Не болей (гет)

Tom Odel — Can't pretend

Умалишенным по закону запрещено жениться.

Стайлз делает громче джаз, чтобы его комнату с разорванными газетами и крошевом разбитых бутылок на полу захлестнула волна счастливого безумия. Он поддевает носком стоптанного кроссовка хрупкую, еще целую бутыль — зеленое стекло темнеет, плевать на бьющий напролет свет, темнеет совсем как глаза Лидии Мартин.

Он хохочет в такт музыке, запрокидывая голову назад, и давит ногой стекло. Почти не больно.

Почти что чувствует и видит хоть что-то кроме ее чертовых глаз.

* * *

Окна ее комнаты выходят на юг, его — на ее. Он жаден до нездорового и больного, он вечно голоден до нее. Стайлзу жаль, что Лидия не видит его коллекции — вот за столом рыжеволосая роняет голову на тонкую руку, и он прикалывает новое фото на стену яркой точкой булавки на косточке запястья. Рядом множатся и ложатся в хаотичном, но ему одному понятном порядке ее вечерние улыбки, ранние подъемы, завтраки и поцелуи перед дверью.

Он стягивает полюса разных дат красными нитями, заправляя кое-где их за уголки волшебных карточек, чтобы не разрезать прекрасное изображение уродливой и роковой красной линией. Цвет не случаен — он ей идет.

Но ей не идет Стайлз.

* * *

Губы немеют мгновенно и приятно, когда она проходит мимо в прямоугольник будто картонного коридора. Стайлз стукается лбом в кусающую холодом дверцу; он сдирает нежную кожу с губ, представляя, что она его целует до этого бесчувствия и немоты. Стайлз улыбается учителю окровавленными губами и врет, что нормален.

Он ума лишен, и он благодарен. Взамен ума — сплошная любовь.

* * *

— Лидия, тише, прошу, — Стайлз зарывается носом господи, наконец в рыжий поток волос. И даже запах духов он выдумал таким, это ли не знак, не сцепленные кем-то звенья одной цепи?

Девушка мычит ему в руку; слезы жгут кислотой сгиб его ладони между большим и указательным пальцем. Она ломает ногти, пытаясь выбраться из капкана рук, из этой липкой больной чувственности, которая исходит от него, прикипает к ней намертво — потом можно будет отодрать только с собственными частями.

Нож холодит лезвием ее шею, и Лидия тонко всхлипывает, а затем задыхается, ведь ладонь все еще давит на губы.

Потом — не будет.

— Любовь замешана на крови, — на ухо интимным безумным откровением. Одновременно точно дернуть рукой, единым слаженным движением, превращая зеленое пальто в насыщенно-красное.

Стайлз смотрит на свои руки, которые горят в красном огне ее обжигающей крови. Он улыбается, глядя в ее замирающие зрачки, и направляет окровавленное лезвие себе в грудь. Ставить крестик у сердца, как свадебную клятву.

Умалишенные женятся по своим законам.