалившихся на подушках присутствующих.

— Фараон, — обратилась царица, приняв мягкий поцелуй в щеку, — мне казалось, вы заняты встречей нибируанского строительного батальона.

— У летевшего к нам корабля из-за магнитной бури были проблемы с навигацией, им пришлось вернуться, — сообщил он и, сняв безрукавку, намеревался, по-видимому, искупаться в реке, однако задержался, не отказавшись от предложенного царицей вина.

Волосы его, собранные на затылке, немного растрепались, и Инанна незаметно приподняла уголки губ. Уже не единожды она проводила ночь в его покоях, и отчего-то эта маленькая тайна отдавала теплом где-то внутри. Осознав странность подобного ощущения, Инанна поспешно опустила взгляд в папирус и на некоторое время ушла в мысли, не обращая внимания на разговоры. Когда глаза устали от текста, она посмотрела вдаль, на другую сторону Нила, где вдали виднелась пирамида, отстроенная лишь на пару уровней.

Инанна думала о том, что после всего приключившегося с ней, она почему-то могла думать о мужчинах без омерзения. Вернее об одном. Вероятно, виною всему был тот факт, что Мардук выступил в роли ее защитника… Хотя и его сын поступил также. Однако что-то влекло ее отнюдь не к Набу, но к его отцу. Быть может, возраст, когда волосы на висках едва трогает седина, или же морщины, демонстрирующие мудрость прожитых лет, так привлекли Инанну. Но всяко она заподозрила в себе росток этих неприемлемых чувств по отношению к нему только сейчас, ранее стараясь игнорировать.

Ее взгляд на Сарпанит выражал сожаление, царица уже была совсем немолода, и похоже, даже будучи полукровкой, Сарпанит состарилась слишком быстро, нежели другие, подобные ей. Генетика — одна из самых удивительных наук, и кто знает, намеренно или случайно из-за опытов Энки и Нинхурсаг полукровки редко переживали порог в тысячу лет. Хотя, конечно, были и долгожители.

— Подождите меня, дядя. Я хотела бы попробовать заплыть подальше, однако боюсь течений. Составите компанию?

Мардук, не найдя в этом ничего предосудительного, ответил:

— Если только у меня не сведет ногу, тогда тебе придется спасать меня, племянница.

— Может, возьмете стражу? — сказала Сарпанит; она все еще не обсохла и, по-видимому, не собиралась пока лезть в воду.

Набу и Рахотеп только проводили Инанну и Мардука взглядами, почему-то не решаясь присоединиться. Лишь Тот бросил, чтобы они береглись крокодилов, которых, впрочем, в этом специально огороженном для царской семьи месте водоема, не водилось.

Инанна зашла в воду первой, не испугавшись ее прохлады. Из-за жары речная вода казалась холоднее, чем была на самом деле.

— Не отплывай далеко, — попросил Мардук, и она только кивнула через плечо и отбросила влажные волосы назад.

— Ты в порядке? — спросил он, когда они отплыли на приличное от берега расстояние.

— Не знаю, — наконец, честно ответила она и для самой себя. — Наверное, ничего страшного не произошло, по-крайней мере, мне так легче думать. Какая истинная причина в том, что Нинурта не пришел на пляж? В его порядочность мне поверить трудно.

— Я попросил его дать тебе возможность побыть без его присутствия.

Инанна почему-то в этом не сомневалась.

— И он так легко согласился? На этот раз без драки?

Она обернулась, и волосы ее рассыпались по водной глади. Инанна нырнула и вынырнула из воды, подобно мифической русалке, подставив лицо солнцу.

— Не сгори… — лишь только предостерег Мардук, почему-то отведя взгляд и обогнав ее.

Они плыли по течению, и пляж скрылся с глаз, не позволяя отдыхающим на нем видеть их. Инанна чувствовала, как бешено забилось сердце, когда Мардук оказался совсем близко.

— Почему ты остановилась? — спросил он, заметив ее странный взволнованный взгляд в свою сторону. — Если ты устала, то там впереди отмель.

— Да, пожалуй, и вода довольно холодная, — она ускорилась, чтобы поскорее доплыть до указанного места на реке, окруженного высоким камышом.

На удачу дно не оказалось илистым.

Только коснувшись ступнями песка, Инанна выдохнула, почувствовав усталость. Отмель здесь была ей чуть выше пояса, а дальше виднелся песчаный островок. Мардук заметил, что ее кожа покрылась мурашками.

— Хочешь обратно пройтись по берегу? Ты совсем продрогла. Течения здесь холодные.

— Все хорошо, обратно пойдем вплавь.

— Придется потрудиться, ведь мы будем плыть против течения.

Но она не ответила, а, укрыв грудь руками, попыталась согреться теплом собственного тела.

— У тебя посинели губы, — Мардук указал пальцем на свои и приблизился; она отступила на шаг и неожиданно споткнулась о камень, но он успел поддержать ее. — В холоде ли причина твоей дрожи, Инанна? Откройся мне, я понимаю, как тебе может быть тяжело из-за подлости Нинурты.

Он сощурился, не выпуская ее из рук, когда обнаружил, как ее хрупкая ладонь легла на его обнаженную грудь и прошлась вниз по животу. Но Инанна тут же убрала ее в смятении, испуганно опустив взгляд и сжавшись в комок. Мардук ощущал, что даже холодная вода не успокаивает его вмиг напрягшегося тела. Это было что-то из ряда вон выходящее, и недостойное желание сжать ее крепче оказалось непреодолимо. Инанна прильнула к нему, почувствовав, как его теплые руки переместились с ее плечей на спину. И теперь эту сладкую дрожь невозможно было с чем-либо спутать, ведь ей вовсе не было холодно.

— Инанна, это неправильно, — сказал он самую очевидную вещь на свете, осторожно коснувшись ее лба нежным поцелуем.

Глаза Мардука потемнели от страсти.

— Я уже не могу сказать, что правильно, а что нет… — растерянно прошептала она.

Она лишь хотела ощутить его ближе, вобрать полностью невинные прикосновения его губ и крепкие объятия, которые превращались в капкан. Ее мысли спутались, и изнутри поднималось жаркое, натянутое чувство, которое могло погасить только его проникновение. Инанна чувствовала, что Мардук возбужден, и подавила судорожный вздох, купаясь в неге его полного желания взгляда. Она боялась собственных ощущений, заставляющих ее несмело, но затем все настойчивее касаться его тела.

— Я не хочу, чтобы ты потом страдала, Инанна. Я не хочу быть таким, как он.

— Вы никогда не будет таким... — проговорила она, вновь опустив стыдливый взгляд.

Все крепче становилось желание, чтобы он оказался внутри, и от этого чувства подкашивались ноги.

— Я не стану ни к чему принуждать тебя…

— Этого и не требуется, — Инанна не могла поверить, что он ощущает такую же волну страсти; Мардук с шумом втянул воздух носом, и его пальцы запутались в волосах на ее затылке.

Их лбы соприкоснулись.

— Я обещал защищать тебя, а теперь сам не могу устоять…

Ее ладони нежно коснулись его поросших щетиной щек. Маленького движения навстречу хватило, чтобы он, тотчас угадав ее намерение, поднял на руки, позволив обхватить себя ногами. Мардук на миг скривился будто бы от боли, ощутив подобную близость. Он обхватил ее упругие бедра, постепенно смещая подол короткого платья выше. Она вновь глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха, а ее твердые соски еще сильнее уперлись в его грудь.

— Не будет пути назад, Инанна. Я — твой дядя и тот, кто должен защищать тебя…

— Вы сделали уже достаточно, — прошептала она, почти касаясь его губ. — Я не могу больше терпеть… — она подалась навстречу, закусив губу и прикрыв глаза.

И в момент, когда Мардук сдался и поцеловал ее, мир вокруг перестал существовать, он подернулся дымкой и заискрился миллиардами песчинок в грубости и ласке поцелуя, такого необходимого, словно без него их могла ожидать только погибель. Мардук двинулся вперед, неся ее на руках на отмель, где песок возвышался над водной гладью. В этом укрытом камышом месте их никто не видел, никто не знал, что здесь происходит. Мардук зарычал, когда она осмелилась нежно укусить его за мочку уха. Он уложил ее на песок и встал на руках сверху.

— Инанна, я в последний раз предупреждаю, что назад пути не будет.

— Я знаю, Мардук, — с ласковой улыбкой произнесла она, и в это же мгновение почувствовала его пальцы на своем самом нежном месте.

Инанна, позабыв обо всем, развязала пояс его схенти и стянула его в сторону, дав волю своим рукам. Мардук подавил глубокий стон, его тело превратилось в один сплошной нерв. Отодвинув ткань, закрывающую ее грудь, он склонился ниже, чтобы попробовать ее нежную кожу на вкус, утонуть в своей похоти. Однако он не торопился приступать к основному, хотя их ожидали на берегу. То, что находилось вне этого небольшого островка посреди реки вдали по течению, перестало волновать обоих. И в момент, когда Инанна ощутила, как он медленно входит, она почти вскрикнула от пронзившего ее удовольствия, но он закрыл ей рот ладонью. Она вздрагивала от каждого его движения, а он едва держался на локтях, не чувствуя собственного тела. Инанна дышала через раз, ее голова невольно запрокидывалась, волосы смешались с песком. Она просила ускориться, но Мардук, будто бы издеваясь, все еще был нетороплив, однако входил так глубоко, что Инанна чувствовала, как немеют пальцы ног.

Осмелев и опьянев от его поцелуев, она заставила его лечь на спину и теперь находилась сверху, позволяя в полной мере любоваться своим телом. Ее движения были настолько ловкими и резкими, что Мардук поневоле успел удивиться тому, что Инанна оказалась опытной в таких вопросах. Она контролировала его руки, заставляя сжимать свою грудь и ласкать себя мягкими движениями пальцев. В какой-то момент она задрожала всем телом, и проникновение в нее стало туже. Инанна на миг замерла, нахмурив брови, открыв рот и закрыв глаза. Она была настолько тесной, что Мардук и сам более не мог сдерживаться. Обхватив ее бедра крепче, он стал двигаться быстрее и резче, прижав ее, уже безвольную, к себе.

Глухо застонав, он дернулся в последний раз и сжал ее до хруста ребер. Инанна лежала на нем, тяжело дыша и слушая бешеный ритм его сердца, норовившего вырваться из груди. И в момент, когда ее взгляд сфокусировался на чем-то, она отпрянула в сторону, едва не причинив боль все еще приходившему в себя Мардуку.

Он резко повернулся в ту сторону и замер, подобно ей, увидев сына, стоявшего на отмели со сжатыми кулаками. В зеленых глазах полыхал такой гнев, что Мардук, точно испугавшись за добычу, закрыл собой Инанну, судорожно поправлявшую платье.

Вид обнаженного отца совсем не смущал Набу, он злился от того, что эта девушка отдавалась его отцу и Нинурте. Она отказала Набу, отвергнув его предложение, и теперь стало ясно почему.

— Потаскуха! — проскрежетал он, но с места не сдвинулся.

— Не смей говорить подобных вещей! — рявкнул Мардук. — Плыви отсюда, и надеюсь, тебе хватит мозгов не разболтать…

— Отец, как ты мог, я же просил у тебя поспособствовать нашему браку…

— Что?.. — только ахнула Инанна; подхватив схенти, она встала впереди Мардука, скрывая его наготу. — Что ты просил?..

— Сейчас не время, потом поговорим, — непреклонно заявил Мардук, остервенело завязывая схенти на бедрах.

Набу, промолчав, замер на несколько мгновений, затем, резко развернувшись, бросился в воду, почти тут же скрывшись из виду. Картина отца, трахающего его любимую девушку, казалась просто немыслимой и обещала еще долгое время стоять у него перед глазами.

— Он никому не скажет, не волнуйся, — сообщил Мардук, осторожно взяв её за предплечья и увидев столь испуганный взгляд. — Ничего не бойся, Набу — хороший мальчик.

— Но кем теперь буду в его глазах я? — ужас не пропадал из ее глаз, а теперь в них появились и слезы.

— Все будет в порядке, — Мардук убрал с ее лба прядь налипших волос и коснулся поцелуем виска, заключив в объятия. — Я обещаю, Инанна, тебя больше никто не обидит...

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Инанна дернулась, оттолкнула Нинурту и отскочила в сторону, едва не грохнувшись с кровати.

— Что стряслось? — набатом прозвенел его голос; Нинурта схватил ее за руку, но Инанна вывернулась и вжалась спиной в изголовье кровати, дрожа всем телом при взгляде на совершенно другого мужчину, определенно не того, с кем она занималась любовью.

Почему вдруг эта комната и ночь? Только что был день и воды Нила, а также столь желанные поцелуи и ласки мужчины, от любви к которому замирало сердце. Но вспышка, погрузившая сознание во тьму, оборвала неожиданно яркие воспоминания, и Инанна очнулась под тем, от кого бежала и кого боялась. Испугавшись, не в состоянии понять, где она, Инанна растерянно смотрела на Нинурту, постепенно приходя в себя.

Он осторожно приблизился, понимая, что она пережила какой-то непонятный приступ.

— Не трогай меня, — сквозь зубы процедила она, когда его рука потянулась к ней.

— Инанна, что происходит? — негромко спросил он, стараясь не тревожить ее хрупкий разум. — Я сделал тебе больно?

Нинурте всего лишь нужен был наследник, но его царица уже становилась безумной в своей ненависти. Неприязнь в ее глазах порой сбивала с толку, ведь он старался быть осторожным и нежным, исполняя супружеский долг. Сегодняшняя ночь была даже приятной, пока в какой-то момент Инанна не вскрикнула, поддавшись обуявшему ее страху.

— Дай мне минуту, — она рваным движением запустила пальцы в волосы, судорожно откинув их, и спрятала лицо в ладонях, оставив мужа в замешательстве на какое-то время.

— Что ты вспомнила? — наконец осенило его.

И тут Инанна посмотрела на него острым взглядом.

— Я вспомнила, что мы сделали вместе, Нинурта. То, что мы сделали с твоим отцом, — соврала она; этих воспоминаний у нее не было, было лишь знание.

Глаза его распахнулись, Нинурта, разозлился на мать, обещавшую, что Инанна не вспомнит ничего из последних пяти тысяч лет, и ее воспоминания замрут на Древнем Египте.

— Что ж, полагаю, ты поняла, что мы были союзниками, и пора перестать меня бояться.

Инанна, пересилив себя, убрала руки от лица и продвинулась ближе к нему. Невзирая на желание воткнуть ему нож в сердце, она обняла его и повалила на кровать, изображая неожиданно вспыхнувшее желание.

— Также я вспомнила еще и кое-что другое. Я помню, что мы были довольно близки после свадьбы и до нее, — сообщила она, пуская ему пыль в глаза.

— В это сложно поверить, учитывая, что ты отпрыгнула от меня, как ошпаренная, — он остановил ее руки и вынудил на прямой взгляд.

— Вспышки воспоминаний весьма странное явление, их внезапность дезориентирует меня. Я на миг возвращаюсь в прошлое, и сегодня я увидела, что мы…

— Не произноси это вслух, — прошептал он, и она улыбнулась; в этой коварной улыбке узнавалась привычная ему Инанна, какой она была до войны с анкийцами.

— Мой царь, — Инанна спустилась ниже. — Вам не нужно от меня ничего скрывать. Мы будем вместе до конца. Мы это начали.

В этой фразе должна была звучать уверенность в завтрашнем дне и в их союзе, однако на миг Нинурте показалось, что это была угроза, однако эти мысли исчезли слишком быстро, сменившись лишь сумасшедшим биением сердца, ее губами и руками…

* * *

Иерусалим в действительности мало изменился. В Израиле всегда было место военным на улицах города, однако сейчас их было гораздо больше, и израильская военная форма пропала, взамен ей пришла форма нибируанских патрулей, словно в насмешку, так похожая на форму СС. Уроборос на вымпелах ассоциировался со свастикой. Евреи, пережив страшное время Холокоста, затем становления собственной страны, снова стали жертвой расы, которая называла себя высшей. На этот раз, конечно же, так оно и было, но простым людям, привыкшим жить в какой-никакой демократии, возвращение в рабовладельческий строй давалось тяжело. Иерусалим разрушали, снова строили, затем снова разрушали. Завоеватели один за другим приходили, задерживались на какое-то время, оставляли после себя несколько башен, стен, горсть черепков и пыль разрушений.

Александр, видя страдания и лишения, которые постигли его народ, винил только себя одного. Плакаты «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ», с которых смотрело его лицо, вызывали у лишь тревогу. Впервые выйдя из подземелья, он оказался в оккупированном Иерусалиме и, невзирая на то, что город остался цел, вид его заставлял содрогаться.

Западная стена была открыта для посещения вне комендантского и в дневной час заполнена людьми. Здесь более не было туристов, лишь местные, приходившие попросить Бога о помощи, на которую едва ли следовало рассчитывать. Стоя в очереди у рамки металлодетектора, Александр нервничал, как и сопровождавшие его анкийцы. На нем было устройство, меняющее внешность, и, конечно же, его наличие из-за металлических деталей будет выявлено. Он, выглядя и действуя уверенно, поднес запястье к сканеру и замер, ожидая, когда нибируанец проанализирует данные чипа и сопоставит их с лицом владельца. Хмурый взгляд светловолосого юноши, которому от силы было сто двадцать тысяч лет, перемещался от монитора к Александру и обратно. Он чувствовал, как нервничают анкийцы и применил уловку для сокрытия их мыслей и эмоций, ведь среди стражников были и те, кто мог их считать.

— Пройди к металлодетектору, — наконец, фамильярно произнес юноша, даже не представляя, кого перед собой видит.

Момент истины настал, когда Александр, пройдя через рамку, услышал писк, сигнализировавший о наличии металла.

Конечно же, те, кто покинули Нью-Бабили, не взяли с собой оружия, они не собрали вещей и не взяли запасов, сменив форму курсантов Нью-Бабили на то, что могло сойти за одежду людей.

— Вывернуть карманы, — равнодушно приказал страж, глядя на незнакомца в рваных джинсах и растянутой толстовке, коим предстал пред ним Александр.

Он подчинился, вытащив на поднос мятую купюру в двадцать шекелей и не первой свежести носовой платок. Страж, убедившись, что это все его пожитки, попросил расставить ноги на ширину плеч и стал исследовать каждый сантиметр ручным детектором. Детектор издал звук на застежке джинсов и, конечно же, заверещал на шее, где, вшитый в ворот толстовки, находился прибор, создающий вокруг головы голограмму.

— Эй, парень, что у тебя? — спросил страж с переводчиком в ухе.

— Последствия операции. Штифт, — спокойно ответил Александр на иврите и отодвинул ворот, чтобы продемонстрировать натурального вида шрам на ключице.

Страж только хмыкнул и снова провел детектором в месте, где был установлен проектор. Александр лишь надеялся, что несовершенная технология не засбоит из-за близости магнитного устройства. Пока страж совершал последние манипуляции, вставив насадку детектора в специальный считывающий аппарат, Александр заметил, как перед глазами промелькнул белый шум. Голограмма все же решила сыграть по-своему, невзирая на то, что подпитывалась телекинезом. Александр не мог воздействовать на детектор, поскольку нибируанцы, наученные подобными фокусами, сразу же просекли бы это.

— Йонатан Леви, свободен, — наконец вынес вердикт страж, и Александр, не обернувшись на своих, прошел мимо, искренне надеясь, что Ангелу, что была в очереди за ним, не раскроют.

Она настигла его у стены плача, теперь не разделенной на мужскую и женскую части, и приложила ладонь. Будто бы зная, что делать, Ангела закрыла глаза и стала что-то шептать. Просила ли она что-то у ненастоящего Бога или же играла роль, однако выглядела она убедительно. В каштановом парике Ангела напоминала себя прежнюю. Когда-то, во времена, когда они были близки, не было этих выбеленных волос, которые превращали ее в ледяную леди, делая взгляд серых глаз еще более колючим.

Ангела могла быть другой — мягкой, ласковой и податливой, но в последние десятилетия от той женщины не осталось и следа. Открыв глаза, она бросила на него короткий взгляд и отправилась в сторону входа в Хасмонеев тоннель, как и другие достопримечательности, открытый для посещения. Нибируанцы не могли закрыть город, всегда бывший средоточием веры и невероятной энергетики. Александр ощущал эту энергию, пропускал через себя. И здесь, у Западной стены она была сильнее, чем в любом другом уголке Земли. Вера людей не ослабевала, и вот, взглянув на старика Исаака, проходившего досмотр, Александр подумал о том, как ему, должно быть, тяжело в нынешнем мире, и что вера — единственное, что сохраняло в нем силы жить.

— Нам нужно идти, — рядом оказалась Мин Чжи, пряча волосы под капюшоном черной ветровки; сощурившись от яркого солнца, она отправилась в сторону входа в тоннель, предлагая Александру последовать за ней.

Часть группы уже была в тоннеле и скрылась в секретном ходе, спрятанном от глаз смертных. Глаза не сразу привыкли к полумраку пещеры, но они без труда узнавали в проходящих мимо незнакомцах нибируанцев в штатском. Они вынюхивали что-то и на улице, сливаясь с толпой смертных, слушали разговоры, собирали информацию. Шпионаж с целью предотвращения терактов — весьма умная затея.

Повсюду были камеры, и вопрос заключался только в том, как быстро нибируанцы заподозрят неладное, когда поймут, что заходившие в Хасмонеев тоннель посетители так и не вышли обратно. Опасность провала предприятия была, несомненно, высока. Как далеко им придется уйти, прежде чем нибируанцы найдут секретный вход, располагавшийся в самой нижней точке тоннеля под ледяной водой? Там, на другой стороне уже ждала большая часть группы, последними должен был пройти Энки с родителями Ребекки, а также Летти и Даной.

В тоннеле было немноголюдно, а в некоторых местах совсем пустынно. И Александр, выждав время и оглянувшись, залез под ленту заграждения, за которой вне поля обзора камер скрывалась узкая выдвижная лестница. Он, как и остальные до него, спустился вниз и скрылся в темени под мостом, глядя на беспокойные потоки, бьющие из недр земли. Александр уже знал, что в самом широком месте ручья под толщей воды скрывается лаз, ведущий в грот. Ангела находилась наверху вместе с Мин Чжи, они отсчитывали время, чтобы спуститься под металлический мост, а значит, Александр более не мог медлить.

Он опустился на корточки на выступе и свесил ноги в ледяную воду, от которой свело икроножные мышцы. Пересилив себя, Александр спрыгнул с выступа, уйдя под воду с головой. Следуя инструкциям Мин Чжи, он поплыл против течения в полной темноте, ощупывая неровные стены узкого лаза, пока, наконец, не увидел мерцающий на дне огонек шашки, указывающей место, где нужно было всплыть.

Стуча зубами от холода, Александр оказался на поверхности, где его уже встречал Бен, от помощи в виде протянутой руки которого он отказался.

— Я не уверен, что Исаак выдержит пытку подобным холодом, — сказал Бен, который тоже дрожал всем телом, пытаясь сохранить тепло.

Тусклый свет фонаря выловил его обнаженный торс. Александр нахмурился, понимая, что он прав, и снял прилипшую к телу мокрую толстовку.

— Если бы только был другой путь, — сказал он дрогнувшим голосом. — Яэль едва уговорила его покинуть академию.

В этот момент вынырнула Ангела, и Александр, опередив Бена, протянул ей руку, удостоившись его недовольного взгляда. Она скомкано поблагодарила его сквозь подрагивающие губы и разделась до майки.

— Вам нужно идти, я подожду остальных, — сказала присоединившаяся к ним Мин Чжи, сменив Бена на посту и бросив в воду еще одну шашку, чтобы осветить остальным путь. — Следуйте по светоотражающим указателям, — добавила она, единственная, кому холод был как будто нипочем.

Александр думал об отце, он не видел, как тот прошел через досмотр металлодетекторами, он мог только уповать на то, что Энки сумел миновать оцепление так же легко, как и его сын.

Светоотражающими указателями Мин Чжи назвала неровные стрелки, нарисованные свежей краской. Анкийцы уже очень давно не использовали этот тоннель, замурованный во времена арабско-израильской войны, что началась спустя два года после Второй Мировой. Так откуда здесь было взяться указателям?

Тоннель тянулся на многие километры вдаль до крепости Масады в ста километрах от Иерусалима, где произошло массовое самоубийство евреев в осаде. Религия запрещает иудеям самоубийство, однако тысяча воинов, детей и женщин нашли выход из ситуации. Они избрали десятерых, чтобы они убили остальных, затем из этих десяти был выбран один, застреливший девятерых. И лишь один он из тысячи совершил самый тяжкий грех — убил себя.

Однако путь повстанцев пролегал через ответвление в тоннеле, и вел он в город-призрак — полигон для тактических учений израильской армии, под которым располагалась секретная анкийская база, не использовавшаяся долгие столетия. Дрожа от холода, Бен, Ангела и Александр продвигались дальше, слушая шаги группы, шедшей впереди, пока их не настигли Мин Чжи и Энки.

— Мин Чжи, где семья Ребекки? — Александр почувствовал, как застучала в висках кровь, потому что уже знал ответ.

— Яэль и Джонатан предпочли остаться в Иерусалиме. Они не смогли оставить Исаака, — ответил Энки, тяжело вздохнув. — Они просили передать, что надеются, что ты сможешь освободить Землю от нибируанцев, а до тех пор они будут молиться за тебя…

— Какой благородный поступок. Они понимают, что здесь лишние.

— Ангела, не неси чушь, — осек Александр, на плечах которого лежал груз вины за гибель жены.

— Нам нужно двигаться дальше, — напомнила Мин Чжи. — Еще тридцать километров тоннелей, прежде чем мы доберемся до места.

— Мин Чжи, используется ли полигон над военной базой сейчас?

— Да, там все еще обучается израильская армия. Их лояльность нибируанцам неоспорима.

— А твоя? Ты ведь не скрываешь, что знаешь о наличии этой базы, хотя она строго засекречена. Ты уверена, что нас не ожидает там сюрприз? — усомнился в доверии к ней Бен.

— Да, — ответила она коротко и едва ли понятно, но никто не переспросил.

— Не имея времени все как следует обдумать, мы пошли за тобой. Откуда здесь свежая краска? Скажи мне, ты ведь знала, где мы прячемся?

Мин Чжи остановилась и ее ослепил свет фонаря в руках Бена. Она ожидала этих вопросов.

— Вы бы ни за что не доверились министру Коскинену. Нам нужно пройти еще километр, нас встретят.

— Коскинен? — возмущенно воскликнула Ангела. — Он предатель! И как мы могли довериться тебе? Ты же его верная собака!

— Ангела, мы сами виноваты, что так легко доверились. Пускай объяснит, — тронув ее за предплечье, спокойно сказал Александр.

— Его сына казнили у него на глазах те, кому он служил, — пояснила Мин Чжи. — Министр Коскинен отныне готов оказать вам любую поддержку в борьбе против нибируанцев. Он и его соратники ждут вашего возвращения. Именно благодаря ему вас так долго не могли обнаружить.

— Борсиппианцы не меняются, — сказала Ангела уже спокойнее и пошла вперед уверенным шагом, будто и не задумывалась о том, что их может ждать смерть в конце этого тоннеля…

* * *

Инанна смотрела на девушку, которую подобрала на улице, внимательным взглядом. Вот уже полминуты она давила молчанием ее, стоявшую напротив. Отмытая и приодетая Танашири уже не выглядела столь печально, хотя, конечно же, ей стоило бы немного набрать вес для более здорового вида.

— И каково же твое настоящее имя? — спросила Инанна, положив руки на подлокотники.

Темные глаза девушки лишь только на миг сделались испуганными, и этого хватило, чтобы Инанна поняла, что попала в самую точку.

— Меня зовут Танашири, Ваше Величество.

Инанна задумчиво тронула пальцами подбородок и взяла кубок с соком. Вино, к сожалению, после исполнения супружеского долга ей пить не полагалось, чтобы не навредить ребенку, если ей удалось забеременеть. Однако это будет ясно только через несколько дней.

— Танашири — это название бренда косметики, проспект которого валялся у тебя под ногами, когда мы встретились, — сказала Инанна, не боясь внезапного нападения. — Подойди и дай руку.

Девушка не подчинилась, словно доказывая, что что-то скрывает. Инанна была терпелива, она лишь протянула ладонь и сказала:

— Я ничего тебе не сделаю, если ты будешь честна со мной.

— Вдовствующая царица сказала, что вы должны быть у лекаря через пятнадцать минут.

Но на самом деле это будет сеанс гипноза, Инанна это прекрасно понимала и боялась, что перестанет вспоминать.

— Мятежники, чья нога ступила на планету Нибиру, — Инанна встала и резко схватила девушку за руку, развернув запястье, на котором находился шрам. — Не было ни единого сомнения. Ты вырезала анкийский чип, чтобы тебя не казнили вместе с остальными. Скажи мне, как же тебе удалось выжить?

Инанна скривилась, она готова была в любой момент отразить нападение.

— Я не понимаю о чем вы, царица, — упрямо заявила девушка.

— Анкийка на Нибиру, потрясающе, — Инанна отошла на шаг, понимая, что напряжение девушки может привести к неадекватной реакции.

— Царица, вы… — она с шумом втянула воздух носом, понимая, что ей некуда отступать, а за дверью стоит стража.

— Что ж, ты можешь взять меня в заложники и попытаться выйти из дворца, но тебе не скрыться с Нибиру, — улыбка Инанны казалась слегка сумасшедшей, она явно что-то задумала, ведь сразу не сдала ее страже. — Или есть второй вариант: ты остаешься моей фрейлиной, но ты должна рассказать мне об анкийской расе и Мардуке как можно больше. Все, что ты знаешь.

Девушка нахмурилась, не понимая, шутит ли она.

— Зачем вам это? — только выдавила она, соединив руки на животе. — Почему вы никому не сказали о том, что догадались о моем происхождении?

— Мне нужна информация.

— Вы провели на Земле семь лет, что еще вы хотите узнать?

Инанна задумалась, словно что-то для себя решая.

— После травмы у меня есть кое-какие провалы в памяти, — сказала она, еще не зная, чем ей это аукнется. — И от меня, как мне кажется, многое скрывают.

— Я слышала, что вы немного не в себе…

— Ты осмеливаешься говорить мне такое? — повысила голос Инанна, но неожиданно смягчилась, что выглядело еще более удивительно: — Расскажи мне, какой я была до битвы с анкийцами? Правда ли то, что говорят обо мне? Что я была... — она неуверенно покрутила пальцем у виска.

— Как будто ничего не изменилось.

— Ты зарываешься из-за страха или излишней смелости?

Девушка, расправив плечи, смотрела прямо и уверенно. Несомненно, она была анкийским пилотом и наверняка была обучена приемам самообороны, ведь, насколько Инанна знала, анкийцы были военной расой.

— Я не знаю, есть ли еще выжившие пилоты. Нибируанцы поработили нашу планету. И если мне суждено погибнуть здесь, я могу попытаться потянуть вас за собой в могилу.

— Но ты этого не сделаешь, верно? — сказала Инанна, не став переубеждать девушку, что Земля изначально была заселена нибируанцами. — Тебе некуда идти, так что подумай над моим предложением.

— И стать вашей заложницей?

— Компаньонкой, — поправила Инанна. — На землях Нибиру сейчас неспокойно, но здесь, во дворце ты будешь жить более, чем сносно, дорогая.

— Я — анкийка, и меня воротит от нибируанцев и от вас в частности, царица. Меня готовили, к тому, чтобы я в любой момент не испугалась перед гибелью за Родину. А вы предлагаете прислуживать вам? — в глазах ее загорелся недобрый огонек.

— Так почему же ты не умерла? — скептично изогнув бровь, сказала Инанна, начиная раздражаться. — Ты ведь хочешь жить. И я сохраню твою тайну взамен на то, что ты станешь моими глазами и ушами.

Девушка вела себя так, словно ей ничего не грозило.

— Вы превратили Землю в помойную яму…

— Ты хочешь вернуться на Землю? — привела главный аргумент Инанна.

И глаза вновь выдали ее, ведь в ее ситуации единственным возможным желанием было действительно вернуться домой на родную планету.

— Почему…

— Я же сказала, мне нужен тот, кто будет мне лоялен. Я не буду ни к чему принуждать тебя, однако в этом месте, в Сунгаке, и ты будешь в безопасности. Если будешь вести себя как нибируанка. Впрочем, это не составит труда, учитывая, как хорошо ты знаешь язык.

— Я выучила его на Лахму во время подготовки к восстанию, как и многие другие.

Инанна взглянула на время, понимая, что не может пропустить встречу с мозгоправом. Чтобы не вызывать подозрений ей стоило поторопиться.

— Когда я вернусь, я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о девушке с моим лицом. Жене Мардука, — сказала она, подходя к двери, у которой замерла на миг, обернувшись: — Как тебя зовут?

— Мара, — сказала девушка. — Мариана Ринальди.

— Будем знакомы, Мара. Когда я вернусь, нам нужно будет что-то делать с твоим идентификатором, — Инанна коснулась своего плеча, где находился уроборос, которого, конечно же, не было у новой знакомой.

Древний Египет. 3554 г до н.э.

Несколько следующих дней Инанна провела в ожидании встречи. Мардук с Нинуртой отбыли на Нибиру, чтобы подобрать спутниковое оборудование для постройки пирамиды, а заодно позаботиться о том, чтобы бригада рабочих все же добралась до Земли.

Набу Инанна избегала, стыдясь того, что он видел и что произошло между ней и его отцом. «Потаскуха» — это оскорбление эхом отдавалось в голове и было вполне заслуженным. Лечь под обоих своих дядей… наверное, со стороны это выглядело именно так. Мардук улетел, не успев поговорить с сыном.

Инанну согревали воспоминания о том безрассудстве, о теплом взгляде Мардука и его ласковых прикосновениях. Как из деспота, несправедливого правителя он вдруг превратился в ее идеального мужчину? Как ему удалось так легко и ненавязчиво отогреть ее сердце, замороженное насилием со стороны Нинурты? Все будто бы отошло на задний план, и Инанна ощущала только жар в груди, осознавая, насколько сильно привязалась к своему нежному защитнику, с которым страхи становились несущественными.

Инанна теперь смущалась общества Сарпанит, боясь выдать словом или движением то, что произошло между ней и ее мужем. Она задумывалась над своей речью больше прежнего, потому надолго уходила в глубокие раздумья, словно боялась проговориться о своем счастье и великом стыде.

Инанна не строила воздушных замков, понимая, что Мардук вернется и может повести себя так, будто ничего не произошло. Однако глупое девичье сердце все же хранило надежду, что для него случившееся тоже стало чем-то особенным, а не рядовым, как ночь в объятиях очередной наложницы.

— Инанна, ты в последнее время молчалива, — заметила Сарпанит, руки которой ловко порхали по станку с натянутыми нитями; царица любила ткать и посвящала этому увлечению каждую свободную минуту.

— В последнее время дни похожи один на другой. Я много думаю о том, что ждет меня, когда отец станет наследным принцем, — сказала она, не собираясь верить в то, что Нинурта может оказаться первым в очереди на этот титул.

— Фараон говорил, что это может произойти и через сотню лет, и через тысячу.

— Я боюсь, это случится намного раньше. Великий Ану в последнее время все больше слабеет умом. И скоро на трон взойдет мой дед, а это грозит мне скорейшим замужеством.

— Инанна, расскажи мне, почему у нибируанцев с такой продолжительностью жизни так мало детей? — поинтересовалась Сарпанит, ведь она и отчасти не могла представить уклад жизни на Нибиру.

— Царица, это объяснимо. Дети растут тысячами лет. Все мы провели младенцами десять тысяч лет. Мне сто пятьдесят тысяч, но выгляжу я на двадцать с небольшим земных лет. Однако мы развиваемся быстрее, нежели стареем. К примеру, дядя Мардук старше меня в три с лишним раза, однако выглядит совсем молодо. Что касается потомства, то нам некуда торопиться. Дети бывают только запланированными, случайные беременности прерываются. Среди нас много ученых и знания для нас куда важнее продолжения рода.

— Это все равно не дает мне ответа на вопрос, — взгляд Сарпанит ненадолго расфокусировался. — Фараон не позволил мне забеременеть второй раз. У нас есть только Набу.

Инанна вздохнула, уголки ее губ приподнялись. И она, и Сарпанит знали, что у Мардука очень много потомков, помимо прямого наследника, однако всех наложниц отправляли на другой край Земли, чтобы Набу был защищен от распрей в будущем, если кто-то посмеет заявить права на трон Египта.

— Нибируанцы — распутная раса, — раздался голос за спиной Инанны.

Она обернулась, чтобы встретиться с полным обиды и презрения взглядом зеленых глаз. Набу, похоже, слышал каждое слово.

— Что ты такое говоришь, сын? — возмутилась Сарпанит. — Я думаю, это не та тема, которую тебе стоит обсуждать.

— Отсутствие религии и нравственности делает их нравы слишком свободными. И некоторые, как я слышал, не чураются даже родственных связей, — Набу говорил об Инанне, однако Сарпанит, не зная об этом, конечно же, соотнесла его слова с Нинуртой, что был сыном родных брата и сестры; более того, она знала, что Нинхурсаг проводила многие ночи в покоях Энки, и они даже не пытались скрыть своей связи. — Люди в этом плане выигрывают у собственных богов. Им чуждо подобное поведение.

— Однако богов и эту нравственность создали мы для того, чтобы управлять ими. Религия — тоже результат нашей работы над расой, — не осталась в долгу Инанна, пытаясь объяснить простые истины; родившись человеком, полукровкой, Набу знал только одну точку зрения — он вырос среди подобных себе, среди фальшивой нравственности, не понимая, что создавшая эту нравственность раса живет по иным канонам.

— Вы не позволяете людям знать о том, что смертельные болезни излечимы, что ручной труд можно заменить машинами.

— Набу, мне не нравится твой тон, — осекла мать. — Немедленно извинись перед Инанной за неподобающее поведение.

Инанна видела, как побелели костяшки пальцев в сжатом кулаке Набу.

— Не стоит, Сарпанит, это ведь правда, — неожиданно сказала она. — Нибируанская раса не видит ничего предосудительного в плотских утехах. Быть может, здесь, в нравственном обществе, как вы это называете, подобное кажется недопустимым. Но, Набу, тебе стоит понять одну истину: нибируанцы — не люди, — она поднялась, отложив шитье, и последние слова ее были вкрадчивы: — Не стоит осуждать то, чего не понимаешь. Царица, с вашего позволения я немного прогуляюсь.

Кивнув ей, Инанна отправилась прочь, надеясь, что ее речь немного отрезвит настроенного враждебно сына Мардука. Она лишь услышала, как Сарпанит отчитывает Набу, прежде чем ушла из поля слышимости, намереваясь устроиться со свитками в тени возле фонтана.

— Дорогая Инанна, куда это ты так торопишься? — Энки поравнялся с ней на выходе во внутренний двор; ему, как и всем обитателям дворца наверняка было скучно, и он искал общества, надеясь скрасить досуг.

— Хотела немного почитать у фонтана, — она обратила свой взгляд на служанку. — Рит, принеси свитки с моего стола.

Та, молчаливо поклонившись, отправилась выполнять поручение.

— Как продвигается твой египетский?

— Весьма тяжело, однако я уже понимаю отдельные фразы из разговоров дворцовых слуг.

— За такой короткий срок — это похвально, — уцепился за тему Энки, и Инанна, взглянув на него, снова поймала себя на мысли, что они очень похожи с Мардуком. — Наш Тот отбыл, Нинхурсаг вернется только через неделю, и мне абсолютно нечем заняться. Даже Мардук с Нинуртой в отъезде.

— Я тоже нахожу здешнюю жизнь довольно однообразной, — согласилась Инанна. — Однако это повод заняться самообразованием. Библиотека Малаката весьма обширна. И на изучение свитков у меня может уйти не один год.

— Как насчет верховой езды? Мне казалось, ты не слишком уверенно держишься в седле. Я мог бы немного подучить тебя, раз нам обоим скучно, — предложил Энки и указал в сторону конюшен.

Инанна остановилась, обдумывая предложение. Книги ей уже надоели, раньше она бы попросила Набу помочь с верховой ездой, но отныне к нему не стоило обращаться с подобными просьбами.

Рахотеп, сын визиря, скакал на гнедом коне по большому манежу карьером, словно пытался измучить бедное животное.

— Привести двух лошадей, — скомандовал Энки слуге из конюшни.

Пока они ждали, Инанна с интересом наблюдала за Рахотепом, точнее, за его конем, чья короткая шерсть уже блестела от пота, словно намазанная маслом. Юноша поглядывая в их сторону, перешел на галоп, затем в рысцу.

— Что привело вас на манеж, господин… госпожа? — спросил он с почтением, остановив тяжело дышащего коня возле редкого низкого забора манежа.

— Я хочу в совершенстве овладеть верховой ездой, — сообщила Инанна, встретив его улыбку; она была уверена, что Набу не растрепал обо всем кузену. — Это ведь основной способ передвижения на Земле.

— Не считая верблюдов Тота, конечно, — заметил Энки с усмешкой, — а вот и наши кони.

— Это же скакун фараона, — скептично вскинув бровь, сказала Инанна, глядя на исподволь пытающегося вырвать узду из рук конюха белоснежного скакуна, которого привели для нее. — Разве могу я его оседлать?

— Конечно, Инанна, — сказал Энки, самостоятельно проверив седло для нее, — в отсутствии моего сына коню все равно нужны ежедневные прогулки.

Этот некрупный жеребец был воистину красив, в особенности Инанну восхитила его длинная расчесанная грива; в отличие от него, других лошадей стригли очень коротко.

— Какой красавец, — она благоговейно тронула его морду, и конь прекратил вскидывать голову, доверчиво сунув нос ей в сгиб локтя.

— Он думает, вы дадите ему что-то вкусненькое, Ваша Светлость, — сказал конюх и протянул ей кусок морковки.

Громко хрустя угощением, конь затанцевал на месте, и Инанна поняла, что животное предлагает ей оседлать его.

— Этот конь настоящая проститутка, посадит на себя любого, кто угостит его лакомством.

Скакун недовольно фыркнул в сторону Рахотепа, словно все понял, и тот рассмеялся. Слуга подставил Инанне ладони, и та почти уверенно взобралась на коня.

— Как его зовут? — она погладила коня по шее, пропустив через пальцы невесомую гриву.

— Кахотеп, госпожа, — сказал конюх.

— На нибируанском это значит «мирная сущность», — задумчиво проговорила она и зашла в манеж, когда конюх открыл воротину.

— Главное, не бояться, — сказал Энки, поравнявшись с ней. — Следуй за мной рысцой.

Инанна повторяла за двоюродным дедом все движения, стараясь почувствовать живое существо под собой и найти к нему подход. Конь был покладист, наверное, именно поэтому Мардук отдавал ему предпочтение, а не только из-за густой гривы. Нравилась ли ее дяде покладистость и в женщинах? Инанна ловила себя на мысли, что теперь следила за каждым своим действием, думая о том, как бы он к этому отнесся.

Энки перешел в галоп, посоветовав ей как правильно при этом держаться, чтобы конь не поддавал Инанне по пятой точке. Раза с третьего ей все же удалось поймать ритм, и она все увереннее скакала, чувствуя некий моральный подъем. Рахотеп обогнал ее на своем приземистом скакуне. Невысокого роста, этот молодой человек довольно гармонично смотрелся в седле. Его милые ямочки на щеках уже не раз привлекали к себе внимание. Кажется, кузен Набу был приятным и добродушным парнем, который старался держаться подальше от нибируанцев, предпочитая общество полукровок, таких, как и он сам. В чем была причина некоей настороженности, Инанна не имела ни малейшего понятия, однако тут же вспомнила слова Набу о том, насколько раса нибируанцев аморальна для земных жителей — конечно же, тех, что не видели в них богов и понимали реальное положение вещей на Земле.

— Хатор, сегодня ты седлаешь моего коня, в следующий раз в мое отсутствие ты захватишь мой Египет? Конюх, приведи другого коня для Инанны.

Инанна была так рада его видеть, что сердце ее перевернулось, а на устах зажглась улыбка.

— Вы так надолго уехали, фараон, что даже ваш конь решил найти нового седока, — заметил Рахотеп, отчего-то пребывающий в отличном настроении.

Инанна подошла к воротам и спешилась, отдав поводья Мардуку, на миг почувствовав его теплую ладонь.

— Не нужно другой лошади, пожалуй, слишком жарко сейчас. Я буду в беседке у фонтана, если кто пожелает присоединиться, — сказала Инанна, глядя на Энки и Рахотепа, и те кивнули.

Мардук и Инанна пошли в одну сторону, но за воротами конюшен должны будут разойтись в разные стороны: она — во внутренний двор, он — к пирамидам, ведь наверняка именно для этого нужен был конь, негромко ступающий следом.

— Как ты провела эти две недели?

Инанна, соединив ладони за спиной, сделалась серьезной.

— Обучалась египетскому, пила вино и помогала царице, — перечислила она на длинном выдохе, демонстрируя, насколько скучна была ее жизнь. — А вы, дядя, подобрали необходимое оборудование для пирамиды?

Он остановился, их слуги остановились, лишь конь запоздало понял, что от него требуется, когда Мардук натянул поводья, остановив его.

— Может, хочешь посмотреть стройку? — неожиданно спросил Мардук; по его взгляду было понятно, что предложение было спонтанным.

— Фараон, — негромко сказала Инанна, затем и вовсе понизила голос до шепота: — может, вам стоит поговорить со своим сыном?

— Слуги, стража, двадцать шагов назад, — приказал он, в то время, как они уже дошли до выхода из конного двора. — Я уже поговорил с ним. И откуда эти нравоучения? — он улыбнулся в ответ на ее серьезный тон. — Мне кажется, я слегка старше тебя и сам знаю что мне делать.

Инанна и не подумала, что, наверное, не стоило быть такой резкой. В глазах ее отразился испуг и она невольно прикрыла рот ладонью.

— Забирайся, — сказал Мардук, хлопнув по седлу.

Она нахмурилась и только после того как он еще раз кивнул в сторону коня, она неуверенно подчинилась, позволив себе помочь.

— А если нас кто-то увидит? — ахнула она, когда он залез следом, оказавшись сзади.

— Ни о чем не думай.

Он развернул коня и почему-то направил его отнюдь не к главным воротам — кратчайшему пути до пирамид, а к северному выходу из Малаката, за которым простирались бескрайние пески пустыни. Пара стражей держались позади, делая свое общество незаметным.

— Мне казалось, мы едем к пирамидам, — ощущая близость Мардука Инанна, едва удержала голос от дрожи.

— В обход города, чтобы мы не выглядели странно вдвоем в седле. Люди многого могут надумать.

— Надо было взять вторую лошадь.

— Надо было, — подтвердил он и как будто бы сдвинулся ближе к ней. — Но я поддался спонтанному импульсу.

Она все же вздрогнула от его низкого голоса и дыхания, что опаляло кожу, делая ее чувствительной. Они медленно огибали город, намереваясь перейти через Нил по малому мосту, что располагался довольно далеко от жилых домов. Инанна чувствовала ладонь Мардука на своем животе и все больше теряла контроль над своими ощущениями. Он будто бы тоже сошел с ума, увезя ее из дворца на этом дурацком коне. Это было безрассудно, ведь во дворце быстро расползутся слухи, что фараон отчего-то решил прокатить свою племянницу.

Но сейчас все было неважно, остались только его губы на ее шее и пальцы на животе, спускающиеся все ниже под пояс юбки.

— Что ты со мной делаешь, Инанна, — тихо прошептал он, вдыхая аромат ее волос. — Стража, привести еще одного коня к пирамидам.

Один из сопровождающих отделился и поскакал обратно в Малакат.

Разум все же включился, и обратный путь следовало пройти на разных лошадях, чтобы это не вызвало подозрений. Они медленно перешли по мосту, на котором рыбак вязал сеть. Низко поклонившись фараону, он проводил странную пару взглядом, заметив в последний момент их поцелуй, наполненный нежностью.

Инанна забыла обо всем, стоило лишь почувствовать вкус его губ. Она так сильно скучала, что не могла надышаться им, однако стоило им подъехать к пирамидам, как его руки исчезли.

— Все еще хочешь осмотреть стройку? — спросил Мардук, спуская ее с коня.

— Может, позже, — подыграла она, с трудом отстраняясь, ведь желала обнять его крепче.

— Идем в мой шатер, — сказал он и, развернувшись, вручил поводья слуге, а сам, взглянув на вечереющее небо, внутренне порадовался тому, что строители уже ушли.

Строительные материалы возвышались горами возле пирамиды, Инанна думала о том, как тяжело, вероятно, приходится рабам, однако она знала, что все рабы получают пускай небольшое, но жалование продуктами и предметами обихода, чтобы они могли прокормить семьи.

— Почему ты не введешь деньги? — неожиданно спросила Инанна, когда они подошли к шатру, в котором горели факелы.

Глухо зашторенный шатер отлично подходил для уединения. Мардук повернулся и привлек Инанну к себе.

— Надо бы, — пробормотал он, подняв ее подбородок и заключив лицо в ладони. — Я скучал по тебе.

Эти слова были самыми желанными, и улыбка против воли появилась на ее лице.

— Тебя не было слишком долго.

Но неожиданно оба услышали басовитый смех, который ни с чем невозможно было спутать. Инанна отскочила от Мардука и заинтересовалась макетом пирамиды на столе.

— Племянница, какими судьбами? — Нинурта, завидев ее в шатре, подошел вплотную. — Заинтересовалась, чем мы тут занимаемся?

— Должна же я была хотя бы раз сюда приехать, — ответила она.

Нинурта с подозрением посмотрел на кузена.

— После захода солнца, когда рабочие уже ушли…

— Наоборот, лучше вечером. Я не люблю смотреть на тяжелый труд людей, — нашлась Инанна. — Я не лезу в ваши дела, однако не смогу не заметить очевидной несправедливости по отношению к рабам. Оплачивать их труд едой весьма жестоко.

— Но не забывай, что они не знают, что такое деньги, — заметил Мардук. — Для них нет лучшей жизни, чем та, что у них есть. Они видят богов каждый день и получают за свою работу жалование из их рук. Они думают, что делают что-то очень важное для нас, а так оно и есть.

Мардук улыбался, зная, о чем она думает.

— Это жестокое надувательство, дядя, — она упрямо выпятила губу и сложила руки на груди.

— Но ведь они всего лишь рабы, у них и так куда более достойная жизнь, чем была еще несколько сотен лет назад.

— Существа, имеющие мышление, не ограничивающееся одними инстинктами, должны жить лучше.

Нинурта и Мардук переглянулись, словно понимали друг друга без слов.

— Дорогая Инанна, — с несвойственной ему мягкостью сказал Нинурта, — но ведь мы создали их специально для черных работ. Тебе ли не знать об этом, ведь именно ты столетиями поддерживала легенды о богах, спустившихся с небес.

— Зрелище таскающих неподъемные камни людей меня миновало, дядя. Я до сих пор не понимаю, почему сюда нельзя прислать краны и бульдозеры. Это бы облегчило страдания людей.

— Видишь ли, Инанна, рано или поздно люди поймут, что в нас ничего божественного нет, ровно как и в крылатых колесницах, — усмехнулся Мардук. — Наука и техника должны оставаться для них тайной, чтобы мы могли их подчинять.

— Как ты думаешь, что случится, если люди постигнут науку? Исчезнет религия, они поймут, что, как ты говоришь, достойны большего, а кем для них станем мы? Тиранами и рабовлабельцами…

— Но ведь так это и есть…

— Инанна, ты прекрасно понимаешь, что Ану не может вкладывать большие деньги в Землю, поэтому нам приходится выкручиваться самим, забывая о многих удобствах.

— Мне казалось, дядя, вам нравится такой стиль жизни — без компьютеров и электричества.

Мардук улыбнулся.

— Мне казалось, и тебе нравится Египет, даже если он и чуточку отсталый.

— Верно, в нем есть своя прелесть. Однако мне обещали показать стройку. Давайте поторопимся, чтобы успеть в Малакат к ужину.

Нинурта продолжал с подозрением поглядывать на Инанну и Мардука, но казалось, что они и впрямь приехали сюда посмотреть стройку. Инанна не умела лгать и играть, по ней всегда было видно, что она что-то замышляет или что-то уже натворила — такова была ее натура. И в то же время ей удавалось вести себя как ни в чем не бывало, хотя было заметно, что она пытается держаться в стороне от Нинурты.

Он поравнялся с ней на выходе из шатра и снова заметил, как она увеличила между ними расстояние, оказавшись ближе к Мардуку.

— Инанна, не стоит меня бояться, — открыто заявил он, из-за чего Мардук невольно открыл глаза шире. — За причиненную мною несправедливость я прошу прощения и отныне обещаю не касаться тебя без твоего разрешения.

— Совершенного не исправишь, — неожиданно вступил Мардук, ведь разговор происходил при нем, и волей случая он не мог оставаться в стороне.

— Что послужило причиной ваших извинений, дядя? — спросила Инанна, конечно же, не доверяя ему.

— Вероятно меня тревожит то, что ты так сильно меня боишься, — он доказал это, вновь протянув руку, от которой она отстранилась.

— Не думаю, что извинений достаточно, — сказала Инанна, и взгляд ее ожесточился, словно ей надоело держать всё в себе. — Дядя, — она повернулась к Мардуку, — не могли бы вы оставить нас ненадолго?

Он понимающе кивнул и отошел, а они вернулись обратно в шатер. Мардук напоследок подарил ей взгляд, говорящий о том, что если ей понадобится помощь, то он будет рядом.

— Хорошо, что я должен сделать, чтобы заслужить твое прощение? — наконец сказал Нинурта.

— Едва ли ваши слова вызывают доверие, — сообщила она, выпрямившись и сложив руки на груди. — Этого больше никогда не должно повториться, или я все расскажу вашей матушке.

Инанна и сама понимала, что это не аргумент, однако Нинурта действительно уважал Нинхурсаг и всегда к ней прислушивался.

— Хорошо, я это понимаю, Инанна, — он как-то неуверенно улыбнулся. — Я не хочу, чтобы ты затаила на меня злобу, однако осознаю, что так просто ты меня не простишь. Когда мой отец станет царем, я обещаю, что помогу тебе укрепиться на Земле. И это будет не работа, подобная твоей работе в Эрехе. Я обещаю тебе восточные Земли.

— Вы не можете распоряжаться тем, что вам не принадлежит. И мой отец вскоре станет наследным принцем, поэтому я и сама смогу…

— Все, что тебя ждет — это, вероятнее всего, удачное замужество. Ты должна это понимать. Твой отец не имеет влияния над Энлилем, а я имею, и я сделаю так, чтобы тебе, женщине, были даны Земли для царствования и мое покровительство.

— Это похоже на торг, дядя, — заподозрила Инанна; в то же время ее встревожила его уверенность в собственных словах. — Зачем вам это? Или вы еще не наигрались со мной?

— Ты кровь Энлиля и любимица Ану. Я был не прав, сочтя тебя не более чем обычной женщиной. Впредь я буду относиться к тебе с глубоким уважением, как ты того и заслуживаешь.

— Неужели… — против воли вырвалось у нее. — И вы более не проникните в мои покои?

— Я войду в них только с твоего дозволения.

Эти слова заставили Инанну задуматься еще больше. С чего бы Нинурте быть с ней таким учтивым и, более того, обещать золотые горы? Стоило ли об этом рассказывать Мардуку? Вероятно, он сможет как-то прояснить ситуацию и сказать, что же такого случилось на Нибиру, что Нинурта вдруг изменил тактику поведения?

— Что ж, беру с вас слово, что вы более не нарушите моего личного пространства, — говоря это, Инанна искала хитрость в его глазах. — От вас мне не нужно никаких подношений и обещаний земель. Мнится мне, что это весьма опасная почва, учитывая ситуацию в царской семье.

— Вижу, ты начинаешь понимать, Инанна, что к чему. Держись меня, и ты будешь в безопасности.

Она не могла признаться, что нет, она ничегошеньки не понимает, и политические игры ее деда и прадеда от нее слишком далеки. Однако ощущение, что грядет нечто, что изменит их судьбы, все же присутствовало, и Инанна поневоле начинала прислушиваться. Когда они вышли из шатра, Мардук осматривал груду камней, стуча по ней ногой. Не было сомнений, что он слышал каждое слово и теперь лишь неумело притворялся, что был занят чем-то другим. Это было довольно забавно применительно к нему.

Нинурта, сделав отстраненное лицо, указал на возвышающуюся стену в два этажа, которую снизу начали облицовывать.

— Ну что, племянница, хочешь посмотреть, что внутри?

— Если честно, не особо хочется дышать пылью, тем более, внутри наверняка еще нет отделки. Я бы хотела посмотреть на финальный вариант. А это что за… — Инанна подошла к стене и тронула мыском показавшийся ей слегка неровным шлифованный камень облицовки.

Это оказался некий рычаг, который, отъехав в сторону, открыл небольшой лаз внутрь, за которым скрывалась темень.

— Не прошло и пары минут, как Инанна обнаружила секретный ход, — Нинурта похлопал Мардука по плечу, и тот только помрачнел.

— Просто случайность, — уверенно сказал он, однако тут же впал в задумчивость и, тронув подбородок, сказал: — Однако вход нужно перенести…

— Мне кажется, можно трогаться в Малакат, — напомнила Инанна, чувствуя себя не совсем уютно рядом с обоими мужчинами; ей вдруг будто выстрелило в голову, что она стала их любовницей, и Инанне отчаянно захотелось спрятать голову в песок, подобно страусу.

Чувство неловкости никак не проходило, а от ощущения, что Мардук на нее поглядывает, становилось все более неловко. Они прибыли в Малакат, каждый, слава Ану, на своей лошади, и застали Набу и Энки, коротающими вечер за игрой в сенет — египетские шахматы. Инанна присоединилась к Сарпанит, увлеченной чтением, чувствуя напряжение, исходящее от Набу. Не было сомнений, что его эмоциональный фон ощущал каждый, кто находился в помещении. И лишь только одна Сарпанит непонимающе посматривала на сына, не умеющего скрывать эмоции от тех, кто ненароком может их считать. Инанне уже было более ста пятидесяти тысяч лет, и она умело игнорировала отрицательные эмоции. Почему Набу так сильно возненавидел ее? Что сказал ему Мардук? Инанна не должна была вмешиваться в отношения отца и сына, однако она, прикусив губу, ожидала окончания ужина, чтобы осмелиться на разговор, которого, наверное, заводить не стоило.

Сославшись на усталость и боль в ногах из-за верховой езды, Инанна, тихо шепнув Набу, что ожидает его в своих покоях, ушла, не посмотрев в сторону своих дядей, занятых настольной игрой. Набу не пришел ни через десять минут, ни через двадцать, а к окончанию часа Инанна разозлилась настолько, что готова была идти к нему сама, что было просто немыслимо. Она хотела было окликнуть Рит, что находилась за дверью, когда услышала ее голос:

— Госпожа Инанна, к вам принц Набу.

Иннана только успела сделать несколько шагов от двери и присесть на софу, приняв расслабленную позу, словно и не меняла положения, прежде чем вошел гость. Она отставила кубок с вином, с которым не расставалась с самого ужина. После нескольких бокалов, она была уже изрядно «уставшей», хоть и, несомненно, в здравом сознании.

— Вы хотели меня видеть, Ваша Светлость? Не гоже мужчине находиться в покоях женщины один на один, — обратился он, не преминув задеть ее проявлением излишней вежливости. — Чем могу быть полезен?

— Знаю, что отец провел с тобой беседу, — спокойно сказала Инанна, пытаясь сделать вид, что в курсе хода беседы. — Однако сегодня даже люди смогли бы почувствовать твой эмоциональный фон. Скажи мне, что так сильно тебя гложет?

— Вы думаете, одним разговором с отцом дело решить? — он усмехнулся. — Я просил у него вашей руки, а потом увидел вас там… На реке. Как вы думаете, что я должен чувствовать?

— Разочарование? — предположила Инанна; она равнодушно смотрела в его зеленые глаза, что и по сей день были для нее привлекательными. — Но, Набу, я ведь отказала тебе, у меня нет чувств к тебе. Ты не вправе на меня злиться.

Она чувствовала, что должна вести себя мягче, однако именно сейчас, возможно, из-за вина, в ней проснулось некое хладнокровие. Парень ведь был влюблен в нее.

— Не в праве, — подтвердил он, стоя перед ней, как солдат, делающий рапорт. — Но теперь я злюсь вовсе не на вас. Вы правы, вы ничего мне не должны. На этом, полагаю, разговор можно окончить.

— Набу, не держи зла на своего отца и меня, — лишь только попросила Инанна. — Все не совсем так, как тебе кажется.

— Нет, все именно так, — вскипев сказал он. — Фараон встал на вашу защиту, и вы, конечно же, влюбились в него. Кто может не желать вас? Даже мой отец пал жертвой вашей красоты, — из каждого его слова сочился яд.

— Ты винишь меня за то, что я красива? — Инанна отпила вина и усмехнулась с неким презрением; однако глаза ее в тот же момент наполнились грустью и сожалением. — Неужели ты считаешь, что красота — это порок? — она поднялась с софы, поставив кубок на стол, и подошла ближе. — Так значит, и твоя любовь ко мне, симпатия твоего отца, и наваждение Нинурты — все это из-за моей красоты?

Инанна схватила со стола небольшой кинжал, используемый для нарезки фруктов, и поднесла его лезвие к щеке.

— Вы ведь не настолько пьяны, чтобы начать сходить с ума? — настороженно спросил Набу.

— Ты думаешь, я не считала свою красоту проклятием? Или ты решил, что-то, что позволял себе Нинурта, происходило со мной впервые? — она прочертила лезвием по коже, однако не причинила себе ощутимого вреда. — Конечно, шрамы легко убираются в лечебном модуле. Это означает, что мне придется ходить с этим лицом всю свою долгую жизнь. Набу, что будет, если я закрою это лицо? Ты более не будешь видеть во мне объект желания? Признайся себе в этом и не суди меня за то, что я пользуюсь своим проклятием.

— Что ты делаешь? — спросил Набу уже неформально, сделав шаг назад. — Ты пытаешься настроить меня против себя еще сильнее?

— Я хочу, чтобы ты понял, что мы другие, Набу, — наконец, вынесла заключение Инанна.

— Это я усвоил, увидев, как тебя трахал мой отец, — костяшки пальцев его рук, сжатых в кулаки, побелели. — Эта разница меня и раздражает.

— Мы бы хранили все в секрете, если бы ты не увидел. Да, Нинурта применял ко мне насилие, но с этим я уже разобралась. То, что происходит со мной и Мардуком — другое.

— Ты что, правда влюблена в моего отца? — опешил Набу, резко выдохнув от удивления; кажется до этого его высказанные предположения были лишь желанием обидеть.

— А ты думаешь, плотская любовь для меня сродни рукопожатию? — Инанна даже оскорбилась.

Он только покачал головой, совершенно теряя нить разговора.

— Чего ты хочешь от меня?

— Прекрати испускать флюиды ярости, просто делай вид, что ничего не происходит. Твоя мать чувствует и может догадаться.

— Ты сама себя слышишь? — нахмурился Набу. — Ты заботишься о ее чувствах, а сама спишь с ее мужем.

— Уже ничего не изменить, Набу.

— И ты можешь так легко смотреть ей в глаза? — он издал неопределенный звук и снова мотнул головой. — Все, я выслушал достаточно от тебя и от отца. Я знаю, что у него целый гарем и никогда не предъявляю претензий. Ты просто очередная его любовница. Делайте что хотите, я умываю руки, — оскорбив ее этими словами, он просто развернулся и пошел прочь из ее покоев.

Инанна совсем не злилась, однако ей, естественно, было неприятно слышать, что она одна из многих. Впрочем, девичье сердце хранило надежду, что все же их отношения иные, что неспроста сегодня во время конной прогулки они так отчаянно льнули друг к другу в поисках необходимого тепла. Да, она была влюблена и сама не понимала, как такое произошло. Однако ей оказалось так легко принять эти чувства, что сегодня же ночью она планировала нанести визит Мардуку через тайный ход, и была уверена, что он ее ждет.

Приказав Рит подготовить ванну с благовониями и маслами, Инанна готовилась ко встрече с ним, словно невеста царя в первую брачную ночь. Она трепетала в предвкушении, и это чувство не смог заглушить Набу. Впрочем, разговор с ним не был бессмысленным, напротив, Инанна смогла вдохнуть полной грудью, осознав, что принц отныне разлюбил ее. Разлюбил, потому что в его понимании ее поведение было недопустимым.

Инанна надела платье-халат с широкими рукавами, запахивающееся на поясе длинной атласной лентой. Распустив волосы, она отказалась от украшений и косметики. Рит, конечно же, последовала за ней, не задавая вопросов.

— Ты должна говорить всем, что я отправилась в шуруппак, а затем спать, — сказала Инанна, ведь ее перемещения до шуруппака видела стража и Энки, пожелавший спокойной ночи. — А теперь иди, выжди какое-то время и незаметно вернись в свои покои.

— Да, госпожа, — на удивление спокойно согласилась Рит и ушла к шуруппаку.

Инанна шла по тайному коридору, надеясь, что ее появление не окажется для Мардука неожиданностью. А что если в его покоях кто-то находится? Не успела ее рука коснуться двери наверху у винтовой лестницы, как та распахнулась. Мардук почувствовал присутствие Инанны — не иначе. Тусклый догорающий огонек из каменной чаши слабо освещал помещение, из-за чего трудно было разобрать выражение на лице Мардука. Он сделал шаг в сторону, пропуская ночную гостью.

— Я послал за тобой, но мне сообщили, что ты покинула покои и направилась в шуруппак, — уловив ее хитрость, сказал он. — Однако советую быть осторожнее, в моих покоях может быть кто-то еще.

Инанна только молча кивнула и опустила голову, беспричинно робея перед ним. Ей сложно было понять его эмоции, ведь не было сомнения, что Мардук всегда максимально сдержан и никогда не выставляет истинные чувства напоказ. В слабом свете огня его лицо казалось высеченным из камня, а взгляд едва ли можно было назвать теплым.

— Я разговаривала с Набу.

Он только тяжело вздохнул и отошел к кровати, присев у изголовья с кубком, в котором наверняка было вино.

— И зачем? Инанна, не стоит лезть в мою семью, я сам разберусь с сыном.

— Но ведь это касается и меня, — спокойно сказала она, присаживаясь рядом; она коснулась его поросшей щетиной щеки ладонью. — Его неприязнь уже заинтересовала Сарпанит. Царица по нраву мне, и я не хочу делать ей больно.

— Но ты ведь уже это делаешь, — он оставил кубок с вином, взял ее руки и поднес к лицу, вдыхая аромат ее кожи.

— Но ведь царица моложе не станет, — шепотом заметила Инанна, придвинувшись ближе. — Что ты со мной делаешь… — она соприкоснулась с ним лбом и вновь коснулась колючей щеки. — Я занимаюсь саморазрушением.

— Ты еще так юна, Инанна, — тихо сказал он, и неожиданно опрокинул ее на кровать, разведя руки в стороны.

Пояс ослаб и полы платья разошлись, открывая его взору грудь, что неровно вздымалась. Взгляд Инанны изменился, его заволокло пеленой. Она смотрела на него с неприкрытым обожанием, Мардук чувствовал это, ведь ей не нужно было скрывать свои мысли и чувства. Она хотела его, и оттого ее ноги непроизвольно согнулись в коленях, чтобы ощутить его как можно ближе.

Уже несколько десятков лет он и сам не видел от женщины такой отдачи, даже некогда нежная и страстная Сарапанит никогда так не воспламенялась. Наложницы же были безвольными и совсем иными — их раболепное поведение и отчасти не могло насытить его. Инанна же готова была отдать себя всю без остатка без видимых на то причин. Для нее он не был фараоном этих земель, он ничего не мог сделать для нее, он ничего не мог дать ей, в отличие от Нинурты — любимца Энлиля. Да, Мардук слышал каждое слово, каждое обещание из уст кузена, сменившего тактику. Тот все еще хотел ее, словно животное, и ему, привыкшему получать от жизни все, претило ее отвращение. Нет, никто не знал о том, что он творил с ней ночами, хотя Инанна наверняка думала о том, что кто-то все же осведомлен…

Мардук не торопился, ожидая, когда ее молчание прекратится, когда она подастся вперед, чтобы ощутить его. Он отпустил ее руки и позволил касаться себя. Инанна только лишь приподнялась на локтях, чтобы потянуться за поцелуем. Неужели в ней могла привлечь только лишь красота? Каждый скажет, что Инанна ослепительна, но еще в ней было что-то такое, что заставляло тянуться к ней… Возможно, некая душевная простота и милосердие, возможно — решительность, но кто знает, отчего на самом деле Мардук смотрел на нее с таким теплом. Он желал видеть ее своей, не просто обладать ее телом, но и ее душой, и, кажется, она была влюблена в него. Вздрагивая от каждого прикосновения, она доказывала ему свою любовь.

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Сеанс гипноза отнял у Инанны последние силы, ведь, как она и ожидала, воспоминания блекли и пытались исчезнуть. Однако, готовая к этому, она противостояла сильному менталисту. Все это продолжалось, пока в покои вдовствующей царицы не ворвался Нинурта, приказав прекратить копаться в мозгах его жены. Нинхурсаг была возмущена, однако ничего не сказала, решив отложить разговор с сыном на потом. Нинурта взял Инанну за руку и потащил за собой из комнаты, словно она была маленькой девочкой, нуждающейся в спасении. Возможно, отчасти так и было.

— Почему ты не остановила это сама, если знала, что гипноз направлен на то, чтобы ты забыла и не вспоминала? — спросил Нинурта гневно.

Инанна удивленно посмотрела на него. Здесь, на огромной веранде с видом на лабиринт сада, было множество лишних ушей, и наверняка стоило вести себя более осмотрительно.

— Слуги, оставьте нас, — попросила она, прежде чем ответить. — Мне казалось, вы с Нинхурсаг в сговоре, и не хотите, чтобы ко мне вернулись воспоминания.

— Теперь в этом нет смысла, — Нинурта отвернулся, сцепив руки за спиной.

— Я поняла тебя, — сказала она, ведь, несомненно, он пытался скрыть именно убийство отца. — Но Нинхурсаг — что известно ей?

Нинурта сощурился, подыскивая нужные слова. Белоснежный голубь сел на изгородь, обвитую лианами дикого винограда.

— Ничего, — коротко ответил он.

— Тогда зачем ей это? — Инанна сделала шаг навстречу; ее рука скользнула к нему на поясницу. — Что она еще пыталась скрыть? Мою интрижку с Мардуком?

Ее шепот был едва различим. Она почувствовала его теплые ладони на своей спине. Нинурта прижал ее к себе, уткнувшись носом в шею.

— Я надеюсь, что ты это выяснишь и скажешь мне, — так же тихо сказал он, и ладонь его окрепла на ее спине.

Инанна чувствовала его теплое дыхание на своей шее, и ей не было противно. Голубь выгнул шею и с интересом смотрел на них. Глупая птица, кажется, вслушивалась в каждое слово.

— Есть какие-то идеи?

— Идем в спальню, — неожиданно сказал Нинурта, и Инанна нахмурилась, ведь его ладонь опустилась ниже.

— Но овуляция закончилась, и вообще-то я имела ввиду, есть ли у тебя идеи по по поводу того, что хочет скрыть твоя мать.

— Я что, должен заниматься любовью со своей женой только по расписанию женского календаря? — он поднял ее ладонь и поцеловал сомкнутые пальцы, щекоча их щетиной.

Он был царем и отныне соратником, и Инанна не могла не подчиниться. Ей не нужен был враг в его лице. Она не помнила, как стала его женой, однако теперь знала от Эльгиса очень многое: что она была замешана в смерти первой жены Нинурты, и что именно для того, чтобы Нинурта сел на трон и сделал ее своей царицей, была совершена чудовищная измена. Эльгис помог Энки организовать вторжение анкийцев на Нибиру, чтобы Нинурта убил Энлиля… Инанна погрязла во лжи и интригах, которых даже не помнила. И клан Лахмаанар требовал от нее уплату долга. Эльгис хотел безраздельно властвовать на Лахму.

Пускай в прошлом она могла рассчитывать на клан Лахмаанар, возможно, они с Эльгисом действительно были близки, однако сейчас все изменилось. Инанне не нужен был балласт из знающего о ее преступлениях нибируанца, который сможет использовать против нее эти знания. Оставался только один выход — уничтожить клан…

— Ну что ты так на меня смотришь? — спросил Нинурта, ожидая чего угодно от его не вполне вменяемой женушки.

Инанна неожиданно тепло улыбнулась, она и не думала, что Нинурта может быть игривым и мягким, учитывая, сколько страданий он доставил ей в прошлом. Ее взгляд на миг задержался на стоявшей поодаль Маре. В отличие от других слуг и фрейлин, опустивших взоры, когда царица оказалась в объятиях царя, она смотрела прямо, забывая об этикете.

— Насколько я была сумасшедшей? — неожиданно спросила Инанна.

— Ты была помешана на своей персоне, могла предать, постоянно ввязывалась в неприятности и плела интриги. Ты была одной из самых опасных женщин во всех вселенных.

— Но разве это сумасшествие? — она провела ладонью по его груди, взгляд ее сделался томным. — Мне казалось, интриги — неотъемлемая часть двора.

— О, дорогая, поверь, лучше бы тебе не вспоминать. Без принципов, ты могла быть беспощадна к своим близким, — он заставил ее сделать несколько шагов назад и прислониться к прохладной колонне спиной; Нинурта всегда славился тем, что воспламенялся, точно спичка. — Но сейчас тебя будто подменили, ты стала мягче и внимательнее к мелочам. Ты перестала думать не головой, а не…

— Довольно, я поняла, — она ощущала его близость и возбуждение, и уже готова была заняться любовью прямо здесь, когда он поднял ее на руки и, не разрывая зрительного контакта понес в двери по коридору к покоям царицы. — Ты ведь больше не станешь скрывать от меня чего-либо?

— Если и ты будешь честна передо мной, Инанна.

Она не вполне понимала, что побудило его вдруг стать нежным мужем, однако чувствовала, что должна быть рядом с ним — так наиболее безопасно. Оставалось только избавиться от Эльгиса…

— Клан Лахмаанар хочет безраздельно властвовать на Лахму, — сказала она, когда он опустил ее на кровать и навалился сверху, приподнявшись на локтях.

— И что ты предлагаешь? Я знаю, какие близкие отношения у тебя с Эльгисом, Инанна, мы сможем удовлетворить его аппетиты со временем, но, боюсь, нельзя давать ему слишком много власти. Тем более — оружие, которое хранится на Лахму.

— Ты знал обо мне и Эльгисе?.. — распахнула глаза Инанна.

— Покажи мне хоть одного влиятельного нибируанца, с которым ты не спала, — философски заметил Нинурта, позволяя себя целовать.

Сбросив рубаху на пол, он одним рывком расстегнул штаны.

— Я этого не помню… — призналась Инанна; ее взору предстал его великолепный рельефный торс.

Она, словно посмотрев на Нинурту другими глазами, вдруг осознала, насколько он хорош собой, насколько он мужествен и силен.

— Все знают, насколько ты ненасытна, Инанна. Но как это могла забыть ты?

— Ты хочешь, чтобы мое тело принадлежало только тебе? — ее вопрос звучал вызовом, уверенностью в положительном ответе.

Он на миг остановился и увлек ее в крепкие объятия.

— Моя женщина может принадлежать только мне, — сказал он, и Инанна вдруг поняла, что даже спустя несколько тысяч лет она была для него желанна, невзирая на целый гарем любовниц, который был у него на Земле.

Вечером, отбросив все дела, они просто отдыхали в кровати под тихое бормотание новостного канала, где показывали съемки из космоса города Ресети-Ири, от которого остался лишь черный кратер.

— Забери меня на Землю, — попросила она. — Здесь мне одиноко.

— Ты не похожа на ту, кто не может найти себе занятие. И потом, здесь твои родители.

— Син скоро отбудет на Землю. Не знаю, что я творила в прошлом, но теперь мы с ним и матерью словно чужие.

— Их дочь теперь царица, они просто должны привыкнуть, — он погладил ее по голове. — Но такой ты мне нравишься больше. Ты действительно похожа на ту Инанну, которую я знал прежде. И в постели тебя будто подменили.

— Иногда мне кажется, что я будто вчера родилась. Даже те воспоминания кажутся отдаленными, — призналась она, ведь Египет всплывал в ее сознании таким образом, словно это происходило не с ней, словно Инанна наблюдала за собой со стороны. — Прошу, не отказывай мне, забери меня на Землю, — она как-то доверчиво уткнулась ему носом в плечо.

— Ты нужна мне здесь.

— Хотя бы ненадолго. Я здесь задыхаюсь, Нинурта…

Он задумался, гладя ее по голове. Нинурта вдруг подумал, что сейчас они похожи на обыкновенных влюбленных. Она прижималась к нему в поисках защиты, хотя некоторое время назад так отчаянно боялась его прикосновений. Инанна права — здесь, во дворце, у нее нет поддержки, корона всегда предполагает одиночество, и никому нельзя доверять. Нинхурсаг действительно что-то скрывает, Нинурта не мог этого не заметить. В чем же замешана его мать? Что она так отчаянно пытается скрыть от него в воспоминаниях Инанны? Сама же Инанна думала, что, очевидно, это неспроста, и что Нинурта с Нинхурсаг вступили в некий сговор или же Инанна сильно насолила его матушке…

— Что ты хочешь от Земли? Там я буду занят и вряд ли смогу уделять тебе много внимания.

— Скоро Хамур Денатхи, день памяти предков, неужели ты собираешься проводить ритуал без царицы? Твоя матушка не слишком довольна тем, что праздник пройдет на Земле, и ты хочешь оставить меня в ее обществе здесь, чтобы мне пришлось выслушивать порицание из ее уст? Позволь мне помочь в подготовке.

Он только выдохнул и сказал:

— Хорошо, ты права, ритуал без царицы неполноценен, — на удивление легко согласился Нинурта. — Инанна, ты знаешь, что Мардук жив, и он на Земле. Стоит ли мне опасаться, что ты станешь искать встречи с ним?

Она обняла его, не понимая, почему готова дать ему клятву верности.

— Он женился на женщине с моим лицом, и, насколько мне удалось узнать, отношения в последние годы у нас с ним были более чем натянутые, — сказала она, хотя сердце отказывались в это верить. — Нинурта, он изменник, и он ненавидит меня. Зачем же мне тогда искать встречи с тем, кто мечтает перерезать мне горло?..

Он, кажется, задремал, и оставил этот вопрос без ответа. Инанна смотрела на его ладонь и внезапно увидела то, что казалось невозможным. Его символ, символ Нинурты — заключенная в круг птица с головой орла и телом льва. Посмотрев на тыльную сторону своей ладони, она обнаружила, что символ грифона горит и на тыльной стороне ее ладони. Это было немного странно. Символ должен был загораться в момент их близости не только физической, но и духовной, но еще никогда она не видела его воочию, ведь они с Нинуртой не любили друг друга… Или же что-то изменилось. Ее взгляд обратился к спящему супругу, он, глубоко вздохнув, повернулся и обнял ее, явив сонный взор из-под приоткрытых век.

— Спи, Инанна, завтра ты полетишь со мной на Землю…

* * *

Александр смотрел на Коскинена, покрасневшего, точно креветка в кипятке. Кажется, ему было трудно начать разговор, но первым начал министр Андерсен, который, как оказалось, тоже был причастен к тому, что Коскинен вдруг стал их союзником. Теперь стало ясно, где Андресен прятался все это время.

— Можете доверять нам, господин. Олли трудно признать свою ошибку, но он потерял сына, и это, можно сказать, стало переломным моментом. Казнив Тодда Коскинена, Нинурта нажил себе врага в лице соратника, — Андерсен положил ладонь на плечо Коскинену, словно старому другу, хотя в прежние времена они оба находились в разных лагерях.

— Мы все кого-то потеряли, — напомнил Александр хмуро, и губы Андерсена дрогнули, ведь и его сын погиб на выборах канцлера девять лет назад.

Андерсен и Коскинен оба были анкийцами военной выправки, однако Андерсен со временем все больше становился похож на бизнесмена и человека высшего света, тогда как Коскинен так и остался в образе военачальника.

— Здесь для вас безопаснее, — наконец буркнул Коскинен, по-видимому, ощущая вину. — После того как Бьорн связался со мной, я не раздумывал ни секунды. Нинурту нужно уничтожить.

— Еще многих придется убить, чтобы доказать свое право на престол, — глухо сказал Александр и взглянул на отца; конечно же, он говорил о семье.

— Ану вырезал всю семью Алау, когда совершил переворот. Чтобы сместить королевскую ветвь, придется пролить кровь. Это неизбежно, и именно это и сделали Нинурта с Инанной, чтобы занять трон, — рассудил Энки, сцепив пальцы в замок на столе.

Александр сглотнул, он знал, что отец оставил мать и его брата Нингишзиду на Нибиру, и только лишь приближенность Нергала к Нинурте спасала их от жестокой расправы. Они были семьей изменника. Энки пришлось сделать трудный выбор в пользу давно утерянного сына — Мардука, и в пользу своих идеалистических устремлений по спасению Земли. Возможно, Дамкина исполнена ненависти к мужу, и, конечно же, сейчас ее опорой стал Нергал — сын, сумевший добиться высокой должности, невзирая на предательство брата и отца. У Энки всегда были сложные отношения с супругой, ведь брак этот, очевидно, был не по любви. И сердце Энки, навеки отданное сводной сестре Нинхурсаг, разрывалось от боли, ведь сначала ему пришлось отдать любимую брату Энлилю, а затем встать с ней по разные стороны баррикад. Но, по крайней мере, она была жива… В отличие от Ребекки. У Энки была еще одна большая тревога, ведь его старший сын собирался убить сына Нинхурсаг.

— Нинурта убил собственного отца? — ахнул Коскинен, все больше сомневаясь в гуманности своего предка. — Он трубит во всеуслышание, что это ваша вина, господин.

— Мне нет смысла скрывать этого, я бы и сам убил Энлиля, но Нинурта меня опередил. Он не хочет прослыть цареубийцей, да и королевская семья, узнай истину, может от него отвернуться. Сейчас же она его поддерживает, — указал Александр на очевидное. — Но как бы я не хотел личной над ним расправы, на его место придет другой царь.

— Что вы хотите сделать?

— Мин Чжи сказала, что скоро на Земле будет праздноваться день памяти предков. Все три сына Энлиля, имеющие право на престол, несомненно, будут находиться в одном месте, и тогда… — его кулаки сжались, взгляд обратился к отцу. — Боюсь, придется разобраться с ними со всеми единовременно, если они добровольно не признают во мне законного короля.

— Мой господин, там наверняка будет и Нергал, — заметил Андерсен, назвав имя младшего брата Мардука, полностью лояльного интересам нынешнего царя Нибиру.

— Они все в той или иной степени моя семья, — ответил Александр. — Однако, министр Коскинен, все же, ваше решение оказать нам поддержку немного сбивает с толку, учитывая вашу лояльность предку.

— Клан Нинурты всегда воспринимал своего предка, как достойного нибируанца, на которого стоит равняться. И спасибо вам за то, что эта легенда сохранялась столетиями, — серьезно сообщил Коскинен. — Однако наши представления идут вразрез с реальностью. Нинурта — жестокий тиран, не признающий за людьми и анкийцами права на жизнь. Для него мы рабы.

— Клан Ито и вовсе ведет начало от шлюхи… — напомнил Андерсен, хотя такой аргумент прозвучал довольно нелепо.

Александр нахмурился, вспомнив об Инанне. Ее, нежную и прекрасную девушку, теперь отождествляли с пороком. Воистину, она была сумасшедшей. И в этом была только его вина.

— Однако, где сейчас он, а где мы… — протянул Коскинен. — Господин, я надеюсь, у вас есть план? Хотя бы какой-нибудь, — Коскинен вновь помрачнел и, сложив локти на столе, чуть выпятил губу; ему все же тяжело далось решение перейти на сторону Анкиа, ведь теперь под ударом оказался весь его клан…

…Выходя из кабинета, где проводилось недолгое совещание, Александр потер виски и посмотрел на мерцающую лампу дневного света на потолке. Тотчас мерцание прекратилось. Управление электричеством и электроникой были основными его талантами, точно так же, как и у Ребекки, хотя ее дар по управлению электроникой и вовсе был чем-то уникальным и даже из ряда вон выходящим. Перед глазами вновь и вновь вставал момент ее гибели — последний взгляд и признание в любви. Ненависть к Нинурте могла ослепить его в тот момент, но Александр сдержался, отдав предпочтение анкийскому народу. Как и тогда, в далеком Древнем Египте, он отказался от Инанны, он будто бы отказался от мести за Ребекку. Но, несомненно, он должен свершить возмездие в будущем.

— Вы в порядке? — не сразу расслышал он вопрос.

Ангела Новак стояла в нескольких шагах от него, и на ее лице вряд ли читалась искренняя взволнованность. И хотя она была из клана Нинурты, Ангела тоже чувствовала себя здесь неуютно. Она, как и остальные, ожидала, что кто-то нападет исподтишка, что в стальные двери бункера ворвется нибируанская армия и положит конец их «выживанию».

— Все хорошо, Ангела, — сказал он, намереваясь уйти, но она неожиданно коснулась его плеча, хотя после их расставания никогда себе такого не позволяла.

— Возможно, вам стоит на время отпустить все то, что у вас на душе.

— Скажи мне, как это сделать и, быть может, я воспользуюсь этим советом, — проскрежетал он, но она покачала головой.

— Спишу вашу грубость на стресс. Идите в свою комнату, я принесу вам выпить, — и, не сказав более ни слова, она развернулась и отправилась прочь, оставив его в замешательстве смотреть ей вслед.

Он даже не успел сказать ей, что ее помощь не требуется, ведь помощь и впрямь была не нужна. Зачем Ангеле поддерживать его? Они не были друзьями, он был ее господином и, вероятно, это и послужило причиной ее вежливой заботы. Его комната находилась этажом выше. И хотя Коскинен предлагал ему и Энки лучшие покои в этом бункере — похожие на номер-люкс фешенебельного отеля комнаты — Александр предпочел небольшую комнату неподалеку от остальных из его команды, впрочем, как и его отец.

Ангела постучала в его дверь ровно через пять минут. Все с тем же безразличным взглядом она протянула бутылку виски — было сложно предположить, откуда та взялась, ведь о спиртном никто не задумывался. Вероятно, Коскинен позаботился даже об этом.

— Составишь компанию? — спросил Александр, хотя наверняка у нее не было и мысли остаться.

— А она вам нужна? — бросила она; возможно, Ангела выполняла некий долг перед своим лидером или действительно прониклась его тревогами, усилившимися после того, как родители Ребекки МакГрегор решили остаться в Иерусалиме.

Он только открыл дверь шире и отступил в сторону, пропуская ее. Ангела вошла, бросив короткий взгляд на неширокую идеально заправленную кровать.

— Мне казалась, вам свойственна большая небрежность, — со знанием дела прокомментировала она, ведь на стуле не висели вещи, на столе не было ничего — ни ручки, ни блокнота, словно здесь никто не жил, хотя они провели здесь более трех дней.

— Мы все меняемся под давлением обстоятельств, — ответил он негромко, наблюдая за ней, выбравшей стул у письменного стола. — У меня больше нет слуг, которые сделают уборку за меня.

— Если бы вы пожелали…

— «Ты пожелал», Ангела. Уже давно пора забыть официальный тон, я больше не господин тебе, мы все в одном положении.

— Вам так только кажется. Вы не человек и не анкиец, сейчас вы пытаетесь создать видимость, что ничем не отличаетесь от других, но это не изменит вашей сущности. Вы — Мардук, член королевской нибируанской семьи, Амон Ра — фараон и солнце Древнего Египта, вы Анкиа…

— Хватит, — он сделал шаг навстречу, скрутив крышку бутылки, однако пить не стал, отставив виски на стол. — В таком случае я приказываю тебе относиться ко мне так же, как до того, как ты узнала, кто я. Ты затаила на меня обиду, я вижу это. И я знаю, куда уходят ее корни.

Она посмотрела на него скептично. За ее безупречной осанкой скрывалось волнение — мало кто знал, что за этой маской уверенности вообще могут скрываться тревоги. Искренность Ангела проявляла только по отношению к сыну, хоть Бен частенько этого не замечал.

— Я не виню вас в том, что вы скрыли от меня свое происхождение, когда мы были в отношениях. Сейчас мы чужие, и это ровным счетом ничего не значит.

— Так ли это на самом деле? Должен ли я просить прощения за то, что обезопасил тебя от ненужных тревог? Сейчас ты, вероятно, думаешь, что в случае с Ребеккой я слишком быстро открыл свою тайну. Однако, позволь сказать, что виною тому были обстоятельства, в которых и ты была замешана, ведь так? Я хотел лишь жить как обычный человек…

— Ребекка МакГрегор была нашим оружием, и мы планировали лишь приблизить ее к Великому Анкиа за счет схожести с Инанной, — совершенно спокойно ответила она, более ничего не скрывая. — Она была нашим великим достижением и великой ошибкой. Ито воистину гений и чудовище, он смог воспроизвести лицо и тело Инанны, которую не мог знать лично.

— Ребекка никогда не была лишь копией, она была моей силой и самой большой слабостью, — казалось, еще немного, и его голос сорвется. — И я бы никогда не открыл ей свою тайну, если бы не ее стремление стать канцлером. Прежде чем открыться, я дал Ребекке выбор — тот, что обезопасит ее от клана Нинурты, поможет скрыть семью и жить вдали от анкийцев, и второй — служение мне и моим идеалам. Вы ведь рассчитывали, что я брошу к ее и вашим ногам целый мир в память об Инанне, но вы просчитались. Я любил Инанну, однако это было до того, как я ее возненавидел всей душой. Вы просчитались на том, что и Ребекка любила меня… — Александр и сам не знал, зачем говорит это, а тем более — не знал, зачем он говорит это Ангеле, но его будто прорвало и, не в силах сдерживаться, он открывался той, кто непременно найдет, как использовать эти знания.

— Она так самозабвенно любила вас, что все наши интриги не имели смысла, — Ангела вздохнула и чуть расслабилась, слегка опустив плечи, и наконец оставила официальный тон: — Мне жаль, что ты потерял её, но рада, что ты выжил, что у нас все еще есть надежда на нормальную жизнь, ведь ты единственный, кто сможет воплотить её в жизнь, взойдя на трон Нибиру. Ты и твой отец отличаетесь от остальных нибируанцев. Вы создали и, каждый по-своему, развили этот мир, без вас мы как слепые котята. Если это тебе поможет справиться со стрессом, то я верю в тебя, как верит и мой сын Бен. Как верит каждый анкиец, что пришел с тобой сюда и сражался бок о бок в той битве. Так что ты не должен падать духом, и уж тем более, смешиваться с толпой. Ты — Мардук, наш верховный бог и символ свободы. Веди нас за собой, как ты делал это на протяжении четырех тысяч лет.

Ангела, говоря столь проникновенную речь, не заметила, как он оказался совсем близко и протянул руку.

— Мне нужны соратники, один я не справлюсь, — он предлагал объединиться той, что совершила так много ошибок, пытаясь попрать его власть в прошлом; но теперь все изменилось, теперь нибируанцы были не богами, а захватчиками, а Мардук представал в совершенно ином свете.

Ангела приняла руку и покорно поднялась. Нетрудно было догадаться, что сейчас от нее требуется, ведь близость была уже совсем ощутимой, когда он обнял её за талию, не разрывая зрительного контакта.

— А ты все так же красива, Ангела, — сказал он, шумно вдыхая, когда их губы почти соприкоснулись.

— Александр, это ли то, что тебе нужно сейчас? Разве я могу быть рядом с тобой?

— Ты отрезвляешь меня, вытаскиваешь из тяжелых мыслей. Но если я отныне тебе противен, ты вольна покинуть эту комнату, я не стану тебя удерживать.

Конечно, между ними не было чувств, разве что вновь пробежала искра, которой не суждено стать пламенем. Александр коснулся ее виска поцелуем, и когда Ангела прикрыла глаза и вздрогнула, это дало ему понимание, что она не покинет его, не отвернется…

— Это нелепо, — лишь проговорила она, и ее ладонь на миг коснулась его груди, словно разделяя и давая последнюю возможность передумать.

Однако ее ледяной взгляд уже оттаял и вновь стал мягким, как сорок лет назад, когда Ангела была до беспамятства влюблена в подполковника космической авиации Александра Бен-Эзера, анкийца из клана Анкиа, с которым ей не суждено было быть вместе. И, увы, как оказалось, вовсе не из-за ее предрассудков.

Он усадил ее на стол и сжал в объятиях, таких крепких, что они оказались даже болезненными. Ангела терпела, считая своим долгом согреть его, чтобы ему не было столь одиноко среди непохожих на него анкийцев. Сегодня она перестала быть советником Коскинена, заведующей нейрохирургического центра и матерью Бена. Сегодня она была нужна ему как женщина, но он для нее отныне перестал быть тем, кого Ангела помнила как Александра Бен-Эзера, теперь все изменилось. Он был ее господином…

В его осторожных движениях была заключена сдерживаемая сила, словно Александр боялся спугнуть ту, что готова была помочь и поддержать. Он практически не касался ее губ. Ангела и не требовала от него чувств, понимая, что в новом мире он разучился любить, ведь он потерял ту, кому было отдано его сердце. Он не был груб и не был нежен, но его сердце понемногу переставало болеть в ее объятиях. На узкой кровати было совсем мало места, но им обоим в какой-то момент стало тепло и уютно, словно все тревоги на миг отступили…

…А после она просто поднялась с кровати, не глядя на него, быстро оделась и отправилась к выходу под его внимательным молчаливым взглядом.

Только выйдя из его комнаты, Ангела вздохнула и застегнула верхние пуговицы фланелевой рубашки, найденной среди запасов одежды бункера. Подняв взгляд, она увидела сына, стоявшего в нескольких шагах с нечитаемым выражением лица. Он понял все сразу, увидев её манипуляции с пуговицами и чуть растрепанную причёску.

— Даже не вздумай осуждать меня, — строго сказала она, пригладив отросшие волосы.

Он промолчал, по-видимому, не зная, что сказать. Ангела отправилась в сторону кубрика, который делила с Летти и Даной, даже не спросив, зачем он пришел к Александру.

В благоразумии Бена не было сомнений, по крайней мере, он сам так думал, ведь он не станет набрасываться на своего господина за интрижку с его матерью. Однако, постояв возле его двери, Бен развернулся и отправился прочь, пока что не готовый смотреть ему в глаза.

* * *

— Какое счастье снова видеть вас на Земле, Ваше Величество! — Ито низко поклонился Инанне, сходящей с трапа шаттла, однако она не обратила на него никакого внимания.

Ее взор был обращен к золотым шпилям незнакомого города, практически полностью, по словам Нинурты, восстановленного после битвы с анкийцами. Бад-Тибира блистал зеркальными золотыми небоскребами. Похожий на Экалати, он принимал в себя все больше от нибируанцев и терял анкийский облик. Инанна видела Бад-Тибира по фотографиям таким, каким он был до возвращения на Землю нибируанцев.

— Мне казалось, еще при Алау женщинам из свиты дозволено было открывать лица, — заметил Нинурта на лицах фрейлин и служанок ткань, оставляющую открытыми лишь глаза.

— Мне нравится подобная обезличенность, она позволяет обращать все взоры лишь на ту, что в центре, — Инанна улыбнулась супругу и только тогда соизволила повернуться к Ито. — Советник, вы, как я слышала, стали дедом во второй раз, примите мои искренние поздравления.

— Благодарю, Ваше Величество, получить поздравления из ваших уст — высшая из наград.

Инанна слышала от Нинхурсаг, что Ито был ей близким соратником, но даже за время, проведенное в его обществе в шуруппаке, так и не поняла, отчего же она прежняя так доверяла ему. По его словам, конечно. На самом деле Инанна поняла, что Ито ей противен, он был подобострастным и коварным типом, которого стоило остерегаться. Теперь же он служил царю, и Инанне не приходилось терпеть его общество.

— Какой здесь чистый воздух, — заметила Инанна, вздохнув полной грудью. — Я думала, что Землю покрыло облако желтого тумана.

— Все заводы удалены от Бад-Тибира, и здесь в воздух распылен атомарный газ, какой используется на Нибиру. Это очищает атмосферу в этом районе, — любезно пояснил Ито.

— Почему мы не можем использовать эту технологию в масштабе всей планеты, чтобы не загрязнять ее? Земля ведь так прекрасна.

Нинурта снисходительно улыбнулся ей, а Ито указал ладонью на открытую дверь лимузина. Мара смотрела на царицу внимательным взглядом темных глаз, не в силах поверить, что ее госпоже есть дело до планеты, которую загрязняли и истощали нибируанцы.

— Мы не можем использовать предназначенное для Нибиру золото. Здесь — исключение, потому что здесь живу я, — пояснил очевидное Нинурта.

Инанна проводила взглядом свою свиту, что заняла автомобиль спереди. Мара прошла мимо, пряча лицо под вуалью. Осмелится ли она на побег, ведь она попала на столь желанную ей Землю? Инанна с трудом понимала, почему оставила её подле себя. Возможно, в безрассудном решении не было смысла, но все же Мара могла пригодиться, в особенности здесь, на Земле. Однако она, несомненно, может и представлять угрозу.

— Почему ты решил поселить меня в своих покоях? Мне казалось, мне принадлежит другая башня, — сказала Инанна, глядя на то как слуги отправляют их багаж в башню Нинурты.

Уголки его губ дернулись вверх, а в глазах неожиданно появились смешинки.

— Ты сама сетовала на скуку.

— И мне что, теперь придется коротать дни в обществе твоих наложниц? — только возмутилась она, ведь на Земле у нее не было дел, а Нинурта будет постоянно занят.

— Я отослал их, чтобы они тебя не раздражали, — ответил он, заходя в лифт, и неожиданно в отражении металлических дверей увидел ее довольную улыбку. — А ты нравишься мне такой, в меру ревнивой и покорной женщиной, Инанна.

— У меня даже на миг возникла мысль, что я тебе небезразлична, — шепотом сказала она и чмокнула его в колючую щеку, прежде чем выйти из лифта, остановившегося на последнем этаже.

Инанна огляделась в покоях, с удивлением обнаружив, что роль несущих стен в большом и светлом помещении занимают большие колонны, и сквозь панорамные, наверняка бронированные стекла с трех сторон можно увидеть горизонт. Лишь только за единственной стеной, не было сомнений, скрывалась спальня, в которую Инанна и направилась, рассчитывая оценить обстановку покоев, в которых ей придется провести целый месяц.

— Что скажешь? — Нинурта объявился позади нее, наблюдая за тем, как слуги молчаливо разбирают вещи.

— Здесь довольно мило, — Инанна усмехнулась и развернулась, чтобы попасть в его объятия. — Может, хочешь опробовать эти покои с царицей?

— Иногда твои речи звучат довольно странно, учитывая, сколько ночей ты здесь провела.

— Я считала, что от твоей башни не осталось камня на камне.

— Это здание восстановили за считанные месяцы, и обстановка точь-в-точь дублирует предыдущую. Так что можно считать, что это те же покои, — отчего-то с гордостью сообщил Нинурта.

Она только пожала плечами, но ничуть не удивилась. Инанне, конечно, было интересно узнать, что же сокрыла от нее память, но, слушая разговоры о собственном сумасшествии, она решила не жить тем прошлым, а отдавать себя настоящему. И ей, откровенно говоря, нравилось внимание Нинурты, в последнее время он отчего-то стал видеться ей вовсе не деспотом, а сильным, способным защитить ее мужчиной, чьи широкие плечи смогут укрыть от тревог.

Отныне ее взгляд говорил о многом, в нем читалось доверие и, если не любовь, то глубокая симпатия. Нет, Инанна ни на секунду не забывала о том, по кому все еще тосковало сердце, но Мардук отныне был прошлым более недоступным. Инанна не могла с этим смириться, однако пыталась жить дальше в настоящем времени, с мужчиной, от которого теперь зависела ее судьба. Оставалось только уничтожить Эльгиса. Инанна все смотрела на горящий на коже знак грифона, не в силах поверить, что между ней и Нинуртой способны возникнуть чувства…

* * *

Александр, готовый к атаке, затерялся среди толпы анкийцев, согнанной на главную площадь Бад-Тибира точно стадо, чтобы отдать дань уважения предкам тех, кого они ненавидели всей душой. Боги, которым они когда-то поклонялись, оказались захватчиками, убийцами и тиранами. И Мардук осмелился утаить от них эту чудовищную правду, вернее, не разглашать их истинного отношения к людям и полубогам. В древних сказаниях нибируанцы представали в образе дарителей знаний и защитников, но теперь главная ложь оказалась раскрыта, и человечество вновь столкнулось с рабством. Познав блага цивилизации, а также развенчав мифы, окружавшие их богов, человечество отныне могло только страдать, принимая свою судьбу из рук тех, кого они когда-то почитали.

Александр видел Инанну, что, стоя на возвышении возле своего супруга, махала рукой нибируанцам, присутствующим на дне памяти предков. В центре площади возвели огромный костер — главный атрибут ритуала, направленного на получение благословения от давно почивших царей Нибиру. Восходя на трон, новый царь должен был провести подобный ритуал, но стоило ли просить благословения у Алау после жестокой расправы, благодаря которой трон занял Ану? И теперь Нинурта должен был просить благословения у отца, которого сам же и убил… Трон всегда был окроплен кровью, и лишь до сих пор живой Ану добровольно передал трон Энлилю.

Здесь, на возвышении, на котором был установлен трон, собрались не все нибируанцы из царской семьи. Нинхурсаг, Ану и матери Инанны не было, зато чуть ниже, у подножия, расположились все генералы, щедро одаренные Альянсами Земли и титулами — Син, Ишкур, Нергал и Уту в черных генеральских формах с орденами на груди. Александр выдохнул, увидев мать рядом с братом. Она, как и остальные женщины, была облачена в белый поминальный наряд с головным платком, повязанным лентой на палестинский манер.

— Зачем нужен весь этот цирк? — покачав головой, сказал стоявший рядом незнакомый анкиец — мужчина средних лет с огненно-рыжей шевелюрой.

Александр промолчал, но заметил на себе его взгляд, явно приглашающий к дискуссии. После прохождения металлодетекторов голографический проектор начал барахлить и периодически Александр видел белый шум перед глазами, поэтому старался не привлекать к себе внимания.

— Полагаю, что наше мнение их особо не интересует, — ответил Александр на английском.

— Если бы только Великий Анкиа был жив! — бросил мужчина и вновь покачал головой. — Если бы министр Ито не предал своих…

— Как он мог оказаться таким подлецом! — донеслось из толпы, и Александр, улучив момент, сместился подальше от болтливых зевак.

— Жители Бад-Тибира и гости! — поднял руку Нинурта, привлекая к себе внимание, — сегодня великий день — день памяти наших предков. И в честь этого празднования мы зажжем мирный огонь…

Александр мечтал, чтобы костер, который царь с царицей должны будут зажечь, стал для них погребальным. Для анкийцев, прибывших убить царя, это было сигналом. Затерявшиеся в толпе повстанцы стали двигаться к центру, имея на руках только пластиковые гранаты с резиновыми шариками, которые не причинят особого вреда, но, несомненно, устроят шумиху и позволят Александру подобраться ближе. Министр Коскинен, рискуя жизнью, сумел обмануть нибируанскую стражу и заменить их на бойцов-анкийцев во главе с Мин Чжи. Коскинен стоял в самом низу платформы, с которой начали спускаться Нинурта и Инанна. Лицо Александра исказила злоба. Ненависть к ним была столь сильна, что он едва сдерживал эмоции, при помощи которых его могли считать менталисты, присутствующие на каждом подобном мероприятии. Они предотвращали покушения и вычисляли потенциальных террористов. Однако сейчас работа их была сложнее, ведь негативные эмоции лились через край. Каждый анкиец ненавидел своих правителей.

Нинурта обезумел, раз решил провести праздник, в общем-то, прославляющий не только предков, но и его величие на Земле, среди тысяч анкийцев, искренне желавших ему медленной и мучительной смерти. В небе, совсем низко и бесшумно парили на реверсивных двигателях суперджеты — боевые самолеты, готовые открыть огонь по толпе в любой момент. Но они не откроют огонь по царской семье, поэтому нужно было подобраться как можно ближе. Царь и царица улыбались и приветствовали приглашённых нибируанцев, что обступили центр площади. Анкийцам же суждено было находиться во внешнем кольце — на галерке. Александр уже был возле оцепления, разделяющего нибируанцев, облаченных в белые наряды и анкийцев в темных одеждах. Вдали он видел глав могущественных кланов Ишидсур и Лахмаанар. Вот кто на самом деле правил бал. Финансовые магнаты, они использовали царскую семью для достижения собственных целей. Так было еще при Алау. Они могли повергнуть расу в кризис, а затем возродить ее из пепла. Именно они могли свергать царей, если те были им неугодны.

Александр смотрел на Инанну и Нинурту, несущих пламя в стеклянных факелах. Они оба были олицетворением зла. Ребекка погибла, тогда как та, с чьим лицом по злому умыслу Ито ей пришлось родиться, выжила и стала царицей. Жадная до власти, Инанна позволила Нинурте убить Энлиля, даже не верилось, что это та Инанна, что была солнцем Египта — Хатор, нежная и любящая девушка, отдавшая свое сердце навеки одному мужчине — фараону. Но теперь Александр испытывал еще большее разочарование, ведь она носила лицо его любимой супруги… И память о ней отдавалась великой болью. Александр почувствовал жжение и развернул ладонь, увидев то, из-за чего тотчас оборвалось его дыхание. Уджат горел так ярко, что он даже не сообразил, что стоит скрыть ладонь. Символ не должен был светиться, ведь его любовь была мертва. Леденящее душу предчувствие ворвалось в его сознание и заставило обратить взгляд на ту, что просто не могла быть его Ребеккой.

Инанна, обходя огромный костер и зажигая сено у его подножия, остановилась, глядя на тыльную сторону ладони.

— Не может быть… — только ахнул Александр, заметив даже с такого расстояния отнюдь не свой символ.

Ведь вместо спокойного голубого свечения уджата ее кожу обжег красный свет символа Нинурты. Царь остановился возле растерянной царицы и с улыбкой поцеловал ее в раскрытую ладонь, уверенный, что вспыхнувшие в ней чувства адресовались ему. Но Инанна смотрела за него, сквозь толпу, прямо на Александра, точнее, незнакомого ей светловолосого анкийца, под личиной которого он скрывался.

С ее губ слетело его имя — Мардук — и он понял, что, пока ничего не осознавший Нинурта не догадался, нужно успеть скрыться. Александр бросился сквозь толпу, и стража, получившая приказ преследовать, отправилась за ним. Анкийцы, участвовавшие в плане, сразу осознали, что их задумка сорвалась, однако, чтобы спасти своего господина, они в едином порыве закричали: «цареубийца» в сторону Нинурты, и в царскую семью полетели пластиковые гранаты, разорвавшие небо свистом сотен разлетевшихся резиновых шариков. Толпа бросилась врассыпную, анкийцы, сталкиваясь друг с другом, падали, их топтала нибируанская стража.

Александр понял, что в гуще событий он может пострадать и сам. Сменив направление, он смешался с толпой и стал пробираться в обратную сторону, ведь у стражи не было сомнений, что он, спасая собственную шкуру, не выкинет подобного. Он споткнулся, но удержался на ногах, в висках стучала кровь. Спасаясь вместе с группой анкийцев, снесших металлодетекторы у южного входа на площадь, он исчез, трусливо избежав плена и, возможно, прилюдной казни.

Но таков был план, разрабатываемый целый месяц. Александр был уверен лишь наполовину, что удастся прикончить Нинурту прямо на глазах у всей семьи. По крайней мере, они должны были заявить о себе. И если бы не уджат, быть может, все бы получилось… Невзирая на страх быть пойманным, его сердце занимала лишь одна мысль: это была Ребекка, он не знал как такое возможно, и почему у нее загорается символ Нинурты, но это, несомненно, была она…

…В руках Инанны блеснул нож. Как и ожидалось, повстанцы совершили нападение. Нинурта рассчитывал поймать Мардука, а она лишь следовала собственному плану. Столп пламени от разгорающегося костра взмывал в небо, очерняя его дымом. Перед Инанной со стеклянным взглядом лежал Эльгис, что не успел унести ноги и погиб, получив нож в спину. Нинурта, увидев это, схватил Инанну за руку, и она выронила нож.

— Ты… Ты зачем ты это сделала?!

— Он знал о наших планах на трон и требовал слишком многого взамен, — хладнокровно заявила она, не чувствуя ни капли сожаления.

Никто не видел, как было совершено это убийство, Нинурта лишь, посмотрев по сторонам, повел ее в безопасное место — к выходу с площади, на которой только начала стихать потасовка.

— И ты просто убила его? — Нинурта не мог поверить в ее жестокость, ведь почти привык, что эта Инанна на подобное не способна. — На его место придут другие.

Инанна остановилась возле вертолета, который должен будет унести их отсюда.

— Ты хотел поймать Мардука, а я — поквитаться с Эльгисом. Хоть половина плана сработала.

— Я начинаю тебя бояться, Инанна. Ты не должна была мараться, это сделали бы другие.

Она пристегнулась, забравшись в кресло.

— Ты не говорил мне, что задумывался об этом.

— Надеюсь, никто не понял, что произошло, — только бросил Нинурта, но затем вернулся к основной проблеме: — Скажи мне, ты действительно видела его?

— Я не могла обознаться, пускай он выглядел иначе, но это был Мардук. Я почувствовала его присутствие.

— Как, каким образом? — Нинурта перешел на шепот.

— Я не знаю, Нинурта, наверное, наша связь с ним была слишком сильна, — она посмотрела на тыльную сторону ладони, на которой осталось покраснение. — Я поняла это, когда загорелся грифон…

— Ты с ума сошла, женщина?! — рявкнул Нинурта, схватив ее за руку; вертолет взмыл в небо, оставив под собой беснующуюся толпу, с высоты похожую на полчище муравьев. — Это мой символ! Он не может загораться, когда мой ублюдочный кузен рядом!

Она посмотрела на него, скривившись в ярости.

— Я что, по твоему, не понимаю этого?! — воскликнула она. — Или я вчера родилась? Я не могу объяснить это, я просто знаю, что тот мужчина — это был Мардук!..

Он, в момент рассвирепев, отбросил ее руку.

— Ты что, сделала это специально? Чтобы спасти его из ловушки?

Губы ее задрожали от гнева и возмущения.

— Ты обезумел?! — Инанна попыталась сказать что-то еще, но только бесполезно хватала ртом воздух. — Нинурта, я твоя царица, и неужели у меня может возникнуть мысль спасать того, кто сам готов меня убить?

— И это говорит мне богиня обмана?..

Древний Египет. 3514 г до н.э.

Не было ничего лучше того времени, когда Нинурта, вернувшись к делам в Кише, оставил Египет и перестал мелькать перед глазами Инанны и Мардука. Их тайные встречи стали обыденностью, и казалось, так будет длиться вечно. И десятилетия, проведенные вместе, текли, словно дни. Самым прекрасным в их союзе было то, что даже спустя время они все еще не могли надышаться друг другом и ждали каждой ночной встречи с нетерпением. Инанна никогда не могла подумать, что может влюбиться в собственного, пускай и двоюродного, дядю, а он — потерять голову от любви к племяннице втрое младше него.

Инанна нашла свое призвание в травах, и теперь заведовала недавно построенным шуруппаком в центре Но-Амон, развивая медицину Египта. Вскоре у нее даже появились ученики из людей, в основном это были отпрыски вельмож. В Египте наконец-то появились и деньги, Мардук согласился с необходимостью ввода универсального товара и даже начал платить небольшое жалование рабам, завершающим пирамиду. Долгие годы постройки пирамиды наконец-то подходили к концу, и теперь она возвышалась над городом, играя на солнце гранями полированного камня.

Каждый вечер Инанна подходила к окнам своего кабинета в шуруппаке, чтобы увидеть, как Мардук на своем скакуне проезжает по улицам города. Он бросал короткий взгляд в окна, занавешенные длинными звенящими на ветру нитями металлических бус с перьями, и улыбался ей счастливой мальчишеской улыбкой. Иногда Мардук посещал шуруппак, чтобы с интересом понаблюдать за лекциями, которые вела удивительно юная с виду девушка. Из ее египетского за сорок лет пропал акцент, Инанна теперь все чаще разговаривала только на нем, даже когда они были наедине.

Волосы Инанны стали совсем светлыми, если не белыми, на беспощадном египетском солнце, а кожа смуглой. Пускай загар был присущ рабам, целыми днями работающим на улице, Инанна считала, что загар ей идет, и вскоре жены торговцев и вельмож перестали прятать лицо от солнечных лучей, подражая Хатор.

Инанна закончила последнюю лекцию и должна была подготовиться к завтрашнему дню. Она направилась в опустевшую библиотеку, за ней, почтительно отставая на несколько шагов, последовал юноша, чтобы помочь донести папирусы. Написанная ее рукой и собранная за долгие годы библиотека теперь занимала большое круглое помещение, в котором сверху до низу в алфавитном порядке были разложены учебные пособия по травам. Инанна шла вдоль рядов, доставая свитки и бросая их в руки слуге. Невзирая на то, что Инанна давала египтянам важные знания в медицине, она так и осталась Хатор — богиней любви и женственности, олицетворяющей само небо. Люди любили ее.

Рит уже как десять лет не служила ей, она состарилась, тогда как госпожа оставалась юной и прекрасной, как и прежде. И теперь вахту нес слуга — молодой мужчина, несомненно влюбленный в свою госпожу. Он был покорен и немногословен, но если госпожа изредка интересовалась его мнением, то он высказывал его, не боясь быть непонятым или даже осужденным.

— Имхотеп, подготовь паланкин, мне нужно успеть в Малакат, — не глядя на него, приказала Инанна.

Выглянув за окно и оценив положение звезд, она решила, что уже опаздывает на празднование восьмисотлетия царицы Сарпанит. Малакат, должно быть, уже наполнился гостями. Теперь, отдавая почти все время работе, Инанна почти не общалась с царицей, да и с Набу тоже. Она не старалась избегать их, просто так само собой получилось, что жизнь ее стала протекать вне стен дворца.

Инанна не понимала, почему царица удивлялась ее столь слабой связи с Нибиру, ведь за все время, проведенное в Египте, даже родителей она видела всего пару раз. Син и Нингаль теперь заправляли золотодобычей на востоке самого крупного материка Земли и потому навещали дочь редко. Инанна порой думала, что способна забыть их лица. Однако долголетие нибируанцев позволяло им наслаждаться встречами с родными не столь часто, ведь у них было много времени. Хотя теперь, живя среди людей, она иначе оценивала время.

Инанна видела как с возрастом меняется ее служанка Рит, однако не ожидала, что в один день Рит покинет ее. Многие в Египте не доживали и до сорока пяти, и причиной тому было отсутствие медицины. Люди не знали, что существуют лекарства от болезней, они умирали от инфекций или даже от элементарного аппендицита. Инанна с болью в сердце просила Мардука дать им нормальную медицину: хирургию или хотя бы антибиотики, но он был категоричен. И категоричность эта не была конкретно его жестокостью, ведь запрет шел свыше. Травы могли облегчить боль или улучшить сон, но они не спасали жизнь…

— Ты самый дивный цветок во всех мирах, — раздался за спиной глубокий мурлыкающий голос, и Инанна, собирая медицинские инструменты, улыбнулась своим мыслям.

Мардук подошел сзади и заключил ее в объятия, положив подбородок на плечо. Его теплые руки легли на ее запястья, и Инанна доверчиво прильнула к нему.

— Только лишь моя красота так привлекает тебя? — спросила она, наверное, уже в тысячный раз.

Он отодвинул широкую бретель ее платья и поцеловал в ключицу, задержавшись дольше обычного и прикрыв глаза.

— Красота имеет опьяняющий, но недолговечный эффект, дорогая. Мы вместе уже более сорока лет, и страсть не утихает. Какое еще доказательство тебе нужно? — Мардук убрал ладонь за спину, и через секунду перед глазами Инанны сверкнула золотом тонкая цепочка с небольшим кулоном — восьмиконечной звездой, усыпанной мелкими бриллиантами. — Я не могу одаривать тебя слишком приметными вещами, но скоро это изменится, Инанна.

Он выдержал паузу, заставив ее сердце биться быстрее. Инанна развернулась к нему, в серых глазах плескалась такая любовь и надежда, что и его улыбка стала ярче. Только эта женщина действовала на него так, что у Мардука порой просто отключалась голова. Он уже давно не вызывал к себе наложниц, да и не устраивал смотрин, когда стража приводила из города бедных девушек, прекрасных телом и лицом, но не способных себя прокормить. Он был влюблен словно мальчишка, и в его руках находилось настоящее сокровище.

— Говори, Мардук, не томи… — негромко попросила Инанна, соединив руки на его спине, пока он застегивал цепочку с кулоном у нее на шее.

— Пирамида закончена, — не торопясь, начал он. — Энлиль и Ану собираются строить космопорт к востоку от Египта, и я хочу заняться этим и забрать тебя с собой…

Эти слова были высшим наслаждением для ее слуха, однако он говорил об этом так легко, словно его совсем не волновала судьба Египта, цивилизации, которую он построил. Более того, значило ли это, что он собирается оставить свою супругу и сына…

— Но что будет с Набу и Сарпанит?..

— Они останутся здесь, управлять Но-Амон, пока я не вернусь. Набу пора жениться и взойти на престол Египта, — как-то уж слишком спокойно говорил он.

Инанна коснулась его щеки ладонью, взгляд ее сделался тревожным. Мардук не мог обмануть ее, его решение наверняка было связано с некими непреодолимыми обстоятельствами, которые по ряду причин он не мог озвучить.

— Мардук, но ведь Египет — это твое детище. Ты ведь не можешь просто так его отдать.

Он поцеловал ее ладонь и ответил:

— Моя миссия в Египте закончена, Инанна, и единственный выход остаться на Земле — найти себе другое занятие. Космопорт позволит нибируанцам перевозить больше золота, ведь небольшой зиккурат в Бад-Тибира уже не справляется. Если я не могу удержать Египет, то я хотя бы смогу быть рядом с тобой… — признался он честно, однако его уверенный тон скрывал глубокую печаль.

— Госпожа, ваш паланкин готов, — донесся негромкий голос Имхотепа, стоявшего в дверях в библиотеку, опустив взгляд.

Имхотеп уже знал о связи фараона с его госпожой, поэтому не удивился, увидев их вместе.

— Езжай, Инанна, мы обсудим эту тему позже. Встретимся в Малакате.

Она понимающе кивнула и отстранилась.

— Какую бы печаль ты не скрывал, знай, что у тебя есть я. Я люблю тебя больше жизни, Мардук, — сказала она напоследок и отправилась вместе со слугой на улицу.

Мардук, выждав некоторое время, отправился следом. Он промчался со своей свитой мимо паланкина, что медленно несли слуги Инанны по главной городской улице. На небе уже вовсю властвовали звезды, и Инанна, глядя на них из-за прозрачного тюля, думала о том, как помочь Мардуку справиться с грядущими переменами. Сильный духом, он попытался преподнести ей это, как благую весть, вот только Инанна за сорок лет слишком хорошо успела его узнать. Даже спустя такой срок Мардук все еще пытался прятать от нее свои мысли, чтобы оградить от тревог, однако она всегда мудро подмечала то, что он так тщательно скрывал.

Минут через двадцать паланкин опустили на землю и, открыв деревянную дверь, Имхотеп протянул руку своей госпоже, помогая ей встать.

— Аси, сколько времени у меня есть до торжественного ужина? — спросила она у встречающей их служанки.

— Гости уже собрались, боюсь, что совсем немного.

— Прикажи подготовить египетское платье и парик…

…Инанна зашла в зал для торжеств, наполненный разговорами знакомых ей нибируанцев. Она с удивлением обнаружила деда, ведущего беседу с царицей. Изменения в ее облике невозможно было не заметить. За сорок лет царица сделалась почти совсем седой, и Мардук рядом с ней выглядел сыном, отнюдь не мужем.

— Дедушка, какая приятная встреча! Не ожидала вас здесь увидеть, — сказала Инанна, выразив почтение легким поклоном. — Как странно, здесь собралась половина двора Нибиру. Я думала это будет тихое празднество.

— Инанна в последнее время слишком занята в шуруппаке. Она обучает местную молодежь науке трав, — тепло отозвалась царица Египта о ней, даже не подозревая, что увлечение Инанны началось из-за того, что она избегала ее.

— Так вот какое занятие тебе по душе? Медицина? — спросил Энлиль.

— Мне нравится давать египтянам знания, пускай здешний уровень жизни ниже, но травы — потрясающая вещь. Они могут излечивать многие болезни, успокоить душу и даже облегчить боль.

— Инанна написала несколько трактатов по использованию трав, — подтвердила Сарпанит.

— Но ведь травы не заменят лекарства… — заметила Инанна с грустью и внимательно посмотрела на Энлиля. — Возможно ли дать людям хотя бы более сильные антисептики? Кроме спирта, который производят в Но-Амоне. Есть же менее болезненные методы…

— Для этого нужно дать им химию. Эти знания лежат за пределами их расы, — сказал Энлиль, сделавшись подозрительным.

— Да, я знаю, дедушка. Если они будут слишком много знать, то мы перестанем быть богами.

— Инанна всегда была мягкосердечной, — донесся знакомый голос, и Инанна вздрогнула.

— Дядя Нинурта, — она улыбнулась ему, и вместо дежурного приветствия получила поцелуи в обе щеки.

— Рад видеть тебя. Ты все так же прекрасна.

— Кажется, что за время, проведенное на Земле, вы сблизились, — заметил Энлиль, поглядывая на сына.

— Я бы сказала, что мы не виделись около двадцати лет, — тут же опровергла Инанна и подарила Нинурте явно неискреннюю улыбку. — Однако все же, что привело всех вас в Египет?

Сарпанит опустила взгляд, и Инанна поняла, что, похоже, и впрямь была единственной, кто находился в неведении.

— Дорогая, пойдем, я налью тебе вина, — предложила царица, и Инанна не смогла отказать; даже отойдя на приличное расстояние, она чувствовала, что Нинурта и Энлиль не спускают с них взглядов. — Полагаю, что ты и впрямь слишком увлечена травами, чтобы подмечать происходящее. Мое восьмисотлетие — лишь повод. Кстати, благодарю тебя за подарок. Сбор трав для омоложения, что ты приподнесла мне утром, похоже, имеет еще и весьма бодрящий эффект. После ванны я чувствовала себя отдохнувшей. Я уже не говорю о золотом колье. Оно просто восхитительно.

— Рада угодить вам, царица, — Инанна увидела Набу, что общался с отцом поодаль. — Однако вы не договорили, что привело сюда половину моей семьи? — Инанна видела еще и Тота, Нинхурсаг и Энки, но здесь не было ее родителей.

— Намедни будет решена судьба Египта, — спокойно сообщила Сарпанит, и Инанна до сегодняшнего вечера и не подозревавшая ничего, только посочувствовала Мардуку; она не могла оказать ему поддержку на виду у всех. — Но тебе, полагаю, это уже известно. Похоже, что мой юбилей превратился в очередной семейный совет, — в ее голосе не звучало обиды, потому что царица была способна скрывать свои эмоции; Сарпанит лишь усмехнулась и налила Инанне вина, забрав сосуд у слуги, который тут же отошел, не смея подслушивать разговор. — Инанна, что бы не случилось, продолжай поддерживать его…

Глаза Инанны, удивленной неожиданной прямолинейностью царицы, расширились. Инанна лишь только настороженно пригубила вина, не спуская с Сарпанит внимательного взгляда. Та, мягко улыбнувшись, коснулась ее предплечья ладонью и произнесла совсем тихо:

— Тебе не стоит избегать меня. Я всегда знала, что рано или поздно его сердце будет принадлежать другой. И я рада, что это ты, женщина нибируанской крови. Мое старение давалось ему тяжело. Не вини себя.

Взгляд Инанны метался из стороны в сторону — а вдруг кому-то вздумалось их подслушать? Царица была неосторожна, но, похоже, что никто не обращал на них особого внимания, все были слишком заняты самими собой.

— Почему вы так добры ко мне?..

— Он уже давно перестал быть мне мужем, и я, видя свое отражение в зеркале, начинаю заботиться о нем иначе, возможно, отчасти по-матерински. Я не ревную, Инанна, я пережила это еще задолго до тебя. Мне хватает его уважения и теплого взгляда. То, что он делает для меня и нашего сына — бесценно. Как думаешь, много ли полукровок удостаивалось чести стать женой бога? Амон Ра — он священен не только для простых людей, но и для меня тоже, — на миг могло показаться, что в глазах царицы блеснули слезы. — И теперь решается судьба всего Египта, решается и наша с Набу судьба, ведь пирамида закончена…

Инанна потупила взор, не в силах что-либо сказать. Откровение Сарпанит сильно опечалило ее, но в то же время придало сил. Это избавило от стыда, что преследовал ее десятилетиями.

— Я не знаю, что сказать. Как давно вы знаете? — плечи Инанны осунулись, а голова опустилась, все же ей было некомфортно обсуждать подобное.

— Довольно давно, но я понимала, что мое знание принесет вам неудобство, поэтому старалась не показывать вида.

Мудрость этой женщины не могла не восхищать. Сарпанит прекрасно все понимала и давно отпустила ревность, довольствуясь тем, что дает ей муж. Как тяжело, должно быть, стареть, когда нибируанцы вокруг тебя совсем не меняются.

— И вы, должно быть, знаете о его планах?

— Здесь Нинурта, и это неспроста, — подтвердила Сарпанит догадку Инанны. — Более того, здесь еще и Тот, а также Нергал…

— Я не видела его, — сказала Инанна и оглядела приглашенных, и только сейчас заприметила второго по старшинству сына Энки в обществе своей супруги.

Нергал был так похож на Мардука, в отличие от Тота и Думузи, что могло даже на миг показаться, что два старших брата — двойняшки, однако они были совсем разными. Нинурта, лучший друг Нергала, имел на него сильное влияние, и потому и в поведении Нергала прослеживалась некая «божественная наглость», как Инанна называла хамское поведение Нинурты.

— Похоже, дележка будет не между двумя братьями, — вздохнула Сарпанит.

— Нергал, в отличие от Мардука, не умеет созидать, в Шумере его считают богом тьмы, владыкой подземного царства. Неужели Ану решится отдать Вавилон в руки такого, как он? Он же в винном угаре спалил целую деревню!

Инанна говорила слишком открыто, не боясь осуждения. И да, если Нинурта строил города и действительно был умным малым, невзирая на все свои недостатки, то Нергал будто бы взял только низменные его черты, и Инанна могла только удивляться, как у Мардука мог быть такой брат.

— Тише, Инанна, тебя могут услышать.

И как назло именно в этот момент Нергал повернул голову в ее сторону, и ей пришлось кивнуть в знак приветствия, так как подойти и поздороваться пока не представилось возможности.

— Он знает мое к нему отношение. Он вел себя неподобающе в моем присутствии, когда приезжал навещать младшего брата в академию Акнат. И это при том, что он всегда был влюблен в мою старшую сестру.

Инанна разошлась не на шутку. Она даже не поняла, почему так легко воспламенилась от давней неприязни.

— А Нинурта?.. — неожиданно спросила Сарпанит; ее ладонь мягко легла на плечо Инанны, вмиг удивившейся осведомленности царицы.

— Такая красота преступна, — процитировала Инанна слова Нинурты.

Сарпанит печально улыбнулась.

— Набу рассказал мне о его поведении тогда, сорок лет назад. Он более не вел себя недостойно?

Инанна лишь покачала головой и пригубила вина, удивляясь, почему может говорить с Сарпанит на подобные темы столь свободно, учитывая, что, по сути, увела ее мужа. Еще более поразительным казалось, что Набу делится подобным со своей матерью.

— Не волнуйся, милая Инанна, — тепло продолжила Сарпанит и вдруг показалась очень уставшей, — я никогда не желала и не буду желать тебе зла. Поверь, и Набу уже пережил трагедию любви к тебе. У Тота подросла дочь, и кажется, Набу снова влюблен. Он больше не доставит тебе неудобств.

— Набу уже очень давно ведет себя нейтрально. Я искренне надеюсь, что вы не держите на меня зла…

— Прошу минуточку внимания, — сказал Энлиль громко, и взгляды приглашенных обратились к нему.

Почти седой, не считая темных бровей, он выглядел ровесником Сарпанит. Здесь, в Египте, почти все предпочитали местную моду, посему в покрытых золотом нагрудных латах, схенти и плаще Энлиль выглядел верховным генералом, изменив привычным высоким сапогам и облачению, больше похожему на летный костюм. Сотня свечей рассеивала полумрак вечерней залы, теплым желтым светом делая лица присутствующих мягче и моложе.

— Царица Египетская, Сарпанит, прошу принять от меня пожелание долгих лет жизни, — он поднял свой кубок, и остальные последовали его примеру. — Ты давно вошла в нашу семью и стала неотъемлемой ее частью. Твои заслуги в восхвалении нас, как богов, неоценимы, как неоценима и поддержка моего племянника, — Энлиль бросил короткий взгляд на Мардука; уголки его губ дернулись вверх. — Сохраняй же и дальше мир в этих землях, а твои потомки пусть продолжают это дело! С юбилеем!

— С юбилеем! — подхватили приглашенные и подняли вверх бокалы.

Инанна думала о том, насколько искренними были эти слова, и как к ним отнесется царица, но Сарпанит, не по годам мудрая женщина, лишь подошла к Энлилю, приняв от него теплое рукопожатие и поцелуй в щеку. Она умела выглядеть счастливой и благодарной, и сейчас был как раз тот самый случай, когда эти навыки были просто необходимы. Мардук также обнял свою увядающую жену и поцеловал ее в висок, как целуют мать — нежно и вдумчиво.

Зная, что ее муж влюблен в другую, Сарпанит приняла это как неизбежное. Однако Инанна и по сей день чувствовала вину перед ней.

— …Царица, прошу разрешения сделать в ваш праздник важное объявление, — перешел к делу Энлиль, и Инанна почувствовала, как наэлектризовался воздух между двумя кузенами и вечными соперниками — Мардуком и Нинуртой; почему-то они не брали в расчет Нергала, и тот выглядел весьма недовольным сим фактом. — В ближайшее время мы запускаем важный проект — космопорт, который позволит разгрузить небольшой зиккурат в Бад-Тибира и облегчить транспортировку золота на Нибиру, — он, мазнув равнодушным взглядом по Нергалу, на щеках которого тотчас вспыхнули розовые пятна, посмотрел аккурат на племянника. — Мардук, мой племянник, ты отлично справился с постройкой пирамиды, думаю, теперь тебе стоит отправиться на Нибиру, чтобы завершить настройку системы связи. Твоя миссия на Земле закончена. Нинурта, тебе, своему первому сыну я доверяю постройку зиккурата «Вавилон».

Инанна удивленно смотрела на Нинурту, который с победной улыбкой протянул ладонь. Она видела его насквозь. Рукопожатие оказалось для Мардука весьма болезненным, а взглядом Нинурта мог пригвоздить его к месту — так он праздновал свою победу над кузеном. Сарпанит же улыбнулась, и Инанна вдруг поняла, что царица на самом деле не хотела отпускать Мардука с Инанной в Вавилон…

Инанна вскоре покинула прием, сославшись на усталость. Имхотеп молчаливо следовал за ней, наблюдая в походке госпожи некую нервозность. Распустив слуг, отказавшись от их помощи, Инанна устало прилегла на кушетку в гостиной своих покоев, стянув с головы парик, состоявший из множества маленьких косичек. За сорок лет она так привыкла к спокойной жизни в Египте, что неожиданно для себя поняла, что если Мардук так или иначе покинет Египет, то и ее безмятежная и счастливая жизнь закончится.

Когда двери распахнулись, Инанна подскочила на месте, увидев Мардука, ворвавшегося в ее покои, подобно торнадо, сносящему все на своем пути. Слуги остались снаружи и только тихонько прикрыли двери. Он кипел от гнева, сжимая кулаки, и казалось, что вот-вот из его ноздрей повалит пар. Инанна подошла и безо всяких слов обняла его. Одеревеневшие от напряжения мышцы стали понемногу расслабляться, руки Мардука легли на ее талию.

— Все будет хорошо, — лишь только сказала она, понимая, что им предстоит скорая разлука.

Инанна пыталась думать не только о себе, но мысль, что она останется на Земле, а он улетит на Нибиру, не давала ей покоя.

— Мы справимся, завтра я попробую поговорить с Энлилем, быть может, он изменит решение, — наивно полагал Мардук, ведь затея была абсолютно безнадежна.

— Что насчет Набу? Он останется на троне Египта?

— А что будет с тобой, Инанна? — он чуть отстранил ее и внимательно заглянул в глаза. — Я заберу тебя на Нибиру.

— Наши отношения не могут стать достоянием общественности, Мардук, — она взяла его за руку и усадила на софу. — Я не могу последовать за тобой на Нибиру.

— Думаешь, ни у кого не возникло бы вопросов, если бы ты отправилась со мной в Вавилон?

— Там бы медицина стала моим прикрытием, — сказала она, не осознавая, насколько счастье затуманило ей разум, когда он впервые заговорил о Вавилоне; глаза Инанны распахнулись, и Мардук понял, что до нее дошел смысл. — Постой, ты и впрямь рассчитывал открыть наши отношения семье?

Он воспринял ее испуг, весьма скептично изогнув бровь. Однако следом в его глазах появилось тепло.

— Я бы хотел, чтобы ты провела со мной остаток жизни, пока я не умру, ведь ты, конечно же, моложе, — когда он шутил в трудные моменты, уголки его губ подрагивали, но глаза оставались печальными.

Инанна опустила взор и соединила пальцы.

— У тебя могут быть серьезные проблемы из-за меня, Мардук. Ты можешь утратить все, что имеешь, если Ану или Энлилю не понравится этот союз. Так ты хотя бы будешь выполнять важную миссию по настройке обеих пирамид в Ресети-Ири и здесь, в Египте. И, быть может, изредка будешь спускаться на Землю, чтобы повидаться со мной.

Он положил ладонь на ее напряженно сомкнутые пальцы.

— У меня и так мало что осталось, Инанна, и мне важнее, чтобы ты была рядом…

— Мардук, твои речи импульсивны. Египет заберут у Сарпанит и Набу, это может стать твоим наказанием.

Он посерьезнел, словно только сейчас осознавая всю опасность необдуманных поступков.

— Я это понимаю… — он вздохнул.

— И даже если ты выберешь меня, то я очень сильно сомневаюсь, что нам будет дозволено быть вместе. Я из ветви Энлиля, а ты…

— Сын бастарда… — продолжил он, вспомнив, что, невзирая на то, что был на поколение старше Инанны, он был ниже ее статусом по предпочтениям Ану. — И больше даже не фараон.

— Ты навсегда останешься в сердцах людей богом Солнца, Амон Ра, — Инанна придвинулась ближе, не зная, какую поддержку оказать любимому мужчине. — И если нужны годы, чтобы дождаться тебя здесь, на Земле, я буду ждать тебя, сколько потребуется, или же со временем сама стану просить миссии на Нибиру.

Она боялась за него, отнюдь не за себя, и он это чувствовал. Инанне эти отношения тоже грозили как минимум осуждением со стороны семьи, а при наихудшем развитии событий это могло повлечь за собой гнев Ану. Последствия могли быть непредсказуемыми.

Она так беззаветно любила Мардука, так мечтала быть вместе с ним, открыто проявляя свою привязанность, что на сорок лет даже забыла, что на самом деле Ану совсем не благоволит Энки и его старшему сыну… И рано или поздно об этом пришлось бы задуматься вновь. Вновь говорить, что все будет хорошо — не имело смысла, ведь это были пустые слова.

Мардук ушел, вернулся на прием, оставив Инанну в одиночестве. Ее объятия всегда были для него исцеляющими, оставалось только надеяться, что никто не видел, как он навещал ее, чтобы не сделать каких-то выводов.

Только ближе к полуночи чувство собственного эгоизма стало потихоньку стихать, все больше и больше открывая Инанне то, что, чувствовал Мардук, в каком безвыходном положении он находился. Должно быть, он держался из последних сил, пытаясь смириться с необратимым изменениями.

Имхотеп подскочил на кровати в своей келье, когда его разбудил стражник, сообщивший, что госпожа Инанна покинула свои покои. Сегодня слуга не рассчитывал сопровождать ее к фараону.

— Слуга фараона еще не сообщил мне, что он готов вас принять.

Инанна резко остановилась, со злым взглядом обернулась, и Имхотеп едва не врезался в нее, но вовремя затормозил.

— Имхотеп, я иду не к фараону. Веди себя тихо и не задавай вопросов, — бросила она строго и, вновь развернувшись, пошла еще быстрее, радуясь, что никто не попадается на пути.

Праздник в честь Сарпанит уже закончился и гости разошлись по своим опочивальням. Инанна уже знала, в какой части Малаката остановился ее дедушка. Наверняка позже Инанна пожалеет о своем решении вмешаться, и что Энлиль узнает об отношениях Мардука и его внучки. Но на тот момент в ее сознании вряд ли представала полная картина той опасности, что вытекала из такого решения.

Слуги сообщили наследному принцу Нибиру о ее прибытии. Энлиль встретил ее с мягкой улыбкой и золотым кубком, несомненно, наполненным вином. Он немного раскраснелся, однако выглядел абсолютно трезвым. Нинурта был его точной копией, как Мардук был копией Энки. А вот мужчины старшего поколения не были похожи между собой, хотя родственные черты все же просматривались.

Почти седой, Энлиль не растерял своего шарма, учитывая, что ему было уже около девятисот тысяч лет, насколько знала Инанна. В его бодрой походке всегда прослеживалась молодость и сила духа, а в серых глазах — хитрость, такая же, как и у его старшего сына. Син же, младший сын Энлиля, пошел в мать, и потому и Инанна уродилась светловолосой, сохранив лишь серебро глаз — общее сходство ветви Энлиля.

— Что привело тебя в такой час, внучка?

И тут она поняла, что отсутствие плана невозможно заменить импровизацией, и что импульсивность ее решения о визите была ошибкой. Инанна вздрогнула и на миг сжала кулаки.

— Наверное, разговор стоит отложить назавтра, ты выглядишь усталым, дедушка, — машинально солгала она, надеясь уйти.

— Я очень давно не видел тебя, и ты так быстро сбежала с приема, не позволив насладиться твоим обществом. Присядь, — он указал на вырезанное из камня кресло, заваленное цветными подушками; она подчинилась, стараясь ничем не выдавать свое волнение, и в следующую секунду в ее руках оказался кубок с вином. — Как проходит твоя жизнь в Египте?

Инанна улыбнулась, радуясь, что Энлиль не слишком озабочен целью ее визита.

— Мне здесь спокойно, и жизнь среди людей мне по вкусу. Среди них попадаются действительно талантливые знахари, которые самостоятельно создали несколько интересных сборов трав, направленных на повышение тонуса организма и даже на снятие мигрени.

Он занял кресло напротив, с интересом слушая внучку. Энлиль, когда им удавалось пересечься, всегда выглядел вдумчивым и спокойным, в отличие от Нинурты. Нинурту испортили огрехи воспитания, и хотя доподлинно было известно, что родственные браки нибируанцев никак не влияют на генетику, Инанна все же склонялась к некоему сбою в генетике Нинурты. Он был слишком самодурен и порой даже неуправляем.

— Я рад, что ты пришла оказать свое почтение, даже столь поздно. Однако я бы хотел выслушать то, что ты думаешь о назначении Нинурты в космопорт Вавилон.

Рука Инанны дрогнула, и капля вина из наполненного до краев кубка сорвалась и кровавой слезой впиталась в ее светлое платье. Проницательность Энлиля всегда восхищала юную и неопытную Инанну.

— Мои мысли как на ладони… — протянула она.

— Мой сын души в тебе не чает, Инанна, впрочем, как и все. Быть может, ты хочешь отправиться в Вавилон с ним? — были ли эти слова следствием любопытства или же Энлиль пытался разрешить для себя какую-то задачу, Инанна понять не могла.

— Мое место здесь, дедушка, в академии трав, — спокойно ответила она. — Я слишком много сил и времени отдала Египту, чтобы бросить его, поэтому прошу дозволения остаться в Египте, — она с почтением склонила голову.

— Не твоя участь волнует тебя более всего, но я не могу понять, — он испил вина, прежде чем продолжить мысль, — о ком твои думы, Инанна? Если это не мой сын, то неужели это Мардук? Вы близки?

Она старалась не выглядеть взволнованной и говорила уверенно:

— Мы с дядей стали хорошими друзьями. Его семья мне близка. И я не хочу для них разлуки. Это сильно опечалит царицу, а Набу еще слишком юн, чтобы управлять Египтом. Не отсылай Мардука на Нибиру, если не хочешь отправлять его в Вавилон. Здесь уже давно его дом.

— Царица права, у тебя очень доброе сердце, Инанна, но ты не должна прикипать к Египту так крепко. Сарпанит и Набу — не твоя семья. И Набу не суждено стать тебе мужем, — неожиданно сделал собственные выводы он, и Инанна только прикусила щеку, стараясь скрыть невольное желание поправить его. — Еще пара сотен лет и мы подыщем тебе подходящую пару.

— Дедушка…

— Я весьма прям в своих суждениях и, не кривя душой, хочу сказать тебе, что ты зря пришла с подобной просьбой. Я не изменю своего решения.

— Нинурта… — неожиданно произнесла она, но тут же осеклась.

Энлиль нахмурился, уже вряд ли понимая то, что происходит.

— Говори, дитя.

Она сглотнула и смяла в ладонях подол платья, с волнением глядя на деда.

— Мое мнение вряд ли имеет хоть какой-то вес, но даже учитывая, что Нинурта по крови мне ближе, я бы хотела помочь Мардуку остаться на Земле. Как когда-то помог мне он, и…

— Я не понимаю тебя, Инанна, — наклонив голову набок, перебил Энлиль. — Что произошло?

— Нинурта вел себя неподобающе по отношению ко мне, а Мардук защищал меня. Я должна отдать долг.

— Неужели мой сын оказывал тебе внимание, какое мужчина оказывает женщине?

— Против моей воли Нинурта делал то, что мне до сих пор вспоминать стыдно… — она опустила взгляд, не думая, что в этот день и в этот час признается в этом не кому-то, а самому Энлилю.

Тотчас глаза его наполнились кровью, Энлиль поднялся, поправив плащ и подошел к окну, словно пряча эмоции.

— Мой сын великий воин и полководец. Но к сожалению, иногда мораль в нем дремлет. Я могу закрыть глаза на всех его девиц, как он обращается с теми, кого желает. Но, Инанна, почему ты сразу не обратилась ко мне или Нинхурсаг? — он обернулся через плечо. — Моя дорогая, неужели ты чего-то боялась? Он угрожал тебе?

Инанна опустила взгляд, будто подтверждая его слова, однако она конечно же лгала. Нинурта не угрожал ей, он совершенно не боялся гнева матери и отца.

— Я знаю, как Нинурта важен для тебя, дедушка. И я боялась, что Нинхурсаг может счесть это клеветой, ведь она любит его слишком сильно…

— Дитя, что за предрассудки? Если он обидел мою любимую внучку, пускай он и мой дорогой сын, то это не значит, что он не ответит за свои поступки, — он подошел ближе и положил ладонь на ее плечо; Инанна не заметила, как ее глаза увлажнились. — Я придумаю, как наказать его, однако ты должна понимать, что его кандидатура на миссию в Вавилоне была решением, вызванным отнюдь не моим расположением к собственному сыну. Он — царь Месопотамии, и Вавилон находится в его землях, так как же я могу отдать его Мардуку?

— Это верно… — Инанна поднялась, отставив вино. — Я зря пришла, не знала, как помочь дяде, а в итоге рассказала то, что хранила в себе сорок лет. Мне стоит уйти, а то я могу ляпнуть что-то еще. Прошу, не давай повода Нинурте думать, что ты знаешь, — она стала медленно отступать назад, словно какая-то служанка, но Энлиль быстро настиг ее и взял за плечи.

— Подними взгляд, дорогая, — попросил он, и когда ее серые глаза, чуть влажные от слёз, обратились к нему, Энлиль клятвенно пообещал: — Прости моего сына, и я обещаю, что он не узнает о том, что ты рассказала мне. Я подумаю, что делать с этим знанием, а пока ни о чем не волнуйся, иди к себе и ложись спать. Утро вечера мудренее…

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

— …Ты, видно, тронулся на своем горе, — Бен покрутил пальцем у виска.

— Бен! — вскипела Ангела, ударив по столу ладонями; стоявший на столе металлический стакан с одним-единственным карандашом подпрыгнул. — Держи себя в руках!

— Держать себя в руках, когда ему померещилась в этой твари Ребекка? И из-за этого сорвалась операция! — почему-то только один он высказался по этому поводу; в последнее время Бен был настроен особенно враждебно по отношению к Александру.

Александр же, озвучив свое мнение, сидел молча, не собираясь отвечать на нападки. Энки хмуро зыркнул на Бена, и только этот взгляд, похоже, подействовал на него отрезвляюще. Бен, наконец, замолчал, лишь только сложил напряженные руки на столе.

— Бен, нибируанская интуиция — вещь тебе недоступная, но, уверяю тебя, если загорелся уджат, — Энки взял руку сына и продемонстрировал покраснение на его ладони, — то Ребекка как минимум жива, и она находилась где-то там.

Он и Александр понимали, что покраснение — вещь необъяснимая, словно что-то пыталось блокировать эту связь…

— Сколько можно повторять? Это не Инанна была, а Ребекка! — неожиданно рявкнул Александр, резко вырвав руку. — Вы меня держите за слабоумного? Я не знаю, что сделали с моей женой и почему она вдруг изображает из себя Инанну, но это точно была она! Она меня узнала даже в голограмме! — Александр медленно и угрожающе поднялся с места, буравя Бена недобрым взглядом.

— Но ты сам видел, как ее застрелили, Мардук… — напомнил Энки, вдруг решив принять сторону Бена; он, конечно же, хотел дать анкийцам необходимые ответы и ни в коем случае не обвинял сына в галлюцинациях.

— Видел, — подтвердил Александр, вновь сделавшись спокойным, будто и не было всплеска эмоций. — И причина по которой она различила меня в толпе очевидна. Связь между супругами нерушима. Символ нашего брака позволяет нам чувствовать друг друга на расстоянии.

— При условии, что оба влюблены, — не мог не заметить Энки: он знал о существовании энергетической связи между супругами, однако сам никогда подобного не испытывал, ведь, чего говорить, никогда не любил Дамкину, а жениться на Нинхурсаг ему не было дозволено. — Я знаю, что среди анкийцев были такие талантливые менталисты, как подразделение Гирсу в Бад-Тибира. Примерно то же чувствуют и родственные души, связанные брачным ритуалом. Они всегда смогут почувствовать и найти друг друга даже в отдалении.

Его слова, кажется, так и не смогли убедить анкийцев. Бен только насупился, словно обиженный. Ангела наблюдала за всеми с привычным скепсисом, сложив руки на груди. С недавних пор снова вернувшись в статус любовницы Александра, она и не рассчитывала на какие-то чувства, и была с ним лишь ради того, чтобы поддержать его, выполняя долг, хотя, несомненно, без отвращения. Ангела не стремилась сделать так, чтобы он забыл Ребекку, а лишь пыталась облегчить его ношу и боль. Однако сейчас доводы Александра и Энки выглядели едва ли вразумительными. Даже учитывая эту связь между супругами, как Ребекка могла выжить после пули промеж глаз?

— У тебя есть какая-то версия, которая смогла бы все объяснить? — спросила Ангела, когда тема почти сошла на нет; она словно вынашивала этот вопрос на протяжении всего разговора.

— Я не проверил вторую девушку, оставил умирать ее в огне под обломками истребителя, там в Экалати… — выдохнул Александр. — Несомненно, выжила именно она, у второй не было шансов. Но та, что пожертвовала своей жизнью ради меня, просто не может быть Инанной. А с такими ранениями не выживают даже нибируанцы.

— Ты в этом уверен? В противном случае ты противоречишь сам себе, — заметила Ангела внимательно и спокойно; слушая ее вопросы, даже Бен не смел встревать. — Мог ли ты ошибиться? Могла ли Инанна пожертвовать своей жизнью?..

Александр и Энки переглянулись.

— Разве такое возможно?.. — после длительной паузы спросил Бен. — Разве Инанна не ненавидела тебя в последние тысячи лет? Одно время мне вообще казалось, что она тебя боится. Но чтобы получить пулю за тебя…

— Инанна никогда не переставала любить меня, и ненависть не была помехой, — сказал абсолютно парадоксальную вещь Александр. — И о том, что она могла совершить столь безрассудный поступок, я тоже, несомненно, размышлял. Я могу сказать, что Инанна слишком эгоистична, и что она бы никогда не поставила мою жизнь выше своей, но тогда как объяснить что я почувствовал Ребекку?

— Может, они обе живы? — спросил Энки.

— Все это не имеет смысла, — заключил Александр.

— Что теперь будет? Теперь Нинурта знает, что мы скрываемся поблизости и, конечно же, будут усилены меры безопасности по защите царской семьи, — заключил молчаливый Андерсен. — Мы потеряли эффект неожиданности, а значит, нам не стоит терять времени и нужно начать приводить в исполнение наш запасной план. Нинурта не глупец, полагаю, он уже начал выискивать наших сообщников и рано или поздно он поймет, что Коскинен пошел против него.

— Но тогда ему придется подозревать абсолютно каждого анкийца в своем окружении.

— Кроме одного, — заметила очевидную вещь Дана. — Однако именно то, что Ито уже однажды предал своих, может сыграть нам на руку.

— Круг доверенных лиц никогда не пойдет против своего лидера — Ито, — заметил Александр, зная, что из себя представляет улей клана Инанны. — Остальные, что ниже статусом, просто не могут стать полезны.

— У нас все еще остается человек в его ближайшем окружении, — Летти посмотрела на Дану, зная, о чем та думает; пришла пора раскрыть карты, они обе это понимали. — Ребекка внедрила в ближайшее окружение своего шпиона еще семь лет назад.

— И кто же этот шпион? — усмехнулась Ангела, очевидно не веря в способности Ребекки МакГрегор наладить шпионскую сеть.

— Полагаю, что он бы хотел оставаться инкогнито, — рассудила Летти, чтобы не подвергать опасности Харуку, тем более, она только что родила Ито внучку.

— Если это так, то как вы планируете связаться со своим шпионом?

Летти и Дана вновь переглянулись, раздумывая, как поступить. Они никогда не обсуждали между собой Харуку, и, конечно же, не имели ни малейшего понятия, верна ли та до сих пор анкийцам. Или же теперь, родив ребенка, она полностью перешла на сторону Ито, решив, что война проиграна. Станет ли она рисковать своей жизнью?

— Как ты думаешь, она все еще с нами? — спросила Дана.

Собрание закончилось, они с Летти уединились в их общей комнате.

— Не будем пессимистками. У Харуки, как и у множества других анкийцев и людей, забрали привычную жизнь.

Дана раскладывала постиранные вещи в шкаф ровными стопками, а Летти пыталась справиться с заусенцем на диво тупыми маникюрными ножницами. Глядя на них можно было сказать, что девушки обсуждают парней, женские штучки, выезд на природу или встречу с родителями, но никак не план «активации» шпиона.

— Только в отличие от нас она живет в роскоши. Зачем ей лишать себя этого, рисковать быть оторванной от собственного дитя? Ведь если нам удастся убрать Ито, то и весь его клан окажется под угрозой.

— Ты права, и то, что у Ито армия биоников, Харука не говорила Ривке… Значит ли это, что она действительно для нас потеряна? — Дана была полностью согласна с Летти.

— Но могла ли Харука не знать?..

* * *

Инанна смотрела за окно, пытаясь взбодриться утренним кофе после ночи без сна. Она убила нибируанца, хладнокровно, жестоко. Не удивительно, что Нинурта был так зол. Она и сама не осознавала, что творит, лишь действовала инстинктивно, не думая о последствиях и пытаясь защитить множество тайн.

Бад-Тибира. Она чувствовала в этом городе нечто знакомое, Нинурта говорил, что его облик становится схожим с обликом Экалати, быть может, именно это и было причиной некоего отголоска в памяти. Инанна видела, как между высотками, точно стрелы, снуют поезда, перевозящие анкийцев и нибируанцев. Казалось, что в этом городе нет рабства, однако она знала точно, что за его пределами в густом желтом тумане люди и анкийцы занимаются черной работой, и им вряд ли до сих пор ясно, почему их привычный мир так изменился, а свобода стала относительной.

Инанна не понимала, откуда у нее вдруг стали появляться такие мысли, как жалость к людям. Быть может, настроенной против нибируанцев Маре каким-то образом удалось донести до нее, что нибируанцы — всего лишь тираны и захватчики? Взглянув на нее, фрейлину, ставшую многим ближе остальных, Инанна вдруг обнаружила удивительную вещь.

— Почему ты до сих пор не попросила меня освободить тебя? — задала она внезапно возникший вопрос; похоже раньше, из-за подготовки к Хамур Денатхи у нее просто не было на это времени. — Неужели ты причастна ко вчерашнему теракту?

Мара посмотрела на нее, как на идиотку; она была слишком смелой и будто бы не боялась столь прямолинейных взглядов. Инанна решила, что это вовсе не смелость, а просто глупость или некая защитная реакция. Мара могла лишиться свободы и жизни в любую секунду.

— Как бы я, по вашему, могла это устроить, если вы не отпускаете меня ни на секунду, а ночью возле спален фрейлин всегда выставлена охрана?

— Если есть желание, то способ найдется, — уверенно заявила Инанна, манерно поправив волосы. — Ты видела кого-то из знакомых вчера на площади?

— Это допрос?

— Отвечай! — неожиданно раздраженно рявкнула Инанна; отставив кофе, она поднялась из-за стола и встала напротив фрейлины, чтобы придать себе уверенности. — Я могу приказать высечь тебя или того хуже…

— Думаете, ваши варварские методы меня испугают? Или же подействуют угрозы? Я уже давно готова к смерти, царица. Вам не запугать меня.

Крылья носа Инанны трепетали от гнева. Нет, конечно же, она не хотела убивать свою анкийскую фрейлину, ведь все еще планировала использовать ее.

— Ты должна помочь найти мне Мардука, — неожиданно заявила Инанна, невольно тронув тыльную сторону ладони, с которой почти сошло покраснение. — Неважно, сколько времени и средств понадобится, я готова быть терпеливой.

Мара удивленно захлопала глазами, видно сочтя свою госпожу окончательно сошедшей с ума.

— И вы думаете, даже если мне каким-то образом удастся отыскать контакт, я добровольно приведу к вам господина моего мира? Того, о смерти которого вы с царем мечтаете больше всего?

Инанна поникла, она и впрямь, похоже, тронулась, прося о подобном.

— Если он пожелает, встреча может произойти на его территории.

— Тогда это самоубийство, с вашего позволения. Зачем вам это нужно, царица?

Но Инанна не могла дать ответа на этот вопрос, она лишь открыла и закрыла рот.

— Неужели вам все еще дорог этот мужчина? — продолжила Мара ставить ее в тупик.

— Моя память словно решето, Мара, я не могу вспомнить, с какого момента наша с ним жизнь пошла под откос. Все, что я помню — лишь безграничное счастье, именно это и заставляет меня желать с ним встречи, — Инанна не знала, отчего была настолько честна с Марой, возможно, потому что та была единственной, кто не обсуждал ее за спиной. — Ты и без того считаешь меня сумасшедшей, как и многие другие. Но ведь я не помню ничего из того, что творила в прошлом.

— Но ваших грехов это не искупляет. Вы держали его в своих казематах в Бад-Тибира до восстания. Я была на Лахму, и новости до меня доходили лишь обрывками, но из того, что я слышала, вы и Нинурта обращались с Мардуком и Ребеккой, как с животными. Нинурта сделал ее своей наложницей.

— Нинурта сделал что?.. — ахнула Инанна, сочтя ее слова ахинеей. — Зачем ему женщина с моим лицом?

— Ребекка МакГрегор была очень важна для анкийцев. Как второе лицо в государстве, она стала нашей надеждой. И Нинурта унизил ее, унизил ее чувства и подавил веру в себя. По крайней мере ему так показалось. Однако Ребекка МакГрегор смогла поднять восстание.

— Я не слышу подлинного восхищения в твоем голосе.

— Она училась со мной в Нью-Бабили, и мы не очень ладили, — спокойно пояснила Мара. — Тогда она еще не знала, что является результатом генетического эксперимента.

— Как они с Мардуком повстречались?.. — задала Инанна вопрос, ответ на который, возможно, должен был принести ей много душевной боли.

Мара была рада предоставить информацию, ей хотелось причинить Инанне страдания. Инанна находила в ней необъяснимую спасительную нить, держала при себе, зная, что анкийка никогда не станет ей истинной соратницей. Но по крайней мере в ее честности не было сомнений.

— Он преподавал кибернетику в Нью-Бабили, был нашим деканом. Но мы тогда не знали, кто он на самом деле.

— Подожди, — остановила Инанна, подняв ладонь. — Он жил среди вас?

— Скрывая свое происхождение.

— А что Ребекка?

— Не думаю, что тогда она знала, кем он является. Они скрывали свои отношения, но когда нас перевели в пилотский корпус на Лахму, он последовал за ней. Далее произошли события, о которых я рассказывала. Ребекка стала канцлером и его супругой.

Мара смотрела на Инанну: кажется, та потеряла взгляд в пустоте. Что заставляло ее вновь и вновь возвращаться к теме Ребекки? Зачем ей знания о той, что погибла, защищая Великого Анкиа? Даже Мара, что провела на Нибиру последние месяцы, знала о том что произошло. Нинурта застрелил ее. Это не было секретом.

— Я освобождаю тебя, можешь покинуть здание, тебя никто не будет преследовать, — неожиданно сказала Инанна. — Я обещала тебе свободу. Что ж, не имеет более смысла держать тебя рядом.

Инанна понимала, что Мара не предаст свою расу, что она вовсе не ее подруга, и что она может быть опасной. Даже сейчас она могла просто убить царицу, не жалея и своей жизни.

— Уходи, — повторила она, когда Мара не двинулась с места, не зная, как реагировать. — Есть кто снаружи? — Дверь открылась и в покоях появился стражник. — Позаботьтесь о том, чтобы Танашири беспрепятственно покинула здание.

Стражник только кивнул, и Мара, не попрощавшись, отправилась с ним, уже зная, куда пойдет. Она не боялась, ведь она была дома, на Земле. Из своего жалованья она скопила приличную сумму и теперь могла обменять валюту и отправиться домой в Италию, что и собиралась сделать. Но все же, оставалось загадкой, почему Инанна так легко отпустила ее…

Через некоторое время в покоях появился Нинурта, он не ночевал здесь, и Инанна знала почему. После хладнокровного убийства Эльгиса он едва ли хотел ее видеть, думая, что психика ее вернулась в то же нестабильное состояние, в котором пребывала до ранения.

— И где ты был этой ночью? — требовательно спросила Инанна, сложив руки на груди.

Его красные глаза подсказывали о чрезмерном употреблении вина накануне вечером или, быть может, он и вовсе пил до утра.

— А ты, стало быть, волновалась?

— Я просто спросила.

— И эта поза вовсе не связана с недовольством? — поддел он. — Вчера ты совершила огромную ошибку, и я думал всю ночь, как нам с этим поступить.

— Никто не видел, что произошло, Нинурта, — уверенно сказала она, хотя на самом деле страшилась собственных действий. — И ты оставил меня одну с этим… Или, быть может, ты теперь боишься меня? Боишься, что ночью я могу перерезать тебе глотку? — ее глаза почему-то увлажнились.

— Посмотри на себя, Инанна. Я вижу, что ты весьма собой довольна.

— Я защищала наши интересы, Нинурта. И да, я не могу объяснить, почему так вышло. Я действовала инстинктивно.

— Завтра кремация, Инанна, и ты должна на ней присутствовать. Мы оба. Мы не можем пропустить ее.

— Здесь, на Земле? — удивленно спросила она.

— Сешмуна хочет развеять прах на Лахму. Туда мы не можем полететь. Но на церемонии появимся. Кроме того, его младшая дочь и мать прилетают сюда днем. Мы должны выразить соболезнования.

Ее плечи опустились. Инанна вмиг сделалась разбитой, и Нинурта только сейчас заметил, насколько она устала.

— Нинурта, среди нас предатель. Кто-то помог анкийцам подготовить вчерашний теракт.

— Я уже думал об этом. Коскинен трясется за свою семью и шкуру. Вряд ли это он, он делает все, чтобы я его заметил и возвел на один уровень с Ито.

— Ты казнил его сына… Я бы пристальнее за ним наблюдала.

— Необходимые меры уже приняты. С ним постоянно находится нибируанец из моей стражи. Но похоже, уходя с работы, Коскинен только и делает, что беспробудно пьет.

— Мог ли Ито предать нас? — предположила Инанна. — Однажды он уже пошел против своих. Однажды предатель — всегда предатель.

— Ито верен мне, и он обожествляет тебя. Уж не знаю, что ты делала с ним до потери памяти, но я вижу его взгляд на тебя, и в нем читается подлинное обожание.

Инанна думала об этом. Она замечала его взгляды во время подготовки к празднованию. Он постоянно находился рядом, раздражая своим присутствием.

— Ты намекаешь, что я спала с ним? — сразу же возмутилась Инанна.

— Ни для кого не секрет, что ты не чуралась и анкийцами. У тебя был даже постоянный любовник.

— И кто же он? — скептично спросила Инанна, не забыв изогнуть бровь.

— Лучший друг Ребекки МакГрегор, Бен Новак. Но кажется, ему твое общество было не совсем по душе. Он был с тобой по принуждению.

— Я даже не помню, кто это! — взвилась Инанна. — И может хватит обсуждать моих любовников, ведь ты и сам далеко не ангел. Ты ведь трахал ее… Трахал Ребекку, ты сделал ее своей наложницей! Тебе ведь нравилось обладать его женщиной!

Нинурта сделался хмурым, глядя в блестящие от гнева и слез глаза супруги. Она была прекрасна даже в приступах ревности и безумия. Только в одной Инанне существовала эта странная искра, заставляющая мужчин падать ей в ноги. Такой силы не было в Ребекке, наверное, потому что она и впрямь была всего лишь подделкой.

— И это говорит мне та, что держала в плену Мардука? И кто знает, что ты делала с ним, дорогая. Давай просто оставим их в прошлом.

Она только фыркнула и, развернувшись, отправилась в спальню. Впрочем, долго быть одной ей не пришлось. Нинурта влетел следом и, схватив ее, развернул к себе, встретив заплаканный взгляд.

— Нинурта, помоги мне, — неожиданно взмолилась она, совершенно обезумев от странных образов и снов о Египте. — Я не хочу знать то, какой я была. Я не хочу помнить себя жестокой и безнравственной. Я не хочу помнить его…

Он дышал так, словно пробежал кросс, но после ее просьбы хватка рук Нинурты ослабла. Ему показалось, что она держала в себе это слишком долго, и что наконец сорвалась — сорвалась, совершив ошибку и убив Эльгиса. Инанне нужна была помощь, и он обязан был помочь, пока она не съехала с катушек окончательно.

— Ты хочешь все забыть? — спросил он.

— Это было бы избавлением.

— Но так ты можешь не узнать, что скрывает моя мать.

— Нинурта, я как будто проживаю две жизни одновременно. Ночью, когда я ложусь спать, я нахожусь в Египте, в том времени, когда Мардук еще не был предателем, и мы любили друг друга…

— Ты хочешь меня разгневать, женщина? — пророкотал он.

— У меня нет никого, с кем бы я могла поделиться этим, — продолжила она, будто и не заметив его ярости. — И здесь, на Земле, эти воспоминания становятся все более отчетливыми.

— В таком случае тебе стоит вернуться на Нибиру, пока ты снова чего-нибудь не натворила.

Она доверчиво приникла к его груди, неловко смяв ткань его одеяния. В этом жесте было доверие и тревога, такой Инанна была до того, как умер Думузи…

— Все будет хорошо, но ты должна пообещать мне больше не совершать необдуманных поступков.

Он видел, как дернулась ее макушка — Инанна кивнула.

— Инанна, нужно узнать, что скрывает Нинхурсаг. Только тебе это под силу.

Она издала неопределенный звук и, чуть отстранившись, обратила на него печальный взгляд.

— Я думаю, Ито тоже в это вовлечен.

— С чего ты решила? — нахмурился Нинурта, вовсе не считая, что интриги матери могли касаться какого-то там анкийца.

— Пару недель назад он проводил очередной осмотр и взял несколько образцов крови, — Инанна постаралась собраться с мыслями, прежде чем продолжить. — Я уловила его эмоциональный фон. Ито был взволнован, и потом, он самостоятельно забирал кровь, не дозволив сделать это своим ассистентам. Он сказал, что со мной все в порядке, однако его состояние явно говорило об обратном.

— Он помешан на тебе, прародительнице его рода, Инанна, — сразу же рассудил Нинурта. — Он гениален, даже моя мать признает это. Ему удалось спровоцировать быстрое взросление Ребекки и остановить его в возрасте двадцати пяти лет. Она несомненно была нибируанкой по крови, но то, что он сделал, даже я готов назвать чудом. Он всегда превращается в фанатика, когда дело доходит до науки. Именно наука волнует его наиболее всего. И потом, Ито не позволил бы касаться тебя кому попало.

— Это всего лишь осмотр… Нинурта, и на Нибиру никто, кроме него не проводил исследований и осмотров, или же это была сама Нинхурсаг. Тебе не кажется странным, что она могла настолько довериться Ито? Он же из напавшей на нас расы, пускай даже и лоялен нашим интересам.

— Что ты предлагаешь?

— Мне нужно узнать его ближе, чтобы понять, в чем тут дело.

— Ты только что хотела все забыть, а теперь снова настроена на шпионаж?

Она надула губы, давая понять, что-то была лишь мимолетная слабость.

— Здесь он проводит осмотры только у себя дома в лабораториях, Нинурта. Он никому не позволяет касаться этих сведений, и в лабораторию эту имеет доступ только он. Нинурта, со мной что-то не так, я это чувствую, но он не говорит.

Царь вновь помрачнел, что свидетельствовало о нешуточной мозговой деятельности.

— Ты хочешь туда пробраться? Не лучше ли отправить шпиона?

— Учитывая уровень секретности, лучше мне узнать все самой.

— Инанна, это звучит нелепо. Что с тобой может быть не так?

Она указала пальцем на свой висок.

— Хотя бы то, что я не могу вспомнить последние пять тысяч лет. Учитывая технологии, восстановление нейронных связей после травмы должно было происходить быстрее. Однако я до сих пор плаваю в своих воспоминаниях. Или же они заблокированы намеренно.

— И что же ты планируешь найти в его лаборатории? — он усадил ее на кровать и сел рядом, коснувшись ладонью ее скулы; почему-то жалость к ней стирала все тревоги насчет ее сумасшествия. — Инанна, ты хочешь просто вломиться в его лабораторию?

— Да. И мне нужна твоя помощь. Потребуется скан сетчатки его глаза — именно это и отпирает замок лаборатории.

— Ты хочешь и меня втянуть в это?.. — ахнул он, не зная, почему позволяет ей строить столь сумасшедшие планы. — Я могу приказать ему открыть двери лаборатории передо мной.

— Тогда, я полагаю, вряд ли там сохранится что-то дельное…

* * *

— Ваше Величество, как приятно смотреть на вас с ребенком на руках, — улыбчивая молодая женщина с раскосыми глазами умиленно смотрела на свою кроху на руках у Инанны.

— Харука, не помню, говорила ли я вам раньше, но вы мне кого-то напоминаете, — улыбнулась Инанна, оборачивая свою неспособность вспомнить прошлое в подобную форму.

— Мне говорили, что я очень похожа на одну японскую актрису из людей, но вам это вряд ли о чем-то скажет, — Харука зацокала перед дочерью, тряся погремушкой.

Младенец неуклюже потянул руки к маячившей перед ним пестрой игрушке, неловко хватая маленькими пальчиками воздух.

— Мика до невозможности мила, — Инанна улыбнулась, гладя ее по пушку темных волос; погремушка оказалась у Мики в руках и была немедленно притянута ко рту.

— Слышала, что у нибируанцев уходят тысячи лет, чтобы вырастить младенцев, — с недоверчивым любопытством сказала Харука. — У меня не вызывает сомнений этот факт, однако сложно представить иной порядок вещей, нежели у человеческой и анкийской рас.

— И тем не менее, наша раса весьма многочисленна. Правда, ее численность достигается отнюдь не путем деторождения, а долголетием. У нас есть специальные ведомства, которые внимательно следят за демографической ситуацией на Нибиру, не позволяя чрезмерно заселить планету или же впасть в кризис демографии. Нибируанцы не слишком хорошие родители, для этого тоже существуют специальные учреждения. Представьте, Харука, что детские крики будят вас по ночам не полгода, а несколько тысяч лет?..

Глаза хозяйки дома блеснули искренним испугом. Похоже, она не оставляла свою малышку ни на секунду, однако с трудом могла представить участь нянчить грудничка так долго.

— Царица, материнство несомненно пойдет вам, надеемся вскоре услышать благие вести о пополнении в царской семье. Пускай мы даже не доживем до того, как наследник станет совершеннолетним, — отшутилась Харука, и Инанна заметила обаятельные ямочки у нее на щеках.

— Нет сомнений, что вскоре и у нас с царем появится наследник, — поддержала Инанна тепло и передала начинающую капризничать кроху в руки матери.

Харука как-то странно посмотрела на гостью, словно видит впервые, но затем ее взгляд снова сделался вежливо-заинтересованным. Эта хрупкая женщина, чьи запястья казались настолько тонкими, что едва ли нашелся бы хоть один браслет, чтобы не был ей велик, вызывала доверие, невзирая на строгое черно-белое кимоно, в которое была облачена по традиции дома Ито. Инанна находила моду азиатов интересной. Но не стоило обманываться внешним радушием, ведь она все еще оставалась невесткой самого хитрого анкийца. Сам же советник Ито сейчас находился на Нибиру по поручению царя, и неожиданная командировка, естественно, была не случайной, ведь Нинурта поддерживал план Инанны.

— Вы выглядите немного уставшей, — заметила Харука, пытаясь вытащить изо рта дочери бусы.

— Да, недавно состоялась кремация Эльгиса Лахмаанара. Его смерть — большой удар, в особенности для его наследницы, — сказала Инанна; она вовсе не рисовалась и действительно плохо спала, потому что Сешмуна, обсуждавшая с ней и Нинуртой дела семьи, задержалась до поздней ночи.

— Пока не пришел мой муж, я могу предложить вам занять гостевые комнаты и немного отдохнуть. Я прикажу подать кофе через час, — неожиданно предложила Харука, что было, несомненно на руку.

— С радостью приму ваше предложение, — Инанна улыбнулась, вновь уловив странный взгляд хозяйки дома. — Что-то не так? Или я и впрямь выгляжу столь плохо?

— Вовсе нет, царица, — сразу же сказала Харука. — Не сочтите за оскорбление, но я готовилась встретить возвышенную царскую особу, но почему-то в вашем обществе я чувствую себя очень комфортно, словно знаю вас много лет. Вы кажетесь совсем не такой, какой я себе представляла… Прошу простить меня за неверные выводы и, возможно, за излишнюю честность.

Харука поднялась и передала девочку няньке, собираясь гостеприимно показать комнаты важной гостье. И пока Харука маленькими шажочками передвигалась до лифта в своем громоздком кимоно, Инанне показалось, что и она сама знала эту девушку прежде. Впрочем, из слов Харуки выходило, что прежде они не контактировали, разве что Ито мог сказать ей об амнезии царицы и велел сделать вид, что они не знакомы лично. Но Инанна не думала, что он мог распространяться о подобном.

Комнаты оказались несколькими этажами выше в небоскребе Ито в Бад-Тибира. По словам Нинурты, это здание раньше принадлежало Инанне, однако она не узнавала помещения, в которых находилась; впрочем, виною тому могла быть перестановка и ремонт после бомбежки. Этот район подвергся наибольшим разрушениям, однако его также быстро восстановили. Нинурта вкладывал большие средства для того, чтобы окружить себя комфортом.

— Я пришлю служанку через час, — сказала Харука и, низко поклонившись, вышла за дверь; Инанна вдруг вспомнила Рит, которая точно так же, пятясь назад, с поклоном отходила к двери.

— Спасибо, Харука, — негромко поблагодарила Инанна в почти закрывшуюся дверь.

Не прошло и минуты, как Инанна, достав небольшой планшет из сумки, подключилась к системе видеонаблюдения, взломать которую постарались хакеры задолго до ее визита. В здании не было никого, кроме десятка слуг, Харуки и ее дочери, и стоило быть максимально осмотрительной, чтобы не попасться. Снаружи, как подсказывали камеры, было чисто, и Инанна, заменив картинку, отправилась к лестницам, воровато вжимая голову в плечи и сверяясь с планом. Все должно было пройти гладко, ведь она точно знала, где находятся лаборатории. Она была там во время осмотра. В очередной раз мысленно поблагодарив мужа, который не счел ее затею безумной, она стала тихонько спускаться на нижний уровень, где и располагались лаборатории.

— Здесь кодовый замок, — сказала она в небольшую гарнитуру, на другом проводе которой находился хакер — доверенное лицо.

— Секунду, Ваше Величество.

Инанна замерла в томительном ожидании.

— Сигнализацию я отключил, однако замок не электронный, а механический, я не смогу взломать его. Достаньте баллончик, который я вам дам и распылите на цифры.

Инанна послушалась и вскоре на двух цифрах стали проступать блеклые отпечатки пальцев.

— Код же не может быть двухзначным… — пробормотала она. — Здесь отчетливые отпечатки только на два и пять.

На том конце провода раздались щелчки пальцев по клавиатуре. Однако Инанна сообразила быстрее, она ни на секунду не забывала, насколько Ито был подвержен ее влиянию. И замок легко поддался, когда в наушнике запоздало назвали код:

— Два-два-пять-пять

— Год, когда власть в Месопотамии перешла ко мне… — сказала Инанна. — Слишком просто.

— Это просто замок, ведущий к основной двери со сканером сетчатки, — напомнил «проводник».

Налет веселья быстро стерся с лица самодовольной Инанны. Она, шагнув в знакомое помещение, соединенное с остальным зданием лишь лестницей и лифтом, который тоже запрашивал некий код при остановке на нужном этаже, сразу же подошла к сканеру сетчатки. Достав из сумочки специальные очки с проекцией сетчатки Ито, Инанна постаралась сдержать нервное возбуждение. Даже если ее поймают — в этом не будет ничего страшного, ведь Ито не должен иметь секретов ни от царя, ни от царицы. Однако она должна была попасть в эти лаборатории именно таким образом, чтобы он не успел уничтожить улики.

— Что вас так интересует в лабораториях советника Ито? — раздался над ухом знакомый голос.

Инанна обернулась и увидела Харуку, которая, сложив руки на груди, стояла в дверях на лестничную клетку, подкравшись совершенно незаметно. Исполнившись недовольства, царица обернулась, стараясь гнать от себя ощущение, что ее поймали с поличным.

— Всего лишь праздное любопытство. Мне нужны результаты моих исследований.

— Не проще ли дождаться советника Ито? — Харука вскинула тонкую бровь; она не имела права на возмущение. — Вы подключились к камерам дома, и боюсь, что это не осталось незамеченным. Ито вскоре узнает, что кто-то пытался проникнуть в его лаборатории.

— Он на Нибиру, — спокойно ответствовала Инанна и повернулась к сканеру, игнорируя присутствие хозяйки дома.

— Личность подтверждена, — сообщил электронный голос и тяжелая металлическая дверь открылась.

— Что вы хотите там увидеть, царица? — Харука явно испытывала неловкость, оттого, что не могла помешать царице хозяйничать на своей территории.

— Харука, боюсь, есть вещи, которые я не вправе разглашать.

— И тем не менее, — не унималась она. — Ито работает на ваше благо и ничего от вас не скрывает, Ваше Величество. Вы — его богиня и олицетворение всех его надежд.

— Харука, послушайте, — еще не зайдя в дверь, сказала Инанна и вновь обернулась, снимая очки. — Есть вещи, о которых вам не положено знать. Более того, не думаю, что вы в курсе того, что находится в этой лаборатории.

— Конечно, советник Ито всегда скрытен, но мне нет дела до того, что он тут делает. Многое из его работы остается засекреченным, и это нормально, ведь он советник нибируанского царя. Мы, семья, не вмешиваемся.

— Он что-то скрывает от нас с царем, я точно знаю, — спокойно сказала Инанна, заходя внутрь; она задержала взгляд на камере с красным огонечком. — Если Ито будет предупрежден о том, что кто-то вторгся в его лабораторию, то мне более не представится шанса.

Харука молча зашла следом, не сводя с зарвавшейся гостьи подозрительного взгляда.

— Вам не обязательно присутствовать, — бросив взгляд из-за плеча, сообщила Инанна, подойдя к стеллажам с документами. — Возможно, эта информация окажется для вас опасной.

Харука замерла возле двери.

— Я просто постою здесь, ищите, что вам нужно и давайте покинем это место, пока не вернулся мой муж.

Инанна даже не кивнула, принявшись рыться в документах. В основном это были заключения о состоянии здоровья семьи Ито, и вряд ли среди планшетов-медицинских карт нашлось бы место сведениям о ней. Наверняка Ито хранил все записи где-то еще.

— Где еще могут быть документы? — спросила Инанна, обернувшись.

— Я понятия не имею, эти лаборатории доступны только ему.

Но более в помещении ничего необычного не было. Инанна подошла к модулю диагностики и включила дисплей, в надежде, что там сохранились какие-то данные. Быть может, она искала вовсе не там, и нужно было хорошенько проверить те тайные палаты, в которых ее держали на Нибиру. Однако там была опасность оказаться пойманной Нинхурсаг, а уж она-то точно хранит информацию более тщательно.

Инанна не прогадала, включив модуль, она сразу же попала на результаты исследований, которые Ито проводил с ней пару дней назад.

— Похоже, у вас весьма крепкое здоровье, царица, — отметила Харука, которой были прекрасно видны данные на мониторе.

— Помогите мне, Харука, — неожиданно попросила Инанна, укладываясь в модуль; действовала она инстинктивно, совершенно не понимая, что хочет обнаружить.

Харука безмолвно кивнула и, когда царица оказалась в модуле, подошла и запустила диагностику.

— Выглядит так, будто у вас паранойя.

— Мне кажется, ты не можешь говорить мне о подобном, — парировала Инанна, напомнив, кто здесь царица.

— Прошу простить меня, Ваше Величество, — покорно склонила голову Харука. — Я переживаю из-за того, что это не слишком понравится моему свекру. Похоже, что с вами все в порядке.

Но Инанна и так это прекрасно видела. Она крепко задумалась, почему интуиция все еще била тревогу. Она нажала на кнопку и перед глазами на прозрачной панели возникли показатели. Не считая немного учащенного пульса, что, скорее, было следствием волнения, с ней и впрямь было все в порядке. Инанна раскрыла список всех анализов, проведенных с самого ее чудесного воскрешения. Здесь были и фотографии ее, уродливой с ожогами на лице, от которых Харука невольно задержала дыхание.

— Не знала, что вы так…

— Пластическая хирургия творит чудеса, — равнодушно сказала Инанна, список за списком разворачивая данные, пока не наткнулась на файл в самом начале, который открыть не смогла. — Выдает ошибку. Странно, не думала, что у Ито могут быть глюки в медицинских файлах. Перезагрузи систему, Харука.

— Да, Ваше Величество, — послушно ответила та.

Но после перезагрузки системы файл все еще выдавал ошибку и никак не хотел открываться.

— Мне нужно скопировать данные, — сообщила Инанна, уверенная, что наконец-то нашла что-то стоящее.

— Я понимаю, что это не мое дело, но, царица, что же вы все-таки пытаетесь обнаружить? — спросила Харука, помогая ей выбраться из модуля.

— Я боюсь, что эта информация может оказаться опасной, — Инанна увидела на столе Ито флешку, которую без зазрения совести отформатировала, не заботясь о том, что там могли быть важные данные, а затем скачала данные с модуля, включая битый файл.

Харука безмолвно закрыла дверь в лабораторию, когда они вышли, и проводила ее в гостиную.

— Он ведь узнает, что вы вломились в лабораторию.

— Пускай, — махнула рукой Инанна. — Если он что-то скрывает, это будет стоить ему жизни, Харука. Спасибо за помощь, если Ито затеял что-то за нашими спинами, то, будь уверена, когда он понесет наказание я вступлюсь за тебя и за твою дочь.

— Благодарю, Ваше Величество, — она в который раз склонила голову. — После взлома системы видеонаблюдения он не узнает кто конкретно там присутствовал. Прошу только не впутывать меня.

— Хорошо, значит, тебя там не было, — Инанна благодушно приподняла уголки губ. — А где Мика?

— У нее полуденный сон.

— Я ощущаю твое напряжение. Связано ли оно с моим проникновением в лаборатории или же тебя гложет что-то еще? — Инанна спокойно отпила чая, словно несколько минут назад не взломала закрытые лаборатории в этом доме; всяко она не чувствовала себя виноватой, вот только Нинурта непременно будет недоволен тем, что ей ничего не удалось обнаружить, а может и вовсе скажет, что позволил ей проникнуть сюда только потакая паранойе супруги.

— Ваш визит для меня слишком волнителен, — ответила она; даже если это было так, то Харука выглядела довольно сдержанной женщиной. — Я слышала, что на площади во время теракта вы увидели Великого Анкиа. Так ли это?

— Так ты волновалась за то, жив ли господин вашего мира?

Харука испуганно распахнула глаза.

— Царица, вы прекрасно знаете, что наша семья полностью лояльна вашим интересам.

— Неужели праздное любопытство? — с недоверием спросила она.

— Возможно… Невзирая на то, что семья Ито служит на благо вам, Великий Анкиа сделал этот мир таким, каким мы его знаем, и да, мне все еще интересна его судьба. Может, это капля жалости.

— Ты знала Ребекку, его жену? — неожиданно спросила Инанна, сощурившись; она попала в самую точку, так как от Харуки вновь повеяло этим странным волнением.

— Мы учились на одном факультете и были пилотами на Лахму.

— И вы были близки? — Инанна про себя отметила, что Харука уже не первая, встреченная ею анкийка, учившаяся с Ребеккой.

Харука нахмурилась, не понимая ее интереса.

— В то время нас можно было назвать приятельницами, однако после вступления Ребекки в должность канцлера, наше общение прекратилось, — очень осторожно поведала она, опасаясь реакции той, что по праву ненавидела Ребекку МакГрегор. — Почему вас так это интересует? Канцлер мертва, она больше не будет мелькать у вас перед глазами.

Инанна понимала, что ее боялись все анкийцы, хоть никак не могла вспомнить причин подобного отношения. Возможно теперь, в статусе царицы отношение только усугубилось. Одного ее слова было достаточно, чтобы покончить с любым из них…

— Неважно… — Инанна посмотрела за окно в чистое без единого облачка небо и поднялась с дивана, собираясь уйти, не дожидаясь встречи с сыном Ито. — У меня появились срочные дела, прошу передать мужу, что мы встретимся на следующей неделе.

Инанна мечтала открыть битый файл на флешке, и поскорее. И еще у нее появилась необходимость вернуть Мару в свое окружение. Волнение Харуки невозможно было отнести к страху перед царской особой. Более того, она не подняла тревогу в доме, когда кто-то проник в лаборатории, а также попросила не выдавать её свёкру. Опасалась ли она его или нет, но Инанна видела в ней некоего наблюдателя. Наблюдателя, который не вмешивался в происходящее. Похоже, Харука была рада, что Инанна собралась восвояси столь скоро.

* * *

— Я так и знала, что вы не отпустите меня, — Мара фыркнула. — И теперь наверняка стража, которую вы послали в Италию, догадалась, что я анкийка.

— Это вряд ли, — спокойно сказала Инанна. — Я лишь сказала, что ты выполняла мое поручение в Италии, и я срочно вызываю тебя к себе.

Инанна сидела за письменным столом в кабинете Нинурты — единственном, кроме его покоев, месте, где не были установлены средства слежения, и разговор бы никто не услышал.

— Значит, моя свобода все же относительна.

— Мне нужна твоя помощь, Мара.

— А взамен вы снова пообещаете мне мнимую свободу? — усмехнулась та, устав от общения со взбалмошной царицей, которую ненавидела всей душой. — Хотя, конечно, одно ваше слово, и моя голова полетит с плеч. Этого мне действительно стоит опасаться.

— Я терплю твой сарказм вот уже несколько месяцев, Мара, — Инанна угрожающе поднялась из-за стола. — Но не думай, что моему терпению нет предела, — она выдохнула так яростно, что затрепетали крылья носа. — Я не угрожаю тебе смертью и никогда этого не делала. Я не прошу тебя сдавать мне Мардука, если ты найдешь к нему путь. Но мне нужно, чтобы ты проследила за одной особой, которая, я уверена, связана с ним и кучкой его повстанцев. Мне нужна информация.

— Какая информация? Опять эта ваша навязчивая идея встречи с Мардуком? — слишком громко возмутилась Мара, и Инанна шикнула на нее. — Царица, вы та, кого он ненавидит, вы должны это понимать как никто другой. Он, несомненно, убьет вас, даже не выслушав!

— Мне вставить тебе в рот кляп? — тренируя собственное терпение, произнесла Инанна и подошла ближе. — Просто делай то, что я скажу, и тогда ты, возможно, найдешь способ вернуться к повстанцам. Ты должна следить за Харукой Ито. Я уверена, она — ключ к нему…

Древний Египет. 3514 г до н.э. Далее — Вавилон, период между 3514 и 3465 годами до н.э.

Инанна проснулась, решительно не понимая, почему вокруг столько шума. За окном слышалось ржание коней, команды, звуки волочения по земле чего-то тяжелого. Она подумала сперва, что, возможно, Тот готовит свои караваны к отбытию в Гелиополь, но это предположение вряд ли было верно — до сих пор ничто не предвещало его скорейшего отъезда. Тем более, здесь все еще находились представители нибируанской семьи, да и Энлиль планировал еще как минимум несколько семейных советов касательно управления Землей.

Запахнув легкий хлопковый халат, Инанна вышла на балкон, в мыслях пребывая в каком-то далеком сне, наполненном ощущением щемящей радости.

Картина, представшая взору, была удивительна. Казалось, минимум половина конюшни заняла внутренний двор. Чуть перегнувшись через перила, Инанна заглянула в арку и обнаружила, что подъездная аллея также заполнена верблюдами и лошадьми с доверху гружеными повозками. Красный от гнева Нинурта, сжимая кулаки, широкими шагами шел мимо копытных, и животные, улавливая его настрой, расступались. В воздухе ощущался дивный аромат хлева, а под самым балконом расположилось мычащее стадо коров.

— Имхотеп! — бросила Инанна, обернувшись на дверь.

Всего пара секунд, и в дверь просунулась кудрявая голова слуги, на его чуть заспанном лице как всегда сияла глуповатая мальчишеская улыбка.

— Что здесь происходит?

— Фараон отбывает в Вавилон сегодня вечером, госпожа. Так что двор будет занят до вечера, — спокойно сообщил он сенсационную новость. — Приказать подготовить вам ванну?

— Подай платье и воду для умывания, — приказала Инанна, сложив руки на груди и чувствуя, что сказанное Имхотепом не способно уложиться в ее голове.

Сменив халат на платье и произведя утреннее омовение, она, не задавая вопросов слуге, покинула свои покои с намерением выяснить что же происходит, и почему вдруг Мардук собрался в Вавилон. С усмешкой вспомнив разговор двухдневной давности с Энлилем о помощи Мардуку, Инанна старалась понапрасну не верить, что Энлиль, впечатленный поступком порочного Нинурты, мог передумать и отдать Вавилон Мардуку.

Морщась от вони, исходящей от коров, она решила срезать путь через двор до северного крыла, где находились покои Энлиля и Нинурты, который направился именно в эту сторону. Их голоса слышались даже за дверью — в покоях Энлиля стоял крик, да такой, что заставлял вибрировать стены.

— Инанна, не сейчас! — рявкнул Нинурта, когда она, постучав, осмелилась заглянуть внутрь.

— Не кричи на нее! Инанна, дорогая, зайди попозже, — спокойно попросил Энлиль и вернулся к теме. — Это не обсуждается, Нинурта, тебе необходимо решить проблему чумы в Кише, займись этим. Вавилон пока начнет строить Мардук.

Инанна, удивленная новостями, прикрыла дверь и внутренне порадовалась, не в силах поверить, что Энлиль внял ее словам. Возможно, отчасти этому решению действительно способствовала проблема чумы в Месопотамии, о которой Энлиль, видимо, до этого не знал. Дальнейшее обсуждение вопроса дележки Вавилона ее не интересовало, главное — Мардук останется на Земле. Окрыленная такими вестями, она отправилась прямиком к его кабинету, полагая, что найдет его именно там. Подол египетского платья уже запылился, ведь Инанна, вновь пересекая двор, вдруг забыла о врожденной грации, шаркая открытыми сандалиями по дорожке.

— Куда ты так спешишь? — раздался голос, перекрываемый шумом наполненного животными двора; Инанна обернулась и строго зыркнула на Имхотепа, который, не успев среагировать вовремя, почти столкнулся с ней нос к носу.

Ее окликнул Мардук, и, когда он подошел ближе, Инанна ответила:

— Ищу вас, фараон, — сообщила она, чуть склонив голову, как предписывал этикет; только взглянув на него с улыбкой, она вдруг обнаружила, что на лице его нет радости. — Что-то не так? Дядя, скажите, могу ли я довериться чутью, что вас настигла удача?

Он только поднял подбородок, глядя на нее сверху вниз, что по обыкновению свидетельствовало о не самом лучшем расположении духа.

— Мне поручили Вавилон, а Тоту — Египет, — сухо пояснил он, не увидев понимания в ее глазах.

Улыбка Инанны, едва появившись, тут же погасла, она и не подозревала, какой ценой Мардуку посчастливилось отвоевать Вавилон.

— Но… почему…

— Энлиль считает, что Набу слишком юн для управления Египтом. Более того, назначена дата свадьбы. Через полгода он женится на старшей дочери Тота, поэтому выбор пал именно на него.

— А Сарпанит?.. Чем это грозит ей? — в голосе Инанны появились нотки волнения, ведь царица была ей словно старшая сестра.

— Она пока еще не знает. Полагаю, она уже давно готова к переменам. Но по крайней мере ей удастся остаться при дворе, как матери будущего фараона.

— Не думаю, что это то, что беспокоит ее более всего…

Мардук сделался хмурым.

— Не забивай себе голову, это не самый плохой вариант…

— Как вы можете быть таким спокойным, фараон? — возмутилась Инанна с искренним непониманием. — Вы готовили Набу для трона Египта, но, зная Тота, так просто он не отдаст бразды правления, когда придет время.

— Если потребуется, то я смогу сместить его, мой авторитет больше. Да и потом, ты думаешь, лучше, чтобы Египет достался Нинурте? Тот, по крайней мере, мой брат, он умен и не кровожаден, как Нинурта и Нергал…

Конечно же, Мардук держал все в себе, как всегда не позволяя касаться своих проблем. Инанна чувствовала, что это некая степень недоверия — ограждать ее от них. И в такие моменты в груди появлялось чувство, что Мардук отдаляется от нее.

— Как это случилось? Еще вчера Нинурта с радостью обсуждал свое правление в Вавилоне, смакуя победу над вами, — припомнила она его слегка хмельное высокомерие за ужином. — Почему передумал Энлиль? Неужели в Месопотамии и впрямь властвует чума? Вчера Энлиль выглядел задумчиво, но я и предположить не могла, что думы его об этом.

— И я не понимаю Энлиля, он созвал меня, Нинурту и Тота сегодня ночью. Что двигало им в принятии данного решения не знает никто.

Они оба увидели, как к ним, прикрывая нос платком, движется взволнованная Сарпанит, а с ней ее брат — Хорус, советник Мардука.

— Мой фараон, — остановившись, наконец сказала она, переводя дух, — что произошло, почему здесь столько лошадей? — похоже, Сарпанит еще не успела узнать новостей.

— Нам нужно поговорить, — Мардук нежно взял ее за руку и взглянул на Инанну, намекая, чтобы она оставила их наедине; впрочем, ей не пришлось придумывать путей к отступлению, так как служанка, появившаяся подле них, передала приглашение Энлиля на аудиенцию.

Заходя в северное крыло вновь, Инанна задела плечом выходящего из-за угла Нинурту, и тут же врезалась в стену, едва удержав равновесие. Нинурта только и успел, что одарить ее свирепым взглядом, но потом, осознав, видимо, кого видит перед собой, протянул руку.

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Нарушая и без того беспокойный сон, зазвенел внутренний телефон, трубка которого стояла на прикроватной тумбочке. Александр резко дернулся и с безнадегой запустил пальцы в волосы, уже ненавидя это утро. Лишь спустя несколько секунд он все же нашел в себе силы ответить. Еще через мгновение он вскочил с кровати, растревожив мирно спящую Ангелу, что, отвернувшись к стенке, досматривала последний сон.

— Что случилось? — пробормотала она, едва приоткрыв глаза; невзирая на всю свою строгость и организованность, Ангела никогда не умела быстро просыпаться.

— В штаб привели Марианну Ринальди, — бросил он, натягивая джинсы.

— Мисс Ринальди жива? — Ангела мгновенно села в постели и, глядя на Александра уже совершенно не сонными глазами, сдула застрявшее в чёлке пёрышко из подушки. — Я была уверена, что она погибла на Нибиру вместе со многими пилотами.

— Да, Ангела, но главное не это; она принесла новости от Ребекки! — воскликнул он, нисколько не заботясь реакцией Ангелы.

Он вылетел из комнаты прежде, чем она успела что-то добавить. Несмотря на внешнее спокойствие, Ангелу эта чрезмерная, на её взгляд, открытость в проявлении чувств к погибшей жене сильно задевала, ведь он помнил о Ребекке даже в моменты близости. И Ангеле приходилось лишь смиренно терпеть.

Она поднялась и налила воды из графина. В отличие от Александра, Ангела не торопилась, поэтому не покинула его комнаты до тех пор, пока не была уверена, что каждый волосок ее прически лежит ровно и аккуратно, а безупречный макияж и такая привычная и доведённая до совершенства маска сдержанной уверенности дополняют неизменный образ железной леди. Для Ангелы ничто не должно было измениться, она уже привыкла, что он просто отворачивался и спал, как это бывает с любым равнодушным мужчиной.

В жилом корпусе все еще горели аварийные лампы взамен дневным, включающимся в семь утра. Наручные часы показывали пять, неудивительно, что коридоры были пусты, не считая дежурных анкийцев, посменно стерегущих покой места, больше похожего на могилу анкийской цивилизации.

Ближе к переговорной послышались шаги. Летти и Дана стояли перед дверью, что-то негромко обсуждая; увидев Ангелу, они замолчали и, расступившись, чтобы пропустить её вперёд, тихо вошли следом.

Картина, представшая взору, была похожа на обыкновенный допрос — в смежном помещении за стеклом сидела живая и невредимая Марианна Ринальди, а за столиком напротив нее — Тобиас МакКензи — заместитель начальника штаба Гирсу, подразделения, некогда функционировавшего в Бад-Тибира. Благодаря развитым способностям по считыванию чужих мыслей, именно он проводил допросы попадавших в штаб анкийцев и проверял их лояльность, чтобы в команду повстанцев не затесался крот. Он был мастером своего дела еще и потому, что умел ловко и незаметно вторгаться в чужой разум, прекрасно считывал эмоции и поведение допрашиваемых, прежде чем допускать их на основной допрос — к Александру или Андерсену. Они оба стояли, глядя на мисс Ринальди в некоем замешательстве.

— Как анкийке удалось заполучить уроборос? — задумчиво проговорил Александр, когда Ангела подошла ближе.

— Я не ослышалась? — ахнула Ангела, поневоле и впрямь не поверив ушам; она не могла разглядеть невидимую татуировку, но все равно вглядывалась в плечо Мары.

— Как думаешь, ее отслеживают? — спросила Ангела, все еще не в силах понять, как такое могло произойти.

— Нет, она, как и другие фрейлины имеет статус неприкосновенности.

— Что? Фрейлина? — удивленно возмутился Андерсен. — Как такое возможно? И откуда вы знаете?

Александр лишь кивнул на Мару, на чьем предплечье блестел золотом браслет с рельефным изображением лотоса.

— Такие бывают только у фрейлин, — пояснил он.

— …Вы выдаете себя за нибируанку? — тем временем раздался в динамиках голос Тобиаса МакКензи.

— Верно, но царица знает, кто я такая, — сказала Мара, опережая следующий вопрос.

— Расскажите все с самого начала, — попросил МакКензи, постукивая пальцами по столу; редко случалось видеть на его лице подлинное любопытство, однако сегодня был именно тот случай.

— Он ведь слышит нас? Великий Анкиа… — она безошибочно посмотрела на двустороннее зеркало, но, конечно же, не видела анкийцев, находившихся по ту сторону; ее взгляд блуждал от собственного отражения до отражения МакКензи. — Царица желает встречи с вами, мой господин, — продолжила она и поднялась со стула, не сводя взгляда с зеркала.

— Мисс Ринальди, сядьте на место, я должен задать вам еще несколько вопросов, прежде чем вам будет дозволено увидеть его.

— Мне нужно поговорить с вами, мой господин, — настойчиво сказала она.

Мара неожиданно коснулась воротника своего платья, хомутом покрывавшего плечи и шею, и достала невидимый до этого момента кулон в виде восьмиконечной звезды, символ Инанны, символ их с Мардуком любви, который, по словам царицы, мог сработать главным аргументом в пользу встречи.

— Мисс Ринальди… — но МакКензи осекся, увидев, как открывается дверь, впуская в комнату лидера повстанцев.

Даже в мятых джинсах и водолазке он выглядел внушительно, ведь все еще оставался в воспоминаниях деканом пилотского факультета Нью-Бабили. Мара склонила голову, выражая глубокое почтение. Когда она вновь обратила на него взгляд, на ее равнодушном лице промелькнула тень уважения.

— Это Ребекка спасла вас, она прислала вас сюда? — нетерпеливо спросил Александр.

— Ре… Ребекка? — только и смогла выдавить совершенно обескураженная Мара. — Царица Инанна желает с вами встретиться, конечно же в обстановке строжайшей секретности, — снова обретя дар речи, сказала она уже более уверенно. — Причем тут погибшая госпожа канцлер?

На ее лице так и осталось выражение удивления.

— МакКензи, покиньте нас, — бросил Александр, даже не взглянув на него.

— Александр, она может быть опасна, учитывая, кому она теперь служит.

— Вы это серьезно? — Мара фыркнула в его сторону. — Вы обыскали меня с головы до ног, даже заколки заставили снять!

МакКензи, проигнорировав ее выпад, прошел мимо и вложил в ладонь Александра пистолет, хмурым взглядом выразив все, что думает о его импульсивности. Мара присела обратно за стол, на этот раз на стул ушедшего дознавателя.

— А теперь еще раз и по порядку, мисс Ринальди, — по старой привычке обратился Александр. — Ваше удивление сбило меня с толку. Возможно, вы сочтете меня сумасшедшим, но я был уверен, что сейчас на троне Нибиру сидит моя жена, которую все считали погибшей.

Мара вновь изменилась в лице, заподозрив, что он не в себе.

— Мой господин, вы лучше других знаете, что ваша жена погибла, — осторожно напомнила она, полагая, что здесь допустимо некое помешательство на почве горя.

Александр нахмурился, совсем запутавшись, потом сделал приглашающий жест, призывая Мару продолжить рассказ.

— Царица Инанна буквально подобрала меня на улице. Более того, она сразу догадалась, что я анкийка.

— Если это Инанна, то почему она сразу же и не убила тебя? — невольно перебил Александр, все еще лелея свою точку зрения.

Мара сложила руки на столе, словно была на экзамене или на семинаре по кибернетике.

— Полагаю, она изначально хотела использовать меня для связи с вами. И ума не приложу, как она не прогадала, учитывая, что мы с вами не связаны.

— Каждый анкиец связан со мной, — не согласился Александр. — Вы все дети, взращенные мной.

— В таком случае, она могла бы взять любого другого, — не согласилась Мара. — Думаю, что у нее очень сильно развита интуиция. Вы — ее навязчивая идея.

Александр помрачнел, прекрасно зная это. Все, что его ждало от разговора с бывшей курсанткой — разочарование.

— И это все? Никаких целей? Желания снова взять меня в плен?..

— Этого я не знаю, — Мара склонилась над столом, понизив голос до шепота: — После травмы царица не помнит последних пяти тысяч лет. Вы для нее — не враг, мой господин. По крайней мере, это то, что она говорит мне. Она не…

— Не помнит? — только и ахнул он. — Как она может не помнить того, что творила в это время?! — его внезапно охватил гнев, ведь Александр хотел от Инанны раскаяния за содеянное, но что взять с женщины, которая ничего не помнит?

— Ее воспоминания восстанавливаются очень медленно. Сейчас они заканчиваются на Древнем Египте и, отрывочно — Вавилоне, господин, — поведала Мара, заметив, что лицо его то багровеет, то приобретает зеленоватый оттенок. — Это та Инанна, какой вы ее знали задолго до того, как нибируанцы покинули Землю. И ей невдомек, как могло пройти такое, что вы пошли против своей семьи. Но она, несомненно, знает о том, что происходило в последние пять тысяч лет. Только не может поверить, что вы стали злейшими врагами.

— …Большего бреда в жизни не слышала, — прокомментировала Ангела, стоя за стеклом вместе с остальными. — Неужели он и впрямь думал, что Ребекка жива и она по каким-то неясным причинам предпочла трон Нибиру его обществу и противостоянию?

— Не будьте так строги с моим сыном, Ангела, — как-то совсем неожиданно попросил Энки, заставший всех врасплох своим бесшумным появлением. — Быть может, его ожидания кажутся вам вздором, однако напомню, что у нас, нибируанцев, интуиция развита гораздо сильнее вашей. Я верю своему сыну, раз он говорит, что его супруга жива. Ему уже очень много лет для того, чтобы обмануться желаемым и выдавать его за действительное.

— Прошу простить мне мою несдержанность, — негромко сказала Ангела. — Возможно, вы и правы. И нам стоит просто доверять ему, как мы делали это многие тысячелетия…

— …Инанна безумна, она дезориентирована отсутствием воспоминаний, и одной Вселенной известно, на что она способна. Прошу вернуть мне мои вещи, конфискованные на входе, в них находится флешка, — продолжала Мара. — Флешка с информацией, которую Инанна хотела передать вам, мой господин.

— Что там, мисс Ринальди? — с подозрением спросил Александр.

— Она отпустила меня с просьбой выяснить, что за информация там зашифрована. Я думаю, это может как-то помочь вам. И раз уж я здесь, я бы хотела присоединиться к сопротивлению.

— То есть, Инанна сама не знает, — сказал Александр.

— Александр, — раздался голос Андерсена в динамиках, — это может быть вредоносный код.

— Ваше нахождение здесь, мисс Ринальди, исключено. Нам нужен связной, — спокойно сообщил Александр.

Она возмущенно распахнула глаза. Только обретя желанную свободу, она тут же потеряла ее, получив задание от господина анкийского мира.

— Я понимаю, — сказала Мара, собрав волю в кулак. — Я предполагала, что вы захотите использовать меня как осведомителя. И царица тоже.

Александр коротко приказал, чтобы принесли ее вещи и вернулся к разговору:

— Послушай, я понимаю, что ты пережила, оставшись на Нибиру после военных действий, — перешел он на менее формальную речь, проявляя доверие. — Главное, тебе удалось выжить. Однако сейчас как никогда ты можешь помочь своему народу. Если уж представилась такая возможность, то мы можем использовать сумасшествие Инанны.

— Она нестабильна, мой господин, я не могу предположить, что она выкинет в следующий момент.

— А что Нинурта? — невольно спросил Александр, вспомнив, что главное действующее лицо сидит на том же троне.

— Похоже, что такая царица ему по душе. Он окружает ее заботой и даже не посещает наложниц.

Учитывая, какие натянутые отношения у Инанны были с Нинуртой в прошлом, после того, как она окончательно поехала, его нежные чувства к ней казались нелепицей. Однако также Александр понимал, что даже в таком нестабильном состоянии, если верить словам Мары, сейчас Инанна была прежней — нежной девушкой времен Древнего Египта…

* * *

— Сведения о медицинских исследованиях и осмотрах, — протянула Ангела, стянув с носа очки. — Она и впрямь сумасшедшая, зачем ей отдавать нам информацию о своем здоровье?

— Один файл не открывается, — задумчиво проговорил Александр, копируя данные на свой лэптоп. Быть может, это то, что она хотела показать нам? — Александр проверил его свойства и удивленно прокомментировал: — Он весит больше, чем остальные.

— Может, при копировании произошла ошибка, и файл просто поврежден, — Ангела бросила скептичный взгляд на трехмерный проектор, над которым, четко прорисованный рентгеновскими лучами отображался скелет Инанны, точнее, то, что от него осталось после чудовищных травм, перенесенных на Нибиру. — Ума не приложу, как она выжила.

Помимо раздробленных тазовых костей у нее просто не было правой ступни, а ключица и вовсе напоминала крошево из криво склеенных кусочков костей.

— Судя по записям, ее долго продержали в лечебной коме, — сообщил Александр, открыв программу для взлома.

Спустя минут пять Ангела поняла, что он, принесший на Землю такую науку, как программирование, не может справиться с защитой файла, и это более чем подозрительно. Помассировав виски пальцами, Александр на миг прикрыл глаза.

— Ангела, надеюсь, мы избрали правильный путь…

— Нам не победить нибируанцев без помощи людей. А на них мы можем повлиять только затронув самые сокровенные иррациональные установки. Это проблематично, учитывая страхи людей и мощь нибируанцев. Более того, у людей нет оружия. Ты хочешь заставить их пойти против нибируанцев с голыми руками. И в этом нам может помочь только религия.

— Это довольно нелепо, знаешь ли.

Ангела прислонилась к столу возле него, сложив руки на груди и внимательно заглянув в его глаза. Она прекрасно знала, что за внешней уверенностью в своих решениях Александр скрывает потребность быть выслушанным кем-то, кому он может доверить истинные переживания.

— Это то, что воспитывалось в людях испокон веков, Александр. И если нам необходимо, чтобы человек взял в руки палку — это наиболее верное решение.

— Мама, тебя ищет министр Коскинен, — сообщила просунувшаяся в дверь голова Бена; наверняка он пришел не просто так, а, услышав о некоей флешке, проявил любопытство, решив все узнать из первых рук.

— Я присоединюсь к ученым в лаборатории после встречи с Коскиненом.

— Угу, — Александр только кивнул на прощание и вернулся к изучению данных о состоянии Инанны; у него не возникло сомнений, что в поврежденном файле кроется некая загадка.

— Есть новости? — лишь услышал он голос Бена из коридора…

* * *

Облака ядовитых испарений все больше закрывало некогда голубую планету, кажущуюся теперь серой и безжизненной из космоса. И Инанна, глядя на картинку спутника в своем коммуникаторе, испытывала при этом странное беспокойство. Ей было жаль прекрасную планету, так любимую Мардуком. Глядя на своего мужа — Нинурту, тихо всхрапывающего рядом, она все еще не понимала, почему судьба свела ее именно с этим мужчиной. Теперь, зная историю, Инанна была уверена, что раздор между кузенами отчасти произошел из-за нее. Невзирая на дыры в памяти, все яснее становилась картина прошлого. Уже тогда она и Мардук приложили руку к интеграции в людское сообщество внеземных технологий. Проживая одновременно две жизни, днем — настоящее, ночью — прошлое, Инанна все сильнее убеждалась в том, что совершила слишком много ошибок. На сегодняшний день ее воспоминания обрывались посещением Нинурты Вавилона — она проснулась от жуткого кошмара, в котором целовалась с ним на глазах у Мардука, чтобы скрыть след внедренных технологий. Глупый малыш, за которым не доглядели родители, едва не раскрыл их. До смерти страшащаяся последствий, Инанна поддалась импульсу и поцеловала Нинурту, и, кажется, именно тогда все пошло наперекосяк…

Что двигало ею, когда она передала данные по состоянию своего здоровья Мардуку? Инанна знала, что никому не может доверять, но добровольно снабдила злейшего врага информацией, которая, возможно, будет использована против нее самой. Но с другой стороны, она была уверена, что только ему под силу открыть тот файл… Нинхурсаг и Ито что-то скрывали, что-то, что не позволяло ей вспомнить события прошлого, они продолжали пичкать ее таблетками, которые Инанна теперь просто смывала в унитаз. Нинурта также был озадачен тайной, скрываемой его матерью. Нинхурсаг прикрывалась нежеланием видеть на троне сумасшедшую царицу, но Инанна ведь не была сумасшедшей. По словам Нинурты она была импульсивной и хитрой соблазнительницей и, даже невзирая на застарелую страсть к Мардуку, с сознанием ее был хоть и не полный, но порядок.

Позднее, сопровождая мужа на собрание глав Альянсов, слетевшихся в Бад-Тибира на обсуждение постройки новых космопортов, Инанна утопала в своих мыслях и, наверное, за все утро произнесла лишь пару слов. Выходя из лифта в башне Нинунрты, она обнаружила Мару, ожидающую ее среди остальных фрейлин у бронированного автомобиля, что должен был доставить царственную чету в магистрат.

Мара, учтиво склонившись, не смотрела на свою госпожу, хотя Инанна мечтала, чтобы она показала жестом или взглядом, что встреча с Мардуком состоялась, что той удалось передать флешку.

— Я привык, что женщины с утра более многословны, — заметил Нинурта, присев рядом с супругой, обратившей расфокусированный взгляд в сторону.

— Я сегодня плохо спала, — не посмотрев на него, ответила она.

— И о чем же были твои думы? — с подозрением спросил он, переплетя их пальцы; в последнее время он часто уделял ей подобные знаки внимания даже после того, как она хладнокровно убила Эльгиса.

— Ты любишь меня, Нинурта? — неожиданно спросила она, повергнув его в секундный ступор; в глазах Инанны не читалось ни намека на шутку.

— Что за странные вопросы, моя царица? — уголок его губ приподнялся, кажется, Нинурта хотел обойти этот вопрос.

— Просто вопрос моему мужу, — она махнула рукой и вновь обратила пустой взгляд за окно на пролетающий мимо город.

В это время в Бад-Тибира обычно были пробки, но дорогу перекрыли, чтобы позволить кортежу с мигалками беспрепятственно добраться до магистрата.

— Этот автомобиль намного быстрее и удобнее, чем паланкины с рабами, — сказал Нинурта, все еще надеясь поддержать разговор.

— И в нем есть кондиционер, — добавила Инанна, подставив ладонь к решетке, откуда дул прохладный воздух. — Ты уверен, что я понадоблюсь тебе на встрече или взял меня развеять тоску?

— Ты должна появляться на публике, иначе все подумают, что… — но договорить он не успел, словно увидев в вмиг расширившихся глазах Инанны несущийся в бок их автомобилю грузовик.

Грузовик на полном ходу врезался в бронированный роллс-ройс фантом, заставив его подлететь вверх. Автомобиль, словно в дешевом боевике, совсем не деформировался, опустившись аккурат на крышу возле ларька с прессой. Анкиец вылетел из ларька и понесся прочь, даже и не подумав оказать помощь пострадавшим, при том, что ему наверняка было очевидно, чей это кортеж.

Нибируанская стража рассредоточилась по территории. Часть — к грузовику, у которого дымило из-под капота, часть встала на защиту сопровождающих, остальные — к перевернутому роллс-ройсу, вызывая шесть-шесть-шесть — местную службу спасения…

* * *

О происшествии трубили на каждом углу, и жители Бад-Тибира только разочарованно вздыхали, узнавая о том, что царю и царице удалось выжить. Более того, ранения их были незначительные, благодаря броне автомобиля. Виною легких травм было исключительно их легкомыслие — Инанна и Нинурта, конечно же, не пристегнулись.

Инанна очнулась в шуруппаке Бад-Тибира, рядом, скрючившись на кресле в полудреме, сидел Нинурта, держа ее за руку. Что-то вынудило ее вырвать ладонь, тем самым потревожив мирно спящего мужа, который, всхрапнув и утерев сонные глаза кулаком, отчего-то совсем перестал напоминать свирепого царя.

— Как самочувствие? — спросил он, совершенно спокойно перебравшись на неширокую кровать к жене и сгребя ее в охапку.

— Эй, я же после аварии.

— Но после лечебного модуля.

— Зачем тогда спрашивать о самочувствии? — Инанна вперила в него грозный взгляд, когда он оказался на ее подушке, но тут же расслабилась, оказавшись в его сильных руках; удивительно, он уже давно перестал вызывать у неё отвращение. — Как ты думаешь, кто на нас покушался?

— Не думаю, что это было покушение, — задумчиво проговорил он куда-то в ее макушку. — Скорее, акт устрашения, ведь вероятность нашей гибели в бронированом роллс-ройсе весьма маловероятна, Инанна.

— Ты знаешь, кто был за рулем грузовика? — спросила она.

— Да, уже выяснено, что это нибируанец.

Ответ Нинурты удивил её. Она чуть отстранилась, чтобы задрать голову и вместо глаз встретить колючий подбородок.

— Разве это не было спровоцировано Мардуком? — не поверила Инанна, но потом добавила: — Впрочем, у него могли остаться последователи и из нибируанцев.

— Иногда я сомневаюсь в твоих умственных способностях, Инанна. Неужели ты думаешь, что у нас только один враг? Или что твоя выходка на дне памяти останется незамеченной?

— Ты думаешь, это Сешмуна?.. — недоверчиво спросила Инанна, понизив голос до шепота.

— Нажить себе врага в ее лице было очень неосмотрительно. Ее благодарность за помощь в делах отца показная.

— Мы с ней никогда не ладили. Еще в Акнат между нами была непримиримая вражда и соперничество.

— Это еще почему?

— Я увела у нее Думузи, — вздохнула Инанна, вспомнив о незавидной судьбе парня. — Если бы тогда я знала, что с ней лучше не ссориться, я бы никогда…

— Не убила ее отца?.. — прошипел Нинурта, несколько раздражённый незрелостью ее рассуждений.

— Нет, я бы просто держалась подальше, — Инанна отстранилась и обидчиво надулась, когда именно в этот момент в палату ворвалась Нинхурсаг.

— Напомни мне уволить стражу, — буркнул Нинурта, глядя на мать из горизонтального положения.

 — Я примчалась, как только узнала, — встревоженно воскликнула она. — Вы в порядке?

— Как видишь, мама. В следующий раз настоятельно рекомендую тебе стучать, — он откинул одеяло и поднялся с кровати.

 — Вы не сильно пострадали? — пропустив мимо ушей слова сына, спросила Нинхурсаг.

 — Все в порядке, небольшое сотрясение у Инанны и пара ссадин у меня.

 — Сотрясение? — ахнула Нинхурсаг и подлетела к кровати царицы, игнорируя все приличия, словно взбесившаяся курица-наседка. — Инанна, милая, с тобой точно все в порядке? Это как-то повлияло на память? Ты что-то вспомнила?

Инанна и Нинурта с подозрением переглянулись, неужели Нинхурсаг не осознаёт, насколько подозрительно ее поведение? Или же она и представить не может, что Инанна о чем-то догадывается?

Инанна только покачала головой, не сводя взгляда с Нинхурсаг. На миг глаза той выразили облегчение, но тут же их снова заволокло фальшивым беспокойством.

— Как жаль, возможно, этот, несомненно, случай вероломного нападения на вас мог бы сыграть нам на руку и послужить толчком к возвращению воспоминаний.

— Сотрясение было совсем слабым. Не думаю, что я успела что-то осознать, так как практически сразу оказалась в лечебном модуле, — ответила Инанна, пересилив желание вытащить руки из ладоней Нинхурсаг. — Но я бы, конечно, не отказалась бы от более тщательного обследования у Ито. Я рассчитываю на вас обоих.

Нинхурсаг расплылась в довольной улыбке, а Нинурта едва не скривился от ее нарочитости. Впрочем, он полностью одобрял заискивающее поведение супруги — прежде чем ссориться с матерью, нужно выяснить, что же она затеяла.

* * *

Когда царице, наконец, разрешили появляться на публике, их встречал целый взвод — следствие усиления охраны после неудавшегося покушения. Инанна видела засекла как минимум двух снайперов и только тихо кусала губы, сетуя на свою импульсивность. Она убила Эльгиса, и это еще аукнется им, как и предсказывал Нинурта. К вечеру она получила сообщение от Сешмуны, отбывшей на Нибиру с пожеланиями скорейшего возвращения на Нибиру и выражением радости оттого, что, слава Ану, все обошлось.

О том, что ей пора возвращаться, напомнил и сам Нинурта, но Инанна, только скрипнув зубами, перевела тему. Она не могла вернуться, так как ей пришлось бы оставить попытки связаться с Мардуком. Возможно, ему уже удалось расшифровать файл на флешке. Пришлось дожидаться поздней ночи, пока Нинурта, усладившись ее обществом, уснет.

— Рассказывай, — объявившись на пороге комнаты Мары, без приветствия бросила Инанна.

— Я ждала вас, царица, — невзирая на тихий покорный голос, фрейлина не потрудилась встать с кресла, а лишь только указала на соседнюю софу.

— Не томи, Мара, раз ты здесь, значит, он отправил тебя обратно.

— Верно, — без особых интонаций согласилась она, хотя скрывала внутри бушующую злобу. — Как вы наверняка и рассчитывали, он предложил мне остаться в вашем обществе в качестве двойного шпиона.

— Что ж, в каком-то смысле я выполнила твое желание. Теперь ты в лагере повстанцев, как ты и хотела.

— Не на той позиции, госпожа.

— Что же ты принесла мне, Мара? Какие вести?

Взгляд темных глаз был полон ненависти и неприятия такого положения вещей.

— Вы не боитесь, что он прикажет мне попросту убить вас? — с вызовом бросила она, впившись пальцами в подлокотники кресла.

Инанна только фыркнула, делая вид, что едва ли воспринимает подобную угрозу всерьез.

— Быть может, позже, но сейчас, я уверена, у него совсем иные планы. Говори же, ему удалось узнать, что зашифровано на флешке? Он может встретиться со мной?

Мара покачала головой.

— Нет и нет. Что вы планируете делать, Ваше Величество? Теперь у вас целых два шпиона.

Инанна только вздохнула, осознав, что фрейлина вернулась без новостей.

— Что ж, думаю, что тебе и Харуке вскоре удастся добиться от него встречи. А пока держи меня в курсе того, что происходит, — как ни в чем не бывало, сказала Инанна, так и не присев на на предложенное место, отправилась восвояси, оставив обозленную Мару нервно смотреть ей вслед, а затем в закрытую дверь.

Инанна быстро сложила два и два — Харука Ито была шпионом, внедренным в семью Ито. И Мара уже нашла тому подтверждения...

Вавилон. 3465 год до н.э.

Отныне она постоянно ощущала на себе его внимание; казалось, он ловил каждое ее слово, каждый вздох. Ему уже едва ли была интересна стройка космопорта, по которому они неспешно прогуливались, слушая повествование Мардука о проектировании и сроках сдачи объекта. Инанна оказала Нинурте внимание, которое он не забудет, и всего один поцелуй непременно должен был послужить толчком и к другим действиям. Она с содроганием ожидала наступления темноты и украдкой поглядывала на Мардука, что шестым чувством улавливал мольбу о помощи.

Он, конечно же, все понял сразу, увидев ребенка с планшетом, которого тут же увела местная стража. Ужас на лицах людей, наблюдавших за ребенком, сменялся удивлением от лицезрения поцелуя их любимой Инанны с царем Месопотамским, варваром и лжецом, превозносящим культ богов, в то время как процветающий Вавилон знал истину.

Глупый, импульсивный поступок Инанны не будет забыт Нинуртой, и вот она, плетясь черепашьим шагом в надежде на то, что мужчины останутся впереди, горько разочаровывалась, так как и Нинурта замедлялся, равняясь с ней на обширной площади будущего зиккурата. Жалуясь на жару, Инанна попадала под потоки прохлады, создаваемые опахалами в руках слуг. Однако ощущение жары и сухости во рту создавало вовсе не палящее вавилонское солнце.

После окончания экскурсии для царя Месопотамии Инанна чувствовала себя совершенно измотанной и с дозволения мужчин отправилась в свои покои, чтобы немного прийти в себя. Но стоило ей прилечь на кровать, как золотой браслет — с виду обычный аксессуар — пискнул сообщением от Мардука. «Не могу не заметить, что это был очень необдуманный поступок, однако это сработало и помогло пустить пыль в глаза Нинурте. Я не осуждаю тебя».

Инанна только фыркнула и перевернулась на другой бок, надеясь выкинуть из головы опасения. Беспокойный дневной сон был слишком краток, чтобы восстановить силы, так что к ужину она спустилась все такая же вялая и уныло ворочала ложкой в тарелке, совсем не интересуясь разговорами.

— Инанна, ты бледна, что случилось? — спросил Нинурта, отставив опустевший кубок, чтобы его наполнили слуги.

— В академии трав упала успеваемость, и мне стоит решить вопрос о реорганизации обучения и, возможно, внести некие инновации в виде промежуточных зачетов и экзаменов, — уверенным тоном солгала она и приложила ладонь ко лбу.

— Это всего лишь люди, Инанна, не жди от них большего, — заметил Мардук, и Нинурта согласился с ним легким покашливанием.

— Племянница, ты слишком близко принимаешь все к сердцу. Кузен прав, это всего лишь люди, и их назначение на Земле — лишь прислуживать нам, учеба дается им нелегко просто потому, что они не способны обучаться чему-то более серьезному, нежели таскание камней и держание в руках молотка. Более того, срок их жизни слишком короток для обучения. Какова продолжительность жизни здесь? Я видел много стариков, и это слегка удивило меня.

Инанна замерла, а вот Мардук ни капли не изменился в лице.

— Все просто, я контролирую импорт, и каждого приезжего тщательно проверяет нибируанская стража. Они, сами того не понимая, проходят полное обследование и только тогда могут быть допущены в город. Чума и другие болезни исключены.

Нинурта крепко задумался, и Инанна была благодарна Мардуку, что тема ее самочувствия была исчерпана.

— Не всегда дело в людях. В город могут быть завезены и испорченные продукты, а также больные животные.

— Я же говорю: все тщательно проверяется, — спокойно повторил Мардук.

Затем они на время замолчали, занявшись едой, и только когда с последним блюдом было покончено, а вина было выпито более трех бокалов, Нинурта расслабленно спросил:

— Какие у вас есть развлечения, кроме чтения свитков, чем вы оба, заучки, посвящаете практически все свободное время? — миролюбиво спросил Нинурта; на его губах заиграла сытая улыбка.

— У нас есть театр теней, дядя, а ещё можно пострелять из лука. Игра с набрасыванием колец вас вряд ли заинтересует — это удел придворных дам, — Инанна бросила короткий взгляд на свою свиту, что сидела поодаль в углу огромной залы за собственным столом. — Еще можно поиграть в сенет и другие настольные игры.

Нинурта задержал на ней чуть хмельной взгляд, и Инанна практически видела, как крутятся шестеренки в его голове.

— Театр теней? После столь сытного ужина я хотел бы немного расслабиться, так что предлагаю начать с театра! Инанна, и прекращай обращаться ко мне столь официально. Ты даже с моим отцом общаешься менее формально.

— Я постараюсь, дядя, — кивнула, не став перечить, она, на самом деле используя вежливую форму речи с ним, как защиту от домогательств, словно выстраивая между ними стену.

Спустя полчаса они уже сидели в темном помещении без окон, где не горели даже факелы. Свет шел из-за растянутого экрана, по которому, сменяясь, двигались тени, изображая пляски поклонения царям. Инанна в напряжении сидела между дядями, чувствуя, как от ее неконтролируемых эмоций буквально вибрирует воздух. Мардук, ощущая это, незаметно сжал ее ладонь, благо, в темноте этого не было заметно, и сердце Инанны постепенно успокаивалось, переходя на обычный размеренный ритм, но, словно гром среди ясного неба, и оно вновь ускорилось, когда ее другая рука оказалась накрыта широкой ладонью Нинурты.

Ей осталось только, прикрыв глаза, вынося его вмешательство в личное пространство, слушать размеренный стук барабанов, сопровождавших действо на экране. Инанна чувствовала лишь, как попеременно сжимают то ее правую ладонь, то левую. Со стороны это могло показаться ребячеством, если бы не таило в себе угрозы — угрозы оказаться в постели Нинурты сегодня ночью.

И он, конечно же, пришел, на этот раз хотя бы сообщив о своем визите через слугу и изменив своим правилам вламываться без разрешения.

Инанна отключила коммуникатор, где высветилось последнее сообщение Мардука о том, что если придёт его кузен, то она должна немедленно сообщить ему. Она твёрдо решила этого не делать, ведь в порыве ревности Мардук мог навредить столь хрупкому миру Вавилона, устроив свару с Нинуртой. Это был и ее город, и, как мать защищает дитя, она готова была сделать все, чтобы уберечь дитя от опасности.

Вавилон еще только приходил к своему расцвету, но уже являл собою нечто отличное от остальных городов Земли. Современный и защищенный от вторжений, он был символом свободы для людей и упоением для своего создателя. Инанна во многом повлияла на развитие здесь технологического прогресса, и потому на ней лежала огромная ответственность за жизни людей, доверившихся своим управленцам.

Нинурта принял из ее рук бокал с вином и присел на софу так близко, что не оставалось сомнений, что разговор будет коротким.

— Ты хорошеешь с каждым днем, хотя еще на прошлой нашей встрече я не был уверен, возможно ли стать еще прекраснее, Инанна, — он коснулся губами ее запястья, не сводя с нее томного взгляда.

— Возможно, дядя, ты просто забыл мое лицо, ведь мы не виделись долгие годы, — она улыбнулась и запустила пальцы в его волосы, притянув Нинурту ближе, чтобы покончить с его присутствием на сегодняшнюю ночь как можно скорее.

— Ты выросла и больше не боишься меня? — он не торопился насладиться своим трофеем, растягивая каждое слово. — И наконец начала видеть во мне мужчину…

— Я всегда видела в тебе мужчину, Нинурта, но не была готова к твоей агрессии.

— Ты просто слишком хороша, Инанна, я поддался соблазну. Но ведь я уже извинился. Энлиль полностью поручил мне заботу о Месопотамии, это моя страна. Теперь, Инанна, ты можешь безраздельно властвовать в Кише, ведь я помню свои обещания. И хотя мне придется много странствовать по городам, но мы станем определенно ближе. Я отдаю тебе столицу, — провозгласил он.

Они оба знали цену этому обещанию — Киш не мог принадлежать Инанне, он был частью Месопотамии, как и Вавилон, и оба города могли принадлежать только одному властителю. Вот только​ была одна ремарка, Киш более не принадлежал Нинурте, и он не мог им распоряжаться.

— Теперь Вавилон мой дом, Нинурта, — на легком полувздохе сказала она, на миг отстранившись и явив грусть в серых глазах. — Но Киш лакомый кусок, и Энлиль уже решил, что заправлять столицей будут мои родители. Ты не можешь отдать мне то, что и так принадлежит моей семье.

Она знала, о чем говорит, так как поддерживала связь с Энлилем на протяжении долгих лет. И зная то, что младший, но законный сын наследного принца был притеснен, она попросила вознаграждение за свою работу, ведь ей приходилось доносить на Мардука.

Взгляд Нинурты тотчас изменился — из томного он превратился в подозрительный.

— Я так и думал, дорогая племянница, что ты всецело лояльна моему отцу, — Нинурта усмехнулся, и Инанна поняла, что именно эти подозрения он хотел подтвердить. — Ты ведь контролируешь Мардука, и в этом твоя сила. Но знает ли мой кузен, что ты приставлена Энлилем следить за ним?

— Почему ты не спросил напрямую? — невозмутимость ее не давала ни единого повода усомниться в том, что Инанна и впрямь делает все только во благо ветви Энлиля, а разумная плата — Киш, вовсе не говорила о ее корысти. — Зачем проверять меня?

Годы тренировок лжи Энлилю научили ее контролировать свои эмоции, хотя раньше пульс ее учащался при одной только мысли о необходимости солгать. Инанна менялась под стать обстоятельствам и во имя любви к Мардуку. Расставив приоритеты, она поняла, что ложь — единственный способ сохранить их отношения.

— Ты как будто опережаешь свой возраст, Инанна. Твои глаза стали другими. Раньше в них плескалась наивность, но сейчас это взгляд уверенной и опытной женщины.

— Стало быть, ты разочарован? — ее бровь на миг дернулась вверх.

— Нет, я околдован тобой еще больше, чем прежде, — он вернулся к изучению ее запястья и коротким поцелуем обжег кожу плеча, поднимаясь выше — к заветным губам, которых он жаждал более всего.

— Страсть вновь затуманивает тебе разум, дядя. Не забывай, что я не одна из твоих наложниц. Я тоже царской крови, пускай и лишена титула, — в голосе ее звучала незнакомая Нинурте твердость. — Если тебе угодно мое общество, то ухаживай за мной как подобает, — она встала с софы и вышла на балкон, разглядывая блики горящего факела в кубке, полном рубинового вина.

— Мне казалось, мы пришли к взаимной симпатии дорогая, — Нинурта объявился следом и тотчас расположил широкую ладонь на ее спине. — И я не из тех, кто способен долго ждать, прежде чем получить желаемое.

Она обернулась и посмотрела на него в яростном удивлении.

— Стало быть, ты все же забыл, какое оскорбление и унижение ты нанес мне более полувека назад? — она намеренно округлила срок. — Или ты думаешь, что могла забыть я?

Он опустил руку и обошел Инанну, чтобы взглянуть прямо, но при этом немного обиженно, словно его обвинили в чём-то незаслуженно.

— Инанна, мне казалось, что тот поцелуй в городе стер все обиды…

— Отнюдь, — резко прервала она. — Он только напомнил.

— И чего же ты хотела этим добиться? Ты ведь знала, что я приду вечером.

— Я хотела понять, способна ли я простить тебя, Нинурта. Но, как оказалось, пока эта рана не зажила. Мне нужно знать, дядя, что ты больше никогда не причинишь мне вреда, — она усмехнулась и пригубила вина. — Однако твоя настойчивость работает против тебя.

И то, о чем она говорила, вновь имело место. Нинурта подошел со спины и обнял ее, вроде бы нежно и кротко, но будто бы не понимая, что именно об этом она и говорила. Избалованный, любимый сын Энлиля был своенравен и не желал считаться с чувствами собственной племянницы. Он был настолько жаден до власти, что даже собственному сыну не позволял прибыть на Землю. Бог порока, почитаемый во многих городах господин Земли — такую славу снискал себе Нинурта, но людские мифы изменчивы. Сегодня он тиран и развратник, завтра он может стать любимым народом героем. Все это касалось не только его, но и Мардука, и самой Инанны. Они были богами, однако их власть была хрупка….

— Дрожь твоя не имеет отношения к страху, верно? — негромко сказал он, целуя её нежную ключицу. — Скажи мне, сколько любовников у тебя здесь, в Вавилоне?

Она и впрямь дрожала, но страх ее был вызван вовсе не его близостью. То было предчувствие чего-то неизбежного, чего-то пускай и героического, но бессмысленно глупого и отчаянного, но сейчас такого необходимого… И предчувствие не подвело. Именно в этот момент в покои через главные двери ворвался Мардук, на лице которого застыла свирепая маска. Хорошо еще он не использовал тайный ход, соединяющий их покои.

Ладони Нинурты только окрепли на талии Инанны, она не смела шелохнуться, только едва заметно покачала головой, намекая, чтобы Мардук ничего не делал.

— О, дорогой кузен, я смотрю, ты вновь намереваешься встать на защиту Инанны, — протянул Нинурта, неспешно покрывая ее плечо поцелуями. — Как сладка и нежна ее кожа.

— Инанна, он докучает тебе? — постарался спокойно спросить Мардук.

— На этот раз между нами все по обоюдному согласию, — не согласился Нинурта, очевидно играя.

— Нинурта, что за спектакль? — прошипела Инанна, попытавшись отступить, однако он не позволил, лишь только крепче сжал ее в объятиях. — Мардук, не стоит поддаваться на его провокации. Он ничего мне не сделает. Я благодарна за беспокойство, но оно сейчас излишне. Нинурта, отпусти меня, если твоей целью не является разжигание конфликта.

Он, наконец, пришел в себя и отпустил ее, не ожидая от Инанны такой уверенности в своих словах. Нинурта даже отступил, видимо, не зная, что делать, ведь он ожидал совсем другого. Великовозрастный детина по-мальчишески нарывался на конфликт, и, как и любой ребенок, все же не мог не оставить за собой последнее слово:

— И давно вы трахаетесь?

Инанна только фыркнула.

— Уже поздно, прошу оставить меня в одиночестве, — игнорируя выпад Нинурты, сказала она. — Я очень устала и завтра у меня утром много дел в академии трав.

Нинурта все же решил сдаться, ведь более продолжать не имело смысла.

— Что ж, кузен, идем, сыграем партию в сенет, — сказал он как ни в чем не бывало.

Мардук только молча вскинул бровь, а Инанна, не дожидаясь, пока оба выйдут, позвала служанку и приказала подготовить ванну. Когда, бросив на Инанну последний тяжёлый взгляд, Нинурта вышел вслед за Мардуком, она только тихонько вздохнула, наконец, почувствовав относительную свободу.

Она не хотела спать с Нинуртой и сегодня избегала этого, как могла. Если бы Нинурта в похоти своей вёл себя более осмотрительно и не предавал свои желания огласке, то может быть, Инанна пошла бы на это, дабы сохранить хрупкий мир Вавилона и пустить ему пыль в глаза… Но Мардук слишком любил Инанну, чтобы позволить кузену касаться ее. Он мог бы легко поддаться на провокацию, как это случалось раньше, в Египте. И тогда Нинурта бы нашел к чему прицепиться, ведь, по сути, его истинной целью было завладеть Вавилоном — единственным городом Месопотамии, пока не принадлежащим единому царю. И он искал повод…

* * *

Уже несколько месяцев Нинурта находился в Вавилоне, вынуждая граждан жить в отсталом обществе. Он не касался Инанны, но бросал на нее голодные взгляды, словно ожидая от нее встречной страсти. Инанна целыми днями пропадала в академии трав, чтобы не видеть его. Чтобы не накликать беду, свидания с Мардуком тоже пришлось прекратить. И хотя Энлиль спрашивал Инанну, отчего же Нинурта так долго у них гостит, она не могла найти ответа.

Египтом все еще управлял Тот, хотя была пора передавать бразды правления Набу, и это сильно беспокоило Мардука. В те моменты, когда им с Инанной удавалось пересечься без участия Нинурты, оба были взвинчены до предела и почти не касались друг друга, ожидая, что тот может внезапно нагрянуть. Син и Нингаль действительно стали заправлять в Кише, и Инанна подозревала, что Энлиль отчего-то не слишком доволен старшим сыном. Нинурта не говорил об этом, а также он не сообщал, когда намеревается покинуть их. Народ все это время жил в напряжении, ожидая, когда же можно будет прекратить спектакль.

— Сюда едет Энлиль, — сообщил Нинурта, когда они совершали променад по анфиладе дворца, состоящей из огромных арочных проходов возле каждого из которых стояли статуи нибируанцев. — Поразительное сходство, — сквозь зубы прокомментировал Нинурта; его скульптура была весьма далека оригинала: у него был слишком маленький нос и чрезмерно крупные глаза, что придавало ему сходство с женщиной.

— Видение скульптора, — не растерялась Инанна.

— Какая цель визита Энлиля, не знаешь? — спросил Мардук, пряча настороженность; вполне вероятно, что Нинурте удалось заподозрить неладное в городе, ведь не далее, как вчера он целый вечер осматривал улицы Вавилона.

— Он сказал, что везет благие вести, — расплывчато сказал Нинурта и почему-то усмехнулся, глядя на Инанну, впрочем, в последние месяцы она привыкла к его двусмысленным взглядам и не придала этому значения.

— Что ж, в связи с этим нам стоит подготовить торжественный прием, — сказал Мардук, надеясь, что после этого Нинурта уедет вместе с отцом.

— Я вас покину, сейчас самое время поупражняться с мечом. В сумерках не так душно, — как обычно в это же время бросил Нинурта.

Как только он скрылся за поворотом, ведущим к тренировочной арене, Инанна устало привалилась плечом к колонне, будто надеясь немного охладиться; однако колонна хранила тепло после жаркого дня.

— Никак не пойму, зачем он здесь ошивается… — устало выдохнула она.

— По мне, так ответ очевиден, — ревниво и пылко сказал Мардук, подойдя ближе и мягко коснувшись ее плеча тыльной стороной ладони.

— Что, если он увидит, — чуть напряглась Инанна, однако не отстранилась, а, напротив, скучая по любимому мужчине, только подалась вперед, захватив его в кольцо рук.

Слуги покорно отошли на несколько метров и склонили головы. Среди свиты были только те, кто умел хранить секреты.

— Ты же не думаешь, что я могу быть основной причиной его пребывания здесь? — глаза ее заволокло туманом страсти; в отличие от Мардука, которому доводилось в компании Нинурты приглашать к себе наложниц, у Инанны не было фаворитов.

— Как я скучаю по тебе, дорогая, — он коснулся поцелуем ее виска и отступил, а ее руки, до этого обвивающие его торс, теперь безвольно и безжизненно повисли. — Нам нужно немного потерпеть, и все встанет на свои места. Я поговорю с Энлилем о том, чтобы он дозволил нам сочетаться браком…

Глаза ее испуганно расширились.

— Мардук, он ведь думает, я его шпион, как ты думаешь, понравится ли ему весть, что все эти годы я была на твоей стороне? Ведь тогда город ждет несомненно очень тщательная проверка. И тогда…

— Ты паникуешь, — спокойно сказал он, указав в сторону пальмовой аллеи восточного выхода из дворца. — Я могу лишь признаться в своей тайной страсти к тебе, и возможно он дозволит мне сделать тебя своей. Ты же покорно примешь мое предложение, так как не станешь перечить деду. Инанна, ты достигла брачного возраста, и разве я не достойная для тебя партия?

Она громко и неискренне рассмеялась. Затем, задержав взгляд на кустах и виднеющихся в сумерках соцветий крокусов, горько хмыкнула:

— Ты мечтатель, Мардук. Никогда прежде не слышала от тебя столь наивных речей… И мне от этого больно. Как женщина, которая любит тебя всем сердцем, я хочу поверить в возможность подобного исхода, — нервничая, Инанна всегда поправляла золотые браслеты на предплечьях. — Но, зная Энлиля… Я уверена, что он подберет мне кого-то другого. Он хоть и возлагает на тебя большие надежды, зная о твоем остром уме и знаниях, но я его любимая внучка… Он не отдаст меня в жены тебе, мужчине втрое старше меня. А если я признаюсь, что чувства взаимны, нам не сдобровать.

Все казалось настолько очевидным, но Мардук отчего-то был исполнен веры, что им ничего не грозит.

— В тебе никогда не было веры, моя дорогая. Ты настолько боишься своей семьи, что не можешь хоть на секунду представить, что все может получиться и мы сможем быть вместе официально. Прошло столько лет, а ты все еще не можешь решиться.

И потом, между ними все еще стояла Сарпанит. Инанна присела на скамью, вырезанную из камня искусным мастером, и положила ладонь на подлокотник, выполненный в виде переплетенных между собой змей. Мардук остался стоять напротив.

— Ты приносишь мне боль ложными надеждами, как когда-то принес боль очевидной ложью, что сможешь забрать меня в Вавилон. Я сумела прибыть сама, однако, похоже, что вам, мужчинам, свойственно давать пустые обещания.

— Инанна, как ты можешь говорить подобное? — мгновенно вскипел он, задетый ее словами. — Я бы нашел способ быть с тобой, но мне нужно было время, чтобы решить все проблемы и освоиться здесь, в Вавилоне, прежде чем искать способы везти тебя сюда.

Она тронула восьмиконечную звезду на груди, самый ценный и приятный из его подарков, затем резко поднялась и, сверкнув грозным взглядом, произнесла:

— Тогда действуй, сдержи свое обещание хотя бы на этот раз.

И, развернувшись и взметнув лентами длинного платья, пошла прочь, рассерженная и упрямая девица, требовавшая так мало — желавшая просто быть счастливой.

— Инанна? — позвал он, и она остановилась, не обернувшись. — Я уже направил Энлилю прошение твоей руки. Я полагаю, он едет сюда именно за тем, чтобы благословить нас…

Глаза ее расширились, сердце пропустило удар. Инанна обернулась с выражением бесконечного удивления на лице.

— Ты… что сделал? — только ахнула она, совершенно позабыв, что была рассержена. — Ты…

— Я действую, Инанна, и я уверен, что он даст согласие, но ему, очевидно, нужно поговорить с тобой. Иначе бы он просто ответил отказом, а не собрался навестить нас. И потом, разве это не лучший способ управлять мной, имея рядом своего нибируанца? Тебя, Инанна.

Пальцы ее находились в таком напряжении, что казалось, вот-вот переломятся, точно хрупкие веточки.

— Даже если в твоих словах есть логика, то ты поставил на кон слишком многое, Мардук. Неужели ты так легко мог решиться на подобное?.. А как же Вавилон?..

Он усмехнулся, и блики огня факелов вдоль аллеи отразили печаль в его глазах.

— Только что ты обвиняла меня в бездействии… Но ты сама знаешь, что моя спонтанность сильно преувеличена. Мне потребовалось шестьдесят лет, чтобы решиться на это.

Еще одно сомнительное обещание, Мардук никогда не откажется от Вавилона. Неужели и в нем, как в Нинурте, подло обещавшим уже отданный благодаря заслугам Инанны Сину и Нингаль Киш, есть тяга ко лжи?.. Мардук был другим, он по-крайней мере верил в свою собственную ложь, теша себя несбыточными надеждами.

* * *

Женщины всегда имели власть над мужчинами. Теряя голову ради ночи с возлюбленной многие ставили на кон даже свою жизнь. Женская натура слишком эмоциональна для управления нибируанцами или людьми, однако будучи даже отстраненными от власти, женщины находили способы тянуться к ней — через постель и интриги. Но Инанна была не из таких, ей не нужен был ни Киш, ни любой другой город, кроме Вавилона, даже воспоминания о Но-Амон немного стерлись. Ей нравилось заниматься медициной, и этого было вполне достаточно. А еще ей было тревожно за свою семью. От нибируанского экипажа, курсировавшего между Нибиру и Землей она узнавала новые слухи: что надежда увидеть отца наследным принцем становится все призрачнее, что Ану уже совсем не касается дел управления двумя планетами, и власть почти полностью сосредоточена в руках Энлиля. Ей удалось передать родителям хотя бы Киш, ведь и Бад-Тибира, где она выросла, их уже давно лишили, отдав в ведение Ишкура. В Кише им будет безопаснее.

Нинурта постоянно разъезжал по разным городам, словно ревизор, проверяя, все ли шахты и заводы работают хорошо.

Мысль о том, что родители могут лишиться Киша из-за неожиданной решительности Мардука потихоньку начинала сводить Инанну с ума. Она мечтала стать его супругой, но какую цену придется за это заплатить? Действительно ли Энлиль едет к ним, чтобы решить вопрос женитьбы? Инанна терялась в догадках и все больше тревожилась, пока в один прекрасный момент не осознала, что Мардук ради нее поставил на кон абсолютно все. И сердце ее тотчас окутало теплом и любовью.

Не в силах справиться с чувствами и порядком истосковавшись по мужской ласке, она осторожно скользнула в тайный ход между их комнатами, надеясь, что найдет любимого в одиночестве и мирно спящим. Нинурта любил нагрянуть без предупреждения к ним обоим, словно догадывался, что их связывает нечто большее, чем дружба и совместные дела. Но за время его пребывания здесь он так ни разу и не поймал их в объятиях друг друга.

Инанна рисковала, однако невыносимое желание оказаться в руках милого сердцу мужчине оказалось сильнее. И вот, достигнув тайным коридором его покоев, она замерла и прислушалась, пытаясь уловить шорохи по ту сторону замаскированной под стену дверью со скрытым механизмом открытия. Замок открывался только при помощи отпечатков пальца Инанны или Мардука.

Послышались шаги, и она бесшумно и растроенно выдохнула, решив, что у Мардука и впрямь находится его надоедливый кузен, однако дверь зашумела механизмом, и после последнего щелчка, открывшего внутренний засов, выехала вперед и сдвинулась в сторону. Мардук стоял перед ней, облаченный в один лишь ночной схенти.

— Я думал, ты уже не придешь, — он печально улыбнулся и вытянул ее за руку в освещенное одним факелом помещение с высокими потолками.

— Неужели ты хоть когда-нибудь в чем-то сомневался, Мардук? — она подарила встречную робкую улыбку, гладя его предплечья и наконец чувствуя тепло его кожи.

Он без промедления зарылся пальцами в волосы на ее затылке, с шумом втянув воздух.

— Надеюсь, Нинурта не нагрянет внезапно, как он в последнее время это делает, сетуя на бессонницу, — пробубнила она, прежде чем он коснулся ее губ.

— Скоро нам не придется прятаться, дорогая…

* * *

Инанна и Мардук стояли на верхних ступенях крыльца, надушенные и нарядные для встречи будущего царя Нибиру. Нинурта, уступив им место на возвышении, занял место ниже на несколько ступеней, словно позволяя управленцам этого города на какое-то время почувствовать власть. Нинурта, в своих металлических, отполированных до серебряного блеска нагрудных латах с поясом с накладками, белой тунике и в белоснежном плаще выглядел словно главнокомандующий, которому суждено сказать напутственную речь. Оттого вавилонские солдаты, расставленные вдоль подъездной дороги, будто еще сильнее вытягивались по стойке смирно.

Шаттл Энлиля приземлился за ближайшим холмом близ нового зиккурата, как это делали все экипажи, дабы не попадаться на глаза вавилонянам, которые якобы не знали о существовании технологий. Сменив шаттл на паланкин, наследный принц Нибиру со своим сопровождением уже приближался к стенам дворца, окруженным рвом. Тяжелая решетчатая дверь ростом с четырех человек с механическим скрежетом поднялась, открывая лучший обзор на мост через ров, на который ступили двадцать рабов, несущих тяжелый золотой паланкин. Несколько паланкинов поменьше медленной процессией двигались следом.

— Я думала, что будут только Нинхурсаг, Энлиль и Энки, — полушепотом вспомнила Инанна, заметив в рассредотачивающихся паланкинах знакомые лица. — Мои родители… Это… Неужели это Сарпанит? Так вот зачем они запросили столько паланкинов!

Мардук и сам был удивлен. Он заприметил и еще больше постаревшую жену, а также Набу с супругой, Тота, Нергала, Эрешкигаль — сестру Инанны, а также свою мать — Дамкину в обществе Энки и остальных двух братьев Мардука — Нергала и Думузи.

— Дареш, убедись, что на пиру будет достаточно провианта и вина, — не оборачиваясь, приказал Мардук слуге, неожиданно для себя осознав, что сбор всей семьи — это хороший знак. — Инанна, полагаю, что мое прошение достигло сердца Энлиля, а иначе зачем привозить сюда всю мою семью?

Нинурта не слушал их, он мрачно смотрел на Энки с супругой и их детей. Его взгляд задержался на лучшем друге — Нергале, и оба будто бы обменялись безмолвными фразами. Они обнялись, точно родные братья, и Инанна заметила, как Нергал что-то шепнул Нинурте, и ей это не понравилось. Напряжение повисло в воздухе.

— Не нравится мне все это, — негромко прокомментировала Инанна и оказалась в объятиях сестры, которую не видела пару сотен лет. — Эрешкигаль, ты так похорошела! — восхищенно заметила младшая сестра. — Материнство тебе к лицу!

Инанна еще не видела совсем крохотного племянника, которому было всего сто лет от роду, что означало, что он все еще выглядел совсем младенцем. Насколько знала Инанна, Эрешкигаль не отдала первенца в ясли, как это делают все нибируанцы, а сама ухаживала за ним, и похоже, ей это нравилось.

— Материнство меняет женщину, дорогая сестра. Как же давно я тебя не видела! Похоже, что ты теперь считаешь своим домом Землю, — в бездонных синих глазах Эрешкигаль мелькнула некая грусть.

Темноволосая, она совсем не была похожа на Инанну и на остальных из ветви Энлиля. Мягкая сердцем, добрая Эрешкигаль когда-то​ была влюблена в Нергала, как сейчас Инанна была влюблена в его старшего брата. Но Нергал не смог добиться руки старшей дочери Сина, и ее отдали в жены другому.

— Невестка, я уже почти забыл как ты выглядишь. Загар тебе к лицу, — заметил Рашналь — такой же мягкосердечный, как и его жена Эрешкигаль.

Они оба выглядели счастливой парой, однако Инанна заметила мимолетный, но о многом говорящий взгляд сестры на Нергала, и в этом взгляде читались незабытые чувства. И как бы Рашналь Ишидсур не нравился Инанне, и как бы он не подходил Эрешкигаль, их союз не был основан на любви. Они были добрыми друзьями, но не страстными возлюбленными. Порой Инанна только удивлялась, насколько тесно были связаны семьи двух сыновей и дочери Ану. Она также подозревала, что на самом деле Гулла, супруга Нинурты — одна из дочерей Энки и Нинхурсаг, а это означало, что Нинурта женат на своей сводной сестре.

Нергал ничем не выдавал своей симпатии к Эрешкигаль, он совсем не смотрел на нее, и было видно, как это причиняет ей боль. Возможно, они не виделись сотни лет.

— Рады приветствовать и важных гостей с Нибиру, — Мардук с улыбкой поприветствовал высокого мужчину с длинными светлыми волосами, завязанными в опрятный хвост на затылке.

Мардук протянул ладонь, указывая на Инанну.

— Полагаю, вы знакомы с моей помощницей, Инанной — она дочь Сина и Нингаль, сестра Уту и Эрешкигаль, — сообщил он, но Инанна, подошедшая ближе, только улыбнулась, понятия не имея, кого видит перед собой.

— Наслышан о вашей красоте и добром сердце, прекрасная Инанна. Впрочем, добротой славятся все дети Сина, да и сам Син. Нет, Мардук, к сожалению, мы не знакомы, и теперь я вижу, что это великое упущение! Инанна и впрямь такая, какой мне описывал ее Энлиль. О, простите, кажется, за распаленной речью я забыл представиться. Эльгис Лахмаанар. Вообще-то мы знакомы, я бывал в Бад-Тибира, но вы наверное меня не помните, тогда вы были слишком юны, — он коснулся руки Инанны вежливым поцелуем.

— Знаю вашу дочь, — вроде бы с улыбкой, но немного холодно отозвалась Инанна. — Она прибыла вместе с вами?

Он, подарив ей встречную улыбку и не заметив настороженности в ее словах, негромко сказал:

— О нет, Сешмуна, моя надежда и опора, сейчас на Лахму, помогает заправлять переправкой золота на Нибиру.

Инанна чуть расслабилась, их с Сешмуной никогда не связывали тёплые отношения.

— Нам, однако, не сообщили, что будет столько гостей, надеюсь, вы простите мне столь короткое приветствие. Нужно отдать приказ о том, чтобы подготовили еще множество комнат.

— О, конечно, дорогая, дела зовут. И потом, я и сам оказался приглашен посмотреть Вавилон лишь вчера, и мне пришлось срочно паковать вещи. Прекрасный город ты построил, Мардук…

Инанна только вновь улыбнулась, и отошла к Нинхурсаг, беседовавшей с Дамкиной. Но им лишь удалось обменяться короткими приветствиями, прежде чем Инанна, так же коротко поприветствовав остальных гостей, быстрым шагом направилась во дворец в окружении слуг, чтобы подготовить комнаты.

Такое число гостей не могло не наводить на подозрения, что Энлиль и впрямь вознамерился донести весть о ее помолвке с Мардуком, ведь недаром здесь оказалась и вся его семья. Инанна была даже рада покинуть шумный подъездной двор, поскольку тревога нарастала с каждой секундой. Она бросила Мардука одного в обществе многочисленных родственников. И насколько Инанна успела заметить, собрались не только ближайшие дяди, тети, племянники, но также и дальние ветви. Более того, она отчетливо видела еще и главу клана Ишидсур, отчего-то решившего посетить Вавилон вместе с младшим сыном — мужем Эрешкигаль. Она определила его по броши в виде паука с красным брюшком на лацкане странного кроя светлого сюртука без рукавов.

Сегодня вечером решится ее судьба, и Инанна не знала, стоило ли ей в то, что любимый мужчина станет ее по праву, или же не стоит так искренне верить в несбыточное. Сюда прибыла и Сарпанит, которую Инанна поприветствовать лишь мельком. Женщина в возрасте, тем не менее, Сарпанит оставалась первой супругой Мардука, а это означало, что Инанне был уготован статус второй жены до тех пор, пока та не скончается, и Инанна не получит официальный статус единственной женщины своего мужа. Но она не требовала многого, ее устроил бы и временный статус второй жены, тем более, похоже, привезя Сарпанит сюда, Энлиль и думать забыл, что Мардук до сих пор женат на земной женщине. Или же это, напротив, была некая тактика напоминания.

— Инанна, брось на миг дела, нам нужно поговорить, — окликнули ее знакомым требовательным голосом.

Обернувшись, она встретилась взглядом с младшим братом Мардука — Нергалом, безумно похожим на него, но бесконечно другим, благодаря жесткому или даже жестокому взгляду. Порой казалось, что в тело Мардука поместили душу Нинурты — таким в восприятии Инанны представал Нергал. Он наглым образом пытался ее поцеловать, когда приезжал в академию Акнат к Думузи. И Инанна все еще это помнила, и посему относилась к нему с неприязнью, которую даже не могла скрыть. Посему, подавляя в себе желание подарить ему вместо улыбки пощечину, она лишь смиренно подошла.

— Слышал, столицу Месопотамии отдали твоим родителям? — сказал Нергал, когда она приблизилась, а слуги с почтением отошли на несколько метров.

— Ты пришел поговорить о Кише? Мне казалось, сейчас ты заправляешь Сиппуром и Борсиппой, — сказала она уверенно, зная, что Нергал был лояльным подданным Энлиля, и тот любил его практически как родного сына.

— Ты хоть знаешь почему Энлиль так милостив с Сином? — спросил Нергал, и Инанне не понравился блеск в его глазах.

Инанна прекрасно знала причины, однако вскинула бровь и не смогла сдержать слов, вырвавшихся против ее воли:

— Давай, просвети меня, Нергал. Вероятно​, живя в Вавилоне, я совсем отстала от новостей. Или, быть может, того, что он законный сын Энлиля — недостаточно?

Он раздражал ее даже больше Нинурты, в отличии от Нинурты, она не знала чего ожидать от этого скользкого типа. И пускай Мардук был не идеален, но на фоне младшего брата казался добрейшим и прекраснейшим из ныне живущих.

— Почему ты так груба со мной? — непонимающе спросил он, а ее коробило то, что за лицом, так похожим на ее Мардука, может скрываться чудовище.

— Уже забыл свое недостойное поведение в Акнате? Или ты думаешь, годы стирают обиды?

— Милая, я просто хотел ласки, — он протянул ладонь, чтобы коснуться ее лица, но она ее оттолкнула, однако не отступила.

— Говори, что хотел, и, прошу, оставь меня, мне нужно проследить за подготовкой к торжеству.

— А знаешь ли ты цель этого торжества, наивная Инанна? Или, быть может, ты и впрямь рассчитывала на то, что сможешь стать женой Мардука?

Она только и успела ахнуть, возмущенно подбоченившись.

— Что ты несешь? Мы с твоим братом партнеры!

— По постели? Думаешь, Нинурта, живя здесь, не заметил ваших отношений?

Она постаралась сохранить хладнокровие и не подать вида, что удивлена. Они с Мардуком не давали повода думать, что между ними что-то есть. Возможно, Нергал просто затеял какую-то игру и не стоило попадаться на его уловки. Инанна рассмеялась неискренне, но с явным намерением дать понять, что считает его слова нелепицей.

— Не знаю, зачем ты вообще приехал, но если твоей целью является оскорбление, Нергал, то предпочту не сталкиваться с тобой, пока ты здесь. Надеюсь, ты не станешь искать встреч также и с моей сестрой.

Завибрировал коммуникатор у нее на руке, и на дисплее высветилась всего одна фраза — сообщение, что Энлиль ждет ее после того, как она закончит дела.

— Мне пора, — коротко сообщила она. — Увидимся на праздновании в честь прибытия Энлиля в Вавилон, — обозначила она официальную цель празднования.

Нергал промолчал, позволив ей уйти. Стройная и горделивая фигура Инанны скрылась в арке между помещениями, откуда вела лестница вверх в жилые комнаты.

Только после того, как Инанна убедилась лично, что все комнаты в порядке и готовы, она отправилась в сад, где ее ждал Энлиль. Многоуровневые сады Вавилона проектировались самой Инанной, и она считала их своим наилучшим вкладом в архитектуру города. Удивительные строения — огромные, полные цветов конструкции на колоннах, обвитых лианами, куполообразные клумбы с самыми разными цветами, а под ними — прохладные беседки, утопающие в зелени.

— Инанна, дорогая, эти сады настолько великолепны, что могут дать фору садам Сунгака.

— Здесь растут не только декоративные растения, но и многие травы, которые я использую в местном шуруппаке и академии, дедушка, — она позволила поцеловать себя в обе щеки. — Я уже очень давно не видела бабушку Нинлиль.

Он указал на резную каменную скамью, и Инанна покорно села.

— Нинлиль давно заправляет делами Сунгака и теперь вместо тебя составляет компанию отцу за игрой в сенет.

— Не помню, чтобы бабушка была сильна в сенете, — сказала Инанна с улыбкой.

— Но ведь Ану не любит проигрывать, — Энлиль усмехнулся, погладив бороду, в которой за последние несколько сотен лет стало вдвое больше седых волос. — Когда надо выиграть, ей помогает Ишкур.

Они заметили пару вдалеке. Инанна сильно напряглась, узнав их. Нергал и Эрешкигаль полагали, что они одни в этой части сада. Энлиль сделался хмурым.

— Ты и твоя сестра просто лакомые кусочки для сыновей Энки. Я думал, Эрешкигаль остепенится с рождением детей, но похоже, чувства не угасли.

— Быть может, следовало разрешить им жениться, ведь они любят друг друга, — осмелилась сказать Инанна, зная, что не имеет права на подобное мнение; она проигнорировала его слова, относящиеся и к ней самой.

— Нергал бы уничтожил твою прекрасную добрую сестру, — не злясь, пояснил Энлиль.

— Она бы сделала его лучше, — с непоколебимой верой в любовь возразила Инанна.

Энлиль обернулся, и его волосы поймали рыжий блик солнца, в котором он будто бы стал выглядеть моложе. Инанна чуть склонила голову, словно извиняясь за многословие.

— Милое дитя, значит так говорит тебе сердце? Ты хоть знаешь, что мой сын, Нинурта, и племянник — они оба, по видимому сошли с ума, раз стали просить твоей руки, невзирая на то что у обоих уже есть жены, — неожиданно сказал Энлиль, выдав всю полноту своего удивления. — Ты и впрямь прекрасный цветок, дитя, но я не могу позволить стать тебе второй женой пускай даже собственного сына. Мы отошли от многоженства еще со времен Алау.

— Что?.. — только ахнула она, не поверив своим ушам. — Но как это возможно?

Энлиль принял ее удивление за чистую монету и отнес к обоим мужчинам.

— Если бы Нинурта не был женат, я бы вне сомнения удовлетворил бы его просьбу о женитьбе на тебе. Но в силу обстоятельств и того, что я желаю тебе только лучшего, я не позволю этому случиться, учитывая еще и то, какие неудобства он принес тебе в прошлом.

Так вот о чем думал Нергал, говоря о том, что знает причины, почему ее родителям достался Киш. Он был уверен, что она вскоре станет женой Нинурты.

— Дедушка, неужели Нинурта осмелился просить моей руки? — она вздрогнула от омерзения, и Энлиль, ожидая такой реакции, понял, что никогда бы не позволил случиться их браку. — А что, Мардук? Неужели дядя тоже подал прошение? Он никогда не давал повода и думать, что я его интересую.

Она так мастерски научилась играть невинность, что ни у кого бы не возникло сомнений в ее искренности.

— Это делает ему честь, он смог удержаться от соблазна. Но что думаешь ты, Инанна? Сарпанит уже стара, и ты бы уже сейчас могла бы стать ей заменой. Из его письма я понял, что он влюблен в тебя, и в чувствах его не остается сомнений. Он просил разрешения ухаживать за тобой с перспективой брака. Мардук всегда был честен и открыт по части женщин. Он, в отличие от Нергала, образец подлинной учтивости и, возможно, дорогая, он бы смог сделать тебя счастливой.

Сердце Инанны то норовило остановиться, то, напротив, готово было выпрыгнуть из груди, и она держалась из последних сил, чтобы скрыть от Энлиля это чувство.

— Почему ты молчишь? Ты сбита с толку моими рассуждениями? Я пытаюсь понять, что лучше для тебя, ведь при дворе еще много холостых мужчин моложе Мардука и Нинурты. Юнцов твоего возраста, в том числе и мой сын Ишкур, и Думузи, а еще сын главы клана Ишидсур.

— Ведь он не королевской крови, — тут же возразила Инанна.

— А разве супруг Эрешкигаль не относится к богатым торговцам без рода и титула? Но они так похожи с твоей сестрой, и невзирая на ее глупую первую привязанность к Нергалу, этот союз я считаю наиболее для нее удачным.

— Я уже очень давно нахожусь рядом с Мардуком, и я привыкла к его обществу, — прямо сказала она, выражая вроде бы и равнодушие, но и согласие с этим выбором. — Он никогда бы меня не обидел, более того, даже здесь он защищает меня от Нинурты. Я верю этому мужчине, невзирая на возраст и то, что он уже женат. Через пару сотен лет Сарпанит не станет, и потом, учитывая сколько ты возлагаешь на него, разве не разумно и дальше оставлять меня рядом?

— Но что если он станет тебе важнее миссии и верности моей ветви, Инанна? — спросил Энлиль, поднявшись со скамьи и отвернувшись к арке, из которой лился яркий солнечный свет.

Она поднялась следом и встала рядом, надеясь на прямой визуальный контакт. Инанна убеждала не словами, а глазами, красивым наивным лицом — это был ее дар, дар, который она научилась использовать себе во благо.

— Я же твоя любимая внучка, и я предлагаю тебе положиться на меня. Ведь я еще тебя не подводила…

Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Западная стена. Здесь еще никогда не было настолько тихо. Туризм, как таковой, перестал существовать, и поэтому сюда теперь приходили лишь местные мусульмане, иудеи и христиане. Глава армянской церкви стоял возле стены не менее часа в день, прося за весь мир свободы от рабства. Ему, как человеку почтенного возраста, явно не положено было держать в руках кирку или молоток, он мог бы умереть с голоду, однако люди продолжали нести в церковь пожертвования. Теперь только в виде еды и одежды.

Все, что могли делать люди — это молиться и верить, что предводитель анкийского мира не погиб, а, как разносила молва, жив и готовит новое восстание.

Родители Ребекки МакГрегор волей случая оказались в приюте армянского монастыря. Более чем скромного существования было достаточно. Дед проводил все время в молитвах; церковь с пониманием относилась к иудеям в своих чертогах, однако мусульман здесь все же не было.

Стоя на под палящим солнцем и рассматривая нибируанских и анкийских рядовых, охранявших святое место, Джонатан сопровождал главу церкви к Западной стене. Тишину разрывали лишь редкие всхлипывания просящих и тоненький завывающий голосок, слышимый с женской стороны. Но все звуки разом стихли, когда над Иерусалимом, постепенно усиливаясь и нагнетая тревогу, стал нарастать гул. И он совсем не был похож на гул двигателя самолета, то было нечто сродни звуку, издаваемому шифером или черепицей, по которым озорные дети, играя, водят палкой.

Безоблачное небо вмиг заволокло чем-то непонятным, словно внезапно началась песчаная буря прямо посреди города. Джонатан с трудом сумел поверить в увиденное, прежде чем отскочил ближе к стене, рассмотрев в клубящейся туче, заслонившей солнце, насекомых. Саранча превратила камень площади у святого места в живой ковер. Люди в оцепенении застыли, кто-то закричал, с ног до головы покрытый насекомыми. Армянский католикос упал на колени, крестясь.

Джонатан вжался в стену, и даже будучи человеком, далеким от религии, особенно во времена, когда каждому было ясно, что религия — это вымысел, стал просить Бога, чтобы это прекратилось. Он был впечатлен и напуган одновременно, и он завороженно смотрел на то, как рой саранчи, преодолевая все препятствия, покрывая дома и попавшихся на пути людей и нибируанцев, устремляется на Юго-Запад.

Мусульмане, коих среди пришедших помолиться в этот день было превеликое множество, воздевали руки к небу, прося пощады, а нибируанцы, отряхиваясь от града насекомых, кричали что-то на незнакомом языке. Но их голос терялся среди бесконечного стрекота.

Послышался сухой треск бластерных зарядов: нибируанцы пытались сжечь саранчу, но, конечно же, ее было слишком много. Это продолжалось несколько минут, прежде чем туча саранчи стала постепенно рассеиваться, оставляя на камне площади лишь тельца погибших в переправе товарищей.

По толпе прокатывался возбужденный гул голосов, твердящих о казнях египетских, о нашествии саранчи, как это было во времена исхода евреев из Египта. Неужели это небесный знак, что скоро их мучения прекратятся? Вот что думали люди… Признаться, и сам Джонатан, даже будучи атеистом, внезапно вспомнил эпизод из Библии и невольно и его сердце стало полниться тревожной надеждой на освобождение от нибируанского гнета. «Это чудо!», — воскликнул кто-то неподалеку, хотя чудом назвать это едва ли было возможно…

* * *

— Ито идет, — Инанна сделала страшные глаза и отвернулась, буквально умоляя мужа о помощи.

— Ты, царица нибируанская, боишься какого-то анкийца? — Нинурта усмехнулся и погладил ее по голове.

Инанне на миг вновь показалось, что он и впрямь ее любит, и что его интерес к Ребекке МакГрегор был сильно преувеличен, а быть может, то и вовсе было некое временное помешательство, ведь он мог делать с ней все, что хотел, что нельзя сказать об Инанне. С Ребеккой он лишь удовлетворял свои низменные пороки.

Инанна, постепенно вспоминая свою прошлую жизнь, убеждалась, что его интерес к ней во времена Древнего Египта и Вавилона не был вызван лишь животной страстью. И хотя многие неприятные воспоминания могли бы заставить ее отдалиться от мужа, она всеми силами старалась жить настоящим, ведь Нинурта в какой-то момент стал с ней нежен и заботлив. Он стал таким, каким и должен быть любящий муж.

— А, советник Ито, как продвигается законопроект об отмене денежных средств? — спросил он, и Инанне пришлось обернуться, встретившись с острым и даже жестоким взглядом раскосых глаз.

— Прекрасно выглядите, царица, вам идет голубой цвет, — с поклоном сделал он дежурный комплимент и вернулся к вопросу царя: — Согласие получено от большинства, однако Северный Альянс, — он посмотрел на Инанну, так как именно ее отец заправлял им, — не хочет поддаваться общему настрою. Так как утверждение законопроекта по новым нибируанским правилам подразумевает единодушное согласие всех партий и Альянсов, пока что законопроект находится в подвешенном состоянии, ваше слово будет решающим.

Нинурта мог приказать пропустить любой законопроект в обход чьего-то мнения, но он хотел, чтобы его Альянсы существовали в согласии. Возможно, с годами из деспота он превращался в мудрого правителя.

— Нинурта, мы уже говорили, что это откинет людей во времена пятитысячелетней давности. Общество слишком развито, прямо сейчас мы не можем пойти на столь радикальные меры. Возможно, мы торопимся? — предположила Инанна, поймав недовольный взгляд мужа.

— Именно это и сказал господин Син, — подтвердил Ито, сощурившись с подозрением. — Похоже, вы думаете с отцом одинаково, моя царица, а я так рассчитывал на вашу помощь в убеждении главы Северного Альянса…

Политический прием, на котором присутствовали лояльные анкийцы и члены Альянсов, проводился прямо в здании магистрата, и целью подобных приемов было обсуждение текущих вопросов в неформальной обстановке.

— Дело в том, что Син находится в Сунгаке вместе с Нингаль, он управляет делами Земли с Нибиру и не видит реального положения вещей. Похоже пришла пора призвать его сюда, — рассудил Нинурта, обняв супругу за талию.

Инанна нахмурилась, ведь он смотрел на нее. Это означало, что при том, что она разделяет точку зрения отца, ей придется переубеждать его. С другой стороны, это означало, что и она сможет остаться на Земле чуточку дольше. Ведь и Син был здесь с продолжительной миссией.

— Инанна, в таком случае, как и говорит советник Ито, нам потребуется твоя помощь здесь, на Земле.

— Но ты же сам говорил о необходимости присутствия в Сунгаке царственной особы, а мы оба уже долгое время находимся здесь.

— С управлением дворцом справится и моя матушка, — сказал Нинурта, явно давно мечтающий отослать ее. — Она почтет за честь следовать этой миссии, ведь она бывшая царица.

Инанна поняла все правильно и только покивала головой.

— Царица, я бы хотел обсудить дела нашего ведомства с глазу на глаз, — неожиданно сказал Ито, и она удержалась от того чтобы сглотнуть.

Не оставалось сомнений, какие именно дела он хотел обсудить — то, несомненно, было ее проникновение в его лабораторию. Харука Ито стояла поодаль за спиной мужа, периодически бросая на них взгляды. Что она рассказала свекру о том дне?

— Сейчас не самое подходящее время, советник Ито, я сообщу вам, когда у меня найдется свободное время, — уверенно, но сухо ответила Инанна и неожиданно заметила, как Харука Ито пытается сказать ей что-то лишь одними глазами: было ли это предупреждение?

— Как вам будет угодно, царица, — бесстрастно проговорил Ито и продолжил беседу с Нинуртой.

Инанна с удовольствием покинула общество этого омерзительного типа, стараясь разве что не бежать. Он и Нинхурсаг были в сговоре, и до сих пор не было известно, что же хранится в том зашифрованном файле. Этого не смогли выяснить ни программисты Нинурты, ни повстанцы, по крайней мере — так они заявили через Мару. Инанна не знала чего ей бояться, она не понимала был ли это заговор вообще. Более того, с каких пор ее тетя Нинхурсаг, любившая ее словно дочь или родную внучку, внезапно стала такой скрытной и подозрительной? Однако тяжелая по ощущениям, но на деле​ почти невесомая корона напоминала, что статус Инанны изменился. Она более не была младшей дочерью Сина, девушкой с приданым, однако без титула. И вокруг нее плелись интриги.

Инанна собралась было отправить ближайшего слугу за бокалом шампанского, как увидела Харуку, которая с улыбкой говорила что-то молодому человеку, отдаленно напоминающему Эльгиса Лахмаанара своим внешним видом — белые волосы были уложены в аккуратную прическу, а синие глаза и вовсе не давали сомнений, что это, возможно, один из ближайших родственников Эльгиса, хотя сыновей у него не было. Харука вновь взглянула на царицу, которую попытался отвлечь от витания в собственных мыслях какой-то гость, и отправилась в сторону балкона за широким тюлем.

Инанна, забрав фужер с «проходящего мимо» подноса, отправилась туда же, по дороге заметив на себе взгляд светловолосого нибируанца. Приказав Маре по браслету, чтобы та предупредила, если кто-то отправится в сторону балкона, Инанна вышла на свежий воздух, обнаружив Харуку возле самого парапета, на котором стоял фужер с шампанским.

— Кто этот молодой человек, что разговаривал с тобой в зале? — неформально обратилась Инанна, возможно, проявляя толику доверия. — Он один из Лахмаанаров?

Харука улыбнулась, и ее раскосые глаза практически потерялись между век.

— Главное, не говорите о вашем предположении ему, царица, вы нанесете ему оскорбление, — заметив по изогнувшейся брови Инанны, что та не оценила легкого сарказма, Харука тут же поправилась: — Это сын Оксуна Ишидсура. Странно, что вам его еще не успели представить. Он здесь по поручению своего престарелого отца с целью переговоров о правах на переработку атомарного золота.

— Да, я слышала о его приезде, но никогда ранее не видела. Харука, есть ли какие-то новости от повстанцев?

— Тише, не говорите столь открыто, моя царица, ведь у стен есть уши, — Харука стойко не заозиралась по сторонам, но затем удивила неожиданной новостью: — Мара сопроводит вас сегодня в полночь в тоннели под Бад-Тибира, гсподин Анкийского Мира намеревается удовлетворить вашу просьбу о встрече.

— Мардук… — лишь одними губами проговорила Инанна, еще не осознав всей опасности, но потом ее осенило: — Но ведь я сейчас проживаю в покоях супруга, и уйти незамеченной мне едва ли удастся.

— У царя сегодня будет много хлопот, ему будет не до вас, как и многим здесь, — Харука взглянула на краснеющее у горизонта солнце, погружающее город среди пустыни в сумерки; она явно что-то знала.

— Но как же Мардук проберется в город? Разве его не пугает перспектива быть пойманным стражей моего мужа?

Харука осмелилась на прямой, чуть насмешливый взгляд.

— А разве вас не должна больше беспокоить собственная безопасность? Разве вы не желанная добыча для повстанцев, да и для любого анкийца или даже землянина? Разве сам Великий Анкиа не мечтает поквитаться с вами и царем? Согласие на эту встречу может стоить вам жизни…

Но Инанна была слишком взбудоражена, чтобы сразу же обратиться к этой стороне опасности.

— Благодарю за беспокойство, — холодно ответила она, не понимая, как Харука смеет озвучивать подобные мысли. — Среди моей стражи есть нибируанцы, которым я могу всецело доверять, они обеспечат мое сопровождение.

Инанна говорила о людях ее отца, которым удалось занять место подле нее. Син заботился о дочери, и не желал оставлять ее под надзором верных только Нинурте стражников. Интриги плелись на каждом шагу, и Нинурта, конечно же, не имел ни малейшего понятия, что в его окружении есть верные лишь его супруге нибируанцы.

— Что ж, я была уверена, что вы не побоитесь этого. Мы по разные стороны баррикад, царица, вы должны это осознавать. Однако я не могу понять, почему вы с закрытыми глазами готовы идти в стан врага? — озвучила Харука мучавшие ее мысли.

— Я не считаю вас врагами, Харука. И возможно я смогу помочь защитить людей, — Инанна на миг замолчала, предаваясь воспоминаниям. — Когда-то мы Мардуком строили Вавилон вместе, и в этом городе не было место рабству. Люди не поклонялись нам, они уважали нас, как мудрых политиков, они жили в демократической монархии, не зная голода и бед. И они всегда могли быть услышанными.

— И чем все это закончилось?..

Внезапно послышался нарастающий шорох, состоящий будто бы из тысяч щелчков пальцев. Он стремительно приближался, раздражая слух. Инанна последовала примеру Харуки и обратила взгляд на восток, где чернело вечернее небо, когда на западе все еще светило солнце. Огромная туча, разрываясь, скручиваясь в спираль, соединяясь с землей и взмывая вверх, шла на них с невероятной скоростью.

— Что это? — лишь только испуганно ахнула Инанна, но Харука, спокойно отпив шампанского, пошла прочь с балкона.

— Сегодня в полночь. И советую вам зайти в помещение, скоро здесь будет негде ступить.

Инанна замерла, увидев, как огромным черным облаком, шелестя миллиардами крылышек и лапок Бад-Тибира настигает бедствие. Саранча стала покрывать здания, ложилась на тротуары, заставляя проезжающие авто останавливаться и сталкиваться, так как кто-то не успевал тормозить.

— Инанна! — окликнули ее, не способную пошевелиться. — Скорее, внутрь!

Нинурта, решив, что она не в силах двигаться сама, выскочил на балкон и подхватил ее на руки, успев скрыться в здании, за секунду до того как саранча облепила балкон. Стража поспешно закрывала окна и двери, гости мероприятия замолчали, завороженно глядя в панорамные окна на нашествие саранчи.

Нинурта поставил жену на ноги и стряхнул с ее платья нескольких насекомых, которых поспешно затоптала стража. Та же участь постигла и саранчу, которая успела попасть внутрь до того, как все окна и дверь на балкон оказалсиь закрыты.

— О, Великий Ану, что это? — Инанна, прильнув к Нинурте в поисках защиты, прикрыла рот ладонью. — Словно Ахантис открыла свои врата, — невольно вспомнила она персонажа нибируанской сказки, охранявшего дверь в потусторонний мир для тех, кто прожил свою жизнь в бесчестии и зле.

— Коскинен! Ито! — взревел Нинурта, и Коскинен, к которому обращались, вздрогнул, услышав свое имя с другой стороны зала.

Ито оказался совсем близко и, словно тень подкрался со спины, заставив Инанну вздрогнуть. Министр Коскинен, второй из анкийских министров, кто остался в магистрате после падения Анкийского Государства в качестве министра продовольствия, быстрым шагом направился к царю. В черной форме этот лысеющий старик с густыми темными бровями, резко контрастирующими с сединой оставшихся волос, выглядел кладбищенским вороном. Он был высок и худ, его военная выправка делала его в глазах окружающих уверенным мужчиной. В отличие от Ито, в его глазах не было неприятной сальности, но Инанна знала, что он был тем еще подлизой, и его заискивающее поведение иной раз шло вразрез с впечатлением, которое он производил со стороны.

— Немедленно выясните что здесь происходит! — строго приказал Нинурта. — Агга, собрать совет через полчаса в главном зале, — обратился он к своему секретарю.

— Что это значит? — Инанна, в чьих глазах читалось удивление и вместе с тем страх, вцепилась в Нинурту мертвой хваткой.

— Фрейлины, стража, сопроводите царицу к монорельсу.

— Нинурта, мне лучше остаться с тобой!

Он будто бы только сейчас заметил, что она рядом.

— Инанна, сейчас не время, — он смягчился и, заключив ее лицо в ладони, поцеловал в лоб. — Иди домой, хорошо? Я буду держать тебя в курсе.

— Царица, поезд от станции магистрата будет готов через пять минут, — сообщил кто-то из стражи.

Она только кивнула Нинурте и, отказавшись от чувства защищенности в его объятиях, последовала вместе со слугами и стражей к лифтам, что доставят их на верхний этаж. В момент, когда дверь лифта уже почти закрылась, она заметила на себе внимательный взгляд синих глаз нибируанца, которого так и не успели ей представить — сына и опору клана Ишидсур.

Выгнанные со станции пассажиры столпились у выключенных турникетов. Инанна видела страх и осуждение в их глазах. Рабочие, поддерживающие жизнеобеспечение Бад-Тибира, теперь все они были облачены в одинаковую форму, словно клеймящую их как рабов: уборщики, продавцы, обслуживающий персонал — все они слились в одну серую массу. Напуганные, анкийцы попеременно смотрели то на насекомых, бьющихся в окна, оставляя на стеклах зеленовато-белые кляксы, то на царицу, идущую к пустому поезду, и их испуганные взгляды исполнялись осуждением.

— Танашири, почему в их глазах столько ненависти? — негромко спросила Инанна у Мары. — Неужели они считают нашествие саранчи нашей виной?

— Госпожа, — произнесла Мара тихо, едва шевеля губами, — это сложно объяснить, но в нашем мире подобное происходило лишь единожды, и это послужило первым шагом к освобождению людей из рабства фараона Рамзеса Второго в Древнем Египте. Случилось это уже после того, как нибируанцы покинули Землю, и явление нашествия саранчи имеет религиозный подтекст, нашедший отражение практически в каждой вере Земли.

— Люди религиозны — но ведь анкийцы нет, вы же сами выросли в поклонении нам — нибируанцам…

В такие моменты Мара забывала, что перед ней самая опасная женщина во вселенной, убийца и совратительница — великая и внушающая ужас богиня Иштар, сумасшедшая и воинственная Сехмет. Мара только удивлялась ее детской непосредственности и наивности, словно Инанна после странной метаморфозы с ее сознанием из-за потери памяти, стала ребенком. Конечно, по нибируанским меркам, царица была все еще весьма юна, и Мара, мечтая убить ее, в какие-то моменты испытывала к ней даже что-то вроде симпатии, отчего сильно разочаровывалась в самой себе.

Мара, на всякий случай взглянув на стражу и остальных фрейлин, осмелилась сделать шаг и встать совсем вплотную. Никого не удивляло перешептывание царицы с одной из фрейлин, поэтому они даже не пошевелились в бесшумном, чуть гулком движении поезда сквозь город.

— Для анкийцев это знак, что их господин готов к действиям…

* * *

Инанна задыхалась в безвоздушном пространстве покоев, не имея возможности открыть окно или даже включить кондиционер, ведь охладительная система быстро забилась саранчой, которая ухитрялась просачиваться в комнату даже через вытяжку. Инанне порядком надоело вызывать слуг для ловли полуживых тварей. Единственное, что хоть как-то спасло от жары — душ, который она приняла уже во второй раз. Быть может, чувству удушья способствовал еще и подбирающийся к горлу страх перед встречей с врагом. Сложно было найти себе место. Нинурта на вопрос о том, когда он вернется и расскажет ей обо всем, сказал, чтобы она не ждала его и ложилась спать.

Ближе к полуночи в королевских покоях объявилась Мара, и не одна, а с молчаливой служанкой. Видя, как бледна ее царица, Мара только внутренне порадовалась, ведь наверняка повстанцы задумали как минимум ее похищение. Инанна, по ее мнению, была психически нездорова и от того глупа и наивна, если планировала выбраться из их лап невредимой. Какие вообще мысли роились в ее воспаленном мозгу? Ну неужели она может так спокойно идти навстречу очевидной опасности?

Невзирая на желание озвучить эти мысли, Мара промолчала, только поджала губы и положила на постель сверток.

— Служанка останется в ваших покоях, вам придется переодеться в ее одежду.

— А ей можно доверять, Танашири? — на последнем слоге голос Инанны чуть сорвался.

Мара перевела равнодушный взгляд на девушку, что не поднимала взгляда.

— Конечно, она ведь анкийка, — отчего-то пренебрежительно бросила она.

— Что будет, если вернется царь и обнаружит здесь анкийскую служанку, а не свою царицу?

Вопрос, наверное, мог показаться риторическим, но Мара, которой надоела жара, заставляющая липнуть платье к коже, все же ответила:

— Ее скорее всего будут пытать, а потом убьют.

Служанка не вздрогнула, но на миг ее взгляд обратился к изучающей ее царице. Затем она снова смиренно застыла с опущенной головой.

Инанна развернула сверток и посмотрела на комплект одежды, идентичной той, что был на служанке, и пальцы ее задержались на грубой хлопковой ткани. Служанкам не дозволено было носить роскошных нарядов, они были облачены в нечто наподобие тог, перехваченных голубым атласным поясом на бедрах. В свертке также обнаружилось металлическое кольцо, о назначении которого едва ли можно было догадаться.

— Это голограммер, он изменит вашу внешность, — пояснила Мара терпеливо, кивнув в сторону служанки. — С ее лицом вы сможете беспрепятственно покинуть здание и пройти мимо охраны царя. Ваша охрана ждет внизу.

Инанна застыла на месте. Она все гадала, как же ей удастся выйти из здания незамеченной, но повстанцы все продумали, явно заманивая ее в ловушку. Она на миг закрыла глаза и с шумом выдохнула, затем, обратив взгляд на Мару, положила голограммер обратно на аккуратно сложенную одежду.

Маре потребовалась всего доля секунды, чтобы понять, что царица струсила, что ее увлажнившиеся лишь на мгновение глаза свидетельствуют о победе разума над стремлением к добровольному плену.

— Вы передумали, — это звучало утверждением, а не вопросом.

Инанна некоторое время молчала, не зная, что сказать; именно сейчас к ней пришла уверенность в том, что она едва не угодила в пропасть. Еще миг, и она непроизвольно сделала шаг назад и, запнувшись о подол длинного платья, потеряв королевское достоинство, рухнула на софу.

— Уходите, скоро вернется Нинурта, — стараясь сохранить голос ровным, сказала она, проиграв своей совести.

И неожиданно взгляд Инанны резко и точно, будто выстрел, обратился к служанке. Тотчас завибрировал воздух, и зрачки царицы сузились, словно у хищника перед прыжком.

— Охрана! — рявкнула Инанна.

В покоях тут же появилось два стражника с бластерами. Увидев служанку и фрейлину, они замерли, осознав, что царице вряд ли что-то угрожает.

Не отводя подозрительного взгляда от служанки, Инанна приказала сопроводить обоих к выходу из царских покоев. Стража не задавала вопросов, она просто проследила за тем, как визитеры покидают комнаты, и только лишь оставшись одна, Инанна выдохнула, до этого не дыша вовсе.

Она только что осознала, что едва не случилось покушения на царя. Не обращая внимания на слуг, Инанна все же знала их лица — эта служанка помогала царице принимать ванну. Но не было сомнений, что анкийка перед ней была вовсе не той, за кого себя выдавала, а лежащий складками ворот одеяния девушки скрывал такой же голограммер, какой принесли и ей. Инанна почувствовала опасность — нибируанское шестое чувство подсказало ей, что она только что едва не подставила царя. Могло случиться непоправимое.

Трясущимися руками Инанна неаккуратно скомкала оставленный Марой сверток и отнесла его в свою гардеробную, положив в коробку из-под платья, недавно преподнесенного Нинуртой.

Город за окном сковала темень, саранча все еще кружила над ним, прогнав с улицы анкийцев и нибируанцев. С высоты пентхауса Инанна едва могла различить гирлянду огней городского шоссе, на котором редкие автомобили двигались со скоростью черепах, теряясь в облаке насекомых.

Включив телевизор, Инанна попала на репортаж о том, что пострадал не только Бад-Тибира. Наказание песьими мухами настигло Вашингтон — столицу Западного Альянса, где царствовал Нергал. Нашествие лягушек произошло в Сиднее, принадлежавшем Южному Альянсу, как и все азиатские страны, Индия, Монголия и часть африканского континента.

Все реки обратились в кровь, покрыв Европу кровавыми венами, судя по картинке из космоса, и кровавые реки расползались вглубь континента. Арабские страны и Южную Америку настигло иное — их поливал дождь, поступали сообщения о том, что весь скот, попавший под него, погиб. И это было только началом. Диктор вещал о десяти египетских казнях, с невероятной скоростью уничтожавших скот, посевы и запасы воды, что означало наступление голода. Но когда диктор заикнулась о причине происходящего картинка телевизора моментально сменилась синим экраном.

Ткнув в коммуникатор-браслет, Инанна воспользовалась голосовым поиском, и вскоре перед ней в трехмерном изображении стали появляться древние изображения десяти египетских казней и история Моисея, которому удалось вывести свой народ из рабства.

Происходило ли тоже самое сейчас? Было ли это наказанием нибируанцев за пленение Земли? Инанна не успела додумать мысль, как в покоях погас свет. И судя по тому, что тьма за окном уже не рассеивалась проблесками горящих окон ближайших высоток, весь город оказался обесточен. В покои без предупреждения вошел стражник.

— Моя царица, с вами все в порядке? — спросил он, переводя луч фонаря из одного угла в другой.

— Что происходит? Немедленно свяжитесь с царем! — она ткнула на коммуникатор, но электронный голос сообщил, что связь с сетью нарушена. — Что с резервными генераторами? Они должны были включиться автоматически!

Тусклый лунный луч выловил ее силуэт на огибающем журнальный столик полукруге дивана.

— Мы выясняем, госпожа, пока я останусь здесь для вашей безопасности… — он протянул Инанне небольшой карманный фонарик.

— Вон отсюда! — набатом грянул мужской голос; стражник, встрепенувшись, встал по стойке смирно и, поклонившись вошедшему в покои царю.

Инанна поднялась и тотчас обняла мужа, почувствав себя в безопасности.

— Хорошо, что ты пришел, я не находила себе места! — она ощутила огромную вину за то, что едва не накликала на них обоих беду. — Свет внезапно погас, связь оборвалась, чудо, что ты не застрял в лифте, — рассчитав время его прибытия, Инанна поняла, что подобное действительно могло произойти. — Полагаю, что-то с резервными генераторами. Надеюсь их скоро подключат. С тобой все в порядке? Что все это значит?..

Она тараторила, заглушая чувство вины и вновь обретая защищенность в его руках. Прохладные доспехи касались ее кожи, Нинурта молчал, не поднимая рук, чтобы обнять прижимающуюся к нему девушку. И только спустя время Инанна вдруг почувствовала, как болезненно сжалась его душа, и как быстро это чувство сменилось разочарованием. Она отстранилась. Никогда прежде не задевая его эмоциональный фон так глубоко, Инанна немного растерялась.

— Что не так, Нинурта? — едва понимая, что происходит, спросила она, в темноте ночи пытаясь вглядеться в его лицо.

— Что он с тобой сделал, Ребекка? — раздался уставший, но вместе с тем взволнованный голос.

Она резко схватила фонарь, оставленный стражником, и ослепила незваного гостя. Тот по инерции закрыл лицо тыльной стороной ладони, не оставив возможности разглядеть себя.

— Кто ты? — воскликнула она и, набрав полные легкие воздуха, собралась было позвать стражу, как он в долю секунды оказался вплотную, зажав ей рот ладонью.

В полоснувшем его по лицу свете упавшего на пол фонарика Инанна обнаружила лицо супруга и впала в полное недоумение.

— Я и не думал, что ты можешь не прийти ко мне. Ты всегда была храброй, а тут струсила.

Это был голос, явно не принадлежавший ее мужу. И Инанна, уже догадавшись, как это работает, в свете лежавшего на ковре фонарика смогла различить кольцо голограммера​ у него на шее. Она что-то пробубнила в зажатую ладонь, но не стала вырываться, несомненно узнав голос, который не слышала так долго, а может, как будто вчера в очередном сне о Вавилоне…

Он приметил в ее глазах узнавание и отпустил, убедившись, что Инанна не поднимет крик. Коснувшись кнопки на голограммере, мужчина решил не тянуть и наконец явил себя.

— Как ты посмел ворваться в королевские покои, Мардук? — высокомерно спросила она; взгляд ее сделался безумным и в бешеном темпе изучал каждую линию его лица, его темные глаза и прямой нос, его длинные волосы, собранные на затылке и спускающиеся до плеч — словно он шагнул к ней из прошлого, из Вавилона, который она видела перед глазами, засыпая. — Тебя ищет весь мир, тебя казнят, если поймают… — почему-то перешла на шепот она к концу резкой фразы.

— Если ты не поднимаешь шум, то ты боишься этого не меньше меня, Ребекка, — Мардук улыбался знакомой мальчишеской улыбкой, и внезапно в полумраке комнаты Инанна увидела, что его глаза увлажнились.

— Я — Инанна, почему ты зовешь меня Ребеккой? Если это какой-то хитрый план, то ты выглядишь нелепо, — невзирая на колкости, так и вылетающие из ее рта, Инанна хотела сказать совсем другое, ведь сердце ее трепетало, не в силах поверить, что он пришел к ней наяву, а не во сне. — Мне сообщили, что твоя жена погибла в битве на Нибиру, и что у нее было мое лицо. Но не сходи с ума, Мардук… Даже я, не помнящая пяти тысяч лет, выгляжу куда более адекватной… И это нибируанец, стоящий во главе сопротивления?

Он только рассмеялся, чуть запрокинув голову, и смех этот звучал неуместно, удручающе, сумасшедше. Как Мардук мог так легко заявиться сюда в облике Нинурты? Как он посмел?..

— Ты даже не представляешь, что Нинурта с тобой сделал, — он сделал шаг на сближение, но Инанна резко дернулась, выдав свое напряжение.

— Не подходи! Даже если я помню только то время, когда между тобой и семьей не было разлада, я знаю, кто находится передо мной. Ты — предатель, Мардук, ты дал людям технологии и пошел против семьи… И ты вновь развязал войну!

— Разве мы не об этом мечтали в Вавилоне? — неожиданно сказал он, обращаясь к ней, как к Инанне. — Мы строили Вавилон вместе, пока в это дело не вмешались Энлиль и Нинурта.

— Я помню, что в Вавилоне все было спокойно, далее воспоминания обрываются, — обронила она менее уверенно.

Инанна сжала ткань юбки, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Нинурта, Ито и Нинхурсаг не дают тебе вспомнить. И я тоже не хочу, чтобы ты вспоминала. Марианна была права, на меня сейчас смотрит Инанна тех времен. Я знаю, тебя пичкают блокаторами памяти, и я бы не хотел, чтобы ты превратилась в ту Инанну, которой была последние пять тысяч лет, но если такова плата за воспоминания Ребекки, которые придут вместе с этими, я буду ждать.

Инанна подняла фонарь, светя в пол, словно в любой момент могла воспользоваться им, как оружием.

— Нинурта, напротив, помогает мне вспомнить, я передала флешку вам, чтобы понять, что скрывают Ито и Нинхурсаг. Мой супруг здесь не причем​… И что вы раскопали?

— Супруг… — протянул Мардук, и на губах его появилась грустная улыбка. — Нинурта никогда не был твоим мужем! — Мардук резко схватил ее за руку и поднес к ее глазам тыльную сторону ладони, на которой, разгораясь красным пламенем, становился все более видимым символ — заключенная в круг птица с головой орла и телом льва.

И словно доказательство, он показал свою ладонь, на которой голубым свечением отдавал бледный символ в виде глаза.

— Как ты объяснишь то, что твой знак загорается рядом со мной? Помнишь? На дне памяти… Ты ведь почувствовала меня в тот день! — его прикосновения вдруг стали нежны и теплы, ладонь Мардука коснулась ее щеки, по которой уже стекали слезы.

— Ты же видишь, что это символ Нинурты, — неуверенно сказала она. — Зачем ты путаешь меня? Для меня не было этих пяти тысяч лет и мне так сложно остерегаться тебя…

— Но Нинурты здесь нет, и сердце твое как и прежде стремится ко мне, — совершенно спокойно и медленно разъяснял он, стараясь не тревожить ее больную душу. — Ты не та, за кого они тебя выдают, они произвели чудовищные метаморфозы с твоим сознанием. И они боятся, что ты вспомнишь вовсе не последние пять тысяч лет, а другую себя, — теперь Мардук был осторожен, не называя чужеродное для нее имя, ведь Ребекка все еще не была готова.

Она смотрела на него растерянно и с грустью. Возможно, Инанна просто не верила в ту нелепицу, что он нес, а возможно, просто застыла, не в силах поверить, что видит перед собой любимого мужчину. Что все то тепло, отданное Нинурте, вдруг оказалось фальшивым и бесполезным, что ее чувства вспыхнули вновь лишь от одного звука голоса Мардука, от его умного и влюбленного взгляда.

— Ты несешь полную чушь, но я почему-то слушаю, — негромко сказала Инанна, разглядывая совершенно разные символы.

— Это… Этому должно быть объяснение, — он сжал ее ладонь, вновь глядя на символ ненавистного кузена. — Я расшифровал файл на переданной через Марианну Ринальди флешке. Каким-то образом Ито и Нинхурсаг удалось переместить воспоминания Инанны в твою голову, но видимо из-за того, что ее мозг был поврежден, ты не помнишь последних пяти тысяч лет. Они провели сложную работу над твоим сознанием, но ты не она, ты — не Инанна, — Мардук тяжело выдохнул, сдерживая чувства. — Она умерла от пули Нинурты в день битвы на Нибиру, а ты выжила. Насколько я понял со слов Марианны, воспоминания Древнего Египта и Вавилона возвращаются. И скоро могут вернуться и заблокированные воспоминания тебя настоящей — Ребекки МакГрегор.

В этот момент Мардук должен был выглядеть взбудораженным, ведь он открывал ей великую тайну заговора, что, в конце концов, она не та, кем является, что она не Инанна, но он вел себя спокойно, скрывая бурю эмоций, скрывая желание прижать ее к себе и забрать с собой…

— Ты слышал себя со стороны? — Инанне показалось, что нападение было самой адекватной реакцией на подобное заявление. — Я могу позвать стражу, и тебя схватят…

— …Ты бы уже давно это сделала. И ты бы не послала мне ту флешку, если бы не была уверена, что с тобой что-то не так. Ты начнешь вспоминать, судя по тем показаниям, что я видел. Главное, не принимай лекарства…

— Да я и не принимаю их!.. — рявкнула она, показав, что спокойствие было напускным.

— Весьма​ благоразумно… — прокомментировал он и достал из кармана злосчастную флешку. — Я взломал файл и перезаписал ее. Ты можешь убедиться во всем сама. Мое время вышло, скоро сюда нагрянет Нинурта, постарайся придумать оправдание тому, что я не убил тебя…

Затем он просто развернулся и пошел к выходу. Инанна видела в нем желание остаться, забрать ее… Обнять… Она бы, не раздумывая, обняла в ответ, скучая по его прикосновениям, по его родным глазам и волосам, тронутым на висках сединой. Мардук был для нее настоящим, приходящим во снах о Вавилоне и Древнем Египте. А она стала для него прошлым, и он видел в ней другую женщину, уверяя в том, что на самом деле она его почившая супруга Ребекка… Кто же эта женщина, что так легко забрала его сердце, и как могла Инанна стать ему врагом?

— После того, что ты наговорил, ты просто спокойно уходишь? — спросила она в спину, и он замер у дверей.

— Ты не пойдешь со мной, как бы я не умолял. Только не сейчас, — только после этих слов Мардук нашел в себе силы обернуться, совсем не скрывая душевной боли. — Я знаю Ребекку, она найдет выход из ситуации, а затем присоединится ко мне по собственному желанию…

И он просто оставил ее в луче горящего на полу фонарика. Как глубоки были его страдания, спрятанные за маской уверенности, как сильно Мардук любил свою жену, что осмелился прийти сюда без страха быть пойманным? Инанна все еще была растеряна, она, почувствовав слабость в ногах, опустилась на пол, укрыв лицо ладонями. У нее не было времени, чтобы предаваться пронзившей ее боли, ведь скоро сюда вломится разъяренный Нинурта, и нужно придумать объяснения тому, что Мардук был здесь…

* * *

Александр едва успел покинуть здание, прежде чем заработали резервные генераторы.

Он не мог ожидать, что она вспомнит его, что она вспомнит его как Ребекка МакГрегор, но все равно был горько разочарован. Вынужденный скрывать чувства, он был холоден, но глаза выдавали Александра. Страшный эксперимент, которому нибируанцы подвергли его жену, совсем закрыл ее сознание, и сейчас это была не она. Он понял это, только переступив порог покоев Инанны. Но что с ней сделал Нинурта? Почему она бросилась к нему в поисках защиты? В ее словах не сквозила ненависть к Нинурте, она видела в нем крепкую стену, за которой могла спрятаться. Было ли это частью заложенного в нее чужого сознания?

Это была не Ребекка, не сейчас, но, быть может, позже. Позже, когда она сама докопается до правды, увидев результаты эксперимента на флешке. Александр на миг остановился. Анкийцы, сопровождавшие его по подземельям Бад-Тибира, остановились тотчас, защищая своего господина со всех сторон. Он только сжал кулаки и стиснул зубы, стараясь держаться.

— Александр, скажи что-нибудь, — застал его врасплох голос Ангелы.

В этом наряде и с отросшими волосами, он выглядел совсем иначе. Без своих мятых рубашки и джинс, без очков и с отросшими до плеч волосами он выглядел императором, фараоном или же полководцем из знати. Ангела не видела его в подобном облачении, и сейчас он и впрямь напоминал бога, того, кому поклонялись люди Вавилона, Древнего Египта, и еще многих стран, многих религий… И потому «Александр» прозвучало из ее уст неуверенно, ей хотелось назвать его господином.

— Это потребует времени, — расплывчато ответил он.

— Это Ребекка? — напрямую спросила Ангела, пропуская его вперед через узкую дверь, ведущую в тоннель, где их ждали автомобили Коскинена.

— Пока еще нет, как мы и предполагали, — сдержанно ответил он, садясь на заднее сиденье хаммера.

В этом облачении он смотрелся странно в салоне военного авто. Мардук похлопал по сиденью рядом ладонью в приглашающем жесте. И только лишь оставшись наедине с солдатами Коскинена, сидевшими на переднем сидении, и с Ангелой, Александр позволил себе глубоко вздохнуть, словно находился под водой уже долгое время и наконец вынырнул за спасительным глотком кислорода.

— Я не коснусь ее и не стану переубеждать, пока она считает себя Инанной…

— Ни единого воспоминания о последних годах жизни?

— Ни единого намека… Похоже, что нам придется ждать довольно долго. Ее сознание исковеркано, я почти поверил, что она любит Нинурту… — неожиданно признался он, и спустя паузу добавил: — Я сделаю все, чтобы вернуть ее.

Александр мог делиться с Ангелой своими мыслями, не обращая внимание на то, что причиняет боль, ведь она вновь привязалась к нему. Он использовал ее, и она это позволяла. Она промолчала, не озвучив своих мыслей. Ангела имела неоспоримые подтверждения тому, что это и впрямь была Ребекка, как только им удалось расшифровать файл. Злой гений Ито сумел совершить это отвратительное чудо, играя с чужими душами, продлив оказавшуюся короткой жизнь Инанны в чужом теле, убедив Ребекку, что она не является самой собой. В зашифрованном файле хранились видеозаписи с сеансов гипноза, но Ангелу, как нейрохирурга, интересовало, как из мертвого мозга Инанны удалось забрать воспоминания и передать их полуживой, обгоревшей девушке… Этот эксперимент, записанный на камеру, заставлял леденеть в жилах кровь…

— Инанна, какой бы она не стала, отдала за тебя жизнь, — озвучила Ангела мысли, ведь теперь не было сомнений, кого застрелил Нинурта.

Александр посмотрел на нее, и в его взгляде читалось чувство вины.

— Впервые слышу жалость в твоих словах, тем более, к такой, как она, — он горько усмехнулся.

— И она когда-то была другой. Но что, если Ребекка безвозвратно утеряна? Что, если Ито удалось полностью подавить ее сознание?

А теперь в его глазах появилась злоба, однако кто-то должен был озвучить это предположение.

— Если потребуется, я вытрясу из него всю душу, но он вернет мне ее… И, Ангела, пора сообщить Харуке и Маре, что это действительно Ребекка. Они должны помогать ей…

Вавилон. 3465 год до н.э.

Она практически летела, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, двое стражников и свита едва поспевали за ней под причитания следившей за этикетом фрейлины о том, что госпоже негоже так бежать, ведь она царица Вавилонская. Людьми Инанна и Мардук и впрямь воспринимались царями, но по сути были лишь управленцами, быть может, губернаторами небольшого куска земли в Месопотамии. Бросив быстрый взгляд на реку Евфрат через узкое окно-бойницу, Инанна вдруг ощутила еще больший прилив радости. Скоро она по праву сможет назвать Земли Вавилона своим домом, ведь будет чувствовать уют рядом с любимым законным мужем.

Инанна совершенно позабыла, что Мардук может быть занят и, окрыленная, искала с ним встречи, потеряв всю робость. Услышать благословение Энлиля оказалось самым большим подарком Вселенной, радость, расцветающая в сердце, вскружила Инанне голову, когда она, обнаружив Мардука в обществе братьев, попросила несколько минут его времени. Нергал проводил их подозрительным взглядом, а Думузи нахмурился. Лишь только Тот с улыбкой смотрел им вслед, понимая все куда глубже остальных и давно догадываясь о связи старшего брата и их прекрасной племянницы.

— Ты чего как после битвы? — спросил он, увидев испарину у нее на лбу.

— Торопилась к тебе, — сообщила она с яркой улыбкой. — Я разговаривала с дедушкой, он согласен, что ты будешь для меня достойной партией, — не стала томить Инанна, ведь у них не было времени, чтобы разговаривать, тем более, наедине.

Глаза ее лучились теплом, и в этом пустынном холле она даже осмелилась обнять его, совершенно обезумевшая от своего счастья. Сжимать в объятиях любимого мужчину было самым желанным, самым сокровенным. Его запах, давно ставший родным, Инанна ценила намного выше редких и изысканных парфюмов и масел для тела. Он пробуждал в ней чувство уюта и защищенности, он делал ее счастливой, как и множество других мелочей, связанных с тем, кому было отдано ее сердце.

После своих слов Инанна только сейчас осмелилась заглянуть в его глаза, до этого ощущая лишь его теплые ладони на своей голове. Он любил гладить ее по волосам.

— Через столько лет мы наконец-то можем не прятаться, — он коснулся ее виска мягким поцелуем и стер слезу в уголке ее глаза. — Только прошу, не сходи с ума раньше времени. Для многих это может оказаться ударом.

— О, Великий Ану, я должна поговорить с Сарпанит! — слишком громко воскликнула она, но никто из свиты поодаль не шелохнулся, как всегда охраняя тайну своих господ.

— Не нужно ни с кем разговаривать, давай дождемся вечера, и потом уже решим, что делать дальше, — слова Мардука звучали с некоторым подозрением, и Инанна не могла этого не заметить.

— Ты не уверен?.. Не веришь мне?

Она отстранилась в непонимании, но сдержала негодование. Как он мог не верить? Ведь сам Энлиль изъявил благосклонность к их союзу. Мардук только нахмурился еще сильнее.

— Тебе я верю, как самому себе, но не Энлилю, Инанна, — он привлек ее к себе и вновь коснулся виска поцелуем, но затем неторопливо перешел к губам.

В пустынном холле слуги, склонив головы, не смели смотреть в сторону невольной близости царя и царицы. Каждый из них знал об их чувствах и каждый из них внутренне радовался, услышав о благословении Энлиля… Ведь никто так не подходил друг другу, как Инанна и Мардук. И если их счастливый союз не будет осуществлен — это станет для них великой трагедией…

* * *

Гулкий и медленный стук барабанов и звук лютни наполнял помещение, в котором витали запахи жареного мяса и свежих овощей. Гости рассредоточились по большому залу для приемов, обсуждая дела и жизнь. Инанна сегодня блистала в длинном платье на тончайших бретелях из незнакомой землянам ткани — струящегося нибируанского шелка телесного цвета, плотно, но невесомо охватывавшего ее тонкую талию, сливаясь с цветом кожи, отчего издали казалось, что она обнажена. Неброский гарнитур цвета хмурого неба подходил к глазам. Замысловатым прическам Инанна предпочла распущенные волосы, волнами спускавшиеся до пояса.

— Сегодня чистое небо, но звезд не видно, ведь ты сияешь ярче любой звезды, — как всегда красноречиво выразился Тот, нашедший ее общество наиболее привлекательным этим вечером.

Она мягко улыбнулась и взяла из его рук предложенный кубок с вином.

— Скажи мне, дядя, отчего в Вавилон прибыло столько гостей? Здесь даже глава клана Лахмаанар…

— Который не сводит с тебя взгляда, — заметил Тот, ведь Эльгис и впрямь был очарован Инанной, и его внимание то и дело возвращалось к ней; Инанна не могла этого не заметить. — Воистину Вавилон станет великим городом. Из того, что я успел увидеть из паланкина, он едва ли сравним с остальными городами Месопотамии.

— И это не дает Нинурте покоя… — протянула Инанна, не став озвучивать очевидное соперничество между кузенами. — Имея больше власти и средств, Нинурта, однако, не может позволить Мардуку обладать тем, чего Мардук сам добился. Нинурта всегда отбирает то, что ему не принадлежит.

— Ты сейчас говоришь и о себе, племянница? — негромко заметил Тот, и взгляд Инанны обратился к нему, рот открылся и закрылся, точно у рыбки, а щеки моментально порозовели, что было заметно даже в приглушенном свете вечерней трапезной. — То, как смотрят на тебя мой брат и Нинурта едва ли возможно скрыть. И тебе следует быть осторожной в своих действиях, чтобы не навредить тому, кто дорог твоему сердцу.

— Кто еще знает?.. — севшим голосом сказала Инанна, понимая, что пытаться переубедить Тота абсолютно бессмысленно.

Он, тронув свой длинный нос, улыбнулся ей, и его глаза вмиг сощурились, скрывшись за складками век.

— Лишь те, у кого есть глаза. Инанна. Ты совершила большую ошибку, ты кровь от крови Сина и не можешь встать на сторону сыновей Энки.

— Постой, дядя, по какому поводу Энлиль, пригласил вас всех сюда, в Вавилон? — она напряглась, чувствуя, как липкие путы страха подбираются к ней все ближе, ведь если Энлиль узнает о связи между ней и Мардуком, то наверняка усомнится в правдивости её донесений.

Они были слишком беспечны, полагая, что никто не догадается о той лжи, которой они пичкали Энлиля все эти годы. Инанна обратила взгляд на Мардука, стоявшего в обществе Энки и Нергала. Последний тоже бросал на нее косые взгляды, и вдруг Инанне стал очевиден факт — Мардук безумец! Он и впрямь затуманил ей разум, вынудив верить в то, что их отношения никому неизвестны, а ее любовь сама подсказывала, как сделать лучше для него. И в итоге она стала той, кто предложил развить технологии в Вавилоне. И по собственной инициативе она скрывала от Энлиля все его нововведения, все планы… А страсть Нинурты к Инанне была еще большими шорами, ведь Нинурта, очевидно, не мог думать ни о чем другом, кроме своей похоти.

Тот, заметив ее взгляд на брата, в котором читалось неверие, поспешил добавить:

— Не делай поспешных выводов, Инанна, — он встал напротив, загородив собою Мардука. — Мой брат умен, но не слишком мудр, и уж чего в нем нет, так это подлости, чтобы использовать любимую женщину, как средство по достижению целей, — Тот откуда-то все знал, понимал, о чем она думает, и почему ее взгляд в момент стал мрачен.

Но Инанна, вмиг осознавшая всю абсурдность ситуации и почувствовавшая, что ее использовали, уже не могла справиться с собой. В ее верном​ и любящем сердце появился огонь подозрений, который почти разгорелся до пожара. Тот всегда знал и замечал больше других, но это вовсе не означало, что кроме него все вокруг были слепы.

— Дорогая Инанна, ты прекрасна, как и прежде, но сейчас в твоих глазах я вижу зрелость и ум, — возле них оказалась Сарпанит, чьи морщины вокруг глаз стали еще более отчетливыми. — Ты и Мардук построили этот город с первого камня, и люди здесь выглядят куда более счастливыми, нежели в Египте.

— Дядя Мардук великий правитель, и мы не забываем о культе богов. Правда здесь мы, нибируанцы, предстаем в несколько другом обличье. Благодаря нибируанскому наречию мы сохранили свои имена, а наши изображения хотя бы не имеют голов животных.

— Однако ваши изображения все равно сильно отличаются от оригиналов. Но есть плюс в том, что настенная живопись здесь ушла дальше, чем изображения в профиль, — поделилась Сарпанит своими впечатлениями; ее египетское платье напомнило Инанне о славном времени, проведенном в Но-Амон.

— Как вы поживали все эти годы? — Инанна более не знала, как обращаться к Сарпанит, ведь та уже не являлась царицей.

Тот с короткой улыбкой отошел, оставив их наедине.

— Тот — хороший правитель и достойный нибируанец, и мой сын очень сильно любит свою супругу, земную дочь Тота, — глядя ему вслед, произнесла Сарпанит, но в ее голосе прозвучала грусть.

Инанна бросила взгляд​ на Набу и его супругу — девушку без гордой осанки, скромно соединившую ладони на животе. Смуглая кожа и кудрявые темные волосы придавали ей сходство с Сарпанит.

— Тот хоть и мудрый правитель, но Египет должен по праву принадлежать Набу, — озвучила Инанна мысли, принадлежавшие не только ей, но Мардуку, что все еще волновался о тех, кого оставил в прошлом.

Сарпанит промолчала, и Инанна в очередной раз убедилась в некоей ее святости, в непревзойденном воспитании и скромности. Не оставалось сомнений, почему Мардук так сильно любил ее, что даже сделал своей царицей. Инанна была привлекательна, добра и она являлась нибируанкой, что определенно повышало ее статус над этой женщиной. Однако это было все, чем могла похвастаться Инанна — лишь красота и доброта, и им было не выиграть у добродетели Сарпанит.

— Набу не хватает отца, — тем временем продолжила Сарпанит. — Тех коротких трех встреч за последние годы едва ли достаточно. И, невзирая на теплое отношение Тота, он никогда не сможет его заменить, — она понизила голос до шепота, делясь своими переживаниями. — Мы оба, я и Набу, прекрасно понимаем, что жизнь нибируанцев течет иначе — она стократ размереннее нашей и потому мы чувствуем разлуку ярче, — начав говорить о сыне, она закончила от своего лица. — Нам остается только смириться.

— Я постараюсь чаще настаивать на его визитах в Египет, — с пониманием отнеслась Инанна, не зная, чем помочь женщине, оставшейся одной при живом муже.

Мардук был для Сарпанит светом и источником жизни, к которому она​ не переставала тянуться и после разлуки. Вся ее жизнь была посвящена ему одному, и теперь, оставшись без путеводной звезды, она скорбела о прошлой счастливой жизни, доживая свои последние двести-триста лет. Инанна любила Мардука не меньше нее и сейчас с трудом могла представить расставание. Она не была скована рамками лет, и он в свои пятьсот тысяч лет все еще был молод, хотя виски его давно тронула седина. Впереди у них может быть не менее трехсот тысяч лет, прежде чем он начнет стареть. Впрочем, глядя на его отца, Инанна была уверена, что Мардук с достоинством и гордой осанкой встретит старость и даже в преклонном возрасте останется интересным мужчиной.

Инанна пропустила мимо ушей, как Энлиль призвал всех ко вниманию, и вынырнула из омута собственных мыслей, только лишь осознав, что к ней обращаются.

— Похоже, моя внучка витает в облаках, — Энлиль, подойдя ближе, приобнял ее за плечи; среди приглашенных послышались смешки, и Инанне пришлось смущенно улыбнуться. — Эталон женственности, чистоты и доброты — вот что являет собою моя дорогая Инанна. В ее сердце нет места тьме, а лицо ее так же прекрасно, как и полная луна в ночном небе. Наверняка каждый из присутствующих догадывается о причине визита в Вавилон, ведь Инанна не столь давно достигла брачного возраста, — он умиленно и с восхищением посмотрел на нее, побледневшую от тревоги предвкушения.

Взгляд Инанны стремился к Мардуку, однако она сдерживала этот порыв, чтобы ничем не выдать себя. Инанна, отбросив мысли, мучившие ее всего минуту назад, вновь загорелась надеждой на то, что им дозволено будет стать супругами. Энлиль ведь так любил свою милую внучку, неужели он мог передумать, ведь он уже дал согласие на этот брак?

— Инанна, смею тебя заверить, что беспокоиться не о чем, и я подобрал тебе отличную партию, — Энлиль оглядел присутствующих; Инанна могла предположить, что кто-то знал о его выборе или догадывался.

Она видела, как замер с кубком в руке Нинурта, словно и впрямь надеялся заполучить ее в жены. Нергал смотрел с интересом и в глазах его отражалась откровенная насмешка, словно он знал больше других, но так надменно он выглядел всегда. Возможно, именно эта его черта и сблизила его с Нинуртой. Инанна старалась не смотреть на Мардука, чтобы ее глаза не отразили очевидной любви, которая откроется всем присутствующим. Трудно было сдерживать чувства, рвущиеся наружу, ведь их так просто могли считать окружающие.

Но Инанне было невдомек, что мечтам ее не суждено будет сбыться, и что в мужья ей пророчат совсем другого мужчину — молодого человека, чей взгляд неотрывно следил за ней из-за спины матери — Дамкины…

* * *

Земля. Эйлат 2016 год н.э.

— Рэйчел, не будь букой, идем в Бардак, там публика приятнее и коктейли вкусные, — Инанна узнала собственный голос, но не поняла, почему он звучал не по ее воле, а главное: к кому она обращалась?

Девушка в ультракоротких шортах и с сигаретой в руке обернулась; вечерний бриз игрался с ее кудрями, и Рэйчел приходилось все время отплевываться от собственных волос.

Инанна пребывала в замешательстве. Обстановка этого места отчасти могла напомнить современные кварталы Нибиру, удаленно расположенные от старого города и дворца. Невзирая на ночь, незнакомая набережная играла огнями: высокие, низкие, многоуровневые, тонущие в зелени и свежевыкрашенные здания тянулись вдоль кромки моря, подсвеченные огнями набережной. На фасаде каждого здания находились незнакомые Инанне символы, эмблемы. Она не знала ни одной буквы из написанных. Да и стиль одежды людей казался чрезмерно раскрепощенным, хотя стояла настоящая жара даже ночью. Нет, это точно была не Нибиру, но… Земля? Какой странный сон, возможно, их с Мардуком мечта о цивилизации.

— В Бардак состоятельные люди не ходят, там одна молодежь.

— А тебе одного спонсора недостаточно? — Инанна вдруг поняла, что и язык звучит незнакомо, чужеродно, однако это не мешало понимать каждое слово собеседницы.

Рэйчел пожала плечами и тут же коварно улыбнулась. Судя по разговору, она уже являлась чьей бы то ни было наложницей и, вероятно, в странном сюрреалистическом сне земная женщина могла рассчитывать на благосклонность сразу нескольких мужчин. Какая нелепость.

— Ривка, я бы не стала задирать нос. В отличие от тебя, у меня нет богатых родителей, а шикарной жизни хочется и мне, — безо всяких обид ответила Рэйчел, просто, чтобы напомнить о разнице в их социальных статусах.

Ривка… Чужеродное, простоватое имя, совершенно не цепляющее слух. Кем же Инанна была в этом сне?

— Ничего личного! — поддержала Инанна, вновь удивляясь тому, что не может контролировать собственную речь, собственное тело.

Она была лишь наблюдателем, неспособным вмешаться в ход вещей, и тогда ей стало даже чуточку страшно, ведь она была внутри чьего-то разума. Но в следующий момент, отбросив мимолетный необъяснимый испуг, свойственный, наверное, всякому странному сну, когда и чувства не поддаются логике, Инанна решила наблюдать, куда же ее заведут высокие, но очень удобные туфли с открытым мыском.

На удачу в заведение, в которое хотела ее спутница, стояла сумасшедшая очередь, и оказалось, что на входе изменили фейс-контроль, поэтому Рэйчел, живущая в Эйлате и дружившая со всем ночным бомондом, не смогла пробиться внутрь. Инанна почувствовала некое отвращение, когда эта развязная девица, выпятив грудь и отклячив пятую точку, постаралась уговорить охранников впустить их. Оставалось только удивляться: откуда появлялось странное ощущение, не то воспоминание, что эта Рэйчел живет в каком-то Эйлате, и еще множество иных подробностей об этой девушке.

— Ну что, в Бардак? — Инанна ощутила приступ злорадства — возможно, эти чувства не принадлежали ей.

Рэйчел с миной проигравшего кивнула, и они, поймав машину с руки, быстро направились по нужному адресу. Инанна вздрогнула, увидев свое отражение в зеркале заднего вида. Это была она, Инанна, ее лицо, но лицо незнакомое и чужеродное. Прекрасные длинные волосы, которые она считала своей гордостью, доходили лишь чуть ниже плеч, и не вились, а лежали прямыми сосульками, отчего казались совсем не пышными, неприметными. Красная помада выглядела вульгарно и неприменимо к ней — юной девушке из царского рода. Кожа была смуглой, словно Инанна была простушкой, работающей на улице. Даже в Египте и Вавилоне она не позволяла себе долгое нахождение на солнце, но это… Словно эта ее странная сущность из сновидения, проводила все свое время под прямыми солнечными лучами.

— Мамаша Бена все еще спит и видит вашу свадьбу? — чуть саркастично прозвучал голос Рэйчел.

— По-видимому, я — неплохая для них партия.

— Они торгаши, начавшие с продуктовой палатки, а затем переросшие в рестораторов. Конечно, ты для них хорошая партия — благородная дочь художника и фармацевтического магната во втором поколении.

— Разве это имеет значение в нашем мире? Даже если ты торгаш, то только деньги имеют вес, и потом, тетя Ариель не менее образованная и утонченная женщина, чем моя мама. А Бен, он ведь понимает, что это несерьезно, — Инанна почувствовала некое тепло, разлившееся внутри при упоминании имени Бен; похоже они были близки.

Рэйчел не стала продолжать разговор, только уткнулась в телефон. Это показалось совсем невежливым, но похоже эта девушка жила в своем мире, где моральные устои были проще, где она могла быть настолько раскрепощена, что на публичных фотографиях в ее смартфоне, видимо нибируанском аналоге коммуникатора-браслета, была аппетитная грудь, обнаженные ноги и живот. А полный томления взгляд будто бы приглашал отведать ее, словно красиво украшенный кремовый торт, который на деле внутри является обыкновенным безвкусным бисквитом. Впрочем, Инанна не чувствовала особого отвращения. Быть может, виной тому были наложившиеся на её собственные чувства этой странной личности, внутри которой она оказалась.

Она решила плыть по течению. Возможно, этот сон был бессмысленным, а, быть может, в нем крылось нечто потаенное, смысл чего она должна будет вот-вот постигнуть, поэтому ей просто ничего не оставалось, кроме как ждать.

Бар с виду не отличался от других, встреченных ими по дороге, абсолютно ничем, кроме огромной очереди на входе, которая заставила Инанну почувствовать дискомфорт. Она не посещала клубы на Нибиру, да и была слишком заметной для подобных заведений, учитывая ее статус, но в общих чертах знала, что происходит внутри. Охранник попросил предъявить айди-карты на входе. Инанна с интересом смотрела на свой айди, но к сожалению, не смогла разобрать ничего на незнакомом языке.

Скривившись на входе из-за на миг заставившей задохнуться плотной завесы сигаретного дыма, она устремилась вглубь за уверенно чувствовавшей себя здесь Рэйчел, которая, протиснувшись к барной стойке между двумя недовольными девушками, что-то заказала. Заказ пришлось ожидать довольно долго, ведь толпа гостей клуба явно превышала его вместимость. Гремящее месиво звуков, гудящих и стрекочущих в ушах, язык не поворачивался назвать музыкой, но еще более раздражал шум голосов, пытавшихся перекричать ее. Инанна, на удивление, не ощущала отвращение «второй себя», чувства которой она постепенно научилась отделять от своих собственных. Наоборот, этой сущности нравилась атмосфера, как и взгляды голодных мужчин, тотчас обратившихся к ней. Эта Ривка знала, какое огромное влияние имеет на противоположный пол и, в отличие от Инанны, всегда пытавшейся создать впечатление скромной, утонченной и благовоспитанной девицы из королевской семьи, позволяла себе купаться в обожании мужчин. Похоже, Ривка была подобна Рэйчел — такая же распущенная и вульгарная, она подмигивала им и свысока смотрела на девушек, явно недотягивающих до ее «короны».

Инанна быстро опьянела от странных, но очень вкусных коктейлей. Она и не заметила, как, поддаваясь ритмичному техно, как назывался этот стиль музыки, оказалась в самой толпе, выплясывая вместе с Рэйчел. Не было сомнений, что вокруг были только люди. Невзирая на яркий макияж, девушки никак не могли сравниться с нибируанцами, что статью своей и благородством черт превосходили низшую расу. Рэйчел можно было бы назвать полукровкой. Она выделялась из серой массы, и дело было даже не в ее ультракоротком наряде. Рэйчел действительно была красива. Инанна бы отнесла эту красоту к египетской, невольно припомнив Сарпанит.

В медленном и в то же время быстром танце, Инанна перестала понимать, что происходит, и ей довольно быстро наскучило быть пассажиром в чужой голове. Более того, она ощущала невозможную жару, отчего умоляла этот бессмысленный сон поскорее закончиться. Сальные взгляды мужчин и вовсе опротивели. Инанна внутренне возликовала, когда Ривка предложила подруге выйти подышать. После второго коктейля ее разум все более подавлялся разумом хозяйки.

— Нет, ты видела этого араба? — демонстративно содрогнувшись, вспомнила Рэйчел парня, который вился вокруг нее битый час, все время пытаясь обратить на себя внимание. — Неужели рассчитывает на что-то? Здесь, конечно, туристическое место, и отдыхают разные личности, но ты посмотри на него! Неужели думает, что сможет заинтересовать меня? — возмутилась она довольно громко.

— Потише, Рэйчел. Ты из йеменских евреев, поэтому тебя легко спутать с арабкой, — равнодушно констатировала Ривка.

Рэйчел, прикуривая сигарету, посмотрела на нее уничтожающим взглядом. Она была уже изрядно пьяна, в отличие от Ривки, сохраняющей самообладание, хотя последний шот они выпили вместе.

— Ох, вон тот мужчина с тебя взгляда не сводит, — Рэйчел бросила мимолетный взгляд куда-то за спину Ривки, но потом внезапно вновь туда посмотрела, сделав долгую затяжку. — А он ничего. Конечно, может слегка взрослый для тебя…

Ривка, нашедшая более интересное занятие — с кем-то переписываться в телефоне, только будто бы услышала щебетание подруги. Она не смогла проигнорировать ее взгляд на того мужчину, так как, вероятно, не обрати она внимания, Рэйчел бы стала тыкать в него пальцем. Инанна, все же чувствуя некое опьянение, не могла не узнать его. Она, не слушая комментарии «второй себя» по поводу внешности незнакомца, находилась в совершенном ошеломлении. В очереди на вход в клуб стоял тот, кого увидеть здесь казалось невозможным. Это был Мардук. Невзирая на короткую стрижку, непривычную одежду — голубые штаны из непонятной ткани и классическую рубашку, какие присутствовали в униформе банков и госучреждений на Нибиру, это, несомненно был он. И сознание ее, заскучавшее за этот долгий и бесполезный сон, тотчас прояснилось. Сон сделал крутой поворот и теперь стал казаться еще более несуразным. Могла ли она, влюбленная в него, сама нарисовать его образ?

Он смотрел неотрывно только на нее, и в его глазах отражалось едва прикрытое удивление.

— …Он со мной, — неожиданно услышала она свой голос; Ривка обращалась к фейсконтрольщику на входе — странно одетому молодому парню с рацией в руках; его чуть подкрашенные на египетский манер глаза вновь напомнили о том, что Инанне в этом чудаковатом мире не место.

Во сне действительность может искажаться, даже если ты осознаешь, что это не наяву, и Инанна не понимала, каким образом она оказалась в этом сюрреалистическом мире, когда была на объявлении собственной помолвки. Странный сон не позволял ей вспомнить что же было после. Мардук, тем временем, подошел ближе, вытянутый жестом фейс-контрольщика из толпы. Он все еще продолжал смотреть на Инанну, словно узнал ее. Была ли хоть какая-то возможность, что его сознание тоже заперто в чьем-то теле? Взгляд его будто бы выдавал мысли, в которых отражалось знание и некое непонятное чувство. Инанне могло показаться, но он испытал укол боли.

— Как тебя зовут? — шепнула незаметно Ривка, по хозяйски взяв его под локоть, словно они и впрямь были знакомы.

— Александр, — так же негромко ответил он, протягивая айди охраннику. — А тебя?

— Ривка, — бросила она небрежно.

Дождавшись, пока он заплатит за вход и ему поставят печать на внутреннюю сторону запястья, они прошли внутрь, и только тогда Ривка отпустила его руку, словно опомнилась.

— Сюда лучше не соваться среди ночи. Можно час в очереди простоять, — заполнила она паузу после неловкого эпизода; Инанна почти решила, что эта развязная девица робеет.

— Спасибо, я знал, на что шел, — с улыбкой громко сказал он, так как они уже находились в самой гуще шума и мракобесия танцев.

Рэйчел прошла мимо них, игриво дернув бровями. Но Ривка, чувствуя, что между ней и новым знакомым появилась некая преграда, а также, безусловно, по причине того, что, наверное, впервые не нашлась что ответить, поспешила исчезнуть, бросив на прощание пожелание приятной ночи.

Инанна внутренне негодовала, ведь она решила было, что вечер они проведут вместе. Тогда бы сон действительно оказался интересным. Она знала, что Ривка тоже чувствует некую неловкость. В ближайшие полчаса они просто продолжали танцевать и пить с Рэйчел, но только если Рэйчел не прекращала попыток привлечь внимание того или иного мужчины, то Ривка отныне не обращала ни на кого внимания. И это вовсе не было тактикой. Ее взгляд периодически блуждал по лицам в полутемном клубе, выискивая знакомые черты. Однако Мардук, или Александр, как он назвался, ни разу не попался ей на глаза.

Ривка негодовала, ведь он действительно ей понравился, но Инанна подозревала, что причиной ее интереса было отсутствие дани внимания ее несравненной красоте. Это задевало ее и расстраивало. И в какой-то момент ей просто стало одиноко и скучно в окружении толпы. Удивительное чувство.

Отклонив предложение Рэйчел, хлопнуть еще по шоту, Ривка отошла в угол, чтобы танцующие не затолкали ее. Ноги порядком устали от удобных, но все же, слишком высоких каблуков. Внутренне порадовавшись, что подруга осталась у бара, найдя поддержавшего тост собутыльника, она даже решила черкнуть ей сообщение о том, что собирается поесть где-то в уличной кафешке, однако не успела отправить сообщение. Инанна слышала ее мысли, хотя не могла прочитать написанного.

— И где же та улыбка, с которой ты встретила меня у входа? — Ривка дрогнула и едва не выронила телефон.

Инанна возликовала. Александр стоял, потешаясь над ее реакцией. С темной бутылкой в руке, он улыбался, и она вновь заметила его странный взгляд. На этот раз он выражал задумчивость.

— Еще немного, и я решу, что ты пришел один на этот праздник жизни, — покачала она головой.

— Конечно, один, ты же сама встретила меня, — подтвердил он.

— Я думала, что ты ждешь друзей или еще кого, — Ривка пожала плечами. — В клубы Израиля редко ходят поодиночке; обычно они набиваются шумными дружными компаниями или же одинокими хищницами, которые тоже любят пастись стадом.

— А к какому виду относишь себя ты?

Инанна почувствовала, как смутилась чуть захмелевшая Ривка, явно ляпнувшая лишнего. Впрочем, это было даже забавно. Мардук все еще был здесь, он не искал повод уйти после ее довольно глупой реплики. Вероятно, красота давала фору ее разуму.

— Пойду, подышу, — только невнятно проговорила она, не понимая, что заставляет ее так смущаться.

— Пожалуй, я тоже хочу подышать. И, прости, но я увидел набранное тобой сообщение. Если ты и впрямь голодна, то могу составить тебе компанию. Если ты конечно не планируешь вновь сбежать.

Кажется, этот тип с лицом Мардука был уверен в себе больше, чем Ривка. Возможно​, именно его уверенность и сбивала настройки ее чувства собственной важности.

— Нехорошо читать чужие сообщения, — беззлобно ответила она и, спустя паузу осознав, что от нее, по-видимому, ожидают какого ответа, добавила: — Да, компания не повредит. Я бы не отказалась от чего-то легкого, возможно, салат с тунцом, если среди ночи такое можно найти.

— Мне казалось, я разобрал в твоем сообщении — «шаурма», — вновь усмехнулся он, явно выигрывая у нее по очкам.

Ривка опешила, только открыла и закрыла рот, не в силах отбить его подколку. Есть шаурму перед симпатичным незнакомцем не входило в ее планы. Как не элегантно.

Кстати, что такое шаурма?

— Идем, я знаю чудесное место, и оно работает ночью, — продолжил он, не став больше издеваться, и аккуратно подтолкнул ее к выходу.

Ривка на ходу написала Рэйчел, что вышла поесть и скоро вернется. Та не ответила, наверняка держала телефон в сумочке. Это нисколько не расстроило Инанну, которая была более, чем уверена, что эта девица увяжется за ними.

На улице было не менее жарко, чем в клубе, но хотя бы не так накурено. Ривка, изящно цокая каблуками по асфальту, едва поспевала за широкими шагами спутника. Здесь в более ярком освещении фонарей она могла разглядеть его более детально.

— Сколько тебе лет? — в лоб спросила она, заметив седину на его висках и ничуть не смущаясь не совсем тактичного вопроса.

— Тридцать семь, — ответил он спокойно. — А тебе?

— Двадцать семь. Будет… — печально сообщила она, почувствовав себя старухой; Инанну, если бы она могла смеяться, скосил бы просто гомерический хохот; и если рядом шел Мардук, то и его, надо полагать, тоже.

Он изобразил мрачную улыбку могильщика, однако комментировать не стал. Вот и поговорили. Вновь повисло молчание.

Александр бросил взгляд на полумесяц шпиля мечети через улицу и попытался возобновить разговор. Ривка и сама понимала, что говорить о чем-то нужно.

— Ты веришь в бога?

— Ты это спросил, проходя мимо мечети? — усмехнулась она. — Обычно при знакомстве спрашивают про семью, работу или учебу.

— Я никогда не задаю подобных вопросов напрямую. Потому что не всякий готов сразу рассказывать о своей жизни. Религия — нейтральная тема, которую готов обсуждать каждый еврей.

Инанна не поняла, кто такие евреи, но она почувствовала, что лед тронулся, и Ривка готова была сказать больше, чем пару сухих слов.

— А по моему, наоборот, религия — вещь интимная для каждого человека. Это еще более личное, чем рассказывать о семье. Я, конечно, еврейка, но считаю себя атеисткой, — тем не менее, ответила она на поставленный вопрос.

— Тогда тем более это не является для тебя чем-то личным, — он открыл перед ней дверь в здание, где было сразу несколько вывесок. — Ты можешь смотреть на нее со стороны. Так в твоем понимании бога не существует? Нам на верхний этаж.

В фойе перед лифтом оказалось несколько человек, и когда кабина медленно​ поползла вверх, Ривка стала обдумывать ответ. Инанна, слушающая ее внутренние думы, с удивлением обнаружила, что согласна с ее точкой зрения, но также она заметила лежащую на поверхности мысль: она забыла как зовут ее спутника. Как неловко. Ресторан на крыше отеля тоже оказался клубом, однако здесь не толпился народ, а публика выглядела куда более прилично и статусно, нежели в предыдущем месте. Музыка, однако, была в точности такая же. Их тут же окружил заботой метрдотель и предложил столик с видом на море. Ривка только удивилась, откуда такая роскошь, тем более, паре, вошедшей перед ними, почему-то досталось не столь хорошее место — ближе к крытой части клуба и к шумным колонкам.

— Какая удача, — удивилась она, когда подоспевший официант, убрал со столика табличку «зарезервировано». — Словно ты здесь частый гость.

— Просто мне сегодня везет с заходами в клубы, — Александр, имя которого вертелось на языке у Ривки, по-мальчишески подмигнул, и она заметила его чуть усталые морщинки вокруг глаз.

Место, судя по мыслям Ривки, было довольно дорогим, однако она вовсе не постеснялась заказать хорошего вина и салат с тигровыми креветками. Инанна вспомнила, что Рэйчел упоминала о богатых родителях.

— Стало быть, кошерной пищи ты тоже не придерживаешься, — тонко вернулся Александр к теме религии, когда она озвучила официанту заказ.

Инанна не очень поняла эту его реплику.

— Да, я не ответила на вопрос, — будто только сейчас вспомнила она, хотя обдумывала ответ последние несколько минут. — Я отношусь к религии, как к политике. Монархия или же демократия, капитализм или социализм — все это лишь способ управления людьми, как его не называй. И если Яхве переименовать в Аллаха, то сути это не изменит. То же самое с королями и президентами.

— Но ведь эти имена вечны — Аллах и Яхве. Короля можно убить, а президенту выдвинуть импичмент.

— Но на их место придут другие. А можно придумать новую религию, и стадо хлынет на другое пастбище, — сформулировала Ривка, и Александр согласно кивнул головой. — Все это так или иначе — лишь способ управления людьми. Поэтому я и политикам не верю. Лехайм! * — она подняла свой бокал, который только что наполнил официант, Александр последовал ее примеру, и стекло издало приятный глубокий звон.

— Во что же ты тогда веришь?

— В силу мысли, в науку и деньги, — то ли шутя, то ли на полном серьезе ответила Ривка. — Что скажешь о себе? Не вижу, чтобы ты носил пейсы.

— Я верю в бога, но не в том смысле, который закладывается в религии сейчас. Я просто уверен что в древности существовал некто, стоявший надо всеми. И в то, что он был не один, — уверенно, словно он сам видел тех, о ком говорит, сказал Александр. — А также​ я верю в то, что люди — всего лишь плод генной инженерии.

— Инопланетяне, — догадалась Ривка, а Инанна начала терять нить разговора, начиная полагать, что разговор перетекает в фарс. — Ты веришь в высшие расы, создавшие человека по образу и подобию своему для черных работ, — к концу фразы она заговорщицки сощурилась. — Знаю я эту точку зрения. Но даже при всем развитии технологий, науки и опровержении божественных теорий, я говорю о теории Дарвина, людям все равно нужно во что-то верить. Кажется, это заложено в нас…

— …На генетическом уровне, — подсказал Александр. — И никакой скепсис, никакая наука не удержит людей от этой веры. Многие ученые верят в бога, невзирая на доказательства в своих руках.

Ривка почувствовала, как снова начинает пьянеть, так как салат, который принесли, едва ли мог ослабить действие вина. Лишь морской бриз удерживал ее от желания сделать что-то неразумное, немыслимое. Какая жалость, что этот мужчина сидел напротив через стол, сейчас бы она не отказалась поцеловать его. Ривка вдруг поняла даже сквозь пьяный туман, что он нравится ей с первой секунды знакомства. Но невзирая на то, что она была красавицей, он не стремился перейти на более личные темы, не думал сближаться с ней. И интерес его будто бы был вызван лишь желанием поговорить, а не затащить ее в постель, о чем мечтал сегодня весь Бардак.

— У тебя красивые глаза, я бы даже сказала библейские, — ляпнула она, а Инанна захотела ударить себя по лбу; с интеллектуального разговора эта девушка перешла в нелепое наступление. — Прости, я, наверное, слегка пьяна, — пояснила она и прикрыла ладонью рот.

Он ничего не ответил, только взгляд его сделался подозрительным. Инанна будто только сейчас поняла, что затронутая тема религии напрямую касается их, нибируанцев. Они говорили об этом в прошедшем времени, и здесь существовали какие-то иные религии с Аллахом и Яхве. И все это казалось знакомым, но каким-то далеким и непонятным. Неужели они в будущем? И Мардук ли это? Могла ли это быть реинкарнация их обоих? Тогда означало ли, что в этом времени они оба мертвы? Инанна вдруг поняла, что ее рассуждения не имеют смысла, ведь это точно был сон, не могло быть иначе.

— Готов поспорить, ты можешь выпить многим больше и совсем не опьянеть, — была ли это провокация ни Инанна, ни Ривка не поняли. — Если ты не боишься похмелья, то можно перейти на что-то более крепкое, чем вино.

Зачем ему это нужно? Напоить и затащить в постель? Так эта Ривка, похоже, уже и так не против!

— Ох, Рэйчел меня потеряла, — взглянув на телефон, сказала она, будто игнорируя предложение.

— Пускай приходит сюда. Официант, бутылку золотой Ольмеки, — уверенно попросил он, и Ривка только удивленно захлопала глазами.

— И лимона…

— И лимона, — невозмутимо обратился он.

— Ты всегда заставляешь девушек пить текилу?

— Только на первом свидании, — он ей подмигнул.

И только спустя час, когда подоспевшая Рэйчел уже практически лежала на столе, запив последнюю маргариту текилой, Инанна поняла, почувствовала, что Ривка не человек. Как и Александр. Каким-то неведомым ей способом он определил в ней нибируанский ген, возможно, почувствовал, доверившись интуиции. Полукровка? Она практически не пьянела и сохраняла трезвость ума. Как и он, хотя в бутылке Ольмеки уже осталась лишь четверть. Они болтали и пили едва ли не каждые пять минут, словно проверяя, кто быстрее сдастся. И когда бутылка подошла к концу, Александр, бросив тоскливый взгляд на заснувшую Рэйчел, предложил потихоньку сворачиваться.

Ривке едва удалось растолкать подругу, а Александр практически на себе нес ее до выхода. Первое такси не захотело брать невменяемо пьяную пассажирку, как и второе. И только после длительного разговора Александра с третьим водителем, ее общими усилиями погрузили в авто и отправили восвояси. Инанне даже на миг показалось, что он использовал дар внушения. Но его уговоры водителя выглядели так убедительно, что она засомневалась.

— Где ты остановилась? — глядя вслед удаляющемуся такси, спросил Александр.

— В машине, — на полном серьезе сообщила она, и Инанна поняла, что Ривка не хочет с ним расставаться; конечно же, Александр намеревался посадить ее на следующее такси и распрощаться.

Она взглянула в телефон, чтобы проверить время. Часы показывали лишь три ночи, и Ривке совершенно не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. В одиночестве.

— В машине? — уточнил он, будто ослышался. — Ты что-то говорила про отель.

— Да, я думала снять номер, но через пару часов рассвет, и, возможно, я бы предпочла поспать на пляже, — она несла полную чепуху, словно давя на жалость, и Инанне это не понравилось.

— И где же твоя машина? — вновь в его голосе прозвучало подозрение.

— Минут десять пешком, на парковке возле пляжа. Проводишь? — спросила Ривка, понимая, что он не откажет, хотя явно собирался расстаться с ней.

И Александр конечно же не отказал из вежливости. Они шли вдоль берега, обсуждая, что Эйлат, живущий туризмом, довольно скучный город, что большую его часть занимают отели, а зимой, когда нет туристов, здесь становится безлюдно. Он не спрашивал, почему спустя пятнадцать минут они все еще были в пути. Ривка не торопилась, ей претило то, что он не стремился провести с ней ночь, иначе, после распитой бутылки текилы они бы уже кувыркались в номере соседнего отеля. Ривка была недовольна, Инанна чувствовала это.

Игра, которую она, похоже проиграла, затягивалась. Но Ривка не могла отпустить его просто так: она считала себя охотницей, а мужчин — добычей. И Инанна не сомневалась, что она покидала постель утром первой и не оставляла контактов. Так бы случилось и с Александром, имени которого Ривка и не помнила, но он был другим. И еще ей претило то, что он совсем не интересовался ее жизнью, кем она была, кто ее родители и прочим. Назвав это личным в начале разговора, он держал марку до конца. И это тоже задевало. Задевало его безразличие.

Вдоль набережной, невзирая на поздний час, все еще гуляли компании или парочки, и лишь у моря было не так душно, как в городе, где даже ночью шел жар от асфальта. Инанна только удивлялась здешней моде и тому, как свободно и счастливо выглядели люди, живущие в этом мире. Как современно, хотя и отлично от нибируанских, выглядят здания. Главное — здесь в достатке электричество. И пресная вода подается не через акведуки, а через системы труб, как и на Нибиру.

Наконец показалась парковка, на которую указала Ривка, которая становилась все печальнее и тише. Улыбка совсем пропала с ее лица, когда он, попрощавшись и пожелав приятного остатка ночи, развернулся и пошел прочь — вот так просто, оставив ее одну и даже не убедившись, что все будет в порядке. Ривка отправилась к своей машине, решительно не понимая, почему вечер закончился так грустно. Они много общались, много пили и смеялись, но он ни разу не попытался ни коснуться ее, ни уж тем более поцеловать. Он даже не успел оценить ее крутой тачки, так как попросту не видел ее, а ведь Ривка думала, что он, вероятно, как и любой другой мужчина, смог бы очароваться спорткаром, и их общение бы непременно продолжилось.

Но внезапный импульс заставил ее остановиться. Секунда, и решение было принято. Оплатив парковку в терминале и быстрым шагом подойдя к своему порше, Ривка на миг замерла, но затем вновь, еще более решительно выдохнув, села в машину и включила зажигание. Положив руки на руль, она нажала на педаль газа, резко вывернув из парковочного места и успокоившись на прямом участке до шлагбаума. У нее не возникло мысли, что садиться за руль после распитой на двоих бутылки текилы не стоит. Ривка часто гоняла в нетрезвом состоянии и еще ни разу не попалась полицейским. Она будто бы всегда чувствовала, где висят камеры, и где стоит сбавить скорость.

— Нет, этот вечер еще не закончен, — твердо сказала она вслух, и когда шлагбаум открылся, пулей выехала на пустую трассу, не раздумывая, повернув направо, хотя он мог пойти в другую сторону.

Инанна порядком устала от пустых мыслей в голове девицы с ее лицом, а ее безбашенность даже немного пугала. Ривка, похоже, была бесстрашной.

Александр шел по тротуару, уткнувшись в телефон. Почему-то на ночной дороге на третьей линии домов от пляжа не было ни одного автомобиля. Это было Ривке на руку, так как он попросту не нашел такси. Он обернулся на рев мощного двигателя порше и удивленно смотрел на то, как машина замедляет ход и паркуется на аварийках возле него.

Ривка, нахохлившись и распушив хвост, нажала кнопку, и крыша автомобиля стала медленно отъезжать назад.

— Может, тебя подвезти?

Однако Александр не выразил удивления и должного восхищения, на какое она рассчитывала.

— После всего выпитого за вечер ты решила сесть за руль? — только спросил он, скептически изогнув бровь. — Или давно не лишалась прав и не ночевала в специально отведенных местах?

Улыбка сползла с ее лица. Вместо признания собственной фееричности, она получила строгий, осуждающий взгляд.

— Со мной никогда ничего подобного не случалось. Считай, у меня есть Ангел Хранитель.

— Как самонадеянно и безответственно, Ребекка, — он покачал головой, а Инанна внезапно почувствовала некий странный импульс от звука этого имени.

— Ребеккой меня зовёт только мама, и то, когда она в ярости, — Ривка обидчиво выпятила нижнюю губу.

— Если ты выехала с парковки только ради того, чтобы подвезти меня, то лучше езжай обратно, я в порядке.

— Брось, ты думал, такая девушка как я, будет ночевать в машине? Я должна была ночевать у Рэйчел, но как ты сам понимаешь, я не очень хотела ехать с ней, опасаясь, что она запачкает мою одежду. Так что нет, я говорила несерьезно, я сниму номер в отеле, — вновь осознав поражение, Ривка решила использовать другую тактику: — Ладно, если мои услуги не требуются, то, пожалуй поеду прокачусь по загородной трассе. Сейчас дороги пусты и можно погонять.

— Ты зачем это говоришь? Чтобы я начал волноваться? — уточнил он покачав головой. — Ребекка, я не из тех, кто поведется на подобные провокации.

Она на миг остолбенела и даже оскорбилась его прямолинейностью.

— Тогда просто садись в машину, чтобы мне не пришлось выдумывать новые трюки. И я устала говорить снизу вверх, — сказала​ она, переложив маленький клатч с сидения в бардачок.

На его лице вновь не дрогнул ни один мускул. И после недолгого молчания он внезапно подчинился и приземлился рядом, накинув ремень безопасности.

— Не бойся, я очень опытный гонщик, — сообщила она и с победной улыбкой рванула с места, не дав ему и секунды одуматься.

Они притормозили на перекрестке, и в более оживленной части города Ривка сбавила скорость, она соблюдала все правила и останавливалась на светофорах, как порядочный водитель. Но только лишь выехав за город на пустую ночную трассу, она, включив пятую, а затем шестую, быстро набрала скорость, наслаждаясь дорогой и присутствием молчаливого спутника. Надо отдать должное Александру — он не вжимался в сидение всякий раз, когда сумасшедшая гонщица лавировала между редкими автомобилями, демонстрируя искусное мастерство вождения. Даже Инанна иной раз пугалась, чувствуя, что еще немного, и она просто вскрикнет в тишине разума Ривки. Но похоже та испытывала невероятное чувство наслаждения скоростью и действительно ловко, невзирая на весь выпитый алкоголь, управлялась с автомобилем. Справа на горизонте начинал заниматься рассвет, а красный порше, не сбавляя скорости, несся вдаль от Эйлата.

Ривка стала замедляться после какого-то указателя направо. Она вошла в поворот на развилке проселочной дороги, уже не набирая скорости. Их окружала темень пустыни, а вдали справа виднелись огни Эйлата, ставшего крошечным с такого расстояния. Проехав какую-то небольшую деревеньку из домов пятнадцати, она завернула к возвышению, где оканчивалась асфальтированная дорога, и еще спустя пару километров остановилась у обрыва. Оттуда открывался вид все на тот же город, мерцающий огнями, словно скопление звезд в небе.

Всю дорогу они не проронили ни слова. Александр, возможно, скрывал страх от ее вождения или просто думал о чем-то своем, Ривка же просто была поглощена дорогой, и Инанна только укрепилась в своём мнении, что она слегка не в себе.

— Здесь очень красиво на рассвете, и вид на город открывается чудесный. Люблю это место.

Александр смотрел вдаль, по-видимому тоже наслаждаясь пейзажем.

— Ты ненормальная, — констатировал он спустя паузу. — Но водишь ты и впрямь хорошо.

Ривка любовно погладила руль.

— Хотя эта машина не новая, но еще со школы я грезила только о ней, — поделилась она. — В Лондоне у меня была субару, но там особо не погоняешь. За городом плохие дороги. А здесь…

— Давно ты живешь в Израиле? — невольно спросил он, поддерживая разговор.

— Два года. А ты всегда жил здесь?

— С недавних пор в Тель-Авиве у меня есть квартира, но в основном я обитаю в Европе по работе. Офис находится в Берлине.

— Все мы откуда-то приехали, страна ведь молодая, — согласилась она.

— Эта земля знала много войн и крови, но кажется, что только сейчас она обрела покой, — он отстегнул ремень и заложил руки под голову, продолжая вглядываться вдаль.

— Не думала, что смогу жить где-то, кроме​ Лондона, и всячески сопротивлялась переезду сюда. Однако я ни капли не жалею, — открыла она сокровенные мысли, глубоко вздохнув. — Невзирая на теракты и конфликты с соседними странами, моей душе здесь спокойно.

— И моей тоже, — как-то устало согласился он и посмотрел на нее — теперь такую умиротворенную, не наигранную и простую. — Кто ты, Ребекка? Кто твои родители и ты сама?

Она не стала напоминать ему, что подобные вопросы, как он говорил ранее, он никому напрямую не задает. Все лгут.

— Мама владеет небольшой фармкомпанией с филиалами в Европе и Азии. Отец — художник, и у него своя галерея в Лондоне. А я… Я просто компьютерный червь из университета Сити.

Он улыбнулся.

— Никогда прежде не видел такого симпатичного червя.

Она негромко засмеялась и улыбкой поблагодарила его за комплимент.

— Что ж, пожалуй пора возвращаться в Эйлат. Где ты остановился​?

— У друзей, — коротко сказал он, и что-то в его взгляде изменилось, он перестал быть безразличным.

— Достань, пожалуйста, из бардачка мой клатч. Я быстро забронирую себе номер, и мы поедем, — попросила она, отчего-то смутившись и заправив волосы за уши.

Почему она так робела перед ним? Еще никогда прежде Ривка не наблюдала за собой подобного. Но Инанна, знавшая Мардука довольно долго, все поняла. Он смотрел на нее таким взглядом, каким всегда смотрел на нее — Инанну, желая близости, и этот его глубокий задумчивый взгляд будто бы делал его карие глаза совсем черными. Но почему именно сейчас он захотел ее, когда еще десять минут назад был неприступен? Или это была маскировка? Он что-то для себя решал? Проверял ее? Да и Мардук ли это?

Ривка достала телефон из клатча и залезла в какую-то систему. Инанна всё ещё не понимала ни слова из странных закорючек-букв.

— Ребекка, — позвал он, заставив ее отвлечься от разглядывания фотографий отелей.

Она только посмотрела на него чуть удивленно, когда он забрал из ее рук телефон и положил на приборную панель. Ривка молча проглотила эту манипуляцию, все понимая. И когда он коснулся ее скулы ладонью, Инанна ощутила, как внутри у нее все потеплело.

— Ты очень красивая девушка, — прошептал он низким голосом, и из его уст комплимент не прозвучал глупо или неуместно. — Ты точно этого хочешь?

Конечно же, он не был дураком, и понял все еще когда она подъехала к нему на своем красном порше.

— Разве это не очевидно? — она ласково потерлась щекой о его ладонь и прикрыла глаза, отдаваясь неге.

И его пальцы скользнули дальше к ее затылку, а губы потянулись к ее губам. Ривка стала растворяться в этом поцелуе. Почему-то за сегодняшнюю ночь он стал таким желанным и необходимым, что она отбросила даже мысли о том, что ничего не знает об этом мужчине и даже не помнит его имени. Он был так нежен, что у нее немели пальцы ног и начинали предательски подрагивать коленки. Он целовался так безупречно, как она всегда любила. И Инанна, запертая в ее сознании, наконец, убедилась в том, что это был ее Мардук. Она слишком хорошо знала каждое его движение, каждое прикосновение. Все сомнения стерлись. Она и сама начала растворяться в этом действе, не понимая, как во сне можно испытывать такое физическое наслаждение.

Ривка понимала, что до отеля она не дотерпит и, на мгновение оставив его губы, отодвинула оба сидения чуть дальше нажатием пары кнопок и перелезла на Александра, сняв ставшее тесным платье через голову. Небольшое пространство суперкара не смущало обоих, и сложно было не заметить, как сильно был возбужден Александр. Неужели все это время он скрывал своё желание? И зачем? Ривка уже давно отбросила все мысли, однако Инанна все еще анализировала этот странный сон. Александр, Мардук наблюдал за ней, напоил, сделав какие-то выводы. Ребекка не была человеком — теперь это было видно невооруженным глазом. После такого количества алкоголя она уверенно вела автомобиль, а сейчас и вовсе казалась совсем трезвой. Но она, похоже, ничего о себе не знала…

И единственную мысль успела уловить Инанна, прежде чем ее буквально вырвало из этого сна — Ребекка не собиралась отпускать его до самого утра…

Шумно выдохнув, Инанна проснулась и резко села. Она была вся мокрая, и взгляд не сразу сфокусировалася на нависнувшем над ней Нинуртой. Рядом на журнальном столике стоял пустой стакан​.

— Инанна! — прогремел он, тряся ее за плечи. — Что случилось, почему я не мог разбудить тебя? Что он с тобой сделал?

— Что? — она проморгалась и внезапно отпрянула. — Что произошло? Нинурта, это… действительно ты?

— Так Мардук и впрямь был здесь… — громко выдохнул Нинурта, а она, словно придя в себя, неожиданно обняла его, словно схватившись за спасительную соломинку. — Как он сюда попал? — его руки неуверенно окрепли на ее плечах; такая Инанна казалась совсем беззащитной.

Она молчала, деревянными пальцами вцепившись в его спину.

— Он использовал голографический проектор, он выглядел как ты! Ты не поднял шум? — уточнила она, понимая, что он просто проверял догадку. — Почему?

— Чтобы объявить всему миру, что Мардук легко заходит в королевские покои? Чтобы показать человечеству его силу? И то, что он может разгуливать в моем обличии? — внутри него все клокотало от гнева; Нинурта сжимал кулаки за ее спиной.

Она не стала спрашивать, каким образом он выяснил, что Мардук был здесь — наверняка услышал что-то от стражи. Более того, Инанна должна была дать какое-то объяснение.

— Нинурта, он говорил странные вещи! Когда я поняла, что это не ты, я помню только как попыталась закричать, а дальше… Дальше я проснулась, — сбивчиво сообщила она, старательно изображая жертву.

— Почему он не убил тебя? Зачем он приходил? — Нинурта, наконец, отнял ее от себя и внимательно заглянул в ее заплаканные глаза.

— Это странно, но он сказал, что еще не время. Что мы падаем жертвами своих деяний от рук тех, кого мы создали, — Инанна лгала, легко прикрываясь своей беззащитностью, но она не могла взять в толк, почему же на самом деле не могла проснуться. — Это была угроза, Нинурта… Он снова придет за мной! Он хочет, чтобы я страдала… — Инанна всхлипывала, намеренно затуманивая его разум.

Он заглянул в ее глаза с подозрением. Конечно он не был глупцом, чтобы принимать все за чистую монету. Невзирая на потерю памяти, это все еще была Инанна, и ее слова звучали весьма неубедительно.

— То есть, ты хочешь сказать, что он пришел сказать лишь это?

Она утерла слезы и шмыгнула носом.

— Мог ли он что-то сделать со мной, пока я была без сознания? — будто бы на полном серьезе спросила она, и глаза ее изобразили новый испуг; Инанна стала ощупывать себя — голову, плечи, ноги, словно и впрямь верила в собственные слова.

Она подскочила с дивана мимо Нинурты и устремилась к зеркалу. Несколько прядок налипли на мокрое декольте. Она стала крутиться, оглядывая себя с головы до ног. Нинурта поравнялся с ней.

— Ты считаешь меня идиотом, Инанна? — он неожиданно схватил ее за руку и резко развернул к себе. — Думаешь, что я поверю в то, что ты несешь?

И слезы тут же высохли на ее щеках. Инанна вмиг из испуганной девушки превратилась в фурию. Сбросив с себя его руки, она отступила, тотчас почувствовав вспышку гнева.

— Ты думаешь, я могу вступить в сговор с тем, кто ненавидит меня? Ты и впрямь все еще веришь, что после всего того, что было в прошлом, он действительно попытается переманить меня на свою сторону? — Инанна была убедительна, она была хорошей актрисой, о чем прекрасно знал Нинурта. — На твоем месте я бы проверила покои на предмет жучков. А также, несомненно, мне стоит навестить шуруппак.

— Это еще зачем?

— А ты забыл, почему я не могла проснуться? Он же усыпил меня! — снова лгала она, хотя на самом деле она уснула сама после его ухода, переваривая разговор. — А что, если он заразил меня каким-то действующим на нибируанцев вирусом? Что, если он… — глаза ее сделались страшными, и Инанна накрыла ладонями свою грудь.

— Если бы ты только сама об этом не мечтала, — сквозь зубы проговорил Нинурта, не веря ни единому ее слову. — Ты отправляешься на Нибиру, Инанна. Это всё, — спокойно сказал он, а затем, взметнув полами плаща, развернулся и пошел прочь, не сказав больше ни слова.

Инанна злилась отнюдь не на него. Мардук действовал слишком открыто, не осознавая, что это создаст ей проблемы, или же, понимая, что Нинурта, решив обезопасить ее и себя, отправит жену на Нибиру. Вспомнив о Мардуке, она неожиданно замерла, поражённая воспоминаниями о своём сне. Засыпая, она смеялась, думая, что Мардук лишился рассудка. Но теперь…

Ноги потеряли силу, и Инанна едва удержалась за высокое напольное зеркало, чтобы не упасть. Теперь, проснувшись в этом времени, она вдруг осознала, кто была эта Ривка. Но был ли это сон или неконтролируемые воспоминания? И почему из Вавилона Инанну вдруг перенесло в недалекое прошлое? Быть может, это было всего лишь воображение, дорисовавшее их первую встречу? Но тогда разве могла Инанна сама придумать столько деталей этого сна?

— Т… Танашири! — громко позвала она, но осознав, что уже слишком поздно, и та, вероятно, спит, окликнула стражу.

Инанна не узнала свой ослабевший голос. Все ее внутренности скрутило в спираль, волнение из-за Нинурты вмиг растворилось, оставив лишь странное ощущение нереальности происходящего. Она не могла быть Ребеккой МакГрегор.

— Ваше Величество, что с вами, вам плохо? — спросил стражник, появившись в дверях; его лоб блестел от пота, так как кондиционеры и система вентиляции, забитые насекомыми, еще не работали.

— Найди Танашири, срочно! — приказала Инанна, выпрямившись. — Приведи ее, — словно одного приказа было недостаточно, повторила она.

Стражник, не проронив ни слова, скрылся за дверью, а Инанна отключила датчик соединения с сетью в своем планшете и заперла дверь покоев, чтобы уж наверняка ее никто не побеспокоил.

Флешка, которую оставил Александр, едва не выпала из ее рук, когда она пыталась вставить ее в слот. Инанна, словно умалишенная, сидела на полу возле дивана, со страхом пролистывая папки результатов исследований Ито, пока не наткнулась на тот подозрительный файл, который не могла открыть изначально. И она замерла, перестала дышать и моргать, наконец, открыв его.

На экране появились разные показатели, а также этапы эксперимента со странным названием «Сёдзи» и несколько видеофайлов. Инанна ткнула на второй. Нинхурсаг и Ито в медицинских халатах стояли возле модуля с ее обгоревшим телом, а рядом на столе лежало серое, словно обескровленное тело с черной дырой промеж глаз. Голова трупа была вскрыта, и Инанна отчетливо видела мозг, в который, словно иголки в подушку, были воткнуты провода. Инанна прикрыла ладонью рот и почувствовала приступ тошноты — видеть девушку, а это, как она догадалась, была Ребекка Макгрегор, в таком состоянии, мертвую, конечно же, было ударом. Обгоревшее тело выглядело не лучше, но его было не опознать, и потому оно вызывало меньше ужаса и отвращения.

— Эксперимент Сёдзи. Девятнадцатое января две тысячи двадцать пятого года по Земному календарю, — заговорил Ито, встав перед камерой; в белом халате, хирургической маске, шапочке и в перчатках он выглядел непривычно — всего лишь увлечённым своим делом врачом, но никак не мерзким типом, каким знала его Инанна. — День первый. Сегодня будет произведено копирование нейронных связей из мозга погибшей Иннаны в мозг Ребекки МакГрегор. Таким образом мы пытаемся воспроизвести воспоминания Инанны в чужом разуме. Тело Ребекки МакГрегор еще находится в стадии регенерации, однако медлить более нельзя, так как нейронные связи мозга Инанны даже при постоянной стимуляции неминуемо разрушаются. На прошлом эксперименте нам удалось возобновить медленные дельта-волны, однако с каждым днем мы теряем все больше воспоминаний и еще до конца не уверены, насколько повреждена зрительная и слуховая память. Мозг мертв уже четыре дня…

Инанна с отвращением смотрела на Ито, более в ее глазах он обычным врачом не выглядел. Его эксперимент внушал ужас, и она, неплохо знакомая с медициной, только убеждалась в его чудовищности. Ито назвал ее мертвой! Мертвой! И это никак не укладывалось у нее в голове, словно происходящее было лишь чьим-то глупым розыгрышем. Она ведь живая, живая и у нее нет дырки промеж глаз! Но взгляд ее то и дело возвращался к трупу со вскрытым черепом. Инанна прикрыла рот ладонью, забыв, как дышать. Нет, это не может быть она. Она более не могла выдержать подобного зрелища и промотала вперед, открыв следующее видео, снятое спустя полтора месяца после предыдущего.

На этот раз его записывала Нинхурсаг, и девушка на столе была одна, и на сей раз хотя бы жива, судя по цвету кожи. Однако поверхность неровно сросшейся кожи, где-то совсем тонкой, словно полиэтиленовая пленка, выглядела не менее отвратительно. Инанне казалось, что еще немного и ее все же вырвет.

— День сорок четвертый, процедура подавления сознания Ребекки МакГрегор. При помощи голографического проектора на основе гипноза мы посылаем сигнал в зрительный нерв, фотографии и образы, знакомые Инанне с детства — такие как лица ее семьи, фотографии знакомых локаций, тем самым стимулируя скопированные воспоминания выходить на поверхность. Сознание Ребекки МакГрегор, напротив, мы закрываем, подавляя ее воспоминания, связывая их образы с агрессивными вспышками света и громкими звуковыми шумами Мы назвали эту процедуру «засветлением».

Инанна вздрогнула, услышав стук в дверь, и выронила планшет из рук.

— Ваше Величество, это Танашири, — сообщила Мара, и Инанна, только сейчас выплыв из транса, с трудом сосредоточилась на дверной ручке, которая тотчас открылась.

Мара, обнаружив ее на полу, лишь кратким движением брови выдала удивление. Инанна выглядела испуганно, ее щеки горели, словно от перенапряжения.

— Вам нужна помощь? — бесстрастно спросила Мара. — Я видела царя, он покинул башню.

— Закрой дверь на замок и садись, — с трудом сказала Инанна, попробовав сделать взгляд строгим.

Мара подчинилась.

— Вы все так же не боитесь оставаться со мной наедине, — констатировала она.

— Ал… Александр не позволит меня убить, — она не понимала, почему произнесла именно это имя. — Мне нечего опасаться.

Инанна вручила Маре планшет и поставила запись с начала, ничего не объясняя.

— И что я должна увидеть? — в темных глазах плескалось только лишь презрение; она, стремившаяся на Землю к свободе, оказалась заперта в клетке приказа Анкиа оставаться подле Инанны, и лишь один Господь знал, как она ее ненавидела, и его вслед за ней.

— То, что сотрет твое желание убить меня раз и навсегда, — Инанна поднялась, чтобы умыться, а также не желая более слышать голос Ито.

Она понимала, что осознание того, что он сделал с ней, еще в полной мере не настигло ее, и поэтому оставалась относительно спокойной. Однако руки ее тряслись, а ноги слабели при каждом шаге. Зеркало в ванне отражало ее привычный, хоть и немного дерганый вид, а воображение​ дорисовывало дырку промеж глаз.

— Нет! — она плеснула в зеркало водой, и отражение поплыло разводами.

Держась за раковину, Инанна зарычала, не в силах сдержать эмоции. Ей было больно, как же она могла умереть, если она здесь и сейчас стоит, думает, знает, кем она является? Она не Ребекка МакГрегор! Она не может быть той, кого ненавидит всей душой! Той фальшивкой с ее лицом, которая смогла добиться Александра… Инанна за потоком ненависти к Ито, Нинхурсаг и Ребекке МакГрегор вновь не заметила, как в мыслях назвала его Александром. Такую страшную правду о себе она не готова была принять. Голову прошил резкий приступ боли, Инанна пошатнулась и едва не упала. Вспышка воспоминаний — странный образ в сознании — истребитель на Лахму и Александр, крутящий ее в воздухе. Тогда он позволил ей впервые сесть за штурвал истребителя GP-1…

Не устояв на ногах, она почти рухнула на пол перед ванной, но вовремя схватилась за бортик и медленно осела на кафель.

— Что это значит? — донесся до нее голос Мары, и в нем уже не слышалось прежней силы, скепсиса и презрения.

Инанна усмехнулась, тихо глотая слезы.

— Очередной гениальный замысел Ито. Можешь не спрашивать меня, я видела ровно столько, сколько и ты.

Инанна поднялась, отряхнув платье, хотя на нем не было ни пылинки, подошла к Маре и, забрав планшет, отправилась мимо нее в гостиную покоев. Похоже, впервые со времени их знакомства Мара не знала что сказать, она хлопала глазами, словно ребенок, не понимающий простейших вещей. Инанна плеснула себе виски из графина на столе, затем, взглянув на Мару, наполнила второй стакан и встала, выжидающе протянув его. Мара с опаской приняла стакан и сделала небольшой глоток.

— И что теперь?.. — только и смогла выдавить она.

— Теперь я намерена выяснить планы Нинхурсаг и Ито. Мара, — обратилась она к фрейлине, — это ничего не меняет, я не Ребекка МакГрегор, — Инанна скрипнула зубами.

— Он был уверен, что вы Ребекка, и я не могла понять, что заставляет его выдвигать столь сумасшедшие предположения. Но теперь… Все становится на свои места.

— А мне то теперь что делать с этим знанием? — Инанна залпом осушила стакан и налила снова. — Мой муж — царь Нибиру, а второй муж, хотя я до сих пор считаю это бредом — лидер повстанческой организации. Террорист! — она засмеялась неестественно высоко, словно лающая гиена.

— Если царь узнает, кого он застрелил на Нибиру, боюсь, вам может грозить опасность, царица.

— Боюсь, оба моих мужа влюблены в эту… Ребекку. Какая нелепость, но, похоже, они влюблены в меня.

— Вас сейчас заботит только это? — Мара, приняв свой извечно строгий вид, понимая, что царица впала в истерику.

— Все это кажется каким-то глупым розыгрышем, — Инанна присела прямо на стол. — И теперь, по логике вещей, узнав, кто я, я должна убить Нинурту, — она болтала ногами, словно маленькая девочка.

— Несомненно, но вы ведь этого пока не готовы сделать?

— Потому что я не Ребекка МакГрегор! — рявкнув, повторила Инанна. — Потому что он моя семья, и был ей еще до того, как стал моим мужем! Потому что Нинхурсаг — моя тетя и свекровь, а Син — мой отец! И все нибируанцы царской крови так или иначе близки мне. И потому что я царица нибируанская, и гибель моего мужа — это низложение меня!

— Мне казалось, что для Инанны, которую мы все знали последние несколько лет, не существовало морали и семейных ценностей. Она шла по головам и мучила даже своего возлюбленного, истязала в подземельях здесь, на Земле.

— Я бы никогда не причинила ему вреда! Я могла лгать и строить козни! Но никогда бы не применяла физического насилия! — Инанна вскочила, сжав кулаки. — И не тебе говорить о моей жестокости! Я просто выживала в окружении совсем непонятного тебе мира! Быть частью царской семьи — великий дар и великое проклятие. Интриги при дворе бесконечно жестоки. Каждый жаден до власти и ищет к ней свои пути! И чтобы выжить, нужно и самому быть таким, как они!

Мара присела на диван с невозмутимым видом. Взглянув в грязное окно, в которое все еще бились тельца несчастных насекомых, она сложила руки на коленях в замок.

— Мне казалось, ваши воспоминания обрываются пять тысяч лет назад, и тогда вы еще не были столь кровожадны. Хотя, впору думать, что уже тогда вы спровоцировали Мардука убить несчастного Думузи…

— Несчастного? — Инанна оторопела. — Да что ты вообще можешь знать о моей жизни? Ты не можешь ничего знать о Думузи!.. Он был всего лишь глупым мальчишкой, ревнивцем, который сам лез на рожон!

* * *

Древний Египет. 3445 год до н.э.

Энлиль в коварстве своем или же, напротив, в милосердии, обвинил в развитии технологий в Вавилоне одного лишь Мардука, сочтя Инанну заблудшей овечкой, невинной жертвой соблазнения. Нинурта уже давно подозревал, что с этим городом что-то не так. И его шпионы это подтвердили, обеспечив доказательства. И Вавилонская башня связи, невиданное по высоте своей сооружение и великое творение силы инженерной мысли пала, словно потерявшая опору колонна, обнажив истинный облик города для спутников.

С людьми целого города работали менталисты, словно уборщики они вычищали знания о технологиях, оставляя лишь воспоминания о разрушении Вавилонской башни. Идея современного города рассыпалась в прах. Из-за несовершенства ментальных дисциплин единственным невольным достижением Мардука навсегда останется разделение языков — мера превентивная, чтобы люди не смогли рассказать ничего о Вавилоне — Вратах богов, как был назван новый зиккурат.

Мардук возвратился в Египет — страну, которая лишилась поддержки Нибиру после того, как пирамиды были закончены. Для функционирования их работы более не требовались рабы, и Египет стал страной, поставляющей рабов для других проектов Энлиля. Единственный, кто хоть как-то старался поддержать страну, не давая ей кануть в небытие, был Тот, но и он видел, как славный Египет, с его великой культурой, собственным наследием людей, постепенно приходит в упадок. Мардук вернулся к управлению обнищавшей, разваливающейся страной посреди пустыни. Теперь это была ссылка в безвестность — так назвал это Энлиль, назначив относительно мягкое наказание за его деяния. Возможно, Инанне удалось смягчить приговор, но это, увы, были лишь догадки. Мардук не видел ее уже более двадцати лет, но он ни на секунду не забывал ее, теперь обрученную с его братом Думузи — и это тоже было своеобразным наказанием. Энлиль разлучил Мардука и Инанну, навеки запечатав в их сердцах горечь обиды.

Мардук знал, что Син, ее отец, теперь управляет Шумером, а это означает, что Инанна даже после провала с Вавилоном все еще остается любимой внучкой Энлиля. Ведь за ее ошибку несомненно наказали бы Сина. О ней иногда приходили новости из Эреха, отныне переименованного в Урук, вместе с Думузи Инанна вернулась к прославлению богов. К ней привозили рабов, где проводились обряды очищения, прежде чем они приступали к работам или же военному делу. Именно Думузи отныне заправлял обучением воинов для защиты земель Месопотамии от кочевников, коих в последнее время было много.

Конь бил копытом о землю, поднимая клубы пыли, и выразительно фыркал; вдали за пирамидами садилось алое солнце, горизонт плавился, подаваясь рябью. Мардук щурился, подставляя лицо потокам обжигающего ветра. Его жизнь уже давно превратилась в череду однообразных дней выживания в пустыне. И хотя он был фараоном, на долю его выпало не меньше испытаний, нежели на долю людей. Он с болью смотрел на состарившуюся Сарпанит и на возмужавшего Набу, которому в будущем достанется управление страной в упадке. Провизии едва ли хватало, чтобы покрыть нужды людей. Египтяне в сельском хозяйстве пользовались естественным циклическим характером разлива Нила. Уровень воды в реке поднимался в августе и сентябре, оставляя пойму и дельту, погруженную на полтора метра в воду на пике затопления. Но этот август обманул ожидания египтян, Нил не разлился, и урожай выдался скудным. Мардук все больше впадал в уныние. Оставшись без любимой женщины и Вавилона, он потерял веру в себя, и это сильно тревожило Сарпанит.

Набу не узнавал отца, тот никогда еще не был так мрачен, и естественно, на это находилось много причин, однако основной была, конечно же, разлука с любимой. Сарпанит видела его страдания, он любил Инанну так же сильно, как когда-то любил ее, а может и сильнее.

Мардук ожидал гостя в свои земли — и это был его самый младший брат — Думузи, видеть которого по понятным причинам совсем не хотелось. Думузи, впрочем, не был ни в чем виноват, однако сердце Мардука очернялось от боли и невольно находило виновника его страданий.

Вдалеке, переведя двигатели на реверс, садился шаттл. Мардук натянул поводья и повернул коня, пустившись вдоль Нила в сторону моста, хотя более он желал направиться совсем в другую сторону — сбежать, исчезнуть, притвориться мертвым. Продвигаясь сквозь город, так как в обход было многим дольше, он встречал восхищенные взгляды людей. Однако лица их были более уставшими и изможденными, чем раньше. Теперь ему нечем было гордиться, он, как фараон, больше ничем не мог им помочь, более того, молодых людей и девушек увозили в далекие города на тяжелую работу. И тем не менее люди продолжали боготворить его и следовать приказам, потому что все, что их окружало — это ложь. Люди не понимали, насколько они угнетены своими богами. Мардука, невзирая на мрачное настроение, все еще занимала идея идеального общества. Для него люди не были расходным материалом. Иногда, находясь в других городах, где не знали его лица, он выходил на улицу, сливаясь с толпой. Он знал, что они достойны лучшей участи, но идея с Вавилоном потерпела фиаско…

Кварталы города ближе к пирамидам становились захолустнее, лачуги — меньше, люди — грязнее. Невзирая на то, что это была главная улица, Но-Амон увядал, и Мардук ничего не мог с этим поделать. Он пытался отладить сельское хозяйство и производство папируса для торговли, но население города было слишком велико.

Думузи прилетел за рабами. Эти полномочия были вверены ему, как представителю царской семьи и будущему супругу Инанны. Прежде он никогда не приезжал лично, присылая нибируанских генералов. Для людей он стал кем-то вроде символа перехода к другой жизни. Им дурили головы, что отныне они будут работать рука об руку с богами, и это великий дар… Только так они добровольно соглашались отлучаться от семей.

— Мой брат, фараон Великого Египта, похож на раба. Посмотри на себя, ты весь в пыли, — Думузи стоял на трапе, облаченный в костюм полководца, его плащ отливал медью.

— И я рад приветствовать тебя, брат, — Мардук спешился и, когда Думузи сошел с трапа, обнял его, похлопав по спине.

— Ты меня испачкаешь, — с брезгливой улыбкой сказал младший брат.

Шаттл поднялся в небо и двинулся на северо-восток, туда, где располагалась Месопотамия. Мардук вновь оглядел своего брата. В отличие от него, Нергала и Тота, Думузи был единственным сыном, унаследовавшим голубые глаза Дамкины, ее светлые песочного цвета волосы с отливом в бронзу и мягкость ее черт. Думузи был истинным сыном Дамкины, покорным и любимым ею больше остальных. Ее любовь, вложенная в младшего сына, сделала из него немного капризного, но доброго парня. И он никогда не делился любовью матери с остальными братьями, жадно забирая ее всю без остатка.

— Мне казалось, Но-Амон должен был превратиться в захолустье, однако, как и прежде он стоит у берегов Нила, восхищая своим величием, — невольно обронил Думузи, глядя вдаль на погружающийся в сумерки город, объятый рыжим пожаром лучей садящегося солнца.

— Это стоит больших трудов — город, оставшийся без поддержки Нибиру, отнюдь не процветает. Казна не пополняется, и мне остается только развивать местное производство — мука, маслины и финики. Торговля с Месопотамией — единственный выход. Но ты сам должен понимать, этого недостаточно.

Думузи, седлая коня, предоставленного стражей, понимающе улыбнулся. Из всех четырех братьев он был самым приметным, и в детстве его долго дразнили девчонкой за его красоту. Не было сомнений, что он больше подходил Инанне по внешнему облику и по возрасту, нежели Мардук. Вместе они выглядели гармонично — так единодушно признала молва на помолвке двадцать лет назад.

За все время от Инанны не пришло ни одного сообщения. И теперь рядом был ее жених, Мардук ждал новостей о скорой свадьбе, однако и спустя двадцать лет они были всего лишь помолвлены. Этому не было объяснений.

— Как моя дорогая племянница? — спросил Мардук, поравнявшись с ним на центральной площади города, где находился иссушеный резервуар, который некогда был прекрасным прудом с кувшинками.

— Прекрасно, как всегда увлечена медициной, помимо основных обязанностей. Целыми днями прозябает в шуруппаке. Люди видят в ней нечто возвышенное, ее красота пленяет их, они слушают ее, затаив дыхание. И я присутствовал при обряде очищения. Учитывая, что все это полнейшая чушь, даже я был впечатлен. Она превратила это в настоящее театральное представление с игрой света и звука. Оттуда люди выходят загипнотизированными, послушными, готовыми на все рабами. Инанна наслаждается этим, и все время придумывает что-то новое, — сообщил он нечто едва ли сопоставимое с Инанной; она всегда мечтала дать людям науку, а не лишить их воли. — Она так увлечена своей работой, что порой мы и вовсе ее не видим подолгу.

— Мы? — спросил Мардук невольно.

— Сейчас в Уруке Нинурта, — пояснил Думузи, как ни в чем не бывало.

Мардук нахмурился, полагая, что брат наивен, раз может доверить Нинурте невесту. Оставлять их наедине — ошибка. И Думузи не будет более двух месяцев, пока он будет занят переправкой рабов из Но-Амон в Урук. Конечно же, это будет пешее путешествие.

— Почему же ты здесь? Обычно за рабами приезжает Архор.

— Я, как царь Урука, не должен отсиживаться в стороне.

Он был наивен в силу возраста и наверняка легко поддавался на манипуляциям Нинурты, конечно же, желавшего остаться наедине с Инанной. Не было сомнений, что Думузи не подозревал подлога. Мардук лишь мрачно взглянул на него, когда они уже подъехали к воротам Малаката. Факелы горели на стенах, но этого было недостаточно, чтобы разглядеть на лице Мардука вспыхнувшую ярость.

Отдав коней слугам, Мардук и Думузи предстали перед встречающими их Сарпанит, Набу и его женой. Набу уже выглядел старше Думузи и Инанны, через пару-тройку сотен лет он непременно догонит и своего отца.

— Рад видеть вас, дядя. И хотя мы мало общались, я надеюсь, что за ближайшую неделю мы это восполним, — вместо дружеской улыбки, сказавший это Набу, однако, получил лишь сухое рукопожатие.

— Я планирую пробыть в Но-Амон лишь три дня, — сообщил Думузи, и Мардук почувствовал, как от него веет холодом в сторону Набу.

Взгляд Думузи равнодушно мазнул по приходящейся ему племянницей Хатшепсут, жене Набу.

— Надеюсь, Египет покажется вам гостеприимным, — сказала Сарпанит, поклонившись, и только это вызвало улыбку гостя.

— Что ж, у меня не было времени в полной мере насладиться Египтом в прошлые годы, искренне рассчитываю, что он именно такой, каким его знала моя невеста.

— Наверняка вы голодны, прошу к столу, — заботливо сказала Сарпанит, когда они вошли в трапезную, наполненную запахами пищи.

Стол был довольно прост и скуден, как успел заметить Думузи, что подошел ближе и взглянул на бобовую пасту в медном блюде.

— Это едят рабы в Уруке, — с сомнением сказал он, скривившись. — Брат, неужели дела так плохи, что вы едите пищу рабов?

— Это традиционное блюдо египетской кухни, — пояснил Набу, чувствуя, как в нем невольно произрастает неприязнь к гостю.

Вопиющее высокомерие невольно вызывало в памяти Нергала. На их фоне Тот, больше похожий на Мардука устремлениями, смотрелся куда благороднее.

— Отчего бы тебе не попробовать, брат? — с улыбкой сказал Мардук, пытаясь понять, почему Думузи так неучтив. — С горячими лепешками эта паста не столь ужасна.

Мардук думал, что непременно отчитает Думузи после ужина, он не хотел ронять достоинство младшего брата перед семьей. Однако, несомненно, Думузи вел себя немного странно. Точнее, более странно, нежели всегда. Изнеженный любимый сын всегда получал слишком много заботы и ему прощалось многое. Он единственный ребенок, выросший под присмотром матери, а не в отдаленных яслях для отпрысков семей вельмож и царской семьи на Нибиру. Дамкина нашла в нем свое предназначение, словно лишив тепла остальных своих сыновей.

Они расселись за большим столом в обществе Банафрит, кузины Сарпанит, и ее брата Хоруса. Все они были уже в почтенном возрасте, и Думузи даже не глядел на них, лишь Мардук отчетливо различал его настрой — для него неприемлемо было сидеть в окружении полукровок.

— Как поживает ваша невеста, дядя? — задал вопрос Набу, удержавшись от взгляда на отца.

Думузи обратил на него равнодушный взгляд. Возможно, ему и впрямь претило общество семьи его брата, но возможно, здесь была иная подоплека.

— В порядке, — коротко ответил он, вернувшись к ужину.

И никто более не смел заводить с ним разговор. Даже Мардук, хмурясь, вынуждено поддерживал беседу с Хорусом, более не трогая брата. Только после трапезы братья остались наедине в его покоях на балконе с вином. Отказавшись от общества наложниц, Думузи предпочел бы и вовсе остаться один, однако все же не мог оставить без внимания просьбу Мардука о разговоре.

— Что гложет тебя настолько сильно, что ты носишь в себе такую печаль и ярость? — Мардук понимал, что думы брата куда более глубоки, и что его невольная неприязнь к жителям Египта — лишь следствие бушующих внутри чувств. — Что-то не так с Инанной? Отчего вы уже двадцать лет не вступаете в брак?

— Инанна! Инанна! — прорычал Думузи грохнув о стол золотым кубком, расплескав вино. — Лишь только она интересна всем вокруг, лишь только ее достижения заботят Энлиля! И только ее боготворят люди Урука! Я стал ее тенью, и скоро исчезнет даже мое отражение в зеркале.

Мардук смотрел вдаль, почесывая бородку. С одной стороны он был рад, что Думузи открыл свои переживания, но ярость в его голубых глазах была безосновательна. Без Инанны он был бы вообще никем. Только ей, одаренной любовью деда и прадеда, суждено было править Уруком. Не многим женщинам удавалось добиться такой привилегии.

— Мне казалось, двадцать лет назад ты был счастлив оказаться подле нее. Тебе пророчили в жены Сешмуну, дочь Эльгиса Лахмаанара, а уж о ее крутом нраве наслышан даже я.

— Ты не понимаешь, брат, — вновь сжал кулаки Думузи, вынудив его на прямой взгляд.

— Так поведай мне, что за горечь разъедает твое сердце. Ты заполучил самую желанную невесту Нибиру. Энлиль преподнес тебе великий дар.

Думузи с тяжелым вздохом обратил взгляд на парапет, на внутренней стороне которого был орнамент из повторяющихся сцен с участием фигур с головами животных.

— Энлиль, когда предложил мне ее руку, предупредил, что мне никогда не затмить ее. Что мне никогда не дотянуться до нее… — Думузи прикрыл глаза и с шумом втянул воздух. — И я, влюбленный дурак, не мог поверить в свое счастье…

— Ты был влюблен в Инанну уже тогда?.. — Мардук приподнялся в кресле, позабыв о мысль о том, что все разговоры Думузи лишь только о том, что его недооценили.

— Мы учились вместе в академии Акнат. Она уже тогда была прекрасным цветком, и не было ни одного юноши, не одурманенного ее красотой и добротой, — на смену ярости в голосе Думузи неожиданно проскользнуло восхищение. — Инанна была и остаётся совершенством.

— У этой истории было продолжение? — нетерпеливо спросил Мардук, почувствовав новый укол боли; он никогда не был единственным, кому была дорога Инанна, глупо было рассчитывать на иное.

Прежде чем начать повествование, Думузи крепко задумался. Он налил себе еще вина из глиняного сосуда, и только затем будто бы решился поведать свои печали:

— Я знал уже тогда, что судьбою моей станет Сешмуна. Мы держались вместе, как свойственно всем отпрыскам, обещанным друг другу родителями. И если Сешмуна любила меня, то мое сердце трепетало только об Инанне одной, — Думузи даже улыбнулся; возможно, на него расслабляюще подействовало вино, а все его душевные страдания отошли на задний план, оставив место светлым воспоминаниям. — Когда она появилась в академии, все взоры обратились к ней, и Сешмуна сильно ревновала всех вокруг — своих друзей и подруг, которые потянулись за новенькой из царского рода, желая снискать ее расположение. Сешмуна всегда была умной девушкой, но в ревности превратилась в глупую самку, не способную принять честный бой.

— И она, конечно же, начала травить Инанну, — Мардук прекрасно знал эту историю, однако она никогда не заикалась о том, что в ней замешан его младший брат; сердце Инанны могло хранить множество тайн.

— И в конце концов Сешмуна, окутанная завистью, подослала к ней своих дружков, сворой вившихся возле богатой наследницы, словно голодные псы…

Мардук смиренно слушал о том, как брат раскрывает ему свое сердце, осознавая, что сам он, Мардук, никогда не задумывался о том, что Инанна светит ярче него самого. Он никогда не ставил целью своей жизни возвыситься над другими, хотя, конечно же, был сильно притеснен властью ветви Энлиля. Он никогда не думал, что Инанна может быть выше его по статусу, что она любимая внучка будущего царя, и относился к ней как к женщине, защищая ее.

— Они успели навредить Инанне?

— Я спас ее, тем самым добившись ее благосклонности, — пояснил Думузи; из его позы пропала скованность, он постепенно расслаблялся в кресле; возможно, это была самая приятная для него часть истории. — Мы встречались тайком, нечасто. Но я все больше прикипал к ней душой. Инанна была неприступной, она знала, что я предначертан судьбою Сешмуне, но в какой-то момент и она влюбилась, отбросив сомнения. Знаешь, я был у нее первым…

Краска отлила от лица Мардука, он никогда не интересовался прошлым Инанны, возможно, не желая знать о том, что причинит ему боль. Кулаки его бессильно сжались до белизны. Неужели она и Думузи действительно были влюблены в академии?

— …Но я предал ее. Обманул, поддавшись на угрозы отца Сешмуны. Никто не мог тогда предполагать, как сложится наша судьба в будущем! Что судьбою мне на самом деле уготована Инанна… Знаешь, она тогда ушла из академии, попросив дядю Сина отправить ее на Землю, подальше от меня. Как же она ненавидела меня… Великий Ану, каким же я был дураком, я ведь тоже любил ее! — Думузи в миг вновь сковала эта ужасная ярость. — И я никогда не переставал любить, понимаешь? Но теперь она и не смотрит в мою сторону. И любые упоминания о назначении даты свадьбы вселяют в ее глаза такой ужас, что я тотчас вспоминаю свое предательство!

Поднялся ветер, он неистово трепал пламя факела на стене балкона и раздувал легкую ткань занавесей. Думузи не замечал, как на лицо ему липнут волосы, он приехал искать поддержки, не понимая, что оставил невесту с монстром. И Мардук чувствовал, как пропускает удары его собственное сердце, а в разуме возникают ужасные картины соития Инанны и Нинурты.

— Скажи мне брат, есть ли хоть какой-то шанс, что обида ее сотрется с годами, и тебе станет легче?

Думузи ответил не сразу, он только опустил взгляд к своему кубку и усмехнулся.

— Она не умеет прощать, пожалуй, это единственный ее недостаток.

Мардук понимал, что и он в ее глазах уже давно прослыл предателем. Он бросил ее, не став бороться, поверив в ужасную участь Набу и Сарпанит, в случае неподчинения воле Энлиля. И она всегда знала, что Египет ему дороже нее, но разве мог он отвернуться от тех, за кого был в ответе? Разве Набу и Сарпанит были виноваты в том, что он был влюблен в такую, как она? Как наивно было полагать, что Энлиль дозволит им быть вместе. Инанна была слишком опьянена любовью, но почему же оказался ослеплен он, Мардук?

Однако он не мог лгать самому себе, ведь знал горькую правду; в отличии от нее он жил настоящим, понимая, что будущее с ней невозможно. И он врал, глядя ей в глаза о том, что им суждено быть вместе, и они найдут способ. Ложь… Мардук предал ее, зная, что их пути непременно разойдутся. Он предал ее еще тогда, впервые коснувшись ее кожи, слившись с ней в поцелуе. Он предал ее и был хуже Нинурты, который, по крайней мере, был честен в своих намерениях…

— Когда же будет назначена дата свадьбы? — Мардук неожиданно встал и подошел к парапету, облокотившись на него и подставив лицо порывам ветра, вот только ему все равно было нестерпимо душно от тревоги.

— Я не хочу жениться на той, чье сердце отдано другому, — Думузи встал следом и подошел ближе. — Я потерял ее любовь уже давно. Но, Мардук, я сделаю все, чтобы вновь добиться ее чувств. И она вновь будет смотреть на меня, как на спасителя.

Мардук обернулся, нахмурившись и пытаясь понять, намеренно ли были сказаны эти слова? Мог ли Думузи догадываться об их связи? Знали все братья, не мог же он единственный оставаться в неведении? Но Думузи смотрел вдаль на пирамиды, чей контур виднелся вдалеке темной ночи, и Мардук осознал, что сказанное относилось не к нему.

— Я чувствую, как далека она от меня, и как далеко ее мысли, — продолжил Думузи, найдя в старшем брате душевного собеседника. — И здесь нет место чему-то иному. Я хорошо знаю Инанну, ведь я сам однажды стал тоской в ее глазах. Только теперь при взгляде на меня в ее глазах только лишь разочарование…

— Что ты планируешь делать с этим? Энлиль наверняка не станет долго ждать со свадьбой…

— Я найду и убью его… Того, кто в ее сердце, — прошипел Думузи в бессилии; но понимал ли он, что этим он ничего не изменит?

— Ты сделаешь ей больно, и она никогда не простит тебя. Так ты можешь добиться только этого, — сказал Мардук, понимая, что Думузи еще слишком молод, и кровь играет в его жилах, толкая к необдуманным поступкам.

— Если не будет преграды, то и ее сердце со временем оттает, — пылко сказал он.

Но знал ли он, кому говорит подобное? Знал ли Думузи, что перед ним находится тот, кто повинен в страданиях Инанны и в муках его сердца? Думузи либо еще слишком юн, либо совсем глупец, раз решается на подобное, раз он вообще может произносить это вслух.

— Ты оставил ее одну в логове тигра, брат, — неожиданно сказал Мардук, понимая, что даже одной ночи Нинурте будет достаточно, чтобы завладеть ею, невзирая на страх перед Энлилем.

— Что ты хочешь этим сказать? — Думузи нахмурился.

— Тебе пора в свои покои, — Мардук, понимая, что сказал лишнее, отправился прочь с балкона; он и сам был не менее пылок, нежели его брат, и это досталось им в наследство от отца; хотя ныне вряд ли можно сказать, что спокойный и вдумчивый Энки когда-то был непокорен, словно необъезженный конь.

— Что ты хочешь этим сказать, брат? — повторил Думузи, догнав его и развернув.

— Тебе нужно возвращаться в Урук завтра на шаттле. Пришли за рабами Архора. Не оставляй Инанну одну на два месяца. Пеший путь до Урука может оказаться длинным не только для тебя. Два месяца слишком много для женщины.

Думузи сощурился, не понимая, к чему он клонит. Он неожиданно коснулся своего браслета-коммуникатора. И через несколько томительных мгновений на другом конце послышался сонный голос:

— Что случилось?

— Дорогая Инанна, где ты? — Думузи отозвался ласковым голосом.

— В столь поздний час в своей спальне, — отозвалась она, едва скрывая раздражение. — Опять тебя не покидают мысли о моей неверности? Не тревожь меня хотя бы ночью.

Сердце Мардука замерло, он не слышал этого голоса так долго…

— Я возвращаюсь завтра же. Спокойной ночи, — сказал Думузи коротко и оборвал связь, краснея от гнева.

Он помешался, теперь Мардук убедился в этом. Судя по комментарию Инанны он все время в чем-то ее подозревал, оттого и ее уважение таяло на глазах.

— Она сводит меня с ума! Скажи мне, брат, почему ее красота и равнодушие делают меня безумцем? Я слежу даже за Нинуртой!

— Думузи! — Мардук взял его за плечи. — Ты оставил ее одну в Уруке, в пустом дворце наедине с Нинуртой! Неужели ты веришь в его честность? Неужели ты думаешь, он не посмеет покуситься на твою невесту? Твои осведомители побоятся его гнева! Поэтому завтра же ты должен вернуться в Урук, слышишь? Ей может грозить опасность!

Думузи стоял как после удара молнии — наэлектризованный, сбитый с толку влюбленный мальчишка.

— Мардук, он знает, как я ревную ее даже к людям! Он бы никогда не посмел коснуться ее… Постой… — взгляд Думузи неожиданно приобрел осмысленность. — Это он — тот, кого она любила все это время? Скажи мне? Это ведь Инанна отправила меня в Но-Амон, это она сказала мне, что я должен осознать все тонкости возложенных на меня обязанностей!.. Так она хотела меня отправить на два месяца, чтобы остаться с ним?..

Мардук отступил, понимая, что Думузи может наделать глупостей. И что если он пойдет против Нинурты, то участь его будет незавидной. Нинурта уже почти стал наследным принцем, как его отец царем, ведь Сина уже даже не брали в расчет.

— Успокойся, брат. Насколько я знаю, Инанна всегда презирала Нинурту. Это не он. Но будь рядом с ней, защищай ее, — говорил Мардук, пытаясь достучаться до сошедшего с ума от любви Думузи. — Инанна полюбит тебя, вот увидишь, ей просто нужно время.

— Ты правда так думаешь? — в его голубых глазах зародилась большая надежда, он слушал очевидную ложь и верил ей, потому что ему нужно было, чтобы кто-то сказал ему слова поддержки.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Приезжай, когда уедет Нинурта, — Мардук пытался помочь запутавшемуся юнцу, и когда тот, уверовавший в его слова поддержки вышел, он вернулся на балкон и впервые за шесть лет набрал Нинурте.

— Спишь ли ты, кузен? — спросил он.

— Спал бы — не ответил, — спокойно сообщили на том конце.

— Мой брат сходит с ума, что там творится? Я не узнаю его.

Нинурта издал неопределенный звук, похожий на усталое рычание.

— Инанна не щадит твоего брата, не оказывает ему внимание. Она стала настоящей занозой.

Послышался щелчок, быть может, шлепок, и Нинурта что-то пробормотал и, как показалось, даже издал пару приглушенных смешков. Мардук почувствовал неладное.

— Без шуток, он совершенно разбит, несет чушь…

— По поводу убийств ее любовников? — саркастично отозвался Нинурта, который явно потешался над младшим кузеном. — Юнец ошалел и приставил ко мне шпиона, представляешь? Инанна превратила его в забитую собаку, — вновь послышалась непонятная возня и шорохи. — Что ж, отныне она знает, как пользоваться своим проклятием, и она мучает его.

Мардук с сомнением отдался интуиции, бившей тревогу. Однако сам не мог поверить в следующие собственные слова:

— Сомневаюсь, что дело здесь только в ней. Думузи сильно измотан, постарайся, чтобы ее не оказалось в твоей постели завтра утром, когда он вернется в Урук, — гневно проговорил Мардук, прекрасно осознавая, что Инанна находилась рядом с Нинуртой; он был жесток в своих словах и не мог сдерживать ярость, хотя понимал, что, вероятно, она оказалась рядом не по своей воле.

— Ты мне смеешь указывать? Не ты ли разбил ее маленькое трепещущее сердечко? И она пришла ко мне сама, кузен, так что не пытайся строить из себя ее защитника. Ты уже давно потерял на это право.

— Нинурта! Замолчи! Как ты смеешь… — прошипела Инанна, и Мардук понял по ее грозному, вовсе не напуганному голосу, что она действительно была с ним без принуждения.

— Теперь Инанна понимает, от кого зависит ее власть в Уруке. Энлиль был очень зол на вас, кузен, и только мне удалось убедить Энлиля, что ты затуманил бедной девочке разум. Он не сослал ее на Нибиру только благодаря мне. Ай, кусаться вздумала?..

Сквозь шорохи послышались удаляющиеся шаги.

— Ну вот, ты испортил мне вечер, и завтра наверняка благодаря твоей милости твой глупый брат вернется, чтобы забрать часы сладкого триумфа в объятиях Инанны! Спасибо большое.

Мардук как воды в рот набрал, слушая очевидную несуразицу. Инанна не могла быть с Нинуртой по собственной воле. Она не могла пойти против своей неприязни. Да и зачем ей это было нужно?

Александр понимал, почему после встречи с Ребеккой его мысли возвращались во времена упадка Древнего Египта — именно этот момент стал переломным. Именно этот короткий промежуток времени извратил сознание Инанны, превратив ее из мягкой, добросердечной Хатор в сумасшедшую Сехмет, идущую по головам ради своей выгоды и мести. Для Александра всегда было болью осознавать, что только он один повинен в этих чудовищных метаморфозах, что именно он сломал ее.

Инанна стала другой, он вспомнил, как едва узнавал ее после столь долгой разлуки, как внезапно из милой, добродетельной девушки она превратилась в избалованную мужским вниманием женщину.

Он ясно помнил, как, обманувшись доброй улыбкой и мягким «дядя», он решил было, что чего-то не понял из того разговора с Нинуртой, когда она объявилась вместе с Думузи в Но-Амон всего через неделю. Пора было признаться самому себе: пригласив в Египет Думузи, который, видя в старшем брате поддержку, откликнулся очень быстро, Мардук подсознательно рассчитывал увидеться прежде всего с Инанной.

— Дядя, мы не виделись целых двадцать лет! — Инанна подошла и смело взяла его за плечи, чтобы оглядеть; ее глаза лучились теплом. — Ты, как я и ожидала, совсем не изменился, хотя, пожалуй, немного похудел. Много ли у тебя забот в Египте? Где же Сарпанит и Набу? Почему они не встречают нас у трапа?

— Инанна, милая, не осаждай Мардука вопросами, давайте сначала доберёмся до Малаката, — Думузи оказался рядом и положил ладонь ей на талию.

Лишь на миг в ее глазах, словно острый нож, мелькнуло недовольство, моментально сменившись новой улыбкой. Александр тогда не придал этому значения, он был слишком занят самобичеванием и внутренней борьбой. Он ведь так хотел обнять ее, и предательское сердце норовило выпрыгнуть из груди, поддавшись эмоциям.

— Сарпанит уже не садится на лошадь, а Набу помогает ей организовывать скромное торжество в честь вашего прибытия. Инанна, ты ведь не против лошадей? Или ты все также неуверенно сидишь в седле?

— Дядя, со времени, когда я последний раз садилась на лошадь, прошло несколько десятков лет. Но я готова попробовать, хотя царице Урука не пристало использовать что-то помимо паланкина. Что обо мне подумают люди?

— Что ты как и прежде близка к простому народу, Инанна, — напомнил Мардук, смиренно принимая ее завуалированное недовольство.

— Я снова увижу ту бобовую пасту? — Думузи с улыбкой обнял брата, позволив похлопать себя по спине.

— Из бобов можно сделать еще множество блюд, но пасту — несомненно, — поддел Мардук; из-за спины брата он глядел на Инанну в небесно-голубом платье, столь же прекрасную, как и прежде, и будто бы еще более желанную женщину во всей Вселенной.

Они достигли Малаката довольно быстро, так как вечерние улицы были свободны. Мардук затылком чувствовал на себе взгляд Инанны, но не смел оборачиваться. Все его нутро трепетало, он был одновременно счастлив видеть ее, и в то же время пристыжен собственной слабостью, ведь он так и не извинился за свой поступок, за то, что не попытался пойти против Энлиля и отдал ее другому мужчине. И с его стороны это не могло быть ничем иным, кроме как предательством. И, конечно же, Энлиль и Нинурта наверняка провели колоссальную воспитательно-идеологическую работу, убедив её в том, что было глупостью доверять такому, как он. Они были правы, ведь Мардук выбирал иные ценности, нежели любовь.

Инанна тепло поприветствовала Сарпанит, заключив ее в объятия, изволила ближе познакомиться с Хатшепсут, которая отнеслась к этому с радостью, а к самой царице Урука — с восхищением. Не было сомнений, что и она находила Инанну необычайно красивой.

После короткого ужина они расположились в зале для отдыха, слушая медленный темп гулких барабанов и лютни. Запах благовоний расслаблял и настраивал на радостный лад. Мардук с удивлением обнаружил, что от тревог на лице Думузи не осталось и следа. Его взгляд то и дело обращался к Инанне.

— Думузи, еще немного, и я решу, что разговор недельной давности мне привиделся, — рассудил Мардук, выдав свои мысли; они с Думузи сидели поодаль от остальных. — Мне казалось, что у тебя есть глубокие внутренние переживания из-за Инанны, но сейчас в твоих глазах отчетливо видится счастье.

В отсвете пламени факелов волосы Думузи казались рыжим пожаром, хотя на дневном свете они будто слегка были присыпаны медной пылью.

— Мы назначили дату свадьбы, Мардук, и нет вести более благой, чем эта. Похоже, Инанна смягчается, она позволяет касаться себя в разумных пределах. Не знаю, что произошло, но за эту неделю ее будто бы подменили.

Мардук погрузился в мысли, анализируя его слова. Сейчас едва ли могло показаться, что она заинтересована в его бедном брате.

— И она призналась, что в ее жизни действительно была другая любовь, — тем временем продолжил Думузи; он украдкой бросил взгляд на Набу, решив, как и многие в своё время, что именно тот был объектом романтического интереса Инанны. — Однако боль от разлуки уже утихла. Она готова жить дальше и сказала, что постарается полюбить меня.

Уголки губ Мардука дернулись вверх, но это было вовсе не знаком поддержки наивного братца, лишь только горькой иронией, отдающей болью в сердце. Даже думая, что любовью ее был Набу, он привёз ее сюда — зачем?

— Что ж, тогда поднимаю тост за ваш союз, — Александр крепко запомнил ощущение, овладевшее им в тот момент — будто он сдался окончательно, отдав любимую женщину в руки младшего брата. — Пускай сама Вселенная благоволит вам обоим!

И похоже, он сказал это слишком громко, так как на тост обернулись Инанна и Сарпанит. Во взгляде его старой жены возникло осуждение, словно Мардук намеренно привлекал внимание Инанны, не в силах сдержать боль. Ему не осталось ничего, кроме как поднять бокал выше, салютовав всем присутствующим.

— Думузи сообщил радостную весть, — он посмотрел на брата, и тот кивком головы разрешил продолжить: — Весть о том, что они с Инанной вскоре станут законными супругами. И мы первые, кому выпала честь узнать об этом замечательном событии. Смею заметить, что мы ожидали приглашения на свадьбу довольно долго, дорогой брат. Однако, как говорится, всякому терпению положена своя награда. Поздравляю вас!

Все последовали его примеру и выпили до дна, только Инанна запоздало поняла, что от нее требуется тоже самое, так как слишком усердно сжимала в руках кубок с вином, явно рискуя смять несчастный сосуд из чеканной меди. Инанна несмело улыбнулась и, пройдя мимо присутствующих к жениху, нежно поцеловала его в щеку и улыбнулась, продемонстрировав всем свое счастье. Вот только этот обман был очевиден для тех, кто знал о ее связи с Мардуком.

Но только не самому Мардуку.

Любовь ослепляет, любовь заставляет делать неверные выводы, любовь заставляет ревновать… Вот и он совершенно потерялся, не понимая Инанну. Думузи сказал, что она излечилась от несчастной любви, и Мардук все более убеждался, что в этом есть доля правды.

Александр, вспоминая это, не мог понять, как он мог оказаться таким глупцом, не распознав тогда ее игры.

Сердце обливалось кровью при взгляде на счастливых брата и любимую, от которой его вынудили отказаться. Он оставался с виду спокойным, гостеприимным хозяином дома, хотя внутри все клокотало от гнева и безнадежности. Но он улыбался, словно благословлял ее к новой жизни, словно между ними никогда и ничего не было…

А сердце хранило воспоминания, как его заперли в покоях, и как он вырывался, пока уничтожали то, что он создавал годами — Вавилон, город, где культура и технологии слились в единое целое. Вавилон оказался хрупок, а падение башни он наблюдал из окна, находясь под домашним арестом. Ему позволили видеть, как рушится его прошлое и будущее… И как не пытался, Мардук не мог вырваться, лишь только осел на колени, наблюдая за самым большим своим крахом…

Когда его выпустили, все было кончено, Вавилон был повержен, а Инанну увезли в Эрех. После освобождения он не последовал за ней, понимая, чем грозит его неповиновение Египту и его земной семье.

— Благодарим за теплые слова, брат, — сказал Думузи, и Инанна согласно улыбнулась.

— Нам с Думузи выпала большая честь. Возможно, именно сейчас зарождается новая эра — эра примирения. Некогда разделившиеся две ветви Ану снова сольются воедино, унося все распри прочь. За единение! — добавила Инанна, а слуги, тем временем, уже вновь наполнили кубки.

— Великолепное стремление к объединению, дорогая Инанна, — заметила Сарпанит мягко, хотя Мардук был уверен, что этот брак не изменит ровным счетом ничего; оба были слишком далеки от трона.

— Надеюсь, вы меня простите, но я бы хотела покинуть вас и немного отдохнуть. Сегодня я слишком рано встала, завершая дела в Уруке.

— Не нужно объяснений, дорогая, — Сарпанит нежно, по-матерински коснулась ее плеча, а затем проводила грустным взглядом.

Вскоре и остальные собравшиеся решили, что сегодня было слишком много вина и разговоров и стали потихоньку расходиться. Даже Думузи, изрядно захмелев, осознал, что день и вечер выдались слишком длинными и последовал примеру Инанны. Он, так как еще не был ей супругом, соблюдая приличия, не мог делить с ней одни покои и был удален от женской части дворца.

Мардук, оказавшись наедине со своими мыслями, был разочарован и подавлен. Инанна казалась счастливой, неужели она не заметила, какая глубокая тоска поселилась у него на сердце? Неужели она отринула прошлое и так легко отказалась от чувств, что так крепко связывали их вместе? Память Мардука была наполнена счастливыми воспоминаниями — ее смехом, ужимками, как мило морщился ее носик, когда она что-то замышляла. Как здорово было просыпаться вместе и предаваться неге утренних объятий, как ветер на берегу реки Ефрат змейно трепал ее волосы и ленты легкого платья, и как с улыбкой она подставляла лицо солнцу и разводила руки в стороны, словно обнимая весь этот мир, принадлежавший только им двоим…

Теперь ее нежность и свет были отданы другому мужчине. Его не слишком умному и недостойному такого великого дара брату.

Сердце ныло от нестерпимой мигрени, и в какой-то момент, до тошноты наслушавшись собственных мыслей, Мардук вскочил на ноги, не заметив, как от его порыва дрогнуло пламя в каменной чаше.

Александр знал, что тогда он совершил непоправимую ошибку, отправившись к Инанне и поддавшись импульсу. Его мысли занимало лишь одно — неужели она разлюбила его? И он будто бы на секунду забыл, что виною всему был лишь он один.

Выйдя из тайного хода в пролете у шуруппака, он отправился вверх по лестнице к покоям, где жила Инанна. Стража патрулировала коридоры, но не была приставлена к ней, как в прошлом, когда к ней имел наглость наведываться Нинурта. Мардук остался незамеченным. Он постучал в двери, не став будить слуг из соседней кельи, чтобы те сообщили о его визите. И когда изнутри донеслось властное: «войдите», он, не раздумывая ни секунды, потянул на себя ручку двери.

Инанна, увидев его, встрепенулась, словно потревоженная птица спорхнув с дивана, как с жерди. Бретель ее платья «коварно» сползла с плеча, и Мардук инстинктивно напрягся, сочтя это сигналом.

— Что ты забыл в моих покоях?! — ее голос приобрел строгость, даже ярость; Инанна поправила бретель.

И весь пыл, вся спесь, все стремление попасть к ней внезапно обратились в прах, он будто бы видел перед собой незнакомую женщину, не ту Инанну, которая смотрела на него с обожанием.

— Почему ты была с Нинуртой, когда я звонил ему? — спросил Мардук первое, что пришло на ум.

Она опешила, не принимая такой наглости.

— Даже не собираюсь отвечать. Это не твое дело, — при этом голос ее звучал странно-невозмутимо. — Уходи, и я сделаю вид, что не видела тебя.

Он сделал шаг вперед, но она не отшатнулась и не пошла навстречу — лишь только скривилась и сложила руки на груди.

— Инанна, я не видел тебя двадцать лет, и прости, я, конечно, не должен был врываться сюда, — тут же спасовавший перед ее равнодушием, Мардук пошел на попятную, хотя шел сюда, чтобы… А зачем он сюда шел? — Но видит Вселенная, я не забывал тебя ни на миг! Я мог бы радоваться, что ты смогла продолжить жить без меня, но не могу. Мне с трудом дается видеть тебя счастливой в объятиях моего брата… И тебе, наверное, не следовало приезжать.

Он глубоко выдохнул. Мардук, влюбленный мальчишка, совсем потерял гордость, так открыто сообщая о своих чувствах. Она только усмехнулась, а затем расхохоталась — наигранно, неприятно, причиняя боль.

— Ты смеешь говорить подобное? Как же низко ты пал, Мардук! Ты просто бросил меня, оставил одну! Ты даже не попытался отстоять наши чувства, а меня за несогласие с выбором мужа сослали в Эрех! — ее плечи задрожали от гнева, который, как не старалась, Инанна не могла сдержать.

— Инанна, меня заперли и не давали видеть тебя! Я лишь только наблюдал за разрушениями, которые принесло в Вавилон войско Нинурты! — он перешел на крик, забыв, что их могут услышать. — Я не мог выбраться оттуда! Единственный путь — через окно, но было слишком высоко… Я бы переломал себе ноги, и точно бы далеко не убежал.

— Лучше бы ты и вовсе умер! — она бросилась в слезы, и он, испытав такое привычное желание защитить, подошел к ней и схватил в капкан рук. — И я говорю не о том, что ты не попытался выбраться, а о том, что ты не искал встреч со мной все эти двадцать лет, а я ждала… Я ждала тебя, Мардук!

Она стала вырываться, бить его по груди, изо рта ее доносилось шипение, сравнимое с змеиным. Инанна сейчас ненавидела его всей душой и в то же время стремилась к нему, изо всех сил сдерживая желание опустить руки и позволить себе раствориться в его тёплых объятиях. Эти чувства невозможно было описать, но оба ощущали их одинаково остро. Любовь и горечь обиды вспыхнули с новой силой, словно и не было этих лет.

Он был подавлен все эти годы и, преследуемый чувством вины, сам понимал, что не имел права на эти объятия. И он не мог ничего изменить, так как все еще был скован тревогой за судьбу семьи.

Она перестала дергаться, но, точно окаменелая, напряжённо замерла в его руках, тяжело дыша. Инанна не обняла его в ответ, она не могла переступить через обиду, и в конечном итоге ему пришлось разомкнуть объятия и отступить, признав поражение.

— Ты эгоист и подлец, — сказала она, а слезы высохли на ее щеках так же внезапно, как и появились. — У тебя нет никакого права прикасаться ко мне. Сейчас ты хуже Нинурты, — каждое ее слово оставляло в его сердце кровоточащие раны.

— Тогда зачем ты приехала? — спросил он, ведь Инанна могла найти повод отправить Думузи одного.

— Думузи не захотел оставлять меня с Нинуртой. Его ревность переходит все границы.

— Мне казалось, что его ревность обоснована, — брови Мардука взлетели вверх, Инанна же вернулась к невозмутимости.

— Ты снова лезешь в то, что тебя не касается. Не замечала за тобой безумия, но, кажется, что ты сошел с ума, Мардук. У тебя более нет прав на меня. Мы отныне чужие, давай забудем о том, что когда-то между нами была связь.

— Это была не просто связь, Инанна, и ты это знаешь, — собрав гнев в кулак, Мардук постарался успокоиться; она была абсолютно права, но его сердце болело слишком долго, и он не был согласен просто так отпустить ее.

— Я выхожу замуж за твоего брата, и этого не изменить, как не изменить того, что ты не пытался вернуть меня. Твои моральные принципы и желание защитить Набу и Сарпанит сделали за тебя выбор. Нам более не о чем разговаривать.

— Я все еще люблю тебя, Инанна, как любишь меня и ты, — упрямо говорил он. — Я бы не…

Но не успел он договорить и обернуться на звук стремительных шагов от двери, как на затылок ему обрушился удар. Инанна закричала, Мардук лишь на секунду почувствовал головокружение и боль, прежде чем ринуться в бой, пытаясь скрутить и успокоить внезапно ворвавшегося в покои Инанны Думузи.

— Как ты мог, Мардук? — брызжа слюной, Думузи вновь пытался его ударить. — Я открыл тебе свое сердце, а ты так подло воткнул в него нож! Как я мог не понять этого сразу? Любовник Инанны! Это все время был ты!

Думузи, беспорядочно размахивая кулаками, в ярости своей был слабым противником, и Мардук не желал причинять ему боль, лишь только уклонялся от ударов.

— Думузи, успокойся, я все объясню! — пытался он воззвать к его разуму.

Но точно растревоженный молодой лев, Думузи вновь и вновь нападал.

— Думузи, прекрати это! Все в прошлом, теперь я твоя! — заламывая руки, в бессилии закричала Инанна, когда тот схватил нож для фруктов со стола.

Он не слушал ее причитаний, разрезая воздух лезвием перед лицом соперника. Его безумие вырвалось наружу, все его переживания оказались правдой. Нергал и Тот жалели младшего брата, не рассказывая о том, что происходило между его невестой и Мардуком, и незнание, непонимание превратили его в безумца.

— Думузи, брось нож, насилие не сможет ничего решить! — пытался успокоить его Мардук.

Инанна импульсивно подалась вперед и схватила его за руку, но Думузи отбросил невесту на пол. Мардуку хватило всего секунды, чтобы податься вперед и схватить его за плечо. Нож полоснул по груди Мардука, окропив ближайшую стену веером алых брызг. На светлой ткани схенти быстро расплывалось кровавое пятно, однако он не заметил этого, пытаясь скрутить младшего брата и обезоружить. И в какой-то момент, схватив его вновь, Мардук вдруг увидел как расширились от ужаса глаза Думузи, и он, ослабев, стал оседать на пол. Не понимая, что произошло, Мардук не успел его подхватить, лишь с застывшим сердцем увидел, как из груди брата торчит рукоять ножа.

— О, Великий Ану, что же ты наделал! — Инанна, едва успев встать, бросилась к нему. — Стража! — завопила она, и только тогда обратила внимание, как рука Думузи, изо рта которого с бульканьем стала вытекать кровь, коснулась ее скулы.

Он хрипел, не мог вздохнуть, и в его взгляде со смесью ужаса и боли внезапно отразилась несвоевременная любовь. Наконец, его рука ослабла и упала, и в тот же момент сердце его перестало биться…

Мардук стоял в оцепенении глядя на тело брата. Он умер в считанные секунды — мальчишка, не справившийся со своей ревностью. Глупец, поддавшийся ярости и напоровшийся на нож, с которым напал на старшего брата.

— Думузи, нет… — только выдохнула Инанна, беспорядочно касаясь его лица, плеч, шеи; она затрясла его, словно это могло вернуть жизнь в мертвое тело. — Очнись! — словно не осознавая, что произошло, Инанна все еще хранила надежду, позабыв, что находится здесь не одна.

И когда она поняла, что слишком поздно, то завыла, опустив голову на его плечо, не в силах понять, как такое могло произойти. А Мардук смотрел на тело брата, не шевелясь. Все произошло слишком быстро, он не мог осознать, что только что убил младшего брата, любимого сына Дамкины…

* * *

Александр помнил каждый момент того ужасного вечера, случайная смерть Думузи обросла множеством слухов. И семейный совет вынес приговор отнюдь не в его пользу. Он стал убийцей, а убийство царских потомков карается смертью. Смягчающим обстоятельством могло бы стать признание этого убийства убийством из самозащиты, но он не стал бороться. Мардука ждало заточение в пирамиде без еды и воды — медленная и мучительная смерть от голода и обезвоживания.

Он, уверовав в то, что все произошло по его вине, принял свою участь. Инанна свидетельствовала против него. Она видела лишь то, что хотела видеть — что Мардук жестоко заколол брата. Ненависть в ее глазах не давала повода думать, что она могла счесть это случайностью.

Александр помнил, как едва не умер, заточенный в пирамиде, и что спасла его из заточения Сарпанит, пробравшаяся туда по тайному ходу. Он до сих пор не знал, откуда ей было известно об этом ходе. Александр не мог выбраться сам, так как дверь открывалась с другой стороны. И когда он, измученный тридцатью днями заточения, пал к ее ногам, Сарпанит лишь мягко обняла его, напоив водой.

Ему пришлось бежать с континента, и помогли ему в этом нибируанцы, некогда верные ему в Вавилоне. Однако сейчас и тогда, изможденный заточением, он все еще не знал, кто на самом деле стоял за его освобождением, ведь у Сарпанит не было никаких связей с нибируанцами. Опираясь на трость — ноги едва держали его, — он поднялся на трап крохотного шаттла, и там потерял сознание, очнувшись в далеких землях, ныне носящих имя Южная Америка. Его не преследовали, не искали, и лишь позднее он узнал, что Энлиль смилостивился над ним, позволив изгнанию стать наказанием…

Александр смотрел на Бена уже какое-то время, утонув в своих мыслях. Он понимал, что Инанна тогда пошла против него из мести. Она не любила Думузи, хотя, несомненно, была опечалена его гибелью, и теперь, помешавшись, единственной своей целью видела месть, даже зная, что Мардук может умереть. Когда его решено было запереть в пирамиде она только усмехнулась… А взгляд ее сделался жестоким и безумным.

— Александр? — спросил Бен, так как тот находил его точкой опоры для взгляда вот уже несколько минут.

— Задумался, — коротко ответил Александр, и в тот же момент на его коммуникатор пришло сообщение, что в бункер прибыла Марианна Ринальди.

Она вошла в переговорную, и все, кто знал ее, были несказанно удивлены ее непривычно дерганому виду. Мара приняла из рук Даны стакан воды и присела на стул, случайно наступив на ногу Бену и не заметив этого.

— Мой господин, неужели это правда может быть Ребекка МакГрегор? — спросила она, и остальные поняли, что Ребекка, должно быть, сама рассказала, а может, и показала данные на флешке.

— Ты скажи мне, Мара, — произнес Александр, сложив ладони у губ; с виду он был сосредоточен, хотя внутри бушевало любопытство вперемешку с волнением. — Что ты видела?

— Мой господин… — только несмело произнесла она, но затем, набрав в легкие побольше воздуха, ответила: — На той флешке был ужаснейший эксперимент, сама возможность которого до сих пор вызывает у меня сомнения. Царица не до конца верит тому, что видела, однако и не отрицает, что подобное возможно. Она давно подозревала, что Нинхурсаг и Ито что-то замыслили. Сейчас, когда все карты открылись, она ужасно напугана. Она просила передать, что Нинурта собирается отправить ее на Нибиру после вашего вторжения в царские покои.

— Я же говорил, что ты поторопился, сын, — сказал Энки, но в голосе его не было осуждения, лишь только очередное предостережение.

— Напротив, это подтолкнет ее к решению присоединиться к нам, — ответил Александр невозмутимо.

— Это все еще Инанна, — напомнила Мара. — Вернее, она думает, что она Инанна, мыслит как Инанна… Она поведала мне о том, что произошло с вашим младшим братом, — Мара бросила робкий взгляд на Энки, ведь время наверняка не стерло горькой потери. — Она помнит, как в сердце ее стала зарождаться жестокость. Однако вместе с воспоминаниями о тех временах в ее разум стали потихоньку просачиваться воспоминания и о настоящем. Она помнит, как познакомилась с вами, господин, — она выдержала паузу, — это случилось в Эйлате, верно? Еще до того, как она попала в наш мир…

Александр сдержанно кивнул, поймав на себе недобрый взгляд Бена, который, в отличие от остальных знал об их отношениях многим больше, нежели другие.

— …Однако эти воспоминания приносят ей физическую боль. Выходя на поверхность, они доводят ее до обморока, — продолжила Мара.

— Что она думает о присоединении к нам?

— Однозначно, она еще не готова, как не готова и пойти против своего мужа, — Мара не заметила, как крылья носа Александра затрепетали от гнева, ведь, конечно же, настоящим мужем Ребекки был он, а не его треклятый кузен. — Она считает нибируанцев своей семьей, а вы для нее лишь воспоминание юности. Воспоминания Ребекки МакГрегор для нее не более чем набор странных, никак не связанных с ней образов…

* * *

Нинурта пребывал в ярости. Даже под страхом смерти люди отказывались работать. Не все, конечно, но большинство, кто ещё хранил остатки своей глупой веры в единого Бога, просто не вышли на заводы, фабрики и в поля. Словно никто не боялся голода. В багровых реках на самом деле не было и капли крови — то был краситель с привкусом железа, который так легко обманул всех вокруг. Но было там и одно важное вещество — яд для нибируанцев, безопасный для тех, в чьих жилах сохранялся человеческий ген. И люди, и анкийцы, возможно, с чьей-то помощью, быстро осознали это, сочтя случившееся божьим промыслом. Казни египетские — слышалось со всех сторон. И заглушить глас толпы было не так-то просто.

— Мардук сошел с ума! Это же приведет к гибели всего человечества! — рычал Нинурта на собрании глав Альянсов. — Люди умрут от голода! Скот умирает, урожай затопило, чего он пытается добиться?

Син, прибыв на Землю, молчаливо глядел на очистившийся после нашествия саранчи Бад-Тибира. Он, как и другие нибируанцы, стал частым гостем шуруппака. Хватало всего одних суток, чтобы кожа нибируанцев покрывалась язвами и нарывами, каждое утро они посещали лечебные модули, чтобы привести себя в порядок, но уже к вечеру кожа начинала саднить. Конечно же, анкийцев и людей эта проказа миновала.

Нинхурсаг и Ито вот уже неделю пытались побороть неизвестный вирус, но пока все попытки были тщетны, а лечебные модули вызывали лишь кратковременную ремиссию.

— Люди берут в руки палки и с ними идут на нас, — заметил Нергал, его кожа была покрыта нарывами сильнее, чем у остальных; казалось, его совсем не заботит внешний облик. — Мардук нажал на основной рычаг их сознания — религию. Мой царь, это уже повлекло за собой множество беспорядков. В ходе нападений погибли сотни нибируанцев по всему Западному Альянсу.

Инанна мрачно смотрела на мужа, как и на других присутствующих, беда не обошла стороной и её. Как только на лице начинали проступать красные пятна, она пряталась за вуалью. Ее целью перед отправкой на Нибиру было уговорить отца поддержать изъятие денег из оборота, хотя она была в корне с этим не согласна. И пока ей удалось продержаться на Земле еще две недели в надежде, что Нинурта передумает. С каждым днем ее привычный мир рушился, с каждым новым чужеродным, болезненным воспоминанием она получала все больше информации о Ребекке МакГрегор и Александре. Инанна уже помнила то, как Нинурта сделал Ребекку своей наложницей, но также она помнила, как она считала, настоящую себя — Инанну, державшую Мардука в подземельях до битвы с анкийцами.

Пробелов в памяти становилось все меньше, и ее ужасало то, что она, будучи обманутой любимым далекие пять тысяч лет назад, превратилась в чудовище. Ловко используя свою красоту и невинный взгляд, она изгоняла родственников из их земель. Сначала ей досталась долина Инда, а затем и весь Шумер. Она шла по головам, завоевывая все большее доверие Энлиля, к тому времени ставшего царем, и он благоволил внучке не меньше, чем Нинурте. Тот ревновал и даже однажды попытался убить ее, но изворотливая и хитрая Инанна всегда выходила сухой из воды. Тогда Нинурта перестал видеть в ней женщину, лишь только соперницу. А она издевательски хохотала, совращая его жестами, очевидными сигналами и весьма раскованными нарядами.

Инанна едва ли могла понять, сколько еще раз ее мнение о нем изменится, но она хранила молчание, прикидываясь покорной женой. И хотя нибируанцы все еще оставались ее семьёй, Инанна, не замечая того, уже начинала смотреть на них иначе — со стороны, извне…

После окончания собрания Нинурта отправил ей на коммуникатор просьбу задержаться и поговорить с отцом, вместо того чтобы заняться своим внешним видом. Она проследовала в выделенный Сину кабинет в магистрате и, не дожидаясь приглашения, села в кресло напротив отца. Он с почтением встречал ее, чуть склонив голову, и только после ее кивка смиренно сел, словно позабыл, что царица нибируанская — его нежная дочь.

— Отец, думаю, тебе известна причина моего прихода сюда, — сказала она и не ожидая другого.

— Царь хочет, чтобы его царица склонила меня на его сторону в отмене денежных средств. И все же я не понимаю, зачем ему это, ведь его слово все равно решающее.

— Тебе прекрасно известно, что Нинурта хочет единодушного решения, и это похвально — мудрое решение царя.

— И при этом он присылает вас, моя царица, принуждать меня, — Син коснулся мочки уха — его излюбленный жест, обозначавший задумчивость.

— Ты можешь звать меня Инанной покуда мы наедине, — не в первый раз сказала она.

— Наш мудрый царь в условиях нынешней ситуации не может понять, что это натянет и без того хрупкие отношения с этим миром. Люди уже не те, что прежде. Они разумны, и не обязательно откидывать их во времена Месопотамии. Можно попробовать договориться о сотрудничестве и платить им нормальное жалование, создав подобие мира, в котором они жили до нашего возвращения.

Инанна поправила вуаль, удержавшись от того, чтобы приняться расчесывать зудящие щеки.

— Отец, ты всегда был милосерден к людям, хотя никогда и не любил их.

— Я не согласен с травлей. В нынешнем мире люди не готовы добровольно следовать за нибируанцами, больше нет Эреха, а мы больше не боги, мы — захватчики. Это голос разума, дорогая дочь, ведь ты знаешь, что я всегда недолюбливал творение Энки и Нинхурсаг. Но не стоит их винить, ведь на то был указ Ану. Людям хоть и отведен короткий срок, но их мышление развивается также быстро, как растут и стареют они сами. И не пытайся говорить об обратном, ведь я давно заметил, что ты разделяешь эту точку зрения. Прекрати это, если не хочешь запачкать кровью свое чудесное платье, — по-отцовски строго сказал Син.

Инанна с трудом оторвалась от упоённого расчёсывания плеча и сложила руки на коленях

— Я согласна лишь с тем, что радикальные меры вводить слишком рано. После битвы люди повержены, но не сломлены, они все еще верят в воцарение мира на Земле. Учитывая последние события, они идут даже не за своей бессмысленной верой, а за знанием, что на их стороне Мардук. И Нинурта, и остальные понимают, что Мардук таким весьма умным способом явил себя миру и скоро начнет действовать. У них вновь появилась надежда на избавление. Поверь, Нинурта не столь глуп, чтобы предпринимать опрометчивые шаги, не имея на то оснований. Казна пуста, и жалование, о котором ты говоришь, людям мы предоставить не можем.

— Моя царица… Инанна, — протянул Син, — деньги постепенно обесцениваются, так не проще ли подождать, когда необходимость в них пройдет сама собой?

— Боюсь, что Нинурта мыслит иначе. Отмена денежных единиц сделает людей более зависимыми от нас, от еды и воды. Это логичный шаг, хотя — не могу отрицать — весьма несвоевременный, — задумчиво ответила она, глядя на закатное солнце Бад-Тибира.

— Ты словно отговариваешь меня, — усмехнулся Син; его серые глаза, точно такие же, как и у дочери, потеплели.

— Я вступаю в диалог.

— Нинурта хочет, чтобы я остался на Земле. Но я слышал, что ты в скором времени отбываешь на Нибиру. Мне казалось, ты хочешь задержаться, — перевел он тему. — Что тебя здесь держит? Земля очень опасна, ведь здесь твоя жизнь под угрозой.

— Я не из тех блаженных цариц, наслаждающихся управлением двора. И мне не слишком нравится, что Нинурта собирается держать меня вдали от политики, — совершенно открыто ответила она, вновь нацелившись на раскрасневшуюся кожу руки, однако строгий взгляд отца остановил ее. — Я управляла Индой и Шумером еще будучи девицей без титулов, но статус царицы почему-то, напротив, отдалил меня от власти.

— Ты — мать всей расы, и тебе нужно в первую очередь родить Нинурте наследника, — напомнил Син. — И не одного, ведь ты знаешь, как хрупка жизнь царских детей.

Конечно же, она знала, скольких детей Ану унесла чья-то вражда, оставившая в живых лишь Энки и Энлиля.

— Я не пытаюсь убежать от своих основных обязанностей, и чем я ближе к Нинурте, тем выше шанс забеременеть. Надеюсь, что Ито и Нинхурсаг удастся избавить нибируанцев от проказы. Еще неизвестно, как на организм может подействовать антивирус. Нибируанцы не подвержены болезням, и то, что удалось сделать Мардуку, — она указала пальцем на свою руку, — хранит в себе несомненную опасность. Посему то, что сейчас я не ношу под сердцем ребенка, даже благо, — Инанна взглянула на небо с удивлением — в летнее время было странно видеть грозовые облака в этом районе Земли, да и они никогда не клубились подобно дыму при пожаре, а размеренно затягивали все небо. — Похоже, сюда добрались ливни…

…Оставив отца, она сбросила короткое сообщение Нинурте, что переговоры об отмене денежных средств в самом разгаре, и чаша весов постепенно склоняется в нужную сторону. Впервые за всю её сознательную жизнь на Земле — не считая воспоминаний, все еще будто бы не имеющих к ней никакого отношения — Инанна захотела посмотреть, как живут обычные люди. Но Бад-Тибира не давал полного представления о землянах, ведь здесь обитали только анкийцы.

Приказав охране следовать к ближайшей станции, Инанна замыслила отправиться подземным поездом до ближайшего человеческого города. Тель-Авив — это название казалось не просто знакомым, но родным, и оно грело сердце. Инанна взяла с собой лишь двух стражей, остальные даже не подозревали куда она направляется, потому что ожидали, что на станции «Башня Нинурты» ее должны встретить другие.

Инанна подошла к приемнику связи с машинистом и запросила нужный ей путь.

— Но, Ваше Величество, поезд не может изменить траекторию, ведь это на какое-то время парализует сообщение между пунктами других поездов.

— Это приказ царицы, анкиец, или тебе не жалко головы? — холодно спросила она, взглянув на сопровождающую ее Мару.

— Не слишком мудрое решение, — прокомментировала Мара, единственная фрейлина, которую Инанна брала с собой; остальные отныне были предоставлены сами себе за ненадобностью. — Я видела, во что превратился Тель-Авив, там не на что смотреть.

Инанна вдруг застыла, глядя в одну точку. Ее решение казалось спонтанным, однако отчего-то она решила, что ей следует посетить именно этот город.

— Я думаю, что там я смогу найти ответы на интересующие меня вопросы, Танашири, — ответила она, хотя вряд ли в ее голове был хоть какой-то план. — Это место связано с моими воспоминаниями, — Инанна взглянула на молчаливого охранника и уточнила тише: — С моими новыми воспоминаниями.

— Господин бы не одобрил подобный риск. Вам грозит опасность как от нибируанцев, так и от людей. С вашего позволения, я обеспечу нам защиту, — совсем тихо сказала Мара, намереваясь связаться вовсе не с нибируанской стражей…

Двери поезда открылись не сразу, словно машинист не мог решиться выпустить царицу на пустынную станцию. Сплошь отделанная стеклом, зеркалами и полированным камнем, станция казалась лабиринтом. На Инанну смотрело сразу несколько ее отражений. В иное время она бы просто залюбовалась собой, хотя вуаль, конечно, скрывала ее красоту, но сейчас… Инанне в каждом отражении виделась чужая, незнакомая женщина. Ребекка, ставшая ее проклятием.

— Все в порядке? — спросила Мара осторожно, когда царица остановилась возле одного из зеркал.

Инанна хотела было что-то сказать, но, бросив взгляд в отражение на Мару, на чьем лице искусным гримом располагались красные пятна, имитирующие проказу, она неожиданно закричала:

— Ложись!

Тотчас бесшумно над их головами мелькнул лазерный заряд, который, попав в зеркало, ушёл в сторону. Словно шальная пуля, луч стал метаться, хаотично отражаясь от зеркальных поверхностей, будто и не ища цели, пока не встретился со стенкой вагона, оставив в ней дыру с черными обуглившимися краями. Нападающий так и не появился в поле зрения, однако повторных выстрелов не последовало.

— Царица, лежать! — голос стража грохотом ворвался в уши.

— Я и так лежу, идиот! — воскликнула Инанна, вжимаясь в пол ниже.

Мара нависала над ней, защищая собственным телом; случись это раньше, она была бы рада, если бы Инанну убили. Но отныне, зная кто перед ней, Мара инстинктивно защищала даже не Ребекку МакГрегор, а важную персону анкийского сообщества — госпожу канцлера. Ребекка, как и Анкиа, уже давно стала надеждой для всего человечества и даже куда большей, чем ее муж.

Вдали послышались шорохи, вскрик и свист, рассекающей воздух стали. Неужели мечи? Инанна уловила в мельтешении отражений, то тут, то там, двоих в масках. Они дрались между собой, и оба явно были не стражниками.

— Опусти оружие, если не хочешь, чтобы кого-нибудь из нас зацепило! — рявкнула Инанна, когда нибируанец из ее телохранителей прицелился, намереваясь снять одну из целей. — Кто-то из них на нашей стороне!

В зеркальных колоннах мелькали тысячи теней и отражений, после ловкого взмаха мечом пластиковая светящаяся надпись с названием станции заискрила и часть ее отвалилась. Дерущиеся явно были мужчиной и женщиной, и в конечном итоге мужчина стал побеждать выносливостью.

Мгновение, и женщина лежит на полу, у ее горла меч, за маской не видно, напугана она или нет. Мужчина медлит, и это промедление может стоить ему жизни.

Ловко извернувшись, женщина скинула его с себя и, словно темная летучая мышь, понеслась во весь опор к выходу со станции. Стражник вновь направил оружие на неторопливо поднявшегося незнакомца. Тот оставил меч лежать на полу и отбросил бластер, подняв руки вверх.

— Ваше Величество, я на вашей стороне. Угроза миновала, — сказал он, но стража не опустила оружия, а Инанне потребовалось несколько секунд на приказ:

— Сними маску, и тогда я решу, стоит ли тебе верить, — в ее голосе чувствовалась власть.

Когда он занес ладонь к затылку, чтобы снять полностью скрывающую голову маску, один из стражников выступил вперед, защищая Инанну. Светлые волосы незнакомца, завязанные в хвост, растрепались. Инанна не сразу узнала его, так как видела единожды, да и то мельком. Но не успела она ничего сказать, как Мара, набросившись на одного из стражников, без труда сломала ему шею, словно та была сухой ветошью. Второй стражник растерялся всего на миг, но нибируанцу, спасшему царицу от нападения, хватило и этого, чтобы выхватить спрятанный под манжетой запястья нож и воткнуть ему в шею.

Инанна не шелохнулась, глядя на то, как, захлебываясь кровью, стражник осел на пол. Она гневно смотрела на Мару и нового знакомого, отчего-то не боясь, что следующей может стать она.

— Это были самые преданные стражники моего отца! — воскликнула она с досадой, но отнюдь не испугавшись вида чьей-то смерти. — Мара, зачем? А ты, — прорычла в сторону мужчины, — объясни что здесь происходит, и кто была та женщина!

— После необдуманного побега из Бад-Тибира вы еще можете спрашивать об этом, Ваше Величество? — не остался в долгу он, а затем спокойно присел на корточки, чтобы вытереть окровавленный нож об одежду мертвого стража. — Как вы могли пренебречь собственной безопасностью и прибыть в Тель-Авив в сопровождении жалких двух телохранителей и фрейлины? Мара, иди проведай обстановку снаружи. Здесь находиться нам не стоит. Скоро сюда прибудет подкрепление от царя.

Мара, бросив на него недовольный взгляд, однако, поспешила к выходу, исполняя приказ.

Инанна, словно обиженный ребенок, сложила руки на груди, требуя ответов. Она с презрением смотрела на нибируанца, так похожего на Эльгиса Лахмаанара. Харука недавно сказала, что озвучивать предположение о подобном сходстве не стоит.

— Сейчас же объясни мне, как ты, сын рода Ишидсур, связан с Александром?!

На лице мужчины проступило удивление.

— Александром? — в голосе не слышалось узнавания. — Ах да, земное имя Мардука, — протянул он, но затем, нагло схватив Инанну под руку, потащил ее к выходу со станции. — Этот разговор лучше отложить до более подходящего места.

Инанна пыталась вырваться, но крепкий нибируанец будто и не замечал этого.

— Ты отпустил женщину, пытавшуюся меня убить. Думаешь, я не поняла этого? Как мне тебе верить? Кто она?

Он неожиданно остановился, и Инанна едва не запуталась в подоле длинной юбки.

— Та, чьего отца Ваше Величество изволило убить на Дне поминания предков! — рявкнул он строго. — Та, что отныне целью своей жизни ставит месть за гибель любимого отца. Вы своими необдуманными действиями сделали из крепкого союзника злейшего врага.

— Се… Сешмуна? — Инанна не успела обомлеть, когда ее вновь поволокли вверх по неработающему эскалатору. — Как она посмела? Откуда она…

— Вы думали никто не заметил, что на самом деле произошло? Ваше необдуманное и радикальное решение остудить жажду власти клана Лахмаанар создало вам огромную проблему.

Инанна запыхалась, следуя за нибируанцем, имени которого она даже не знала, хотя, учитывая тесноту их сотрудничества, могла бы и поинтересоваться. Но с Ишидсурами имел дело только Нинурта.

Вскоре показался дневной свет. Небо над городом заволокло грозовыми тучами, обрушивающимися громом на пустынные улицы незнакомого района. Они вышли из гаража, коим снаружи оказалась станция. Ничем не примечательная побуревшая от времени дверь, казалось, не может скрывать за собой современный метрополитен.

— Комендантский час, нам лучше поскорее убраться отсюда, — отрапортовала показавшаяся из-за поворота Мара. — Стражники снуют по соседней улице, везде камеры.

— Камеры — не проблема, — сказала Инанна сосредоточившись; словно паутину, она чувствовала окутавшую город сеть видеонаблюдения, и она уже знала, что делать, словно всегда была увлечена компьютерной наукой; эти знания достались ей вместе с памятью Ребекки МакГрегор — весьма ценное приобретение. — Твое имя?

— Шеду, Ваше Величество, — бросил нибируанец коротко, и в голосе его промелькнула тень удивления. — Идем.

Шеду развернул трехмерную карту в коммуникаторе и повел их на запад. Инанну преследовало ощущение, что ей знакомы эти места. Заброшенный торговый центр, в витринах — грудой сваленные друг на друга трупы манекенов без одежды. Покосившийся и навсегда потухший светофор, знакомая опустевшая пекарня поодаль. В голове промелькнуло название — Дизенгофф, и Инанна нашла подтверждение догадке, увидев несколько сохранившихся букв на фасаде торгового центра. Отныне она владела до этого неизвестными ей земными языками — теми, что знала Ребекка МакГрегор.

— Как ты так быстро оказался здесь, Шеду? — не покидало Инанну чувство тревоги.

— На вашу удачу у меня были дела в штабе Ито, и я был ближайшим, кто мог откликнуться на сообщение Мары.

— И с каких это пор у тебя, Мара, прямая связь с повстанцами? — Инанна ощущала, что ее дурят буквально на каждом шагу.

— Ваша защита теперь моя основная задача, это приказ господина, — не без раздражения бросила Мара; она рывком оторвала край длинного платья, чтобы было удобнее идти. — Нас подберут на Хаяркон, там есть подземный тоннель, уходящий вглубь страны. Стоит поторопиться, пока нас не заметили.

Мара резко замерла и вытянула вбок руку, остановив спутников. С соседней улицы слышались голоса. Патруль переговаривался по рации.

— Наша удача, что эта часть города практически опустела после бомбежки, — продолжила шепотом она, когда стражники исчезли.

В подтверждение ее словам впереди оказались разрушенные здания, где-то оставались несущие стены, но за выбитыми окнами виднелось небо и завалы.

Им приходилось перелезать через груды камней, Инанна со смесью тоски и разочарования заметила запылившийся порванный выцветший флаг цветов радуги, висящий на краю покосившегося балкона. Впереди, сливаясь с черно-синим грозовым горизонтом, виднелось море. В такую погоду оно казалось даже светлее, и потому создавалось впечатление, что верх стал низом, а низ верхом. Волны, словно кашалоты хвостами, били по берегу. Вода доплёскивала практически до променада и затягивалась обратно в море.

И вновь Инанна ощутила странное беспокойство и тоску при виде разрушений, что принесла в земной мир последняя битва анкийцев и нибируанцев.

— Царица, куда вы? Не выходите на открытое пространство, — предостерегла Мара, когда они, прислушиваясь к каждому шороху, уже шли по некогда наполненной гулом моторов и разговорами пешеходов улице Хаяркон.

— Они смогут быть только через полчаса, — сообщил Шеду. — Нам следует где-нибудь спрятаться.

— Я знаю, куда пойти, — неожиданно сказала Инанна и устремилась вперед, вновь наплевав на собственную безопасность.

Вдали за отелями Шератон и Херодс, в котором на верхних этажах, словно птица с раненым крылом, застрял подбитый истребитель, виднелась крыша круглого одноэтажного здания. Оно и девять лет назад не отличалось чистотой и новизной, но сейчас выглядело и вовсе плачевно. От стеклянного фасада осталась лишь третья часть. На площади вокруг росли деревья и кусты, и теперь они заполонили практически все пространство. Городские власти до прихода нибируанцев не успели провести старую площадь в порядок.

— Куда вы нас ведете, Ваше Величество? — спросил Шеду.

Инанна возликовала, увидев, что здание справа от бывшего стрип-клуба, к которому она целенаправленно шла, осталось нетронутым бомбежкой. Конечно, от панорамного окна с видом на море ничего не осталось, однако квартирный дом был цел. С каким-то щенячьим восторгом и ощущением ностальгии, Инанна, подобрав длинную юбку, взлетела по лестнице вверх на четвертый, последний этаж. Дверь оказалась распахнута, не было сомнений, что мародеры уже давно избавили это место от ценных вещей.

Инанна замерла, увидев старый запылившийся диван. Ближайшие к окну подушки были в осколках стекла. Дверь опустевшего холодильника оказалась открыта, потолок пересекали бурые разводы лопнувшей водопроводной трубы. Облупившаяся краска лоскутами лежала возле плинтусов. Но это был дом, ее дом, дом Ребекки — такой чужой и изменившийся, но родной, отчего на сердце заскребла боль. Инанна, сморгнув слезу, прошла на смежную кухню и, открыв ящик под мойкой с удивлением обнаружила нетронутую мародерами бутылку джина. Внутри нее моментально потеплело. Оставалось только удивляться, как память вытаскивает на поверхность подобные мелочи. Продолжая сопротивляться знанию о том, что она является Ребеккой МакГрегор, Инанна все больше понимала, что разум ее постепенно приходит к осознанию неизбежного. И хотя она все еще хранила теплые чувства к Нинурте, который после ее чудесного воскрешения стал ближе, чем кто-либо другой, она также понимала, что Нибиру более не может называться ее домом, а царская семья — родной.

Стерев с бутылки слой пыли, Инанна достала единственную сохранившуюся кружку из шкафа с посудой. Протерев ее тканью юбки, она, не предложив остальным, налила себе джина и, сорвав с лица вуаль, выпила до дна — безо льда, без лимона и тоника. Джин обжег горло, но тут же подействовал расслабляюще.

— Что это за место? — спросил Шеду, оглядев холодильник, на двери которого висело две фотографии; на одном из снимков была запечатлена пара улыбающихся молодых людей в солнечных очках, а также стояла дата — 5 июня 2016 года. — Неужели это… Никогда не видел бывшего канцлера Земли воочию, однако могу сказать, что сходство просто поразительное! Это ее квартира?

Инанна взглянула на снимок, узнав в парне, которого она обнимала, Бена Новака. Кажется, те дни были для нее счастливыми. Она вдруг впервые поняла, что сочла эти воспоминания собственными. Возможно, обстановка знакомой квартиры влияла на нее подобным образом, а быть может, смирение, с каким в последние дни воспринимались врывающиеся в сознание обрывки прошлого Ребекки.

— А Мардук не сказал? — Инанна обратила взгляд на Мару, но та не подала ни единого предупреждающего сигнала; прислонившись к столешнице, Инанна плеснула себе еще джина, но затем, помедлив, протянула кружку новому знакомому, только сейчас обнаружив скол на донышке. — А у тебя не возникло вопроса, почему он так отчаянно защищает царицу нибируанскую и супругу своего заклятого врага? — она усмехнулась и выпила, так как гость проигнорировал протянутую кружку. — Именно сейчас тебе выпал шанс воочию встретиться с бывшим канцлером Земли. Я не Инанна, меня зовут Ребекка МакГрегор, и я жена Мардука, — Инанне были свойственны пафос и театральность, и она вложила в последнюю фразу весь свой актерский потенциал, не хватало только исполнить шутовской поклон, вот только отчего на душе вдруг стало так мерзко?

Шеду молча смотрел на Инанну — без вуали на ее лице виднелись красные пятна, обещающие вскоре превратиться в нарывы. Но это ничуть не портило ее красоты, достаточно было немного пудры, чтобы скрыть недостаток. Убрав за ухо выбившиеся из хвоста волосы, Шеду не выказал ни единого намека на удивление.

— Теперь все становится на свои места. Однако в то же время путается все больше, — он смотрел в ее покрасневшие от первого хмеля глаза. — Каким образом вы стали царицей Нибиру, Ребекка? Не думаю, что Нинурта бы смог терпеть подле себя жену ненавистного кузена, учитывая их натянутые отношения.

Это было впервые, когда кто-то, кроме Александра, принесшего подобную весть, назвал ее Ребеккой. И это имя впервые не прозвучало чужеродно, неприятно.

— Это очень долгая история, мой друг, — донесся от двери знакомый голос.

Инанна выглянула из-за холодильника в прихожую, и сердце ее пропустило удар. В дверях стоял Мардук, и вид его в этой квартире вновь вызвал у нее волну теплой ностальгии. Казалось, так было всегда. И сегодня он пришел сюда, словно в их общий дом.

— Мардук… — неуверенно произнесла она, но, сделав шаг, замерла в нерешительности, ведь все еще не могла считать себя той, кого он в действительности любил.

— Инанна? — произнес он, хотя наверняка хотел назвать имя горячо любимой жены.

И это почему-то обидело ее, словно нож в сердце, она так и не сделала шага навстречу.

— Шеду, Мара, оставьте нас ненадолго, пожалуйста, — не в приказном тоне, словно друзей, попросил он, понимая, что лишние уши здесь ни к чему.

Шеду, конечно же, переполняли вопросы, но, понимая, что возлюбленным нужно время наедине, оба вышли из квартиры и закрыли дверь.

— Нинурта будет искать меня, — зачем-то сообщила Инанна, не зная, что сказать.

Несколько метров между ними казались непреодолимой пропастью, как и молчание, повисшее после последней реплики.

— Ты все еще считаешь себя ею… — заключил Александр, зная, что надо двигаться дальше и как-то продолжить этот разговор.

— Я запуталась, — коротко ответила она и, не в силах более выдерживать его взгляд, плеснула себе еще джина, словно алкоголь мог помочь заглушить очевидное чувство неловкости.

— И тем не менее, ты почему-то пришла сюда, Инанна, в эту квартиру.

— Я не могу этого объяснить. Но я знаю здесь каждую улицу, а в квартире… — она потянулась к верхней полке и извлекла оттуда заначку в виде пыльной запечатанной пачки вога. — Подобные мелочи.

— Всегда осуждал Ребекку за курение, — отделив две ее сущности, Александр говорил о жене в третьем лице.

— Она курила довольно редко, — также в третьем лице сказала Инанна. — У нее было мало пагубных привычек.

— Пристрастие к джину и редкие перекуры… — заметил он, покосившись на кружку в ее руках.

— Единственное, что сохранилось из старых запасов, — она понурила голову, словно пристыженная невольным пьянством. — Скажи мне, как в моем сознании могут уживаться воспоминания двух душ?

Инанна понимала, что подобная фраза могла звучать только из уст Ребекки, так как нибируанцы не применяли к себе подобного определения — душа. Вернее, они использовали это, воспитывая в древних людях веру в загробную жизнь.

Взгляд Александра смягчился, ведь он тоже понял это.

— Кто ты сейчас? Инанна или Ребекка? — спросил он, все еще опасаясь подойти ближе.

— Я не знаю, Александр, — ответила она спустя паузу. — Мне становится все труднее определить, какие воспоминания нужно считать настоящими. Я помню, как обнимала тебя в Вавилоне всякий раз, когда ты казался мне уставшим, я помню, как ты предпочел мне Набу и Сарпанит… — на этих словах взгляд ее на миг ожесточился. — Но также я с теплом вспоминаю тот вечер в грузинском ресторане перед моим первым полетом на Лахму. Как ты целовал меня, и я дрожала от зимнего холода Иерусалима. Я люблю тебя, кем бы я не была, Александр, но боюсь, даже если когда-нибудь воспоминания Ребекки заставят меня ощутить себя ею, то во мне все равно будет жить и Инанна. И те последние тысячи лет после нашего расставания показывают мне, во что я превратилась… Какой жестокой я стала.

— Твоя жестокость надумана, Инанна. Ведь именно ты помогла Сарпанит вытащить меня из пирамиды, — неожиданно произнес он, еще не зная так ли это на самом деле.

Ее глаза сказали ему всю правду. Инанна никогда не причиняла ему вреда. Она стала жестокой с другими. Даже заточение в ее казематах несколько лет назад едва ли можно было назвать наказанием. Это была защита от окружающего мира.

— Я знаю, что ты меня опасаешься. Что даже будучи уверенным, что я Ребекка, ты знаешь, кем я себя помню. Но, Мардук, — снова назвала она его настоящим именем, — я отдала за тебя свою жизнь… — Инанна не заметила, как заплакала, и что за слезами перестала видеть его. — И что все эти тысячелетия вдали от тебя, даже уверенная, что ты погиб, я ни на секунду не переставала любить тебя! Я — Инанна, и я не могу изменить того, что сотворили со мной Ито и Нинхурсаг, и… Тебе придется принять меня той, кем я являюсь сейчас или же больше никогда не появляйся передо мной.

Он оказался напротив в долю секунды, чтобы заключить ее трясущиеся ладони в свои, что поцеловать в щеку, лоб, коснуться ее скул пальцами и наконец заключить в крепкие объятия. Он так скучал по женщине, которую любил всем сердцем. Он скучал по Ребекке и более не намеревался совершать ошибок, которые совершил с Инанной. Он пытался понять, как в одном теле, как она это назвала, могло ужиться две души.

И Александру пришлось отпустить страх, недоверие и предрассудки, ведь Инанна, Ребекка была права, ему придется либо принять ее, либо отпустить. После всей боли, что он причинил ей, он едва ли вообще мог винить ее в чем-то.

— Сколько раз, прикрываясь жестокостью ты спасала меня? — спросил он, будто только сейчас осознав, что все, что она творила, было лишь маской несогласия с решениями царской семьи.

— Столько же раз, сколько раз я притворилась безумной, Мардук! И мне приходилось притворяться верной Энлилю и посылать стражей на твою защиту. Ты понятия не имеешь, сколько раз они пытались тебя убить! И даже когда я вернулась на Землю после четырехтысячелетнего отсутствия, я и не думала убивать тебя, я просто хотела побыть рядом с тобой… Даже прикинулась Ребеккой, — завыла она, шмыгая носом куда-то в складки его одежды, но затем, чуть отстранившись и оттолкнув его, Инанна буквально закричала, что было опасно, учитывая, где они находились. — Мне пришлось поставить на колени всю Землю, весь Инд и Шумер, чтобы ты смог вернуться из западных земель! Но ты был слишком поглощен враждой с Нинуртой, чтобы заметить это. Я ненавидела тебя за то, что ты забыл меня, за то, что ты не видел, какой сильной я стала, и все было только ради одного тебя! — кулаки ее стали сжиматься в гневе, выплескивая все накопленное за тысячелетия. — А потом Нергал и Нинурта уничтожили все живое на континенте и сочли тебя погибшим в Содоме и Гомморе. И ты вновь оставил меня одну среди всех этих жадных до власти подонков! — лицо Инанны пылало, она совсем не думала о том, что сказала уже достаточно и пора взять себя в руки и остановиться. — А когда я вернулась на Землю, я обнаружила, что ты женат на женщине с моим лицом, на той, кого я возненавидела всей душой с первой секунды! Ох, как я была зла, как разочарована и обижена! Как ты мог так поступить со мной в который раз?!.. И я вновь спасла тебя от голода и заточения в тюрьме… О, Великий Ану, зачем же я сделала это?.. Ты… Ты даже не понял этого, сочтя извращением…

Она более не смогла сказать ни слова, горло сдавило, но слезы, напротив, высохли. И ей отнюдь не стало легче, все тяжелые воспоминания, связанные с эгоизмом Мардука навалились на нее с новой силой…

— …И, черт… возьми, — невольно проикала она довольно земную фразу, не заметив, как перешла на иврит. — Теперь ты говоришь… мне, что я та, кого ненавижу всей душой! Ты не имеешь права ненавидеть меня, Инанну… Поэтому, тебе придется принять меня, да… Именно такой, какая я есть сейчас и вымаливать прощение за все свои ошибки! — взвизгнула она на последней фразе.

Александр стоял, словно громом пораженный. Нинурта всегда был прав, именно он сделал ее такой, он сделал ее монстром, и именно из-за его ошибок сознание ее перевернулось. Александр никогда не думал, насколько сильно был виноват перед ней, и в злобе своей обвинял ее во всех своих грехах. Но она не сломалась, Инанна стала сильной, сильной настолько, что во многом превзошла даже Нинурту, превратив страсть того в ненависть и зависть. Воистину только ей дано было стать царицей Нибиру, и Энлиль не ошибся, выбрав ее женою своего сына.

— Эльгис Лахмаанар с моей подачи помог Энки обмануть навигацию Нибиру… Я позволила вам вторгнуться на Нибиру… — сказала Инанна, вновь открывая все новые и новые свои поступки. — Я с самого начала знала, что вы начнете битву. И я, сумасшедшая, специально надела костюм канцлера, в конечном итоге надеясь заменить Ребекку рядом с тобой… Я хотела бросить всю Вселенную к твоим ногам… Но все пошло не так… — она едва ли соображала, что только что открыла все свои коварные планы, и что доселе скрытые воспоминания возвращались с новой силой. — Бионики Ито не должны были покинуть Лахму! Я умерла, защищая тебя… Я помню последний миг своей жизни, Александр… Там, за порогом нет ничего… Ни воспоминаний, ни темноты, ничего! И в нашей вражде нет смысла…

Она несла уже абсолютную чушь. Инанна выдохлась, не понимала, что происходит, но продолжала злиться на него за слепоту и эгоизм. Александр вновь не решался подойти к ней, думая, что в таком состоянии она способна даже убить его. Он был раздавлен всеми этими признаниями, разочарован в себе и вряд ли могли бы найтись слова, способные отразить всю полноту его чувств.

Она смотрела на него своими большими серыми глазами, столь же прекрасная, как и прежде, израненная его безразличием женщина, любить которую он не имел права. Александр смог лишь опуститься перед ней на колени и склонить голову, не зная, как просить прощения за все, что он натворил. Инанна стала для него прообразом зла и сумасшествия, и он никогда не думал, что это лишь фасад. И пускай она не помнила части своей жизни, но она не выглядела сумасшедшей. Александр теперь не знал, как к ней относиться. Две его любимых в разные времена женщины слились в единое целое. И теперь ему придется держать ответ перед той, третьей, что образовалась взамен Ребекки и Инанны, той, что знала все о его нынешней и прошлой жизни и делала свои выводы. Она, словно судья всех его ошибок, уже не шла вслед за слепой любовью и всепрощением, она взвешивала и понимала, что вина лежала только лишь на нем одном…

— Прости… — с трудом выдавил он, стоя перед ней с открытой душой, словно только сейчас на него навалилось осознание всех ее слез и его ошибок. — Прости меня за все, что я сделал. Я был слеп и равнодушен к твоей боли, Инанна. Прости меня, Ребекка, что я втянул тебя в свою жизнь…

Сейчас он ронял слезы, признавая вину, и эти слезы были самыми сокровенными и настоящими. Впервые за все время он отбросил прочь мысли, переживания и эгоизм, о котором даже не подозревал. Он был открыт перед ней, чист и светел, словно дитя, только появившееся на свет.

— Увы… — горько коротко прозвучало в ответ; Инанна смогла продолжить не сразу, равно как и не смогла простить его, чьим словам не было веры. — Люцифер, — отчего-то вспомнила она прообраз Сатаны, с коим связывали его люди, — твое зло в том, что ты не можешь осознать своих ошибок в полной мере…

Она даже не понимала, что в ней говорили обе ее личности. Все еще считая себя Инанной, она продолжала использовать слова, которые были более свойственны Ребекке. То, что сделали с ней Ито и Нинхурсаг имело ужасающие последствия. Александр совершал множество ошибок и с Ребеккой, и теперь женщина перед ним знала о каждой. Убеждая молить о прощении она в конечном итоге не могла простить его, как бы не старалась.

Ненависть к Инанне куда-то испарилась, она растаяла под гнетом всех ее признаний и открыла ему прежнюю нежную девушку, которую он против воли родственников осмелился полюбить пять с половиной тысяч лет назад. Его амбиции и эгоизм не сломали, а возвысили ее. Теперь Инанна стала нибируанской царицей, пускай и в планах ее было совсем другое.

Он стоял на коленях с опущенной головой и ее молчание стало еще тяжелее, нежели попытки обвинить его и оправдать себя. Вне сомнений, и она совершила много зла, но теперь это зло казалось оправданным и более не выглядело столь ужасающим. Отпустив свою ненависть, Мардук уже и не мог вспомнить, за что так яростно ненавидел ее всего несколько минут назад.

Ее рука легла ему на макушку, пальцы деревянно захватили волосы, царапая ногтями кожу, но затем расслабились, и прикосновения стали мягче. Она чуть склонилась, захватив его подбородок, и потянула вверх, вынуждая встать. Ее глаза были красны, но более не отражали всепоглощающей ярости.

Они стояли друг напротив друга в немом разговоре взглядов, в тугом молчании; Александр ждал от нее первого шага, ведь не имел права сделать его сам. Он не заслуживал прощения, но стремился к нему, стремился к ней, кем бы сейчас она не являлась. Отпустив ненависть к Инанне, он вдруг осознал, что никогда не переставал любить ее, и нашел утешение в Ребекке, смог полюбить другую только потому, что она была так на нее похожа.

Ладони Инанны лежали на его плечах, укрытых металлическими латами защитного костюма, казалось, в напряжении она может погнуть пластины, словно тонкую алюминиевую ложку. И когда Инанна подалась вперед, чтобы обнять его, сердце Мардука на миг остановилось, он почувствовал новый прилив вины за то, что она вновь простила его. Спустя долгие тысячелетия вражды она снова простила его и приняла в теплые объятия.

— Я больше никогда не отпущу твоей руки, Инанна, — сказал он шепотом, словно потерял голос; его руки крепко сомкнулись на ее спине. — Кем бы ты не была сейчас, я буду любить тебя, ведь я поклялся на нашей свадьбе.

Он поднес их руки к лицу, и в этот момент загорелись два непохожих друг на друга знака — уджат на ладони Мардука, и красный грифон, символ Нинурты на тыльной стороне ее ладони.

— Какая бессмысленная ложь, — он коснулся поцелуем кожи, где алым огнем светился отнюдь не его знак, и внезапно что-то начало происходить.

Инанна смотрела во все глаза, как линии грифона становятся блеклыми и взамен них кожу начинает охватывать новое сияние — око Ра прорисовывалось белым, чуть голубым свечением, открывая очевидную истину.

— Ты моя законная жена, как мы когда-то мечтали, — Мардук вновь коснулся губами теперь уже своего символа.

Инанна несмело улыбнулась и, почувствовав всплеск энергии, неожиданно отшатнулась, увидев, как перед глазами замелькали картины прошлого. Память Ребекки МакГрегор вспыхнула в сознании — все самые счастливые моменты вместе: как Александр, не сумевший побороть страсти, появился в ее комнате в Нью-Бабили, его нежные объятия на Лахму после разлуки в несколько месяцев. Его счастливое лицо, когда он давал клятву верности во время брачного ритуала.

И впервые за всё время, когда память Ребекки стала настигать ее, Инанна и впрямь почувствовала себя ею. Виною тому была пробуждающая энергия уджата и всепоглощающая любовь, которую она сдерживала все последние месяцы. Любовь исцеляла разум, соединяя его в единое целое, возвращая все на свои места. Словно сработал некий переключатель, и воспоминания, принадлежавшие Инанне, неожиданно отошли на задний план, вырывая из плена сознания ту, кем она являлась на самом деле.

— Что ты сделал?.. — голос ее дрогнул, ноги подкосились, и Александру пришлось удержать ее от падения.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя ее дрожь.

— Александр… — она несмело улыбнулась, почувствовав невероятное тепло от звука этого имени.

Глаза его расширились в удивлении и моментальном осознании того, что произошло.

— Ребекка… — утвердительно произнес он, соприкоснувшись с ней лбами. — Это ты…

Она улыбнулась и прикрыла глаза, продолжая дрожать, но при этом чувствуя, как все тревоги отпускают. Она потянулась за поцелуем первой, не способная справиться с чувствами.

— Я вернулась…

Словно дикий кабан, Нинурта вломился в лаборатории Ито в шуруппаке Бад-Тибира, силой мысли взломав все электронные замки. Его лицо багровело от гнева, начинающие увеличиваться бугорки будущих нарывов добавляли образу особой выразительности. Он не посещал лечебный модуль с прошлого утра.

Нинурта застал свою супругу в модуле, над ней колдовал Ито, внимательно контролирующий показатели.

— Инанна! — взревел Нинурта с порога, и она, видимо задремав, вздрогнула и широко распахнула глаза. — Скажи на милость, зачем тебе нужно было ездить в Тель-Авив?!

Она непонимающе сдвинула брови, но затем взгляд её ожесточился. Пнув внутреннюю панель модуля, она открыла крышку и села.

— Я смотрела, во что мы превратили города и их жителей! — ее фраза могла бы звучать невозмутимо, однако из каждого слова сочился яд. — Ито, мы закончили?

— Да, Ваше Величество, — с поклоном сообщил он.

— Оставь нас, Ито! — рявкнул Нинурта, даже не взглянув на канцлера Земли.

Тот послушно с поклоном вышел, но Ривка заметила, как в его глазах мелькнула ярость. Двое ее стражников, под голограммерами которых теперь скрывались анкийцы из сопротивления, однако, не сдвинулись с места. В любую секунду Александр мог отдать приказ убить Нинурту, но повстанцы выжидали, намереваясь сначала обезвредить нибируанцев, лишив их военной мощи и обратив ее против самих нибируанцев. На смену одному царю придет другой, поэтому необходимо было не просто убить Нинурту, а склонить чашу весов на свою сторону. Более того, Александр, понимая, что в ходе военных действий уничтожил целый город Нибиру — Ресети-Ири, оставив его в облаке радиации, не мог просто так занять трон. Он должен был как минимум заслужить прощение, вот только вряд ли подобное можно было простить.

— А теперь я жду от тебя правду, дорогая! — угрожающе понизил голос Нинурта, схватив ее за руку.

— Какую еще правду ты от меня ждешь? — вскипела она, как и было задумано. — Ты хочешь лишить людей денег! После битвы с анкийцами мы не вложили ни нира в восстановление человеческих городов. И ты хочешь, чтобы они снова вышли на заводы и шахты, гробя свое здоровье за кусок прогнившего хлеба?! — Ривка усмехнулась. — Не могу понять, как ты мог настолько ослепнуть, чтобы решить, что современное общество может подчиниться нам! Нинурта, людей все еще слишком много, и они обижены и обозлены. Они только что проиграли кровопролитную битву. Боюсь, что радикальными мерами ты ничего не добьешься. Я видела, как они сейчас живут — в развалинах города, без электричества, с трудом добывая даже пресную воду! Мой отец абсолютно прав, что не соглашается голосовать в пользу изъятия денег. Он знает, конечно, что это ничего не решит, но пытается донести до твоего разума факт того, что люди больше не безвольные рабы! Они жили в демократическом обществе, и Мардук развил технологии. Они привыкли сражаться за свою свободу, и, поверь, пока ты так упрямо пытаешься подчинить их своей воле, не давая ничего взамен, они никогда не склонят перед тобой головы, ты навеки останешься для них тираном!

Ее грудь тяжело вздымалась, из ноздрей того и гляди грозило вырваться драконье пламя. Ривка в упор сверлила Нинурту яростным взглядом, прикрывая свое исчезновение словесным нападением.

— Неужели ты, дорогая моя, мечтаешь о новом Вавилоне? — Нинурта сощурился, продолжая болезненно сжимать ее запястье. — Вот именно поэтому я не хотел брать тебя на Землю! Потому что ты, змея, снова лезешь туда, куда тебе не следует! Знай свое место, женщина! Ты сегодня же отправишься на Нибиру!

Она оскорбленно сощурилась и открыла рот, словно не находя слов, однако Ребекка, получив долю сознания Инанны, извлекла из этого выгоду, вновь пользуясь несравненным актерским талантом.

— Ты не отправишь царицу, больную проказой, заражать Нибиру! — изменила она тактику, фыркнув.

— Больше поводов держать тебя взаперти даже там! — распалялся Нинурта все сильнее, но уже отвлёкся от выяснения, что же Инанна делала в Тель-Авиве на самом деле.

Он схватил ее и прижал к себе, применяя излюбленный метод самоутверждения.

— Ты бы вылечился, прежде чем лезть с поцелуями, — Инанна скривилась в отвращении, глядя на гнойники на его лице, которые, несомненно, покрывали и все тело.

— Ты будешь лежать подо мной, даже если нарывы будут гноиться, Инанна.

Она вновь скривилась, пытаясь отстраниться, упираясь ладонями в его грудь.

— Даже не думай ко мне прикасаться, Нинурта! — завопила она, глядя на разодранную до крови болячку в уголке его губ.

Отвращение было абсолютно искренним, и Нинурта сдался и отпустил ее, послушно раздевшись и усевшись в модуль.

— Займись этим! — он указал на свое лицо. — Все ужасно чешется, я готов содрать с себя кожу! — похоже, желание немедленно избавиться от надоевшего зуда перебило желание поглумиться над ней.

— Почему ты не пошел в шуруппак сразу после собрания? — спросила она, настраивая модуль под его показатели.

— Я искал тебя в Тель-Авиве, заноза! Царице не пристало сбегать от царя! — возмутился он, укладываясь поудобнее.

— Только не начинай снова! — она закатила глаза.

Ривка тоже была практически обнажена, не считая двух широких эластичных лент, прикрывающих грудь и бёдра.

— Когда уже этот идиот Ито найдет антидот… — пробормотала она, запустив программу восстановления.

Конечно же, Мардук мог излечить ее, но тогда это вызвало бы множество подозрений. Хвала Ану, зараза оказалась не опасной для жизни, более того, иммунитет нибируанцев мог бы справиться с ней самостоятельно, если бы болезнь не пытались излечить в модуле, не давая ей прогрессировать. Всего пара недель мучений, ужасного зуда и гнойников, и иммунитет сам бы справился. Но Ривка, конечно же, не собиралась распространяться о полученных знаниях.

Она наблюдала, как крохотные электрические молнии окутывают тело Нинурты, и как на глазах исчезают маленькие ранки и еще не лопнувшие волдыри, возвращая ему нормальный вид. Сейчас, когда к ней вернулись собственные воспоминания, ей было чертовски странно видеть его рядом, особенно обнажённым. Бросив короткий взгляд на стражников, которые по настоянию Нинурты следовали за ней по пятам, Ребекка почувствовала себя немного виноватой, ведь они становились практически свидетелями ее измены их господину.

Но как она ни старалась, подлинного отвращения к Нинурте испытать не могла. Он, тем не менее, был с ней довольно мягок, прощая все ее сумасбродства и нежно обнимая перед сном. Нинурта никогда не казался способным на подобную нежность и любовь… Но, тем не менее, Ривка знала, ощущала его чувства и по-своему жалела, ведь теперь его царица была полностью завербована противником, а его самого ждала смерть или вечное заточение в Гахги-Габгаз, если их план выгорит. Он убил собственного отца, а она помогла ему в этом, жаждая вовсе не его воцарения. От имени Инанны она сказала Мардуку абсолютную правду, ведь царем Нибиру хотела видеть только его, как и до смерти желала быть его суженной, пойдя на убийство деда. Вне сомнения, Инанна все же отчасти была безумна, но Ребекка теперь знала, какую цену она заплатила за свое безумство.

— Что ты выяснила по поводу происков моей матери и Ито, касательно твоей памяти?

Ривка встрепенулась, она на миг забыла, кто сотворил с ней это зло и кто разделил ее сознание надвое.

— Ничего, похоже у этих двоих крепкие нервы и много общих тайн, — она усмехнулась, подав Нинурте чистый халат и приказав по коммуникатору, чтобы слуги доставили им чистую одежду, так как ее платье запылилось, а его царский наряд был запачкан гноем и кровью. — Я все вспомнила, Нинурта, — поведала она неожиданно честно, конечно же, имея в виду воспоминания Инанны. — Вне сомнений, они желали скрыть от меня то, кем я стала, однако их план провалился.

Он отбросил халат на стоящий рядом с модулем табурет. Ривка почувствовала ладони на своих плечах и почему-то исполнилась теплом от его прикосновения. Эти чувства не поддавались логике, ведь теперь она точно знала, кем является, и что ее ждет настоящий муж, но Нинурта… Он открывал ей свое сердце постепенно, неумело и грубо, и она понимала, что за маской воина, за суровым внешним видом и жестокостью скрывается мужчина, отчаянно нуждающийся именно в ее тепле. Возможно, он когда-то и ненавидел Инанну и даже пытался убить ее, но его чувства были как на ладони. Теперь, когда ей не нужно было добиваться власти, и она стала принадлежать, как он считал, лишь ему одному, он открыто проявлял свою привязанность. Им было более нечего делить.

— Нет и никогда не будет женщины красивее тебя, — прошептал он ей на ухо, коснувшись мочки уха губами.

Ривка поймала взгляд одного из стражников, и она точно знала, что это Бен Новак, анкиец и ее лучший друг. Друг, который любил ее так сильно, что смог отдать другому, понять и отпустить. В его глазах кипела злоба и негодование, готовые выплеснуться в глупую ошибку, которая лишит его жизни. Ривка только аккуратно, предостерегающе покачала головой. Он, справившись с чувствами, вновь стал смотреть прямо, только перед собой.

— Может, отпустим стражу, или тебе нравится, когда за тобой наблюдают? — промурлыкала она, взглянув в глаза своему ненастоящему мужу; ее улыбка стала коварной, когда он подтолкнул ее к модулю и, усадив, развел ноги в стороны.

— Пошли прочь, никого сюда не пускать, пока я не вызову.

Стражники безмолвно повиновались, и последний взгляд, брошенный Ребеккой на Бена, выражал лишь сожаление. Позволяя целовать себя, она вновь и вновь испытывала чувство вины, потому что тело предавало ее, подаваясь навстречу ласкам. Александр не хотел отпускать ее обратно к Нинурте, но ее твердое решение бороться с нибируанской властью посредством политики, убедило его. Он знал, что она обязана будет отдавать себя другому мужчине в то время как он будет тосковать по ней. Он прекрасно понимал, что иначе нельзя, что ее ролью отныне станет роль примерной жены, пока Ребекка не начнет открыто действовать против царя Нибиру. И он, конечно же, простил ей все заранее, однако сердце его наверняка нестерпимо болело. Подобной жертвы требовала грядущая политическая война, в которой они надеялись обойтись меньшей кровью со стороны всех трех рас… Люди, нибируанцы и анкийцы и без того настрадались за последний десяток лет. И казни Египетские — только начало. Это демонстрация, что Господь… Господин не оставил их.

* * *

Все новостные каналы Нибиру мусолили только одно событие — на одной из стен, окружавшей дворец, был растянут огромный плакат с изображением лица Нинурты, а ниже жирным красным надпись — «убийца отца». Стража не успела быстро избавиться от плаката, и теперь новость обсуждала вся планета. СМИ, конечно же, не поливали царя грязью, но и не пытались опровергнуть заявление. Таким образом, жители получили отличный дополнительный повод для кривотолков, ведь едва ли кто-то был доволен положением дел. На Нибиру властвовал кризис, города заполонили трущобы, нибируанцы страдали от нехватки еды и воды, все еще расплачиваясь за ошибки и властолюбие своих правителей.

Мало кто поддерживал правление нового царя, учитывая еще и то, что практически все свое время он проводил на Земле. Им, конечно же, было невдомек, что Нинурта пытается извлечь наибольшую выгоду из Земли, чтобы Нибиру вернулась к процветанию. Нибируанцы видели в этом лишь только свою правду — что царь их бросил.

Ривка, якобы вняв словам мужа о том, что ему необходима помощь на Нибиру, практически стала регентом планеты, оставив Нинурте управление главным ресурсом для восстановления Нибиру — Землей. Она радовалось тому, что Ито, наконец, удалось найти лекарство от проказы. Как и следовало ожидать, он использовал подопытных нибируанцев, и как только стало ясно, что иммунитет вырабатывает антиген, Ито смог синтезировать его и излечить в первую очередь царскую чету.

Восходя на трап своего шаттла, она была уверена, что окружена верными анкийцами и друзьями. Рядом был Бен, а вторым стражником оказался никто иной, как Джек Мур, любимый племянник Ангелы Новак — холодный и с виду отстраненный парень, внутри которого таилась необъяснимая жестокость. Ривка когда-то даже решила, что этот интеллигентный молодой человек в детстве душил котят и надувал лягушек.

Ривка загрустила о родителях, не зная, как они выживают в Иерусалиме, где они, по словам Александра, остались по собственной воле. Всякий раз вспоминая о них, она старалась задушить в себе горечь разлуки. Она пообещала сама себе, что во что бы то ни стало после возвращения на Землю сразу же разыщет их.

Глядя в иллюминатор шаттла на то, как отдаляется ее дом, она грустила. Планета Земля, которую в фильмах изображали круглой, на деле немного напоминала чуть мятый подгнивший фрукт и теперь более не казалась голубой — по всей ее поверхности, то густой, то более прозрачный, ее будто бы окутывал желтый туман.

— Что же мы натворили… — пробормотала она на иврите.

Спохватившись, она оглядела фешенебельный салон шаттла и успокоилась, приготовившись к гиперсветовому прыжку, заметив только «своих» стражников и Мару; остальная охрана находилась в другом отсеке.

Она думала об этом весь путь до Нибиру — всего минута на гиперсвете, — и тело, и душу ее сковывало разочарование. Ривка была слишком наивна в прошлом, думая, что внезапностью можно выиграть войну. Она винила себя в том, сколько миллионов людей, анкийцев и нибируанцев погибло. Отныне ей не чужды были потери и проблемы всех трех рас… И теперь, осознав, сколько жизней они потеряли в последней битве, она обязана была сохранить жизни тех, кто теперь страдал от нехватки ресурсов, отсутствия медицины и нормальной жизни. Ривка, несомненно, страдала от осознания, сколько боли, лишений и потерь принесла ее самонадеянность, но и понимала, что никто, кроме нее, более не мог принимать судьбоносных решений, ведь анкийцы верили в нее. Керен Шемеш — лучик солнца, именно так называли ее раньше.

Сойдя с трапа шаттла, когда на Нибиру только занимался рассвет, сославшись на мигрень и отказавшись отобедать в обществе Нинхурсаг, Ривка поспешила в свои покои, позволив вечно сопровождающей ее Маре отправиться отдыхать. Впрочем, как и стражникам. Терзаемая сомнениями о правильности выбора тактики, она думала, как долго придется ждать трем расам, прежде чем информационная и политическая войны будут закончены. И как долго придется восстанавливать утраченное благополучие?..

Шеду Ишидсур, вопреки воле отца, избрал более радикальный метод охоты за властью. Он не стал соперничать с Лахмаанарами за право быть фаворитом Нинурты, он пошел против него, против своего царя и решился на измену. Александр принял руку помощи, пообещав в случае победы возвысить его, однако предупредил, что его видение будущего иное, нежели у Нинурты, желающего считаться только с нибируанцами. Александр хотел мира. Ишидсур поверил в столь демократичную точку зрения, став отныне теневым агентом в логове тигра. Финансирование казней египетских шло именно из его кошелька.

Ривка размышляла, удастся ли Ишидсуру взять под контроль военную промышленность и Лахму, ведь Нинурта совсем ему не благоволил. Позвав стражника по имени Ушатру, Ривка надеялась найти поддержку в лице старого друга, ведь именно Бен скрывался под его маской. Она волновалась, ведь они не общались несколько месяцев с той самой битвы, когда он позволил ей вылететь с флагмана вопреки приказу Александра.

Ривка позабыла, что позволила страже отдохнуть, и уже пожалела о том, что вызвала Бена. И когда он зашел, она чуть виновато склонила голову, но затем, решившись, просто подошла и обняла его, как не делала этого уже очень давно. Он принял ее объятия нерешительно, словно все еще не верил в то, что она живая, что стоит перед ним во плоти. Инанна принесла ему много боли, и Ривке, наверное, не стоило быть слишком напористой.

— Бен, как ты?.. — только и смогла выдавить она, ведь им так давно не удавалось остаться наедине. — Целую вечность тебя не видела…

Он отстранился, вынудив ее разомкнуть объятия, и Ривка немного напряглась. Видел ли он перед собой Инанну или же тому была иная подоплека, она не знала. Но всяко, будучи ни в чем не виноватой перед ним, она чувствовала груз вины. Его жизнь тоже была искалечена ее решением развязать войну.

— Прости, — неожиданно произнес он и сделал шаг навстречу, отключив голограммер. — Я немного дезориентирован тем, что с тобой происходит. Так трудно поверить, что это ты…

Он смотрел на ее царское одеяние, а также на корону, лежащую на комоде в бархатной коробке.

— Я знаю, Бен, так же, как и помню все, что связано с жизнью Инанны, и как она издевалась над тобой…

— Я не хочу об этом, Ривка… — начав с нажимом, он понизил голос до шепота. — Я не виню тебя ни в чем, ведь ты — не она. Великое чудо, что ты жива!

Она улыбнулась печальной улыбкой, понимая, что это всего лишь фраза, которую, так или иначе, он должен был произнести. Бен находился в растерянности, и его глубокие темно-карие глаза боязливо вглядывались в новую Ривку, ведь, конечно же, после всего произошедшего она не могла остаться прежней.

Она невольно вспомнила славные времена, когда они вдвоем, мечтая сбежать от суеты Тель-Авива, отправлялись на дикий пляж между Кейсарией и Хайфой с палатками и зефиром, который жарили на костре до рассвета, болтая о жизни. Тогда она была обычным человеком, точнее, считала себя совсем обычной, не зная, что друг возле нее на самом деле охранял ее спокойную жизнь до нужного момента. Ривка вдруг осознала, насколько счастлива была в той прошлой жизни, что она не ценила этого в полной мере. А теперь… Ее родительский дом на улице Мазе лежал в руинах, всегда шумные пляжи были погребены под обломками самолетов и снарядов. Любимые кафе и клубы больше никогда не встретят ее дружелюбным ароматом кофе и пьянящим вкусом лонг айленда.

А Бен… Бен, невзирая на задачу втереться в доверие, стал ей настоящим другом, ангелом-хранителем. Он всегда был рядом, всегда понимал ее. И он любил ее, любил настолько сильно, что смог отпустить к другому…

— Бен, послушай, я знаю, о чем ты думаешь, но не позволяй мыслям об Инанне омрачать нашу с тобой дружбу. Я никогда не стану прежней, но ты, как и Александр, должен принять меня той, кем я стала…

— Женой этого ублюдка? — вспылил он, яростно сжимая кулаки. — И ты сидишь на этом троне… По горло в крови невинных анкийцев и людей…

— Отныне я сижу на нем во имя свободы всех трёх рас! — перебила она распаленно, но затем понизила голос: — Нинурта не муж мне, но мне придется играть роль Инанны, пока нам не удастся попрать его власть и уничтожить его правление на корню.

— Тише, у стен могут быть уши, — совсем шепотом предостерег Бен.

— Здесь никто нас не подслушает. Я об этом позаботилась.

Бен кивнул на ее браслет-коммуникатор, намекая, что ее может слушать Нинурта.

— Нет, Бен, он не сумеет. С тех пор, как я начала вспоминать, кто я, вернулись и мои знания об информационных технологиях. Я могу влиять на все, что связано с ними. Даже для той, в ком течет нибируанская кровь, я очень сильна.

Он промолчал, разговор не клеился. Но Ривка была намерена идти дальше, вот только не знала, что делать. Бен закрылся от нее.

— Как только стемнеет, мы отправимся в Сахгалат — это город Лахмааноров. На Нибиру есть несколько групп анкийцев, мы должны объединиться с ними. В моем окружении не должно остаться стражников Нинурты.

— Как ты смогла обмануть систему и сделать уроборос для Мары? — спросил Бен, понимая, что на Нибиру у Инанны были сообщники и последователи.

Она обратила задумчивый взгляд на трюмо, блик от короны заставил ее зажмуриться. Ривка потерла глаза и проморгалась.

— Отец Инанны, он все еще имеет власть в соответствующем органе, — пояснила она. — Но власть его угасает. Нинурта не хочет, чтобы Син укрепился на Нибиру, именно поэтому он отдал ему лучший из Альянсов. Син все еще кажется ему угрозой, ведь именно он истинный наследник трона. Нинурта видит будущее Нибиру лишь в абсолютной монархии, тогда как Син понимает, что Нибиру безнадежно отстала от жизни и поддерживает демократию. Син в гневе как-то назвал Нинурту узурпатором, и он даже не представляет, насколько прав…

— Продолжай…

— После гражданской войны нибируанцы учредили нечто вроде демократического аппарата власти. Подобно нашим министрам, они способны влиять на политические решения и оспаривать указы царской семьи. Среди них избранные народом нибируанцы, а также главы важнейших династий, таких как Ишидсур и Лахмаанар. И Нинурте это совершенно не нравится.

— Что-то я не заметил ничего схожего с демократией, — подметил Бен.

— Это касается только Нибиру, на Земле властвует царь Нибиру, хотя и там отныне существуют Альянсы, голоса которых играют немаловажную роль в принятии решений. Нинурте пришлось смириться, лишь бы усмирить всеобщий голод.

— Ты ушла от темы, Сину разве не могла показаться просьба сделать кому-то уроборос странной?

Она хмыкнула.

— В отличие от остальных у него есть ценное качество — не задавать вопросов. Он всецело лоялен Инанне и потакает ей, как любимой дочери и отныне царице Нибиру. И именно сейчас нам снова потребуется его помощь в получении уроборосов для тебя, Джека и остальных.

— Остальных? — взгляд Бена сделался вопросительным.

— Выжившие пилоты с Лахму и флагманов, Бен, — стала пояснять Ривка, с видом военачальника расхаживая по покоям, соединив руки за спиной. — Мара никогда не рассказывала о них, и, будучи Инанной, я и не задумывалась о судьбе горстки повстанцев, застрявших доживать последние столетия на Нибиру. Однако сейчас я хочу окружить себя верными анкийцами и здесь, на Нибиру, ради моей безопасности и если вдруг придется принимать радикальные меры, например, взять в заложники обитателей дворца, — она стала расхаживать по покоям, размышляя вслух: — У меня большие планы на них. Сейчас я не могу контролировать нибируанцев, не согласных с властью Нинурты, я не хочу, чтобы кто-то пострадал, и поэтому я хочу внедрить к ним анкийцев. Мы должны действовать, Бен, и Александр со мной согласен, чем дольше мы будем медлить, тем больше людей и анкийцев погибнет…

* * *

Ривка застыла у выхода из восточного крыла Сунгака, на нее шла Дамкина, мать Александра, с которой и настоящей Инанне приходилось видеться совсем нечасто. Бесконечно отличная от Нинхурсаг, Дамкина обладала мягкостью черт и пышностью форм. Она сильно напоминала Думузи, и это всегда заставляло Инанну чувствовать себя неуютно рядом с ней. Так они были похожи — тот же чуть вздернутый нос, та же бронза в волосах… Но самое главное — глаза и взгляд. Думузи смотрел также… И хотя память о нем угасала, Дамкина становилась напоминанием, полным сожаления. Думузи не заслужил подобной участи, и Дамкина отвернулась от своего старшего сына, не в силах простить Мардуку непреднамеренное убийство. Она уверовала, что это не было случайностью. В царской семье ходило множество слухов, что же на самом деле произошло с Думузи.

— Где сейчас вдовствующая царица? — голос Дамкины был невыразителен и резок.

— Госпожа, — Ривка, применившая голограммер, который ей принесли перед первым визитом Александра в Башне Нинурты, в почтении склонила голову, — в последний раз я видела, как она заходила в свои покои.

— Сопроводи меня.

Ривка вновь поклонилась, на этот раз будто бы извиняясь.

— Ее Величество поручила мне срочное задание, но если вы подождете, я пришлю к вам одного из слуг.

Дамкина задумалась всего на несколько мгновений, пока Ривка разглядывала юбку ее платья, расшитую изумрудными каменьями, удивительно гармонично дополняющими красоту этой женщины.

— Не стоит, раз царица дала тебе поручение — это важнее. Я сама дойду, — сказала она с едва скрываемым раздражением; при царской семье Дамкина всегда была приветлива и добра, но Ривка знала лучше других, как Инанна искалечила судьбу ее старшего сына, и лишила младшего, самого любимого. Это сделало Дамкину более жесткой и требовательной, возможно, даже капризной.

Подождав, пока Дамкина скроется, Ривка, ощущая глубокое сожаление о нелегкой судьбе этой женщины, отправилась к тайному выходу из дворца, о котором ей успел поведать Александр. Она все думала, что Дамкина и Энки еще легко отделались за предательство Мардука, ведь их не казнили и не отлучили от царской семьи и не сослали в дальние земли Нибиру. С какой бы неприязнью она не относилась к Нергалу, но, похоже, именно средний сын сумел спасти семью от незавидной участи.

Заозиравшись по сторонам в освещенным лишь одной небольшой люстрой закутке возле винтовой лестницы, которой наверняка пользовались только слуги, Ривка нажала на рычаг, коим служил выступ на одинокой статуе некогда великого царя Алау. Скульптура отъехала в сторону, открывая люк в полу, за которым скрывалась тьма. Не раздумывая ни секунды, так как из-за угла послышался шорох, Ривка, завязав на бедре подол длинного платья служанки, спустилась в отверстие и нажала на кнопку с внутренней стороны. Статуя вернулась на свое место, и Ривка оказалась в кромешной тьме. Воспользовавшись фонариком, встроенным в коммуникатор, она огляделась и, ойкнув, резко отпрянула, встретившись со взглядом темных глаз.

— Тише, это я, — сообщил Бен, и только тогда Ривка узнала его по голосу. — Я пришел забрать тебя, там лабиринт в подземельях.

— Я знаю, я уже была в этих подземельях, Бен… не в этой части, конечно же. Мы не смогли ее использовать, чтобы пробраться во дворец. Эти подземные ходы были заблокированы охраной, — зачем-то рассказала она, с болью вспоминая то неудавшееся нападение на царя, вновь разделившее их с Александром.

— Идем, я уже изучил местность. Нам сюда, — указал он в сторону круглого тоннеля, больше напоминающего канализационный.

Звук капающей воды раздражал слух, здесь пахло сыростью и было довольно прохладно, а еще постоянно казалось, что из-за угла на развилке может кто-то напасть. Но Ривка не выдавала волнения, впрочем, как и всегда; дисциплинированная статусом главнокомандующего, пережившая множество унижений и лишений, она более никогда не показывала своих страхов. Внезапно она вспомнила, что по земным годам ей скоро стукнет тридцать восемь… Наверное, годы и жизненный опыт научили ее сдержанности и уверенности в себе.

В молчании они с Беном шли по тоннелю, словно стали совсем чужими. Теперь Бен был намного ближе даже к Александру, которого всегда ненавидел, и еще… похоже, отныне он мог видеть в Ривке лишь субъект защиты. Сложно было его в этом винить.

Они вышли на мелкую морось. На Нибиру властвовал сезон дождей для поддержания урожая. Бен открыл перед ней дверь подъехавшего бронемобиля, которые использовали военные Нибиру, и Ривка послушно села.

— Куда мы едем? — спросил Джек, сидевший за рулем; его ледяные карие глаза смотрели на пассажиров из зеркала заднего вида.

— Зиккурат Экалати. До Сахгалата не добраться на автомобиле, — сказала Ривка, однако, заметив сомнение в глазах Джека, пояснила: — Среди нибируанцев есть верные мне подданные, и мы могли бы воспользоваться сопровождением из лояльных нибируанцев, а также одним из королевских шаттлов, однако велик риск, что они узнают о нашей цели. На второй КПП, — приказала Ривка и немного выдохнула, она никогда не чувствовала себя комфортно рядом с Джеком; проезжая КПП, Бен и Джек включили голограммеры.

Ривка думала, вместе ли все еще Джек и Летти. Она так давно не видела ни Летти, ни Дану и, в действительности, не знала, что с ними происходит сейчас.

— Все пассажиры на выход, — посветив фонариком в салон, приказал солдат с лазерным ружьем наперевес, но внезапно луч фонаря осветил сидящих на заднем сидении фрейлину и девушку в костюме королевской служанки.

Ривка, сделавшись надменной, протянула ему красный конверт с печатью в виде грифона.

— Вы знаете, что это, солдат, — спокойно и уверенно сказала она.

Он тотчас вытянулся по стойке смирно, кажется, его лоб моментально покрыла испарина.

— Шестой ангар, шаттл Айширох, — отчеканил он, словно командиру, и вернул бумагу, отдав честь.

Бронемобиль тронулся с места, и только тогда сидящие в нем обрели дар речи.

— Что это? — спросила Мара, поглядывая на красную бумажку в руках Ривки.

— Допуск восьмого уровня, сверхсекретная королевская миссия.

— С печатью Нинурты? — спросил Бен с переднего сидения; под не очень довольным взглядом Джека он нажал на рычаг у руля, и дворники стали работать быстрее, развозя по лобовому стеклу капли. — Неужели, Нинурта самолично мог подписать пропуск, не спросив, зачем он вам нужен?

Ривка усмехнулась.

— Это моя печать, Мара, она немного отличается от печати Нинурты, — Ривка продемонстрировала отличие — на ее печати грифон сжимал в лапе лишь один предмет — державу, тогда как на печати Нинурты в другой лапе находился еще и скипетр. — Моя печать имеет более низкий статус секретности. Есть еще два уровня, как ты понимаешь, и те допуски может подписать только Нинурта. Для нашей миссии достаточно и восьмого. Нам всего лишь нужно тайно добраться до Сахгалата, а не присутствовать на тайном вече. Пилоты грузового шаттла перевозят стройматериалы в Сахгалат, они возьмут нас на борт и не проявят излишнего интереса. Предугадывая ваши вопросы, я бы могла воспользоваться и военными шаттлами, однако наша цель могла бы заинтересовать ненужные лица. Нергал в последнее время сует свой нос, куда не следует.

Присутствующие, удовлетворившись ответом, вновь замолчали, а Ривка сосредоточенно что-то печатала на планшете. Мара, осмелившись заглянуть туда, ничуть не удивилась тому, что та распределяет финансирование между городами, опираясь на аналитику, составленную отделом по ликвидации последствий катастроф и войн. Ривка действительно не могла игнорировать обязанности царицы, однако Нинурта взвалил на нее слишком много.

Бен со странным выражением лица потрогал приборную панель авто, открыл бардачок и тронул рычаг коробки передач.

— Похоже, Мардук и впрямь дал нам все существующие технологии. Никогда бы не подумал, что нахожусь на другой планете, — протянул он. — Да и архитектуру, подобную здешней, можно найти и на Земле, — он имел в виду похожие на мечети золотые купола городских муниципальных зданий, смотровые башни которых напоминали минареты.

Ривке и вовсе приходили в голову ассоциации с храмовой горой в Иерусалиме. Как и на Земле, здесь, на Нибиру старые города соседствовали с высотками бизнес-центров, а возле каждого города возвышались небольшие пирамиды, налаживающие связь по всей планете. В отличие от землян, нибируанцы не использовали спутники. Их как раз и заменяли пирамиды. Главная пирамида в Ресети-Ири была уничтожена, но теперь ее заменяла сестра-близнец в Гизе на Земле, которую когда-то построил Мардук.

Главная пирамида в Египте соединяла три планеты — Марс, Землю и Нибиру в огромную паучью сеть коммуникаций. И отныне она охранялась от всех возможных нападений. Пока что из-за голода Нинурта отложил постройку пирамиды на Нибиру. Он планировал дождаться снижения радиационного фона в Ресети-Ири и отстроить пирамиду заново там, при помощи рабов с Земли…

Зайдя в шаттл, Ривка предъявила документ о допуске только капитану, остальным об этом знать не полагалось. Она волновалась об исходе переговоров с повстанцами, после проигранной битвы брошенные анкийцы могут не захотеть вновь пойти за своим канцлером…

Темное затхлое помещение без окон, звук капающей воды, всего одна лампочка, свисающая на проводе с потолка, запах сырости. Подземелье, бункер, в котором прятались выжившие анкийцы, нагнетало тревогу и, несомненно, чувство вины. Именно из-за неверных решений Ривки им пришлось оказаться в такой ситуации. Иные же — их друзья, братья, сестры, дети — были убиты. Тела были погребены в братской могиле далеко за чертой нибируанских городов, потому что печи для кремирования уже не справлялись, а морги, коих после бомбежек осталось немного, были переполнены. И все это было на ее совести.

Ривка думала, не породит ли ее рвение к победе еще множество жертв? Но оставить все, как есть, тоже было бы глупо — глупо упиваться чувством вины и бездействовать. Она могла убить Нинурту в любой момент… Но тогда на трон сядет Син, а за ним еще множество претендентов. Она была женщиной, без наследника она не могла управлять страной, если Нинурта умрет…

Пока они ожидали аудиенции с лидером выживших, она размышляла над тем, что, возможно, это могло бы стать выходом из ситуации. Ривка заняла бы место регента… Было бы здорово обмануть систему — но если отцом ребенка будет Александр, это определит первый же тест.

Александр тоже понимал это, как и понимал, что лучше разрешить ситуацию мирным способом, однако все равно склонялся к более радикальным мерам, нежели уничтожение режима Нинурты. Он лишь дал Ривке время попробовать решить конфликт интересов без жертв, оттянул момент неизбежного. Даже он, ученый и политик, склонный к пацифизму, более тянуть не мог. Страдали две расы, а третья — нибируанцы — прозябала в нищете.

Попасть в бункер оказалось просто — с Ривкой пришли Мара и Джек Мур, а их многие игиги с Лахму знали в лицо. Бена видели не единожды в новостях на фотографиях за спиной угрюмого Коскинена, как и его именитую мать. Анкийцы и не догадывались, что впустили в свое логово нибируанскую царицу. Все больше впадая в уныние из-за обстановки вокруг, Ривка едва удерживала себя от тяжелых вздохов. Это были ее соратники — в изношенной, заштопанной одежде, с бледной, лишенной солнечного света кожей, с тоской в глазах. Бен и Джек переоделись, как и Ривка с Марой, чтобы не пугать их королевской униформой прямо с порога. Предстоял долгий разговор, и Ривка еще не знала, как он закончится.

За приоткрытой выдвижной дверью что-то искрило, отбрасывая тени на неровную стену. Двое с бластерами стояли у открытого коридора, через который их сопроводили. Ожидание затягивалось.

Из-за двери, за которой, по-видимому, выполняли резку по железу, вышел смутно знакомый анкиец, вытирая засаленной тряпкой черные руки. Сняв грязный брезентовый фартук и отбросив его на железный табурет с облупившейся краской, он вперил в гостей задумчивый оценивающий взгляд.

— Я думал, тебя схватили, Мара, — его усталый, но пронзительный взгляд обратился к девушке. — Мы хотели свернуть штаб после твоего исчезновения, — будто и не замечая других, сказал он. — Мы довольно долго ждали вестей, выживая здесь, — он наконец-то обратил внимание на остальных, так как Мара будто воды в рот набрала.

— Капитан Брюнер, сэр, — вступила Ривка, узнав в анкийце главу эскадрильи Черный Грифон и удивившись, почему этот странный тип встал во главе группы выживших. — Мы принесли вести от Великого Анкиа…

— А вы, мисс, стало быть, за главную? — спросил он, проигнорировав имя господина, словно оно более ничего не значило; возможно, так оно и было. — Значит, наш Великий Анкиа жив, в отличие от канцлера. Я слышал, да, как она заслонила его, получив лазером промеж глаз, — возможно, выходя наружу, он и впрямь мог узнать слухи. — Глупая девчонка, какой импульсивный поступок… Она была нашим знаменем. Лучик солнца, — Брюнер усмехнулся своим мыслям, как будто что-то вспомнив; возможно, он слегка съехал с катушек из-за долгого пребывания в стане врага. — Канцлер смогла скрыть от нибируанцев флагманы и за жалкие семь лет нарастить военную мощь прямо у них под носом… И такая смерть. Похоже, любовь затмила разум, и канцлер отдала свою жизнь, не осознавая собственной значимости. Вместе с ней умерла надежда. Представьтесь, мисс? — словно только сейчас спохватившись, сказал он.

Зал постепенно наполнялся анкийцами, все они бесшумно смотрели на сидящих в центре за небольшим столом. Бен поглядывал на них и на Ривку, он, как и она, чувствовал повисшее в воздухе ощущение угрозы.

— Прежде чем я представлюсь, скажите мне, чего желаете вы, капитан Брюнер. Чего вы ждете, скрываясь здесь? — в ее голосе прозвучало упрямство, ожидание правильного ответа — что анкийцы не пали духом и готовы продолжить борьбу.

Никто, кроме неё, не ощутил, как кто-то мягко касается их сознаний. Взгляд на неподвижном лице на долю секунды рванул в сторону, безошибочно узнавая источник давления.

— Мы хотим выжить, — просто ответил Брюнер.

— Она нибируанка! — воскликнул тот самый анкиец, сильный менталист.

Оружие — бластерные ружья тотчас обратились к центру зала. Их взяли на прицел. Бен дернулся, остальные остались неподвижны. Менталист, наверняка, бывший гирсу, не смог прочитать этого в голове Ривки, но значит, об этом думали ее охранники.

— Нибируанка? — казалось, в голосе Брюнера не звучало удивления. — Мара, ты привела сюда врага?

— Периметр чист, они пришли одни, — тут же сообщил анкиец, в руках которого находился планшет; Ривка узнала его — он был одним из подчиненных Александра, когда тот возглавлял испытательный эскадрон на Лахму.

— Да, мы пришли одни и не представляем угрозы, капитан Брюнер, — уверенно вступила Мара. — Я бы никогда не предала свой народ.

— И именно поэтому ты стала фрейлиной Инанны? — будто специально наводя ее на дальнейшие объяснения, спросил менталист, подходя ближе. — Неужели ты думала, что до нас не дойдет эта весть? Но разве мы сотрудничаем с нибируанцами?

— Вы сотрудничали как минимум с двумя, — сказал Бен, пытаясь вернуть разговор к теме повстанцев. — Великий Анкиа и Ребекка МакГрегор — нибируанцы. Поэтому опустите бластеры, мы не собираемся нападать. В любом случае, мы безоружны и пришли с миром.

— И где они теперь, наши вожди? — усмехнулся менталист.

— Керем, — мягко сказала Ривка, прочитав на его лице удивление — на секунду он было решил, что имя она прочитала в его голове, — Великий Анкиа сейчас на Земле, строит планы по разрушению политики Нинурты. Он жив, как жива и я, — она потянулась к шее, где был спрятан голограммер, и дула бластеров тотчас обратились к ней. — Я выжила, и теперь мне нужна ваша помощь.

Голограммер замерцал и потух, анкийцы замерли, но в следующую секунду помещение потонуло в шепоте их недоверчивых голосов.

— Канцлер МакГрегор получила лазером промеж глаз, все это знают. В новостях показывали ее тело, словно трофейное знамя поверженных. И, надо полагать, что никакая ты не канцлер. И мы все знаем только одну женщину с таким же лицом, — Брюнер подошел ближе и склонился над столом.

Ривка усмехнулась, хотя в данной ситуации высокомерие показывать не стоило.

— Вы думаете, что нибируанская царица настолько глупа, чтобы явиться в логово тигра, где только и мечтают, что убить ее?

— Ривка, сядь, — когда она стала медленно подниматься, сказал Бен, опасаясь, что ее застрелят.

— Сейчас я выдаю себя за Инанну, и именно я сижу на нибируанском троне, — подтвердила она догадку многих. — Зная ваше местоположение, не стоило ли мне просто уничтожить вас одним ракетным ударом? Я пришла сюда на верную смерть? Я — Ребекка МакГрегор, и война еще не проиграна, ведь теперь бразды правления в моих руках.

Брюнер смотрел на нее исподлобья и молчал, не желая продолжать диалог.

— Я чувствую, что в тебе сейчас находятся две сущности, — задумчиво сказал Керем, в его карих глазах плескалось подозрение. — Твое сознание закрыто, однако я могу чувствовать пласт воспоминаний, целые тысячелетия… А Ребекка МакГрегор была юна.

Она ничуть не смутилась, хотя, конечно, не ожидала, что среди пилотов и оперативников, оказавшихся на Нибиру, может найтись столь сильный менталист. Керем, турок по происхождению, не сводил с нее холодного цепкого взгляда. Под таким взглядом пленники обычно раскалывались.

— Ито и Нинхурсаг провели надо мной чудовищный эксперимент, они попытались вместить в мою голову сознание Инанны, — сколь же бредово могло звучать для них подобное заявление. — Да, именно ее застрелил Нинурта. А они… Они постарались сделать так, чтобы я не вспомнила кто я есть. И я заняла ее место.

— Какая нелепица! — воскликнул кто-то из толпы вполне ожидаемо; анкийцы расступились, давая ему дорогу. — Зачем им подобные эксперименты? Зачем им сажать на трон анкийского канцлера?

Ривка, готовая к подобным вопросам, ничуть не смутилась. Она лишь продолжила заранее заготовленную речь, в самом деле звучащую, как оправдание.

— Ито — сумасшедший ученый, и Инанна была для него истинной богиней. Нинхурсаг же, полагаю, уцепилась за возможность вернуть Инанну к жизни несколько извращенным способом. Они оба, как они считают, проделали великую работу. Им почти удалось возродить во мне любимую народом Инанну, не ту сумасшедшую сучку, которой она была в последние тысячелетия. Вот только их план не сработал, и воспоминания ко мне все же вернулись. Я — не Инанна, и мой муж — не царь Нибиру, а ваш господин Мардук. И я пришла просить вас о помощи, ведь мы никогда не оставим борьбу против нибируанцев, — ни одной фальшивой ноты не прозвучало в словах Ривки; за годы работы канцлером она научилась правильно дышать во время речи, выглядеть уверенно и внушать уважение.

— Даже если то, что ты говоришь — правда, не забывай, из-за кого мы находимся в таком положении, — напомнил Брюнер, сдув прядь налипших на лицо волос. — Мы потеряли много людей и даже не знаем что сейчас творится на Земле. Мои люди, — он обвел рукой помещение, подразумевая кучку доверившихся ему анкийцев, — и я, мы просто хотим выжить.

— Рано или поздно вас обнаружат, — заметил Джек здраво; как всегда в его холодном взгляде не читалось ни капли волнения. — Когда в городе снова будет отлажена система слежения, вы не сможете более прятаться. Это чревато.

— Если ты действительно Ребекка МакГрегор, почему ты просто не убьешь Нинурту? — спросил Брюнер, будто и не услышав слов Джека.

В воздухе повисло ожидание.

— Я сделаю это непременно, но только когда буду уверена, что после него на трон сядет Мардук. Сейчас смерть Нинурты повлечет за собой лишь потерю власти или смертную казнь, если меня поймают. Я царица, но я буду являться ею лишь пока жив нынешний царь.

Она на самом деле ожидала куда более сильной реакции на свое волшебное воскрешение, однако, судя по всему, эти анкийцы почти пали духом. Они более не хотели сражаться. Это буквально витало в воздухе, так на них не похоже. И чтобы зажечь в них искру, из которой возгорится пламя надежды, ей придется приложить немало усилий. В этом помещении с запахом сырости они казались лишь небольшой популяцией бесполезных крыс.

— Послушайте, — снова вступила Ривка после короткой паузы, оглядывая всех присутствующих, словно с канцлерской трибуны, — мы поторопились, решив, что обедневший нибируанский флот нам не помеха, и нам хватит сил. Однако среди нас был предатель, затесавшийся слишком близко. Армия биоников Ито обрушила свою мощь на все жизненно-важные точки сопротивления, — она на миг остановила речь и прижала к груди сжатый кулак. — Но проигрыш в битве — еще не поражение в войне. Я буду сражаться за свободу анкийцев и людей до тех пор, пока бьется мое сердце. Вы не должны падать духом, теперь вы знаете, как близко мне удалось подобраться к нибируанской власти. Я обещаю, что вскоре распри прекратятся, а Земля и Лахму снова будут принадлежать нам…

В зазвеневшей в ушах тишине раздались чьи-то жидкие отрывистые аплодисменты. Ривка только и смогла, что замереть, потерпев неудачу. Ее речь оказалась ненужной и несвоевременной, а овации — злым сарказмом.

— Именно такая обнадеживающая речь Анкиа звучала перед тем, как был отдан приказ о захвате Нибиру. Приказ на самоубийство, — словно поддержав овации, заговорил Брюнер вновь, все еще пытаясь очистить руки от мазута и будто бы и не выслушав ее; на его лице, испещренным веснушками, тоже были пятна грязи. — Я не спорю, канцлер, если это все же так, вы — блестящий оратор, но подобными речами нас более не воодушевить. Видите ли, мы довольно послужили вам, и мы не станем снова бросаться в пекло, отдавая свои жизни за проигрыш.

Резкий удар ладонью о столешницу принес боль Ривке, но только раззадорил, заставив всколыхнуться все нутро. Она вскочила на ноги, совершенно не опасаясь направленных на нее бластеров.

— Брюнер! — вскипела она; от ее гнева замелькала единственная лампочка под потолком. — Даже здесь на Нибиру на анкийцев распространяются анкийские законы! Я — канцлер Анкийского Государства, я приказываю вам подчиниться! Отказ считается изменой! Вы все, — она наугад ткнула пальцем в толпу: — будете изменниками для анкийцев и повстанцами для нибируанцев. Либо вы подчиняетесь мне и Великому Анкиа, либо будете уничтожены нибируанцами, когда вас обнаружат.

— Так вот какая вы на самом деле, канцлер, — спокойно заявил Брюнер; скрестив руки на груди, он сделал шаг назад, наверное, все же опасаясь ее неадекватных действий. — Вы, одурманенная властью соплячка, идете напролом? Вы совершенно не боитесь смерти?

— Как бы не так! — разозленная Ривка взмахнула рукой, словно волшебница, и бластеры в руках анкийцев тотчас заискрили и пришли в негодность, индикатор заряда потух; следом поддались электронные замки на двух противоположных дверях.

Тут же потухла лампочка и все гаджеты в руках анкийцев. В наступившей тьме образовалась тишина, никто не двигался с места, опасаясь напасть на своих или попасть под дружественный огонь. Ривка безошибочно нашла руку Бена, а затем что-то грохнулось в противоположной стороне, послышался топот. Кто-то задел Ривку плечом.

Бесшумно ступая по каменному полу, им удалось выбраться из помещения, аккуратно пробираясь по стене к выходу.

— Закрывай, — совсем тихо произнес Бен, удостоверившись, что все на месте.

Индикатор на электронном замке двери, загорелся зеленым, тотчас дверь закрылась и заблокировалась, индикатор стал красным, а затем снова погас. Никто не успел до них добраться. Анкийцы, решившие пойти против своих, оказались отсечены.

Лампочки коридора загорелись вновь. Все пришедшие с Ривкой были на месте.

— Идем, они скоро смогут открыть дверь, — зло бросила Ривка, не ожидавшая такого приема; открыв карту подземелий города на коммуникаторе, она сказала: — В конце коридора направо.

Бен и Мара пошли впереди, а Джек сзади. Разочарование душило ее, сложно было поверить, что всегда верные анкийцы способны отвернуться от своих господ, от свободы, за которую боролись Ривка и Александр. Но еще больше ее душило чувство вины, а вместе с тем и безысходной злости. И оттого во вмиг зачерствевшем сердце не нашлось места испугу, ведь анкийцы были для них опасны. Не испугалась она и когда им по пути попались охраняющие периметр вооружённые анкийцы. Резкий жест — и бластеры выскочили из их рук, перейдя во владение движущимся впереди Маре и Бену. Анкийцам только и оставалось, что унести ноги, чтобы не попасть под заряды собственного оружия.

Столь развитый талант к телекинезу Ривке достался вместе со знаниями Инанны, и сейчас он подпитывался кипящим гневом. Подобные силы всегда отнимали много энергии и потому использовались нибируанцами только в экстренных ситуациях вроде этой.

Ривка выглядела устрашающе, провал с переговорами совсем ее изнурил, и, ощущая себя беспомощной, она только сильнее сжимала кулаки в понимании, что из-за ее с Александром ошибок они лишились доверия…

* * *

Шеду подождал, пока за советником Ито закроется дверь и подошел к темноволосой девушке, наблюдавшей за взлетом истребителей с военной базы, развернутой на севере Тель-Авива. Ее волосы ярко контрастировали с белизной кожи. Тонкие черты лица, чрезмерная худоба и почти прозрачные, белесые глаза делали ее инфернальной, ненастоящей. Но Шеду знал, что внутри этого хрупкого создания таится огромная сила. Сила, способная испепелять города.

— Не ожидала встретить тебя здесь, — Сешмуна — наследница Эльгиса Лахмаанара — обратила на Шеду острый ледяной взгляд; у других от этого взгляда сворачивались в спираль внутренности, но Шеду воспринимал ее иначе — его привлекала подобная холодность. — Мне казалось, что Ишидсуры должны заниматься сельским хозяйством и продовольствием, — из каждого ее слова сочилась ирония.

— Моя дорогая, — Шеду улыбнулся, не поддаваясь темному воздействию ее чар, — как и тебя, меня и мою семью интересует вооружение и моноатомное золото.

Сешмуна усмехнулась, ее губы превратились в тонкую линию.

— У тебя слишком мало ресурсов, чтобы удовлетворить царские аппетиты. И ты сделал ставку не на того, Шеду.

Мимо пролетел вертолет с прожектором, и мрачная тень девушки на мгновение вытянулась на полу, словно костлявый силуэт смерти, затем исчезла. Шеду мысленно напрягся. Неужели Сешмуна знает на кого он в действительности сделал свою ставку? Он не ответил, и тогда она сказала:

— Надеясь на нашептывания в спальне, ты думаешь, что у Инанны достаточно власти, чтобы повлиять на волю царя? — Сешмуна, пригубив вина из пузатого бокала на высокой ножке, сделала шаг навстречу — и это было жестом устрашения. — Царица безумна, Шеду, и Нинурта никогда не станет слушать эту женщину. Это не в его стиле. Он только делает вид, что позволяет ей вмешиваться в его дела, на деле же он мягко и осторожно отстраняет ее ото всех своих дел. Инанна думает, что она выполняет важную миссию на Нибиру, подавляет мятеж против царя, — она чуть развела руки в стороны, наигранно показывая важность подобной задачи, — но это обманка.

— Так это ты, кто на самом деле использует нашептывания в спальне? — всегда сдержанный Шеду мигом вышел из себя, отыскав в ее словах намек на далеко не деловые отношения с Нинуртой; но хотя бы она не догадалась, почему на самом деле Шеду встал на сторону царицы. — Отвечай мне!

Он схватил ее за запястье, в голубых глазах Шеду заплескалась с таким трудом скрываемая ревность. Сешмуна только усмехнулась, ее потусторонняя красота в тусклом свете приглушенных ламп стала казаться еще более устрашающей. А улыбка — сумасшедшей. Она не собиралась отвечать, продолжая улыбаться.

— Почему ты делаешь это? Что за маниакальное желание досадить Инанне? — словно не зная истинной подоплеки, спросил Шеду. Они оба делали вид, что их не было на подземной станции в Тель-Авиве, и Инанна в безумстве своем не убила Эльгиса на дне поминовения предков. — Царицей может стать только женщина из царского рода. Нинурта никогда не женится на тебе.

— Пока жива его Инанна, а что до царской крови, то многие законы уже подверглись изменениям, — усмехнулась Сешмуна, подтвердив его догадки; сказав это, она все же огляделась и попыталась просканировать помещение на предмет жучков, так как башня на севере Тель-Авива принадлежала Ито, а веры ему не было.

Шеду стало больно. Так вот каковы были мотивы Сешмуны. Гибель отца — лишь предлог, чтобы избавиться от Инанны и занять трон, но Сешмуна не представляет, кого на самом деле все это время пыталась убить. И что истинная царица Нибиру уже давно мертва.

— Это измена, Сешмуна. Если ты навредишь царице, Нинурта сотрет тебя в порошок. Тебе лишь может казаться, что он принадлежит тебе, однако поверь, у него с Инанной куда более длинная история, и не стоит верить одним лишь чувствам. Своим чувствам.

Она сбросила его руку и вытерла ладонь о ткань юбки длинного платья, словно любое прикосновение Шеду было грязным. В глазах Сешмуны плескалась ненависть, она всегда была озлобленной. Лишенная нормального детства, девочка росла в строгости, изучая взрослые науки и боевые искусства. Эльгис лишил дочь тепла, вырастив ее злобной, идущей по головам тварью. Но Шеду любил ее. Он любил ее такой — напыщенной, злобной, одинокой… нуждающейся в заботе.

 — Инанну слишком хорошо охраняют, — ее глаза сощурились, ведь в качестве охранника она имела в виду именно Шеду. — Мой отец — тебе наверняка известна истинная причина его гибели?

— Да, он погиб во время заварушки на дне поминовения. Случайно, — невозмутимо сказал Шеду.

— Не говори ерунды! — ощерилась Сешмуна, выдав свое истинное состояние. — Это сделала она…

— Осторожнее со словами, Сешмуна, не забывай, что ты находишься в логове ее верной шавки, — предостерег Шеду, так как действительно волновался за нее. — Не надо делать неверных шагов. Твоя связь с царем — великая глупость, Сешмуна. Ты для него не выше наложницы, истинно его сердце принадлежит только Инанне…

В помещении раздался звук пощечины, но Шеду даже не поморщился. Он только резко схватил девушку в кольцо рук и прошипел на самое ухо, словно вампир наслаждаясь ее запахом:

— Если ты еще раз попробуешь навредить Инанне, клянусь… Я этого так не оставлю и больше не отпущу тебя, Сешмуна!

Она не пыталась вырваться.

— Похоже, после моего отца у Инанны появился новый фаворит. Что ж, будь осторожнее, Шеду, все ее возлюбленные плохо заканчивают, она словно самка богомола, — конечно же, имея в виду Думузи, Гильгамеша и Саргона. — Мардук — и тот погубил свою жизнь из-за нее. Он оказался живучее остальных. А тебе она попросту откусит голову.

Шеду чувствовал, что еще немного и сорвется — так хотел, чтобы девушка в его руках принадлежала ему одному. Ее запах сводил его с ума, а саркастичный тон только сильнее распалял.

— Мне кажется, я слышу в твоем голосе восхищение? — уколол он, и внезапно вся спесь смылась с ее лица, ведь он попал в самую точку; за своей ненавистью Сешмуна и впрямь не заметила, что говорит о ней с некоей темной страстью.

— Я признаю в ней достойную соперницу, — признала она.

— Вот только она твоего соперничества даже не замечает…

Шеду на всякий случай отступил, однако новой пощечины не последовало, Сешмуна сдержалась, лишь только ноздри ее трепетали, словно у скаковой лошади после забега. Шеду говорил об Инанне, точнее Ребекке, намеренно выводя Сешмуну из себя, чтобы разговор не перетек в ненужное русло. Чтобы она, исполнившись злости, забыла о главном вопросе — зачем же Шеду так близко общается с Ито…

* * *

— С ней нет связи, нам остается только надеяться, что ей удалось привлечь на свою сторону выживших анкийцев, — задумчиво протянул Энки, зашедший проведать сына после окончания собрания.

— Надеяться, отец? Они, несомненно, последуют за ней, — с полной уверенностью сказал Александр, но тут почувствовал ладонь отца на своем сжатом кулаке. — Иначе быть не может, — однако с каждым его словом уверенность угасала.

Александр поежился от сквозняка, гуляющего по подземельям бункера Коскинена, и поднял ворот свитера выше. Отец смотрел на него прямым взглядом, молчаливо ожидая, когда сын сам поймет очевидные вещи.

— Ребекка наверняка разделяет твою уверенность, Мардук, — не дождавшись ответа, продолжил Энки. — Однако ты должен понимать, на что способны потерянные и озлобленные души. Нам остается лишь надеяться, что ей не угрожает опасность. На Нибиру ей будет безопаснее, пока Шеду пытается узнать коды управления биониками Ито здесь.

Металлическая отделка помещений сильно раздражала Александра, ведь в гладких зеркальных поверхностях, его всюду преследовало собственное отражение. Отросшие волосы стоило отстричь, ведь сам себе он напоминал прежнего Мардука, совершившего не меньше ошибок, нежели нынешний. В каждом отражении его преследовала вина прошлого. И сколько еще анкийцев и людей должно погибнуть, прежде чем им удастся попрать власть Нинурты?

— Думаешь, Шеду стоит доверять? — задумчиво спросил Энки, побарабанив по столу пальцами. — По мне, так он весьма самонадеян. Его семья всегда пыталась влезть во все сферы, но до сих пор им давалось только продовольствие. Младший брат Шеду женат на Эрешкигаль, и они являются основными поставщиками злаковых. Стоит ли допускать земледельцев к оружию? Хватит ли ему прыти перековать орала в мечи?

— По крайней мере, он вхож в окружение Нинурты, и Нинурта доверяет ему куда больше, чем Коскинену. Он уже давно остался за бортом, — подтвердил Александр, поглядывая на наручные часы, словно ожидая чего-то. — Но Шеду все сложнее найти подход, сегодня он обмолвился, что наследница Лахмааноров стала любовницей Нинурты. Мой кузен абсолютно ненасытен. Сешмуна верткая и своего не упустит, и по мне, так она подобралась к нему слишком близко. Об этом стоит предупредить Ребекку.

Энки поднялся с места и подошел к монитору, на котором отображалось вечереющее небо пустыни Негев и спокойная пелена звезд, надвигающихся с востока.

— В твоих словах будто бы звучит осуждение пренебрежения Нинуртой своей царицей. Мне казалось, ты должен радоваться его новой любовнице, ведь ты самолично отпустил Ребекку к кузену.

Александр обратил на отца внезапно колючий взгляд. В груди его разгоралось пламя обиды и ревности.

— Что я мог поделать, отец? — его голос надломился из-за нестерпимой боли в груди. — Я понимаю, что Нинурта должен всецело доверять Ребекке. Он может отстранить ее от дел…

— Он уже это сделал, отправив ее на Нибиру, сын, — словно тяжелой плитой придавила его к земле правда в словах отца. — Но там она сможет подпитывать слухи о том, что Нинурта убил собственного отца, — казалось, Энки совсем не опечален гибелью Энлиля, но на самом деле где-то в глубине души он сожалел о чудовищной кончине брата. — По крайней мере, Ребекка там в безопасности.

— Рядом с Нинхурсаг, что сотворила с ней эти метаморфозы, надо полагать, ее безопасность сомнительна.

Энки вернулся к столу и с тяжелым вздохом сел. В его карих глазах, точно таких же, как у сына, плескалась очевидная боль.

— Нинхурсаг не навредит ей, покуда уверена, что ей удалось осуществить задуманное и сделать из Ребекки Инанну. В силах Ребекки быть осторожной и не выдавать себя. Учитывая, что она знает о жизни Инанны ровно столько же, сколько и оригинал, думаю, проблем возникнуть не должно.

Александр издал грозный рык, долго сдерживая в себе эмоции.

— Нинхурсаг, подобно Ито, безумна в своем стремлении обуздать науку. Тебе ли не знать, насколько жестокой и хладнокровной она может быть, когда дело касается экспериментов над людьми и нибируанцами? — напомнил Александр Энки, ведь те вместе создавали людей многие сотни тысяч лет назад, и неподходящий «материал» шел в расход. — Она и Ито — единственные, кто знают, что где-то глубоко внутри Инанны сидит Ребекка, и если Нинхурсаг что-то заподозрит, то Ребекке может грозить серьезная опасность. Нинхурсаг не остановится, даже зная, что перед ней царица, пускай и фиктивная.

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошла Ангела. Энки не знал, как относиться к этой женщине. Ее взгляд был способен замораживать все вокруг, но рядом с Мардуком маска холодной леди будто бы на время спадала. Энки понимал, что она безнадежно влюблена в его сына, но старается этого не показывать, и она единственная, кто в действительности не рада возвращению Ребекки из мертвых. Даже когда все думали, что Ребекка мертва, Ангела все равно оставалась второй…

* * *

— Отсутствие новостей — уже хорошая новость, не находишь? — проекция царицы в полный рост ходила из угла в угол; Нинурта же расслабленно устроился в кресле, держа в руках чашку с крепким кофе. — Возможно, преступники затаились, и нас ждет очередное представление с твоим лицом на плакате на главной площади Экалати.

— Тебя это забавляет? — Нинурта нахмурился, поправив манжеты рубашки; казалось удивительным, что он понемногу стал предпочитать вполне земную одежду — костюм двойку, как сейчас.

— Что я могу поделать? — Ривка всплеснула руками, поставила стул в зону видимости проектора, села на него и только тогда продолжила: — Твои шпионы возвращаются ни с чем.

— Это я без тебя знаю, — буркнул Нинурта, и тут же пожалел об этом.

— Видимо, я переоценила значимость своей миссии на Нибиру, раз моя помощь не требуется, и шпионы докладывают тебе напрямую, — чуть ли не прошипела она, осознав, что это был лишь повод избавиться от нее.

— Даже и не думай о возвращении на Землю, — в отличие от нее, Нинурта был деланно-спокойным, зная, что это выводит супругу из себя еще больше.

Раздался скрип, затем что-то упало. Царица не видела что происходит за радиусом действия проектора Нинурты.

— Кто у тебя? — она изогнула бровь, демонстративно сложив руки на груди.

— Я один, — равнодушно сказал он и строго зыркнул на чуть приоткрытую дверь спальни.

Ривка сделала вид, что ей все равно, так было проще — проще ненавидеть Нинурту за все его недостатки и страсть к женщинам. Чем дольше они находились порознь, тем легче ей становилось абстрагироваться от его присутствия в жизни. Нинурта рано или поздно будет смещен с трона, убит или посажен в тюрьму. И в Ривке не должно было сохраниться симпатии к нему, невзирая на воспоминания Инанны и его более чем внимательное отношение со времени ее воскрешения.

— Войдите, — властно сказала она, затем что-то сказала пришедшему, затем снова вернулась в эфир: — Евнух вдовствующей царицы сообщил о предложении Нинхурсаг и Дамкины выпить в саду чая. Похоже, мне не избежать общества твоей матери, — хмыкнула она, вновь оставшись одна.

— Ты должна вести себя как ни в чем не бывало. Мне пора в магистрат, — сообщил Нинурта, глянув на часы в коммуникаторе.

— Нинурта, — проникновенно позвала Ривка, зная, что в соседней комнате находится очередная его шлюшка, — я скучаю по тебе.

— Я тоже, родная, я тоже… — выдохнул он с некоей тяжестью, и связь оборвалась.

Как только силуэт царицы пропал, Нинурта тяжело прокашлялся и придал голосу строгости:

— Не могла бы ты вести себя тише, когда я разговариваю с царицей? — хмуро произнес он в пустоте гостиной.

Дверь в спальню тотчас открылась, в проеме стояла девушка, утопая в одной из его рубашек. Ее черные волосы водопадом спадали на плечи, после секса она словно преобразилась — тонкие губы припухли, румянец делал кожу более здоровой на вид, но ничто не украшало ее так, как довольный и сытый блеск в глазах.

— Если бы я была предупреждена, что мой царь разговаривает с царицей, я бы вела себя тише, — она опустила взгляд в откровенно наигранном смирении.

— Ты вроде спала, — бросил Нинурта, поднимаясь; он подошел к зеркалу и вместо того, чтобы вызвать прислугу, чтобы поправить кривовато завязанный галстук, попытался сделать это сам. — Дурацкая удавка, словно рабская петля.

— Ваше Величество, зачем вы вообще облачились в эту одежду? — спросила Сешмуна, подходя ближе; попросив взглядом разрешения, она осторожно поправила галстук.

— Здешняя мода вполне элегантна, — сказал он, а в его серых глазах зажглась улыбка, следом она появилась и на губах. — Но… на самом деле это идея советника Ито. Он полагает, что так я могу быть ближе к людям.

Сешмуна скрыла предательский смешок за приступом кашля. Иногда Нинурта был катастрофически наивен. Будь на нем хоть женское платье, люди никогда не изменят своего отношения к захватчику. Царь привлек девушку к себе, и та смущенно потупила взор, пряча встречную улыбку.

— Мне нравится, когда ты строишь из себя робкую девицу, — он расчесал пальцами ее черные волосы, пряди мягко скользили по его коже. — Оставайся такой и впредь. Мне хватает своенравной царицы.

Сешмуна позволила поднять свой подбородок, когда, на мгновение задержав взгляд на ее губах, Нинурта поцеловал ее, наслаждаясь мгновением утра.