Все вкусы волшебства (джен)

«Каждому моменту — свой вкус», — горько думала Гермиона, разгрызая еще одну конфетку. Сегодня ей не везло. Вкус соплей, грязных носков, прогорклого молока и плесени — наверное, ей попался специально собранный пакетик для неудачников. Хотя чего еще ждать от такого паршивого дня?

Зря она выбрала Гриффиндор.

Что плохого в желании учиться? Разве стыдно — приносить своему факультету баллы? Разве помогать тому, кому можешь помочь — неправильно?!

Снова подступили слезы, горло сжало спазмом — она уже устала плакать, но успокоиться все никак не получалось. Ладно. Раз так, больше она не станет помогать. Ни сама, ни даже когда попросят. Ни Рону Уизли, ни любому другому из тех, кто промолчал, когда Рон говорил о ней гадости. За нее никто не заступился, а ведь она одна приносит факультету больше баллов, чем все остальные первокурсники!

— Значит, факультету не нужны эти баллы, раз из-за них меня не любят, — сердито сказала она, пытаясь справиться с рыданиями. Подошла к раковине, умылась холодной водой. Из зеркала смотрела опухшая от слез, растрепанная, очень несчастная девчонка, в которой Гермиона отказывалась узнавать себя. Нет, в таком виде она никуда не пойдет!

Вытряхнув из смятого пакетика последнее драже, Гермиона повертела его в пальцах, разглядывая со всех сторон. Конфетка была рыжего цвета, в точности как волосы Уизли. Наверняка гадость. Захотелось размахнуться и зашвырнуть ее в унитаз, но ради чистоты эксперимента Гермиона все же решила попробовать. «Если окажется вкусно, то я…»

Она замерла, не зная, что бы загадать. Перестанет плакать? Простит Рона? Пойдет туда, где все — все они! — веселятся, и никому нет дела до проплакавшей весь день и даже пропустившей занятия первокурсницы?

У конфеты оказался пресный вкус разваренной моркови. Гермиона ненавидела морковь.

Когда дверь разлетелась в щепки, и в туалет, рыча и низко пригибаясь, ввалился огромный, вонючий, жуткий тролль, Гермиона даже не удивилась. Чего еще было ожидать от такого поганого дня? И даже если она сейчас умрет, никто и не заметит. Они веселятся, им нет дела до какой-то заучки-зубрилки, с которой никто не хочет дружить. Гермиона стояла, вжимаясь в стену, мечтая просочиться сквозь каменную кладку, и плакала — теперь тихо, без рыданий, просто слезы текли и никак не могли остановиться.

Схватка мальчишек с троллем прошла мимо ее сознания: как будто она видела сон, изо всех сил хотела проснуться, но не получалось. В этом сне Рон оглушил тролля тем самым заклинанием, с которым она ему и помогала на уроке, и на самом краю сознания мелькнула мысль, что она помогла тогда самой себе. В этом сне она зачем-то решила выгородить мальчишек, хотя декан МакГонагалл легко могла узнать правду, всего лишь расспросив девочек с их курса — они ведь видели ее рыдающей здесь, в туалете…

В этом дурацком, неправильном сне декан сняла с нее баллы за «глупое желание выделиться» и сказала, недовольно поджав губы:

— Вам лучше вернуться в башню Гриффиндора.

Наяву ни один нормальный учитель не поступил бы так — не разобравшись, что произошло на самом деле, не утешив, даже не заметив ее ссадин, порванной мантии и крови на руках. Откуда взялась кровь, Гермиона не помнила.

Она кивнула: «Да, декан», — вышла в коридор, глотнула относительно чистого воздуха, в котором было немного поменьше тролльей вони, и села под стенку. Ноги не держали, в глазах темнело, а зубы начали почему-то неудержимо стучать.

Очнулась она в Больничном крыле. Мадам Помфри обрабатывала ее порезы приятно пахнущей мазью и сердито ругалась тихим шепотом: что-то о гриффиндорской дурости и о том, что дети есть дети, и надо хоть иногда смотреть на них не для того, чтобы в очередной раз отругать. К чему все эти слова относились, Гермиона не поняла, но ей сейчас вообще тяжело было думать: стоило вспомнить, что произошло, как снова начали стучать зубы, и захотелось домой, к родителям, в нормальный мир.

— Выпей, деточка, — мадам Помфри поддержала ее голову и поднесла к губам флакон с зельем. Будь Гермиона в порядке, она непременно спросила бы, что за зелье, и потом почитала бы о нем, но сейчас она просто позволила медичке влить вязкую жидкость ей в рот и проглотила. Стало очень спокойно, дрожь ушла, а глаза закрылись. — Спи, когда проснешься, все будет хорошо.

Проснувшись — еще не раскрыв глаз, а только осознав себя живой, целой и спокойной, — Гермиона услышала голоса. Рон и Гарри. Неужели они пришли навестить ее?! Гермиона замерла, не зная, верить ли такой счастливой перемене. Может, она еще спит, и неправильные сны продолжаются?

— Она, оказывается, бывает иногда нормальной, — в голосе Рона было честное удивление. — Никогда бы не подумал, что помешанная на правилах зубрилка решится врать, чтобы нас прикрыть. Но все равно она девчонка. Плакса, слабачка и заучка. Нам могли бы дать и побольше баллов за ее спасение, правда, Гарри?

— Возможно, нам не пришлось бы ее спасать, если бы ты не обидел ее, — тихо возразил Гарри.

— Да ладно, она сама была виновата! Зато мы теперь герои, круто, правда? Рон Уизли и Гарри Поттер — победители троллей!

«Нет, — подумала Гермиона, — это не сон». Она заплакала бы снова, но, похоже, зелье еще немного действовало, и у нее получилось дышать ровно и делать вид, что она все еще спит.

— Кто вам разрешил здесь болтать, молодые люди? — услышала она сердитый голос мадам Помфри. — Мисс Грейнджер останется у меня до завтра, и сегодня ей совсем не нужны посетители.

— Уже уходим, — торопливо буркнул Рон. От ее кровати к двери прозвучали шаги, и Гермиона хотела уже открыть глаза и сказать мадам Помфри «спасибо», но тут что-то негромко упало на тумбочку, и совсем рядом Гарри шепнул:

— Выздоравливай, Гермиона.

Когда закрылась дверь, мадам Помфри сказала все еще сердито:

— Право же, если бы школьный колдомедик имел право снимать баллы, Гриффиндор был бы сейчас в глубоком минусе.

— Я не хотела, — всхлипнула Гермиона.

— А я и не вас имела в виду. Поднимайтесь, мисс Грейнджер, время обедать. Потом выпьете зелья и поспите еще. Учиться сегодня я вам не разрешаю.

Гермиона села. На тумбочке стоял поднос с едой, выстроились в рядок флаконы с зельями, а с самого краю лежала шоколадная лягушка.

— Это Гарри оставил? — спросила Гермиона, уже зная ответ: кому бы еще, не Рон же. Что ж, по крайней мере, у шоколада в волшебном мире честный вкус шоколада, а не плесени или переваренной моркови.

— Хотя бы один твой друг искренне о тебе волнуется, — покачала головой мадам Помфри. — Но сначала съешь суп.