Монпелье, 1208 (джен)

Кавалькада двигалась не слишком поспешно, однако с такой скоростью, чтобы к ночи достигнуть своей цели — гостеприимного дома Лютца д’Инара. Мулы, груженные тюками с тканями и мешками с солью, трусили в середине небольшого каравана. У всякого, кто знал о том, где собираются окончить свой путь всадники, мог бы возникнуть вопрос: зачем в Монпелье ехать со своей тканью? Неужели этот город, славный своими ткачами на весь христианский мир и за его пределами, оскудел на мастеров? Но сеньор Малфой вез знаменитое зеленое сукно, Линкольн Скарлетт, и точно знал, что продаст его по хорошей цене. Впрочем, самое ценное в товарах сеньора Малфоя было погружено на его жеребца — переметные сумы, в которых покоились редчайшие ингредиенты и зелья. Как уже не раз упоминалось, Корвинус Малфой был колдуном, точнее, магом, а потому ему не составило труда сотворить заговоренные шкатулки, в которых можно было прятать и драгоценные камни, и душистые пряности, и — без всякого вреда для их чудодейственных свойств — зелья и ингредиенты.

Погода благоприятствовала неспешному пути — еще с утра чистое и безоблачное небо, обещавшее жаркий полдень, затянулось легкими облаками, дававшими прозрачную тень; солнце иногда скрывалось за ними, и тогда уставшая до желтизны трава, покрывавшая каменистую землю, благодарно шелестела под мягким бризом, овевавшим и редкие деревья, и немногочисленных в эту пору путников. Был самый разгар уборки урожая, и крестьяне спешили собрать напоенные щедрым солнцем плоды: ярко-желтые лимоны, огненно-оранжевые апельсины, истекающий сладким соком виноград. Это позже дороги заполонят телеги, и возницы будут подгонять неторопливых волов, дабы поспеть на ярмарки, в срок продать урожай, купить изделия ремесленников и вернуться по домам.

— Милорд, — обратился к Корвинусу Гилберт, на правах предводителя отряда воинов смевшего нарушать размышления господина, — а это правда, что здесь не чтят Христа как полагается у христиан?

— Мне нет до этого дела, — откликнулся Корвинус. — А если и не чтят, то что с того? Я имел дело и с магами, и с христианами, и с катарами, которых сейчас почитают еретиками. Деньги у всех одинаковы.

— Я слышал, что милорда графа Тулузского отлучали, — с сомнением произнес Гилберт. — Разве это хорошо?

— Ты веришь в Христа? — с удивлением спросил Корвинус. — Мне казалось, что тебе все равно, кто во что верит, лишь бы оружие против нас не поднимали.

— Так-то оно так, — согласился Гилберт, но по задумчивому его лицу и нахмуренным бровям было заметно, что соглашается он из вежливости к господину. — Говорят еще, что кто-то из людей милорда Раймона осмелился обнажить меч против посланца папы римского.

— Ты решил рассказать мне все сплетни, собранные в трактире? — уже с раздражением спросил Корвинус.

— Простите, милорд, — покаянно опустил голову Гилберт и чуть придержал свою гнедую.

Корвинус холодно кивнул ему и вновь погрузился в свои мысли. Он прекрасно знал о том, во что и как верят в Окситании, причем из первых уст — ему об этом рассказывала леди Эсклармонда, которую катары чтили за ее ум и деяния и именовали хранительницей Грааля. Знал он и об отношении папы римского и его окружения к этому учению. По мнению самого Корвинуса, иметь в друзьях лучше катаров — ибо они были верны своему слову и гнушались совершать деяния, противные человеческой природе. Зато торговать лучше с христианами — они, в отличие от катаров, стремившихся отринуть мирское, любили излишества и с удовольствием тратили на них немалые суммы. Даже пастыри христианские, долженствующие показывать пример скромности, на самом деле купались в роскоши сами и осыпали милостями своих многочисленных возлюбленных.

Молчание Корвинуса продлилось до самого вечера — именно тогда отряд достиг крепостных ворот Монпелье. Стража, едва завидев герб на налатниках воинов, приветливо пропустила гостей внутрь городских стен, и вскоре Корвинус и его люди уже подъезжали к своей цели — дому Лютца д’Инара, утопающему в зелени сада.

— Открывай ворота, бездельник, — раздался громкий голос за стеной, окружавшей сад. — Мой друг на пороге, а ты ползаешь, как улитка!

— Лютц! — удивленно воскликнул Корвинус, едва только слуги распахнули ворота. — Ты провидец?

— Нет, мой друг, — с крайне довольным видом отозвался хозяин дома. — Я всего-навсего отправил мальчишку дежурить у ворот. Уже дюжину дней он околачивается там, собирая сплетни и бездельничая, но зато вовремя предупредил меня о твоем приезде! Добро пожаловать в мое скромное обиталище!

«Скромное обиталище» Лютца д’Инара было похоже на дома, типичные для данных мест. Крепко сложенный из светлого рыжеватого камня, с узкими окнами, и в самую жару сохраняющий благословенную прохладу, он возвышался над кронами обступающих его деревьев и скрывался за высокой каменной же оградой. Суровый и неприступный снаружи, дом был очень уютным внутри. Мелкие разноцветные плитки, которыми были выложены полы, образовывали прекрасные узоры, цветные ткани, скрывающие переходы в комнаты, изящно гармонировали с росписью стен, и все это великолепие освещалось собранными в прихотливые группы свечами, ярко и загадочно мерцавшими на подставках, висящих на длинных цепях, крепившихся к потолку. Корвинус знал, что нежно любимая и ныне почившая жена Лютца без устали отдавала себя заботе о красоте дома, и в память о ней хозяин сохраняет убранство неизменным вот уже три года.

— Признаться, я уже и не надеялся увидеть тебя сегодня! — воскликнул Лютц, когда проворные слуги уставили стол всяческой снедью.

— Я решил поспешить к тебе, — откликнулся Корвинус, и его глаза, сохранявшие доселе высокомерие и некоторую скуку, потеплели. — Ты же знаешь, я не люблю ночевать в трактирах. Тем более с таким грузом, как сейчас.

— Хотел бы я знать, кто осмелится покуситься на твое добро, — расхохотался Лютц. — После того, как все узнали о том, что именно ты разделался с Рыжим Гвидо, наводившим страх на округу, таких безумцев не сыщешь!

— Это случайность, что моим людям не представился шанс развлечься, — небрежно обронил Корвинус, приступая к трапезе. — К тому же я заскучал и не прочь был слегка размяться.

Он отдал должное и вину, и жаркому, не обошел вниманием и фрукты. Хозяин с явным удовольствием наблюдал за тем, с каким аппетитом ужинал его гость, и сам не отставал от него. Слуги обносили господ яствами, а после, увидев знак хозяина, споро убрали со стола.

— Какие новости, мой друг? — устроившись у камина с бокалом отменного вина, спросил Лютц. — Может, есть вести о твоих сыновьях?

Ковринус покачал головой, сжав губы. Его старшие сыновья, Эдриан и Ричард, вместе с королем Львиное Сердце отправились освобождать Иерусалим от сарацинов, да так и не вернулись. Лютц знал, что Корвинус был очень привязан к своим детям от первой жены, Изольды. Впрочем, детей от Бланки он тоже любил. Близнецы Эдмунд и Эдель составляли счастье отца и всячески радовали его своими успехами в магии, и Корвинус всегда делился их достижениями. Однако это не мешало ему горевать о возможной кончине детей старших.

— Я до сих пор удивлен, что ты разрешил им, особенно Ричарду, отправиться с королем, — вздохнул Лютц.

— Я не разрешал — я всего лишь не мешал, — с печалью ответил ему Корвинус. — Я растил сыновей так, чтобы они могли сами решать за себя, и теперь пожинаю эти горькие плоды.

— Кто же мог предвидеть, что все так случится? — развел руками Лютц. — Хороших провидцев в его свите было мало.

— Я мог, — с горечью произнес Корвинус. — Ибо я знал, что Ричарда именуют не только Львиным Сердцем, но и королем Да-и-Нет, и не раз имел возможность убедиться, что второе прозвище более заслужено.

— Но все равно поддерживал его, — с легким укором напомнил Лютц.

— Ровно столько, сколько мне это было выгодно, — холодно возразил Корвинус. — И ровно до той поры, пока его деяния не наносили ущерб мне и моей семье.

Лютц не раз был свидетелем резких перепадов настроя Корвинуса, и умел вовремя поменять тему, вызывавшую наибольшее раздражение друга. Вот и сейчас он понял, что следует заговорить об ином, ибо внешне спокойный Корвинус на самом деле обладал тем самым темпераментом, который без преувеличения именуют бешеным: возгорался подобно сухостою и пылал ярко, как греческий огонь.

— Друг мой, давай лучше поговорим о хорошем, — предложил Лютц и сделал знак слуге долить в опустевший кубок вина с пряностями. — Что нового расскажешь?

Корвинус не без колебания поддался другу и заговорил сначала о торговых делах, а затем заметно успокоился и стал рассказывать об успехах Эдмунда. Когда же он упомянул Эдель, на его губах заиграла легкая улыбка.

— Не хочешь ли ты породниться? — дождавшись паузы в повествовании друга, спросил Лютц.

— Почему нет? — спокойно ответил Корвинус.

— Я как раз задумываюсь о том, что мой Маркес уже вошел в тот возраст, когда человеку нашего круга должно обзаводиться семьей.

— Я вынужден тебя огорчить, — едва заметно качнул головой Корвинус. — Эдель я отдаю в жены старшему сыну Шафика, мы окончательно сговорились перед моим отъездом. Семья хорошая, блюдут правильные традиции. Но я уже давно и с интересом присматриваюсь к твоей дочери.

— К Сальвайре? — удивился Лютц.

— А разве у тебя есть еще дочь? — с не меньшим удивлением отозвался Корвинус и тем самым вызвал некоторое смущение у друга. — Неужели я прав? — воскликнул он. — И ты скрывал ее от меня?

— Флуренсио обычно живет в деревне, — после некоторого молчания ответил Лютц. — Я признал ее, ибо мать была хорошей женщиной, но она не нашего круга — из простой семьи, хотя мила и умна, и наша дочь унаследовала лучшие ее черты.

— Я хотел бы взглянуть на нее, — с улыбкой произнес Корвинус, не без некоторого удовольствия наблюдая за смятением друга. — Сколько ей лет?

— Она немногим младше Маркеса, но мужа у нее пока нет, — сказал Лютц. — Надо бы, но хотелось найти и человека достойного, и не из простых. Флуренсио уже сейчас сильный маг, — с явной гордостью произнес он, — и именно благодаря ее предсказанию я снарядил мальчишку к воротам.

— Это отрадно слышать, — порадовался за друга Корвинус. — Но как же твоя жена? Она знала о девочке?

— Да, — погрустнев, как при всяком воспоминании о покинувшей его супруге, произнес Лютц. — И, уверяю тебя, любила ее как родную. Флуренсио отвечала ей полной взаимностью, ведь свою мать она совсем не помнит — бедняжка умерла при родах. Но я нашел добрых людей, которые обделены счастьем иметь своих детей, и они заботились о моей малютке, как о родной. Флуренсио также помогала Сальвайре ухаживать за матерью, когда та заболела и утешала нас в горе.

— Я все больше хочу увидеть ее! — воскликнул Корвинус. — Быть может, я присоединюсь к тебе в поисках мужа для этой добродетельной девицы.

Вскоре друзья отправились отдохнуть, ибо уже наступила ночь и следовало набраться сил для дневных трудов.

_______________

5. Катары — еретическая христианская секта, достигшая расцвета в западной Европе в XII и XIII вв. Катары исповедовали нео-манихейскую дуалистическую концепцию о двух равных принципах мироздания, добром и злом, причём материальный мир рассматривался как зло.