Раскрывшийся бутон (джен)

Ах, обмануть меня не трудно!

Я сам обманываться рад!

«Признание», А.С. Пушкин

Веста никогда не знала свою прабабушку. Бабушка не очень её любила и предпочитала не упоминать, а когда и вспоминала, только называла старой ведьмой. Веста годами не вспоминала о её существовании — знала лишь, что имя ей подарила именно прабабушка, поэтому сильно удивилась пришедшему от прабабушки письму, которое вклинилось между счетами и рекламными брошюрами.

Пожелтевший от времени почтовый конверт со старыми марками был тяжёлым. В графе «от кого» строгим и лаконичным почерком с сильным нажимом было выведено: «Дементьевой Гриды Геннадьевны». Веста недоумённо повертела конверт в руках и открыла. Внутри оказались четыре тетрадных листка, исписанных с двух сторон, и завёрнутые в бумагу деньги. Понятнее не стало, поэтому Веста решила прочитать написанное. Прабабушка Грида писала о резко ухудшившимся здоровье, о своей жизни в последние годы и немного о деревне. В конце письма она просила приехать, чтобы «проводить в последний путь». Настаивала на том, что осталось ей «недолго на этом свете быть» и что хочет «пред смертию второй раз глянуть на правнучку свою». Добавила также, что о денежных расходах та может не переживать. Деньги в конверте — это на дорогу. А все вопросы, связанные с её будущими похоронами, она уже уладила.

Веста сомневалась: стоит ехать или сделать вид, что не получала письма? Она крутила это в голове целый день, не в состоянии сосредоточиться на чём-либо другом, и даже чуть не завалила экзамен по истории! В итоге она приняла решение, что нужно поехать к прабабушке. К сожалению, Матвей, её парень, отказался ехать с ней, сославшись на дела. Они с Матвеем встречались уже десять месяцев, но это будет первый раз, когда они расстанутся на неделю.

Проблем с учёбой не должно было возникнуть, так как осталось сдать последний экзамен. Вот только была другая проблема: не с кем оставить кота. Подружек за время учёбы Веста так и не завела, а у Матвея была аллергия на шерсть. Не оставлять же Граната одного в квартире! Ведь неизвестно, насколько может затянуться её поездка. Недолго думая, Веста решила взять котяру с собой. Он был не против: спокойно залез в сумку и проспал всю дорогу, изредка выглядывая наружу, чтобы внимательно осмотреться и спрятаться обратно.

Деревенька была небольшой. Дома в большинстве своём были старые, покосившиеся от тяжести лет. Изредка попадались не такие развалины. Осматриваясь, Веста пыталась найти названия улиц, но было трудно, так как мало на каких домах висели таблички. Тут из-за забора показалась старушка. Заметив её изучающий взгляд, Веста решила попытать удачу и направилась к ней.

— Здравствуйте, я ищу Дементьеву Гриду. Не подскажите, как пройти к её дому?

Старушка подпрыгнула от неожиданности, выпрямилась и окинула девушку внимательным взглядом. Затем она поправила косынку и, быстро оглянувшись, ответила:

— Грида? Как не знать-то? — протянула она задумчиво и махнула рукой в сторону. — Она, считай, и не в самой деревне-то живёт. Так, наособицу. Ты пройди деревню насквозь, за околицей налево холм, а там по тропинке, не перепутаешь.

— Спасибо, — улыбнулась Веста, собираясь уходить.

— Постой, — придержала её старушка. — Если ты за помощью какой, то она уже как несколько месяцев не принимает никого. Говорят, что она того, — тут она придвинулась и понизила голос, — помирать собралась. Точно тебе говорю, недавно коз да остальную живность распродала. Да только тяжко-то старой Гриде. Мне ещё мать рассказывала, а ей её мамка, что не могут такие, как она, просто так уйти. Всегда мучаются. А у этой и родни не осталось поди.

Веста опешила от такой разговорчивости. Нет, она всегда знала, что старушки любят поболтать, и была бы не против поговорить, но слишком устала: ноги гудели, руки оттягивала тяжелая сумка со сменными вещами и котом внутри, на плечах висел тяжёлый рюкзак, а тело чесалось от пота. Девушка провела в дороге почти весь день, и всё, чего ей хотелось сейчас — помыться, перекусить и лечь спать, а не утолять желание старушки поговорить.

Она вымученно улыбнулась, перекладывая сумку из руки в руку, и переступила с ноги на ногу.

— Я её правнучка. Она писала мне, просила приехать.

— О-о, — многозначительно протянула старушка, покивала головой и скрылась за забором.

Вечерело. Закатное солнце окрашивало верхушки деревьев красным цветом, придавая окружающему пейзажу таинственный вид. Дом прабабушки, как и говорила старушка, нашёлся быстро. Стоило Весте подняться на холм, как перед ней открылся вид на добротный одноэтажный дом из дерева, находящийся в тени близко подступающего леса. К нему вела тропинка, проложенная деревенскими в высокой траве. В окне тускло горел свет, а из трубы в небо неспешно поднимался дым. Он клубился на фоне красного неба, краем утекая далеко за лес.

Веста вдруг осознала, что её ждали. Дверь отворилась от лёгкого толчка. Веста вошла в тёмные узкие сени, прикрыла за собой дверь и с облегчением поставила возле лавочки сумку с рюкзаком. Из сумки тут же выскочил Гранат и заинтересованно завертел головой, принюхиваясь. Немного осмотревшись, кот оглянулся на хозяйку, требовательно мяукнул и юркнул в комнату. Веста поспешила за ним.

Жилая комната была большой. В центре стояла русская печь, деля комнату пополам. Возле окна примостился стол с двумя стульями. Вдоль стены висели пучки трав, кореньев, большие и маленькие мешочки. На многочисленных полках разместились банки, флаконы и бутыли разных форм и размеров. В старом кресле с резными деревянными ножками полулежала седая старуха. Длинные скрюченные пальцы, покрытые пигментными пятнами, поглаживали потёртые подлокотники. Цепкие и живые глаза казались чужеродными на морщинистом лице. Взгляд прабабки заставил Весту смутиться и растерять всю уверенность. Воспитанная суровой бабушкой, она всегда немного робела перед старшими по возрасту.

Веста сглотнула и попыталась улыбнуться.

— Эм, здравствуйте… — сказала она нерешительно и больше вопросительно, сцепила руки в замок.

Прабабушка усмехнулась по-доброму и ответила:

— Здравствуй, Веста. Вот я и увидела тебя снова, — тут она протянула к девушке руку и попросила: — подойди ко мне поближе.

Веста осторожно подошла и взяла руку прабабки, а затем присела на стоящий рядом табурет. Рука была сухой и морщинистой, но стиснула её пальцы с неожиданной силой. Грида, казалось, вздохнула спокойнее, стоило ей коснуться правнучки. Она ласково прикоснулась к щеке Весты, убрала растрёпанные волосы, упавшие на лоб.

— Последний раз я видела тебя ещё совсем крохой, — улыбнулась Грида. Вокруг глаз заструились морщинки, преображая лицо, смягчая его. — Я рада, что ты приехала. Теперь можно и помирать.

— Ну что вы… — неловко сказала Веста, не зная, как назвать прабабушку.

— Можешь звать меня Грида или бабушка.

— Хорошо.

Веста ощущала скованность, разговаривая с родственницей, которую видела первый раз в жизни. В то же время она чувствовала исходившие от прабабушки Гриды теплоту и непонятную грусть. Они проговорили на разные темы весь оставшийся вечер, присматриваясь друг к другу, изучая. Грида расспросила Весту про её детство, учёбу в школе и университете, в ответ рассказала истории из своей долгой жизни. В конце Грида посетовала о том, что должна была забрать правнучку к себе и воспитывать самостоятельно, но, как она сказала, «задним умом все крепки». Они замолчали, Веста попыталась представить, какого было бы жить с прабабушкой, но в голову ничего не приходило.

— Мне ещё о стольком нужно тебе поведать, — внезапно произнесла Грида, покачав головой, — но уже поздно: ночь на дворе. Пора отправляться на покой.

И правда, за окном уже стемнело. Лишь одинокая луна изредка выглядывала из-за облаков. Веста умылась прохладной водой и наскоро перекусила остывшими пирожками с чаем, а затем ощутила, как тяжелеют веки. Зевая, она покормила притихшего Граната, улеглась на печку и провалилась в тяжёлый сон.

Весте приснилась лесная поляна с кострищем посередине. Вокруг возвышались деревья, будто обхватывая поляну со всех сторон. Ветки в кострище громко трещали от жара, пламя извивалось и отбрасывало причудливые тени. Она и таинственная незнакомка плясали вокруг огня, не боясь обжечься. В один момент Веста запрокинула голову, воздевая руки к небу, и осознала, что совершенно не видит луну. Сердце заполошно грохотало в горле, сливаясь с треском веток, и заглушало остальные звуки. Свободные от косы волосы тяжелыми волнами рассыпались по спине и плечам, голова клонилась к земле. Трава холодила босые ступни и щекотала щиколотки. Всё это было похоже на ритуал, но Веста даже и не думала сопротивляться. Она могла лишь повторять за девушкой, ведомая ей. Она слышала, как та что-то напевала глубоким голосом, но смысл слов терялся.

Внезапно незнакомка схватила её за руки и простёрла их над костром. Веста вскрикнула, из глаз брызнули слёзы — острые когти надрезали нежную кожу до крови. Кровь полилась в костёр, пламя ненасытно поглотило подношение и начало разрастаться, рывками росло вширь, подступая к босым ногам. Веста попыталась вырваться или закричать, но ничего не получалось — тело словно онемело. Сквозь слёзы она взглянула в лицо девушке и обомлела: та усыхала прямо на глазах. Молодая кожа одряхлела и покрылась морщинами, густые каштановые волосы резко поседели, только глаза остались прежними.

Миг — и незнакомка превратилась в Гриду. В этот же момент разросшийся огонь поглотил их, и Веста провалилась во тьму. Вслед ей прошелестело едва уловимое «прости меня, милая».

На утро, когда Веста пошла будить Гриду, то нашла лишь её остывший труп. Руки были сложены на груди, на бледном заострившемся лице застыла лёгкая улыбка. На какое-то время Веста замерла возле кровати, не зная, что делать и куда бежать. Только вчера она приехала в гости к прабабушке, с которой увиделась впервые, успела немного узнать её и проникнуться родственными чувствами, а на утро та умерла.

Только тогда Веста осознала, что прабабушка не шутила в письме, говоря о своей скорой кончине. Она думала, что это обычные жалобы старого человека, который требует к себе внимания от потомков. Бабушка часто упрекала внучку своей смертью, и Веста отчасти привыкла не реагировать на подобное. Поэтому она, конечно, удивилась письму от прабабушки Гриды, но посчитала, что та просто хочет увидеться с ней. Что ж, Веста потёрла лицо и вздохнула. Она не могла позволить себе долго предаваться мыслям и поэтому поспешила к ближайшим соседям, чтобы сообщить о смерти Гриды.

Похороны с посильной помощью деревенских прошли быстро. Даже слишком. Гриду похоронили на следующий день, но Веста не задумалась над этим. Оказалось, прабабка совершенно не преувеличивала, говоря, что всё подготовила. Она договорилась с деревенскими, заказала у плотника дубовый гроб, присмотрела себе место на кладбище — с краю на отшибе. Даже завещание составить успела, которое тут же и зачитали. Веста с удивлением узнала, что ей досталась лишь громоздкая деревянная шкатулка и кулон с неизвестным символом на нём. Дом же со всем остальным имуществом прабабушка оставила деревенской девчонке, которая слыла её ученицей.

Через какое-то опустошение, навалившееся на Весту со смертью Гриды, пробились ростки горькой обиды. Она понимала, что всё равно не смогла бы жить в доме прабабки. Не после того, как нашла её мёртвое тело поутру в постели. Жаль, что понимание этого ни капли не уменьшало обиды. Да, Веста толком не знала прабабушку Гриду — всё, что у них было, это долгий разговор, в котором та больше расспрашивала саму Весту о её жизни, однако это не помешало Весте безоговорочно признать старушку родным человеком. И от этого было только больнее. Ей казалось, что неправильно обижаться на Гриду: та и вправду всё подготовила к своим похоронам, да и дом не была обязана отписать правнучке. Однако внутри засело иррациональное ощущение, словно её использовали, хоть она и не понимала как. Никто не гнал её из дома Гриды, но Веста всё равно чувствовала себя неуютно. Поэтому, прихватив своё наследство, так и не разобранные сумки и кота, она сбежала на следующий же день.

Родная квартира встретила Весту тишиной. Она покормила Граната и решила внимательно рассмотреть доставшиеся от прабабушки вещи. Первым Веста взяла кулон на тонкой цепочке. Насколько она могла судить, и то, и другое было сделано из серебра. Кулон, круглый и плоский, оказался неожиданно тяжёлым и приятно холодил ладони. Сжав кулон, Веста захотела надеть его и никогда не снимать. На одной из сторон было изображено дерево с ветвистой кроной и мощными корнями, а на обороте — крест, от середины каждого луча которого шли небольшие прямые линии. Веста немного повертела кулон, наслаждаясь игрой света на его гранях, и аккуратно надела. Следом она взяла шкатулку. Внутри лежала увесистая стопка писем, перевязанная бечёвкой. Веста насчитала штук пятнадцать: каждое письмо было скрупулёзно упаковано в отдельный конверт. Со вздохом Веста потёрла уставшие глаза и решила отложить чтение на потом, не подозревая, что сильно об этом пожалеет.

Следующие два дня Весте казалось, что несчастья преследуют её по пятам. Утром разбилась любимая кружка, и Веста порезалась, когда собирала осколки. Затем треснуло зеркало над раковиной в ванной. В растрёпанных чувствах возвращаясь из магазина, в котором её обвесили, Веста неудачно поскользнулась и подвернула ногу.

А на третий день после свидания с Матвеем, она нашла в почтовом ящике неподписанный плотный конверт. Недоумевая, Веста открыла его, и на стол посыпались фотографии, от одного взгляда на которые у неё перехватило дыхание. На фотографиях Матвей, который клялся ей в любви буквально полчаса назад, обнимал и целовал другую девушку. Было видно, что все снимки сделаны в разное время: вот парочка в кафе, на других фото — в парке, а где-то и вовсе в квартире Матвея. Хоть Веста и была там всего один раз, она хорошо запомнила интерьер.

На какое-то время она застыла, а затем принялась трясущимися руками перебирать фотографии. Взгляд безостановочно метался от одной к другой, глаза запекло, навернулись слёзы. Она глубоко вдохнула несколько раз в попытке успокоиться и потянулась к сотовому телефону. Раз за разом набирая номер, она молилась, чтобы Матвей взял трубку, но в ответ слышались лишь многочисленные гудки и сухой голос оператора: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».

Всхлипнув, Веста утёрла текущие по щекам слёзы, сгребла компрометирующие фотографии и в спешке выбежала из квартиры. Мысли хаотично метались в голове, хотелось действовать, бежать и что-то делать, поэтому ждать автобус она не стала — казалось, что каждая минута промедления убивает что-то светлое внутри неё, позволяя зародиться внутри сомнениям. Веста верила своему парню, верила, что Матвей не стал бы изменять ей, не стал врать и крутить интрижки за её спиной. Но с каждой секундой она всё больше колебалась, поддаваясь подозрениям.

— Глупая, — пробормотала она, всхлипывая, а потом закричала так, что спугнула случайных прохожих. — Дура!

А ведь неприятные мелочи копились и множились изо дня в день, но Веста упорно ничего не замечала. Всем странностям любимого она, окрылённая первой влюблённостью, находила глупые оправдания.

Но, может быть это всё чья-то дурацкая шутка? Всё-таки Матвей любит её. Он так усердно убеждал её в своих чувствах в начале их отношений. Веста долго не могла поверить, что такой красивый и популярный одногруппник может обратить на неё — простую девушку — внимание. Матвей ухаживал за ней неделями, прежде чем она поверила в его искренность и согласилась встречаться. Новый год они провели вместе. Он был так обходителен и мягок, но в то же время настойчив. Не позволял себе спешить и даже потакал её смущению: Весте, воспитанной строгой бабушкой, претили поцелуи и тесные объятия на людях. Прилюдные лобызания парочек всегда заставляли девушку чувствовать себя крайне неловко. Она отводила взгляд, зажималась и старалась побыстрее уйти. Зная её особенность Матвей и не настаивал на свиданиях в публичных местах. Дементьева не хотела выносить на публику их тихое счастье, боясь что тогда всё растает, как утренний туман.

Можно сказать, Матвей был ожившей мечтой. Он любил её за богатый внутренний мир, сумев рассмотреть его за неказистой внешностью. Он восхвалял её тёмные глаза и рыжие волосы (единственные вещи, доставшиеся Весте от отца); любил чертить пальцами линии по светлой коже, соединяя многочисленные веснушки. Он выбрал именно её, а не Людочку Терёхину или Ленку Сухову. А каким Матвей был заботливым! Всегда звонил первым, предугадывал каждое желание. Ну а то, что они встречались всегда в её квартире, так ничего страшного — она всё понимала. Ведь Матвей жил с родителями, ко встрече с которыми они ещё не были готовы.

Иногда, лёжа в холодной постели после ухода Матвея, Веста всё же задавалась вопросом: что он в ней, серой мышке-заучке, нашёл? Гранат как будто чувствовал такие моменты. Он укладывался рядом или на живот и начинал громко тарахтеть, успокаивая мысли. Кот, кстати, совершенно не любил Матвея. Когда тот появился в квартире Дементьевой в первый раз, Гранат громко зашипел и спешно спрятался, раздраженно мотая хвостом. Стоило парню уйти, как кот начал громко мяукать, жалуясь хозяйке. В дальнейшем стоило Матвею прийти, как кот тут же залазил под тумбочку и совершенно не хотел выходить.

— Дура, — в очередной раз простонала Веста, ругая себя то ли за собственную глупость, то ли за недоверие к любимому парню.

Она всей душой хотела верить в их любовь — и верила. Даже сейчас Веста надеялась, что произошло недоразумение, что она ошиблась. Ведь такого не может быть! Правда же?

Глупое сердце просто хотело верить, но каждая минута вдали от Матвея делала только больнее. Выбившиеся из косы волосы лезли в лицо, неприятно липли к взмокшей шее. Новые туфли, купленные на сэкономленные деньги, давно натёрли ноги, но Веста не обращала на это внимания — она спешила к своему парню.

Наконец, нужный пролёт, последние ступени, и она с уверенностью, которой совершенно не ощущает, нажала на дверной звонок. Дверь открылась не сразу. Веста успела немного отдышаться и пригладить растрёпанные волосы. Она даже натянула на лицо нервную улыбку, которая быстро превратилась в непонятную гримасу. В проёме стояла Людочка: влажные волосы волнами стекали по покатым плечам, мужская футболка оголяла острые ключицы с тёмными точками засосов, а в глазах — насмешливое торжество. Казалось, вот-вот мелькнут острые иглы зубов, прикрытые яркими губами.

— Ты такая жалкая, Дементьева, — протянула Людочка. Весте показалось, что она задыхается. Слова застряли в горле комком и мешали, не давали дышать. Хотелось разреветься и сбежать. Забиться в свою квартирёшку, прижать к себе Граната и выть. Но глупое сердце не давало уйти: Весте нужно было услышать правду от Матвея. Это ведь… ошибка. Да, какая-то глупая ошибка. Наверное, она всё не так поняла, ведь Матвей любит её!

— Где Матвей? — прохрипела Веста. — Позови Матвея.

— Милый, — бросила Людочка в глубину квартиры елейным голосом сирены, завлекающей моряка, — тут к тебе эта пришла.

Вскоре в дверном проёме появился Матвей. Он нахмурился и скрестил руки на груди, словно защищаясь. Людочка положила руки ему на плечи, прижалась призывно и небрежно спросила:

— Ну и зачем же ты пришла?

Она так и светилась довольством, как поймавшая птичку кошка. А Веста хотела ослепнуть и оглохнуть, чтобы ничего не видеть и не слышать. Хотела никогда не получать те ужасные фотографии. Она растерянно смотрела на любимого парня, взглядом умоляя объясниться, но тот по-прежнему молчал.

— Матвей?..

— Милый, ну скажи ты уже этой страшиле правду. Ведь больше не нужно притворяться — спор ты выиграл. И мы наконец можем встречаться в открытую, а то мне уже надоело прятаться! Это было интересно только первое время. Подумать только… — щебетала Людочка, но Веста её уже не слышала. Кровь стучала в ушах, в глазах двоилось от подступающих слёз, а подвёрнутая лодыжка пульсировала болью. Она не понимала, что происходит. Или отчаянно не хотела понимать.

— Что? О чём ты? — выдавила из себя Веста, перебивая Терёхину. — Какой… спор?

— Она ещё и глупенькая к тому же, — противно протянула Людочка, отстраняясь от Матвея, коротко поцеловала в губы и небрежно кинула, скрываясь в квартире: — Это всё, конечно, очень весело, но я замёрзла. Заканчивай тут побыстрее, буду ждать тебя в кровати.

Матвей вздохнул и поднял на Весту взгляд, но тут же отвёл.

— Прости. Я не хотел так, я не… — он замолк, подбирая слова, а потом зачастил: — Да, сначала это было на спор, мы с пацанами спорили, но потом я правда… Ты мне нравишься, честно, ты хорошая, но не могу же я и правда встречаться с такой как ты. Я уверен, ты понимаешь. Меня же пацаны засмеют, да и родители…

Матвей, не прерывая монолога, подошёл ближе и утешающе сжал её плечи. Он попытался заглянуть в глаза, но Веста вырвалась и оттолкнула его. Она всё ещё мало что понимала, но в душе закипала ярость. Хотелось закричать, что-то сломать или разбить в дребезги.

— За что? — спросила Веста непослушным голосом.

— Прости, но…

— Зачем ты так со мной?!

— Веста, — пытался успокоить её Матвей, — тише, не кричи.

— Я ведь люблю тебя! А ты… Ты! Как ты мог так со мной поступить?

Веста закричала со всей силы, выплёскивая свою боль. По лицу струились слёзы, капли скатывались на шею, но она их не замечала. Веста судорожно сглотнула сухим горлом, воздуха не хватало. На крики начали выглядывать любопытные соседи. Матвей оглянулся на них и сильно встряхнул Весту за плечи, понижая голос:

— Успокойся наконец! Не устраивай сцен!

— Не подходи ко мне! — прокричала Веста, взмахнув руками. Телефон выскользнул из потной ладони, и она заторможенным взглядом проследила за его падением. Раздался треск — и Веста, придя в себя, снова оттолкнула Матвея. Шаг назад, и она потеряла опору. Подвёрнутая нога соскользнула со ступеньки, и девушка громко вскрикнула.

— Веста! — в панике завопил Матвей.

Она видела, как Матвей протянул к ней руки в попытке поймать, но понимала, что он не успеет. В голове пронеслась единственная мысль: «Гранату еды хватит дня на два». А потом Веста почувствовала оглушающую боль в затылке, в глазах помутнело, и её сознание уплыло во тьму.